Бейтсон г: Лучшие книги Грегори Бейтсона

Грегори Бейтсон — Психологос

Грегори Бейтсон (9 мая 1904 — 4 июля 1980) — англо-американский антрополог, этолог, психолог, кибернетик, лингвист, системный теоретик, философ.

Грегори Бейтсон наиболее известен за разработку теории «двойного послания» (англ. double bind) в контексте шизофрении и за свою кибернетическую концепцию уровней обучения. По собственному признанию Бейтсона, работы его зачастую неправильно истолковываются, чему способствует и необычность его стиля. Бейтсон не отличался любовью к современным академическим стандартам научного стиля, и его работы зачастую были оформлены в виде эссе, со множеством метафор.

Грегори Бейтсон способствовал возникновению нескольких школ психотерапии, включая «антипсихиатрию» (Р. Д. Лэинг) и нейролингвистическое программирование (НЛП). Бейтсон выступил наставником основателей НЛП Ричарда Бэндлера и Джона Гриндера а также познакомил их с психотерапевтом Милтоном Эриксоном, использовавшим так называемый «мягкий» (эриксоновский) гипноз для своих психотерапевтических сессий.

В круг интересов Бейтсона входили теория систем и кибернетика, одним из основателей которой он считается (Бейстон был в числе основоположников дисциплины, вместе с Норбертом Винером). В процессе работы Бейтсон сосредоточился на соотношении кибернетики и теории систем с эпистемологией.

Теоретические новации, предложенные Бейтсоном

• Абдукция — метод сравнения паттернов отношений и их симметрии и асимметрии (как, например, в сравнительной анатомии), особенно в комплексных органических или психических системах. Бейтсон использовал этот термин для обозначения третьего метода науки (наряду с индукцией и дедукцией) и рассматривал её как центральное звено своего качественного и целостного (холистического) подхода.
• Критерии разума

1. Разум есть совокупность взаимодействующих частей или компонентов.

2. Взаимодействие между частями разума вызывается различием.

3. Для психических процессов необходима коллатеральная энергия.

4. Для психических процессов необходимы замкнутые (или более сложные) цепи детерминации.

5. В психических процессах эффекты различия (дифференциации) рассматриваются как трансформы (то есть закодированные версии) различий, которые им предшествовали.

6. Описание и классификация данных процессов трансформации выявляют иерархию логических типов, свойственных явлению.

• Двойное послание — коммуникативный парадокс, впервые описанный в семьях с шизофрениками. Для полноценного двойного послания необходимо соблюдение ряда условий:

1. Жертва двойного послания воспринимает противоречивые указания или эмоциональные послания на различных уровнях коммуникации (например, на словах выражается любовь, а невербальное поведение, или «метасообщение», выражает ненависть; либо ребёнку предлагают говорить свободно, но критикуют или заставляют замолчать всякий раз, когда он так делает).

2. Невозможность метакоммуникации. Например, дифференцирование двух посланий, определение коммуникации как не поддающейся разумению.

3. Жертва не способна прекратить общение.

4. Неспособность выполнить противоречивые директивы наказывается (например, прекращением выражения любви).

5. Двойное послание изначально предлагалось в качестве объяснения части проблемы этиологии шизофрении. Сейчас более значимо его влияние в качестве примера подхода Бейтсона к сложностям коммуникации.

• Уровни обучения:

1. Обучение-0 — получение организмом (шире — кибернетической системой вообще) сигнала, несущего информацию

2. Обучение-1 — изменение своего поведения на основе полученного сигнала

3. Обучение-2 — обучение обучению-1 (т.е. изменению своего поведения на основе полученного сигнала)

4. Обучение-3 — обучение обучению-2 (т.е. обучению изменять свое поведение на основе полученного сигнала)

И т.д. Бейтсон предполагал, что на текущий момент высший доступный живым системам уровень — обучение-4

Библиография

• 1936 (1958). «Naven». Stanford: Stanford University Press.
• with Jurgen Ruesch. 1951. «Communication: The Social Matrix of Psychiatry». New York: W. W. Norton and Company, Inc.
• 1972. «Steps to an Ecology of Mind». New York: Ballantine Books.
• 1974. «Perceval’s Narrative: A Patient’s Account of His Psychosis, 1830—1832». New York: William Morrow and Company, Inc. Editor.
• 1979. «Mind and Nature: A Necessary Unity». Toronto: Bantam Books.
• 1987. «Angels Fear: Towards an Epistemology of the Sacred». Toronto: Bantam Books.
• 1991. «A Sacred Unity: Further Steps to an Ecology of Mind». New York: HarperCollins Publishers
• with Margaret Mead. 1942. «Balinese Character: A Photographic Analysis». New York: Academy of Sciences.

На русском языке

• Бейтсон Г., Бейтсон М. К. Ангелы страшатся / Сокр. пер. с англ. — М.: Технол. шк. бизнеса, 1992.
• Бейтсон Г. Экология разума: Избранные статьи по антропологии, психиатрии и эпистемологии / Пер. Д. Я. Федотова, М. П. Папуша. — М.: Смысл, 2000.
• Бейтсон Г. Шаги в направлении экологии разума. / Пер. Д. Я. Федотова. — М., УРСС, 2005 (расширенное переиздание)
• Бейтсон Г. Разум и природа / Пер. Д. Я. Федотова. — М.: УРСС, 2006.

Грегори Бейтсон | это… Что такое Грегори Бейтсон?

Гре́гори Бе́йтсон (Gregory Bateson) (9 мая 1904 — 4 июля 1980) — британо-американский антрополог, учёный, исследователь вопросов социализации, лингвистики, кибернетики, работы которого затрагивают широкий спектр дисциплин. Некоторые из его наиболее известных работ опубликованы в книгах «Steps to an Ecology of Mind» (1972, на русском языке издана под названием «Шаги в направлении экологии разума»), «Mind and Nature» (1972, «Разум и природа») и «Angels Fear: Towards an epistemology of the sacred» (1988, опубликована после смерти Бейтсона и написана в соавторстве с Мэри Катрин Бейтсон, его дочерью).

