Язык и мышление: Соотношение языка и мышления в философии и методике преподавания иностранных языков

Содержание

Язык и мышление, или универсальная грамматика Ноама Хомского

Рубрики : Культура, Наука, Последние статьи, Философия

Нашли у нас полезный материал? Помогите нам оставаться свободными, независимыми и бесплатными, сделав любое пожертвование:

Donate

Язык — пространство для творчества, математически точная система, встроенная с рождения в наш мозг, или то и другое одновременно? Сегодня мы разбираемся, как Ноам Хомский повлиял на современное понимание языка, почему язык более сложен, чем об этом говорят разработчики искусственного интеллекта, и какие всё-таки есть недостатки у теории универсальной грамматики.

Справка. Ноам Хомский родился 7 декабря 1928 года в Филадельфии, штат Пенсильвания. Он известен как основоположник генеративного направления в лингвистике, философ, теоретик, политический активист. Студентом он изучал математику, лингвистику и философию. С 1962 года является профессором в Массачусетском технологическом институте и преподает там по сей день. Соотечественники называют Ноама Хомского «Американский Сократ».

Одной из первых, а также и широко известных работ Хомского является книга «Синтаксические структуры» (1957), в которой он изложил идею генеративной, или порождающей лингвистики.

«Конечным результатом этих исследований должна явиться теория лингвистической структуры, в которой описательные механизмы конкретных грамматик представлялись бы и изучались абстрактно, без обращения к конкретным языкам»[1].

Особенность метода Хомского заключается в том, что он представил грамматику естественного языка в виде механизма, который способен породить бесконечное число грамматически правильных предложений при наличии изначально ограниченных языковых ресурсов. Однако его целью было не только выявить математически точную грамматическую систему, но также объяснить творческое использование языка людьми и механизмы усвоения языка детьми.

Идея универсальной грамматики возникла на базе целого комплекса исследований, посвященных теме связи языка и мышления, в частности на тексте Выготского («Мышление и речь», 1934), а также основана на взглядах Декарта относительно врожденного характера мышления.

Взгляды Ноама Хомского неоднократно претерпевали изменения, но его фундаментальная посылка оставалась неизменной – способность к языку является врожденной. Однако что именно является врожденным? Ученый считает, что универсальная грамматика как общий набор синтаксических правил встроена в мозг. Таким образом, логика, согласно которой мы выстраиваем предложения, оперируем языковыми конструкциями, продиктована самой природой, биологическими особенностями нашего мозга, и это является одним из условий, согласно которым существует универсальная грамматика.

«Исследование универсальной грамматики – это исследование природы человеческих интеллектуальных способностей. Оно пытается сформулировать необходимые и достаточные условия, которым должна удовлетворять некоторая система, чтобы считаться потенциальным человеческим языком, — условия, которые не просто случайно оказались применимыми к существующим человеческим языкам, а которые коренятся в человеческой «языковой способности» и образуют, таким образом, врожденную организацию, которая устанавливает, что считать языковым опытом и какое именно знание языка возникает на основе этого опыта»[2].

Действительно ярким примером в пользу этой идеи служит наблюдение за тем, как дети научаются языку. Примерно в возрасте двух лет ребенок уже понимает речь, очевидно не имея никакой теоретической основы для этого понимания. Кроме того, любой человек с нормальным уровнем умственного развития способен использовать язык.

В то же время у многих взрослых людей возникают трудности при изучении механизмов работы биологических или физических законов, хотя эти системы устроены на порядок проще, чем лингвистическая, как утверждает ученый. Таким образом, Хомский уверен, что изучение структуры языка, а также его свободного употребления поможет понять устройство человеческого ума. Его теория была новым подходом в изучении проблемы отношений языка и мышления.

Наиболее оригинальным и действительно революционным аспектом теории языка Хомского стала его убежденность в том, что формирование языка происходит не от звуков к словам и, далее, к предложениям, а, наоборот, от абстрактных синтаксических структур к фонетике. Таким образом, генеративизм стал заниматься не изучением и описанием языка, но моделированием процесса формирования языка вообще, на самом абстрактном уровне, изолированном от привязки к какому бы то ни было конкретному языку.

Однако с точки зрения эпистемологии, теория универсальной грамматики приводит нас к признанию невозможности получения объективного знания индивидом, то есть к антиреализму. Врожденная способность к языку, если таковая и есть, обеспечивает, но и ограничивает наши познавательные возможности — в точности, как категории в теории Канта.

В связи с этим вспоминаются взгляды позднего Витгенштейна, который был убежден, что невозможно обнаружить никаких устойчивых образований в естественном языке. Его точка зрения исключает существование универсальной грамматики. Согласно позднему Витгенштейну, мы не способны на адекватное постижение реальности как таковой. Индивид обречен иметь дело с «эпистемологическим плюрализмом», суть которого раскрыта в терминах «языковые игры», «семейные сходства» и «формы жизни».

Читайте также «Языковые игры» Витгенштейна: путь к свободе

Как бы мы ни относились к практическому аспекту теории генеративной грамматики, нельзя отрицать, что ее цели актуальны, а методы решения проблем оригинальны. Теория Хомского наряду с сильными имеет и слабые стороны, но тем не менее она произвела революцию в лингвистике: произошло смещение со структуралистской парадигмы на генеративную. Генеративная лингвистика, основанная на принципе рационализма и конструктивизма, выступила с активной критикой бихевиоризма.

В свою очередь интересно проследить за аргументацией Хомского, подвергшего критике теорию языка У. Куайна, который выстраивает свою теорию, опираясь на принципы холизмаⓘХолизм — позиция в философии и науке по проблеме соотношения части и целого, исходящая из качественного своеобразия и приоритета целого по отношению к его частям., эмпиризма и бихевиоризма. Куайн трактует эмпиризм как единственно возможную связь человека с внешним миром – предметы воздействуют на наши органы чувств, которые затем оформляют полученную информацию и посылают сигналы в мозг. Данной точке зрения соответствует бихевиористский принцип познания окружающей действительности, который можно выразить в формуле «стимул – реакция – подкрепление». По мнению Куайна, научение языку происходит согласно этой схеме. Таким образом, каждое используемое нами слово — это результат целенаправленного воздействия социального мира на индивида. Принцип холизма дополняет теорию языка Куайна и утверждает, что человек запоминает не просто отдельные слова, но целые комплексы, контексты, в которых слова могут употребляться.

Хомский критикует принцип бихевиоризма и показывает его несостоятельность, указывая на творческие основы языка. Слово, употребленное в нетривиальном контексте, не вводит нас в ступор, мы по-прежнему понимаем, какой объект имеется в виду, несмотря на слово, употребленное для нас необычным образом. Язык нами используется в соответствии с заданной ситуацией. Индивид способен понимать — точно так же, как и создавать — предложения, которые ранее не слышал.

В то время как, согласно бихевиоризму, индивид усвоит лишь те слова, которые были подкреплены достаточным образом, но это исключает возможность нетривиального использования языковых конструкций.

Допущение, что способность к созданию и использованию языка заложена в нас биологически, не вступает в конфликт с фактом его творческого использования, так как она не ограничена факторами извне, как, например, при бихевиоризме.

Кроме того, бихевиоризм не объясняет природу синонимии. В рамках этой концепции невозможно объяснить процесс понимания индивидом различных слов со схожим значением. Таким образом, неясно, как ограниченный набор стимулов породит неограниченное количество вариаций использования слов.

Становление генеративной лингвистики стало возможным благодаря таким предшествующим традициям изучения языка, как философская грамматика, зародившаяся в семнадцатом веке, а так же структурализм, основоположником которого считается Фердинанд де Соссюр.

По мнению Хомского,

структурализм – это плодотворная область исследования, он «показал, что в языке существуют структурные отношения, которые могут изучаться абстрактно»[3].

Многие идеи, которые нашли свое воплощение в генеративной грамматике, были взяты из структуралистской традиции. Например, методы сегментации и классификации, которыми занимался Соссюр, немного претерпев изменения, нашли свое применение у Хомского в поверхностной структуре языка. Однако генеративная грамматика охватывает больше областей исследования, она тесно переплетена с нейрофизиологией и психологией познания.

Фундаментальная работа Хомского «Язык и мышление» (1972) состоит из трех глав, которые в свою очередь написаны по материалам лекций, прочитанных им в 1967 году в Калифорнийском университете в Беркли. В первой главе автор описывает достижения ученых прошлого относительно изучения мышления через призму природных особенностей языка. Во второй главе Хомский описывает современные достижения лингвистов относительно данной проблемы. И в третьей главе он описывает свои умозрительные прогнозы о будущих достижениях лингвистики в изучении языка и мышления.

