§ 13. Психологические аспекты юридической ответственности и вины. Юридическая психология [С основами общей и социальной психологии]
§ 13. Психологические аспекты юридической ответственности и вины
Ответственность — подчиненность человека социальным требованиям. Специфика юридической ответственности состоит в том, что эти требования определены правовыми нормами и их исполнение обеспечивается принудительной силой государства.
Основанием уголовной ответственности является наличие в действиях лиц состава преступления, предусмотренного уголовным законом.
Во всех преступлениях выделяется, как известно, единая четырехкомпонентная структура признаков состава преступления: объект, субъект, субъективная и объективная стороны преступления. При отсутствии хотя бы одной из сторон состава преступления юридическая ответственность не наступает. Ограничение оснований ответственности составом преступления — важнейшее достижение правового общества: человеку может быть вменено, поставлено в вину лишь такое действие (или бездействие), система признаков которого точно описана в законе.
Юридическая ответственность — урегулированное правом отношение между нарушителем права и государством в лице его правомочных органов. Целью юридической ответственности является не только охрана существующего правопорядка, но и ресоциализирующее воздействие на личность правонарушителя, его перевоспитание и исправление.
Принципы реализации юридической ответственности — законность, справедливость, целесообразность, неотвратимость и быстрота реализации.
Справедливость юридической ответственности расчленяется на ряд требований: нельзя использовать меры наказания, унижающие человеческое достоинство; нельзя придавать закону обратную силу. При обратимом характере причиненного правонарушителем вреда ответственность состоит в его возмещении: если причиненный вред необратим, наказание виновного должно соответствовать тяжести совершенного правонарушения; за одно правонарушение возможно лишь одно наказание.
Целесообразность юридической ответственности — соответствие избираемой меры воздействия целям юридической ответственности, строгая индивидуализация наказания.
Справедливость и целесообразность обусловлены главенствующим принципом реализации юридической ответственности — законностью и обоснованностью. Законным основанием возникновения юридической ответственности является вина, виновность дееспособного правонарушителя.
В праве и юридической доктрине принято следующее определение вины: «Вина — психическое отношение лица к своему противоправному поведению (действию или бездействию) и его последствиям. Означает осознание (понимание) лицом недопустимости (противоправности) своего поведения и связанных с ним результатов»[63].
Понятие вины является базовой категорией уголовного права. Однако в вышеприведенном определении на передний план выдвигается понимание лицом противоправности своего поведения. И это имплицитно исключает из категории вины всю сферу импульсивно совершаемых преступлений. В существующем определении вины не просматривается личностная причастность лица к совершенному социально вредному деянию. Непонимание лицом недопустимости, противоправности своего поведения как бы делает его невиновным.
Существующее аморфное определение вины требует кардинального пересмотра[64].
В конструкцию понятия вины вместо терминов «осознание», «понимание» следовало бы включить понятие «личностная причастность к противоправной сущности деяния» — отношение всей личностной сферы (сознания и подсознания) к совершенному деянию. Формы вины должны быть соотнесены со структурой противоправного деяния.
Умышленная форма вины — вина, характеризующаяся преступной целью, способами и результатом противоправного деяния.
Неосторожная форма вины — вина, характеризующаяся преступным способом и результатом противоправного деяния.
Юридически и психологически корректным можно признать следующее определение вины: вина — личностная причастность дееспособного лица к совершенному им социально вредному, противоправному деянию и его последствиям.
Уголовный кодекс РФ предусматривает освобождение от уголовной ответственности в связи с деятельным раскаянием обвиняемого (ст. 75). Однако в законе отсутствует четкая регламентация понятия «деятельное раскаяние», указаны лишь общие его признаки: явка с повинной, способствование раскрытию преступления, возмещение причиненного ущерба.
Как показывает практика[65], в большинстве расследуемых дел при применении ст. 75 УК РФ способствование раскрытию преступления обвиняемым (подозреваемым) сводится в основном лишь к даче правдивых показаний. В уголовных делах, как правило, отсутствуют сведения о доказывании подлинности деятельного раскаяния, не выясняются причины и мотивы деятельного раскаяния; перед обвиняемым (подозреваемым) не ставится вопрос о признании им своей вины. Между тем без выяснения всех этих обстоятельств реализация указанной статьи невозможна. С психологической точки зрения деятельное раскаяние невозможно без признания лицом своей вины.
Признание вины и означает психическое отношение лица к содеянному, осознание противопоправности совершенного им деяния, проявление сожаления по поводу содеянного, намерение загладить причиненный вред и отказ от совершения впредь такого деяния.
Способствование лица раскрытию преступления должно выразиться в конкретных его действиях — деятельное участие в проведении оперативно-следственных действий по отысканию следов, предметов и орудий преступления, установление и изобличение соучастников.
Возмещение причиненного вреда должно состоять в полном возмещении причиненного материального ущерба и иных действиях по заглаживанию нанесенного вреда (вызов врача потерпевшему, попытки предотвратить причиненные преступлением негативные последствия). Позитивные действия обвиняемого (Подозреваемого) могут проявиться в добровольной сдаче оружия, наркотических средств, психотропных веществ, сообщении о даче взятки, добровольном заявлении о даче ложных показаний. Все содействующие расследованию действия обвиняемого (подозреваемого) должны носить добровольный, а не принудительный характер.
Для признания деятельного раскаяния основанием освобождения от уголовной ответственности за тяжкие и особо тяжкие преступления в законе должны быть указаны конкретные признаки позитивного постпреступного поведения обвиняемого. Процессуальной формой оформления оснований прекращения уголовного дела или уголовного преследования в связи с деятельным раскаянием является протокол, составленный с соблюдением требований ст.
71. Социально-психологические аспекты этнопсихологии
71. Социально-психологические аспекты этнопсихологии Этническая психология – отрасль социальной психологии, которая занимается исследованием психологических особенностей народа, обусловленных единством его происхождения.Факторы, влияющие на этнопсихологические
78. Социально-психологические аспекты наркомании
78. Социально-психологические аспекты наркомании Наркомания (греч. nark? оцепенение, сон + mania безумие, страсть, влечение) – заболевание, вызванное систематическим употреблением наркотических средств и проявляющееся в психической, а иногда и физической зависимостью от
Психологические раны, наносимые чувством вины
Психологические раны, наносимые чувством вины
Чрезмерное и нездоровое чувство вины наносит две психологические раны, каждая из которых снижает качество нашей жизни.
Первая связана с влиянием на наше функционирование и счастье. Помимо причинения эмоциональных
Как лечить психологические раны, наносимые чувством вины
Как лечить психологические раны, наносимые чувством вины Вина обычно помогает нам понять, что мы навредили или можем навредить другому человеку. Достаточно нам изменить план действий, извиниться или как-то иначе загладить свою вину – и внутренний дискомфорт исчезает.
Разделение чувства вины и ответственности
Разделение чувства вины и ответственности Ответственность лежит на нас, даже если направление развития ребенка создает проблемы – как ему самому, так и окружающим. Примеры проблемного развития – болезненная застенчивость, агрессивное поведение, сильная тревожность.
§ 12. Социально-психологические аспекты преступности
§ 12.
Социально-психологические аспекты преступности
Выше были рассмотрены основные психологические аспекты индивидуального и группового преступного поведения. В индивидуальном преступлении четко выделяются его индивидуально-психологические особенности; а в
§ 2. Психологические аспекты осмотра трупа
§ 2. Психологические аспекты осмотра трупа В ряде случаев осмотр места происшествия связан с осмотром трупа. Наружный осмотр трупа на месте его обнаружения проводит следователь в присутствии понятых и с участием врача — специалиста в области судебной медицины.Особое
§ 3. Психологические аспекты освидетельствования
§ 3. Психологические аспекты освидетельствования Освидетельствование — следственное действие, которое проводится для установления на теле обвиняемого, подозреваемого, свидетеля или потерпевшего следов преступления или наличия особых примет, если при этом не
§ 2.
Психологические аспекты судебного следствия§ 2. Психологические аспекты судебного следствия Судебное следствие — часть судебного разбирательства, в которой суд с участием подсудимого, защитника, потерпевшего и обвинителя непосредственно исследует доказательства, собранные на стадии предварительного следствия
§ 2. Психологические аспекты деятельности нотариата
§ 2. Психологические аспекты деятельности нотариата Совершая нотариальные действия, нотариусы и другие должностные лица, выполняющие нотариальные функции, оказывают правовую помощь населению, содействуют защите их законных интересов. Однако в отличие от судебных
9.2. Психологические аспекты терроризма
9.2. Психологические аспекты терроризма
9.2.1. Психология ненависти
Психология ненависти рассматривается учеными как основа террора и терроризма.
Современным американским психологом-когнитивистом Р. Стернбергом (2003) разработана трехкомпонентная модель психологии
Психологические аспекты благосостояния
Психологические аспекты благосостояния Практически все люди имеют те или иные финансовые проблемы, которые необходимо решать. Есть такие люди, у которых как только разрешается одна проблема, тотчас же появляется другая. Некоторые умеют зарабатывать много денег, но не
Предмет, методы и структура юридической психологии
3. Психологические аспекты юридической ответственности
Ответственность — необходимость подчинения поведения человека социальным требованиям.