Член ассоциации Уильяма Ирвина Томпсона Lindisfarne Association.

Содержание 1 Биография 1.1 Раннее детство, юность 1. 2 Деятельность в Кембридже 1.3 Путешествие 1.4 От переезда в США до конца 2 Научная деятельность и наследие 2.1 Терминология Бейтсона 3 Библиография 3.1 На русском языке 3.2 Книги о Бейтсоне 4 Фильмография 5 Примечания 6 См. также 7 Ссылки

Биография

Раннее детство, юность

Грегори Бейтсон родился 9 мая 1904 года в деревеньке Грантчестере неподалеку от Кембриджа, Англия в семье известного генетика Уильяма Бейтсона. В 1917 году Грегори Бейтсон обучается в Ча́ртерхаус-Скул (одна из девяти старейших престижных мужских привилегированных средних школ) и затем переводится в Сент-Джонс Колледж Кембриджского университета, где изучает естествознание. Он получает диплом в 1925, в возрасте 21 года.

Деятельность в Кембридже

Спустя некоторое время Бейтсон решает начать изучать антропологию и возвращается в Кэмбридж. Здесь он читает лекции по лингвистике под руководством Альфреда Реджиналда Редклиффа-Брауна. В 1930 году получает степень магистра.

Путешествие

После получения степени Бейтсон отправляется в Новую Гвинею на два года. Здесь он знакомится со своей будущей женой, Маргарет Мид. Также здесь он пишет книгу под названием «Naven» о племени ятмулов, обитающем в Новой Гвинее. Книга была опубликована в 1936 году.

Завершив исследования в Новой Гвинее, он предпринимает путешествие по США, читая лекции по различным тематикам в множестве разных вузов Америки. Бейтсон начинает изучать кибернетику с Норбертом Винером и Джоном фон Нейманном. Новое поле удовлетворило интерес Бейтсона в вопросах коммуникации между индивидами.

От переезда в США до конца

В 1941 году Бейтсон работает в качестве аналитика немецких пропагандистских фильмов в Музее современного искусства в Нью-Йорке. Затем он работает в Управлении стратегических служб, читает лекции в Колумбийском университете и затем служит в Китае, Бирме, Цейлоне и Индии в качестве преподавателя. После войны в течение долгого времени читает лекции в Гарвардском университете в качестве приглашённого специалиста.

В 1956 году Грегори Бейтсон получает гражданство Соединённых Штатов Америки.

Спустя некоторое время, Бейтсон на год уезжает в Сан-Франциско для изучения процессов коммуникации. В период с 1963 по 1964, по приглашению Джона Лилли, работает директором Института исследования коммуникаций в Сент-Томасе на Виргинских островах.

Джон Лилли, известный нейробиолог и друг Грегори Бейтсона.

С 1964 по 1972 он работает директором Океанического института (Гавайи), куда его пригласил Тейлор Прайор. В течение этого периода он исследовал процесс коммуникации между дельфинами — тему, вызывающую до сих пор много вопросов. Ему не удалось продвинуться в своих исследованиях настолько далеко, насколько он хотел.

Бейтсона нельзя считать узким специалистом, он был специалистом во множестве дисциплин. Он исследовал вопросы кибернетики и зоологии, этнологии и культурной антропологии, психологии и психиатрии. Грегори Бейтсон умер 4 июля 1980 года в Сан-Франциско в возрасте 76 лет. ^[1]

Научная деятельность и наследие

Многие люди, в том числе и известные учёные, считают Бейтсона культовой фигурой, чему способствовали его загадочность, эксцентричность и широта интересов. Физик Фритьоф Капра в книге «Уроки Мудрости», писал о нём, что «будущие историки сочтут Грегори Бейтсона одним из наиболее влиятельных мыслителей нашего времени. Уникальность его мышления связана с широтой и обобщённостью. Во времена, характеризующиеся разделением и сверхспециализацией Бейтсон, противопоставил основным предпосылкам и методам различных наук поиск паттернов, лежащих за паттернами, и процессов, лежащих в основе структур»

[2].

Грегори Бейтсон наиболее известен за разработку теории «двойного послания» (англ. double bind) в контексте шизофрении. По собственному признанию Бейтсона, работы его зачастую неправильно истолковываются, чему способствует и необычность его стиля. Бейтсон не отличался любовью к современным академическим стандартам научного стиля, и его работы зачастую были оформлены в виде эссе, а не научных работ; в своих трудах он применяет множество метафор, а выбор источников, как правило, можно считать нестандартным — с точки зрения консервативной науки (например, он мог цитировать поэтов прошлого и игнорировать свежие научные исследования). Несмотря ни на что, многие люди рассматривают его работы как источник весьма оригинальных мыслей, достойный тщательного чтения.

Грегори Бейтсон способствовал возникновению нескольких школ психотерапии, включая «антипсихиатрию» (Р. Д. Лэинг) и нейролингвистическое программирование (НЛП). Бейтсон выступил наставником основателей НЛП Ричарда Бэндлера и Джона Гриндера а также познакомил их с психотерапевтом Милтоном Эриксоном, использовавшим так называемый «мягкий» (эриксоновский) гипноз для своих психотерапевтических сессий.

В круг интересов Бейтсона входили теория систем и кибернетика, одним из основателей которой он считается (Бейстон был в числе основоположников дисциплины). В процессе работы Бейтсон сосредоточился на соотношении кибернетики и теории систем с эпистемологией.

Среди наиболее известных фраз, часто употреблявшихся Бейтсоном и отражающих его мировоззрение, были следующие:

• «Число отличается от количества».
• «Карта не есть территория» и «имя не есть названный им предмет» (Альфред Коржибски).
• «Логика — плохая модель для причины и следствия».

Также Бейтсон определял минимальное информативное изменение как «небезразличное различие» (a difference that makes a difference).

