Определение мировосприятие: МИРОВОСПРИЯТИЕ | это… Что такое МИРОВОСПРИЯТИЕ?

Многоуровневый мир и плоскостное мировосприятие — Россия в глобальной политике

Когда пытаешься поспеть за ежедневным потоком информации и размышлений о текущей мировой политике, возникает ощущение бега белки в колесе. Как будто мы находимся внутри созданного нами же закрытого пространства, выйти за пределы которого не хотим или не можем. Геополитические размышления по моделям «однополярного», «биполярного», «многополярного» мира, «стратегического треугольника» и так далее – важные и содержательные сами по себе – редко покидают жёсткие рамки «колеса геополитики». Но оно вращается не в вакууме, а в плотном пространстве политического универсума – культурно-цивилизованном, технологическом, социальном, историческом, психологическом, демографическом, природно-климатическом.

Почти каждая из перечисленных выше и многих других сторон универсума создаёт собственные идеологические системы ценностных обоснований и приоритетов. И претендует на роль того магического, глобального «основного звена», уцепившись за которое можно, как говорил лидер российских большевиков Владимир Ленин[1], вытянуть окончательный и бесповоротный ответ на все главные вопросы и дать, наконец, миру готовые решения.

 

Неизбежность синтеза

 

Современный мир пребывает в состоянии ускоренной глобализации во многих как традиционных, так и совершенно новых сферах человеческой деятельности. Главные игроки современной мировой арены – и государства, и набирающие силу негосударственные субъекты – со всё большим азартом и упорством ищут методы и средства, чтобы, во-первых, вписаться в этот процесс, и, во-вторых, занять в нём место, подобающее их самовосприятию. В самом грубом приближении вызревающую совокупность долгосрочных тенденций мирового «беспорядочного порядка» можно охарактеризовать следующим образом:

  • глобализация развивается как постоянное нарастание числа и сложности проблем, далеко выходящих за рамки и возможности определяющего воздействия на них одного государства или ограниченной группы государств;
  • возрастает роль и возможности негосударственных субъектов мировой политики, экономики, социально-экономических средств, а также информационных потоков в мировых делах;
  • резко нарастает цивилизационно-культурная ассимиляция, как и всё более широкие попытки противостояния ей;
  • появляются национально-государственные или макрорегиональные стратегии, преследующие цель перенаправить на себя глобальные процессы и тенденции, поставить их под свой контроль или, по меньшей мере, придать им собственный культурно-политический колорит.

Разумеется, каждое действие рождает противодействие. Особенно действие, сопровождающееся идеологическими обоснованиями целеполагающего свойства, а потому имеющее тенденцию опережать реальное, зачастую противоречивое и хаотическое движение международно-политического тренда глобализации.

К числу первых, «опережающих реальность» и потому бегущих вперёд от действительности, доктрин относится радикальная теория «мировой пролетарской революции», предложенная Лениным, Троцким и их апологетами в качестве реакции на социально-политические взрывы второй половины XIX – начала XX века. Данная доктрина пыталась сплавить воедино мечту и стратегию, а сверхчеловеческое властолюбие кучки радикалов загримировать под самоотверженное движение к всемирному райскому абсолюту. Но она в специфической форме уловила объективную тенденцию к политической глобализации и нахождению в её рамках такого места для России, которое, как это ни покажется странным, сопрягалось бы с той чертой российского национального характера, что Фёдор Достоевский назвал «всемирной отзывчивостью» русского человека[2].

Именно с этим, на мой взгляд, связана поразительная живучесть данной доктрины, хотя реальное развитие глобализации пошло совершенно иначе.

Ещё одна попытка идейного и политико-правового оформления процесса глобализации, либеральная, тесно связана с реакцией США, а также ряда европейских государств на Первую и Вторую мировые войны. Они завершились созданием организаций, претендующих на мировой статус. Речь идёт о Лиге Наций и ООН, которые задумывались как своего рода всемирные регулирующие органы. Ограниченность возможностей и малая эффективность обеих структур многократно описаны. Меньше обращают внимание на позитивную строну их работы. А также на несомненный прогресс ООН по сравнению с Лигой Наций как в структурных, так и содержательных вопросах. Если Лига Наций рухнула под мощью тоталитарного натиска, то её наследница накопила со времён Корейской войны вплоть до наших дней позитивный баланс. Он связан не столько с разрешением международных конфликтов (хотя миротворческие операции под эгидой ООН не раз приносили ощутимую пользу), сколько с большой и не всегда заметной работой профильно-гуманитарных ведомств всемирной организации.

Она привела если не к решению, то хотя бы к смягчению остроты важнейших глобальных проблем. Конечно, когда такие проблемы наталкиваются на амбиции и «национальные интересы» крупнейших мировых держав, работа эта затрудняется, а иногда и обнуляется. Все перипетии этой противоречивой ситуации мы наблюдаем сегодня в реакции международной среды на пандемию коронавируса.

При всей острой и зачастую вполне обоснованной критике деятельности различных глобальных и макрорегиональных структур никто, за исключением отъявленных маргиналов, не выступает за их полную ликвидацию и возврат к абсолютному и ничем не сдерживаемому национально-государственному суверенитету. Видимо, глобальные вызовы в последние десятилетия становятся настолько очевидными, что игнорировать их просто неуместно и в конечном счёте – антинационально. За какую из крупных современных проблем ни возьмёшься, она может решаться только на уровне глобального сотрудничества. Это относится и к воздуху, и к питьевой воде, и к энергетике, и к космосу, и к миграции, и к медицине, и к международной безопасности, и к климату, и к информатике.

Одним из самых больших парадоксов в нарастающем процессе глобализации является… борьба с глобализмом.

