Бритва оккама в философии: Бритва Оккама — Психологос

Содержание

Бритва Оккама, принцип экономии мышления

Уильям Оккам — английский философ-схоласт. Родился ок. 1284 в местечке Оккам (графство Суррей, Англия). После вступления во францисканский орден учился в Оксфордском университете, где получил степень доктора теологии и должность «инцептора», или бакалавра, т.е. преподавателя низшего ранга. Позднее его последователи называли его «Досточтимым инцептором». Другим его почетным титулом был титул «Непобедимый учитель».

Оккам настаивал на том, что всякое подлинное объяснение, а стало быть – любая теологическая или философская спекулятивная система, должны быть предельно простыми. Этот принцип «экономии мышления» получил название «бритвы Оккама». Сам Оккам формулировал его следующим образом: «сущности не следует умножать без необходимости», но порой у современников принцип выражается в словах «То, что можно объяснить посредством меньшего, не следует выражать посредством большего». Этот принцип он использовал для того, чтобы удалить из философской системы множество метафизических понятий и принципов, введенных в нее его предшественниками (в частности – Дунсом Скотом), упразднив, например, различение «существования» и «сущности», «общих» и «единичных» субстанций, «души» и «способностей души».

Почему именно «бритва»? В философии под термином «бритва» понимается инструмент, помогающий отбрасывать («сбривать») маловероятные, неправдоподобные объяснения. А так как инструментом для бритья является бритва, лезвие, то и на инструмент установления истины было перенесено то же название.

Вообще, то, что называют «Бритвой Оккама», не было создано Оккамом, если иметь в виду базовое содержание этого принципа. То, что в условиях Проторенессанса сформулировал Оккам, было известно, по крайней мере, со времён Аристотеля и в логике носило название «принцип достаточного основания».

Бритва Оккама используется по принципу: если какое-то явление может быть объяснено двумя способами, например, первым — через привлечение сущностей (терминов, факторов, преобразований и т. п.) А, В и С, а вторым — через А, В, С и D, и при этом оба способа дают одинаковый результат, то сущность D лишняя, то есть верным является первый способ.

Содержание принципа можно свести к следующему: не надо вводить новые законы, чтобы объяснить какое-то новое явление, если это явление можно объяснить старыми законами. Сейчас этот принцип — орудие критической мысли.

Сам Оккам сформулировал этот принцип, по-видимому, прежде всего как подтверждение существования Бога.

«Бритва Оккама» может рассматриваться как одна из первых ясных формулировок принципа простоты, требующего использовать при объяснении определенного круга эмпирических фактов возможно меньшее количество независимых теоретических допущений. Принцип простоты проходит через всю историю естественных наук. Многие крупнейшие естествоиспытатели указывали, что он неоднократно играл руководящую роль в их исследованиях.

Вместе с тем понятие простоты не является однозначным (простота в смысле удобства манипулирования, легкости изучения, простота допущений, лежащих в основе теоретического обобщения; независимость таких допущений и т.д.). Неочевидно также, что само по себе стремление к меньшему числу посылок непосредственно связано с повышением эмпирической надежности теоретического обобщения. В логике стремление к «экономии исходных допущений» выражается в требовании независимости: ни одна из принятых аксиом не должна выводиться из остальных. Это относится и к принимаемым правилам вывода.

С «Бритвой Оккама» определенным образом связано и следующее обычное требование к доказательству: в числе его посылок не должно быть «лишних утверждений», т.е. утверждений, не используемых прямо при выведении доказываемого тезиса. Доказательство с «лишними утверждениями» является несовершенным, но все-таки является доказательством.

Пример применения Бритвы Оккама: Когда ученики Платона попросили дать определение человека, философ сказал: «Человек есть животное на двух ногах, лишённое перьев». Услышав это, Диоген Синопский поймал петуха, ощипал его и, принеся в Академию, объявил: «Вот платоновский человек!». После чего Платон добавил к своему определению: «И с плоскими ногтями».

Умер Оккам (вероятно, от чумы) в 1349 или 1350.

