Смысл жизни в гедонистическом учении: :: : :: > SocioGuru.ru

Гедонистические представления о смысле жизни

Добро пожаловать! > Философия жизни и смерти > Гедонистические представления о смысле жизни

Гедонизм (от греч. hedone — наслаждение) — это учение, первоначально развитое древнегреческой философской школой киренаиков и считающее стремление к чувственным удовольствиям и наслаждениям смыслом жизни человека. Её основатель, философ Аристипп, утверждал, что только толпа стремится к вещам и благам, мудрый же — к удовольствиям, которые он получает от вещей и благ. Гедонизм опирался в своих построениях на сократовскую идею внутренней свободы личности и её независимости от обстоятельств внешнего мира. Киренаики учили, что непосредственное физическое наслаждение, является единственным и подлинным благом в жизни человека. Жизнь есть совокупность моментов настоящего, каждый из которых должен быть наполнен как можно более сильным и острым удовольствием. Для умножения и интенсификации удовольствий хороши все средства и пути. Ничто иное, как удовольствие, является критерием добра и зла. Богатство, власть, слава — все подчинено наслаждению, его достижению и продлению. Наслаждение, удовольствие — главный мотив всех человеческих поступков и деяний.
Эпикур, также считавший наслаждение единственным благом, к которому стоит стремиться, определял его негативно, как состояние отсутствия страдания. Он говорил, что предел величины удовольствия есть устранение всякого страдания, а где есть удовольствие, там, пока оно есть, нет страдания и печали. В письме к Менекею он, в частности, писал: «Мы имеем надобность в удовольствии тогда, когда страдаем от отсутствия удовольствия; а когда не страдаем, то уже не нуждаемся в удовольствии. Поэтому-то мы и называем удовольствие началом и концом счастливой жизни… Так как удовольствие есть первое и прирожденное нам благо, то поэтому мы выбираем не всякое удовольствие, но иногда мы обходим многие удовольствия, когда за ними следует для нас большая неприятность; также мы считаем многие страдания лучше удовольствия, когда приходит для нас большее удовольствие, после того как мы вытерпим страдания в течение долгого времени. Таким образом, всякое удовольствие по естественному родству с нами есть благо», но не всякое удовольствие следует выбирать, равно как и страдание всякое есть зло, но не всякого страдания следует избегать».46 Высшей формой счастья, идеалом жизни, по Эпикуру, является атараксия — блаженное состояние свободы от телесных страданий и душевных тревог, от болезней тела и страхов души.
И киренаики, и Эпикур пытались провести грань между бездумным, животным стремлением к чувственным наслаждениям, и человеческими попытками сделать чувственные удовольствия смыслом жизни. Они настаивали на том, что люди способны разумно относиться к наслаждениям, ибо отдают себе отчет в последствиях, которые они за собой влекут. В XIX веке попытку рационализировать гедонистическое мировоззрение предпринял утилитаризм — течение в этике, которое заменило принцип удовольствия и наслаждения принципами «пользы» и «счастья», понимаемыми не как единичные и мимолетные переживания, а как длительные состояния.
Утилитаризм призывал отдаваться не любому влечению и удовольствию, а делать выбор между ними с расчетом их последствий, взвешивать все выгоды и невыгоды. Иеремия Бентам — один из классиков утилитаризма — построил даже целую «моральную арифметику», представляющую собой целую систему мер расценки удовольствий с точки зрения их силы, длительности, прочности и т.д., систему, которая должна бы была помочь дать правильный расчет наибольшей пользы в жизни. Несостоятельность этой «бухгалтерии» удовольствий и страданий очевидна. Человеческие переживания исключительно субъективны и не могут быть подведены под универсальные арифметические расчеты. Оно и то же явление в различной обстановке, при различных настроениях у одного и того же человека вызывает разное отношение, разные переживания. Так же различно переживаются удовольствия и страдания у разных людей.
Джон Стюарт Милль и Н.Г.Чернышевский, также придерживающиеся утилитаристской концепции, пытались оценивать удовольствие не с количественной, а с качественной точки зрения. Они предложили различать удовольствия «высшего» и «низшего» порядка, «достойные» и «недостойные» человека, и «истинное» счастье и пользу видеть только в «разумных удовольствиях», в «разумной» пользе. Например, удовольствия интеллектуальные выше удовольствий чувственных, альтруистические выше эгоистических. Счастье и довольство недостаточны для человека. «Лучше быть недовольным Сократом, чем довольным дураком», говорил Дж.Ст.Милль. А русский писатель Н.Г.Чернышевский, в романе «Что делать?» выводит из эгоизма всю общественную мораль вплоть до необходимости жертвовать жизнью ради другого.
Оценивая гедонистические представления о смысле жизни, нужно иметь в виду, что суть дела заключается не с том, какие конкретно удовольствия объявляются высшим благом. Они могут быть самыми разными. Удовольствие от чревоугодия и удовольствие, получаемое от занятий наукой или от миссионерского служения, оцениваются по-разному. Но между ними не будет принципиального различия, если рассматривать следование им без связи с какой-либо объективной целью и ценностью, выходящей за пределы индивидуального бытия. Занятие наукой имеет подлинный смысл не потому, что оно приносит наслаждение ученому, а потому что оно ценно с точки зрения общечеловеческой.

