КУЛЬТУРА СТЫДА ПРОТИВ КУЛЬТУРЫ ВИНЫ – Огонек № 39 (4714) от 30.09.2001
5K 13 мин. …
«Что же теперь делать с этими дикими фанатичными мусульманами?» — этот вопрос наверняка задали себе многие «цивилизованные» люди на планете после взрывов в Нью-Йорке. Не скрою, меня этот вопрос тоже очень беспокоит. И еще крайне интересно, почему они такие, эти арабы, и как их мировосприятие отличается от нашего — восприятия белого человека? И отличается ли? За ответами я обратился к крупнейшему специалисту в области этнопсихологии доктору психологических наук профессору Татьяне СТЕФАНЕНКО с кафедры социальной психологии МГУ
— Татьяна Гавриловна, думаю, происшедшие события наглядно показали, что есть определенная разница между ментальностью людей Востока и Запада.
Вряд ли можно у нас или в Америке набрать двадцать-тридцать человек, которые согласились бы пожертвовать собой во имя общей идеи, убив при этом тысячи невинных людей. Когда-то, во времена народовольцев и бомбистов, такие люди в России были. Были они и в Японии середины XX века — камикадзе. Теперь — нет. Я говорил с русскими левыми радикалами, анархистами — они прекрасно понимают, что бомбы взрывать надо, но людей убивать категорически нельзя. Нынче убийцы-камикадзе встречаются только в жарких песках Аравийщины.
Моя гипотеза такова… Может быть, на определенном этапе развития страны, в период урбанизации и индустриализации, когда происходят массовые миграции сельского населения в города, когда люди отрываются от вековых корней, как раз и случаются у народов такие бурные идейные и эмоциональные выплески?
— Социальная этнопсихология изучает особенности психологии народа в определенной ситуации. В одинаковых ситуациях разные народы будут реагировать по-разному. Это и называется национальным характером, ментальностью, способом миропонимания.
Это реальный феномен.
— Ну и чем отличается реагирование восточного человека от реагирования западного?
— Восточные люди, прежде всего арабы, — страшные коллективисты. А у Запада культура индивидуалистов. Сейчас психологи много об этом говорят… В арабской культуре интересы группы важнее интересов отдельного человека. И конечно, это влияет на «производство шахидов».
— Что такое шахид?
— Шахид — это смертник во имя Аллаха… Тут недавно по телевизору показали родителей одного шахида, который взорвал себя в начале сентября в Израиле. Какие они счастливые! Вы можете себе представить русскую, японскую, американскую мать, которая бы радовалась, что ее сын покончил жизнь самоубийством? А эти радуются: сынок отдал жизнь за идею, за свою группу, свой народ.
Еще одно отличие арабов — у них гораздо большее влияние религии на жизнь, чем на Западе.
Третье отличие — для европейца функция важнее личности. Общественный институт важнее любого конкретного начальника.
А в арабском мире начальник, лидер — от Аллаха. Прежде чем от него чего-то требовать, нужно наладить с ним отношения.
Четвертое… Если западные страны довольно сильно отличаются друг от друга по ментальности, то разные арабские государства очень близки между собой и по морали и по традициям.
Кроме того, нужно учитывать, что если Запад считает арабские страны отсталыми, то сами арабы себя таковыми не считают. Арабы-то помнят, что их цивилизация занимала очень видное положение в мире. Когда-то все Средиземноморье — Испания, Северная Африка — принадлежали арабам. А сейчас они в каком положении? В приниженном по отношению к более успешным государствам. Значит, у арабов существуют, если говорить на языке индивидуальной психологии, травмы.
— Комплекс национальной неполноценности.
— Который заставляет их стремиться получить то положение в мире, которое, как они считают, соответствует их заслугам и достижениям в мировой истории.
Вы знаете, у арабов, внутри их общины, больше милосердия к слабым, чем у христиан.
Именно в силу коллективизма. Они искренне полагают, что они одна семья. И если кому-то плохо, они готовы жертвовать собой ради других членов группы.
