Человек не может жить без веры
Без чего человек не может жить? Ответов очень много. Кому ни задай такой вопрос, обязательно что–то услышишь. Даже если это будет молчание, улыбка, тихий вздох, то за ними также скрывается ответ. В каждом возрасте человек ответит по–разному. Кто–то родителей вспомнит, другой — детей, жену или мужа. Кто–то задумается и скажет веско: «Родина»… Один с пафосом, с большой буквы, а другой — с маленькой… Часто произносят короткое слово «дом». Многие абсолютно серьезно скажут, что человек не может жить без любви. К женщине, детям, дому, родине, семье, жизни. Есть и такие, кто говорит, что главное в жизни — деньги, благополучие…Вот история. С моим другом–физиком мы много и часто спорили: о жизни, политике, детях, религии, да обо всем на свете — запретных тем не было. К религии он относился несколько, даже сложно подобрать слово, пренебрежительно–отрицательно. Подчеркивал, что знания и опыт сделали его прожженным атеистом. Всегда старался объяснить мне, гуманитарию, что бога нет, а все, что с ним связано, — выдумка людей.
Пару лет назад, когда я уезжал от мамы и уже возился в коридоре с сумкой, обувью и одеждой, она задала вечный вопрос, а не забыл ли я билет. Увидела его в моей руке и успокоилась. Стала наблюдать за моей возней со шнурками, кажется, она еще в раннем детстве и научила завязывать их «на бантик».
Еще в поезде, когда за окнами бежали знакомые пейзажи, растворяясь в сумерках, до меня дошло, что человеку для жизни нужна вера. Поняв это, стал спокойнее, обрадовался.
Когда при очередной встрече рассказал это моему другу–физику, он пожал плечами, махнул рукой. Заметил, что все это сущая ерунда, происходящая от незнания законов физики, биологии, философии, теории чисел и прочего–прочего.
.. И та молитва мне уж точно не помогает, а вот маме — да, позволяет успокоиться. Не дает давлению подскочить. Все выглядело разумно.
Наши разговоры, крутившиеся все время вокруг одних и тех же вопросов, продолжались. Мы пили кофе и спорили. Его аргументы всегда были железные, с доказательствами и даже схемами, отсылками к научным трудам. А потом мой друг заболел. Все случилось неожиданно, как снег в июле. Он вел здоровый образ жизни: бегал по утрам, ходил в походы на байдарках, по субботам — бассейн и баня. Никогда на самочувствие не жаловался. Регулярно проверялся. Говорил, что проживет лет восемьдесят пять.
За неделю до операции среди дня позвонил. Мы проговорили больше часа. Все в его голове вдруг поменялось. О боге он не вспоминал, но сказал, что верит… Что потом опять что–то должно быть, обязательно должно. «Не может все вот так просто взять и закончиться, не может… Понимаешь?!» — шептал он в трубку.
Уже выйдя из церкви, где его отпевали, на холодном осеннем ветру вспоминал все наши споры и обрывки разговоров.
Подумал, что атеизм — та же религия. Та же вера, облегчающая жизнь. Ведь и мой друг любил маму, дом, жизнь, детей, жену… Верил, что и потом, за пределом, за чертой, что–то будет.
Советская Белоруссия № 17 (25152). Четверг, 26 января 2017
О людях без веры – Психология без соплей
В этот раз о странном и неожиданном. Об одной тонкой душевной материи, о которой не пишут в учебниках психологии.
Отсылки к чему-то подобному есть у Кастанеды и, кажется, звучат где-то в самурайских наставлениях. Есть об этом и в Библии, и, наверняка, оно прослеживается в священных текстах всех прочих религиозных традиций, построенных на вере, потому что статья именно об этом — о вере.
Но речь не о вере в Бога, хотя это частный случай того самого явления, которое хочется попробовать разъяснить. Речь о вере вообще — о том, что происходит с человеком, когда он во что-нибудь верит и проживает жизнь в согласии с этой верой, и что с ним творится, когда он ни во что не верит или отказывается брать на себя ответственность за свои собственные убеждения, и жизнь его расходится с мировоззрением.