Смысл жизни с точки зрения геодонизма.

Русский язык Атлас анатомии Подборка пособий Типовые тестовые Молекулярная биология Анатомии человека Деревянное кружево Сборник задач Английский язык Тестовые задания Информационное письмо Полный справочник Краткая история Биологически активные Экзаменационные вопросы Биология человека Точки зрения Профильной математики Заданий профильной Клинические рекомендации Краткий курс

Скачать 1.95 Mb. Название Смысл жизни, выводимый из опыта чувств, ассоциируется обычно с теми удовольствиями, которые они, т е. чувства, нам доставляют или поставляют. Он поэтому называется гедонистическим (гр hedone наслаждение) Дата 10. 05.2021 Размер 1.95 Mb. Формат файла Имя файла Смысл жизни с точки зрения геодонизма.pptx Тип Документы #46657 Каталог Смысл жизни, выводимый из опыта чувств, ассоциируется обычно с теми удовольствиями, которые они, т.е. чувства, нам доставляют или поставляют. Он поэтому называется гедонистическим (гр. hedone — наслаждение). Как концепция гедонистический смысл жизни уходит своими корнями в древнегреческую культуру. Впервые он был развернуто представлен философской школой киренаиков, основанной Аристиппом из города Кирены. Киренаики видели в чувственном наслаждении цель и смысл своей жизни. Оговорки насчет разумности наслаждений, благоразумности в удовольствиях мало что меняли в их общей жизненной установке. Непосредственное физическое наслаждение, учили киренаики, — единственное и подлинное благо в жизни человека. Жизнь есть совокупность моментов настоящего, каждый из которых должен быть наполнен как можно более сильным и острым удовольствием. Будущего в этом смысле нет.      Для умножения и интенсификации удовольствий хороши все средства и пути. Именно удовольствие является критерием добра и зла. Можно манипулировать всем и вся, лишь бы это приносило наслаждение. Богатство, власть, слава и т.п. — все подчинено наслаждению, его достижению и продлению. Наслаждение, удовольствие — главный мотив всех человеческих поступков и деяний.      Смысложизненная доктрина киренаиков по-своему преломилась в учении Эпикура. Как и Аристипп, Эпикур считал наслаждение единственным благом, началом и концом счастливой жизни. Между ними есть, однако, и различия. Если наслаждение у Аристиппа ценно само по себе, уже одним своим наличием, то у Эпикура оно идет как бы со знаком минус — как отсутствие страдания. Лучше сразу избежать страдания, чем искать удовольствия, если оно имеет своим следствием страдание. «Предел величины удовольствия, — отмечал Эпикур, — есть устранение всякого страдания, а где есть удовольствие, там, пока оно есть, нет страдания или печали, или нет и того и другого». пойти и на страдание, если только за ним последует еще большее удовольствие.      Высшей формой счастья, идеалом жизни, по Эпикуру, является атараксия — блаженное состояние свободы от телесных страданий и душевных тревог, от болезней тела и страхов (перед смертью и вообще всем непонятным) души.Гедонистическая концепция смысла жизни имеет много недостатков или уязвимых точек. Во-первых, многие удовольствия ведут к отрицательным последствиям, причиняют в конечном счете страдания. Удовольствие от систематического приема наркотиков, например, приводит к деградации личности, к расстройству физического и психического здоровья человека. Во-вторых, многие удовольствия несовместимы друг с другом, т.е. гедонизм как концепция внутренне противоречив. Скажем, наслаждение, испытываемое человеком от динамизма и полноты своих физических сил, трудно совместить с удовольствием от плотного ужина, крепких напитков и т.п. В-третьих, ориентация на поиск одних удовольствий в жизни делает человека рабом как самих этих удовольствий, так и, в особенности, тех обстоятельств, вещей и людей, от которых они зависят. Рабская зависимость от удовольствий — вряд ли удовольствие. Наконец, что очевидно, в жизни полно малоприятных вещей, рутинной, грязной работы. Участие в военных действиях по защите Отечества, уход за физически беспомощным человеком — эти и подобные им ситуации приятными не назовешь. Но ни отменить их, ни уйти от них в реальной жизни нельзя. Гедонистическая линия поведения, таким образом, вряд ли совместима с достойным человека смыслом жизни. Хотя жизнь без удовольствий — тоже не жизнь. перейти в каталог файлов

