Идеал человека это: Пишем сочинение «Идеал человека…»

Идеал человека | это… Что такое Идеал человека?

        Многообразие И. ч. в античную эпоху было обусловлено конкретно-историч. обстоятельствами и социальными факторами. Уже в гомеровском эпосе, в значительной степени отражавшем идеологию господствовавшей в раннем полисе (аристократич. полис) родовой знати, проявилась тенденция рассматривать в качестве идеала не только традиционный образ героя-вождя, но и личность, надел, чувством моральной ответственности. В поэмах Гомера содержится призыв уважать человеч. достоинство тех, кто оказался на нижней ступени социальной лестницы. Свойств, греч. мифологии антропоморфизм выразился в том, что божества в эпосе Гомера буквально скопированы с людей (сочетание «эпической объективности» с явственно обозначившейся творч. субъективностью), а строгая иерархия сонма олимпийских богов отражает социальную структуру аристократич. полиса. У поэта Гесиода, напротив, на образ человека наложил отпечаток горький опыт земледельцев, притесняемых родовой знатью. Миф о «золотом веке» с его обращением к прошлому представляет собой мечту о мире, свободном от угнетения и эксплуатации. Наиболее достойны уважения труд и социальная справедливость. О том, что прежний аристократич. И. ч. утратил свою жизненность, свидетельствовали ранние произведения греч. лирич. поэзии. Во мн. из них, написанных под впечатлением социальной борьбы 7 — 6 вв. до н. э., выдвигается требование индивидуальной свободы. В стихах поэта Архилоха открыто отвергаются аристократич. моральные ценности. Одновременно представители ионийской натурфилософии, преодолевшие мифологич. мышление, способствовали становлению нового И. ч. В их понимании человек проникнут верой в возможность разума и не вычленен из общекосмич. сферы (эволюционная теория антропогенеза Анаксимандра). В 5 в. до н. э. стремительное социально-экономич., обществ. — политич. и культурное развитие демократич. полиса породило веру в творч. потенциал человека. Судя по произведениям великих трагич. поэтов, далеко не сразу была преодолена тенденция постоянно подчеркивать слабость и беззащитность человека.

Для гражданина полиса идеал — предоставление всему свободному населению возможности активно участвовать в политич. и культурной жизни (это подчеркивается в приводимой в сочинении Фукидида речи Перикла над телами павших афинских воинов). Эти воззрения были порождены гуманистич. мотивами и привели к появлению идеала гармонически развитой личности (он возник под влиянием разработанного выразителями интересов родовой аристократии учения о калогатии). Однако ограниченность подобного гуманизма заключалась в том, что метеки, рабы и женщины были лишены политич. прав. Качественно новое в этом типе И. ч. было порождено стремлением изучить творч. потенциал человека и воздействие на него прогресса культуры (Протагор, Демокрит). В философских учениях большее внимание уделялось проблеме индивидуума (тезис Протагора «человек есть мера всех вещей»). В изобразительном искусстве поиски нового образа человека породили отход от статичности архаич. стиля и поиски возможности передать подвижность челостровеч, фигуры.
На начальной стадии кризиса полиса (нач. 4 в. до н. э.) усилившиеся индивидуалистич. тенденции наряду с попытками выйти из узких полисных рамок привели к отходу от коллективизма. Этика в этот период обогатилась рационалистич. моральной теорией Сократа и его осмыслением изречения «познай самого себя». Принявшее широкие масштабы имуществ. расслоение граждан породило множество представлений об идеальных типах как человеч. личности, так и общества. Намерение богачей ограничить рабовладельч. демократию и их демонстративное презрение к производительному труду еще более усилило разрыв между ними и массой обедневших граждан. Рост самосознания последних нашел выражение в учении киников, отрицавших государство, официальную религию, обществ, мораль и противопоставлявших им новые ценности (космополитизм, прославление тружеников). Наиболее видные идеологи богатых все активнее отстаивали идею воспитания («Paideia»). Одни из них стремились использовать ее исключительно в целях практич. политики (Исократ), другие рассматривали ее только в плане «Bios theoretikos», (Платон, Аристотель), поскольку предполагали, что наука может развиваться лишь в сфере мышления, а не в сфере опыта.
Аристотель, взяв на вооружение прогрессивные традиции философских учений 5 в., всесторонне проанализировал сущность человека и общества (человек как «общественное существо», этика, основанная на эмпиризме). В эпоху эллинизма в условиях расширения масштабов кризиса полиса и обострения социально-политич. противоречий зародилось новое представление о человеке, связанное с поисками разрешения социальных проблем. Идея равенства всех людей и единства их культур (киники, стоицизм) еще более потеснила полисную идеологию, основывающуюся на принципе обособления граждан в рамках одной общины. Зенон описал идеальное государство, в котором равны все — рабы и господа, греки и варвары, мужчины и женщины. Если, однако, эта утопия не сыграла особой роли в обществ, жизни, поскольку стоики все больше приспосабливали свои взгляды к существующим порядкам, то созданный Ямбулом утопич. образ «государства Солнца», видимо, породил требования ликвидации неравенства, которые встретили отклик широких масс во время восстания Аристоника (132 — 129 до н.
э.). Эпикурейский идеал дружбы создал новые социальные и этич. ценности, поскольку среди учеников Эпикура были и женщины, и рабы. Следуя просветительским традициям ионийской натурфилософии, Эпикур активно боролся против суеверий и страха перед богами. Усилившийся интерес к отдельному человеку в философии, литературе и изобразительном искусстве проявился во внимании к его индивидуальным чертам (трактат «Характеры» Теофраста, комедии Менандра, натуралистически выполн. статуи и портреты). В Риме в период ранней Республики такой идеологич. принцип как приверженность своему аристократич. роду и государству служил критерием при формировании идеала человеч. личности у представителей господствующего слоя. Они видели высшую ценность человека в приумножении славы своего рода, участии во внешней экспансии и укреплении власти нобилитета. Идеализированные старинные обычаи (mos maiorum) предписывали жить по заветам предков. Необыкновенное мужество в бою, героич. смерть, беспрекословное повиновение и дисциплина считались высшими моральными ценностями, а служба в армии, выполнение обязанностей магистрата и занятие должностей в жреч.
коллегии рассматривались как служение обществ, благу и возможность проявить себя. Официально признанные нормы поведения утверждались с помощью эпич. поэзии (Невий, Энний), историографии (Катон Старший), прославлением традиций, организацией торжеств, похорон (лаудация) представителей правящего сословия и составления соответствующих надписей на их могилах (например, элогии Сципиона). Если успехи, достигнутые в социальных столкновениях эпохи ранней Республики, первоначально способствовали подъему самосознания неимущего свободного населения, то по мере ограничения политич. прав плебса его идеология менялась, а идеалы обретали сходство с идеалами нобилитета. Свой И. ч. у низших слоев мог возникнуть только на почве религиозных представлений (например, божества — покровители семьи и земельного надела) или под влиянием образов прошлого (например, Сервий Туллий и некоторые другие цари, считавшиеся «добрыми правителями»). Во 2 в. до н. э. под влиянием греч. философии некоторые представители аристократии стали рассматривать в качестве идеала всесторонне развитую личность и выступать за расширение контактов с гражданами других государств.
Однако эта тенденция, как и некоторый интерес к рационализму и просветительству (Энний, члены т. н. «кружка Сципиона»), проявлялась только в высших слоях общества. Выработанное в 1 в. до н. э. четкое понятие «Humanitas» («Auctor ad Herennium», Цицерон) представляло собой первую попытку римлян одним термином определить сущность человека. Для Цицерона И. ч. воплотился в образе «совершенного оратора», сочетавшего солидную теоретич. подготовку с активной обществ, деятельностью. В эпоху Августа прославление др.-рим. доблестей широко использовалось в интересах официальной идеологии принципата. Это нашло отражение как в творчестве поэтов, писавших еще в период поздней Республики (неотерики, Катулл), так и поэтов мл. поколения, которым любовная тематика казалась не менее важной, чем морального литич. содержание (любовная элегия). В эпоху Империи идея о единстве человеч. рода (влияние стоицизма) сочеталась с концепцией установления мировой гегемонии Рим. державы. Для преодоления кризисных явлений предлагалось выработать в себе необходимые моральные качества, позаботиться о культурных ценностях (идеал — мудрец, достигший добродетели и бесстрастия, призыв к спокойствию и невозмутимости у Сенеки Младшего).
Выросшее самосознание низших слоев нашло выражение в прославлении производительного труда, в усилении чувства профессиональной гордости, презрении к богатству и роскоши (надписи на надгробных памятниках, сказки, взгляды некоторых киников). Послания ряда иудейских сект, а затем и христианские трактаты свидетельствовали о нарастании недовольства рим. владычеством. Раннее христианство, представлявшее собой форму протеста против официальной рим. религии и идеологии иудейской жреч. знати, выражало помыслы и чаяния рабов и обездоленных (идеал всеобщего равенства, уважение к бедности и труду, призыв к отказу от собственности). Пессимизм, мистика и идеи ухода от действительности получили широкое распространение в религии и философии эпохи Империи и периода поздней античности, наложили отпечаток на произведения изобразительного искусства и составили содержание нового И. ч., отличного от идеала эпохи расцвета античной культуры.

