§ 1. Психические состояния обвиняемого
§ 1. Психические состояния обвиняемого
Процесс общения между защитником и подзащитным сопровождается рядом трудностей, вызываемых в первую очередь психическим состояниям, в котором находится обвиняемый, особенно содержащийся под стражей. К числу состояний обвиняемого, отрицательно влияющих на его психику, мыслительную деятельность, способствующих формированию у него барьеров общения, относятся стресс и фрустрация.
Нервно-психическое напряжение (стресс) — обычное состояние большинства обвиняемых. Психические же состояния напряженности невиновных подследственных более глубоки и интенсивны, более продолжительны. В механизме образования и протекания этих состояний действуют такие факторы, как привыкание, готовность к напряжению, опыт, вынесенный из переживания аналогичных состояний в прошлом.
У лица, действительно совершившего преступление, происходит некоторая внутренняя подготовка к возможному и допускаемому им привлечению к уголовной ответственности. У невиновного такая внутренняя готовность отсутствует: он не совершал преступления, ничего в связи с этим не опасался и ни к чему подобному не готовился. При этом, возможно, лицо никогда ранее не сталкивалось со следственными органами и не имеет никакого практического опыта поведения в таких ситуациях.
Рассматривая ситуацию расследования как безусловно стрессовую, необходимо иметь в виду, что она вызывается различными стрессорами. Главный из них — угроза личному благополучию человека и его близких. При этом не имеет значения, существует ли такая угроза объективно или ситуация лишь оценивается лицом как крайне угрожающая.
Привлечение к уголовной ответственности, угрожая благополучию, касается не только условий физического существования, но и, что более важно, социального статуса личности, ее престижа, принадлежности к определенной социальной группе, ее самооценки, жизненных планов и других значимых ценностей. Значение объективно существующей угрозы усугубляется субъективным отношением к ней, ее оценкой.
Далее, при избрании меры пресечения, связанной с лишением подследственного свободы, происходит резкая смена жизненного стереотипа, образа жизни. В силу этого заключение под стражу само по себе относится к мощному стрессору, вызывающему у человека глубочайшее нервно-психическое напряжение длительного действия.
И, наконец, стрессовый характер ситуации, возникающей в результате привлечения лица к уголовной ответственности, может усугубляться в связи с тем, с каким противодействием оно сталкивается. Напряженность ситуации во многом определяется поведением следственного работника, его противодействием некоторым стремлениям подследственного. Если следователь игнорирует любые попытки оправдания, отвергает доводы обвиняемого, то такое поведение неизбежно усиливает напряженность, степень которой значительно возрастает, если при этом проявляется необъективность, тенденциозность — ущемление прав обвиняемого, нарушение закона относительно допустимости и обоснованности применяемых мер.
Другим отрицательным состоянием, возникающим у подследственных, является фрустрация — крайняя дезорганизованность сознания и деятельности вследствие столкновения с непреодолимыми препятствиями и депривацией (ограничением) жизненно важных потребностей человека. Фрустрация — это переживание тупика и безысходности, которое может и не соответствовать реальной ситуации, но оценивается человеком именно так.
Наиболее мощным фрустрирующим воздействием на подследственного является лишение свободы. Камерная изоляция прерывает привычные социальные контакты, ограничивает возможность общения с людьми, особенно близкими, значительно ограничивает количество поступающей и перерабатываемой информации. Ведь общение является важнейшей потребностью человека, условием его нормальной жизнедеятельности, вот почему, лишаясь контактов, человек испытывает значительные трудности. Арестованный пребывает в состоянии не только социальной, но и физической изоляции, лишается привычной обстановки, связей, изменяется его уклад жизни, он вынужден пребывать в состоянии бездействия. К этому следует добавить нравственные и физические страдания, связанные с лишением свободы, неизвестностью будущего. Отсюда чувства тревоги, растерянности, сомнения, а то и отчаяния и безысходности. Особенно глубокую психическую травму способен причинить арест невиновному. Во многих случаях самооговор является прямым результатом лишения свободы.
Психическое состояние заключенного под стражу благоприятно для любого внешнего воздействия и часто используется сокамерниками из числа рецидивистов для негативного воздействия на него, приобщения его к своей преступной субкультуре. Находятся и такие «наставники», которые, выступая в качестве добровольных помощников, склоняют арестованного к признанию, запугивая его, убеждая в бесполезности сопротивления. Именно эти невидимые для следователя влияния являются причиной многих следственных ошибок.
«В связи с этим, — отмечает П. Д. Баренбойм, — необходимо напомнить, что заключение под стражу, в том числе и краткосрочное лишение подозреваемого свободы, налагает дополнительную ответственность на следователя за психическое состояние арестованного. Это только вынужденная мера против уклонения виновного от ответственности и совершения им других преступлений, а не средство воздействия в целях получения желательных показаний»1.
Если состояние стресса дезорганизует психическую жизнь подследственного, препятствует правильному восприятию и оценке различных факторов, затрудняет осмысление ситуации в целом и выбор рациональной линии поведения, то состояние фрустрации, порождая чувство безысходности, крушения планов и отчаяния, может побудить подследственного прибегнуть к любым средствам, чтобы выйти из субъективно воспринимаемого тупика. Это стремление любой ценой положить конец фрустрирующим переживаниям настолько велико и притягательно, что в ход идут такие неадекватные действия, как ложное признание, покушение на самоубийство и т. д.
Единственным человеком, способным прийти на помощь подследственному в этих трудных ситуациях, является защитник.
_______________________________
1 Баренбойм П. Д. Как предотвратить пытки. Применение психологических знаний для защиты граждан. М., 1997. С. 15.