Гедонистические теории

философия.lander.edu
Домашняя страница по этике > Хорошее  > Гедонистические теории
Сайт Карта Викторины Тесты Часто задаваемые вопросы Ссылки Поиск Показания Архивы Программа		Гедонистические теории Abstract: Изысканность гедонизма как этическая теория включает в себя несколько удивительных и важных различия. Обсуждаются несколько контрпримеров гедонизму. I. Гедонистические теории — один из возможных ответов на вопрос из «Что такое внутренняя доброта?» Гедонизм : (по определению) философская доктрина о том, что (1) все удовольствия по своей сути хороши и (2) не что иное, как удовольствие само по себе хорошо. Подобные теории могут включать наслаждение, удовлетворение, счастье как концепции заменил удовольствие. Выясняется главная проблема гедонизма из чего состоят удовольствие и боль. Являются событиями удовольствия, свойства, состояния или какой-то другой объект? Психологический гедонизм : (дескриптивная теория) все люди на самом деле преследуют удовольствие. Эта теория утверждает, что люди не должны быть такими; вот так люди на самом деле это они естественно искать удовольствия. Следовательно, теория является индуктивной. обобщение опыта социологов. Этический гедонизм (предписывающая теория) независимо от того, преследуют ли люди удовольствие, они должны или должен сделать это. Правильное действие производит удовольствие; неправильное действие производит боль. II. Гедонистическая позиция может быть существенно уточнена. Сказать, что «все удовольствия по своей сути хороши», не значит сказать, что «все удовольствия хороши, просто ». Что-то действительно хорошее может быть инструментально. Плохо. Боль часто хороша как средство: это сигнал о том, что что-то не так и необходимы изменения. (Например, ., 16-месячный ребенок не убирает палец с закрыть дверь, если не чувствуется боли. Боль в этот экземпляр был бы хорош как средство.) Некоторые удовольствия являются средством для чего-то более болезненного и поэтому не будут хороший: напр. , изготовление забавляться другими людьми, напиваться, принимать наркотики и так далее. Удовольствие — не единственное желаемое — желательны многие другие вещи как средство и заканчивается (просто нежелательно). Напр. желательны свобода, мир, деньги и образование, но с этой точки зрения в качестве конечной цели желательно только удовольствие. Обратите особое внимание на различие между удовольствием и источниками удовольствие. Очевидно, что люди получают удовольствие по-разному . напр. , некоторые люди ненавидят поверхностное беседа и чтение экзистенциального психоанализа; Некоторые люди ненавидят чтение и любят причинно-следственные связи. взаимодействие. Стирание различий между удовольствием и источниками удовольствия часто является основой ошибочное влечение к релятивизму ; источники удовольствия может быть разным для разных лиц. Некоторые люди ошибочно приняли это различие за то, что «Поэтому нельзя обобщать какие действия следует совершать, потому что они будут разными для разных людей; следовательно, этика родственник.» Тем не менее, удовольствие может быть одним и тем же, хотя источники удовольствие разные . Удовольствие от победы в битве может быть таким же, как удовольствие от победы в футбольном матче. (Подумайте, как это утверждение логически связано с утверждением К.