Артур Шопенгауэр
Официально:
Артур Шопенгауэр. 22 февраля 1788 – 21 сентября 1860. Немецкий философ. Часто называемый «философ пессимизма».
Неофициально:
1. «Кто не любит одиночества, тот не любит свободы»– утверждал Артур Шопенгауэр. Сам знаменитый немецкий философ любил одиночество и крайне отрицательно относился к славе. Поставить кому-либо памятник при жизни – парадоксально утверждал он, значит, заведомо признать, что потомки этого не сделают.
2. Один из самых известных философов мира Артур Шопенгауэр родился 22 февраля 1788 года. Его отец, Генрих Флорис Шопенгауэр был коммерсантом, но для своего времени чрезвычайно образованным и довольно свободно мыслящим.
3. В детстве Артур Шопенгауэр прожил два года во французской семье, потом учился в частной гимназии в Гамбурге и полгода отшлифовывал образование в Великобритании.
4.
5. Мы вполне можем назвать Шопенгауэра, как некогда Никиту Сергеевича Хрущева – волюнтаристом. В 1819 году он опубликовал, как потом оказалось, главный труд своей жизни: «Мир как воля и представление». Впрочем, этот мир Шопенгауэр не переоценивал, и считал «наихудшим из миров».
6. Он называл оптимизм не только нелепым, также и истинно
безнравственным образом мыслей, горькой насмешкой над
несказанными страданиями человечества. В противовес нелепому
оптимизму он ввел термин «пессимизм», соорудив его из латинского
слова «пессимус», то есть наихудший. Философом пессимизма
Шопенгауэра и прозвали.
7. Шопенгауэр впервые употребил термин «мотивация».
8. Шопенгауэр высоко ценил основные работы Канта и философские идеи буддизма. Бронзовая статуэтка Будды и бюстик Канта украшали его кабинет.
9. На стенах этого кабинета были развешаны портреты Гете, Шекспира и Декарта и гравюры с изображением собак: не слишком любивший людей Шопенгауэр стал одним из первых в Германии зоозащитников.
10. Пишут, что Шопенгауэр не знал материнской любви: мать – писательница и хозяйка литературного салона была поглощена собой, сочинительством и людьми, которых привлекала в свой дом в Веймаре – среди них был, например, великий Гете.
11. Даже когда мать и сын жили в одном доме, они часто общались с помощью писем, так как пребывали в ссоре.
12. Шопенгауэра отличали крайнее честолюбие и редкие, доходящие
до паранойи мнительность и недоверие к людям. Порой он спал
с оружие в руках, а ценные вещи прятал в тайники из страха перед
грабителями.
13. Безответная любовь к приме Веймарской оперы Каролине Ягеман сделала Шопенгауэра женоневистником.
14. Отношения в семье этот мизантроп и философ пессимизма описал так: это два дикобраза в холодную ночь, которые жмутся друг к другу, чтобы согреться и не могут сделать этого из-за иголок. Женитьба вдвое увеличивает обязанности и вдвое уменьшает права, уверял Шопенгауэр и остался убежденным холостяком.
15. Другие мысли Шопенгауэра тоже стоят цитирования. «Талант попадает в цель, в которую никто попасть не может. Гений попадает в цель, которую никто не видит». «Есть три вида аристократии – аристократия по рождению и по чину, денежная аристократия и наивысший вид аристократии – аристократия ума». «Миром правят три державы: ум, сила и счастье». «Если способности у вас посредственные, то скромность – всего лишь честность, если же вы обладаете большими талантами, то она – лицемерие».
16.
Шопенгауэр очень строг к роду людскому. Он обрекал
человечество на вечные колебания между нуждой и скукой. Еще
нетерпимее относился Шопенгауэр к «явному обнаружению умственного
банкротства» – так уничижительно отзывался философ о пристрастии
к карточной игре. «Не будучи в состоянии обмениваться мыслями,
люди перебрасываются игральными картами», – говорил
Шопенгауэр.
17. Сам Шопенгауэр любил обмениваться мыслями, в совершенстве владел пятью языками и вдобавок латынью и много читал.