Противодействие трендам глобального бегства вперёд от действительности всё больше превращается в глобальное «бегство назад от действительности». Вряд ли можно назвать случайной межконтинентальную атаку на нынешний тренд к глобализации международной сферы. В США – крупнейшей мировой державе, в наибольшей степени определяющей всемирную общественно-политическую моду, появился трампизм, цепко ухватившийся за самые современные средства и инструменты глобализации, чтобы поставить себе на службу устаревшие и по сути своей антиглобалистские лозунги. В Великобритании имперский традиционалистский откат политически переиграл стратегический выбор глобализации, формой которого служит европейская регионализация в рамках ЕС. Попытка реанимировать старый миф об империи, над которой никогда не заходило солнце, может привести лишь к провинциализации и подчинению американскому влиянию.

Часть того же глобального реванша антиглобализма – это и проимперская антиататюрковская линия современной Турции, и неискоренимая великодержавная ностальгия Польши, пытающейся совместить новые амбиции, порождённые участием в европейском интеграционном проекте, со старыми вожделениями Речи Посполитой «от моря до моря». Список можно продолжить и в Европе (Венгрия, Чехия), и в Азии (Китай, Индия, Иран). Не является исключением из него и Россия, где постсоветская самоидентификация отнюдь не завершена, и всё ещё ведётся активный поиск своего лица в глобализующемся мире. Поиск этот предполагает широкую амплитуду колебаний: от испытанного в прошлом, отвергнутого и безвозвратно ушедшего коммунистического «светлого будущего» до попытки возвращения в традиционное российское «лукоморье» прекрасного имперского прошлого (скорее в качестве мифотворческого фарса, чем трагедии).

Таким образом, мир международных связей, трендов и взаимоотношений сложен, многослоен и противоречив. Процессы динамические частично балансируются процессами инерционными. На наших глазах возникают своеобразные трещины и разрывы политической плоскости, искривления пространства и времени мировой политики, включение в неё новых элементов. Наша способность как-то упорядочить, систематизировать этот нарастающий хаос, придать ему более или менее контролируемый характер всё более сомнительна. Время одномерного гегемонизма уходит в прошлое. Однако сменяется оно, по всей видимости, гегемонизмом времени над международно-политическим пространством. Главный вопрос – удастся ли человечеству своевременно внести изменения, которые способны эффективно воздействовать на ситуацию глобализирующегося хаоса

online, чтобы обеспечить преобладание инструментов контролируемого прогресса над тенденцией к глобальной энтропии.

Если рассматривать позитивно долговременный тренд в направлении глобализации (отдавая себе отчёт в том, что это отнюдь не happy end очередного мифа о «конце истории», а лишь этап глобальной эволюции человечества), то важнейшее значение приобретает создание конкретного исторического и международно-политического контекста хотя бы начальных шагов процесса. Для этого необходимо сместить внимание от плоскостных (а также биполярных, треугольных, квадратных и иных геометрических и геополитических) упражнений к поискам более глубинных пластов эволюции системы международных отношений. А эта эволюция в целом вписывается в дуалистическую формулу: конкуренция и синтез.

 

Структуры синтеза

 

Итак, нам давно уже было предсказано: синтез или смерть. Сегодня это пророчество приобретает зримые, практические формы. Остаются многие вопросы, два из них представляются наиболее важными.

  1. Каковы перспективы создания атмосферы и организационных структур для движения международно-политического универсума в направлении синтеза?
  2. Какова роль России в этом процессе?

К настоящему времени в мире сложились и замерли в эмбриональном состоянии два несовершенных механизма движения вперёд: демократический и олигархический. Именно они присутствуют в основании крупнейшей, реально действующей глобальной структуры ООН. Там, как известно, имеется вполне демократическая Генеральная Ассамблея, которая при всей моральной значимости принимаемых ею резолюций и иных актов не имеет полномочий воплощать их в жизнь. С другой стороны, существует Совет Безопасности ООН, который в ряде случаев вправе принимать обязательные решения по ключевым международным вопросам. Но это требует единства, то есть неприменения права вето одной из пяти великих держав, точнее – великих держав послевоенного периода, середины прошлого века.

Подобная структура является олигархической формой управления кризисными ситуациями, имеющими глобальное или макрорегиональное значение, в случаях, когда эти ситуации не затрагивают (или очень слабо затрагивают) интересы кого-либо из пятёрки постоянных членов СБ ООН.

В условиях идеологически чёрно-белого мира, когда основные события в сфере безопасности носили характер игры с нулевой суммой, известно лишь одно исключение из правила осуществления на практике обязывающего голосования СБ ООН.

Это – начало Корейской войны в 1950 году. Тогда, как считают некоторые, по недосмотру Сталина советский представитель в ООН получил указание бойкотировать заседания, когда решался вопрос о направлении войск ООН на Корейский полуостров. Советское неучастие означало неиспользование права вето. Таким образом, северокорейский коммунистический режим, поддерживаемый КНР и СССР, оказался перед лицом военного противостояния с войсками ООН (при участии Индии и некоторых других внеблоковых стран).

С того времени и по сей день глобальная структура обеспечения безопасности ООН приходила в действие в редчайших случаях, когда ни один член «большой пятёрки» не видел для себя существенного ущерба от подобной акции. В условиях становления многополярного мира таких случаев стало несколько больше, международные отношения перестали быть чёрно-белыми, расширились возможности для манёвров и комбинаций. Однако принципиального влияния на мировую политику эти изменения не оказали. А на нынешней стадии обострения международной напряжённости право вето приобретает вторую жизнь. Это способствует хаотичности миропорядка, которому такая глобальная структура, как ООН, в теории призвана придавать хотя бы частичную упорядоченность. На этом фоне неудивительно, что так и не приступил к исполнению своих обязанностей Военно-штабной комитет, практически главный оперативный инструмент СБ ООН, созданный ещё в 1946 г. в соответствии со статьёй 47 Устава ООН для постоянного мониторинга и подготовки практических мер в сфере глобальной безопасности.

Гораздо более продуктивно работает ООН на некоторых из примерно семидесяти секторальных направлений. В сфере социальной, а также гуманитарного, культурного, а отчасти и экономического сотрудничества всего человечества (или крупных регионов) сделано немало.

