Аутентичность в философии: Аутентичность Текст научной статьи по специальности «Философия, этика, религиоведение»

Содержание

Аутентичность Текст научной статьи по специальности «Философия, этика, религиоведение»

УДК 171

DOI: 10.25206/2542-0488-2018-1-66-74

Ч. ГИНЬОН

Южно-Флоридский университет (The University of South Florida),

США

АУТЕНТИЧНОСТЬ

В статье обсуждаются варианты прочтения слова «аутентичность», выделяется обычный, экзистенциалистский и этико-добродетельный способы его рассмотрения. Термин «аутентичность» в своем обычном использовании предполагает идею наличия «оригинала» или чего-то «соответствующего оригиналу», и его применение подразумевает указания на то, чем что-то (или кто-то) является в действительности. Также необходимо учитывать, что философ, который ввел это слово в словарь экзистенциализма, Мартин Хайдеггер, использовал его относительно потенциальной возможности человека быть человеком, в полном смысле этого слова, а не быть верным своей уникальной внутренней природе. Аутентичность также может быть помыслена как добродетель, и здесь перед нами встает интересный вопрос: как именно стоит рассматривать такую добродетель — как личную или как социальную? Ключевые слова: аутентичность, Хайдеггер, этика добродетели, современное общество.

Аутентичность. Обычная концепция. Термины «аутентичность» и «неаутентичность» широко используются в работах гуманистической и экзистенциальной психотерапевтических теорий означая, соответственно, либо оптимальный, либо несостоятельный образ жизни. В философии использование термина «аутентичность» отсылает нас сразу к двум основным контекстам. Во-первых, данный термин используется в работах по экзистенциализму, особенно у авторов, на которых повлиял Мартин Хайдеггер, описывая идеальный способ жизни, характеризуемый такими качествами, как целостность, интенсивность, ясность, согласованность и честность.

Во-вторых, данный термин можно использовать как имеющий прямое отношение к этике добродетели. Именно так понимает аутентичность Бернард Уильямс1, когда говорит: «Если во всех моих работах и есть одна общая тема, то это — аутентичность и самовыражение. Это идея того, что есть вещи, которые в неком реальном смысле действительно вы или выражают то, что вы есть, а другие нет» [1, p. 4]. Такая концепция аутентичности также может быть найдена у Александра Неха-маса2 в «Добродетели Аутентичности» [2] и у Чарльза Тейлора3 в работе «Этика Аутентичности» [3].

Обзор литературы по этике добродетели показывает, что в этой области об аутентичности было крайне мало написано. К этой теме я ещё вернусь в конце данной статьи. Но, перед тем как обратиться к Хайдеггеру и этике добродетели, будет полезно разобраться с обыденным использованием термина «аутентичность». Все использования понятия «аутентичность» основываются на основном значении слова «аутентичный» (authenticity), в смысле «подлинный» или «соответствующий оригиналу». Согласно Оксфордскому словарю английского языка сказать, что нечто является аутентичным равносильно словами, что это нечто претендует или считается, по общему мнению, изначальным или авторским. Например, сказать, что картина аутентично является картиной Рубенса, это означает сказать, что эта картина (в широком смысле) нарисована Рубенсом,

вышла из-под его кисти, в отличие от подлогов, подделок, имитаций, механических репродукций и т. д. Точно так же как аутентичное исполнение Канона Пахельбеля4 подразумевает исполнение с использованием таких инструментов, такого темпа и таких музыкальных приёмов (stylistic techniques), которые, по всей видимости, имел в виду сам Пахельбель, сочиняя эту работу. Вопросы об аутентичности текстов и предметов искусства могут стать актуальными, когда речь идёт о проблемах сохранения или о значении оригинальных слов. Но даже там, где такие проблемы отсутствуют, обычно полагается, что аутентичные работы и исполнения по определению превосходят подражания, симулякры, подделки и другие предметы, которые могут быть выданы за настоящие.

Основное значение «аутентичности» помогает прояснить тот интерес, который наблюдается к использованию этого слова со стороны психологов и философов. Сказать, что человек является аутентичным, равносильно высказыванию, что его или её действия действительно выражают то, что за ними стоит, те предрасположенности, чувства, желания и убеждения, которые их мотивировали. Аутентичность, свойственная этой концепции, — это различие между тем, что действительно со мной происходит — теми эмоциями, моими глубокими убеждениями и краеугольными желаниями (bedrock desires), делающими меня тем, кто я есть, и теми внешними проявлениями (outer avowals) и действиями, составляющими моё бытие в общественном мире.

Мы обычно полагаем, что аутентичность обладает значительной ценностью, даже если за ней не стоят никакие внешние блага, будь то богатство, слава или удовольствие. Руссо, например, приписывал ценность аутентичности за её роль в предоставлении нам доступа к внутреннему моральному голосу совести, интуитивному чувству, или сенти-менту (sentiment), с его моральными наставлениями о том, как именно мы должны поступать. Но мы также видим аутентичность как нечто ценное,

потому что мы полагаем, что каждый индивид имеет особый потенциал развития, встроенный в его природу от рождения, «призвание» или «судьбу», которую он или она должны осознать. Чарльз Тейлор обращает внимание, что идеал быть в соответствии с тем, что ты есть в потенции был сформулирован Гердером5, когда он объявил, что каждый человек имеет «собственный способ быть человеком, способ быть соответственно его или её сути».

Существует определённый способ быть человеком, который является только моим. Я призван жить моей жизнью именно этим способом, не подражая кому-либо другому. Но это открывает для меня новую важность быть по-настоящему собой. Ведь если я не являюсь собой, я теряю смысл своей жизни, теряю то, чем человеческое существование является для меня [3, p. 28 — 29].

В своей классической работе «Искренность и аутентичность» Лайонел Триллинг6 предполагает, что идеал аутентичности является относительно новым понятием в западной цивилизации. По мнению Триллинга, аутентичность, в качестве поведенческого идеала (character ideal), может возникнуть только тогда, когда широко распространено мнение, что социальное существование является чем-то чуждым нашему истинному человеческому существу. Эта негативная оценка социального ярко выражена в различных теориях общественного договора, возникших в XVII и XVIII веках. Эти теории предполагают, что общество являет собой искусственную конструкцию, механическую и, в конечном счете, бесчеловечную агрегацию изначально обособленных лиц. Такая концепция общественного существования идет рука об руку с тем, что Роберт Белла7 и его коллеги назвали «онтологическим индивидуализмом» [4], убеждение в том, что на самом базовом уровне люди являются отдельными индивидами, с тем выводом, что все отношения с другими должны быть человеческими построениями и поэтому должны быть чем-то искусственным или неестественным. Идея, что социальное существование является чем-то навязываемым, привела многих романтиков XIX века к поиску осмысленности и опыту глубокой связанности (an experience of a deeper kind of rnnnectedness) посредством саморефлексии, а не через отношения из социальной сферы. Согласно Триллингу современное понятие «аутентичность» предлагает «менее приятный и приемлемый взгляд на социальные обстоятельства жизни», такой взгляд намного больше связан с космосом и нашим местом в нём [5, p. 11]. Для этой подчёркнуто современной концепции аутентичности источник значимости и познаваемости лежит не в независимо существующем формате реальности, будь то божественный Логос или мир платоновских идей, но, скорее, во внутренней субъективной жизни самого человека.

Понятие самость как самоинкапсулированного (self-encapsulated) индивида с его собственными внутренним содержанием (resources) и глубинами делает современную идею аутентичности существенно отличной от прежних идеалов, которые в других отношениях кажутся одинаковыми. Конечно, Сократ и св. Августин, сравнивая их с другими, премодернистскими мыслителями, имели яркое представление о важности самопознания и приверженности тому, чтобы быть верным самому себе в том, что ты говоришь и делаешь. Но им не хватало опыта самости как ограниченного центра опыта и действия, без каких бы то ни было определяющих

связей с чем-то отличным от себя самого. Прежний идеал соответствия самому себе был основан на проявлении в каждом своём действии своей вве-рености Богу, принципам рациональности, космическому порядку, или другим трансперсональным и трансцендентным источникам напутствия (source of direction). Наш современный идеал аутентичности, напротив, видит единственным непререкаемым источником руководства над нами лишь то, что заключено внутри нас самих.

Мы уже отмечали, что идеал аутентичности впервые появился, как попытка заложить основу для моральной позиции, более авторитетной и более обоснованной, чем склонность следовать за толпой и быть командным игроком, которая доминирует в нашей повседневной жизни. По мере того, как мы врастаем в общественный мир (grow up into the public world), мы приходим к пониманию моделей действий и стилей реакции, которые мы считаем надлежащими в нашем культурном контексте. Мы изначально и по большей своей части конформисты, мы интернализируем социальные нормы как своего рода «вторую природу», а затем в своих действиях движемся в потоке этого мира. Конечно, можно сказать, что переносить большую часть своей жизни в область привычек — вполне безобидно. Но такая жизнь может показаться неаутентичной, поскольку в простом принятии социально одобренных способов поведения наши действия проистекают не из наших собственных выборов и мотивов, а из тенденций и причуд окружающего нас мира.

Пока мы живём, соотнося себя с точкой зрения общественных норм и стандартов, мы не являемся источником наших собственных поступков, и поэтому наше поведение не является действительно нашим. Оно является лишь отражением того, что ожидают от нас другие, и показывает лишь нашу зависимость от них и неспособность взять на себя ответственность за свою жизнь.

Первоначальный импульс к идеалу аутентичности возник, следовательно, из области вопросов морали. Речь идет о становлении морально ответственным человеком в самом полном и богатом смысле этого слова. Однако, как отмечали Трил-линг и другие, эта первоначальная моральная забота оказалась под угрозой, поскольку идеал аутентичности изменялся в течение XIX и XX веков. Ретроспективно понять произошедшую эволюцию достаточно просто. Во-первых, позиция подозрения к социальному, сопровождавшая подъём идеи аутентичности сместилась от идеала достижения независимости от масс, к позиции противостояния с буржуазией. Это привело к появлению парадигмы нового варианта аутентичного человека — художник. «Художник, — говорит Триллинг, — перестаёт быть творцом или исполнителем, в зависимости от одобрения аудитории». Отныне художник связан только с самим собой. «Справедливо назвать эти изменения революцией. И, сделав это, кажется естественным связать это с революцией социальной: аудитория теряет значимость, художник, напротив, её приобретает» [5, p. 97]. Задачей художника является нанесение пощечины буржуазии, и чем быстрее та в ответ пытается эту пощечину принять, включить в установленный порядок, тем более про-вокативно следует вести себя художнику, если он хочет создавать аутентичное искусство. Результатом всего этого оказывается арт-сцена, где аутентичные произведения искусства, преднамеренно озадачивающие, шокирующие или даже кажущиеся нам

отвратительными, считаются ценными, потому что возникли они — в независимых (autonomous) импульсах художника, а также потому, что они предлагают буржуазии мельком взглянуть на аутентичность, не достижимую иным образом.

Второй вариант современного понимания этих идей, подробно рассматриваемый в книге «Быть аутентичным» (On Being Authentic) [6]8, уже уходит от той благодушной уверенности (placid assurance), что все люди в глубине своей души являются хорошими, с искажённой от социализации природой, к признанию того, что у всех нас есть темные и жестокие инстинкты, продукты нашей эволюции из более примитивных жизненных форм, делающих нас способными к невообразимой жестокости и злу. То, что становится очевидным к концу XIX века и лишь усиливается в результате двух мировых войн, — это масштабы той склонности к агрессии и враждебности, сидящей внутри каждого из нас. Фрейд резюмирует наш «инстинкт смерти» зловещей фразой Homo homini lupus, «Человек человеку волк» [6, p. 101 — 102]. Открытие этого источника тьмы, находящегося внутри нас, трансформирует все устремления нашей аутентичности от нравственного идеала к тревожному предписанию «чувствовать себя ничем не стеснённым» (‘let it all hang out’), «высказывать всё так, как есть» (get it all out front’), открыто выражать ту ярость и агрессию, что находится в нас. Теперь быть аутентичным — это быть в состоянии выразить те чувства и желания, которые лежат в наших самых тёмных глубинах.

Это изменение понятия аутентичности привело к заметному усложнению проекта аутентичного существования1. С одной стороны, поведенческий идеал аутентичности рассматривается теперь как замена уже утерянного доступа к вечному, объективному, универсально связывающему ориентиру в решении нравственных вопросов. Предполагается, что аутентичность помогает нам понять, как мы, будучи моральными агентами, должны поступать в этически сложных ситуациях. Она советует нам «быть самим собой», «делать то, что кажется правильным» и «слушать свою совесть». При этом подразумевается, что наши личные чувства и наклонности будут служить нам проводниками в этом безбожном мире. С другой стороны, растущее понимание того, что наше внутреннее «я» не является исключительно альтруистическим и заботливым, а напротив, содержит в себе жестокость, враждебность и агрессивность как такую же часть нашей собственной природы, что и те моральные наклонности, которые мы считаем приемлемыми. Принимая всё сказанное выше о нашей природе, подлинная аутентичность рассматривается как вопрос предоставления неограниченного выражения этим стремлениям, а это, в свою очередь, ведёт к отказу от своего рода «милого» поведения и общепринятой любезности так называемого «вежливого общества». Вот почему мы зачастую воспринимаем как аутентичные модели поведения гангста-реперов и слэм-поэтов9, которые не боятся прямо бросить обвинение вам прямо в лицо («’call you on your shit’»). Это же показывает, почему у нас может возникать неприятие поведения «добряков» и «челове-коугодников» («do gooders’ and ‘people pleasers»).

Аутентичность у Хайдеггера. Хотя слово «аутентичность» редко встречается в работах XIX века, в работах предшественников движения ХХ века, которое мы теперь называем «экзистенциализмом», эта идея представлена очень широко. В середине

XIX века датский философ Кьеркегор представил слово «экзистенция» для описания людей, чья жизнь выражает особую интенсивность и приверженность к какому-то определяющему их для жизни значению. Рассматривая проживание жизни, он огромное внимание уделил обращенности внутрь себя (inwardness) и «бесконечной страсти» (‘infinite passion’). Писавший несколько десятилетий спустя Фридрих Ницше восхвалял тип личности, обладающей интеллектуальной целостностью (intellectual integrity), дионисийской интенсивностью, которые могут своей волей ломать традиционные рамки ради постижения полноты человеческого опыта и возможностей. И Ницше и Кьеркегор повлияли на Хайдеггера, работы которого и ввели слово «аутентичность» в обиход, а его влияние на Сартра и Бовуар закрепило это слово в традиции экзистенциализма. Все эти мыслители имели разные концепции аутентичности. Но, учитывая формат статьи, в своих рассуждениях я сконцентрируюсь на идее аутентичности, предложенной в работах Хайдег-гера отчасти потому, что его понимание аутентичного совершенно отлично от рассмотренного нами в первой части.

Хайдеггер — экзистенциалист в той мере, в которой он отвергает «эссенциалистскую» точку зрения на природу человека, основанную на существовании субстанциональной сути человека, которая заранее для всех людей определяет суть того, что значит «быть человеком», и правильный способ им быть. Экзистенциалисты считают, что нет вневременной Формы Человечества, нет надлежащей функции Человека или детерминированного генетического кода, который диктует конкретные особенности, которые и делают нас людьми. Хайдеггер настаивает на том, что, хотя все возможности самоидентификации взяты из культурного контекста, в котором мы находимся, каждый из нас, варьируя эти возможности, получает из них самоиндентифи-кацию, определяющую нашу персональную идентичность. Используя немецкое слово «Dasein» для обозначения экзистенции, отсылающей нас к существованию человеком, Хайдеггер говорит10:

«Об экзистенции решает способом овладения или упущения только само всегдашнее присутствие. Вопрос экзистенции должен выводиться на чистоту всегда только через само экзистирование» [7, с. 27]п.

Для Хайдеггера ваше бытие определяется выбранными из исторической культуры возможностями. В этом смысле мы — существа, делающие себя сами (selfmaking beings).

Но, хотя Хайдеггер отвергает идею об определённых универсальных свойствах, общих для всех людей, он утверждает, что существуют определенные «структуры» человеческого существования, которые обеспечивают основу или своего рода подмостки (scaffolding), в которых социальные возможности самопонимания могут быть включены в формирование субстанциональной идентичности. Эти структуры являются условиями возможности, делающими возможными любые интерпретации и культурные построения, а потому они лежат в основе всех способов быть людьми.

Для того чтобы понять, чем эти универсальные структуры являются, мы должны рассмотреть понимание Хайдеггером человеческой экзистенции. Самая отличительная черта человеческого существования — его забота о своём бытии. Мы являемся особенным сущим потому, что в нашем бытии речь

всегда идёт о нём самом. Сказать это означает сказать, что в наших выборах и действиях в любое время мы всегда занимаем определенную позицию в отношении того, кем мы являемся, и эта позиция имеет решающее значение для определения нашего бытия. Например, в написании философского эссе я беру на себя роль философа, роль, которая реализуется в моем собственном случае, потому что я забочусь об этой социально доступной возможности самоопределения. Приняв эту и другие социальные роли, я занимаюсь реализацией задачи проживания моей жизни. Тогда часть того, как я определяю своё бытие — это и есть то, как я «отношу» самого себя по отношению к «законченности обязательности» (fulfillment of commitments) определяющую мою идентичность в мире [7, с. 28]. Сказать, что моя личность или моё бытие состоят в предпринимаемых мной бросках к чему-то, это равносильно сказать, что я существую как направленная в будущее деятельность или становление, «бытие-к» возможности моего бытия, в данном случае — философом.

Такое состояние наброска к (projection toward) реализации своих возможностей является одним из компонентов моего умения-быть (potentiality-for-being) как человека. Еще один важный аспект этой потенциальности состоит в том, что я внедряюсь в контексте конкретных отношений, которые заранее определяют диапазон возможностей, которые открыты для меня. Еще один важный аспект этой потенциальности состоит в том, что я внедряюсь в контексте конкретных отношений, которые заранее определяют диапазон возможностей, которые открыты для меня. Как говорит Хайдеггер, я нахожу себя «всегда уже» брошенным в мир, в котором вещи, другие люди и последствия прошлых выборов оказывают противодействие моим попыткам овладеть моей собственной судьбой. Этот структурный аспект заброшенности включает в себя мое запутывание (entanglement) в жизненных ситуациях, которые непоколебимы для моего контроля. Вот почему мой набросок бытия философом может быть сорван возникающими со всех сторон препонами.

Описание Dasein как заброшенного наброска лежит в основе всей структуры человеческого существования. Люди, понятые как разворачивающиеся события, отражают структуру временности человеческого времени жизни, то есть основной структурной детерминанты своего бытия. Будучи людьми, мы «исходим откуда-то» в том смысле, что каждый из нас имеет множество мотивов, которые дают нам ориентацию и систему отсчета. И мы «собираемся куда-то» в том смысле, что мы всегда занимаемся набросками и обязательствами в отношении того, что мы надеемся достичь в нашей жизни. То, что Хайдеггер называет «подвижностью» (Bewegtheit) жизни, состоит в круговой связи, которая получается между этими двумя структурами. С одной стороны, мои возможные наброски и цели стали возможными благодаря тому, что мне было важно в моих любовных отношениях с жизненными происшествиями. С другой стороны, возникающие события постоянно заставляют меня переоценивать и пересматривать мое понимание набросков, которые я совершаю, когда пересматриваю мое понимание того, что же такое моя жизнь. Быть человеком означает жить в напряжении между броском и наброском.

Наше бытие, как явление, разворачивающееся во времени, делает возможным «раскрывать» мир и сталкивать нас с такими-то сущностями из него.

Мы экзистируем как просвет или освещённость, с точки зрения которых вещи освещены определённым образом. Эта разумкнутость или просвет — это то, что мы делаем совместно как сообщество: Хай-деггер говорит, что наше бытие всегда «co-Dasein», или «со-бытие». Таким образом, конкретным случаем или примером Dasein является осознание структур человека в определенной форме в данный момент времени. Итак, будучи философом, я задаю определенную форму обязательствам философской деятельности, заданным в социальной норме. Благодаря этой деятельности я определяю значение (то есть бытие) книг, карандашей, ноутбуков и прочих окружающих меня вещей, и я делаю это как представитель сообщества практиков (as a representative of a community of practitioners). Таким образом, моя «экзистенция» проявляет и определяет структуру человеческой временности.

Данный пример показывает, как эта конкретная деятельность, в которой я и проживаю мою жизнь, определяет и реализует основную структуру человека в своей собственной уникальной манере. Быть — это находиться в состоянии-быть, которое так или иначе задаётся через наши действия. В терминах этой концепции возможных путей создания человеческих структур Хайдеггер выделяет две основные возможности жизни. Человек может просто дрейфовать с толпой, делать то, что он делает, избегая ответственности за его собственный вклад в возникновение просвета. В таком случае человеческая жизнь становится неаутентичной (uneigentlich, буквально «не собственной»). Или человек может высвечивать (clear-sightedly) свою задачу быть просветом, реализуя структуру прожитого времени в своих действиях так, чтобы это было ярким, сосредоточенным, устойчивым и интенсивным. Эта вторая форма жизни «собственной» в структуре человеческого времени и действительно понимает, что каждый из нас в потенциальности. Как собственная, она является аутентичной (eigentlich).

