Понятие трусость: Трусость | это… Что такое Трусость?

Алена Солнцева о том, как сегодня меняется смысл понятия «трусость» — Газета.Ru

Трусить стыдно. Трус – оскорбление. Как дурак и подлец. Врун, хвастун, скряга, зануда – слова неприятные, но описательные, они про индивидуальные качества, а трус – чистая обзывалка. «Что касается трусости, – пишет Монтень в своих «Опытах» в главе, которая называется «О наказании за трусость», – то, как известно, наиболее распространенный способ ее наказания – это всеобщее презрение и поношение».

Однако под трусостью в те (и предшествующие) времена подразумевалось прежде всего отсутствие храбрости у солдата в сражении: крайней формой трусости было бегство с поля боя. В традиционной войне, где противники встречались лицом к лицу, трусость поистине губительна, ведь повернувшийся спиной к врагу воин не только обнажал строй, уменьшал силу войска, но и подавал дурной пример – а силу примера очень высоко ценили в рукопашном бою. Трусость была недопустима в войнах, в которых протекала жизнь дворянина, диктатора тогдашней европейской культуры, поэтому трусов наказывали жестоко – поражением в правах и даже смертью: так как доблесть была вознесена наверх социальных добродетелей, а трусость – низведена до самого низа. Мягкой, но позорной формой наказания было переодевание трусов в женское платье, поскольку женщине, которая как бы и не человек вовсе, робость присуща и простительна.

Обвинение в трусости – метка социального поведения, механизм которого отлажен с древних времен. Обидная кличка «трус» служила предостережением, стимулируя правильное поведение, обеспечивающее безопасность всех членов общества. Тут очень важно, чтобы все члены общества безусловно соглашались с критериями достойного и недостойного в поведении, никаких сомнений в том, что ни при каких обстоятельствах нельзя показывать спину врагу, не должно быть. Этим и объясняется столь разящая сила клейма труса.

Однако с развитием общества однозначность оценок постепенно уходит в прошлое, на каждую безусловную оценку приходит множество оговорок. Как можно найти консенсус, если на каждую ситуацию можно посмотреть с нескольких сторон?

Возможность манипулировать механизмом морального суда развитое общество сохраняет в различных закрытых группах – например, в подростковых сообществах новичков легко берут «на слабо»: не подчинишься принятым тут нормам – слабак, трус. А если трус – то изгой. Поэтому подростки, особенно мальчики, так уязвимы в этом отношении.

В закрытой группе можно обеспечить единство позиции, и в сущности, сегодня работает и обратный механизм: группы создаются по принципу единства моральных позиций. Маркер трусости очень важен для определения границ таких выделяемых самопроизвольно объединений.

Раздумывая о трусости сегодня, я обнаружила любопытный, на мой взгляд, перевертыш: в русскоязычном интернете очень часто женщины обвиняют в трусости мужчин, причем не там, где речь идет о военной доблести или гражданском мужестве, которые им по-настоящему мало интересны. Речь идет о бытовых отношениях: «Мужчины – трусы. Они боятся лечения, уколов и любых других вмешательств в их ценный организм». «Мужчины трусят перед материальными проблемами или в воспитании своих детей». «С распространением интернета для трусов настало настоящее раздолье. Захотел парень расстаться с девушкой: шлет короткое сообщение – и уже свободен. Не нужно отвечать на вопросы брошенной и нет необходимости смотреть в ее глаза». «Оставить мать с ребенком-инвалидом – подлый, трусливый, не достойный звания отца и настоящего мужчины поступок, но в 70% случаев происходит именно так». «Трус – кто оставляет женщину одну наедине с ее болью и трудностями». «Он трус, он боится ослушаться свою мать».

Распространенное мнение о некой особой моральной трусости мужчин сегодня является отражением несоответствия их поведения требованиям партнерш, которые тут же решают использовать старое проверенное оружие – назвать мужчину трусом.

Женщина-трусиха боится темноты, пауков, мышей, высоты, скорости – и трусихой, трусишкой быть не обидно, это даже мило. Мужчина-трус боится осуждения друзей, психологических трудностей, жены, матери, выяснения отношений, говорить неприятную правду в глаза. Женщине простительно быть трусихой, мужчине – трусом быть позорно. Женщину при этом никто не назовет трусом за то, что она скрывает от мужа измену, или боится свекрови, или уходит от разговоров об отношениях. Ее поведение может считаться предосудительным, но ее не клеймят словом «трусость».

Трусость, конечно, именно механизм социального давления, который одна часть сообщества использует для давления на другую. Оформление женской общности в социуме в отдельную страту приводит к тому, что неудовлетворяющие ее качества партнеров маркируются трусостью в особо неодобряемое поведение.

Есть, впрочем, одна ситуация, в оценке которой мужчины и женщины современного российского общества совпадают. Оба пола считают трусостью, если мужчина не хочет или не может остановить агрессию или неуважительное отношение к своей женщине. Если боится затеять драку или «поговорить по-мужски» с обидчиком, то он трус. В этом поле согласия есть нечто архаическое.