— Если ты такой коллективист и тебе больно видеть, как твои братья-арабы влачат нищенское существование, раздай свои миллионы нищим! Но что-то не раздает бен Ладен. И нефтяные шейхи не раздают.
— Ну, до полного идиотизма коллективизм, конечно, не простирается… Но переживания за нищих братьев в арабском коллективистическом мире сильны.
— Вы говорите прямо как Познер. Мол, если человеку есть что кушать, он не будет направлять самолеты на дома. Мол, отчаялись совсем, довели их до ручки…
— Вы считаете, Познер не прав?
— Конечно, не прав! У людей, которые платят за переподготовку пилотов по пятьдесят тысяч долларов, надо полагать, есть что покушать. И бен Ладен, думаю, не каждый день голодает… Не от нищеты они это делают. Нищему не до терактов, ему бы семью прокормить. Как и его предки на протяжении тысяч лет, он пашет на волах землю деревянной сохой и про Америку, возможно, слыхом ни слыхивал.
Террор устраивают богатые. Так же, как у нас когда-то на Сенатскую площадь вышли дворяне. И бомбы потом кидали не бедные народовольцы. У них было что кушать. Борьба за идеи — удел богатых людей со свободным временем.
— Да, вы правы. Шахиды — интеллигентные образованные юноши из небедных семей.
— Слушайте, а почему они так не любят Америку? Даже американские арабы и те радовались, когда разбомбили Нью-Йорк. Я все время слышу о глобальной несправедливости мира, постоянным рефреном идет, что «небольшая по численности населения Америка потребляет львиную долю мировых ресурсов, в то время как страны «третьего мира»…». Но американцы же не отнимают эти ресурсы у остального мира! Они их покупают! За деньги. Не нравится — не продавай, жри сам свои ресурсы…
Американцы работают как сумасшедшие. За двести лет они сделали свою страну самой сильной. Не инопланетяне им это все на летающем блюдце принесли — сами. Они делают свои доллары и на эти честно заработанные доллары покупают нефть у арабов.
— А чем арабам быть довольными? На Ирак наложены санкции. Ирак в блокаде. Палестинцы вообще угнетенное меньшинство. Израиль ненавистный опять же как кость в горле. А кто поддерживает Израиль? Америка. Кто создал блокаду Ираку? Америка.
Между прочим, на территории нынешнего Израиля столетиями жили арабы. Вон у нас есть аспиранты-арабы, деды и прадеды которых столетиями жили в Назарете. Теперь там живут евреи. На каком основании?
— Так уж вышло. Кто старое помянет, тому глаз вон.
— О, исторические обиды, травмы, могут держаться столетиями. Трансляция травмы осуществляется через культуру. Не обязательно через прямые слова родителей, просто человек входит в культуру, слышит разговоры, ходит в школу, читает определенные книги. У него в доме соответствующие предметы…
— Что вы, как этнопсихолог, можете посоветовать в такой ситуации? Как погасить конфликт?
— На стадии открытого конфликта советы психологов уже бесполезны.
Раньше надо было… Ведь конфликт начался не 11 сентября и закончится не скоро. Конфликт существует прежде всего в головах людей. Там он начинается и только там может закончиться. Конфликт между Германией и Россией закончился ведь не 9 мая 1945 года. Многие наши престарелые ветераны до сих пор полагают немцев извечным врагом России. Другое дело, что молодежь уже так не думает и среднее поколение тоже. Мы даже начали обустраивать кладбища немецкие — это хороший признак… Вот так постепенно, годами, десятилетиями, сменой поколений и разрешаются конфликты.
А психологи разрешить конфликт не могут. В лучшем случае они могут перевести его в какую-то иную плоскость.
— Футбол, например.
— А кстати говоря, после войны на границе Германии и Франции психологи много работали над тем, чтобы убрать конфликт из голов подрастающего поколения. Для этого они начали формировать футбольные команды. Но так, чтобы в одной команде были и немецкие и французские дети.