Аутентичная жизнь интегрирует и унифицирует временные структуры заброшенности и наброска, образуя то, что Хайдеггер называет «бытие целым» («beings-whole»). Чтобы раскрыть эту концепцию, Хайдеггер обращается к феномену жизни, обозначенному им как «бытие-к-смерти», которое он определяет как «онтологическое устройство умения присутствия быть целым» [7, с. 266]. Однако его концепции «смерти» и «целостности» не должны пониматься в их обыденном значении. Когда мы думаем о целой жизни, мы, естественно, думаем о жизни, которая достигает своего завершения, прошедшей свой путь от рождения до смерти. Однако Хайдеггер поясняет, что в своём обращении к идее полноты человеческой экзистенции как заброшенной-к-смерти, он вовсе не имеет в виду нашу обыденную идею о смерти как о достижении конца жизни, уводящего прочь. Согласно витальной, экзистенциальной точки зрения, которая занимает Хайдеггера, смерть — «способ быть, который присутствие берет на себя», erne Weise zu sein [7, с. 279], это способ существования, в который мы, пока мы живём, так или иначе вовлечены (enact). Исходя из этого, смерть вовсе не является событием, приходящим в конце наших дней. Скорее, как говорит Хай-деггер, «присутствиеразмерно смерть есть лишь в экзистентном бытии к смерти» [7, с. 267].

Как мы понимаем, что здесь представляет собой целостность Хайдеггера? Обычно под этим понятием понимается целостность как завершение жизни,

как прекращение истории, которое наступает с последними событиями в сказке. Такую целостность мы могли назвать повествовательной цельностью, поскольку она исходит из того, как именно заканчивается ход событий, на развязке, и рассматривает жизнь, как историю, имеющую свою terminus ad quem11, которая когда-нибудь настанет. Но Хайдеггер говорит прямо, что такое понимание целостности — это не то, что он имеет в виду, говоря о смерти. Напротив, зарождение смерти как кульминационного события — то, что он называет кончиной — станет жертвой критики Сартра, потому что смерть всегда приходит слишком рано или слишком поздно, она никогда не может дополнить (round out) жизнь или придать ей смысл111.

Второе чувство целостности жизни можно назвать телической12 концепцией, потому что оно относится не к завершающему событию, а к проецируемой цели (телосу), в котором человек привносит в реализацию определяющие идеалы своего существования. Аласдер Макинтайр13 находит такую теорию о целостности жизни в Аристотеле, который «рассматривает цель (telos) человеческой жизни как определенный вид жизни, telos не есть нечто, что должно быть достигнуто в некоторый будущий момент времени, но является способом, которым должна быть сформирована вся жизнь» [8, с. 174]. Таким образом, человеческое существование рассматривается как стремление к реализации конфигурации возможностей, которые она пытается реализовать в своих действиях, «стремление к», которое присутствует даже в те периоды (в те моменты), когда кажется, что оно находится в состоянии раздора и замешательства. Думать о жизни как об имеющей телос — это не то же самое, что сравнивать её с тем путём, который ведет к концу. Вместо этого, с точки зрения телического, целостность жизни задумана как условие интеграции и согласованности, которую мы можем время от времени приближать, стремясь постоянно достигать ее. Это происходит потому, что надлежащее (proper) окончание наших дней — это идеал, к которому мы можем либо приблизиться, либо его пропустить, во время нашего пребывания на земле, именно поэтому Аристотеля не интересовало бы обращение на смертном одре и искупление в последнюю минуту: «Именно по этой причине понятие окончательного искупления почти совсем необновленной жизни не имеет места в аристотелевской схеме; история вора на кресте непостижима в аристотелевской схеме [8, с. 175]. С точки зрения телической концепции жизнь рассматривается как постоянный проект перехода от нашего повседневного состояния как агентов в общественном мире — наше нормальное «падение» в отвлечение «кого-либо» — к осознанию того, что является окончательным для нашей человечности, способность в полной мере реализовать нашу способность к будущему, будучи сосредоточенным, освещенно-высматривающим и последовательно брошенным наброском. Телическая-кон-цепция целостности может передать ощущение как наших пределов, так и конечности (признавая то, что совершенство может никогда нами не быть достигнуто) вместе с определяющим жизнь чувством цели (проясняющего для нас то, к чему нам следует стремиться (we should be shooting for)).

Хайдеггер утверждает, что мы открываем для себя способность быть аутентичными людьми через зов нашей совести. Совесть, понятная в экзистен-

циальном смысле, заставляет нас осознавать тот факт, что мы виновны, где немецкое слово «вина» (Schuld) слышится в смысле «быть должным», «повинный» или «сплоховать» (‘indebted’,’owing’, or ‘coming up short’). То, что можно назвать нехваткой, определяет нашу экзистенцию. Наша экзистенция не возникает от того, что это приведет к достижению поставленной цели, и у нее нет пред-данного конечного состояния, которое оправдывает наши жизни, если мы сможем этого состояния достичь. Концепция вины, проявляемая совестью, указывает на то, что мы всегда занимаемся созданием себя в том смысле, что мы должны начать с «нащупывания» самих себя, мы должны для самих себя определить версию телоса нашей жизни. Отталкиваясь от такой точки зрения, сказать, что мы — конечные существа, означает, что, в отличие от богов, мы, вероятно, всегда будем отставать от того, что мы есть «в потенции». Концепция аутентичности у Хайдеггера разделяет, с обычной точкой зрения, мысль о том, что существует базовое «происхождение», которому мы можем и должны быть верны — для Хайдеггера это временная структура человеческой экзистенции в целом. Представляется очевидным, что в других отношениях хайдеггеровская точка зрения сильно отличается от принятой концепции. Во-первых, по Хайдеггеру, нет никакого субстантивного содержания, которого нам надлежит достичь, чтобы быть настоящими по отношению к нашему происхождению. По его мнению, такое происхождение не является ни конкретной человеческой сущностью, как в традиционной мысли, не является оно и набором личных ощущений и мимолётных желаний, как в романтизме. Все мы движемся к осознанию основополагающей структуры человеческого экзистирования, и мы можем делать это либо аутентично, либо нет. Но было бы неправильно думать об аутентичности как об «уникальной» открытости или отличительной индивидуальной версии человеческой сущности. Вместо этого аутентичность — это вопрос достижения и выражения открытости, которая является определяющим потенциалом Dasein как такового. По мнению Хайдеггера, достичь этого максимально возможным способом можно освещенно-высматри-вающим признанием себя действительно бытийству-ющим человеком, вне зависимости от того, каким «содержанием» наполняется жизнь. Предписание, как быть аутентичным, звучит: «Будь человеком!», а не: «Вступай в контакт с тем, что ты на самом деле есть в действительности как человек». Таким образом, идеал Хайдеггера может быть достигнут почти в любой конкретной идентичности, которой случается быть. Иными словами, аутентичность — это вопрос стиля, а не содержания — это вопрос того, как мы живем, а не того, что мы делаем.

Во-вторых, Хайдеггер отвергает доминирующий в современной западной мысли дуализм внутреннего и внешнего, индивидуального и социального. Для него так называемое «внутреннее» — это то, что становится явным, формируя свою идентичность через мирские выражения, в то время как индивидуальное есть конфигурация возможностей, которые были взяты из общественного мира и заданы формой нахождения в нём. Как мы увидим, поскольку «я» всегда неразрывно связано с общественным миром, аутентичность, при правильном понимании, будет включать в себя социальную ответственность, а также исполнение и сотрудничество, но не конфликт.

Аутентичность и этика добродетели. Как уже

отмечалось, несмотря на то что аутентичность является отличным примером того, что мы называем «добродетелью» или «сущностным идеалом», эта тема не получила достаточного внимания со стороны тех, кто занимается этикой добродетели. «Добродетель» можно определить как хорошую черту характера, имея в виду поведение в соответствии с теми понятиями, которые или связываются с правильными, или, по крайней мере, считаются надлежащими вещами^. Аутентичное существование можно представить как добродетель в следующем смысле: как аутентичная личность, я знаю, что я из себя представляю, и я честен и прям в выражении этого через то, что я говорю и что я делаю. Размышляя об аутентичности как добродетели, закономерно будет спросить: как именно мы рассматриваем аутентичность — как моральную или неморальную добродетель. Благожелательность ли это, то есть очевидным образом моральная добродетель? Или это, например, упорство, которое, являясь добродетелью, не обязательно является моральным качеством. Рассуждая в таком контексте, аутентичность представляется не моральной добродетелью. Мы можем представить себе людей аутентичных, в обычном или хайдеггеровском понимании этого слова, которые при этом все аморальны. Охотник до секса (sexual predator) может быть аутентичным в той мере, в которой он знает, чего он хочет, и выражает то, что находится внутри него (например, Маркиз де Сад14), как и ситуация, сложившаяся у Хайдеггера с нацистами, предполагает, что кто-то может быть аутентичным согласно своим собственным стандартам, при этом оставаясь вовлечённым в столь сомнительные отношения.

Должны ли мы, исходя из этих соображений, заключить, что нет никакой взаимосвязи между аутентичностью и моралью? Как я уже говорил выше, это представляется частью общей концепции аутентичности: что аутентичный человек будет расходиться с нормами и нравами общества и, следовательно, будет имморальным или, по крайней мере, аморальным индивидом. Но я думаю, что переход к такому выводу не позволяет понять отношения между добродетелями. Некоторые добродетели явно не имеют морального значения сами по себе, но они могут сыграть решающую роль в превращении человека в зрелого, полностью развитого морального агента. Это особенно касается черт характера, необходимых для контроля за собой, таких как самодисциплина, стойкость, решительность, честность и мужество. Мы можем представить человека, обладающего всеми названными свойствами, которого при этом можно всё равно назвать монстром с моральной точки зрения. В то же время кажется, что наличие набора добродетелей такого работа необходимо для того, чтобы быть моральным агентом в полном смысле этого термина. Одна из величайших этических работ всех времен — Никомахова этика Аристотеля, в основном как раз посвящена определению черт характера, которые необходимы для того, чтобы быть моральным агентом. На мой взгляд, почти то же самое может быть сказано о Бытии и Времени Хайдеггера, отрицавшего, как известно, моральную сторону своих идей, ибо этос полностью занимавший его внимание, понимается им как образ жизни, делающий агента способным решать моральные проблемы зрелым (mature) и решительным образом. В этом свете Бытие и время — это книга об этике от начала до конца.

Путём небольшого размышления легко обнаружить, что добродетели не являются нашими отдельными качествами, не имеющими отношения друг к другу, но вместо этого взаимозависимы сложными способами. Это же касается и взаимосвязи аутентичности с другими добродетелями. Быть аутентичным, очевидно, требует, чтобы у человека были другие добродетели, такие как честность (по отношению к самому себе, уж точно), мужество, постоянство (никто не может быть аутентичным всего на одну минуту) и способность к самопознанию. Хайдеггер утверждает, что его собственная концепция аутентичности требует взаимосвязи (Zusammenhang), ясности, решительности, стойкости, лояльности и даже почтения (reverence). Аутентичность, тем самым, требует ряд других добродетелей. Человек, которого мы считаем целостным, наверняка должен иметь аутентичность как свою характерную черту. Трудно представить себе кого-то, кто не просто ведёт себя как упрямая свинья, а выражает, кто он есть, достойным образом, кто при этом также не обладает самопознанием и честностью в выражении того, чем он является.

Один особенно интересный вопрос заключается в том, следует ли считать аутентичность личной или же социальной добродетелью. Некоторые добродетели явно являются личными в том смысле, что они применимы к отдельным людям и способствуют прежде всего благополучию того человека, который их практикует. Например, бережливость, умеренность и рациональность применимы к человеку, и «какой-нибудь Робинзон Крузо на своем необитаемом острове вполне мог бы их практиковать» [9, с. 84], — замечает Фрэнсис Фукуяма15. Другие достоинства, такие как надежность, сотрудничество и чувство долга, являются социальными добродетелями, способствующими благополучию общества в целом, даже если они не всегда выгодны для индивида. Учитывая это различие, мы могли бы спросить: является ли аутентичность эгоистической (self-regarding) добродетелью, подобно умеренности, или же это справедливость, то есть добродетель, которая способствует благосостоянию всего общества?

Рассмотрение этого вопроса поможет нам понять, насколько сильно добродетели могут быть связаны друг с другом. Мы определим, что определенные поведенческие идеалы, восхищающие нас, такие как аутентичность, возможны только в рамках гражданского общества, в котором уважение к различным социальным достоинствам уже глубоко укоренилось в отношениях и формах жизни сообщества. Так, например, значимость аутентичности имеет смысл только в социальном контексте, в котором свобода ценится большинством членов сообщества. Но свобода здесь не должна пониматься как свобода делать то, что хочется. Неограниченная свобода такого рода может быть понята как воровство, грабёж и насилие, практики которых мы, естественно, не одобряем. Напротив, восхищающая нас свобода включает в себя такие черты, как способность преследовать достойные цели, способность формировать суждения о том, куда движется наше общество, а также способность открыто выражать свои взгляды наравне со всеми (in the free marketplace of ideas). Более того, кажется, что такая свобода возможна только в социальном мире, который развил практику, основанную на приверженности определенным идеалам характера, таким как ответственность, справедливость и доверие. Для принятия социальной группой

такого рода обязанностей требуется многовековая эволюция социальной жизни, и попутное оседание таких идей в умах людей. Поскольку идеал аутентичности возможен только в свободном обществе с прочной основой установленных социальных добродетелей, попытка быть аутентичным, если она будет последовательной, казалось бы, должна включать в себя обязательство поддерживать и развивать тип общества, в котором этот идеал вообще возможен. Таким образом, размышление о социальном воплощении добродетелей предполагает, что аутентичность, как и многие другие идеалы характера, несет в себе обязательство способствовать поддержанию и благополучию определенного типа социальной организации и образа жизни.

Отношение зависимости между личными и социальными добродетелями идет также и в обратном направлении. Мы восхищаемся демократическим обществом, в котором согласие осуществляющих правление (governed) играет решающую роль в определении курса общественных событий, и именно по этой причине мы пропагандируем практику и добродетели, которые делают возможной такую систему правления. Казалось бы, среди таких добродетелей и практик место и для идеала аутентичности. Ведь быть аутентичным — значит четко понимать свои самые глубинные чувства, желания и убеждения и открыто выражать свою позицию на публичной арене. Однако эта способность — черта характера, необходимая для того, чтобы быть эффективным членом демократического общества. И если это так, то демократическое общество, похоже, должно следовать курсу поощрения и совершенствования аутентичных индивидов.

Я попытался предложить способ рассмотрения современного идеала аутентичности в контексте другого явления современного общества — морального порядка, постоянно возводимого сообществом свободных и социально-активных (community-minded) людей. Эта концепция аутентичности, как социальной добродетели, даёт нам способ объединить видение Уолта Уитмена16 американской демократии как эксперимента по созданию нации с нашей личной заботой о самореализации и обогащении нашей жизни^ Но следует иметь в виду, что именно эта счастливая близость побуждает критиков нашего современного секуляризованного мира видеть установившийся моральный порядок как то, что разлагает человеческий потенциал героизма и твёрдости, превращая людей в жалких «последних людишек», которые стремятся только к комфорту и мирной деятельности.. Очень разные версии этой критики можно найти у таких критиков социального, как Руссо, Ницше и Кристофер Лаш17. Есть ли возможность для согласования этих конкурирующих теорий, нам ещё только предстоит увидеть.

Примечания автора

: Превосходное изучение этого феномена в жизни влиятельного психоаналитического мыслителя Р. Д. Лаинга [Рональд Дэвид Лэйнг (1927 — 1989) — психиатр шотландского происхождения. Один из идеологов движения антипсихиатрии. — Примеч. наше. — Р. К.] мы можем обнаружить в работах Томп-

сона [Томпсон Митчелл Гай — современный американский философ, психоаналитик. — Примеч. наше. — Р. К.] (см. [10]).

11 Для большего понимания Хайдеггеровского прочтения аутентичности смотри: [11 — 13].

ш См. [14].

IV Такое определение является немного изменённой версией определения Кристины Свэнтон [современный американский философ, занимающийся вопросами этики, особенно, этики добродетели. — Примеч. наше — Р. К.] данное в работе «Этика Добродетели» [15].

V Ричард Рорти [Рорти Ричард — американский философ, представитель неопрагматического направления. — Примеч. наше — Р. К.] ссылается на описание Америки как «величайшей поэмы» в [16, p. 22]. Отметим, что взаимозависимость личных и социальных добродетелей, которые мы раскрыли, подрывает резкое различие Рорти между публичным и частным, которое он привёл в [17].

VI См. [18].

Примечания переводчика

1 Уильямс Бернард — английский философ ХХ века, представитель аналитической школы, занимался вопросами морали и самости.

2 Нехамас Александр — современный американский философ греческого происхождения, занимается вопросами истории философии, в том числе древнегреческой философии и эстетики.

3 Тейлор Чарльз — современный канадский философ, известен своими работами по политической и социальной философии.

4 Пахельбель Иоганн (1653 — 1706) — немецкий композитор периода барокко, имеет большое количество церковных композиций.

5 Гердер Иоганн Готфрид (1744 — 1803) — немецкий писатель, теолог и историк культуры.

6 Триллинг Лайонел — американский писатель и литературный критик ХХ века.

7 Белла Роберт — американский социолог, занимается вопросами социологии религии.

8 Имеется в виду работа автора статьи [6].

9 Гангста-реперы — музыкальные исполнители в жанре хип-хоп, основной темой произведений которых является преступная жизнь, зачастую — торговля наркотикам и занятие сутенёрством, которые зачастую преподносятся с положительной оценкой; слэм-поэтрия — буквально поэтическое сражение, своеобразный конкурс чтецов, зачитывающих со сцены стихотворения (или даже прозу, хип-хоп) собственного сочинения, зачастую носящих провокативный характер.

10 Цитаты Хайдеггера здесь и далее будут приводиться нами по варианту В. В. Бибихина. Необходимо помнить, что для обозначения термина Dasein в данном переводе используется слово «присутствие».

11 terminus ad quem (лат.) — последняя точка.

12 telic (англ.) — целенаправленно, происходит от греческого телос — цель, завершение.

13 Макинтайр Аласдер — американский философ шотландского происхождения, занимается вопросами политической философии и этики. Цитирование его работ приводится по переводу В. В. Целищевой.

14 Маркиз де Сад — известный одиозный французский аристократ и философ, именно его имя стало нарицательным для обозначения получения субъектом удовольствия от причинения боли или унижения другому человеку.

15 Фукуяма Фрэнсис — американский философ и политолог японского происхождения, специалист по международным отношениям и современной культуре).

16 Уитмен Уолт — американский поэт XIX века.

17 Лаш Кристофер — американский историк и социальный критик ХХ века, известен работами в области морали.

Библиографический список

1. Jeffries S. Bernard Williams: The Quest for Truth // The Guardian. 2002. 30 November. URL: https://www.theguardian. com/books/2002/nov/30/academicexperts.highereducation (дата обращения: 06.08.2017).

2. Nehamas Alexander. Virtues of Authenticity: Essays on Plato and Socrates // Princeton. NJ: Princeton UP, 1999. 376 p. ISBN 978-0691001784.

3. Taylor C. The Ethics of Authenticity. Cambridge, MA: Harvard UP, 1991. 142 p. ISBN 0-674-26863-6.

4. Bellah R. N. Habits of the Heart: Individualism and Commitment in American Life. NY: Harper & Row, 1985. 355 p. ISBN 9780520053885.

5. Trilling L. Sincerity and Authenticity. Cambridge, MA: Harvard UP, 1971. 188 p. ISBN 978-0674808614.

6. Guignon C. On Being Authentic. London: Routledge, 2004. 112 p. ISBN 0-415-26122-8.

7. Heidegger M. Being and Time. Trans. J. Macquarrie and E. Robinson. NY: Harper & Row, 1962. 589 p. = Хайдеггер М. Бытие и время / Пер. с нем. В. В. Бибихина. Харьков: Фолио, 2003. 503 с. ISBN 966-03-1594-5.

8. MacIntyre A. After Virtue. 2nd ed. Notre Dame. In: U of Notre Dame P, 1984. 305 p. ISBN-I0: 0-268-03504-0 = Макинтайр А. После добродетели: Исследования теории морали / Пер. с англ. В. В. Целищева. М.: Академический Проект; Екатеринбург: Деловая книга, 2000. 384 с.