Теория, связывающая язык, мышление и сознание (психическая триада), возникает в противовес идее создания формализованного языка, машин с искусственным интеллектом. Хомский настаивает на том, что человеческий язык и мышление устроены более сложно, чем это пытаются преподнести разработчики искусственного интеллекта. Математическая теория и социально-поведенческие науки значительно упрощают процесс усвоения языка и формирование мышления, сводя все исключительно к системе алгоритмов.

«Соответственно, нет оснований ожидать, что имеющаяся техника может обеспечить нужную глубину проникновения и понимания и дать полезные результаты; она явно не смогла этого сделать и, фактически, ощутимые затраты времени, энергии и денег на применение вычислительных машин в лингвистическом исследовании не обеспечили сколько-нибудь значительного прогресса в нашем понимании использования языка и его природы»[4].

Хомский является сторонником психологизма, он акцентирует внимание на том, что необходимо изучать психику и сознание человека. В противном случае, «это подобно тому, как если бы естественные науки должны были именоваться «науками о снятии показаний с измерительных приборов»[5].

Углубляемся Проблема сознания в психологии и философии: кто управляет нашими мыслями

В то же время Хомский критикует подход, при котором способность к языку рассматривается как эволюционирующая. Говорить о том, что способность к речи развивалась в зависимости от целей индивида, неверно, считает ученый, т.к. язык имеет слишком много функций и разнообразные формы его использования.

«Допускать эволюционное развитие «высших» стадий из «низших» имеется не больше оснований, чем допускать эволюционное развитие от дыхания к ходьбе»[6].

Например, животные, обладающие ограниченным набором знакового языка, используют коммуникацию со строго определенными целями. Шимпанзе всегда будет показывать один и тот же знак или издавать один и тот же звук при желании сообщить зафиксированную за этим действием информацию. Использование языка человеком основано на других принципах. Человеческий индивид способен сообщить один и тот же факт множеством различных способов. Кроме того, человек может говорить, просто потому что хочет общаться, он может обманывать, шутить, использовать метафоры и прочее. В связи с этим возникает необходимость ввести термин «языковая компетенция».

«Языковая компетенция – знание языка, имеющееся у каждого нормального носителя языка», а также знание некоторых способов использования языка в процессе его употребления говорящим или слушающим [7].

Иначе говоря, область применения языка настолько сложна, что не возникает сомнений в уникальности устройства человеческого интеллекта.

Читайте по теме Эволюция и метафорический язык: Роберт Сапольски о нашей способности думать символами

Хомский признает, что он не дает неопровержимых доказательств в пользу того, что универсальная семантика имеет биологическое происхождение. Кроме того, его теория не охватывает всей совокупности фактов относительно языка и мышления. Однако он настолько уверен в верности выбранного направления для развития лингвистики, что призывает ученых к активной разработке своих идей в будущем.

В заключении к труду «Язык и мышление» Хомский пишет:

«Я старался обосновать мысль о том, что исследование языка вполне может, как и предполагалось традицией, предложить весьма благоприятную перспективу для изучения умственных процессов человека. Творческий аспект использования языка, будучи исследован с должной тщательностью и вниманием к фактам, показывает, что распространённые сейчас понятия привычки и обобщения как факторов, определяющих поведение или знание, являются совершенно неадекватными. Абстрактность языковой структуры подтверждает это заключение, и она, далее, наводит на мысль, что как в восприятии, так и в овладении знанием мышление играет активную роль в определении характера усваиваемого знания. Эмпирическое исследование языковых универсалий привело к формулированию весьма ограничивающих и, я думаю, довольно правдоподобных гипотез, касающихся возможного разнообразия человеческих языков, гипотез, которые являются вкладом в попытку разработать такую теорию усвоения знания, которая отводит должное место внутренней умственной деятельности. Мне кажется, что, следовательно, изучение языка должно занять центральное место в общей психологии».

«Моноклер» – это независимый проект. У нас нет инвесторов, рекламы, пейволов – только идеи и знания, которыми мы хотим делиться с вами. Но без вашей поддержки нам не справиться. Сделав пожертвование, вы поможете нам остаться свободными, бесплатными и открытыми для всех.

Donate

Ссылки на источники

[1] Хомский Н. Синтаксические структуры = SyntacticStructures // Новое в лингвистике. — М., 1962. — Вып. II. С. 415

[2] Хомский Н. Язык и мышление // М.: Изд. Московский университет, 1972. С. 16 — 38

[3] Витгенштейн Л. Философские исследования // Витгенштейн Л. Философские работы. М.: Гнозис, 1994. Ч. I. С. 75–319.

[4] Выготский Лев Семенович. Мышление и речь. Изд. 5, испр. — Издательство ‘Лабиринт’, М., 1999. — 352 с.

[5] Кубрякова Е.С. Эволюция лингвистических идей во второй половине ХХ века // Язык и наука в конце ХХ века. М., 1995. С. 144—238.

[6] Хомский, Н. Аспекты теории синтаксиса / Хомский Н. – М.: Изд. Московского университета, 1972. С. – 278

[7] Хомский Н. Картезианская лингвистика. Глава из истории рационалистической мысли: Пер. с англ. / Предисл. Б. П. Нарумова. — М.: КомКнига, 2005. — 232 с.

[8] Quine W.V.O. Word and object. — Harvard university & the Massachusetts Institute of Technology, 1960. P. — 277

Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.

культуралингвистикасознание



Язык или мышление, вот в чем вопрос

10.12.2021

Поделитесь с друзьями

В прошлом материале мы познакомились с когнитивными науками, подробно узнали о том, как устроен процесс познания и даже смогли пофантазировать на тему сверхчеловеческих способностей.

Теперь же узнаем, каким образом связаны язык и наше мышление. О различиях билингвов и полиглотов, особенностях восприятия реальности и количественном пределе знания языков, — рассказывает Кирилл Решетников, кандидат филологических наук, доцент кафедры культурологии и социальной коммуникации, научный сотрудник лаборатории историко-культурных исследований ШАГИ ИОН РАНХиГС.

Кирилл Решетников, кандидат филологических наук, доцент кафедры культурологии и социальной коммуникации, научный сотрудник лаборатории историко-культурных исследований ШАГИ ИОН РАНХиГС

— Начнем с немного философского вопроса. В книге «Язык как инстинкт» Стивен Пинкер пишет, что у племени хопи, проживающего на северо-востоке Аризоны, в языке нет слов, которые описывали бы время. Люди этого племени определяют его по происходящим вокруг них изменениям (смена дня и ночи, климата). Если отталкиваться от этого примера, то что, по-Вашему, первично: мышление или язык?

Прежде всего замечу, что к таким наблюдениям определенных исследователей над языком стоит относиться с известной долей осторожности.

Иногда может оказаться, что интерпретация особенностей какого-либо языка как уникальных и свидетельствующих об «альтернативной» модели мышления – не более чем авторский взгляд, больше говорящий об авторе, нежели о рассматриваемом объекте. В глагольной системе языка хопи мы действительно обнаруживаем не привычную для носителей английского или французского систему времен, а систему видовых (аспектуальных) и модальных форм. Но, во-первых, языков, где глагол устроен аналогичным образом, довольно много, а во-вторых, в свете уточненных данных тезис о полном отсутствии в хопи слов для выражения времени приходится пересмотреть. Как уже не раз отмечалось, мифом оказываются и знаменитые сто слов для обозначения снега в эскимосских языках. На самом деле, к примеру, у гренландских эскимосов разными словами называются падающий снег и порядка десяти (но отнюдь не сто) видов снега уже выпавшего, т. е. лежащего на земле. Лексически выраженное различие между падающим и лежащим снегом на первый взгляд кажется экзотикой, но давайте вспомним хорошо известные нам слова для двух аналогичных состояний воды: дождь и лужа.

С другой стороны, в русском и прочих европейских языках все же есть такое лексически закрепленное понятие, как снегопад. Если говорить о лежащем снеге, то разные его «сорта» и формы (свежевыпавший снег, старый слежавшийся снег, сугроб и некоторые другие) в большинстве случаев обозначаются в гренландском эскимосском производными или словосочетаниями на базе одного и того же корня. Между прочим, русскому языку также не чужда некоторая детализация применительно к лежащему снегу и льду: у нас есть, к примеру, такие слова, как наст и шуга, а при изучении диалектных словарей мы обнаружим, что этот лексический пласт еще более обширен. Наконец, еще одно эскимосское слово, которое упоминалось среди пресловутых «слов для снега», в действительности означает не снег, а пургу или вьюгу. Рассматривая подобные случаи, можно прийти к выводу, что картина реальности, отраженная в «экзотических» или просто малознакомых нам языках, не так уж непостижима и далека от нашей.
Что же касается вопроса об исторической связи языка и мышления, то вкратце можно ответить следующим образом.