— Красивое решение.
А для чего еще могут пригодиться этнопсихологи?
— Они могут помочь успешно провести переговоры. Сейчас по психологическим книгам кочует пример, практически ставший уже хрестоматийным… Вы знаете, что операция «Буря в пустыне» могла не состояться? Перед самой войной в Женеву приехали американский госсекретарь Бейкер (президентом США тогда был, кстати, папа Буш). А со стороны Ирака приезжал министр иностранных дел Тарик Азиз и еще, как пишут в англоязычных книгах, «полубрат» Саддама Хусейна. Не знаю, что означает слово «полубрат», но ясно, что кровный родственник. В арабском мире, как я говорила, сильны родственные связи.
Бейкер предупредил иракцев: если вы не уйдете из Кувейта, мы в ближайшие дни нападем. Тарик Азиз — европейски образованный дипломат — оценил серьезность угрозы, а саддамов родственник позвонил Хусейну и сказал: не волнуйся, они очень спокойны, они не нападут, это все одни разговоры. Арабы прервали переговоры и улетели из Женевы. Через шесть дней началась война.
Незнание этнопсихологии подвело и тех и других. Ведь для араба что важно?.. Кричит или не кричит человек. Громкий голос — признак искренности. Если бы Бейкер орал, что сделает из иракцев котлету, если бы он кидался телефонными книгами и стучал по столу, родственник Саддама поверил бы безоговорочно: да, американцы настроены по-боевому.
— Дикари…
— А Бейкер не дикарь? Он не учел, что в составе иракской делегации есть люди, не знакомые с дипломатическим этикетом.
— Ну конечно, ему надо было брызгать слюной и пучить глаза. Хорошо смотрелась бы порванная на груди рубашка… Почему мы вообще должны подстраиваться под дикарей?
— Ага, вы себя уже отождествили с американцами — «мы» сказали!.. Но кто дикарь? С точки зрения арабов, американцы дикари. Что это за люди, которые не кричат, когда надо кричать, обсуждают вопросы, стоя друг от друга на расстоянии двух метров, когда доверительное общение требует более короткой дистанции…
— Да, вы правы, я отождествил себя с американцами.
И многие здесь… Никогда еще в истории не было, чтобы чужое посольство русские заваливали цветами. Это был такой всплеск… Знаете, я не очень любил Америку, много писал о том, что мне не нравится в американцах их умственная недостаточность и так далее. Но сейчас в моем сердце проснулась любовь к Америке, я захотел съездить в Нью-Йорк. Он мне уже как родной. Если бы у меня был значок с изображением Пентагона, я бы его надел. Для меня самого это удивительно, честно говоря.
— Вы — человек Запада. Наверное, индивидуалист…
— Страшный.
— Ну вот. И если бы ваш ребенок погиб, вы бы исстрадались. А тут несколько летчиков героически попали на небо, и их родители рады. Групповые интересы и ценности выходят на первый план. И, разумеется, славному примеру захотят последовать десятки и сотни потенциальных шахидов.
— Что же делать?
— Не знаю, находить компромисс какой-то.
— Да что вы такое говорите! Компромисс! Это же бескомпромиссные борцы.
Они ненавидят Америку и хотят, чтобы Америки не было. Какой может быть компромисс? Пол-Америки им отдать, что ли?
Да даже если бы вся Америка покончила завтра жизнь самоубийством, послезавтра исламисты нашли бы себе нового злейшего врага, который мешает продвижению религии правоверных… Вы же сами мне тут рассказывали про особенности их психологии. С ними нельзя идти на компромиссы. Любой компромисс, любую уступку они понимают как проявление слабости. Молодая нация, подростковая совсем. Палец дай — руку откусят.
— Да, это верно, это верно, уступки расцениваются как слабость… А что же делать? Всех же уничтожить невозможно!
— Теперь вы меня спрашиваете, что делать… Ну, сейчас придумаю… Можно посадить во всех арабских странах, и в Афганистане в том числе, проамериканское правительство.
