Что изучает психолингвистика: Что такое психолингвистика

Психолингвистика это (как наука)

Психолингвистика изучает связь языка и психических процессов. Что происходит в психике, когда мы говорим или воспринимаем речь? Как осваиваем новый язык?

Почему люди, которые живут в разных странах и говорят на разных языках, так неодинаково воспринимают окружающий мир? Как происходит развитие детской речи? Над исследованием такого круга проблем работают специалисты по психолингвистике.

Впрочем, основы психолингвистики будут интересны не только профессионалам. Каким речевым формулировкам мы верим безоговорочно, а какие заставляют отнестись к говорящему скептически? О чем могут свидетельствовать речевые ошибки и оговорки? Как передать смысл текста на другом языке с наименьшими потерями? Все мы не раз сталкивались с ситуациями, когда были бы полезны психолингвистические знания, хотя, скорее всего, осознанно и не размышляли об этом.

Среди других наук

Психолингвистика как наука, возникшая на пересечении двух отраслей знаний, связана с дисциплинами самой разной направленности.

В числе смежных с ней наук есть как естественные, так и гуманитарные.

Конечно, больше всего общего у психолингвистики с психологией и лингвистикой (языкознанием), особенно с некоторыми их разделами. Например, одной стороны, это общая, возрастная, педагогическая, социальная психология, а с другой — грамматика какого-либо языка, этнолингвистика, философия языка и некоторые другие разделы языкознания.

Скачайте бесплатно: 5 книг, которые изменят вашу жизнь! ♡

Рекомендуем: Подробнее про логопедию

В научном мире все еще однозначно не определились, отраслью какой из двух материнских наук считать психолингвистику. Где-то она изучается в курсе психологии, где-то — лингвистики. Все большее число ученых склоняется к тому, чтобы называть психолингвистику не разделом какой-то области знаний, а полноправной самостоятельной дисциплиной.

С какими другими науками связана психолингвистика?

• Философия как наука, «давшая жизнь» общей психологии и задавшая общее направление психолингвистических исследований.
• Семиотика — наука о знаках и знаковых системах, одной из которых считается язык.
• Логика, дающая представление о логико-смысловой организации высказывания.
• Социология, которая дает важные сведения об индивидуальном, групповом и других уровнях социализации личности, которые влияют на ее речь.
• Медицина, в особенности неврология, оториноларингология и психиатрия, предоставляющие богатый материал о речи и ее нарушениях.

Самостоятельная дисциплина

Продолжительные этапы развития, долгая история становления — этого у психолингвистики не было. По крайней мере, как у самостоятельной науки. Да, отдельные концепции, затрагивающие связь мышления и речи, можно обнаружить еще в глубокой древности, однако официальный год рождения психолингвистики — 1953-й. В нашей стране активно развиваться эта наука стала еще на десятилетие позже.

И хотя сейчас психолингвистика — завоевавшая признание дисциплина со своей системой понятий, предметом, задачами и методами, по некоторым вопросам ученые до сих пор не могут прийти к единому мнению. Например, тот же предмет психолингвистики во многих источниках трактуется по-разному.

Скачайте бесплатно: 5 книг, которые изменят вашу жизнь! ♡

Во-первых, как речевая деятельность, то есть письмо, чтение, говорение и другая целенаправленная деятельность, опосредованная языком. Во-вторых, как сам язык — инструмент, необходимый для речевой деятельности. И, в-третьих, сама речь человека, психический процесс ее порождения и восприятия. Такая троичная структура предмета объясняется тем, что психолингвистика — составная дисциплина, объединяющая сразу две науки.

Рекомендуем: Что такое профессиограмма?

Обозначим методы психолингвистики. В соответствии с известной классификацией научных методов, которая принадлежит выдающемуся советскому психологу Борису Герасимовичу Ананьеву, их можно объединить в четыре группы.

Психолингвистическое изучение речевой деятельности происходит с помощью группы организационных методов. К ним относится сравнительный анализ, с помощью которого можно сравнивать разных людей (скажем, с нормальной речью и с ее нарушениями) или разные стороны речевой деятельности.

Лонгитюдное исследование, заключающееся в продолжительном наблюдении за каким-либо элементом речевой деятельности одного человека или нескольких, позволяет проследить, как усваивают язык дети. Также применяется комплексный метод, сочетающий различные способы исследования.

Скачайте бесплатно: 5 книг, которые изменят вашу жизнь! ♡

Вторую разновидность представляет комплекс эмпирических (опытных) методов. Сюда входит пара очень популярных в разных науках методов: эксперимент и наблюдение. Интересно, что изучаемый и изучающий в методе наблюдения может быть одним и тем же человеком: тогда мы говорим о самонаблюдении.

Рекомендуем: Когнитивное развитие — это

Методы третьей группы — обрабатывающие — используются, как ясно из их названия, для обработки полученных данных. Интерпретационные методы, составляющие последнюю группу, необходимы, чтобы правильно истолковать результаты исследования.