Словарь античности. — Перевод с немецкого. М.: Прогресс. Лейпцигский Библиографический институт. 1989.

Идеал (Философская энциклопедия)

Идеал

Философская энциклопедия, т. 2, с. 195‑199

(от греч. ίδέα) — образец, норма, идеальный образ, определяющий способ и характер поведения человека или общественного класса. Творчество по идеалу, формирование вещества природы на основе идеала представляют собой специфически человеческую форму жизнедеятельности, отличающую ее от деятельности животных. В качестве всеобщей формы целеполагающей деятельности идеал выступает во всех областях общественной жизни — социальной, политической, нравственной, эстетической и т.д. Категория идеала обладает глубоким социальным значением. На протяжении веков прогрессивные классы в борьбе против отживших форм общественных отношений черпали свой энтузиазм в высоких идеалах свободы, равенства, братства. В наше время идеалом трудящихся всего мира является коммунизм, построение коммунистического общества, осуществляемое в СССР.

«Каждый новый шаг к сияющим вершинам коммунизма, — говорится в Программе КПСС, — воодушевляет трудящиеся массы всех стран, служит огромной моральной поддержкой в борьбе за освобождение всех народов от социального и национального гнета, ускоряет торжество идей марксизма-ленинизма во всемирном масштабе» 1.

Наиболее остро проблема идеала была поставлена в немецкой классической философии. Кант, связав проблему идеала с проблемой внутренней цели, рассмотрел ее в анализе эстетической способности суждения. Согласно Канту, явления, не имеющие цели, которая могла бы быть представлена образно, не имеют и идеала, например естественно-природные ландшафты. Также не могут иметь идеала и предметы, имеющие свою цель «вне себя», как, например, орудия труда, инструменты и пр. Единственным из известных нам явлений, — говорил Кант, — действующих по внутренней целесообразности, является человек как представитель рода, составляющего его цель. В животном внутренняя целесообразность осуществляется, как и в растении, без сознания и воли, лишь инстинктивно.

Для человека характерно свободное, т.е. сознательно совершаемое действие в согласии с универсальной, всеобщей целью рода человеческого. Идеал и есть это представление об итоговом совершенстве человеческого рода. Он включает в себя, таким образом, осознание того, что человек есть самоцель собственной деятельности, и ни в коем случае не средство для кого-то или для чего-то, будь то бог или вещь в себе.

Согласно Канту, идеал как состояние достигнутого совершенства человеческого рода, представляемое нами уже сегодня, характеризуется полным преодолением всех противоречий между индивидом и обществом, т.е. между индивидами, составляющими общество (род). Внутри индивида, внутри его сознания, это состояние выразилось бы как полное преодоление противоречий между всеобщим и единичным, между целым и частью, между умопостигаемым и чувственно-эмпирическим миром, между долгом и влечением и т.д. Каждый шаг по пути прогресса есть поэтому шаг на пути реализации этого идеала, который люди всегда смутно чувствовали, но не умели теоретически сформулировать его состав. Кант считал свою миссию в истории состоящей в том, что он в своих сочинениях впервые осознал этот идеал и теоретически.