18. Род людской не обиделся, и оценил Шопенгауэра по достоинствам. И слава все же настигла философа – потомки поставили Шопенгауэру памятник во Франкфурте-на-Майне.
19. Взгляды Шопенгауэра оказали существенное влияние на многих
ученых и писателей, среди которых Фридрих Ницше, Эрвин Шрёдингер,
Альберт Эйнштейн, Зигмунд Фрейд, Карл Юнг, Лев Толстой, Хорхе
Луис Борхес. Увлечение идеями Шопенгауэра отразилось в оперной
тетралогии «Кольцо нибелунгов» Рихарда Вагнера.
Композитор даже
прислал Шопенгауэру экземпляр с посвящением.
Читать книгу «Психология надежды. Оптимизм и пессимизм» онлайн полностью📖 — Е. П. Ильина — MyBook.
© ООО Издательство «Питер», 2015
Предисловие
«Надежда – мой компас земной…» – поется в известной песне. Надежда на светлое, счастливое будущее придает человеку силы. По Э. Фромму, надежда как основная характеристика бытия направлена на активное преобразование человеком и обществом «земной» реальности в направлении ее «большей жизненности».
Роль надежды выражена в поговорке «Надежда умирает последней». Действительно, без надежды жизнь теряет смысл. Поэтому не случайно в зарубежной психологии этому феномену посвящено много публикаций. К сожалению, отечественная психология проблеме надежды уделяет мало внимания.
Надежда связана с оптимистическим ожиданием положительного результата, поэтому рассмотрение ее в психологии без обсуждения проблемы оптимизма (и его противоположности – пессимизма) делает его неполным, незавершенным.
Проблема оптимизма—пессимизма в восприятии прошлых, настоящих и будущих событий, несмотря на ее практическую важность, привлекла пристальное внимание ученых тоже лишь в последние десятилетия. Как результат, согласно данным портала «PsycInfo», в зарубежных психологических журналах ежегодно публикуется более ста статей, в которых так или иначе рассматривается термин «оптимизм».
Эта проблема – проблема оптимизма—пессимизма – является междисциплинарной и интересует философов, социологов и психологов. Однако ее рассмотрение оказалось оторванным от психологии надежды. Это довольно странно, так как изучение диспозиционного оптимизма—пессимизма, то есть позитивной или негативной оценки будущего, непосредственно связано с феноменом надежды или безнадежности. В данной книге я попытался устранить этот разрыв.
В книге имеются два раздела. Первый посвящен рассмотрению различных аспектов психологии надежды, второй – изложению вопросов, касающихся оптимизма—пессимизма: это и отношение ученых к этим феноменам, и подходы к изучению оптимизма—пессимизма, и факторы, влияющие на проявление оптимизма—пессимизма, влияние оптимизма и пессимизма на психологическое и физическое здоровье, а также их проявление в различных сферах жизни человека.
В конце книги приведен обширный список отечественной и зарубежной литературы по рассматриваемой теме, а также методики изучения надежды и оптимизма—пессимизма.
Введение
Надежда как явление рассматривалась еще в античные времена. В одной из поэм древнегреческого поэта Гесиода (VIII–VII вв. до н. э.) рассказывается, что Пандора, созданная богами для отмщения людям, получившим от Прометея огонь, не только выпускает из сосуда несчастья, ненависть, пороки и болезни, но и закупоривает сосуд, оставляя на его дне надежду, тем самым лишая человечество последней отрады.
В античные времена часть мыслителей отрицала значимость надежды, понимая ее как иллюзию, добровольный самообман, могущий привести человека в отчаяние. Судьба человека представлялась предопределенной, следовательно, не было места для надежды что-либо изменить в своей судьбе.
По Платону (1994), у хороших и правильно мыслящих людей надежды истинные и достижимые, у дурных и неразумных – ложные и несбыточные. Таким образом, для Платона надежда – это положительная ценность, справедливая награда за добродетельную жизнь. Аристотель, ученик Платона, считал, что надежда увеличивает уровень социального доверия.
Положительное значение надежды в Античности проявлялось и в том, что она символически изображалась на монетах, а в Древнем Риме существовало ее культовое почитание.
В христианстве надежда тоже трактуется как положительная ценность.
