Рассказ Елены Безсудовой из сборника «Все хорошо, мам» — Сноб
Елена Безсудова пишет об обычных людях — креативщиках, пиарщиках, коучах. Выросших в 1990-х, в чем-то авантюрных, а в чем-то несчастных и сложных. Сборник современной прозы о любви и нелюбви вышел в издательстве «Городец». «Сноб» публикует рассказ «Пять кругов»
Слева: обложка книги; справа: Елена Безсудова Издательство: «Городец». Фото: пресс-службаПять кругов
В детстве каждое лето меня увозили на подмосковную дачу — простор и козье молоко. За молоком ребенку нужен к ветхой старушке Марьпалне через железнодорожные пути, час туда — час обратно, каждый день ходила бабушка. Пока она совершала свой незаметный подвиг, дедушка водил меня на плотину — купаться. Я стояла по колено в холодной коричневой воде и не решалась окунуться. Ноги, руки, спина — все было в мурашках. Я видела такие у обезглавленного цыпленка в продуктовом магазине. Солнце жгло плечи. Резиновая шапочка с объемными цветами сдавливала голову.
Мимо, взорвав водоем и окатив меня шипящими брызгами, пробежали худые дети, продетые в скрипящие плавательные круги: пчелино-полосатые, божье-коровьи, рыбье-дельфиньи, арбузные и просто резиновые, выцветшие и похожие на старую грелку. Была даже одна автомобильная покрышка. Дети визжали и плюхались в воду кругами.
Я не умела плавать. И круга у меня не было.
С берега, приставив ребро ладони к покрытому испариной лбу, за мной следил дедушка. На голове у него была пилотка, сложенная из газеты «Правда» за 1988 год. Я зажала нос, окунулась, пустила в воду пузырей и, подпрыгнув, побежала греться. Губы мои подернулись синевой, я тряслась под полотенцем, время от времени высовывая оттуда тонкую ручку — взять у дедушки печенье.
Дома за обедом я, конечно, стала просить купить мне круг. Вяло ела суп из тарелки, на дне которой притаились белые медведи с каллиграфической буквой «М». Суп был противный, с полыми стеблями сельдерея, мишки никак не хотели показываться. В ответ на мои мольбы неприветливо стучали столовые приборы.
— Почему ребенок ничего не ест, — наконец ответила бабушка, — опять накормил печеньем? Я ведь категорически запрещаю давать сладкое перед едой. И все как об стенку горох.
Дедушка понуро жевал хлеб. Бабушкино «категорически запрещаю» не предвещало ничего хорошего.
— А ты, — обратилась бабушка к маме, — купила б ребенку круг! Но разве от тебя дождешься? Только о себе и думаешь. Лаков для ногтей — полный подоконник.
На окне стыдливо притихли яркие мамины лаки и дохлые мухи.
— Круг просто так сегодня не достать, — справедливо напомнила мама. — Дефицитный товар. В магазине один карандаш от тараканов продается. Да и сын ваш, — мама выбрала мишенью масленку и остановила на ней ничего не выражающий взгляд, — мог бы подсуетиться. Побегать, поискать этот круг. Все равно ничем не занят.
Папа был временно, но на самом деле хронически безработным. Бабушкиным иждивенцем.
Он не сильно, но выразительно, как это делают протестующие иждивенцы, грохнул об стол нож и вилку, картинно отшвырнул стул и убежал на крыльцо, где немедленно забылся с журналом «Юность» за 1982 год.
— А у вас в министерстве что, — бабушка обратилась к дедушкиной сестре, — талонов на круги не дают? По талону можно было бы достать. — Она плеснула в чай козье молоко из банки. На кружке повисла тонкая пенка.
— На польские сервизы — давали, на «Малютку» давали, на школьную форму для первого класса — давали. Я за ней в очереди стояла, — испуганно напомнила дедушкина сестра. — А на круг, значит, им жалко дать, — резюмировала бабушка. — Ну, что ж, придется снова мне.
Бабушка встала из-за стола, опершись на кулаки, подошла ко мне и положила руку на мою гнедую макушку.