Существуют и ведут важную практическую работу и ряд важнейших международных организаций, не входящих в ООН, но активно участвующих в формировании и совершенствовании миропорядка. К разочарованию служителей почти религиозного культа «абсолютно неприкасаемого суверенитета» такие факторы существования человека на земле, как чистый воздух, питьевая вода, растительный покров и почва, приемлемый климат, космос, надёжная и безопасная энергетика, гуманистическая контролируемость общепланетарного прогресса и другие, просто не могут быть решены лишь на уровне национально-государственного диалога амбиций и соперничества. Глобализация всё новых аспектов жизни порождает и обостряет дилемму: создание и введение в практику компонентов глобального структурирования или нарастание глобального мультиконкурентного хаоса с предсказуемыми последствиями.

Вышеизложенные рассуждения с неизбежностью влекут за собой контртезис о невозможности состыковать их с реалиями современной международно-политической практики, с непреодолимостью «корневых» первобытнообщинных инстинктов и импульсов и так далее. Да, это серьёзные аргументы, но, на мой взгляд, аргументы «уходящего пейзажа». Коренной вопрос в том, исчезнет ли этот пейзаж вместе с человеком или, напротив, откроет путь для его победоносного продвижения вперёд по пути самореализации.

Возврат к прагматизму означает не столько определение направления движения, сколько очерчивание основных дилемм перехода от нынешнего состояния миропорядка (многомерного хаоса с элементами многополярности) к более или менее конструктивной перспективе. И здесь речь меньше всего идёт об изобретении каких-либо искусственных умозрительных конструкций типа «мировой революции», «мировой традиционно-исконно-посконной контрреволюции» или неолиберального проекта «нулевой толерантности к нетолерантности». Напротив, нынешний переходный период прямо вытекает из реальностей сегодняшнего дня, из трендов, порождённых этими реальностями.

 

Фактор США

 

Один из важнейших международно-политических элементов – наличие сильного и по-прежнему весьма динамичного, несмотря на некоторое ослабление в начале ХХI века, американского фактора. В настоящее время трудно определить однозначно универсальную концепцию «американского глобализма». Как известно, в Соединённых Штатах развернулась острая борьба за «облик Америки» и трансляцию его на остальной мир.

Истоки американского глобального замаха – в «доктрине Монро» 1823 г., когда в послании тогдашнего президента был фактически провозглашён принцип геополитического деления мира на «новый» и «старый». Обитаемую земную сушу предлагалось разделить по принципу: всё к востоку от Атлантического океана – европейское, а к западу от Атлантики – американское. Причем «европейское» не конкретизировалось – у США тогда не было ни ресурсов, ни стимулов активно влиять на европейские дела, в том числе и на перипетии колониальных приключений, если они осуществлялись за пределами двух Америк.

Взамен Вашингтон требовал от европейских великих держав строгого соблюдения принципа «Америка для американцев». Как на севере континента трактовали этот тезис, стало известно уже через четверть века, когда в итоге американо-мексиканской войны 1846–1848 гг. территория Мексики сократилась, грубо говоря, вдвое. Позднее Соединённые Штаты, провозгласив себя просвещённой, антиколониальной страной, действовали в отношении южных соседей, как правило, более опосредованными методами. Но очевидный гегемонистский характер действий прослеживается до настоящего времени.

Если Америка действительно для американцев, зачем строить стену между американцами Соединённых Штатов и американцами Мексики? На территории того самого Техаса и той самой Калифорнии, которые ещё не так давно были мексиканскими землями. Однако это был лишь первый и, так сказать, предысторический этап североамериканского «глобального проекта».

Вторым этапом стало окончание Первой мировой войны и торжественное явление «старому миру» американского президента Вудро Вильсона с его четырнадцатью пунктами послевоенного мироустройства. Само выдвижение Вашингтоном глобального проекта организации мира и международных отношений на грядущие десятилетия говорило о многом. В частности, что этап частичных геополитических и культурно-цивилизационных притязаний позади и США выходят на просторы старого континента в качестве экономической, военно-политической и нормоформирующей силы, по меньшей мере равной другим традиционным игрокам. С учётом ослабления многих, а в ряде случаев и полного ухода с политической арены некоторых из них, – силы первой среди не вполне равных.

Инициатива Вильсона была односторонним американским проектом глобального миропорядка. Он противостоял, прежде всего, доктрине «коммунистического интернационала», хотя и заимствовал некоторые его «коронные» лозунги – например, враждебность к тайной дипломатии. Вместе с тем такие мотивы, как постепенная и ограниченная деколонизация, принцип свободы судоходства, согласованного ограничения вооружений и, наконец, создания коллективного механизма регулирования глобальных проблем – Лиги Наций, были чисто американским ответом на всё более явственно ощутимые импульсы глобальных вызовов. Вашингтон Вильсона заявлял, что мир будущего может и должен быть устроен не по умозрительным и жестоким леворадикальным чертежам, не по панъевропейскому или какому-либо национально-европейскому сценарию, а только по-американски.

Даже в самих Соединённых Штатах этот проект столкнулся с сильнейшим противодействием консервативно-изоляционистских сил, верных старым добрым постулатам «доктрины Монро». Что же касается Европы и Азии, события между двумя мировыми войнами развивались отнюдь не по сценарию вильсоновских пунктов. Под мощным натиском «триумфа тоталитарной воли» бесславно и безвольно рассыпалась Лига Наций.

Однако это была лишь первая попытка накинуть на нарастающий процесс глобализации американскую узду. Вторая – послевоенный период (конец 1940-х – 1950-е гг.), получивший в политологической литературе ряда стран наименование Pax Americana. Именно тогда сложилась биполярная конструкция международных отношений. Очень много говорилось о геополитическом измерении той системы – о ракетно-ядерном «равновесии страха». Но не менее важно, что в это время столкнулись в непримиримом, казалось бы, противостоянии две концепции грядущего миропорядка – «демократического капитализма» и «тоталитарного коммунизма».

