Психологические функции: ФГБНУ НЦПЗ. ‹‹Общая психиатрия››

ФГБНУ НЦПЗ. ‹‹Общая психиатрия››

Форма обратной связи

Вопрос по работе сайтаВопрос специалистуВопрос в администацию клиники

Адрес email

Имя

Текст сообщения

Тиганов А.С. (под. ред.) ‹‹Общая психиатрия››

Высшие психические функции в норме и при патологии

1. Главная
2. Библиотека
4. Общая психиатрия
5. Высшие психические функции в норме и при патологии

Отдельные психические процессы, выделяемые в психической деятельности, определяются как высшие психические функции. К ним относят мышление, речь, письмо, счет, память, произвольные движения, перцептивные процессы (процессы восприятия).

Высшие психические функции имеют специфические признаки и формируются на основе биологических предпосылок. Они складываются прижизненно во взаимодействии ребенка со взрослым и окружающим миром в целом, а потому они социально обусловлены и несут в себе отпечаток той культурно-исторической среды, в которой развивается ребенок. Кроме того, такие функции по своей природе инструментальны: они осуществляются с использованием различных средств, способов, «психологических орудий», среди которых особое место занимает речь. Используя эти орудия, человек овладевает возможностями регуляции своих отношений с предметным миром, другими людьми, овладевает собственным поведением. Например, при запоминании словесного ряда с помощью логических или образных ассоциаций человек вводит в память мышление или воображение. Таким образом, одна функция опосредует оптимальное осуществление другой; человек, по словам Л.С. Выготского, сотрудничает с самим собой. Диапазон спектра доступных индивиду способов опосредования высших психических функций является важным критерием степени развития личности. В этом контексте одной из задач психокоррекционной и психотерапевтической работы является расширение опыта человека в отношении развития арсенала способов опосредования собственной деятельности.

И, наконец, высшие психические функции осознаваемы субъектом и доступны произвольной (волевой и целенаправленной) регуляции и самоконтролю.

Развитию высших психических функций свойственна определенная динамика» более новые и сложные функции надстраиваются над более ранними и простыми, «вбирая» их в себя. Генезис высших психических функций идет по пути преобразования развернутых наглядно-действенных форм в сокращенные, автоматизированные, выполняемые во внутреннем плане в виде так называемых умственных действий. Этот аспект важно принимать во внимание при клинико-психологическом обследовании больного ребенка, поскольку патология высших психических функций проявляется на фоне их неполной сформированности. Кроме того, и при диагностике патологии у взрослых больных следует учитывать, что, если выполнение заданий осуществляется развернуто с применением наглядных способов решения, с участием проговаривания (т.е. наблюдается перенос умственных действий во внешний план), то это может указывать на дефицитарность, осознаваемую больным и преодолеваемую с помощью аутокомпенсации.

Высшие психические функции человека рассматриваются с позиции структурно-функционального подхода, в котором важным является анализ входящих в них звеньев (составляющих), с оценкой роли и места каждой из них в обеспечении психической деятельности. При этом следует отметить, что дифференцированные структурные составляющие высших психических функций обеспечиваются работой специфических (локальных) зон мозга, но различные функции имеют и общие звенья, пересекающиеся на уровне определенных мозговых структур. Примером является «сквозная» роль такой составляющей, как пространственный анализ и синтез. Так, переработка пространственных характеристик информации необходима для выполнения произвольных движении, понимания структуры многозначного числа и его разрядного строения, для выполнения счетных операций, зрительного восприятия, решения конструктивных задач, понимания логико-грамматических конструкций, отражающих пространственные отношения в виде предлогов, падежных окончаний и т.п.

Таким образом, на пространственном анализе и синтезе «сходятся» такие высшие психические функции, как произвольные движения, мышление, речь, письмо, счет и перцептивные процессы. Вместе с тем известно, что эта составляющая психики связана с работой теменно-височно-затылочной области левого и правого полушарий мозга. Поражение этой зоны (например, при болезни Альцгеймера) приводит к развитию комплекса симптомов, отражающих нарушения названных психических функций, поскольку при этом становится дефицитарным общий для них фактор пространственной организации психических процессов. Другие составляющие психических процессов одновременно могут оставаться сохранными при условии нормального функционирования иных зон мозга. Таким образом, при обследовании больных становятся значимыми не столько сами симптомы нарушений психических функций, сколько психологическая квалификация симптомов, направленная на выявление патологического звена в целостном системном строении психики. В свою очередь установление этого звена позволяет сделать вывод об общей причине нарушений различных психических процессов, т.е. сделать заключение о механизмах образования клинико-психологических симптомов и их закономерном объединении в синдром.

На этом основании строится синдромальный клинико-психологический метод изучения нарушения высших психических функций.

Основные психологические функции. Игры, в которые играет «Мы». Основы психологии поведения: теория и типология

Основные психологические функции

К. Юнг рассматривал экстраверсию и интроверсию как наиболее универсальное, типическое деление психологических личностей. Но в составе одной и той же группы различия между отдельными ее представителями остаются достаточно очевидными. Поэтому ученый углубил типологию с учетом различных психологических функций и их привычного доминирования. В связи с этим К. Юнг выделил четыре основные психологические функции. «Опираясь на опыт, я назвал их

основными психологическими функциями, — а именно такими, которые существенно отличаются от всех прочих, — мышление, чувство, ощущение и интуицию. Если одна из этих функций привычно господствует над другими, то формируется соответствующий тип. Поэтому я различаю мыслительный, чувствующий, ощущающий и интуитивный типы. Каждый из этих типов, кроме того, может быть интровертным или экстравертным, смотря по своему отношению к объекту…» [ «Психологические типы», п. 7].

Как же определял К. Юнг каждую из четырех основных психологических функций? Это важно понять, чтобы установить связь, с одной стороны, и провести границу, с другой стороны, между психотипом Юнга и типом информационного метаболизма.

Итак, рассмотрим каждую из психологических функций.