Язык – это продукт определенной системы анализа и категоризации действительности, а система эта, очевидно, на ранних этапах имела невербальные формы. С другой стороны, языковая концептуализация не просто влияет на мышление, а оказывается во многом определяющей для весьма изощренных и фундаментально важных его образцов. Вспомним хотя бы вот какой неоднократно приводившийся пример: в древнегреческом языке существует несколько отдельных слов, как минимум четыре, которые относятся к разным аспектам понятия, в современном русском чаще всего единообразно выражаемого словом «любовь». Такая высокая степень «разработанности» данного лексико-семантического поля в греческом, несомненно, отразилась на развитии не только античной философии, но также христианского мировоззрения и всей европейской культуры. Любой человек существует в той или иной языковой и культурной среде, поэтому определенные базовые концепты, на которые он ориентируется, формируются через национальный или этнический язык. В то же время присущие нам частные особенности невербального мышления – визуального, символического, абстрактного – влияют на нашу личность, а значит и на наш индивидуальный языковой узус.

Получается, что как в общей исторической перспективе, так и применительно к развитию конкретного человека язык и мышление влияют друг на друга.

— Выходит, понятийные системы разнятся от одного языка к другому. Как в таком случае можно объяснить тот факт, что в русском языке есть слово «голубой» для обозначения соответствующего цвета, а в английском отдельное слово для этого оттенка отсутствует? В норвежском «хюгге» означает внимание к простым вещам, способность радоваться им и приумножать, а японское «икигай» – это ощущение собственного предназначения в жизни. Как подобные языковые различия влияют на восприятие реальности? И как в этом смысле мышление помогает нам отождествлять слово с образом?

Что касается цветообозначений, то они разнятся от одного языка к другому. Известны системы, где в сфере лексических наименований не различаются даже синий и зеленый. С другой стороны, есть языки, имеющие специальные слова для таких частей спектра, которые у нас считаются лишь оттенками, а также языки, где на уровне слов спектр делится вообще совершенно иначе, чем в русском или английском. Влияет ли это на восприятие реальности? И да, и нет. Если, скажем, английский переводчик будет иметь дело с литературным произведением на русском языке, где в силу каких-то деталей сюжета или с точки зрения образной системы окажется важным различие между синим и голубым, то он найдет, как это различие передать. То же самое относится и к специфическим культурно-цивилизационным концептам типа тех, которые вы упомянули. Отсутствие некоторой лексической концептуализации в одном языке и ее использование в другом не означает невозможность передачи соответствующих понятий и противопоставлений в том языке, где они на словарном уровне стандартно не представлены. Соответственно, даже весьма существенная дистанция между теми «матрицами», которые накладываются разными языками на одни и те же фрагменты реальности, не становится фатальным препятствием для перевода и межкультурной коммуникации.
Один из интересных примеров, которые можно привести в этой связи, приводит нас в ту точку, где пересекаются лексика и грамматика. Речь о языках, где есть категория грамматического рода, в том числе о хорошо известных нам европейских. Предположим, русскоязычный детский писатель или мультипликатор создает историю, герои которой – столовые приборы и кухонные принадлежности. Вилка и ложка в русском языке женского рода, так что это будут, скорее всего, женские персонажи, а нож мужского, поэтому он станет господином с мужской внешностью и мужским именем. Если же представить себе нечто подобное в исполнении немца или испанца, то все будет несколько иначе. В испанском ложка тоже женского рода, но вилка (el tenedor) – уже мужского, как и нож. В немецком, наоборот, вилка того же рода, что и в русском, но мужским родом характеризуется ложка (der Löffel), а нож вообще относится к среднему роду (das Messer). Если ставится задача перевести сказку или мультик такого типа с одного из упомянутых языков на другой, то возникают некоторые трудности, потому что персонажи уже созданы и наделены гендерными признаками, соотносящимися с родовыми характеристиками соответствующих слов в исходном языке. Однако такие специфические, локальные «зазоры» между разными языковыми картинами мира не приводят к появлению непреодолимых ментальных барьеров.

— А как устроено мышление тех, кто владеет несколькими языками: билингвов, полилингвов, полиглотов? В чем разница между ними?

Здесь важно понимать, что существуют не только различия между билингвами и полиглотами, но и, в частности, «внутренние» различия между билингвами. Принято различать три разновидности билингвизма. К примеру, вы в совершенстве владеете родным языком, а второй знаете достаточно хорошо, но не так, как родной. В таком случае второй язык будет находиться как бы в подчиненном положении относительно первого. Если вам нужно будет перевести что-либо с какого-то другого языка на ваш второй язык, вы, как правило, сначала будете переводить на родной. Подобный билингвизм принято называть субординативным. Бывает так, что человек одинаково хорошо знает два языка, но при этом они для него четко разделены, у каждого из них имеется свой отдельный семантический словарь, свой набор концептов. Носитель последовательно переключается с одной системы на другую. Такой билингвизм называется координативным. Существует также смешанный билингвизм, когда присутствует единая система, единая понятийная основа и, говоря на двух языках, человек как бы выражает одно и то же разными лексически и грамматическими средствами. Исходя из этого легко (или, наоборот, трудно) представить себе, сколь разнообразной может быть картина в случае владения более чем двумя языками. Соответственно, ответ на вопрос о разнице между двуязычными и многоязычными людьми может выглядеть по-разному в зависимости от того, о каком именно билингвизме и о каком полилингвизме идет речь.

— Нужно ли обладать особым мышлением, чтобы изучить несколько языков?

Бывает так, что знание нескольких языков обусловлено жизненными обстоятельствами. Показателен в этом смысле случай писателя Элиаса Канетти. Он происходил из старинного сефардского рода, поэтому первым его языком был ладино – разновидность испанского, на которой традиционно говорили сефарды (испанские евреи). Однако будущий писатель с самых ранних лет знал также болгарский, поскольку его семья жила в Болгарии, в многонациональном портовом городе Русе (Рущук), где Канетии, собственно, и родился. Прожив ребенком год в Англии, он выучил английский и французский, а на немецком, который впоследствии стал его основным языком и языком его прозы, заговорил лишь в 12 лет, переселившись вместе с матерью в Вену. Кстати, дед Канетти, по некоторым сведениям, знал чуть ли не 17 языков, предпосылкой к чему была, возможно, схожая «кочевая» биография. Это лишь один из многочисленных примеров того, как человек, живущий в смешанном окружении или перемещающийся из одной языковой среды в другую, становится многоязычным не только в силу своих склонностей, но прежде всего в силу внешних факторов. Однако вопрос о том, с какой именно многоязычностью мы имеем дело, заслуживает отдельного рассмотрения в каждом конкретном случае.
Кроме того, в социолингвистике существуют такое важное понятие, как диглоссия (данный термин, впервые использованный в его нынешнем значении греческим писателем Эммануилом Роидисом, был введен в мировой научный обиход американским лингвистом Чарльзом Фергюсоном). Это своего рода национальное, коллективное двуязычие, чаще всего основанное на двух разновидностях одного языка или на двух родственных языках (впрочем, в настоящее время известны и примеры диглоссии на базе неродственных языков). Выбор между языками здесь конвенционален и ситуационно мотивирован: один из языков, часто описываемый как высокий, используется в официальных, регламентированных ситуациях, в сфере образования и администрирования, в законодательных органах, в парламенте, в медиа и т. п., а другой язык, которому в рамках социолингвистической интерпретации условно приписывается статус низкого, носит характер неофициального и обиходного. Такая картина наблюдается, скажем, в немецкой Швейцарии и во многих арабских странах. В контексте нашего разговора заслуживает внимания тот факт, что при диглоссии все члены соответствующего языкового сообщества являются, строго говоря, двуязычными.

— А если говорить о количестве иностранных языков, которые может освоить человек, то существует ли здесь какой-то предел?

Тут важно понимать, что значит «освоить». Например, американский лингвист Эдвард Вайда владеет значительным количеством языков, в том числе и русским. Однако свое владение монгольским, гавайским, навахо и целым рядом других языков он в своем академическом резюме характеризует как «limited fluency» (прим. ред. ограниченная беглость). То есть он может объясниться на монгольском, но не знает его на уровне носителя. Выучить много языков возможно, но если не применять их на практике, то о многоязычии можно будет говорить лишь условно.

— Существует ли оптимальный возраст, когда стоит начать изучение иностранных языков?

Я думаю, что это индивидуально. Известны случаи, когда люди в полной мере овладевают иностранным языком в относительно позднем возрасте. Вспомним Милана Кундеру, чешский писателя, который на протяжении десятилетий писал только на своем родном чешском и лишь в весьма зрелом возрасте начал писать по-французски. Полагаю, что французский он осваивал в течение жизни и наконец освоил так, что смог стать франкоязычным писателем. Тут также важно уточнить, для каких целей мы изучаем иностранный язык. Если мы говорим об изучении иностранного языка как о хобби, то особых возрастных ограничений я не вижу. Если же рассматривать академический, исследовательский подход к изучению языка, то в зрелом возрасте, вероятно, можно добиться даже бОльших успехов.