— Мы пытались в Афганистане. Десять лет там прокантовались. И чем кончилось?
— Неудавшаяся попытка не показатель. Зато американцам удалось посадить в Пакистане лояльное правительство.
Пусть даже это правительство не любит народ! Ну будет в худшем случае внутренняя заваруха. Ну и пусть друг друга режут, между собой разборки устраивают. Чем бы дитя ни тешилось, лишь бы на «боингах» не летало…
Есть еще идея. Нужно покупать духовных лидеров нации. Чтобы правильно влияли, в нужном направлении.
— Мы вот пытались в Чечне. Было у нас несколько пророссийских мулл. Убили их.
— Надо подумать… Надо подумать… Бомбить — бессмысленно. Всех не разбомбишь. Только хуже будет… Есть вариант! Нужно всю арабскую элиту воспитывать в Европе. Формировать с трех лет до двадцати.
— А они согласятся?
— Ну, если провести правильную маркетинговую политику… «Только сегодня, только для вас, чисто по блату, со скидкой в 50% обучение ваших султанских детей в лучших школах и вузах Англии, Америки и Франции. Отказываться не стоит».
— В Иордании дети элиты и так учатся в Лондоне. Но если какая серьезная ситуация, правители Иордании присоединяются к своим арабским братьям.
— Думаю, это потому, что они в Лондоне только высшее образование получают, а в школу бегают дома. Высшее образование, конечно, хорошо, но мало. Личность-то формируется до семи-десяти лет. Что откладывается в памяти в этот период, то потом и работает до смерти. Вот Бокасса — университет в Париже окончил. А потом людей жрал. Потому что в Африке к каннибализму совсем другое отношение, не как в Европе. В Африке людоедство нормативно. И дети это впитывают. А в университет поступает уже взрослый человек. Значит, надо элиту для арабов ковать в Европе. С детства. Приучая к ценностям гуманизма.
— А вы знаете, что такое адаптация в инокультурной среде? Эти дети будут считать себя французами, англичанами, и им будет просто непонятна «историческая родина». Как управлять тем, что непонятно? Возможен и другой вариант — ребенок не примет Европу душой, а летом на каникулы будет приезжать к себе и впитывать знания, верования…
— А может получиться человек двух миров?
— Да! Это лучший вариант — бикультурная идентичность.
Такие люди случаются. Но это редко происходит. Подобных людей называют посредниками, мостами между культурами.
В Израиле, кстати, психологи много над этим работают. Там есть так называемые школы мира, где учатся палестинцы и евреи вместе. Есть летние тренинги, где эти разные дети занимаются чем-то вместе, командно. Причем для тренингов выбирают лучших детей из евреев и палестинцев — тех, кто в своей школе является лидерами. Чтобы, когда вырастет это поколение, оно помогло решить сегодняшние проблемы.
— Замечательно. Но хочу обратить внимание, Израиль создает такие «живые уголки», школы толерантности. Арабам это и в голову не придет… Это к вопросу о разнице менталитетов. А если бы можно было сказать одной символичной фразой, в чем главная разница между Востоком и Западом?
— Восток — это культура стыда. А Запад — культура вины. Стыд и вина — два принципиально разных регулятора поведения. Для японца, араба, китайца главный регулятор — стыд. Для них важно, что о них подумают представители своей группы.
Для маленького японца самое большое наказание — когда его фамилию напишут крупными буквами на доске. А уж если его выгонят из класса — отделят от своей группы… это уж вообще!
А для американца, европейца главный регулятор — внутреннее чувство вины. Перед Богом, перед собой. Главным образом перед собой. По-другому это называется совестью.
Почему психологи называют разницу между стыдом и виной принципиальной? Потому что европейцу может быть жалко убитого араба, он может испытывать чувство вины за его смерть. А араб, убив европейца, стыдиться не будет. Стыдно может быть только перед своими. Стыд работает лишь внутри группы. А люди вне группы, например американцы, воспринимаются арабами как нелюди, которых можно уничтожать безжалостно и бесстыдно.