Л. Кляйнке. наблюдение в своей книге Самовосприятие что «Что отличает такие эмоции, как гнев, страх, любовь, восторг, тревога и отвращение — это не то, что происходит внутри тело, а то, что происходит снаружи окружающей среды.».) Тем не менее, гедонист считает, что моральное добро является инструментальным благом — оно не обязательно является внутренним благом. Моральное совершенство — это делать правильные вещи, но это может не привести к счастью. Рассмотрим Нацистские врачи делают аборты в лагерях для военнопленных. Рассмотреть возможность так же проблемы, поднятые телеологической приостановкой этического. Нравственное добро, согласно гедонизму, может быть инструментальным благом, но из этого не следует, что оно всегда ведет к удовольствие. ( Напр. , честная и честная двоюродная бабушка Сара, живущая одна у строгого кода не обязательно жить в удовольствие.) III. Гедонист не ищет удовольствия постоянно — постоянное потакание аппетиту заставляет людей несчастен в долгосрочной перспективе. Гедонистический парадокс : «Об удовольствии нужно забыть». Как учил Аристотель, удовольствие есть побочный продукт деятельности. Т.е. , одни из самых несчастные люди — это те, кто хочет выбраться из ситуации, в которой они находятся, чтобы иметь удовольствие каким-то образом «случается» с ними. Кажется, один из секретов удовольствия заключается в том, чтобы полностью погрузиться в деятельность. Так же и в работе или в спорте, при постоянном занятии удовольствие не ищется напрямую. Вещи и активность разыскивается. Когда голоден, ищи пищу; когда беден, ищи денег; при беспокойстве ищите физическую активность. мы не искать удовольствия в этих ситуациях. В качестве Джон Стюарт Милль заявил, «Счастлив только тот, кто сосредоточил свой ум на каком-нибудь предмете. кроме собственного счастья… Нацеливаясь, таким образом, на что-то иначе они найдут счастье на этом пути» 9.0008 IV. Джон Хосперс предлагает три контрпримера гедонизму. Предположим, что два человека получают равное удовольствие от двух разных занятий: (1) бросать посуду и (2) играть на пианино. Разве эти действия не имеют разной ценности? Ответ гедониста : Да, их ценность по сути одинакова, но они инструментально разные. Вспомните рассказ Марка Твена «Таинственный незнакомец»: несомненно, счастье безумия не является внутренним благом. (Кроме того, последствия приема наркотиков не являются внутреннее благо.) Несомненно, такое положение дел, такое удовольствие хорошо, не может быть прав. Ответ гедониста : Да, инструментально это плачевное состояние, но внутренне душевнобольной человек лучше, чем его предыдущее состояние. Наркоман, когда принимает наркотики, лучше, чем он был в своем прежнем состоянии (иначе он не был бы склонен принимать наркотики). Обратите внимание на порочный круг аргументации. Рассмотрим контрпример: предположим, что убийца получает огромное удовольствие от убийства. люди. Конечно, незаслуженное «удовольствие» убитого — это плохо. Ответ гедониста : Это иллюстрирует ту же путаницу, что и в первых двух Примеры. Последствия плохие, т.е. , последствия только инструментальные плохо, но удовольствие по сути хорошо. Опять же, обратите внимание на злобный круговой аргумент. Все возможные контрпримеры исключены. Рекомендуемые источники Гедонизм: А обсуждение гедонизма из Стэнфорда Энциклопедия с некоторым акцентом на эгоизме и утилитаризме. Эндрю Мур. Гедонизм: обзор некоторых основных понятий гедонистической философии с кратким упоминанием Эпикур, Бентам, Милль и Фрейд из Википедии.
		Отправить исправления или предложения на webmaster@philosophy. lander.edu Читать отказ от ответственности в отношении этой страницы. 05.11.06 © 2001-6 ГФДЛ
		| Проблемы | Эгоистические теории | Хорошо | Этика долга  | Утилитаризм  | Права |
	.