Мышление. Следуя определению К. Юнга, под мышлением понимается психологическая функция, которая на основе собственных, присущих только ей методов формирует из содержания разрозненных представлений целостные, понятийно увязанные, информационные комплексы.

Мыслительную деятельность К. Юнг делит на активную и пассивную. Если активное мышление, по сути, является волевым действием, то пассивное занято лишь простой констатацией фактов.

В первом случае содержание представлений посредством волевого акта подвергается человеком исследованию для вынесения своих собственных суждений и, следовательно, соответствует понятию направленного мышления. Во втором случае воспринятые представления складываются в понятийные связи, порой совершенно не связанные с осознанными намерениями и целями человека. К. Юнг характеризует этот вид мышления как интуитивное.

Если в процессе мышления происходит простое «нанизывание» результатов наблюдения, то К. Юнг определяет такую форму мышления, как формирование представлений, а если при этом разрозненные представления связываются друг с другом посредством понятий, то имеет место так называемое ассоциативное мышление.

Способность психики к направленному мышлению К. Юнг называет

интеллектом, а способность к пассивному (не направленному) мышлению — интеллектуальной интуицией.

Отметим, что, согласно Юнгу, мышление следует отнести к рациональным функциям, ибо информационные комплексы формируются в соответствии с более или менее осознанными нормами, которые человек сам для себя считает «разумными». И наоборот, интуицию он полагает иррациональной функцией, поскольку создаваемые ею информационные комплексы упорядочивают:

— во-первых, содержания представлений, человеком не осознанных;

— во-вторых, по нормам, которые человеку неизвестны и потому не могут восприниматься им как нечто познанное и «разумное».

Особо выделяет К. Юнг такую специфическую форму мышления, как мышление, управляемое чувством.

Для него характерен отказ от беспристрастного логического анализа и полное подчинение мыслительных процессов чувству, возникшему у человека в связи с каким-либо явлением или событием.

Человек, ориентирующий свою общую психологическую установку по результатам мышления, относится К. Юнгом к мыслительному типу. В зависимости же от того, направлено ли мышление на изучение объектов и их взаимодействий или на отслеживание внутренних психических процессов, различают экстравертный и интровертный мыслительные типы.

Чувство. Как психологическая функция чувство отражает и делает явленным процесс формирования отношения человека (вернее, той части сознания, которую человек привычно идентифицирует с самим собой[2] к внешнему или внутреннему раздражителю, представляющему для него субъективную ценность. Это отношение воспринимается, главным образом, как приятие или отвержение, как удовольствие или неудовольствие. Оно возникает также в форме

настроения, т. е. как может показаться наблюдателю, изолированно от происходящих событий, без всяких «объективных» причин.

Таким образом, чувство возможно отнести к сугубо субъективному процессу, который может быть обусловлен внешними влияниями и, соответственно, оценивать их приемлемость. И с другой стороны, чувство может иметь своим источником общее состояние сознания в данный момент времени (его настроение) и не быть обусловленным сколько-нибудь значимыми фактами внешнего характера. Иными словами, чувство может быть экстравертным и интровертным.

Чувство не всегда проявляется непосредственно через настроение, но также часто являет себя через элементы других функций, особенно ощущения.

К. Юнг выделяет чувство абстрактное и конкретное. Конкретные чувства устанавливают исключительно субъективную ценность того или иного события. Напротив, абстрактные чувства носят обобщающий и в этом смысле более объективный характер.

Чувство отнесено Юнгом к рациональным психологическим функциям. Давая характеристику чувства как психологической функции автор типологии подчеркивает его полную противоположность мышлению. Поэтому, по его мнению, любые интеллектуальные попытки описать сущность чувства (включая и его собственные) являются лишь поверхностными. В этой связи К. Юнг замечает, что не только чувство, но и вообще ни одна психологическая функция не может быть вполне выражена через другую.

Чувства могут выступать в активной и пассивной форме. В активной форме они действенно распределяют ценности от лица субъекта, в пассивной же форме — фиксируют их наличное состояние.

Когда общая установка индивида ориентируется чувствующей функцией, то К. Юнг говорит о чувствующем типе.

Интуиция. Согласно К. Юнгу, интуиция есть такая психологическая функция, которая обеспечивает человеку бессознательное восприятие информации. Источником такого восприятия могут служить внешние или внутренние раздражители, а также любые их сочетания.

Характерно, что интуитивная информация проявляется сразу как некоторый готовый, целостный образ, не имеющий явной предыстории, так что невозможно указать, как и из каких составляющих он был синтезирован. Это своего рода инстинктивное восприятие информации любого рода. И в этом аспекте интуиция является, несомненно, иррациональной функцией.

Интуиция проявляет себя в объективной или субъективной форме. Субъективная интуиция имеет своим источником внутренние, психологические процессы, происходящие помимо воли самого человека. Источником объективной интуиции служат сигналы, полученные непосредственно от объектов, которые хотя и не осознаются человеком, но все же могут быть им восприняты после преобразования в образную форму. Соответственно, интуиции присущи как интровертированная, так и экстравертированная установки.

Юнг различает также конкретные и абстрактные формы интуиции. Конкретная интуиция передает восприятия, имеющие отношение к фактической стороне вещей; абстрактная же интуиция передает восприятия идеальных связей. По сути, конкретная интуиция может быть отнесена к реактивным, иными словами, пассивным процессам психики. Напротив, абстрактная интуиция нуждается в направляющем элементе — воле или намерении, что придает этому процессу активный характер.

Человек, ориентирующий свою общую установку на принципе интуиции, принадлежит, согласно теории К. Юнга, к интуитивномутипу, который может быть интровертным (т. е. погруженным более во внутреннее созерцание) или экстравертным (т. е. обращенным более вовне — к действию, к выполнению осознанных намерений).

Ощущение. Ощущением К. Юнг именовал психологическую функцию, которая делает доступным восприятию человека различные физические раздражения. При этом ощущение может относиться не только к внешнему физическому раздражению, но и к внутреннему, т. е. к изменениям во внутренних органических процессах.

