Репрезентация в философии это: Репрезентация | Понятия и категории

ИЛИ РАН. http://localhost/pdf/nl/represent.html.ru

МЫСЛИ О РЕПРЕЗЕНТАЦИИ

В заключение попытаюсь отчасти обобщить представленный фрагмент логико-философской системы Ч. С. Пирса и сделать это в свободной форме, не чураясь метафоричности. Она неизбежна, коль скоро приходится одновременно удерживать в поле зрения и универсум репрезантаций (он включает «мир языка», но к нему не сводим), и отображаемый универсум реалий, охватывающих не только объективные вещи (сущности), но и субъективного происхождения «реальности сознания» — те же репрезентации. Причем последние, в свою очередь, могут быть явно иллюзорными сущностями типа «кентавров», абстрактными категориями вроде «монады» («диады», «триады»), или же такими конкретными метафорами, отвечающими четким представлениям научной или культурно-исторической значимости, как «инфузория-туфелька», «очарованные частицы», «черный ящик» (не говоря о «теплороде», «эфире» и т.п.). И любого рода репрезентации, в равной мере выступают в качестве полновесного предмета мысли, применительно к которому определения конкретный или абстрактный, реальный или иллюзорный, мнимый или действительный не работают.

Можно, конечно, приписать те или иные определения модусу репрезентации (тому же знаку или «репрезентамену») и выстроить целую иерархию категорий знака в зависимости от того чтó они репрезентируют. Впрочем, такого рода иерархия спонтанно сложилась в естественных языках, где соответствующие типы слов распределены по тем или иным лингвистическим категориям, пересекающимся и взаимодействующим между собой в зависимости от грамматики языка1. Попытки же классификации стоящих за словом идей так или иначе превращаются в иерархию реалий (вещей, артефактов, конкретных и отвлеченных понятий, логических категорий и философских концептов), предстоящих сознанию, а значит, — реальных прежде всего в мире репрезентаций.

Замкнутый круг, образуемый словами и вещами, наглядно проступает за так называемым спором реалистов и номиналистов об

универсалиях (понятиях) и реалиях (вещах). В первый период средневековой схоластики (период крайнего «реализма»2) преобладает формула «Universalia sunt realia«3, то есть общее понятие мыслится как сущность, определяющая бытие вещи (что следует из учения Платона об идеях и лежит в основании онтологии, выводившей из понятия «бог» бытие Бога). Для «реализма» более органична формула «Universalia sunt ante rem«4, так как понятия оказываются условием существования вещей. Во второй период (умеренного «реализма») в согласии с утвердившимся к этому времени учением Аристотеля доминирует формула «Universalia sunt in re«5 — понятие мыслится как неотъемлемое качество материального бытия вещей. Вместе с тем сохраняет свое значение и первая формула, по сути совпадающая с этой третьей, а по отношению к мыслям Творца перед Творением действительна вторая. Для понятий же «человеческого духа», вызванных восприятием чувственных вещей, значима формулировка «
Universalia sunt post rem«6. Она становится единственно определяющей для третьего периода (номинализма), когда понятия начинают восприниматься как существующие только в «человеческом духе», возникшие в результате сравнения вещей, которым придаются имена. Предыдущее выражение оказывается равнозначным формуле «Universalia sunt nomina«7 (см. : Вундт 2001: 134). Таким образом номинализм как бы реабилитировал, но и абсолютизировал универсум восприятия.

Ощущения надолго обретают статус преимущественного предмета внимания в философии, вплоть до рационализма XVII-XVIII веков, когда вновь появляется мысль о «врожденных идеях» (Декарт) или же о «первичных понятиях» и бессмертной «мыслящей душе» (Лейбниц)

8. По мере освоения естественнонаучных данных и методов аристотелевская формальная логика все более оказывается в неявной оппозиции к философии. В ходе ее «реконструкции» и зарождаются «прагматизм» или семиотика Ч. С. Пирса. Почти параллельно, идя от тех же истоков (от Канта и средневековой схоластики), Э. Гуссерль приходит к феноменологии как науке, «предмет которой — многообразные виды смыслоформирования, придания смысла, понимания смысла, сочетания актов сознания, в которых формируется смысл, и понятого, обнаруженного или сформированного смысла» (Молчанов 1994: VIII)9.

Говоря о периоде номинализма — о «веке Роберта Гроссетеста (Robert of Lincoln), Роджера Бэкона, Фомы Аквинского и Дунса Скотта», Ч.  С. Пирс констатирует: «…дилемма реализма и номинализма совершенно определенно и бесповоротно разрешалась в пользу реализма. Суть проблемы всем хорошо известна. Вопрос состоял в том, являются ли

законы и общие типы порождениями ума (figments of mind) или же они суть нечто реальное. Если вопрос понимать так, что в нем спрашивается, имеют ли место в реальности какие-либо законы или типы, то это в точном смысле будет вопрос метафизики, а не логики. Но в качестве первого шага к его разрешению правильным было бы спросить еще, показывает ли — принимая как должное, что убеждения здравого смысла являются истинными — анализ, что, в соответствии с указанными убеждениями, законы и типы объективны, или же что они субъективны. Это вопрос логики скорее, нежели метафизики. И так скоро, как только на него будет получен ответ, за таковым незамедлительно последует решение и первой проблемы» (Пирс 2001. 1: 44, N 16).

Для Пирса «законы» (и определяемые ими вещи), несомненно, объективны. Здесь уместно повторить сказанное им в автобиографической заметке о Дунсе Скотте: «Если его логика и метафизика не рабски почитаемые, но вырванные из контекста средневековья, были бы приспособлены к современной культуре <…> я убежден, что это многим бы содействовало философии, которая лучше бы гармонировала с физической наукой» (ср.:

Пирс 2001. 1: 37, N 6)10.