Речь, конечно, шла не о двух монолитных и незыблемых сущностях. Реальное различие и даже острые противоречия существовали как в коммунистическом, так и капиталистическом понятийно-ценностном пространстве. От коминтерновского фанатизма Ленина и Троцкого до теории о побеждающем супостата «социалистическом лагере» сталинского советско-российского разлива был пройден значительный путь. Не меньшая дистанция отделяла и послевоенную западноевропейскую (и японскую) разруху от создания режимов всеобщего капиталистического благоденствия, объединённых различного рода союзническими военными соглашениями с явным преобладанием НАТО.

Биполярность послевоенного мира означала наличие и конкуренцию двух концепций глобализма в условиях, когда мировая политическая практика созрела для позитивно-синтезированного подхода ко всё более ясным, хотя ещё и приглушённым вызовам времени (интеграционная идеология на обоих полюсах биполярности опережала вполне националистскую по своей сути дезинтеграционную практику).

Итогом дипломатических событий конца XX века стало не только исчезновение Варшавского договора, но и крушение леворадикального варианта доктрины глобального мироустройства. Казалось бы, это открывало широкий магистральный путь для продвижения концепции американизации под личиной глобализации. Именно в это время появилась теория «конца истории», которая ставила знак равенства между глобализмом и американизмом. Мир вроде бы органично и уютно обустраивался как вертикальная структура, во главе которой возвышались Соединённые Штаты, а далее располагались все остальные субъекты международных отношений в зависимости от того, насколько успешно они переносили на собственную почву базовые ценности американского образа жизни. Любая конвергенция, которая предполагала синтез достижений мировых цивилизаций, включая и специфику их ценностных систем, оказывалась лишней, поскольку всё лучшее в мире находилось в надёжных североамериканских руках.

Однако американская правящая элита на рубеже веков совершила ошибку. Её ведущие стратеги переоценили собственные долговременные возможности и недооценили реабилитационные ресурсы других центров цивилизации, их способности (зачастую удивительные для них самих) возрождаться из пепла. Именно это произошло сначала с послевоенной Европой, создавшей зону благоденствия, затем с Японией 60-х гг. ХХ века[3], затем с Китаем 1980–1990-х гг., а после – с Индией, ставшей на путь небезуспешного решения грандиозных национальных проблем. Даже арабо-исламский мир, хотя и не приблизился к интеграции, несомненно, наращивает уровень своей сложной и противоречивой глобальной субъектности.

В условиях, когда объективные процессы глобализации всё больше воздействуют на международные отношения, а удельный вес Соединённых Штатов сокращается (по меньшей мере относительно, а в некоторых аспектах – абсолютно), фактор глобального воздействия США на мировые дела остаётся одним из определяющих аспектов американской внутренней политики. Это меняет внутриполитические параметры выработки американского внешнего курса. Если в условиях биполярного мира внешняя политика Вашингтона была по существу консенсусной, различия носили почти исключительно тактический характер, то в нынешней обстановке наблюдается как бы перемещение противостояния двухполюсной ценностной матрицы внутрь политической (и географической) территории Соединённых Штатов. Впервые за долгие годы политический спектр в Америке оказался разделён не только по ситуативным, но и по важным ценностным вопросам. И одним из них стала дискуссия о том, какие ценности и каким образом должны быть транслированы во внешний мир с тем, чтобы стать каркасом грядущего глобального мироустройства. Прагматическое наплевательство на специфику «других» или заинтересованное мессианство с элементами гибкого приспособления к внешней специфике? Требование немедленной платы за американские глобальные рецепты или готовность сопровождать эти рецепты большим или меньшим вознаграждением за их принятие? Короче говоря, в настоящее время глобальный проект США предлагается либо в трампистской, либо в байденовской упаковке, и различие этих «упаковок» значительно более существенное и содержательное, чем традиционные различия между республиканцами и демократами.

Противоречия, конечно, тесно связаны с реалиями американского внутриполитического развития, с превращением Соединённых Штатов из страны WASP[4] в значительно более сложную, многоплановую и даже полиэтническую общность, мучительно ощущающую недостаточность и ограниченность традиционной самоидентификации и ищущую что-то новое, современное. Но, конечно же, тоже американское, а потому – уникальное, лучшее в мире и единственно мыслимое для навязывания «остальному миру» в качестве непререкаемого и непревзойдённого образца. В США любят повторять: «Я не знаю, куда придёт Америка. Но я знаю, что она придёт туда первой».

 

Единство в многообразии и Россия

 

Происходящая в настоящее время в Соединённых Штатах «холодная гражданская война» – не только очередной этап американской истории, но и в не меньшей степени частный случай (хотя и весьма важный и выпуклый) глобального процесса, который мы наблюдаем на всех континентах. Это относится и к Европе (Восточной и Западной), и к Дальнему Востоку (Китай и его ареал), и к Индии, и к Ближнему Востоку, и к Латинской Америке. Речь идёт о возрастающем напряжении вокруг объективной ситуации, порождённой новыми вызовами человечеству в целом, его традиционному укладу и устройству, казавшимися вечными, закреплёнными в его генетическом коде инстинктами и интересами.

Противостояние идейно-ценностного поля «наднационального глобализма» и оппонирующего ему «глобального антиглобализма» будет, по-видимому, ядром общественного бытия и сознания переходного периода, который продлится большую часть нынешнего столетия (если, конечно, удастся избежать чудачеств апокалиптического свойства). Сущностью этого периода может стать дискуссия о возможном и приемлемом для подавляющего большинства человечества мироустройстве, открывающем пространство для того, что Андрей Сахаров назвал будущим «на путях плюралистической конвергенции контролируемого научно-технического прогресса»[5].

Плюралистическая конвергенция – не какая-то очередная политическая комбинация. Без скрупулёзного учёта национальных и государственных интересов ещё длительное время обойтись будет невозможно, и это станет одним из сложнейших составных элементов переходного периода. Скорее речь идёт о конвергенции культурно-ценностных аспектов различных частей человеческой цивилизации. Диалог культур и верований должен не сопровождать традиционные международно-политические расклады, а предварять их и занимать ведущее место в системе формирования плюралистической конвергенции.