Вопрос на одном из форумов (выбираю типичное): «Шли сегодня в метро, на нас шла компания «горячих восточных парней». Один меня зацепил (причем, как мне кажется, специально, перед дружками понтануться) плечом, еще и вслед что-то сказал (что-то типа «овца» или в этом роде, я не расслышала толком). Так меня мой муж схватил за руку и, ускорив шаг, повел в сторону. Я ему говорю, мол, что они себе позволяют, и что это был за беспредел, и почему он им ничего не сказал, на что он на ходу слепил отмазку: «Ты же их знаешь: как не всемером на одного – так за ножом чуть что лезть». Вот как мне с таким трусом дальше жить?».

Ответы: «Мой бы за овцу вмазал». Но появляются и другие, более рациональные суждения: «Что толку, что первый муж был «защитник»? Зато и на меня руку поднимать не брезговал». «А у меня другой. Порезана голова и спина, потому что смелый и толпа ему нипочем. Только кровью истекал два раза у меня на руках, но отбился. Сказала, еще раз такое будет – я уйду, мне нужен живой муж, а не смелый!»

Агрессия еще в цене, но явно сегодня больше требуется другое – способность к взаимодействию. Но в этой области лучше не пользоваться словами, выражающими моральную агрессию.

Не будьте слишком храбрыми — Моноклер

Рубрики : Культура, Переводы, Последние статьи, Психология

---

Нашли у нас полезный материал? Помогите нам оставаться свободными, независимыми и бесплатными, сделав любое пожертвование или купив что-то из нашего литературного мерча.

---

Легко получить клеймо «трус», отказавшись делать то, к чему призывает воинствующее большинство или принуждают жесткие обстоятельства. Автор книги «Трусость: краткая история» Крис Уолш уверен: сегодня это понятие как никогда размыто, именно поэтому с его помощью так легко манипулировать поступками людей, не способных отличить трусость от мудрого решения не применять силу или не идти наперекор своим принципам. Перевели эссе Уолша «Не будьте слишком храбрыми», в котором он исследует историю этого понятия и размышляет, почему эта стигма теряет смысл в ужасную эпоху «неописуемого напряжения современной войны» и что, возможно, большую опасность для человека представляет моральная трусость перед экзистенциальными выборами, которые ему нужно совершать каждый день.

 

Немного истории

Из-за одного труса может быть проиграно сражение, из-за одного сражения — война, из-за одной войны может быть потеряна страна.

Эту старую, как и сама война, истину озвучил контр-адмирал и депутат английской партии консерваторов Тафтон Бимиш, выступая в Палате общин в 1930 году.  Заботясь только о собственной безопасности, трус может быть более опасным для своей страны, чем храбрый враг. Даже если трус ничего не делает, он может посеять панику одним только своим видом: трус, как замечал Гомер в «Илиаде», бледен и суетлив, не может усидеть на месте, но бежать ему некуда, трус стучит зубами от страха — и это единственное, что он в силах делать.

Неудивительно, что солдаты на поле брани больше волнуются не о том, как оказаться героями, а о том, как не выглядеть трусливыми; или почему трусость считается одним из самых презренных пороков (и не только у солдат): в то врем как герои добиваются славы, трусы часто обречены на забвение. Как говорит проводник Данте по загробному миру о кучке безликих душ, обитающих в преддверии ада: «Мир не допустит, чтобы о них узнали». Сам Вергилий не хочет говорить о них. Тем не менее разговор о трусости способен помочь нам управлять своим поведением перед лицом страха.

«Страх — продолжал Бимиш, — совершенно естественное чувство.

Он свойственен всем людям. Человек, который поборол страх — герой, но человек, которого сумел победить страх, становится трусом и получает всё, что он заслужил». Однако не всё так просто, как кажется. Некоторые страхи просто невозможно преодолеть. Аристотель говорил, что только кельты не боятся землетрясений и наводнений, и можно подумать, они сошли с ума. Трус, говорил он, «человек, который перешёл границы в своем страхе: он боится неправильных вещей, в неправильном порядке, и так далее, вниз по списку…».

Обычно мы называем трусом человека, чей страх непропорционален опасности, с которой он сталкивается; когда человек не может преодолеть страх и, как следствие, становится не в силах что-либо делать, в том числе исполнять свой долг. Мы также обычно приберегаем ярлык труса для мужчин, о чем свидетельствует сексистский язык Аристотеля и Бимиша. Даже сегодня этот термин звучит странно, когда его применяют к женщинам.

Если, как говорит нам Бимиш, трус заслуживает всё то, что он получает, хочется всё-таки узнать, что именно он получает? В конце своего выступления контр-адмирал предлагает смертную казнь для трусов и дезертиров.

Его логика, конечно, ясна: если трус может стоить стране её существования, страна должна быть готова лишить существования труса. В этом Бимиш, конечно, не был оригинален. Практика убийства тех, кого считали трусами, имеет долгую и богатую историю. Римляне иногда казнили трусов через Фустуарий — драматический ритуал, который начинался, когда трибун дотрагивался до осуждённого жезлом, после чего легионеры забивали его камнями и палками до смерти. Следующие поколения продолжили эту традицию, видоизменив её. В XX веке предпочтительным способом оказался расстрел. Британцы и французы расстреливали сотни солдат за трусость и дезертирство во время Первой мировой войны; немцы и русские — десятки тысяч во Второй мировой войне.