По существу речь идет о возвращении восприятия в логику или, другими словами, о переопределении метафизических категорий «чистого разума» в физических понятиях мира репрезентаций11. В лекциях о прагматизме в 1903 г. Пирс специально вводит, казалось бы, внутренне противоречивое понятие перцептуального суждения: «Весь вопрос в том, что такое факты восприятия (perceptual facts) как данные в непосредственном перцептуальном суждении (perceptual judgements). Под перцептуальным суждением я понимаю суждение, утверждающее в форме высказывания (asserting in propositional form), какого свойства перцепция (what a character of percept) представлена разуму.

Перцепция, конечно, сама не является суждением, ни суждение ни в коем роде не сходно с перцепцией. Это так же непохоже, как буквы в набранной книге, в которой описывается Мадонна Мурильо, не похожа на саму картину» (СР 5: N 54)12. В итоге превращения восприятия в факт сознания («представления разума», если следовать словоупотреблению Пирса) логика неизбежно трансформируется в общую теорию знаков, охватывающих весь спектр явлений, подлежащих восприятию… (Вовсе не вдруг этот привычный оборот овладел моим вниманием, когда мысль уже скользила в тупик.) Правильнее сказать: спектр явлений, ставших восприятием. Важность различения одного и другого подметил Лейбниц в трактате «Начала природы и благодати, основанные на разуме» (1714): «…следует делать различие между восприятием-перцепцией, которое есть внутреннее состояние монады, и
апперцепцией-сознанием, или рефлективным познанием этого внутреннего состояния» (Лейбниц 1982. 1: 406). А понятие «перцептуального суждения» как внутреннего качества разума по сути равносильно подчеркнутому отстранению Пирса от монадологии (впрочем, в 1910 г. он дистанцировался и от «триадомании»13).

В духе «века естествознания» Пирс уделяет пристальное внимание анализу восприятия и классификации формирующихся при этом понятий о вещах (их качеств и отношений). Уже в 1867 г. он определяет в качестве категорий пять понятий: Бытие, Качество (отсылание к основе), Отношение (отсылание к корреляту), Репрезентация (отсылание к интерпретанту), Субстанция. Три средних понятия (выделенные разрядкой) названы им также акциденциями. В 1903 г. особо подчеркивается: «Понятие о том, что мы суть то, чем вещи заставляют нас быть, занимает столь важное положение в нашей жизни, что мы полагаем другие вещи существующими за счет их воздействия друг на друга. Понятие о другом, о

не-, становится рычагом мысли. Этому элементу я даю имя Двоичности» (Пирс 2001: 2: 34, N 324). Далее Пирс дистанцирует восприятие от переживания: «. ..минимальная степень данного переживания представляет собой то чувство внешнего, присутствия non-ego, которое сопровождает акты восприятия вообще <…> В моем словоупотреблении, когда впервые звучит душераздирающе громкий гудок локомотива, есть ощущение, которое, однако, перестает длиться, если звук продолжается хотя бы в течение минуты, или времени, близком к тому. В момент его прекращения налицо второе ощущение. Между ними расположилось состояние переживания» (там же: 40, N 332, 1905 г.). Одновременно он отграничивает восприятие от опыта: «понятие опыта
шире понятия восприятия и заключает в себе многое из того, что не является в точном смысле этого слова объектом восприятия» (там же: 43, N 336).

В результате подобных осмыслений некой динамической модели восприятия, согласующейся с опытным знанием, в «Лоуэлловских лекциях 1903 г.» (когда экспериментальная психология еще дозревала) выстраивается следующая схема. Возможность существования чего-либо есть Первичность — она «экземплифицирована во всяком качестве некоего целостного переживания» (там же: 179, N 531), причем: «То, в чем все такие качества согласны, есть универсальная Первичность (Выделено мной. — Н.С.), само бытие Первичности» (там же)14. Универсальная Первичность не зависит от восприятия и никак не представлена в мире репрезентаций (см. ниже). Двоичность уже определяется через восприятие и действие: «…единственное наше прямое знание о ней заключено в волении и опыте восприятия. Наиболее мощно Двоичность выступает именно в волении. Однако это не чистая Двоичность — в первую очередь волящий имеет цель, а идея цели заставляет деяние являть себя

средством достижения цели» (там же: N 532). Средство же преобразует восприятие в репрезентацию и «…оно (средство) несомненно содержит Троичность (Выделено мной. — Н.С.). Более того, волящий сознает свое воление в смысле репрезентации его себе, а репрезентация есть как раз подлинная Троичность» (там же).

Приведенная схема усложнена отношениями между выделенными категориями (типа «Первичность Третичности»), а также их вырождениями и подразделением каждой из них на три рода — например, «Первичность качественной возможности (также существования, ментальности)».

Рассматривая формирование концепции знака, я приводил определение, примыкающее к этим рассуждениям Пирса (там же: 182-183, N 538). Ему предшествует фрагмент, дающий основания (очень слабые) развести в подлинной Троичности «психологический или акцидентальный человеческий элемент» и остающуюся, если его убрать, «работу знака» (там же: 181-182, N 537)15. Не думаю, чтобы на этом этапе разработки концепции Триады, речь могла бы идти о чем-то вроде «чистой знаковости». Я склонен считать упомянутый контекст показателем того, что Пирс пытался учесть все аспекты рассматриваемой проблемы16. Но менее всего он отходил от логико-философской проблематики в сторону психологического или лингвистического «элементов». Тем более, если иметь в виду, что знаковость нельзя оторвать от сознания ни с генетической, ни с гносеологической точек зрения.

В «Гарвардских лекциях» того же 1903 г. все три рассматриваемые категории напрямую соотнесены Пирсом с идеей.

«Категория Первая (the First) — это Мысль (the Idea) о том чтó есть, каково оно есть, невзирая ни на что иное. Это, так сказать, Качество Ощущения (Quality of Feeling).