Терминология Бейтсона

• Абдукция — метод сравнения паттернов отношений и их симметрии и асимметрии (как, например, в сравнительной анатомии), особенно в комплексных органических или психических системах. Бейтсон использовал этот термин для обозначения третьего метода науки (наряду с индукцией и дедукцией) и рассматривал её как центральное звено своего качественного и целостного (холистического) подхода.
• Критерии разума
• # Разум есть совокупность взаимодействующих частей или компонентов.
• # Взаимодействие между частями разума вызывается различием.
• # Для психических процессов необходима коллатеральная энергия.
• # Для психических процессов необходимы замкнутые (или более сложные) цепи детерминации.
• # В психических процессах эффекты различия (дифференциации) рассматриваются как трансформы (то есть закодированные версии) различий, которые им предшествовали.
• # Описание и классификация данных процессов трансформации выявляют иерархию логических типов, свойственных явлению.
• Креатура и Плерома — заимствованные у Карла Юнга^[3] гностические термины, сравнимые с концепцией майя в индуизме. Основная идея в их различении состоит в том, что смысл и организация проецируются в мир. Плерома — неживой мир, недиферренцированный субъектом; Креатура — живой мир, имеющий воспринимающий субъект.
• Двойное послание — коммуникативный парадокс, впервые описанный в семьях с шизофрениками. Для полноценного двойного послания необходимо соблюдение ряда условий:
• # Жертва двойного послания воспринимает противоречивые указания или эмоциональные послания на различных уровнях коммуникации (например, на словах выражается любовь, а невербальное поведение, или «метасообщение», выражает ненависть; либо ребёнку предлагают говорить свободно, но критикуют или заставляют замолчать всякий раз, когда он так делает).
• # Невозможность метакоммуникации. Например, дифференцирование двух посланий, определение коммуникации как не поддающейся разумению.
• # Жертва не способна прекратить общение.
• # Неспособность выполнить противоречивые директивы наказывается (например, прекращением выражения любви).
• # Двойное послание изначально предлагалось в качестве объяснения части проблемы этиологии шизофрении. Сейчас более значимо его влияние в качестве примера подхода Бейтсона к сложностям коммуникации.

Библиография

• 1936 (1958). «Naven». Stanford: Stanford University Press.
• with Jurgen Ruesch. 1951. «Communication: The Social Matrix of Psychiatry». New York: W. W. Norton and Company, Inc.
• 1972. «Steps to an Ecology of Mind». New York: Ballantine Books.
• 1974. «Perceval’s Narrative: A Patient’s Account of His Psychosis, 1830—1832». New York: William Morrow and Company, Inc. Editor.
• 1979. «Mind and Nature: A Necessary Unity». Toronto: Bantam Books.
• 1987. «Angels Fear: Towards an Epistemology of the Sacred». Toronto: Bantam Books.
• 1991. «A Sacred Unity: Further Steps to an Ecology of Mind». New York: HarperCollins Publishers
• with Margaret Mead. 1942. «Balinese Character: A Photographic Analysis». New York: Academy of Sciences.

На русском языке

• Бейтсон Г., Бейтсон М. К. Ангелы страшатся / Сокр. пер. с англ. — М.: Технол. шк. бизнеса, 1992.
• Бейтсон Г. Экология разума: Избранные статьи по антропологии, психиатрии и эпистемологии / Пер. Д. Я. Федотова, М. П. Папуша. — М.: Смысл, 2000.
• Бейтсон Г. Шаги в направлении экологии разума. / Пер. Д. Я. Федотова. — М., УРСС, 2005 (расширенное переиздание)
• Бейтсон Г. Разум и природа / Пер. Д. Я. Федотова. — М.: УРСС, 2006.

Книги о Бейтсоне

• Bateson, Mary Catherine. 1994. «Peripheral Visions: Learning Along the Way». New York: HarperCollins.
• Bateson, Mary Catherine. 1984. «With a Daughter’s Eye». New York: Pocket Books.
• Brockman, John, ed. 1977. «About Bateson». New York: E.P. Dutton.
• Lipset, David. 1982. «Gregory Bateson: The Legacy of a Scientist». Boston: Beacon Press.
• Rieber, Robert W., ed. 1989. «The Individual, Communication, and Society: Essays in Memory of Gregory Bateson». Cambridge University Press: Cambridge.
• Wilder-Mott, C. and John H. Weakland, eds. 1981. «Rigor and Imagination: Essays From the Legacy of Gregory Bateson». New York: Praeger.

Фильмография

• «Trance and Dance in Bali» (Маргарет Мид и Грегори Бейтсон)

Примечания

1. ↑ «Gregory Bateson», Minnesota State University, Mankato
2. ↑ Капра Ф. Уроки Мудрости. — М.: Изд-во Трансперсонального института, 1996
3. ↑ К. Г. Юнг, «Семь проповедей к мёртвым».

См. также

• Теория систем
• Кибернетика
• НЛП

Ссылки

• Биография Грегори Бейтсона (англ. )
• Подробная биография и описание работ Бейтсона (англ.)
• Бейтсонианский архив Дмитрия Федотова. Оригиналы, переводы, уникальные фотоматериалы.
• «Теоретическое наследие Грегори Бейтсона» — ЖЖ Дмитрия Федотова.

Грегори Бейтсон — Международный институт Бейтсона

Он внес значительный вклад в несколько наук — антропологию, кибернетику, психиатрию и, что наиболее важно, в новую междисциплинарную область когнитивной науки, которую он основал. Но, возможно, еще более важным является тот факт, что он отстаивал новый способ мышления, который чрезвычайно актуален для нашего времени — мышление в терминах отношений, связей, паттернов и контекста. По мере того как мы заменяем ньютоновскую метафору мира как машины метафорой сети и по мере того, как сложность становится основным направлением науки, системное мышление, за которое выступал Бейтсон, становится решающим.