9. Fukuyama F. Trust: the Social Virtues and the Creation of Prosperity. NY: Free Press, 1995. = Фукуяма Ф. Доверие: социальные добродетели и путь к процветанию / Пер. с англ. Ф. Фукуяма. М.: ACT, 2004. С. 84. ISBN 5-17-024084-8.

10. Thompson M. G. A Road less Traveled: the Hidden Sources of R. D. Laing’s Enigmatic Relationship with Authenticity // Journal for the Society of Existential Analysis. 2006. Vol. 17.1. P. 151-167.

11. Guignon C. Becoming a Self: The Role of Authenticity in Being and Time // The Existentialists: Critical Essays on Kierkegaard, Nietzsche, Heidegger and Sartre / Ed. C. Guignon. Lanham, MD: Rowman & Littlefield Publishers, 2004. P. 119-134.

12. Guignon C. Authenticity, Moral Values, and Psychotherapy // The Cambridge Companion to Heidegger / Ed. C. Guignon. 2nd ed. Cambridge: Cambridge UP, 2006. P. 268-292.

13. Guignon C. Philosophy and Authenticity: Heidegger’s Search for a Ground for Philosophizing // Heidegger, Authenticity, and Modernity: Essays in Honor of Hubert L. Dreyfus / Eds. M. A. Wrathall and J. Malpas. Cambridge, MA: The MIT Press. 1. P. 79-102.

14. Sartre J.-P. My Death // Being and Nothingness: An Essay on Phenomenological Ontology / Trans. H. E. Barnes. NY: Philosophical Library, 1956. P. 531-553.

15. Swanton C. Virtue Ethics: A Pluralistic View. Oxford: Oxford UP, 2003. 328 p. ISBN 199253889.

16. Rorty Richard. Achieving Our Country: Leftist Thought in Twentieth-Century America. Cambridge, MA: Harvard UP, 1998. 176 p. ISBN 978-0674003125.

17. Rorty R. Irony and Solidarity. Cambridge: Cambridge UP, 1989. ISBN 0-521-36781-6.

18. Taylor Charles. Modern Social Imaginaries. Durham, NC: Duke UP, 2004. 232 p. ISBN 978-0822332930.

Сведения о переводчике

КОЧНЕВ Роман Леонидович, учебный мастер кафедры «Философия и социальные коммуникации»; магистрант гр. КРм-161 факультета «Элитное образование и магистратура». SPIN-код: 7887-8053 AuthorID (РИНЦ): 961891

Источник перевода: C. Guignon. Authenticity //

Philosophy Compass. 2008. Vol. 3, Issue 2. P. 277-290.

DOI: 10.1111/j.1747-9991.2008.00131.x.

Ссылка на полный текст статьи: https://www.

academia.edu/35023576/Guignon2008_Authenticity

Адрес для переписки: [email protected]

Для цитирования

Гиньон Ч. Аутентичность = C. Guignon. Authenticity / пер. Кочнев Р. Л. // Омский научный вестник. Сер. Общество. История. Современность. 2018. № 1. С. 66-74. DOI: 10.25206/25420488-2018-1-66-74.

Перевод поступил в редакцию 29.11.2017 г. © Ч. Гиньон

UDC 171

DOI: 10.25206/2542-0488-2018-1-66-74

C. GUIGNON

The University of South Florida, USA

AUTHENTICITY

This article discusses the ordinary, the existentialist, and the virtue-ethics senses of the word ‘authenticity’. The term ‘authentic’ in ordinary usage suggests the idea of being ‘original’ or ‘faithful to an original’, and its application implies being true to what someone (or something) truly is. It is important to see, however, that the philosopher who put this technical term on the map in existentialism, Martin Heidegger, used the word to refer to the human capacity to be fully human, not to being true to one’s unique inner nature. Authenticity might also be thought of as a virtue, and interesting questions arise whether such a virtue should be regarded primarily as a personal or as a social virtue. Keywords: authenticity, Heidegger, virtue ethics, modern society.

References

2. Nehamas Alexander. Virtues of Authenticity: Essays on Plato and Socrates // Princeton. NJ: Princeton UP, 1999. 376 p. ISBN 978-0691001784. (In Engl.).

3. Taylor C. The Ethics of Authenticity. Cambridge, MA: Harvard UP, 1991. 142 p. ISBN 0-674-26863-6. (In Engl.).

4. Bellah R. N. Habits of the Heart: Individualism and Commitment in American Life. NY: Harper & Row, 1985. 355 p. ISBN 9780520053885. (In Engl.).

5. Trilling L. Sincerity and Authenticity. Cambridge, MA: Harvard UP, 1971. 188 p. ISBN 978-0674808614. (In Engl.).

6. Guignon C. On Being Authentic. London: Routledge, 2004. 112 p. ISBN 0-415-26122-8. (In Engl.).

7. Heidegger M. Being and Time. Trans. J. Macquarrie and E. Robinson. NY: Harper & Row, 1962. 589 p. (In Engl.).

8. MacIntyre A. After Virtue. 2nd ed. Notre Dame. In: U of Notre Dame P, 1984. 305 p. ISBN-I0: 0-268-03504-0. (In Engl.).

9. Fukuyama F. Trust: the Social Virtues and the Creation of Prosperity. NY: Free Press, 1995. (In Engl.).

12. Guignon C. Authenticity, Moral Values, and Psychotherapy // The Cambridge Companion to Heidegger / Ed. C. Guignon. 2nd ed. Cambridge: Cambridge UP, 2006. P. 268-292. (In Engl.).

14. Sartre J.-P. My Death // Being and Nothingness: An Essay on Phenomenological Ontology / Trans. H. E. Barnes. NY: Philosophical Library, 1956. P. 531-553. (In Engl.).

15. Swanton C. Virtue Ethics: A Pluralistic View. Oxford: Oxford UP, 2003. 328 p. ISBN 199253889. (In Engl.).

16. Rorty R. Achieving Our Country: Leftist Thought in Twentieth-Century America. Cambridge, MA: Harvard UP, 1998. 176 p. ISBN 978-0674003125. (In Engl.).

17. Rorty R. Irony and Solidarity. Cambridge: Cambridge UP, 1989. ISBN 0-521-36781-6. (In Engl.).

18. Taylor Charles. Modern Social Imaginaries. Durham, NC: Duke UP, 2004. 232 p. ISBN 978-0822332930. (In Engl.).

About the translator

KOCHNEV Roman Leonidovich, Educational Master of Philosophy and Social Communication Department; Undergraduate Student, gr. KRm-161 of Elite Education and Magistracy Department. SPIN-code: 7887-8053 AuthorlD (RSCI): 961891

Address for correspondence: [email protected] For citations

Guignon C. Autentichnost’ [Authenticity] / trans. R. L. Koch-nev // Omsk Scientific Bulletin. Series Society. History. Modernity. 2018. No. 1. P. 66-74. DOI: 10.25206/2542-0488-2018-1-66-74.

Received 29 November 2017. © C. Guignon

(PDF) ПОНЯТИЕ АУТЕНТИЧНОСТИ В ЗАРУБЕЖНОЙ ПСИХОЛОГИИ ЛИЧНОСТИ: ИСТОРИЯ, ФЕНОМЕНОЛОГИЯ, ИССЛЕДОВАНИЯ UNDERSTANDING OF AUTHENTICITY IN FOREIGN PSYCHOLOGY OF PERSONALITY: HISTORY, PHENOMENOLOGY, RESEARCH

ПОНЯТИЕ АУТЕНТИЧНОСТИ В ЗАРУБЕЖНОЙ ПСИХОЛОГИИ ЛИЧНОСТИ: ИСТОРИЯ… 23

ПСИХОЛОГИЧЕСКИЙ ЖУРНАЛ том 32 № 6 2011

идентичностях, тем самым делая и аутентичность

конвенциональным, а не личностным феноменом

[28]. То есть в ее оценке нужно полагаться не на

истинное Я (которое подвергается сомнению), а

на то, что назначается аутентичным в субкульту-

ре, к которой относится человек.

В психологии личности и социальной психо-

логии “аутентичный” трактуется как чистый и

подлинный (pure and original), реальный, вы-

ражающий сущность, духовный, личностный

или культурный. Простая аутентичная жизнь

противопоставляется поддельной, нереальной,

фальшивой, подобно тому как домашняя пища

отличается от фастфуда [51]. “Аутентичные объ-

екты, субъекты и коллективы подлинны, реальны,

чисты; они то, чем должны были быть, их путь

осознан и проверен, их сущность и явление еди-

ны” [51, c. 2]. Или еще лаконичнее – аутентич-

ность есть свободное действие истинного Я в

повседневной жизни [45, 49]. Все перечисленные

качества аутентичной жизни отмечают необходи-

мость для человека прохождения через собствен-

ную историю, в результате чего у него и возни-

кает ощущение подлинности [71]. В становлении

аутентичности “кесарево сечение” невозможно.

Несмотря на сложность категории аутентич-

ности, существует и позитивистская традиция

ее описания. Так, Г. Барретт-Леннард, близкий

в своих взглядах роджерианской психотерапии,

предложил для обсуждаемого феномена модель,

включающую три блока: 1) самоотчужденность,

которая представляет меру неконгруэнтности ак-

туальных переживаний и глубинных ценностей

личности, 2) подверженность внешним влияниям

и 3) аутентичную жизнь как поведение в соответ-

ствии с убеждениями и ценностями [10, 18, 19,

73]. Два первых блока представляют собой меру

неаутентичности, а третий – естественно, аутен-

тичности личности. Согласно этой концепции,

полюса аутентичности и неаутентичности не про-

тивопоставлены жестко; каждый человек в любой

момент своей жизни переживает что-то подлин-

ное и в чем-то отчужден от своего бытия; для

психологического благополучия важна мера этих

опытов. Таким образом, аутентичность – это отра-

женная в сознании человека текущая характери-

стика его жизнедеятельности, а не черта личности.

Об этом же говорят и результаты исследования,

проведенного В. Флисоном и Дж. Уилтом [38].

Исходя из того, что люди непостоянны в собст-

венных поступках, были выдвинуты две гипоте-

зы относительно природы переживаемой аутен-

тичности жизни. Гипотеза соответствия чертам

(trait consistency) утверждала, что люди чувству-

ют себя более аутентичными, если действуют со-

гласно логике своего характера. Гипотеза смысла

контекста (state-content signiﬁ cance) – что люди

поступают так, как это важно для их переживания

аутентичности, независимо от структуры лично-

сти. Эта гипотеза менее интуитивна, поскольку

допускает, что люди могут чувствовать верность

истинному Я даже вопреки логике характера.

Респонденты оценивали свое поведение как

аутентичное или неаутентичное при помощи

трех утверждений (“Я был верен самому себе в

течение последних 20 минут”, “Я чувствовал, что

последние 20 минут вел себя аутентично”, или

“Я чувствовал себя, как если бы действительно

был самим собой”), а также соответствие поступ-

ков своим чертам личности. Лабораторные ис-

следования и систематическое самонаблюдение в

повседневной жизни доказывают вторую гипоте-

зу, однако обнаружена нелинейная зависимость,

которая проявляется в том, что человек чувствует

себя более аутентичным, если его действия отве-

чают пику проявления черты личности. Аутен-

тичность, независимо от черт личности, оказа-

лась связанной со способами поведения, которые

совершаются экстравертированно, осознанно, с

принятием ситуации, эмоционально стабильно,

интеллектуально. Именно эти особенности спо-

собствуют автономному поведению.

Таким образом, переживание аутентичности,

будучи глубоко индивидуальным, доступно каж-

дому человеку. Можно предположить, что оно

детерминируется более высокими уровнями ин-

дивидуальности, нежели базовые диспозиции.

Многие исследователи полагают, что аутентич-

ность можно понимать как личностную способ-

ность, помогающую выразить себя в сообществе,

установить соответствие ценностей и поступков

и создать ясную осмысленную перспективу [31,

32]. Основа аутентичности – самопознание, по-

скольку, “чтобы выражать себя, люди должны

знать, кто они такие” [32, c. 7]. При этом главные

вопросы – о том, что представляет собой глубин-

ное Я, от которого исходят знания, и как мы по-

нимаем и принимаем это знание-о-себе, которое,

по мнению многих, нерационально и связано с

воображением. Поэтому, чтобы укреплять аутен-

тичную жизнь, для открытия ее смысла полезно

обратиться к поиску архетипов и понять, что че-

ловек часто связан долгоиграющим жизненным

сценарием, который им руководит [35, 47].

Для пробуждения и интенсификации самопо-

знания рекомендуются следующие техники, в ос-

новном обращенные к иррациональным состав-

ляющим психики. Во-первых, это использование

особых опытов: как утверждают К. Пепперс и

А. Брискин, “путешествие к собственной душе

Значение, Определение, Предложения . Что такое аутентичность

Эта борьба нашего я за аутентичность и определение никогда не закончится, пока оно не подсоединится к своему создателю — к вам и ко мне.
Трудно было поверить в то, что задуманное мною теперь было построено — и на долгое время — и сохранило свою аутентичность.
Тибинг усмехнулся:— Не более чем могут подтвердить аутентичность Библии.
— Но что толку от этих документов? — воскликнула Софи. — Ведь доказательств никаких. Историки наверняка не могут подтвердить их аутентичность.
Включая и аутентичность окаменелостей.
Он сказал, что аутентичность этого места — наше преимущество.

Я свято верю в эмоциональную аутентичность товара, продукт должен говорить сам за себя.
Примеры этого включают движение Леопольда Седара Сенгора за Негритянство и взгляд Мобуту Сесе Секо на аутентичность.
Они также наняли более 100 аттракционов и карнавальных людей, чтобы добавить дополнительную аутентичность.
В музыкальных субкультурах хэви-метала и панка аутентичность является ключевой ценностью.
Эвансу нужен был итало-американский режиссер, способный обеспечить фильму культурную аутентичность.
Эвансу нужен был итало-американский режиссер, способный обеспечить фильму культурную аутентичность.
Другие результаты
Эй, если ты добавишь пота и одышки, твой костюм выйдет на новые уровни аутентичности.

Он требовал аутентичности. И нашёл её в том старом мире.
Чтобы добавить аутентичности, мы всю неделю репетировали со специально приглашенным режиссёром, мистером Клодом Дюме.
Родственное понятие, позднее развитое в Заире Мобуту, — это понятие аутентичности.
При обсуждении аутентичности необходимо признать истоки панк-музыки.
Сегодня ацтекские изображения и слова на языке науатль часто используются для придания аутентичности или экзотичности маркетингу мексиканской кухни.
Однако Аксель хотел, чтобы датские, шведские и французские актеры играли роли ради аутентичности.
Их заявленная цель-усложнить традиционные представления о музыкальной идентичности и аутентичности.
Вайсберг подчеркнул важность этой аутентичности.
Вместе они разработали экспериментальные техники исполнения, которые стали основой техники аутентичности Льва.
Заирцев призывали отказаться от своих западных или христианских имен в пользу заирских имен как части аутентичности.
Заирцев призывали отказаться от своих западных или христианских имен в пользу заирских имен как части аутентичности.
Для придания игре аутентичности были добавлены региональные разговорные выражения, характерные для Чикаго.
Нынешняя сценическая слава и прошлые воспоминания об империи на Цейлоне придают фильму волнующее ощущение социальной аутентичности.
Заирцев призывали отказаться от своих западных или христианских имен в пользу заирских имен как части аутентичности.
Хотя она и не является мерой лидерства как таковой, некоторые используют ее как меру аутентичности лидера.
Идея о том, что можно достичь аутентичности через преднамеренную небрежность, также вдохновляет музыку lo-fi.
Предлагаю вычеркнуть эту строчку из статьи, чтобы сохранить стандарты нейтральности и аутентичности.

Человечество начинается с людей

У каждого человека есть такая своя малая родина, и вот, когда мы обращаемся мыслями к своей родине, то ли в высоком, духовном смысле, то ли в самом непритязательном, житейском, камерном её понимании, мы всегда ищем какие-то ниточки, связи, соединяющие нас с самыми разными людьми, которые все суть наши ближние. Когда мы убеждаемся, что у разных людей, разных по воспитанию, национальной принадлежности и т. д., есть общая родина, к которой они сопричастны, — мне кажется, это всегда духовное открытие, это то, что дарит нам тепло, чувство душевной укорененности. В этом смысле, да, «родина» — действительно понятие объединяющее.

Интересно, что в Греции «патриотами» изначально называли приверженцев своих «полисов» — тех или иных небольших городов-государств. То есть патриотизм возникал как качество, которое, прежде всего, характеризует наши отношения к малой нашей родине, а уже потом – к Родине большой. Мне кажется, что патриотизм в большом, государственническом смысле, патриотизм человека, который ощущает свою приверженность к стране, культуре, тогда по-настоящему глубок, когда он начинается с самых простых, аутентичных, ярких впечатлений детства, жизни в своей семье, с первых искорок-вспышек его самосознания. С той ничем не заменимой точки его подлинного присутствия на земле, которые мы можем назвать его малой родиной.

— Но при этом может появляться и вторая родина…

— Знаете, есть полярные понятия, родина и чужбина, а между ними может быть множество переходных зон. Человек может чувствовать отблески чего-то родного в разных, порой неожиданных для себя местах. Это вообще-то тайна души человеческой, почему для нас какие-то места представляются более родными, чем другие. Да, человек способен, не забывая о своей малой и большой родине, находить всё новые родственные себе пространства в расширяющемся мире, в котором он прокладывает свои пути.

Михаил Пришвин, замечательный писатель, который писал, в основном, о природе, говорил, что для художника и писателя очень важно «с родственным вниманием» относиться ко всему окружающему, вплоть до внечеловеческого мира животных и растений. В этот внечеловеческий мир он тоже должен вносить свою «способность раз-личать»: от-личать одного лесного зверя от другого, одного воробышка от другого…

Лекция Марка Симона «Аутентичность как экзотика? Политика идентичности в жанре world music»

24 апреля, 19:30

Жанр world music, несмотря на широту спектра относимых к нему явлений, имеет вполне конкретную генеалогию. В июле 1987 года представители 11 независимых рекорд-лейблов встретились, чтобы выработать общую стратегию продвижения «незападных» исполнителей. В результате этой встречи каждый уважающий себя музыкальный магазин обзавелся полкой с вывеской world music. Изначальная интенция изобретателей жанра состояла вовсе не в том, чтобы отделить «западную» музыку от «незападной». Скорее, они стремились позиционировать представителей world music в качестве хранителей подлинного духа рок-н-ролла, противопоставляя их искренность и непосредственность искусственности поп-музыки. Однако в ходе дальнейшего развития жанра сформировалась устойчивая тенденция к экзотизации его представителей.

В лекции речь пойдет о том, как функционирует рынок world music; как различные игроки апроприируют «этническую музыку» для накопления символического капитала; как в рамках жанра выстраиваются многообразные политики идентичностей. Российский контекст будет актуализирован на примере так называемого «шаманского рока».

Марк Симон (Москва) — кандидат политических наук, доцент Кафедры политических и правовых учений МВШСЭН (Шанинка), ведущий научный сотрудник Центра теоретической и прикладной политологии РАНХиГС, научный сотрудник Института экономики РАН.

Кураторы направления: Марина Исраилова, искусствовед, независимый исследователь, Вита Зеленская, антрополог, независимый исследователь.

Вход свободный. Количество мест ограничено. Пожалуйста, зарегистрируйтесь. 18+

Лекторий по исследованиям звука «Вслух»

Лекторий «Вслух» посвящен звуку в его политическом и социальном аспектах: на фоне возросшего интереса к звуковым явлениям в гуманитарных науках эта линия мысли о звуке кажется наиболее перспективной и важной.

Лекторы — представители философии, социологии, культурологии, антропологии и sound studies — исследуют звук как социальное явление, детерминированное (со)обществом и несущее на себе следы его противоречий. В то же время они отмечают, что звук и музыка обладают потенциалом освобождения, способностью переопределяться и объединять, создавать, пусть и временные или воображаемые, новые миры.

То, как мы слышим и слушаем, производим звуки и тишину, проводим границы между шумом и музыкой — интереснейший предмет для обсуждения, который также будет освещен в серии лекций.