Философия принципа «Бритва Оккама» — Отсекая лишнее

Содержание:

История бритвы
Как менялась бритва
Опасная бритва — не всегда бритва Оккама

То, что в сегодня имеют ввиду под «бритвой Оккама», не было сделано самим Оккамом, если иметь в виду базовое понимания этого принципа. И в данном случае речь идет не о качестве заточки или количестве лезвий, не о фирме производителе или любом другом параметре. Вся речь именно в бритве. Все это можно делать только тогда, когда используешь бритву Оккама.

Краткое значение принципа в философии

Разумеется, все описанное выше, несет в себе фигуральный смысл. Принцип философской бритвы основан на том, что некоторые простые вещи не нуждаются в сложных объяснениях. И прежде, чем думать, что это утверждение и без того очевидное, нужно более глубоко взглянуть на принцип бритвы. Корни этого философского принципа обретает в Англии, в конце XIII- в начале XIV века. Считается, что основателем такого заключения стал Уильям Оккам – монах и мыслитель, философ.

Он начинал свои странствия в графстве Суррей, откуда и походит его «фамилия». Фактически, Оккам – это небольшой город в вышеупомянутом графстве, откуда он родом. В средние века месторождения человека было сродни имени, и его добавляли при приветствии. По факту его называли Уильям из Оккама, что уже после переросло в более удобную формулировку.

Он был странником индивидуализма, и не верил и противоречил универсальность. Это означает, что обобщенные характеристики для Уильяма не имеют большого веса и значения. Будучи также монахом-францисканцем (орден бедных и странствующих монахов), он часто применял свою теорию к богослужению.

Кроме бритвы Оккама, в узких кругах, монах Уильям является известным мыслителем и философом на темы религии, места человека в них и других теологических размышлений. Но мировую известность обрел он благодаря именно принципу философского отбрасывания ненужного, чтобы получить простейший вариант. Вообще, конкретное выражение монаха в переводе звучит приблизительно так: «Принципы, которые нужны, чтобы постигнуть истины просты, а все лишние сущности бытия необходимо откинуть».

Подобными мыслями изъяснялся и известный литературных герой Шерлок Холмс, который считал, что самый простой ответ – всегда верный. Это немного своеобразное трактованные метода Оккама, но все же имеет большую с ним схожесть.

Меняется мир, а вместе с ним и метод

Разумеется, сам Уильям не придумывал название для свих философских взглядов. Такой термин, который дошел до современного человека в том виде, в каком он есть, впервые упивался в книге Уильям Гамильтон (совпадение в имени выглядит весьма интересно). Его труд был опубликован в 1852 году, и лишь с того времени Бритва Оккама была официально названа привычным для всех сейчас термином.

Его концепции менялись, и трактовались по-разному в зависимости от того, кто писал или размышлял о нем. Художники приписывали оккамовские методы к красоте, чтобы достигнуть которую нужно отбросить все лишнее. Некоторые философы использовали «бритву» как искаженный синоним номинализма. Что само по себе весьма забавно, так как «автор» метода философской бритвы был противником универсалиев, чем по сути, и является номинализм.

К нынешнему году метод Оккама дошел также с некоторыми интерпретациями. Его концепция перешла сугубо на логическое мышление, и означает тот факт, что, если есть несколько логически верных решений, и они описывают одно и то же явление, следует выбирать максимально лаконичный вариант.

Также идея гласит, что, если старыми концепциями можно объяснить новое явление, нет смысла придумывать новые термины и витиеватые объяснения. В философии Оккама действовал похожий механизм, только относился он тогда по большей части к другим вещам. Что касается первого слова в термине – «бритва» — оно выбрано не просто так. Под этим словом подразумевается общепринятый фетовский термин устранения, отрезания и избавления он абсурдных, неправильных или практически невозможных ситуаций и умозаключений.