Но род человеческий не всегда ограничивался физической расправой. Унижение — гораздо более обычное наказание за трусость, как отмечал Монтень в своём труде «О наказании за трусость» (1580). Цитируя замечание Тертуллиана о том, что лучше предпочесть, чтобы у человека кровь приливала к щекам, чем чтобы она была им пролита, Монтень так объяснял эти слова: возможно, трусу, которому оставили жизнь, бесчестие возвратит мужество.

Способы унижения были более изощрёнными, чем варианты казни: от переодевания труса в женщину и покрытия его позорящими татуировками до выбривания головы и таскания плакатов с надписью «трус».

Если проанализировать все эти варианты расправы, можно обнаружить одну объединяющую деталь: неважно, умирает трус или остаётся жить, его наказание следовало делать публичным, если это соответствует его преступлению. В попытке убежать и спрятаться трус угрожает группе, показывая худший пример и сея страх, как инфекцию. Как гласит одна немецкая пословица, «один трус делает десять». Зрелище пойманного и осуждённого труса служит своего рода прививкой для тех, кто является свидетелями действа, в комплекте с язвительным напоминанием о той цене, которую заплатит любой, кто даст слабину.

 

В природе нет трусов

Эволюционные психологи мало говорят о трусости, возможно, потому что трусость кажется слишком очевидным эволюционным императивом, сохранившимся до наших дней. Однако существует широко распространенное мнение, что естественный отбор может благоприятствовать самоотверженной кооперации и даже альтруистическому поведению. Многие животные идут на самопожертвование, рискуя собственной жизнью и тем самым расширяя чужие шансы на жизнь и воспроизводство. Так, увидев крадущуюся лису, кролик начинает стучать лапой, поднимает свой хвостик и подаёт белый пушистый сигнал своим товарищам, несмотря на то что привлекает к себе внимание. Кролики, которые отстукивают лапками ритм, увеличивают шансы на выживание своего рода. Благодаря этому рождается большее количество кроликов, способных на самоотверженные поступки.

Но кролики не нападают на тех, кто не подаёт племени сигналов. В то время как внутривидовая агрессия является очень распространенным явлением, никто из животного мира, кроме, конечно, людей, не наказывает своих собратьев за отсутствие самопожертвования. Недавнее исследование по эволюционной антропологии, проведённое Кит Дженсен и его коллегами из Института Макса Планка в Германии (опубликовано в Трудах Национальной академии наук (PNAS) в 2012-м году), предполагает, что даже один из наших ближайших родственников, шимпанзе, не занимается такого рода наказаниями; стало быть, это исключительно человеческая практика.

Наказание за трусость может произойти даже без использования организованной военной или централизованной политической системы, как показало исследование 2001-го года, опубликованное Сарой Мэтью и Робертом Бойдом в PNAS. Эти антропологи, как и их предшественники в Калифорнийском университете в Лос-Анджелесе, изучали Туркана — людей из племени Восточной Африки с примитивным политическим устройством, эгалитарных скотоводов, которые иногда нападают на другие группы, чтобы украсть скот. Если человек из племени Туркана отказывается идти на рейд без уважительной причины или бежит, когда приходит опасность, его могут подвергнуть наказанию, которое варьируется от «неофициальных устных санкций» до тяжёлых телесных наказаний. Дело в том, что участие в процессе наказания третьих сторон (и не только родственников, соседей или людей, находящихся под угрозой исчезновения в результате действий труса) позволяет практиковать членам племени массовую кооперацию, и когда дело доходит до войны, при всех прочих равных условиях, заблаговременное наказание трусости предотвращает подобные рецидивы и увеличивает шансы стороны на победу.

Так Туркана избегают участи проигравших, описанной тем же Бимишем.

 

Век невыносимого военного напряжения

Любопытен, однако, тот факт, что мы стали менее охотно осуждать или наказывать трусость с течением лет. В наше время доводы Бимиша потерпели поражение. Английский парламент отменил смертную казнь за трусость и дезертирство в апреле 1930-го года. Другие страны поступили таким же образом. Согласно американскому военному уставу дезертирство в военное время должно караться смертной казнью, однако с 1865-го года только один солдат, Эдди Словик, был казнён за подобную провинность в 1945 году. Полевые суды, рассматривающие случаи трусливого бегства, становятся всё более редким явлением и многие из европейских солдат, казнённых за трусость и дезертирство в мировых войнах, были посмертно помилованы.

Существует много причин для подобного сдвига. Прежде всего, то, что парламентарий-лейборист Эрнест Тертл, который долгое время выступал за отмену смертной казни за военные преступления, называл «почти неописуемым напряжением современной войны». Конечно, любая война — это всегда напряжение, и военный историк Мартин ван Кревелд, например, сомневается, что положение как-то особо ухудшилось в наше время или что ужас от артиллерийского обстрела может быть более травматичен, чем получение скальпа своего родственника. Однако есть основания полагать, что масштаб современных войн, в которых у сторон есть возможности наносить существенный урон друг другу на расстоянии, создал большее напряжение, чем оно было раньше. Если кельты не боялись землетрясений, взрывы Токио, Дрездена или Лондона, возможно, могли бы их припугнуть.