Жизнь — штука загадочная, не ставящая перед человеком каких-либо определенных задач и не предполагающая каких-либо однозначных ответов. Жить можно и так, и сяк, и этак. Все профессии важны, все профессии нужны… даже если профессия эта — лежание перед телевизором на диване.
Каждый человек, однако, имеет в глубине своей души те или иные убеждения — его собственное определение правильного образа жизни, его собственное определение добра и зла. И если случается так, что эти убеждения в целом соответствуют общепринятым, то человеку живется чуть проще — ему хотя бы не приходится отстаивать свою веру в чужих глазах. Если же внутренние установки расходятся с тем, что проповедуется окружающими его людьми, человек в беде: ему придется с боем отстоять свое право на отличие, или же быть раздавленным неврозом.
Но еще хуже и опаснее ситуация, когда человек не отдает себе отчета в своих собственных убеждениях или отказывается принять их всерьез и привести свою жизнь в соответствие с ними.
Оглянитесь на людей, которые вызывают у вас восхищение своим характером. Обратите внимание, что это всегда люди с твердыми и четко сформулированными убеждениями, которые они отстаивают практически любой ценой. И оглянитесь на людей, которые вызывают у вас чувство неловкости, если не презрения, — там вы обнаружите отсутствие всякого внутреннего стержня, внятных убеждений и нежелание придерживаться какой-либо устойчивой линии в жизни. Первые всю жизнь следуют одним курсом, вторые — всю жизнь лавируют и меняют направление. Первые всю жизнь за что-то сражаются, вторые всю жизнь дезертируют.
Возможно, дело в воспитании. Возможно, это какая-то предрасположенность. Возможно, чистая случайность. Однако с уверенностью можно сказать, что никто не обречен быть дезертиром, и любой человек, как бы он ни застрял в политике избегания, может прояснить для себя свои собственные ценности и привести свою жизнь в соответствие с ними. И только тогда он сможет ощутить удовлетворение человека, который знает, зачем он живет, и может без стыда смотреть в глаза своему отражению в зеркале.
В значительной степени отсутствие личной веры — это проявление инфантилизма, о котором была речь в недавней статье. По сути, это тот самый добровольный отказ от развития в надежде облегчить себе таким образом существование. Но цена этого выбора — невроз и хроническое недовольство собой. И никакая психотерапия чудесным образом этот невроз не вылечит — исцелиться можно только ценой принятия полной ответственности за свои убеждения.
Другой широко распространенный сценарий, при котором происходит отказ от воплощения в жизнь собственных убеждений, — это преждевременное знакомство с философией вообще и, в особенности, с философией дзен и адвайты. Пришедшая с Востока идея о том, что все происходит само по себе и ничто не имеет значения, используется инфантильным сознанием, как аргумент в пользу своей стратегии вечного убегания. Причем сама эта идея не становится убеждением, не превращается в глубокую личную веру, а служит лишь оправданием, которое достается из кармана только, когда надо в очередной раз чем-то подкрепить свой самообман.
И то же самое происходит с людьми, которые «верят» в Бога только для того, чтобы оправдывать собственное безволие и нежелание нести ответственность за свою жизнь. Но это не значит, что все верующие таковы, и что в этом удел любой веры вообще. Истинная вера в Бога или любая другая глубокая вера в те или иные жизненные принципы — это деятельная и действенная практика, последовательное и терпеливое выполнение которой, выводит человека на новый уровень сознания, заставляет его взрослеть и с каждым новым усилием становиться мудрее.
Философские идеи об относительности добра и зла ни в коем случае не должны использоваться в качестве приправы «по вкусу». Либо все, либо ничего. Либо надо раз и навсегда признать, что нет никакого зла и никакого добра, либо выкинуть из головы все эти философствования. Ноль или единица, и никаких дробных чисел. И то же самое с идеями о свободе воли и ее отсутствии — они обретают смысл только в черно-белом варианте. Либо свобода есть, либо ее нет. Никаких промежуточных оттенков.