Юридическая ответственность — обязанность гражданина подчинять
свое поведение социальным нормам, получившим
статус юридического закона. Юридическая
ответственность — урегулированное правом
отношение между нарушителем закона и
государством в лице его правомочных представителей.
Целью юридической ответственности является не только охрана существующего правопорядка, но и исправительное воздействие на личность правонарушителя.
Юридическая ответственность реализуется на основе ряда принципов: законности, обоснованности, справедливости, целесообразности, неотвратимости и милосердия. Все эти принципы имеют свои психологические аспекты.
Законным основанием возникновения
юридической ответственности
Вина —причастность личности (личностных психических качеств) к противоправному деянию и его последствиям.
Наличие вины может быть и при отсутствии в структуре деяния осознанных мотивов. Необходимо освобождать следователей и судей от бесплодных поисков мотивов в тех деяниях, которые сами по себе не содержат осознанных мотивов.
Лекция 7. Психология допроса
1.
Общие социально-психологические условия
проведения допроса
Допрос в ходе предварительного следствия (в суде) является наиболее распространенным видом процессуального общения. С социально-психологической стороны допрос — довольно динамичная разновидность профессионального общения, характеризующаяся целым рядом психологических особенностей, обусловленных особым порядком его проведения, процессуальным положением участвующих в нем лиц, их отношением к расследуемому преступлению.
В зависимости от коммуникативной ситуации различают допрос в конфликтной (со строгим и нестрогим соперничеством) и в бесконфликтной ситуации. С этой точки зрения условно всех допрашиваемых независимо от их процессуального положения можно разделить на три основные категории лиц:
· заинтересованных в положительных результатах расследования и вследствие этого оказывающих своими показаниями помощь правоохранительным органам по делу;
· безразлично относящихся к деятельности правоохранительных органов, к самой возможности давать показания;
· незаинтересованных в том, чтобы преступление
было раскрыто, и вследствие этого активно
противодействующих усилиям правоохранительных
органов.
Получение информации о
личности допрашиваемого, его индивидуально-
Среди различных индивидуально-психол
Вызов свидетеля (потерпевшего)
па допрос. Согласно законодательству
свидетель, потерпевший вызываются на
допрос повесткой.
Основанием для принятия
подобного решения может служить предположение
следователя о том, что субъект может располагать
важной для дела информацией. Другим фактором,
влияющим на принятие данного решения,
является характер следственной ситуации,
определяющий необходимость его безотлагательного
вызова.
Кроме того, необходимо иметь в виду, что свидетель может явиться на допрос с адвокатом для оказания юридической помощи, который во время допроса не вправе задавать вопросы, комментировать ответы свидетеля.
Пространственная организация общения во время допроса. Предварительный выбор следователем пространственных форм общения с допрашиваемым зависит от характера отношений (конфликтные, бесконфликтные) и от тактического замысла.
Объективно общая
Пространственная организация
общения, когда следователь позволяет
себе проводить допрос какого-либо должностного
лица в кабинете последнего, в психологическом
отношении является неблагоприятной для
следователя, поскольку в подобных
ситуациях допрашиваемый сохраняет за
собой внешние признаки статусного доминирования,
что может косвенно влиять па поведение
допрашиваемого, на ход и результаты допроса.
Поэтому, какое бы высокое положение по
службе ни занимал субъект, допрос его
целесообразно проводить в кабинете следователя.
Общение, непосредственно предшествующее допросу. В законе четко не разграничиваются стадии процессуального общения. Однако в нем совершенно определенно указывается, что должен сделать следователь с момента явки к нему свидетеля до начала допроса.
В соответствии с законодательными актами следует, что собственно допросу предшествует довольно непродолжительная стадия профессионального общения, во время которой следователь удостоверяется в личности допрашиваемого, разъясняет ему его права, предупреждает об ответственности за дачу заведомо ложных показаний, за отказ от дачи показаний.
Данная ситуация профессионального
общения, обусловленная необходимостью
«удостовериться в личности свидетеля»,
по времени примерно соответствует
распространенной в обществе ситуации
знакомства, которая согласно существующему
речевому этикету предоставляет возможность
участникам встречи, представив себя друг
другу, установить необходимые коммуникативные
контакты.
Допустимая в обращении замена фамилии свидетеля на его имя-отчество лишний раз подчеркнет уважительное отношение следователя к нему, особенно если это человек более старший по возрасту. Недооценка этих общепринятых норм и правил поведения, в которых зафиксирован социальный опыт многих поколений людей, малейший отход от них всегда чутко фиксируются в коммуникативных процессах и существенно влияют на взаимопонимание и поддержание психологического контакта.
2. Психологические особенности допроса в бесконфликтной ситуации
Психологические особенности допроса в бесконфликтной ситуации во многом зависят от желания свидетеля, его мотивации оказать помощь правоохранительным органам в раскрытии преступления.
Однако не следует забывать, что
с точки зрения психологии свободный
рассказ всегда содержит меньший процент
ошибок, чем диалог в форме «вопрос — ответ»
и т.д., поскольку любой вопрос в той или
иной мере может оказывать внушающее воздействие
на свидетеля.
При допросе свидетеля, стремящегося наиболее точно изложить обстоятельства дела, особое внимание обращается на выяснение особенностей восприятия им различных объектов окружающей действительности, чтобы можно было объективно оценить достоверность его показаний, условия, в которых он воспринимал события, воздействие посторонних факторов на его рецепторы, взаимодействие различных ощущений, закономерностей восприятия, влияние жизненного, профессионального опыта допрашиваемого на процессы восприятия, памяти, возможность искажения воспринимаемых явлений и другие факторы.
Чтобы более эффективно оказывать
помощь свидетелю в воспроизведении различных
подробностей, следует обращать внимание
на то, какие виды памяти (образная, эмоциональная,
словесно-логическая) у него более развиты,
и в зависимости от этого соответствующим
образом после его свободного рассказа
формулировать вопросы, активизируя у
него тот или иной вид памяти. Вопросы,
которые ставятся перед свидетелем могут
быть дополняющие, уточняющие (детализирующие),
напоминающие и др.
Недопустимо задавать свидетелю так называемые негативные вопросы, которые могут создать у него отрицательную оценочную установку в отношении лица или события, которыми следователь интересуется, оказывая при этом внушающее воздействие на него со стороны следователя. Эффекту внушающего воздействия помимо формы вопроса, интонации, с которой он был задан, могут способствовать и другие факторы.
Необходимо также учитывать закономерности памяти в виде отсроченного воспроизведения (реминисценции), различные отрицательные факторы, разрушающим образом воздействующие на мнемические процессы. Поэтому, завершая допрос, можно обратиться к свидетелю со следующими словами:
— Николай Петрович, спасибо за Ваш подробный рассказ. Ничего, что некоторые обстоятельства Вы забыли. Если Вам станет известно что-либо дополнительно или Вы вспомните что-то еще, прошу Вас — позвоните мне или прямо заходите к нам в прокуратуру…
Психологические особенности
допроса, обусловленные безразличным
отношением свидетеля к деятельности
правоохранительных органов.
Такие лица,
не желая лгать, вводить органы следствия
в заблуждение, в то же время не хотят и
оказывать им помощь, занимая, по существу,
позицию стороннего наблюдателя. Пассивное
поведение таких лиц на допросе прежде
всего объясняется низким уровнем правосознания,
опасениями за свою безопасность, за безопасность
своих близких, боязнью испортить отношения
с теми, кто интересует правоохранительные
органы. И тем не менее при психологически
правильном подходе можно избежать конфликтных
отношений с такими лицами и в конце концов
побудить их дать развернутые показания.
Эффективным методом психологического воздействия на таких лиц в подобных ситуациях является метод убеждения.
Необходимо помнить, что в подобных
ситуациях человек расскажет
об интересующих следователя событиях
и его участниках только тогда, когда у
него под влиянием общения со следователем
будет сформирована соответствующая мотивация
к этому. В противном случае никакое убеждение
(тем более при отсутствии доказательств)
не поможет.
Психологические особенности допроса потерпевшего.
В большинстве случаев допрос потерпевшего проходит в бесконфликтной ситуации, поскольку человек, пострадавший от преступления, чаще всего заинтересован оказывать помощь правоохранительным органам, тем более, когда он видит, что работники этих органов активно защищают его права и законные интересы.
Потерпевший, подвергшийся преступному нападению, длительное время может испытывать состояние психической напряженности, которое искажающим образом воздействует на процессы восприятия, памяти, мышления, что, в свою очередь, отрицательно влияет на полноту и достоверность его показаний. Нельзя также не учитывать и того, что сама ситуация допроса, актуализирующая в сознании потерпевшего обстоятельства преступления, в значительной мере обостряет его и без того сильные переживания.
Общение с потерпевшими ставит перед
следователем задачу снять у них состояние
избыточной психической напряженности,
отвлечь, насколько это возможно, от переживаний,
попытаться успокоить, переключить внимание
на другие, личностно более важные жизненные
обстоятельства.