— Бывает так, что родители с самого рождения ребенка начинают разговаривать с ним на двух или более языках. Правилен ли, по-Вашему, такой подход?

Здесь важен вопрос о том, с какой целью они это делают. Ситуации, когда с ребенком разговаривают на нескольких языках, могут быть связаны с этническими или региональными особенностями. Например, везде разговаривают на русском, а родной язык членов семьи удмуртский. Чтобы сохранить свой язык, родители начинают разговаривать с детьми на удмуртском. В таком случае внутренняя «языковая политика» семьи направлена на сохранение этнического языка. Если же очевидных внешних предпосылок к тому, чтобы разговаривать с ребенком на другом языке, нет, то необходимо оценить, насколько хорошо родители владеют иностранном языком, не делают ли ошибок. После этого уже есть смысл говорить о том, целесообразно ли общаться с ребенком на нескольких языках.

— Продолжая тему изучения языка в раннем возрасте, обратимся к такому вопросу: как ребенку, который еще не пошел в школу и не столкнулся с грамматическими тонкостями языка, успешно удается использовать временные конструкции? Чувство языка и времени — это то, что условно, заложено в нашем сознании с рождения?

Это определенная языковая система, которую мы усваиваем в раннем возрасте. Помимо времени, существуют другие категории. Например, категория определенности, которая отсутствует в русском, но есть в английском или французском, а также особые синтаксические правила, связанные с актуальным членением предложения. Про подобные категории тоже можно спросить, заложены ли они у нас в сознании. Выясняется, что они заложены у тех, кого научили соответствующему языку. Это некая система, которая «инсталлируется» в наше сознание при определенных условиях.

— В завершении беседы поделитесь советом о том, как лучше запоминать слова? Например, если несколько раз повторить одно и то же новое слово или предложение (к примеру, при изучении иностранного языка), то оно запомнится лучше или же со временем забудется? И на сколько принцип повторения эффективен?

Основываясь на собственном опыте, могу сказать, что повторять полезно, но всегда лучше помещать слова в функциональный, ситуационный контекст. Например, когда речь заходит о тех или иных случаях неполной синонимии, отсутствующих в нашем родном языке. Суть подобных различий можно уяснить, сталкиваясь с большим количеством ситуаций, контекстов, где имплицитно явлены смысловые особенности соответствующих слов.

Круглый стол «НЦМУ: единство традиций и инноваций — залог эффективных научных достижений»

«У вас на юго-восточной ноге сидит муравей» / Хабр

Я давно лелеял мечту изучать лингвистику в Кембриджском университете. Каждое лето он проводит среди абитуриентов конкурс эссе на лингвистические темы; и профессор, отвечающий за связь факультета лингвистики с абитуриентами, посоветовал мне ради подготовки к поступлению поучаствовать вне конкурса. Летом 2016 тема эссе звучала так: «Часто утверждают, что наш язык влияет на наше мышление. Как это утверждение можно трактовать? Оцените его, приводя примеры из межъязыковых сравнений и/или психолингвистических экспериментов. » Осенью того года я получил от профессора крайне лестную оценку моего эссе; и тем не менее, в Университет меня не приняли. Этим летом я решил сдуть с того эссе виртуальную пыль, и перевести его на русский.

Вопрос «Влияет ли язык на мышление?» давно волнует умы, и немало статей озаглавлено этим вопросом. Связь между языком и мышлением была отмечена уже два века назад, и успела укорениться в массовом сознании: например, распространён миф о том, что у эскимосов необычно богатый набор слов для обозначения видов снега. Аргумент про «эскимосские названия снега» применяют двояко: указывая либо на то, что люди вырабатывают более богатый набор обозначений для того, с чем чаще имеют дело; либо на то, что более богатый словарный запас позволяет выражать более тонкие смысловые различия, незаметные носителю другого языка: «Мы, европейцы, так же неспособны различать виды снега, как дальтоники неспособны различать цвета.»

«Языковой дальтонизм», т.е. отсутствие в некоторых языках названий для некоторых цветов, интригует исследователей уже дольше века. Начиная с середины 20 в. проводились эксперименты, доказавшие, что людям легче различить два цвета, если в их языке эти цвета называются по-разному. Например, народу химба, живущему в Намибии, сложнее, чем нам, отличить синий от зелёного, зато проще отличить dumbu — так на языке химба называются жёлтый и бледно-зелёный цвета — от burou, соответствующего тёмно-зелёным, синим и фиолетовым оттенкам. И дело не только в разнице между нашим и южноафриканским образом жизни и культурным опытом: подтвердилось, что русскоговорящие бостонцы легче, чем их соседи-монолингвы, отличают синий цвет от голубого.

Причинно-следственные связи между словарным запасом и мышлением не ограничены областью цветовосприятия. В нескольких австралийских языках нет слов, означающих право и лево — вместо этого австралийцы называют стороны света: «Объясняя, где находится предмет в вашем доме, они скажут: «На южном краю западного стола». Такие описания используются для предметов любого масштаба, вплоть до «У вас на юго-восточной ноге сидит муравей. » Владеть такими языками невозможно без отличной ориентации в пространстве; и действительно, их австралийские носители могут не задумываясь указать стороны света «независимо от условий видимости, в густом лесу или в степи, в помещении или даже в пещере, стоя или на ходу…»

В языке может не быть не только названий относительных направлений, но и цветов вообще, и других лексических категорий, без которых нам, европейцам, сложно представить речь — например, числительных. Так, в Амазонии у народа пирахан из числительных есть только мало, несколько и много, а из цветов — только тёмный/холодный и яркий/тёплый. Аналогичный ахроматизм относится и к некоторым папуасским языкам; а по поводу других языков исследователи продолжают спорить, есть ли там обозначения для цвета отдельно от материала, текстуры и других характеристик описываемого объекта. Наша интуиция подсказывает, что называть цвета «естественно»; но разве естественно описывать вид изумрудов, травы, змей и яблок одним и тем же словом зелёный? Ведь выглядят они совершенно по-разному!

Хорошо иллюстрирует разницу в восприятии юкатекский язык, на котором говорят майя Юкатана: в этом языке названия цветов зависят не только от оттенка и яркости, но также от прозрачности, текстуры и размера предмета. Материалы занимают в юкатекском центральное место: все существительные в нём неисчисляемые, как наши молоко, песок, золото и другие названия материалов. Вместо слова свеча эти майя скажут палка воска или шарик воска, в зависимости от формы. Когда их просят указать «самый похожий» предмет, то они обычно выбирают совпадающий по материалу, а не по форме: например, самым похожим на металлический гвоздь они считают обрезок металла, тогда как американцы чаще выбирают деревянный карандаш. Похожие эксперименты проводились с носителями японского и китайского языков, в которых для счёта предметов используются особые счётные слова, примерно как мы говорим «стакан молока», «лист бумаги», и т.д. Оказалось, что японцы и китайцы выбирают совпадение по материалу чаще, чем англоговорящие, хоть и реже, чем майя.

Чем абстрактнее понятие, тем чаще случается, что один язык чётко выражает разницу, неясную или полностью отсутствующую в другом. Например, русское слово лестница обозначает разные виды конструкций, которые по-английски называются ladders и stairs. Мы можем уточнить конкретный вид лестницы — стремянка, эскалатор и т.д., — но по-русски невозможно описать категорию, включающую все виды ladders и при этом исключающую все виды stairs, или наоборот. Противоположный пример — слово jealousy, которым по-английски называется и ревность, и зависть: англоговорящие монолингвы не всегда различают эти два чувства, и я видел длинную газетную статью, посвящённую разнице между ними. У нас зато есть два однозначных слова, и нет никакой надобности объяснять между ними разницу.

Итак, можно считать доказанным, что разница в словарном запасе влияет на восприимчивость носителей языка к соответствующим явлениям реального мира. А на что влияет разница в грамматике? Чтобы перевести предложение «the cat drank the milk» на русский, необходимо указать пол животного и было ли действие завершено; зато на русском, в отличие от английского, необязательно указывать на определённость животного и молока. Чтобы перевести это же предложение на турецкий или на корейский, необходимо указать, видел ли пьющее животное сам говорящий, или же узнал об этом событии из другого источника. В некоторых южноамериканских языках форма глагола выражает эвиденциальность ещё полнее: одна форма используется очевидцем события, другая узнавшим о событии по косвенным свидетельствам, третья пересказывающим чужие слова, четвёртая выражающим собственные умозаключения; а временные формы глагола выражают как время события, так и время, когда о событии стало известно. Значит ли это, что мы больше англичан обращаем внимание на пол животных, а турки, корейцы и южноамериканцы сильнее озабочены достоверностью высказываний?