Такие масштабные по своему воздействию на психику идеи тоже могут быть предметом искренней глубокой веры. Все религии построены на этом принципе. Однако очень мало людей на свете, которые действительно могут так верить — для этого нужна особая предрасположенность. Именно поэтому даже в самых отдаленных, закрытых от посторонних глаз монастырях крайне редко можно встретить человека, который целиком и полностью посвятил свою жизнь служению Богу. Большинство же верующих верят в Бога делают это только от случая к случаю — кто-то чаще, кто-то реже. Тотальная и безоговорочная вера в Бога — это подвиг, на который способны очень немногие, и процент святых среди общей массы верующих указывает именно на это.
А всем остальным остается два пути: прожить свою жизнь безо всякой веры вообще или же выстроить (а точнее — осознать и признать) свою собственную систему верований и прожить жизнь в согласии с ней.
Первые никогда по-настоящему не поймут, о чем говорят философы и мудрецы, и проживут скучную жизнь, лишенную всякого вкуса, у вторых же будет хороший шанс самим стать мудрецами… но, только если они не отступятся от своей веры и будут сражаться за нее в полную силу.
Добро и зло относительны. Свободы воли нет. Но если нет возможности по-настоящему сделать это верой всей своей жизни, то единственный способ прийти к настоящему осознанию этих идей — вступить в схватку и отстоять свою веру в добро и свободу волеизъявления. Чтобы прийти к смирению, нужно сразиться против всякого смирения. Чтобы осознать, что нет никакого добра и зла, нужно приложить все возможные усилия, чтобы доказать, что они есть. Чтобы осознать отсутствие свободы воли, нужно приложить всю возможную волю, чтобы продемонстрировать свою свободу.
Добро должно сразиться со злом: только так человек может повзрослеть, только так он может прийти к согласию с собой, только так он может быть счастлив простым земным счастьем.
Сражение должно состояться, потому что, если этого не происходит, то не происходит вообще ничего. Все развитие построено на этом антагонизме, и если человек отказывается принять деятельное участие в этой вечной битве добра и зла, происходящей в декорациях его собственной жизни, то он так навсегда и застревает на этапе звериного бессмысленного и бессознательного существования.
И здесь не важно, на чьей именно стороне выступает человек: на стороне общепринятого добра или общепринятого зла. В конце концов, человек должен выступить на стороне своей собственной веры, даже если она кардинально расходится с тем, во что верят все вокруг. Потому что собственная вера и собственные убеждения — это единственное добро на свете. Никакого иного универсального добра не существует.
Добро всегда субъективно, иррационально и недоказуемо. И если в какое-то добро верит больше людей, это не делает данное конкретное добро более объективным. Добро и зло — это всегда предмет личной веры, и вопрос только в том, готов ли человек эту свою веру отстаивать и за нее умереть, ясно при этом осознавая, что это всего лишь вера.
Если нет, то он обречен навсегда остаться ребенком и, умирая, сожалеть о прожитой жизни.
И именно поэтому человек должен (1) во что-то верить, (2) знать, во что он верит, и (3) отстаивать свою веру ценой всех возможных лишений. Не потому, что так правильно. Не потому, что развитие — добро, а стагнация — зло. А просто потому, что, не принимая на себя ответственность за свою собственную веру, человек обречен быть несчастным, и никакие богатства, никакие достижения, никакая любовь не сделают его ни на йоту счастливее. Согласие с собой, согласие с собственной верой — необходимое условие не то что счастья, а даже просто нормального комфортного существования. А невроз и всякая психологическая проблема — это ни что иное, как результат расхождения личных убеждений с фактическим образом жизни.
Если выразить это проще, то речь о том, есть ли у человека свои собственные принципы и мораль, осознает ли он их и следует ли он сам своим взглядам и установкам. Под этим не подразумевается ничего мистического или религиозного.