Опасная бритва не всегда бритва Оккама

Как же философское течение может перебазироваться на барбершоп и мужской стиль? А очень просто. Вернемся к корню вопроса: что такое бритва в концепции Оккама, и в реальности? Она означает одно и тоже: она убирает все лишнее, то что не нужно и мешает конечному правильному результату. Точно также и парикмахер удалят все ненужное и неподходящее, чтобы достигнуть хорошего и красивого результата.

Только в этом случае нужно добавить еще один термин – «борода Оккама». Она означает ухоженную бороду, без лишних ненужных деталей. Кроме того, так как Уильям был индивидуалистом, его принцип еще лучше ложится на бритье в барбершопе. Индивидуальность – вот залог хорошего подхода к форме бороды.

Поэтому термин бритвы Оккама применим и тут, пускай в не очень свойственной интерпретации. А опасная бритва, которой орудуют профессионалы в барбершопах, и является реальным эквивалентом философии средневекового монаха.

Бритва Оккама и пределы простоты

Семьсот лет назад в комментарии к религиозному трактату Вильям Оккам, монах-францисканец, написал, что «множественность никогда не должна постулироваться без необходимости». Такова бритва Оккама.

Вы могли бы подумать, что это немного гномично. Поначалу трудно понять, как он заслужил статус одного из самых ценных интеллектуальных инструментов в научной деятельности. Но в своей новой книге «Жизнь проста» Джонджо Макфадден провозглашает, что она изменит мир, «прорубая дебри средневековой метафизики, чтобы расчистить путь для современной науки». Короче говоря, это книга о поклонении героям, и, возможно, Макфадден прав.

Для большинства из нас бритва Оккама подобна стране, которую мы не можем точно указать на карте; мы знаем, что это как-то связано с простотой, но мы не уверены, что именно. Широко цитируемый в науке, но часто неправильно истолковываемый, для некоторых бесценный, намекающий на глубокие истины о природе знания. Для других это хуже, чем бесполезно. Старая линия, приписываемая Г. Л. Менкену, гласит, что на каждый сложный вопрос есть ответ, ясный, простой и неправильный.

В его основе лежит идея о том, что простота может каким-то образом помочь нам сделать выбор между конкурирующими теориями при прочих равных условиях. «Бесполезно делать с большим количеством то, что можно сделать с меньшим», как выразился Уильям в другом месте. Возможно, самая устойчивая путаница заключается в том, что это означает, что каждый раз выигрывает более простое решение против любой альтернативы. Более точным перефразированием может быть «не добавляйте осложнений, если в этом нет необходимости». Это по-прежнему оставляет много места для интерпретации, не в последнюю очередь относительно того, действительно ли все остальное между двумя конкурирующими теориями действительно одинаково, что дает нам одну из самых обсуждаемых — и, на мой взгляд, интригующих — эвристик. Ментальный ярлык или философская чаща? Вопросов об истинном использовании и значении бритвы предостаточно.

Однако сначала Макфадден отбрасывает их в сторону и начинает с человека, стоящего за метафорой, помогая Оккаму проявить себя как Уильяма, бесстрашного свободомыслящего, который урезал даже Аристотеля до размеров своей дерьмовой бравады; больший радикал, чья загробная жизнь как смутная абстракция означает, что его влияние считается само собой разумеющимся, но который вдохновил мать всех интеллектуальных революций. Мы обнаруживаем, что он был назван в качестве вероятной модели персонажа Уильяма Баскервиля, сыгранного в году «Имя розы» 9.0007 бывшего Джеймса Бонда, Шона Коннери, и, судя по этому рассказу, это звучит правильно. Папа, которого Вильгельм обвинил в ереси, вызвал его в Авиньон для суда и намеревался сжечь на костре, только для того, чтобы Бонда — я имею в виду Вильгельма — контрабандой переправили из-под папского носа глубокой ночью на корабль, к которому знает где, чтобы снова блеснуть бритвой.