Без движения к глобализации на этом уровне невозможен тот минимум доверия, который делает достижимой какую-либо скоординированность усилий. Без этого – хаос непобедим. А хаос – это прелюдия катастрофы.

Отправной точкой продвижения к контролируемому прогрессу является признание необходимости и неотвратимости плюралистической конвергенции. Иными словами, признание того, что «американизм» и «глобализм» отнюдь не одно и то же. Это в равной мере относится и к китайскому, и к европейскому, и к арабо-мусульманскому, и к евразийскому стилистическому абрису настоящего и будущего. Единство в многообразии с тенденцией постоянного нарастания элементов единотворчества и единодействия по мере создания для этого объективных условий: на земле, в атмосфере, в океане, в космосе и, как следствие, в глубинах человеческого сознания. Всё более многоуровневый мир и плоскостное, традиционалистское мировосприятие всё меньше стыкуются друг с другом.

Пожалуй, одними из первых, кто осознал нарастающую нестыковку, были два российских лауреата Нобелевской премии мира – Андрей Сахаров и Михаил Горбачёв. «Новое политическое мышление» в конце прошлого века потерпело поражение не потому, что было неверным и наивным, а потому, что его время не пришло. Сейчас – другой век и другое время. Глобальный вызов всё более настоятельно стучится в наши двери. Наивно делать вид, что мы этого не слышим. Двери мировой политики должны шире открыться этому вызову.

Россия вполне может сыграть исключительно важную роль в том, чтобы человечество адекватно отреагировало на вызов. Её вес, хоть и не самый большой, может, однако, стать той гирей, которая перевесит чашу весов. Это и есть попытка моего позитивного ответа на второй, поставленный мною же вопрос.

Статья подготовлена при грантовой поддержке Факультета мировой экономики и мировой политики Национального исследовательского университета «Высшая школа экономики» в 2021 году.

Трумэн, а не Никсон: США в новом великодержавном противостоянии

Максим Сучков

Цель Вашингтона – лишить Китай возможности сместить Америку с позиций доминирующей супердержавы и ослабить Россию до состояния, при котором она не сможет выступать ни самостоятельным игроком, ни «усилителем» возможностей других.

Подробнее

Сноски

[1]     Ленин В.И. Политический отчёт Центрального комитета РКП(б) 27 марта 1922 г. на XI съезде РКП(б). Полное собрание сочинений, 5-е изд. Т. 45. С. 109.

[2]     Достоевский Ф.М. Пушкинская речь / Достоевский. Ф. М. Полное собрание сочинений. Т. 26. Ленинград: Наука. 1984. С.129–149.

[3]     Вспомним нашумевшую в своё время книгу американского профессора Эзры Вогеля «Япония номер один: уроки для Америки» (Vogel E.F. Japan as number one: Lessons for America. Harvard University Press, Cambridge, MA, 1979. 272 p.).

[4]     White, Anglo-Saxon, Protestant.

[5]     Сахаров А.Д. Тревожное время. 4 мая 1980 года // Архив Сахарова. URL: https://www.sakharov-archive.ru/sakharov/works/trevozhnoe-vremja/ (дата обращения: 18.06.2021).

Нажмите, чтобы узнать больше

#глобализация #миропорядок #многополярность #США

Реликтовое мировосприятие / Концепции, философия / Независимая газета

Ирина Бескова. Природа сновидения (эпистемологический анализ). – М: Издательство ИФ РАН, 2006. – 240 с.

В книге Ирины Бесковой рассматриваются особенности отношения к сновидениям, сложившиеся в разные исторические эпохи в разных сообществах, включая традиционные примитивные культуры. Объемный анализ, выдержанный в монографии, позволяет по-новому отнестись к опыту смерти, который может эмоционально переживаться человеком в сновидении: «Так, если его убивают, он будет переживать, как если бы снящееся происходило с ним в действительности. (В этом-то и ужас кошмарных сновидений!)».

Специальное внимание в книге уделяется техническим характеристикам сна и сновидения, полученным в рамках многочисленных исследовательских программ в нейрофизиологии, медицине и психологии. Ключевым понятием в изучении сновидений является фаза быстрого движения глаз (БДГ). Оказывается, сновидения видят даже дети в утробе матери! Однако возникают закономерные вопросы: что может видеть во сне неродившийся ребенок, ведь его зрительный аппарат еще не имел опыта восприятия реальных объектов окружающего мира? Какие же «киноленты» он просматривает? В какой форме тогда предстают перед ним образы сновидений, о наличии которых однозначно свидетельствует электрическая активность мозга? Если принять гипотезу о сновидениях как о побочном продукте нормального функционирования мозга, то «можно сказать, что младенец, еще не родившийся на свет, находящийся в утробе матери, во время сновидения ничего не видит (не видит – в нашем понимании). Его головной мозг просто функционирует в определенном режиме».

Авторская часть книги содержит гипотезу об антропологических границах – внешней и внутренней. Внешняя граница телесности начинается с кожи, а внутренняя – с неспособности контролировать работу собственных органов. Бескова предлагает трехуровневую структуру человека, включающую сознание, подсознание и бессознательное: «Сознание – это то, что имеет своей областью определения человека как целое, подсознание – человека как совокупность подсистем и бессознательное – человека как отдельные системы, входящие в его организм». Согласно Бесковой, современному человеку крайне редко доступно реликтовое мировосприятие, свойственное и представителям древних, и современных примитивных культур, которое характеризуется тем, что может воспринимать информацию из разных источников. Одной из важных особенностей реликтового мировосприятия является наличие ненарушенной связи между Эго, а также внешним и внутренним миром.