— А кому еще? Этот — дурак дураком. — Дедушка вжался в стул. — Эта — профурсетка. — Мама закатила глаза. — А эта, — она устало махнула в сторону дедушкиной сестры, — шестьдесят лет уже, а замуж так и не вышла. Живет для себя. И проживет до ста лет. И только я — для других. Сердце больное все.
В воздухе воцарилась гнетущая атмосфера приближающегося скандала.
— А за кого мне было замуж выходить? — отреагировала на провокацию дедушкина сестра.
— Всех моих женихов на войне поубивало. По свиданиям когда ходить? На руках два старика было! Старики — это не дети. Старики — это гораздо хуже.
Но бабушка уже раскрутила привычную пластинку и не слушала контраргументов:
— И грядки лучшие себе забрала! На солнце, да в черноземе. Куда тебе столько патиссонов? Отдала бы нам грядки. У нас семья. Но нет — мое, все мое. Эгоизм, кругом — сплошной эгоизм.
— А ведь говорила я тебе, — сестра вспомнила про дедушку, который, как провинившийся ребенок, очерчивал вилкой бананы, изображенные на скатерти, — женись лучше на генеральше Соньке Статкус!
Выпив положенное молоко, я поставила стакан на поблекший от времени ананас, незаметно ускользнула к себе, залезла в кровать и накрылась с головой одеялом. От меня пахло козой. На террасе взрослые делили резиновую шкуру некупленного круга. Наконец дедушка предложил домашним угомониться — хотя бы из уважения к памяти прадедушки, который, строя дачу, вряд ли предполагал, что она станет полем боя.
* * *
Утро оказалось понедельником. На террасе — на столе, на низеньком пузатом холодильнике, сколоченной прадедом тумбочке хаотично, как белые грибы на поляне, — стояли оставленные домашними кружки с недопитым кофе. Завтракали после скандала порознь. В доме никого не было. Все разъехались по работам, и только папа ушел на рыбалку — иначе какой потом клев. Посреди стола накрахмаленной горкой топорщилось полотенце. Под ним обнаружились сырники и молоко. Я опасливо надкусила сырник, и не зря — в нем оказался изюм. Я ненавидела изюм, от него у меня почему-то сводило рот, но это был второй фаворит после сельдерея в бабушкином гастрономическом арсенале. Сырники я припасла для местных котов, а козье молоко выплеснула в раковину. Из раковины оно с грохотом полилось в железное ведро. За этой дерзостью со стены наблюдал прадедушка. Конечно, это был не сам прадед, а всего лишь его портрет в окислившейся от времени раме.
Я подошла поближе к портрету, задрала голову и молитвенно сложила руки на пышных рюшах пестрого китайского сарафана:
— Деда, сделай так, чтобы у меня тоже был круг. Круг-дельфин, я такой у девочки видела. Или можно просто голубой, самый обычный. Дельфин или просто голубой. Можно даже… коричневый. Хотя бы коричневый.
Я повторила молитву три раза и перекрестилась правой рукой, как учила меня бабушка.
За приоткрытой дверью крыльца кто-то сдавленно захихикал. В дверном проеме показалась голова соседского мальчика Ильи. Он был странно подстрижен собственной теткой, к которой его отправляли на лето, но мы дружили. Бабушка называла тетку «еще одной» — как и дедушкина сестра, та была незамужней.
Илья даже как-то съел «ради меня» несколько поганок, растущих во влажной тьме кустов шиповника. Думали — умрет, а он — ничего.
— У меня есть круг.
Хочешь, я его тебе подарю? — предложил Илья. — Только ты должна кое-что сделать.
— Подари, — оживилась я. — А что я должна сделать?
— Раздеться догола! — выпалил сосед.
— Что, прямо здесь? — засомневалась я. — А если зайдет твоя тетя?
Тетка Ильи была женщиной строгих правил. Настолько, что выключала телевизор, если в бразильских сериалах начинали целоваться.
— Зачем же здесь, — согласился мой друг. — Можно в дỳше! — Илья кивнул в сторону странного строения с бочкой на крыше, которую дедушка каждое утро, кряхтя, наполнял водой. — Я даже могу не заходить, посмотрю в щель — там и так все видно.
Произнося последнюю фразу, Илья слегка смутился.