Динамика психических состояний и самооценки подростков в процессе коррекции проблемной внешности // Психология телесности: теоретические и практические исследования
‘; for (var i = 0; i
Рубрика издания: Телесность: возрастные особенности восприятия
Тип материала: материалы конференции
Для цитаты: Васильева Т.Н. Динамика психических состояний и самооценки подростков в процессе коррекции проблемной внешности // Психология телесности: теоретические и практические исследования.
Фрагмент статьи
Психология состояний как важная отрасль современной психологической науки недостаточно изучена как у нас в стране, так и за рубежом. Актуальность проблемы определяется не только недостаточной разработанностью теоретических и прикладных аспектов психологии состояний, большой их значимостью, но и новыми требованиями социальной среды к саморегуляции личности. Теоретические и прикладные проблемы функциональных состояний рассматриваются чаще всего в психофизиологии, психологии труда, эргономике. Однако в общей психологии они рассматриваются значительно реже. Этого нельзя сказать об эмоциональных состояниях. В психологической литературе есть раздел «Эмоции и чувства», но нет разделов психические и функциональные состояния, не говоря о психологии состояний, которая должна быть наравне с психологией личности, деятельности, общения и др.
Психические состояния, являясь отражением всей психики в целом и доминирующего в данный отрезок времени определенного компонента психики, выполняют роль связующего звена между психическими процессами и свойствами личности.
Следует назвать имена Н.Д. Левитова, А.О. Прохорова, Ю.Е. Сосновиковой, Л.В. Куликова, В.А. Ганзена, Е.П.Ильина и многих других отечественных исследователей, внесших существенный вклад в решение проблем описания, диагностики и регуляции состояния.Полный текст
Психология состояний как важная отрасль современной психологической науки недостаточно изучена как у нас в стране, так и за рубежом. Актуальность проблемы определяется не только недостаточной разработанностью теоретических и прикладных аспектов психологии состояний, большой их значимостью, но и новыми требованиями социальной среды к саморегуляции личности. Теоретические и прикладные проблемы функциональных состояний рассматриваются чаще всего в психофизиологии, психологии труда, эргономике. Однако в общей психологии они рассматриваются значительно реже. Этого нельзя сказать об эмоциональных состояниях. В психологической литературе есть раздел «Эмоции и чувства», но нет разделов психические и функциональные состояния, не говоря о психологии состояний, которая должна быть наравне с психологией личности, деятельности, общения и др.
Психические состояния, являясь отражением всей психики в целом и доминирующего в данный отрезок времени определенного компонента психики, выполняют роль связующего звена между психическими процессами и свойствами личности. Следует назвать имена Н.Д. Левитова, А.О. Прохорова, Ю.Е. Сосновиковой, Л.В. Куликова, В.А. Ганзена, Е.П.Ильина и многих других отечественных исследователей, внесших существенный вклад в решение проблем описания, диагностики и регуляции состояния.
Одним из малоизученных вопросов является проблема изучения психических состояний в возрастном аспекте – их место и роль в развитии и формировании личности человека, влиянии на ведущий тип деятельности на определенном возрастном этапе. Глубокие изменения, происходящие в психологическом облике подростка и юноши, свидетельствуют о широких возможностях их развития на данном возрастном этапе.
В нашем исследовании принимали участие подростки и люди зрелого возраста, имеющие проблемную внешность и обратившиеся в косметологический кабинет за помощью. В психологическом плане нам было интересно исследовать не только динамику их психических состояний в процессе коррекции проблемной внешности, но и их самооценку.
Самооценка – наиболее существенная сторона личности. Она определяет притязания личности, ее жизненные идеалы, направленность, взаимоотношения между людьми, эффективность деятельности. Поэтому достаточно интересной представляется возможность проследить, какую роль самооценка играет в становлении личности в наши дни. Самооценка и критичность к результатам деятельности у подростков и юношей с низкой самооценкой личности достаточно затруднены. Но можно изменить его настроение.
Хорошее настроение оказывает мощное воздействие на поведенческие процессы и мышление. В хорошем настроении проявляется больше позитивных действий, как в своем собственном поведении, так и в поведении других. Это может повысить или понизить самооценку, изменить его образ себя, повлиять на психические состояния.
Для этого необходимо знать не только принципы развития самооценки личности и психического состояния, но и изменения ее в подростковом и юношеском возрасте в процессе коррекции проблемной внешности.
Практическая значимость нашего исследования заключается в возможности использования результатов в работе психологической службы, при косметических клиниках, в работе школьных психологов, для лечения дисморфофобии и других неврозов.
Цель работы: изучить особенности изменения психических состояний и самооценки личности (в периоды – подростковом, юношеском и ранней взрослости), в процессе коррекции проблемной внешности.
Для достижения поставленной цели нами были решены следующие задачи:
Провести теоретический анализ литературы по проблемам психического состояния, самооценки личности;
Определить тенденции изменения психического состояния и самооценки личности в подростковом, юношеском периодах и взрослом периоде, в процессе коррекции проблемной внешности;
Провести анализ полученных данных и интерпретацию результатов.
Рабочая гипотеза: в процессе коррекции проблемной внешности динамика психических состояний и самооценки личности наиболее выражена в подростковом возрасте.
Методы и методики исследования. Для изучения самооценки личности была применена процедура ранжирования. Данная методика является модификацией методики С.А.Будасси, который предлагал использовать не 20, а 50 слов – черт личности. Существует несколько модификаций данной методики (Марищук В.Л., Реан А.А., Сосновский Б.А.).