Категория Вторая (the Second) — это Мысль о том чтó есть, каково оно есть, будучи Вторым к чему-то Первому, невзирая ни на что иное, и в частности, невзирая ни на какой Закон (Law), хотя оно может подчиняться закону (conform to a law), Это, так сказать, Реакция (Reaction) как элемент Явления.

Категория Третья (the Third) — это Мысль о том чтó есть, каково оно есть, будучи Третьим, или Посредником (Medium) между Вторым и своим Первым. Это, так сказать, Репрезентация (Representation) как элемент Феномена» (РС. 5: N 66).

Как можно заметить, поиски Пирса направлены не столько на словесный знак как единство некоторого содержания с определенным звучанием, сколько на само это содержание в качестве реальности сознания, где оно обретает разный смысл в зависимости от степени отрефлектированности одной и той же Мысли в качестве простого «ощущения», «целостного переживания» и связующей их «репрезентации». Вместе они представляют «репрезентамен» как динамическое единство знака («работы знака»), заставляющего Мысль двигаться от ощущения к понятиям все более высокого ранга.

Что касается словесного знака, то он, похоже, рассматривается наравне с другими репрезентациями, начиная с иконических знаков, в качестве каковых может оказаться и вещь «как знак самой себя» (в конечном счете как образ, но непременно осмысленный, опосредованный «интенцией») и кончая символами (от «заурядных слов» до логически отточенных высказываний). Между ними, естественно, располагаются индексы, охватывающие не только так называемые проективные средства языка, но любого рода указующие знаки и структуры («схемы»), направляющие интенцию на объект восприятия. Тем самым Ч. С. Пирс, как бы минуя «внешний язык» (речевую деятельность), фактически обращается непосредственно к речевому мышлению (понимаемому здесь в том смысле, которое придал ему С. Д. Кацнельсон)17.

По существу Пирс рассматривает мысль как неотъемлемое свойство сознания, пытаясь определить ее «качества» и отношения, с самого начала приравненные им к «категориям разума». Если при этом уделяется внимание также исчислению внешней формы «возможных» репрезентаций, то анализ их форм менее всего соотнесен с обиходным языком. Он ориентирован на логику научного анализа явлений, именуемых им «фанеронами»18. Последний термин подразумевает любые реалии языка (следует читать: сознания) — сущностные, феноменологические и иллюзорные; этим он отличается от понятия «феномен», направляющего мысль в узкое русло между словами и вещами, воспринимаемыми исключительно по их «видимым признакам» — благодаря ощущению разнообразных явлений. Мир репрезентаций, действительно, намного шире мира явлений. Ловушки, стоящие на пути его осмысления связаны с тем, что в сознании одинаково реальны и природные, и иллюзорные сущности, которые множатся не только в силу незнания и суеверия, но и постольку, поскольку относительные истины науки принимаются за абсолютные, а умозрительные построения разума — за действительные, так как им соответствуют некие знаки, на первый взгляд малоотличимые от подлинных научных дефиниций.

Не думаю, что и самый строгий логический анализ способен развязать этот порочный круг. Во многом это — объект психологии личности, далеко неоднородной по своим методам и теоретическим установкам. В конечном счете гносеологическая проблематика требует и определенной «терминологической этики» или строгости рассуждений, от которых отправлялся Ч. С. Пирс, но еще более она зависит от этических императивов, которыми руководствуется человечество в целом и от которых зависит само его существование.

Не самый надежный «черный ящик», именуемый мозгом, куда запрятана Мысль, прочно удерживавшая внимание Ч. С. Пирса, — устройство природное. И устроен он, как можно думать, в согласии с принципами, заложенными в ненарушимом «черном ящике», называемом Природой или Мирозданием. Оба они доступны восприятию только в своих проявлениях «на выходе». При такой потаенности репрезентаций вещного мира, доступных наблюдению лишь после того, как они стали предметом мысли (и Словом), казалось бы, и впрямь «вещи сами по себе» трансцендентны, не достижимы постижению. Однако психофизиологические механизмы восприятия таковы, что структура сигнала19 при любых трансформациях несущего «кода» остается изоморфной структуре стоящего за этим сигналом объекта. Потому-то одна и та же информация может быть «закодирована» при помощи самых разнообразных по своей физической природе и качественным характеристикам несущих сигналов. Отсюда и многочисленность тех естественных «кодов», какими являются исторические языки, сложившиеся в условиях различных локальных традиций.

Встречающееся в отечественном языкознании с конца XIX в. представление о произвольности связи между означаемым и означающим20 отображает именно эту внешнюю или граничную особенность фактуры любых природных «кодов», которые по мере своей «дешифровки» (осмысления или экспериментальной оценки их структурных свойств) позволяют современной науке успешно судить о «природе вещей». Специфика же человеческого языка (а прежде всего язык выступает как орудие познания — в своей экзистенциальной, а не сугубо когнитивной и тем более коммуникативной функции) в том, что в этом случае проявляются не единичные разрозненные связи, обеспечивающие устойчивость данного объекта в физическом мире (или выживаемость организма в биогеоценозе21), но некая константа, действующая все более интенсивно и целенаправленно накапливающая позитивный опыт познания «природы вещей». Она присутствует как своего рода надындивидуальный и надъязыковой фактор самоорганизации разума.