Речь о самых простых вещах — о том, что такое хорошо и что такое плохо для данного конкретного человека. Поначалу это могут быть вполне традиционные и потому заведомо поверхностные и идеалистические взгляды на жизнь и этику. Позже, со временем, они становятся более реалистичными и взвешенными. Но какими бы они ни были на данном жизненном этапе, очень важно их ясно осознавать и приводить свою жизнь с ними в соответствие.
Традиционная вера в Бога и религиозная система взглядов — это, как уже было сказано, всего лишь частный случай убеждений, которые могут приняты человеком в качестве своих собственных. Кастанедовский путь воина — это другая система взглядов, другая вера. Обычная социальная мораль или, скажем, коммунистическая идеология — это тоже пример системы взглядов. И даже воровская этика — это тоже оно. Все эти системы верований отличаются друг от друга по содержанию, но ничем не отличаются по своему воздействию: все они, если принимать их абсолютно всерьез, заставляют человека встать на цыпочки и напрячься изо всех сил, чтобы дотянуться до своего идеала.
И все они, рано или поздно, заставят его признать свое поражение и в корне пересмотреть свои взгляды на жизнь — теперь уже, опираясь на факты, а не пустые верования.
Если же никаких определенных взглядов на жизнь у человека нет или, точнее, если он не хочет сам себе признаваться в имеющихся у него убеждениях и ценностях, то у него нет никаких шансов выйти за пределы обычного человеческого невежества. И, даже если он ловко жонглирует философской теорией относительности и изо дня в день практикуется в бытовом пофигизме, считая это своим личным дзеном, это никак не приближает его к истинному осознанию относительности любых категорий и избавлению от всех беспокойств. Не приближает, потому что в действительности ему отнюдь не «пофиг», и он вовсе не лишен своей внутренней системы координат — он просто пытается закрыть глаза на свои внутренние противоречия, прикрываясь поверхностной философской софистикой.
Не существует правильной веры, не существует правильных убеждений, не существует правильной этики, есть только личная вера, личные убеждения и личная этика.
Но если уж возникают по этому поводу сомнения, то лучше иметь дурные ценности, чем не иметь их вовсе. Осознать ошибочность своего мировоззрения можно и нужно, а вернуть время, прожитое впустую, вне всякой веры и с закрытыми глазами, — нет.
Правильной веры нет, и всякая вера — это мечта о чем-то заведомо недостижимом и не имеющим самостоятельной ценности. Это всегда всего лишь миф, который захватывает воображение и заставляет человека двигаться к цели за пределами его возможностей. Именно поэтому Кастанеда неоднократно делает оговорку, что воин верит, не веря. Он знает, что это всего лишь вера, но он должен верить! Потому что безверие лишит его воли к действию, к прорыву через все свои слабости и иллюзии к той свободе, которую обещает ему миф о пути воина.
Безверие опаснее любой веры, но и вера тоже может из союзника превратиться в злейшего врага. Это случается, когда она подменяет собой истину и из инструмента освобождения превращается в “золотую клетку”, которую не хочется покидать.
Человек сбивается с пути и превращает свою веру в догму, теряя из виду то, что он все еще не знает, а только верит. И тогда это становится его слабостью, его шорами, лишающими возможности оставить веру позади и двинуться дальше — к истине, к свободе, к счастью, к Богу — или каков там миф его конкретной веры.
Это беда огромного числа верующих: вера в Бога подменила им задачу узнать Бога, и теперь им уже не нужен Бог, им достаточно их веры. И то же самое происходит с доморощенными воинами, которые верят в Кастанеду, но теряют из виду суть той свободы, о которой он говорит в своих книгах. И даже с психологами это тоже происходит: сам Фрейд приложил массу усилий к тому, чтобы поверить в психоанализ самому и заставить поверить в него других. И сегодняшние практикующие психологи тоже, зачастую, оказываются в этой ловушке, веря и с пеной у рта защищая ту или иную чужую систему взглядов, вместо того, чтобы взять на себя труд выработать свою собственную.