— А русский народ — это культура вины или культура стыда? Я почему спрашиваю… Я однажды несправедливо обидел котенка, и мне потом было так стыдно! Вернее, в вашей терминологии не стыдно, а совестно. Я испытывал жгучее чувство вины и натурально мучился.
Мне было его очень жалко… А ведь котенки — они не из моей группы. Это даже не мой вид. Животное просто.
Дальше… Мне, например, наплевать, что будут говорить обо мне соседи, если я нарушу какие-то их моральные нормативы. Мне может быть совестно, только если я нарушу не внешние, а какие-то свои внутренние нормативы. Я — человек вины! Но мои соседи, которые блюдут, чтоб «все как у людей было», — тоже ведь этнически русские! Как же так?
— Русские как всегда сидят на двух стульях. Мы и те и те. Вот пример: американцам дико слышать, что японцу может быть стыдно не за себя, а за представителя своей группы. Им непонятно, как можно испытывать это чувство за другого человека. А я вот иногда стыжусь за русских, когда вижу за границей, как они себя ведут.
— Я тоже.
— Вот видите! Наша культура синтетична. Несмотря на весь свой индивидуализм, вы можете чувствовать как араб.
— Опа! Даже не знаю, как мне теперь с этим жить… Можно, я пойду подумаю?
Александр НИКОНОВ
|
Между тем, ища в Интернете информацию о погибших самолетах, наш корреспондент Дмитрий НАЗАРОВ наткнулся на удивительное свидетельство.
Посетителю напомнили крушение русского «Руслана» в Иркутске, падение «Конкорда» на отель в пригороде Парижа, катастрофу «Боинга-747», протаранившего жилой дом в Амстердаме…
.. На всякий случай даю адрес странички: http://www.airliners.net/discussions/general_aviation/read.main/336291/Культура вины и стыда и культура совести — Сноб
Иллюстрация: Veronchikchik
За последний месяц получила по почте шесть писем приблизительно одинакового содержания — с одним и тем же вопросом: «В последние дни я постоянно испытываю чувство вины и стыда и очень от этого устал(а). Я не понимаю толком, в чем конкретно я виноват(а), но мне все равно очень стыдно. Можно ли с этим что-нибудь сделать?»
Не могу сказать, что в своей практике я не сталкивалась с этой проблемой раньше. В последние годы чуть реже, но были времена (приблизительно 5–15 лет назад), когда приходящие ко мне на прием родители — в основном, конечно, матери — довольно часто говорили буквально следующее: «…Еще я все время испытываю чувство вины за то, что я плохой родитель и не даю детям того, что должна бы им дать. Я провожу с ними мало времени, я испытываю облегчение, когда они наконец засыпают или уезжают к бабушке.
Я мало занимаюсь с ними всякими развивающими занятиями, я не отдала их учиться тому и сему или не настояла на продолжении обучения — и, значит, не обеспечила их будущее. Я не умею их правильно мотивировать, я часто на них ору, я разговариваю с ними преимущественно об уроках и оценках, бываю занудной и иногда даже сомневаюсь, люблю ли я вообще своего ребенка. Особенно это ощущение вины усиливается, когда я читаю в соцсетях или слушаю рассказы других мам об их воспитательных или образовательных подвигах, слушаю лекции и читаю книги психологов о детских травмах, которые потом портят людям всю жизнь, о нежной и тонкой душе ребенка и о том, как важно относиться к нему с уважением, пониманием и полным принятием…»
Для разговора с такими родителями у меня есть целый список смешных и не очень историй, которые я по обстоятельствам пускаю в ход — и, по отзывам, это вполне работает и оказывает десенсибилизирующее воздействие, хотя бы на время. Сегодняшняя ситуация хотя и похожа, но касается в первую очередь отношений взрослых.
И мне кажется, что всем, сталкивающимся сейчас и работающим с этой проблемой, следует очень внимательно различать две культуры: культуру вины и стыда и культуру совести.