3. Психологические
особенности допроса в
Мотивы ложных показаний. Мотивами сообщения допрашиваемым ложных сведений нередко являются:
· боязнь оказаться разоблаченным в совершенном преступлении, в каких-либо неблаговидных поступках и получить за это наказание, нравственное осуждение;
· опасение быть отвергнутым личностно значимой для него референтной группой из-за допущенного по отношению к кому-либо из ее членов «предательства»;
· боязнь мести со стороны соучастников преступления; стыд за содеянное, желание скрыть интимные стороны жизни;
· явная или скрытая антипатия к следователю и т.п.
У лиц психопатизированных,
интеллектуально незрелых, инфантильных
мотивами дачи ложных показаний могут оказаться: стремление
к самоутверждению, уверенность в своей
якобы исключительности, негативизм по
отношению ко всему происходящему, что
проявляется в малопонятном на первых
порах упрямстве.
Состояние психической напряженности, возникающее при этом, может явиться мощным побудительным фактором, занять доминирующее положение в структуре его мотивационной сферы, определяющей его дальнейшее поведение.
В состоянии психической
Мотивы самооговора. Гораздо труднее разобраться
в мотивационной сфере, в поведении допрашиваемого,
прибегающего к самооговору. Формированию мотивов
самооговора у допрашиваемого могут способствовать
состояние безнадежности, своеобразной
безысходности, обусловленное утратой
человеком веры в справедливость, гуманность
правоохранительных органов, законность
их деятельности, под влиянием заключения
его под стражу в качестве меры пресечения,
ареста в связи с задержанием по подозрению
в совершении преступления, а также под
воздействием той негативной социальной
среды, в которой он сразу же оказывается,
будучи арестованным.
Однако, оговаривая себя, допрашиваемый может преследовать и сугубо эгоистические, корыстные цели:
Вина | Encyclopedia.com
Введение
Драма вины разыгрывается на более широкой сцене, чем предусмотрено законом. Предательство друга, скрытая ложь самому себе или, возможно, даже сообщение оскорбительной правды другому — вот некоторые из многих типов поведения, которые могут привести к определенной вине, но не обязательно к юридической вине. Предметом данной статьи является юридическая вина. Но поскольку это юридическое понятие, возможно, имеет моральное значение, также рассматривается связь между ним и моральной виной.
Понятие юридической вины играет определенную роль не только в жизни, но и в самом законе. Суждения о виновности не должны отождествляться с решениями о недействительности или решениями о гражданской ответственности и не должны подразумеваться ими. Брак или завещание могут быть признаны недействительными; это ничего не говорит о чьей-либо вине в невыполнении условий, необходимых для действительного брака или завещания.
Судебное решение по гражданскому иску в пользу истца и против ответчика само по себе, даже если вина ответчика признана виновным, ничего не говорит о виновности ответчика. Юридическое понятие вины ограничено уголовным правом, и именно в рамках этой области права выносятся обвинительные приговоры. Рассмотрение этой практики вынесения вердиктов необходимо, если мы хотим понять природу юридической вины.
Вердикт о виновности
Приговоры о виновности и невиновности являются юридически значимыми действиями, которые встроены в сложную регламентированную практику, в которой выдвигаются обвинения, проводятся слушания и выносятся приговоры. Что такое приговор? В отличие от фактических предположений, лежащих в его основе, вердикт не является констатацией того факта, что человек виновен или невиновен в соответствии с предъявленным обвинением. Сами приговоры не являются ни истинными, ни ложными, но действительными или недействительными. В случае оспаривания они могут быть «отброшены», но не потому, что они ложны.
Существенной характеристикой вердиктов является то, что они заставляют вещи происходить, а не констатируют, что есть на самом деле. Если приговор в силе, лицо в силу этого становится либо виновным, либо невиновным перед законом. Эта концепция юридической вины упоминается здесь как «юридически действующая вина».
Будет рассмотрен ряд вопросов, связанных с практикой вынесения обвинительных приговоров. Во-первых, какие условия должны быть соблюдены, чтобы вердикт был действительным? Во-вторых, что значит быть виновным в юридическом смысле? В-третьих, какие предпосылки лежат в основе судебной практики вынесения обвинительных приговоров? В-четвертых, какие функции выполняет данная юридическая практика? Наконец, существует ли понятие юридической вины, отличное от понятия юридически действенной вины, и если да, то как эти разные понятия связаны?
Условия действительности приговоров. Существует общее понимание того, какое коммуникативное поведение и в каких условиях является вердиктом.
Так, например, лица, не имеющие юридических полномочий, могут высказывать свое мнение о виновности подсудимого или выносить моральные суждения по этому вопросу, но без юридических полномочий они не могут выносить законные приговоры. Только после вынесения приговора может быть рассмотрена его законность или недействительность. Вердикты должны соответствовать правилам, которые определяют условия, которые должны быть выполнены, если они должны иметь юридическую силу. Эти правила регулируют такие вопросы, как форма и содержание приговора, условия, в которых он выносится, и обстановка, в которой он выносится. Таким образом, приговор может быть отменен из-за неопределенности в его формулировке, например, когда неясно, какой из
двое обвиняемых в совершении преступления признаны виновными; потому что это было объявлено в отсутствие ответчика; из-за неправомерных действий лиц, ответственных за его оказание; или из-за отсутствия доказательств, подтверждающих это.
Значение юридически действенной вины.
Что значит быть виновным перед законом в юридически действенном смысле? Сам приговор является формальным вынесением приговора авторитетным общественным органом. При объявлении виновным на человека навешивают клеймо. Тем самым статус человека трансформируется в статус юридически осужденного. Заклейменный таким образом человек отделяется от других и ставится в положение, требующее исправления. Чувство вины по самой своей природе требует, чтобы что-то было сделано. Кроме того, юридическая вина в оперативном смысле означает, что виновное лицо подлежит надлежащему наказанию. Любая юридическая практика, ограничивающаяся установлением ответственности лица за возмещение ущерба или реституцию, или ограничивающаяся предоставлением компенсации, принципиально отличается от юридической практики установления вины. Ни одна из этих альтернативных практик не обязательно подразумевает либо осуждение, либо представление о поведении, причиняющем ущерб обществу, и, таким образом, о том, что он что-то должен обществу.
Предпосылки практики. Ряд фоновых условий предполагает юридическая практика, воплощающая понятие вины. Это условия, наличие которых делает практику понятной, а отсутствие которых разумно вызвало бы сомнение в существовании этой конкретной практики.
Во-первых, вердикт о виновности предполагает веру в существование условия вины, логически независимого от вердикта. Есть факты, подлежащие установлению, и они касаются, конечно, фактической виновности лица, что будет называться «фактической юридической виной». Как следствие, также предполагается, что лица, которым поручено вынесение вердиктов, будут размышлять над представленными им доказательствами по уголовному обвинению и не будут прибегать к таким произвольным приемам определения вины, как подбрасывание монет.
Во-вторых, обвинительный приговор предполагает, что лицо, признанное виновным, является тем же лицом, которому предъявлено обвинение в совершении преступления. Было бы странно, например, выносить приговор лицу, которое на момент вынесения приговора из-за тяжелой амнезии, как считалось, не имело никакого чувства преемственности с лицом, которое, как утверждается, совершило преступление.
Опять же, общество могло бы предположительно наказывать близких родственников сбежавших преступников, чтобы предотвратить побеги, но при такой практике обвинительные приговоры не выносились бы против несчастных родственников. Ответственность понести наказание не эквивалентна осуждению виновным.
В-третьих, практика предполагает, что лица, признанные виновными, способны понимать значение приговора и назначенного наказания. Приговоры несут коммуникативную функцию, и среди лиц, к которым обращаются, есть осужденные за совершение преступления. Приговоры потеряли бы смысл, если бы они были обращены к лицам, не понимающим их значения как обвинительного и не понимающим, за что им должны быть навязаны страдания.
Четвертое соображение, связанное с этим последним пунктом, более умозрительно: возможно, для того чтобы установить нарушения и вину. Без этих элементов юридическая практика установления вины превратилась бы в практику, в которой люди, обладающие властью, просто навязывают свою волю другим.
В таких обстоятельствах нормативная база практики рухнет, осуждение неизбежно останется без внимания, а наказание станет просто вопросом причинения страданий другому.
Наконец, социальная практика, воплощающая вину, предполагает веру в установленный порядок вещей, в дисбаланс этого порядка, вызванный проступком, в нежелательность отчуждения и возможность восстановления. В отличие, например, от понятий осквернения или стыда, понятие вины возникает в мире, в котором люди воспринимают виновные проступки как нарушение ценимого порядка вещей. Это порождает нестабильность и отделяет виновного от других, но, тем не менее, также создает ситуацию, которую можно исправить с помощью жертвенных или карательных мер. Наказание, хотя оно имеет и другие объяснения, в этой концепции является способом исправления дисбаланса путем взыскания долга с виновного перед обществом. Долг, однажды взысканный, вызывает возражение. Согласно этой концепции, человек, которого заклеймили как виновного, заклеймен таким образом, потому что он отделил себя проступком.
Тогда «вина» прилипает к виновному, как пятно, и давит, как бремя, а наказание служит как для очищения, так и для облегчения. Таким образом, наказание как реакция на вину нагружено символическим значением, и серьезные сдвиги в том, как оно понимается, подразумевают трансформацию юридической практики, частью которой теперь являются наказание и вина.