Грамматический род действительно влияет на то, как европейцы мыслят — например, какими качествами наделяют неодушевлённые предметы, или каких животных считают похожими. Меньше внимания уделялось влиянию рода в более экзотических языках, таких как вымирающий австралийский язык дирбал, прославившийся отдельной грамматической категорией для «женщин, огня и других опасностей» — и тремя другими категориями для мужчин, животных, и съедобных вещей. Нам такая классификация может казаться курьёзной; но точно так же и система из трёх родов, типичная для европейских языков, может казаться курьёзной неевропейцам. Так, в иврите два рода, мужской и женский, и большинство названий животных склоняются по роду, например ħatul «кот» и ħatula «кошка». В беседе с израильтянином-монолингвом я упомянул, что в русском есть средний род в придачу к двум привычным ему; он воскликнул в недоумении: «Как это? кот, кошка и шаверма?» — ожидая, что и русские названия животных можно поставить в форму любого рода. Чем не свидетельство того, что носители языков без среднего рода воспринимают мир иначе, чем европейцы?

Из всех элементов грамматики влияние рода сильнее всего исследовано экспериментаторами-психолингвистами. А как может влиять на мышление обязательное указание определённости или эвиденциальности? «Лингвистические детерминисты» давно предполагали такое влияние, но откладывали его исследование «до тех пор, когда появятся менее грубые инструменты». Один интересный результат касается корейских детей: они осознают разницу между непосредственным и опосредованным знанием в том же возрасте, как и американцы, и лишь позднее осваивают грамматическое выражение этой разницы. Это опровергает предположение о том, что обязательное указание эвиденциальности помогает корейским детям осознать соответствующую семантическую разницу. Меньше всего исследовано влияние синтаксиса и морфологии: по-разному ли мыслят носители языков с порядком слов SVO и SOV, или аналитических, флективных и агглютинативных? Тяжело придумать эксперимент, который помог бы выявить такую разницу. Самое близкое из достигнутого — доказательство влияния в противоположном направлении, со стороны образа жизни и сценариев общения — на морфологию: чем сложнее устроено общество, тем проще устроены слова.

Эксперименты, перечисленные выше, позволяют ответить, «влияет ли язык на то, как мы мыслим» и действительно ли «мышление не только зависит от языка вообще, но в некоторой степени от каждого конкретного языка» — так основной тезис лингвистической относительности был впервые сформулирован в 1820. Ответ будет зависеть от того, как заданный вопрос понимать: «влияет ли язык на то, как мы мыслим, когда говорим на этом языке», или же «влияет ли язык, которым мы владеем, на то, как мы мыслим вообще»? Вторую формулировку можно подразделить на «влияет ли язык, которым мы владеем, на то, как мы мыслим, даже когда не говорим» и «влияет ли язык, которым мы владеем, на то, как мы мыслим, даже когда говорим на другом языке» — ведь языком мы, не всегда осознавая это, пользуемся не только для общения: запоминать цвета, числа или направления, и выполнять над ними мысленные действия — намного сложнее для того, кто неспособен назвать их словами. Например, пирахан, в чьём языке нет числительных, могут выполнять арифметические действия над осязаемыми предметами, но затрудняются воспроизвести число предметов по памяти. Другой пример — то, что австралийцы, для которых кууку-йимитирский язык родной, когда рассказывают о событии или воспроизводят его по памяти, без затруднения восстанавливают его ориентацию относительно сторон света; нам, европейцам, для этого понадобилось бы сознательное усилие.

На первый подвопрос можно с уверенностью дать положительный ответ: говорящим на разных языках действительно приходится обращать внимание на разные аспекты того, о чём они говорят — одним на оттенок и материал предмета, другим на географическую ориентацию, третьим на достоверность события, четвёртым на пол животного. Данные по поводу двух других подвопросов более противоречивы. С одной стороны, в экспериментах по различению синего и голубого — на первый взгляд не пользуясь никаким языком — русскоговорящие теряли преимущество, когда им приходилось одновременно с различением цветов выполнять словесное задание, мешавшее мысленно называть цвета по-русски. Аналогично и англоговорящие, когда им «словесные помехи» не позволяли мысленно называть число предметов, воспроизводили это число по памяти не лучше пирахан. С другой стороны, когда итальянцы оценивали схожесть животных по изображению, и подопытным ничто не мешало мысленно называть показанных животных — то результаты меньше коррелировали с грамматическим родом названия животного, чем когда участникам показывали карточки со словами. Итак, в разных мыслительных процессах язык задействован по-разному: доказано даже, что он сильнее влияет на зрение правым глазом, чем левым!

В любом случае важно подчеркнуть, что ограничения языка, как то отсутствие названий для цветов, направлений и т.п. — не стесняют остроту восприятия или мыслительные способности носителя такого языка: наоборот, особенности языка могут развивать те или иные способности. Ни один новорождённый не понимает, что значит зелёный или левый; и если ребёнок, растущий в нашем обществе, способен освоить эти понятия — значит, при достаточной мотивации их способен освоить любой человек, где бы он ни вырос. Мы не более восприимчивы к зависти и ревности, чем англоговорящие: всего лишь им нужна газетная статья, чтобы осознать разницу между двумя чувствами, называемыми одним словом, а мы эту разницу усвоили вместе с родным языком. Билингвы постепенно усваивают цветовые различия, типичные для своего второго языка — тем сильнее, чем дольше они живут в обществе, где этот язык доминирует — одновременно с этим утрачивая цветовые различия, типичные для своего родного языка. Носители кууку-йимитирского языка успешно осваивают английские слова left и right, и более того — привыкнув, что «белые люди не разбираются в сторонах света», они могут в разговоре на английском описать место как «справа от аэропорта», хотя в этом контексте англоговорящие использовали бы географические направления, а не относительные.

Эти примеры подтверждают, что язык влияет на мышление, а не только отражает его: освоение нового языка заставляет думать по-новому. В середине 20 в. выдвигалась гипотеза о «лингвистическом детерминизме» — что человек неспособен понять то, что неспособен выразить его язык; что люди «оказываются в плену конкретного языка, ставшего средством выражения в их обществе». Современные исследователи отвергают эту гипотезу, и даже клеймят её «расистской». Вместо этого они пришли к пониманию: «разные языки по-разному влияют на наше сознание; но разница не в том, о чём наш язык позволяет думать, а в том, о чём он обязывает думать». Соответственно, наша «неспособность различать виды снега» — такой же миф, как и сами «бесчисленные названия снега у эскимосов».

Иллюстраторка этого поста Катя Грек сегодня празднует день рождения — желаю ей оставаться такой же обалденной!

Можем ли мы мыслить без языка?

Анна Иванова | 2 мая 2019 г. 31 мая 2022 г.

Категории: Когнитивная нейронаука, Нэнси Канвишер, Ев Федоренко, Ask the Brain

В рамках нашей серии «Спроси мозг» Анна Иванова, аспирантка, изучающая, как мозг обрабатывает язык в лаборатории Нэнси Канвишер и Эвелины Федоренко, отвечает на вопрос: «Можем ли мы думать без языка?»

Аспирантка Анна Иванова изучает обработку речи в мозгу.

_____

Представьте себе женщину — назовем ее Сью. Однажды у Сью случился инсульт, который разрушил большие участки мозговой ткани в ее левом полушарии. В результате у нее развивается состояние, известное как глобальная афазия, что означает, что она больше не может произносить или понимать фразы и предложения. Вопрос в том, насколько сохранились мыслительные способности Сью?

Многие писатели и философы установили прочную связь между языком и мыслью. Оскар Уайльд назвал язык «родителем, а не потомком мысли». Людвиг Витгенштейн утверждал, что «пределы моего языка означают пределы моего мира». А Бертран Рассел заявил, что роль языка состоит в том, чтобы «сделать возможными мысли, которые не могли бы существовать без него». Учитывая эту точку зрения, Сью должна нанести непоправимый ущерб своим когнитивным способностям, когда потеряет доступ к языку. Нейробиологи согласны? Не совсем.

Данные нейровизуализации выявили особый набор областей человеческого мозга, которые сильно и избирательно реагируют на язык.

Эта языковая система, по-видимому, отличается от областей, которые связаны с нашей способностью планировать, запоминать, вспоминать прошлое и будущее, рассуждать в социальных ситуациях, испытывать эмпатию, принимать моральные решения и создавать свой образ самого себя. Таким образом, значительная часть нашего повседневного когнитивного опыта оказывается не связанной с языком как таковым.

А как же Сью? Может ли она действительно думать так, как мы?