Используя популярную фразу, Бейтсон научил нас, как соединить точки, и это очень важно сегодня не только в науке, но также в политике и общественной жизни, поскольку большинство наших политических и корпоративных лидеров демонстрируют поразительную неспособность соединить точки. . Например, если бы мы увеличили топливную экономичность наших автомобилей всего на 3 мили на галлон, что было бы очень легко сделать, нам не пришлось бы импортировать нефть из Персидского залива. Но вместо этого они предпочитают вести войну, которая убивает десятки тысяч невинных людей, в то время как парниковые газы, производимые нашими автомобилями, увеличивают силу ураганов, которые делают миллионы людей бездомными и причиняют ущерб на миллиарды долларов.

Если бы мы давали в школах органически выращенную пищу, например, у нас не было бы нынешней эпидемии ожирения среди наших детей, мы не отравляли бы наших сельскохозяйственных рабочих, а повышенное содержание углерода в органической почве истощало бы значительного количества CO2 и, таким образом, способствовать обращению вспять текущего изменения климата. Короче говоря, чтобы решить основные проблемы нашего времени, нам нужен именно тот тип мышления, который был впервые предложен Бейтсоном.
Грегори Бейтсон был не только выдающимся ученым, но и весьма оригинальным философом. Он был очень харизматичен и, как мастер дзэн, любил потрясать умы людей, задавая удивительные и кажущиеся загадочными вопросы. «Какая закономерность, — спрашивал Бейтсон, — связывает краба с лобстером, орхидею с первоцветом и всех четырех со мной? А я тебе?

Стиль изложения Бейтсона был важной и неотъемлемой частью его обучения. Его центральное послание заключалось в том, что отношения являются сущностью живого мира и что нам нужен язык отношений, чтобы понять и описать его. По его мнению, один из лучших способов сделать это — рассказывать истории. «Истории — это королевская дорога к изучению отношений», — говорил он. В рассказе важен, в нем правдив не сюжет, не вещи и не люди в рассказе, а отношения между ними.

Поскольку излюбленным методом Бейтсона было представление паттернов отношений в форме историй, написанные им эссе и книги не передают нам всей полноты его учения. Чтобы ощутить суть послания Бейтсона, вам действительно нужно было бы пережить его собственное живое изложение этого послания. К счастью, это все еще возможно, потому что у нас есть многочасовая видеозапись того, как Грегори Бейтсон говорит, учит и рассказывает истории. Вот почему, на мой взгляд, так важен кинопроект Норы. Это будет не только бесценный сувенир одного из величайших мыслителей нашего времени, но и необходимое средство для передачи его послания, которое сегодня важнее, чем когда-либо.

Грегори Бейтсон изменил наше представление о том, как изменить себя

Бывают времена, когда дилемма, которая в подростковом возрасте кажется агонией, может не только стать основой для престижной карьеры, но и привести к глубокому сдвигу в мире идей. Таким образом, затруднительное положение, с которым столкнулся 17-летний Грегори Бейтсон после самоубийства своего брата в 1922 году, оказывается чрезвычайно актуальным для нас сегодня, поскольку оно в конечном итоге привело его к революционным изменениям в изучении антропологии, привнесению теории коммуникации в науку. психоанализ (таким образом подрывая фрейдистскую модель), изобретают концепцию «двойной связи» и делают один из первых последовательных, научно и философски аргументированных призывов к целостному подходу к мировому экологическому кризису. Стремясь объединить работу Бейтсона в одну основную концепцию, можно сказать, что он, прежде всего, предложил изменить парадигму нашего восприятия себя как целеустремленных акторов, принимающих решения в мире.

Родившийся в 1904 году, Грегори был назван в честь Грегора Менделя, монаха и ботаника, который открыл путь к пониманию того, как наследственные признаки передаются от одного поколения к другому. Отец Грегори, Уильям Бейтсон, отстаивал теории Менделя в Англии, в годы яростной полемики о природе эволюционного процесса придумал слово «генетика».

Итак, это была семья ученых. Жена Уильяма Беатрис работала с ним над его исследованиями, а его отец был академиком. Старший брат Грегори, Джон, изучал биологию в Кембриджском университете, когда его призвали на Первую мировую войну и убили в 1918. Другой его брат Мартин тоже отправился в Кембридж изучать зоологию. От Грегори, лет на пять моложе, ожидали того же, что и от его тезки; высокие достижения в семье Бейтсонов были единственным оправданием жизни.

Однако его отец настаивал на том, что величайшим достижением является искусство. Искусство было возвышенным, наука — бедным вторым. Его отец коллекционировал искусство, в частности работы провидца Уильяма Блейка, чья оригинальная акварель Сатана ликует над Евой (1795) висела на стене в гостиной. А особую гениальность художника он связывал с идеей генетического скачка, своего рода эволюционного изменения, способного вывести расу на более высокий уровень развития. Просто он не верил, что его семья может ставить такие высокие цели.

Учитывая эти противоречивые сообщения — вы должны достичь, но вы не способны на высшие достижения — вероятно, было неизбежно, что один из трех сыновей будет стремиться стать художником. Воинственный и эксгибиционист, как и его отец, разъяренный британским истеблишментом, поддержавшим войну, в которой погиб его брат, Мартин отказался от науки ради поэзии и театра. Его отец выступил против него. Эти двое спорили и дрались. В конце концов, влюбленный в молодую женщину, которая не ответила ему взаимностью, Мартин выбрал день рождения своего мертвого брата, чтобы пойти к статуе Эроса на площади Пикадилли и выстрелить себе в голову. Ему было 22.

Грегори, до сих пор считавшийся куклой в семье, теперь оказался обремененным всеми немалыми ожиданиями своих родителей. На следующий день после самоубийства Мартина его отец написал мальчику в школе-интернате, чтобы напомнить ему, что только «большая работа» делает жизнь стоящей, но, опять же, что «искусство едва ли доступно таким людям, как мы». Смерть Мартина доказала это. «Сосредоточься на каком-нибудь безличном, определенном интересе», — сказала ему мать в отдельном письме.