Нашим предкам был доступен больший диапазон каналов приема и отдачи информации. Мы же привыкли делить бытие на внутренний и внешний мир. Поверхностной структурой для нас является пресловутое Я, которое Бескова считает не субстанциональным, а функциональным (и по сути – пустым). Внешний мир мы считаем враждебным для себя, поскольку не можем перерабатывать всю обволакивающую нас информацию. Мы живем отнюдь не в ноосфере (или инфосфере), а в окружении физических явлений, не выразимых в опыте. Аналогично обстоит дело с нашим организмом (анатомическим внутренним миром) в совокупности всех его подсистем. О происходящем внутри себя мы осведомлены не меньше. Многие процессы протекают безболезненно, а когда что-то ломается, правильный диагноз можно установить только при наличии сданных анализов, хотя в языке по-прежнему бытуют такие выражения, как «всем телом почувствовать», «кожей ощутить опасность», «затылком (спиной) почувствовать чей-то пристальный взгляд», «нутром чуять» и т.п.

Мыслецентризм homo sapiens обусловлен тем, что мысль – это всего лишь еще одна система репрезентации поступившей информации, тогда как каналов восприятия намного больше. Иногда их называют интуицией или шестым чувством. Мы считаем систему мысли универсальным средством, хотя и сознаем ограниченность ее возможностей, настаивая на том, что не всякий опыт выразим в языке. Несмотря на то что мы принимаем ее за интегральную, своего рода метауровневую по отношению ко всем прочим, возможно, что она – того же порядка, что и прочие репрезентативные системы, для выражения которых никак не обойтись без помощи антиязыка.

Мировоззрение Определение и значение | Dictionary.com

  • Основные определения
  • Тест
  • Связанный контент
  • Примеры
  • Британский

или мировоззрение

[ wurld-vyoo ]

/ ˈwɜrldˌvyu /

Сохрани это слово!

См. синонимы к слову мировоззрение на Thesaurus.com


существительное

всеобъемлющая концепция или философия вселенной и отношения человечества к ней: исследуя определенные основополагающие элементы, мы можем раскрыть концепции, которые диктуют мировоззрение каждого человека.

ВИКТОРИНА

THINGAMABOB ИЛИ THINGUMMY: МОЖЕТЕ ЛИ ВЫ РАЗЛИЧИТЬ НАЗВАНИЯ США И ВЕЛИКОБРИТАНИИ В ЭТОМ ТЕСТИНЕ?

Знаете ли вы разницу между повседневной терминологией США и Великобритании? Проверьте себя с помощью этой викторины по словам, которые различаются по ту сторону Атлантики.

Вопрос 1 из 7

В Великобритании сахарная вата более известна как… перевод немецкого Weltanschauung

Слова рядом мировоззрение

старейшая в мире профессия, мировая душа, мировой дух, Всемирный торговый центр, Всемирная торговая организация, мировоззрение, мировая война, Первая мировая война, Вторая мировая война, Третья мировая война, усталость от мира

Dictionary.com Unabridged На основе Random House Unabridged Dictionary, © Random House, Inc. 2023

Слова, относящиеся к мировоззрению

перспектива, позиция, взгляд, точка зрения, космология, наклон, угол, поза, точка зрения, основы, понимание

Как использовать мировоззрение в предложении

  • Но я также считаю, что слишком много общего в мировоззрении редко бывает хорошим.

    Полицейские с высшим образованием безопаснее?|Кели Гофф|1 декабря 2014|DAILY BEAST

  • Специальные выпуски Гарфилда также уникальны своей невозмутимой подачей и часто мрачным мировоззрением.

    Телевидение Гарфилда: Кот, который спас мультфильмы в прайм-тайм|Рич Гольдштейн|5 ноября 2014|DAILY BEAST

  • В нем запечатлено мировоззрение и судьба, от которых, я надеюсь, люди из бедных районов штата однажды смогут спастись.

    Государство, где правые выиграли культурную войну|Майкл Томаски|10 октября 2014 г.|DAILY BEAST

  • «Пассивные» комментарии сенатора Файнштейна отражают не только конкретную реакцию на ИГИЛ, но и более широкое мировоззрение.

    Помнит ли Обама, что он президент?|Стюарт Стивенс|8 сентября 2014|DAILY BEAST

  • Напротив, большую часть своей книги он посвящает восхвалению футбола за его роль в формировании его мировоззрения и рабочих привычек.

    Футбол перепрыгнул через акулу?|Кевин Кэнфилд|1 сентября 2014|DAILY BEAST

  • Социальные институты и нравы были адаптированы для отражения предпочтений, склонностей, ценностей, целей и мировоззрения новой элиты.

    After the Rain|Sam Vaknin

Британский словарь определений для worldview

world-view


существительное

другое слово для Weltanschauung

Словарь английского языка Коллинза — полное и полное цифровое издание 2012 г. © William Collins Sons & Co. Ltd. 1979, 1986 © HarperCollins Publishers 1998, 2000, 2003, 2005, 2006, 2007, 2009, 2012

Определение мировоззрения — Блог SEND U

Мировоззрение — это общий термин в обсуждениях миссии, который иногда может быть несколько нечетким. Иногда мировоззрение сводится к определенным ценностям, а иногда оно несколько синонимично культуре.

Я считаю, что мировоззрение — это не просто синоним культуры, оно более всеобъемлющее, чем такие ценности, как стыд/честь, страх/сила или вина/невинность. Да, эти ценности являются важным аспектом мировоззрения, но мировоззрение отвечает и на другие вопросы.

За последние тридцать лет я собирал определения/описания «мировоззрения» из литературы по антропологии, литературе, миссиологии, философии, психологии и теологии. Рассмотрение определений из этих различных дисциплин углубляет нашу перспективу и помогает нам увидеть всеобъемлющий характер концепции. Вот пара десятков, чтобы стимулировать ваше мышление:

Из философии/теологии:

Мировоззрение — это всеобъемлющий взгляд на все, что существует и имеет для нас значение. – Джеймс Н. Андерсон, 9 лет.0122 Каково ваше мировоззрение? Интерактивный подход к большим вопросам жизни , Wheaton: Crossway, 2014, 12.

