Репрезентации это: РЕПРЕЗЕНТАЦИЯ | это… Что такое РЕПРЕЗЕНТАЦИЯ?

Содержание

РЕПРЕЗЕНТАЦИЯ | это… Что такое РЕПРЕЗЕНТАЦИЯ?

ТолкованиеПеревод

РЕПРЕЗЕНТАЦИЯ: РЕПРЕЗЕНТАЦИЯ
многозначное понятие, широко употребляется в философии, психологии, социологии, социальном познании в целом. Наиболее общее определение может быть зафиксировано как ‘представление одного в другом и посредством другого’. Р. является конститутивной функцией знака, поэтому понятия ‘Р.’ и ‘знак’ взаимно определяют друг друга. Р. задает знак и сама предстает как знаковый феномен. Оба понятия раскрываются через связь с презентацией как присутствием или наличием, что демонстрирует исторически-традиционный подход к их определению. Связь выражается в том, что феномен Р. изначально задается как ‘запаздывающий’ или вторичный относительно присутствия — презентации, то есть Р. возникает в силу отсутствия (в момент репрезентирования) объекта, который она репрезентирует. Отсюда выводится ее значение правомочного ‘представительства’, что показывает историческую сферу возникновения Р. как ‘сакрально-правового’ понятия, по замечанию Гадамера. Понятие ‘Р.’ изначально оказалось осложнено значением ‘отображения’ или образного представления, юридическим значением ‘представительства’ как платежеспособности или правомочного замещения. Однако наибольшее влияние понятия ‘Р.’ связано не с юридическим, а с теологическим аспектом. Христианство, основанное на идее воплощения, по-новому проинтерпретировало отношение того, что представляется, к тому, что представляет. Представительство Р. раскрывается, таким образом, через проблематику соотношения и онтологического статуса первообраза и отображения, разработанной философией Платона и далее неоплатонизмом и христианской теологией. Соотнесенность объекта с идеей, одним из возможных воплощений (через это и знаком) которой он является, преобразовалась в западной философской традиции в проблематику возможности познания общего посредством связи общего и единичного.
В средневековой теологии единичная, чувственно воплощенная религиозная Р. принимает значение ‘представительства’ постольку, поскольку Р. начинает участвовать в силе отображаемого, то есть соотносится с ним в онтологическом плане. Воплощенность абсолютного образа, его явленность в Р. побуждает рассматривать мир как ‘книгу’ (одна из центральных идей средневековой философии) и искать ‘смысл смысла’, ‘потаенный’ смысл вещей. Следовательно, проблематика Р. и их сложного статуса может рассматриваться и в рамках спора об универсалиях (дискуссия о происхождении ‘идей’ и их соотношении с ‘реальностью’). Понятие ‘Р.’ сыграло определенную роль в формировании метода рационализма. В картезианстве и философии Нового времени происходит поворот к методологической интерпретации этого понятия. При этом Р. обретает ‘математическую’ трактовку, где получает достаточно строгое толкование ‘выражения чего-либо’ и — соответственно — связи с ‘однозначностью’ и ‘подчиненностью’. Такая трактовка свойственна и учению об ‘универсальной Р. ’ Г.Лейбница, разные ступени или уровни которой присутствуют в каждой монаде. Таким образом, ни рационализм, опирающиися на теорию врожденных идей , ни эмпиризм, вышедший из понимания ‘идей’ как результата обобщения чувственных данных, не ставят под сомнение саму возможность познания и достижения истины посредством Р. То есть способность Р. обеспечить незатененную, ‘прозрачную’ связь между субъектом и объектом познания не проблематизируется. Понятие ‘Р’. оказывается ‘скрытым’ за проблематикой развития методов истинного познания, получившим свое наиболее яркое воплощение в установках позитивизма. Методологический аспект задания понятия ‘Р.’ через понятие ‘презентации’ был акцентирован феноменологией, прежде всего, Э.Гуссерлем. Обострение до предела феноменологическим подходом напряженности и неоднородности этих феноменов, то есть принципиального отличия презентации как фактичности и Р. как символичности, проблематизировало базисные установки научного мышления и метода рационализма как такового.
Проблематизация означает критическое исследование истоков методов и установок науки, ставших следствием поворота мышления, произведенного философией Нового времени, и получившего свое наиболее полное воплощение в картезианстве и позже — в позитивизме. Позитивизм исходит из ‘данности’ и доступности своих объектов в первоисточнике, а также из отделения объекта и субъекта познания. Прозрачность или незатененность с точки зрения референции отношений субъекта и объекта является одним из оснований возможности неискаженного отображения действительности. Проверка результатов познания на ‘истинность’ производится посредством возвращения к этой ‘данности’ при помощи соответствующих методов. Позитивизмом предполагается, что хотя мышление и основано на представлении, между сознанием и объектом ‘ничего не стоит’: постоянно совершенствующиеся методы позволяют соотнести Р. и презентацию посредством отношения истина — ложь. Таким образом, реальность, с которой имеет дело познающий субъект, задается через понятия ‘данность’, дискурсы идентичности (возможность повторных наблюдений и научно-опытного подтверждения результатов) и тождественности (допускает восприятие объектов или явлений в качестве интерсубъективно ‘тех же самых’, то есть тождественных во множестве восприятий). Введенное Брентано и развитое Гуссерлем понятие ‘интенциональность’ было заложено в основание критического, относительно указанных выше установок, феноменологического подхода. Критичность понятия интенциональности основано на проблематизации отношения объекта и субъекта. Она предполагает их изначальную соотнесенность и несамодостаточность сознания, с необходимостью связанного с предметом, на который оно направлено. Тем самым преодолевается дуализм внешней, физической, и внутренней, психической, реальности, выражая многообразие опыта единой реальности и способов его полагания. Таким образом, мир выступает с необходимостью как коррелят сознания, то есть предстает как всегда осознанный каким-либо образом. Именно здесь напряженность в отношении презентации и Р. оказывается наиболее острой: восприятие объектов и явлений с необходимостью неадекватно, так как возможные способы явления объекта задаются не только как односторонние, но и так, как это предписывается Р. в процессе ‘нюансирования — проецирования’ (Гуссерль).
Однако феноменологический проект, проблематизируя методологические установки, исходил из принципиальной возможности исследования ‘чистого сознания’ и постижения ‘презентации’ сквозь феноменальность Р. Впоследствии Хайдеггер также анализировал отношение презентации и Р. с тем, чтобы вернуться к вопросу ‘о бытии’ и присутствию как ‘несокрытости’ посредством исследования оснований дискурса ‘присутствие’. Акцентированные феноменологией проблемы дали толчок к тотальной ревизии принятых установок социального познания. Таким образом, введение понятия ‘Р.’ не как служебного, а как одного из основных для понимания процесса познания поставило под сомнение концепцию реальности как присутствия, на чем был основан метод позитивизма. Следовательно, презентация, понимаемая как наличное, присутствующее, непосредственно воспринимаемое, первичное, неискаженно представленная символическими средствами в Р., начинает рассматриваться как недоступная для анализа. Перенесение акцента рассмотрения на понятие ‘Р.