Удовольствие и хорошая жизнь: о природе, разнообразии и правдоподобии гедонизма | Отзывы | Notre Dame Philosophical Reviews

Гедонизм, рассматриваемый как теоретический подход к ценности жизни, утверждает, что жизнь по своей сути или в конечном счете хороша или достойна в соответствии и благодаря наслаждению за вычетом боли или страдания, которые она содержит. Фред Фельдман начинает примерно с этого места, а затем продолжает формулировать целое семейство «гедонизмов», призванных быть невосприимчивыми к различным возражениям моралистов, пока, наконец, мы не приходим к «гедонизмам», которые являются близкими экстенсиональными эквивалентами даже таких парадигматически антигедонистических взгляды Г. Э. Мура. Несмотря на острое, остроумное и лаконичное устранение многих возражений против гедонизма, которыми заполнена большая часть этой ясно написанной, доступной и часто полезной книги, любой, кто считает удовольствие когда-либо окончательный и непосредственный создатель ценности, пусть даже в рамках какого-то компонента плюралистической теории ценностей, задолго до ее конца почувствует, что эта первоначальная руководящая идея гедонизма осталась позади. Хотя все «базовые внутренние ценностные состояния» Фельдмана являются «гедонистическими» в том смысле, что они включают в себя удовольствие или боль, их не обязательно принимать в их гедонистической номинальной стоимости, поскольку они могут быть «скорректированы» с помощью различных нормативных стандартов, таких как уместность удовольствие или боль как ответ на свой объект могут потребовать. Интенсивность и продолжительность удовольствия и боли в гедонизме старого стиля, таким образом, дополняются дополнительными измерениями, необходимыми для создания теорий ценности, которые удовлетворяют различных возражающих. Эта стратегия примирения гедонизма с его противниками следует модели Милля, отдающего предпочтение культурно «высшим» удовольствиям. Фельдман защищает Милля и его собственное использование дополнительных измерений ценности против обвинения Мура в том, что эта стратегия фактически отказывается от гедонизма в пользу плюрализма ценностей, настаивая на том, что все «базовые состояния внутренней ценности» в результирующих взглядах по-прежнему являются удовольствиями и страданиями. Однако более глубокая тревога, связанная с тем, что такие взгляды отказываются от руководящей идеи гедонизма о том, что жизнь в конечном счете становится лучше, и только благодаря тому, что она содержит больше удовольствия или меньше боли, никогда не устраняется удовлетворительным образом, но, по-видимому, устраняется (177–81), несмотря на более раннее признание того, что эти взгляды используют негедонистические нормативные стандарты при определении ценности (121). Более того, когда испытуемые пустыня удовольствия и боли позволяет аналогичным образом регулировать вклад гедонистических состояний в ценность миров (хотя и не жизней), настаивание исторических гедонистов на том, что ценность больших целых является супервентом ценности индивидуальных жизней, которые они содержат, отбрасывается. также. И это, в отличие от более раннего согласования ценности удовольствия и боли в жизни, не просто предлагается возражающим, но предлагается собственным голосом нашего автора.

В то время как Фельдман представляет этот переход от номинальной стоимости к различным скорректированным оценкам гедонистических эпизодов главным образом как ответ на различные нормативные возражения против гедонизма старого стиля, он может быть более внутренне мотивирован и защищен линиями, открытыми его более ранним переходом от чувства к отношение к удовольствию. Ибо в то время как чувства удовольствия и страдания можно считать юмовскими партикуляриями, хорошими или плохими в их изолируемой сущности, установки относительны и по существу направлены на свои объекты. Если удовольствие и боль по существу являются оценочными реакциями на свои объекты, они могут оцениваться по независимым значениям своих объектов или по правильности их отслеживания, а не только со стороны субъекта. Такая оценка, однако, кажется чуждой гедонистической традиции, которую, как утверждает Фельдман, представляет.