Хотя мы не можем напрямую измерить, что значит думать как нейротипичный взрослый, мы можем исследовать когнитивные способности Сью, попросив ее выполнить множество различных задач. Оказывается, пациенты с глобальной афазией могут решать арифметические задачи, рассуждать о намерениях других и решать сложные задачи на причинно-следственные связи. Они могут определить, изображено ли на рисунке событие из реальной жизни, и посмеяться, если это не так. Некоторые из них играют в шахматы в свободное время. Некоторые даже занимаются творчеством — композитор Виссарион Шебалин продолжал писать музыку даже после инсульта, в результате которого у него началась тяжелая афазия.

Некоторым читателям эти результаты могут показаться удивительными, учитывая, что их собственные мысли так тесно связаны с языком. Если вы относитесь к этой категории, у меня для вас сюрприз: исследования показали, что не у всех есть внутренний речевой опыт. Мою двуязычную подругу иногда спрашивают, думает ли она на английском или польском, но она не совсем понимает вопрос («как ты можешь думать на языке?»). Другой мой друг утверждает, что он «мыслит пейзажами» — чувство, которое передает образный характер мыслей некоторых людей. Поэтому даже внутренняя речь не кажется необходимой для мышления.

Итак, мы разгадали тайну? Можем ли мы утверждать, что язык и мышление совершенно независимы, а Бертран Рассел ошибался? Только до некоторой степени. Мы показали, что повреждение языковой системы в мозгу взрослого человека оставляет большинство других когнитивных функций нетронутыми. Однако когда дело доходит до связи языка и мышления на протяжении всей жизни, картина становится гораздо менее ясной. Хотя имеющихся данных недостаточно, они указывают на то, что некоторые из обсуждавшихся выше когнитивных функций, по крайней мере, в некоторой степени, приобретаются посредством языка.

Пожалуй, самый очевидный случай — это числа. В мире есть определенные племена, в языках которых нет числовых слов — у некоторых могут быть только слова от одного до пяти (мундуруку), а у некоторых их даже не будет (пираха). Было показано, что носители языка пираха допускают ошибки в задачах на сопоставление один к одному («соберите столько палочек, сколько мячей»), что позволяет предположить, что язык играет важную роль в начальной настройке точных манипуляций с числами.

Еще один способ изучить влияние языка на познание с течением времени — изучить случаи, когда доступ к языку задерживается. Глухие дети, рожденные в слышащих семьях, часто не знакомятся с языками жестов в течение первых нескольких месяцев или даже лет жизни; Было показано, что такая языковая депривация ухудшает их способность участвовать в социальных взаимодействиях и рассуждать о намерениях других. Таким образом, хотя языковая система может и не принимать непосредственного участия в процессе мышления, она имеет решающее значение для получения достаточного количества информации для правильной настройки различных когнитивных областей.

Даже после инсульта наша пациентка Сью будет иметь доступ к широкому спектру когнитивных способностей. Она сможет думать, опираясь на нейронные системы, лежащие в основе многих неязыковых навыков, таких как числовое познание, планирование и социальное мышление. Однако стоит иметь в виду, что, по крайней мере, некоторые из этих систем могли опираться на язык, когда Сью была ребенком. В то время как статическое представление о человеческом разуме предполагает, что язык и мышление в значительной степени не связаны, динамическое представление намекает на богатую природу взаимодействия языка и мышления в процессе развития.

_____

У вас есть вопрос для The Brain? Задайте его здесь.

Язык и мышление

Язык и мысль

от Шейлы Вятт, май 2003 г.

Язык форма мысли?

Язык вы говорите влияет на то, как вы думаете о мире?

Думают ли люди язык?

Что такое язык?

             Общепринятого определения языка не существует.  Язык – это выразительная система представления
Это позволяет говорящему сообщать идеи, концепции, убеждения и мысли. Он сообщает
намерения говорящих. Это также инструмент для контроля поведения и социальной координации. Чтение, письмо,
говорение и некоторые системы жестов — все это формы языка. Большинство лингвистов сходятся во мнении, что некоторые
6000 языков, которые реально используются людьми в общении.

Определение
язык всегда, неявно или
явно, определение человек в мире.
Рэймонд Уильямс

Язык есть чисто человеческое и не-
инстинктивный метод передачи идей,
эмоции и желания с помощью произвольно производимых символов.
Эдвард Сепир

Множество (конечное или бесконечное) предложения ,
каждый конечен по длине и построен из конечного набора элементов.
Ноам Хомский

Учреждение , посредством которого люди
общаться и взаимодействовать друг с другом
посредством привычно употребляемых устно-слуховых произвольных символов.
Р.А. Зал

Проблемы

Мысль и язык одинаковы.
Мысль зависит от языка.
Язык зависит от мысли.

Язык теории мышления обычно делятся на две категории. Первая точка зрения что язык мысли является врожденным, известным как ментальный. Второй вид предполагает, что язык мысли не врожденный, а естественно усвоенный языки. Теория универсальной грамматики Ноама Хомского относится к категории ментальных. область. Джерри Фодор и Стивен Пинкер также поддерживают теорию психического расстройства. Лев Выготский, пионер в изучении мышления и языка, считал, что культура играет важную роль в определении мышления. Работы Сепира, Уорфа и Каррутерс также представляет альтернативную точку зрения, согласно которой наши мысли составлены из слов и предложений естественного языка.

Теории

Выготский Думает и говорит

Выготский учился язык и мышление как связанные явления и открыли, как слова и мысли взаимосвязаны, и оба ведут к постоянно расширяющемуся знанию. Его работа была неизвестный в Соединенных Штатах в течение многих лет. Выготский принадлежал к той школе, мысль определяется языком, языковыми орудиями мысли и социокультурные переживания ребенка (Выготский, 1934). Когнитивные способности и модели мышления определяются не врожденными факторами, а продукты деятельности, осуществляемой в социальных учреждениях культуры в котором взрослеет личность.

Мысль и язык имеет независимое происхождение. Эти двое сливаются примерно в двухлетнем возрасте, производя ментальную мысль. Мыслительные операции воплощаются в структуре язык; таким образом, когнитивное развитие является результатом интернализации язык. Мы не можем мыслить без языка.

Эгоцентричный или Частная речь является переходной фазой в развитии ребенка. Это предшественник к словесному мышлению. В слиянии мысли и язык. Во-первых, психические функции имеют социальное происхождение, а во-вторых, дети используют язык в течение некоторого времени, прежде чем они переключатся с внешнего на внутренний речь. Эгоцентрическая речь возникает, когда ребенок использует язык, который у него есть. приобрела способность организовывать и планировать свою деятельность. В конце концов это идет под поверхностью, чтобы стать внутренней речью или чистой мыслью.

Лингвистический детерминизм и лингвистика Уорфа Релятивизм

Уорф считал что структура языка играет роль в определении мировоззрения. Он основал его гипотеза об изучении обращения со временем и пространством у хопи. Уорф утверждал, что носители языка хопи и носители английского языка видят мир по-разному. из-за различий в их языках. Гипотеза Уорфа рассматривается как психологическая гипотеза о языковых характеристиках, а не как лингвистическая Гипотеза о языковой компетенции. (Хант и Аньоли, 1991.) Грамматический предпочтения в языке имеют прямое отношение к предпочтениям в логике и мышления внутри культуры.

Различия каждого языка представляют собой способ восприятия, анализировать и действовать в мире. (Уорф, 1956). Эдвард Сепир и Бенджамин Ли Уорф изучал отношения между языком, мышлением и культурой. Оба Сепир и Уорф согласились, что именно наша культура определяет наш язык. что, в свою очередь, определяет то, как мы классифицируем наши мысли о мире и наш опыт в нем. Ни один из них официально не написал гипотезу, ни поддержали его эмпирическими данными, но путем тщательного изучения их В трудах лингвистов нашли две основные идеи.

Первый, лингвистический детерминизм утверждает, что язык, на котором вы говорите, определяет способ что вы будете интерпретировать мир вокруг вас. Мысль определяется языком. Более слабый взгляд на детерминизм утверждает, что мысль просто подвержена влиянию или под влиянием нашего языка, каким бы этот язык ни был. Различия в язык отражает различные взгляды разных людей. Эта версия сегодня широко распространен детерминизм.

Второй, лингвистический релятивизм утверждает, что язык просто влияет на ваше мысли о реальном мире. Язык, который мы используем, каким бы он ни был, делит всю нашу реальность на совершенно произвольные отсеки. Для Уорфа наш мировосприятие структурировано языковым системы, работающие в нашем сознании.

Два источника информация важна для языка. Во-первых, лексически идентифицируемые понятия которые служат примитивными элементами строения, а во-вторых, культурно разработана схема, которой руководствуются при построении структуры. Структурный смысл приходит от порядка или шаблона, в котором размещены лексиконы.