Хотя допускается, что объектами надежды могут быть различные блага (в том числе материальные), в ней усматривается знак принадлежности человека не к земной жизни, а к вечности; ее основное содержание – упование на справедливый суд Христа и спасение (мессианская надежда). В таком качестве надежда рассматривается как одна из основополагающих добродетелей наряду с верой и милосердием.
Не покидай меня, надежда,
Когда над пропастью стою,
Дай руку мне свою, как прежде,Чтоб удержаться на краю.
Не уходи из сердца, вера,
Когда ослабну я душой,
Когда день праздничный вдруг серым
И горьким станет предо мной.
А если вьюга ледяная
Мне душу бедную скует,
Спаси меня, любовь святая,
И растопи колючий лед.
Меня в беде не покидайте,
Когда от горя стынет кровь,
Звездой спасительной сияйте,
Надежда, вера и любовь!
Леонид Старцев
В христианской традиции надежда выступает одним из семантических центров триединого комплекса универсальных человеческих ценностей: Вера – Надежда – Любовь.
Согласно апостолу Павлу, надежда «для души есть как бы якорь безопасный и крепкий», «твердое утешение» (Евр., 6, соотв. 19 и 18). Христианская надежда, однако, подчас принимает пассивную форму, что видно из названия одного богословского трактата: «Указание пути к спасению: смирение, ненадеянность на себя и надежда на Бога» (Екатериновский П., 2001). Не случайно А. С. Пушкин заметил, что русский бог – это «авось». В то же время у нашего народа есть поговорка: «На бога надейся, а сам не плошай», заимствованная, впрочем, из Талмуда, и призывающая не полагаться на чудо (а для русского человека что «чудо», что «бог» – едино).
Надежда – хороший завтрак, но плохой ужин.
Фрэнсис Бэкон
Понятие «надежда» занимает существенное место в моральной философии И. Канта. Для него вопрос «на что я смею надеяться?» – один из трех важнейших вопросов философии (два других – «что я могу знать?», «что я должен делать?»). Совершенное осуществление добродетели и достижение соразмерного с добродетелью счастья непостижимы разумом и могут быть предметом лишь надежды.
Но надежда не может быть, по Канту, нравственным мотивом: в качестве принципа деяния она разрушительна для его моральной ценности.
В современных рассуждениях о надежде в разных философских контекстах переосмысливаются античные и христианские представления. Одни философы отождествляют надежду с иллюзией, рассматривают ее как предлог уйти от решения жизненных дилемм в мир грез (А. Камю) и противопоставляют ей безнадежность как отсутствие всякого обмана. Единственный путь для человека, осознавшего наконец свою принадлежность абсурду, состоит в жизни без надежды на понимание и на спасение, которая всегда тождественна иллюзии. Другие философы признают надежду необходимой и весьма эффективной движущей силой развития как в личностном, так и социальном, историческом и даже космическом аспектах (П. Рикер, Э. Блох, Э. Фромм), но подходят к пониманию этого с различных позиций. По мнению Рикера (1996), адекватное понимание надежды возможно лишь в теологии и философии, он связывает понятие надежды с понятиями воскресения и свободы.
Познать воскресение Христа – значит приобщиться к надежде на воскресение из мертвых.
Э. Блох (1991) при создании философии надежды опирался на учение К. Маркса, которое само по себе считал актом надежды на том основании, что в отличие от предшествующей философии, ориентированной в прошлое и исходящей из реализованности идеала совершенства, марксизм ориентирует на достижение универсального совершенства в будущем.
Э. Фромм рассматривает положительную ценность надежды во внерелигиозном контексте, возражая против отождествления ее с иллюзией. Он особо подчеркивает укорененность надежды в настоящем. Объектом надежды, по его мнению, является состояние бытия. Надежда требует действовать и добиваться достижения целей. Увязывание надежды с настоящим делает ее более действенной еще и потому, что уберегает от другой формы отчуждения – игнорирующего реальность авантюризма.
Пассивное ожидание достижения бытийной полноты в далеком будущем Фромм считает одной из основных форм отчуждения надежды (поклонение «будущему», «потомкам», «прогрессу» и т.