’ показывает, что познание всегда работало с ним, только понимая его как презентацию или уравнивая с ней. ‘Присутствие’ в данном контексте может быть определено как такая Р., посредством которой происходит выражение и ‘явление’ социального и природного мира. Реальность, понимаемая как доступная для познания только через призму ее возможных Р., задается из их различия между собой. В конечном итоге, через понятие ‘различие’ как таковое. Получается, что любая Р. оказывается ‘подвешенной’ и лишенной классического фундамента реальности — присутствия. В контексте проверки Р. презентацией это означает пересмотр дискурса ‘истины’ и снятие оппозиции ‘истинное — ложное’ через перевод рассмотрения отношений Р. только друг к другу. Р. не могут ‘схватить’ истину, но могут быть более или менее адекватными. Является Р. адекватной или нет зависит от того, расходится ли она с другими Р. или согласуется с ними. Отсюда возникает новая тематика и новая методология социального познания, связанная с исследованием языка, знака, знания, жизненного мира, конструирования социальной реальности, интерсубъективности и других феноменов, научный интерес к изучению которых был стимулирован интерпретацией понятия Р. как методологического принципа. Наиболее ярко указанные методологические установки проявились в феноменологической концепции А.Шюца и проекте социологии знания П.Бергера и Т.Лукмана (1966). На основании исследования Шюцем повседневного жизненного мира, Бергер и Лукман построили модель общества, которая может быть кратко охарактеризована как конструирование социальной реальности посредством Р., производимых в мире повседневности. Исследование функционирования различных типов Р. в культуре и обществе традиционно отсылает к понятию ‘коллективных представлений’ Э.Дюркгейма. Именно французская школа социального познания внесла важный вклад в изучение этого феномена. В середине 1960-х С.Московичи разработал теорию социальных представлений, основываясь на символической (знаковой) и социальной интерпретации этого феномена, введя, тем самым, понятие Р. в широкий социологический и социально-психологический обиход. То есть, вместе с определением ‘социальная’, понятие Р. конституируется относительностью и связанностью с определенными социальными группами, что и позволяет использовать это понятие как ключевое для описания жизни традиционных и современных сообществ, где на передний план выходят проблемы их генезиса, трансляции и трансмутации в социальных процессах коммуницирования и действования.
Эта проблематика соотносит исследование со свойствами обыденного практического мышления, обозначая социальные Р. как специфическую форму социально обусловленного познания, свойственную мышлению в повседневном жизненном мире. Линия, задаваемая школой Московичи и социальным конструкционизмом К.Дж.Джерджена и Р.Харре, может быть противопоставлена линии интерпретации понятия ‘Р.’ в когнитивной психологии. Когнитивная психология считает понятие ‘Р.’ одним из центральных в своей теории, хотя его трактовку нельзя считать устоявшейся. Когнитивная психология исходит из четкого разделения знаний и Р. как постоянных структур и структур, связанных с обстоятельствами, но иногда сохраняется единый термин ‘Р.’ для знаний, верований и собственно репрезентаций. В любом случае ‘Р.’ исходит из значения замещения в противоположность референции. Р. рассматривается в рамках ‘информационной’ метафоры ментальной деятельности (которая представляет собой попытку преобразовать и усложнить исходную схему ‘стимул — промежуточная переменная — реакция’) и раскрывается, в основном, на уровне индивидуального сознания как конструкция, построенная в конкретном индивидуальном контексте t для специфических целей (например, решения задачи), по определению Ж. Ф.Ришара. Напротив, социальный конструктивизм понимает ментальные процессы как результат межличностного символического взаимодействия. Понятие ‘Р.’ интерпретируется как ментальное образование, имеющее, прежде всего, социальное происхождение. Информационная метафора когнитивизма рассматривается как не дополняющая теорию социальных смыслов, а как являющаяся частью и результатом социального творчества в конкретных исторических и культурных обстоятельствах. Социальный конструктивизм исходит из фиксации кризиса Р., возникшего вследствие традиционного представления об истинности — ложности когнитивных Р., основанных на соотношении с ‘объективной реальностью’, и логико-эмпиристских представлений об объективности научного знания. Оформляясь как антирепрезентационизм (в традиционном понимании Р.) и антиэмпиризм, социальный конструкционизм вбирает в себя понимание языка как языка мотивов, связанных с положением в социальной структуре и структуре власти (исследования по идеологии), также как и идеи деконструкции понятия ‘присутствие’, основываясь на несубстанционалистском толковании понятия ‘Р. ’. Таким образом, толкования Р. в феноменологической и психологической традиции пересекаются и согласуются на основании конструктивизма в понимании социальных феноменов. Дальнейшее исследование проблематики Р. продемонстрировало недостаточность конструктивистского решения. Конструктивизм не позволяет провести четкое различение структур (объективированные результаты социального конструирования) и действий (актуальные практики), а также прояснить механизмы опосредования между этими двумя феноменами, что и относит их к онтологически разным областям явлений. В проекте Бергера и Лукмана происходит своеобразная ‘экспансия’ повседневности, которая принимает на себя роль невозможного (так как методологическая установка заключается в равном статусе всех возможных Р.) ‘естественного центра’ Р., относительно которого производятся определения социальной реальности и который : задает все другие реальности исходя из различия с собой. Инициируемая понятием ‘Р.’ проблема соотношения объективных структур и субъективных практик обретает иное решение при привлечении постструктуралистской концепции полей П. Бурдье. Посредством введения понятий ‘ноле’, ‘позиция’, ‘габитус’ Бурдье ‘децентрирует’ Р., освобождая их производство от непосредственной связи с повседневным жизненным миром. Р. фиксируются как таковые и соотносятся с позициями агентов в структурированном социальном пространстве (поле), специфические характеристики которого накладывают ограничения на производимые в данном поле Р. Сохраняя тезис о конструировании социальной реальности в процессах номинирования социальных объектов, концепция полей показывает, что натурализация социальных Р., то есть их приведение к форме презентации, является необходимым условием производства конкретного дискурса в каком-либо поле. Существующие значения понятия ‘Р.’ в сжатом виде могут продемонстрировать множественность способов и уровней его употребления. Понятие ‘Р.’ в данном контексте охватывает три основных значения: представление или образ, репродукция презентации или повторение, замещение. Во-первых, Р. как представление и есть собственное место идеальности. Во-вторых, Р. с необходимостью участвует в структуре повторения: означающее должно быть узнаваемым, но, так как достижение идеальной идентичности нереально, ‘простой’ акт повторения одного и того же заменяет презентацию Р. Сохранение (условие ‘научности’) дискурсов тождественности и идентичности, в которых факт определяется как равный себе, чем и задается возможность его ‘объективности’, инициирует игру различия презентации и Р. Таким образом, второе занимает место первого и претендует на его статус в социальной онтологии. То есть Р., по определению опосредованные и сконструированные (представляют собой артефакт), занимают место презентации, по определению непосредственной и естественной. В-третьих, замещение как еще одна функция Р. вовлекается в процесс бесконечной Р., освещая неполное присутствие с различных сторон или перспектив. В определенном смысле, разрыв отношения презентация — Р. уничтожает понятие ‘Р.’ как таковое, так как определение Р. и ее значения в круге ‘бесконечной Р.’ переводит неоднородность презентации и Р. на уровень номинации феномена в качестве одного или другого. Перевод такого рода не только подрывает исторические корни и традицию употребления обоих понятий, основанных на принципиальном (различие онтологического статуса) разведении указанных феноменов, но и снимает само ‘различение’ Р. и презентации. Снятие различения обращает ‘в ничто’ (Деррида) саму Р., конституированную ее отличием от презентации. Таким образом, если исторически-первое толкование Р. соотносит это понятие с понятием знака, определяя и первое, и второе в модусе деривации как вторичные относительно присутствия, то и современная работа над этим феноменом соединяет судьбу Р. и судьбу знака. Деконструкция понятий ‘присутствия’, ‘тождества’ и ‘истины’ помещает любое возможное определение в ситуацию ‘Р. круга’. В такой ситуации наиболее естественный ход — к поискам абсолютной инаковости: бессознательного, избавленного от необходимости какой-либо презентации, или Другого, когда ‘присутствие’ переходит в ‘присутствующего’, или к балансированию на грани различия как различения.