Язык и разум Хомского

Хомский 1957 г. книга, Syntactic Structures, заложила основу для сдвига изучения лингвистика от идеи относительности к фундаменталистскому взгляду на универсалы. Хомский предположил, что дети рождаются с той или иной формой устройство для овладения языком, которое позволяет им анализировать речь, которую они слышат и вывести правила этого языка. Концепция универсальной грамматики Хомского хорошо известно. Антропологические исследования языка предполагают, что существует значительное разнообразие мировых языков и, следовательно, отсутствие лежащего в основе универсального грамматическая структура. Хомский считает, что когда мы изучаем глубинные структуры языков мы видим, что существует очень мало различий в их основные механизмы и принципы. Это различие между антропологией и лингвистика не была так четко определена в Америке до Хомского.

Хомский подходит к вопросам языковой структуры как части психологии человека. Человеческий язык представляется уникальным явлением, не похожим ни на какое общение. системы у других животных. Он не согласен с тем, что человеческий язык просто более сложная форма общения, встречающаяся в мире животных.

Владение человеческий язык связан с определенным типом психической организации, а не просто продвинутый уровень интеллекта.

Хомский утверждает, что в теории Карла Попперса нет установленных отношений, которые человеческий язык прошел несколько стадий, низшая стадия голосовых жестов использовалась для выражение эмоций и высшая стадия артикулированных звуков, используемых для выражение мысли, (Хомский, 1968) Этот разрыв сравним с отсутствующим звено в эволюции человека.

Хомский утверждает, что теория научения должна выйти за рамки концепции о том, что обученный — это поведение стимул-реакция, включающее понятие компетентности.

Фодор и Пинкер Лингвистик Универсалы

Фодор предлагает теория менталезского языка или языка мысли (LOT). (Язык мысли как противоположен мышлению на языке.) Ментальный диалект является врожденным и универсальным. Ментальный это для размышлений. Существуют естественные языки, такие как английский, испанский и французский. исключительно в целях межличностного общения. взгляд Джерри Фодора охватывает «коммуникативную» концепцию разговорного языка, т. такие языки, как английский, просто служат для передачи значений, которые прежде всего выражается и содержится в мыслях иного медиума. Естественный язык — это всего лишь инструмент для использования в межличностном общении. Естественный языки не могут улучшить когнитивные способности их пользователей.

Пинкер приближается предмет из структуры Хомского. Язык не является культурой проявление, а отдельная часть биологической структуры мозга. Язык — это человеческий инстинкт, встроенный в наш мозг эволюцией, как сеть. спиннинг в пауках или сонар в летучих мышах. (Пинкер, 1994) Языковой инстинкт поддерживает теорию о том, что язык является врожденным и что люди имеют общие универсальная грамматика. Пинкер заключает, что первые анатомически современные люди уже говорили на эквиваленте современного человеческого языка. Так как язык присущий структурам мозга, которые его производят и интерпретируют, язык должен развивались совместно с этими структурами. (Пинкер, 19 лет94) Примеры того, что Пинкер дает в поддержку ментальности то, что 1) мы часто помним суть предложение, а не фактическое предложение, и 2) новые слова придуманы, чтобы выразить новые мысли. (Силби, 2000).

Питер Carruthers — Теория мышления в естественном языке

Центральный тезис Каррутерс о лингвистическом мышлении состоит в том, что человеческое мысль возникает на естественных разговорных языках. «когнитивная» концепция Каррутерса языка — это точка зрения, согласно которой разговорный язык служит не только для содержание мыслей, но и то, что они обычно выразить мыслей — что мысли, а также высказывания происходят на этих языках. (Кей, 1998) Естественный язык предназначен не только для общения, но и для улучшения познания. Что ж.

Общие обсуждения Исследования

Язык жестов

Последствия свидетельства Хелен Келлер проницательны и указывают на важную роль что естественный язык играет в мышлении. Хелен Келлер общалась тактильно, и утверждал, что мыслит в терминах осязания. Она помнит жизнь до того, как узнала как подписать и заявляет, что в то время она была не мыслящей сущностью. (Силби, 2000).

шрифт Брайля

Недавнее исследование, проведенное Университет Вандербильта с участием читателей Брайля проливает новый свет на отношения между языком и мышлением. Лица, ослепшие от рождения используют другие части своего мозга при чтении шрифтом Брайля, чем те, кто потеряли зрение в раннем возрасте.

Субъекты были попросили прочитать одно слово шрифтом Брайля. Исследователи использовали изображения фМРТ, чтобы обнаруживать области активности мозга во время этого теста, чтобы отображать активность в разных части зрительной коры. Они не обнаружили больших различий в величине и расширение активации в зрительной коре между двумя группами. Они однако обнаружили поразительные различия в поведении активации, взаимосвязь между временем активации определенных зрительных областей и задание.

Они предполагают что даже короткий период раннего визуального опыта затрудняет набор определенные участки зрительной коры. Они предполагают, что это может быть одной из причин, почему слепые от рождения, как правило, лучше читают шрифт Брайля, чем тем, кто теряет зрение в более позднем возрасте. Это подтверждает положение о том, что существуют ментальные образы, не зависящие от пяти чувств, и что эти невизуальные образы тесно связаны с языком. (Солсбери, 2001 г.)

Мандарин и английский

Изучение Бородицким мандаринского и английского языков делает убедительный аргумент в пользу того, что язык формирует привычное мышление. Она утверждает, что (1) язык является мощным инструментом для формирования мысли об абстрактных областях и (2) Родной язык играет важную роль в формировании привычного мышления. (Бородицкий, 2001). Ее исследование пытается показать влияние мышления на первом языке на понимание второго языка с использованием имплицитной меры времени реакции.

В исследовании изучались приводят ли разные способы говорить о времени к разным способам мышления об этом. И носители мандаринского, и английского языка используют горизонтальные термины, чтобы говорить о время. Кроме того, носители китайского языка обычно используют вертикальные термины. Сделайте различия между английским и мандаринским способами говорить о времени привести к различиям в том, как их говорящие думают о времени ? Оба используют свои пространственные знания до думаю о времени. Если говорящие на мандаринском языке показывают вертикальное смещение в размышлениях о времени, даже когда они думают английский язык, то язык должен играть важную роль в формировании говорящих привычки мышления. (Бородицкий, 2001).

Поощряемые языком мыслительные привычки могут действовать независимо от язык, о котором сейчас думают. Итог исследования Бородицкого предполагает, что опыт владения языком может формировать образ мышления. Обучение новый способ говорить о знакомой теме может изменить то, как человек думает о этот предмет.

Частная речь

Психологи начал изучать использование частной речи детьми в 1920-х годах. Джон Ватсон расценивал это как неадекватное поведение, которое постепенно уходит как родители, так и учителя заставляют детей перестать говорить вслух. Жан Пиаже видел частное речь как эгоцентрическая и что она не служит никакой цели и поэтому заменяется по мере взросления ребенка. Лев Выготский считал, что приватная речь есть личная общение с самим собой, что помогает детям интегрировать язык с мышлением. Наблюдения Кольберга за поддержкой детей Теория Выготского о том, что частная речь используется для облегчения детского мышление и руководит своим поведением.

Лаура Берк и Рут Гарвин провела несколько исследований, чтобы сравнить теории Пиаже и Выготского. Они обнаружили, что дети, которые больше всего разговаривают сами с собой, также чаще разговаривают с другими. самый. Это подтверждало мнение Выготского о том, что частная речь поощряется и стимулируется социальным опытом. (Berk, 1986.) В другом исследовании они обнаружили, что насколько хорошо дети справлялись со своими математическими заданиями, имела прямую корреляцию с частной речи и их интеллектуальной зрелости. Дети, плохо справившиеся на тестах использовались менее зрелые формы частной речи.

Берк заключает что частная речь является важным средством организации детей, понимать и контролировать свое поведение. Наблюдения за частной речью Обеспечьте богатый источник информации о том, как развивается детское мышление.

Выводы

Обучение – это неотъемлемой частью языка, потому что по самой своей природе язык должен быть общий. Период обучения синхронизирует языковые способности каждого ребенка с что и все вокруг него. (Пинкер, 19 лет94)

Ссылка на Whorfs к многоязычной осведомленности у двуязычных людей включает различные языки, когнитивные системы и культуры, между которыми они ежедневно взаимодействуют. основа. Уорф проливает свет на западное высокомерие, которое может помочь развитию английского языка глобальное, поглощающее другие мировоззрения своим, с акцентом на статичность существительные в неодушевленной вселенной. Мы в долгу перед Уорфом за объяснить, на что похожи различные формы мышления, и для столь искусного показывая нам несколько чуждый способ мышления и держа его как зеркало, чтобы наш. (Алфорд, 2002 г.)

Дебаты между эти теории мысли и языка почти как курица и яйцо вопрос. Что появилось первым? Здесь задействовано больше, чем просто язык и мысль, есть культура. Сравнение разных языков может привести к обращайте внимание на универсалии, как похожи языки, и на особенности того, как уникальны отдельные языки. (Слобин, 2001.) Как учителю важно обращать внимание на оба.