Функции, которые выполняет практика вынесения обвинительных приговоров. Практики возникают и сохраняются по разным причинам. Они также могут, когда-то существовавшие, служить интересам, которые не были факторами, приведшими к их возникновению. Всеобщее увлечение преступлением и наказанием убедительно свидетельствует о том, что глубокие эмоциональные потребности могут быть удовлетворены с помощью юридической практики вынесения обвинительных приговоров. Кажется очевидным, что эти потребности лучше удовлетворяются драмой публичного суда и осуждения, чем растущим явлением сделки о признании вины.
Установление вины и назначение наказания виновным как ничто другое свидетельствует о том, что в обществе действительно существуют нормы и что к ним следует относиться серьезно.
Определения вины ослабляют тревогу за счет уверенности в том, что социальный мир человека упорядочен, а не хаотичен: это структурированное пространство, в котором не все дозволено, где есть ограничения для поведения и где можно ожидать возмездия за нарушение этих ограничений. Практика также укрепляет надежду на то, что в этом мире человек не просто беспомощная жертва, поскольку вина основана на идее, что люди несут ответственность за то, что они делают. Более того, признание людей виновными по закону позволяет социально одобряемому отклонению агрессивных импульсов. Наказание, как и война, может допустить агрессию без нашего чувства вины.
Наконец, жизнь вне закона, когда возникают вопросы вины и невиновности, наполнена сложностью, двусмысленностью и неразрешимостью. Достоинство закона состоит в том, чтобы делать дела более аккуратными, чем они есть вне закона, и сглаживать острые углы человеческого взаимодействия. Закон представляет собой драму, в которой человек либо виновен, либо невиновен и где виновные встречаются со своими заслугами.
Реальная жизнь, конечно, совсем другая, но закон с его относительной определенностью и институционализированными средствами возмездия хотя бы частично удовлетворяет наше стремление к идеальному миру.
Юридически действующая вина и фактическая юридическая вина. Кто-то может возразить, что юридически действенная вина составляет всю сущность понятия юридической вины, ибо, в конце концов, что более тесно связано с юридической виной, чем ответственность за наказание? С другой стороны, присяжных просят рассмотреть, действительно ли человек виновен, прежде чем они вынесут обвинительный вердикт. Что иногда оправдывает отмену приговора, так это суждение о том, что доказательства вины — фактическая юридическая вина — недостаточны для оправдания приговора. Кажется, это доказывает, что у нас есть концепция юридической вины, которая логически независима от вердикта о виновности, поскольку это концепция, которой руководствуются лица, которым поручено вынесение вердикта. Таким образом, представляется разумным признать наличие двух юридических понятий вины и обратиться к их соотношению.
Фактическая юридическая вина
Мы видели, что нормы, регулирующие практику постановления приговоров, требуют, чтобы лица, на которых возложена ответственность, рассматривали доказательства, относящиеся к фактической юридической вине. В нашей собственной системе уголовного права вердикт о виновности должен быть вынесен только в том случае, если вне всяких разумных сомнений считается, что подсудимый действительно виновен. Хотя вердикт не является констатацией факта, он предполагает убеждения в отношении фактов. Это подводит нас к рассмотрению природы фактической юридической вины. Когда человек виновен в этом смысле?
Во-первых, поведение обычно является предпосылкой для юридической вины. Это означает, что человек должен фактически совершить определенный поступок. Ему недостаточно просто думать о том, чтобы сделать это, и ему недостаточно просто иметь определенный статус, например принадлежность к определенной расе. Во-вторых, поведение, как правило, должно быть сознательным.
Люди не виноваты в том, что они делают во сне. В-третьих, должно быть правонарушение. Даже самый вопиющий моральный проступок не влечет за собой юридической вины, если этот проступок также не является юридическим. В-четвертых, человек должен обладать способностью оценивать значение применимых к нему норм. Животные и младенцы, например, не способны испытывать чувство вины. Наконец, предпосылкой юридической вины обычно является наличие сознательной вины или виновности в правонарушении, то есть наличие «виновного ума» (mens rea). Все, что лишает человека возможности вести себя не так, как он поступал, — обычно какое-то разумное незнание фактов или ограничение его свободы действий — может оправдать его.
Эти условия являются общими для большинства правовых систем. Но как они соотносятся с понятием юридической вины? Существуют ли ограничения на то, что правовые системы могут делать в отношении определения условий вины? Здесь есть логические и, возможно, моральные ограничения на юридическую практику.
Закон мог бы, вообразимо, налагать наказания на людей только из-за их расы. Однако в таком случае было бы странно считать подсудимого признанным виновным. Таким образом, некоторые из вышеперечисленных критериев могут быть существенно связаны с понятием юридической вины в том, что
удовлетворить их означало бы, что эта концепция не имеет применения.
Связь фактической юридической вины с нашими моральными представлениями о вине менее ясна: моральная вина не является существенной для юридической вины. Тем не менее связь между юридической виной и моральным проступком может быть более чем случайной. Как указывалось выше, особое значение имеет судебная практика вынесения обвинительных приговоров. Виновные лица рассматриваются как оправданно осужденные и отделившие себя от сообщества, пренебрегая его основными ценностями. В этом смысле ряд условий моральной вины, в том числе условия, связанные с справедливой возможностью вести себя иначе, чем поступали, также являются предпосылками юридической вины.
С этой точки зрения, система, которая обычно допускает установление вины в противоречии с определенными моральными ограничениями, будет системой, использующей существующие институты уголовного права таким образом, который в корне противоречит некоторым из его основных предпосылок. Предупреждение и общественный контроль заменят преступление и наказание в их нынешнем понимании. Даже сегодня, когда правовая доктрина допускает осуждение невиновных, кажется, что совершается что-то вроде лжи. Это связано с тем, что подобные убеждения создают ложное впечатление недостаточной приверженности виновных нормам общества, тогда как в случае недоказанных виновных это не установлено.
Моральная и юридическая вина
Как эти понятия связаны помимо того, что было предложено выше? Конечно, может быть моральная вина без юридической вины, юридическая вина без моральной вины, а также ряд случаев, в которых они пересекаются. Ранее был приведен ряд примеров того, что может вызвать моральную вину без юридической вины.
К этому списку можно добавить те случаи, когда соблюдение злых законов порождает моральную вину. Поскольку иногда нарушение несправедливого закона является моральным правом, отсюда следует, что юридическая вина может существовать без моральной вины. При рассмотрении таких преступлений, как убийство, когда фактически виновные, как правило, также виновны и морально, становится очевидным, что они пересекаются.
Моральная и юридическая вина могут существенно различаться. В морали нет понятия, сравнимого с юридически действенной виной; человек никогда не бывает морально виновен просто потому, что его судят как такового. Моральная вина всегда является фактической виной. Кроме того, закон может относительно произвольно определять нормы, регулирующие поведение, и обстоятельства, при которых нарушение этих норм влечет за собой вину. Но что касается моральной вины, то нормы и условия, которые должны быть соблюдены для возникновения вины, полностью защищены от преднамеренной модификации человеком.
Более того, юридическая вина ограничивается теми ситуациями, когда обществу причиняется вред. Недостаточно того, что были нарушены чьи-то личные права. Однако по большей части моральные правонарушения, устанавливающие вину, возникают в ситуациях, когда права другого лица были нарушены; вина не обязательно возлагается на общество, которое считает, что такое поведение угрожает ему. Таким образом, осуждать или прощать могут те, чьи права были нарушены, а не какая-либо сторона, находящаяся в институционально определенных отношениях с потерпевшей стороной.
Кроме того, наличие моральной вины не означает оправданного наказания. Может быть право критиковать и обижаться или возмущаться, но в различных ситуациях, когда возникает моральная вина, либо совершенное зло не рассматривается должным образом как наказуемое, либо отношения (например, между друзьями) никоим образом не рассматриваются. как исправляется наказанием. Для восстановления в нравственной сфере необходимы такие эмоции и установки, как вина, раскаяние, раскаяние.
Кроме того, объекты моральной вины отличаются от объектов, обычно рассматриваемых законом. Такие максимы, как «закон стремится к минимуму, мораль к максимуму» и «закон связан с внешним поведением, мораль с внутренним поведением», обращают внимание на различные акценты права и морали. Наконец, моральная вина может навсегда остаться под вопросом, как только будут установлены все факты. Моральное размышление позволяет судить о том, что человек виновен и все же не виновен; это зависит от точки зрения, которая точно не определена ни одним авторитетным заявлением. Таким образом, нет необходимости, чтобы моральная рефлексия когда-либо останавливалась.
Чувство вины
Что такое чувство вины и как оно связано, если вообще связано, с законом? Вина — это человеческое чувство, которое проявляется в нашем запрете делать то, что мы считаем неправильным, и в нашем чувстве вины, когда мы делаем то, что считаем неправильным. Таким образом, он работает как в прямом, так и в обратном направлении.
В этом отношении она напоминает совесть, которая «всех нас делает трусами» и которая, когда мы не подчиняемся ее велениям,
вызывает у нас угрызения совести. Вина есть чувство, наиболее тесно связанное с проступком, имеющее своим объектом веру в проступок. Что, точнее, чувство вины?