Однако при таком толковании этот идеал оказывается как раз чем-то абсолютно недостижимым или достижимым лишь в бесконечности. Идеал, как горизонт, все время отодвигается в будущее по мере приближения к нему. Между каждой наличной, данной ступенью «совершенствования» человеческого рода и идеалом всегда лежит бесконечность — бесконечность эмпирического многообразия явлений в пространстве и времени. Как только человек начинает мнить, что он достиг конца пути (в науке, в политическом строе, в морали и т.д.), так мнимость эта сейчас же обнаруживается для него в виде антиномий, в виде противоречий, раздирающих его сознание. В науке это положение выражается в том, что по поводу каждого предмета всегда возможны по крайней мере две взаимоисключающие теории, равно оправданные и с точки зрения «чистой логики», и с точки зрения опыта. Эти антиномии — индикаторы вечной незавершенности познания и нравственной сферы («практики») — Кант анализирует в «Критике чистого разума» и в «Критике практического разума».

Согласно Канту, ни теоретический, ни практический идеал невозможно задать в виде образа — в виде чувственно созерцаемой картины «совершенного» и «завершенного» состояния, ибо в науке это было бы претензией на изображение «вещи в себе», а в «практическом разуме» — на изображение бога. Но ни «вещь в себе», ни бога чувственно представить себе нельзя. Их можно только мыслить как условия возможности и науки, и нравственности, как гарантии «теоретического» и «практического» разума, всегда остающиеся «по ту сторону» рассудка и опыта, как необходимые априорные допущения, делающие возможными и опыт, и рассудок. Иными словами, в теоретическом разуме (в науке) идеал может выступать только в виде постулата «запрета противоречия», а в «практическом разуме» — в виде категорического императива. Эти постулаты никогда не могут быть реализованы в реальной деятельности человека (в науке и практике). Они действуют здесь лишь как априорно принимаемые «регулятивные принципы» деятельности. Единственно, где идеал как непосредственно созерцаемый образ «совершенства» и «завершенности» может быть дан, это — в искусстве, в художественном творении гения. Здесь достигается «примирение» всеобщего (нормативного) и индивидуального (характеристичного), целого и частей, морального и легального, должного и сущего и пр. Поэтому идеал выступает как прекрасное. Если «характеристичное» (индивидуальное) преувеличено за счет «нормального» (абстрактно-всеобщей нормы), то красота исчезает и возникает карикатура. Если же, наоборот, на первый план выпячивается «нормальное» (средне-общее), то возникает безжизненная абстрактная фигура, чертеж, не прекрасный, а лишь правильный, не художественно-эстетический, а лишь школьно-академический образ. Из этого понимания идеала развились эстетические и философско-теоретические концепции Фихте, Шеллинга и Шиллера. Фихте, расшифровывая учение Канта об идеале на непосредственно-политической проблематике, ясно показал, что под категорическим императивом на самом деле скрывалось требование абсолютного равенства всех индивидов перед лицом закона, а под «эмпирическими» условиями его осуществления — реальное сословное неравенство, расцененное как «безнравственное» состояние общества и индивида.

И Кант, и Фихте полагали, что идеал этот есть высшая, конечная цель на пути постепенного «нравственного самоусовершенствования», на пути постепенного осознания «достоинства человека» (индивида) как высшего и единственного принципа «идеального» законодательства. Они исходили из того, что абсолютное формально-правовое равенство любого индивида любому другому индивиду само по себе обеспечит полное раскрытие всех «естественных» задатков и способностей каждого индивида. Таким образом, в виде идеала, в виде постулата и императива ими был сформулирован принцип буржуазного права, идеального буржуазного общества. Фихте изобразил этот идеал в виде всемирного содружества абсолютно равноправных «Я», добровольно установленного ими самими. Но при таком толковании идеал кантовско-фихтевской философии начинал казаться чем-то очень трудно достижимым, чем-то очень далеким. Обращаясь к «притеснителям» нравственного человека (т.е. к сторонникам сословного неравенства и феодальной раздробленности страны), Фихте восклицал: «Стесняйте, расстраивайте его планы! Вы можете задержать их, но что значит тысяча и паки тысяча лет в летописи человечества?» 2 Толкуя этот идеал как абсолютное равенство всех индивидов «. ..во Едином великом Единстве чистого духа…» 3, он констатировал: «Единство чистого духа есть для меня недосягаемый идеал, последняя цель, которая никогда не будет осуществлена в действительности» 4. Это — неизбежный вывод из представления, согласно которому полное раскрытие личности, гармония, развитие индивида, может быть лишь результатом постепенного нравственного самоусовершенствования всех людей, всех «эмпирических» (т.е. нравственно-испорченных сословным строем) индивидов, в том числе князей, попов, чиновников всей Земли.

Впоследствии эта идея «нравственного самоусовершенствования» как единственного пути человечества к идеальному состоянию вошла в арсенал всех антиреволюционных концепций (например, религиозно-этического учения Л. Толстого, Ф. Достоевского, Ганди и далее — вплоть до учений современных правых социалистов). Этот идеал направлен одним острием против всякой формы «неравенства» человека человеку, другим — против революционного пути упразднения этого неравенства. Революция, как акт насилия, с точки зрения этого идеала выглядит так же, как «безнравственно-кровавый» акт; с точки зрения нравственного императива он ничуть не лучше того состояния, против которого он направлен.

Гегель, глубоко понявший бессилие этого «прекраснодушного» идеала, сравнил последователей идеи нравственного самоусовершенствования с благороднейшим человеком, который боится обнажить меч в борьбе против порока, опасаясь, что он может быть «испачкан» кровью врага. В итоге меч остается, правда, чистым, но только потому, что он никому не грозит… Абсолютное бессилие абстрактного нравственного императива перед лицом эмпирических условий его осуществления (непосредственно перед лицом сословно-феодального неравенства и всей его культуры — теоретической, эстетической, моральной, бытовой и т.д.) заставило Гегеля искать другой путь решения проблемы идеала. Прежде всего Гегель позаботился о том, чтобы разрушить логический фундамент этой концепции — теорию «чистого разума».

Для Канта идеал теоретического разума, т. е. всеобщая форма и условие истины, состоит в полной и абсолютной непротиворечивости знания, т.е. в полном тождестве научных представлений всех людей об одной и той же вещи «в одно и то же время и в одном и том же отношении». Этот идеал науки и выступает у Канта в виде категорического императива рассудка, т.е. в виде запрета логического противоречия. Неосуществимость этого постулата в науке, развивающейся именно через выявление и разрешение противоречий, является, согласно Канту, показателем того, что истина не достигнута и никогда в течение «конечного времени» достигнута не будет. Поэтому появление противоречия в науке Кант расценивает как индикатор незавершенности знания, указывающий теоретическому разуму, что его претензия «объять необъятное» (т.е. вещь в себе) обречена на вечную неудачу.

