Что состоит из правовой идеологии и правовой психологии: Правовая идеология и правовая психология

Правовая идеология и правовая психология

Правосознание в своей структуре содержит правовую идеологию и правовую психологию.

Специфику правосознания по сравнению с другими областями сознания (политическим, нравственным, эстетическим и т.д.) составляют сознание и переживание связанности поведения с юридическими последствиями (мнимыми, действительными или желательными), соотнесение их с правовым регулированием, субъективными правами, юридическими обязанностями и санкциями.

Правовая идеология есть систематизированное научное выражение правовых взглядов, принципов, требований общества, классов, различных групп и слоев населения.

Она должна формироваться как процесс выявления теоретического сознания, координации и согласования различных общественных интересов через достижение социального компромисса. В этом случае правовая идеология будет содержать большой нравственный потенциал, подразумевающий приоритет прав и свобод личности, разделение властей, политический плюрализм, высокую роль суда как антипода команднобюрократическому управлению, что свойственно идеологически и экономически здоровому обществу с развитой общей и правовой культурой.

Правовая идеология обосновывает и оценивает существующие или возникающие правовые отношения, законность и правопорядок. В разработке правовой идеологии принимают участие юристы, политологи, экономисты, учитывающие конкретноисторические условия жизни общества, расстановку сил, уровень общественного сознания, социальную психологию, волю и интересы как большинства, так и меньшинства, другие факторы.

Правовая психология охватывает совокупность чувств, ценностных отношений, настроений, желаний или переживаний, характерных для всего общества в целом или конкретной социальной группы (групп). Она является наиболее непосредственным отражением жизненных отношений членов общества, составляющих нации, народности, различные группы и слои населения. Через правовую психологию реализуются: а) органически присущие правовой культуре обычаи и традиции и вообще все то, что вошло в привычку, в быт, в культуру личности; б) ее самооценка, т.е. умение критически оценить свое поведение с точки зрения его соответствия нормам права.

Самооценка может завершаться чувством удовлетворения своим поведением (деятельностью) или, наоборот, отрицательным отношением к нему, пониманием, что нарушены права, законность.

Самооценка может проявляться и в форме таких нравственных категорий, как стыд и совесть.

От уровня идеологической подготовки личности зависит возможность контроля ее над эмоциями и чувствами, умение «властвовать собой». Это свидетельство взаимосвязи и взаимообслуживания правовой идеологии и правовой психологии как структурных элементов правосознания.

Источниками и свойствами правовой идеологии и правовой психологии могут стать особо присущие Востоку и обусловившие прогресс Японии, Южной Кореи, а сейчас и Китая любовь к профессиональному труду, послушание начальству, исполнительность и дисциплина. И в то же время необходимо найти и закрепить в праве меру сочетания социальных гарантий личности и свободы личной инициативы, с тем, чтобы двигаться по пути формирования правового государства.

Итак, как элемент правовой культуры правовое сознание, включающее правовую идеологию и правовую психологию, представляет собой своеобразный фильтр, через который пропускаются все факторы, влияющие на право и правовое поведение (деятельность).

Современная идеология нашего народа и государства должна взять лучшее от прошлого, а также от настоящего и будущего. Идеология России никогда раньше не имела в качестве цели создание социально ориентированного государства и свободного рынка.

Теперь такая цель появилась. Ее достижению должны способствовать общественная нравственность, философия социальной защищенности граждан, социальная справедливость и юридическая наука, реализуемые через законодательно закрепленные функции государства. Рынок и частная собственность изначальны в человеческой истории, но они должны регулироваться государством с учетом особенностей национальной идеологии и психологии.

Урок 9. правосознание и правовая культура — Право — 10 класс

Право. 10 класс

Урок №9. Правосознание и правовая культура

Перечень вопросов, рассматриваемых на уроке:

1. Что такое правовое сознание?

2. Как формируется правовая культура?

Тезаурус:

Юридическая ответственность — предусмотренная нормами права обязанность субъекта правонарушения претерпевать неблагоприятные последствия.

Презумпция невиновности — один из основополагающих принципов уголовного судопроизводства, заключающийся в том, что лицо считается невиновным, пока его вина в совершенном преступлении не будет доказана в порядке, предусмотренном законом, и установлена вступившим в законную силу приговором суд.

Уголовная ответственность — один из видов юридической ответственности, основным содержанием которого выступают меры, применяемые государственными органами к лицу в связи с совершением им преступления.

Гражданско-правовая ответственность — последствия, возникающие на основании гражданского правонарушения.

Административная ответственность — вид юридической ответственности, который определяет обязанности субъекта претерпевать лишения государственно-властного характера за совершение административного правонарушения.

Дисциплинарная ответственность

— вид юридической ответственности, основным содержанием которой выступают меры (дисциплинарное взыскание).

Материальная ответственность — правовой термин, в общем случае обозначающий обязанность лица возместить ущерб, причиненный другому лицу.

Убытки — имущественные потери, наступившие в результате гражданского правонарушения.

Неустойка — вид санкции, которая применяется при неисполнении договорных обязательств.

Возмещение неустойки — выплата определенной денежной суммы за ненадлежащее исполнение обязательства.

Срок давности — временной период со дня совершения преступления и до момента вступления приговора суда в силу.

Крайняя необходимость — ситуация, когда лицо вынуждено для предотвращения значительного вреда причинить в качестве крайней меры менее значительный вред.

Ключевые слова: правовое сознание; правовая идеология; правовая психология; правовые знания; правовые эмоции; правовая установка; правовые ценности; правовая культура; правовой нигилизм; правовой идеализм; правовое воспитание.

Основная литература по теме урока:

Певцова Е.А. Право: основы правовой культуры: учебник для 10 классов общеобразовательных учреждений. Базовый и углубленный уровни в 2 ч. Ч.1/. Е.А. Певцова – М.: ООО «Русское слово» – учебник», 2017. –стр.161-171.

На уроке мы узнаем, что такое правовое сознание, правовая культура

Научимся решать типовые задания формата ЕГЭ на применение знаний ЕГЭ, касающихся правовой сознания и его структуры.

Сможем раскрывать сущность основных понятий.

Основное содержание урока

Правосознание — это форма общественного и индивидуального сознания, выражающая представления и чувства людей о праве и регулируемом им поведении.

Основные черты правосознания:

1. Является одной из форм общественного сознания;

2. Состоит из идей, теорий, чувств, эмоций, настроений и других компонентов;

3. Носителями компонентов правосознания являются различные субъекты права;

4. Обращено не только к настоящему, но и к прошлому, и к будущему;

5. В отдельные периоды развития общества является формой права;

6. Ориентирует субъектов права в социально-правовых ситуациях, позволяет им делать соответствующий (не всегда правомерный) выбор и принимать юридически значимые решения, т.е. выступает своеобразным «внутренним механизмом» регулирования деятельности людей.

Функции правосознания:

1. Познавательная, ей соответствует определенная сумма юридических знаний.

2. Оценочная, суть ее в определенном отношении личности к разным сторонам и явлениям правовой жизни на основе опыта и правовой практики. Это отношения к праву и законодательству, к правовому поведению окружающих, к правоохранительным органам, к своему правовому поведению.

3. Регулятивная. Эта функция осуществляется посредством правовых установок и ценностно-правовых ориентаций.

Структура правосознания:

1. Правовая идеология, олицетворяющую преимущественно результаты абстрактного мышления и включающую концептуально оформленные понятия и идеи о необходимости и роли права, его функциях и ценности, его обеспечении, совершенствовании, методах и формах проведения в жизнь; это наиболее видимая, активная часть правосознания.

2. Правовая психология, состоящую преимущественно из созерцательных моментов познания, психологического восприятия правовых реалий: чувств, эмоций и переживаний людей, связанных с правом; она является менее заметной, но более устойчивой, консервативной частью правосознания.

3. Поведенческие факторы, в которых «цементируются» интеллектуальные, идеологические и психологические элементы. Эти факторы, выражаясь в мотивах, целях, внутренних установках и конкретных волеизъявлениях в регулируемых правоотношениях, во многом определяют правомерность поведения субъектов права.

Правовая культура общества – общий уровень знаний и отношение общества к праву.

Правовая культура личности представляет собой знание и понимание права, а также действия в соответствии с ним.

Правовой нигилизм. Он выражается в девальвации права и законности, осознанном игнорировании требований законов или недооценке их регулирующей социальной роли.

Проблема правового нигилизма является одной из самых актуальных в новейшей России. В качестве специальных средств сведения его к минимуму следует обозначить:

1. обеспечение должного качества принимаемых законов;

2. соблюдение самими государственными органами и должностными лицами требований закона;

3. улучшение деятельности всей правоохранительной и судебной системы;

4. улучшение правового воспитания населения, профессионального обучения и воспитания юристов, других должностных лиц.

Развитое массовое правосознание, зрелая правовая активность отдельных граждан являются основой верховенства права в цивилизованном обществе, фундаментом правового государства. Поэтому воспитание правосознания граждан — необходимая часть профилактики правонарушений, борьбы с преступностью в современных условиях.

Правовое воспитание представляет собой целенаправленное и систематическое воздействие на сознание и культуру поведения членов общества, осуществляемое в целях выработки у них чувства уважения к праву и привычки соблюдения права на основе личного убеждения. При этом наиболее эффективный результат достигается через осознанное усвоение индивидом основных положений права.

К средствам правового воспитания относятся: правовое обучение; правовая пропаганда; юридическая практика; самовоспитание.

Правовое обучение заключается в передаче, накоплении и усвоении знаний, принципов и норм права, а также формировании соответствующего отношения к праву и практике его реализации, умении использовать свои права, соблюдать запреты и исполнять обязанности.

Разбор типового тренировочного задания

Используя конспект урока, найдите и выделите цветом правовые термины.

Не спались!

Не спались!

46.Структура правосознания
В структурном отношении правосознание состоит из двух элементов: научного правосознания (правовой идеологии) и обыденного правосознания (правовой психологии).
1. Правовая идеология — это система взглядов и представлений, которые в теоретической форме отражают правовые явления общественной жизни. Теоретическое отражение правовых идей и взглядов содержится в научных исследованиях по вопросам государства и права, их сущности и роли в общественной жизни. Поскольку в них содержатся объективные выводы и обобщения, это позволяет государству и его органам эффективно использовать их в правотворческой и правоприменительной деятельности.
2. Правовая психология — это совокупность чувств, привычек, настроений, традиций, в которых выражается отношение различных социальных групп, профессиональных коллективов, отдельных индивидов к праву, законности, системе правовых учреждений, функционирующих в обществе. Правовая психология характеризует те переживания, чувства, мысли людей, которые возникают в связи с изданием норм права, состоянием действующего законодательства и практическим осуществлением его требований. Радость или огорчение после принятия нового закона, чувство удовлетворения или неудовлетворения при реализации конкретных норм, нетерпимое или равнодушное отношение к нарушениям правовых предписаний — все это относится к области правовой психологии.
На содержание правовой психологии, уровень ее зрелости значительное влияние оказывает внедрение в сознание людей научных представлений о правовых явлениях общественной жизни.
Общественное и индивидуальное правосознание. Общественное правосознание обобщает правовые взгляды, идеи, традиции, которые вырабатываются отдельными людьми (индивидами). Научное правосознание и правовая психология не существуют вне сознания отдельных личностей. Они включают все то типичное, наиболее существенное, что содержится в правовом сознании индивидов.
Индивидуальное правосознание — это чувства и представления о праве конкретной личности. Общественное правосознание развивается через правосознание отдельных индивидов. Однако оно неизмеримо богаче, чем правосознание индивида, так как отражает правовую жизнь общества в целом. Индивидуальное правосознание не может охватить всего многообразия правовых явлений различных периодов жизни общества — оно отражает лишь отдельные, существенные черты. Правосознание конкретного человека складывается под влиянием тех условий, в которых он живет и работает. А так как условия жизни индивидов различны, то это сказывается и на их правосознании. Вот почему правосознание одного человека может быть глубоким, содержать научную оценку правовых явлений, а другого — ограниченным, отстающим от общего уровня общественного правосознания. Очень важно учитывать различия в уровне правосознания отдельных людей при организации работы по правовому воспитанию.

Концепция исследования психологии группового правосознания осужденных — Психология и право

В отечественной науке изучение психологической стороны правосознания началось в 60-е гг. XX в. В гуманитарных науках произошло некоторое ослабление идеологического пресса, что способствовало росту интереса ученых к изучению различных сторон общественной жизни, механизмов взаимодействия общества и личности, в том числе и в области права. С опорой на марксистскую философскую литературу, в которой доминировали представления о том, что дифференцированность общественной психики на общественную идеологию и общественную психологию проявляется во всех видах общественного сознания, в том числе и в сознании правовом; в качестве основных элементов правосознания были выделены правовая идеология и правовая психология.

Эмпирическое изучение социально-правовой психологии серьезно осложнялось следующими обстоятельствами: взглядами на эти элементы правосознания как на вторичные по отношению к правовой идеологии; различными мнениями об элементах правосознания и их соотношении; отсутствием в отечественной социальной психологии теоретико-методологических подходов, адекватных задачам эмпирического изучения реального содержания психологии больших социальных групп. Все это способствовало тому, что количество теоретических исследований в данной предметной области существенно превалировало над количеством эмпирических исследований.

А.Р. Ратинов и Г.Х. Ефремова решительно выступали против отождествления правосознания исключительно с правовой идеологией. В конце 1980-х гг. ими были проведены широкомасштабные исследования по изучению содержания правовой психологии населения, в том числе лиц, отбывающих наказание в местах лишения свободы [8]. Решение проблемы разработки методологических подходов к эмпирическому изучению психологии правосознания принципиально отличалось от исследований, проводимых ранее.

Критикуя упрощенные взгляды правовой науки на структуру правосознания, исследователи указывали на то, что в действительности она имеет вид множества сложных образований. Определение психологии правосознания как совокупности оценочных отношений к праву, правовому поведению людей, правоохранительным органам и их деятельности, собственному правовому поведению позволило органично объединить психологические ценностно-смысловые отношения к правовым явлениям и правовоззренческие компоненты в области права. Результатом описанного цикла исследований стала разработка одного из разделов юридической психологии — «Психология нормативно-правовой регуляции человеческого поведения, теория правосознания и правовая психология» — как частнонаучной теории юридической психологии [9].