Психические состояния изучались с помощью «Рельефа психического состояния личности». Данная методика разработана профессором А.О.Прохоровым. Методика изучает основные стороны психического состояния: психические процессы, физиологические реакции, переживания и поведения. В основе методики находятся представления об иерархической организации психического состояния и его основных составляющих. Прикладное значение методики заключается в том, что каждое состояние, переживаемое субъектом, может быть оценено со стороны его компонентов, их интенсивности проявлений и изменений.
Процедура исследования. В исследовании принимали участие клиенты косметического кабинета. Общий объем выборки составил 105 человек.
Для нас важным было то, что эти испытуемые считают свою внешность проблемной и поэтому посещают косметический кабинет.
Испытуемые были разделены на три группы:
Подростки 13-15 лет
Юноши 16-19 лет
Взрослые 20-35 лет
Исследование проводилось двукратно, до начала лечения проблемной кожи и через 1 месяц после начала лечения.
Во время первого исследования испытуемым предлагалось оценить свое психическое состояние и самооценку на первичном приеме у косметолога, до начала лечения проблемной внешности.
Вторым шагом исследования является проведение лечения проблемной внешности (угревой сыпи, например) в условиях косметического кабинета. После проведения коррекции проблемной внешности мы провели повторно диагностику испытуемых на выявление психического состояния и самооценки личности, также попросили оценить свою внешность.
Третьим шагом исследования является статистическая обработка полученных результатов. Здесь, мы сравниваем результаты диагностики испытуемых до и после проведения коррекции проблемной внешности, используя методы математической статистики.
Выводы. Гипотеза, выдвинутая вначале работы, что в процессе коррекции проблемной внешности динамика психических состояний и самооценки личности наиболее выражена в подростковом возрасте, подтвердилась полностью.
В ходе исследования нами были получены следующие выводы:
1. Проведя теоретический анализ, мы выявили, что проблема психических состояний недостаточно изучена, положительные эмоциональные и интеллектуальные состояния у подростков часто не носят сознательного характера и вызываются внешними причинами, какой-либо ситуацией. Психические состояния, порождаемые различными видами общения и деятельности у подростков, сами сильно влияют на их поведение. Трудовая деятельность взрослого в целом снимает и выравнивает напряженность и колебания в психических состояниях, наблюдаемые у подростков и в юношеском возрасте.
2. В процессе коррекции проблемной внешности в подростковой группе изменились показатели самооценки, она повышается, становится более адекватной. В психических состояниях наблюдается динамика по всем показателям: обострение чувствительности к внешним воздействиям, улучшение способности к сосредоточению, можно отметить выраженную динамику в переживаниях, подростки стали более веселыми, оптимистичными, бодрыми, поведение стало более открытым, адекватным, уверенным.
3. В юношеской группе, в процессе коррекции проблемной внешности, изменились показатели самооценки, она также повышается, становится более адекватной. В психических состояниях также наблюдаются изменения, но только по шкалам «переживание» и «поведение». Юноши и девушки стали более оптимистичные, активные, бодрые, в поведении наблюдается раскованность, последовательность, адекватность и открытость.
4. При рассмотрении рельефа психических состояний и показателей самооценки, в группе взрослых испытуемых, при первом и втором исследовании динамики не обнаружено. У них на психические состояния и самооценку проблемная внешность не оказывает сильного влияния, т.к. скорее всего, семья и трудовая деятельность снимает и выравнивает напряженность и колебания психических состояний и самооценки, наблюдаемые в подростковом и в юношеском возрасте.
5. Взаимосвязь психических состояний и самооценки личности с проблемной внешностью, отслеженная в подростковой группе, показывает наличие положительной значимой корреляционной связи показателей самооценки с психическими состояниями. До лечения с показателями «четкость, осознанность восприятия», «особенности представления», «речь», «внимание», «температурные ощущения», «состояние слизистой оболочки рта», «грустность – оптимистичность», «пассивность – активность», «напряженность – раскрепощенность», «импульсивность – размеренность» и «закрытость – открытость».
После лечения с показателями «четкость, осознанность восприятия», «внимание», «состояние слизистой оболочки рта» и «расслабленность – напряженность» так же была обнаружена положительная корреляционная связь. Самооценка наиболее тесно взаимосвязана с одним из 4 – х параметров психических состояний: психические процессы. По остальным показателям связь незначительная.
Таким образом, можно заключить, что динамика психических состояний и самооценки личности в процессе коррекции проблемной внешности наиболее выражена в подростковом возрасте.
Васильева Татьяна Николаевна, кандидат психологических наук, доцент, заместитель директора по учебно-методической работе Института экономики, управления и права, Россия, e-mail: [email protected]
Метрики
Просмотров
Всего: 5171
В прошлом месяце: 4
В текущем месяце: 4
Как и взрослые, дети склонны приписывать психические состояния другим — Ассоциация психологических наук — APS
Маленькие дети с большей вероятностью приписывают психические состояния персонажам, принадлежащим к той же группе, что и они, по сравнению с персонажами, принадлежащими к внешней группе , согласно выводам, опубликованным в Psychological Science , журнале Ассоциации психологических наук. Исследование показывает, что 5- и 6-летние дети с большей вероятностью описывали взаимодействие между двумя персонажами с точки зрения того, что они думали и чувствовали, когда персонажи были того же пола или географического происхождения, что и они.
«Мы обнаружили, что маленькие дети избирательны в том, как они описывают психические состояния — они с меньшей вероятностью спонтанно ссылаются на разум людей, принадлежащих к другой группе», — говорит исследователь Ниам Маклафлин из Йоркского университета. «Наше исследование показывает, что, по крайней мере, с 5 лет дети демонстрируют предубеждение, которое может быть похоже на дегуманизацию — приписывая другим меньше умственных способностей и уникальных человеческих черт. Кроме того, эта работа показывает, что бывают ситуации, в которых дети более или менее мотивированы рассуждать о мыслях других людей».