Человек, который чувствует вину, придерживается определенных убеждений и склонен чувствовать и действовать определенным образом. Во-первых, человек привязан к тому, чтобы избегать зла, и сам факт того, что он поступил неправильно, вызывает чувство боли. Во-вторых, точно так же, как есть особое удовлетворение, связанное с мыслью о себе как о создателе того, что ценно, так же есть особое неудовлетворение, происходящее от осознания того, что ты ответственен за проступок. Отчасти это происходит потому, что человек считает себя разрушителем ценности. В-третьих, в чувстве вины человек обращает на себя критику и враждебность, которые, если бы другой действовал таким же образом, были бы направлены на этого человека.
В-четвертых, возникает чувство беспокойства, вызванное чувством отчужденности от тех, к кому он привязан. Наконец, чувство неприятности, связанное с виной, связано с бременем, от которого хочется избавиться. Чувствуешь себя обязанным признаться, загладить вину, исправить и восстановить. Дальнейшее чувство неприятности вызвано сопротивлением делать эти вещи из-за страха и, возможно, гордости, а также беспокойством, испытываемым до тех пор, пока они не будут выполнены.
Как человеческая предрасположенность к чувству вины связана с юридической практикой, описанной выше? Люди часто признаются виновными и не чувствуют вины. Они могут считать себя невиновными в обвинении; они могут полагать, что хотя юридически неправильно, то, что они сделали, было морально обязательным; или они могут не иметь необходимой степени интернализации в отношении закона в целом или конкретного закона. Хотя все это возможно и, несомненно, даже распространено, уязвимость перед чувством вины может быть связана с юридической практикой, воплощающей понятие вины.
Ибо, как было заявлено, среди предпосылок практики есть общее признание авторитета общественных норм и институтов, их применяющих. Это, по-видимому, подразумевает, что люди, нарушая нормы, как правило, подвержены активации чувства вины. Если бы это было иначе, осуждение и наказание не имели бы уже того значения, которое они имеют.
Будущее вины
От Иезекииля мы узнаем:
Душа согрешившая умрет. Сын не пострадает за вину отца, и отец не пострадает за вину сына; правда праведника на нем самом, и злоба нечестивого на нем самом [18:20].
Эти слова отмечают резкое изменение прежних практик, связанных с чувством вины; это было индивидуально. С христианством медленно произошло еще одно драматическое изменение: внутренняя жизнь морального деятеля приобрела значение, которого раньше не имела. Наш век теперь может быть свидетелем драмы равной значимости. В результате стечения факторов — философского детерминизма, развития наук о поведении, идеологии болезни и терапии и утилитаризма — самые основы концепции юридической вины были поставлены под сомнение.
Борьба с чувством вины ведется по нескольким параллельным фронтам. Есть те, кто утверждает, что предпосылки, от которых зависит вина, на самом деле недействительны. Здесь можно встретить либо метафизические линии аргументации, либо более эмпирически обоснованные теории, утверждающие существование причинных факторов в каждом случае, которые должны освободить правонарушителя от вины. Эта линия аргументации проявляется в современной тенденции рассматривать антиобщественное поведение как предмет терапии, а не наказания. Более того, даже если признать реальность условий, необходимых для надлежащего применения понятия вины, иногда утверждают, что у нас не может быть разумных оснований полагать, что эти условия всегда существуют. Скептицизм такого рода может склонить его сторонников к тому, чтобы настаивать на вышеупомянутой озабоченности виновностью во время предъявления обвинения в совершении преступления. Внимание следует сосредоточить скорее на том, что было сделано на самом деле — на чем-то наблюдаемом, — и, как только это установлено, следует сконцентрироваться на том, что было бы наилучшим решением ответственной стороны, учитывая состояние этой стороны во время судебного разбирательства.
Ориентация почти полностью направлена в будущее, а не в прошлое.
Наконец, некоторые готовы сказать, что условия вины действительны, что мы можем их знать, но продолжать практиковать это ошибка. Вина и наказание рассматриваются некоторыми как принципиально иррациональные способы рассмотрения человеческого поведения — пережитки суеверного прошлого, в котором страдание рассматривалось как волшебное стирание зла. С этой точки зрения никогда не былое зло оправдывает причинение боли в настоящем, а только будущее добро, которое должно быть реализовано.
Таковы некоторые из штаммов недовольства чувством вины. Из той или иной критики не всегда ясно, какие именно следствия
предназначены для обычных способов действий. Например, философские детерминисты обычно не призывают отказаться от уголовного права. Остается также неясным, можно ли коренным образом изменить закон, институт, столь тесно связанный с нашим нравственным взглядом на вещи, без соответствующей трансформации в нравственных представлениях и в таких нравственных чувствах, как вина и негодование.
Тем не менее, приведенная выше критика может постепенно изменить мораль, какой мы ее знаем, и вина может казаться грядущим поколениям столь же странной, как мир, против которого восстал Иезекииль, кажется нам.
Мощные нападки на вину и наказание. Они не остались без ответа и фактически мобилизовали стойкую защиту привычных способов мышления о людях. Немногие века в истории говорили о проблеме человеческой ответственности с такой же силой и силой, как и мы сами. Некоторые настаивают на том, что люди в основном свободны, что они часто сами выбирают себе порабощение и что, серьезно относясь к своим прошлым ошибкам, они могут искупить свою вину. Для сторонников этого убеждения закон, при всем его несовершенстве, воплощает в себе признание истины человеческой ответственности и ежедневно воспроизводит драму человеческого своенравия, проступка и его исправления.
Герберт Моррис
См. также Преступление: определение; Оправдание: Теория; Обоснование: Теория; Менс Ри; Наказание; Строгая ответственность; Субсидиарная ответственность.
БИБЛИОГРАФИЯ
Бретт, Питер. Расследование уголовной вины. Лондон: Sweet & Maxwell, 1963.
Дресслер, Джошуа. «Размышления об оправдании правонарушителей: моральная теория, новые оправдания и типовой уголовный кодекс». Rutgers Law Journal 19, вып. 3 (1988): 671–716.
Дюркгейм, Эмиль. Разделение труда в обществе. Перевод Джорджа Симпсона. Нью-Йорк: Free Press, 1947.
Файнберг, Джоэл. Делать и заслуживать Очерки теории ответственности. Принстон, штат Нью-Джерси: Издательство Принстонского университета, 1970.
Фрейд, Зигмунд. Цивилизация и ее недовольство (1930). Перевод Джеймса Стрейчи. Лондон: Hogarth Press, 1961.
Hart, HLA Наказание и ответственность: очерки философии права. Оксфорд, Англия: Clarendon Press, 1968.
Льюис, Х.Д.; Харви, JW; и Пол, Г. А. «Проблема вины» (Симпозиум). Proceedings of the Arisiotelian Society, supp. об. 21 (1947): 175–218.
Миллер, Уильям Ян.
Анатомия отвращения. Кембридж, Массачусетс: Издательство Гарвардского университета, 1997.
Моберли, Уолтер Гамильтон. Этика наказания. Лондон: Faber & Faber, 1968.
Мур Майкл. Возложение вины. Оксфорд, Англия: Oxford University Press, 1997.
Моррис, Герберт. О вине и невиновности: Очерки философии права и моральной психологии. Беркли: University of California Press, 1976.
——. «Угасание чувства вины». Этика 99, вып. 1 (1988): 62–76.
Мерфи, Джеффри Г., и Хэмптон, Джин. Прощение и милосердие. Кембридж, Англия: Издательство Кембриджского университета, 1988.
Ницше, Фридрих. «О генеалогии морали». Основные сочинения Ницше. Перевод Вальтера Кауфмана. Нью-Йорк: Рэндом Хаус, 1968.
Пирс, Герхардт и Сингер, Милтон Б. Стыд и вина: психоаналитическое и культурное исследование. Нью-Йорк: Нортон, 1971.
Пиллсбери, Сэмюэл Х. Осуждение зла: переосмысление закона об убийстве и непредумышленном убийстве.
Нью-Йорк: Издательство Нью-Йоркского университета, 1998.
Ролз, Джон. Теория справедливости. Кембридж, Массачусетс: Harvard University Press/Belknap Press, 19.71.
Рикер, Поль. Символика Зла. Нью-Йорк: Harper & Row, 1967.
Росс, Альф. О вине, ответственности и наказании. Лондон: Стивенс, 1975.
Сакс, Элин Р. Джекилл на суде: множественное расстройство личности и уголовное право. New York: New York University Press, 1997.
Психологические последствия COVID-19: роль стыда и вины
Недавнее распространение COVID-19 может иметь серьезные последствия для психического здоровья. Поскольку нынешняя пандемия может подразумевать смертельную опасность, угрозу смерти или серьезные телесные повреждения, эта ситуация связана с длительным состоянием тревоги, которое может иметь серьезные психологические последствия на нескольких уровнях (Greenberg et al., 2020). Помимо постоянного страха заразиться, другие негативные эмоции могут представлять серьезную проблему для психического здоровья.
Стыд и вина — две разные негативные эмоции самосознания, которые могут быть вызваны нынешней пандемией. Как свидетельствуют Тангни и его коллеги (Тэнгни и Диринг, 2002; Трейси и др., 2007), а также недавние работы (Кандеа и Сентаготай-Тота, 2018), когда стыд и вина не распознаются и не контролируются должным образом, они по-разному связаны с тяжелыми психологическими симптомами, которые могут стать серьезной угрозой для психического здоровья. В настоящей статье представлено функционирование стыда и вины и обсуждается их связь с текущей пандемической ситуацией.