В начале 1990-х гг. значительно сократилось количество исследований в области психологии правосознания. При этом видные отечественные специалисты считают изучение психологической проблематики правосознания приоритетной задачей юридической психологии на современном этапе ее развития. М.И. Марьин относит психологию правосознания к наиболее востребованным и значительным, ведущим направлениям современной психологии [10]. По мнению М.И. Еникеева, существует острая необходимость в изучении правосознания в условиях формирующегося правового государства [7]. О.Д. Ситковская указывает на то, что ключевой задачей юридической психологии является анализ социально-психологических факторов формирования и развития правового сознания и правовой культуры [13].

Произошедшие за последние десятилетия значительные изменения в области государственного устройства страны обострили традиционную для России проблему низкой правовой культуры населения и широкого распространения в обществе правового нигилизма. Повышение роли права как важного регулятора социального поведения людей является одной из приоритетных задач для современного российского общества. Для ее решения была разработана Государственная политика Российской Федерации в сфере развития правовой грамотности и правосознания граждан, направленная на формирование высокого уровня правовой культуры населения, традиции безусловного уважения к закону, правопорядку и суду, добропорядочности и добросовестности как преобладающей модели социального поведения, а также на преодоление правового нигилизма в обществе.

Поставленные задачи по повышению уровня правосознания и правовой культуры населения диктуют для юридической психологии необходимость активизировать исследования в области изучения психологии правосознания населения. Несмотря на очевидный запрос со стороны государства и общества на проведение исследований по изучению различных аспектов правовой психологии, приходится констатировать, что научных работ в данной сфере явно недостаточно.

В.М. Поздняков отмечает, что разработка проблематики правосознания оставлена за юристами, а юридической психологии при этом отведена роль «обслуживающей» дисциплины [11]. Рассматривая методологические проблемы современной юридической психологии, О.Д. Ситковская акцентирует внимание на том, что психология и отрасли психологического знания, с одной стороны, теория права и ее отрасли — с другой, исследуют качественно различные группы процессов и явлений и используют для этого различные методы. Юридическую психологию необходимо рассматривать как отрасль психологии, а ее предметом являются закономерности, механизмы психической деятельности и поведения людей в сфере регулируемых правом отношений [12].

Во второй половине 1990-х гг. актуализируются исследования по данной проблематике, когда после отмены идеологических догм к изысканиям в данной области подключились отечественные социальные психологи. В качестве теоретического обоснования исследований содержания психологии правосознания была выбрана концепция социальных представлений, разработанная французским социальным психологом С. Московичи. Исследователей привлекла позиция ученого, считающего, что психология всегда занимала ведущее место в системе всех социальных отношений — экономических, политических, правовых, что она есть их аккумулированное выражение. Произошедшие в России реформы способствовали тому, что на смену идеологизированному мировоззрению пришла психология. Кроме того, по мнению исследователей, Россия всегда была страной, где преобладали идеи и представления, т. е. они имманентны российскому сознанию [1].

Правосознание стало рассматриваться как совокупность социальных представлений о правовых объектах и явлениях. Привлечение теории социальных представлений в качестве методологической основы изучения психологии правосознания позволило изучать его содержание с учетом культурного контекста, исторической и политической специфики российского менталитета. Правомерность рассмотрения правосознания как совокупности социальных представлений в правовой сфере обосновывается тем, что большинство традиционно выделявшихся в отечественной психологии форм общественного сознания, кроме науки, образованы совокупностью соответствующих представлений [2].

Анализ современного состояния исследований в области психологии права позволяет констатировать усиление интереса к изучению психологии правосознания в рамках социальной психологии, в то время как в юридической психологии исследования в данной области практически прекратились. Несмотря на очевидную актуальность изучения особенностей восприятия явлений в области правовой действительности такой специфической социальной группой, как лица, отбывающие уголовные наказания, наблюдается дефицит современных психологических исследований правового сознания осужденных. Теоретико-методологический потенциал современных социально-психологических теорий может быть задействован и в юридико-психологических исследованиях правосознания осужденных.

Для решения вопросов, связанных с теоретико-методологическим обеспечением разработки проблемы психологии группового правосознания осужденных, необходимо на основе интеграции традиционного для юридической психологии ракурса исследований правосознания с современными теоретико-методологическими подходами к изучению психологии больших социальных групп разработать концепцию исследования психологии группового правосознания осужденных.

Подчеркивая теоретико-прикладной характер юридической психологии, О.Д. Ситковская отмечает, что эффективность практических рекомендаций во многом связана с уровнем разработки ряда конкретных проблем в смежных отраслях науки. «Особенно тесны связи с социальной психологией, ибо многие психолого-правовые проблемы имеют социально-психологический аспект» [13, с.  337]. Концептуальная проработанность такой интеграции предоставляет возможность в полной мере реализовать социально-психологический подход в юридической психологии. А.М. Столяренко указывает на то, что подавляющее число юридико-психологических проблем не может быть понято и разрешено вне социально-психологического контекста [15].

По мнению отечественных социальных психологов, теория социальных представлений является феноменом, наиболее подходящим для изучения сознания общества и отдельных групп в условиях социальных изменений. А.В. Юревич подчеркивает, что с момента своего появления концепция социальных представлений была направлена на то, чтобы рассматривать социальные отношения в совокупности, в полном объеме социального контекста, не дробя их на составные элементы и не лишая их смысла. С. Московичи полагал, что психология должна стать социально релевантной наукой. Социальная релевантность психологии отождествлялась с ее активным участием в решении важнейших социальных проблем, а также выполнением мировоззренческой функции, а именно — выработкой и трансляцией в массовое сознание общего образа общества и происходящего в нем. Авторами концепции ставилась задача сделать понятие социальных представлений удобным инструментом анализа социально-психологических процессов [20].

Одна из ключевых идей С. Московичи состоит в том, что социальное представление конструирует реальность не только для отдельного индивида, но и группы. Г.М. Андреева указывает на то, что социальное представление воздействует на группу, оказывая влияние на тех членов группы, которые в недостаточной степени адаптированы к групповому контексту. Социальное представление выработано группой в ее прошлом опыте и на основании поступившей к ней из общества различной информации. Принятие членом или всей группой некоторой совокупности представлений способствует тому, что члены группы в большей степени «проникнутся» целями группы и начнут более полно разделять эти цели [3].

Социальные представления помогают человеку и группе, в которой он состоит, создать понятную и непротиворечивую картину окружающей действительности. Идеи С. Московичи о том, что социальные представления возникают в ответ на угрозу стабильности группы, ее благополучию, что социальные характеристики группы влияют на особенности конструируемых представлений, а сконструированные представления образуют новую социальную реальность жизни группы, определяют ее жизнедеятельность, могут оказаться чрезвычайно плодотворными при изучении психологии правосознания осужденных.

Привлечение теории социальных представлений в качестве методологической основы изучения психологии правосознания не противоречит положениям частнонаучной теории правосознания А.Р. Ратинова и Г.Х. Ефремовой, раскрывающей содержание социально-правовой психологии. Представленный в данной теории подход к определению психологии правосознания как «сплава» оценочных отношений к разнообразным явлениям правовой действительности имеет много общего с положениями теории социальных представлений.

Большое внимание в концепции С. Московичи уделяется рассмотрению социальных функций представления. Обращение к методологии социального представления позволяет выявить и описать специфику содержания социальных представлений, являющихся структурными составляющими психологии группового правосознания осужденных, а также проанализировать выполняемые ими ключевые функции, помогающие сообществу осужденных познавать правовые явления, адаптировать совершающиеся события к уже имеющимся, вырабатывать совместные ценности, регулирующие поведение членов группы.

В современной отечественной психологии А.Л. Журавлевым обоснована актуальность и перспективность исследования больших социальных групп как коллективных (групповых) субъектов [5]. Отмечается, что вычленение субъектных характеристик больших социальных групп существенно дополнит понимание их психологии, поможет изучить вопросы, связанные со становлением, функционированием и развитием этих групп, будет способствовать пониманию глубинных изменений, происходящих в современном российском обществе [6].

В исследованиях, проведенных в советский период, правосознание осужденных не рассматривалось как групповой феномен. Под групповым правосознанием понималась сфера общественного сознания, включающая правовые представления, оценочные отношения, установки, которые типичны, существенны для рассматриваемой общности людей, которая может быть представлена либо всем обществом, либо определенной социальной группой. Отмечалось, что о групповом правосознании можно говорить применительно к тем общностям, возникновение и существование которых основано на реальных связях и отношениях, на существенных признаках близости, когда групповые интересы, отношения и характер деятельности юридически значимы [8].

Осужденные не признавались такой социальной группой в силу идеологических причин, не позволяющих считать их общностью лиц, имеющих близкие интересы, отношения внутри своего сообщества и осуществляющих деятельность, результаты которой имеют признаки юридической значимости. Таким образом, указанные исследования правосознания осужденных нельзя в полной мере считать изучением именно группового правосознания, поскольку влияние на его содержание групповых процессов не рассматривалось.

Опередил исследования того времени Г.Ф. Хохряков, акцентировавший внимание на том, что, попадая в места лишения свободы, осужденные остро осознают тот разрыв, который образовался между ними и обществом, понимают, что значимость их личности в глазах общества понизилась. Нахождение в условиях социальной эксклюзии помогает осужденным объединиться, осознать себя общностью людей, связанных похожей судьбой («мы»). Осознание осужденными своей принадлежности к сообществу «мы» сплачивает их и способствует пониманию необходимости поддерживать членов своей группы для соблюдения интересов своей общности [19].

Общность осужденных как группа, использующая для организации социальной жизни внутри (своей группы) ценности и нормы, разделяемые всем сообществом, обладающая такими признаками групповой субъектности, как взаимосвязанность членов группы, совместная активность и групповая саморефлексивность, в полной мере является групповым субъектом. Отметим, что, обладая всеми признаками субъектности, общность осужденных не направлена на создание позитивного проекта социального устройства и является носителем негативного группового сознания.

Можно констатировать необходимость изучения психологии правосознания осужденных через призму влияния на его формирование, содержание и функции особенностей данной социальной группы и отсутствие подобных исследований. Рассмотрение группового правосознания как атрибута коллективного субъекта (общности осужденных) позволит рассмотреть не только особенности содержания ментальных репрезентаций правовых явлений у членов данной группы, но и изучить условия их конструирования и выполняемые функции. Применение субъектного подхода делает возможным изучение закономерностей образования психологии группового правосознания осужденных.

В рамках субъектного подхода внешними условиями конструирования субъектом социальных представлений выступают характеристики общественно-политической ситуации, в которой осуществляется жизнедеятельность большой социальной группы. В современной России актуальная общественная ситуация представляет собой совокупность кардинальных социальных преобразований во всех сферах общественной жизни и их последствий [5].

Комплекс внешних условий образования группового правосознания осужденных определяется актуальной общественной ситуацией в сфере правоотношений, тесно связанной с историческими и культурно-мировоззренческими особенностями правового сознания россиян. В качестве внутренних условий образования группового правосознания осужденных выступают социально-психологические особенности данной общности как группового субъекта [18].

Усвоение осужденными антиобщественных взглядов и установок происходит в процессе общения и взаимодействия внутри группы. «Деформация социальных отношений складывается и проявляется в ходе межличностного, группового и массового общения. Именно в процессе общения, а не в вакууме происходит искажение норм, стереотипов, ценностей, установок» [16, с.  11]. Теория деформации социальных отношений А.Н. Сухова [14] позволяет изучать восприятие и отношение различных социальных групп к отклонениям от общепринятых правовых и нравственных норм, регулирующих отношения в сфере государства и общества.

В местах лишения свободы, находясь в сообществе лиц, не желающих признавать легитимным правовое устройство общества, осужденные все больше отдаляются от легальных способов регулирования взаимоотношений между людьми и начинают ориентироваться на нормы поведения, принятые в тюремной общности. Интенсификация межличностной коммуникации в условиях социальной изоляции, действующие в среде осужденных универсальные нормативные и понятийные системы, регулирующие их повседневную жизнь, способствуют процессу конструирования социальных правовых представлений, посвященных осмыслению значимых для данной общности правовых явлений.

Рассматривая стратегии исследования социальных представлений, И. Б. Бовина указывает на большое разнообразие приемов и методов, их эклектичное использование. Отмечается, что применяются качественные, количественные и смешанные стратегии, а такое многообразие подходов оправдано природой изучаемого объекта, теми аспектами, которые попадают в фокус внимания исследователей. Автор делает вывод о возможности интеграции исследований, выполненных в рамках теории социальных представлений в несколько отличающихся методологиях.

И.Б. Бовина акцентирует внимание на том, что представители трех основных школ социальных представлений используют для их изучения хорошо известные социально-психологические и социологические методы (опрос, анализ документов, эксперимент, шкалирование, проективные методы и др.). Отмечает, что изучение именно социальных представлений накладывает определенную специфику на каждый из этих методов, предполагает поиск новых методических приемов и техник. В фокусе ее внимания оказались подходы, разрабатываемые в рамках школ Экс-ан-Прованса и Женевы, обогатившие теорию социальных представлений разработками в области изучения когнитивных структур, предполагающими специальные методики их анализа [4].

С учетом специфики изучаемых феноменов для эмпирического изучения содержания психологии группового правосознания осужденных были подобраны методические комплексы, позволяющие выявить и описать составляющие социальных представлений. В частности, для этого использовались методы и процедуры, применявшиеся в социально-психологических исследованиях по изучению правосознания россиян; процедуры изучения социальных представлений, разработанные в рамках школ Экс-ан-Прованса и Женевы и апробированные в отечественных исследованиях. Также для проведения эмпирического исследования был разработан авторский инструментарий [17], прошедший апробацию в исправительных учреждениях различных регионов страны и в дальнейшем скорректированный с учетом полученных эмпирических данных.

Таким образом, на основе интеграции частнонаучной теории правосознания, теорий социальных представлений и деформации социальных отношений, субъектного подхода разработана концепция исследования психологии группового правосознания осужденных. В рамках указанной концепции психология группового правосознания осужденных рассматривается как атрибут коллективного субъекта, сложный социально-психологический феномен, состоящий из совокупности вырабатываемых и разделяемых общностью ментальных репрезентаций в правовой сфере, с помощью которых сообщество осужденных конструирует собственную систему отношений к правовой реальности для адаптации к ней и объяснения собственного правового поведения.