— Сразу подаришь? — уточнила я.
— Сразу. Клянусь сердцем матери! — заверил маленький вуайерист.
Я согласилась. У Ильи был классный круг. С Микки-Маусом! Отец привез ему диковинку из удивительной страны ФРГ.
Я скрипнула покосившейся от влаги дверью душа и на всякий случай закрыла ее на крючок.
Он с трудом вписался в забитый в доску загнутый ржавый гвоздь. Полутьма была изрезана полосами солнечного света, в которых мельтешили и сверкали пылинки. Я скинула сандалики и ступила голыми ногами на скользкий прохладный пол. Пахло сыростью. В углах утлой постройки рос мох и несколько тощих грибков. Надо потом предложить Илье их съесть. Сняла нарядный сарафан. Подумала — и стянула трусы до колен. Они сами упали на голые ступни с поджатыми пальцами. Я сделала шаг из порочного круга. Полосы света гуляли по загорелой коже.
В одной из щелей, самой широкой, хищно блестел шкодливый соседский глаз.
— Ты похожа на тигра!
Я рассматривала свои звериные лапы и голый полосатый живот. За дверью послышался странный шорох и глухой топот убегающих по земляной тропинке ног. Я быстро вскочила в исподнее, натянула сарафан, наспех влезла в сандалии, дернула дверь — она была заперта снаружи, кажется, на корявую палку.
— Дурак, — прокричала я в щель.
Я стала бить в деревянные доски хрупким плечиком, палка в дверной ручке крутилась в агонии, но не сдавалась.
Наконец коряга повернулась узловатым боком на девяносто градусов, съехала вниз и выпала из ржавой железной скобы.
В лицо дохнула свобода.
Я села на порог, жестом императрицы застегнула сандалии и, сорвав полутораметровый зонт крапивы, отправилась на поиски заточителя. Обошла сад, заглянула за дровницу, проверила дачный нужник — соседа нигде не было. Крапива колола пальцы. Я выбросила ее в яму с компостом и вышла за калитку в надежде увидеть Илью в липовой аллее убегающим к своей стародевной тетке.
Улица была пустынна. На заборе красовалась угольная надпись:
ЛЕНА — ПРОСТИТУТКА
Я не знала, что такое проститутка, но подозревала, что словечко скрывает в себе некую интригу. Надо будет спросить, что значит «проститутка», у соседской девочки Аннули. Хотя что она может знать о проститутках — ее же воспитывает бабка, симпатичная такая женщина. Антонина Николаевна. Ей памятник при жизни надо поставить — так говорили все в округе. Мать-то Аннулю бросила, а бабушка подобрала.
Очень интеллигентная дама. Носки она называет джурабами, прихожую — тамбуром, а газеты — прессой. Тем не менее Аннуля утверждала, что знает, откуда берутся дети, и как-то учила меня целоваться взасос. С языками! Я нарвала одуванчиков и принялась оттирать ими заборное граффити. Из полых стеблей сочился белый сок. Уголь размазался, смешавшись с цветками. На пальцах проявились липкие коричневые пятна.
Из-за угла показалась мощная фигура в полосатом трико и льняных штанах — это была тетка Ильи. За ней семенил маленький любитель грибов, подкидывая в воздух так и не доставшийся мне подарок. Мышь на его резиновом боку ухмылялась, как, вероятно, умеют только микки-маусы из ФРГ. Парочка направлялась на пляж.
— Шесть лет всего, а про нее уже на заборах такое пишут. — Трико колыхнулось от негодования широкими синими полосками. — Илюша, отвернись! — скомандовала она племяннику.
Илья надел круг на себя и показал мне язык. Подрагивая от его хаотичных прыжков, он удалялся от меня и становился все меньше и меньше, пока не исчез в пыльном мареве проселочной дороги.
На заборе в лучах полуденного солнца испарялась одуванчиковая надпись.