Я заражаю других? Последствия вины
Пандемия COVID-19 может быть серьезной не только с точки зрения постоянной угрозы личной безопасности, но и с точки зрения навязчивого переживания вины, которое может подорвать психическое благополучие.
Эмоция вины включает в себя самокритику за конкретное действие и вред, который оно может причинить другим. Это связано с заботой о том, как человек влияет на других, и с эмпатией, принимая их точку зрения (Tangney and Dearing, 2002).
Следовательно, во многих случаях чувство вины можно считать адаптивным и конструктивным, поскольку оно обычно побуждает к активным действиям, таким как признание и извинения, что в результате приносит пользу межличностным отношениям. Тем не менее вина также может быть неадекватной, когда она становится «свободно плавающей», не связанной с конкретным контекстом (Cândea and Szentagotai-Tǎta, 2018). Вина может стать неадекватной для психического здоровья, когда у людей развивается преувеличенное чувство ответственности за события, которые происходят вне их контроля, или когда возмещение за поведение невозможно (Leary and Tangney, 2011; Cherry et al., 2017). Невылеченная вина, связанная со стрессовым событием, может быть связана с серьезными осложнениями психического здоровья, включая посттравматическое стрессовое расстройство, депрессию, суицидальные мысли, проблемное употребление психоактивных веществ, а также ухудшение функционирования и качества жизни (Tracy et al., 2007; Bryan et al. , 2014 г.
, Браун и др., 2015 г., Гриффин и др., 2019 г.). Кроме того, в событиях, связанных со стрессом, связанным с COVID-19, может возникать дезадаптивное чувство вины, когда дистресс воспринимается как свидетельство проступка (например, «Я чувствую себя ужасно, значит, я сделал что-то ужасно неправильное»), что делает невозможным оценку фактических доказательств и принятие мер. к точной перспективе или изменению своего поведения, тем самым сохраняя и усугубляя личный дистресс (Haller et al., 2020; Sahoo et al., 2020). Этот тип эмоций включает в себя чувство личной гиперответственности за аспекты, которые человек мало или совсем не контролирует. Таким образом, чувство вины может быть легко вызвано переживаниями, связанными с COVID-19.передачи (Haller et al., 2020; Ransing et al., 2020). Длительное состояние неопределенности и постоянная тревога, связанные с COVID-19, в сочетании со страхом заразить других могут обусловить угрозу неадекватного чувства вины, которое имеет разрушительные последствия для психического здоровья (Brooks et al.
, 2020). Это может быть верно не только для работников здравоохранения, но и для всех людей, которые не могут использовать умные рабочие решения. Даже если тщательно соблюдаются все необходимые меры безопасности, повторяющиеся мысли могут быть связаны с возможностью заражения COVID-19.носительство и риск для членов семьи.
Этот эмоциональный опыт может усиливаться среди опекунов, членов семьи, друзей или коллег людей, которые действительно заразились COVID-19 или, что еще хуже, умерли от него. Учитывая, что во многих случаях источник COVID-19 не может быть легко отслежен, и любой человек потенциально может быть бессимптомным носителем, рекурсивные мысли, связанные с реальной или предполагаемой личной ответственностью за инфекцию, могут оказаться угнетающими. Эти элементы подвергают риску всех, кто был в контакте с людьми, которые были инфицированы или умерли от COVID-19.к постоянной ситуации неопределенности, которая может вызвать неадекватное чувство вины, связанное с неуместным или преувеличенным чувством ответственности (Cândea and Szentagotai-Tǎta, 2018).
Более того, запрет на тесный контакт людей с умирающими от COVID-19 может иметь травмирующие последствия, которые не позволят членам семьи и лицам, осуществляющим уход, пройти через процесс скорби.
Чувство вины как эмоциональное переживание может также оказаться актуальной проблемой для людей, фактически инфицированных COVID-19.(Рансинг и др., 2020). Поскольку лечение предполагает строгие меры по борьбе с инфекцией, даже легкая инфекция часто требует принудительного карантина, который предполагает социальное дистанцирование и резкое изменение домашних привычек (Brooks et al., 2020). Здесь важно подчеркнуть негативное влияние карантина на эмоциональное самочувствие. В этой ситуации может возникнуть чувство гиперответственности за разрушение собственной жизни и жизни других членов семьи. Такие эмоции могут быть особенно разрушительными, когда при инфекции проявляются клинические осложнения, требующие госпитализации (Brooks et al., 2020): состояние одиночества в сочетании со страхом смерти может усиливать у пациента навязчивые мысли о вине (например, «Я не уделяйте достаточно внимания», «Я совершил серьезную ошибку»).
Рассказ о жизненном опыте, описанный Sahoo et al. (2020) показали, что чувство вины за заражение близких усиливает боль от социальной изоляции от семьи в «запертом» состоянии, что может иметь разрушительные последствия для эмоциональной реакции и импульсивности. Эти негативные эффекты могут быть также опосредованы частичной депривацией сна, что может быть связано с сильным воспринимаемым стрессом, усиленным условиями карантина (Zhao et al., 2020). Вполне возможно, что навязчивые мысли о вине могут вызывать дисфункциональный механизм, который приводит к ухудшению качества сна и снижению эмоциональной компетентности (Brand et al., 2016).
Чувство вины также может усиливаться воздействием социальных сетей во время карантина, что может негативно сказаться на индивидуальном психологическом благополучии. Последние данные среди граждан Китая, проанализированные Gao et al. (2020) показали, что частое воздействие социальных сетей связано с высокой распространенностью проблем с психическим здоровьем во время вспышки COVID-19.
Социальные сети могут привести к перегрузке дезинформацией, которая может усилить чувство личной гиперответственности, вызванное чувством вины в период карантина (Всемирная организация здравоохранения, 2020).
Дезадаптивное чувство вины может возникнуть у медицинских работников, работающих в «красных зонах» отделений интенсивной терапии COVID-19. Учитывая, что в некоторых странах ресурсы интенсивной терапии ограничены, врачи больниц могут быть вынуждены выбирать, чью жизнь спасать, что требует принятия трудных решений о том, кого лечить в первую очередь (Greenberg et al., 2020). Медицинские работники могут быть вынуждены выполнять изнурительные рабочие смены без времени на отдых и с несколькими часами сна в день. Как недавно указывалось, это состояние может привести к изменениям эмоциональной реактивности (Tempesta et al., 2020) и к повышенной склонности к риску, что может критически повлиять на процесс принятия решений (Salfi et al., 2020). Эти переживания могут быть эмоционально подавляющими, а чувство вины может быть вызвано сожалением или угрызениями совести, связанными с решениями, принятыми в критических условиях.
Более того, даже сотрудники, имеющие опыт сообщения плохих новостей родственникам, могут справиться с необходимостью делать это много раз в день в течение нескольких недель, особенно если у них есть искреннее чувство вины (Greenberg et al., 2020).
Во всех описанных выше ситуациях как моральная травма, так и эмоциональное выгорание могут повлиять на психическое здоровье. Угнетающее чувство вины может иметь разрушительные последствия, варьирующиеся от острых стрессовых реакций до соматизации, а также симптомов острой психологической травмы (Tangney and Dearing, 2002). Как отмечалось ранее, люди могут быть парализованы повторным переживанием негативных ситуаций, связанных с прошлыми ошибками, и могут проявлять избегающее поведение по отношению к контекстам, в которых предполагаемый риск возможной вины остается высоким.
Позор COVID-19
Как показали предыдущие пандемии (ВИЧ, гепатит В, Эбола), меры общественного здравоохранения и общества в ответ на COVID-19 могут усугубить стигматизацию и позорные переживания, которые могут быть опасными (Logie and Turan, 2020).
Тангни и Диринг доказали, что эмоция стыда вызывает токсические переживания бесполезности, неполноценности и некомпетентности и ведет к желанию сбежать и уйти в общество (Тэнгни и Диринг, 2002; Трейси и др., 2007). Рекурсивные переживания стыда могут усугубить глобальную негативную самоатрибуцию, которая часто связана с неблагоприятными последствиями для психического благополучия, такими как плохая психологическая адаптация, межличностные трудности и общее плохое функционирование в жизни (Cavalera et al., 2018; Pietrabissa et al. , 2018). Психопатологические симптомы, вызванные постыдным опытом, могут варьироваться от расстройств пищевого поведения и депрессии до тревожных расстройств (Cândea and Szentagotai-Tǎta, 2018; Oliveira et al., 2018; Melo et al., 2020). Крайне тревожный и кумулятивный характер COVID-19Связанные со стрессом факторы часто могут быть идеальной ситуацией, вызывающей реакцию стыда (хотя фактическая распространенность в течение некоторого времени будет неизвестна) (Haller et al.
, 2020; Ransing et al., 2020). Таким образом, стыд, связанный с COVID-19, может порождать травмирующие аспекты, основанные на восприятии бесполезности для других или, что еще хуже, опасности для них (Dorahy et al., 2017). Страх перед возможным постыдным опытом и отвержением другими может помешать людям раскрыть соответствующие факты о своей клинической ситуации и фактическом риске заражения (Taylor, 2001). Такое отношение можно обнаружить у травмированных пациентов, лечившихся от COVID-19.или у которых проявляются возможные симптомы заболевания и которые потенциально могут привести к последующему распространению вируса в других социальных контекстах.