Когда в 1915 году впервые был поставлен диагноз shellshock («снарядный шок» — контузия), это состояние мыслилось как последствие мощных взрывчатых веществ, не виденных раньше миром. Логика была проста: новое оружие должно привести к новым заболеваниям. А новые термины понадобились, чтобы объяснить странные симптомы — тремор, головокружение, дезориентацию, паралич, которые некогда причислялись к признакам женской истерии. Как Элейн Шоуолтер отметила в книге «Женские болезни» (1985), слово «контузия» звучало гораздо более мужественно.

Даже когда врачи пришли к выводу, что так называемый снарядный шок имел чисто психологическую основу, термин устоялся и стал первым в ряду подобных («военный невроз», «военная усталость», «боевое истощение», «посттравматическое стрессовое расстройство», «боевая психическая травма»). Эти определения дали официальным властям альтернативный способ, как выразился Тертл, «судить мужчин, которые потерпели поражение, с гораздо более глубоким сочувствием и пониманием». Дело не в том, что солдаты с таким диагнозом были на самом деле трусами, но в том, что поведение, которое ранее воспринималось бы как негативная черта характера или повреждённая гендерная идентичность, теперь стало рассматриваться как признак болезни. Монолитные идеи мужественности, таким образом, оказались оспоренными. Моральное осуждение уступило место медицинскому рассмотрению.

Этот сдвиг произошел по мере развития медицины. Благодаря новым неврологическим тестам, способным обнаружить доказательства повреждений головного мозга, которые могли быть не замечены десятилетиями и, конечно, столетиями, исследователи возродили первоначальную гипотезу о снарядном шоке, — что он имеет физиологическую основу. Мы также больше знаем о том, что от некоторых физиологических факторов, таких как функционирование миндалевидного тела и уровень кортизола, может зависеть предрасположенность людей к определённой реакции на страх (способность или неспособность справиться с этим чувством). Оказалось, что «трусливое» поведение (кавычки вдруг становятся необходимыми) — не вопрос характера или мужественности, часто это вопрос генов, окружающей среды, травмы. Учитывая такой сдвиг, неудивительно, что, в соответствии с данными информационной системы Google Ngram, корпус текстов с использованием слов «трус» и «трусость» снизился в два раза по сравнению с остальными английскими словами, опубликованными в течение XX века.

 

Размытое понятие, инструмент управления

Однако даже сейчас, когда слово «трус» стало меньше встречаться в языке, презрение к нему не исчезло. Век терапевтического толкования не смог отменить тысячелетнего осуждения. Тень этого осуждения падает даже на условия, которые дают нам альтернативный способ понимания связанных с травмой отказов от солдатских обязанностей; солдаты стыдятся обращаться за психологической помощью, потому что это может быть воспринято, как трусость. Кроме того, мы постоянно слышим, как слово «трус» используется в качестве уничижительного ярлыка для террористов, педофилов и других агрессивных преступников. Это нерефлексивное, грубое и неправильное применение термина показывает, что подобные оскорбления до сих пор имеют силу над людьми и что это понятие становится всё более размытым и туманным.

Педофилов можно счесть трусливыми за то, что они не сумели противостоять своим пристрастиям и их ужасным последствиям, а террористов можно обвинить в малодушии и трусливости их убеждений (зачастую ими движет чрезмерный страх показаться трусливыми в глазах своего бога или в свете своего дела). Но когда мы бросаемся словом «трус» в сторону таких злодеев — для нас это обычный способ выражения презрения к тем, кто пользуется уязвимыми и беспомощными. С одной стороны, такое осуждение способно помочь нам почувствовать себя хорошими, с другой стороны, оно может отвлечь нас от нашей собственной трусости и лишить нас этического инструмента, который может быть полезен — и не только для солдат или людей.

Всех нас посещает страх, — сказал Бимиш, когда он стоял перед Палатой общин. — Меня он мучает в данный момент, но я буду трусом, если я сяду и не скажу, что чувствую.

Я думаю, Бимиш ошибался. Ясно одно: невозможность игнорирования страха в определённых ситуациях — это то, что мы узнали, среди прочего, о человеке перед лицом ужасов современной войны. Тем не менее я уважаю Бимиша за то, что он не сел, и ценю то, как он использовал позор трусости, чтобы использовать его в своей нелёгкой политической борьбе. Хотя он считал, что человек, который побеждает страх, герой, я уважаю Бимиша также за то, что он не поздравил себя за героизм. Он подает пример, которому стоит следовать в следующий раз, когда вы сами будете смело говорить вещи, в которые вы верите, даже если это пугает вас. Убеждение себя быть героем может быть не большим подспорьем для вас, чем для солдата. Само понятие — слишком широко, а слово стало слишком опустошенным и обессмысленным (то же самое можно сказать и о «мужестве»). Но убеждение себя, что было бы трусливо не встать и не высказать свою точку зрения, на самом деле способно сдвинуть нас с места.