Идеал, однако (как и в нравственной сфере), — полный теоретический синтез всех эмпирических сведений, их «единство в духе» (т.е. в мышлении) — составляет неустранимую потребность этого разума, его «регулятивный принцип» и идеал, к которому он стремится и никогда не достигает. Тем самым непротиворечивое единство знания выступает у Канта как «необходимая иллюзия разума». Таким образом, запрет противоречия выступает как высший априорный закон рассудка, а наличие противоречия – как вечное «эмпирическое» состояние разума, гоняющегося за полным синтезом, за своим идеалом. Запрет противоречия — должное, а наличие необходимо возникающего противоречия — сущее, действительное и необходимое состояние разума, его форма и закон. Так почему же, — спрашивает Гегель, — неосуществимое должное мы обязаны считать и почитать за высший и непререкаемый закон мышления, а реальную форму и закон развития человеческой научной культуры — за «иллюзию», хотя бы и необходимую, за «фикцию» разума, гоняющегося за синей птицей «полного синтеза знания», за познанием «вещи в себе?».

Не разумнее ли рассудить как раз наоборот?

Гегель разрушает оба постулата кантовской философии (запрет противоречия и категорический императив) с позиции историзма. Против них он заставляет свидетельствовать историю науки и нравственности. При этом нравственность понимается Гегелем широко, включая, по словам Энгельса, «…1) абстрактное право, 2) мораль, 3) нравственность, к которой, в свою очередь, относятся: семья, гражданское общество, государство» 5.

История показывает, что вовсе не запрет противоречия и не категорический императив были тем идеалом, к которому изначально стремилась история человечества. Напротив, движущей силой развития духа в теории всегда было противоречие. Стало быть, не запрет, а наличие противоречия является формой и законом реального развивающегося духа (мышления). Диалектическое противоречие, т.е. столкновение двух взаимоисключающих и одновременно взаимопредполагающих тезисов есть поэтому не «фикция», не «иллюзия», не показатель заблуждения разума, не индикатор тщетности его попыток понять «вещь в себе», а его «естественная», имманентная ему форма и закономерность развития, а потому и форма постижения «вещи в себе».

Действительный идеал науки — это понимание вещи в себе как единства противоположностей, как живого развивающегося процесса, снимающего силой противоречия все «конечные», зафиксированные свои состояния.

Идеал знания и нравственности, который выдвигает Гегель против Канта, — это не застывшая мертвая «вещь», а «суть дела» — категория, диалектически противоречивая природа духа.

Вечное, никогда не завершаемое обновление духовной культуры человечества, происходящее через выявление противоречия в составе наличной стадии знания и нравственности и через разрешение этого противоречия — в рождении новой стадии, в свою очередь чреватой противоречием и потому также подлежащей «снятию», — таков идеал Гегеля. Это и было главной заслугой Гегеля в истории мысли. Однако это огромное завоевание было нейтрализовано идеализмом гегелевской философии. Гегель исходил из того, что именно мышление, саморазвивающееся через противоречие тезиса и антитезиса, есть причина развития и науки, и нравственности (т.е. истории). Поэтому идеал в его чистом виде вырисовывается перед человеком не в образах искусства и не в образе «идеального строя» жизни и нравственности, а только в «Науке логики», в виде системы диалектически развивающихся категорий. Всё же остальное — и искусство, и политическая история человечества, и промышленность, — короче говоря, все предметное тело цивилизации, — есть только «побочный продукт», издержки производства «чистой логики», сами по себе не имеющие значения. Таким образом, все другие (кроме логики) формы сознания и самосознания человечества — конкретные науки, право, искусство и т.д. — суть только «несовершенные воплощения» творческой силы диалектического мышления, земные воплощения идеала, представленного в «Науке логики».

В результате гегелевское учение об идеале оказалось в общем и целом крайне консервативным. Мышление, идеальный образ которого задан в «Науке логики», диалектично. Но когда это идеальное мышление обрабатывает естественно-природный материал, оно вынуждено с ним считаться. В итоге продукт всегда выглядит как идеал, преломленный через упрямую антидиалектичность земного, вещественно-человеческого материала.

Поэтому Гегель под видом единственно-возможного в земных условиях «воплощения» идеала и увековечивает (обожествляет) всю ту наличную эмпирию, которая ему исторически была дана. В том числе экономическую (хозяйственную) структуру «гражданского» — буржуазного общества, а далее, ее надстройку — конституционную монархию по образцу Англии или империи Наполеона. Прусская же монархия была им истолкована как весьма близкая к этому идеалу форма государства или как система, воплощающая этот идеал единственно-возможным в национально-немецких условиях способом.

Этот образ мысли вовсе не был личной изменой Гегеля принципам диалектики. Это было абсолютно-необходимым последствием и выводом из идеалистической диалектики. Соответственно идеал человека для Гегеля — это уже не всесторонне и гармонически развитая личность, а только личность, умеющая мыслить диалектически. При этом совершенно безразлично, кем эта личность является во всем остальном — чиновником или монархом, предпринимателем или даже лакеем. Таким образом, в качестве эмпирической предпосылки идеального (т.е. диалектически-мыслящего) человека эта теория идеала увековечивает наличную форму разделения труда в обществе, в частности товарно-капиталистическую. Разумеется, что ближе всего к идеалу, с этой точки зрения, стоит представитель диалектической логики. Таким образом, эта точка зрения идеализирует профессиональный кретинизм, возводит уродство в добродетель.

Условия же, обеспечивающие всесторонне-гармоническое развитие личности в современном (а тем более в грядущем) мире, согласно этому пониманию, абсолютно невозможны. Они были возможны лишь в младенческом состоянии мира, в рамках маленького античного полиса с его демократией. Большие размеры «современных» государств и сложность системы разделения труда делают невозможной и демократическую организацию общества, и всестороннее развитие способностей личности. Здесь, по Гегелю, естественной, т.е. соответствующей идеалу формой, является только иерархически-бюрократическая система управления общественными делами. Против этой стороны гегелевской философии государственного права прежде всего и была направлена критика Гегеля «слева», левогегельянская версия диалектики и учения об идеале. С этого же начал и Маркс. Именно в силу идеализма гегелевского учения об идеале гегелевский идеал органически враждебен коммунистическому идеалу, принципиально несовместим с ним. В силу этого выход из тупика, в который неумолимо попадала идеалистическая концепция идеала, был найден только тогда, когда диалектика связала свою судьбу с революционной борьбой пролетариата и порвала с формально-юридическим представлением о «равенстве» и об условиях развития личности.