Практическая значимость

Какое практическое приложение могут обрести данные психолингвистического исследования? Прикладная психолингвистика актуальна во многих сферах жизни человека. Прежде всего психолингвистические теории и концепции играют важную роль при разработке методик обучения языку — как иностранному, так и родному.

Такое же большое значение психолингвистика имеет для педагогики, оказывая неоценимую помощь логопедам и коррекционным педагогам. Да и вообще, данные психолингвистики в целом используются специалистами, имеющими дело с патологиями развития: например, они значительно облегчают работу врачей-психиатров.

Психолингвистика в судебном и следственном процессе помогает определить истинность или ложность высказывания, установить авторство анонимного текста (не всегда удается стопроцентно установить конкретное имя, но пол, возраст и основные черты характера автора определяются довольно точно).

Рекомендуем: Социальное поведение

Развитая телекоммуникация, то есть комплекс средств и объектов, позволяющих передавать сообщения на большие расстояния, делают особенно актуальными возможности психолингвистики в сфере рекламы, пропаганды и других влияющих текстов массовых коммуникаций. Также возрастает необходимость психолингвистической экспертизы текстов, предназначенных для массовой аудитории, которая позволяет определить, не нарушает ли текст (чаще всего это сообщение в средствах массовой информации) рамок закона.

Вообще, можно сказать, что в существовании таких прикладных видовых деятельности (а вернее, в возникающих перед ними задачах, которые могут быть решены этой наукой) психолингвистика и находит основной толчок к развитию. Автор: Евгения Бессонова

Если вы любите давать советы и помогать другим женщинам, пройдите бесплатное обучение коучингу у Ирины Удиловой, освойте самую востребованную профессию и начните получать от 70-150 тысяч:

Предмет психолингвистики

Наиболее приемлемой с точки зрения комплексности исследования речевой деятельности является система трех категорий и моделировании объекта: язык как способность, язык как предмет, язык как процесс. Соответственно модели глобальной «речи» целесообразно строить в трех планах, различая модель собственно языка (языкового стандарта), модель речи в узком смысле (языкового процесса) и модель речевого механизма (языковой способности). Но независимо от того, принимать или нет такое трехчленное деление, важно подчеркнуть, что логически неправомерно проецировать результаты нашего познания глобальной «речи» на одну плоскость, как бы мы ни аргументировали это (в особенности, если мы аргументируем только сущностными характеристиками объекта).

Правда, в некоторых случаях для тех или иных специальных, особенно прикладных, целей мы не только можем, но и должны игнорировать глобальность речи. Однако если наше моделирование имеет не прикладную, а, так сказать, теоретическую цель, т. е. если мы ставим себе задачей дать максимально полное, максимально многостороннее, максимально правильное описание объекта, то «изоляционистские» тенденции (такие, как лозунг «внутренней лингвистики» как единственной «настоящей» лингвистики, а иногда и единственной «настоящей» науки о языке вообще) могут только помешать нам в исполнении этой задачи. Лингвист, занимающийся даже только «своей» стороной проблемы, т. е. описывая язык как предмет, как абстрактную социальную систему, обязан все время помнить о существовании и других ее сторон, помнить о существовании большой системы, если говорить словами В. М. Павлова.

Можно сформулировать это несколько иначе. Моделируя глобальную «речь», лингвист не только должен следить за тем, чтобы его модель (модель языка) была с логической стороны корректна, но и за тем, чтобы выбранная им модель могла «стыковаться» с моделями других сторон этого объекта. Это, кстати, сильно сужает выбор возможных моделей, ибо налагает на модели весьма серьезные ограничения.

Если мы будем опираться на систему трех категорий, изложенную выше, то, по-видимому, мы должны поставить перед собой и такой вопрос: каковы отношения между отдельными категориями (отдельными моделями), к ведомству какой науки они относятся, каков понятийный и методический аппарат, используемый при их изучении? Рассмотрим последовательно все три возможных «стыка».

1. Язык как система (предмет) — язык как процесс (речь). Этот «стык» по традиции всегда принадлежал лингвистике, и на него как будто не было посягательств со стороны других наук. Однако лингвистика в известном смысле сумела выхолостить данную проблему, поставив ее не как проблему соотношения двух равнозначимых моделей, каждая из которых несет в себе определенную специфику, а исключительно как проблему перевода характеристик объекта, отраженных в модели языка, из потенциальной в актуальную форму. Такое представление о соотношении языка и речи в современной лингвистике стало

Общим местом и доходит (Р. Якобсон) до полного приравнивания друг к другу пар язык — речь и код — обобщение. Это отождествление языка с кодом или системой кодов идет от современной теории коммуникации, которая сильно упрощает реальную сущность процесса общения.