Стигма, связанная с трусостью, больше всего навредила тем, кому приклеили этот ярлык, чтобы заставить заплатить за предполагаемое «преступление». Менее очевидным, но более распространенным является ущерб, нанесенный людям, которые, опасаясь позора трусости, совершали безрассудные и часто насильственные действия. Мысль об этом должна умерить наш пыл в беспорядочном использовании ярлыка «трус», особенно в том случае, когда кто-то отказывается применять насилие. Слишком часто, оглядываясь назад, мы понимаем, что отказ от борьбы не был ни мягкотелым, ни трусливым, но, наоборот, был смелым поступком. После консультации с президентом Кеннеди о том, чтобы пойти на компромисс с Советским Союзом во время карибского кризиса в 1962 году, посол США в ООН Э. Стивенсон отметил:

«Большинство парней, вероятно, считают меня трусом … но, возможно, мы должны быть трусами в комнатах, когда мы говорим о ядерной войне».

Ещё Сэмюэл Джонсон подчеркивал: «взаимная трусость» поддерживает мир.

Тем не менее клеймо «трус» может стать мощным механизмом управления нами — не только в бою или в политической борьбе, о чём говорил Бимиш, но при любом страхе и конфликте интересов.

Мы все сталкиваемся с похожими моральными подсчётами, особенно это касается случаев, когда бодрящий стыд трусости может быть более полезным для нас и окружающих, чем желание казаться героями. Увы, чаще всего мы находимся под давлением поведенческих стереотипов и общественного мнения. Марк Твен так описывал «самую распространенную человеческую слабость»:

Страх, как бы тебя не стали сторониться и показывать на тебя пальцем, потому что ты поступаешь не так, как все. Имя этому — моральная трусость, и она является доминирующей чертой характера у 9999 человек из каждых десяти тысяч.

Это качество сегодня настолько распространено и обыденно, что вовсе не воспринимается как трусость. Возможно, прав был датский философ Сёрен Кьеркегор, когда говорил, что трусость в первую очередь мешает понять человеку, что лишь «добро на самом деле является великим и благородным, что должно быть целью его стремлений и его труда — раннего и позднего». Но размышления о трусости и вековом презрении, которое, к лучшему и худшему, все еще сохраняется за этой идеей, могут помочь нам сконцентрироваться на том, что на самом деле мы должны делать, и помочь нам противостоять страхам, которые мешают этому.

Как бы противоречиво это ни звучало, я хотел бы защитить трусость от грубого и бездумного применения этого термина. Именно неосторожность, неаккуратность в употреблении этого слова и его неоднозначность нанесла неповторимый урон тем, кого унижали под эту дудочку и убивали. Даже если и был элемент трусости в их поведении, нам следовало бы не осуждать это, отвлекаясь от своих дел, а культивировать более глубокое сочувствие и понимание.

В рассуждениях о трусости Луи-Фердинанд Селин идет ещё дальше в своём романе «Путешествие на край ночи» (1932) о Первой мировой войне и её последствиях. Опасаясь, что он «один на один с двумя миллионами одержимыми бредом героическими сумасшедшими, вооружёнными под завязку», рассказчик поздравляет себя за то, «что был достаточно осмыслен, чтобы выбрать трусость раз и навсегда». Селин представляет храбрость как проблему и трусость как решение. Стивенсон видел это примерно так же. Есть достаточно веских причин, для того чтобы принять эту позицию, даже если мы не говорим о ядерной войне; Джонсон, в конце концов, отметил, что «взаимная трусость» сохраняет мир.

Но это не значит, что все мы должны бездумно поддаваться своим страхам. Лучшее, что мы можем сделать: подумать о том презрении, с которым мы по-прежнему относимся к трусости, и через это презрение попытаться узнать побольше о самих себе и своих страхах перед совершением каких-то поступков. Это может пригодиться нам не только в сражении или в политической борьбе. Кто мы и где мы находимся, что мы делаем, что мы думаем, как ведём себя в близких отношениях, даже то, что мы знаем и позволяем себе знать — иногда кажется, что всё это было сформировано раздутыми страхами, которые так долго держали нас, что стали казаться нам нормальными.

---

«Моноклер» – это независимый проект. У нас нет инвесторов, рекламы, пейволов – только идеи и знания, которыми мы хотим делиться с вами. Но без вашей поддержки нам не справиться. Сделав пожертвование, вы поможете нам остаться свободными, бесплатными и открытыми для всех.

Donate

---

По материалам «Be not brave», Aeon

Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.

психологиячеловек



Похожие статьи

Трусость | Издательство Принстонского университета

Трус. Это серьезное оскорбление, способное спровоцировать гнев, стыд и даже насилие. Но что такое трусость? Когда террористов называют трусами, означает ли это то же самое, что и когда этот термин применяется к солдатам? И какое отношение трусость имеет к остальным из нас? Объединение источников от дел военного трибунала до классических произведений литературы и кино, таких как Данте Inferno , Красный знак мужества, и Тонкая красная линия, Трусость рассказывает о большом вреде, который причинили как трусость, так и боязнь показаться трусливыми, и прослеживает идею силы трусости до ее эволюционных корней. Но Крис Уолш также показывает, что эта сила исчезла, особенно на поле боя. Неправомерное поведение, которое раньше могло быть наказано как трусость, в последнее время чаще лечится с медицинской точки зрения, как неблагоприятная реакция на травму, и Уолш исследует параллельный терапевтический сдвиг, который выходит за рамки войны в сферы политики, преступности, философии, религии и любви. .