В своей эволюции «готовый» человеческий язык прошел долгий путь от осознания аффективных смыслов («качеств ощущений», если воспользоваться словоупотреблением Пирса) к их непосредственному выражению в общении, от такого «прямого выражения» в ситуативно однозначных высказываниях нерасчлененного смысла и значения к их последующему различению и, наконец, к доминированию общезначимого обобщенного значения (коррелирующего с понятием) над личностным смыслом. (Сложная динамика отношений между смыслом и значением Слова, на мой вгляд, и составляет интригу «Репрезентации».) Если первый этап (этап прагматически ориентированного мышления) предположительно начинается 35-40 тыс. лет тому назад22 — на грани нижнего и верхнего палеолита, то последние два охватывают не более 5-6 тыс. лет, когда осуществляется «скачок» от изустных традиций к истории письменных языков. Рефлексия над языком, нараставшая по мере перехода от логографического письма (письма «понятиями») к силлабическому, а затем к фонематическому (алфавитному) его типам (подробнее см. : Сухачев 1998), привела за этот относительно короткий срок к последовательной смене инициированной ею натурфилософской рефлексии рефлексией метафизической, а затем научной рефлексией, отличительной особенностью которой является анализ языка науки — ее методологической составляющей. Сформулированная Лейбницем, эта задача была подхвачена и по своему переосмыслена Кантом, и по большому счету «универсум репрезентаций» Пирса располагается, как мне представляется, между кантовскими мирами «чистого разума» и «практического разума».

Универсум репрезентаций можно понимать и в узком смысле как опосредующий мир человека и физический мир «вещей», предстоящий человеческому восприятию. В конечном счете его можно ограничить одним языком (в очень узком понимании репрезентации). А можно мыслить этот универсум широко — в качестве поистине универсального закона всеобщей связи, обеспечивающего цельность Мироздания как такового. При таком подходе само человеческое сознание оказывается лишь частным воплощением природного начала, согласно которому материя в своих проявлениях, пусть и по самым случайным причинам, видоизменяется и усложняется вплоть до разумных форм, способных к отражению бытия самой материи. Независимо от ответа на вопрос «А есть ли разум во Вселенной?», Человек по большому счету есть воплощение этого принципа — явление космического масштаба.

В последнем качестве, то есть в ипостаси универсального принципа познания (и самопознания), чьи категории императивны в логико-философском понимании обоих терминов, и предстает универсум репрезентаций в размышлениях Ч. С. Пирса о природе знаков.

Разумеется, можно примеривать его теорию знака к исторически сложившимся знаковым системам (хотя бы потому, что все языки устроены в соответствии с тем же правилом изоморфности структуры «кода» структуре отображаемого объекта23). Однако нельзя переносить понятия и операции осуществленного Пирсом анализа, направленного на выяснение логики познания, на «акты коммуникации» как таковые — на анализ любого рода высказываний. Если же сопоставлять знаковую теорию Ч. С. Пирса, например, с теориями Ф. де Соссюра или Л. Ельмслева в контексте собственно семиотических построений, то нельзя игнорировать авторские намерения и установки на анализ того или иного аспекта Языка. Не следует пренебрегать также тем, что язык как предмет внимания психологии, логики, лингвистики — далеко не один и тот же объект исследования. (Точнее, при этом исследуются различные свойства языка, который к тому же оказывается в различных отношениях с процессами сенсомоторного восприятия и логико-дискурсивного мышления.)

Мысли Пирса будят отзвучную мысль в «столкновениях» с философией языка Б. Рассела, Л. Витгенштейна, Р. Карнапа, Э. Кассирера, М. Хайдеггера. У каждого из них свой язык, и различно его виденье, например, у раннего и позднего Витгенштейна, Карнапа, Кассирера. Семиотику Ч. С. Пирса нельзя рассматривать как монолитный конструкт. Она и не могла бы стать им, коль скоро движение мысли является единственным способом ее существования. Пафос размышлений Пирса в том, что теория познания является прежде всего познанием «отношений» человеческой мысли, увязанных с разнообразными отношениями между ее объектами и качествами последних.

Если окинуть взглядом наблюдаемое состояние лингвистических построений в универсуме репрезентаций, нетрудно заметить их крен в сторону терминологических нововведений, не всегда продуманных, нарушающих сущностные отношения между словом и мыслью, словами и вещами, понятием и словарным значением, значением и смыслом, прагматикой в семиотическом ее понимании и практикой целенаправленной речевой деятельности. Терминологическая этика, на которой настаивал Пирс, требует не только ответственности исследователя за каждый использованный и вновь предлагаемый термин («Обязанность подачи такого слова, естественно, ложится на того, кто вводит новое понятие», — СР 2, N 222; ср. Пирс 2000. 2: 43), но, что намного ответственней, и непременного переживания собственных отношений с искомой научной истиной. Может быть, потому разнонаправленные размышления Ч. С. Пирса и Ф. де Соссюра о Мысли и Слове остались незавершенными и остаются одинаково актуальными, дополняя друг друга в пределах своих объяснительных возможностей.

1 При этом грамматические показатели выступают в качестве своего рода классификаторов слов и отношений, складывающихся между ними в высказывании на глубинном и на поверхностном уровнях. Соответственно целесообразно различать релятивные отношения первого плана (глубинного) и реляционные — второго (между членами предложения).

2 Внутренняя форма этого слова, равнозначного «вещизму», влечет для русскоязычного читателя ложную коннотацию с реальностью.

3 Лат. «Понятия суть вещи».

4 Лат. «Понятия суть до вещей».

5 Лат. «Понятия суть в вещах».

6 Лат. «Понятия суть после вещей».

7 Лат. «Понятия суть имена».

8 Например, см.: Лейбниц 1982. 1: 83-84. Примечательно высказывание Лейбница: «Нельзя отрицать, что Декарт имеет большие заслуги прежде всего в том, что возродил стремление Платона увести дух от чувственного восприятия…» (там же: 245).

9 О параллелях между феноменологией Э. Гуссерля и семиотикой Ч. С. Пирса см.: Haaparanta 1994.

10 Ср. также критику «метафизической фикции», отождествляющей стоящий за словом предмет мысли с «реальными» вещами в ранней антикартезианской статье: «Современные номиналисты в своем большинстве люди поверхностные, не знающие того, что знали более добросовестные Росцеллин и Оккам, — что реальность, никак не репрезентированная, есть реальность без отношений и качеств» (Пирс 2000. 1: 47 и сл., N 49).