* * *
А тем временем в Москве шла битва за дефицитные плавательные средства. Бабушка в обеденный перерыв, который затянулся до вечера, обежала все близлежащие универмаги, пока не нашла лучший, по ее мнению, экземпляр, с торчащей надувной ромашкой — для защиты головы ребенка от солнца. У дедушки не было денег, но он тайно пробрался в заброшенную московскую квартиру, похитил собственную коллекцию марок, которую собирал с детства, и выменял ее на старенький резиновый круг у приятеля-филателиста. Мама раскрутила на подарок для дочки богатого любовника Эдика. Дедушкина сестра выбила в министерстве круговый талон и, отстояв в очереди в ГУМе несколько мучительных часов, еле втиснулась с ним в душную, пропахшую потом электричку Москва — Тверь. Папа тоже проявил себя. Наловив бычков, он просто украл круг у каких-то заигравшихся в мяч детей.
Вечером я сидела на тахте, покрытой клетчатым пледом, и чувствовала себя самым счастливым ребенком на свете.
Вокруг меня лежали круги. Был тут и красный в жуках, и синий в медузах, и с черепахами, один даже с драконьим хвостом. И, о чудо, запрошенный у прадеда круг-дельфин! Я надела на себя все сразу и стала похожа на детскую пирамидку. Дедушка фотографировал исторический момент на полароид.
— Ну, теперь ты не утонешь, — вздыхала бабушка.
Мама удивлялась, как это папе удалось раздобыть круг, и смотрела на него каким-то новым взглядом. Он обещал достать ей польские лаки. А дедушкина сестра расчувствовалась и подарила бабушке свои патисонные грядки. Под прадедовым портретом, в остывающем после дневного зноя доме мы выглядели счастливой, канонической семьей, будто сошедшей с картинки из букваря, по которому бабушка все лето учила меня читать.
На столе дымилась кружка парного козьего молока.
Приобрести книгу можно по ссылке
«Все хорошо, мам». Истории о поколении 1990-х
СНОБКультура
Елена Безсудова пишет об обычных людях — креативщиках, пиарщиках, коучах.
Выросших в 1990-х, в чем-то авантюрных, а в чем-то несчастных и сложных. Сборник современной прозы о любви и нелюбви вышел в издательстве «Городец». «Сноб» публикует рассказ «Пять кругов»
В детстве каждое лето меня увозили на подмосковную дачу — простор и козье молоко. За молоком ребенку нужен к ветхой старушке Марьпалне через железнодорожные пути, час туда — час обратно, каждый день ходила бабушка. Пока она совершала свой незаметный подвиг, дедушка водил меня на плотину — купаться. Я стояла по колено в холодной коричневой воде и не решалась окунуться. Ноги, руки, спина — все было в мурашках. Я видела такие у обезглавленного цыпленка в продуктовом магазине. Солнце жгло плечи. Резиновая шапочка с объемными цветами сдавливала голову.
Мимо, взорвав водоем и окатив меня шипящими брызгами, пробежали худые дети, продетые в скрипящие плавательные круги: пчелино-полосатые, божье-коровьи, рыбье-дельфиньи, арбузные и просто резиновые, выцветшие и похожие на старую грелку.
Была даже одна автомобильная покрышка. Дети визжали и плюхались в воду кругами.
Я не умела плавать. И круга у меня не было.
С берега, приставив ребро ладони к покрытому испариной лбу, за мной следил дедушка. На голове у него была пилотка, сложенная из газеты «Правда» за 1988 год. Я зажала нос, окунулась, пустила в воду пузырей и, подпрыгнув, побежала греться. Губы мои подернулись синевой, я тряслась под полотенцем, время от времени высовывая оттуда тонкую ручку — взять у дедушки печенье.
Дома за обедом я, конечно, стала просить купить мне круг. Вяло ела суп из тарелки, на дне которой притаились белые медведи с каллиграфической буквой «М». Суп был противный, с полыми стеблями сельдерея, мишки никак не хотели показываться. В ответ на мои мольбы неприветливо стучали столовые приборы. В абажуре над столом тревожно трепыхались огромные комары с длинными лапками.
— Почему ребенок ничего не ест, — наконец ответила бабушка, — опять накормил печеньем? Я ведь категорически запрещаю давать сладкое перед едой.
И все как об стенку горох.
Дедушка понуро жевал хлеб. Бабушкино «категорически запрещаю» не предвещало ничего хорошего.