Мировоззрение — это интерпретация влияний, переживаний, обстоятельств и прозрений. По сути, это взаимосвязанный ряд интерпретаций — и он же становится методом интерпретации. Мировоззрение — это то, что вы осознаете только в моменты кризиса или раздумий. В обычное время это как очки или контактные линзы. Вы привыкли выглядеть 9От 0126 до это то, что вы едва знаете, что он там. … Не думайте о мировоззрении как о солнечных очках. Вместо этого думайте об этом как о паре линз, отпускаемых по рецепту. Задача всякого мировоззрения – увидеть мир таким, какой он есть, скорректировать свое видение. Проверка хорошего мировоззрения будет заключаться в том, фокусирует ли оно реальность или оставляет вещи размытыми. – Дж. Марк Бертран, (Re) Мыслительное мировоззрение: научиться думать, жить и говорить в этом мире , Wheaton: Crossway, 2007, 26,27.

Ведь «мировоззрение» есть не что иное, как воззрение на «мир», т. е. на всю действительность. Мировоззрение является всеобъемлющим только в том смысле, что оно пытается увидеть целое. … Мировоззрение должно быть достаточно всеобъемлющим, чтобы ответить на вопрос о божестве (если есть Бог, то на что он похож?), вопрос о происхождении (откуда я пришел?), вопрос о значении (кто я?) , вопрос зла (Почему так много страданий? Если все не так, как должно быть, то почему?), вопрос спасения (В чем проблема и как она решается?), вопрос телос (Почему я здесь? Что готовит будущее?). – Д.А. Карсон, Возвращение к Христу и культуре , Гранд-Рапидс: Эрдманс, 2008, 95,96.

Культура обеспечивает систему мышления, с помощью которой члены группы адаптируются друг к другу и к окружающей среде. Для обозначения этого антропологи используют фразу мировоззрение . Философы используют мировоззрение по-разному. В философии это означает всеобъемлющую систему мышления. Мировоззрение метафизично; в нем рассматриваются такие темы, как природа и существование Бога и мира, цель и судьба человеческой жизни, а также природа ценностей и добра. В антропологии все это считается частью культурного мировоззрения (поэтому эти два употребления несколько пересекаются). Но мировоззрение также включает предпочтительные для данной культуры способы мышления, художественного самовыражения и личных отношений, в том числе взгляды на пространство и время. – Дэвид К. Кларк, Диалогическая апологетика: личностно-ориентированный подход к христианской защите , Гранд-Рапидс: Бейкер, 1993, 184.

Мировоззрение — это способ просмотра или интерпретации всей реальности. Это интерпретационная структура, с помощью которой или с помощью которой человек находит смысл в данных жизни и мира. – Гейслер и Уоткинс, 9 лет.0122 Разделенные миры: Справочник по представлениям о мире , 2-е изд., Гранд-Рапидс: Бейкер, 1989, 11.

Человеческая потребность в мировоззрении, таким образом, состоит из четырех частей: потребность в объединении мысли и жизни; потребность определить хорошую жизнь и найти надежду и смысл жизни; потребность направлять мысль; необходимость руководства действием. – Артур Ф. Холмс, Контуры мировоззрения , Гранд-Рапидс: Эрдманс, 1983, 5.

Мировоззрение — это культурно детерминированный набор фильтров, через которые мы воспринимаем и переживаем реальность. — Лонг и Макмерри, 9 лет.0122 Крах медных небес: перестройка нашего мировоззрения, чтобы принять силу Бога , Гранд-Рапидс: Избранные книги, 1994, 26.

… мировоззрение функционирует как набор привычек, формирующих фоновые убеждения, которые направляют наши действия по замечанию или не замечанию различных особенностей реальности. … Привыкающие убеждения не стоят между человеком и реальностью, как очки. Скорее, они приучают способы видения и мышления, которые с помощью усилий могут быть изменены или сохранены, на основе сравнения их с самой реальностью. — Дж. П. Морленд, 9 лет.0122 Царственный треугольник: восстановить христианский разум, обновить душу, восстановить силу духа , Гранд-Рапидс: Зондерван, 2007, 34.

Любая теория или определение «мировоззрения» сама по себе является функцией фактического мировоззрения теоретика или определяющего. …мировоззрение – это семиотическая система нарративных знаков, оказывающая существенное влияние на фундаментальную человеческую деятельность по рассуждению, интерпретации и познанию. – Дэвид К. Ногл, Мировоззрение: история концепции , Гранд-Рапидс: Эрдманс, 2002, 253.

Проще говоря, мировоззрение — это набор представлений о самых важных жизненных проблемах. … Таким образом, мировоззрение — это концептуальная схема, с помощью которой мы сознательно или бессознательно размещаем или подгоняем все, во что верим, и с помощью которой мы интерпретируем и судим о реальности. – Рональд Х. Нэш, Мировоззрения в конфликте , Гранд-Рапидс: Зондерван, 1992, 16.

Мировоззрение (или видение жизни) — это структура или набор фундаментальных убеждений, через которые мы смотрим на мир и наше призвание и будущее в нем. это видение не нужно полностью формулировать: оно может быть настолько интернализовано, что в значительной степени не подвергается сомнению; она не может быть явно развита в систематическую концепцию жизни; его нельзя теоретически углубить в философию; он может даже не быть кодифицирован в форме веры; она может быть значительно усовершенствована посредством культурно-исторического развития. Тем не менее, это видение является каналом для высших убеждений, которые определяют направление и смысл жизни. Это интегративная и интерпретативная структура, по которой судят о порядке и беспорядке; это стандарт, по которому реальность управляется и преследуется; это набор петель, на которых вращаются все наши повседневные мысли и действия. — Джеймс Х. Олтуис, цитируемый в James Sire, 9.0122 Вселенная по соседству , 5-й. Изд., Даунерс-Гроув: IVP, 2009, 18.

.