Наша, так сказать, «народная мудрость» очень хорошо прямо в языке отражает — или по крайней мере еще недавно отражала — различие этих понятий. Когда в моем детстве взрослые ругали за что-то провинившегося ребенка, то так и говорили: «Ну что же это ты наделал! Ну просто ни стыда у тебя, ни совести!» Обратите внимание: тут прямо фиксируются два отдельных явления: стыд и совесть. В чем же разница между ними?
Я полагаю, что вина и стыд — это нечто, что транслируется извне. И проявляется оно только во взаимодействии со стыдящим и обвиняющим (и только в том случае, если реципиент признает за ним это право — стыдить и обвинять). Кто является «выгодополучателем» в этом случае? Конечно, тот, кто винит и стыдит. Ты понял, что виноват (в чем виноват, при этом понимать не обязательно)? Тебе стыдно? Очень стыдно? Ну ладно, тогда, может быть, я тебя и прощу.
И приму обратно. И верну тебе свою любовь и прочие блага. Вопросы власти, подчинения, иерархии и прочего. Концепция греха, в том числе греха первородного. Мы все виноваты перед богом. Почему? Ну вот просто потому, что люди. Для чего это нужно? Предполагается, что для эффективного управления: «Если бога нет, все позволено».
— Мамочка, прости меня, я виноват, мне стыдно, и я больше никогда-никогда так не буду. Можно мне уже пойти во двор погулять/поиграть в телефон?
— Ну ладно, так уж и быть. Но — смотри у меня!
А назавтра все повторяется. Знакомо?
Вовсе не случайно имитировать «вину и стыд» научились не только маленькие практичные дети, но и самые давние «друзья человека» — собаки. «Верхних этажей» психики у собак нет. В прямом человеческом смысле собаке никогда не бывает стыдно за обгрызанный тапок, съеденные со стола сосиски или разорванную подушку. Но увидев пришедшего с работы хозяина, который прямо в коридоре обнаружил огрызки любимого тапка и теперь гневается, псина настолько недвусмысленно сворачивается клубком, смотрит исподлобья, мелко-мелко виляет и стучит хвостом, что человек однозначно «читает» это послание:
— Что, Бобик, стыдно тебе? Понимаешь, что натворил, чувствуешь, что виноват? Вижу, что стыдно!
То, что изображает Бобик, — всего лишь рефлекторно закрепленный комплекс реакций, который гарантированно снижает агрессию человека.
«Хозяин, не гневайся на меня, смотри, как мне стыдно, я не нарочно, я стыжусь и я виноват, но я не нарочно, ты великий и могучий, а посмотри, какой я жалкий, верни мне свою любовь!» — так читает это человек. Практически всегда домашняя собака добивается своей цели этой демонстрацией.
Родители иногда говорят своим детям примерно следующее: «А теперь пойди к папе, скажи, что ты виноват и тебе стыдно, а потом попроси у него прощения за то, что ты сломал его бритву, и скажи, что ты больше никогда не будешь брать его вещи без спроса. И папа сразу перестанет на тебя сердиться». Необъяснимо для родителей дети протестуют и упираются. Происходит это потому, что дети — не собаки, они чувствуют и даже отчасти понимают фальшь вышеописанного механизма. Своим упорством они протестуют против «культуры вины и стыда», которую им навязывают снаружи.
Если навязывают ее не слишком настойчиво, то дальше у человека — путем дальнейшего развития личности — формируется то, что можно условно назвать «культурой совести»..jpg)
Совесть, в отличие от вины и стыда, никому и никаким способом нельзя навязать. Это просто структурная часть нашей собственной «отросшей» личности. Совесть неизвестна животным. Совесть никогда не говорит с нами через соцсети или статьи популярных психологов.
В чем сходство между этими понятиями? Ведь они все же часто употребляются вместе, в связке. На мой взгляд, разница в том, что оба они — инструмент управления. Только в случае культуры вины и стыда это управление внешнее, а в случае культуры совести — внутреннее. Вам решать, что лично для вас удобнее в той или иной ситуации.