Рассмотрев буржуазную ограниченность как кантовско-фихтеанского, так и гегелевского понимания идеала и подвергнув их критике с позиций пролетариата, Маркс и Энгельс материалистически переработали и использовали классические идеалистические учения об идеале. Человек отличается от животного не «мышлением» и не «моральностью», а трудом. Он деятельно преобразует природу и самого себя. В этом и заключается его «подлинная природа». Этим исторически определяется и высшая цель, т.е. идеал человеческой деятельности. Человек является самоцелью только как субъект предметно-практического преобразования природы и общественных отношений, а не как мыслящая или моральная личность. В понимании этого факта и был найден ключ к проблеме идеала.

Формально-правовое равенство человека человеку есть классовый идеал буржуазии. Его реальным субстратом оказывается конкретно-историческая форма экономического неравенства — капиталиста и наемного рабочего. Свобода в сфере мысли и морали здесь рассматривается в отчуждении от экономических отношений и предполагает абсолютное рабство человека в сфере реальной жизни, и прежде всего в экономике, и ведет к превращению человека в частичную деталь частичной машины, в раба вещей. Для пролетариата и вообще для большинства рода человеческого этот идеал вовсе не так заманчив, как для философа — идеолога буржуазии.

Первой формой преодоления буржуазного идеала в истории оказались учения социалистов-утопистов — Фурье, Сен-Симона, Оуэна. В противоположность реальному положению человека внутри буржуазного общества утописты провозгласили социалистический идеал общественного устройства, основанного на принципах общественной собственности на средства производства и обеспечивающего всесторонне-гармоническое развитие каждого человека. Однако, будучи оторванными от реальной борьбы пролетариата, они апеллировали при обосновании своего идеала к абстрактным принципам разума и справедливости, хотя по существу их идеал был отражением интересов пролетариата в буржуазном обществе.

Пролетариат силой реально-бесчеловечных условий своего существования внутри буржуазного мира оказывается естественным врагом этого общества и его идеала. Но только теоретики пролетариата приходят к выводу, что подлинная свобода человека может быть достигнута лишь на основе коммунистического обобществления материальных средств и условий жизни и прежде всего — средств производства. Иными словами, социалистический идеал может быть осуществлен только через коммунистическую революцию. Этот акт в силах совершить только класс, и никогда — не индивидуум, каким бы он ни был нравственно или интеллектуально совершенным. А класс поднимается на борьбу не силой идеала, как бы заманчив тот ни был, а только силой реальной жизни, т.е. когда идеал совпадает с назревшей в общественном организме массовой потребностью, с массовым материальным интересом класса. Только при условии такого совпадения идеал и вызывает в массах отклик и вдохновляет их на действие. В этом смысле Маркс и Энгельс категорически возражали против толкования коммунизма как идеала: «Коммунизм для нас не состояние, которое должно быть установлено, не идеал, с которым должна сообразоваться действительность. Мы называем коммунизмом действительное движение, которое уничтожает теперешнее состояние» 6.

В этой форме выражения мысли отчетливо видна полемическая направленность против кантовско-фихтеанского и левогегельянского понимания идеала и его отношения к «теперешнему состоянию», к совокупности налично-эмпирических условий борьбы.

Реальное движение вызывается давлением реальных же, и прежде всего экономических противоречий, и направляется на их разрешение путем действия, путем установления нового состояния, в котором прежние противоречия «снимаются». Это новое состояние, единственно способное разрешить существующие противоречия, и есть тот образ, который называется идеалом. В мышлении он рождается раньше, чем противоречия будут разрешены реально, т.е. раньше его собственного предметного осуществления. Это оригинальное положение, когда образ предмета рождается раньше того предмета, который он отражает, и создает всю трудность проблемы идеала, неразрешимую для метафизического материализма с его вариантом теории отражения. Предмета как непосредственно-созерцаемой вещи еще нет, а его образ уже есть. Этот образ — коммунизм как единственно-возможная форма разрешения противоречий буржуазной, капиталистической системы производства.

Именно поэтому контуры идеала как образа необходимо наступающего будущего есть не что иное, как вывод из анализа существующих противоречий, разрушающих наличное состояние. В этом — вся суть диалектико-материалистического понимания идеала.

Это ни в коем случае не нравственный или интеллектуальный образ желаемого, но не реального состояния, — не императив, который противостоит эмпирической действительности и условиям места и времени, как что-то вне их и против них стоящее. Это — сама действительность в полном теоретическом синтезе ее имманентных противоречий, т.е. с точки зрения тех перспектив, которые ей же самой имманентны. Из этого ясно видно, как глубоко было усвоено Марксом и Энгельсом рациональное зерно гегелевской критики кантовско-фихтеанского понимания идеала как должного, как априорного императива и постулата. Вместе с тем ясно видно и принципиальное отличие материалистического толкования диалектики идеала и действительности — от идеалистически-гегелевского толкования этой диалектики. Отличие подлинной революционности от консерватизма под маской ультрареволюционности левой гегелевской школы.

Конкретный состав идеала дается, таким образом, только научным анализом действительности, эмпирически данной картины развития, с точки зрения тех противоречий, которые нагнетаются и властно требуют своего разрешения. В чем и как может быть найдено это разрешение? Ответ на этот вопрос и совпадает с выработкой правильного, жизненного, конкретного идеала.