Журнал Международная жизнь — Архив 10 номера 2018 года Интеграционные тенденции Беларуси: право и политика

В последнее время особый интерес вызывает интеграционное взаимодействие Беларуси с зарубежными странами и целыми регионами. Западные и российские партнеры поочередно высказывают свои предположения о том, с кем и «против кого» будет «дружить» Беларусь.

Белорусская геополитика и интересы России

Действительно, геополитическое положение этой небольшой (даже по европейским меркам) страны предполагает наличие известной доли обеспокоенности у ее соседей. Республика Беларусь находится в самом центре Евразии, выполняя роль определенного форпоста на границе между Россией и Европейским союзом. Поэтому желание перетянуть Беларусь на свою сторону возникает как у европейских, так и у российских политиков. Но если политическая элита России достаточно последовательно и спокойно выстраивает партнерские отношения с Беларусью, то западные политики пытаются использовать этот форпост, раскачивая внутреннюю ситуацию в стране. При этом применяются уже достаточно апробированные в мировой практике методы «цветных революций», правда не всегда подходящие для белорусской ментальности.

Вместе с тем чувствуется излишняя успокоенность российских партнеров, объясняемая исторической привязанностью Беларуси к России, общностью культурных, этнических корней этих стран. На фоне гарантированной идиллии относительно перспектив развития отношений обоих государств появляются, казалось бы, ничего не значащие мелкие конфликты типа запретов Россельхознадзора на ввоз белорусской молочной продукции, корректировки цен на газ или объемов поставки нефтяного сырья. Конечно, в этом нет ничего из ряда вон выходящего, тем более что весь цивилизованный мир живет по прагматичным законам экономики. Но постепенно, как бы незаметно для белорусских и российских политиков, рядовых граждан этих стран изменяется квинтэссенция добрососедских отношений, переводимая из идеи «жизнь свою положити за други своя» в разряд меркантильной политики экономического свойства, что, кстати, характерно для западного общества. Не просматривается ли здесь применение новой методики «расстраивания» устоявшихся отношений между друзьями, методично превращаемыми в партнеров? Если да, то какой контрмеханизм следует приводить в действие и какие методики для этого нужно использовать?

Во-первых, нет необходимости придумывать новые средства взаимодействия между традиционными партнерами. Философия общинного устройства жизни наших народов помогает определиться в главном — в важности интегрирования прежде всего сфер общественной жизни. Нет нужды создавать общие политические институты и писать различного рода союзные конституции. Даже опыт Европы показал нам обреченность идей интеграции, если они переводятся в разряд жесткой политической идентификации (речь, конечно же, идет о провальном договоре, учреждающем Конституцию для Европы 2004 г.).

Нашим законодателям необходимо согласовывать не только доктрины унификации национальных законодательств в рамках имеющихся интеграционных объединений, но и планы, проекты законотворческих работ, проводимых внутри своих стран. Скажем, в Государственной Думе планируется принятие закона о государственном контроле. Такого же рода мероприятия должны проводиться и в Палате представителей Республики Беларусь. Причем необходимые действия должны касаться не только факта рассмотрения этих документов в обоих законодательных органах, но и содержания законопроектов. Представляется, что данная деятельность должна быть активизирована посредством Парламента Союзного государства, основная задача которого в настоящее время — принятие законов союзного уровня. Договором предусмотрено, что Парламент содействует унификации законодательства государств-участников. Но формы и методы данного рода деятельности должны прежде всего определяться потребностями национальных парламентов Беларуси и России.

Во-вторых, немаловажное значение имеет интеграция в сфере правоприменения. Сотрудничество в рамках Конвенции о правовой помощи и правовых отношениях по гражданским, семейным и уголовным делам 2002 года (Кишиневской конвенции) касается взаимоотношений между всеми государствами СНГ, подписавшими этот документ. С учетом степени интеграционного взаимодействия Российской Федерации и Республики Беларусь должны создаваться и соответствующие механизмы. Достаточно сказать, что на сегодняшний день отсутствует специальный договор о правовой помощи между нашими странами. Конечно, можно возражать относительно необходимости такого документа, учитывая наличие других механизмов и степеней свободы во взаимоотношениях этих государств. Но тогда вопросы технократического свойства, которые как раз и призваны регулировать данного рода документы, будут решаться посредством целой массы технических регламентов, условий, разово устанавливаемых правил.

Нужно сказать, что общемировые тенденции свидетельствуют об усилении технократической составляющей в отношениях между государствами. Само право становится одним из технологических средств качественного общения между странами и народами. Содержание правовых норм перестает быть индивидуальным для национальной правовой системы. Процессы унификации, определяемые потребностями социальной глобализации, приводят к тому, что государства устанавливают одинаковые правила игры во многих сферах общественного регулирования. Возникает потребность в согласовании, взаимном исполнении этих правил на территории сопредельных государств. Поэтому можно иметь прекрасные однотипные средства правового регулирования, но исполнить вынесенные решения часто не представляется возможным, прежде всего по причине отсутствия согласованных механизмов между государствами.

В-третьих, огромную роль в усилении интеграционного влияния Беларуси и России на мировое сообщество будут оказывать компоненты идеологического плана. Речь не идет об искусственно создаваемой общей государственной идеологии. Есть определенные компоненты идеологии Союзного государства, которые еще далеки от объединения в стройную систему. Кроме того, важным представляется формирование элемента и общей правовой идеологии. С распадом СССР оказались разорванными некогда единые правовые школы. Подготовка юридических кадров, в том числе и высшей квалификации, осуществляется в разных плоскостях идеологического восприятия как национальных правовых систем, так и формирующейся правовой системы Союзного государства.

Ситуация осложняется еще и по причине разного отношения к Болонской системе подготовки кадров, которую Российская Федерация уже восприняла и даже пытается реформировать в своих условиях. Республика Беларусь формально была принята в Болонский процесс лишь в мае 2015 года. Изменения в Кодексе об образовании, которых ожидала общественность, еще не приняты, и таким образом в Беларуси остается прежняя советская система подготовки специалистов-юристов. Поэтому формирование юридических элит происходит не просто неравномерно, но и разными способами и в различных формах. В связи с этим остро стоит вопрос о необходимости создания общих специализированных советов по защите диссертаций юридического профиля, большей открытости систем паритетного безвозмездного оказания услуг по подготовке кадров высшей юридической квалификации в Российской Федерации и Беларуси.

Континентальный характер белорусского права

Немаловажным компонентом в формировании правовой идеологии является ориентация национальных правовых систем на заимствование правового опыта регулирования общественных отношений, сложившегося в других странах. Возникают вопросы относительно идентичности восприятия зарубежного правового опыта из одного или разных источников, характера этого источника (или источников), а также степени обоюдного заимствования правового опыта друг от друга.

Если оценивать типологию белорусской правовой системы, то традиционно все исследователи указывают на романо-германскую ориентацию правовых традиций Беларуси [7, с. 87; 14, с. 65]. Что это означает в интеграционном смысле и с точки зрения права, и самое главное — с позиций политики? В правовой системе Беларуси сложились однотипные с российской правовой системой подходы относительно трех компонентов социального регулирования: кодифицированного права, парламентского нормотворчества и судебного типа правоприменения.

Что касается правовых норм, то их содержание допускает различия. Например, могут отличаться сроки уголовных санкций, размеры пошлин и налоговых платежей в Республике Беларусь и России и т. д. Но остается главным принцип регулирования общественных отношений с помощью традиционных источников права, в основном посредством законов и других нормативных правовых актов, действие которых затрагивает неограниченное число случаев и субъектов правоотношений. Перейдет ли в этом плане Беларусь на другие позиции? Тенденции последнего времени заставляют отвечать на подобный вопрос не слишком однозначно. С принятием закона «О нормативных правовых актах в Республике Беларусь» в правоприменительной системе Беларуси возросла роль судебных источников права. Так, в соответствии со ст. 2 данного закона, акты Конституционного и Верховного судов Республики Беларусь признаны самостоятельным источником права [8]. Кроме того, доктрина допускает активное влияние на правотворческий процесс публичных органов. Достаточно вспомнить указания Президента Беларуси относительно дела о «пуховичских убийцах», когда подозреваемые были освобождены из-под стражи [9].

В системе традиционных источников права Беларуси появляются источники, нехарактерные для современного романо-германского права, например директивы и декреты Президента Республики Беларусь. Все это говорит не о какой-то особой роли главы государства, а об определенных тенденциях, происходящих в правосознании белорусского общества, которое, с одной стороны, перенимает правовой опыт Запада, а с другой — стремится урегулировать возникшие правовые отношения нетрадиционными способами.

Одновременно имеет место отказ правовой системы Беларуси от ряда установок континентального права, к которым Россия продолжает испытывать традиционную приверженность. Белорусское право формируется как симбиоз нескольких правовых культур, представляющий собой совокупность и романо-германских, и скандинавских компонентов. Речь идет и о способах кодификации законов, и об усилении судебного компонента в системе законодательства и т. п. Достаточно сильны традиционные связи Беларуси и с западными партнерами Прибалтийского региона. Поэтому идеи «Восточного партнерства» и одновременно реализация ряда проектов прибалтийской сферы подталкивают белорусскую юридическую элиту к заимствованию скорее не российского, а европейского правового опыта своих соседей. Можно сказать, что даже в большей степени российские политики нацеливают собственный электорат на внедрение многих составных элементов правового опыта Беларуси. Это касается и практики местного самоуправления, и ряда избирательных компонентов, и даже конституционных отношений при реализации принципа разделения властей.

Правосознание белорусского этноса

Большую роль в формировании интеграционного будущего Беларуси будет определять компонент правосознания белорусского этноса. Это звено, как известно, представлено двумя составляющими — правовой идеологией и правовой психологией.

Идеологическое звено правосознания белорусов основано на общей идеологии белорусского государства. Такой предмет преподается в учебных заведениях. Издан ряд учебных пособий и работ научного характера [3; 12-13; 16]. Вместе с тем Президент Беларуси не раз указывал на необходимость «создания» белорусской национальной идеи [10]. Остается нереализованной потребность общества — определиться с избранным путем развития. В национальном менталитете созрела лишь необходимость заполнить имеющийся в данной сфере идеологический вакуум. В связи с этим остро встает вопрос и о формировании правовой идеологии как системы определенных идей, доктрин и принципов, отражающих характер общественной жизни с точки зрения ее правовой организации.

Особенностью белорусской правовой среды является то, что в основе формирования идеологических компонентов нормативного плана лежит правовая психология как определенная система чувств, эмоций, оценок относительно правовой жизни общества. Наверное, в той или иной мере такая ситуация свойственна традиционным обществам со славянским менталитетом. Но особенность формирования белорусской правовой психологии состоит в ее особой ментальности, которая характеризуется достаточной замкнутостью.

Трудно определить по внешнему поведению этнического белоруса его истинное психологическое отношение к происходящим правовым процессам и явлениям. Поэтому контрагентам по сделкам тяжело уловить настроение стороны договора, представленного белорусским партнером. Непросто вести переговоры и соответствующим образом реагировать на заявления белорусских коллег. Политическая элита России достаточно хорошо понимает эту особенность белорусской ментальности и с пониманием относится к проявлениям психологического свойства со стороны белорусского этноса.

Вместе с тем каждый должен понимать, что формирование психологического компонента в национальном правосознании — это, пожалуй, главный козырь в политической игре на международной арене в руках политика. Руководитель всегда может сослаться на мнение народа, чтобы не ратифицировать договор, объяснив сам факт подписания согласием с идеальностью модели правового регулирования отношений и неприемлемостью ее для своего общества на сегодняшний день. Это качество присуще всем странам и всем руководителям государств, где процесс формирования правовой психологии находится на шаг впереди по сравнению с формирующимся компонентом правовой идеологии. Обратное обстоятельство свойственно западным обществам, привыкшим облекать все процессы и решения в правовую форму, создавая тем самым образцы правового поведения и систему правового государства.

Белорусская практика показывает, что национальное правосознание изначально основано на психологии восприятия любых правовых процессов, в том числе и интеграционного характера. Поэтому сегодня белорусскому обществу трудно определиться в своих интеграционных приоритетах, тем более при наличии традиционных связей с Российской Федерацией. Следовательно, обвинять политическую элиту Беларуси в какой-то игре и с Западом, и с Россией представляется неверным. Интеграционный вектор развития Беларуси определится лишь тогда, когда правовая психология найдет свое выражение в компонентах правовой идеологии, изменить которые уже будет достаточно сложно. Пока же общество ищет собственный вектор интеграционного развития, «заигрывать» с ним может кто угодно.

В связи с этим возникает резонный вопрос: в какой промежуток времени может произойти политическая диффузия перерастания эмоций и чувств в идеологически выдержанное решение? Ответ не касается хронологии этих событий. Он затрагивает сущностную картину политического устройства белорусского общества и напрашивается сам собой: тогда, когда в Беларуси сформируется гражданское общество, реально влияющее и на функционирование политической системы государства, и на право как на важнейший инструмент социального регулирования общественной жизни.

Специфика формирования гражданского общества в Беларуси

Только гражданское общество является носителем правовых традиций, формирующих саму культуру белорусского общества. При всем объеме исследований, подготовленных по теме гражданского общества [1; 4-6; 11; 15], достаточно трудно найти общий рецепт применения правил и принципов гражданского устройства, общества относящихся ко всем странам. Исключения есть и в нашем случае, что касается белорусской национальной практики построения гражданского общества и правового государства.

На сегодняшний день обеспечена гомогенность белорусского гражданского общества. Речь идет об отсутствии расслоения в структуре имущественного положения людей, что представляет собой главный критерий формирования партнерских отношений личности, общества и государства. В таком виде каждый гражданин желал бы, не изменяя своей этнической принадлежности, войти в то интеграционное объединение, которое бы продолжило обеспечивать справедливое функционирование названных компонентов гражданского общества. Другими словами, белорусский гражданин чувствует себя в условиях, скажем, социализированного шведского или польского государства более комфортно, нежели в среде, свободной от всяких обязательств со стороны каждого из элементов структуры гражданского общества — и государства, и общества, и гражданина. Поэтому предпочтительнее будет интеграция с партнерами по альянсу, где социальная справедливость выглядит наиболее привлекательно. И дело здесь не в пресловутом потребительском отношении к чужому обществу, а в комфортности среды, в которой граждане могут продолжать свою активную деятельность.