Игры ⚽ Нужно решить контрольную?

Синонимы:

показ, показывание, представительство, представление, симулякр

РЕИЗМ
РЕФЛЕКСИЯ

Полезное

Репрезентация — Магистерская программа «Визуальная культура» — Национальный исследовательский университет «Высшая школа экономики»

Рерпрезентация – широко используемый в различных областях термин. В контексте исследований визуального материала это нередко контекстуальный синоним к понятию референция («репрезентировать — это всегда указывать, представлять, символизировать» — Гудмен Н., «Способы создания миров», IV), поскольку также как и «референция» функционирует в рамках дискурса о первообразе, что зачастую сводит исследовательский фокус к семиотической проблематике. Будучи помещенной в семиотический дискурс, Р. встраивается в традиционный круг проблем о самостоятельном значении изображения по отношению к первообразу. Формулируя этот круг проблем очень обще, можно свести его к основному затруднению: как возможно, чтобы изображение имело содержание (следовательно, отсылало к чему-то другому) и при этом обладало собственной значимостью (онтологической или ценностной). Полное подчинение знака денотату может быть выражено вплоть до «прозрачности» первого в акте восприятия, например, в случае с письменной и устной речью – в процессе чтения книги, мы уже не видим текст, будучи полностью погруженными в его содержание. Собственно это напряжение между двумя экстремумами – 1) либо изображение имеет содержание (отсылает к другому) и является «прозрачным», теряет собственное для-себя бытие, 2) либо оно имеет собственное для-себя бытие, но не имеет содержания (ни к чему не отсылает) – которое можно в некотором отношении сопоставить с оппозицией абстрактного и фигуративного («Каждое репрезентирующее произведение — символ, а искусство без символов ограничено искусством без предмета» — Н. Гудмен «Способы создания миров», IV), и составляет основное затруднение, которое может быть разработано в различных направлениях. Разумеется, наиболее значимым это затруднение оказывается в контексте искусства, где ценность и для-себя бытие изображений являются той необходимой предпосылкой, которая фундирует всю практику: «очень важно, согласно многим современным художникам и критикам, изолировать произведение искусства как таковое от того, что оно символизирует или на что указывает любым способом» (В. Беньямин, «Краткая история фотографии», с. 17: « Все же истинной жертвой фотографии стала не пейзажная живопись, а портретная миниатюра…уже около 1840 года большинство бесчисленных портретистов-миниатюристов стало фотографами») . В самом деле, если бы ценность самого-по-себе изображения, его автономности по отношению к первообразу не культивировались, а ценным было бы только мастерство, которое позволяло запечатлеть первообраз максимально близко к его актуальному на момент изображения состоянию, то с изобретением технических средств репрезентации художественная практика обессмыслилась бы и подошла к своему завершению – как это в действительности произошло с той частью практик, которые выполняли именно такие функции (как известно, первыми фотографами стали художники, которые до этого зарабатывали на жизнь написанием семейных портретов).

Для того чтобы подступиться к черте различающей «референцию» и «репрезентацию» кажется наиболее удобным обратиться к Гадамеру и его рассуждению об изображении в работе «Истина и метод». Гадамер предлагает следующее различение: отображение и изображение. Где первое определяется как полностью устремленное на бытие первообраза и в этой интенции снимающее собственное для-себя бытие. Другими словами оно «прозрачно» и собственное бытие обнаруживает только в том отношении, в котором отлично от первообраза, когда не транслирует другое в требуемой степени. Поэтому чем меньше оно утверждает собственное бытие (недостаток, плохое качество отображения), тем больше оно утверждает свое бытие как отображение. С другой стороны, автор отличает первообраз по двум характеристикам. Изображение, напротив, имеет собственное для себя бытие, оно именно то, что имеется в виду. Изображение неразрывно связано с первообразом. Наиболее полно первая характеристика встречается в эстетическом (в классическом смысле) срезе. Изображение получает свое собственное содержание из того, что было недостатком в отображении. Поскольку именно в эстетическом модусе ценным оказывается не первообраз, но этот конкретный способ данности. И его заведомая неполнота служит необходимым пространством для автора. Именно потому, что фотограф не может запечатлеть все сущее в его полноте, но вынужден фреймировать его, он может вместить в изображение этот авторский фокус, нарратив, интерпретацию. То, что важно в художественном изображении – это не то, насколько полно оно выражает первообраз, но именно этот способ данности. Безусловно, именно эта конститутивность для-себя бытия через нехватку бытия другого (первообраз) приводит к той позиции-экстремуму, который мы описывали выше, что художественное – в изображении это именно то, что не отсылает, а ценно само по себе, и так проинтерпретированная художественность объективируется в абстрактные полотна. Собственно на языке Гадамера указанное ранее затруднение описывается в терминах отображение и эстетическое (формальное) изображение.

Однако Гадамеру важно сохранить это для-себя бытие изображения, не разрывая связь с первообразом. Объяснить как это возможно с точки зрения референции задача практически невозможная, при этом ее отличие от репрезентации становится зримым и необходимым. Референция происходит от глагола re-fero – пере-носить. Когда мы пользуемся этим термином, то невозможно сохранить бытие знака, поскольку само понятие подразумевает уход, переключение на другое. В то время как репрезентация – термин онтологически насыщенный. Традиция употребления этого термина, как указывает в примечаниях к той же главе Гадамер, отсылает к смыслу представительства и замещения, изначально в юридической практике. Также разрабатывал это понятие Деррида, отсылая к Руссо. И в этом использовании один важный оттенок перестал замечаться, хотя и не исчез, внутри понятия сместился акцент. Для Руссо отчуждение суверенитета гражданами посредством введения представителей, буквально откупление (интересно, что образованное от глагола существительное – repraesentatio, onis – имеет «раслпату, уплату деньгами» в качестве прямого своего перевода, деньги как репрезентация товара) от своих обязанностей есть разрушение политического организма. Отчасти эта негативность объясняется тем, что когда репрезентация трактуется как замещение, а далее и вовсе как подмена, то помыслить, что в этих представителях еще может присутствовать воля, которую они репрезентирую, для Руссо уже не возможна. Сама идея «воля не отчуждаема» (ставшая названием к целой главе) свидетельствует о том, что репрезентация не понимается как онтологический процесс, оно отчужденно именно потому, что сам первообраз в этом уже не присутствует. Этот его аспект (изображение) был взят от него, после чего связь с ним была утрачена.