И еще важный, на мой взгляд, момент. Что обычно делает человек с активированным в нем снаружи комплексом вины и стыда? Ведет себя как собака: лежит, свернувшись клубком, смотрит печальными виноватыми глазами и стыдливо стучит хвостиком. Тапок-то уже разгрызен, чего же теперь — только прощения просить.
А как себя ведет человек с активированной культурой совести? Для начала тщательно анализирует свои чувства и понимает: ага, мне совестно за этот конкретный поступок, перед этим человеком или людьми.
А потом решает, что можно сделать, чтобы чтобы с этим неприятным чувством как-то поработать и по возможности от него избавиться. Что ж, на этом рефлексия закончена, дальше — иду и делаю.
Ближайшие лекции Катерины Мурашовой:
19 апреля. Тверь, лекторий «Живое слово». Разговор пойдет о конфликтах поколений и о том, что делать, если разные поколения имеют разные мировоззренческие позиции и по-разному видят происходящее в мире.
20 апреля. Москва, лекторий «Прямая речь». Тема — воспитание детей в условиях общественной нестабильности.
Как распознать разные культуры: чувство вины, стыда и страха
Переехав в Гонконг, я открыл для себя мир разных культур. Я пришел из места, где упор делался на «заботе о номер один». Я прибыл в место, которое подчеркивало ответственность человека делать то, что лучше для общества. Место, где люди заботились не только о сохранении своего лица, но и о спасении моего.
Место, более чувствительное к стыду, чем к вине. Где стремление к консенсусу было намного сильнее, чем согласие на большинство.
Различные культуры на выставке
У женщины средних лет на материке отключилось электричество, потому что она не оплатила счет. В ответ она разделась и простояла перед работниками энергокомпании два часа. Приехала полиция и заставила ее одеться. Когда они ушли, она снова сняла одежду. Энергетическая компания повторно подключила ее к сети, не получив оплаты. Компания пристыдила женщину, отключив ей питание. Итак, она пристыдила себя, встав обнаженной перед персоналом, тем самым пристыдив их. Чтобы снять позор, они дали ей то, что она хотела, чтобы она оделась и ушла.
В Гонконге я видел пары гигантских каменных львов перед храмами, предприятиями и домами. Их работа заключалась в том, чтобы охранять помещение от людей, которые были завистливы или имели злые намерения. Хотя это было сомнительно, многие владельцы бизнеса все же разместили львов снаружи, надеясь, что они отгонят нарушителей спокойствия и привлекут счастливых клиентов.
Львы были символами власти и защиты. Их свирепые лица должны были отпугивать злых духов.
Знакомство с различными культурами
Глобальная карта различных культурМы живем во взаимосвязанном мире различных культур. Как верующим, нам необходимо ознакомиться с различными мировоззрениями, чтобы мы могли помочь людям увидеть, как Слово Божье применимо к ним. Делясь Священными Писаниями и историями веры с теми, кто приходил в нашу церковь, я обнаружил, что наше понимание греха и спасения неодинаково. Научиться говорить о Боге людям, которые никогда о нем не слышали, стало для меня вызовом. Библия говорит только о западной культуре? Должны ли все стать западными, прежде чем они смогут стать христианами? Чтобы передать Божью истину, мне нужно было изучить культуры, с которыми я столкнулся.
Модель классификации вины/стыда/страха помогла мне разобраться в наблюдаемых различиях. Большинство культур представляют собой смесь вины/невинности, чести/стыда и страха/силы. Однако часто преобладает один тип.
Около 30% мира — это преимущественно вина/невинность, а 60-70% — это честь/стыд или страх/сила.