Грегори собирался поступать в университет: конечно, в Кембридж. «Я остался с каким-то мешком, — вспоминал он позже, — защищая этих людей, словно они были сделаны из стекла». Его родители настаивали на том, чтобы он изучал зоологию; казалось, они боялись всего своенравного, психологического, неустойчивого. Тем не менее, для Бейтсона единственным достойным объектом изучения было человеческое поведение, сложные обстоятельства — война, британская академия, его семейное происхождение — которые создали драму, которую он пережил. Что он в конечном итоге сделал, так это использовал инструменты наблюдения и анализа, которым научил его отец, внимание зоолога к паттернам и морфологии, чтобы привнести свежий подход к изучению поведения в группах и, прежде всего, того, как люди общаются и взаимодействуют в группы. Перечитывая две его великие работы, Навен (1936) и Шаги к экологии разума (1972), очевидно, что его влияние в различных областях было огромным; также, что сообщение, которое он в конце концов сформулировал в 1960-х и 1970-х годах, остается актуальным как никогда.

Вернее сообщения. Выросший в мире, где человеку слишком четко указывали, что делать, Бейтсон тщательно избегал четких указаний. Резюме выводов, к которым он пришел в конце своей карьеры, может быть таким: и общество, и окружающая среда глубоко больны, искажены и опустошены западной одержимостью контролем и властью, образ мышления, который стал еще более разрушительным с развитием технологий. . Однако любая попытка исправить ситуацию с помощью большего вмешательства и большего количества технологий может быть лишь еще одним проявлением того же заблуждения.

Это может показаться рецептом пораженчества и неподвижности. Но Бейтсон был очень хитрым. Противоречивые императивы, парадоксы и безвыходные ситуации, настаивал он, вполне могут свести нас с ума, но они также порождают творчество и даже искусство. Столкнувшись с невозможным выбором — «коаном», как его называют дзен-буддисты, — вы будете вынуждены коренным образом изменить свое мышление, чтобы двигаться дальше. Вместо того, чтобы предлагать технические решения мировых проблем, Бейтсон надеялся, что сможет вдохновить нас начать думать о том, как изменить себя. Ибо «главные проблемы в мире, — писал он, — являются результатом различия между тем, как работает природа, и тем, как думают люди».

Собственный процесс самопреобразования Бейтсона начался с письма отцу в 1925 году. Годом ранее родители убедили его разорвать помолвку со швейцаркой. Она не была англичанкой, она не была ученым, следовательно, она была не права. Отправленный в качестве компенсации на Галапагосские острова для повторения полевых исследований, проведенных Чарльзом Дарвином за столетие до этого, Бейтсон нашел обитателей гораздо более интересными, чем фауна. Умоляя своего отца не быть «ужасно разочарованным», он написал ему, что ему нужно «порвать с обычной безличной наукой». Он будет изучать людей, антропологию.

Десять лет спустя, на первой странице Naven , он заметил, что, хотя художник может уловить весь эмоциональный тон или дух общества на нескольких страницах, антропологи ограничиваются механикой его организации. Но он стремился связать организацию и этос. Как ученый он вторгнется на территорию искусства; или заниматься наукой, как художник. Таким образом, Бейтсон, отвечая на противоречивые взгляды своих родителей, оказался в начале движения, которое поставило под сомнение ограниченность традиционного научного подхода, в частности представление о том, что научный наблюдатель полностью отделен от объектов его или ее исследования. Но такое мышление укоренилось в западной цивилизации. «Бывают времена, — саркастически заметил он, — когда я ловлю себя на мысли, что есть что-то отдельное от чего-то другого».0003

Навен получил свое название от серии причудливых ритуалов, проводимых народом ятмулов Новой Гвинеи, которые несколько лет сбивали с толку Бейтсона. Он отправился в южную часть Тихого океана в 1927 году, намереваясь исследовать взаимосвязь между индивидуальностью и культурой, стремясь подорвать господствовавшую в то время британскую антропологическую модель, сформулированную Альфредом Рэдклифф-Брауном, которая рассматривала человеческие общества в значительной степени как биологические организмы, с поведение отдельных частей вполне объяснимо с точки зрения потребностей целого. Бейтсон находил этот жесткий детерминизм угнетающим и неубедительным, отчасти потому, что он не объяснял конфликты между людьми, а также потому, что он игнорировал сферу эстетики.

Противоположные модели поведения способствовали обострению соперничества между мужчинами и женщинами.

Однако, оказавшись среди местных племен, он понятия не имел, что наблюдать и как действовать. Другие антропологи разработали сложные анкеты и агрессивные методы допроса, но Бейтсон ужасался любому вмешательству в жизнь других людей и считал, что анкеты подразумевают, что человек уже знает, какие вопросы важны. В 1929 году он поселился на реке Сепик в одиночестве с ятмулами, людьми, которые лишь недавно отказались от каннибализма и продолжали приписывать все, что шло не так, как «отсутствие убийств», формируя всю свою культуру на «постоянном упоре на зрелищный». Бейтсон вскоре понял, что воинственная атмосфера в племени меняет его личность. Он стал «грубее в своих методах». Все таки не было до 1932, что он, наконец, сделал свой прорыв.

Бейтсон наблюдал за совершенно разным поведением ятмульских мужчин и женщин. Чем больше мужчины были эксгибиционистами и хвастливыми, тем более молчаливыми и задумчивыми становились женщины, наблюдая за ними. Он понял, что противоположные паттерны поведения стимулировали или создавали контекст друг для друга, поощряя динамику эскалации конкуренции между мужчинами, чтобы произвести впечатление на женщин, и растущее различие между мужчинами и женщинами, поскольку последние погружались в восхищенную пассивность, которая иногда граничит с кататоническим.