— А ты, — обратилась бабушка к маме, — купила б ребенку круг! Но разве от тебя дождешься? Только о себе и думаешь. Лаков для ногтей — полный подоконник.
На окне стыдливо притихли яркие мамины лаки и дохлые мухи.
— Круг просто так сегодня не достать, — справедливо напомнила мама. — Дефицитный товар. В магазине один карандаш от тараканов продается. Да и сын ваш, — мама выбрала мишенью масленку и остановила на ней ничего не выражающий взгляд, — мог бы подсуетиться. Побегать, поискать этот круг. Все равно ничем не занят.
Папа был временно, но на самом деле хронически безработным. Бабушкиным иждивенцем.
Он не сильно, но выразительно, как это делают протестующие иждивенцы, грохнул об стол нож и вилку, картинно отшвырнул стул и убежал на крыльцо, где немедленно забылся с журналом «Юность» за 1982 год.
— А у вас в министерстве что, — бабушка обратилась к дедушкиной сестре, — талонов на круги не дают? По талону можно было бы достать.
— Она плеснула в чай козье молоко из банки. На кружке повисла тонкая пенка.
— На польские сервизы — давали, на «Малютку» давали, на школьную форму для первого класса — давали. Я за ней в очереди стояла, — испуганно напомнила дедушкина сестра. — А на круг, значит, им жалко дать, — резюмировала бабушка. — Ну, что ж, придется снова мне.
Бабушка встала из-за стола, опершись на кулаки, подошла ко мне и положила руку на мою гнедую макушку.
— А кому еще? Этот — дурак дураком. — Дедушка вжался в стул. — Эта — профурсетка. — Мама закатила глаза. — А эта, — она устало махнула в сторону дедушкиной сестры, — шестьдесят лет уже, а замуж так и не вышла. Живет для себя. И проживет до ста лет. И только я — для других. Сердце больное все.
ДОБРОВОЛЬЦЕВ | okmom
Рекомендуемые фотографии были сделаны на прошлых мероприятиях OkMOM, до того, как были введены протоколы масок.
ДОБРОВОЛЬЦЫ
OkMOM 2023 получил огромный отклик от сообщества в виде волонтеров для предстоящего мероприятия 3 и 4 февраля.
Наша потребность в волонтерах восполнена на ВСЕ смены, а значит регистрация волонтеров закрыта. В ЭТОМ ГОДУ РЕГИСТРАЦИИ НА МЕСТЕ НЕ БУДЕТ. Если у вас есть вопросы о вашей волонтерской смене, напишите по адресу [email protected].
Не забудьте сохранить дату OkMOM 2024 в Лотоне 9 и 10 февраля в Колизее Великих равнин!
Формы
При регистрации добровольцев лица должны заполнить форму о гепатите В и анкету о COVID-19. Нажмите, чтобы просмотреть форму HBV перед регистрацией.
Любой волонтер в возрасте до 18 лет должен получить форму отказа от опекуна , подписанную его законным опекуном, чтобы стать волонтером.
Стоматологи на пенсии или стоматологи с лицензией в штате, отличном от Оклахомы, должны заполнить Специальную лицензию волонтера и представить ее в Стоматологический совет Оклахомы до начала мероприятия, чтобы иметь право стать волонтером в OkMOM.
ФОРМА СОГЛАСИЯ ВГВ
ОТКАЗ ОТ опекунов
СПЕЦИАЛЬНАЯ ЛИЦЕНЗИЯ ВОЛОНТЕРА
Подать заявку на получение специальной лицензии волонтера
если вы являетесь стоматологом на пенсии или практикуете за пределами штата ОК.
OkMOM ТРЕБУЕТСЯ ДОБРОВОЛЬЦЕВ НА ЭТИ РОЛИ:
Стоматологи
Гигиенисты
Ассистенты стоматолога
Персонал фронт-офиса/выставление счетов
Клерки
Рентгенологи
Обслуживание стоматологического оборудования
LPN, RN, студенты-медсестры
Врачи, фельдшеры
Фармацевты/фармацевты
РЕГИСТРАЦИЯ НА МЕСТЕ
Вашу футболку и именной бейдж можно забрать в выставочном центре Heart of Oklahoma Expo Center в указанные ниже даты и время. Маски – надетые надлежащим образом – будут необходимы в течение всего времени проведения OkMOM 2023. Независимо от вашего прививочного статуса, вам не разрешат входить в здание без маски. Маски будут предоставлены.