Это опасная и далеко не последняя ловушка, но это ловушка того уровня, которого человек без веры не достигнет вообще никогда, поскольку он застрял в своем безверии и остановился на гораздо более примитивной стадии развития сознания — на этапе подросткового бунта, когда чужие ценности разрушены, но на их месте не выстроены свои собственные.
Высвобождение из прокрустова ложа чужих правил — это важное достижение для взрослеющего человека, но если на месте чужого не возникает что-то свое, это не революция сознания, а бессмысленное и деструктивное варварство.
Человек должен во что-то верить. Не так важно, во что именно, — главное верить и следовать своей собственной вере. Вера должна сразиться с безверием — только тогда ей на смену однажды придет настоящее Знание.
А во что верите вы?
Наша рассылка
БУДЬТЕ В КУРСЕ!
Новости сайта, статьи, видео
с доставкой на дом
БУДЬТЕ В КУРСЕ!
Новости сайта и публикации
с доставкой на дом
Что Библия говорит о вере?
ГлавнаяМатериалы УказательДуховная жизньДары Христа Библейская вера
Вопрос
Ответ
Вера лежит в основе христианства и христианской жизни. В то время как Библия много говорит об этом, понятие веры сложно определить. Библейское определение веры выходит за рамки простой веры — простого признания того, что Бог существует — в сферу доверия.
Истинная вера предполагает отказ от всякой человеческой зависимости от собственных усилий и полную зависимость от Божьего характера, Его действий и Его обетований, открытых в Его Слове.
Апостол Павел сказал: «Мы ходим верою, а не видением» (2 Коринфянам 5:6). Вера не доверяет остаткам на банковских счетах, заголовкам новостей или заключениям врачей. «Мы не смотрим на проблемы, которые видим сейчас; скорее, мы фиксируем наш взгляд на вещах, которые нельзя увидеть. Ибо то, что мы видим сейчас, скоро исчезнет, а то, чего мы не видим, будет вовек» (2 Коринфянам 4:18, NLT).
Когда кажется, что мир разваливается, наша вера надежно стоит на незыблемых, заслуживающих доверия обетованиях Бога и Его Слова.
Вера начинается с Бога. Это Его дар, а не результат каких-либо человеческих усилий или достижений. Бог инициирует отношения между Собой и людьми, открывая им Себя (Екклесиаст 3:11; Римлянам 1:19–20) и с любовью убеждая их прийти к Нему (Римлянам 2:4; 2 Петра 3:9; Исаия 30:18). ), точно так же, как Иисус призывал учеников следовать за Ним (Матфея 4:18–22). Но тогда Бог ожидает, что мы ответим Ему с верой: «А без веры угодить Богу невозможно. Всякий, кто хочет прийти к нему, должен верить, что Бог существует и что Он вознаграждает тех, кто искренне ищет Его» (Евреям 11:6). Недоверие к Богу лежало в основе первого греха (Бытие 3:1–7). С момента грехопадения человека Бог призывает людей вернуться к вере — к месту доверия и послушания Ему.
Вера есть и всегда была единственным средством спасения. В Ветхом Завете узы завета были выражением веры верующего.
Бог положил начало завету, и верующие ответили верой, активно повинуясь Его Слову и доверяя Господу в исполнении Его обещаний. В Бытие 15:6 Авраам «поверил Господу, и Господь почел его праведным по вере его» (NLT; см. также Римлянам 4:22; Галатам 3:6). Пророк говорит: «Посмотрите на гордых! Они верят в себя, и их жизнь кривая. А праведники будут жить своей верностью Богу» (Аввакум 2:4, NLT).
В Новом Завете верой люди получают Божью благодать в Иисусе Христе и через Него дар спасения (Ефесянам 2:8–9). Павел подчеркивал центральное место веры в жизни верующего: «Ибо я не стыжусь этой Благой Вести о Христе. Это сила Божья в действии, спасающая всех, кто верит — прежде всего иудеев, а также и язычников. Эта Благая Весть говорит нам, как Бог делает нас правильными в Своих глазах. Это достигается от начала до конца верой. Как сказано в Писании: «Праведник через веру имеет жизнь» (Римлянам 1:16–17, NLT; см. также Римлянам 3:27–28; 10:9).–10).