2. Язык как способность (речевой механизм) — язык как процесс (речь). На этот «стык», напротив, нет иных претендентов, кроме психологии (и, конечно, смежных областей физиологии). При распространенном в этих науках подходе мы, однако, анализируем речевой механизм, не дифференцируя в нем таких характеристик, которые релевантны для процесса коммуникации, и таких, которые лишь сопутствуют первым и на порождении речи практически не отражаются. Далее, при обычном подходе мы не дифференцируем структурных характеристик речевого механизма, т. е. закономерностей его принципиальной организации, и тех — зачастую необязательных применительно к каждому отдельному случаю — форм, которые принимает конкретная реализация данной структуры. Такое двойное неразличение, заметим в скобках, заметно препятствует использованию психологических и особенно физиологических работ лингвистами даже при доброй воле к такому использованию со стороны последних: не будучи достаточно ориентирован в предмете, чтобы самостоятельно отделить главное от второстепенного, релевантное от нерелевантного, функционально значимое от обычной реализации, лингвист быстро тонет в деталях и приобретает стойкое отвращение к подобным занятиям на будущее.

3. Язык как система (предмет) — язык как способ-тип, (речевой механизм). Странным образом это отношение выпало из поля зрения как той, так и другой науки. Точнее было бы сказать, что обе науки, как языкознание, так и психология, сделали все возможное, чтобы данную проблему снять. Остановимся на этом несколько подробнее.

Для классической, а также социологической лингвистики конца XIX — начала XX в. проблема не существовала потому, что они мыслили индивидуальную языковую систему (языковую способность) как единственную форму существования языка-системы, как нечто изоморфное языку-системе по принципам организации. Проще говоря, для младограмматиков и социологистов в голове каждого носителя языка существовала как бы копия модели языка, построенной лингвистом. Ср. у Ф. де Соссюра: «Язык существует в коллективе в форме совокупности отпечатков, имеющихся в каждом мозгу, примерно как словарь, экземпляры которого, вполне тождественные, находились бы в пользовании многих лиц». Первый из отмеченных тезисов сам по себе не может быть признан ложным: вполне закономерно ставить проблему в этом аспекте и исследовать, как социальное реализуется в индивиде; более того, хотелось бы подчеркнуть, что только такое рассмотрение — на уровне конкретного индивида — может вскрыть некоторые сущностные характеристики глобальной «речи», ускользающие при переходе на более высокие ступени абстракции, но необходимые при анализе объекта как целого. Недаром Маркс и Энгельс в свое время подчеркивали, что «человеческое мышление существует только как индивидуальное мышление многих миллиардов прошедших, настоящих и будущих людей». Порочность позиции классической лингвистики не в этом тезисе, а во втором, полностью отождествляющем структуру языковой системы и языковой способности, хотя нет оснований сомневаться в том, что обе структуры имеют общие черты, позволяющие рассматривать отдельные связи и элементы в структуре языковой способности как реализацию отдельных связей и элементов в модели языка.

Другая точка зрения на рассматриваемый «стык» свойственна различным авторам и направлениям, так или иначе связанным с бихевиористской психологией. Для большинства из них «языковая способность» существует лишь как совокупность чисто механических, внешних реакций организма — навыков, отнюдь не образующих друг с другом некоторой новой структуры, что-то изменяющей и психике говорящего: добавление к психике речи не вносит ничего нового — это добавление исключительно количественное, но не качественное. Такая (конечно, с известным огрублением) точка зрения присуща Л. Блумфилду в его известной книге, опубликованной и на русском языке, Б. Скиннеру, Дж. Кэроллу и многим другим. Модель языка понимается этими авторами как чистая абстракция, не имеющая реального психологического знания. (Правда, под флагом бихевиоризма выступают нередко и авторы, отстаивающие диаметрально противоположный взгляд. Такова книга Кантора «Объективней психология грамматики», где языковая способность хотя и не отождествляется с системой языка, но практически рассматривается как ее точная копия). Если рассматриваемый «стык» в первом случае безоговорочно попадал и сферу влияния лингвистики, то в этом случае он так же безоговорочно относится к психологии.

Более правильная точка зрения по этому вопросу сформулирована акад. Л. В. Щербой в его известной статье «О трояком, аспекте языковых явлений и об эксперименте в языкознании», где он пишет, что неправомерно отождествлять речевую способность с системой потенциальных языковых представлений и, далее, с языковой системой. Впрочем, Л. В. Щерба не склонен видеть между ними структурного различия, что естественно, если учесть что его работа появилась в 1931 г., задолго до первых психолингвистических исследований.

Между тем современные данные о строении речевой способности, полученные психологией, физиологией высшей нервной деятельности и другими науками приводят нас к выводу о том, что речевой механизм человека (в широком смысле) организован не как точное подобие модели языка, а иначе — как именно, мы не можем пока в деталях установить, но во всяком случае специфическим образом. Встает задача построить специальную модель речевой способности, отвлекаясь на какое-то время от модели языка. Что собой будет представлять такая модель? Борющиеся тенденции в современной американской психолингвистике, о которых говорилось в предыдущем параграфе, как раз и отражают различное понимание этой модели, хотя согласны в том, что она отлична от модели языка.

Но как только мы допустим специфическое строение речевой способности и придем к выводу о необходимости построения особой модели речевой способности, отличной от модели языка, возникает вопрос о том, какая наука будет заниматься отношением этой модели к модели языка. Конечно, этот вопрос не принципиален — не в номенклатуре дело. Но ведь ни в традиционный предмет лингвистики, ни в традиционный предмет психологии «стык» этих моделей не входит.