Потенциально неустойчивый характер этого процесса, который он называл схизмогенезом — взаимодействием, порождающим различия между людьми, — позволил ему затем приписать функцию странным ритуалам Навенов, в которых женщины переодевались в мужскую одежду и возбужденно, если ненадолго, , придерживаясь традиционного мужского поведения, в то время как мужчины, одетые в женскую одежду, представляли себя униженными и пассивными, даже подвергаясь имитации анального изнасилования.

Бейтсон предположил, что общество ятмулов действовало как саморегулирующаяся система. Индивидуум был свободен занять определенное положение в рамках группового этоса и внести в него новизну, но любое поведение, которое серьезно угрожало продолжению целого, например, когда кто-то нарушал табу или неоднократно не соблюдал правила, регулирующие сексуальное поведение, противостоять традиционным ритуалам и реакциям.

Еще более провокационно он рассуждал о том, что виды задач, которые общество требует от людей, обуславливают их когнитивные способности. Мужчины-ятмулы могли помнить огромное количество имён предков и связанных с ними мифов; такое знание гарантировало обладание тотемными силами, обладание, которому бросали вызов соперничающие кланы, претендующие на превосходство в знании. Однако произносить мифы вслух означало рассеивать их силу, поэтому в конкурентных дебатах между кланами по поводу обладания именами противникам бросали вызов из-за конкретных деталей мифов, но без раскрытия более широких историй. Это была ситуация, заметил Бейтсон, совершенно чуждая «механическому запоминанию», используемому на Западе, и требующая экстраординарных способностей припоминания. это не что мы учимся, продолжал он размышлять, это делает нас теми, кто мы есть, но способ, которым мы научились учиться. Это объясняет, почему можно предположить, что люди из других культур менее умны: речь шла о том, что наши культуры обучали нас развивать различные виды интеллекта.

В декабре 1932 года антропологи Маргарет Мид и ее муж Рео Форчун наткнулись на Бейтсона в деревне ятмул в Канканамун, и они несколько месяцев работали вместе. Это была встреча двух разных подходов к антропологии. Мид учился у Франца Боаса в Нью-Йорке, который рассматривал общество не как органический механизм, а как исторически развивающуюся коллективную психологию. Это поощряло целенаправленное политическое использование антропологических исследований, и на самом деле Мид уже была известна тем, что использовала свои исследования для продвижения свободных взглядов на сексуальность и роль женщины в обществе. Позже ее обвинили в использовании агрессивной исследовательской тактики, чтобы найти то, что она хотела найти, независимо от реальной ситуации.

В любом случае, она и более осторожный Бейтсон дополняли друг друга, и все трое начали использовать его теории не только для понимания ятмулов, но и как способ познания себя и того, как каждый из них вписывается в свою группу. «Мы… смотрели на мир глазами, которые казались вновь открытыми для каждого малейшего действия и жеста», — писал Мид; «Кажется, все наши друзья стали для нас более понятными».

Но Фортуна не была так впечатлена, чувствуя, что поведенческие схемы, которые разрабатывал Бейтсон — основа того, что теперь называется теорией позиционирования, — использовались для его изоляции; на самом деле период совместной жизни трио закончился тем, что Мид покинула Fortune и вышла замуж за Бейтсона в Сингапуре в 1919 году.36. Своей теперь уже овдовевшей матери Бейтсон объяснил, что это был брак по расчету, поскольку он и Мид будут проводить полевые работы в отдаленной деревне на Бали; наука по-прежнему оставалась приоритетом. Когда Мид прибыл на свадьбу с новым шелковым бельем, Бейтсон использовал его, чтобы обернуть объективы своей камеры.

Собственно, новинкой балийского проекта стала фотография. Впервые этнографическое исследование будет осуществляться в основном посредством кино. Опять же, это был способ установить принцип взаимосвязанности. Написание во введении к Балийский характер: фотографический анализ (1942), Бейтсон и Мид объясняют, что:

[Мы] пытаемся найти новый метод установления нематериальных отношений между различными типами культурно стандартизированного поведения, размещая рядом взаимно релевантные фотографии. Фрагменты поведения, пространственно и контекстуально разделенные — танцовщица транса, которую несут в процессии, человек, смотрящий вверх на самолет, слуга, приветствующий своего хозяина в пьесе, картина сна — все может иметь отношение к отдельному обсуждению; через них может проходить одна и та же эмоциональная нить.

И эта книга, и Naven — исключительные книги из-за их постоянного перехода от конкретного частного к обобщенному абстрактному; тщательно исследуются аспекты поведения, затем экстраполируется общая теория, но тут же Бейтсон возвращается к конкретному, чтобы признать, что многое еще не объяснено. Все его сочинения будут характеризоваться колебанием между грандиозными амбициями, которым приветствовал бы его отец, и обезоруживающим самоуничижением. Осознание того, что более широкая картина оставалась неуловимой, служило предостережением против любого «корректирующего» вмешательства, основанного на его работе.

Гонка вооружений, ведущая к войне, была схизмогенезом в большом масштабе, без корректирующей обратной связи прожилки на листе можно с пользой сравнить с чешуей рыбы, или орбитами планет, или племенным танцем — Бейтсон никогда не повторялся. Он чувствовал, что подход к своей центральной проблеме с разных сторон приведет к более глубокому пониманию, большему сосредоточению на принципах, а не на поверхностных явлениях. В результате его будут считать предшественником движения конца 20-го века к междисциплинарным исследованиям и холизму. Расставание с Мид в 19 лет48, потому что он нашел ее слишком контролирующей и агрессивной, слишком целеустремленной, он погрузился в теорию информации, кибернетику и, что особенно важно, психотерапию.

Война побудила ученых задуматься о том, как механизмы — например, зенитно-ракетные комплексы — могут самокорректироваться, постоянно используя обратную связь, чтобы приспособить свою деятельность к желаемому результату. Бейтсон ухватился за эту «кибернетическую» модель, чтобы конкретизировать свои интуитивные представления о функционировании и нарушении функций обществ, семей и отдельных людей. Например, гонка вооружений, приведшая к войне, была схизмогенезом, вышедшим из-под контроля в большом масштабе, без корректирующей обратной связи. Точно так же молодой человек, застрелившийся на Пикадилли из-за семейных ссор и безответной любви, можно рассматривать как случай неудавшейся самоадаптации. Это был подход, который отложил в сторону исторические объяснения или фрейдистскую направленность на детскую травму, рассматривая весь опыт как системное взаимодействие, хотя и на разных уровнях.