Данная имущественная гомогенность, поддерживаемая белорусским руководством, уже не одно десятилетие помогает сформировать вектор интеграционного развития Беларуси отнюдь не в пользу России. И произойти это уже может не по указанию сверху, а из-за простого желания снизу — жить в условиях пусть и ограниченного, но равного достатка.

Можно по-разному оценивать степень формирования гражданского общества в Беларуси, характеризуя средства массовой информации и их роль в жизни общества, деятельность политических партий и т. д. Главным остается одно — готовность белорусского общества к диалогу с государством, от которого общество потребует обеспечить стабильность состояния. В этом и есть принципиальное отличие от формирования гражданского общества в России, которое происходит более активно по форме, но не по содержанию.

Политическая элита и гражданские слои населения видят свою задачу в увеличении количества структур гражданского общества, что должно привести последнее в новое качественное состояние. Причем качественное перерождение предполагается как бы само собой разумеющимся. Отсюда возникает иллюзия «самосоздающегося» идеала гражданского общества, самодостаточного и не требующего никакого взаимодействия со структурами извне.

Напротив, гражданское общество в Беларуси ищет обновления именно за счет рецепции внешних форм и механизмов построения гражданского общества и не создает иллюзий по поводу перерастания количества структур в виде политических партий, общественных организаций и т. д. в новое качество состояния белорусского общества. Поэтому в Беларуси невысок процент политических партий и общественных организаций, отсутствует партийная система выборов. И даже так называемое «пропрезидентское» общественное объединение «Белая Русь» не спешит становиться самостоятельной партией, тем более «партией власти».

Интеграционный вектор развития современной Беларуси складывается не только как важный фактор особенностей дальнейшего национального развития белорусского государства, но и как определенный катализатор объединительных процессов евро-азиатского характера. Политический альянс Европейского союза не дал Беларуси стать европейским государством политически, но не смог запретить ей считаться европейской страной по определению. Поэтому континентальное положение Беларуси отражается на специфике интеграционного развития ее соседей, которые боятся упустить Беларусь из-под своего влияния, желая воспользоваться ее выгодным и в географическом, а теперь (в частности, после того как Беларусь стала «минской площадкой» для урегулирования споров по Украине) и в политическом отношении положением. Следовательно, вектор интеграционного развития Беларуси приобретает широкую возможность использования лояльности соседей, привлекающих республику на собственную сторону.

«Географические» и «негеографические» партнеры должны проявить максимум дипломатии, чтобы Беларусь в определенных ситуациях выполняла их миссию. Поэтому и дипломатический корпус Беларуси нацелен на работу в особых условиях, на что не раз обращал внимание Президент А.Лукашенко [2]. И вопрос здесь не только в экономических отношениях со своими соседями, но и в политическом векторе взаимодействия с тем партнером, который наиболее выгоден Беларуси во всех отношениях, в том числе с экономической точки зрения. Задача соседей — уловить настроение белорусского общества и ее политической элиты, предусмотреть вектор развития будущих отношений интеграционного плана. И не хочется, чтобы Россия не учитывала эти обстоятельства.

 

Список использованных источников:

1. Абакумов С.А. Гражданское общество и власть: противники или партнеры? М.: Галерия, 2015. 296 c.

2. Александр Лукашенко ставит задачи перед белорусской дипломатией // URL:http://www.tvr.by/news/glavnyyefir/aleksandr_lukashenko_pered_belorusskoy_diplomatiey_stavit_zadachi (дата обращения: 02.04.2018).

3. Бабосов Е.М. Основы идеологии современного государства. Минск: Амалфея, 2004. 352 с.

4. Гершунский Б.С. Гражданское общество в России: Проблемы становления и развития. М.: Педагогическое общество России, 2015. 389 c.

5. Грин Дэвид. Возвращение в гражданское общество. Социальное обеспечение без участия государства. М.: Новое издательство, 2016. 220 c.

6. Грудцына Л.Ю. Государство и гражданское общество. М.: Юркомпани, 2015. 464 c.

7. Егоров А.В. Типологическая характеристика белорусской правовой системы // Государство и право. 2012. №2. С. 87-93.

8. Закон Республики Беларусь «О нормативных правовых актах Республики Беларусь» // URL: http://www.pravo.by/document/?guid=3871&p0=h20000361 (дата обращения: 01.04.2018).

9. Лукашенко помиловал убийц пуховичского поджигателя // URL: http: //afn.by/news/i/121918 (дата обращения: 27.03.2018).

10. Лукашенко: Национальной идеи у нас до сих пор нет, и живем // URL: http: //naviny.by/new/20170203/1486126737-lukashenko-nacionalnoy-idei-u-nas-do-sih-por-net-i-zhivem (дата обращения: 29.03.2018).

11. Лукин В.Н. Гражданское общество в глобальном мире. М.:
Наука. Ленингр. отд-ние, 2016. 648 c.

12. Мельник В.А. Государственная идеология Республики Беларусь: концептуальные основы. Минск: Тесей, 2003. 240 с.

13. Основы идеологии белорусского государства: учеб. пособие для вузов. Минск: Академия управления при Президенте Республики Беларусь, 2004. 690 с.

14. Правовые системы стран мира: энциклопедический справочник. М.: НОРМА, 2000. 840 с.

15. Риль В.Г. Гражданское общество. М.: Типо-литография А.Е.Ландау, 2015. 412 c.

16. Яскевич Я.С. Основы идеологии белорусского государства: мировоззренческие ценности и стратегические приоритеты. Минск: РИВШ БГУ, 2003. 360 с.

«Неприкрытый культ унижения». К чему приводит романтизация насилия

Причиной подростковой девиации является не только политика милитаризма. Травля оппозиционно настроенной молодежи и представителей меньшинств в СМИ также становятся причинами таких трагедий, как случилось в Казани, считает еждународный исследователь российской пропаганды. Один психолог на 300 детей не способен вовремя выявить, кому нужна помощь, добавляет школьный психолог. Что делать, чтобы в школах не стреляли?

​

Фотогалерея:

Казанский Колумбайн: горожане организовали мемориал у школы на Файзи

Поводом для такого анализа стало нападение 11 мая 19-летнего жителя Казани на одну из гимназий татарстанской столицы. «Idel.Реалии» уже публиковали взгляд политологов на возможную взаимосвязь между превозношением в России милитаризма и агрессивным поведением подростков.

Исследователь российской пропаганды, эксперт Джеймстаунского фонда (The Jamestown Foundation) Ксения Кириллова считает, что агрессивное поведение подростков может быть связано с тем, что в стране в целом происходит превозношение милитаризма.

Воспитательный посыл, который получают через подобные действия взрослых дети — что война это здорово, это праздник

— Да, безусловно, общий накал ненависти и милитаризма в информационном пространстве играет здесь свою роль. Психолог Елена Кузнецова справедливо отмечает, почему недопустимо наряжать в военную форму детей: «Воспитательный посыл, который получают через подобные действия взрослых дети — что война это здорово, это праздник, потому что потом она оканчивается победой». Романтизация войны неизбежно связывается с романтизацией смерти и обесцениванием жизни. Дети даже не понимают, что военная форма — это одежда для смерти, сеющая смерть и символизирующая готовность умирать, — делится она.

Кириллова обращает внимание на слова казанского стрелка, жертвами которого стали как минимум девять человек и свыше двух десятков раненных.

— Но даже без этого атмосфера ненависти, безусловно, сказывается на детях. Казанский стрелок Ильназ Галявиев явно не страдал «ура-патриотизмом»: судя по видео его допроса, это был сумасшедший-одиночка, возомнивший себя богом. Однако самая часто произносимая им фраза на этом видео: «Как я вас всех ненавижу!». Даже прокремлевский Телеграм-канал «Незыгарь» отмечает, что «агрессивная информационная среда формирует почву для конфликтов и эскалации насилия», — добавляет эксперт.

По словам исследовательницы российской пропаганды, причиной подростковой девиации является не только политика милитаризма.

— Речь идет не только о пропаганде милитаризма. Посмотрите, к примеру, по какому принципу ведется травля оппозиционно настроенной молодежи в СМИ? Мы видим неприкрытый культ унижения, притом унижения со стороны грубой силы. В этом ключе выстраиваются все аргументы пропагандистов — что, дескать, люди, выходящие на протесты, это «мамкины революционеры», слабаки и ничтожества, сдающиеся под ударами дубинок и кающиеся на камеру после нескольких часов пыток или запугиваний, — полагает Кириллова.

Она предлагает проанализировать логику и методы травли.

Дети, начитавшись и насмотревшись такой пропаганды, делают из этого только один вывод: нужно убивать и избивать самому, чтобы не попасть в категорию слабых

— Это культ шпаны, формируемый на постоянных, ежедневных издевательствах над слабыми и на культивировании в обществе мысли, что тех, кого можно избить и запугать, не стоит жалеть, что это не люди, что с «этими существами» нельзя поступать иначе, кроме как избивая и уничтожая их. И дети, начитавшись и насмотревшись такой пропаганды, делают из этого только один вывод: нужно убивать и избивать самому, чтобы не попасть в категорию слабых, над которыми «дозволено» издеваться. Если же добавить к этому деградацию спецслужб, привыкших бороться с мирными студентами, а не с настоящими террористами, и всеобщую коррупцию, благодаря которой можно купить хоть водительские права, хоть право на ношение оружия, не проходя никаких положенных процедур, мы получаем данную картину, — считает аналитик.

Она также указывает на другие «побочные эффекты» подобной политики государства, говоря о маргинализации молодежи, в том числе по этническому и религиозному принципу.

Молодежь национальных меньшинств может чувствовать, что «не вписывается» в этот образ, и пытается создать свой, аналогичный ему

— Молодежь, и не только из числа национальных меньшинств, в принципе ощущает собственную маргинальность в современном обществе. Ее преодоление она чаще всего видит в приобщении к культу силы, которая чаще всего связана с образами русского национализма. Молодежь национальных меньшинств может чувствовать, что «не вписывается» в этот образ, и пытается создать свой, аналогичный ему, что часто заканчивается трагически, — заключает она.

С последствиями политики приходится сталкиваться педагогам, в первую очередь психологам. Однако, школьные психологи не всегда могут не только выявить психические или психологические нарушения у детей, но и понять саму личность ребенка. Проблема состоит в том, что школьное образование в России — это бумажная работа, а вот к самому человеку, школьнику, оно не обращено. Так считает школьный психолог из Оренбурга, с которым «Idel.Реалии» поговорили. Собеседник пожелал остаться неназванным, так как обнародование имени может вызвать нежелательную реакцию со стороны администрации школы или города, в котором он проживает.

Психолог полагает, что родителям и детям никак нельзя подстраховаться от подобных казанской трагедии случаев.

— Никак. Это мой вердикт. Хотя более опытные специалисты могут сказать, что какие-то способы есть, но, судя по тому, как у нас проводится вся психологическая работа и социальная работа в школе и то, что наблюдаю я, предотвратить это практически невозможно, — отмечает специалист.

Собеседник «Idel.Реалии» говорит также о том, что даже по существующим нормам на одного психолога приходится слишком много детей.

— По нормам один психолог должен быть в школе на 300 человек, что на мой взгляд сильно завышено. Должен быть хотя бы на сто человек один психолог, чтобы нормально вести их, проводить диагностику, коррекционные профилактические мероприятия, — делится эксперт.

По словам школьного специалиста, когда подросток берет в руки оружие и идет мстить, при том, что он нормотипичный, то тут необходимо проанализировать среду, в которой он живет.

— Тут надо смотреть, в какой среде он воспитывался, в какой среде у него формировался этот мотив мести и ненависти. Не всегда он идет мстить прямым обидчикам, он может мстить всему миру через вот этот свой класс, — отмечает он.

В беседе специалист вновь и вновь возвращается к вопросу агрессивной среды.

Все, что сейчас есть в системе образования — это контроль, контроль и контроль

— Школа как была агрессивной средой, так ей и осталась, мы не можем уйти этого никуда. Перелопачивать систему образования необходимо с базы, с фундамента, а мы все пытаемся что-то на нее нарастить, по сути не меняя ничего. Все, что сейчас есть в системе образования — это контроль, контроль и контроль. Причем контроль нормативный. Это контроль успеваемости, контроль посещаемости, бесконечные проверочные работы со стороны министерства, управления, огромная документарная нагрузка, нарисованные цифры и больше ничего, — говорит он.

Школьный психолог также упоминает политический аспект проблемы.

— Романтизация любого насилия и любых асоциальных вещей, а война — это асоциальная вещь, — это: конечно же, плохо, потому что это ложится на неокрепшие умы, на нестабильный подростковый возраст. Вспомните 90-е, когда была романтизация бандитизма, воровской романтики, задолго до АУЕ («арестантский уклад един» — название и девиз криминальной субкультуры), — что первично? Социальная обстановка нестабильная, она является плодородной почвой для всех таких формирований, либо освещение этого с такой романтической точки зрения, — утверждает собеседник.

Психолог призывает зрить в корень проблемы — подростки получают посыл насильственного способа решения проблем.

— Вся это милитаризация, романтизация не столько оружия, сколько способа решения каких-то проблем, в том числе самоутверждения, конечно, может являться дополнительным фактором крайних проявлений невыпущенной агрессии. Когда человеку говорят, «ты сильный, когда у тебя автомат, и ты должен доказывать неугодным или к тем, кто на тебя якобы нападает, свою правоту» подросток или не подросток, любой человек из группы риска, конечно же, может это взять на заметку. Не найдя другой альтернативы, он выберет тот способ, который для него наиболее очевиден. А очевиден он, потому что об этом так или иначе говорят со всех углов. Вот в этом дополнительная проблема, — делится специалист.

По словам психолога, посылы политиков могут переноситься детьми на свой микромир.