Если можно и нужно говорить о психолингвистике как об особой дисциплине, отличной и от психологии и от языкознания, то необходимость ее создания прежде всего и независимо от ее непосредственных истоков обусловливается именно «оголенностью» рассматриваемого «стыка», тем фактом, что не существует такой науки, которая без дальнейших оговорок включила бы его в свой предмет.

Итак, в самом первоначальном понимании, охватывающем все реально существующие сейчас психолингвистические направления, психолингвистика — это наука, предметом которой является отношение между системой языка (языком как предметом) и языковой способностью.

Естественно, что такое определение влечет за собой некую «двуликость» психолингвистики. Как Янус, она смотрит одновременно в обе стороны. В языке она видит то, что обусловлено спецификой языковой способности. Поэтому для психолингвистики нет, например, проблемы лингвистических универсалий; как отмечал автор настоящей работы в своем выступлении на конференции по универсальным и ареальным свойствам языков в ноябре — декабре 1966 г., все так называемые лингвистические универсалии, не носящие импликативного характера (т. е. не имеющие структуры «если…, то…»), в сущности, отражают строение языковой способности (например: «нет ни одного языка, в котором не было бы слогов»). В психике, в языковой способности она видит то, что релевантно с точки зрения процесса речевой коммуникации.

В монографии «Психолингвистика» 1954 г. предмет псиихолингвистики определяется несколько иначе.

Авторы монографии (вернее, автор «Введения» Ч. Осгуд) опираются на строение процесса речевой коммуникации, как его представляет себе математическая теория связи, опираясь на схему, в которой психолингвистика входит наряду с другими науками в теорию коммуникации, последняя имеет своим предметом отношение отправителя и получателя сообщения в целом. Что же касается психолингвистики, то ей дается такое определение: Психолингвистика изучает те процессы, в которых интенции говорящих преобразуются в сигналы принятого в данной культуре кода и эти сигналы преобразуются и интерпретации слушающих. Другими словами, психолингвистика имеет дело с процессами кодирования и декодирования, поскольку они соотносят состояния сообщений с состояниями участников коммуникации».

Читатель может, однако, легко увидеть, что это определение ни в какой мере нельзя назвать удачным. Оно толкует неизвестные величины через величины еще более неопределенные. Действительно, что такое «состояния участников коммуникации» или «интенции говорящих»? Поэтому в дальнейшем неоднократно делались попытки дать психолингвистике более точную интерпретацию. Так, Осгуд в своей статье для многотомного руководства по психологии З. Коха определяет ее следующим образом: Она «занимается в широком смысле соотношением структуры сообщений и характеристик человеческих индивидов, производящих и получающих эти сообщения, т. е. психолингвистика есть наука о процессах кодирования и декодирования в индивидуальных участниках коммуникации». С. Эрвин-Трипп и Д. Слобин столь же кратко определили психолингвистику как «науку об усвоении и использовании (use) структурированного языка (или структуры языка — of structured language)». П. Фресс считает, что «психолингвистика есть учение об отношениях между нашими экспрессивными и коммуникативными потребностями и средствами, которые нам предоставляет язык».

В этих трех попытках определения психолингвистики достаточно четко отразились три различных подхода к ней. Осгуд стремится не выйти за пределы модели, предлагаемой математической теорией связи. Эрвин и Слобин воплотили в своем определении идеи Хомского — Миллера. Фресс, наконец, ставит проблему потребностей, не занимающую американцев (по крайней мере в этом своем аспекте). Ограничимся здесь лишь анализом осгудовского определения.

Обратим внимание прежде всего на то, что Осгуд оперирует понятием «сообщение» как понятием исходным. В этом его позиция не отличается ничем принципиальным от позиции любого американского лингвиста-дескриптивиста, исходящего из первичности сообщения, или, что то же, текста.

Является ли действительно текст чем-то исходным? Конечно, нет. Это такая же модель, как и другие модели языка; из характеристик глобальной «речи» в ней не учитываются, во-первых, многие собственно индивидуальные особенности говорящего (слушающего), во-вторых, почти все «индивидуальные», единичные особенности речевой ситуации. Объектом анализа, исходным понятием является сама глобальная «речь», то, что мы условно обозначили ранее как совокупность речевых актов. Осгудовская концепция в этом отношении примыкает к другим концепциям, рассматривающим речь как простую актуализацию виртуальной системы языка; вообще установка на сообщение тянет за собой целый ряд других теоретических и методологических выводов, для нас неприемлемых.

Но самое главное, с чем нельзя согласиться в определении Осгуда,— это сведение процесса коммуникации к процессу передачи кодированного сообщения от одного индивида к другому, о чем мы уже говорили ранее.

Можно подойти к проблеме предмета психолингвистики, однако, и с другой стороны. В первой главе мы отмечали, что психология на современном этапе есть синоним теории деятельности, а лингвистика представляет собой учение об одной из сторон одного из видов деятельности (именно речевой деятельности) и выделяет свой предмет в объекте, каким является речевая деятельность. Возникает вопрос: существует ли такая наука, предметом которой является объект лингвистики, т. е. речевая деятельность? Пока такой науки в полном объеме не существует, по необходимость ее не вызывает сомнений, да и объективно дело идет к ее появлению.