Однако если следовать этимологии, то можно увидеть и другой аспект этого понятия – онтологический. Re-praesento – это и делать присутствующим того, кто отсутствует (или: осуществлять присутствие), но со стороны отсутствующего – это и присутствовать заново, другим способом. Это не только замещение, бытие-вместо, это и связь с бытием первообраза, прирост бытия. Через понятие репрезентации возможно ухватить искомую Гадамером двойственность. С одной стороны репрезентация включает утверждение в изображении для-себя бытия, посредством этой приставки “re”: ведь это не простое присутствие первообраза, это такое присутствие, которое открывается для него только в этом способе и без этого способа недоступно. Поскольку “re” здесь указывает на то, что некто не просто сам, посредством себя присутствует, но что его присутствие осуществляется, значит, у него самого не было к этому доступа. И здесь все то, что было сказано в связи с эстетическим модусом вступает в силу – то, что отличается от первообраза составляет собственное бытие изображения, именно через инаковость изображения по отношению к первообразу, последний может быть осуществлен тем способом, который для него не доступен на основании только его собственного бытия таковым каков он есть. С другой стороны, сохраняется связь с этим первообразом. Это не отчужденный автономный образ, он имеет свою силу и значимость как такой тип (репрезентирующий) изображения, только когда сохраняет связь с первообразом. С этой точки зрения, замещение и представительство не столько неверны, сколько не в полной мере отражают содержание понятия репрезентация. Представительство в этом смысле не может быть отчуждением воли, поскольку ясно, что один может быть представителем другого только тогда, когда его связь с первообразом осуществляется и признается. Как это происходит в суде. Адвоката можно рассматривать с точки зрения подмены, однако, и как того, через которого осуществляется присутствие подсудимого и связь с которым необходимо предполагается, иначе весь этот институт теряет смысл. Если адвокат не связан с тем, чьи интересы он защищает, то вся эта практика теряет смысл. И хотя мы можем себе помыслить ситуацию, когда эта связь нарушена, но не можем представить ее полного отсутствия – чтобы адвокат защищал интересы подсудимого, которого нет. Такого отчуждения, которое мы встречаем в эстетическом модусе, здесь невозможно помыслить.

Завершим рассуждения попыткой показать, как удерживание этого значения репрезентации позволяет открыть новые возможности в исследовании визуальности, рассмотрев конкретные примеры. В статье “Five early renaissance portraits” Р. Хэтфилд описывает ряд очень похожих портретов представляющих собой профиль юношей в красных платьях с головными уборами на темном фоне. Эти портреты во многих отношениях интересны. Они сохранились в этом самом количестве из пяти картин, в плохом состоянии. Кроме того, по некоторым признакам (например, надписи на задней стороне картины) можно заключить, что они являлись продуктом мастерских. Все это указывает на сравнительно невысокую художественную ценность, во всяком случае, для предшествующих эпох. Скорее всего, эти портреты предназначались для домашнего пользования (в силу их размера и того факта, что девизы не размещались фронтально), возможно для фамильного хранения родовых портретов. Однако автор обнаруживает, что по ряду причин можно сделать вывод, что портретируемые не были похожи на эти изображения и возможно вовсе не писались с них. Во-первых, автор утверждает, что эти портреты представляют собой сильную идеализацию, что такое лицо, со всеми написанными чертами физически невозможно: “Every feature is seen in its most pleasing and characteristic aspect. However, an actual face cannot possibly be seen so that each of its several features show to best advantage. Thus the portraits do not convince as representations of the actual physical structure of human faces” (R. Hatfield, Five early renaissance portraits, pp. 317-318). Во-вторых, по разным признакам, например, хронологическая рассогласованность предметов одежды (платье и головной убор), указывают на то, что эти портреты были сделаны значительно позже, нежели портретируемые проживали свою юность. Скорее всего, портреты были сделаны, либо когда портретируемые были уже весьма пожилые, либо когда они уже были вовсе мертвы. Что ставит под большой вопрос, имели ли эти портреты хоть какое-то сходство с первообразом, писались ли они с них вообще? Но кажется еще более странным, что это портреты, предназначенные для частного пользования, для хранения фамильной памяти, не говоря уже о том, что родственники первого поколения знали и видели это очевидное расхождение. Как это объяснить? Автор ограничивается только фиксацией этой странности.

Если мы будем описывать эти портреты, используя понятие «референция», то результата мы не достигнем. Референция только маркирует эту странность, поскольку портрет, призванный отсылать к первообразу, не работает, ибо он просто на него не похож. Однако если мы станем интерпретировать этот материал, используя «репрезентацию», то нам откроются совершенно другие смыслы. Возможно, цель состояла в том, чтобы представители знатной семьи продолжали присутствовать даже тогда, когда для них самих это было уже невозможно. Это осуществление присутствия через изображение оказывается возможным именно потому, что изображение имеет собственное для-себя бытие, не заключает в себе всю полноту первообраза, что позволяет в силу собственных характеристик изображения (могут храниться веками при определенных условиях, в отличии от человеческого тела) осуществить присутствие первообраза, недоступное без этого изображение. И с этой точки зрения совершенно ясным оказывается и идеализация – это присутствие в «лучшем виде». Как в христианской идее воскрешения после Суда: люди должны обрести те тела, которые имели бы до грехопадения, и которые будут в возрасте расцвета и без болезней и уродств. Отсюда, например, можно сделать ход и к современным бытовым практикам PhotoShop, что хотя и кажется естественным представляет большую трудность для описания и понимания – для чего улучшать свои фотографии и размещать их в социальных сетях, если всем известен первообраз, к которому отсылает изображение. Однако смысл есть, поскольку это репрезентация, и первообраз осуществляет желаемое и для него недоступное присутствие. Это отчасти может быть связано с утверждением Гадамера о том, что первичная интенция направлена не на изображение, а на предмет. Репрезентация оказывается в данном случае одной из возможных онтологических смычек для изображений. Позволяет в ряде случаев описывать этот магизм изображений – для магизма характерно принятие знаков и образов за сами присутствующие вещи: заговоры, куклы, фотографии. Отсюда также возможным было бы проработать критическую линию в связи с дискурсом о зрелищах и истощении реальности, поскольку через репрезентацию этот процесс напротив кажется приростом бытия для первообраза ( «только благодаря изображению первообраз становится первообразом» (Гадамер Г. -Х. Истина и метод. Основы философской герменевтики. М. «Пресс», 1988. С. 189, С.189): «если изначальное одно по истечении из него много не делается меньше, то это должно означать, что увеличилось бытие» (там же).