Следует различать конкретные и абстрактные ощущения. Конкретное ощущение занято, главным образом, передачей перцептивной формы объекта и в этой связи никогда не проявляет себя в «чистом» виде, будучи смешано с представлениями, чувствами и мыслями. Напротив, абстрактное ощущение совершенно отделено от проявления других функций и представляет собой весьма дифференцированный способ восприятия, передающий некоторую эстетическую установку. Конкретное ощущение есть, безусловно, явление реактивное (пассивное), в отличие от абстрактного ощущения, которое, как и всякая иная абстракция, не может состояться без акта воли, что и придает ему активный характер.

К. Юнг указывает, что ощущение относится к элементарным, архаическим феноменам психики. Функции мышления и чувства развиваются в качестве самостоятельных функций из ощущения как онтогенетически, так и филогенетически. С другой стороны, указанные функции развиваются также и из интуиции, которая закономерно противоположна восприятиям, доставляемым ощущением. «Ощущение и интуиция — пишет К. Юнг, — представляются мне парой противоположностей или двумя функциями, взаимно компенсирующими одна другую, подобно мышлению и чувству» [ «Психологические типы», п. 778].

Юнг, рассматривая ощущение как элементарный феномен, определяет его как нечто безусловно данное, не подчиненное рациональным законам мышления и чувства. В связи с этим ощущение определяется им как иррациональная функция. Возможность осознавания и рационализации сигналов, полученных от ощущения, не отменяет этого вывода, поскольку сам процесс возникновения ощущения всегда предшествует его сознательной оценке.

Человек, чья общая установка ориентируется ощущением, принадлежит к ощущающему (сенситивному) типу, соответственно, экстравертному или интровертному.

***

Подведем некоторые итоги.

Для наших дальнейших рассуждений важно, что, рассматривая человеческую психику, К. Юнг выделяет в ней внутреннюю установку (анима) и внешнюю установку (персона). Причем обе эти установки, будучи по-разному, но все-таки проявленными в психике одного и того же человека, оказывают непосредственное влияние на его поведение, так что становится возможным говорить о «внутреннем человеке» и «внешнем человеке».

Психические функции К. Юнг разделяет, как уже было показано, на рациональные и иррациональные. К первым он относит мышление и чувство, а ко вторым — интуицию и ощущение. При этом Юнг отмечает, что в каждой выделенной паре соответствующие функции противоположны друг другу по своей сущности настолько, что одна из них, будучи, предположим, первичной и высокоразвитой, не может иметь вторую функцию ни равнопоставленной, ни даже подчиненной, так как для этого необходима иная, но не противоположная по сущности функция. «Согласно опыту, — говорит К. Юнг, — вторичная функция всегда такая, сущность которой является иной, но не противоположной по отношению к главной функции; так, например, мышление в качестве главной функции легко может сочетаться с интуицией в качестве вторичной функции или столь же успешно с ощущением, но как уже сказано, никогда не с чувством» [ «Психологические типы», пп. 667, 668].

Таким образом, внутри выделенных пар мышление оказывается противоположным чувству, а интуиция — ощущению. Однако психологические функции взаимодействуют и дополняют друг друга так, что рациональное компенсируется иррациональным, и наоборот.

Важно, что к такой же группировке, хотя и по другим основаниям, приходит П. В. Симонов. Но об этом более подробно мы поговорим в следующем разделе.

Юнг распространяет принцип компенсации на психику в целом, понимая его как функциональное уравновешивание, как саморегулирование психического аппарата. В отличие от Адлера, сводящего понятие компенсации исключительно к уравновешиванию чувства неполноценности.

Таким образом, в соответствии с принципом компенсации, в здоровой человеческой психике рациональные психологические функции компенсируются иррациональными, внешние установки — внутренними установками, активное — пассивным, сознательное — бессознательным и т. п. Причем, как указывает К. Юнг, чем дифференцированнее и более односторонне развита одна из функций, тем активнее включается механизм психологической компенсации по другим функциям (функциональное уравновешивание).

Анализируя психологические функции, К. Юнг последовательно выделяет в их деятельности абстрактную и конкретную установку, а также активную и пассивную установку. При этом дихотомия «активная установка — пассивная установка» имеет более общий характер, а дихотомия «абстрактная установка — конкретная установка» — характер уточняющий и непосредственно связана с категориями экстраверсии и интроверсии. Юнг, в частности, пишет: «…я представляю себе процесс абстракции наглядно, как отвлечение либидо от объекта, как утекание ценности от объекта в субъективное абстрактное содержание. Для меня поэтому абстракция сводится к энергетическому обесцениванию объекта. Другими словами, абстракция есть интровертирующее движение либидо». И далее: «Я называю установку абстрагирующей тогда, когда она, с одной стороны, имеет интровертный характер, а с другой — ассимилирует часть объекта, воспринятую в качестве существенной, абстрактными содержаниями, имеющимися в распоряжении субъекта» [ «Психологические типы», пп. 679, 680].

Психологические функции в теории К. Юнга, по сути, выступают основными каналами поступления разнообразной информации как объективного, так и субъективного характера. Они взаимодополняют друг друга и взаимодействуют таким образом, чтобы обеспечить психике целостное восприятие. Вместе с тем восприятие поступившей информации и процесс принятия общей психологической установки существенно различаются в зависимости от того, какая из психологических функций привычно доминирует над остальными, являясь наиболее развитой и дифференцированной.

С учетом экстравертной и интровертной установок, К. Юнг выделяет восемь видов психологических функций:

— экстравертное мышление;

— интровертное мышление;

— экстравертное чувство;

— интровертное чувство;

— экстравертная интуиция;

— интровертная интуиция;

— экстравертное ощущение;

— интровертное ощущение.