Такая наука, которую можно назвать еще и наукой о закономерностях комплексного многоаспектного моделирования речевой деятельности, вызвана к жизни не только многочисленными прикладными задачами. Она имеет и большой теоретический интерес, в частности для «Традиционной» лингвистики, ибо позволяет внести в выбор наиболее адекватных моделей языка объективный критерий. Ведь не всякая теория языка, не всякая модель языка имеет общенаучную ценность, выходящую за рамки чисто прикладного использования. Конечно, при решении узкоконкретной задачи можно интерпретировать слово порося как возвратный глагол; но если нам нужно не перевести быстрейшим и легчайшим способом данный текст на другой язык, а познать сам этот язык и его реальном функционировании, едва ли это целесообразно. Наша языковая интуиция говорит, что это не соответствует действительности. Однако едва ли при отборе правильных моделей языка можно опираться на языковую интуицию как на точный метод. Вот тут-то мы и оказываемся перед необходимостью найти объективный критерий для такого отбора.

Но вернемся к основному содержанию нашего параграфа. Легко видеть, что из наук, изучающих сейчас речевую деятельность, ближе всего стоит к нарисованному здесь идеалу теории речевой деятельности именно психолингвистика. Она как раз и обладает или по крайней мере ставит себе ближайшей задачей обладать системой понятий наиболее подходящей для комплексного исследования речевой деятельности. Ее взгляд на речевую деятельность наиболее широк. (Это относится, конечно, не ко всякой психолингвистике, а к тем ее направлениям — прежде всего французскому и советскому,— которые в основу своей концепции кладут достаточно глубоко понимаемую психологическую теорию.) И здесь мы приходим к другому по сравнению с данным выше определению предмета психолингвистики: предметом психолингвистики является речевая деятельность как целое и закономерности ее комплексного моделирования.

Если из первого определения психолингвистика, так сказать, уже выросла, оно дано как констатация уже сложившегося положения и для реальных концепций развития психолингвистики несколько узко, то второе определение дано, так сказать, с некоторым запасом на рост. Впрочем, такое определение на рост вполне обычно. Можем ли мы, как говорят, положив руку на сердце, искренне утверждать, что лингвистика — это полностью сложившаяся и полностью знающая свой предмет наука о языке? Всем известно, какое количество «белых пятен» в ней остается до сих пор, как много даже только о языке «в себе и для себя» мы пока не знаем.

Если, однако, принять такое определение психолингвистики, то возникает следующий вопрос. Допустим, что психолингвистика действительно оказывается отраслью, частным случаем психологии. Какое место занимает в этом случае лингвистика? Ведь если ее предмет образует в известном смысле часть предмета психолингвистики, то оказывается, что лингвистика как бы подчинена психолингвистике, а тем более психологии! Не вернулись ли мы к психологизму штейнталевского толка, как-известно, приходившему к сходному выводу относительно соотношения психологии и лингвистики?

Ответ на такой вопрос может быть только отрицательным. Все дело в том, с какой психологией и с какой лингвистикой мы имеем дело. Предмет науки, напомним еще раз,— категория исторически развивающаяся, и на сей раз случилось так, что это развитие оказалось более чем энергичным и шло в лингвистике и психологии в совершенно различных направлениях

Нам осталось сказать еще о двух вещах. Одна из них касается выбора оптимальных моделей языка с точки зрения комплексного моделирования. Здесь речь может идти не только о требованиях к будущим моделям: целесообразно ставить вопрос и о том, насколько существующие описания языка пригодны для данной цели. Это специальная задача, требующая особого исследования; предварительно лишь можно сказать, что в истории мировой и русской лингвистики всегда существовали направления, сознательно ориентировавшиеся на возможность комплексного моделирования речевой деятельности, и направления, сознательно от такой возможности изолировавшиеся. Ярким примером направления первого типа является петербургская школа И. А. Бодуэна де Куртенэ; ярким примером направления второго типа — московская школа Ф. Ф. Фортунатова.

Другое, о чем необходимо упомянуть, представляется гораздо более существенным. Это —

Проблема методов психолингвистики

Надо сказать, однако, что, несмотря на кажущуюся сложность, эта проблема решается гораздо легче, чем проблема предмета психолингвистики. Дело в том, что психолингвистика, в сущности, не вносит никаких новых методов, которые в принципе были бы чужды лингвистике. Ведь всякая правильно построенная модель, и в частности модель языка, непременно требует последующей верификации в ходе так или иначе организованного эксперимента. Об этом совершенно ясно писал более 35 лет тому назад Л. В. Щерба: «Большинство лингвистов обыкновенно и к живым языкам подходит… так же, как к мертвым, т. е. накопляет языковый материал, иначе говоря, записывает тексты, а потом их обрабатывает по принципам мертвых языков… Исследователь живых языков должен поступать иначе. Конечно, он тоже должен исходить из так или иначе понятого языкового материала. Но, построив из фактов этого материала некую отвлеченную систему, необходимо проверять её на фактах, т. е. смотреть, отвечают ли выводимые из нее факты действительности. Таким образом, в языкознание вводится принцип эксперимента».