Четверг, 3 февраля — с 11:00 до 17:00.
Пятница, 4 февраля — с 5:30 до 17:00.
Суббота, 5 февраля — с 5:30 до 17:00.
ЛИЦАМ НЕ РАЗРЕШАЕТСЯ ЗАБРАТЬ ФУТБОЛКИ И РЕГИСТРАЦИОННЫЕ МАТЕРИАЛЫ ДЛЯ ДРУГИХ ДОБРОВОЛЬЦЕВ. КАЖДЫЙ ДОБРОВОЛЬЦ ДОЛЖЕН ЗАПОЛНИТЬ ФОРМУ НА ГЕПАТИТУ B И COVID-19, ЧТОБЫ ПОЛУЧИТЬ СВОЙ БЕЙДЖ И ФУТБОЛКУ. АБСОЛЮТНО НИКАКИХ ИСКЛЮЧЕНИЙ.
Если вам нужно отменить или изменить свою регистрацию, войдите на веб-сайт регистрации. В этом году волонтерские смены ограничены, поэтому крайне важно, чтобы каждый зарегистрированный человек присутствовал на своей смене. Спасибо!
Если вы хотите приобрести толстовку для ношения в дополнение к предоставленной футболке волонтера, нажмите здесь!
ИНФОРМАЦИЯ О ОТЕЛЕ
ОБОРУДОВАНИЕ/ПОСТАВКИ
БОЛЬШЕ ВОПРОСОВ? Посетите нашу страницу часто задаваемых вопросов о волонтерах.
О | okmom
О программе OkMOM
С 2010 года 17 381 пациент получил стоматологическую помощь на сумму более 14,2 миллиона долларов по линии Оклахомской миссии милосердия.
Эта двухдневная клиника предназначена для удовлетворения потребностей стоматологических пациентов всех возрастов в области гигиены полости рта путем предоставления бесплатной стоматологической помощи как можно большему количеству взрослых и детей, насколько позволяют время, волонтеры и расходные материалы. OkMOM спонсируется Стоматологической ассоциацией Оклахомы, Стоматологическим фондом Оклахомы и в основном финансируется Фондом Delta Dental of Oklahoma. Департамент здравоохранения штата Оклахома одобряет и поддерживает нашу миссию.
Посетите ссылки на сайты социальных сетей OkMOM, чтобы посмотреть видео, фотографии с мероприятий и узнать больше о том, что OkMOM делает для Оклахомы!
OUR SUCCESSES
2015 TULSA, OK
1,609 patients treated
1,827 volunteers
12,766 procedures
$1,525,657 in donated services
$948 per patient average
2016 OKC, OK
1,576 patients treated
1,927 volunteers
11,027 procedures
$1,716,688 in donated services
$1,089 per patient average
2017 WOODWARD, OK
1,322 patients treated
1,462 volunteers
10,065 procedures
$1,306,907 in donated services
$998.
58 per patient average
2018 DURANT, OK
957 пациентов, получавших лечение
1 398 добровольцев
8 203 процедур
1 180 301 долларов США в виде безвозмездных услуг
1 233,33 долларов США на пациента в среднем
2019 OKC, OK
1 684 пациента, получавших
1 970 добровольцев
11 750 Процедуры
$ 1 512 266 в пожертвованных услугах
$ 898,02 на среднее значение пациента
2020 Стидят.
1 483 735 долларов США на безвозмездно предоставленные услуги
1 193,67 долларов США на пациента в среднем
2010 TULSA, OK
1 805 пациентов, пролеченных
1,674 volunteers
6,997 procedures
$864,463 in donated services
$478 per patient average
2011 OKC, OK
2,201 patients treated
1,400 volunteers
6,487 procedures
$1,091,781 in donated services
$510 per patient average
2012 McALESTER, OK
1733 пациента, пролеченных
1702 добровольца
6 487 процедур
1 097 691 долл.