Тем не менее, как указывает Уолш, терапевтическое не полностью восторжествовало — презрение к трусости сохраняется, и он утверждает, что такое презрение может быть полезным. Мужество привлекает гораздо больше нашего внимания, но строгое понимание трусости может быть более полезным с моральной точки зрения, поскольку оно требует от нас критического осмысления наших обязанностей и наших страхов и помогает нам действовать этично, когда страх и долг противоречат друг другу.

Богато иллюстрированный и наполненный увлекательными историями и идеями, Трусость — это первый последовательный анализ забытой, но глубокой и всеобъемлющей особенности человеческого опыта.

Награды и признание

• Бронзовый призер 2015 года в категории «Всемирная история» в категории «Всемирная история» 2015 г.

«[Мы] хотим, чтобы нам сказали, что стандарты, по которым раньше судили людей, должны быть пересмотрены — как это было с трусостью в прошлом веке, в основном по терапевтическим причинам — если не отменены полностью. Те, кто заинтересованные в таких стандартах, будь то за или против, найдут эту книгу незаменимым дополнением к своим библиотекам». — Джеймс Боуман, New York Times Book Review

«Несмотря на всю мощь оскорбления и на то, как часто оно выражается в ряде обстоятельств, вряд ли существует консенсус относительно того, что представляет собой трус. Уолш предлагает культурную биографию. термина, исследуя отношение к нему на протяжении всей американской истории, а также объясняя ущерб, нанесенный этим лейблом». — Джумана Хатиб, New York Times Book Review

«[Философское размышление о поведении, которое обычно считается слишком презренным для серьезного рассмотрения. .. Трусость: краткая история самое ценное . . . за то, как он отказывается урегулировать любой. . . проблемы. Подобно геологу, переворачивающему обломок вулканической породы, мистер Уолш рассматривает свой предмет со всех сторон, а затем рассматривает его снова. . . . Ясно, что трусость является необходимым условием жизни, с которой мы можем смело столкнуться». — Рэндалл Фуллер, Wall Street Journal

последние табу вооруженных сил и общества»9.0023 — Австралийский

«В Трусость Крис Уолш, заместитель директора Программы письма Колледжа искусств и наук Бостонского университета, предлагает свежий и увлекательный анализ использования термина на — и вне — первичный театр трусости, поле битвы.Опираясь на исследования в области эволюционной биологии, а также на информированную интерпретацию американской истории и литературы, Уолш анализирует взаимосвязь между мужеством и трусостью, тенденцию характеризовать мужчин, а не женщин как трусов, и различие между физическая и моральная трусость. Самое главное, Уолш провокационно и убедительно утверждает, что за последнее столетие идея трусости потеряла свое значение, особенно в военных условиях, и снова появилась с несколько иными коннотациями». — Гленн Альтшулер, Psychology Today

«Учитывая распространенность этого чувства в нашей культуре, несколько удивительно, что книга Уолша кажется единственным существующим полноценным исследованием трусости. на 190 страниц. Книга предлагает быстрый обзор того, как это слово проникло в наши культурные представления о доблести, и опирается на авторов от Аристофана до Данте и Стивена Крейна и философов от Конфуция до Кьеркегора ». — Стив Алмонд, Салон

«Живой комментарий к понятию трусости… Крис Уолш ловко раскрывает конкурирующие моральные кодексы, лежащие в основе понятий трусости и ее противоположности, мужества». — Джоанна Бурк, Литературное обозрение

«Разговор о трусости, может быть, и не принесет простых ответов на такие досадные дилеммы, как эта, но если бы он привнес немного больше честности, это был бы немалый вклад. Несколько парадоксальная проблема противостоять трусости, как показывает превосходная книга Уолша, обычно требует большого мужества». — Hedgehog Review

«Почему никто не написал эту книгу раньше?… В этом элегантном и вдумчивом обсуждении, опирающемся на литературу и фильмы, а также на военную судебную практику, Уолш тщательно исследует, как концепция трусости развился в результате изменений в том, как общества понимают мораль, человеческую природу и природу войны.В конце концов, утверждает он, обществам необходимо твердое понятие трусости, без которого они не могут понять, что значит действовать мужественно. » — Лоуренс Д. Фридман, Иностранные дела

«Занимательное и проницательное руководство по душераздирающей теме». — Дженнифер Майкл Хехт, Американский ученый

«Уолш ловко переходит от одного текстового представления трусости к другому… [Трусость] — вдумчивая и увлекательная книга». — Кайл Уильямс, Boston Review

«Если трус вынужден сражаться, остается ли он трусом? храбрый? Или и то, и другое? Что более убедительно, моральное или физическое принуждение? Именно такие нюансы исследует Уолш в этой вдумчивой книге, в которой он утверждает, что «трусость и малодушие могут нас чему-то научить»9. 0023 —Сидней Лич, Weekly Standard