Другой вопрос, что лингвистика не всегда пользуется экспериментом, но это уже недостаток отдельных работ, а не науки в целом. Кстати, обращение лингвиста к самому себе как носителю языка тоже есть вид эксперимента; вообще же проблема эксперимента выступает в лингвистике в различных своих аспектах, но лишь сейчас стала эксплицитно осознаваться. Итак, сама идея эксперимента лингвистике не чужда. Если психолингвистика вносит здесь что-то новое, то, во-первых, в конкретную номенклатуру методов, в систему технических приемов эксперимента, как правило, заимствуемых из богатого арсенала психологии (хотя существуют методы и собственно психолингвистические, например осгудовская методика «семантического дифференциала»): во-вторых, в ней эти методы занимают гораздо более значительное (в количественном отношении) место, ибо если модель языка можно в принципе построить почти без опоры на эксперимент, почти чисто дедуктивно, то дедуктивная модель речевой деятельности есть нонсенс.

Более детальную характеристику используемых психолингвистикой методов дать в данной работе не представляется возможным. Ниже, в последующих параграфах, будут даны некоторые примеры использования психолингвистических (чаще всего психологических) методов в рамках психолингвистики.

Зачем изучают психолингвистику? — AAL2013

Психолингвистическое исследование дает нам знания о лежащих в основе языковых процессах в человеческом уме, о том, как мы накапливаем лингвистическую информацию и понимаем друг друга в общении. Могут быть разные причины для проведения этого типа исследования с психологической или лингвистической точки зрения, но исследования здесь, как правило, важны, чтобы найти способы улучшить качество человеческого опыта в отношении языка и общения. Например, часто можно разработать лучшие методы обучения, и, как только будут поняты фундаментальные причины трудностей, можно рассмотреть методы терапии для людей с нарушениями речи, очень похожие на улучшения заикания короля Георга VI, которые вы, возможно, видели, если у вас были проблемы с речью. смотрел Король говорит до. Помимо внутренних факторов, социальная среда, окружающая человека, имеет решающее значение для обеспечения эффективного языка и общения. Людям необходимо как можно лучше ощущать свое окружение. В некоторых случаях социальной депривации, когда обнаруживается, что языковой контакт уменьшается, возникают трудности с использованием языка. Такие крайности, как случай с Джини, могут помочь пролить свет на тайны психолингвистики.   Дело Джини Джини была жертвой серьезной социальной изоляции большую часть первых тринадцати лет своей жизни. Днем ее запирали в спальне и привязывали к горшку. Она спала в клетке в кроватке, на ночь закованная в смирительную рубашку. Чтобы еще больше усугубить положение Джини, ее отец не позволял ее брату, которому было поручено кормить ее детское питание, разговаривать с ней, а сам из-за двери издавал рычащие собачьи звуки, чтобы заставить ее замолчать, и когда она пытался озвучить, что отец ее побьет. Когда ее нашли в возрасте 13 лет, избиения научили ее подавлять почти все вокализации и могли говорить очень мало слов. Психологи, лингвисты и неврологи сочли ее случай очень интересным, поскольку было бы неэтично проводить такое исследование в лабораторных условиях. Заглянув в ее футляр, они увидели нетипичное развитие ее ума и, следовательно, ее языка. Харлан Лейн, психолог из Северо-восточного университета, сказал: «Это ужасно важный случай. Поскольку наша мораль не позволяет нам проводить эксперименты по депривации с людьми, эти несчастные люди — все, что нам остается». Сьюзен Кертисс (1977) отметила, что было предпринято много усилий, чтобы научить языку джиннов, но она так и не овладела лингвистическими способностями в полной мере. Таким образом, случай Джини подкрепляет аргумент о том, что в развитии ребенка существует «критический период», который, если его пропустить, никогда не сможет полностью овладеть языком; теория, впервые предложенная Эриком Ленненбергом. Кертисс также разработал спорную гипотезу о том, как изучение языка влияет на два полушария мозга, а Джини также вызвал споры о том, существует ли связь между языком и другими умственными способностями.   Лурия (1973) предполагает, что мозг развивается иначе, если «отсутствует одна сенсорная модальность» [2] . Таким образом, это означает, что в случае с Джини из-за отсутствия общения ее слуховое восприятие было недостаточно стимулировано, и поэтому ее мозг развился бы нетипично. Анна Есть и другие случаи, похожие на случай с Джини, например, Анна, девочка примерно пяти лет, которую нашли привязанной к стулу в кладовой своего фермерского дома и, по-видимому, находилась там. с младенчества. Ее дело рассмотрел Дэвис (1940, 1947). Когда ее нашли, она тоже не могла говорить, а когда ее перевели в детский дом, она лежала в безвольном положении, совершенно невыразительная, и считалось, что она потенциально глухая и слепая. Однако через девять месяцев ее перевели в приемную семью, и у нее начались когнитивные и двигательные улучшения после того, как приемная мать уделяла ей «непрестанное внимание». После того, как она вышла из приемной семьи, и незадолго до смерти она находилась в доме для умственно отсталых детей, и, прожив там два года, начала развивать речь. Возможно, это еще одно свидетельство критического периода, так как она так долго вырабатывала одно слово речи, уровень, который она должна была бы развить гораздо быстрее, если бы имела типичное воспитание.   Чтобы узнать об общих языковых трудностях, перейдите по этой ссылке: Что такое психолингвистика? — Атипичное развитие речи. Ссылки [1] Бишоп, Д., (1993). Развитие речи в исключительных обстоятельствах.   [2] Кертисс, С., (1977). Джинн: психолингвистическое исследование современного дикого ребенка.