Но если общества и индивидуумы действительно являются самокорректирующимися системами, почему соответствующая обратная связь не проходит? Как могла случиться катастрофа? Принимая во внимание недавние исследования различия между цифровой и аналоговой информацией, Бейтсон решил, что с точки зрения человека это можно сравнить с языком, с одной стороны, где слова не имеют реального отношения к вещам, на которые они ссылаются, а физические жесты или тон голоса — с другой. другой, который имеет другую реальность. Что произойдет, если контекст, создаваемый телом вокруг языковой коммуникации, не будет синхронизирован со словами, если кто-то скажет одно, а на первый взгляд подразумевал другое?

В 1953 году Бейтсон принял исследовательский грант для создания проекта, который в конечном итоге будет базироваться в Фонде медицинских исследований Пало-Альто в Калифорнии. В течение 10 лет он погрузился в суровые реалии психиатрической медицины, возглавляя группу исследователей, искавших новую модель лечения психических заболеваний, что-то, что могло бы предложить альтернативу фрейдистскому подходу, который часто приводил к длительным и безрезультатным периодам исследований. психоанализ вряд ли устойчив для многих больных. Если, рассуждали спонсоры Бейтсона, психиатрические симптомы можно отнести к неисправной системе общения — тому, как семьи разговаривают друг с другом, — возможно, самые простые вмешательства могут иметь терапевтический эффект. Это было началом перехода к когнитивно-поведенческой психотерапии и свидетельством того, что Бейтсон все еще думал о деструктивных аспектах своей собственной семьи. Верный традициям этой семьи, он снова женился на этой работе, на этот раз со своей секретаршей Бетти Самнер.

Бейтсон работал с шизофрениками, которые часто не в состоянии оценить контекст, в котором должно быть понято сообщение. Обычный вопрос официантки — «Чем я могу вам помочь?» — может быть истолкован как предложение сексуального характера. Или сообщение о том, что блюдо в меню недоступно, может быть контекстуализировано как часть тщательно продуманного международного заговора. Вместо того чтобы искать причину этого нарушения в травмированной психике или в органической дисфункции мозга, Бейтсон предположил, что шизофреник «научился» «жить во вселенной, где последовательность событий такова, что его нетрадиционные привычки общения быть в каком-то смысле уместным». То есть его «расстройство» является частью большей системы. Действительно, теперь Бейтсон начал думать, что болезнь сама по себе может быть способом самоисправления большой социальной системы; семья может продолжаться как есть потому что один ребенок болен. «Система» на индивидуальном уровне приносится в жертву сохранению системы на уровне семьи или общества.

Но что это были за «последовательности событий» и система, которую они подразумевали? Бейтсон представляет себе ребенка, который с рождения получает противоречивые сообщения от фигуры, наиболее вовлеченной в его заботу. В «К теории шизофрении» (1956) он предлагает рассказ о молодом человеке, выздоравливающем после острого приступа шизофрении, которого в больнице посетила его мать:

Он был рад ее видеть и импульсивно обнял ее за плечи, после чего она напряглась. Он отдернул руку, и она спросила: «Ты меня больше не любишь?» Затем он покраснел, и она сказала: «Дорогой, ты не должен так легко смущаться и бояться своих чувств». с ней еще всего несколько минут, а после ее ухода он напал на помощницу…

За примером следует двухстраничный анализ, в котором Бейтсон наблюдает, как мать отвергает привязанность, требует ее, а затем критикует сына за запрет, который она сама поощряла. В конечном счете, предполагает Бейтсон, пациент оказывается перед дилеммой: «Если я хочу сохранить свою связь с матерью, я не должен показывать ей, что люблю ее, но если я не покажу ей, что люблю ее, то я потеряю себя». ее»

Все члена семьи, включая пациента, играли равную роль в системе коммуникации, которая привела к болезни структурная травма, как если бы разум постоянно ставился перед головоломками типа «Все утверждения на этой странице ложны». В конце концов, ребенок начинал бы вести себя соответственно, диссоциируя вербальное и невербальное общение, буквальный и метафорический уровни. Это объясняет, почему разговор с шизофреником характеризуется серией непоследовательностей, так что «нормальная» сторона диалога часто подозревает, что над ним или над ней смеются.

Теория Бейтсона о двойной связи первоначально была воспринята как крупный прорыв, побуждающий его коллег распространить свою терапию на целые семьи в попытке изменить модели общения между ними, тем самым освободив шизофреника от его «надлежащей» реакции. Люди были чрезвычайно взволнованы тем, что решение этой самой загадочной из психических болезней может быть под рукой. Это было началом семейной терапии, какой мы ее знаем сегодня. Однако такой подход также вызвал возражения со стороны тех, кто считал, что модель несправедливо обвиняла родителей или мать в состоянии шизофреника, тогда как на самом деле болезнь, как они утверждали, сводилась к физическому расстройству мозга.

Обычно Бейтсон отмежевался как от энтузиастов, так и от недоброжелателей. Он сказал своим коллегам, что навязывание «решения» семье извне как проявление власти может привести только к вреду. его собственный подход заключался в том, чтобы просто установить более здоровый вид общения с пациентом, возможно, вместе играя в гольф. Но те, кто обвинял его в игре с обвинением, были такими же наивными, думал он. Они предполагали, что родитель имеет одностороннюю власть над ребенком; скорее все члена семьи, включая больного, играли равную роль в системе коммуникации, которая привела к заболеванию. На одно обвинение в том, что он не воспринимал всерьез органическую сторону болезни, Бейтсон ответил:

Я согласен, что шизофрения является в такой же степени «болезнью» «мозга», как и «болезнью» «семьи». , если доктор Стивенс согласится с тем, что юмор и религия, искусство и поэзия являются в равной степени болезнями мозга или семьи, или того и другого вместе.