п.). Именно пассивное упование уводит человека от собственной активности и ответственности за свою жизнь.
Надежда – это попытка заглянуть в будущее, которое может оцениваться с позиций либо пессимизма, либо оптимизма. Но эти оценки могут относиться не только к будущему, но и к настоящему и прошлому, отражая общую позицию человека в восприятии мира и событий, происходящих в нем.
Один восточный властелин увидел страшный сон, будто у него выпали один за другим все зубы. В сильном волнении он призвал к себе толкователя снов. Тот выслушал его озабоченно и сказал: «Повелитель, я должен сообщить тебе печальную новость: ты потеряешь одного за другим всех своих близких». Эти слова вызвали гнев властелина. Он велел бросить в тюрьму несчастного и призвать другого толкователя, который, выслушав сон, сказал: «Я счастлив сообщить тебе радостную весть: ты переживешь всех своих родных». Властелин был обрадован и щедро наградил его за предсказание.
Эта восточная притча показывает, что одно и то же событие может оцениваться по-разному, его трактовка может иметь разные последствия.
Античный философ-стоик Эпиктет говорил: «Людей больше беспокоят не события, а то, как они воспринимают их». От того, как мы воспринимаем и оцениваем мир, себя в нем и других людей, зависит наше поведение и его эффективность. Еще в Библии было написано, что все дни у печального ненастны, а у кого веселое сердце, у того всегда в душе пир.
Оптимизм и пессимизм – категории, которые могут принадлежать как индивидуальному, так и общественному мировоззрению; они могут отражаться как непосредственно чувственными, конкретными формами мироощущения, так и обобщенной идеологией – это универсально-оценочные категории. Поэтому оптимизм и пессимизм рассматривались в истории науки в трех аспектах: как восприятие и осмысление человеческой природы и общественного существования, рассмотрение развития человечества по оптимистическому или пессимистическому сценарию (мировоззренческий оптимизм—пессимизм), как оценка социально-экономического положения общества в данный момент, как общественное настроение (социальный оптимизм или пессимизм) и как индивидуально-психологическая особенность конкретного человека (индивидуальный оптимизм или пессимизм).
Рассмотрение оптимизма—пессимизма в первом аспекте – удел философов, во втором аспекте – социологов, и в третьем аспекте – психологов.
Проблемы оптимизма и пессимизма касались многие древние мыслители и философские школы (стоицизм, эпикурейство и т. д.). Учение стоиков, и в частности Сенеки (IV в. до н. э.), многие считали пессимистичным, потому что акцент делался на самоконтроле и самоограничениях. Эпикурейство, напротив, считалось учением оптимистов, поскольку его сторонники утверждали, что одной из основных целей человека является стремление к получению максимального удовольствия от жизни.
Как отмечают Д. А. Циринг и К. Ю. Эвнина (2013), в древнегреческой мифологии и выросшей из нее античной философии бытие физического и социального космоса описывается пессимистично, как бесцельное и вечно возвращающееся к исходной точке.
В противоположность этому развивается исторический оптимизм иудаизма и особенно христианства: иудейский оптимизм опирается на постулат целесообразного движения, возможного только для личностной воли, будь то воля человека или божественная воля.
Главное настроение христианства – уверенность в торжестве идеала, динамический оптимизм по формуле «все идет к лучшему». Очевидно, отсюда и народная поговорка: «Что ни делается, все к лучшему».
Оптимизм, характерный для эпохи Возрождения, основывается на идеализированном понимании человеческой природы, гарантирующей совершенство общества.
Оптимизм был в целом присущ и эпохе Просвещения, и в эту эпоху осмысление понятий «оптимизм» и «пессимизм» становится более персонифицированным, переходя из идеологических тенденций в систему индивидуального мировосприятия.
Несмотря на то что оптимистическое и пессимистическое мировоззрение рассматривалось философами с древних времен, термин «оптимизм» возник относительно недавно, как и связанный с ним термин «пессимизм». В начале XVII в. Лейбниц ввел этот термин для обозначения определенного способа мышления («Memoires de Trevoux», 1710). От Лейбница традиция оптимизма перешла к Г. Лессингу, Д. Дидро, раннему И. Канту и другим просветителям.