Идеал, который был выведен Марксом и Энгельсом из анализа противоречий буржуазного общества и хода классовой борьбы, был четко обрисован в ряде произведений и, в частности, в «Критике Готской программы» в виде контурного изображения (образа) коммунистического строя. Этот теоретически выверенный идеал совпадает с художественно-эстетическим идеалом, вызревшим внутри искусства. И в данном случае выступает как теоретическое и художественно-эстетическое выражение реального, происходящего у нас на глазах движения, с необходимостью ведущего к установлению строя, обеспечивающего всесторонне-гармоническое развитие каждого человека. Такой идеал не имеет ровно ничего общего с априорно постулированным императивом, нравственным постулатом, как это пытаются изобразить правые социалисты, базирующие свою социологию и политику на неокантианских схемах, идеалах. Теоретики и лидеры правого социализма (например, К. Реннер, Б. Каутский, А. Стрейчи и др.), прикладывая к реальным событиям свой абстрактный масштаб императива, с необходимостью приходят к выводу, что революция и революционная борьба противоречат высшим идеалам человечности, поскольку связаны с насилием и т. д. Но тот же самый императив приводит их к лакейской позиции по отношению к империалистическому, так называем «свободному миру». Этот мир под их идеал подходит. И не случайно, ибо сам императив уже у Канта был скроен по мерке «совершенного» буржуазного строя с его иллюзиями «свободы личности», «свободы мысли» и т.д. и т.п.

В противоположность кантовско-фихтеанскому представлению об идеале, марксистско-ленинское понимание идеала и его отношения к действительному развитию общества предполагает осуществимость идеала — при условии, разумеется, его адекватности действительному развитию. В противоположность Гегелю, марксистско-ленинское учение об идеале отнюдь не связывается с фетишизацией одной, и именно наличной, ступени общественно-человеческого развития. По мере приближения к этапу развития, обрисованному в идеале, этот идеал вовсе не отодвигается, подобно горизонту, снова и снова вдаль, в грядущее. Напротив, сам состав идеала вырабатывается по ходу развития общественной деятельности, т. е. является исторически творимым, т.е. творимым историей.

Этот процесс конкретизации идеала (коммунистического строя) очень ясно прослеживается на эволюции теоретических и практических представлений об образе коммунистического строя — от Готской программы до Программы КПСС, принятой на XXII съезде. Чем ближе к коммунизму, тем более рельефными и зримыми, более конкретными, становятся черты его образа, складывающегося уже сегодня в труде миллионов. Идеал коммунизма, сформулированный в Программе, включает в себя представление не только о конечной цели, но и о средствах, о путях ее достижения. Именно в этом — конкретность и жизненная сила этого идеала.

Идеал теоретического познания (науки) излагается в диалектико-материалистической теории познания, в диалектике, как логике и теории познания марксизма-ленинизма. Эстетически-художественный идеал разрабатывается мировым искусством и задается индивиду через его эстетическое развитие, через потребление сокровищ мирового искусства. Можно говорить о политическом идеале, о нравственном идеале и т. д. Деятельность индивида, а потому и форма его продукта, всегда «отклоняется» от абстрактно-всеобщего теоретического норматива. Но это отклонение и есть единственно возможная форма и способ реализации всеобщего идеала, это и есть сам идеал, скорректированный условиями места и времени, характером материала, в котором он осуществляется, особенностями личности индивидуума и т.д. То же самое относится и к реализации идеала в специфически-национальных условиях развития целых стран, народов и т.д. В этом в полной мере сказывается диалектика всеобщего, особенного и индивидуального.

Такое отклонение ни в коем случае нельзя толковать как отказ от идеала, как признание его неосуществимости. Наоборот, только полный учет конкретных условий места и времени и позволяет осуществить через деятельность теоретически или эстетически выверенный идеал. Иначе этот идеал так и остается неосуществимым «благим намерением», разбивающимся о неодолимое упрямство «грубой» реальности. В марксистско-ленинском понимании идеал выступает как активная форма общественного сознания, организующая массу индивидуальных сознаний и воли вокруг решения одной, исторически назревшей задачи, проблемы. Таков в наши дни идеал коммунизма.

Э. Ильенков


1 Программа КПСС. Москва, 1961, с. 141.
2 Фихте И.Г. Избранные сочинения, т. 1. [М.], 1916, с. 403.
3 Там же, с. 405.
4 Там же, прим.
5 Маркс К., Энгельс К. Сочинения, 2 изд., т. 21, с. 295.
6 Там же, т. 3, с. 34.

Идеальный мужчина: исследование

Почему американцам так необходимо иметь идеальные белые зубы? Почему китайские мужчины так медленно доверяют друг другу? Почему в Бразилии слово «негодяй» считается комплиментом? Почему немецкие мужчины считают нормальным ходить голышом? И почему британские мужчины иногда так грубы со своими самыми близкими друзьями?

В каждом случае ответ культурный. Каждая культура имеет свой уникальный набор кодов, которые диктуют, что важно и «что значит» быть мужчиной.

Очевидно, что эти культурные представления играют огромную роль в том, как маркетинговые кампании проводятся в разных странах. Если вы хотите показать, что вы «лучшее, на что способен мужчина», вам нужно знать, чем отличается передовой опыт мужчины в Бразилии, Великобритании, Германии или Японии. Вы не можете полагаться только на репутацию бренда и маркетинговую мощь. Посмотрите, как в Китае, например, когда-то непобедимым McDonald’s и KFC пришлось яростно бороться, чтобы выдержать конкуренцию со стороны местных ресторанных брендов.

Итак, о чем должны думать глобальные бренды, артикулируя свое предложение в национальных культурах?

Это стало предметом нашего последнего исследования «Идеальный мужчина», в котором рассматривается ряд социологических вопросов о том, что ожидается от мужчин. Сюда входят такие вопросы, как: какова его роль в обществе, каков его «способ действия», что дает ему социальный капитал, что его мотивирует и как он ведет себя как с мужчинами, так и с женщинами?

Для этого мы поговорили с людьми как внутри, так и за пределами местной культуры. Часто проблема для маркетологов, работающих с местными командами, заключается в том, что эти коды в значительной степени невидимы для тех, кто живет по ним. Мы слепы к нашей культуре, как золотые рыбки, плавающие в воде, которую мы даже не замечаем.

Результаты сильно различались на разных рынках. Идеальный индийский мужчина эгоистичен и горд, поскольку в ролевом мире, определяемом его кастой, группой, классом и семьей, именно это и означает быть мужчиной. Напротив, идеальный мужчина в Китае определяет себя ситуациями, в которых он оказывается: он наблюдает, берет свое мнение от других и действует благоразумно и стратегически, чтобы не привлекать к себе чрезмерного внимания. В США идеальный человек проникнут чувством праведной цели, которое можно признать через американскую Конституцию, центральное значение закона и свободы, движение за гражданские права и т. д.: это человек с миссией, который ведет себя честно. ; он готов действовать и принимать последствия. В Великобритании идеальный мужчина индивидуалистичен и умерен: он охраняет свою частную жизнь и остается отстраненным благодаря уважению вежливости, манер и правил поведения в обществе. Ему трудно понять смелую напористость индийских или американских мужчин, хотя со своими друзьями он наслаждается возможностью саркастически подшучивать.