Предыдущие исследования показали, что взрослые склонны дегуманизировать людей, принадлежащих к социальным группам или категориям (например, расе, полу, социально-экономическому статусу), которые отличаются от их собственных. Считается, что эти «аутсайдеры» обладают меньшим интеллектом, рациональностью и эмоциональной глубиной по сравнению с теми, кто принадлежит к своей группе. Маклафлин и соавтор из Йоркского университета Харриет Овер были заинтересованы в изучении происхождения этого феномена.
«Наша цель состояла в том, чтобы выяснить, проявляются ли у маленьких детей подобные предубеждения в отношении атрибуции психического состояния, — говорит Маклафлин.
Адаптируя установленную методику, исследователи показали в общей сложности 128 5- и 6-летних анимаций большого треугольника и маленького треугольника, которые, казалось, взаимодействовали, причем один треугольник, казалось бы, уговаривал или удивлял другого.
Каждый ребенок посмотрел по два видео. В одном треугольники были описаны как принадлежащие к тому же полу или из того же города, что и участник; в другом треугольники были описаны как имеющие разный пол или происходящие из далекой страны. Исследователи решили изучить пол, потому что это категория, к которой дети особенно чувствительны, в то время как они решили рассмотреть географическое происхождение из-за его актуальности для текущих социальных и политических дебатов.
Исследователи попросили участников описать, что произошло, и оценить, насколько им понравилась группа, обсуждаемая в каждом видео.
Используя заранее определенную схему кодирования, исследователи подсчитывали любые слова, описывающие мысли, желания, эмоции, намерения или текущие состояния персонажа, как термины психического состояния.
Данные показали, что 6-летние дети в целом использовали больше слов, обозначающих психическое состояние, и более разнообразный набор этих слов по сравнению с детьми, которые были на год младше. детство.
Что еще более важно, и 5-, и 6-летние дети использовали больше терминов для обозначения психического состояния, когда считали, что у персонажей один и тот же пол или родной город, а не когда у них был другой пол. Шестилетние дети также использовали более разнообразные слова для описания психического состояния при описании персонажей из одной и той же группы по сравнению с персонажами из другой группы.
Эта групповая предвзятость распространялась и на прямые рейтинги: участники также предпочитали лиц, принадлежащих к их полу и географической группе.
Исследователи утверждают, что эти результаты намекают на раннее происхождение социальных явлений, включая предвзятость между социальными группами и дегуманизацию.
«Мы планируем использовать это исследование в качестве основы для будущей работы по изучению социальных последствий предвзятой атрибуции психического состояния, например степени, в которой дети помогают членам чужой группы», — говорит Маклафлин. «Мы надеемся, что эта работа в конечном итоге может дать информацию для интервенций под руководством исследований, направленных на укрепление позитивных межгрупповых отношений».
Это исследование финансировалось Советом по экономическим и социальным исследованиям, грант ES/K006702/1 (H. Over).
Все данные были опубликованы через Open Science Framework. Полный текст Open Practices Disclosure для этой статьи доступен в Интернете. Эта статья получила значок Open Data.
Теория моделирования | Encyclopedia.com
Важную часть повседневных мыслей составляют мысли о психических состояниях. Такие состояния, как желание, вера, намерение, надежда, жажда, страх и отвращение, мы приписываем себе и другим. Мы также используем эти приписываемые психические состояния, чтобы предсказать, как будут вести себя другие. Способность пользоваться языком психических состояний обычно приобретается в раннем детстве без специальной подготовки. Это наивное использование концепций ментального состояния называется по-разному.0037 народная психология, теория разума, ментализация или чтение мыслей и изучается как в философии, так и в когнитивных науках, включая психологию развития, социальную психологию и когнитивную нейробиологию. Один из подходов к чтению мыслей предполагает, что атрибуты ментального состояния используют наивную психологическую «теорию», чтобы делать выводы о ментальных состояниях других на основе их поведения, окружающей среды или других их ментальных состояний и предсказывать их поведение на основе их ментальных состояний. Это называется теория теория (ТТ). Другой подход предполагает, что люди обычно выполняют чтение мыслей, пытаясь смоделировать, воспроизвести или воспроизвести в своем уме то же состояние или последовательность состояний, что и цель. Это теория моделирования (ST).
Другой возможный ярлык для симуляции — empathy . В одном смысле термина эмпатия относится к основному маневру ощущения своего пути в состояние другого, путем «отождествления» с другим или воображаемого постановки себя на место другого. Человек не просто пытается изобразить или представить чужое состояние, но на самом деле переживает или разделяет его. Конечно, ментальная жизнь может включать в себя эмпатические действия или события, которые не используются для чтения мыслей. Но срок теория симуляции в первую очередь относится к чтению мыслей, которое соответствует эмпатии или симуляции, основной роли в том, как мы понимаем или читаем мысли, состояния других.