Это всегда было его стилем, подталкивать дискуссию к более широкой картине, делая любое поспешное вмешательство гротескным. В лекции «Форма, субстанция и различие» (1970), он предполагает, что за этим спором кроется ключевая ошибка западного мышления:

Если вы поместите Бога вовне и поставите его по отношению к его творению, и если у вас будет идея, что вы созданы в его образа, вы логично и естественно увидите себя вне и на фоне окружающих вас вещей.

Таким образом, все отношения, в том числе отношения ученого с объектом его изучения, стали властными отношениями. Прежние верования во множество взаимодействующих божеств, имманентных миру природы, по мнению Бейтсона, были гораздо ближе к нашему опыту реального мира.

Вместе с Бетти и их сыном Джоном Бейтсон жил в доме, полном животных: аллигаторов, броненосцев, змей, пауков. В конце концов Бетти ушла от него, потому что Бейтсон «сверхопекал» ее. Обеспокоенный растущими спорами вокруг двойной связи и семейной терапии, Бейтсон переключился на изучение общения у осьминогов, а затем и у дельфинов. Играли ли такие животные? Если да, то как один осьминог мог контекстуализировать сообщение, чтобы другой знал, что определенный жест предназначен для игры, а не на самом деле? В 19В 61 год он снова женился на ком-то, кто помогал ему в его исследованиях. Социальный работник-психиатр Лоис Каммак помогала Бейтсону собирать осьминогов и держать их в своем доме. Позже она заметила, что в соответствии с идеалом, который он унаследовал от своей семьи, Бейтсон считал все время, проведенное вне работы, потраченным впустую; он оставался одержимым учеником.

На протяжении 1970-х и 80-х годов, в чрезвычайно творческой серии конференций, докладов и эссе, собранных в Steps to the Ecology of Mind Бейтсон призвал людей пересмотреть свой собственный способ обучения и мышления. Размышляя о картине с Бали, например, он предполагает, что природа искусства, в частности его характерная двусмысленность и изобилие возможного значения, должны привести нас к состоянию созерцания, а не к действию; мир представляется слишком сложным, чтобы его можно было понять или контролировать, поэтому искусство предлагает функцию «самокоррекции» в обществе, стремящемся к вмешательству.

Но, пожалуй, наиболее характерным из его поздних эссе является «Кибернетика самости: теория алкоголизма» (1971). Почему, спрашивал Бейтсон, некоторые алкоголики были «вылечены» Анонимными Алкоголиками (АА) с их предписанием страдальцам признать, что он или она «бессильны» перед лицом алкоголя?

Бейтсон начинает свой ответ с замечания, что во многих странах употребление алкоголя происходит в духе соперничества, если хотите, симметричного схизмогенеза, поскольку пьющие пытаются превзойти друг друга, каждый ценит возможность выпить. Таким образом, сохранение трезвости понимается как выражение власти над собой и миром, подход, который подразумевает картезианский дуализм разума и материи: моя сила воли против бутылки.

Каждый раз, когда алкоголик напивается, семья и друзья призывают его проявлять больше самоконтроля. Он перестает пить на какое-то время, но это приводит к потере гордости — он из тех, кто не может выпить — поэтому в определенный момент он пытается продемонстрировать свой контроль и восстановить свою гордость, выпив совсем немного. Таким образом, возвращение к выпивке является попыткой исправить имплицитный аспект трезвого состояния — его слабость, — которую алкоголик, учитывая общий социальный этос, находит неприемлемой.

Алкоголик попадает в кризисную ситуацию, когда жить в трезвом состоянии невыносимо, а пить самоубийственно

Однако непосредственный эффект алкоголя, побуждающий пьющего отказаться от самоконтроля и плыть по течению, на самом деле исправляет опасное представление о том, что человек отделен и противостоит миру. Первоначально это терапевтическое; пьющий немедленно чувствует себя более интегрированным и расслабленным, даже лучше. За исключением, конечно, того, что он затем начинает слишком много пить, что приводит к дальнейшему унижению и дальнейшим запретам проявлять самообладание.

Колеблясь между диким запоем и жесткой трезвостью, алкоголик в конце концов попадает в кризисную ситуацию, когда жить в трезвом состоянии крайне невыносимо, а пить — самоубийственно. У нас есть двойная связь, или коан. В этот момент полного тупика и отчаяния заповеди АА предлагают решение, шанс двигаться дальше, путем полного пересмотра мышления алкоголика. Он признает, что у него нет контроля и власти. Он даже отказывается от своего имени и, следовательно, от личной гордости из-за анонимности группы и ставит своим главным приоритетом помощь другим в его затруднительном положении. Этот шаг, наконец, делает трезвое состояние приемлемым, а идею «бросить вызов» бутылке — немыслимой. Вместо того, чтобы менять мир, он учится приспосабливаться.

Заключительные слова статьи Бейтсона предполагают, что, помимо вопроса об алкоголизме, его эссе является более общим призывом к переменам:

продолжать видеть мир с точки зрения Бога и человека; элита против народа; выбранная раса против других; нация против нации; и человек против окружающей среды. Сомнительно, чтобы вид, обладающий как передовыми технологиями, так и таким странным взглядом на мир, мог выжить.

В интервью своему биографу Дэвиду Липсету в 1972 году Бейтсон был еще более прямолинеен. Максимум, что можно было сделать для мира, «это научная работа, которая могла бы примирить жителей Запада со смертью», окончательный отказ от контроля. Это отношение привлекло его к буддизму в последние годы его жизни и сделало его чрезвычайно популярным среди альтернативных групп всех мастей. Тем не менее Бейтсон с подозрением относился к популярности и всегда настаивал на строгом научном подходе, какими бы неуловимыми ни были обсуждаемые вопросы.

В 1975 году психолог Р.