Собственный путь Фельдмана к пересмотру этой традиции начинается с того, что он, следуя Сиджвику, проводит самоанализ, чтобы исключить удовольствие, состоящее в каком-либо особом виде чувства (79 и его более ранние «Два вопроса об удовольствии», цитируемые там; 85n5), под которыми Фельдман, по-видимому, подразумевает телесное ощущение какого-то сенсорного вида (56). То, что он специалист по этике, пишущий в основном в ответ на дискуссии специалистов по этике, а не современных философов сознания, показывает здесь и приводит его к риску показаться высмеивающим простого соломенного человека. Даже тот, кто считает удовольствие и боль репрезентацией внутренних телесных состояний, должен различать такие «горячие» аффективный чувство от садового ощущения. Тем не менее сомнения в существовании каких-либо отличительных индивидуализирующих quale (пусть даже аффективных, а не сенсорных) останутся. Поэтому нам говорят, что «сенсорный гедонизм» неудовлетворителен для объяснения единства удовольствия. Но если при наличии удовольствия всегда не присутствует отчетливого ощущения, то мы уверены (принимая другую сторону того, что часто считается исчерпывающей дихотомией), что особая пропозициональная установка, имеющая внутреннюю ценность, получения удовольствия от чего-либо это . Именно в терминах этого «установочного удовольствия» Фельдман формулирует свой гедонизм относительно ценности жизни; сенсорные удовольствия и страдания, напротив, не являются ни носителями внутренней ценности, ни по существу удовольствиями или страданиями любого рода, но они условно сделаны сенсорными удовольствиями или чувственными удовольствиями или страданиями по мере того, как их субъект получает установочное удовольствие или страдание в то время, когда они факт их возникновения. Таким образом, как кажущееся единство удовольствия и страдания, так и их кажущееся разнообразие изящно обрабатываются: первое путем постулирования двух единых пропозициональных установок, а второе — разнообразием их случайных объектов (79). -80 и «Два вопроса»). Именно интенсивность, с которой удерживаются эти установки, а не интенсивность какого-либо качественного ощущения, имеет значение для нашего добра или зла. Этот отчет позволяет нам считать гедонически хорошей жизнь, прожитую без чувственных удовольствий кем-то со «стоическими» вкусами, который получает от этого удовольствие от отношения. А эпикурейское «статическое удовольствие» можно понимать как установочное удовольствие по отношению к отсутствию [сенсорной?] боли и беспокойства [установочной боли?] (97ff.). (Но каузальная роль этой установки в производстве неустановленного статического удовольствия будет работать, по крайней мере, так же хорошо, как интерпретация. И то, что этого отсутствия самого по себе в течение жизни достаточно для наибольшего продолжительного удовольствия, исключая единственно возможные препятствия для присущего жизни удовольствия без установок , может быть еще ближе к действительному мнению Эпикура. )

Поскольку существует Безусловно, правильно относить аффекты удовольствия и боли к реактивной, а не к стимулирующей стороне ума, Фельдман кажется правым, отождествляя их с тем, как мы воспринимаем вещи, а не с переживаниями, на которые мы могли бы реагировать тем или иным образом в разных ситуациях. случаев, если это единственные варианты, между которыми мы должны выбирать. Однако предлагаемая аналогия с подобным [возникающим, а не устойчивым?] убеждением не имеет никакого общего характера. Мы можем верить, надеяться или бояться суждений о других так же, как и о нас самих и о том, что происходит в отдаленные, а также в настоящее или близкие времена. Точно так же мы можем радоваться чужим успехам и фактам о далеких временах. Если наслаждение ощущением есть (как полагает Фельдман) такое же отношение к факту его возникновения, то почему мы не можем наслаждаться чужими ощущениями или терпеть чужие боли, если не так сильно, как свои собственные, то хотя бы немного, наряду с наши собственные ощущения, отдаленные во времени? При использовании суждений, сосредоточенных на себе, работающих как de se самоатрибуции (как предполагает более ранняя работа Фельдмана) могут мотивировать некоторую степень эгоцентризма и сосредоточенности на настоящем, а соображения о живости репрезентации и единственной референции могут помочь в большей степени, неясно, достаточно ли таких ресурсов для решения проблемы. противоречия во взглядах Фельдмана на однородную установку — напряжения, вызванные его ассимиляцией удовольствия от сенсорной и телесной активности мыслительно-опосредованному удовольствию, с которыми две средневековые интенционалистские традиции, которым он отдаленно следует (посредством Брентано и Чизхолма), обычно справлялись по-разному. .