Исторические предпосылки дебатов
Историческим предшественником дебатов по СТ/ТТ был спор между позитивистами и теоретиками-герменевтами о надлежащей методологии гуманитарных наук. В то время как позитивисты выступали за единую методологию для гуманитарных и естественных наук, философы начала двадцатого века, такие как Вильгельм Дилтей и Р. Г. Коллингвуд, выступали за автономный метод для социальных наук, называемый Verstehen , в котором ученый или историк проецирует себя на субъективную перспективу или точку зрения изучаемых акторов. Современная СТ, однако, не делает заявлений о надлежащей методологии социальных наук; это касается только донаучной практики понимания других. Ядро этой идеи имеет дополнительные исторические предпосылки. Адам Смит, Иммануил Кант, Артур Шопенгауэр, Фридрих Ницше и В. В. Куайн писали о эмпатических или проективных склонностях ума. Кант писал:
[I]если я хочу представить себе мыслящее существо, я должен поставить себя на его место и, таким образом, как бы заменить своим собственным субъектом объект, который я пытаюсь рассмотреть…» (Кант 1787/1961). , стр. 336)
Ницше предвосхитил современную психологию в следующем отрывке:
Чтобы понять другого человека, т. и проявляет на другом человеке, подражая своим телом выражение его глаз, его голоса, его осанки… Тогда подобное чувство возникает в нас вследствие древней связи между движением и ощущением. (Ницше 1881/1977, стр. 156–157.…)
Куайн (1960) вкратце поддержал эмпатическую версию непрямого дискурса и приписывания пропозициональной установки. Он описал приписывание установок как «по существу драматическую идиому», а не научную процедуру, и это побудило его рассматривать установки как постулаты с сомнительной репутацией, которые заслуживают исключения из нашей онтологии.
Начало дебатов
Это было в 1980-х годах, когда три философа — Роберт Гордон, Джейн Хил и Элвин Голдман — впервые предложили устойчивые аргументы в защиту СТ как объяснения метода чтения мыслей. Они реагировали отчасти на функционалистские идеи в философии сознания и отчасти на появляющиеся исследования в области психологии. Согласно аналитическому функционализму, наше понимание ментальных состояний основано на каузальных принципах здравого смысла, которые связывают состояния внешнего мира с ментальными состояниями и ментальные состояния друг с другом. Например, если человек внимательно смотрит на круглый предмет при обычном освещении, у него возникает визуальное ощущение чего-то круглого. Если он очень хочет пить и считает, что в ближайшем холодильнике есть что-то пригодное для питья, он решит пойти к этому холодильнику. Используя такого рода каузальные банальности, атрибуторы могут делать выводы о ментальных состояниях из условий среды агента или из его предыдущих ментальных состояний. Можно начать с убеждений об начальных психических состояниях цели плюс убеждения в определенных причинно-следственных психологических принципах, ввести эту информацию в свою систему теоретических рассуждений и позволить системе сделать вывод о «конечных» состояниях, в которые вошла или войдет цель. Этот подход TT предполагает, что атрибуция опирается на информацию о причинно-следственных принципах, поэтому TT считается подходом, «богатым знаниями».
Симуляторы обычно сомневаются в том, что обычные взрослые и дети обладают таким же количеством информации или той информацией, которую постулирует ТТ, даже на неявном или бессознательном уровне. ST предлагает другую возможность, в которой атрибуты «бедны знаниями», но используют особый умственный навык: построение мнимых состояний. Чтобы предсказать ваше предстоящее решение, я могу притвориться, что у меня есть ваши цели и убеждения, ввести эти воображаемые цели и убеждения в мою собственную систему принятия решений, позволить системе принять воображаемое решение и, наконец, предсказать, что вы примете это решение. Эта процедура отличается от процедуры теоретизирования в трех отношениях. Во-первых, он не предполагает опоры на какое-либо убеждение атрибутирующего лица в народно-психологическом каузальном принципе. Во-вторых, он включает в себя создание и развертывание притворных или воображаемых государств. В-третьих, он использует ментальную систему, в данном случае систему принятия решений, для нестандартной цели, для чтения мыслей, а не для действия. Он переводит систему принятия решений в «оффлайн».
Дэниел Деннетт (1987) бросил вызов ST, утверждая, что симуляция превращается в форму теоретизирования. Если я воображаю, что я висячий мост, и задаюсь вопросом, что я буду делать, когда дует ветер, то, что придет на ум, зависит от изощренности моих знаний о физике подвесных мостов. Почему воображаемое чтение мыслей не должно в равной степени зависеть от теоретических знаний? Голдман (1989) ответил на этот вызов, выделив два вида моделирования: моделирование, основанное на теории, и моделирование, ориентированное на процесс. Успешное моделирование не обязательно должно основываться на теории. Если и начальные состояния моделирующей системы, и процесс, управляющий симуляцией, такие же или, соответственно, похожи на таковые в целевой системе, выходные данные моделирующей системы должны напоминать выходные данные целевой, что позволяет прогнозу быть точным.
Heal (1994) также беспокоился об угрозе перехода ST в TT. Если ST считает, что один механизм используется для имитации другого механизма того же типа, утверждала она, то первый механизм воплощает в себе неявное знание теоретических принципов того, как работает этот тип механизма. Поскольку защитники ТМ обычно говорят, что народно-психологическая теория известна только неявно, эта разновидность симуляции когнитивной науки превратилась бы в форму ТТ. Это побудило Хила отвергнуть такие эмпирические утверждения о субличностных процессах. Вместо этого она предложила (1998), что СТ в некотором смысле является априорной истиной. Когда мы думаем о чужих мыслях, мы «познаем» нашу цель; то есть мы используем содержательные состояния, содержимое которых совпадает с содержанием цели. Хил утверждал, что такое сопознание является симуляцией и является априорной правдой о том, как мы читаем мысли.
Мартин Дэвис и Тони Стоун (2001) критикуют предложенный Хилом критерий владения неявным знанием. Еще один способ опровергнуть угрозу краха состоит в том, чтобы подвергнуть сомнению предположение о том, что целостность или надежность симуляции может поддерживаться только в том случае, если она не подкреплена теоретизированием. Предположение состоит в том, что симуляция является фикцией, если она осуществляется путем теоретизирования; ST подразумевает, что теоретизирование не используется. Голдман (2006) возражает против этого, что теоретизирование на уровне реализации не должно противоречить моделированию более высокого уровня, и именно на последнем настаивает ST.