Привычное доминирование одного из видов и приводит к формированию соответствующего психологического типа, общее число которых также равняется восьми. Их подробное описание составляет, однако, отдельный предмет исследования, в связи с чем заинтересованному читателю стоит обратиться непосредственно к трудам К. Юнга. Но следует отметить, что, давая подробное описание каждого из восьми психологических типов, К. Юнг, к сожалению, не исследовал особенности их взаимодействия друг с другом. Это обстоятельство существенно ограничивает применение теории психотипов К. Юнга в решении практических задач, связанных с прогнозированием и осознанным регулированием межличностных отношений.

? Ну ты и психотипчик!

ЛЕКЦИЯ № 89. Функции и основные направления деятельности классного руководителя

ЛЕКЦИЯ № 89. Функции и основные направления деятельности классного руководителя Классный руководитель – уполномоченный коллектива учителей, преподающих в данном классе, главный воспитатель учащихся.Классный руководитель выполняет следующие функции:1) знакомится с

Основные психологические концепции внутриличностных конфликтов

Основные психологические концепции внутриличностных конфликтов Проблема внутриличностного конфликта во взглядах Зигмунда Фрейда (1856–1939)Согласно З. Фрейду, человек конфликтен по своей природе. В нем от рождения борются два противоположных инстинкта, определяющих его

1.

3. Основные психологические теории

1.3. Основные психологические теории Ассоциативная психология (ассоцианизм) – одно из основных направлений мировой психологической мысли, объясняющее динамику психических процессов принципом ассоциации. Впервые постулаты ассоцианизма были сформулированы Аристотелем

62. ОСНОВНЫЕ ПСИХОЛОГИЧЕСКИЕ ТЕОРИИ ВОЛИ

62. ОСНОВНЫЕ ПСИХОЛОГИЧЕСКИЕ ТЕОРИИ ВОЛИ Понимание воли как реального фактора поведения имеет свою историю. При этом во взглядах на природу этого психического явления можно выделить два аспекта: философско-этический и естественно-научный.Древние философы рассматривали

Основные функции и структура педагогического общения

Основные функции и структура педагогического общения Социально-педагогический смысл труда учителя заключается в содействии психическому развитию ученика, а главным «инструментом» в этом плане выступает его психологическое взаимодействие с ребенком, педагогическое

Основные психологические особенности педагогического общения

Основные психологические особенности педагогического общения В системе учитель – ученик межличностные отношения и общение играют основную роль в решении задач обучения, воспитания и развития. Общение – профессиональный «инструмент» деятельности педагога, от

г) Основные и вспомогательные функции

г) Основные и вспомогательные функции Я отнюдь не хотел бы. чтобы предыдущее изложение вызвало впечатление, будто эти типы в такой чистоте встречаются in praxi (в реальной жизни) относительно чаще. Это лишь своего рода гальтоновские семейные фотографии, накопляющие общую и

Основные характеристики предмета исследования и его социальные функции

Основные характеристики предмета исследования и его социальные функции Учитывая, что безграмотных людей среди молодых ученых немало, надо признать, что написание диссертации является делом в целом полезным. Во время ее написания они читают книги и делают из них выписки,

Основные психологические защиты и фазы инфантильного развития

Основные психологические защиты и фазы инфантильного развития Классический психоанализ подходит к изучению характера личности двумя очень разными путями, вытекающими из двух предшествовавших им моделей индивидуального развития. Во фрейдовской теории этапов

ОСНОВНЫЕ ПСИХОЛОГИЧЕСКИЕ ХАРАКТЕРИСТИКИ «ПСИХОЛОГИЧЕСКИХ ФИГУР»

ОСНОВНЫЕ ПСИХОЛОГИЧЕСКИЕ ХАРАКТЕРИСТИКИ «ПСИХОЛОГИЧЕСКИХ ФИГУР» БИЗНЕС С

Психика и организм. Психика, поведение и деятельность. Основные функции психики

Психика и организм. Психика, поведение и деятельность. Основные функции психики К психическим процессам традиционно относят восприятие, внимание, воображение, память, мышление и речь, которые являются ведущими составляющими деятельности человека. Человек в процессе

3. Высшие психологические функции

3. Высшие психологические функции Высшие психические функции – одно из основных понятий современной психологии. Введено оно было известным отечественным психологом Л. С. Выготским. Высшими психическими функциями называют наиболее сложные психические процессы, которые

ОСНОВНЫЕ ПСИХОЛОГИЧЕСКИЕ ТЕОРИИ ОБУЧЕНИЯ И ВОСПИТАНИЯ

ОСНОВНЫЕ ПСИХОЛОГИЧЕСКИЕ ТЕОРИИ ОБУЧЕНИЯ И ВОСПИТАНИЯ Теория активного формирования психических процессов и свойств личности. В основе важнейших концепций современной психологии лежит мысль, связанная с идеями Л. С. Выготского о том, что личность должна в активной

Деловая функция ваших психологических функций

Управление эффективностью

28 декабря 2017 г. Алекс Кей4 минуты чтения

Что, если бы вам поручили неделю писать неведущей рукой? Вы, вероятно, могли бы взять ручку, но сколько времени вам потребуется, чтобы подписать квитанцию ​​по кредитной карте?

В своей новаторской работе «Психологические типы» швейцарский психолог доктор Карл Юнг писал, что у всех нас есть разные психологические предпочтения или предпочитаемые способы работы, с которыми нам удобнее всего. Хотя это грубая аналогия, размышления о том, как странно было бы писать не доминирующей рукой, могут быть хорошим способом начать думать о концепции предпочитаемых нами психологических функций.

При использовании на рабочем месте понимание наших психологических функций может сыграть важную роль в предоставлении отдельным лицам, командам и организациям уникальных конкурентных преимуществ. Даррен Каплан, генеральный директор консалтинговой компании hiQ, которая занимается принятием решений на основе данных, пишет: «Когда вы понимаете человеческое поведение, вы повышаете свои шансы на успех вашего бизнеса».

Но как ваши психологические функции могут повлиять на то, как работает ваш бизнес? Давайте пройдемся по каждой из трех психологических функций Юнга (отношение, принятие решений и восприятие), чтобы увидеть, о чем идет речь.