— Решение политических вопросов сводится к тому, что «мы вам сейчас устроим Кузькину мать». А личность может это перенести на свой микромир и сказать: а способ решения проблемы очень простой, и он берется за это оружие. Но никакая милитаризация, никакая романтизация оружия, войны и компьютерные игры не могут являться первопричиной. Они скорее тот фон, благодаря которому человек может выстроить эту модель поведения, эту линию своих мотивов, — заключает психолог.

Но тут же оговаривается:

— Что касается компьютерных игр, то проводились масштабные исследования, которые установили, что они никак не влияют на уровень агрессии. Говоря про милитаризацию — я могу только предполагать, — добавляет психолог.

Между тем, по версии омбудсмена Татарстана Ирины Волынец, основной причиной стрельбы в школе в Казани является «абсолютное отсутствие государственной идеологии» в стране.

А Министерство образования Мурманской области в связи с трагическими событиями в Казани потребовало создать базу школьников и выпускников, «склонных к нарушению дисциплины» и «проявлявших немотивированную агрессию».

Издание «Медиазона», успевшее ознакомиться со списком до того, как из него исчезли личные данные, сообщает, что среди отрицательных характеристик подростков представители школьных администраций указывали «суицидальное поведение», «участие в акциях в поддержку Навального», «непризнание авторитета», «свободолюбие» и «чёткое стремление к избавлению от границ».

Федеральные же народные избранники в лице Комитета Госдумы по безопасности после стрельбы в Казани рекомендовали принять законопроект об обороте оружия и усилении контроля за законностью владения им.

❌ Если ваш провайдер заблокировал наш сайт, скачайте приложение RFE/RL на свой телефон или планшет (Android здесь, iOS здесь) и, выбрав в нём русский язык, выберите Idel.Реалии. Тогда мы всегда будем доступны!

❗️А еще подписывайтесь на наш канал в Telegram.

Закон и общество — Oxford Handbooks

Абель Р. Л. 1974. A сравнительная теория институтов спора в обществе. Закон и общество Обзор , 8: 217–347. Найдите этот ресурс:

— и Льюис, П. С. С. (ред.) 1988 г. Юристы в обществе , 3 тт. Беркли: Калифорнийский университет Press. Найдите этот ресурс:

Albiston, C. 1999. Верховенство закона и судебный процесс: парадокс проигрыша за победу. Law and Society Review , 33: 869–910. Найдите этот ресурс:

Alschuler, A. 1979. Сделка о признании вины и его история. Обзор права и общества , 13: 211–46. Найдите этот ресурс:

Bell, J. 2002. Меры по борьбе с ненавистью: правоохранительные органы, гражданские права и преступления на почве ненависти . Нью-Йорк: New York University Press. Найдите этот ресурс:

Blumberg, A. S. 1967 г.Юридическая практика как игра доверия: организационное сотрудничество профессия. Обзор закона и общества , 1: 15–39. Найдите этот ресурс:

(стр.301) Боханнан П. и Гекльберри К. 1967. Институты развода. семья и закон. Law and Society Review , 1: 81–102. Найдите этот ресурс:

Boyum, K. O. and Mather, L. 1983. Эмпирические теории о судах . Нью-Йорк: Лонгман.Найдите этот ресурс:

Бригам, Дж. И Харрингтон, C. 1989. Реализм и его последствия: исследование современные социологические исследования. Международный журнал социологии Закон , 17: 41–62. Найдите этот ресурс:

Калавита, К. и Серон, С. 1992. Постмодернизм и протест: возрождение социологического воображения. Закон и Обзор Общества , 26: 765–72.Найдите этот ресурс:

Каспер, Дж. Д., Тайлер, Т. и Фишер, Б. 1988. Процессуальное правосудие в делах о тяжких преступлениях. Law and Society Review , 22: 483–507. Найдите этот ресурс:

Cicourel, A. V. 1967. Родство, брак и развод в сравнительном семейном праве. Закон и общество Обзор , 1: 103–29. Найдите этот ресурс:

Conley, J. M. and О’Барр, В. М. 1990. Правила против отношений: этнография правовых норм. Дискурс .Чикаго: University of Chicago Press. Найдите этот ресурс:

Coutin, S. B. 2000. Легализация переездов: борьба сальвадорских иммигрантов за проживание в США . Аня Arbor: University of Michigan Press. Найдите этот ресурс:

Dezalay, Y. and Гарт, Б.Г. 1998. Dealing in Virtue: Международный коммерческий арбитраж и Построение транснационального правового порядка .Чикаго: Чикагский университет Press. Найдите этот ресурс:

Дворкин Р. 1977 г. Принимая права Серьезно . Кембридж, Массачусетс: издательство Гарвардского университета. Найдите этот ресурс:

Edelman, L. and Сучман, М. 1999. Когда «имущие» судят: спекуляции на организационной интернализация права. Law and Society Review , 33: 941–92. Найдите этот ресурс:

Eisenstein, J.Б., Флемминг Р. Б. и Нардулли П. Ф. 1988. Контуры правосудия: сообщества и их суды . Бостон: Литтл, Браун. Найдите этот ресурс:

,

— и Джейкоб, Г. 1977. Судья по уголовным преступлениям: An Организационный анализ уголовных судов . Boston: Little, Brown. Найдите этот ресурс:

Engel, D. M. 1984. Песня печной птицы: инсайдеры, посторонние и личные травмы у американца сообщество. Обзор закона и общества , 18: 551–82. Найдите этот ресурс:

–1999. Послание Президента — налаживание связей: исследователи права и общества и их предметы. Law and Society Review , 33: 3–16. Найдите этот ресурс:

—and Munger, F. W. 2003. Права включения: закон и идентичность в жизнях американцев с Инвалиды . Чикаго: Издательство Чикагского университета.Найдите этот ресурс:

Epp, C. R. 1998. The Революция прав: юристы, активисты и верховные суды в сравнении Перспектива . Чикаго: University of Chicago Press. Найдите этот ресурс:

Ewick, P. and Silbey, S. S. 1998. The Common Место закона: истории из повседневной жизни . Чикаго: Чикагский университет Press. Найдите этот ресурс:

Feeley, M. M. 1979. The Process Наказание .Нью-Йорк: Фонд Рассела Сейджа. Найдите этот ресурс:

Feldman, E. A. 2006. Суд по тунцу: закон и нормы на ведущем в мире рыбном рынке. California Law Review , 94: 313–70. Найдите этот ресурс:

Felstiner, W. L. Ф., Абель Р. Л., Сарат, А. 1980–1. Возникновение и трансформация споров: нейминг, обвинение, утверждение… Обзор закона и общества , 15: 631–54.Найдите этот ресурс:

Friedman, L.M. 1979. Сделка о признании вины в исторической перспективе. Обзор права и общества , 13: 247–60. Найдите этот ресурс:

— и Ладинский, Дж. 1967. Социальные изменения и закон несчастных случаев на производстве. Columbia Law Review , 67: 50–82. Найдите этот ресурс:

Galanter, M. 1974. Почему «имущие» выходят вперед: размышления о пределах правовых изменений. Закон and Society Review , 9: 95–160. Найдите этот ресурс:

Garth, B. and Sterling, J. 1998. От правового реализма к праву и обществу: изменение права на последних этапах общественный деятель государства. Law and Society Review , 32: 409–71. Найдите этот ресурс:

Genn, H. 1987. Hard Bargaining: Out Об урегулировании в суде по делам о причинении личного вреда . Оксфорд: Кларендон Нажмите.Найдите этот ресурс:

(стр.302) Гибсон, Дж. 1989. Понимание справедливости: институциональная легитимность, процедурная справедливость и критическая теория рас. Обзор права и общества , 23: 469–96. Найдите этот ресурс:

Glenn, B. 2000. The изменяющаяся риторика отказа в страховании. Обзор права и общества , 34: 779–808. Найдите этот ресурс:

Gomez, L. 2004. Сказка двух жанров: о реальных и идеальных связях. между законом и обществом и критической расовой теорией.Стр. 453–70 в Сарате 2004. Найдите этот ресурс:

Gordon, R. W. 1988. Независимость адвокатов. Закон Бостонского университета Обзор , 68: 1–83. Найдите этот ресурс:

Gunningham, N. and Rees, J. (eds.) 1997. Специальный выпуск. Закон и политика , 19 (4). Найдите этот ресурс:

Haltom, W. and McCann, M. 2004. Искажение закона: политика, СМИ и судебный кризис .Чикаго: University of Chicago Press. Найдите этот ресурс:

Handler, J. F. 1992. Послание президента — постмодернизм, протест и новое общественное движение. Law and Society Review , 26: 697–731. Найдите этот ресурс:

Haney, C. 2005. Death по дизайну: Смертная казнь как социально-психологическая система . Нью-Йорк: Oxford University Press, найдите этот ресурс:

Hans, V.С. 2000. Дело в суде: гражданское жюри и корпоративная ответственность . Новый Haven, Conn .: Yale University Press. Найдите этот ресурс:

— (ред.) 2003. Специальный выпуск о непрофессиональном участии в принятии юридических решений. Закон и политика , 25 (2). Найдите этот ресурс:

— (ed). 2006. Система жюри: Современная. Стипендия . Олдершот: Ashgate. Найдите этот ресурс:

Harrington, C.Б. и Уорд, Д. С. 1995. Модели апелляционного судопроизводства, 1945–1990 гг. Стр. 206–26 дюймов Рассматривающие суды , изд. Л. Эпштейн. Вашингтон, округ Колумбия: Конгресс Ежеквартально. Найдите этот ресурс:

—and Yngvesson, B. 1990. Interpretive sociallegal исследовать. Law and Social Inquiry , 15: 135–48. Найдите этот ресурс:

Hartog, H. 2000. Man and Wife in Америка: История .Кембридж, Массачусетс: Издательство Гарвардского университета. Найдите этот ресурс:

Хокинс, К. (ред.) 1992. Использование по усмотрению . Нью-Йорк: Oxford University Press. Найдите этот ресурс:

–2002. Закон как Последнее средство: принятие решения прокурором в регулирующем органе . Оксфорд: Oxford University Press. Найдите этот ресурс:

Heinz, J. P. and Laumann, E.O. 1982. Чикагские юристы: социальная структура адвокатуры .Нью-Йорк: Рассел Sage Foundation. Найдите этот ресурс:

—Nelson, R.L., Sandefur, R.L., и Лауманн, Э. О. 2005. Городские юристы: новая социальная структура адвокатуры . Чикаго: University of Chicago Press. Найдите этот ресурс:

Heumann, M. 1978. Сделка о признании вины: опыт прокуроров, судей и защиты Адвокаты . Чикаго: Издательство Чикагского университета.Найдите этот ресурс:

Heydebrand, W. and Серон, С. 1990. Рационализация правосудия: политическая экономия федеральных окружных судов . Олбани: State University of New York Press. Найдите этот ресурс:

Hunt, A. 1993. Explorations in Law и общество: к конститутивной теории права . Нью-Йорк: Routledge. Найдите этот ресурс:

Jacob, H. et al. 1996 г. Суды, право и политика в сравнительной перспективе . Нью-Хейвен, штат Коннектикут: Yale University Press. Найдите этот ресурс:

Kagan, R.A. 2001. Adversarial Законничество: американский закон . Кембридж, Массачусетс: Гарвардский университет Press. Найдите этот ресурс:

Kelly, M. J. 1994. Lives of Юристы . Ann Arbor: University of Michigan Press. Найдите этот ресурс:

Kidder, R.I. 1983. Соединяя закон и общество: введение в исследования и теорию . Englewood Cliffs, NJ: Prentice Hall. Найдите этот ресурс:

Kritzer, H. M. 1991. Let’s Сделка . Мэдисон: University of Wisconsin Press. Найдите этот ресурс:

—2004. Риски, репутация и вознаграждение: юридическая практика в отношении непредвиденных расходов в США Штаты . Стэнфорд, Калифорния.: Stanford University Press. Найдите этот ресурс:

(стр.303) — и Силби, С. С. (ред.) 2003. В судебном процессе: сделайте «Имеет» все еще впереди? Стэнфорд, Калифорния: Стэнфордский университет Press. Найдите этот ресурс:

Lempert, R. and Sanders, J. 1986. Приглашение на занятия по юриспруденции и общественным наукам . Нью-Йорк: Longman. Найдите этот ресурс:

Levine, F. J. 1990. Послание Президента — мурашки по коже и «поиски признаков разумной жизни» в социально-правовые исследования: после двадцати пяти лет. Обзор права и общества , 24: 7–33. Найдите этот ресурс:

Левин, Дж. П. 1992. Жюри и политика . Бельмонт, Калифорния: Brooks / Cole. Найдите этот ресурс:

Macaulay, S., Friedman, L.M., and Stookey, J. (eds.) 1995. Право и общество: чтения по социальному изучению права . Нью-Йорк: W. W. Norton. Найдите этот ресурс:

McCann, M. W. 1992. Сопротивление, реконструкция и романтика в юридической науке. Закон и общество Обзор , 26: 733–50. Найдите этот ресурс:

–1994. Права на работе . Чикаго: University of Chicago Press. Найдите этот ресурс:

McIntosh, W. 1983. Использование публичного форума в личных целях: долгосрочный обзор роли судов в рассмотрении споров. Американская политология Review , 77: 991–1010. Найдите этот ресурс:

Marshall, A.-M. 2005 г. Противодействие сексуальным домогательствам: закон и политика повседневной жизни .Берлингтон, Вт .: Ashgate. Найдите этот ресурс:

Mather, L. 1979. Сделка о признании вины или судебное разбирательство? Производство по уголовному делу . Лексингтон, Массачусетс: Lexington Press. Найдите этот ресурс:

—1998. Теоретические представления о судах первой инстанции: юристы, разработка политики и судебные тяжбы против табака. Law and Social Inquiry , 23: 897–940. Найдите этот ресурс:

—2003. Обращение президента — размышления о масштабах действия закона (и общества) после событий 11 сентября: Американский супергерой? Обзор права и общества , 37: 263–82.Найдите этот ресурс:

— в ближайшее время. Возвращение адвокатов. Изучение судебной политики , изд. М. С. Миллер. Нью-Йорк: Оксфордский университет Нажмите. Найдите этот ресурс:

—McEwen, C.A., and Майман, Р. J. 2001. Адвокаты по бракоразводным процессам в действии: разнообразие профессионализма в Практика . Нью-Йорк: Oxford University Press. Найдите этот ресурс:

— и Ингвессон, Б.1980–1. Язык, аудитория и трансформация споров. Law and Society Review , 15: 775–822. Найдите этот ресурс:

Maynard, D. 1984. Внутренний договор о признании вины: The Язык переговоров . Нью-Йорк: Пленум. Найдите этот ресурс:

Merry, S. E. 1990. Добиться справедливости и свести счеты: правовое сознание рабочего класса Американцы . Чикаго: Издательство Чикагского университета.Найдите этот ресурс:

Miller, R.E. и Сарат, А. 1980–1. Жалобы, претензии и споры: оценка культуры противника. Закон and Society Review , 15: 525–66. Найдите этот ресурс:

Minow, М. и Ракофф Т. 1998. Является ли «разумный человек» разумным стандартом в мультикультурный мир? Стр. 68–108 в Повседневная практика и устранение неисправностей: Фундаментальные вопросы исследования права и общества: Том 2 , изд.А. Сарат, М. Констебль, Д. Энгель, В. Ганс и С. Лоуренс. Evanston, Ill .: Northwestern University Press. Найдите этот ресурс:

Moore, S. F. 1978. Law as Процесс: антропологический подход . Лондон: Рутледж и Кеган Пол. Найдите этот ресурс:

Munger, F. (ed.) 1990. Спецвыпуск о лонгитюдных исследованиях судов первой инстанции. Закон и общество Обзор , 24 (2).Найдите этот ресурс:

—2001. Послание Президента: запрос и активность в законе и обществе. Закон и общество Обзор , 35: 7–20. Найдите этот ресурс:

Надер, Л. 1969. Введение. Стр. 1–10 в Право в культуре и Общество , изд. Л. Надер. Чикаго: Aldine Press. Найдите этот ресурс:

—and Todd, H. 1978. The Спорный процесс: право в десяти обществах .Нью-Йорк: Колумбийский университет Press. Найдите этот ресурс:

Nielsen, L. B. 2004. Лицензия на преследование: закон, иерархия и оскорбительные публичные выступления . Princeton, NJ: Princeton University Press. Найдите этот ресурс:

. (стр.304) Пратт, А. С. 1999. Обмакивание пончика: дискреционные полномочия, закон и администрация Канадского закона об иммиграции. Социально-правовой Исследования , 8: 199–226.Найдите этот ресурс:

Rosenthal, D. E. 1974. Адвокат и клиент: кто главный? Нью-Йорк: Рассел Сейдж Foundation.Найдите этот ресурс:

Сарат, А. 1990. «Закон закончился»: сила, сопротивление и правовое сознание благосостояние бедных. Йельский юридический и гуманитарный журнал , 2: 348–79. Найдите этот ресурс:

–2004. Блэквелл, соратник Ло ​​и Общество .Мальден, Массачусетс: Блэквелл. Найдите этот ресурс:

—and Felstiner, W. L. F. 1995. Адвокаты по разводам и их клиенты: сила и значение в Судебный процесс . Нью-Йорк: Oxford University Press. Найдите этот ресурс:

—and Scheingold, S. A. (ред.) 1998. Cause Lawyering: политические обязательства и Профессиональные обязанности . Нью-Йорк: Oxford University Press. Найдите этот ресурс:

—and Silbey, S.1988 г. тяга политической аудитории. Закон и политика , 10: 97–166. Найдите этот ресурс:

Scheingold, S. А. и Сарат, A. 2004. Во что можно верить: политика, профессионализм и Дело Адвокат . Стэнфорд, Калифорния: Stanford University Press. Найдите этот ресурс:

Schlegel, J. H. 1995. Американский правовой реализм и эмпирические социальные науки .Дарем: университет of North Carolina Press. Найдите этот ресурс:

Schmidt, P. 2005. Юристы и регулирование: политика административного процесса . Кембридж: Cambridge University Press. Найдите этот ресурс:

Shapiro, M. 1972. От публичного права к публичный порядок, или «публичный» в «публичном праве». PS , 5: 410–18. Найдите этот ресурс:

–1981. Суды: A Сравнительный и политический анализ .Чикаго: Чикагский университет Press. Найдите этот ресурс:

Simon, J. 1988. The идеологические эффекты актуарных практик. Обзор права и общества , 22: 771–800. Найдите этот ресурс:

–1999. Закон после общества. Law and Social Inquiry , 24: 143–94. Найдите этот ресурс:

Skolnick, J. H. 1994. Justice Без суда: Правоприменение в демократическом обществе , 3-е изд.Нью-Йорк: Macmillan. Найдите этот ресурс:

Smith, R. М. 1988. Политическая юриспруденция, «новый институционализм» и будущее публичного права. Обзор американской политической науки , 82: 89–108. Найдите этот ресурс:

Spohn, C. C. 2000. Тридцать лет реформы системы наказаний: поиски расово нейтрального приговора процесс. Уголовное правосудие , 3: 27–501.Найдите этот ресурс:

Sudnow, D. 1965. Нормальный преступления: социологические особенности уголовного кодекса в должности государственного защитника. Социальные проблемы , 12: 255–76. Найдите этот ресурс:

Sunstein, C. R. et al. al. 2002. Штрафные убытки: как решают присяжные . Чикаго: Университет Chicago Press. Найдите этот ресурс:

Trubek, D. M. 1980–1. Построение и деконструкция подхода, ориентированного на споры: послесловие. Обзор закона и общества , 15: 485–501. Найдите этот ресурс:

Тайлер Т. Р. 1990. Почему люди Соблюдайте закон . Нью-Хейвен, штат Коннектикут: Издательство Йельского университета. Найдите этот ресурс:

— и Расинский, К. 1991. Процессуальное правосудие, институциональная легитимность и признание непопулярные решения Верховного суда США: ответ Гибсону. Закон и общество Обзор , 25: 621–30.Найдите этот ресурс:

Yngvesson, B. 1993. Virtuous Граждане, подрывные субъекты: постановление и жалоба в суде Новой Англии . Нью-Йорк: Routledge. Найдите этот ресурс:

Zemans, F. К. 1983. Правовая мобилизация: игнорирование роли закона в политическая система. Обзор американской политической науки , 77: 690–703. Найдите этот ресурс:

Закон и идеология (Стэнфордская энциклопедия философии)

1.Либеральные концепции идеологии

Что такое идеология? Этот термин, вероятно, был придуман французским мыслителем. Клод Дестут де Трейси на рубеже девятнадцатого века в своей исследование эпохи Просвещения. Для Де Трейси идеология была наукой о идеи и их происхождение. Идеология понимает идеи, а не случайно из разума или сознания, но в результате сил в материальная среда, которая формирует то, что думают люди. Де Трейси считал, что его взгляды на идеологию можно отнести к прогрессивным политическим целей, поскольку понимание источника идей может способствовать усилиям от имени человеческого прогресса (см. Steger 2007, 24–32).

Идеология сегодня обычно означает не науку об идеях, но сами идеи, а тем более идеи особого рода. Идеологии — это идеи, цель которых не эпистемическая, а политическая. Таким образом, существует идеология, подтверждающая определенную политическую точку зрения, служащая интересы определенных людей, или выполнять функциональную роль в отношение к социальным, экономическим, политическим и правовым институтам. Даниэль Белл (1960) назвал идеологию «ориентированной на действие системой убеждений », а тот факт, что идеология ориентирована на действия, указывает его роль не в том, чтобы сделать реальность прозрачной, а в том, чтобы мотивировать людей делать или не делать определенные вещи.Такая роль может включать в себя процесс оправдание, требующее затемнения реальности. Тем не менее, Белл и другие либеральные социологи не предполагают никаких особых связь между идеологией и статус-кво; некоторые идеологии служат статус-кво, другие призывают к его реформированию или ниспровержению.

С этой точки зрения идеология может формировать закон, но множество идеологий может соперничать за юридическое мастерство; нет необходимой связи между законом и определенной идеологией. Закон не нужно понимать как скомпрометирован, поскольку закон, будучи идеологическим, может просто относиться к институтов народного суверенитета, где государственная политика отражает принципы и убеждения граждан; идеология в этом случае была бы просто стенографический способ обозначить взгляды граждан, которые законно закреплен в законах страны.Тем не менее, Белл утверждал, что послевоенный консенсус по капитализму и либеральной демократии может означать «конец идеологии».

2. Радикальные концепции идеологии

Более критическое понимание отношения права к идеологии и роль и цели, которым служит идеология, можно найти в трудах Карл Маркс и Фридрих Энгельс. Подобно Де Трейси, Маркс и Энгельс утверждали что идеи формируются материальным миром, но как исторические материалисты понимают, что материал состоит из отношений продукция, которая претерпевает изменения и развитие.Более того, для Маркса и Энгельса, это эксплуататорские и отчуждающие черты капиталистической экономические отношения, порождающие идеи, которые они называют «идеологией». Идеология возникает только там, где есть такие социальные условия, как произведенные частной собственностью, уязвимые для критики и протест; существует идеология, чтобы защитить эти социальные условия от нападения теми, кто находится в их невыгодном положении. Капиталистические идеологии дают перевернутое объяснение рыночных отношений, например, так что человеческий существа воспринимают свои действия как следствие экономических факторов, а не наоборот, и, кроме того, понять рынок будет естественным и неизбежным.Члены Франкфуртской школы такие как Юрген Хабермас, опирался на марксистскую идею идеологии как искажение реальности, чтобы указать на ее роль в общении, при этом собеседники считают, что властные отношения препятствуют открытому, без принуждения формулирование убеждений и ценностей.

Таким образом, идеология, далекая от науки, как утверждает Де Трейси, или любой набор ориентированных на действие убеждений, как говорит Белл, скорее по своей сути консервативен, квиетист и эпистемически ненадежен. Идеология сохраняет, маскируя несовершенные социальные условия, давая иллюзорное объяснение их обоснования или функции с целью легитимации и добиться их принятия.Действительно, с этой точки зрения идеологического роль закона, в справедливом обществе не было бы нужды в мистифицирующих учет реальности, и, следовательно, нет необходимости в законе. Понятие права как Таким образом, идеология занимает центральное место в марксистской точке зрения, согласно которой закон отомрет. с полным расцветом коммунизма (Sypnowich 1990, гл. 1).

Негативный взгляд марксистов на идеологию может указывать на грубую концепция, в которой правовая идеология является инструментом, цинично используемым мощный, чтобы обеспечить подчинение бессильным.Однако это оскорбляет «концепция права», если «свод закона — это грубое, явное, неподдельное выражение господства класс »(Энгельс, письмо К. Шмидту, 27 октября 1890 г.). А также поскольку идеология, такая как право, принимает формальную и нормативную форму, сильные тоже в его тисках, убежденные рассказом о неизбежный и справедливый порядок, от которого они получают прибыль. Более того, идеология это не просто выдумка; это вызвано реальными социальными условиями и отражает их. Таким образом, идеология должна преуспеть в достижении консенсуса. о капитализме, и он должен делать это, выражая узнаваемые черты капитализма.Равенство перед законом, ибо пример, одновременно вызван и отражает реальность капиталистической экономические отношения, даже если это равенство формальное и неполный. Согласие не будет получено, если правовая идеология не выдержит какое бы то ни было отношение к социальным условиям, которые он пытается оправдать. В Здесь важна идея о том, что идеология переворачивает реальность. В его камере метафора-обскура в Немецкая идеология , Маркс утверждает, что реальность оказывается в идеологии перевернутой, как и фотографическая процесс обеспечивает перевернутое изображение.Перевернутое изображение говорит; Это является узнаваемым изображением реальности, даже если в то же время искаженный ((Маркс и Энгельс [TGI], 25). Карл Мангейм (1936) развивает идею сложных отношений между реальностью и идеология, указывая на человеческую потребность в идеологии. Идеологии не являются ни истинными, ни ложными, а представляют собой набор социально обусловленных идей которые подтверждают истину о том, что люди, как обеспеченные, так и обездоленные, хочу слышать.

В 1920-е гг. Американская юриспруденция попала под влияние еще один вариант критического взгляда на идеологию и право.Школа правовой реализм отказался от специфически исторического материалистического объяснение, но поддержал идею о том, что общественные силы вне закона играют центральную роль в определении того, что такое закон (см. Cohen 1935, 818–21). Реалисты выступили против традиционные «формалистические» представления о судебных решениях, где Подразумевается, что судьи полагаются на исключительно и четко определенные юридические материалы при вынесении своих суждений. Вместо этого реалисты утверждали этот закон по своей природе неопределенен, и поэтому судебные решения должны объясняться факторами вне закона.Идеология возникает как один вид реалистичного объяснения, где судебные решения являются следствием политические идеи, будь то судьи, юристы более как правило, общественные элиты или общественное мнение большинства. Реалисты согласовали свою критику закона с прогрессивной политикой. В неизбежное влияние внешних по отношению к закону факторов означало, что социальные и политические изменения, предвещаемые зарождающимся государством всеобщего благосостояния, не были угроза чистоте закона. Действительно, расширяющаяся регулирующая сила административное государство повысит вероятность того, что влияние на закон теперь были законы народного суверенитета и социальной справедливости, а не более гнусные влияния прошлого.

Точка зрения, что право является отражением идеологии, снова была высказана в 1970-е и 80-е годы, с появлением критических юридических исследований движение. Критические юридические исследования были радикальной школой мысли. сформированный рядом влияний: марксистские и реалистические традиции; философская перспектива «деконструкции»; и политика таких вопросов, как феминизм, энвайронментализм и антирасизм. Движение придерживается реалистической идеи о том, что закон в основе своей неопределенны и перекликаются с марксистскими взглядами на то, как интересы мощный закон формы.Экспоненты предлагают несколько проницательных наблюдений о способы преподавания и практики права, чтобы дать ложное впечатление об определенности и законности закона. Специфический правовые доктрины нацелены на то, чтобы скрыть непоследовательные и непоследовательные произвольные особенности принятия юридических решений; верховенство закона, для например, подвергается критике за наивный взгляд на форму права как не затрагиваются содержанием закона и социальным контекстом, в котором закон работает. Неопределенность закона может привести к самым разным результатам; Дункан Кеннеди, например, указывает на удивительные способы, которыми идеология формального юридического обоснования может исправить несправедливость, даже если идеология также часто отключает такие средства (Kennedy, 1976).Таким образом, идеология теперь можно рассматривать как отражение консенсуса среди радикалов всех мастей о роли закона как маскирующей силы для защиты несправедливых отношения статус-кво.