Мы наблюдаем, как интеллектуальные стереотипы жестоко упрощаются, полностью исключаясь. Возьмем универсальные сущности, которые, по словам Аристотеля, существуют во всех вещах, — вишни с их сущностью вишни, отцы с некоторым общим, но неуловимым качеством отцовства. Эта метафизическая теория, как и связанная с ней теория форм, выдвинутая Платоном, вызывала философские споры на протяжении тысячелетий. Тем не менее, С удар идет Уильям: у отца нет универсальной сущности отцовства; отец — это просто мужчина с детьми, и это все определение, которое нам нужно.

В любом случае, если Бог всемогущ, он может делать вишни как хочет; «вишня» — это просто название, которое люди выбрали для них, говорит Уильям, помогая тем самым отличить мир Божий от мира обычных смертных — одна сфера веры и непостижимой истины, другая — человеческой мысли — и косая черта , освобождая науку думать, что она может, свободную от оков старой религии.

Настойчивое утверждение Аристотеля о том, что каждая вещь существует только в своем роде, означало, что даже линии и круги нельзя считать связанными, и что математика должна стоять отдельно от жизни. Слэш – продолжает Уильям, указывая на то, что вы можете размотать круговую веревку, чтобы сделать линию, тем самым сглаживая включение математики в науку, причем первая в конечном итоге проникает во вторую и направляет ее.

«Правда?» — спрашиваете вы, когда Макфадден накапливает интеллектуальные заслуги Уильяма, — можем ли мы честно приписать так много одному человеку? Но вы отбрасываете свои сомнения, чтобы насладиться поездкой, в то время как Уильям отправляет полученные мудрости, как злодеи в переулках мысли.

Большая часть 350 страниц рассказывает множество историй о том, как различные архитекторы различных научных прорывов обязаны Уильяму, с последовательностью имен и открытий, которая временами граничит с энциклопедической: Коперник, Кеплер, Галилей, Бойль, Ньютон, Мендель, Эйнштейн… и многие другие, преодолевая старые ошибки, открывая новые и изящные законы, объединяя вселенную каким-то упрощающим образом — fil rouge в истории науки от практикующего ученого, который явно хорошо разбирается в своем обширном материале.

Вот Вильям в 1320 г., предвосхитивший более чем на 500 лет, говорит Макфадден, теорию, сводящую разнообразие природы к простому процессу естественного отбора, действующего на случайные вариации: «Необходимость природы приводит к тому, что части у некоторых животных удобно устроено для здоровья в целом. Например, передние зубы острые и подходят для разделения пищи, а коренные зубы плоские и подходят для измельчения пищи… эти части не существуют из-за такого использования. Скорее, когда они возникают, животные выживают. Причина в том, что… эти части случайно становятся пригодными для сохранения животного.

«Путаница по поводу того, подразумевает ли бритва Оккама принципиально простую вселенную, преследовала эту идею на протяжении большей части ее долгой жизни»

Трудно не удивляться. Но после этого возвращается легкое беспокойство: ощущение, что всеобъемлющая история упрощающего гения Уильяма звучит слишком чудесно, чтобы быть правдой. Отчасти это связано с тем, что Макфадден до сих пор избегал большей части философских аргументов. Вместо этого читателя просят доверять историческим примерам эффективности бритвы, хотя некоторые задавались вопросом, действительно ли все эти примеры иллюстрируют упрощение.

Писатели должны делать выбор, иначе длинные книги станут длиннее. Но расплатой за это является относительное отсутствие философии, потому что, в конце концов, это идея, и вам может быть простительно разочарование, когда Макфадден вставляет в отрыв фразу: «Даже простота не так проста, как может показаться». сноска, указывающая на другую книгу Эллиотта Собера «Бритвы Оккама ».

Действительно, его титул Жизнь проста возглавлял мой список провокаций, поскольку даже Макфадден не верит, что Уильям имел в виду именно это. Бритва Оккама, пишет он в одном из немногих, кратких вылазок в дебри ее смысла, «вопреки многим ее хулителям, не настаивает на том, что мир прост, но только на том, что в рассуждениях о нем мы не должны умножать сущности сверх необходимости . Если существующие объекты не могут выполнять эту работу, вы можете свободно добавлять столько объектов, сколько необходимо, при условии, что они не являются «необходимыми»».