Мировоззрение – это обязательство, фундаментальная ориентация сердца, которое может быть выражено в виде истории или набора предположений (предположений, которые могут быть истинными, частично верными или полностью ложными), которых мы придерживаемся (сознательно или подсознательно, последовательно или непоследовательно) об основном устройстве реальности, и это обеспечивает основу, на которой мы живем, движемся и существуем. – Джеймс Сайр, 9 лет0122 Вселенная по соседству , 5-й. Ed., Downers Grove: IVP, 2009, 20.

Из антропологии/миссиологии/литературы/психологии:

Weltanschauung [мировоззрение] есть интеллектуальная конструкция, решающая все проблемы наше существование равномерно на основе единой гипотезы, которая, соответственно, не оставляет вопросов без ответа и в которой все, что нас интересует, находит определенное место. Легко понять, что обладание Weltanschauung такого рода является одним из идеальных желаний человека. Веря в нее, можно чувствовать себя уверенно в жизни, можно знать, к чему стремиться и как наиболее целесообразно распорядиться своими эмоциями и интересами. – Зигмунд Фрейд, цитируется в Stevens and Musial, Чтение, обсуждение и письмо о великих книгах , Boston, Houghton Mifflin, 1970, 117.

Система верований, выразительных символов и ценностей, с помощью которых люди определяют свой мир, выражают свои чувства и выносят суждения. — Клиффорд Гирц, цитируемый в Leland Ryken, 9.0122 Окна в мир: литература в христианской перспективе , Юджин, Орегон: Wipf and Stock, 2000, 136.

Мировоззрение – это то, как люди видят или воспринимают мир, каким они его знают. То, что люди видят, отчасти является тем, что есть. Отчасти это то, чем мы являемся. Но они объединяются, чтобы сформировать одну реальность, одно мировоззрение. – Дэвид Хессельгрейв, Межкультурное общение со Христом , 2-е изд. , Гранд-Рапидс: 1991, 197.

Мы, однако, определим понятие [мировоззрение], используемое нами в этом исследовании, как «фундаментальные познавательные, аффективные и оценочные предпосылки, которые группа людей выдвигает относительно природы вещей и которые они используют для упорядочения своей жизни». Мировоззрение — это то, что люди в сообществе принимают за данность, карты реальности, которые они используют для жизни. – Пол Хиберт, 9 лет.0122 Трансформация мировоззрения: антропологическое понимание того, как люди меняются , Гранд-Рапидс: Бейкер, 2008, 15.

Мировоззрения являются наиболее всеобъемлющими рамками мысли, которые связывают системы убеждений друг с другом. Они облекают эти системы убеждений аурой уверенности в том, что на самом деле такова реальность. Это фундаментальные данные, которыми люди в сообществе думают, а не то, о чем они думают. – Хиберт, Шоу и Тьеноу, Понимание народных религий , Гранд-Рапидс: Бейкер, 1999, 40.

Мировоззрение людей — это их взгляд на реальность. Он состоит из основных предположений и образов, которые обеспечивают более или менее последовательный, хотя и не обязательно точный способ мышления о мире. Мировоззрение включает в себя образы Я и всего того, что признается не-Я, плюс идеи об отношениях между ними, а также другие идеи, которые мы обсудим. – Майкл Кирни, World View , Новато, Калифорния: Chandler and Sharp Publishers, 1984, 41.

Культуры моделируют восприятие реальности в виде представлений о том, какой реальность может или должна быть, что следует считать действительным, вероятным, возможным или невозможным. эти концептуализации формируют то, что называется «мировоззрением» культуры. Мировоззрение — это центральная систематизация представлений о реальности, с которой соглашаются (в основном бессознательно) представители данной культуры и из которой проистекает их система ценностей. Мировоззрение лежит в основе культуры, затрагивая, взаимодействуя и сильно влияя на каждый аспект культуры. … Поддерживаемая здесь позиция (модель) рассматривает мировоззрение культуры или субкультуры как «центральный блок управления» этой культуры. – Чарльз Крафт, 9 лет.0122 Христианство в культуре , Мэрикнолл, Нью-Йорк: Orbis Books, 1979, 53.

Мировоззрение — это фундаментальная приверженность всего существа культурно сформированной великой истории вместе с ее набором преимущественно неявных предположений о реальности, посредством которых человек интерпретирует и взаимодействует со всей жизнью. – Майкл Мэтьюз, Новый подход: значение истории в интерпретации и передаче реальности , Tellwell, 2017, 167. (курсив оригинала)

Таким образом, культура народа представляет собой совокупность его идей, институтов и условных действий. Этос народа — это его организованные представления о должном. Национальный характер народа, или тип его личности, — это тип человека, который, вообще говоря, встречается в этом обществе. «Мировоззрение» народа, еще одно из представлений этой группы, — это то, как люди обычно смотрят вовне на вселенную. Если «культура» подсказывает антропологу, как люди выглядят, то «мировоззрение» подсказывает, как все выглядит для народа… вещей в том виде, в каком их осознает человек. Это то, как мы видим себя по отношению ко всему остальному. – Роберт Редфилд, 9 лет.0122 Первобытный мир и его трансформация , Итака, Нью-Йорк: Издательство Корнельского университета, 1958, 85,86.

В форме ядра эти определения утверждают, что мировоззрение является одновременно идеологией (набором идей) и мифологией (набором образов, историй, символов и героев). Он также включает такие невербальные качества, как эмоции и отношения. – Леланд Райкен, Окна в мир: литература в христианской перспективе , Юджин, Орегон: Wipf and Stock, 2000, 136.

… мировоззрение состоит из центрального понятия (одного из основных человеческих интересов), которому отводится роль определения и упорядочивания всех других человеческих интересов. Это мировоззрение, как и любое другое, способно к бесконечным вариациям на уровне отдельных деталей. — Stevens and Musial, Чтение, обсуждение и написание великих книг , Бостон: Houghton Mifflin, 1970, 117.

Что такое мировоззрение? Это сюжетная сетка, через которую человек «видит» и интерпретирует все аспекты жизни.

About the Author

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Related Posts