АУТЕНТИЧНОСТЬ — «Школа жизни»

(от греч. authentikos — подлинный, действительный, настоящий) — термин, используемый в философии в качестве оценочной характеристики текста, информации, смысла, а также способа существования человека, способа коммуникации и т. д. 1) В истории философии — это характеристика текста относительно возможности его написания тем автором, к-рый в силу определенных обстоятельств традиционно с ним соотносится. В результате тексты философов разделяются на аутентичные, неаутентичные и сомнительные. Особняком стоят т. наз. анонимные тексты, об авторстве к-рых традиция умалчивает. Проблема А. филос. текстов приобретает особую сложность, когда мы имеем дело с античными или средневековыми памятниками, и на это есть свои причины. Во-первых, учения мн. древнегреч. философов, в особенности ранних, дошли до нас в позднейших выписках и пересказах. Однако в то время существовал обычай «вплетать» цитату в текст, ее начало и конец на письме никак не помечались, и только изредка доксограф начинал к.-н. буквальную цитату именно как таковую. Нередко изречение бралось им не из самого авторского произв., а из ныне утерянного труда др. философа или док – сографа. Не меньшая трудность возникает и в обратной ситуации — с дошедшими до нас произв., внутри к-рых исследователями выявляются неаутентичные куски — позднейшие вставки. Во-вторых, в процессе пересказа древн. учений для выражения их сути авторы нередко использовали филос. терминологию более позднего происхождения, что создает для историков философии проблему терминологической А. данных пересказов. Возможно, что сами древн. философы либо вообще не пользовались тем или иным словом, и оно имеет более позднее происхождение, либо еще не придавали ему того терминологически четкого филос. смысла, к-рый закрепился и получил распространение лишь в более позднее время. Здесь можно указать на совр. споры по поводу возможности использования слова «философия» Пифагором, слова «гомеомерия» — Анаксагором, слова «Логос» как филос. термина — Гераклитом и т. д. В – третьих, если авторство дошедшего до нас произв. традиционно связывается с неким конкретным именем, его А. все равно может время от времени подвергаться сомнению. Ведь текст мог быть внесен в корпус соч. данного автора, составленный еще древн. исследователями, по ошибке; случалось, что и сами создатели текстов порой сознательно шли на фальсификацию и приписывали их авторство к.-н. именитым людям, своим учителям или их непосредственным ученикам. К именам авторов тех текстов, к-рые не выдержали проверку на А., обычно добавляют приставку «Псевдо-». Так, существуют Псевдо-Аристотелева «Экономика», произв. Псевдо-Плутарха и Псевдо-Лукиана, целый корпус соч. Псевдо-Дионисия Ареопагита и т. д. Если же в такого рода тексте, в самом его начале, указано имя автора, то он называется псевдоэпиграфическим. Сегодня проблема А. текстов решается комплексно: здесь учитываются результаты и филологического, и культурно-исторического, и филос. анализов, привлекается метод сравнительного анализа текстов. 2) В герменевтике А. — это характеристика толкования смысла текста на предмет соответствия его изначальному авторскому смыслу. На первый план выходит проблема исторической дистанции, отделяющей интерпретатора от несовременного ему автора произв. Шлейермахер сформулировал тезис о том, что «писателя нужно понять лучше, чем он сам себя понимал», — задача, к-рая стала программной для всей совр. герменевтики. Решение этой задачи она видит в том, чтобы по возможности успешно соединить между собой два подхода. Так, с одной стороны, в рамках философии жизни подлинным предметом понимания становится, собственно говоря, не столько сам текст, сколько внутренний мир его автора, а через него — и духовная жизнь той эпохи. Последняя объективируется вовне в виде права, религии, языка, норм морали и т. д. Произв., т. обр., является лишь «единичным жизненным проявлением» (Дильтей), и его следует понимать в единстве с др. жизненными проявлениями того же автора, а также с жизненными проявлениями породившей его эпохи. Ибо автор всегда творит в определенных исторических условиях, а потому любой памятник является сколком с духовной жизни эпохи. С др. стороны, по Хайдеггеру — в его учении о пред-рассудке, — лучшее понимание текста достигается за счет того, что оно оказывается в конечном итоге самопониманием интерпретатора. Предрассудок у Хайдеггера вовсе не означает, как это было в просветительской традиции, неверного суждения. Он есть то, что помогает нам, несмотря на историческую дистанцию, ощутить произв. как бы «своим». Т. обр., проблема поиска аутентичного смысла текста в совр. герменевтике теряет свою первоначальную простоту, оказывается чрезвычайно сложной и релятивизированной. 3) В совр. филос.-этическом смысле А. считается поведение, к-рое соответствует принятой индивидом ценностной ориентации (хотя оно может расходиться с нормами и ценностями, признанными в об-ве или в его окружении). Понятия подлинности, «А.» и неподлинности особенно характерны для экзистенциальной философии и выступают (напр., у Хайдеггера) как характеристики модусов «личного бытия» (существования) человека. Погруженный в обыденный мир (das Man) — мир обезличенности, суетности, двусмысленности (неаутентичная экзистенция), человек имеет возможность перейти к подлинному способу существования человека в мире, набравшись мужества жить «бытием к смерти», понимая и принимая свою конечность, временность. Согласно Яс – персу, такой переход совершается в пограничных ситуациях: перед лицом смерти, страдания, вины, крушения своих сложившихся представлений о мире человек становится самим собой, в испытываемом потрясении с необходимостью проявляется его подлинная природа. Говоря о назначении философии, о единстве и индивидуальности человека и его связи с универсумом, о принятии того или иного выбора, экзистенциалисты отличают подлинное решение этих проблем от их ложных интерпретаций. Психологическая (особенно психоаналитически ориентированная) теория также использует понятия «А.» и «неаутентичности», связывая их, в частности, с искренним или неискренним поведением личности. Неаутентичное поведение обычно рассматривается в качестве одного из защитных механизмов субъекта (напр., неискренность помогает избежать конфликтной ситуации). При этом трудно выделить четкие критерии для различения этих понятий. Вместе с тем именно обретение таких форм поведения, к-рые отвечают внутренним ценностным устремлениям личности, рассматривается как одно из гл. условий ее аутентичного существования.

С. М. Малков, А. П. Маринин

Harvard Business Review Россия

Похоже, аутентичность с каждым днем становится нам все важнее. Говоря о работе, лидерах, опыте и даже продуктах, мы все больше внимания обращаем на то, являются ли они «настоящими», «подлинными» и «искренними».

Но как люди реагируют на аутентичность, когда с ней сталкиваются? Платят ли они за нее? Положительно ли оценивают? Новое исследование показывает, как люди реагируют на подобные характеристики в зависимости от того, что подразумевается в конкретном случае.

Два значения аутентичности

Несмотря на то что популярность термина «аутентичность» постоянно растет, значение, в котором он используется по отношению к организации и ее продуктам, например, каcательно ресторана и его кухни, может существенно различаться.

Для примера обратимся к гастрономическому ландшафту Нью-Йорка. Критики и потребители хором твердят об аутентичности DiFara’s Pizza в Бруклине и Blue Hill в Гринвич-Виллидж. Тем не менее понимается это в каждом случае по-разному.

В поисках «настоящей» пиццы в Нью-Йорке посетители находят в интернете сотни обзоров о DiFara’s. Здесь под аутентичностью подразумевается, что ресторан попадает в определенную социальную категорию или жанр (в данном случае это типичная нью-йоркская пиццерия). Шеф-повар Доменико ДеМарко иммигрировал в США из небольшого городка близ Неаполя и с 1964 года готовит там традиционную итальянскую пиццу на тонком тесте.

Blue Hill — совсем другое дело. В Forbes Travel Guide его описывают как «аутентичный формат для долины Гудзона» с фермерской едой и акцентом на создание «более устойчивой продовольственной системы». Здесь эта характеристика основывается на ценностях и уходит корнями в экзистенциальную философию и социальную психологию. Ценностная аутентичность основывается на том, является ли кто-то или что-то отражением истинных, глубинных убеждений.

Различие между двумя описанными значениями давно признано, однако лишь в нескольких исследованиях рассматривалось, различается ли реакция потребителей в зависимости от того, что именно подразумевается в конкретном случае. Результаты наших четырех исследований показывают, что разница действительно есть.

Как потребители оценивают аутентичность

Подлинность (Стэнфордская энциклопедия философии)

1.1 Искренность и подлинность

Ряд значительных культурных изменений в семнадцатом и восемнадцатый век привел к появлению нового идеала в Западный мир (Trilling 1972). В этот период люди стали думали больше как об отдельных лицах, чем как о заполнителях в системах социальные отношения. Этот акцент на важности личности видно в распространении автобиографий и автопортретов, где человек становится центром внимания не из-за выдающиеся подвиги или доступ к специальным знаниям, но потому что он или она личность.

В тот же период общество начинает рассматриваться не как органическое целиком взаимодействующих компонентов, но как совокупность отдельных человеческие существа, социальная система с собственной жизнью, которая представляет для индивида как не вполне человек, а скорее как искусственный, результат «общественного договора». Быть человеком считается лучшим достижением, если быть уникальным и отличительные, даже если они противоречат определенным социальным нормам. На в то же время растет понимание того, что Чарльз Тейлор (1989) называет «внутреннее» или «внутреннее космос».Результат — различие между личным и личным. уникальная индивидуальность и публичное «я» (Taylor 1991; Trilling 1972 г.).

С этими социальными изменениями произошел резкий сдвиг в представлениях одобрения и неодобрения, которые обычно используются при оценке другие и себя. Например, такие понятия, как искренность и честь устаревают (Berger 1970). Раньше искренний человек считался тем, кто честно пытается не нарушать ожидания, которые вытекают из положения, которое он занимает в обществе, а также стремиться казаться иначе, чем он должен.Однако к моменту Гегель, идеал искренности потерял свою нормативную привлекательность. Гегель полемически называет искренность «героизмом немого службы »(Hegel 2002 [1807]: 515) и начинает атаку на буржуазный «честный человек», пассивно усваивающий особый общепринятый социальный этос. В состоянии искренности, человек некритически подчиняется силе общество — конформизм, который, по Гегелю, ведет к подчинению и деградация личности (Hegel 2002 [1807]; Golomb 1995: 9; Trilling 1972).Для Гегеля в развитии «духа» индивидуальное сознание со временем выйдет из этого состояния искренности в состояние подлости, в котором человек становится антагонистом внешним силам общества и достигает мера автономии. Гегель ясно показывает это в комментарии к Дидро Племянник Рамо , рассказ, в котором рассказчик (якобы сам Дидро) изображается разумным, искренним человек, уважающий господствующий порядок и достигший буржуазного респектабельность.Напротив, племянник полон презрения к общество, в котором он фигурирует как никчемный человек. Однако он в противодействие самому себе, потому что он все еще стремится к лучшему положению в обществе, которое, как он считает, не может предложить ничего, кроме пустоты (Despland 1975: 360; Golomb 1995: 13–15). Для Гегеля рассказчик — пример искренней, честной души, а племянник фигуры как «дезинтегрированные», отчужденные сознание. Племянник явно отчужден, но для Гегеля это отчуждение — это шаг на пути к автономному существованию (Уильямс 2002: 190).

В разгар этого концептуального изменения термин «Подлинность» становится применимой при разграничении несколько новый набор добродетелей. Старая концепция искренности, относящаяся к быть правдивым, чтобы быть честным в отношениях с другими, приходит на смену относительно новой концепции подлинности, понимается как верность себе ради собственной выгоды. Ранее, моральный совет быть аутентичным рекомендуется быть правдой себе , чтобы тем самым быть верным другим.Таким образом, быть верным себе рассматривается как означает до конца успешные социальные отношения. Напротив, в нашем современном мышления, подлинность как термин добродетели рассматривается как относящийся к пути актерского мастерства, достойного выбора (Ferrara 1993; Varga 2011a; Варга 2011б).

1.2 Автономность и подлинность

Растущая привлекательность идеи подлинности привела к тому, что появление очень влиятельной современной «этики подлинность »(Феррара 1993; Феррара 2017).Эта этика признает ценность доминирующей «этики автономии», которая формирует современные моральная мысль (Schneewind 1998; Dworkin 1988). Идея автономии подчеркивает способности человека к самоуправлению, независимость об отказе от манипуляций и способности принимать решения себя. Это связано с представлением о том, что моральные принципы и легитимность политической власти должна основываться на самоуправляемый человек, свободный от разнообразных культурных и социальных давления.Согласно этике автономии, каждый человек должен следовать тем нормам, которые он или она может пожелать на основе рациональных светоотражающее одобрение. В какой-то степени аутентичность и автономность согласны в предположении, что нужно стремиться вести свою жизнь в соответствии с собственных причин и мотивов, полагаясь на свою способность следуйте добровольным рекомендациям . В обоих случаях очень важно что у человека есть способность рефлексивно подвергать собственное поведение тщательного изучения и поставить его в зависимость от поставленных перед собой целей (Хоннет 1994).

Одно важное отличие состоит в том, что этика аутентичности вводит идея, что есть мотивы, желания и обязательства, которые иногда должно перевешивать ограничения рационального отражение. Это потому, что эти мотивы так важны для сплоченность собственной идентичности, что преодоление их означало бы разрушение самого себя, что необходимо, чтобы быть моральным агент. Дело в том, что существуют типы морально-философского рассуждения, которые могут быть репрессивными, если они возникают из « автономное моральное сознание, не дополненное чувствительностью к равновесие идентичности и подлинности »(Феррара 1993: 102).Помимо самостоятельной жизни, руководствуясь собственной, неограниченные причины и мотивы, подлинность требует, чтобы эти мотивы и причины должны выражать чью-то самоидентификация. Подлинность побуждает морального агента следовать только те «моральные источники за пределами субъекта [которые говорят в язык], который резонирует [s] в пределах его или ее », в другими словами, моральные источники, соответствующие «порядку, который неразрывно привязаны к личному видению »(Taylor 1989: 510).Следовательно, подлинность влечет за собой аспект, выходящий за рамки автономии, а именно «язык личного резонанса» (Тейлор 1991: 90). Это указывает на разрыв между (кантианской) автономией и подлинность: можно вести автономную жизнь, даже если этот способ жизнь не может выразить самопонимание человека.

В последние годы больше внимания было уделено тому, чтобы подчеркнуть, как автономия и аутентичность могут расходиться (например, Oshana 2007; Roessler 2012; MacKay готовится к печати). Некоторые утверждают, что аутентичность требует большего, чем необходимо для автономии: человеку не нужно рефлексивно подтверждать ключевые аспекты своей идентичности, чтобы считаться автономным (Oshana 2007).Если она признает, что аспекты ее личности противоречат ее самооценке, она все равно может быть автономной, даже если это признание привносит в ее жизнь амбивалентность.

В целом идеал подлинности не возражает против важности самоданного закона, но не согласен с тем, что полная свобода состоит в создание и соблюдение такого закона (Menke 2005: 308). Это не просто о причастности к авторству такого закона, но о том, как этот закон соответствует целостности жизни человека, и как или выражает ли оно то, кем является человек.В этом смысле идея автономия уже представляет собой противоположность этике, которая исключительно озабочен строгим соблюдением социальных норм.

1.3 Подлинность и личность

Еще один решающий фактор в развитии идеала подлинность заключалась в том, что она возникла вместе с ярко выраженной современной представление о себе. Это видно в работах Руссо, который утверждает, что жизненная ориентация должна определять поведение каждый выбирает, должен исходить из внутреннего источника.Это привело к вопросам о внутреннем мире, саморефлексии и самоанализе, многие из них адресован в его Признаниях (1770). Когда пространство внутренность становится руководящим авторитетом, человек должен обнаруживать и отличать центральные импульсы, чувства и желания от тех, которые менее важны или противоречат основным мотивам. В другом словами, внутренность должна быть разделена на то, что лежит в основе, а что периферический. На этой картинке мера действий возникают ли они из и выражают ли существенные аспекты идентичность или они пришли из периферийного места.

Такое представление о себе обнаруживает решающие параллели с традиция «религиозного индивидуализма», в центре которой религиозной жизни на человека и подчеркивает важность внутренность и интроспективное исследование своих внутренних мотивов, намерения и совесть. Изучение характеристик современный предмет внутреннего мира, Фуко (1980: 58–60) предлагает что «нам кажется, что истина, заключенная в наших самых сокровенных природа «требует» только поверхности ». Для Фуко исповедь — взгляд внутрь, чтобы контролировать свою внутреннюю жизнь и говорить определенную «правду» о себе — стал часть культурной жизни, простирающаяся от религиозных контекстов до психологическая терапия.Радикализация различия между истинное и ложное внутреннее начало привело к новым возможностям; внутренние состояния, мотивации и чувства в настоящее время все чаще воспринимают как объективность и податливость в разных контекстах.

Руссо также добавляет, что, действуя по мотивам, проистекающим из периферии себя, игнорируя или отрицая существенные аспекты самого себя, просто равносильно предательству и уничтожению себя. Руссо Новая Heloise (1997 [1761]) подчеркивает этот аспект, показывая, как роман подчеркивает значительные затраты и потенциальное самоотчуждение, связанное с подавлением своего самые глубокие мотивации.Но, кроме того, в Беседе о Происхождение неравенства Руссо утверждает, что с появлением конкурентная общественная сфера, способность обратиться внутрь все более скомпрометированы, потому что конкурентные отношения требуют напряженная ролевая игра, которую Руссо называет «чрезмерной труд »(Руссо 1992 [1754]: 22). Постоянный инструментальный ролевые игры вызывают не только отчуждение, но, в конечном итоге, неравенство и несправедливость, поскольку она разрушает имманентное моральное понимание что, согласно Руссо, люди жестко запрограммированы.Социальная жизнь требует отождествления с социальными ролями, но поскольку ролевая идентичность определяется нормативными ожиданиями других людей, ролевые игры приводят к напряжению, которое может быть понято как вопрос политики больше, чем что-либо еще (Schmid 2017).

Идея автономии — точка зрения, что каждый человек должен решать, как действовать, основываясь на его или ее собственных рациональных размышлениях о лучший курс действий — во многих отношениях проложил путь к идея подлинности. Однако подлинность выходит за рамки автономии считая, что чувства и самые сокровенные желания человека могут перевесить как результат рационального обдумывания при принятии решений, так и наши готовность погрузиться в господствующие нормы и ценности общество.В то время как искренность, как правило, принимает данную социальную порядок, подлинность становится неявно критическим понятием, часто ставя под сомнение господствующий общественный порядок и общественное мнение. В Оптика Руссо, один из наших самых важных проектов — предотвратить социальной сфере и выяснить, что на самом деле нас внизу «маски», которые навязывает нам общество. Но когда подлинность становится чем-то вроде искренности из-за ради самого себя (Ferrara 1993: 86), становится все труднее увидеть, что моральное благо в том, что оно должно быть создано.

Часто упоминаемое беспокойство об идеале подлинности заключается в том, что сосредоточение на собственных внутренних чувствах и отношениях может породить эгоцентричная озабоченность собой, что является антиобщественным и разрушительны для альтруизма и сострадания к другим. Кристофер Лэш (1979) указывает на сходство между клиническим расстройством, называемым Нарциссическое расстройство личности и подлинность. В соответствии с Лэш, нарциссизм и аутентичность характеризуются недостаточным эмпатические навыки, потворство своим слабостям и эгоцентризм поведение.Точно так же Аллан Блум (1987: 61) утверждает, что культура подлинности сделало умы молодежи «уже и более плоский », ведущий к эгоцентризму и краху публичное я. В то время как Лэш и Блум беспокоятся об угрозе, которую эгоцентризм и нарциссизм «культуры подлинность »представляет собой мораль и политическую согласованность, Даниэль Белл выражает обеспокоенность по поводу его экономической жизнеспособности. Белл опасается что наступающая «мания величия самообесконечности» с культурой аутентичности разрушит основы рынка механизмы, которые «основаны на моральной системе вознаграждения, уходящей корнями в протестантское освящение труда »(Bell 1976: 84).Совсем недавно критики утверждали, что при правильном анализе подлинность требует постулирования существования «истинного я». Это требует постулирования эссенциалистской структуры, ведущей к метафизическим проблемам, которые современные теории аутентичности не могут решить (Белосток, 2014). Соответственно, Фельдман (2014) приводит доводы в пользу отказа от идеала аутентичности, поскольку он основан на запутанных предположениях о себе, ценности «внутренних чувств» при раскрытии своих ценностей и предположительно разлагающем влиянии «внешней» социальной сферы. (критику этой позиции см. в Bauer 2017; Ferrara 2009)

Однако можно возразить, что это становится проблемой только в том случае, если считает подлинность исключительно личной добродетелью.Другими словами, есть только столкновение между моралью и общественной жизнью и бытием подлинным, если «истинное» я рассматривается как фундаментально склонны к антиобщественному поведению. Но многие мыслители в это время понимал человеческую природу как фундаментальную склонность к милосердию, так что зло считалось порождением социализации и воспитания а не от глубоких побуждений человека. Например, Руссо считает, что некоторые аморальные качества имманентны человека, но были созданы динамикой современного общества, которое характеризуется конкурентным отношением к другим и стремлением для признания в публичной сфере.Руссо, таким образом, экстернализирует истоки общественного зла и отчуждения от изначальной природы человека. Неискаженное самоотношение естественного человека вызывает сочувствие и внимательные отношения с другими, чувствительные к «видению любого живые существа, особенно наши собратья, погибают или страдают, в основном такие, как мы »(Rousseau 1992 [1754]: 14). В примерно так же экономические теоретики того времени предполагали, что нерегулируемые рынки самокорректируются, поскольку люди естественным образом склонен к взаимовыгодной коммерческой деятельности (Тейлор 2007: 221–269).С этой точки зрения подлинность не равносильно эгоизму или эгоцентризму. Напротив, преобладающие Похоже, что, повернувшись внутрь и получив доступ к «Истинное» я одновременно ведет к более глубокому взаимодействие с социальным миром. Вот почему Тейлор (1989: 419–455) описывает траекторию проекта аутентичности это «внутрь и вверх».