(2015)

Непредвзятое контрастное изучение представлений предложений без присмотра

Кун Чжоу, Бейчен Чжан, Синь Чжао, Ji-Rong Wen

Abstract

Недавно было показано, что контрастивное обучение эффективно улучшает предварительно обученные языковые модели (PLM) для получения высококачественных представлений предложений. Он направлен на то, чтобы собрать близкие положительные примеры для улучшения выравнивания и раздвинуть нерелевантные негативы для единообразия всего пространства представления. Однако в предыдущих работах в основном использовались пакетные негативы или выборка из обучающих данных в случайном порядке. Такой способ может привести к систематической ошибке выборки, связанной с тем, что неправильные негативы (ложноотрицательные результаты и представления анизотропии) используются для изучения представлений предложений, что повредит единообразию пространства представления.

Чтобы решить эту проблему, мы представляем новую структуру 9.0008 DCLR (Debiased Contrastive Learning of unsupervised предложений Representations), чтобы смягчить влияние этих неправильных негативов. В DCLR мы разрабатываем метод взвешивания экземпляров, чтобы наказывать за ложные негативы и генерировать негативы на основе шума, чтобы гарантировать единообразие пространства представления. Эксперименты на семи задачах семантического текстового сходства показывают, что наш подход более эффективен, чем конкурентные базовые варианты. Наш код и данные находятся в открытом доступе по ссылке: bluehttps://github.com/RUCAIBox/DCLR.

Идентификатор антологии:: 2022.Acl-long.423
Том:: Слушания 60-го ежегодного собрания Ассоциации для вычислительной лингвистики (том 1: длинные документы)
месяц:: май
год :: 2022
Адрес:: Dublin, Ирландия
Места:: ACL
SIG:
Издатель:: Ассоциация для Computational Linguistics