Если вы сейчас задаетесь вопросом, как мы должны определить, какая сложность необходима для оценки или постулирования научной теории, вы не одиноки. Непонимание того, подразумевает ли бритва Оккама принципиально простую вселенную, преследовало эту идею на протяжении большей части ее долгой жизни. Макфадден кажется ясным, что это не подразумевает ничего подобного. Научный писатель и автор Prospect Филип Болл соглашается: «Бритва Оккама никогда не предназначалась для того, чтобы сводить природу к какой-то красивой, скупой основе истины». Так что же делает Макфадден со своим титулом, явно противоречащим правилу своего героя?

Все становится ясно. Если бритва Оккама категорически не настаивает на том, что Вселенная проста, то Макфадден, оказывается, категорически настаивает. Он считает, что на самом деле это врожденная «бережливость» или даже «ленивость», выбирающая самый прямой путь к достижению жизни и жизнеспособной вселенной. Он называет это «сильным Оккамом», в отличие от «слабого Оккама», которого имел в виду сам Уильям.

Это укрепляющее средство. Простота становится тканью жизни и руководящим принципом науки, даже если мы никогда не узнаем, пришла ли наука к окончательному, окончательному описанию этой простоты. Слабый Оккам работает, думает Макфадден, потому что он клюет эту более глубокую истину. Для поддержки он частично опирается на аргументы вероятности: чем проще, тем вероятнее.

Он прав? Без понятия. Опять же, дело в книге в основном продается, а не взвешивается. Но это захватывающая мысль. Я думаю, что вопрос, который будет волновать обычных читателей, часто не дает покоя Оккаму. Что мы делаем с этим видением простоты? Как мы это используем? Подкрепляет ли это аргументы в пользу предпочтения более простых объяснений? Или только при определенных условиях?

«Чистая, гладкая теория обладает несомненной эстетической привлекательностью, но в сложности есть определенная изысканная красота»

Один выдающийся статистик — Эндрю Гельман, работающий в области социальных наук — ненавидит Оккама, считая его бесполезным для практических исследований. Когда Макфадден говорит о «жизни», он имеет в виду фундаментальную физику и биологию. Гельман интересуется общественной жизнью и политикой. Оккам работает для одного, но не для другого? Поскольку искушение распространить идеи простоты на всю толпу может в конечном итоге подпитать тоталитаризм, некоторое ощущение пределов кажется существенным.

Практическая жизнь, видимо, совсем не проста, и попытки упростить ее могут навредить. Афганистан, изменение климата, Covid? Даже физика может быстро достичь сложности. Рассмотрим скромную снежинку. Это просто? Да и нет. Его шестиугольная форма, по-видимому, является результатом наиболее эффективного природного способа соединения H ² Молекулы О. Но, как написал Кен Либбрехт: «Рост снежинок — это крайне нелинейное, неравновесное явление, для которого тонкие процессы на наноуровне могут сильно повлиять на развитие сложных узоров на всех уровнях. Понимание их формирования требует богатого синтеза молекулярной динамики, физики поверхности, нестабильности роста, формирования паттернов и статистической механики».

В итоге мы не можем сказать, какой получится даже одна проклятая снежинка. Даже простые механизмы, собранные вместе, быстро образуют путь к непостижимой сложности, которая, кстати, может быть столь же эстетически соблазнительной, как и простота. Изящная теория обладает несомненной эстетической привлекательностью, но изысканная красота может быть и в сложности, которая делает жизнь интереснее, делает природу более загадочной и избавляет нас от предсказуемости.

Эта сложность полностью согласуется с аргументом Макфаддена. Набор простых правил может иметь византийские, непредсказуемые последствия. Но в конце концов это означает, что книга вызывает столько же вопросов, сколько и ответов, тем более что в ней так мало места для сомневающихся или для реального рассмотрения контраргументов. И иногда вы задаетесь вопросом, был ли Макфадден в безудержном путешествии по предвзятости подтверждения, ища любую ссылку где угодно, которая предполагает слабое сходство с мыслью Уильяма о том, что он был отцом почти каждой великой научной идеи с 14-го века.