Психология и лингвистика: чему мы должны учить друг друга?

Главная » Ресурсы

Автор: Anne H Anderson

© Professor Anne Anderson

Abstract

В этом разделе Web Guide взаимосвязь между психологией и лингвистикой рассматривается в отношении обучения и преподавания. Основные затрагиваемые вопросы: что из лингвистики необходимо знать психологу и почему? Какую психологию необходимо знать лингвисту и почему? Дается краткая историческая справка о взаимоотношениях языкознания и психологии. Дан обзор того, как это отразилось на учебной программе бакалавриата по психолингвистике факультетов психологии и лингвистики Великобритании. Приведены образцы веб-ресурсов по психолингвистике.

Содержание

• Фон
• Что обычно изучают британские студенты в области психолингвистики?
• Веб-ресурсы
• Библиография
• Ссылки по теме

История вопроса

Основная область пересечения между лингвистикой и психологией находится в области, известной как психолингвистика. Область расширилась в 1960-х годах в ответ на интеллектуальное волнение, вызванное работой Хомского. Тогда вопрос о том, какую лингвистику необходимо знать психологу, был относительно ясен. Поскольку цель психологов языка состояла в том, чтобы исследовать психологическую реальность грамматик, особенно трансформационной грамматики, то очевидно, что курсы психологии должны были предоставить студентам достаточные знания синтаксиса Хомского для оценки доказательств. Это довольно прямое соответствие между лингвистикой и психологией господствовало в течение ряда лет.

Со временем психологов стало меньше интересовать эта прямая связь между проблемами лингвистики и психологии. С конца 1970-х годов круг исследовательских вопросов, которыми психолингвисты хотели заниматься, расширился и гораздо меньше зависел от прямого отношения к лингвистике. Это затрудняло определение лингвистики, которую должен знать психолог.

Ведущий психолог США Кинч (1984) отстаивал новый подход к взаимосвязи между психологией и лингвистикой. Он утверждал, что психологам необходимо опираться на лингвистику, но подчеркивал, что при этом необходимо руководствоваться явлениями исследования. Для Кинча, интересующегося тем, как люди понимают полные тексты, теории синтаксиса предложений не имеют большого значения, но многое можно узнать из лингвистики текста. Этот прагматичный подход к взаимосвязи между психологией и лингвистикой имеет значение для учебной программы.

Хотя программа психолингвистических исследований расширилась с 1970-х годов, есть темы, которые широко изучаются и поэтому включены в учебную программу. Сегодня многие психолингвисты признают заявление Гарнхема (1985) о том, что в психолингвистических исследованиях существуют определенные предубеждения. Больше внимания уделяется пониманию, чем производству, и письменному, а не устному языку. Это часто находит отражение в учебных программах. Таким образом, большинство студентов-психологов на психолингвистических курсах в Великобритании приобретут достаточно знаний о синтаксисе и анализе, чтобы оценить изучение обработки предложений. У них будет меньше шансов понять фонетику или фонологию, поскольку они с меньшей вероятностью будут изучать производство разговорной речи.

Альтманн (1997) описывает отношения между лингвистикой и психолингвистикой. «Лингвистика предоставляет словарь для обсуждения способов построения предложений из отдельных слов и способов построения самих слов из более мелких компонентов… психолингвистика пытается определить, как эти структуры… анализируются для получения значения… … Если лингвистика занимается языком, то психолингвистика занимается мозгом». Психологам необходимо изучить по крайней мере достаточно лингвистических знаний, чтобы иметь этот систематический словарь, и, наоборот, лингвистам необходимо иметь представление о когнитивных процессах и их возможных нейронных основах.

Важным моментом является то, что две дисциплины опираются на разные интеллектуальные традиции. Ребер (1987) напоминает нам, что для лингвистики это рационалистический подход, где аргументация является основным методом оценки обоснованности теоретических подходов. Для психологии эмпиризм является краеугольным камнем, а проверка гипотез путем сбора данных является основным научным методом. Эти довольно разные подходы влияют на то, как обычно преподается психолингвистика.

Что обычно изучают британские студенты в области психолингвистики?

Определения психолингвистики и спектр явлений, которыми она занимается, также явно влияют на вопросы разработки учебных программ: чему учить и как этому учить. На факультетах психологии Великобритании психолингвистика обычно появляется как часть вариантов или курсов для студентов последнего курса, хотя некоторые элементы могут быть охвачены курсами когнитивной психологии, изучаемыми в более ранние годы. Обычно основное внимание уделяется приобретению учащимися ключевых навыков: оценка научных данных; знакомство с лабораторными методами; понимание того, как развиваются теории и их связь с эмпирическими данными.