Личный опыт COVID-19 может вызвать стыд, связанный с мыслями о неполноценности и слабости. После заражения люди могут воспринимать себя ущербными и бессильными, вызывая самокритику по отношению ко всему «я». Более того, у пациентов с COVID-19 или даже у людей, которые больше не инфицированы этим заболеванием, могут проявляться чувства стыда, вызванные социальным отторжением со стороны других членов семьи или друзей (Brooks et al.
, 2020). Учитывая, что стыд может вызвать у людей желание уйти от мира на более длительный срок, чем это рекомендовано врачами, задача жизни с COVID-19может представлять собой гораздо более негативный опыт, чем это должно быть или должно быть.
Стыд за заражение других пациентов с COVID-19 является ключевым элементом, который необходимо учитывать и понимать во время госпитализации/пребывания в палате и во время карантина (Sahoo et al., 2020). Нарративный жизненный опыт пациентов с COVID-19 свидетельствует о постыдных навязчивых мыслях и страхе стигматизации со стороны друзей, коллег и соседей (Sahoo et al., 2020). Эти негативные чувства могут быть усилены воздействием социальных сетей, которые характеризуются обилием дезинформации и фальшивых новостей о COVID-19.(Ислам и др., 2020). Эта неприятная эмоция может усиливаться социальным неравенством, а также распространением стигмы, связанной с COVID-19, затрагивающей не только тех, у кого впервые диагностировано это заболевание, но и медицинских работников.
Как и во многих случаях, источник COVID-19 нелегко отследить, и социальная стигма может возникнуть в отношении людей, которые больше всего контактируют с пациентами (Galbraith et al., 2020). Таким образом, медсестры, врачи и медицинские работники в целом могут восприниматься другими людьми как «небезопасные» из-за их работы и, таким образом, становиться жертвами избегающего поведения.
Более того, поскольку стыд вызывает сильную самоуничижительную реакцию всего «я», он может спровоцировать самоагрессивное и суицидальное поведение (Tangney and Dearing, 2002). Взаимосвязь между травмирующими жизненными событиями и самоагрессивным поведением хорошо задокументирована, а травмы, полученные в результате стихийных бедствий, могут усилить суицидальные мысли как у обычных людей, так и у работников скорой помощи (Galbraith et al., 2020). Что касается вины, то и в этом случае важно обратить внимание на условия качества жизни, связанные с карантином. Когда ситуации длительной изоляции сочетаются с недосыпанием, эта ситуация может сильно повлиять на эмоциональную реактивность (Brand et al.
, 2016; Salfi et al., 2020), усиливая негативный аффективный тон и негативные суждения, связанные с положительными стимулами (Tempesta et al., 2020). Как первые случаи самоубийств, связанных с COVID-19в настоящее время привлекают внимание научного сообщества (Thakur and Jain, 2020), социальная стигма и упреждающий стыд являются ключевыми факторами, заслуживающими изучения.
Немедленное психологическое вмешательство
Учитывая психологические последствия COVID-19, приоритетной задачей становится разработка специальных программ лечения как для медицинского персонала, так и для населения в целом (Logie and Turan, 2020). Всемирная организация здравоохранения отмечает, что во время пандемии COVID-19 необходимо учитывать психологические проблемы.пандемия для широкой общественности (Всемирная организация здравоохранения., 2020 г.). Многие авторы также подчеркивают необходимость оказания первой психологической помощи пациентам, поступившим в отделения для больных с COVID (Bo et al.
, 2020; Wang et al., 2020). С этой точки зрения следует приложить особые усилия для борьбы со стыдливой стигмой и дезадаптивным чувством вины, поскольку они могут быть тесно связаны с серьезными осложнениями психического здоровья (Всемирная организация здравоохранения, 2020). Этого можно достичь, применяя определенные терапевтические подходы, которые помогают людям развивать позитивное восприятие себя или заниматься репаративным поведением (Molinari and Cavaleri, 2015). Терапия, ориентированная на сострадание, может представлять собой полезное вмешательство в управление постыдными негативными мыслями и обеспечение заботы и доброты (Gilbert, 2014). С гиперответственностью и неадекватным стыдом можно справиться с помощью группового вмешательства или определенного индивидуального лечения (McGarty et al., 2005; Dearing and Tangney, 2011). Где стыд и вина, вызванные COVID-19связаны с негативными травматическими симптомами или перекрываются с прошлыми травмами, вмешательство в процесс десенсибилизации движениями глаз также является подходящим вариантом (Shapiro, 2017).
Поскольку негативные психологические последствия COVID-19 можно обнаружить среди врачей, независимо от того, работают ли они непосредственно с инфицированными пациентами, требуется особое внимание к поставщикам медицинских услуг (Greenberg et al., 2020). Учитывая необходимость поддержания высокого качества медицинской помощи во время пандемии, возможно, что такая профессиональная приверженность может быть тесно связана с психологическим стрессом. Как было показано ранее, нежелание врачей обращаться за помощью или сообщать о своих трудностях, такое поведение может усиливаться переживаниями вины и стыда (Galbraith et al., 2020).
Наконец, с социальной точки зрения, люди, наиболее пострадавшие от COVID-19, могут быть вовлечены в разработку стратегий смягчения стигмы, хотя они могут испытывать неравенство в социальной сфере и состоянии здоровья.
Риск дезинформации может способствовать стигме и ксенофобии, воспроизводя социальную конструкцию болезни как иностранное вторжение, что, в свою очередь, укрепляет социальную иерархию и неравенство власти (Logie and Turan, 2020).
И наоборот, жизненный опыт COVID-19 и других пересекающихся стигм может служить основой для контекстуально специфичных и основанных на стигме подходов к общественному здравоохранению. Таким образом, данные социальных сетей следует использовать для повышения необходимой мобилизации общественности и местных сообществ для соблюдения карантинных процедур, быстрого уменьшения распространения страхов и неуверенности и повышения доверия населения к мерам общественного здравоохранения (Depoux et al., 2020). Только поощряя сотрудничество с заинтересованными сообществами и предоставляя разумные рекомендации для участия общественности, можно обеспечить эффективность карантинных распоряжений во время возникающей пандемии.
Вклад авторов
CC подготовила рукопись, критически отредактировала ее и, наконец, одобрила.
Конфликт интересов
Автор заявляет, что исследование проводилось при отсутствии каких-либо коммерческих или финансовых отношений, которые могли бы быть истолкованы как потенциальный конфликт интересов.
Ссылки
Bo, H.X., Li, W., Yang, Y., Wang, Y., Zhang, Q., Cheung, T., et al. (2020). Симптомы посттравматического стресса и отношение к кризисной психологической помощи у клинически стабильных пациентов с COVID-19в Китае. Психолог. Мед . дои: 10.1017/S0033291720000999. [Epub перед печатью].
Реферат PubMed | Полный текст перекрестной ссылки | Google Scholar
Бранд С., Киров Р., Калак Н., Гербер М., Шмидт Н. Б., Лемола С. и др. (2016). Плохой сон связан с более низкой эмоциональной компетентностью подростков. Поведение. Сон Мед . 14, 602–614. doi: 10.1080/15402002.2015.1048450
PubMed Abstract | Полный текст перекрестной ссылки | Google Scholar
Брукс С. К., Вебстер Р. К., Смит Л. Э., Вудленд Л., Вессели С., Гринберг Н. и др. (2020). Психологическое воздействие карантина и как его уменьшить: быстрый обзор доказательств. Ланцет 395, 912–920. doi: 10.1016/S0140-6736(20)30460-8
PubMed Abstract | Полный текст перекрестной ссылки | Google Scholar
Браун, К.
К., Трим, Р. С., Майерс, США, и Норман, С. Б. (2015). Вина, связанная с травмой: концептуальное развитие и связь с посттравматическим стрессом и депрессивными симптомами. J. Травматический стресс 28, 134–141. doi: 10.1002/jts.21999
PubMed Abstract | Полный текст перекрестной ссылки | Google Scholar
Bryan, A.O., Bryan, C.J., Morrow, C.E., Etienne, N., and Ray-Sannerud, B. (2014). Моральная травма, суицидальные мысли и попытки самоубийства в военной выборке. Травматология 20:154. doi: 10.1037/h0099852
Полный текст CrossRef | Google Scholar
Кандеа, Д. М., и Сентаготай-Тота, А. (2018). Склонность к стыду, склонность к вине и симптомы тревоги: метаанализ. Дж. Тревожное расстройство. 58, 78–106. doi: 10.1016/j.janxdis.2018.07.005
PubMed Abstract | Полный текст перекрестной ссылки | Google Scholar
Кавалера К., Пепе А., Зурлони В., Диана Б., Реалдон О., Тодиско П. и др. (2018). Отрицательные социальные эмоции и познание: стыд, вина и нарушения рабочей памяти.