Однако можно возразить, что если предположить, что «Внутренний» — морально достойный проводник, глубоко заблуждается и строится на излишне оптимистичных представлениях о человеческой природе.Это может быть утверждал, что если отказаться от идеи рационального обсуждения, становится очевидным мощное влияние нерационального. Такие мыслители как Ницше и Фрейд поставили под сомнение концепцию человеческого природы, и особенно нашей «внутренней» природы, поскольку принципиально хорошо. Следуя их «герменевтике подозрение »(Ricoeur 1970), человеческая природа рассматривается как включая силы насилия, беспорядка и неразумия, а также склонности к благотворительности и альтруизму. В этом случае любая идея этика, основанная прежде всего на идеале подлинности, просто несостоятельный.

Другие выразили серьезную озабоченность не по поводу оптимистичных взгляд на человеческую природу, но на представление о себе, которое лежит в основе идеи подлинности. Некоторые утверждали, что дихотомии что аутентичность концепции была построена, как и соответствие против независимости, индивидуума против общества или внутренней направленности против направленности на других, были полностью ошибочными. Лежащий в основе предположение, которое рассматривает человека отдельно от окружающей среды абсурдное предположение, которое разрушает эту связь между отдельными и сообщество, которое в конечном итоге является источником подлинного Я (Slater 1970: 15; Sisk 1973).По согласованию со Слейтером (1970) и Янкеловичем (1981), Bellah et al. (1985) и Фэрли (1978) утверждают что такое стремление к подлинности обречено на провал, поскольку потеря связи с сообществом, самоощущение также уменьшилось.

Кроме того, в Жаргон подлинности , Адорно утверждал, что «внутренняя литургия» основана на ошибочная идея прозрачного человека, способного выбирая себя (Адорно 1973: 70). Сомнительная картина эгоцентричный человек прикрывает существенное отличие и миметическая природа себя.В заключительной части Ордена Вещи , Фуко утверждал, что современное общество является свидетелем кризис не только подлинности, но и всей идеи субъект в его временной исторически случайной конституции, предвидя, что «человек будет стерт, как лицо, нарисованное на песке. на краю моря »(Foucault 1994: 387). Фуко ясно выступал против идеи скрытого подлинного Я, которую он критически называемый «калифорнийским культом самого себя» (1983: 266).Признание того, что субъект не дан сам себе в продвижение приводит его к практическим последствиям, которые он должен создать как произведение искусства (Foucault 1983: 392). Вместо того, чтобы искать скрытую правду себя, нужно попытаться превратить свою жизнь в произведение искусства, не прибегая к каким-либо фиксированным правилам или постоянным истинам в процесс бесконечного становления (Foucault 1988: 49). В том же духе, Ричард Рорти утверждал, что идея «познать правда, которая была там (или здесь) все время »(Рорти 1989: 27) — это просто миф.Постмодернистская мысль поднимает вопросы о наличие предмета с существенными свойствами доступный через самоанализ. Вся идея подлинного как то, что является «оригинальным», «существенным», «Собственно» и т. Д. Теперь кажется сомнительным. Если мы Самостоятельные существа, которые составляют себя от одного момента до затем выясняется, что термин «подлинность» может относиться к только к тому, что кажется правильным в определенный момент.

Третьи основывают свою критику подлинности, особенно на появление всепроникающей «культуры подлинность ».Культурные критики утверждали, что мнимая «Упадок» современного общества не может быть в первую очередь результат экономических или структурных преобразований, но как результат все более распространенного идеала подлинности. Прежде чем мы обратимся к эти критические замечания, полезно понять, как идеал подлинность стала настолько широко распространенной. Прежде всего отметим, что Руссо, внесшие значительный вклад в популяризацию подлинности. Действительно, некоторые утверждают, что подлинность может рассматриваться как «краеугольный камень» в творчестве Руссо, объединяющий его размышления о социальности, политическом порядке и образовании (Ferrara 2017: 2).В частности, The New Heloise (1997 [1761]) был чрезвычайно влиятельным: до этого было выпущено не менее 70 печатных изданий. 1800 (Дарнтон 1984: 242). Это рассеяние идеала подлинности в популярную культуру дополнительно усилили несколько факторов. Для например, широкий круг интеллектуалов девятнадцатого и в начале двадцатого века приняли идею аутентичности, и даже радикализировал его, сопротивляясь установленным кодексам и публично защита альтернативы, «артистической» или «Богемный» образ жизни.

Восприятие работ Сартра и Хайдеггера несомненно способствовали популяризации идеи подлинности, а решающее влияние этой идеи впервые стало проявляться после Вторая мировая война (Тейлор 2007: 475). Россинов утверждает, что политика 1960-х была сосредоточена на вопросах аутентичности. По его мнению, основной движущей силой политического и социальные изменения движения новых левых в 1960-х были « поиск аутентичности в индустриальной американской жизни »(Россинов 1998: 345).И Дж. Фаррелл (1997), и Россинов утверждают, что Новый Левые возникли частично как реакция на традиционный американский либерализм. и христианский экзистенциализм, заменив отрицательную концепцию «Грех» с «отчуждением» и положительной целью «спасения» с тем из «Подлинность». Столкнувшись с тем, что они понимали как отчуждение, которое «не ограничивается бедными» (Россинов 1998: 194), активизм новых левых вышел за рамки гражданских прав на моральные прав и пытались восстановить чувство личного целостность и подлинность, исцеляя институты американского общество.

Формирующаяся молодежная культура характеризовалась суровым недовольство «трясиной соответствия» родительское поколение (Gray 1965: 57). Критика растущего соответствие жизни стало более устойчивым в 1950-е годы, и ряд социологов в широко читаемых книгах критиковали то, что они считали повсеместное соответствие и недостоверность. Среди них Одинокие Crowd (1950) от Riesman и The Organization Man (1956). by Уайт получил наибольшее внимание.Рисман отмечает, что эффективное функционирование современных организаций требует ориентированные на других людей, которые плавно приспосабливаются к своим среда. Однако он также отмечает, что такие люди скомпрометировали сами, и общество, состоящее в основном из ориентированных на других люди сталкиваются с существенными недостатками в лидерстве и человеческих потенциал.

На фоне этого развития кажется, что в то время, когда релятивизм, кажется, трудно преодолеть, подлинность стала последняя мера ценности и общая валюта в современной культурной жизнь (Джей 2004).Итак, под влиянием экзистенциализма на западный культуры, повсеместное стремление к аутентичности возникло в современном общество как «одно из наиболее политически взрывоопасных человеческих импульсы », — утверждает Маршалл Берман (1970: XIX).

3.1 Кьеркегор и Хайдеггер

Работа Кьеркегора о подлинности и его предположение, что каждый из нас должен «стать тем, кто он есть» (1992 [1846]: 130), лучше всего рассматривать как связанную с его критической позицией по отношению к определенной социальной реальность и определенное эссенциалистское направление в философских и научная мысль.С одной стороны, он (1962 [1846]) осуждал аспекты его современного социального мира, утверждая, что многие люди стали функционировать как просто держатели места в обществе, которое постоянно снижает возможности до самого низкого уровня знаменатель. Говоря более современным языком, мы можем сказать, что Кьеркегор критикует современное общество как вызывающее «Недостоверность». Жизнь в обществе, характеризующемся такая «массификация» приводит к тому, что он называет широко распространенное «отчаяние», которое проявляется бездуховность, отрицание и неповиновение.С другой стороны, он отверг мнение о том, что человека следует рассматривать как объект, как вещество с определенными существенными атрибутами. Скорее, чем будучи предметом среди прочего, Кьеркегор предлагает понять «Я» в терминах отношений: «Я — это отношение, которое связывает сам себе… »(Kierkegaard 1980 [1849]: 13). Этот отношение состоит в разворачивающемся проекте взятия того, что мы находим мы как существа в мире и придаем какое-то значение или конкретная идентичность для нашего собственного жизненного пути.Таким образом, самость определяется как конкретные выражений , через которые человек проявляет себя в мира и тем самым составляет личность человека с течением времени. В Взгляд Кьеркегора: «становиться тем, что есть» и уклоняться отчаяние и пустота — это не вопрос одиночного самоанализа, а скорее вопрос страстного отношения к чему-то вне себя, что наполняет жизнь смыслом. Для Кьеркегора как религиозного мыслителя, это высшее обязательство было его определяющим отношение к Богу.Идея в том, что страстная забота о чем-то вне нас, придает диахронической последовательности в нашей жизни и обеспечивает основа повествовательного единства личности (Дэвенпорт, 2012).

Хайдеггеровская концепция человеческого существования (или, как ее называют, Dasein , «быть там») перекликается с высказыванием Кьеркегора концепция «я». Вместо того, чтобы быть объектом среди прочего, Dasein — это « отношение бытия» ( Seinsverhältnis ; Heidegger 1962 [1927]: 12) —a отношение, которое возникает между тем, чем вы являетесь в любой момент, и тем, что вы может и будет как расширенное во времени развертывание жизни в область возможностей.Понимать Dasein как реляционный означает, что в проживая свою жизнь, мы всегда уже заботимся : для каждого из нас, наше существо всегда в вопросе , и это конкретизируется в конкретные действия, которые мы предпринимаем, и роли, которые мы исполняем. В течение курса нашей жизни, наша идентичность всегда под вопросом: мы всегда проекции в будущее, непрестанно занимая твердую позицию в отношении того, кто мы находятся.

Самая известная концепция «подлинности» приходит к мы в основном из книги Хайдеггера «Бытие и время » 1927 года.Слово мы переводим как «подлинность» на самом деле неологизм изобретенное Хайдеггером слово Eigentlichkeit , которое от обычного термина, eigentlich , что означает «Действительно» или «действительно», но построено на стержень eigen , что означает «собственный» или ‘правильный’. Таким образом, слово может быть переведено более дословно как «принадлежность», или «принадлежность», или даже «Быть своим», подразумевая идею владения и владеть тем, чем вы являетесь и чем занимаетесь (недавнюю стимулирующую интерпретацию см. McManus 2019).Тем не менее слово «Подлинность» стала тесно ассоциироваться с Хайдеггера в результате ранних переводов «Бытие и время» на английский язык, и был принят Сартром и Бовуаром, а также экзистенциалистские терапевты и теоретики культуры, которые следовали их. ^[1]

Концепция собственности Хайдеггера как наиболее полно реализованная человеческая форма жизни возникает из его взглядов на то, что значит быть человеком существование. Эта концепция Dasein человека перекликается с концепцией Кьеркегора. описание «я».По мнению Хайдеггера, Dasein — это не тип объекта среди других во всей совокупности того, что есть под рукой во вселенной. Вместо этого человек — это « отношение бытие », отношение то, что находится между тем, чем вы являетесь в любой момент (непосредственность конкретное настоящее по мере его развития) и то, что можно и будет расширенное во времени развертывание или происшествий жизни в открытая область возможностей. Сказать, что человек — это отношение означает, что, проживая свою жизнь, мы всегда заботимся о кто и что мы.Хайдеггер выражает это, говоря, что для каждого нас, наше существо (то, что наша жизнь будет в целом) является всегда при выпуске . Это «на кону» или «Быть под вопросом для себя» конкретизируется в конкретные позиции, которые мы занимаем, то есть в тех ролях, которые мы действовать — в течение нашей жизни. Это потому, что наше существо (наше идентичность) под вопросом для нас, что мы всегда занимаем позицию кто мы. Поскольку немецкое слово для «Понимание», Verstehen , этимологически основанный на идее «занять твердую позицию», Хайдеггер может называем проекцией в будущее, с помощью которой мы формируем нашу идентичность ‘понимание’.И потому что любая позиция неизбежно «бытие-в-мире», понимание несет с его некоторой степенью компетентности в том, чтобы справиться с окружающим миром. Таким образом, понимание бытия в целом встроено в человеческое существо. агентство.

В той мере, в какой все наши действия способствуют реализации всеобъемлющий проект или набор проектов, можно увидеть нашу активную жизнь как воплощение своего рода жизненного проекта. По мнению Хайдеггера, мы существовать ради самих себя: исполнять роли и выражение черт характера способствует осознанию некоторого представления о том, что это значит быть человеком в наших собственных случаях.Существование имеет направленность или целеустремленность, которая придает определенную степень связи с нашей жизнью истории. По большей части, наличие такого жизненного плана требует очень мало сознательной формулировки целей или размышлений о средствах. Это результат нашей компетентности в принадлежности к исторической культуре что мы в значительной степени освоили, вырастая в общую Мир. Это молчаливое «предварительное понимание» делает возможным наше привычное жилище с вещами и другим в привычном, повседневном Мир.

Хайдеггер считает, что все возможности конкретного понимания и действия стали возможны на фоне общих практик открыты социальным контекстом, в котором мы находимся, тем, что он называет «Они» ( das Man ).Это далеко не так случай, что социальное существование является чем-то чуждым и противоположным нашему человечества, Хайдеггер считает, что мы всегда неизбежно социальные существа. По его словам,

Они сами предписывают такой способ толкования мир, который находится ближе всего. Dasein ради Они в обыденным образом … С точки зрения Они, и как Они, я «Данный» в непосредственной близости от «меня»…. (1962 г. [1927]: 167, перевод изменен)

Например, чтобы стать учителем, я должен усыновить (и возможно сочетание) какой-то набор готовых стилей классной комнаты презентация и работа со студентами, изложенная заранее существующие нормы и правила профессионального поведения.

Сказать, что мы всегда являемся Они, не значит сказать, что мы автоматы, тем не мение. Хайдеггер предполагает, что даже в мягком конформизме «Среднестатистическая повседневность» мы постоянно делаем выбор которые отражают наше понимание того, кто мы есть. Тем не менее в среднем повседневности, мы, как правило, плывем по течению, действуя как один из «Стадо» или «толпа» — форма жизни Хайдеггер называет «падением» ( Verfallen ). Хайдеггер (1962 [1927]: 220) подчеркивает, что, называя этот образ жизни «Падение» не означает, что это «плохо или плачевное онтическое свойство, которое, возможно, на более поздних стадиях человеческая культура могла бы избавиться от себя »(1962 [1927]: 220).Напротив, поскольку выхода из социальной мир — поскольку это «единственная игра в городе» — это играет положительную роль в создании фона общих понятность, которая позволяет нам быть полностью человечными в первую очередь место. Тем не менее, Хайдеггер осознает, что есть нечто глубоко укоренившееся. проблематично этот падающий способ существования. «Делая то, что один делает », — предполагает он, — мы не можем признаться в том, кто мы есть. Мы делаем не принимать наш собственный выбор за свой, и, как следствие, мы не действительно авторы нашей собственной жизни.В той мере, в какой наша жизнь не принадлежащий или отвергнутый, существование недостоверно ( uneigentlich ), не наш ( собственный ).

Наше состояние как самих себя — это рассеянность, отвлечение и забывчивость. Но этот «спуск вниз» захватывает только Хайдеггер говорит, что это один из аспектов Dasein. Чтобы иметь возможность реализовать способность к подлинности, нужно пройти личное трансформация, та, которая отрывает нас от падения. Это возможно только учитывая определенные фундаментальные идеи, возникающие в жизни.Первое большой сдвиг может произойти, когда человек переживает интенсивный приступ беспокойство. В тревоге знакомый мир, который, казалось, успокаивал безопасность внезапно рушится, и в этом мировом коллапсе обнаруживается что значение вещей «полностью отсутствует» (1962 [1927]: 186). Человек оказывается одиноким, без мирской поддержки для своего существования. В тревоге Dasein воспринимает себя как человек , в конечном итоге один. По словам Хайдеггера, «Беспокойство индивидуализирует Dasein и, таким образом, раскрывает его как « solus ipse » (1962 [1927]: 188).В Второе трансформирующее событие — это встреча с «Собственная» возможность, возможность смерти как возможная потеря всех возможностей. Столкнувшись с собственной конечностью, мы обнаруживаем, что мы всегда нацелены на будущие события или проекты, где то, что имеет решающее значение для этого продолжающегося движения вперед, — это не его актуализация возможностей, но «Как» с которым человек берется за свою жизнь. Хайдеггер пытается представить себе образ жизни он называет с опережением по времени ( Vorlaufen ) как жизнь, которая дальновидно и интенсивно реализует свои проекты, нет какими бы они ни были.Третье преобразующее событие — это услышать зов совести. Что совесть взывает к нам, так это то, что мы «виноваты» в немецком смысле этого слова, которое означает, что у нас есть долг ( Schuld ) и ответственность за себя. Совесть говорит нам, что мы падаем за исключением того, кем мы можем быть, и что мы обязаны взять на себя задачу жизни с решительностью и полной вовлеченностью. Такая решительность ясно видно в случае профессиональных обязательств, когда человек услышал зов и почувствовал тягу к этому звонит.^[2]

Три «экзистенциалиа», которые структурируют Dasein’s Бытие в мире составляют «формальную экзистенциальную совокупность Структурное целое Dasein », что Хайдеггер звонит по номеру Care Чтобы быть Dasein, сущность должна иметь какое-то чувство к чему он «идет» ( Zu-kunft , нем. для «будущего»), что «было раньше» (что «Пройдено», Vorbei ), и с чем имеет дело в текущей ситуации («преподносить»). В определяющими характеристиками потенциальной возможности существования Dasein являются отображается в трансформирующих событиях, которые приводят к возможности быть аутентичным ( eigentlich , как мы видели, от корня, означающего «Собственный» или «собственный»).Когда Dasein противостоит и постигает его подлинную возможность бытия, становится возможным увидеть целиком Dasein, включая то, что он сам и как подлинное бытие «я». «Dasein достоверно сам в [своей] изначальной индивидуализации », где « постоянство [ Ständigkeit ] Самости … Выясняется »(1962 [1927]: 322). Что определяет целостность и единство Dasein определяется не лежащим в основе вещество (например,g., субъект, лежащий в основе), но «Стойкость и стойкость» ( beständigen Standfestigkeit , там же) подлинности.

Ключ к пониманию подлинности лежит, как мы видели, в характеристика существования Dasein как отношения между двумя аспекты или измерения, составляющие человеческое существование. С одной стороны, мы оказываемся брошенными в мир и ситуация не наша собственное творчество, уже предрасположенное к настроениям и конкретным обязательствам, с прошлое позади, которое ограничивает наш выбор.В связи с этим измерение человеческой жизни, мы обычно поглощены практическими дела, забота о делах, стремление делать то, что они время от времени возникают. Это «пребывание в ситуации» естественно склоняет нас к повседневному падению, как описывает Хайдеггер Это.

В то же время, однако, быть человеком — значит идти к достижение целей, которые считаются неотъемлемой частью общей лайф-проект. Мои действия в любой момент, хотя обычно они направлены на выполнение задач, поставленных требованиями обстоятельств, также совокупно создавая меня как человека определенного типа.В этом смысл, моя будущая проекция как «понимание» имеет структура быть проекцией на самую собственную возможность существование. Так, например, когда я хожу к скучному родителю / учителю конференции, я делаю это в рамках выполнения моих текущих обязанностей. Но это акт также является частью , будучи родительским , поскольку он способствует для определения «того, ради чего» я понимаю я как существующий. Учитывая это различие между текущими средствами / целями стратегические действия и долгосрочные жизненно важные начинания, это можно увидеть, что в игре задействованы два чувства свободы. Описание человеческого существования Хайдеггером.Свобода в банальное чувство делать то, что я предпочитаю делать в обычных условиях, свобода, которую Хайдеггер предположительно интерпретирует в агентно-либертарианской манере. Но есть и свобода в более этически более устойчивом смысле. В Помимо выбора вариантов действий, Dasein — это способный «выбирать вид своего бытия» (1962 [1927]: 314) через постоянную конституцию этой идентичности. ради чего он существует. Таким образом, я посещаю родителя / учителя конференции и вести себя определенным образом, потому что я забочусь о том, чтобы быть родитель и гражданин определенного сорта.Я понимаю эту позицию как иметь последствия для моей жизни в целом, и я осознаю необходимость за решимость в сохранении обязательств по данному сортировать, если я хочу формировать свою личность так, как я могу заботиться. Для Хайдеггера, твердое обязательство, конкретизированное и определенное в повседневных действиях придает устойчивость и стойкость к жизни. Это также условие для ответственность за собственное существование: «Только так может [один] быть ответственным [ verantwortlich ] », Хайдеггер говорит (1962 [1927]: 334, перевод изменен).Подлинность, определяется как отстаивание и отстаивание того, что делает — как владеет и владеет до дела как агент в мире — становится возможным в такого рода решительных приверженность тому, «ради чего» своего существование.