Перенос
Согласно стандартной версии, симуляционное чтение мыслей происходит путем запуска симуляции, которая создает выходное состояние (например, решение) и «передачи» этого выходного состояния цели. «Перенос» состоит из двух этапов: классификации выходного состояния как подпадающего под определенную концепцию и вывода о том, что состояние цели также подпадает под эту концепцию. Гордон (1995) обеспокоен этими предполагаемыми шагами. Классификация своего выходного состояния в соответствии с ментальной концепцией якобы требует самоанализа, к которому Гордон относится с подозрением. Вывод о сходстве между собственным состоянием и состоянием цели звучит как аналогичный аргумент в отношении других разумов, который критиковали Людвиг Витгенштейн и другие. Кроме того, если аналогия основывается на теоретизировании, это подрывает автономию симуляции. Учитывая эти тревожные особенности стандартной версии, Гордон предлагает интерпретацию симуляции без самоанализа или вывода «от меня к вам».
Гордон заменяет перенос словом «трансформация». Когда я имитирую цель, я «перецентрирую» свою эгоцентрическую карту на цели. В моем воображении цель становится референтом местоимения первого лица «я», а время его действия или решения становится референтом «сейчас». Трансформация, которую обсуждает Гордон, основана на трансформации актера в персонажа, которого он играет. Как только личностная трансформация завершена, нет необходимости «переносить» ему мое состояние или делать вывод, что его состояние похоже на мое. Но есть много загадочных особенностей предложения Гордона. Он описывает содержание воображаемого, а не то, что происходит буквально. Чтители мыслей не превращаются буквально в свои цели (как принцы превращаются в лягушек) и не теряют буквально свою идентичность. Нам по-прежнему необходимо описание психологической деятельности телепатов. Если он не идентифицирует тип своего выходного состояния и не приписывает его цели, как деятельность квалифицируется как чтение мыслей, то есть как убеждение цели в том, что она находится в состоянии М? Простое пребывание в состоянии М в воображении не является чтением мыслей другого человека. Нужно приписать состояние цели, а состояние, выбранное для приписывания, является выходным состоянием моделирования, которое должно быть обнаружено и классифицировано. Обнаружение психического состояния от первого лица, таким образом, становится важным пунктом повестки дня СТ, пунктом, по которому симуляторы расходятся во мнениях, некоторые, такие как Харрис (19).92) и Голдман (2006), отдающих предпочтение самоанализу, и другие, такие как Гордон (1995), сопротивляющиеся ему.
Различные теоретики отдают предпочтение более сильным или более слабым версиям СТ, в которых «информация» не играет никакой роли, а не играет умеренную роль. Гордон предпочитает очень чистую версию СТ, в то время как Голдман предпочитает более гибридный подход, при котором некоторые действия по чтению мыслей могут происходить полностью путем теоретизирования, а некоторые действия могут иметь элементы как симуляции, так и теоретизирования. Например, предсказатель решений может использовать этап моделирования, чтобы определить, что он сделал бы сам, но затем скорректировать этот предварительный прогноз, добавив справочную информацию о различиях между целью и им самим. Некоторые теоретики также перешли к гибридному подходу, признав, что определенные типы задач по чтению мыслей наиболее естественно выполняются с помощью процедур, подобных симуляции (Nichols and Stich, 2003).
Что именно подразумевает ST под основным понятием «воображаемого состояния»? Мысленное притворство может не быть существенным для симуляционного чтения мыслей, например, для чтения эмоциональных состояний людей, как обсуждалось в конце этой статьи. Но большинство формулировок СТ апеллируют к ментальному притворству. Ментальное притворство часто связано с воображением, но воображение бывает разных видов. Можно представить, что что-то не так, например, что Марс в два раза больше, чем он есть на самом деле, не ставя себя на место другого человека. Голдман (2006) предлагает различать два типа воображения: воображаемое-предполагаемое и воображаемое-активное.
Предполагаемое воображение — это то, что человек делает, когда предполагает, предполагает или выдвигает гипотезу о том, что что-то имеет место. Это чисто интеллектуальная позиция, хотя ее точная связь с другими интеллектуальными установками, такими как вера, является деликатным вопросом. Активное воображение не является чисто интеллектуальным или доксастическим. Это попытка вызвать в себе ментальное состояние, обычно вызываемое другими средствами, при этом ментальные состояния могут быть перцептивными, эмоциональными или чисто поведенческими. Вы можете вообразить, что видите что-то — вы можете визуализировать это — или вы можете вообразить, что хотите чего-то или боитесь чего-то. Для целей ST релевантным понятием воображения является активное воображение. Притвориться, что вы находитесь в ментальном состоянии М, значит вообразить, что вы находитесь в М. Если притворяться, что вы находитесь в М, можно представить, что вы находитесь в М, и «пометить» воображаемое состояние как относящееся к цели упражнения по чтению мыслей.
Может ли состояние, вызванное активным воображением, действительно напоминать свое двойное состояние, то есть состояние, для которого оно предназначено? А в чем сходство? Грегори Карри (1995) выдвинул тезис о том, что визуальные образы являются симуляцией зрения, а Карри и Ян Равенскрофт распространили это предложение на двигательные образы. Они представляют данные когнитивной науки и когнитивной нейронауки в поддержку этих идей, подчеркивая свидетельства поведенческого и нейронного сходства (Currie and Ravenscroft, 2002). Успешное симуляционное чтение мыслей, по-видимому, зависит от значительного сходства между состояниями, вызванными воображением, и их аналогами. Однако совершенное сходство, в том числе феноменологическое сходство, не требуется (Goldman 2006).