В таблице ниже представлены результаты нашего анализа четырех рынков.

 

Китай

Индия

Великобритания

США

Как он вписывается в общество

Осмотрительность

Ролевой, послушный

Достойный, соответствующий

Праведная цель

Его образ действий

Стратегический, предусмотрительный

Эгоистичный, гордый

Умеренный, добродушный

Честное стремление

Его Х-фактор

Самоулучшение

Умный, инновационный

Прагматичный, изобретательный

Уверенный оптимизм

Его конечная цель

Капитал банка

Достижение индуистских идеалов трансцендентности, растворение

Чтобы жить хорошо

Оставив свой след в мире

Его поведение по отношению к женщинам

Гармоничный

Мачо

Ироничный, уважительный

Суровый романтик

Его поведение по отношению к другим мужчинам

Кипящий избыток

Развязанный

Остроумный стеб

Поддерживающий

 

Интересно, что эти коды дают узнаваемое описание политического лидера каждой страны. Индийские коды можно увидеть у Моди, американские коды у Обамы, некоторые китайские коды у Си Цзиньпина, британские коды у Кэмерона и так далее.

Итак, какие бренды успешно учли эти культурные нюансы в своих маркетинговых кампаниях?

Международные бренды пива являются одним из примеров. В Индии, где идеальный мужчина соответствует мачо-идеалу силы и мускулистости, реклама пива полна мускулистых парней в противостоянии.

С другой стороны, в рекламе пива для Китая, где различие между мужским и женским началом не так четко разграничено, это совсем другая история. Мы видим почти столько же женщин, пьющих и наслаждающихся пивом, как и мужчин, как показано в рекламе китайского бренда Tsingtao.

В британской рекламе пива женщины находятся на периферии, как и в Индии, но далеко не мачо. Идеальный британский мужчина обычно изображается каким-то забавным идиотом: таким примером может служить реклама «Побег из офиса» Карлинг.

Бренды средств личной гигиены также являются хорошим примером. В Индии реклама дезодоранта Nivea Man или Cobra (местный бренд) чрезмерно преувеличивает физический, мужественный и откровенно мужественный образ идеального индийского мужчины, окружая его красивыми женщинами, которые, конечно же, находят его неотразимым.

Напротив, китайская реклама в этой категории подчеркивает его андрогинную метро-сексуальность, избегая грубых изображений и изображая «гладкий» как мужественный.

Если мы посмотрим на США, то реклама Old Spice использует юмор, чтобы задействовать мужественный, суровый аспект идеального американского мужчины: они могут быть пародией на мужественность, но в выборе того, что пародировать, бренд умело определил коды, которые резонируют с его аудиторией.

В отличие от этого, реклама спрея для тела Lynx в Великобритании демонстрирует его волшебные свойства на женщинах для его тощих грудастых пользователей, что является ярким выражением иронического чувства британских мужчин к своей мужественности.

Потенциал для маркетологов, понимающих важность этого межкультурного анализа, значителен. И речь идет не только о том, что ожидается от мужчин, но и о том, как разные культуры создают смысл в более широком смысле — будь то успех, здоровье, деньги, семья или любовь.

Понимание этой культурной динамики обещает мощные идеи для сообразительных брендов и столь же большие ловушки для неосведомленных.

6 качеств, которыми должен обладать идеальный мужчина

Как выглядит идеальный мужчина? Какими качествами он обладает?

Доктор Роберт Гловер и Дэвид Дейда написали книги о том, что делает мужчину полностью реализованным, успешным и привлекательным. Хотя их мнения в чем-то расходятся, они оба согласны с шестью важными качествами, которыми должен обладать идеальный мужчина.

Взгляните на их теории об идеальном мужчине.

Обзор идеального мужчины

Два текста всплывают снова и снова по мере необходимости для мужчин, стремящихся улучшить себя, полностью приняв себя и свою мужественность: Доктор Роберт Гловер больше не мистер Nice Guy и Дэвида Дейды 1997 года Путь превосходного человека . Оба автора приходят к одинаковым выводам: Чтобы быть идеальным мужчиной , вы должны всем сердцем принять себя таким, какой вы есть.

В книге доктора Роберта Гловера Хватит Мистера Славного Парня В целом, главное различие между Славным Парнем и Идеальным Мужчиной — это принятие себя. Гловер отмечает, что в то время как Идеальный Мужчина уверен в своей самооценке, мужественности и сексуальности, Славный Парень подавляет свое истинное «я» (включая свою мужественность и сексуальность).

Гловер далее определяет эти типы мужчин с помощью следующих характеристик:

9002 1 Избегает конфликтов и борется с границами
ПРИЯТНЫЙ ПАРЕНЬ Идеальный мужчина
Улаживает конфликты и устанавливает границы
Ставит потребности и желания других выше своих собственных Считает себя ответственным за свои собственные потребности и желания
Игнорирует свои недостатки и ошибки Обращается к своим недостаткам и ошибкам и учится на них
Исправляет людей и ситуации без подсказки Берет на себя ответственность и искренне заботится о своих близких
Сдерживает свои мысли и эмоции из страха неодобрения 900 24 Сообщает мысли и эмоции открыто и честно
Изолирован и одинок, даже среди семьи и друзей Строит здоровые, достойные отношения со всеми (женщины и мужчины)

6 качеств идеального мужчины

Согласно Гловеру и Дейде, идеальный мужчина:

1) Принимает себя всем сердцем

Что касается Гловера Идеальный мужчина и высший мужчина Дейды, оба автора приходят к одинаковым выводам: Чтобы быть настоящим мужчиной , вы должны всем сердцем принять себя таким, какой вы есть.

Превосходный мужчина имеет много общего с Идеальным мужчиной, например, способность смотреть в лицо своим страхам, освобождать от стыда и неуверенности в себе и принимать жизненные трудности как возможности для роста. Однако мужской архетип Дейды немного отличается от архетипа Гловера в его духовной связи с миром в целом. Например, Дейда считает, что Высший Мужчина находится в контакте как с мужским, так и с мужским началом.0253 и женская энергия — внутри себя, в окружающих его людях и в толчках и притяжениях Вселенной. Он также отмечает, что Высший Человек знает, как присутствовать и подходить к любой ситуации с открытым и любящим сердцем.