Должно быть очевидно, что эта концепция подлинности очень мало общего со старым представлением о том, чтобы быть верным своему предопределению чувства и желания. Но все же есть явное отношение, в котором идея «быть верным себе» играет определенную роль здесь.Что отличает эту концепцию от концепций поп-музыки? психологии и романтических взглядов на подлинность заключается в том, что «Истинное я», которому мы должны быть верными, не является каким-то заранее заданный набор существенных чувств, мнений и желаний быть проконсультировались посредством обращения внутрь себя или самоанализа. Напротив, упомянутое здесь «истинное я» — это продолжающееся повествование построение: составление собственной автобиографии через конкретные способы действий в течение жизни в целом.Чувства и желания, конечно, очень важны, как и особенности ситуации и конкретных связей с другими. Хайдеггер хочет восстановить твердое ощущение целостности существующего физическое лицо. Но эта целостность находится в связности того, что Хайдеггер называет «происходящее» или «движение» жизни — то есть в разворачивающейся и постоянно «Незавершенный» рассказ, который продолжается до самой смерти. Какие на кону идеал подлинности не соответствует некоторым значит, что — это человек особый вид.Хайдеггер подчеркивает, что подлинность предполагает что воплощать такие добродетели, как настойчивость, порядочность, прозорливость, гибкость, открытость и т. д. Так должно быть очевидно, что такая жизнь не обязательно противоречит этическим и социально вовлеченное существование. Напротив, подлинность кажется рассматривается как «исполнительная добродетель», которая обеспечивает условие за возможность быть моральным деятелем в любом значимом смысле как бы то ни было.

Другие утверждают, что Хайдеггер использует подлинность как в оценочно-нормативный и чисто описательный смыслы.В описательной использование термина, недостоверность — это просто условие по умолчанию повседневная жизнь, в которой наши отношения к себе опосредуются другими. В в этом смысле подлинность не предполагает суждения о том, какой способ Бытие лучше для Dasein. Но иногда язык Хайдеггера превращается нормативного (Carman 2003) и, казалось бы, нейтральной недостоверной формы отношения трансформируются в нечто негативное. Неаутентичный Dasein сейчас «Не сам», теряет себя (Selbstverlorenheit), и становится отчужденным от себя.Здесь утверждается, что когда вводя нормативно-оценочный смысл, Хайдеггер представляет три образ жизни: аутентичный — средний (ness) — аутентичный, где аутентичный и неподлинный способы являются экзистенциальными модификациями средняя повседневность (Blattner 2006: 130; Dreyfus 1991). В этом картина, подлинный образ жизни принадлежит, неаутентичный отрекся, и средний — так мы живем большую часть время — это просто то, что не принадлежит владельцу. Dasein и подлинность появляются на контрасте с этим фоном и вне этого фона, поэтому что изначально безразличный способ — это условие возможности на подлинность или недостоверность.Кроме того, Карман (2003: 295) утверждает, что понятие совести Хайдеггера может помочь нам в дальнейшем проиллюстрировать его рассказ о подлинности и показать, как «призыв совести »можно интерпретировать как выразительную отзывчивость к собственной индивидуальности.

3,2 Сартр и де Бовуар

Опубликовано в 1943 году, opus magnum Сартра, Быть и Ничто : Феноменологическое эссе по онтологии , было значительное влияние на философскую мысль и интеллектуальную жизнь во второй половине ХХ века.Его основная цель в эта книга призвана «отвергнуть дух серьезность »традиционной философии, а также буржуазная культура (Sartre 1992a [1943]: 796). Дух серьезность предполагает (1) наличие трансцендентных ценностей до людей, и (2) ценность вещи является частью реальное бытие ценной вещи. Точка зрения Сартра, напротив, что все ценности порождаются человеческим взаимодействием в ситуациях, поэтому эта ценность — человеческая конструкция, не имеющая внечеловеческого существования в вещи.

Чтобы ответить на вопрос о человеческом существовании, Сартр тщательно исследует наши повседневной жизни, уделяя особое внимание двум конкретным аспектам. Он отмечает, что у людей, как и у других сущностей в мире, есть определенные конкретные характеристики, составляющие то, что он называет их «Фактичность» или то, что они «сами по себе» ( en soi ). Фактичность составляет элемент «Данность», с которой мы должны работать: я нахожусь с прошлым, тело и социальная ситуация, которая ограничивает меня в том, что я могу делать. Это «просто быть там», прежде всего, условно: там не является предварительным оправданием или причиной существования моего существа.На По мнению Сартра, «само по себе» даже не имеет детерминированные характеристики, поскольку каждое определение (каждое «Это, а не , а не то») впервые вводится в совокупность бытия нашими особыми интерпретациями вещей.

Пока люди делятся своей «фактичностью» с другими сущностей в мире, они уникальны среди совокупности сущностей поскольку они способны дистанцироваться от того, что «В себе» через рефлексию и самосознание. Скорее чем предмет в мире с относительно фиксированными атрибутами, что Меня как человека отличает то, что я могу поставить мое собственное существо подвергается сомнению, спрашивая себя, например, хочу ли я быть человеком определенного сорта.Эта способность к получению расстояние вставляет «не» или «небытие» в совокупность того, что есть, что позволяет мне организовать то, что меня окружает в осмысленно дифференцированное целое. Кроме того, человеческий сознание является источником «не», потому что оно само по себе «ничто». Другими словами, человек не только «сам по себе», но и «сам по себе» ( pour soi ), характеризуемый тем, что Сартр называет «Трансцендентность». Как трансцендентность, я всегда больше, чем я как фактичность, потому что, превосходя свое грубое существо, я стою перед открытый диапазон возможностей для самоопределения в будущем.

Представление Сартра о трансцендентности тесно связано с идеей Свобода. Люди свободны в том смысле, что у них есть способность выбирать, как они будут интерпретировать вещи, и в этих интерпретации, которые они решают, как считать или иметь значение. Мы конституируем мир своей свободой в той мере, в какой наши способы восприятия определяют, как будет разбираться реальность и важны для нас. При этом мы составляем себя через наш собственный выбор: хотя фактичность моей ситуации создает некоторые ограничения на мои возможные самоинтерпретации, это всегда вверх мне решать значение этих ограничений, и это означает, что то, что я считаю ограничениями, на самом деле создано моими собственными интерпретации или смыслообразующие действия.Такие ограничения взяты в свете предшествующих обязательств, на фоне которых ситуации становятся понятными, поскольку позволяют выполнять определенные действия и / или способы оценки. Наши предшествующие обязательства формируют нашу мир, делая ситуации и объекты понятными как угрожающие или благоприятный, легкий или полный препятствий, или, в более общем смысле, как предоставляющий определенные действия (Sartre 1992a [1943]: 489). Наши обязательства обеспечивают герменевтическая структура, в которой наши ситуации и мотивы становятся понятны и раскрываются в том виде, в котором ситуации кажутся нас — как значимые, требующие нашего внимания и т. д.(1992a [1943]: 485).

Важно отметить, что понятие свободы Сартра радикальный. Свобода абсолютна постольку, поскольку каждый человек решает значение ограничений в его или ее фактичности: «Я несут полную ответственность за то, что моя фактичность … Прямо непонятно », потому что предполагалось «Факты» обо мне никогда не являются грубыми фактами, «но всегда появляются через проективную реконструкцию моего для себя » (Сартр 1992a [1943]: 710). Для Сартра только наш выбор и их предполагаемые цели определяют наши ситуации как значимые, угрожающие или благоприятные, поскольку позволяют совершать определенные действия и т. д.Сопротивления и препятствия, с которыми человек сталкивается в ситуации, приобретают смысл только в и через свободный выбор. Таким образом, физические лица несут ответственность, а не только из-за их идентичности, но из-за того, как мир представляет себя в своем опыте. Даже другие просто « возможностей и возможностей » бесплатно творческая деятельность. Согласно этой ранней формулировке, все зависит от нас. интерпретировать, как другие люди важны для нас по сравнению с ситуации, в которых мы оказываемся вовлечены (Sartre 1992a [1943]: 711).

Но человеческие существа характеризуются не только фактичностью и трансцендентность; они также считаются воплощением глубоких и непримиримое напряжение между фактичностью и трансцендентностью. Этот напряжение выходит на первый план в описании Сартра «плохого Вера». Недобросовестность, своего рода самообман, предполагает веру в или принять себя за X , пока все время он (и знает себе быть) на самом деле Y . Самая знакомая форма плохого вера действует так, как если бы человек был простой вещью — исключительно фактичность — и тем самым отрицание собственной свободы делать себя во что-то совсем другое.Таким образом, человек, который думает, что она трус «на самом деле» исключает из поля зрения способность трансформировать свое существование через изменившиеся способы ведет себя. Такая недобросовестность — отрицание превосходства или свободы.

Сначала могло показаться, что недобросовестности можно избежать, если искренняя, глубокая приверженность чему-то и соблюдение этого приверженность — например, полное, решительное вовлечение себя сравнимо с понятием Кьеркегора о «бесконечном страсть». В связи с этим Сартр считает человека, который пытается искренне верю, что его другу очень нравится ему.«Я верю этому», — говорит он. «Я решаю верю в это и поддерживаю это решение… » (Сартр 1992a [1943]: 114). Моя вера будет устойчивой и твердой, как что-то «само по себе», что информирует меня и сокращает сквозь всю неустойчивость и неустойчивость моего субъективного жизнь. Я знаю, верю, скажу. Если бы я мог заставить себя поверить во что-то таким образом, чтобы достичь этого, возможно, быть тем, что мы могли бы назвать «добросовестностью»: на самом деле будет чем-то , без сомнения «Не» ползет внутрь.Однако Сартр сомневается, что такое возможно абсолютное, определяющее бытие обязательство. Фактически, Сартр утверждает, что любая подобная «добросовестность» на самом деле это не что иное, как еще одна форма самообмана. Если мой решение верить — это на самом деле решение, это всегда должно быть что-то это в некоторой степени отдаляет меня от того, что принято. Вот почему мы используйте слово «верить», чтобы обозначить некоторую степень неуверенность, как когда мы говорим: «Он мой друг? Хорошо, Я считаю, что он ».Осознанное самосознание показывает нам, что в делая выбор, мы никогда не сможем достичь состояния «в Сама по себе », потому что то, что мы есть, для нас всегда под вопросом. Этот это то, что имеет в виду Сартр, когда говорит, что человек всегда «Ранее испорченные» и «недобросовестные [всегда] повторяет добросовестность »(Sartre 1992a [1943]: 116). Таким образом проект быть добросовестным кажется невозможным, поскольку мы всегда обязательно недобросовестно.

Неизбежный характер недобросовестности, кажется, не оставляет места для возможность подлинности.Возможно, поэтому слово, переведенное как «Подлинный» встречается в этом огромном фолианте только дважды. На одной В этом случае Сартр нападает на Хайдеггера за представление идеи подлинность как способ обеспечить что-то основополагающее в в противном случае полностью условный мир. Концепция подлинности «Слишком ясно показывает [Хайдеггера] стремление установить онтологическая основа Этики… »(Сартр 1992a [1943]: 128). Приходит второе и более неясное появление слова в конце обсуждения недобросовестности в начале книги.Здесь Сартр признает, что его рассказ о недобросовестности, кажется, имеет следствие, что не может быть добросовестности, так что «Безразлично, добросовестно он или недоброжелателен. вера », а это, в свою очередь, означает, что« мы никогда не сможем радикально избежать недобросовестности ». Тем не менее, продолжает он, быть «самовосстановлением бытия, которое ранее испорченный », восстановление« назовем подлинностью, описанию которого здесь нет места »(Sartre 1992a [1943]: 116н).

Таким образом, можно сделать вывод, что невозможно быть верным тому, что есть, потому что нет ничего, что есть. Однако такой негативный к выводу мог бы прийти только тот, кто принял с самого начала «дух серьезности» Сартра атака. Серьезность заставит нас думать, что существует просто факт по вопросу о человеке: человек либо верующий, либо он нет. Но, как отметила Линда А. Белл (1989: 45), есть еще один возможность. Если отвергать дух серьезности, можно ясно осознайте, что как трансцендентность, вера человека всегда под вопросом и поэтому не совсем надежное убеждение.Но в то же время времени, можно также признать, что как фактичность, один искренне придерживается убеждений, и что вера занимает центральное место в будучи вовлеченным агентом в этой ситуации. В запутанном Сартре стиль формулировки, «он был бы прав, если бы узнал сам как существо является тем, чем он не является, и не является тем, чем он является » (Белл 1989: 45). На этот счет я верю, но я также признаю способность отказаться от убеждения, поскольку ничто никогда не фиксируется в камень.

Здесь предполагается, что коррелят подлинности может быть находят в идее верности неизбежному напряжению в ядре человеческого я.Этого можно добиться, если трезво признал фундаментальную двусмысленность человеческого условие. Подлинность тогда была бы тем, что Сартр называет «Самовосстановление ранее испорченного существа» (1992a [1943]: 116). В каком-то смысле люди никогда не могут быть . что угодно в том, как грубые объекты могут быть объектами с определенными атрибуты. По словам Белла, подлинность была бы « осознание и принятие — этой базовой двусмысленности »(1989: 46). Этот вывод подтверждается более поздним выводом Сартра. работа, Антисемит и еврей где он пишет,

Подлинность, почти само собой разумеется, состоит в истинном и ясном осознании ситуации, в принятие на себя ответственности и рисков, связанных с этим, при принятии этого … Иногда в ужасе и ненависти.(1948: 90)

Яркое признание неоднозначности человеческого состояния — это главная идея, лежащая в основе книги Бовуара «Этика двусмысленности» . Бовуар перенимает сартровскую характеристику человеческого состояния. и развивает идеи, на которые только намекал в знаменитой лекции Сартра, «Гуманизм экзистенциализма» (1946), в разработке концепция подлинности. Согласно Бовуару, концепция Сартра человека, поскольку «свободная свобода» подразумевает не только что каждый человек находит свою «причину своего существования» в конкретных реализациях свободы, но желающий свобода обязательно предполагает желание свободы всех людей.В для достижения собственной свободы, пишет она, свобода также должна «Открытое будущее, стремясь расширить себя с помощью свобода других »(1948: 60). Дело в том, что преданность свободе, когда ясно осознается все ее значение, будет виден призыв к будущему, в котором неограниченный диапазон возможности открыты для всех.

Бовуар также основывается на представлении Сартра о взаимодействии с расширить представление о подлинности. Следуя Сартру, мы всегда уже вовлечены в дела мира, осознаем ли мы это или нет.Быть человеком — значит быть уже вовлеченным в социальную и социальную жизнь. конкретные ситуации, которые требуют принятия определенных обязательств на нашу часть. Сартр берет за основу этот фундаментальный факт взаимодействия. для того, чтобы увещевать нас заниматься более глубоким смыслом, где это подразумевает что мы решительно и искренне занимаемся тем, что текущая ситуация требует. Конечно, как только мы отказались от дух серьезности, мы признаем, что нет заранее заданные принципы или ценности, которые диктуют правильный курс для нашего экзистенциального участия, так что любое обязательство будет незначительным и безосновательно.Но подлинный человек будет тем, кто возьмет до ужасающей свободы быть высшим источником ценностей, принимает его и действует с ясностью и твердостью, подходящей для него или ее лучшее понимание того, что правильно в этом контексте. Этим способом, концепция подлинности является продолжением идеала бытия верны себе: мы призваны стать в нашем конкретном жизни, то, чем мы уже являемся в онтологической структуре нашего существование.

Это согласуется с тем, как Сартр описывает последствия действий вопреки самым серьезным обязательствам.

Нет сомнений в том, что я мог бы в противном случае, но проблема не в этом. Его следует сформулировать как это: мог бы я поступить иначе без заметного изменения Органическая совокупность проектов, из которых состоит я?

Сартр продолжает говорить, что характер акт может быть таким, что

вместо того, чтобы остаться сугубо местным и случайным модификации моего поведения, это могло быть осуществлено только с помощью радикальное преобразование моего бытия-в-мире … В другом слова: Я мог поступить иначе.Согласовано. Но какой ценой? (Сартр 1992a [1943]: 454)

Таким образом, действуя иначе или, точнее, невыполнение своих основных обязательств достигается ценой преобразование того, кто ты есть. Это изменение фактически исключает возможность сохраняя неизменную самооценку.

За последние три десятилетия такие авторы, как Тейлор (1989, 1991, 1995, 2007), Феррара (1993; 1998), Джейкоб Голомб (1995), Гиньон (2004, 2008) и Варга (2011a) попытались восстановить подлинность утверждая, что оправданная критика своенравных форм идея не оправдывает полного осуждения самой идеи (см. Тейлор 1991: 56).Вместо того, чтобы отказаться от понятия подлинности, они пытаются реконструировать ее таким образом, чтобы ни эстетизму, ни атомистическому баловству.

В Этика подлинности и более подробно артикулированный Источники Самости , Тейлор приводит доводы в пользу сохранение концепции аутентичности (и связанных с ней практик вместе с ним) на том основании, что первоначальное и неискаженное представление о подлинность содержит важный элемент самопревосхождения (Тейлор 1991: 15; Андерсон 1995).Неудовлетворен повсеместным распространением критика подлинности как адекватная этическая ориентация, Тейлор стремится доказать, что подлинность не обязательно ведет к эстетизм или баловство: оправданная критика потакающие своим желаниям формы идеала не оправдывают полного осуждение самого идеала (Taylor 1991: 56). Это означало бы извлечение эстетизма, субъективизма, индивидуализма и снисходительные интерпретации этого идеала из того, что Тейлор (Там же: 15) является оригинальным пониманием этой концепции как достижения самопревосхождение (Андерсон, 1995).Восстановление неискаженной версии, Тейлор говорит, что может защититься от бессмысленности, что является одним из «Недуги современности», которые Тейлор считает связанными с банальные формы культуры аутентичности. Самопревосхождение, который когда-то был решающим элементом идеала подлинности, практически утерян от современной версии, дав начало культуры самопоглощения, которые в конечном итоге превращаются в недуг абсурда.

Уже в Источниках Самости Тейлор обращает внимание на как модернизм рождает новый вид внутреннего поворота, который не только попытки преодолеть механистическую концепцию Я, связанную с незаинтересованный разум, но также и романтический идеал безупречного мировоззрения внутренней природы и разума.Вместо этого для модернистов поворот внутрь не означал поворота к себе, нуждающемуся в артикуляции.

Напротив, поворот внутрь может увести нас за пределы себя, как обычно понимается, к фрагментации опыт, который превращает наши обычные представления об идентичности в вопрос. (Тейлор 1989: 462)

В модернизме поворот внутрь все еще содержал непреодолимый момент, критическая точка, где идеал подлинность становится плоской, когда она становится «Загрязнены» определенной формой «Самоопределяющаяся свобода», которая также содержит элементы внутренность и нестандартность (Taylor 1991: 38).Самоопределение свобода

— это идея, что я свободен, когда решаю для себя, что беспокоит меня, а не под влиянием внешних факторов. Это стандарт свободы, которая явно выходит за рамки того, что было названо отрицательным свобода (возможность делать то, что я хочу, без вмешательства других) потому что это совместимо с тем, что человек формируется и находится под влиянием общество и его законы соответствия. Вместо этого самоопределяющаяся свобода требует, чтобы один освободился от всех подобных внешних наложений и решать только для себя.(Тейлор 1991: 27)

Не только свобода самоопределения не является необходимой частью подлинности, это также контрпродуктивно, потому что его эгоцентризм сглаживает смыслы жизней и фрагментов идентичности. Для Тейлора процесс формулирования идентичности предполагает отношение к хорошему или важному, что связано с членством в языковом сообществе (Тейлор 1989: 34–35). Как он четко заявляет, «подлинность не враг требований, исходящих из-за пределов «я»; это предполагает такие требования »(Taylor 1991: 41).Я не могу решать что важно, так как это обернулось бы саморазрушением. Вместо, все, что для меня важно, должно быть связано с интерсубъективным понятие блага, откуда добрая часть его нормативной силы наконец исходит. В этом смысле подлинность просто требует поддержание связи с коллективными вопросами, стоящими за пределами собственные предпочтения. Тейлор хочет показать, что современные культура, которая выбирает самореализацию без оглядки

(а) к требованиям наших связей с другими, или (б) к требованиям любого рода, исходящим от чего-то большего или отличного от человеческие желания или стремления обречены на провал, они разрушают условия для реализации самой аутентичности.(Тейлор 1991: 35)

Таким образом, нам нужно не только признание конкретных других в чтобы сформировать нашу идентичность, но мы также должны (критически) задействовать с общим словарем общих ценностных ориентаций. Другими словами, Тейлор указывает, что подлинность требует присвоения ценностей. которые составляют наши коллективные горизонты.