11 Ср. письмо к леди Уэлби от 23 декабря 1908 г.: «Вы спрашиваете: является ли пропозиция верной, если она «всецело обоснована опытным путем» и выдерживает проверку опытом, или же она такова, поскольку «логически доказана»? Данный вопрос указывает на то, что Вы находитесь в опасной близости от той армии «чудаков», которые, выходя тем самым за рамки всякой разумности, упорно называют «логическим» рассуждение, приводящее к ложному заключению из истинных посылок» (там же: 2: 309).

12 А. Фумагалли отмечает, что перцепт, похоже, соответствует тому, что философы назвали sense datum ‘данность мысли’, но у Пирса он не тождественен данным ощущения, ужé представляя собой результат неосознанной мысленной обработки, синтезирующей данные в структурированном виде (Fumagalli 1995: 169, прим. 85). Это соответствует представлениям о генезисе мышления, инициированного символической деятельностью, при том что прагматически ориентированное и логическое мышление рассматриваются как разные его типы.

13 При этом еще раз объяснив приверженность к трихомическим формам «особым родом» предмета своих занятий и продемонстрировав их естественность (См.: Пирс 2001: 2: 209-212, N 568-572).

14 Пирс тут же оговаривает: «Слово возможность подходит для его обозначения — за тем исключением, что возможность подразумевает отношение к существующему, а универсальная Первичность есть модус бытия себя самой» (там же). Универсальная Первичность — это почти кантовская «вещь сама по себе» (согласно исправленному переводу нем. «Ding an sich», — см.: Кант 1994: 546 — уточнение Ц. Г. Арзаканяна).

15 Что связано с различением трех родов Троичности: первое, мыслимое как возможность — всего лишь «ум способный к мышлению», «некая смутная идея»; второе мыслится играющим роль Двоичности или «события», и оно причастно «общей природе опыта или информации; третье «есть «информирующая мысль или познание» (там же).

16 К тому же «работу знака» трудно помыслить вне психологического «элемента» и сам Пирс акцентирует на этом внимание: «Пытаться реализовать в уме, чем было бы сознание без элемента репрезентации, безнадежно…» (Пирс 2001. 2: 179, N 532).

17 По определению, это понятие призвано «…подчеркнуть то обстоятельство, что речь идет о специфических мыслительных категориях (выделено мной. — Н. С.), которые лингвист вынужден добывать самолично <…> Термин «семантика», шире употребляемый в науке, пожалуй, слишком расплывчат для того, чтобы заменить термин «речевое мышление»» (Кацнельсон 1972: 4).

18 В статье «Логика рассмотренная как семиотика» (около 1904) термин определяется как понятие, довольно близкое тому, «что английские философы обычно имеют в виду под словом идея» (Пирс 2001. 2: 7, N 285. В 1905 г. уточняется: «Под фанероном я имею в виду общую совокупность всего, что так или иначе, в том или ином смысле является наличным (is present) совершенно независимо от того, соответствует ли наличное какой-либо реальной вещи» (там же: N 284).

19 Сигнал определяет состояние организма (и сознания). Как наиболее общий термин психофизиологии и теории информации он может быть почти приравнен к сигнификанту знаковой теории Пирса.

20 Возможно, оно восходит к Гегелю, ср. его определение символа: «связь между значением и его выражением есть совершенно произвольное соединение…» (Гегель 1969. Т. 2: 14).

21 Понятие биогеоценоз было введено академиком В. Н. Сукачевым в 1940 г. как альтернативное англоязычному термину «экосистема».

22 Если учитывать только археологические свидетельства. С учетом антропосоциогенеза, то есть становления человека современного вида, появившегося с «готовым» языком, этот период должен быть растянут как минимум на 150-200 тыс. лет.

23 Это не влечет за собой автоматического тождества способов членения мира и объектов, отображаемых разными языками «субъективно» в силу самобытности отдельных традиций, различия между которыми обобщаются в меру их взаимодействия и интеграции совокупного человеческого опыта. Здесь приходится считаться с гносеологической относительностью обусловленной культурно-историческими факторами, в том числе доступом к накопленным человечеством позитивным знаниям. Следует иметь в виду, что ограниченные обиходно-бытовыми функциями языки народов, оказавшихся на периферии цивилизации, стремительно исчезают и потому, что их носители все активнее обращаются к «готовому» тезаурусу знаний, представленному современными «языками культуры».

Рецензия на книгу Анкерсмит Ф. Р. «Политическая репрезентация» – Издательский дом ВШЭ – Национальный исследовательский университет «Высшая школа экономики»

  • АБB
  • АБB
  • АБB

Обычная версия сайта

    • EN

Если историки относят голландского философа и исследователя историографии Франка Рудольфа Анкерсмита к пантеону «несовременных классиков» [Савицкий, 2012], то на сцене политической философии эта фигура возникла недавно. «Я начинал с философии истории, а потом через понятие репрезентации пришел к философии политики», — говорит Анкерсмит в интервью [Анкерсмит, 2006]. И действительно, автор из книги в книгу пристраивает концепцию метафоры то на службу истории, то политике. В книге «Политическая репрезентация» мы видим, как построенная на понятии метафоры антикантианская теория исторического опыта помогает Анкерсмиту поставить на вопрос о несоизмеримости теоретических оснований.

Понятие метафоры, на первый взгляд, кажется чужым политической философии. Однако именно метафору Анкерсмит использует в качестве теоретического цемента, который связывает воедино различные дисциплины: этику, политику и историю. С ее помощью исследователь стремится снять существующее между философией и политикой напряжение — «напряжение между человеком, поскольку он является философствующим существом, и человеком, поскольку он является действующим существом» [Арендт, 2013, с. 5].