Такой оптимизм был осмеян Вольтером в повести «Кандид, или Оптимизм», вышедшей в свет в 1759 г.
Реакцией на исторический оптимизм просветителей были натуралистические концепции пессимизма. П. Мопертюи строил свой пессимизм на положении, согласно которому сумма неудовольствия превышает сумму благ. При этом удовольствие и неудовольствие понимались как психические состояния.[1] Эту тенденцию продолжал в XIX столетии А. Шопенгауэр, а за ним Э. Гартман. Для этого типа пессимизма характерно недиалектическое противопоставление страдания и счастья.
Кстати, термин «пессимизм» был введен в философию независимо друг от друга Шопенгауэром и Калэриджем.
В их исходном значении термины «оптимизм» и «пессимизм» не были симметричны. Для Лейбница оптимизм выступал прежде всего в своем рациональном содержании, отражающем убеждение в том, что добро побеждает зло. Он утверждал, что мы живем в лучшем из всех возможных миров, поскольку в нем больше добра, чем зла.
В то же время в реальности, начиная от Гесиода и до наших дней, проявляется исторический пессимизм: каждая эпоха считала себя наихудшей.
Очевидно, что люди субъективно особо чувствительны к бедствиям своего времени, и этот вид пессимизма – естественная и практически неизбежная иллюзия. Теоретически мы от нее освобождаемся тогда, когда узнаем факт ее повторения в разные эпохи, в самых разных исторических условиях.
Двадцатый век с его мировыми войнами и революциями дал богатую пищу для пессимистических настроений. Философия экзистенциализма подчеркивает, что ощущения страха, тревоги, отчаяния, покинутости стали основными умонастроениями эпохи.
Пессимизму посвятил свои работы русский философ В. Соловьев. Понять причины пессимистического мировоззрения и его обусловленность межличностными проблемами, состоянием здоровья и другими факторами среды попытался И. И. Мечников в двух книгах: «Этюды и природе человека» и «Этюды оптимизма».
Пессимизм и оптимизм
При попытке обосновать оптимистическую теорию человеческой природы невольно возникает вопрос: почему же столько выдающихся умов останавливалось на чисто пессимистическом мировоззрении?
Пессимизм – очень давнего происхождения, хотя проповедовался он и распространился главным образом в современную нам эпоху.
Всем известен пессимистический возглас Екклезиаста за десять веков до нашей эры: «Все суета сует и всяческая суета!» Предполагаемый автор этого изречения Соломон провозглашает, что он «возненавидел жизнь, потому что противны стали ему дела, которые делаются под солнцем, ибо все суета и томление духа» (Екклезиаст, II, 17).
Будда возвел пессимизм в степень учения. По его мнению, жизнь есть сплошное страдание. «Рождение – страдание, старость – страдание, смерть – страдание, связь без любви – страдание, разлука с любимым – страдание, неудовлетворенное желание – страдание; кратко сказать: всякая усиленная привязанность ко всему земному – страдание» (цитата Ольденберга. Будда, фр. пер., Париж, 1894, с. 214).
Этот пессимизм Будды послужил источником большинства современных пессимистических теорий.
Будучи восточного происхождения, пессимизм очень сильно распространился в Индии, даже помимо буддизма.
Пессимизм | Определение и происхождение
Артур Шопенгауэр
Смотреть все СМИ
- Похожие темы:
- этика одиночество отношение оптимизм
Просмотреть весь связанный контент →
пессимизм , отношение безысходности к жизни и к существованию вкупе со смутным общим мнением о том, что в мире преобладают боль и зло.
Происходит от латинского 9.0017 пессимус («худший»). Пессимизм — это антитеза оптимизму, отношение всеобщей надежды в сочетании с мнением о том, что в мире существует баланс добра и удовольствия. Однако описание отношения как пессимистического не обязательно означает, что оно вообще не предполагает никакой надежды. Он может поместить свои объекты надежды и оценки в области за пределами обычного опыта и существования. Это может также направить такую надежду и оценку на полное прекращение и отмену существования.