В Университете Глазго психолингвистика преподается наряду с когнитивной наукой. Студенты знакомятся с соответствующими лингвистическими концепциями по темам, изучаемым на курсах. Это включает в себя значение слов, обработку предложений, понимание дискурса. Таким образом, учащиеся знакомятся с формальной семантикой, грамматической структурой и теориями синтаксического анализа, а также с такими понятиями, как связность, схемы и структура дискурса. Программа психологических исследований академического персонала определяет выбор лингвистики для преподавания.

Аналогичный подход к психолингвистике используется в психологии Эдинбургского университета с когнитивным подходом и особым вниманием к тому, как синтаксическая структура собирается во время обработки предложений. Учащиеся усваивают лингвистические принципы синтаксиса и синтаксического анализа, чтобы они могли понять, как развиваются научные аргументы, и понять связь обработки языка с общей когнитивной архитектурой.

Эмпирический подход в психологии оказывает большое влияние на большинство психолингвистических программ. Многие прямо указывают, что предполагаемые результаты обучения для учащихся будут заключаться в том, чтобы позволить учащимся использовать эмпирические данные для аргументации теоретических утверждений, касающихся языковой обработки. Поскольку эмпирический подход, типичный для лабораторных экспериментов, менее распространен в лингвистике, лингвистические факультеты могут сделать этот научный подход явной частью своего обучения психолингвистике или в связанных модулях. Лингвистика в Эдинбурге включает в себя как модуль с отличием по психолингвистике, так и модуль с отличием по статистике и планированию экспериментов.

Другие факультеты лингвистики опираются на методы исследования, более характерные для их дисциплинарной традиции, и иллюстрируют, как их можно использовать для изучения психолингвистических тем. Ланкастерский университет опирается на свои сильные стороны языковых корпусов, чтобы проиллюстрировать роль, которую корпуса могут играть в психолингвистике. Лидс сосредотачивается на аспектах психолингвистики, таких как эволюция языка, языковые патологии и овладение языком, которые были бы менее центральными во многих курсах психологии с большим упором на когнитивные процессы, но отражают темы исследований и подходы, общие для других областей лингвистики.

Веб-ресурсы

Интернет-ресурсы также доступны для преподавания психолингвистики от корпусов до онлайн-экспериментов, где студенты могут получить непосредственный опыт использования методов исследования, используемых во многих видах психолингвистических исследований. Отличная психология языковой страницы ссылок, которую ведет Роджер Кройц из Университета Мемфиса, обеспечивает очень ценный доступ к широкому спектру онлайновых ресурсов, включая большинство основных корпусов, а также базы данных, тесты и анкеты. Группа психолингвистических исследований в Йоркском университете проводит серию онлайн-экспериментов, как и Исследовательский центр человеческих коммуникаций в Эдинбургском университете, который управляет веб-порталом с доступом к ряду экспериментов на разных языках, проводимых различными психолингвистическими исследованиями. центры.

Использование таких ресурсов, вероятно, будет долгожданным дополнением к будущим курсам и потенциально может позволить учащимся любой дисциплины получить более широкий доступ к множеству ценных ресурсов с образовательной точки зрения. Глобальный охват Интернета и, следовательно, доступность ресурсов из других стран и языков могут помочь преодолеть одну из проблем психолингвистики: ее уклон в сторону преподавания и исследований английского языка.

Библиография

Альтманн, Г. (1997). Восхождение на Вавилон. Оксфорд: Издательство Оксфордского университета.

Гарнем, А. (1985). Психолингвистика: центральные темы. Лондон: Рутледж.

Кинч, В. (1984). Подходы к изучению языка. В Т. Бевер, Дж. Кэрролл и Л. Миллер (ред.), Talking Minds , 107–145. Кембридж, Массачусетс: MIT Press.

Ребер, А. (1987). Взлет и (удивительно быстрое) падение психолингвистики. Синтез ,72,325-339.

Ссылки по теме

Психология языка Страница ссылок
http://www.psychologygrade.net/resources/psychology-of-language/

Веб-страницы исследовательской группы психолингвистики Йоркского университета
http://www.york.ac.uk/res/prg/

Эдинбургский университет Исследовательский центр коммуникации человека Портал психологических экспериментов над языком
http://www.hcrc.ed.ac.uk/

Ссылка на эту статью

Ниже приведены возможные форматы ссылок на статьи Руководства по эффективной практике. Если вы пишете для журнала, пожалуйста, ознакомьтесь с инструкциями для авторов для получения полной информации, прежде чем отправлять свою статью.

• Тип MLA:
  Каннинг, Джон. «Инвалидность и проживание за границей» . Саутгемптон, 2004 г. Предметный центр языков, лингвистики и региональных исследований. Руководство по передовой практике. 7 октября 2008 г. http://www.llas.ac.uk/resources/gpg/2241.