Но перед любовью Макфаддена к Уильяму трудно устоять. Если вы вообще интересуетесь историей идей, это потрясающее чтение. Даже после того, как вы несколько раз просмотрели другие материалы, чтобы лучше ориентироваться в полемике о том, для чего именно он хорош, Уильям, вероятно, по-прежнему остается смелой, оригинальной фигурой, заслуживающей места в Пантеоне, и Макфадден проделал огромную работу. услугу по привлечению более широкого внимания ко всему Уильяму и его влиянию. Короче говоря, Life is Simple захватывает. Но так ли проста жизнь и как Оккам может помочь, это уже другая книга.

Бритвы Оккама: Руководство пользователя | Отзывы | Notre Dame Philosophical Reviews

Книга Эллиотта Собера является долгожданным и впечатляющим вкладом в современную философию научной литературы по подтверждению и научному обоснованию. Бритва Оккама — это, грубо говоря, идея о том, что при прочих равных условиях следует отдавать предпочтение более простым или экономным объяснениям, гипотезам или моделям. Хотя идея о том, что простота является теоретической добродетелью, знакома ученым и философам, и существует некоторая философская литература по этой теме, книга Собера — единственная современная философская монография по этой теме, о которой я знаю. Более того, книга Собера четко написана, широка по своему охвату, чрезвычайно проницательна и, как правило, не боится соответствующих технических деталей, оставаясь при этом удобной для пользователя. Одним словом, эту книгу стоит прочитать.

Общая структура выглядит следующим образом: исторический обзор бритвы Оккама, критический анализ ведущих современных подходов, а затем изучение ряда конкретных аргументов из науки и философии, которые ссылаются на простоту или экономию как на основание для предпочтения одной гипотезы. или смоделировать поверх другого (что для удобства я буду называть «аргументами экономии»). Глава 1 состоит из обзора известных утверждений о бережливости из истории философии и истории науки. Цифры включают самого Оккама, Аристотеля, Коперника, Лейбница, Декарта, Ньютона, Юма, Канта и Максвелла. Из этого исторического обзора вытекают две основные темы. Во-первых, как следует из названия Собера, существует несколько версий бритвы Оккама. Таким образом, Собер отличает бритву молчания от бритвы отрицания. Первый рекомендует агностицизм в отношении причин, которые не нужны для объяснения явлений, в то время как второй рекомендует сделать вывод, что лишних причин не существует (стр. 59).). Вторая тема заключается в том, чтобы задокументировать тенденцию этих исторических личностей оправдывать бритву Оккама обращением к телеологии, приписываемой либо Богу, либо природе. Согласно такой точке зрения, более экономные гипотезы с большей вероятностью окажутся верными, потому что Бог или природа действуют наиболее совершенным, элегантным и, следовательно, эффективным образом, создавая множество явлений из нескольких основных причин (стр. 59–60). Следовательно, сдвиг в сторону секуляризма и отход от телеологической концепции природы в науке и философии в двадцатом веке привел к новым обоснованиям бритвы Оккама.

Название главы 2, «Вероятностный поворот», указывает на ведущую техническую основу, применяемую этими светскими философами и учеными для экономии. Здесь Собер различает две центральные «парадигмы экономии» для объяснения того, как простота может быть эпистемически значимой. «В первом случае более экономные теории имеют более высокие вероятности. Во втором экономия имеет отношение к оценке точности прогнозирования модели» (стр. 141). Эти две парадигмы объясняются более подробно ниже. Кроме того, глава 2 продолжает тенденцию исторического повествования главы 1. В то время как глава 1 частично представляет собой историю постепенного отхода от теистических или телеологических оправданий бережливости, глава 2 описывает аналогичный отказ от идеи, что более экономные гипотезы более вероятны, чем более сложные. Таким образом, обе «парадигмы бережливости» представляют собой подходы к обоснованию бритвы Оккама, не основанные на этом допущении. Остальные три главы посвящены аргументам экономии в конкретных контекстах.
Так, в главе 3 исследуется роль экономии в филогенетических выводах, сделанных биологами-эволюционистами, в главе 4 рассматривается экономия в аргументах о приписывании способности чтения мыслей шимпанзе, а в главе 5 рассматривается ряд аргументов о экономии, найденных в философской литературе по таким темам, как как атеизм, проблема разума/тела и номинализм.
Как следует из подзаголовка, одной из целей Sober является предоставление руководства для тех, кто сталкивается с аргументами экономии в науке или философии. Иногда такие аргументы имеют смысл, иногда нет, и книга Собера призвана помочь читателям увидеть разницу. Соответственно, книга также стремится защитить несколько общих философских моментов по своей теме. Из рассуждений Собера вытекают три общефилософских утверждения об эпистемологической релевантности бережливости.