3. Идеология и источники права

Известные дебаты об источниках права кажутся радикальными. подрывается взглядом на закон как идеологию. Споры об источниках обычно были поставлены с точки зрения степени, в которой мораль присуща определение закона. Естественные юристы утверждают, что закон должен частично зависят от моральных критериев.Вслед за Фомой Аквинским традиционные критерии не ушли далеко от учения Римско-католическая церковь, но более свежие аргументы естественного права, такие как те из Лона Фуллера и Рональда Дворкина, предложили светские стандарты, вытекающие из процессуальных идеалов верховенства закона или конституционализм американского либерализма. Все юристы-естественники, однако согласны с тем, что закон должен быть определен в некоторых в смысле, каким должен быть закон.

Позитивисты, напротив, утверждали, что закон определяется только институциональными фактами, внутренними для правовой системы, фактами, которые может соответствовать или не соответствовать моральным стандартам.Ранние позитивисты, такие как Томас Гоббс и Джон Остин утверждали, что даже легитимность закона не зависеть от моральных критериев; закон должен соблюдаться, как бы он ни падал не хватает моральных идеалов. Более поздние представители, такие как H.L.A. Харт и Джозеф Раз утверждал, что правовой позитивизм привержен только идея о том, что, поскольку что такое закон, является фактическим вопросом, легитимность закона могут быть определены моральными критериями вне закона, которые могут рекомендую непослушание. Однако все позитивисты согласны с тем, что хотя закон может соответствовать моральным критериям, что такое закон и что он должно быть должно быть отделено.

Однако позиции естественного права и юридического позитивизма объединены в цель дать представление о сущности права. Это стремление поставляет им общего врага с точки зрения закона как идеологии, который находит попытку определить сущность права как фундаментально заблуждение. В конце концов, если закон неизбежно формируется идеями вытекающие из властных отношений вне закона, то казалось бы этот закон не имеет сущности, моральной или институциональной. Если закон сводится к идеологии или рассматривается как простое следствие, тогда законность выглядит условный и беспринципный, не имеющий необходимого содержания или определение, без внутреннего характера.Если закон и отражает, и искажает реалии власти, это власть, а не принципы законности, которые говорит нам, что такое закон. Таким образом, для большинства теоретиков права идеологический не является обязательной чертой закона, и закон должен определенно не может быть определен в соответствии с радикальной концепцией, согласно которой закону присуща мистификация реальности или запутывание социальные отношения с целью точного соответствия.

Однако картина более сложная. Марксистский взгляд на право как В конце концов, идеология имеет некоторое сходство с конкурирующими взглядами на источники права.Марксистская точка зрения уступает позитивистской, поскольку Например, этот закон возникает из практики общества, хотя практики являются внезаконными — политическими, экономическими и социальными — скорее чем практика институциональных фактов, внутренних по отношению к правовому система. Социальные силы в конечном итоге определяют содержание и форма правовой системы. Действительно, идея марксиста Луи Альтюссера о идеологические государственные аппараты (Althusser 1971) имеют позитивистский оттенок в своей настаивает на том, что политическая реальность может быть исчерпывающе описана ссылка на конструкции, а не на нормативные агенты.Мы можем ожидать, что радикальный сторонник идеологии будет сопротивляться сочетание позитивистско-идеологической точки зрения. Радикал найдет в позитивистский упор на институты слишком некритическое отношение к идеологические структуры, формирующие эти институты. Но кажется возможно, что позитивистская позиция может быть истолкована как устранение любое приписывание легитимности институтам, определяющим право в чтобы приспособиться к критике радикальной идеологии должность.

Что касается позиции естественного права, марксистский взгляд на право как на идеологию признает естественному юристу, что закон является нормативным.Что такое в конце концов, идеология, а набор ценностей и идеалов? Однако на Марксистская точка зрения, нормы определяются с точки зрения интересов, которые они служат, а не той справедливости, которую они воплощают. Закон нормативен, но он определенно не морально, марксист настаивает на естественном юрист. Критический аспект взглядов радикальной идеологии предполагает тупик между естественным юристом и идеологической позицией преодолеть труднее, чем в случае позитивиста.

Конечно, естественные юристы и позитивисты могли довольно легко найти место для либерального взгляда на идеологию как на ориентированную на действия систему верования как дополнение к их взглядам на источники права, в ощущение, что идеология — это часть социологического ландшафта, к которому применяются их концепции права.Естественное право может найти популярное выражение в идеологии общества, и позитивистские правовые институты могут отражать мировоззренческие убеждения.

4. Идеология и верховенство закона

Все это указывает на другое, связанное с этим напряжение. Это напряжение между взглядами радикальной идеологии и концепцией верховенства закона центральный элемент либерального правопорядка. По сути, термины верховенство закона, надлежащая правовая процедура, процессуальное правосудие, юридические формальности, процедурная рациональность, справедливость как закономерность, все относятся к идее этот закон должен отвечать определенным процедурным требованиям, чтобы человек способен подчиняться ему.Эти требования сосредоточены на принцип, что закон должен быть общим, что он принимает форму правил . Закон по определению должен быть направлен не только на конкретная ситуация или человек; как отмечает Лон Фуллер, правило закон также требует, чтобы закон был относительно определенным, четко выраженным, открытые, перспективные и адекватно освещаемые.

Взгляд на право как на идеологию, даже в его радикальных вариантах, не мог бы отрицать наличие верховенства закона в либеральном правопорядке; действительно, верховенство закона часто упоминается как парадигматический пример правовая идеология.Это потому, что, однако, верховенство закона интерпретируется как устройство, служащее интересам сильных мира сего; более того, это устройство, которое обманывает себя. Верховенство закона в его сдержанность в осуществлении государственной и судебной власти, способствует достижению целей тех, кто обладает властью другого рода, особенно экономическая мощь. Это не удивительный аргумент, если учесть, как правые мыслители, такие как Фредерик Хайек (1971, 57–57), превозносили верховенство закона за его важную роль в поддержке свободного рынка.Левое крыло и Таким образом, мыслители правого крыла согласны с капиталистической функцией верховенство закона.

Однако для левого теоретика идеологии верховенство закона также имеет идеологические аспекты, означающие, что он служит капиталистическим целям в более зловещими способами. Ибо в своем ограничении политической и юридической власти, верховенство закона подразумевает, что эти публичные формы власти являются единственными формы власти, которые существуют, или, по крайней мере, единственные, которые имеют значение. Более того, заверяя субъектов закона в том, что этот закон применяется в целом и определенно верховенство закона также предполагает, что формальные справедливость — единственный подходящий вид правосудия; это равенство перед закон тождественен равенству как таковому.

Эти утверждения о верховенстве закона и идеологии сложны и требуют внимательное изучение. Обязательно ли верховенство закона связано с манипуляциями от имени капиталистического порядка? Учитывая его формальные достоинства и агностицизм по содержанию закона, верховенство закона кажется невиновным обвинения в капиталистической предвзятости или предвзятости любого рода. Как выразился Раз, добродетель верховенства закона подобна силе острого ножа; Это позволяет закону выполнять свою функцию, независимо от функции быть (Раз, 1979).Более того, трудно понять, как задействовано само верховенство закона. в любом проекте обмана. Например, общность закона не обязательно влекут за собой какие-либо конкретные обязательства относительно того, как экономика или общество должно быть организовано; и не распространяет ложь или ошибку. Тем не менее верно, что процедурный принцип верховенства закона может служить идеологическим целям, чтобы отклонить социальную критику и предотвратить радикальное изменение. И если энтузиастам верховенства закона места хватит упор на процессуальную справедливость, это может снизить вероятность того, что более содержательные концепции справедливости будут иметь успех.Исторически сложилось так, что общества, в которых правит верховенство закона, имели тенденцию быть структурированы капиталистическими рынками, что предполагает сродство между два набора учреждений. Верховенство закона может иметь идеологический эффект, даже если он не идеологический по своей сути.

5. Идеология и справедливость

Идея о том, что право является идеологическим, является важным вкладом в правовую стипендия. Во-первых, это позволяет более критически взглянуть на закон и его роль, и тем самым демистифицирует набор жизненно важных социальных учреждения.Во-вторых, это указывает на важность социологических и политические факторы в нашем понимании закона. Законность формируется и находится под влиянием неправовых аспектов общества, а право, в свою очередь, влияние на общество и социальные изменения, а не только очевидное последствия конкретных суждений, но в политической культуре правовая система помогает производить.

Однако марксистский взгляд на право как на идеологию рискует оказаться бесполезным. редукционизм. Восприятие права как идеологического превыше всего остального в Марксистское чутье может способствовать грубому и ошибочному пониманию отношения между властью и законностью, где закон служит только интересы сильных мира сего и где правовые гарантии являются простыми обман.Более того, это может дать лицензию на цинизм в отношении закона, который парадоксальным образом противоречит освободительным целям радикальных политики, которая послужила толчком для критики права как идеологии в первое место. То есть радикальные критики рискуют вообще отвергнуть возможность юридических ресурсов для исправления несправедливости.

Более того, цинизм некоторых идеологических взглядов на самом деле является плодами своего рода утопизм о законе, поскольку он противоречит мрачному портрету правовой идеологии, манипулируемой от имени сильных мира сего с идеальным общество без идеологии или закона, где отношения людей к каждому прочее и реальность прозрачны и бесконфликтны.Конец тезиса идеологии, выдвинутого Беллом в триумфальном духе на имени либерального капитализма, но, что интересно, еще более заметным в Марксистские идеалы коммунизма могут ошибаться в своем предположении, что люди могут превзойти идеологию. Действительно, радикальная концепция идеология в конечном итоге ставит под сомнение вероятность того, что убеждения людей могут когда-либо давать объективную оценку реальности, незапятнанную искаженными и самооправдывающие процессы исследования.

Как же тогда использовать концепцию идеологии в юридической стипендия? Фактически, более тонкая критика идеологии улавливает степень, в которой освобождение и манипуляция могут быть воплощены в закон.Вспомните тонкую концепцию Маркса и Энгельса, в которой идеология дает перевернутый образ реальности, но узнаваемый образ тем не менее. Это говорит о том, что идеалы законности — это не просто шарады, но воплощены в законе, хотя бы в частичном и неполная форма. Историк-марксист Э. Томпсон (1975, 265) указал на это в его аргумент в пользу универсальной ценности верховенства закона. Томпсон утверждал, что для того, чтобы закон функционировал как идеология, он должен предложить некоторую подлинную моральную ценность.

Чтобы проиллюстрировать это, подумайте, как чья-то жестокость может быть замаскирована вежливые манеры; это не свидетельствует о том, что хорошие манеры не имеют ценность. Правовая идеология тоже может прикрыть несправедливость способами, которые тем не менее служить правосудию. Итак, функциональный аргумент об идеологии, должен признать ценность явления, которое служит идеологическим целям. Идеология не может быть полностью лишена освободительных аспектов; если закон трубит о справедливости, равенстве и свободе, тогда он должен преуспеть в реализуя эти идеалы, пусть и несовершенно, для того, чтобы закон функционируют как идеология.Таким образом, мы можем оценить правовые гарантии процессуальный вид для подлинной защиты, которую они предлагают субъектам закон, в то же время признавая квиетистскую политику, которая процедурный подход может возникнуть.

Ценности юридического процессуализма оказали значительное влияние о политической философии, особенно о либерализме. Мы видели это в его критику государства всеобщего благосостояния, Хайек утверждал, что закон процедурные правила продиктовали экономику невмешательства, в которой государство ожидается только, чтобы обеспечить основу для частных инициатив.Левые либералы, такие как Ролз и Дворкин, напротив, настаивают на том, что государство должным образом играет роль в исправлении невыгодного экономического положения. Ролз был обеспокоен тем, что граждане наслаждаются подлинным «Ценность» или «справедливая стоимость» равных политических свободы (Rawls 2007, 148–149). Более того, он также придерживался мнения что и либерально-демократический социализм, и собственническая демократия были кандидатами на реализацию его принципов справедливости. Сочленение это как попытка найти «альтернативу капитализму» (2001, 135–136), Ролз улавливал это утверждение в своем политическая философия читает лекции о том, что идея Маркса «свободно ассоциированных производителей »предполагает« демократическую экономическую план »(2007, 372).

Тем не менее политический либерализм Ролза не отвергает Адвокат Хайека в целом, сохраняя озабоченность держать государство в страхе. В частности, Ролз утверждает, что «Основные институты и государственная политика правосудия» следует понимать как «нейтральный по отношению к всеобъемлющим доктрины и связанные с ними концепции блага »(2001 г., 153н27). «Нейтралитет цели» Ролза (2001, 153n27) отражает то, что Раз назвал (1994, 46) «эпистемическим отходом» из драки », которая диктует, что размах политического ограничены формальными процедурами: процесс принятия решения оригинального должность; принципы общественного разума; или политический либерализм явное исключение соображений о хорошей жизни.Действительно, Процедурная этика Ролза стала особенно заметной в его более поздняя работа, где основное внимание уделяется конституционным вопросам над средство правовой защиты от невыгодного экономического положения привлекло много критических комментариев (см. Barry 1995; Окин 1993; Уильямс 1993).

Следует отметить, что Ролз придает большое значение «хорошему» хорошо организованного политического общества (2001, 198–199) и признал, что перфекционистские взгляды на ценный образ жизни могут сыграть роль в законодательные решения о «надлежащим образом ограниченном такие вопросы, как защита среды обитания диких животных (2001 г., 152н26).Однако он сохранил традиционный взгляд на перфекционизм как на в принципе неэгалитарный, связанный с идеей, что «некоторые люди имеют особые претензии, потому что их большие способности позволяют им заниматься в высшей деятельности, которая реализует перфекционистские ценности » (2001, 152). «Эгалитарные перфекционисты», такие как автор этой статьи, напротив, утверждает, что человеческое процветание мы должны стремиться к равенству в наших теориях справедливости. На это, несомненно, спорное мнение, забота о беспристрастности в закон не должен иметь «империалистических дизайны по всем политическим вопросам (Sypnowich 2017, 85–7), поэтому что сообщество теряет свою ответственность за воспитание равных человеческих благополучие.