В общих чертах замысел автора выглядит следующим образом: историк и политик используют одну и ту же модель объяснения мира, где для преодоления хаоса социальной реальности необходимо обладать способностью к эстетическому синтезу перспектив. Организацию этих перспектив нам позволяет осуществить репрезентация. На протяжении всей книги Анкерсмит пытается балансировать между двумя философскими традициями: между лагерем идеалистов и реалистов. При это он отстаивает идею, которая формулируется столь же просто, сколь трудной оказывается ее доказательство: «репрезентации отчасти определяют природу репрезентируемого» [Анкерсмит, 2012, с. 145]. На первых порах все получается довольно убедительно, но в итоге именно об это «отчасти» Анкерсмит спотыкается.

Попытка эстетического синтеза репрезентации и репрезентируемого терпит провал, когда Анкерсмит раскрывает перед читателем «истинные» ориентиры политической деятельности: «этика — это поле гравитации, порождаемое черной дырой практической бесполезности, в которую уже провалились многие возвышенные политические системы. Этика кажется самой  легкой  и  безопасной дорогой к политической „истине“, но именно по этой причине она лишена реальной ценности в наших поисках политической истины (…) В итоге печальный факт, касающийся [политического использования] этики, состоит в том, что чем больше у нас согласия относительно рациональности аргумента, тем меньше его политическая ценность и значение». Несомненным приоритетом перед этической аргументацией для автора обладает репрезентация, закрепленная на правовом уровне, и представительная демократия оказывается именно той формой правления, которая «наиболее успешно придает действительную конститутивную форму необходимым условиям репрезентации» [там же, с. 212, 213].

Заметим, что синтетический  проект Анкерсмита  дает сбой там же, где проскальзывает блестящая теоретическая полемика Юргена Хабермаса с Джоном Ролзом. Сталкиваясь с вопросом о соизмеримости и применимости моральных норм и суждений, Хабермас заявляет: «По-видимому, нет такого пути, на котором при объяснении моральной точки зрения можно было бы обойтись без помощи контекстуально-зависимой (по своим притязаниям) процедуры», которая, в свою очередь, оказывается «нейтральной в отношении любой констелляции ценностей, но не в отношении самого практического разума» [Хабермас, 2008, с. 193–194]. Иными словами, инстанцией, которая выносит оценку правилосообразности наших действий, является не теоретический, а практический разум.

Следуя за автором, мы приходим к непреодолимой границе, которая отделяет ценности, пригодные для обобщения ad hoc, от метафизических ценностей sub specie aeternitatis.

Главный аргумент, который мы можем выдвинуть против программы Хабермаса и в некоторой степени Анкерсмита, заключается в том, что моральные доктрины приобретают излишне облегченное звучание, когда дело касается вопросов политической справедливости. На этом витке дискуссии ценностное содержание размывается, сводясь к дискурсивно-политической игре в демократию и полу- чая свое обоснование в правовой сфере. «Ключом для обеспечения равных свобод здесь является публичное употребление разума, прошедшее правовую институализацию в демократическом процессе (курсив мой. — Н. Л.), — заключает исследователь [Хабермас, 2008. с. 196]. Иными словами, описывая то, каким образом люди осуществляют координацию действий, нам приходится выбирать: либо мы сосредотачиваем фокус внимания на этической проблематике, либо говорим о политике. Эти два языка — свободы и справедливости — оказываются взаимно непереводимыми [Глухов, 2013].

На примере Анкерсмита и Хабермаса мы видим, как политическая наука продолжает упорно изживать интуицию иного, неправового трансцендентного измерения. Платоновский способ мышления о ценностях уступает место практической рациональности, а единственной общепризнанной ценностью, к которой апеллирует политик, совершая то или иное действие, оказывается признание права и демократии как реальности sui generous. Несмотря на все это, можно считать, что Анкерсмит предпринял важную попытку уйти от правовой зашоренности политической философии и переместить фокус мышления теоретиков с политической реальности, которая дана нам как готовое целое, на способы ее производства.

Полагая, что научное знание носит политически нейтральный характер, мы можем осмысливать его через метафору шахматной партии [Вахштайн, 2009, Зенкин, 2013]. Если допустить, что деятельность ученых политически ангажирована, уместнее прибегнуть к метафорике военных действий [Кралечкин, 2013]. Чтобы дискуссия политических философов больше походила на шахматы, нежели на войну, требуется признать суверенитет научного знания и играть по общим правилам, не меняя их на ходу, или впасть в самопротиворечие и „мыслить как Кант, а действовать как Макиавелли“ [Вахштайн, 2013]. Таким образом, чтобы найти ответы на вопросы, поставленные Анкерсмитом, нам потребуется создать общее теоретическое основание, на котором мы могли бы совместить и сопоставить фрагменты «множества реальностей», не изменяя при этом правил теоретической игры и не превращая ее в аналог театра боевых действий.

Автор: Лебедева Наталья Дмитриевна — студентка философско-социологического отделения ФГ У РА Н Х иГС.
Научные интересы: акторно-сетевая теория, социология повседневности, политическая философия.

 

Представительство, философские вопросы о — PubMed

. 2010 Январь; 1(1):32-39.

doi: 10. 1002/wcs.31. Epub 2009 23 декабря.

Мартин Рот 1

принадлежность

  • 1 Факультет философии, Университет Дрейка, Де-Мойн, ИА 50311, США.
  • PMID: 26272836
  • DOI: 10.1002/wcs.31

Мартин А Рот. Wiley Interdiscip Rev Cogn Sci. 2010 Январь

. 2010 Январь; 1(1):32-39.

doi: 10.1002/wcs.31. Электронная книга 2009 г. 23 декабря.