. 0038
Страницы:: 6120–6130
Язык:
URL:: https://aclanthology.org/2022.Acl-Long.423
DOI:
39.186.186.186.186.18.186.186. .423
Bibkey:
Cite (ACL):
Кун Чжоу, Бэйчен Чжан, Синь Чжао и Цзи-Ронг Вэнь. 2022. Непредвзятое контрастное изучение представлений предложений без присмотра. In Proceedings of the 60th Annual Meeting of the Association for Computational Linguistics (Volume 1: Long Papers) , страницы 6120–6130, Дублин, Ирландия. Ассоциация компьютерной лингвистики.
Процитируйте (неофициально):
Дебиазированное контрастное изучение представлений предложений без учителя (Zhou et al., ACL 2022)
Копия цитирования:
PDF:
https://aclanthology.org/2022.acl-long.423.pdf
Code
rucaibox/dclr
BibTeX
MODS XML
Endnote
Preformatted
@inproceedings{zhou-etal-2022-debiased, title = "Непредвзятое контрастное изучение представлений предложений без учителя", автор = "Чжоу, Кун и Чжан, Бейчен и Чжао, Синь и Вэнь, Джи-Ронг", booktitle = "Материалы 60-го ежегодного собрания Ассоциации компьютерной лингвистики (Том 1: Длинные статьи)", месяц = май, год = "2022", address = "Дублин, Ирландия", издатель = "Ассоциация вычислительной лингвистики", url = "https://aclanthology. org/2022.acl-long.423", doi = "10.18653/v1/2022.acl-long.423", страницы = "6120--6130", abstract = «Недавно было показано, что контрастивное обучение эффективно улучшает предварительно обученные языковые модели (PLM) для получения высококачественных представлений предложений. Оно направлено на то, чтобы вытягивать близкие положительные примеры для улучшения выравнивания и раздвигать нерелевантные отрицательные для единообразия. всего пространства представления.Однако в предыдущих работах в основном используются внутрипакетные отрицания или выборка из обучающих данных случайным образом.Такой способ может вызвать смещение выборки, при котором неправильные отрицания (ложные отрицания и представления анизотропии) используются для изучения представлений предложений, которые это повредит единообразию пространства представления. Чтобы решить эту проблему, мы представляем новую структуру \textbf{DCLR} (непредвзятое контрастное изучение представлений предложений без учителя), чтобы смягчить влияние этих неправильных негативов. В DCLR мы разрабатываем метод взвешивания экземпляров. чтобы наказывать за ложные негативы и генерировать негативы на основе шума, чтобы гарантировать единообразие пространства представления. Эксперименты над семью задачами семантического текстового сходства показывают, что наш подход более эффективен, чем конкурентные базовые модели. Наш код и данные находятся в открытом доступе по ссылке: blue\url{https://github.com/RUCAIBox/DCLR}.", }
<моды> <информация о заголовке> Непредвзятое контрастное изучение представлений предложений без учителя <название типа="личное"> Кун Чжоу <роль> автор <название типа="личное"> Бейхен Чжан <роль> автор <название типа="личное"> Xin Чжао <роль> автор <название типа="личное"> Джи-Ронг Вен <роль> автор <информация о происхождении> 2022-05 текст <информация о заголовке> Материалы 60-го ежегодного собрания Ассоциации компьютерной лингвистики (Том 1: Длинные статьи) <информация о происхождении> Ассоциация компьютерной лингвистики <место> Дублин, Ирландия публикация конференции Недавно было показано, что контрастное обучение эффективно улучшает предварительно обученные языковые модели (PLM) для получения высококачественных представлений предложений. Он направлен на то, чтобы собрать близкие положительные примеры для улучшения выравнивания и раздвинуть нерелевантные негативы для единообразия всего пространства представления. Однако в предыдущих работах в основном использовались пакетные негативы или выборка из обучающих данных в случайном порядке. Такой способ может привести к систематической ошибке выборки, связанной с тем, что неправильные отрицательные значения (ложные отрицательные значения и представления анизотропии) используются для изучения представлений предложений, что повредит единообразию пространства представления. неконтролируемые представления предложений), чтобы смягчить влияние этих неправильных отрицаний. В DCLR мы разрабатываем метод взвешивания экземпляров, чтобы наказывать за ложные отрицания и генерировать основанные на шуме отрицания, чтобы гарантировать однородность пространства представления. Эксперименты с семью задачами семантического текстового подобия показывают, что наш подход более эффективен, чем у конкурентов. Наш код и данные находятся в открытом доступе по ссылке: bluehttps://github.com/RUCAIBox/DCLR. zhou-etal-2022-debiased 10.18653/v1/2022.acl-long.423 <местоположение> https://aclanthology.org/2022.acl-long.423 <часть> <дата>2022-05 <единица экстента="страница"> 6120 6130