Направление мыслей, восходящее к Anscombe («О грамматике «наслаждения»», The Journal of Philosophy, 64 , 1967; репродукция в Collected Philosophical Papers , Vol. II) представляет собой более общая проблема для таких однопропозициональных взглядов на все удовольствия и наслаждения. Находить удовольствие в деятельности — это не то же самое, что получать удовольствие от того, что она происходит; действительно, мы часто делаем одно без другого. Следуя примеру Анскомба с верховой ездой: можно не наслаждайтесь тренировкой, одновременно получая удовольствие от того, что эта самая тренировка происходит. Но они, по мнению Фельдмана, кажутся, соответственно, не-имеющими и имеющими одно и то же символическое отношение, установочное удовольствие по отношению к одному и тому же факту. Такие примеры показывают, что то, что Фельдман считает одним и тем же, наслаждение деятельностью и наслаждение фактом ее осуществления, различны. Только последнее, как указывает Анскомб, мы обычно называем получением удовольствия от факта. Если мы должны различать эти два, говоря, что это второе удовольствие следует понимать как наслаждение дальнейшим фактом, что мы созерцаем первый факт , мы нарушаем наше интуитивное ощущение того, в чем состоит содержание нашего удовольствия (как мы говорим и думаем) от факта, который мы осуществляем. Но Фельдман опирается на обычный смысл, в котором мы получаем удовольствие от чего-то и знаем, что делаем, чтобы мотивировать его точку зрения (56).

Фельдман часто вольно пишет не только о предложениях, фактах и ​​положениях дел (которые могут показаться достаточно близкими), но также и об ощущениях как объектах установочного удовольствия. Это перенесет напряженность в сомнения относительно того, есть ли какие-либо одиночное отношение может иметь такие логически разные объекты. Но его официальная точка зрения уподобляет ощущения и действия [центрированным?] предположениям об их возникновении. Казалось бы, лучше отделить отсутствующее удовольствие Анскомб от верховой езды от ее действительного удовольствия от факта ее верховой езды через различные действия по верховой езде и мышлению, как это могли бы сделать Аристотель и схоласты, таким образом подсчитывая представление о состоянии дел. как среди многих видов деятельности, которыми можно наслаждаться, а не как общий случай. Интенциональность удовольствия можно было бы, весьма экономно, сделать производной от интенциональности таких действий или актов, некоторые из которых явно имеют объекты, а некоторые, возможно, нет. Но даже если удовольствие всегда зависит от какого-то одного отношения (возможно, к этим действиям), мы все же можем сомневаться вместе с Оккамом в том, что удовольствие всегда должно сопровождать это, как в его примере с кем-то в глубокой депрессии.

Самое главное, нельзя предполагать, что в случаях кажущегося беспредметного настроения всегда скрывается интенциональный предмет. Возможно, это так; но тогда, возможно, феноменально сознательное, но не легко исследуемое чувство может также (или вместо этого), и это, скорее, является или объединяет удовольствие, как в точке зрения, которую Фельдман, вслед за Сиджвиком на интроспекционистских основаниях, отвергает. (Возможно, удовольствие часто или всегда неотделимо от своей функции направления нашего внимания на других вещей, но вне себя.) Психологи, изучающие настроение, считают его, как и здравый смысл, часто беспредметным, а также рассматривают наш базовый аффект как главный фактор нашего аффективного благополучия. Возможно, какой-нибудь философ, придерживающийся очень узкого взгляда на удовольствие, включающего только кратковременные реакции на те раздражители, которые мы называем «удовольствиями», может отвергнуть их как не входящие в его компетенцию. Но Фельдман, который намерен дать отчет о всем благополучии, явно не может. (Такие случаи проблематичны не только для всех интенциональных представлений об удовольствии, но и для деятельностных взглядов, таких как взгляды Аристотеля, когда они рассматриваются как имеющие такой же широкий охват, как у Фельдмана, хотя они не исключают те объяснения, которые апеллируют к деятельности или представлению, которые мы не нужно осознавать как таковой. ) По всем этим причинам старый стиль «гедонизма по умолчанию», который Фельдман ошибочно характеризует как «сенсорный» и отвергает на интроспективных основаниях, может оказаться не хуже, чем гедонизм внутренних установок, из-за которого он отказывается от него.