Интроверсия и экстраверсия

Предприниматель и оратор Алекс Пироуз пишет: «Один из самых важных шагов, который вы можете предпринять для раскрытия своего максимального потенциала в бизнесе, — это научиться отслеживать свое отношение и его влияние на вашу работу, отношения и все вокруг тебя». Юнг определял «установку» как то, как мы реагируем на внешние и внутренние переживания. Он назвал эти установки интроверсией и экстраверсией и использовал эти термины для обозначения предпочитаемого нами способа ориентироваться в мире.

Одна из причин, по которой понимание ваших личных предпочтений в отношениях важно на рабочем месте, заключается в их влиянии на вашу способность ориентироваться в различных средах и контекстах. Например, если человек с высоким интровертным предпочтением находится на интенсивной выездной встрече и не находит способов время от времени перезаряжать свои батареи, вполне вероятно, что он может перегореть от чрезмерной стимуляции. Точно так же, если человек с сильными экстравертными предпочтениями работает в удаленной команде и не получает достаточно возможностей для сотрудничества с коллегами, он может начать чувствовать себя отстраненным и стремиться к большему взаимодействию.

Думая и чувствуя

В статье 2006 года для Harvard Business Review партнеры Bain & Company Пол Роджерс и Марсия Бленко написали: «Каждый успех, каждая неудача, каждая возможность, которую использовали или упустили, являются результатом решения, которое кто-то принял. или не удалось сделать». Предпочтения в принятии решений может быть трудно распознать в себе и других. Люди, предпочитающие обдумывать решения, обычно предпочитают обрабатывать информацию логически и аналитически и учитывать, на что повлияет их решение. С другой стороны, люди, предпочитающие чувствовать, принимают решения на основе личных ценностей и предпочитают учитывать, на кого это решение повлияет.

На рабочем месте знание того, как ваш руководитель принимает решения, может помочь предвидеть, что ждет вашу команду в будущем. Например, лидер, который принимает решения, опираясь на сильное мышление, может показаться далеким или холодным по отношению к своей команде, когда он просто пытается основывать свое решение на фактах. Точно так же команда может легко разочароваться в лидере, у которого есть сильное предпочтение чувств, если они не верят, что лидер учел и проанализировал все факторы, связанные с данной ситуацией.

Ощущение и интуиция

Юнг описал третий набор предпочтений, «ощущение и интуиция», как то, как мы воспринимаем и интерпретируем мир вокруг нас. Он сказал, что мы видим мир, используя комбинацию ощущений, чтобы записывать сенсорные детали, и интуицию, чтобы видеть закономерности, устанавливать связи и интерпретировать смысл. Оба режима восприятия действуют во всех сферах нашей жизни, особенно когда речь идет о бизнесе. Автор Софи Берман сказала Huffington Post: «Все связаны со своей интуицией, но некоторые люди не обращают на нее внимания как на интуицию. Я еще не встречал успешного бизнесмена, который бы не сказал: «Я не знаю, почему я это сделал, это было просто предчувствие» 9 .0003

Понимание того, как функция восприятия влияет на ваши рабочие привычки, может быть особенно полезно при работе в команде. Например, коллега с сильным сенсорным предпочтением часто может быть сосредоточен на «здесь и сейчас» и может не обращать внимания на то, как проект, над которым он работает сегодня, может повлиять на проект, за который он возьмется завтра. С другой стороны, коллега с сильными интуитивными предпочтениями может заглядывать далеко вперед, в будущее, и ему трудно взяться за перо и завершить проект, который необходим сегодня. В этом случае обоим людям придется изменить свои предпочтения, чтобы иметь дело как с фактами, так и с возможностями, чтобы завершить проект.

Хотя работа Юнга не предназначалась для формирования бизнес-психологии и улучшения трудовой жизни, она способна это сделать. Джанет Кроуфорд, генеральный директор Vascadence, говорит: «Бизнес-лидеры, которые понимают биологическое программирование и могут использовать его, обладают огромным преимуществом». Углубляя наше осознание своих психологических предпочтений, мы можем смягчить нашу естественную склонность зацикливаться на своем текущем поведении и с большей легкостью, эффективностью и действенностью удовлетворять требования нашей профессиональной жизни.

Алекс Кей

Алекс Кей возглавляет глобальные внутренние продажи и непрямые каналы в Insights Learning and Development. Он увлечен обучением, как с точки зрения тренера, чтобы повысить стандарты качества обучения, так и с точки зрения руководителя, чтобы обеспечить доказуемую ценность для бизнеса.

Ален де Боттон о 7 психологических функциях искусства – маргинал

Вопрос о том, что такое искусство, занимал человечество с самого начала письменной истории. Для Толстого цель искусства заключалась в том, чтобы создать мост сопереживания между нами и другими, а для Анаис Нин — в способе изгнать наш эмоциональный избыток. Но высшим достижением искусства может быть то, что примиряет эти два понятия: канал эмпатии в нашу собственную психологию, который позволяет нам одновременно изгонять и лучше понимать наши эмоции — другими словами, форма терапии.

В Искусство как терапия ( публичная библиотека ), философ Ален де Боттон — который ранее исследовал такие разнообразные и провокационные темы, как почему работа не работает, чему образование и искусство могут научиться у религии , и как больше думать о сексе — объединяется с историком искусства Джоном Армстронгом , чтобы изучить самую интимную цель искусства: его способность сглаживать наши психологические недостатки и успокаивать наши тревоги по поводу несовершенства. Их основное положение состоит в том, что искусство — это гораздо больше, чем просто эстетическое удовольствие, это инструмент — инструмент, который служит довольно сложной, но очень важной цели в нашем существовании:

Как и другие инструменты, искусство способно расширить наши возможности сверх тех, которыми нас изначально наделила природа. Искусство компенсирует нам определенные врожденные слабости, в данном случае душевные, а не телесные, слабости, которые мы можем назвать психологическими слабостями.