«Проницательное вскрытие трусости Уолшем вознаграждает, заставляет задуматься и развлекает. Можно сказать, что все основания покрыты: даже светло-горчичный суперобложка символичен и уместен. , по-своему, с желтыми иглами». —Майкл Мойнихан, ирландский ревизор

« Трусость эрудирован, хорошо написан и его приятно читать.» — Элио Шварцман. Фолья-де-Сан-Паулу

«История цинкования». — Matt Seidel, The Millions

«Расшифровка того, что означают различные эмоции, — например, установление того, почему стыд не является виной, — важна и увлекательна. Как эмоция, трусостью пренебрегают, что делает эту эмоцию элегантной, богатой, особенно приветствуется мощная книга… Настоятельно рекомендуется». —Дж.А. Hall, Choice

«Уолш обращается к проблемам, которые являются сложными, вызывающими и имеют долгосрочные последствия для индивидуального и государственного поведения. .. [Он] хорошо освещает важность понимания трусости для международной политики, которая, безусловно, способствовать тому, как мы думаем о мире и безопасности в будущем». — Констанс Данкомб, Глобальный дискурс

«Уолш пишет четко, с сардонической точкой зрения и уверенно понимает проблемы, поднятые его предметом». — Джозеф Эпштейн, Комментарий

«Является ли «трус» нашим самым губительным оскорблением? Да, — говорит Крис Уолш в этом учтивом и проницательном исследовании. Именно сила этого термина побуждает Уолша возражать против упрощенного и ошибочного использует его. Допрашивая трусость, Уолш — взвешенный аналитик, разумно исследующий различные философские, медицинские, военные и терапевтические отчеты». — Райан К. Балот, The Review of Politics

«[ Трусость ] будет полезен широкому кругу исследователей и преподавателей, проявляющих существенный интерес к социальному конструированию реальности и отклонениям, риторике, милитаризму, эмоциям. , и мужественность… Она написана доступным языком, подходит для студентов и будет особенно хороша для междисциплинарных программ, таких как гендерные исследования и исследования мира и справедливости». — Аманда Конради, Теория в действии

«Редко я читал книгу, более относящуюся к моей собственной жизни… И ко всем нам, кто преподает литературу и этику… [A] чудесное междисциплинарное исследование». — Рэймонд А. Шрот, Национальный католический репортер

«[А] новаторское исследование». — Пол Х. Льюис, Эпоха современности

«Эта работа заслуживает широкой аудитории, чтобы мы могли лучше понять конфликты прошлого и проницательно подготовиться к конфликтам будущего». — Джонатан Ньюэлл, Синий и Серый

«Хотя сегодня люди мало говорят об этом, трусость долгое время считалась во многих культурах худшим моральным дефектом, худшим из всех моральных дефектов, грехом из всех грехов, скандалом. всех скандалов. Историк Крис Уолш рассказывает удивительную историю в своей недавней работе « Трусость ». — DJS, Die Burger

«Вдумчивое и тщательное расследование». — Джон Грей, Новый государственный деятель

«Новаторская книга.» — Дайан Белл, «Честная история» Honesthistory.net

«Увлекательно». — Томас Палима, Очерки критики

«Смелое исследование трусости… Увлекательный взгляд на то, как эволюционировали наши взгляды на трусость». — Лиза Кааки, Arab News

«С впечатляющей проницательностью и чуткостью Крис Уолш тщательно исследует одно из последних оставшихся табу войны.0003 Трусость одновременно освещает и смущает — это признак его успеха». — Эндрю Дж. Басевич, автор книги Пределы власти и нарушение доверия

перед лицом страха? В Трусость Крис Уолш ведет нас в путешествие от Ада Данте к Уловке-22 Джозефа Хеллера, с широкими промежуточными остановками, чтобы исследовать это самое табуированное чувство в жизни и литературе. Просеивая доказательства из многих дисциплин, а также отчеты о дезертирстве, нарушениях прав и военных трибуналах за более чем три столетия, Уолш предлагает детальный и гуманный портрет чувства, которое может больше всего — и наиболее неприятно — напомнить нам о нашей человечности». — Меган Маршалл, лауреат Пулитцеровской премии, автор Маргарет Фуллер: Новая американская жизнь

«Вдумчивый, проницательный, эрудированный и изящно написанный анализ трусости Криса Уолша проливает новый свет на древнюю и важную человеческую одержимость», — Стивен Пинкер, автор книги How the Mind Works. и Лучшие ангелы нашей природы

«В основе этой блестящей маленькой книги лежит жесткий аргумент, но то, что заставит читателей переворачивать страницы, — это удивительная находчивость Уолша как читателя (почти каждый стр.), а также мудрость и ясность его стиля. Неожиданный, в какой-то мере нервирующий, но замечательный». — Джек Майлз, лауреат Пулитцеровской премии, автор книги « God: A Biography

«Это пробный взгляд на роль, которую трусость играет в жизни. Книга «Трусость «, широко представленная в литературе и истории, обладает свежестью, которая одновременно стилистична и содержательна. Уолш демонстрирует грозное присутствие трусости. а также воображение и усилия, необходимые для мужественной жизни». — Юджин Гудхарт, Университет Брандейса

Трусость Определение и значение | Dictionary.com

• Основные определения
• Синонимы
• Викторина
• Сопутствующее содержимое
• Примеры
• Британский

Показывает уровень оценки в зависимости от сложности слова.