На этом же взгляде на удовольствие, как на единую особую пропозициональную установку, Фельдман основывает и свои более поздние конструкции «гедонизмов», которые «регулируют» ценность «эпизодов» этого установочного удовольствия по-разному, в зависимости от обстоятельств, в зависимости от обстоятельств. Миллианская «высота» их объектов, истина, ценность, муровское соответствие удовольствию или боли или аристотелевская заслуга. Версии, приспосабливающие ценность удовольствия к привилегированным восходящим, более разнообразным, более однородным или лучше нарративно структурированным глобальным моделям удовольствия в жизни, также рассматриваются и мастерски отвергаются, как и возражения, основанные на ложных удовольствиях, на том основании, что возражающие, они устранили бы ошибку, созерцая рассматриваемые жизни с точки зрения наблюдателя, вместо того, чтобы представлять их изнутри. Либо рассматриваемые факторы действительно возмущают субъектов, и в этом случае гедонизм уже учел их гедонистические эффекты, либо нет, и в этом случае также не требуется никаких дополнительных приспособлений. Подобные соображения используются для того, чтобы повернуть точку зрения на контрпримеры, подобные «машине опыта» Нозика. Фельдман более симпатизирует корректировке ценности удовольствия с точки зрения ценности его объектов, обесценивая низкие и злонамеренные, и это приводит к так называемому гедонизму внутренних установок с поправкой на пустыню. Однако он не принимает его, подозревая, что возражающие проецируют свои вкусы на людей в примерах. Но при оценке миров (хотя и не жизней) Фельдман видит необходимость приспособиться к интуиции Росса, основанной на моральной пустыне, приняв гедонизм внутреннего отношения Субъекта, адаптированный к пустыне, который корректирует гедонистические ценности боли, чтобы считать их более или менее плохими, и удовольствий считать их более или менее хорошими в зависимости от заслуг своих подданных. Это предполагает признание внутренней ценности жизни и мира разными вещами (19).7-98). Несоответствие этой процедуры метафизике ценности, часто лежащей в основе гедонизма, от киренаиков до классических утилитаристов, согласно которым внутренняя ценность всех больших целых сводится к ценности сиюминутного опыта, не может быть более очевидным. Этическая эпистемология, основанная на сиюминутном восприятии этой ценности, как у Эпикура и Сиджвика, не могла поддержать более широкую интуитивную чистую аксиологию, явно оторванную от метаэтики (14) и эпистемологии (206), которую здесь практикует Фельдман.

Эта книга начинается превосходно, ясно вводя, объясняя и иллюстрируя предмет в манере, подходящей для широкой аудитории. Однако его средние главы слишком быстро переходят к приложениям с точки зрения удовольствия, на котором они основаны. (Это заимствовано из статей Фельдмана, в основном собранных в его книге «Утилитаризм, гедонизм и пустыня» , к которой читатели иногда отсылаются за дополнительными аргументами и подробностями). земля, и правдоподобно не распространяется на все удовольствия, понимаемые в широком смысле как положительный аффект, конститутивно способствующий аффективному благополучию. Более того, если удовольствие частично или полностью является психобиологическим феноменом, как это все чаще кажется, его природа не является чем-то, что следует оговаривать в интересах простоты, элегантности, универсальности и примирения в этической теории. Таким образом, для правильного получения удовольствия всех этих добродетелей и изобретательности Фельдмана в анализе и реагировании на возражения может оказаться недостаточно. Является ли удовольствие, частично или полностью, одним из видов аффективного процесса или множественным, с большим, меньшим или вообще не связанным родовым единством, и является ли оно ощущаемым или преднамеренным всегда или только иногда, будет решать наука. минимум сообщить. Тем не менее, эта книга остается ценной, особенно благодаря проницательному обсуждению многих возражений и альтернатив гедонизму, от Платона до наших дней, а также попыток Эпикура пересмотреть его и собственную версию Фельдмана — даже несмотря на то, что мы должны опасаться дихотомической формы ощущений и пропозициональные установки, в которых слишком часто выражается его вклад в моральную психологию, теорию ценностей и их историю.