Де Боттон и Армстронг продолжают обрисовывать семь основных психологических функций искусства:

1. ВСПОМИНАНИЕ

Учитывая глубокие недостатки нашей памяти и ненадежность ее самопроверки, неудивительно, что страх забыть — забывание конкретных подробностей о людях и местах, но также и забывание всех мельчайших, приземленных строительных блоков, которые сливаются воедино в общую целостность того, кто мы есть, — было бы огромным источником страдания для нас. Поскольку и память, и искусство касаются как того, что упускается из виду, так и того, что оказывается в центре внимания, де Боттон и Армстронг утверждают, что искусство предлагает противоядие от этого беспокойства:

То, что мы беспокоимся о том, чтобы забыть… имеет тенденцию быть весьма конкретным. На карту поставлено не только что-то о человеке или сцене; мы хотим помнить, что действительно важно, и люди, которых мы называем хорошими художниками, отчасти являются теми, кто сделал правильный выбор в отношении того, что сообщать, а что опускать. … Можно сказать, что хорошее произведение искусства фиксирует суть значимости, а его плохое произведение, хотя и бесспорно напоминает нам о чем-то, упускает суть. Это пустой сувенир.

«Мы не просто наблюдаем за ней, мы узнаем, что в ней важно». Иоганн Вермеер, «Женщина в голубом, читающая письмо» (1663).

Таким образом, искусство — это не только то, что покоится в рамке, но само по себе является рамкой для опыта:

Искусство — это способ сохранения переживаний, которых существует множество преходящих и прекрасных примеров, и которые нам нужно помочь удержать.

2. НАДЕЖДА

Наше противоречивое отношение к красоте представляет своеобразный парадокс: искусство, вызывающее всеобщее восхищение, относится к «красивому» виду — изображения веселых и приятных сцен, лиц, предметов и ситуаций — и в то же время «серьезное» искусство. критики и знатоки видят в этом недостаток вкуса и интеллекта. (Согласно памятному определению Сьюзен Зонтаг, эти два понятия в любом случае неразрывно переплетены: «Интеллект… это своего рода вкус: вкус к идеям». ) Де Боттон и Армстронг рассматривают последствия:

Любовь к красоте часто считается низкой, даже «плохой» реакцией, но поскольку она настолько доминирует и широко распространена, она заслуживает внимания и может содержать важные подсказки о ключевом функция искусства. … Беспокойство о красоте двоякое. Во-первых, считается, что красивые картинки питают сентиментальность. Сентиментальность — это симптом недостаточной увлеченности сложностью, под которой на самом деле понимают проблемы. Симпатичная картинка как бы намекает, что для того, чтобы сделать жизнь приятной, достаточно украсить квартиру изображением каких-то цветов. Если бы мы спросили картину, что не так с миром, она могла бы быть воспринята как утверждение «у вас недостаточно японских водных садов» — ответ, который, по-видимому, игнорирует все более насущные проблемы, стоящие перед человечеством. . . . . Сама невинность и простота картины, кажется, препятствует любым попыткам улучшить жизнь в целом. Во-вторых, есть связанный с этим страх, что красота ошеломит нас и сделает нас недостаточно критичными и внимательными к окружающим нас несправедливостям.

Но они утверждают, что эти опасения напрасны. Оптимизм, а не недостаток интеллекта, является критически важным когнитивным и психоэмоциональным навыком в нашем стремлении жить хорошо — на это указывает даже неврология — и надежду, его колесницу, нужно лелеять, а не осуждать:

Жизнерадостность — это достижение , и надежда — это то, что нужно праздновать. Если оптимизм важен, то это потому, что многие результаты определяются тем, насколько мы вкладываем его в задачу. Это важная составляющая успеха. Это идет вразрез с мнением элиты о том, что талант является основным условием хорошей жизни, но во многих случаях разница между успехом и неудачей определяется не чем иным, как нашим ощущением того, что возможно, и энергией, которую мы можем собрать, чтобы убедить другие наши должные. Мы можем быть обречены не из-за недостатка навыков, а из-за отсутствия надежды.

Проще говоря, стоит «представить необъятное».

«Как может выглядеть надежда» Анри Матисс, «Танец» (II), 1909 г.

Приводят пример:

Танцовщицы на картине Матисса не отрицают бед этой планеты, а с точки зрения наших несовершенных и противоречивых — но обычных — отношений с реальностью, мы можем искать поддержки в их отношении. Они связывают нас с жизнерадостной, беззаботной частью нас самих, которая может помочь нам справиться с неизбежными отказами и унижениями. Картина не предполагает, что все хорошо, как и не предполагает, что женщины всегда радуются существованию друг друга и объединяются во взаимоподдерживающие сети.

Итак, мы возвращаемся к тому, почему красота поет нам:

Чем сложнее наша жизнь, тем больше нас может тронуть изящное изображение цветка. Слезы — если они приходят — в ответ не на то, насколько грустен образ, а на то, насколько он прекрасен.

[…]

Мы должны иметь возможность наслаждаться идеальным изображением, не рассматривая его как ложную картину того, как обычно обстоят дела. Прекрасное, хотя и частичное, видение может быть для нас тем более ценным, что мы так хорошо понимаем, как редко жизнь удовлетворяет наши желания.

3. ПЕЧАЛЬ

Поскольку мы существа бесконечного внутреннего противоречия, искусство может помочь нам стать более цельными не только за счет расширения нашей способности к положительным эмоциям, но и за счет того, что поможет нам полностью обитать и усваивать отрицательные — и путем поэтому с достоинством и напоминая нам «о законном месте печали в хорошей жизни»:

Одна из неожиданно важных вещей, которые может сделать для нас искусство, — научить нас страдать более успешно. … Мы можем видеть большую часть художественных достижений как «сублимированную» печаль со стороны художника и, в свою очередь, в ее восприятии со стороны публики. Термин сублимация происходит из химии. Он называет процесс, при котором твердое вещество непосредственно превращается в газ, не переходя предварительно в жидкое состояние. В искусстве сублимация относится к психологическим процессам трансформации, в которых низменные и невыразительные переживания превращаются во что-то благородное и прекрасное — именно то, что может произойти, когда горе встречается с искусством.