Учителя должны иметь сложные языковые навыки. Язык используется в обществе, а также интернализован. Поскольку дети обычно демонстрируют более отчетливую частную речь, когда задания сложнее, учителя могут использовать это как признак проблемы. Когда дети которые обычно усваивают свою частную речь, мышление, начинают говорить вслух им может понадобиться дополнительная помощь с конкретной задачей.

Детям нужно среды обучения, которые позволяют им быть вербально активными при решении проблемы. Громкий разговор или бормотание не следует интерпретировать как доказательство. отсутствия самоконтроля или плохого поведения. Требовать от детей тишины может быть контрпродуктивно, потому что подавляет частную речь, которая может иметь решающее значение для обучение.

Список источников

Алфорд, Дэн Мунхок. (2002) Обман гипотезы Великого Уорфа. Получено 13 февраля 2003 г. из http://www.enformy.com/dma-Chap7.htm

Берк, Лора. (1986) Частная речь: обучение вслух: разговор с сами помогают детям интегрировать язык с мыслью. Психология сегодня , Май 1986 г. Получено 8 апреля 2003 г. из базы данных Infotrack.

Бородицкий, Л. (2001). Делает Мысль в форме языка? Представления о времени носителей мандаринского и английского языков. Когнитивная психология 43, 1-22.

Кэмпбелл, Лоуренс. (1997). Гипотеза Сепира-Уорфа. Получено 8 апреля 2003 г. из http://venus.va.com.au/suggestion/sapir.html

Хомский Н. (1968) Язык и разум . Получено 8 апреля 2003 г. из Интернет-архива Marxist.org. http://www.marxists.org/reference/subject/philosophy/works/us/chomsky.htm

Хант, Эрл и Аньоли, Франка. (1991, июль). Гипотеза Уорфа: перспектива когнитивной психологии. Психологический обзор , Vol. 98, выпуск 3. Получено 25 марта 2003 г. из EBSCO. база данных.

Кэй, Лоуренс. (1998) Другой Лингвистический поворот? Обзор книги «Язык, мысль и сознание: эссе в Философская психология Питера Каррутерса. Проверено 9 апреля 2003 г. из http://psyche.cs.monash.edu.au/v4/psyche-4-02-kaye.html

Куроки, Г. (2001, 24 августа). Неофициальная веб-страница о Стивене Пинкере. Получено 8 апреля 2003 г. из http://www.math.tohoku.ac.jp/~kuroki/Pinker

Пинкер, Стивен. (1994) Языковой инстинкт: как разум создает язык. Уильям Морроу.

Солсбери, Дэвид. (2001) Различия в использовании мозга среди читателей Брайля проливают новый свет на отношения между мыслью и языком. [Электронная версия]. Разведка, 2001.

Силби, Брент. (2000). Раскрытие языка мысли. Получено 9 апреля 2003 г. из http://www.geocities.com/brent_silby/RevealLanguageOfThought.html

Слобин, Дэн. (2001). Язык и мысль Онлайн: Когнитивные последствия лингвистической относительности. Появился в Д. Гентнер и С. Голдин-Медоу (ред.), Достижения в исследование языка и мышления. Кембридж, Массачусетс: MIT Press.

Выготский Л. (1934) Думать и говорить. Получено 7 апреля 2003 г. из The Vygotsky Internet. Архив: http://www.marxists.org/archive/vygotsky/index.htm

Вервен, Джерри. (1996) Философия языка. Важные речи дня, 0042742X, 01.05.96, Том. 62, выпуск 14. Получено 25 марта 2003 г. из базы данных EBSCO.

Язык и размышление о мыслях | Думать без слов

Фильтр поиска панели навигации Oxford AcademicThinking Without WordsPhilosophy of LanguagePhilosophy of MindBooksJournals Термин поиска мобильного микросайта

Закрыть

Фильтр поиска панели навигации Oxford AcademicThinking Without WordsPhilosophy of LanguagePhilosophy of MindBooksJournals Термин поиска на микросайте

Расширенный поиск

Иконка Цитировать Цитировать
Разрешения
Делиться
- Твиттер
- Подробнее

CITE

Бермудес, Хосе Луис,

‘Язык и размышления о мыслях’

Мышление без слов

, Философия разума

(

New York,

2003;

(

, New York,

2003;

онлайн онлайн -эдн. ,

Oxford Academic

, 3 октября 2011 г.

), https://doi.org/10.1093/acprof:oso/9780195159691.003.0008,

, по состоянию на 22 октября 2022 г.

Выберите формат Выберите format.ris (Mendeley, Papers, Zotero).enw (EndNote).bibtex (BibTex).txt (Medlars, RefWorks)

Закрыть

Фильтр поиска панели навигации Oxford AcademicThinking Without WordsPhilosophy of LanguagePhilosophy of MindBooksJournals Термин поиска на микросайте

. лингвистически носитель. Он пытается объяснить, что существует важный класс мыслей, который в принципе недоступен неязыковым существам. Он также исследует, как язык может функционировать как когнитивный инструмент. Многие из этих функций на самом деле не требуют полноценного языка. Если язык должен иметь отличительную, уникальную и важную когнитивную функцию, так что разница между лингвистическим и неязыковым познанием является качественной, а не просто количественной, то ее следует исследовать дальше. В главе учитываются многие аспекты языка, где язык функционирует как когнитивный инструмент: увеличение памяти; экологическое упрощение; координация; преодоление зависимого от пути обучения; контуры управления; манипулирование и представление данных.

Ключевые слова: мысли, нелингвистическое познание, язык, манипулирование данными, неязыковые существа

Субъект

Философия языкаФилософия разума

В настоящее время у вас нет доступа к этой главе.

Доступ к контенту в Oxford Academic часто предоставляется посредством институциональных подписок и покупок. Если вы являетесь членом учреждения с активной учетной записью, вы можете получить доступ к контенту одним из следующих способов:

Доступ на основе IP

Как правило, доступ предоставляется через институциональную сеть к диапазону IP-адресов. Эта аутентификация происходит автоматически, и невозможно выйти из учетной записи с IP-аутентификацией.

Войдите через свое учреждение

Выберите этот вариант, чтобы получить удаленный доступ за пределами вашего учреждения. Технология Shibboleth/Open Athens используется для обеспечения единого входа между веб-сайтом вашего учебного заведения и Oxford Academic.

Щелкните Войти через свое учреждение.
Выберите свое учреждение из предоставленного списка, после чего вы перейдете на веб-сайт вашего учреждения для входа.
Находясь на сайте учреждения, используйте учетные данные, предоставленные вашим учреждением. Не используйте личную учетную запись Oxford Academic.
После успешного входа вы вернетесь в Oxford Academic.

Если вашего учреждения нет в списке или вы не можете войти на веб-сайт своего учреждения, обратитесь к своему библиотекарю или администратору.

Войти с помощью читательского билета

Введите номер своего читательского билета, чтобы войти в систему. Если вы не можете войти в систему, обратитесь к своему библиотекарю.

Члены общества

Доступ члена общества к журналу достигается одним из следующих способов:

Войти через сайт сообщества

Многие общества предлагают единый вход между веб-сайтом общества и Oxford Academic. Если вы видите «Войти через сайт сообщества» на панели входа в журнале:

Щелкните Войти через сайт сообщества.
При посещении сайта общества используйте учетные данные, предоставленные этим обществом. Не используйте личную учетную запись Oxford Academic.
После успешного входа вы вернетесь в Oxford Academic.

Если у вас нет учетной записи сообщества или вы забыли свое имя пользователя или пароль, обратитесь в свое общество.

Вход через личный кабинет

Некоторые общества используют личные аккаунты Oxford Academic для предоставления доступа своим членам. Смотри ниже.

Личный кабинет

Личную учетную запись можно использовать для получения оповещений по электронной почте, сохранения результатов поиска, покупки контента и активации подписок.

Некоторые общества используют личные аккаунты Oxford Academic для предоставления доступа своим членам.

Просмотр учетных записей, вошедших в систему

Щелкните значок учетной записи в правом верхнем углу, чтобы:

Просмотр вашей личной учетной записи, в которой выполнен вход, и доступ к функциям управления учетной записью.
Просмотр институциональных учетных записей, предоставляющих доступ.

Выполнен вход, но нет доступа к содержимому

Oxford Academic предлагает широкий ассортимент продукции. Подписка учреждения может не распространяться на контент, к которому вы пытаетесь получить доступ. Если вы считаете, что у вас должен быть доступ к этому контенту, обратитесь к своему библиотекарю.

Ведение счетов организаций

Для библиотекарей и администраторов ваша личная учетная запись также предоставляет доступ к управлению институциональной учетной записью. Здесь вы найдете параметры для просмотра и активации подписок, управления институциональными настройками и параметрами доступа, доступа к статистике использования и т.