В его Reflective Authenticity Алессандро Феррара также стремится защищать подлинность как идеал, но в отличие от Тейлора его интересуют социальные и философские вопросы отношение между подлинностью и действительностью.По словам Феррары диагноз, в настоящее время мы наблюдаем глубокий переход, который, помимо влияния на культуры, ценности и нормы, также коснитесь «Основы действительности», тем самым влияя на «Фундамент символической сети, через которую мы связаны с реальность и воспроизводят наши формы жизни »(Феррара 1998: 1). На суть этого преобразования — переформулировка «Благополучие» ( eudaimonia ) как нормативный идеал подлинности, что может помочь в воссоздании современного понимание нормативности.Для Феррары это может стать новым идеалом универсального действия «в конечном итоге связано с моделью образцовая уникальность или поучительная особенность, до сих пор связанная с «эстетикой» (Феррара 1998: 10). Подлинность тогда характеризуется «самосогласованностью» индивидуальная, коллективная или символическая идентичность (Ferrara 1998: 70), и мыслится как обеспечение новой универсальной достоверности, которая не строит на обобщающем, а скорее на образцовом. Виды Феррары Идея Зиммеля об индивидуальном праве как поучительном примере такого антиобобщающий универсализм, и именно в этом характеристика, которая делает его более подходящим для плюралистических контекстов сталкиваются с современными западными обществами.Совсем недавно Феррара (2019) утверждал, что подлинность в настоящее время сталкивается с «двойным парадоксом» и неверно истолковывается многими критиками, выступающими за ее деконструктивистское отклонение.

Golomb (1995) дает информативный исторический обзор генезис и развитие концепции подлинности, оплата внимание как к литературным, так и к философским источникам. Пока постоянно напоминая нам о социальном измерении подлинность, одно из достижений здесь — акцент на границах ситуации, когда подлинность «лучше всего сфальсифицирована и раскрыт »(Там же.: 201). Голомб занимает нейтральную позицию на этической ценности подлинности, утверждая, что «нет основание полагать, что лучше или ценнее быть подлинным, чем действовать недостоверно »(Там же: 202).

Guignon (2004) исследует как философские корни подлинность и ее современные проявления в популярных культура. Он вдумчиво критикует поп-психологическую литературу, которая имеет дело с подлинной жизнью, обращаясь к подавленным «Внутренний ребенок».Со времен Руссо дихотомия между подлинный и недостоверный часто интерпретируется как различие между ребенком и взрослым (Guignon 2004: 43). Как внутренний ребенка, подлинное Я изображается как еще не испорченное давление, конкурентоспособность и соответствие современной общественности жизнь. Гиньон опирается на психоаналитические теории Фрейда и Юнга. чтобы напомнить нам о менее романтизированных видениях внутреннего ребенок. Кроме того, Guignon (2004: 151) стремится определить способ в котором подлинность может пониматься как одновременно личный и «фундаментально и несводимо» социальный добродетель.Подлинность тогда предполагает рефлексивное распознавание того, что действительно стоит преследовать в социальном контексте, в котором агент находится (Там же: 155). Если возможен только идеал подлинности в свободном обществе с прочной основой устоявшихся социальных добродетели, казалось бы, пытаясь быть подлинным, если это должно быть последовательная, должна включать в себя обязательство поддерживать и лелеять тип общества, в котором возможен такой идеал. Размышление о социальное воплощение добродетелей предполагает, что подлинность, как и многие другие идеалы характера, несет с собой обязанность способствовать поддержанию и благополучию определенного типа социальная организация и образ жизни (Guignon 2008: 288; 2004: 161).На с другой стороны, Guignon (2004, 2008) утверждает, что в демократическом общества, в котором власть правительства — в установлении политический курс — проистекает из согласия управляемых, там хороший повод продвигать такие добродетели, как подлинность, которые поддерживают организация правительства. Быть подлинным — значит четко понимать свои самые основные чувства, желания и убеждения, и открыто выражать свою позицию на общественной арене. Но эта способность именно та черта характера, которая необходима для того, чтобы быть эффективный член демократического общества (Guignon 2008: 288).

Варга (2011a) разделяет фундаментальное предположение о том, что подлинность имеет определенный потенциал (и поэтому заслуживает переформулирования), но он также думает, что его можно использовать для критического исследования практики себя в современной жизни. Путем анализа литературы по самопомощи и самоконтролю Варга обнаруживает «Парадоксальная трансформация»: идеал подлинности который когда-то был противоядием от иерархических институтов и требований капитализма, теперь, кажется, функционирует как институционализированный спрос на субъекты, соответствующий системному требований современного капитализма и как фактор экономического использование субъективных способностей.Варга утверждает, что это в «Экзистенциальный» выбор, который мы выражаем, кто мы есть, и что у них сложная феноменология, характеризующаяся чувством необходимость. В таких вариантах, описанных как «безальтернативные» выбор », мы формулируем, кто мы, воплощая в жизнь некоторые молчаливая интуиция, которая часто принимает только гештальт-подобную форму. В в этих случаях мы оба обнаруживаем, кто мы есть «внутри», и активно конституируем себя. Исследование Варги структура наших обязательств завершается утверждением, что внутренние структура наших обязательств обязывает нас делать больше, чем то, что мы делаем заботиться.Во многих случаях это может фактически заставить нас публично понятные ценности, которые мы обязуемся воплощать, — аспект, который может ограничить способ нашего практического обсуждения и способ выполнения наших обязательств (Варга 2011a, b).

В том же духе Бауэр (2017) защищает аутентичность как этический идеал, утверждая, что идеал следует понимать как комбинацию идеала выражения индивидуальной личности и идеала автономного и морально ответственного человека.Другие утверждали, что для аутентичности может потребоваться нечто большее, чем просто жить в соответствии с обязательствами, которые человек искренне поддерживает. Например, Rings (2017) выделяет эпистемический критерий. Дело в том, что рассматриваемые обязательства должны выбираться в свете признания фактов, касающихся личной истории и нынешнего контекста. Таким образом, самопознание может иметь большее значение, чем считалось до сих пор, даже если отношение к себе, наиболее подходящее для аутентичности, не носит в первую очередь эпистемического характера.

Экзистенциализм — Философская энциклопедия Рутледжа

6. Подлинность

По мнению экзистенциалистов, такие переживания, как тревога и экзистенциальная вина, важны, потому что они раскрывают основные истины о нашем собственном состоянии как людей. Повседневная жизнь характеризуется «недостоверностью», и в нашей обычной занятости и социальном конформизме мы отказываемся брать на себя ответственность за свою жизнь. Занимаясь социально одобренными видами деятельности и ролями, мы отрекаемся от себя и плетем паутину самообмана, пытаясь не взглянуть на правду о том, что мы есть на самом деле.Эта картина недостоверного существования контрастирует с видением образа жизни, который не скатывается к самопотерям и самообману. Такая жизнь (используя термин, найденный у Хайдеггера и Сартра) «подлинная». Подлинность предполагает идею быть верным самому себе — признания того, кем вы являетесь на самом деле. Однако важно понимать, что подлинность не имеет ничего общего с романтическим идеалом контакта с «внутренним я», содержащим истинную природу человека, поскольку экзистенциалисты считают, что у нас нет предопределенной «природы» или «сущности», отличной от что мы делаем в мире.

Если подлинность — это не вопрос соответствия некоторым основным чертам, определяющим «настоящее я», что это такое? Для большинства экзистенциалистов стать аутентичными — это прежде всего вопрос ясного осознания серьезности своего собственного существования как личности — грубого факта «я существую» — и решения задачи создания чего-то из своей собственной жизни. Кьеркегор, например, считает, что единственный способ преуспеть в том, чтобы стать «я» (понимаемым как «существующий индивид»), — это жить так, чтобы в вашей жизни была «бесконечная страсть».Он считает, что такая интенсивность возможна только через полную, определяющую жизнь приверженность чему-то, что придает вашей жизни окончательное содержание и смысл. Ницше также заинтересован в том, чтобы заставить нас взять под контроль нашу собственную жизнь более интенсивным и проницательным образом. Чтобы освободить людей от попыток найти какой-то всеобъемлющий смысл своей жизни, он предлагает идею вечного повторения: идею о том, что все, что происходит в вашей жизни, происходило раньше точно так же и будет происходить снова и снова, бесконечное количество раз.Если мы согласимся с этим, предполагает Ницше, мы сможем принять нашу жизнь такой, какая она есть, на их собственных условиях, без сожалений и мечтаний о том, как все может быть по-другому. Хайдеггер предполагает, что в переживании тревоги человек сталкивается с собственным «голым» существованием как «индивидуализированным, чистым и брошенным». Осознавая в этом опыте свое «бытие-к-смерти», мы осознаем всю важность наших собственных конечных жизней, и тогда мы сможем ухватиться за свое собственное существование с целостностью, устойчивостью и самопостоянством (см. ЦЕЛОСТНОСТЬ § 5).

Многие экзистенциалисты согласны с тем, что признание собственного существования требует решительного обязательства, которое придает жизни фокус и чувство направления. Для Кьеркегора, религиозного мыслителя, самореализация возможна только для «рыцаря веры», человека, который имеет определяющее мир отношение к определенному существу, имеющему бесконечное значение (вечное существо, существовавшее во времени, Бог -человек). Для Хайдеггера аутентичность требует «решительности», приверженности определенному диапазону возможностей, открываемых историческим «наследием».Тот факт, что идеал приверженности или вовлеченности проявляется в столь разных экзистенциалистских работах, поднимает вопрос о различии, впервые проведенном Сартром, между «религиозными» и «атеистическими» экзистенциалистами. Кьеркегора, Марселя и Ясперса часто объединяют в группы как религиозных экзистенциалистов, но при этом существуют глубокие различия в их взглядах на природу религиозной приверженности. Там, где Кьеркегор подчеркивает важность отношения к конкретной особенности, Марсель и Ясперс говорят об отношении к «тайне» или «трансцендентности» (соответственно).В то же время так называемые «атеистические» экзистенциалисты, такие как Хайдеггер и Сартр, склонны соглашаться с точкой зрения Кьеркегора о том, что «участие» или «фундаментальный проект» необходимы для достижения сфокусированной, интенсивной, последовательной жизни. Различие между атеистами и религиозными экзистенциалистами становится труднее поддерживать, когда мы понимаем, что для религиозных мыслителей важны не столько фактические свойства объекта приверженности, сколько внутреннее состояние веры убежденного человека.Таким образом, Кьеркегор говорит, что для веры решающее значение имеет не «объективная правда» о том, во что человек верит, а, скорее, интенсивность приверженности («субъективная правда»).

Идею о том, что интенсивность и приверженность являются центральными элементами аутентичности, разделяют все типы экзистенциалистов. Другая характеристика, приписываемая подлинной жизни большинством экзистенциалистов, — ясное осознание собственной ответственности за свой выбор в формировании своей жизни. Для Сартра аутентичность предполагает осознание того, что, поскольку мы всегда свободны изменять свою жизнь с помощью наших решений, если мы сохраняем определенную идентичность во времени, это происходит потому, что мы выбираем эту идентичность в каждый момент.Точно так же Кьеркегор и Хайдеггер говорят о необходимости поддерживать нашу идентичность в каждый момент посредством «повторения» нашего выбора того, кем мы являемся. Признавая свою свободу определять свою жизнь, мы также принимаем на себя ответственность за то, кем мы являемся.

Предполагается, что понятие подлинности дает нам картину наиболее полноценной жизни, возможной для нас после «смерти Бога». Он призывает нас принять нашу собственную идентичность, приняв свою жизнь и сделав что-то из нее по-своему.Он предполагает ясность, честность, смелость, интенсивность, открытость к реалиям своей ситуации и твердое осознание собственной ответственности за свою жизнь. Но было бы неправильно думать об аутентичности как об этическом идеале , как это обычно интерпретируется. Во-первых, становление подлинным не означает, что человек принимает какой-либо конкретный моральный кодекс или следует определенному пути: подлинный человек может быть либералом или консерватором, гражданином, связанным обязанностями, или революционером с безумными глазами.В этом отношении подлинность относится не к каким конкретным видам вещей вы делаете, а к тому, как вы живете — это вопрос стиля вашей жизни, а не ее конкретного содержания. Во-вторых, формулируя свои различные концепции аутентичности, многие экзистенциалисты описывают идеал аутентичности в терминах, предполагающих, что он может быть противопоставлен этике в ее обычном понимании. Кьеркегор, например, говорит, что вполне возможно, что рыцарю веры придется «превзойти этическое», а Ницше считает, что подлинные личности будут жить «вне добра и зла».Таким образом, аутентичность, похоже, больше связана с тем, что называется «искусством самосовершенствования», чем с этикой в ее традиционном понимании.

Подлинность (философия) — Энциклопедия Нового Света

Подлинность — это философское понятие, обозначающее подлинное, изначальное, истинное состояние человеческого существования. Эта концепция возникает из понимания того, что люди обычно живут или существуют неподлинным образом и что подлинное чувство себя и его отношения с другими (включая Бога и / или других людей) были потеряны.Подлинная жизнь часто описывается как жизнь свободы, радости, смысла, ценностей и счастья.

Религиозные традиции обычно включают такие идеи в свои учения, которые часто делают упор на восстановление подлинного «я» и общества. В философии это понятие также обсуждалось многими мыслителями. Согласно экзистенциалистам, которые формально тематизировали концепцию аутентичности, социальные отношения, культурные ценности и нормы конструируют неаутентичное «я»; Восстановление подлинного «я» требует радикального пересмотра культурных контекстов, привычного образа жизни и способов мышления.

Общие характеристики

Если подлинность может быть описана только в очень абстрактных терминах или как отрицание недостоверности, что можно сказать о ней напрямую? Все авторы в целом согласны с тем, что подлинность:

Что-то, к чему следует стремиться как к цели, присущей «хорошей жизни».
Исключительно сложно, отчасти из-за социального давления, заставляющего жить недостоверно, а отчасти из-за собственного характера человека.
Состояние откровения, когда человек воспринимает себя, других людей, а иногда и вещи совершенно по-новому.

Можно добавить, что многие, хотя и не все, писатели согласны с тем, что подлинность также:

Требует самопознания.
Коренным образом меняет отношения человека с другими (Богом и / или людьми).
Несёт с собой собственный набор моральных обязательств.

Понятие подлинности также соответствует утопическим идеям, поскольку многие считают, что утопия:

Для существования требуется подлинность среди своих граждан, или
Устранит физические и экономические препятствия на пути к аутентичности.

Религиозная перспектива

Религиозные традиции обычно содержат понятие аутентичности. Основываясь на понимании того, что люди уязвимы перед различными искушениями, религии предлагают учения, практические методологии, ритуалы, тренинги, институциональные механизмы и другие способы, позволяющие людям восстановить подлинное «я» и жизнь. Например, концепция спасения построена на идее о существовании некоторого подлинного состояния бытия.

Понятие подлинности может применяться практически ко всем ключевым понятиям религиозных учений.Он предназначен для отделения религиозных идеалов от светских представлений. Например, религиозные учения часто отделяют подлинное счастье, основанное на духовном пробуждении или единстве с божественным или каким-либо другим духовным элементом, от светского счастья, основанного только на материальном богатстве и светских ценностях. Подлинная радость также отличается от гедонистического удовольствия в уничижительном смысле. Даже настоящая любовь отличается от светского представления о любви. Подлинность отделяет и устанавливает религиозное или священное царство в резком контрасте с мирским или светским царством.Таким образом, религиозные учения в некотором смысле представляют собой попытку представить миру подлинный образ жизни. Религиозные учения бросают вызов людям, которые в противном случае продолжали бы жить так, как они есть, сомневаться в том, как они живут.

Философские перспективы

Концепция аутентичности обсуждалась по-разному на протяжении всей философской истории. Например, изречения Сократа, такие как «Неисследованная жизнь не стоит того, чтобы жить» или «Познай себя», можно рассматривать как его попытки привести других к открытию подлинного «я» и образа жизни.Кьеркегор исследовал утрату подлинного «я» в массе, в обществе и пытался представить процесс восстановления подлинного «я» в теистическом контексте. Другие экзистенциальные мыслители, такие как Ницше, Паскаль, Хайдеггер, Карл Ясперс и Сартр, одинаково обсуждали проблему аутентичности и разработали различные способы решения этой проблемы.

Термин eigentlich (подлинный) на немецком языке содержит элемент eigen («свой собственный»). Таким образом, подлинность включает в себя элемент «собственного уникального я».«Соответственно, восстановление аутентичности, по крайней мере в немецком языке, подразумевает восстановление собственной уникальной идентичности. Когда экзистенциальные мыслители говорят об аутентичности, они часто включают этот элемент и противопоставляют уникальное« я »концепции массы, в которой индивидуум не является больше, чем просто число.

Экзистенциальные философы встраивают элемент аутентичности в свою философскую мысль и настраивают ее в соответствии с центральными темами своих работ. Соответственно, то, как каждый философ обращается с аутентичностью, отличается, и изложение их взглядов на аутентичность непросто.Лишь некоторые из них представлены ниже в качестве примеров.

Кьеркегор

Кьеркегор критиковал философские системы, которые были созданы такими философами, как Георг Вильгельм Фридрих Гегель до него и датскими гегельянцами, хотя Кьеркегор уважал философию Иммануила Канта. ^[1] Он сравнивал себя с моделью философии, которую он нашел у Сократа, цель которой — привлечь внимание не к объяснительным системам, а скорее к вопросу о том, как человек существует.

Одна из повторяющихся тем Кьеркегора — важность субъективности, которая связана с тем, как люди относятся к (объективным) истинам. В Заключительный ненаучный постскриптум к философским фрагментам он утверждает, что «субъективность есть истина», а «истина есть субъективность». Под этим он подразумевает, что, по сути, истина — это не просто вопрос открытия объективных фактов. Хотя объективные факты важны, есть второй, более важный элемент истины, который касается того, как человек относится к этим фактам.Поскольку с этической точки зрения то, как действовать, более важно, чем какой-либо факт, истину следует искать в субъективности, а не в объективности. ^[2]

Индивидуальность

Для Кьеркегора истинная индивидуальность называется самостью. Осознание истинного «я» — это истинная задача и стремление в жизни, это этический императив, а также подготовка к истинному религиозному пониманию. Индивиды могут существовать на уровне ниже истинной самости. Например, можно жить просто в удовольствиях — немедленном удовлетворении желаний, склонностей или отвлечений.Таким образом люди скользят по жизни без направления и цели. Чтобы иметь направление, у человека должна быть цель, определяющая для него смысл его жизни.

В частности, в «Болезнь к смерти», Кьеркегор рассматривает «я» как продукт отношений. В этом смысле человек является результатом отношения между Бесконечным (Нуменой, духом, вечным) и Конечным (Феноменом, телом, временным). Это не создает истинного «я», поскольку человек может жить без «я», как он его определяет.Вместо этого Самость или способность к созданию себя из отношения к Абсолюту или Богу (Самость может быть реализована только через отношение к Богу) возникает как отношение между отношением Конечного и Бесконечного, относящимся к человеческому роду. . Это было бы положительное отношение.

Индивидуальная личность для Кьеркегора — это особенность, которую никакая абстрактная формула или определение не может уловить. Включение индивида в «публику» (или «толпу» или «стадо») или включение человека как простого члена вида — это уменьшение истинного смысла жизни для индивидов.Философия или политика пытаются классифицировать и классифицировать людей по групповым характеристикам, а не по индивидуальным различиям. По мнению Кьеркегора, именно эти различия делают людей такими, какие они есть.

Критика современной эпохи Кьеркегором, таким образом, связана с потерей того, что значит быть личностью. Современное общество способствует растворению того, что значит быть личностью. Создавая ложного кумира «публики», он отвлекает внимание от отдельных людей на массовую публику, которая теряется в абстракциях, совместных мечтах и фантазиях.В решении этой задачи ему помогают средства массовой информации и массовое производство продуктов, которые отвлекают его. Хотя Кьеркегор нападает на «общественность», он поддерживает общины.

Светские и религиозные представления о подлинности сосуществовали веками под разными обличьями. Для этих авторов сознательное я рассматривается как приходящее к согласию с существованием в материальном мире и столкновение с внешними силами и влияниями, которые сильно отличаются от него самого; подлинность — это один из способов, которым личность действует и изменяется в ответ на это давление.

Подлинность часто находится «на грани» языка; его описывают как негативное пространство вокруг неаутентичности со ссылкой на примеры недостоверной жизни. Романы Сартра — это, пожалуй, самый простой доступ к этому способу описания аутентичности: они часто содержат персонажей и антигероев, которые основывают свои действия на внешнем давлении — принуждении казаться определенным человеком, принуждении принять определенный способ поведения. жизнь, давление игнорировать собственные моральные и эстетические возражения, чтобы иметь более комфортное существование.В его творчестве также есть персонажи, которые не понимают собственных причин для действий или игнорируют важные факты из своей собственной жизни, чтобы избежать неприятных истин; это связывает его творчество с философской традицией.