«Сублимация: превращение страдания в красоту». Нэн Голдин, «Шивон в моем зеркале» (1992).

Прежде всего, утверждают де Боттон и Армстронг, искусство помогает нам чувствовать себя менее одинокими в наших страданиях, которым социальное выражение наших личных печалей придает своего рода утвердительное достоинство. В качестве примера можно привести работы фотографа Нэн Голдин, которая исследовала жизнь квир-сообщества с равной долей любопытства и уважения задолго до того, как такие поборники, как Эндрю Салливан, впервые привлекли внимание к политике гомосексуализма в центре культурного дискурса:

До недавнего времени гомосексуальность в основном находился за пределами области искусства. В творчестве Нэн Голдин это, искупительно, одна из центральных тем. Искусство Голдина наполнено щедрым вниманием к жизни своих героев. Хотя поначалу мы можем этого не осознавать, ее фотография молодой и, как мы видим, лесбиянки, рассматривающей себя в зеркале, составлена ​​с особой тщательностью. Устройство отражения является ключевым. В самой комнате женщина не в фокусе; мы не видим ее прямо, только часть ее лица и пятно или руку. Акцент сделан на косметике, которую она только что использовала. Именно в зеркале мы видим ее такой, какой она хочет быть: яркой и стильной, с учтивой и красноречивой рукой. Произведение искусства действует как добрый голос, говорящий: «Я вижу тебя таким, каким ты надеешься быть увиденным, я вижу тебя достойным любви». Фотография понимает стремление стать более изысканной и элегантной версией самого себя. Звучит, конечно, совершенно очевидное пожелание; но на протяжении веков, отчасти потому, что Голдинов не было, это было совсем не так.

В этом, утверждают они, кроется один из величайших даров искусства:

Искусство может предложить грандиозную и серьезную точку зрения, с которой можно наблюдать за невзгодами нашего положения.

4. ВОССТАНОВЛЕНИЕ БАЛАНСА

С нашими изменчивыми личностями, кластерами мучительных противоречий и культурой приоритета производительности над присутствием, неудивительно, что мы нуждаемся в восстановлении баланса. Это именно то, что может предложить искусство:

Немногие из нас полностью сбалансированы. Наша психологическая история, отношения и рабочий распорядок означают, что наши эмоции могут сильно склоняться в ту или иную сторону. Мы можем, например, быть слишком самодовольными или слишком неуверенными; слишком доверчивый или слишком подозрительный; слишком серьезно или слишком легкомысленно. Искусство может привести нас в соприкосновение с концентрированными дозами наших недостающих предрасположенностей и тем самым восстановить определенное равновесие в нашем внутреннем я.

Эта функция искусства также помогает объяснить огромное разнообразие наших эстетических предпочтений — поскольку наши индивидуальные дисбалансы различаются, так же различаются и произведения искусства, которые мы пытаемся их смягчить:

Почему одних людей привлекает минималистская архитектура, а других — барокко ? Почему одних людей восхищают голые бетонные стены, а других — цветочные узоры Уильяма Морриса? Наши вкусы будут зависеть от того, какой спектр нашего эмоционального склада находится в тени и, следовательно, нуждается в стимуляции и подчеркивании. Каждое произведение искусства пропитано определенной психологической и нравственной атмосферой: картина может быть безмятежной или беспокойной, смелой или осторожной, скромной или уверенной, мужской или женской, буржуазной или аристократической, и наше предпочтение одного вида другому отражает наше разнообразие. психологические пробелы. Мы жаждем произведений искусства, которые компенсируют нашу внутреннюю хрупкость и помогут вернуть нас к жизнеспособному состоянию. Мы называем произведение красивым, когда оно восполняет недостающие нам достоинства, и отвергаем как уродливое произведение, которое навязывает нам настроения или мотивы, которые, как мы чувствуем, либо угрожают, либо уже подавлены. Искусство обещает внутреннюю целостность.

Рассмотрение искусства с этой точки зрения, как утверждают де Боттон и Армстронг, также дает нам необходимое самосознание, чтобы понять, почему мы можем негативно реагировать на произведение искусства, — понимание, которое может уберечь нас от реактивного унижения. Способность распознать, чего кому-то не хватает, чтобы найти произведение искусства красивым, позволяет нам воплощать в жизнь эту важную практику приоритета понимания над самодовольством. В этом отношении искусство также является механизмом настройки и искупления наших моральных добродетелей. На самом деле, некоторые из самых знаменитых произведений искусства в истории основаны на моралистических миссиях — на том, что де Боттон и Армстронг называют «попыткой поощрения нашего лучшего «я» с помощью закодированных посланий увещеваний и предостережений», — на которые мы часто отвечаем сопротивлением и негодованием. Но такие реакции упускают из виду главное:

Мы можем думать о произведениях искусства, которые увещевают, как о властных и ненужных, но это предполагает, что поощрение добродетели всегда противоречит нашим собственным желаниям. Однако на самом деле, когда мы спокойны и не подвергаемся критике, большинство из нас стремится быть хорошими и не будут возражать против случайного напоминания об этом; мы просто не можем найти мотивацию изо дня в день. По отношению к нашим стремлениям к добру мы страдаем тем, что Аристотель называл akrasia , или слабостью воли. Мы хотим вести себя хорошо в наших отношениях, но ошибаемся под давлением. Мы хотим добиться большего, но теряем мотивацию в критический момент. В этих обстоятельствах мы можем извлечь огромную пользу из произведений искусства, которые побуждают нас быть лучшими версиями самих себя, что-то, на что мы возмутились бы, только если бы испытывали маниакальный страх перед внешним вмешательством или считали себя уже совершенными.

Лучший вид искусства предостережения — искусство нравственное, но не «моралистическое» — понимает, как легко увлечься неправильными вещами.