Редукционизм : Экономия не является эпистемологической целью сама по себе, но должна быть оправдана обращением к какому-то независимому эпистемологическому стандарту.
Нецикличность : Аргументы экономии не должны предполагать, что мир прост или даже что более простые гипотезы с большей вероятностью верны, чем более сложные альтернативы.
Контекстуализм : Аргументы экономии неизбежно опираются на опровержимые, зависящие от контекста эмпирические предположения.
Эти три темы иллюстрируются тем, что Собер характеризует как две ведущие «парадигмы бережливости», упомянутые выше.
Первая парадигма опирается на закон вероятности. Согласно этому подходу, свидетельство E отдает предпочтение более простой гипотезе S по сравнению с более сложной альтернативой C тогда и только тогда, когда P(E|S) >
P(E|C). Таким образом, для оправдания бритвы Оккама в конкретном контексте требуется привести хороший аргумент в пользу того, что это неравенство сохраняется. Парадигма экономии правдоподобия равна редукционизм , потому что бережливость рассматривается как эпистемически значимая только в той мере, в какой она соответствует хорошо обоснованным оценкам относительной вероятности. Более того, это некруговое , так как подход не предполагает, что более простая альтернатива, S, верна, и даже не предполагает, что P(S) > P(C). И подход контекстуалистский , потому что аргументы о вероятностях неизбежно обращаются к вероятностным предпосылкам, правдоподобие или неправдоподобие которых зависит от особенностей рассматриваемого случая.
Собер называет вторую парадигму экономии «частотностью». Это обсуждение затрагивает более раннюю работу Собера в сотрудничестве с Малкольмом Форстером о взаимосвязи между информационным критерием Акаике (AIC) и экономией (например, Forster and Sober 1994). Аргументы, относящиеся к парадигме частотной экономии, пытаются показать, что предпочтение более простых гипотез может повысить ожидаемую точность прогнозов. Как и в случае с парадигмой правдоподобия, этот подход также является редукционистским, нециклическим и контекстуалистским. Он редукционистский, потому что рассматривает экономию как эпистемически ценную только в той мере, в какой она способствует повышению точности прогнозов. Он не круговой, потому что не предполагает, что более простые модели верны или что они более вероятны, чем сложные. Действительно, частотность вообще воздерживается от присвоения вероятностей моделям. Наконец, он является контекстуалистским, потому что обоснование утверждений о том, что предпочтение более простых моделей повышает ожидаемую точность прогнозов, зависит от существенных предположений, которые могут быть более или менее правдоподобными в зависимости от обстоятельств (стр. 133–135).
Парадигма правдоподобия привлекает наибольшее внимание и является основой для большинства анализов Соубером аргументов экономии. Подход Собера обычно заключается в следующем: а) указать метрику для оценки сравнительной экономичности гипотез определенного типа (например, количество регулируемых параметров, количество причин, количество изменений признаков в филогенетическом дереве и т. д.), б) определить набор достаточных условий для P(E|S) > P(E|C), где S является более экономичным, чем C, в соответствии с метрикой, и c) спросить, правдоподобны ли эти достаточные условия. Примеры включают «Теорему Райхенбаха» для объяснения общей и отдельной причины (стр. 106–108), анализ экономии при реконструкции филогенетических деревьев (стр. 169).-175), и проблема зла (стр. 246-251). Одним из основных выводов этого анализа является положительное утверждение о том, что могут быть веские эпистемологические причины для предпочтения более простых гипотез. И Собер поддерживает некоторые конкретные аргументы экономии, такие как тот, который он реконструирует для проблемы зла. Но всегда подчеркивается контекстуалистская тема: качество правдоподобия, истолковываемого аргументом экономии, неизбежно зависит от правдоподобия необходимых вероятностных предположений в данных обстоятельствах.