Сартра тоже волнует «головокружительное» переживание абсолютной свободы. С точки зрения Сартра, этот опыт, необходимый для состояния аутентичности, может быть достаточно неприятным, чтобы вести людей к неаутентичному образу жизни.

Помимо этих соображений, подлинность ассоциируется с различными культурными мероприятиями.Для Сартра, например, джазовая музыка была олицетворением свободы; это могло быть отчасти потому, что джаз был связан с афроамериканской культурой и, таким образом, находился в оппозиции к западной культуре в целом, которую Сартр считал безнадежно недостоверной. Теодор Адорно, однако, другой писатель и философ, озабоченный понятием подлинности, презирал джазовую музыку, потому что он видел в ней ложное представление, которое могло бы создать видимость подлинности, но которое было так же связано с проблемами внешнего вида и аудитории, как и многие другие. формы искусства.Позднее Хайдеггер ассоциировал аутентичность с нетехнологическими способами существования, рассматривая технологии как искажающие более «подлинные» отношения с миром природы.

Большинство авторов, писавших о недостоверности в двадцатом веке, считали преобладающие культурные нормы недостоверными; не только потому, что они рассматривались как навязанные людям, но и потому, что сами по себе они требовали от людей неаутентичного поведения по отношению к их собственным желаниям, скрывая истинные причины своих действий.Реклама, в той мере, в какой она пыталась дать людям повод делать то, чего у них еще не было, была «учебным» примером того, как западная культура искажает человека по внешним причинам. Расовые отношения рассматриваются как еще один предел аутентичности, поскольку они требуют, чтобы личность взаимодействовала с другими на основе внешних атрибутов. Ранний пример связи между недостоверностью и капитализмом дал Карл Маркс, чье понятие «отчуждение» можно связать с более поздним дискурсом о природе неподлинности.

Банкноты

↑ Рональд М. Грин, Кьеркегор и Кант: Скрытый долг (SUNY Press, 1992). ISBN 0791411079
↑ Ховард В. и Эдна Х. Хонг, «Субъективность / объективность». Журналы и статьи Сёрена Кьеркегора (издательство Indiana University Press, 1975). ISBN 0253182433

Список литературы

Антон, Кори. Самость и подлинность. Олбани, Нью-Йорк: Государственный университет Нью-Йорка, 2001. ISBN 0791448991
Чен, Сюньу. Бытие и подлинность. Серия книг по исследованию ценностей, v. 149. Амстердам: Родопи, 2004. ISBN
08288
Ferrara, Alessandro, Reflective Authenticity: Rethinking the Project of Modernity, London and New York, Routledge, 1998. ISBN 041513062X
Голомб, Иаков. В поисках подлинности от Кьеркегора до Камю. Проблемы современной европейской мысли. Лондон: Рутледж, 1995. ISBN 0415119464
Мур, Томас. Оригинальное Я, живущее с парадоксом и подлинностью. Нью-Йорк: HarperCollins, 2000. ISBN 0060195428
Нехамас, Александр. Эссе о достоинствах подлинности Платона и Сократа. Princeton, N.J .: Princeton University Press, 1999. ISBN 06
774
Тейлор, Чарльз. Этика подлинности. Кембридж, Массачусетс: издательство Гарвардского университета, 1992. ISBN 0674268636
Триллинг, Лайонел. Искренность и подлинность. Кембридж, Массачусетс: издательство Гарвардского университета, 1972. ISBN 0674808606
Циммерман, Майкл Э. Затмение самости Развитие концепции подлинности Хайдеггера. Афины, Огайо: Ohio University Press, 1981. ISBN 0821405705

Для современного читателя, освещающего также социальные науки, см .: Филип Ваннини и Патрик Уильямс (ред.), Подлинность в культуре, самости и обществе, Farnham, Ashgate, 2009. ISBN 0754675165

Внешние ссылки

Все ссылки получены 6 декабря 2016 г.

Источники общей философии

Кредиты

Энциклопедия Нового Света Писатели и редакторы переписали и завершили статью Википедия в соответствии со стандартами New World Encyclopedia .Эта статья соответствует условиям лицензии Creative Commons CC-by-sa 3.0 (CC-by-sa), которая может использоваться и распространяться с указанием авторства. Кредит предоставляется в соответствии с условиями этой лицензии, которая может ссылаться как на участников New World Encyclopedia, , так и на самоотверженных добровольцев Фонда Викимедиа. Чтобы процитировать эту статью, щелкните здесь, чтобы просмотреть список допустимых форматов цитирования. История более ранних публикаций википедистов доступна исследователям здесь:

История этой статьи с момента ее импорта в New World Encyclopedia :

Примечание. Некоторые ограничения могут применяться к использованию отдельных изображений, на которые распространяется отдельная лицензия.

Подлинность (философия) — Энциклопедия Нового Света

Подлинность — это философское понятие, обозначающее подлинное, изначальное, истинное состояние человеческого существования. Эта концепция возникает из понимания того, что люди обычно живут или существуют неподлинным образом и что подлинное чувство себя и его отношения с другими (включая Бога и / или других людей) были потеряны. Подлинная жизнь часто описывается как жизнь свободы, радости, смысла, ценностей и счастья.

Общие характеристики

Что-то, к чему следует стремиться как к цели, присущей «хорошей жизни».
Исключительно сложно, отчасти из-за социального давления, заставляющего жить недостоверно, а отчасти из-за собственного характера человека.
Состояние откровения, когда человек воспринимает себя, других людей, а иногда и вещи совершенно по-новому.

Можно добавить, что многие, хотя и не все, писатели согласны с тем, что подлинность также:

Требует самопознания.
Коренным образом меняет отношения человека с другими (Богом и / или людьми).
Несёт с собой собственный набор моральных обязательств.

Понятие подлинности также соответствует утопическим идеям, поскольку многие считают, что утопия:

Для существования требуется подлинность среди своих граждан, или
Устранит физические и экономические препятствия на пути к аутентичности.

Религиозная перспектива

Философские перспективы

Кьеркегор

Индивидуальность

Банкноты

↑ Рональд М. Грин, Кьеркегор и Кант: Скрытый долг (SUNY Press, 1992). ISBN 0791411079
↑ Ховард В. и Эдна Х. Хонг, «Субъективность / объективность». Журналы и статьи Сёрена Кьеркегора (издательство Indiana University Press, 1975). ISBN 0253182433

Список литературы

Антон, Кори. Самость и подлинность. Олбани, Нью-Йорк: Государственный университет Нью-Йорка, 2001. ISBN 0791448991
Чен, Сюньу. Бытие и подлинность. Серия книг по исследованию ценностей, v. 149. Амстердам: Родопи, 2004. ISBN
08288
Ferrara, Alessandro, Reflective Authenticity: Rethinking the Project of Modernity, London and New York, Routledge, 1998. ISBN 041513062X
Голомб, Иаков. В поисках подлинности от Кьеркегора до Камю. Проблемы современной европейской мысли. Лондон: Рутледж, 1995. ISBN 0415119464
Мур, Томас. Оригинальное Я, живущее с парадоксом и подлинностью. Нью-Йорк: HarperCollins, 2000. ISBN 0060195428
Нехамас, Александр. Эссе о достоинствах подлинности Платона и Сократа. Princeton, N.J .: Princeton University Press, 1999. ISBN 06
774
Тейлор, Чарльз. Этика подлинности. Кембридж, Массачусетс: издательство Гарвардского университета, 1992. ISBN 0674268636
Триллинг, Лайонел. Искренность и подлинность. Кембридж, Массачусетс: издательство Гарвардского университета, 1972. ISBN 0674808606
Циммерман, Майкл Э. Затмение самости Развитие концепции подлинности Хайдеггера. Афины, Огайо: Ohio University Press, 1981. ISBN 0821405705

Для современного читателя, освещающего также социальные науки, см .: Филип Ваннини и Патрик Уильямс (ред.), Подлинность в культуре, самости и обществе, Farnham, Ashgate, 2009. ISBN 0754675165

Внешние ссылки

Все ссылки получены 6 декабря 2016 г.

Источники общей философии

Кредиты

История этой статьи с момента ее импорта в New World Encyclopedia :

Подлинность (философия) — Энциклопедия Нового Света

Подлинность — это философское понятие, обозначающее подлинное, изначальное, истинное состояние человеческого существования. Эта концепция возникает из понимания того, что люди обычно живут или существуют неподлинным образом и что подлинное чувство себя и его отношения с другими (включая Бога и / или других людей) были потеряны. Подлинная жизнь часто описывается как жизнь свободы, радости, смысла, ценностей и счастья.

Общие характеристики

Что-то, к чему следует стремиться как к цели, присущей «хорошей жизни».
Исключительно сложно, отчасти из-за социального давления, заставляющего жить недостоверно, а отчасти из-за собственного характера человека.
Состояние откровения, когда человек воспринимает себя, других людей, а иногда и вещи совершенно по-новому.

Можно добавить, что многие, хотя и не все, писатели согласны с тем, что подлинность также:

Требует самопознания.
Коренным образом меняет отношения человека с другими (Богом и / или людьми).
Несёт с собой собственный набор моральных обязательств.

Понятие подлинности также соответствует утопическим идеям, поскольку многие считают, что утопия:

Для существования требуется подлинность среди своих граждан, или
Устранит физические и экономические препятствия на пути к аутентичности.

Религиозная перспектива

Философские перспективы

Кьеркегор

Индивидуальность

Банкноты

↑ Рональд М. Грин, Кьеркегор и Кант: Скрытый долг (SUNY Press, 1992). ISBN 0791411079
↑ Ховард В. и Эдна Х. Хонг, «Субъективность / объективность». Журналы и статьи Сёрена Кьеркегора (издательство Indiana University Press, 1975). ISBN 0253182433

Список литературы

Антон, Кори. Самость и подлинность. Олбани, Нью-Йорк: Государственный университет Нью-Йорка, 2001. ISBN 0791448991
Чен, Сюньу. Бытие и подлинность. Серия книг по исследованию ценностей, v. 149. Амстердам: Родопи, 2004. ISBN
08288
Ferrara, Alessandro, Reflective Authenticity: Rethinking the Project of Modernity, London and New York, Routledge, 1998. ISBN 041513062X
Голомб, Иаков. В поисках подлинности от Кьеркегора до Камю. Проблемы современной европейской мысли. Лондон: Рутледж, 1995. ISBN 0415119464
Мур, Томас. Оригинальное Я, живущее с парадоксом и подлинностью. Нью-Йорк: HarperCollins, 2000. ISBN 0060195428
Нехамас, Александр. Эссе о достоинствах подлинности Платона и Сократа. Princeton, N.J .: Princeton University Press, 1999. ISBN 06
774
Тейлор, Чарльз. Этика подлинности. Кембридж, Массачусетс: издательство Гарвардского университета, 1992. ISBN 0674268636
Триллинг, Лайонел. Искренность и подлинность. Кембридж, Массачусетс: издательство Гарвардского университета, 1972. ISBN 0674808606
Циммерман, Майкл Э. Затмение самости Развитие концепции подлинности Хайдеггера. Афины, Огайо: Ohio University Press, 1981. ISBN 0821405705

Для современного читателя, освещающего также социальные науки, см .: Филип Ваннини и Патрик Уильямс (ред.), Подлинность в культуре, самости и обществе, Farnham, Ashgate, 2009. ISBN 0754675165

Внешние ссылки

Все ссылки получены 6 декабря 2016 г.

Источники общей философии

Кредиты

История этой статьи с момента ее импорта в New World Encyclopedia :

Подлинность (философия) — Энциклопедия Нового Света

Подлинность — это философское понятие, обозначающее подлинное, изначальное, истинное состояние человеческого существования. Эта концепция возникает из понимания того, что люди обычно живут или существуют неподлинным образом и что подлинное чувство себя и его отношения с другими (включая Бога и / или других людей) были потеряны. Подлинная жизнь часто описывается как жизнь свободы, радости, смысла, ценностей и счастья.

Общие характеристики

Что-то, к чему следует стремиться как к цели, присущей «хорошей жизни».
Исключительно сложно, отчасти из-за социального давления, заставляющего жить недостоверно, а отчасти из-за собственного характера человека.
Состояние откровения, когда человек воспринимает себя, других людей, а иногда и вещи совершенно по-новому.

Можно добавить, что многие, хотя и не все, писатели согласны с тем, что подлинность также:

Требует самопознания.
Коренным образом меняет отношения человека с другими (Богом и / или людьми).
Несёт с собой собственный набор моральных обязательств.

Понятие подлинности также соответствует утопическим идеям, поскольку многие считают, что утопия:

Для существования требуется подлинность среди своих граждан, или
Устранит физические и экономические препятствия на пути к аутентичности.

Религиозная перспектива

Философские перспективы

Кьеркегор

Индивидуальность

Банкноты

↑ Рональд М. Грин, Кьеркегор и Кант: Скрытый долг (SUNY Press, 1992). ISBN 0791411079
↑ Ховард В. и Эдна Х. Хонг, «Субъективность / объективность». Журналы и статьи Сёрена Кьеркегора (издательство Indiana University Press, 1975). ISBN 0253182433

Список литературы

Антон, Кори. Самость и подлинность. Олбани, Нью-Йорк: Государственный университет Нью-Йорка, 2001. ISBN 0791448991
Чен, Сюньу. Бытие и подлинность. Серия книг по исследованию ценностей, v. 149. Амстердам: Родопи, 2004. ISBN
08288
Ferrara, Alessandro, Reflective Authenticity: Rethinking the Project of Modernity, London and New York, Routledge, 1998. ISBN 041513062X
Голомб, Иаков. В поисках подлинности от Кьеркегора до Камю. Проблемы современной европейской мысли. Лондон: Рутледж, 1995. ISBN 0415119464
Мур, Томас. Оригинальное Я, живущее с парадоксом и подлинностью. Нью-Йорк: HarperCollins, 2000. ISBN 0060195428
Нехамас, Александр. Эссе о достоинствах подлинности Платона и Сократа. Princeton, N.J .: Princeton University Press, 1999. ISBN 06
774
Тейлор, Чарльз. Этика подлинности. Кембридж, Массачусетс: издательство Гарвардского университета, 1992. ISBN 0674268636
Триллинг, Лайонел. Искренность и подлинность. Кембридж, Массачусетс: издательство Гарвардского университета, 1972. ISBN 0674808606
Циммерман, Майкл Э. Затмение самости Развитие концепции подлинности Хайдеггера. Афины, Огайо: Ohio University Press, 1981. ISBN 0821405705

Для современного читателя, освещающего также социальные науки, см .: Филип Ваннини и Патрик Уильямс (ред.), Подлинность в культуре, самости и обществе, Farnham, Ashgate, 2009. ISBN 0754675165

Внешние ссылки

Все ссылки получены 6 декабря 2016 г.

Источники общей философии

Кредиты

История этой статьи с момента ее импорта в New World Encyclopedia :

Подлинность (философия) — Энциклопедия Нового Света

Подлинность — это философское понятие, обозначающее подлинное, изначальное, истинное состояние человеческого существования. Эта концепция возникает из понимания того, что люди обычно живут или существуют неподлинным образом и что подлинное чувство себя и его отношения с другими (включая Бога и / или других людей) были потеряны. Подлинная жизнь часто описывается как жизнь свободы, радости, смысла, ценностей и счастья.

Общие характеристики

Что-то, к чему следует стремиться как к цели, присущей «хорошей жизни».
Исключительно сложно, отчасти из-за социального давления, заставляющего жить недостоверно, а отчасти из-за собственного характера человека.
Состояние откровения, когда человек воспринимает себя, других людей, а иногда и вещи совершенно по-новому.

Можно добавить, что многие, хотя и не все, писатели согласны с тем, что подлинность также:

Требует самопознания.
Коренным образом меняет отношения человека с другими (Богом и / или людьми).
Несёт с собой собственный набор моральных обязательств.

Понятие подлинности также соответствует утопическим идеям, поскольку многие считают, что утопия:

Для существования требуется подлинность среди своих граждан, или
Устранит физические и экономические препятствия на пути к аутентичности.

Религиозная перспектива

Философские перспективы

Кьеркегор

Индивидуальность

Банкноты

↑ Рональд М. Грин, Кьеркегор и Кант: Скрытый долг (SUNY Press, 1992). ISBN 0791411079
↑ Ховард В. и Эдна Х. Хонг, «Субъективность / объективность». Журналы и статьи Сёрена Кьеркегора (издательство Indiana University Press, 1975). ISBN 0253182433

Список литературы

Антон, Кори. Самость и подлинность. Олбани, Нью-Йорк: Государственный университет Нью-Йорка, 2001. ISBN 0791448991
Чен, Сюньу. Бытие и подлинность. Серия книг по исследованию ценностей, v. 149. Амстердам: Родопи, 2004. ISBN
08288
Ferrara, Alessandro, Reflective Authenticity: Rethinking the Project of Modernity, London and New York, Routledge, 1998. ISBN 041513062X
Голомб, Иаков. В поисках подлинности от Кьеркегора до Камю. Проблемы современной европейской мысли. Лондон: Рутледж, 1995. ISBN 0415119464
Мур, Томас. Оригинальное Я, живущее с парадоксом и подлинностью. Нью-Йорк: HarperCollins, 2000. ISBN 0060195428
Нехамас, Александр. Эссе о достоинствах подлинности Платона и Сократа. Princeton, N.J .: Princeton University Press, 1999. ISBN 06
774
Тейлор, Чарльз. Этика подлинности. Кембридж, Массачусетс: издательство Гарвардского университета, 1992. ISBN 0674268636
Триллинг, Лайонел. Искренность и подлинность. Кембридж, Массачусетс: издательство Гарвардского университета, 1972. ISBN 0674808606
Циммерман, Майкл Э. Затмение самости Развитие концепции подлинности Хайдеггера. Афины, Огайо: Ohio University Press, 1981. ISBN 0821405705

Для современного читателя, освещающего также социальные науки, см .: Филип Ваннини и Патрик Уильямс (ред.), Подлинность в культуре, самости и обществе, Farnham, Ashgate, 2009.

Аутентичность в философии: Аутентичность Текст научной статьи по специальности «Философия, этика, религиоведение»

Аутентичность Текст научной статьи по специальности «Философия, этика, религиоведение»

(PDF) ПОНЯТИЕ АУТЕНТИЧНОСТИ В ЗАРУБЕЖНОЙ ПСИХОЛОГИИ ЛИЧНОСТИ: ИСТОРИЯ, ФЕНОМЕНОЛОГИЯ, ИССЛЕДОВАНИЯ UNDERSTANDING OF AUTHENTICITY IN FOREIGN PSYCHOLOGY OF PERSONALITY: HISTORY, PHENOMENOLOGY, RESEARCH

Значение, Определение, Предложения . Что такое аутентичность

Человечество начинается с людей

Лекция Марка Симона «Аутентичность как экзотика? Политика идентичности в жанре world music»

24 апреля, 19:30

АУТЕНТИЧНОСТЬ — «Школа жизни»

Harvard Business Review Россия

Подлинность (Стэнфордская энциклопедия философии)

1.1 Искренность и подлинность

1.2 Автономность и подлинность

1.3 Подлинность и личность

3.1 Кьеркегор и Хайдеггер

3,2 Сартр и де Бовуар

Экзистенциализм — Философская энциклопедия Рутледжа

6. Подлинность

Подлинность (философия) — Энциклопедия Нового Света

Общие характеристики

Религиозная перспектива

Философские перспективы

Кьеркегор

Индивидуальность

Банкноты

Список литературы

Внешние ссылки

Источники общей философии

Кредиты

Подлинность (философия) — Энциклопедия Нового Света

Общие характеристики

Религиозная перспектива

Философские перспективы

Кьеркегор

Индивидуальность

Банкноты

Список литературы

Внешние ссылки

Источники общей философии

Кредиты

Подлинность (философия) — Энциклопедия Нового Света

Общие характеристики

Религиозная перспектива

Философские перспективы

Кьеркегор

Индивидуальность

Банкноты

Список литературы

Внешние ссылки

Источники общей философии

Кредиты

Подлинность (философия) — Энциклопедия Нового Света

Общие характеристики

Религиозная перспектива

Философские перспективы

Кьеркегор

Индивидуальность

Банкноты

Список литературы

Внешние ссылки

Источники общей философии

Кредиты

Подлинность (философия) — Энциклопедия Нового Света

Общие характеристики

Религиозная перспектива

Философские перспективы

Кьеркегор

Индивидуальность

Банкноты

Список литературы

About the Author

admin

Добавить комментарий Отменить ответ

Рубрики

Related Posts