Бессистемный пессимизм является отражением материальных обстоятельств, физического здоровья или общего темперамента. На языке Екклесиаста характерно выражено, что «все суета». Однако существуют систематические формы пессимизма, как философские, так и религиозные. Орфико-пифагорейский взгляд на мир был пессимистичным: плотское существование рассматривалось как периодическая епитимья, которой подвергается нечистая или виновная душа до тех пор, пока она, наконец, не сможет освободиться от «цикла становления» посредством церемониального очищения или философского созерцания.
. Тот же ограниченный пессимизм в отношении плотского существования и опыта обнаруживается в платонизме, для которого вещи в этом мире неизбежно отклоняются от своих идеальных образцов и не соответствуют им. У Платона Федон плотские склонности и опыт представляют собой лишь помехи в выполнении деятельности, которая будет полностью осуществлена после смерти. Восточный пессимизм (определенного рода) можно проиллюстрировать в буддизме, где считается, что всякое сознательное личное существование связано с болью или болезнью, где причина такого зла лежит в личных стремлениях или желаниях и где положительная оценка направлена на завершение. нирвана), что включает в себя прекращение стремления и сознательного личного существования. Точно так же это представлено в основных течениях индуистской мысли с дополнительным тезисом, что мир не только болезненный и злой, но и иллюзорный. Условный пессимизм глубоко характерен для христианства, где Земля есть падший мир, в котором человеческий разум и воля испорчены, и где только искупительным действием, приходящим из-за пределов мира и осуществляющим себя в ином порядке, могут быть исправлены такие недуги.
.
Философский пессимизм был силен в XIX веке и был представлен в системах Артура Шопенгауэра и Карла Роберта Эдуарда фон Гартмана. Шопенгауэр представил синтез кантианства и буддизма, причем кантианская вещь в себе отождествлялась со слепой иррациональной волей, стоящей за явлениями; мир, будучи проявлением такой несчастной воли, сам должен быть несчастен. В первой половине 20-го века критическая философия имела тенденцию избегать всего вопроса оптимизма и пессимизма; чувствуя себя неспособными сделать много общих утверждений о мире, философы особенно не желали давать общие оценки его добра или зла. Однако ограниченный пессимизм в отношении мира и человеческой природы был характерен для некоторых богословских систем (например, богословия Карла Барта, Эмиля Бруннера и голландских неокальвинистов Германа Дойверда и Д. Х. Т. Волленховена). Возможно, самая бескомпромиссная пессимистическая система из когда-либо разработанных принадлежит философу-экзистенциалисту Мартину Хайдеггеру, для которого смерть, небытие и тревога были центральными темами интереса и для которого высшим возможным актом человеческой свободы было примирение со смертью.
Редакторы Британской энциклопедии Эта статья была недавно пересмотрена и обновлена Майклом Рэем.
Western News — Экспертное мнение: Хватит пренебрежительно относиться к пессимизму, это часть человеческого бытия
В современном обществе быть счастливым и иметь оптимистичный настрой — это социальные ожидания, которые сильно влияют на то, как мы живем и какой выбор делаем.
Некоторые психологи отмечают, что счастье превратилось в индустрию. В свою очередь, это создало то, что я называю императив счастья , социальные ожидания, что мы все должны стремиться к счастью.
Но это может стать препятствием на пути к счастью. Вот почему, как исследователь философского пессимизма, я утверждаю, что если мы действительно хотим жить лучше, пессимизм — это философская система, которая может помочь нам в этом.
В то время как пессимизм в психологическом смысле — это тенденция сосредотачиваться на плохих результатах, философский пессимизм принципиально не связан с результатами.
Скорее, это система, призванная объяснить происхождение, распространенность и вездесущность страданий.
Даже если я буду относиться к жизни весело и позитивно (таким образом, , а не делает меня психологическим пессимистом), я все равно могу быть философским пессимистом, потому что я могу продолжать верить, что существование вообще наполнено страданием.
Все о тревоге?
Французского философа Жана-Поля Сартра иногда считают мрачным философом, занимающимся экзистенциальной тоской, страхом и вообще темными, депрессивными темами. Его также ассоциировали с пессимизмом, но во многом это связано с непониманием его работы.