[ kou-er-dis ]

/ ˈkaʊ ər dɪs /

Сохранить это слово!

См. синонимы слова трусость на Thesaurus.com

Показывает уровень обучения в зависимости от сложности слова.

---

сущ.

отсутствие мужества перед опасностью, трудностями, сопротивлением, болью и т. д.

ДРУГИЕ СЛОВА СЛОВА Трусость

малодушие, робость.

См. синонимы слова трусость на Thesaurus.com

ПРОТИВОПОЛОЖНОСТИ СЛОВУ трусость

храбрость.

См. антонимы к слову трусость на Thesaurus.com

ВИКТОРИНА

МОЖЕТЕ ЛИ ВЫ ОТВЕЧАТЬ НА ЭТИ ОБЫЧНЫЕ ГРАММАТИЧЕСКИЕ ДИСКУССИИ?

Есть грамматические дебаты, которые никогда не умирают; и те, которые выделены в вопросах этой викторины, наверняка снова всех разозлят. Знаете ли вы, как отвечать на вопросы, которые вызывают самые ожесточенные споры по грамматике?

Вопрос 1 из 7

Какое предложение верно?

Происхождение трусости

1250–1300; Среднеанглийское cowardise<старофранцузское co(u)ardise, эквивалент co(u)art cowardly (см. coward) + -ise-ice

Слова рядом с cowardice

cowabunga, cowage, cowal, Cowansville, coward, cowardice, cowardly, cowash, cow bail, cowbane, cowbell

Dictionary. com Unabridged Основано на словаре Random House Unabridged Dictionary, © Random House, Inc., 2023

.

Слова, связанные с трусостью

страх, пугливость, трусость, безвольность, малодушие, хладнокровие, робость, трусость

Как использовать трусость в предложении

• Они выбрали трусость — и их поведение с пятницы показывает, что они это знают .

  Сенатские республиканцы знают, что они выбрали трусость, убив расследование 6 января. Они только что это доказали.|Джеймс Дауни|31 мая 2021|Washington Post

• В течение многих лет я снова и снова прокручивал в уме подробности моего нападения, вспоминая лица прохожих, объясняя бездействие толпы в непрофессиональная версия эффекта свидетеля — как коллективное бессилие, коллективная трусость.

  Мое насильственное нападение, прохожие, которые ничего не сделали, и что значит быть свидетелем|Ким Ле|2 апреля 2021 г.|Vox

• Успех заключается в изучении того, что можно принять только в признании культуры трусость и своего рода ядовитый расизм, самовосхваление и право.

  Шон Пенн: Далеко за пределами Голливуда|Юджин Робинсон|1 апреля 2021 г.|Ози

• Это всего лишь одна история о многих из тех, чьи жизни в Капитолии подверглись опасности из-за лжи, угроз и насилия, раздуваемых трусостью. людей, предпочитающих личную выгоду демократии.

  Атакуя на Окасио-Кортеса, Такер Карлсон доводит лицемерие до предела|Эрик Уэмпл|4 февраля 2021|Washington Post

• Трусость Роба Портмана нанесла больше вреда Республиканской партии — и республике — чем сумасшествие Марджори Тейлор Грин.

  Роб Портман нанес Америке больше вреда, чем Марджори Тейлор Грин|Макс Бут|1 февраля 2021|Вашингтон пост трусость.

  Случайные знакомства или заклинания: почему миллениалы проваливают свидания в колледже|Элли Шаак|1 января 2015|DAILY BEAST

• В конце концов он сказал генералу, что тот должен застрелиться за свою трусость.

  Должны ли США вооружать украинские ополченцы?|Джейми Деттмер|24 ноября 2014 г. |DAILY BEAST

• Но Бенер и республиканцы отказались полностью из трусости и назло Обаме.

  Для Обамы наступила адская неделя|Майкл Томаски|15 ноября 2014 г.|DAILY BEAST

• На заднем сиденье их патрульной машины, со скованными за спиной руками, она издевается над их трусостью.

  Краткая история фразы «К черту полицию»|Рич Гольдштейн|23 августа 2014|DAILY BEAST

• «Я думаю, что это происходит от идиотизма и трусости», — сказал Уидон о проблеме женского супергероя.

  Страх перед меньшинством Супергерой: Одержимость Marvel белыми парнями, спасающими мир|Марлоу Стерн|7 августа 2014 г.|DAILY BEAST

• Впоследствии адмирал Бинг был застрелен в Англии по несправедливому обвинению в трусости в этом деле.

  Книга истории и хронологии на каждый день|Джоэл Манселл

• Смерть, надо отдать ему должное, он встретил без трусости, которой хвастался, и последовательно со своей сухой циничной душой.