[…]

Задача художников, таким образом, состоит в том, чтобы найти новые способы открыть глаза на докучливо знакомые, но критически важные идеи о том, как вести сбалансированную и хорошую жизнь.

«Повод извиниться». Ева Арнольд, «Развод в Москве» (1966).

Они прекрасно резюмируют эту функцию искусства:

Искусство может сэкономить нам время — и спасти наши жизни — благодаря своевременным и интуитивным напоминаниям о балансе и доброте, о которых мы никогда не должны думать, что уже знаем достаточно.

5. ПОНИМАНИЕ СЕБЯ

Несмотря на все наши усилия по самосознанию, мы слишком часто остаемся частичными или полными загадками для самих себя. Искусство, как предполагают де Боттон и Армстронг, может помочь пролить свет на наименее изученные уголки нашей психики и сделать ощутимыми догадки интуиции, которые мы можем только ощущать, но не формулировать:

Мы непрозрачны для самих себя. У нас есть интуиция, подозрения, догадки, смутные размышления и странно смешанные эмоции, которые не поддаются простому определению. У нас есть настроения, но мы их не знаем. Затем время от времени мы сталкиваемся с произведениями искусства, которые, кажется, связаны с чем-то, что мы чувствовали, но никогда не осознавали ясно прежде. Александр Поуп определил центральную функцию поэзии в том, чтобы брать мысли, которые мы переживаем наполовину сформированными, и придавать им ясное выражение: «то, о чем часто думали, но никогда так хорошо не выражали». Иными словами, ускользающая и ускользающая часть нашего собственного мышления, нашего собственного опыта подхватывается, редактируется и возвращается к нам лучше, чем было прежде, так что мы чувствуем, наконец, что знаем себя яснее.

Более того, они утверждают, что самопознание, завещанное искусством, дает нам язык для передачи этого другим — что-то, что объясняет, почему мы так разборчивы в тех видах искусства, которыми мы публично окружаем себя, своего рода самопознание. -Упаковку мы все практикуем на стенах наших домов так же много, как и на наших стенах в Facebook и художественных Tumblrs. В то время как циник может истолковать это как простое хвастовство, де Боттон и Армстронг отбрасывают эту поверхностную интерпретацию, чтобы раскрыть более глубокий психологический мотив — наше желание сообщить другим тонкости того, кто мы есть и во что мы верим, таким образом, что слова может никогда не захватить полностью.

6. РОСТ

Помимо более глубокого познания самих себя, искусство также позволяет нам расширить границы того, кто мы есть, помогая нам преодолеть наш хронический страх перед незнакомым и жить более богато, приглашая неизвестное:

Взаимодействие с искусством полезно, потому что оно представляет нам яркие примеры чужеродного материала, который вызывает защитную скуку и страх, и дает нам время и уединение, чтобы научиться более стратегически обращаться с ним. Важным первым шагом в преодолении защитного отношения к искусству является более открытое отношение к странности, которую мы чувствуем в определенных контекстах.

Де Боттон и Армстронг предлагают три важных шага к преодолению нашей защитной реакции по отношению к искусству: во-первых, признать странность, которую мы чувствуем, и проявить нежность к себе за то, что чувствуем ее, признать, что это совершенно естественно — в конце концов, так много искусства исходит от людей с мировоззрение, радикально отличающееся от нашего и часто противоречащее ему; во-вторых, знакомимся и, таким образом, чувствуем себя как дома с теми самыми умами, которые создали это чуждое искусство; наконец, поиск точек связи с художником, «каким бы хрупким и изначально ненадежным», чтобы мы могли связать работу, возникшую из контекста их жизни, с личной реальностью нашего собственного контекста.

7. БЛАГОДАРНОСТЬ

Наше внимание, как мы знаем, является «намеренным, беззастенчивым дискриминатором», который ослепляет нас к тому, что нас окружает, и к волшебству в нашем знакомом окружении. Искусство, утверждают де Боттон и Армстронг, может снять эти шоры, чтобы мы могли по-настоящему воспринять не только то, что мы ожидаем увидеть, но и то, чем мы не являемся:

Один из наших главных недостатков и причин несчастья, заключается в том, что нам трудно замечать то, что всегда вокруг нас. Мы страдаем, потому что теряем из виду ценность того, что находится перед нами, и тоскуем, часто несправедливо, по воображаемому влечению в другом месте.

Хотя привычка может быть замечательной жизненной силой, она также является обоюдоострым мечом, который может отрезать целый ряд переживаний, когда мы впадаем в режим автопилота. Искусство может изменить нашу привычку к тому, что прекрасно и достойно радости:

Искусство — это один из ресурсов, который может вернуть нас к более точной оценке того, что ценно, работая против привычки и предлагая нам пересмотреть то, чем мы восхищаемся или любим.

«Внимание к обычной жизни». Джаспер Джонс, «Раскрашенная бронза» (1960).

Одним из примеров, которые они предлагают, являются знаменитые отлитые из бронзы пивные банки Джаспера Джонса, которые подталкивают нас взглянуть на обыденный и знакомый предмет новыми глазами:

Тяжелый и дорогой материал, из которого они сделаны, заставляет нас по-новому осознать их обособленность. и странность: мы видим их так, как будто никогда раньше не видели консервных банок, признавая их интригующую идентификацию, как ребенок или марсианин, оба свободные от привычек в этой области, естественно, могли бы это сделать.

Джонс преподает нам урок: как смотреть на мир вокруг нас добрее и зорче.

Такова сила искусства: оно свидетельствует и прославляет ценность обыденности, от которой мы так часто отказываемся в поисках искусственного величия, своего рода инструмент повторной чувствительности, который пробуждает нас к богатству нашей повседневной жизни. lifes:

[Искусство] может научить нас быть более справедливыми по отношению к себе, когда мы пытаемся извлечь максимальную пользу из наших обстоятельств: работа, которую мы не всегда любим, несовершенства среднего возраста, наши несбывшиеся амбиции и наши попытки остаться верен раздражительным, но любимым супругам.