Психологические данные
Первая статья Гордона о ST (1986) опиралась на исследования в области психологии развития, чтобы поддержать ее. Психологи Хайнц Виммер и Йозеф Пернер (1983) изучали детей, которые смотрели кукольный спектакль, в котором персонаж играет на улице, а его шоколад перемещается из того места, где он его положил, в другое место на кухне. Дети постарше, как и взрослые, приписывают персонажу ложное представление о местонахождении шоколада; трехлетки, напротив, не приписывают ложных убеждений. Другой эксперимент показал, что старшие аутичные дети напоминают трехлетних детей в том, что касается ошибок в этом задании на ложные убеждения (Baron-Cohen, Leslie, and Frith 19).85). Это было интересно, потому что аутичные дети известны поразительным дефицитом способности к ролевой игре. Гордон предположил, что способность к притворству должна иметь решающее значение для адекватного чтения мыслей, как и предлагает ST. Большинство психологов, занимающихся вопросами развития, предложили другое объяснение этого феномена, постулировав дефицит теоретизирования как источник плохой успеваемости как трехлетних, так и аутичных детей. Утверждалось, что трехлетние дети просто не обладают полной взрослой концепцией веры как состояния, которое может быть ложным, и этот концептуальный «дефицит» является причиной их плохого выполнения задания на ложное убеждение.
Эффект владения
Однако расчет концептуального дефицита, по-видимому, был преждевременным. Во-первых, при упрощении экспериментальных задач трехлетние дети и даже дети младшего возраста иногда проходили ложные тесты. Во-вторых, исследователи нашли правдоподобные альтернативные объяснения плохой успеваемости трехлетних детей, объяснения с точки зрения памяти или недостатков исполнительного контроля, а не концептуальных недостатков. Таким образом, идея концептуального изменения — предполагаемого теоретического изменения — была подорвана. Это была основная форма доказательства в пользу ТТ и, косвенно, против СТ. Оказалось сложным разработать более прямые тесты между TT и ST.
Шон Николс, Стивен Стич и Алан Лесли (1995) цитируют эмпирические тесты, которые якобы опровергают ST. Один из этих типов эмпирических тестов включает «эффект владения». Эффект эндаумента заключается в том, что когда людям дают какой-либо предмет, например, кофейную кружку, они начинают ценить его выше, чем люди, у которых его нет. Владельцы требуют значительно больше денег, чтобы продать ее обратно, чем невладельцы, которым предлагается выбор между получением кружки и получением денежной суммы. Когда испытуемых просят спрогнозировать, что бы они сделали, прежде чем оказаться в такой ситуации, испытуемые недооценивают цену, которую впоследствии сами же и назначат. Николс, Стич и Лесли утверждают, что TT легко объясняет это недооценивание; у людей просто есть ложная теория о собственных оценках. Но ST, утверждают они, не может этого объяснить. Если симуляция используется для предсказания выбора, есть только два пути, по которым он может пойти не так. Система принятия решений предсказателя может работать иначе, чем у цели, или в систему принятия решений могут быть введены неправильные входные данные. Первое объяснение здесь не работает, потому что это та же самая система. Второе объяснение также кажется неправдоподобным, поскольку ситуация настолько прозрачна. Этот последний пункт, однако, противоречит доказательствам. Исследования Джорджа Лёвенштейна и других исследователей выявили бесчисленное количество случаев, когда само- и чужие прогнозы оказывались ошибочными из-за того, что люди не могли точно спроецировать себя на место других или на свое собственное будущее. Фактическая текущая ситуация ограничивает их творческое конструирование будущих или гипотетических состояний, что, очевидно, может пустить под откос рутинную симуляцию (Ван Бовен, Даннинг и Лёвенштейн, 2000). Таким образом, у ST есть четкие ресурсы для объяснения заниженных прогнозов в случаях эффекта владения.
Распознавание эмоций
Один из лучших эмпирических случаев для моделирования находится в области, мало изученной за первые два десятилетия эмпирических исследований чтения мыслей. Это область обнаружения эмоций по выражению лица. Голдман и Шрипада (2005; также Голдман, 2006) проводят обзор результатов, касающихся трех типов эмоций: страха, отвращения и гнева. Для каждой из этих эмоций пациенты с поврежденным мозгом, которые испытывают недостаток в переживании данной эмоции, также избирательно нарушены в распознавании той же эмоции на лицах других. Их дефицит чтения мыслей специфичен для эмоций, которые они испытывают с нарушениями. ST дает естественное объяснение этих «парных дефицитов»: нормальное распознавание происходит с использованием того же нейронного субстрата, который служит для обозначения этой эмоции, но если субстрат поврежден, чтение мыслей должно быть нарушено. ТТ, напротив, не имеет объяснений, которые не были бы ad hoc. ТТ особенно бесперспективна, поскольку испытуемые с нарушениями сохраняют концептуальное («теоретическое») понимание соответствующих эмоций.
С помощью какого симуляционного процесса может происходить нормальное распознавание эмоций по лицу? Одна из возможностей включает мимику лица, за которой следует обратная связь, которая приводит к (подпороговому) переживанию наблюдаемой эмоции. Другими словами, нормальные люди испытывают следы тех же эмоций, что и человек, которого они наблюдают. Это напоминает идею Ницше, которая в настоящее время подтверждается исследованиями, показывающими, что даже бессознательное восприятие лиц вызывает скрытую, автоматическую имитацию мускулатуры лица у наблюдателя, и эти подражательные выражения могут вызывать те же эмоции у самого себя.