В 1945 году Сартр хотел развеять эти ошибочные представления. В публичной лекции под названием Экзистенциализм — это гуманизм он утверждал, что правильно понятый экзистенциализм — это философия свободы и ответственности за наш выбор и жизнь, которую мы создаем. Мы свободны — или, говоря экзистенциалистским языком, мы обречены быть свободными.
Сартр считал, что у нас нет сущности, и поэтому мы должны создавать и строить ее для себя. Так что, хотя все это, безусловно, может вызвать у некоторых чувство беспокойства и отчаяния, это не обязательно так.
Сострадание к живым существам
Как и в случае с экзистенциализмом, отчаяние и тоска не обязательно являются определяющими аспектами философского пессимизма.
Пессимизм имеет долгую историю в философии, восходящую к древним грекам. В древнем мифе говорится, что сатир Силен открыл царю Мидасу, что самое большое, на что может надеяться любой человек, — это никогда не родиться, а вторым лучшим достижением является ранняя смерть.
Но немец 19Философ 19-го века Артур Шопенгауэр считается философами первым современным западным писателем, который систематически рассматривал пессимизм в своих произведениях.
Философский пессимизм Шопенгауэра мотивирован состраданием и заботой обо всех людях — хотя, если быть точным, это сострадание распространяется на всех живых существ, а не только на людей.
Это одно из важных отличий от экзистенциализма.
Осуждение существования
В пессимизме Шопенгауэра мы находим явное осуждение существования. Как он выразился, «работа, беспокойство, тяжкий труд и бедствие — удел почти всех людей на протяжении всей их жизни», и «можно также представить нашу жизнь как бесполезно беспокоящий эпизод в блаженном спокойствии небытия».
И на случай, если он недостаточно ясно выразил свое осуждение существования, он также говорит: «Мир — это просто ад, и люди — это, с одной стороны, его измученные души, а с другой — его черти».
Как следствие, для Шопенгауэра небытие предпочтительнее существования. Это означает, что при наличии выбора существовать или не существовать, не возникать — лучший выбор. В этом он вторит Силену, но — и это важно — когда мы здесь, лучшее, что мы можем сделать, — это принять жизненную позицию, которая удерживает нас от желаний и желаний. В наших интересах прекратить преследование вещей , включая счастье.
Не об уничтожении жизни
Ни в коем случае ни он, ни любой другой философ-пессимист не стал бы выступать за нечто вроде безумного омницида — активно и прямо предпринимающего шаги по уничтожению всего живого, как некоторые ошибочно полагают.
В конечном счете пессимизм Шопенгауэра целиком зависит от его метафизических воззрений на природу самого бытия, суть которого и есть то, что он называл волей .
Для наших целей достаточно, если мы понимаем будет как своего рода сила , которая лежит в основе, обуславливает и мотивирует все сущее. Таким образом, все, что есть, существует для того, чтобы бесконечно хотеть — и никогда не достичь прочного удовлетворения.
Светлая сторона
Учитывая, что мир, в котором мы живем, заставляет нас иметь дело с пандемиями, экономическими проблемами, войнами и изменением климата, то, что мы должны быть счастливы, может показаться ошеломляющим. Нереально думать, что мы всегда должны смотреть на светлую сторону событий.
И даже если мы выбираем это, все равно, согласно пессимизму, мы существуем, чтобы хотеть и желать бесконечно. В свете этого императив счастья вступает в противоречие с сущностью существования ( воля Шопенгауэра ), потому что удовлетворение невозможно. Таким образом, ожидание счастья становится борьбой против самой природы жизни.
Вот почему, когда общество ожидает, что мы будем счастливы, и винит нас, если мы не счастливы, позитив становится ядовитым.
Если мы обнаружим, что не можем соответствовать императиву счастья , мы можем чувствовать себя неадекватными и любить неудачи.
Пессимизм может предложить философские инструменты для лучшего понимания нашего места в существовании. Это может помочь нам смириться с идеей, что отказ от неустанной погони за счастьем — это, возможно, самая разумная позиция.
Игнасио Л. Мойя, кандидат философских наук, Западный университет
Эта статья перепечатана из The Conversation под лицензией Creative Commons.