В то время как Нет больше Мистера Славного Парня никогда не подразумевает, что эти черты не являются частью Идеального Мужчины, духовные аспекты Высшего Мужчины Дейды не находятся в центре внимания психоаналитического Гловера. И хотя Дейда прямо не определяет «неполноценного мужчину», равного «хорошему парню», он намекает на нежелательные мужские качества, похожие на атрибуты «хорошего парня» Гловера. Например, Хороший Парень Гловера скрывает свои истинные мысли и эмоции; Точно так же Дейда критикует мужчин, которые искренне не делятся своим истинным «я» и жизненными целями с другими.

2) Берет на себя ответственность

 По словам Гловера, когда вы ставите себя в приоритет, вы формируете новые, продуктивные убеждения о себе, своих потребностях и способах их удовлетворения. Поймите, что у всех есть потребности , и расстановка приоритетов для себя — единственный зрелый, прямой и честный способ удовлетворить ваши потребности.

Хотя Дейда соглашается с тем, что Высший Человек несет ответственность за себя, его интерпретация того, что эта ответственность представляет собой , отличается от интерпретации Гловера. Дейда считает, что в своих интимных отношениях Высший Мужчина не обязательно несет ответственность за свои отношения.0253 нуждается в , но для того, чтобы знать свою цель в жизни и использовать ее для постановки целей, чтобы держать себя и свою женщину на правильном пути. Как мужчина, Дейда говорит, что вы обязаны прорваться через женские настроения и эмоции, а также вашу собственную озабоченность своими обязанностями и дать вам обоим четкое направление.)

3) Приветствует страх

Гловер утверждает, что единственный путь преодолеть порочную тревогу и страх — значит признать их и столкнуться лицом к лицу с тем, что вас в настоящее время пугает. Вы создаете новые убеждения каждый раз, когда преодолеваете страх.

Легче сказать, чем сделать, чтобы противостоять своим страхам, но мы можем снова обратиться к Путь превосходного человека за советом о том, как вести себя в таких ситуациях. Когда вы чувствуете дискомфорт, тревогу или страх, Дейда рекомендует вам отпустить ситуацию и открыться неопределенности:

  • Сосредоточив внимание на своем дыхании. Снимите напряжение в теле, встаньте прямо и глубоко вдохните животом. Позвольте себе быть физически и ментально открытым для того, что вы испытываете.
  • Говорите о своих страхах. Признавая и описывая свои страхи и то, как они влияют на вас, вы позволяете себе быть эмоционально открытыми к своим нынешним чувствам.

Как только вы полностью откроетесь для всего, что может преподнести вам жизнь, Дейда соглашается, что остается сделать только одно: смотреть ей в лицо.   

4) Принимает свою мужественность

По словам Гловера, если мужчина хочет чувствовать себя сильным и управлять своими отношениями с мужчинами, женщинами и жизнью в целом, он должен вернуть себе мужественность. Это восстановление означает принятие своей мужественности и всех ее качеств. Чтобы восстановить связь и использовать силу своего мужского «я», Гловер рекомендует вам сблизиться с другими мужчинами и найти положительные мужские образцы для подражания.

В то время как понимание Гловером мужественности в значительной степени основано на том, на что способен мужчина , концепция Дейды больше связана с тем, что чувствует как быть мужчиной и как эта конкретная энергия положительно влияет на его отношения и общий баланс отношений. Вселенная.

В то время как Гловер подчеркивает, что Славные Парни находят мужчин образцов для подражания, чтобы помочь им, Дейда просит Высшего Мужчину также обратиться к мудрости пожилых женщин. С возрастом женщины склонны больше использовать свою мужскую энергию, что, по словам Дейды, снижает их способность терпеть всякую чушь . Это — в сочетании с их способностью к глубокому эмоциональному пониманию как зрелой женщины — делает пожилых женщин достойными компаньонами в вашем путешествии по самосовершенствованию.

В то время как Гловер и Дейда оба считают, что мужчины выиграют от принятия своей мужественности, их определения этой концепции сильно различаются.

Как более явно духовный из них двоих, Дейда обсуждает не просто мужественность, а мужскую энергию . По его словам, у всех нас есть способность к мужской энергии 90 253 и женской энергии 90 254. Он разбивает эти энергии на две простые категории: те, кто изнасилует (мужские), и те, кто желает быть изнасилованными (женские). Дейда считает, что вам решать, с какой энергией вы больше всего согласуетесь. При этом он уточняет, что Путь Высшего Человека предназначен для мужчин, которые соответствуют мужскому началу.

Дейда подчеркивает важность полярного притяжения между мужским и женским началами, поэтому он далее определяет обе энергии через то, что они могут дать друг другу. В качестве мужских «подарков» противоположному женскому он видит следующее:

  • Безусловная любовь
  • Стабильность
  • Безопасность
  • Решительность
  • Аналитическая перспектива

5 ) Обратился к своим отношениям с отцом

Чтобы добраться до Корень его проблем с мужественностью, Гловер объясняет, что выздоравливающий Хороший Парень должен преодолеть детское впечатление о своем отце и взглянуть на него свежим взглядом. Даже если отношения были именно такими, какими вы их помните, Гловер демонстрирует, что, когда вы размышляете как взрослый, вы, вероятно, увидите своего отца таким, каким он был: человеком.

В Superior Man Дейда соглашается, что для того, чтобы жить как свободный человек, вы должны освободиться от ожиданий своего отца. Чтобы помочь вам в этом, он предлагает три дня жить так, как если бы ваш отец умер. Следуйте своим путем. Что бы вы преследовали, если бы его осуждение было снято с ваших плеч?

6) Не соглашается на плохой секс

По словам Гловера, приятные парни, которые соглашаются на плохой (неуместный, бесстрастный) секс, скорее всего, будут продолжать заниматься плохим сексом. Если Славный Парень продолжает мириться с ленивыми, пассивными занятиями любовью, это станет нормой.

У Славных Парней не будет хорошего секса, пока они не скажут «нет» плохому сексу. Но что такое «хороший секс» для Гловера?

  • Оба партнера несут ответственность за удовлетворение своих потребностей.
  • Нет предварительных ожиданий или целей (нет «Она должна испытать оргазм 3 раза, или я потерпел неудачу»).

About the Author

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Related Posts