Другим возможным объяснением распознавания эмоций является непосредственное отражение или резонанс, при котором наблюдатель испытывает те же эмоции, что и наблюдаемый человек, без активации мускулатуры лица. Такие феномены «зеркального сопоставления» были идентифицированы для множества психических явлений, при которых тот же самый опыт, который происходит у одного человека, также возникает у того, кто просто наблюдает за первым. Такое зеркальное сопоставление происходит для событий, варьирующихся от действий руками (Rizzolatti et al., 2001) до соматосенсорных переживаний (Keysers et al., 2004) и боли (Singer et al., 2004). Например, если кто-то наблюдает, как действует кто-то другой, активируется та же самая область премоторной коры, которая контролирует такое действие; если кто-то наблюдает, как кого-то трогают за ногу, активируется та же область соматосенсорной коры, которая активируется при обычном опыте прикосновения к ноге; тот же вид сопоставления применим к боли. Это заставляет Витторио Галлезе (2003) говорить об «общем многообразии» интерсубъективности, возможной основе для эмпатии и социального познания в более общем плане. Неясно, всегда ли сопоставление с зеркалом приводит к распознаванию или атрибуции рассматриваемого опыта, поэтому, возможно, чтение мыслей не всегда имеет место. Но основное явление ментальной симуляции или ментальной мимикрии представлено поразительно.
См. также Когнитивные науки; народная психология; Психология.
Библиография
Барон-Коэн, Саймон, Алан Лесли и Ута Фрит. «Есть ли у аутичного ребенка« теория разума »?» Познание 21 (1985): 37–46.
Каррутерс, Питер и Питер К. Смит, ред. Теории теорий разума . Нью-Йорк: Издательство Кембриджского университета, 1996.
Карри, Грегори. «Визуальные образы как имитация видения». Разум и язык 10 (1995): 25–44.
Карри, Грегори и Ян Равенскрофт. Рекреационные умы: воображение в философии и психологии . Оксфорд: Oxford University Press, 2002.
Дэвис, Мартин и Тони Стоун. «Ментальное моделирование, молчаливая теория и угроза краха». Философские темы 29 (2001): 127–173.
Дэвис, Мартин и Тони Стоун, ред. Народная психология . Oxford: Blackwell, 1995.
Дэвис, Мартин и Тони Стоун, ред. Умственное моделирование: оценки и приложения . Оксфорд: Блэквелл, 1995.
Деннет, Дэниел. «Разбираемся в себе». В его Преднамеренная стойка . Кембридж, Массачусетс: MIT Press, 1987.
Галлезе, Витторио. «Многообразная природа межличностных отношений: поиски общего механизма». Философские труды Лондонского королевского общества B 358 (2003): 517–528.
Голдман, Элвин. «Психологизированная интерпретация». Разум и язык 4 (1989): 161–185.
Голдман, Элвин. Моделирование разума: философия, психология и неврология чтения мыслей . Нью-Йорк: Издательство Оксфордского университета, 2006.
Голдман, Элвин и Чандра Шрипада. «Симуляторные модели распознавания эмоций на основе лиц». Познание 94 (2005): 193–213.
Гопник Элисон. «Как мы познаем наш разум: иллюзия знания о намерениях от первого лица». Науки о поведении и мозге 16 (1993): 1–14.
Гопник, Элисон и Эндрю Н. Мельцофф. Слова, мысли и теории . Кембридж, Массачусетс: MIT Press, 1997.
Гордон, Роберт. «Народная психология как симуляция». Разум и язык 1 (1986): 158–171.
Гордон, Роберт. «Моделирование без самоанализа или вывода от меня к вам». В Mental Simulation под редакцией Мартина Дэвиса и Тони Стоуна. Оксфорд: Блэквелл, 1995.
Харрис, Пол. «От моделирования к народной психологии: аргументы в пользу развития». Разум и язык 7 (1992): 120–144.
Выздоравливай, Джейн. «Моделирование против теории теории: в чем проблема?» В «Объективность, симуляция и единство сознания: текущие проблемы философии разума » под редакцией Кристофера Пикока. Оксфорд: Издательство Оксфордского университета, 1994.
Исцеление, Джейн. «Совместное познание и автономное моделирование: два способа понимания подхода к моделированию». Разум и язык 13 (1998): 477–498.
Кант, Иммануил. Критика чистого разума . Перевод Нормана Кемпа Смита. London: Macmillan, 1961.
Keysers, C., B. Wicker, V. Gazzola, J.-L. Антон, Л. Фогасси и В. Галлезе. «Трогательное зрелище: активация SII/PV во время наблюдения и осязания». Нейрон . 42 (2004): 335–346.
Ницше, Фридрих. «Рассвет» (1881). В Читатель Ницше . Перевод Р. Дж. Холлингдейла. Harmondsworth: Penguin, 1977.
Николс, Шон и Стивен П. Стич. Чтение мыслей: интегрированный отчет о притворстве, самосознании и понимании мыслей других . Оксфорд: Издательство Оксфордского университета, 2003.
Николс, Шон, Стивен Стич и Алан Лесли. «Эффекты выбора и неэффективность моделирования: ответ Кубергеру и др.». Разум и язык 10 (1995): 437–445.
Пернер, Йозеф. Понимание репрезентативного мышления . Кембридж, Массачусетс: MIT Press, 1991.
Куайн, Уиллард Ван Орман. Слово и объект . Кембридж, Массачусетс: Technology Press, 1960.