Автор

Мартин Рот 1

принадлежность

  • 1 Факультет философии, Университет Дрейка, Де-Мойн, ИА 50311, США.
  • PMID: 26272836
  • DOI: 10.1002/wcs.31

Абстрактный

Концепция репрезентации играет центральную роль в философских и научных теориях разума, и, согласно репрезентативной теории разума (РТМ), широкий спектр когнитивных и перцептивных способностей лучше всего объясняется с точки зрения возникновения и обработки ментальных репрезентаций. . Однако концепция репрезентации остается неуловимой, и среди философов или ученых-когнитивистов нет единого мнения относительно того, что означает репрезентация одной вещи другой. Одна из причин отсутствия консенсуса заключается в том, что философы и ученые используют эту концепцию по-разному для самых разных целей. Другая причина отсутствия консенсуса заключается в том, что, хотя общепризнано, что научно полезное понятие репрезентации должно основываться и ограничиваться тем, что мы знаем о мозге, существуют разногласия по поводу того, что современная нейронаука делает или не предлагает относительно природы мозга. представление. В этой статье обсуждаются некоторые из ключевых вопросов, связанных с разработкой общей теории ментальной репрезентации, в свете этих расходящихся целей и противоречивых взглядов. Авторское право © 2009John Wiley & Sons, Ltd. Для получения дополнительных ресурсов, связанных с этой статьей, посетите веб-сайт WIREs.

Авторское право © 2009 John Wiley & Sons, Ltd.

Похожие статьи

  • Уровни анализа: философские вопросы.

    Хунг А.Ю. Хунг А.И. Wiley Interdiscip Rev Cogn Sci. 2012 май; 3(3):315-325. doi: 10.1002/wcs.1179. Epub 2012 28 марта. Wiley Interdiscip Rev Cogn Sci. 2012. PMID: 26301464

  • Желание: философские вопросы.

    Шредер Т. Шредер Т. Wiley Interdiscip Rev Cogn Sci. 2010 май; 1(3):363-370. doi: 10.1002/wcs.3. Epub 2010 2 апр. Wiley Interdiscip Rev Cogn Sci. 2010. PMID: 26271376

  • Теория моделирования.

    Шантон К., Голдман А. Шантон К. и др. Wiley Interdiscip Rev Cogn Sci. 2010 июль; 1 (4): 527-538. doi: 10.1002/wcs.33. Epub 2010 5 февраля. Wiley Interdiscip Rev Cogn Sci. 2010. PMID: 26271500

  • Через лес моторных представлений.

    Ферретти Г. Ферретти Г. Сознательное Познание. 2016 июль;43:177-96. doi: 10.1016/j.concog.2016.05.013. Epub 2016 14 июня. Сознательное Познание. 2016. PMID: 27310110 Рассмотрение.

  • Понятие о репрезентации и психических симптомах. Случай теории разума.

    Рехон Альтабле С., Видаль Кастро С., Лопес Сантин Х.М. Rejón Altable C и др. Психопатология. 2009;42(4):219-28. дои: 10.1159/000218519. Epub 2009 16 мая. Психопатология. 2009. PMID: 19451754 Рассмотрение.

Посмотреть все похожие статьи

Концепция репрезентации — Библиография

Концепция репрезентации — Библиография — PhilPapers
  • Журналы
  • Войти
  • Создать учетную запись
  • Синтаксис
  • Расширенный поиск

В эту категорию требуется редактор. Мы призываем вас помочь, если вы квалифицированы.
Станьте волонтером или узнайте больше о том, что для этого нужно.

Философия сознания > Интенциональность > Репрезентация > Концепция репрезентации

Братья и сестры:

  • Разновидности представления ( 76 )
  • Теории представления ( 87 )
  • Скептицизм в отношении представлений ( 28 )
  • Описание ( 820 )
  • Представление в когтивной науке ( 537778)
  • .
  • Вычисления и представление ( 790 | 149)
  • Представительство, разное ( 74 )