Вера приносит многочисленные благословения и выгоды.
Во главе списка стоят дары спасения, оправдания и мира с Богом (Римлянам 5:1–2; Галатам 2:15–16; 1 Петра 1:8–9). Иисус делает Свой дом в наших сердцах через веру (Ефесянам 3:17). Мы получаем прощение грехов (Деяния 10:43; Луки 7:48–50), усыновление в Божью семью (Иоанна 1:12; Галатам 3:26), Божью защиту и силу (1 Петра 1:5; Матфея 17:20). ; Луки 8:43–48), свобода приближаться к Богу с чистой совестью (Ефесянам 3:12; Евреям 10:22), примирение (2 Коринфянам 5:18), освящение (Деяния 26:17–18), и новую жизнь в Иисусе Христе (Галатам 2:20) через веру. Более того, нам дарована победа над смертью и жизнь вечная (Иоанна 3:16, 36; 5:24; 6:40, 47; 11:25–27).
Библия ясно учит, что вера — это не просто ментальное состояние. Иаков объясняет, что спасительная вера проявляется в поступках человека. Он пишет: «Что толку, дорогие братья и сестры, если вы говорите, что имеете веру, но не показываете этого своими делами? Может ли такая вера спасти кого-нибудь?» (Иакова 2:14, NLT). Иаков не говорит, что мы спасены благодаря делам, но что вера и добрые дела идут рука об руку: «Как тело без дыхания мертво, так и вера без добрых дел мертва» (Иакова 2:26).
Добрые дела являются доказательством того, что наша вера жива.
Библейская концепция веры включает веру в то, что Бог существует и что Ему можно полностью доверять, настолько, что мы основываем свою жизнь на Нем и Его Слове, делая то, что оно говорит, независимо от того, что говорят нам наши физические глаза. Через веру в Иисуса Христа мы обретаем «победу, победившую мир» (1 Иоанна 5:4–5).
Тематические библейские вопросы
Что Библия говорит о вере?
Подпишитесь на
Вопрос недели
Получите наш вопрос недели, доставленный прямо на ваш почтовый ящик!
Подписывайтесь на нас:Почему жизнь без веры невозможна | Эндрю Браун
Побуждаемый отчасти замечательной серией Марка Вернона, а отчасти стыдом за собственную интеллектуальную лень, я, наконец, нашёл время для чтения эссе, собранных в книге Уильяма Джеймса «Воля к вере», когда был в отпуске. В заглавном эссе есть один отрывок, который просто уничтожает далеков-улик.
В нем набросок полностью натуралистического описания веры, в котором религиозная приверженность стоит на четвереньках с верой в то, что «доказательства» могут отклонить вопрос о Боге. Удивительно, как его вступительный аргумент предвосхищает работы современных дарвиновских теоретиков, таких как Скотт Атран и Дэвид Слоан Уилсон. Важность доверия и дорогостоящих сигналов в эволюции языка и, следовательно, человеческого мышления кажется тем более важной, чем больше вы думаете об этом. И абсолютно в природе любого доверия, что оно может быть обмануто.
Я просто перепечатаю это здесь, слегка переформулировав, так как сам не могу быть таким умным или красноречивым.
Любой социальный организм, большой или малый, является тем, чем он является, потому что каждый член приступает к выполнению своих собственных обязанностей с верой в то, что другие члены одновременно будут выполнять свои. Везде, где желаемый результат достигается сотрудничеством многих независимых лиц, его существование как факта есть чистое следствие прекурсивной веры друг в друга тех, кто непосредственно заинтересован.