Культура вины/невиновности
Большинство культур вины/невиновности являются индивидуалистическими (то есть западными). Мы измеряем все меркой добра и зла. Мы издаем законы, определяющие невиновность и вину. Знание и осуществление индивидуальных прав является первостепенной задачей. Мы учим детей быть законопослушными и ожидаем от них развития совести. Мы определяем невиновность как правоту или праведность. Люди чувствуют себя виноватыми за то, что они сделали или не сделали. Связь прямая; противостояние допустимо.
Культура чести/стыда
Культура чести/стыда, как правило, коллективистская. Вопрос не правильный или неправильный, а честный или бесчестный. Достичь почета и избежать позора — высшие цели. Самовыражение и самореализация менее важны, чем групповой успех и честь. Стыд возникает из-за неспособности оправдать ожидания группы. Люди жертвуют собой на благо команды, семьи, деревни или страны.
Общение непрямое, и язык тела передает чувства. Невысказанное столь же значимо, если не более значимо, чем сказанное. Женщина, раздевшаяся перед работниками энергетической компании, использовала стыд, чтобы получить желаемое.
Культура страха/власти
Культуры страха/власти также обычно коллективистские. Люди боятся невидимых сил, таких как злые духи, проклятия и предки. Цель состоит в том, чтобы успокоить или манипулировать духами, чтобы они действовали в вашу пользу. Статуи львов, которые я видел, были символами силы, отпугивающей злые силы.
Если мы не знаем мировоззрения и культуры людей, мы можем неверно истолковать их слова и поступки. Нам также будет трудно передать Божью любовь понятным для них образом. На следующей неделе мы рассмотрим, как Библия обращается ко всем культурам, а не только к нашей.
- Фейсбук
- Твиттер
- Более
Project MUSE — Стыд против вины
Y одолжи книгу у друга, прекрасно зная, что ты никогда не вернешь ее.
Вы спите с супругой другого друга. Вы слишком много выпиваете на вечеринке, а затем едете домой, весело превышая скорость.
Вам стыдно за свое поведение или вы чувствуете вину?
Если вы социопат, вы тоже ничего не почувствуете. Если нет, вы почувствуете ту или иную из этих систем наставления. Какой из них зависит от того, кто вы и откуда пришли.
«Вина» имеет дальнего родственника в староанглийском слове gelt , «деньги». Это связано с преступлением или правонарушением, которое требует какой-то платы в качестве искупления. Это наказание, налагаемое извне, зависит, таким образом, от социального долга; недаром староанглийское gylt скрашивает латинское debitum , «долг», в «Отче наш». Таким образом, в самых строгих выражениях фраза «католическая вина» описывает точку зрения, согласно которой страх Божий, а не совет лучшего внутреннего ангела, заставит нас вести себя, потому что, когда Бог взыскивает долг, виг всегда массовый.
Стыд, наоборот, идет изнутри.
Этимологи опасаются, что оно связано со староанглийским словом hama , покровом, который можно носить в знак раскаяния. В этом свете — или, может быть, лучше, в этой темноте — человеку, совершившему проступок, не нужно беспокоиться о наказании со стороны внешнего агента, поскольку он или она совершает много самонаказаний.
Иными словами, наказание в случае вины — это осуждение плохого поведения. В случае стыда, наоборот, акцент делается на внутренней гнилости того, кто его совершил.
Я достаточно взрослый — за что я, возможно, чувствую некоторую вину за то, что выжил, учитывая всех тех, кто выпал на обочину в моем поколении, но, конечно, не стыдно — что в моей студенческой области обучения, антропологии, меня приучили верить что можно провести резкое различие между культурами стыда и культурами вины. Рут Бенедикт, автор исследования японского мышления во время войны, «Хризантема и меч » (1946), часто называют источником этого различия. В этой книге она противопоставила японскую «культуру стыда» американской «культуре вины» как комплексу поведений, объясняющих определенные атрибуты, которые, отсылая к бесстыдному Джонни Роттену, мы назовем культурными тенденциями: стыд идеализирует ритуальное самоубийство, называемое seppuku , в то время как гиперактивное чувство вины переполняет наши тюрьмы сегодня.