Работа в этой области

Университет Северной Каролины в Чапел-Хилл

Assistant or Associate Professor

Sweet Briar College

Assistant Professor of Philosophy

Marc Sanders Foundation

Executive Director

Jobs from PhilJobs


1 — 50 / 59

  1. Intentionality. Narve Strand — подробности рукописи
  2. Зачем возиться с ментальными представлениями? [ОБЗОР] Алекс Гржанковски и Рэй Бьюкенен — ​​2022 — Метанаука 31 (3):415-418.подробнее
  3. Сущностный реализм о ментальных представлениях. Бенс Нанай — 2022 — Erkenntnis 87 (1):75-91.details
  4. Кибернетическая теория личности: как и почему Селларс натурализовал Канта. Карл Б. Сакс — 2022 — Philosophical Inquiries 10 (1).details
  5. Multi-Channel Mathematics. Ilexa Yardley — 2022 — Https://Medium.Com/the-Circular-Theory .details
  6. The Cryptic Universe.Илекса Ярдли — 2022 — Центр интеллектуального проектирования.подробнее
  7. Circularity.Ilexa Yardley — 2022 — https://Medium.Com/the-Circular-Theory/ .details
  8. Iop: Get It Straight. Ilexa Yardley — 2022 — Https://Medium.Com/the-Circular-Theory .details
  9. Бактериальная коммуникация.Марк Артига — 2021 — Биология и философия 36 (4):1-19. подробнее
  10. Предиктивная обработка и антирепрезентативность. Марко Факчин — 2021 — Synthese 199 (3-4):11609-11642.детали
  11. Правила веры и нормативность преднамеренного содержания. Дерек Грин — 2021 — Acta Analytica 36 (2):159-69.подробнее
  12. Какое отношение Метавселенная имеет к физике. Илекса Ярдли — 2021 — https://Medium.Com/the-Circular-Theory/ .details
  13. Биомиметика (Биомимикрия) (Biomemetics).Ilexa Yardley — 2021 — https://Medium.Com/the-Circular-Theory/ .details
  14. Сеть без установления соединения. Илекса Ярдли — 2021 — https://Medium.Com/the-Circular-Theory/ .details
  15. Универсальная токенизация. Илекса Ярдли — 2021 — https://Medium.Com/the-Circular-Theory/ .details
  16. Исключение скорости света как «постоянной».
  17. Почему крипто-все здесь, чтобы остаться
  18. Фуко, Делёз и Ницше. Илекса Ярдли — 2021 — Https://Medium.Com/the-Circular-Theory/ . details
  19. Что «открывают» современные физики. Илекса Ярдли — 2021 — https://Medium.Com/the-Circular-Theory/ .details
  20. Абстракция: как это понять
  21. Роль репрезентаций в негибком поведении. Тодд Гэнсон — 2020 — Биология и философия 35 (4):1-18.подробнее
  22. Неуловимые средства генетической репрезентации.Рийн Кыйв — 2020 — Биология и философия 35 (1):1-24.подробнее
  23. Разновидности антирепрезентативизма. Пьетро Салис — 2020 — В Педро Г. Морейра (ред.), Возвращение к Ричарду Рорти . Уилмингтон: Вернон Пресс. стр. 115-134.подробнее
  24. Круговое мышление. Илекса Ярдли — 2020 — https://Medium.Com/the-Circular-Theory .details
  25. Порог представлений. Интеграция семиотики и когнитивных наук.Марта Карава — 2019 — Versus 1:157-174.подробнее
  26. Натурализованные представления — полезная цель или полезный вымысел? Петр Уилкин — 2019 — Studia Semiotyczne — English Supplement 30:5-19. подробнее
  27. Бессмысленная точность: о вездесущности содержания в природе. Алекс Морган — 2018 — Synthese 195 (12):5403-5429.details
  28. Структурные репрезентации: каузально релевантные и отличные от детекторов. Павел Гладзеевский и Марцин Милковски — 2017 — Биология и философия 32 (3):337-355.подробнее
  29. Феноменологическая ошибка и иллюзия имманентности: аналитическая философия разума и феноменология против ментального овеществления. Саймон Гусман — 2016 — Диаметр 48:18-37.подробнее
  30. В защиту кантовского репрезентационизма Рейнхольда: аспекты идеализма в Versuch Einer Neuen Theorie des Menschlichen Vorstellungsvermögens. Dennis Schulting — 2016 — Kant Yearbook 8 (1):87-116.details
  31. Личность одного: сохранение круга. Илекса Ярдли — 2016 — https://Medium.Com/the-Circular-Theory .details
  32. Каузальные теории ментального содержания: где находится «причинный элемент» и как он делает интенциональность реляционной? Миндаугас Гилайтис — 2015 — Проблемы 87:19-30. подробнее
  33. Руководства к действию недостаточно, репрезентации тоже нуждаются в соответствии: призыв к двухфакторной теории репрезентации. Павел Гладзеевский — 2015 — Новые идеи в психологии
  34. Представление как адаптация. Бенджамин Джарвис — 2015 — Acta Analytica 30 (1):17-39.подробнее
  35. Сложная проблема содержания: решена (давным-давно). Марцин Милковски — 2015 — Исследования в области логики, грамматики и риторики 41 (1):73-88.детали
  36. Perceptual Representation / Perceptual Content. Bence Nanay — 2015 — In Mohan Matthen (ed.), Оксфордский справочник по философии восприятия . Издательство Оксфордского университета. стр. 153-167.подробнее
  37. Самый возвышенный из всех законов: странное возрождение кантианского мотива в современной политике имиджа.
  38. Против представлений с двумя направлениями подгонки. Арто Лайтинен — ​​2014 — Феноменология и когнитивные науки 13 (1):179-199.подробнее
  39. Обзор книги Доминика Грегори «Показ, видимость и ощущение». [ОБЗОР] Анджела Менделовичи — 2014 — Философские обзоры Нотр-Дама : 0-0.details
  40. Эмпирические проблемы с антирепрезентативностью. Бенс Нанай — 2014 г. — В Б. Брогаарде (ред.), Имеет ли восприятие содержание? Издательство Оксфордского университета. подробности
  41. Два понятия ментальной репрезентации. Урия Кригель — 2013 — В У. Кригель (ред.), Текущие споры в философии разума . Рутледж. стр. 161-179. подробности
  42. Витгенштейн об интенциональности и репрезентации. Мигель Гарсия-Вальдекасас — 2012 — Quaestio 12:343-368.детали
  43. Нормы интенциональности: нормы, которыми нельзя руководствоваться. Бенджамин Джарвис — 2012 — Философские исследования 157 (1):1-25.подробнее
  44. Представление на личностном уровне. Урия Кригель — 2012 — Протосоциология 28:77-114.детали
  45. Marburska krytyka poznania jako odbicia.Tomasz Kubalica — 2011 — Idea Studia nad strukturą i rozwojem pojęć filozoficznych 23 (23). подробнее
  46. Два вида интенциональности у Локка. Лайонел Шапиро — 2010 — Pacific Philosophical Quarterly 91 (4): 554-586. подробности
  47. Границы представления: нерепрезентационалистское использование ресурсов модели расширенного познания. Пьер Штайнер — 2010 — Прагматика и познание 18 (2):235-272.детали
  48. Проблемы репрезентации I: природа и роль. Дэн Райдер — 2009- В John Symons Paco Calvo (ed.), The Routledge Companion to Philosophy of Psychology . Рутледж. стр. 233.детали
  49. Классификация знаков Пирса: от «Логики науки» до «Программы некоторых разделов логики». Жоао Кейрос — 2007 — Trans/Form/Ação 30 (2):179-195.details
  50. Изображения, диаграммы и метафоры: гипоиконы в контексте 66-кратной классификации знаков Пирса. Присила Фариас и Жоао Кейрос — 2006 — Semiotica 2006 (162):287-307.детали

1 — 50 / 59

Доступ за пределы кампуса

Используете PhilPapers из дома?

Создайте учетную запись, чтобы обеспечить доступ за пределами кампуса через прокси-сервер вашего учреждения.

Leave a Comment on Репрезентация в философии это: Репрезентация | Понятия и категорииРазное

About the Author

admin

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Related Posts

© 2024 Воронежская благотворительная организация «Общие дети»