Правительство, армия, коммерческая система, корабль, колледж, спортивная команда — все существует при этом условии, без которого не только ничего не достигается, но даже и не предпринимается никаких попыток. Целый поезд пассажиров (достаточно храбрых по отдельности) будет разграблен несколькими разбойниками просто потому, что последние могут рассчитывать друг на друга, а каждый пассажир боится, что, если он окажет сопротивление, его расстреляют раньше, чем кто-либо другой повернется назад. его вверх. Если бы мы верили, что вместе с нами поднимется весь вагон, то каждый из нас поднялся бы по отдельности, и никогда бы даже не предпринималась попытка ограбления поезда.
Итак, бывают случаи, когда факт вообще не может прийти, если не существует предварительной веры в его приход. И там, где вера в факт может помочь создать факт, это было бы безумной логикой, которая должна была бы сказать, что вера, опережающая научные доказательства, является «низшим видом безнравственности», в которую может впасть мыслящее существо.
Но такова логика, по которой наши научные абсолютисты претендуют на то, чтобы регулировать нашу жизнь!
Таким образом, в истинах, зависящих от наших личных действий, вера, основанная на желании, безусловно, является законной и, возможно, необходимой вещью.
Но теперь скажут, что все это детские человеческие дела и не имеют ничего общего с великими космическими вопросами, такими как вопрос религиозной веры. Давайте тогда перейдем к этому. Религии настолько различаются по своим случайностям, что, обсуждая религиозный вопрос, мы должны делать его очень общим и широким. Что же мы теперь подразумеваем под религиозной гипотезой? Наука говорит, что вещи есть; мораль говорит, что одни вещи лучше других; и религия говорит по существу две вещи.
Во-первых, она говорит, что лучшие вещи — это более вечные вещи, пересекающиеся вещи, вещи во вселенной, которые, так сказать, бросают последний камень и говорят последнее слово. «Совершенство вечно» — эта фраза Шарля Секретана кажется удачным выражением этого первого утверждения религии, утверждения, которое, очевидно, еще никак не может быть проверено научно.
Второе утверждение религии заключается в том, что даже сейчас нам будет лучше, если мы поверим в истинность ее первого утверждения.
Теперь рассмотрим, каковы логические элементы этой ситуации в случае, если религиозная гипотеза в обеих ее ветвях действительно верна . (Конечно, мы должны допустить такую возможность с самого начала. Если мы вообще собираемся обсуждать этот вопрос, он должен включать живой вариант. Если для кого-либо из вас религия является гипотезой, которая не может быть истинной ни при каких обстоятельствах, тогда вам не нужно идти дальше. Я говорю только о «спасающем остатке».) Итак, двигаясь дальше, мы видим, во-первых, что религия предлагает себя как знаменательный вариант. Предполагается, что даже сейчас мы приобретаем через нашу веру и теряем из-за нашего неверия определенное жизненно важное благо.
Во-вторых, религия — это принудительный вариант, насколько это хорошо. Мы не можем избежать проблемы, оставаясь скептичными и ожидая большего света, потому что, хотя мы и избегаем ошибки таким образом, если религия неверна, мы теряем добро, если она истинна, точно так же, как если бы мы решительно решили не верить.
Это похоже на то, как если бы мужчина бесконечно колебался, чтобы попросить определенную женщину выйти за него замуж, потому что он не был полностью уверен, что она окажется ангелом после того, как он приведет ее домой. Не отрезал бы он себя от этой конкретной ангельской возможности так же решительно, как если бы пошел и женился на ком-то другом? Таким образом, скептицизм — это не отказ от выбора; это опцион на определенный вид риска. Лучше рискнуть потерять истину, чем ошибиться , — такова точная позиция вашего веторианца. Он так же активно играет на свою ставку, как и верующий; он поддерживает поле против религиозной гипотезы точно так же, как верующий поддерживает религиозную гипотезу против поля.
Проповедовать нам скептицизм как обязанность до тех пор, пока не будут найдены «достаточные доказательства» в пользу религии, равносильно тому, чтобы сказать нам, имея в виду религиозную гипотезу, что поддаться нашему страху перед тем, что она ошибочна, мудрее и лучше, чем чтобы уступить нашей надежде, что это может быть правдой.