%0 Материалы конференции %T Непредвзятое контрастное изучение представлений предложений без учителя %А Чжоу, Кун %А Чжан, Бэйхэнь %A Чжао, Синь % А Вэнь, Цзи-Ронг %S Материалы 60-го ежегодного собрания Ассоциации компьютерной лингвистики (Том 1: Длинные статьи) %D 2022 %8 мая %I Ассоциация компьютерной лингвистики %C Дублин, Ирландия %F zhou-etal-2022-debiased %X Недавно было показано, что контрастивное обучение эффективно улучшает предварительно обученные языковые модели (PLM) для получения высококачественных представлений предложений. Он направлен на то, чтобы собрать близкие положительные примеры для улучшения выравнивания и раздвинуть нерелевантные негативы для единообразия всего пространства представления. Однако в предыдущих работах в основном использовались пакетные негативы или выборка из обучающих данных в случайном порядке. Такой способ может привести к систематической ошибке выборки, связанной с тем, что неправильные отрицательные значения (ложные отрицательные значения и представления анизотропии) используются для изучения представлений предложений, что повредит единообразию пространства представления. неконтролируемые представления предложений), чтобы смягчить влияние этих неправильных отрицаний. В DCLR мы разрабатываем метод взвешивания экземпляров, чтобы наказывать за ложные отрицания и генерировать основанные на шуме отрицания, чтобы гарантировать однородность пространства представления. Эксперименты с семью задачами семантического текстового подобия показывают, что наш подход более эффективен, чем у конкурентов. Наш код и данные находятся в открытом доступе по ссылке: bluehttps://github.com/RUCAIBox/DCLR. %R 10.18653/v1/2022.acl-long.423 %U https://aclanthology.org/2022.acl-long.423 %U https://doi.org/10.18653/v1/2022.acl-long.423 %Р 6120-6130
Уценка (неформальная)
[Непредвзятое контрастное изучение представлений предложений без учителя] (https://aclanthology.org/2022.acl-long.423) (Zhou et al., ACL 2022)
Представления предложений без присмотра (Чжоу и др., ACL 2022)
ACL
Кун Чжоу, Бейчен Чжан, Синь Чжао и Цзи-Ронг Вэнь. 2022. Непредвзятое контрастное изучение представлений предложений без присмотра. In Proceedings of the 60th Annual Meeting of the Association for Computational Linguistics (Volume 1: Long Papers) , страницы 6120–6130, Дублин, Ирландия. Ассоциация компьютерной лингвистики.
[Восприятие и репрезентация времени] — PubMed
Review
. 2015 Сентябрь; 41 (4 Приложение 1): S1-14.
doi: 10.1016/S0013-7006(15)30001-4.
[Статья в Французский]
С Торджман ¹
принадлежность
¹ Laboratoire Psychologie de la Perception, Université Paris Descartes et CNRS UMR 8158, Париж, Франция; Pôle Hospitalo-Universitaire de Psychiatrie de l’Enfant et de l’Adolescent, Université de Rennes 1 et Centre Hospitalier Guillaume Régnier, Ренн, Франция. Электронный адрес: [email protected].
PMID: 26746317
DOI: 10.1016/С0013-7006(15)30001-4
Обзор
[Статья в французский]
С Торджман. Энцефал. 2015 Сентябрь
. 2015 Сентябрь; 41 (4 Приложение 1): S1-14.
doi: 10.1016/S0013-7006(15)30001-4.
Автор
С Торджман ¹
принадлежность
¹ Laboratoire Psychologie de la Perception, Université Paris Descartes et CNRS UMR 8158, Париж, Франция; Pôle Hospitalo-Universitaire de Psychiatrie de l’Enfant et de l’Adolescent, Université de Rennes 1 et Centre Hospitalier Guillaume Régnier, Ренн, Франция. Электронный адрес: [email protected].
PMID: 26746317
DOI: 10. 1016/С0013-7006(15)30001-4
Абстрактный
Представления о времени и измерениях времени зависят от субъективных конструктов, которые варьируются в зависимости от изменений в наших концепциях, убеждениях, социальных потребностях и технических достижениях. Точно так же прошлое, будущее и настоящее являются субъективными представлениями, которые зависят от психического и биологического времени каждого человека. Следовательно, не существует единого, универсального времени для всех, а скорее другое, субъективное время для каждого человека. Нам необходимо признать существование различных межиндивидуальных времен, а также внутрииндивидуальных времен, с которыми связаны различные функции и различные ритмы в зависимости от системы отсчета. Однако на построение этих представлений и представлений о времени влияют объективные факторы (физиологические, физические и когнитивные), связанные с неврологией, которые будут представлены и обсуждены в этой статье. Таким образом, изучение репрезентации и восприятия времени находится на стыке нейробиологии, гуманитарных наук и философии. Кроме того, можно выделить несколько констант среди множества различных представлений времени и соответствующих им мер, независимо от системы отсчета времени. К ним относится понятие движений, повторяющихся в устойчивом ритмическом паттерне с повторением одного и того же интервала времени, что позволяет нам определять единицы