Acta Psychol. 188, 9–15. doi: 10.1016/j.actpsy.2018.05.005
PubMed Abstract | Полный текст перекрестной ссылки | Google Scholar
Черри, М. Г., Тейлор, П. Дж., Браун, С. Л., Ригби, Дж. В., и Селлвуд, В. (2017). Вина, стыд и выраженные эмоции у лиц, осуществляющих уход за людьми с хроническими проблемами психического здоровья: систематический обзор. Психиатрия Рез . 249, 139–151. doi: 10.1016/j.psychres.2016.12.056
PubMed Abstract | Полный текст перекрестной ссылки | Академия Google
Диринг, Р. Л., и Тангни, Дж. П. Э. (2011). Позор в час терапии . Вашингтон, округ Колумбия: Американская психологическая ассоциация.
Google Scholar
Депу А., Мартин С., Карафиллакис Э., Прит Р., Уайлдер-Смит А. и Ларсон Х. (2020). Пандемия паники в социальных сетях распространяется быстрее, чем вспышка COVID-19. J. Travel Med. 27:тааа031. doi: 10.1093/jtm/taaa031
PubMed Abstract | Полный текст перекрестной ссылки | Академия Google
Дорахи М.
Дж., Корри М., Блэк Р., Мэтисон Л., Коулз Х., Карран Д. и соавт. (2017). Стыд, диссоциация и сложные симптомы посттравматического стрессового расстройства в травмированных психиатрических и контрольных группах: прямые и косвенные ассоциации с дистрессом в отношениях. Дж. Клин. Псих . 73, 439–448. doi: 10.1002/jclp.22339
PubMed Abstract | Полный текст перекрестной ссылки | Google Scholar
Гэлбрейт Н., Бойда Д., Макфитерс Д. и Хассан Т. (2020). Психическое здоровье врачей во время covid-19пандемия. Пуля Brit J Psychol . дои: 10.1192/bjb.2020.44. [Epub перед печатью].
Реферат PubMed | Полный текст перекрестной ссылки | Google Scholar
Гао Дж., Чжэн П., Цзя Ю., Чен Х., Мао Ю., Чен С. и др. (2020). Проблемы с психическим здоровьем и воздействие социальных сетей во время вспышки COVID-19. PloS ONE 15:e0231924. doi: 10.1371/journal.pone.0231924
PubMed Abstract | Полный текст перекрестной ссылки | Google Scholar
Гилберт П.
(2014). Истоки и природа терапии, ориентированной на сострадание. руб. Дж. Клин. Психол . 53, 6–41. doi: 10.1111/bjc.12043
PubMed Abstract | Полный текст перекрестной ссылки | Google Scholar
Гринберг Н., Дочерти М., Гнанапрагасам С. и Уэссели С. (2020). Решение проблем психического здоровья, с которыми сталкиваются медицинские работники во время пандемии covid-19. БМЖ 368:m1211. doi: 10.1136/bmj.m1211
PubMed Abstract | Полный текст перекрестной ссылки | Google Scholar
Гриффин Б. Дж., Перселл Н., Буркман К., Литц Б. Т., Брайан С. Дж., Шмитц М. и др. (2019). Моральная травма: интегративный обзор. J. Травматический стресс 32, 350–362. doi: 10.1002/jts.22362
PubMed Abstract | Полный текст перекрестной ссылки | Google Scholar
Халлер М., Норман С. Б., Дэвис Б. К., Капоне К., Браун К. и Аллард К. Б. (2020). Модель лечения вины, стыда и морального вреда, связанных с COVID-19. Психолог. Травма 12, S174–S176.
doi: 10.1037/tra0000742
PubMed Abstract | Полный текст перекрестной ссылки | Google Scholar
Ислам, М. А., Барна, С. Д., Райхан, Х., Хан, М. Н. А., и Хоссейн, М. Т. (2020). Депрессия и тревога среди студентов вузов во время COVID-19пандемия в Бангладеш: поперечное исследование в Интернете. ПЛОС ОДИН . 15:e0238162. doi: 10.1371/journal.pone.0238162
PubMed Abstract | Полный текст перекрестной ссылки | Google Scholar
Лири, М. Р., и Тангни, Дж. П. (2011). Справочник по самоидентификации . Нью-Йорк, штат Нью-Йорк: Guilford Press.
Google Scholar
Logie, CH, and Turan, JM (2020). Как нам сбалансировать напряженность между ответными мерами общественного здравоохранения на COVID-19 и смягчением стигмы? Извлекая уроки из исследований ВИЧ. СПИД Поведение. 24, 2003–2006 гг. doi: 10.1007/s10461-020-02856-8
PubMed Abstract | Полный текст перекрестной ссылки | Google Scholar
Макгарти К., Педерсен А., Уэйн Лич К.
, Мэнселл Т., Уоллер Дж. и Блюк А. М. (2005). Групповая вина как предиктор готовности к извинениям. руб. Дж. Соц. Психол. 44, 659–680. doi: 10.1348/014466604X18974
PubMed Abstract | Полный текст перекрестной ссылки | Google Scholar
Мело Д., Оливейра С. и Феррейра К. (2020). Связь между внешним и внутренним стыдом и перееданием: посредническая роль стыда, связанного с образом тела, и когнитивного слияния. Беспорядок пищевого веса . 25, 1703–1710. doi: 10.1007/s40519-019-00811-8
PubMed Abstract | Полный текст перекрестной ссылки | Google Scholar
Молинари Э. и Кавалери А. П. (2015). Il Dono Nel Tempo Della Crisi. Per Una Psicologia Del Riconoscimento. Милан: Raffello Cortina Editore.
Google Scholar
Оливейра С., Пирес К. и Феррейра К. (2018). Усугубляет ли воспоминание сообщений о еде от лица, осуществляющего уход, патогенное воздействие стыда на проблемы с едой и весом? Расстройство пищевого веса. 25, 471–480.
doi: 10.1007/s40519-018-0625-8
PubMed Abstract | Полный текст перекрестной ссылки | Google Scholar
Пьетрабисса Г., Варалло Г., Кавалера К., Манцони Г. М., Каттивелли Р., Росси А. и др. (2018). «Исследования стыда тела при расстройствах пищевого поведения и веса», в Образ тела, питание и вес , под редакцией М. Куццоларо, С. Фассино С. (Чам: Спрингер), 369–379.
Google Scholar
Ransing, R., Ramalho, R., de Filippis, R., Ojeahere, M.I., Karaliuniene, R., Orsolini, L., et al. (2020). Стигма и дискриминация, связанные со вспышками инфекционных заболеваний во время covid-19пандемия: движущие силы, факторы, проявления и результаты во всем мире. Мозг Поведение Иммунитет . 28, 555–558. doi: 10.1016/j.bbi.2020.07.033
CrossRef Полный текст | Google Scholar
Саху С., Мехра А., Сури В., Малхотра П., Ядданапуди Н., Пури Г. Д. и др. (2020). Жизненный опыт выживших после коронавируса (пациентов, поступивших в отделения COVID): повествование, задокументированное из реальной жизни, сводки внутренней вины, стыда, стигмы, гнева.
Азиатский Дж. Психиатр . 53:102187. doi: 10.1016/j.ajp.2020.102187
PubMed Abstract | Полный текст перекрестной ссылки | Google Scholar
Салфи Ф., Лауриола М., Темпеста Д., Каланна П., Соччи В., Де Дженнаро Л. и др. (2020). Влияние полной и частичной депривации сна на импульсивность рефлексии и склонность к риску при обдуманном принятии решений. Нац. науч. Сон 12, 309–324. doi: 10.2147/NSS.S250586
PubMed Abstract | Полный текст перекрестной ссылки | Google Scholar
Шапиро, Ф. (2017). Терапия десенсибилизации и переработки движением глаз (EMDR): основные принципы, протоколы и процедуры . Нью-Йорк, штат Нью-Йорк: публикации Гилфорда.
Тангни, Дж. П., и Диринг, Р. Л. (2002). Стыд и вина . Нью-Йорк, штат Нью-Йорк: Guilford Press.
Google Scholar
Тейлор, Б. (2001). ВИЧ, стигма и здоровье: интеграция теоретических концепций и жизненного опыта людей. Дж. Доп. Нурс. 35, 792–798. doi: 10.1046/j.
1365-2648.2001.01912.х
Полнотекстовая перекрестная ссылка | Google Scholar
Темпеста Д., Салфи Ф., Де Дженнаро Л. и Феррара М. (2020). Влияние пяти ночного ограничения сна на эмоциональную реактивность. Дж. Сон Res. 29:e13022. doi: 10.1111/jsr.13022
PubMed Abstract | Полный текст перекрестной ссылки | Google Scholar
Такур В. и Джейн А. (2020). COVID-2019-самоубийства: глобальная психологическая пандемия. Мозг Поведение Иммун. 88, 952–953. дои: 10.1016/j.bbi.2020.04.062
Полнотекстовая перекрестная ссылка | Google Scholar
Трейси, Дж. Л., Робинс, Р. В., и Тангни, Дж. П. (2007). Самосознательные эмоции: теория и исследования. Нью-Йорк, штат Нью-Йорк: Guilford Press.
Google Scholar
Ван, К., Пан, Р., Ван, X., Тан, Ю., Сюй, Л., Хо, К.С., и Хо, Р.К. (2020). Немедленные психологические реакции и связанные с ними факторы на начальном этапе эпидемии коронавирусной болезни 2019 года (COVID-19) среди населения в целом в Китае.