В целом я нашел анализ Соубером конкретных аргументов экономии (например, об интерпретации экспериментов по чтению мыслей у шимпанзе) очень рассудительным и проницательным. Более того, я думаю, что три его общие философские темы, выделенные выше, представляют собой ценный вклад, который должен стать основой для текущих дискуссий по этой теме. Тем не менее, у меня есть одна неудовлетворенность Бритвой Оккама . Это неспособность серьезно заняться текущими теоретическими представлениями о бритве Оккама, которые не принимают вероятность в качестве основного объяснительного понятия. Кевин Келли является самым известным сторонником такой позиции в современной литературе, утверждая в ряде публикаций, что эффективность поиска истины, а не вероятность, является ключом к оправданию бритвы Оккама (Kelly 2007; Kelly 2010; Kelly and Mayo-Wilson 2010). ).
Собер кратко рассматривает подход Келли, но быстро отвергает его по двум причинам: (1) он предполагает, что гипотезы проверяются одна за другой, тогда как статистическая проверка гипотез по своей сути является контрастной, и (2) что он включает в себя дихотомическое решение принять или отвергнуть гипотезу (стр. 151-152). Первое из этих возражений, по-видимому, относится к тому факту, что применение подхода Келли к статистическим случаям (а не к примерам, в которых гипотезы делают детерминированные предсказания относительно данных) все еще находится в стадии разработки. Я думаю, совершенно законно указать на это ограничение подхода Келли в его нынешнем виде. Но кажется неразумным отвергать этот подход на этих основаниях, поскольку это ограничение не может быть серьезной проблемой во всех случаях. Хорошими примерами могут служить аргументы экономии, касающиеся моделей Солнечной системы Коперника и Птолемея.
Второе возражение, на мой взгляд, довольно несправедливо, поскольку и правдоподобие, и парадигма частотности сходным образом предполагают дискретные сравнения. Таким образом, вероятностный подход направлен на то, чтобы показать, что вероятности предпочтительнее экономной гипотезы, а не более сложной альтернативы (т. е. что P(E|S) > P(E|C)), в то время как в частотной парадигме модель может быть предпочтительнее на основе оснований иметь более высокий балл AIC, чем альтернативы. В общем, задача обоснования бритвы Оккама состоит в том, чтобы указать эпистемологические основания, предпочитающие более простую гипотезу более сложной альтернативе. Результатом такого эксперимента является заявление о том, что более простая гипотеза S должна быть предпочтительнее более сложной альтернативы C. Выражается ли это предпочтение утверждением, что S принимается, одобряется или используется в качестве основы для предсказания не кажутся принципиальной разницей. Кроме того, Собер также не принимает во внимание критику, которую Келли выдвигает против вероятностного и частотного подходов к экономии. Одним из наиболее важных из них является то, что они основаны на вероятностных предположениях, которые часто трудно обосновать и часто ставят под сомнение (Kelly 2010). Опять же, я хотел бы увидеть взаимодействие с этим уголком литературы о бритве Оккама.
Но, несмотря на эти критические замечания, «Бритвы Оккама» — отличная книга, которую философы, ученые и все, кто интересуется рассуждениями об эмпирическом мире, должны внимательно прочитать.
ССЫЛКИ
Форстер, М. и Собер, Э. (1994). Как определить, когда более простые, более унифицированные или менее специальные теории обеспечат более точные прогнозы.