времени равной и неизменной продолжительности. Эта ритмичность также обнаруживается на физиологическом уровне и через циркадные ритмы, в частности мелатониновый ритм, способствует существованию биологического времени. В этой статье также будут обсуждаться изменения темпоральности при психических расстройствах, проиллюстрированные некоторыми нарушениями развития, такими как расстройства аутистического спектра. В частности, будет разработана гипотеза о том, что детям с аутизмом необходимо создать прерывность из непрерывности посредством стереотипного поведения и/или интересов. Эта прерывистость, повторяющаяся через равные промежутки времени, могла принципиально отсутствовать в их физиологическом развитии из-за возможного изменения циркадианных ритмов, включая аритмию и асинхронность. Измерение времени, основанное на повторении прерывности через равные промежутки времени, включает также пространственное представление. Это наша собственная траектория в пространстве-времени и, следовательно, наше собственное движение, включая физиологический процесс старения, дает нам представление о течении времени, точно так же, как кажется, что сельская местность движется мимо нас, когда мы путешествуем в автомобиле. . Китайское и индийское общества на самом деле имеют круговые представления времени, а линейные представления времени и его траектории в пространстве-времени в настоящее время характерны для западных обществ. Круговое время — это коллективное время, и его метафизические представления выходят за рамки жизни отдельного человека, ссылаясь на циклическую или, по крайней мере, нелинейную природу времени. Линейное время — это индивидуальное время, поскольку оно относится к масштабу жизни человека и физически представлено стрелой, неизбежно летящей из прошлого в будущее. Можно предложить промежуточную концепцию, признающую существование линейного времени с различными стрелами времени, соответствующими разным срокам жизни (человеческим, животным, растениям, планетам и т. д.). На самом деле, само понятие времени будет зависеть от траектории каждой стрелы времени, подобно падающим в небе звездам с разной длиной траектории, определяющей разные масштабы времени. Шкала времени этих различных продолжительностей жизни очень различна (например, несколько десятилетий для человека и несколько дней или часов для насекомых). Было бы бессмысленно пытаться понять ход времени, переживаемый насекомым, которое может прожить всего несколько часов по человеческой шкале времени. Один час жизни насекомого не сравнится с тем, что испытывает человек. И снова оказывается, что здесь сосуществуют разные часы, основанные на разной продолжительности жизни. Наконец, эволюция нашего общества была сосредоточена на настоящем моменте и выборе атома цезия в качестве международной эталонной единицы измерения времени (цезий имеет частоту перехода 9.192.631.77000 колебаний в секунду), будет подвергнут сомнению. Мы можем считать, что сосредоточение внимания на настоящем моменте, в особенности на мгновенности, а не на бесконечности, мешает нам взглянуть в лицо собственной конечности. В заключение поднимается вопрос, что нынешнее представление времени может быть средством управления нашим страхом смерти, давая нам иллюзию контроля над неконтролируемым, в частности течением времени, и средством избегания представления того, что многие считают как непредставимое, а именно нашу собственную кончину.
Ключевые слова: аутизм; аутизм; Циркадный ритм; Движение; Движение; Восприятие времени; Представление; Представление; Циркадный ритм; Субъективность; Субъективность; Временность; Временность; Восприятие времени.
Авторское право © 2015 L’Encéphale. Опубликовано Elsevier Masson SAS. Все права защищены.
Похожие статьи
Время и его представления: на перекрестке между психоанализом и нейронаукой.
Торджман С. Торджман С. J Физиол Париж. 2011 декабрь; 105 (4-6): 137-48. doi: 10.1016/j.jphysparis.2011.08.004. Epub 2011 8 октября. J Физиол Париж. 2011. PMID: 22005109 Обзор.
[Многофазное время: представления, моделирование и динамика: возвращение времени в движение после травматического насилия].
Торджман С. Торджман С. Энцефал. 2022 Сентябрь;48 Дополнение 1:S44-S55. doi: 10.1016/j.encep.2022.08.006. Epub 2022 9 сент.. Энцефал. 2022. PMID: 36096949 Французский.
[Синдром войны в Персидском заливе двадцать лет спустя].
Оксемери Ю. Оксемери Ю. Энцефал. 2013 окт; 39 (5): 332-8. doi: 10.1016/j.encep.2012.11.003. Epub 2013 23 января. Энцефал. 2013. PMID: 23351934 Обзор. Французский.
Роль ритмичности в развитии младенцев.
Чикконе А. Чикконе А. Энцефал. 2015 Сентябрь; 41 (4 Приложение 1): S15-21. doi: 10.1016/S0013-7006(15)30002-6. Энцефал. 2015. PMID: 26746318 Обзор. Французский.
[Временной смысл страдания].
Пори Дж.