Тем не менее, опасения по поводу идеологического воздействия процедурного подхода не ставят под сомнение ценную роль верховенства закона сам должен играть даже в самом амбициозном эгалитарном сообществе. Потенциал пренебрежительного подхода к закону, возможно, наряду с общий упадок влияния марксизма объясняет, почему некоторые в современной литературе термин «идеология» избегается. вместо этого выбрал такие термины, как «дискурс» или ‘повествование’. Такие условия также предполагают, что закон должен быть понимаются в политическом контексте, но они менее конкретны характер этого контекста или его влияние.Это кажется потерей. При правильном понимании концепция идеологии предлагает нюансы и освещающий подход к законности, который дает точное представление отношения между законом и политикой, которые не обязательно должны быть нигилистическими или редукционист. Ведь правильное понимание идеологической роль закона совместима с другими концепциями того, как право должно быть определены или поняты. Это особенно верно, если мы признаем невозможность полного устранения идеологических способов понимание.

Концепция права как имеющего моральный источник или источник в учреждениях системы, может быть независимым от реалистичного оценка идеологической функции закона или идеологического процесса в какие законы принимаются. Действительно, радикальные критики «войны с террор западных правительств указал на ценность либеральных правовых идеалов, таких как права человека и верховенство закона в в то же время, когда они отметили идеологические цели, ради которых такие идеалы заложены. И позитивисты, и естественные юристы, пока они не настаивают на том, что их концепции права исчерпывают реальность закона, может допускать влияние идеологии, даже в ее более радикальные интерпретации.Право может быть идеологией, а также иным моральным или моральным принципом. институциональные явления одновременно; действительно, закон, вероятно, будет не преуспеет как идеология, если она не многомерна именно в этом способ.

закон | Определение, системы, институты и поля

Закон , дисциплина и профессия, связанные с обычаями, практикой и правилами поведения сообщества, которые признаны обществом обязательными. Обеспечение соблюдения свода правил осуществляется контролирующим органом.

Гарвардская юридическая школа: Dane Hall

Dane Hall, одно из первых зданий Гарвардской юридической школы. Иллюстрация сделана после 1845 г., когда было добавлено дополнение.

Гарвардская школа права, 1817-1917 годы Ассоциация Гарвардской школы права, 1917 год

Демистификация Британики

Что такое судебный запрет?

Что они делают, для чего они нужны и как вы собираетесь их получить.

Закон трактуется в ряде статей. Для описания юридической подготовки и общего образования, см. юридическая профессия, юридическое образование и юридическая этика. Статьи, определяющие отношение закона к политическим структурам, — это конституция; идеология; политическая партия; и политическая система. Для статей, в которых обсуждается важность закона в отношении социальной справедливости и других социальных вопросов, см. см. права человека; земельная реформа; и социальное обслуживание.Для изучения сравнительных правовых систем и отношения права к общественным наукам, см. сравнительное правоведение. Описание канонического права: см. Каноническое право . Описание исламского права: см. шариата. Для описания еврейского закона, см. Талмуд и Мидраш. Для анализа роли закона в управлении государством, см. административное право. Для описания социальных ограничений и их соблюдения, см. Цензура ; преступление и наказание; и полиция.Описание юридических аспектов войны и вооруженных сил, см. war, law of. Для обсуждения философии права, см. закон, философия. Для описания различных типов исторических и современных правовых систем, см. китайское право; гражданское право; общее право; корт; Египетский закон; Европейское право; Германское право; Греческое право; Индийское право; Израильское право; Японское право; Римское право; Скандинавское право; Шотландский закон; Советское право; и валлийский закон. По международным аспектам права: см. международное право; и Организация Объединенных Наций.Для изучения законов, охватывающих определенные области, см. Агентство ; воздушное право; банкротство; перевозка грузов; коммерческая сделка; договор; конституционное право; уголовное право; семейное право; наследование; трудовое право; морское право; медицинская юриспруденция; процессуальное право; право собственности; Закон о налоге; и деликт.

Влияние юридической экспертизы на моральные предубеждения при принятии решений

Насколько нам известно, настоящее исследование представляет собой первое экспериментальное сравнение моральных решений, принимаемых судьями по уголовным делам, адвокатами и органами контроля, с акцентом на трех источниках предвзятости: (a ) информация о психическом состоянии нарушителя, (б) языковые манипуляции, направленные на провоцирование эмоциональных реакций, и (в) текущие физиологические состояния.Мы обнаружили, что информация о психическом состоянии нарушителя влияет на нравственность, наказание и степень тяжести вреда во всех группах. Однако судьи и поверенные приписывали случайным повреждениям значительно меньшую степень наказания и степени тяжести вреда, чем контрольные. Более того, решения судей или адвокатов не зависели от ГЛ или текущих физиологических сигналов перед лицом вредных действий. Вместе эти результаты показывают, что академическое образование и профессиональный опыт могут формировать умы лиц, принимающих юридические решения, освещая потенциальную роль, которую юридический опыт может играть в преодолении когнитивных, эмоциональных и физиологических предубеждений, скрывающихся за их повседневной работой.

Информация о психическом состоянии нарушителя повлияла на принятие моральных решений во всех группах. Наши результаты подтвердили, что, по сравнению со случайным причинением вреда, преднамеренный вред оценивался как хуже с моральной точки зрения (Cushman, 2008; Young and Saxe, 2008), подвергался более суровому наказанию (Buckholtz et al., 2015; Cushman, 2008) и считался более разрушительным. (Эймс и Фиск, 2013, 2015). Тем не менее, судьи и поверенные назначают значительно меньшее наказание за причинение случайного вреда, чем в контрольной группе, при этом межгрупповых различий в отношении преднамеренного вреда не было.Предыдущие данные, полученные в здоровых (Decety et al., 2012) и клинических (Baez et al., 2014, 2016) популяциях, показывают, что осознание преднамеренного вреда выше для преднамеренного, чем для случайного вреда, предполагая, что последний менее ясен или явен и включает больше когнитивных функций. требований (Baez et al., 2016). Также было высказано предположение, что для оправдания случайного вреда требуется надежное представление о психическом состоянии другого человека (Young et al., 2007; Young and Saxe, 2009b). Это надежное представление позволяет игнорировать преобладающий ответ на важную информацию о реальном вреде.Таким образом, настоящие результаты предполагают, что юристы могут быть более квалифицированными в обнаружении преднамеренности актера, отображении его / ее психического состояния и преодолении преобладающей реакции на результат. По закону о виновности судят, среди прочего, по психическому состоянию, которое сопровождало неправильное действие (Buckholtz and Faigman, 2014). Наказание за вредное действие зависит от определения моральной виновности (в уголовном контексте) или ответственности (по закону о правонарушениях) (Buckholtz and Faigman, 2014).Такие определения требуют выводов об убеждениях, намерениях и мотивах человека, рассматриваемого для наказания (Buckholtz and Marois, 2012). Таким образом, наши результаты показывают, что опыт судей и адвокатов может отточить способность обнаруживать преднамеренность, что приведет к более объективным рейтингам наказания. Однако, поскольку мы не включили конкретные меры способности обнаруживать преднамеренность, будущие исследования лиц, принимающих юридические решения, должны проверить эту интерпретацию.

Хотя, по сравнению с контрольными группами, судьи и поверенные присваивали более низкие рейтинги серьезности вреда случайным повреждениям, в зависимости от групп и языковых условий, участники дали более высокие оценки преднамеренному ущербу по сравнению со случайным причинением вреда.Поскольку тяжесть вреда была одинаковой в обоих случаях умышленного нанесения ущерба, наши результаты предполагают, что судьи и адвокаты также склонны к предвзятости из-за широко описываемого «эффекта увеличения вреда» (Ames and Fiske, 2013, 2015): люди переоценивают идентичный ущерб, когда он причинен намеренно. Исследования защитной атрибуции (Shaver and Drown, 1986), карательного правосудия (Darley and Pittman, 2003) и моральной психологии (Knobe et al., 2012) сходятся, чтобы показать, что, когда люди обнаруживают вред, их побуждают обвинять кого-то.Однако, как известно, люди более чувствительны к вредоносным намерениям. Действительно, желание найти виновного выше перед лицом преднамеренного, чем случайного причинения вреда (Ames and Fiske, 2015; Young and Saxe, 2009a). Такая мотивация обвинять заставляет людей переоценивать реальный ущерб (Ames and Fiske, 2013). Эта точка зрения согласуется с традиционными философскими взглядами (Nagel, 1979; Williams, 1982), предполагающими, что «моральная удача» отражает прямое влияние результата на моральные суждения. Воспринимаемая серьезность пагубных последствий может влиять на моральные суждения независимо от выводов, которые люди делают о убеждениях или желаниях вредного действующего лица (Martin and Cushman, 2016).Таким образом, плохие результаты привели бы к большему количеству обвинений, независимо от других фактов об агенте и его действиях (Zipursky, 2008). Учитывая эту мотивацию обвинять виновных, люди делают упор на доказательствах, которые делают их аргументы более убедительными (Alicke and Davis, 1990), и одна из тактик, чтобы сделать это, будет заключаться в том, чтобы намекнуть, что виновники вреда причинили больше вреда, чем они на самом деле (Эймс и Фиске, 2013). Таким образом, вредные действия, которые приводят к особенно большим мотивам обвинения, также приводят к преувеличенному восприятию вреда.

Дополнительным объяснением этого эффекта является тот факт, что преднамеренный вред (в отличие от случайного вреда) включает в себя дополнительный «символический» ущерб жертве (Дарли и Хафф, 1990), помимо физического увечья или повреждения имущества. В частности, чувствительность судей и адвокатов к этому эффекту может отражать их подготовку к осознанию того, что эти дополнительные последствия, а не вредный результат сам по себе, могут быть вызваны умышленным причинением вреда. По сравнению со случайным причинением вреда преднамеренное причинение вреда может привести к более важным субъективным потерям, таким как боль, страдания или эмоциональный стресс для жертвы.Специфические знания о праве могут объяснить завышенную оценку умышленного вреда судьями и адвокатами. Тем не менее, это открытие имеет важные последствия, поскольку эффект увеличения вреда может привести к увеличению судебных приговоров. В целом, наши результаты показывают, что юридическая экспертиза может улучшить возможности выявления умышленных действий без отмены эффекта увеличения вреда. Это говорит о частичном несоответствии между тем, как люди на самом деле принимают решения, и основополагающими предпосылками правовой системы.

Мы также манипулировали эмоциональными реакциями на вред, описывая сценарии через GL и PL (Treadway et al., 2014). Результаты показали, что GL не оказывал предвзятого отношения к решениям судей и адвокатов, предполагая, что опыт и академическая подготовка в области уголовного права делают этих людей более невосприимчивыми к влиянию языковых предубеждений на принятие моральных решений. Напротив, GL смещает рейтинги морали в контрольных группах, поддерживая аналогичные отчеты при принятии моральных решений (то есть рейтинги наказаний в контрольных группах) (Treadway et al., 2014) и в постановлениях присяжных (Bright and Goodman-Delahunty, 2006, 2011; Whalen and Blanchard, 1982). Таким образом, наши результаты показывают, что эксперты по правовой системе не подвержены предвзятым эмоциональным реакциям, вызванным языком, даже когда эти эффекты влияют на обычных граждан (которые в некоторых странах могут фактически выступать в качестве присяжных в юридических учреждениях).

Не было обнаружено влияния языковых манипуляций на степень тяжести наказания или вреда. Обратите внимание, что, в отличие от них, рейтинги морали, по-видимому, являются более автоматическими (Haidt, 2001) и предшествуют решениям о наказании и серьезности вреда (Buckholtz et al., 2008). Решения о наказании кажутся менее автоматическими и требуют интеграции информации о психическом состоянии и оценки тяжести вреда (Buckholtz et al., 2015; Carlsmith et al., 2002). В отличие от последнего, моральные решения включают мгновенное чувство одобрения или неодобрения при наблюдении за морально нагруженной ситуацией (Haidt, 2001), а также оценочные суждения, основанные на социально сформированных идеях правильного и неправильного (Moll et al., 2005). Обратите внимание, что в предыдущих исследованиях с использованием языковых манипуляций (т.е., ужасный или простой язык) было сосредоточено только на рейтингах наказаний (Treadway et al., 2014), наше первое исследование влияния GL на мораль, наказание и рейтинги серьезности вреда. Таким образом, наши результаты показывают, что при оценке различных аспектов принятия моральных решений автоматические эмоциональные предубеждения (например, связанные с GL) могут повлиять на рейтинги морали больше, чем на рейтинги серьезности наказания и вреда.

Мы провели дополнительный анализ, чтобы изучить влияние типа преступления на наблюдаемые групповые различия.Мы обнаружили, что по параметрам морали, наказания и серьезности вреда участники дали более высокую оценку смерти по сравнению со сценариями повреждения имущества. Что касается морали и серьезности вреда, участники также дали более высокие оценки смерти по сравнению со сценариями физического вреда. Эти результаты согласуются с результатами предыдущих исследований, показывающих, что величина вреда (т.е. действия, приведшие к смерти по сравнению с потерей имущества) предсказывает более высокую мораль (Gold et al., 2013) и наказание (Treadway et al., 2014) рейтинги. Важно отметить, что эти различия присутствуют во всех трех группах и не объясняют наблюдаемые эффекты языка в рейтингах морали органов управления или групповые эффекты на наказание и оценки серьезности вреда за случайный вред.

Мы также исследовали влияние многолетнего опыта работы в уголовном праве на моральное принятие решений судьями и адвокатами. Первая переменная не была существенно связана с оценками морали, наказания или степени тяжести вреда ни у судей, ни у адвокатов.Стоит отметить, что годы профессиональной практики были единственным показателем опыта, включенным в эту работу. В будущих исследованиях следует дополнительно изучить, влияют ли определенные компоненты опыта, такие как уровни воздействия или десенсибилизации, на модели моральных решений, наблюдаемые в этих группах населения. Наши результаты показывают, что, а не годы опыта, опыт в области уголовного права (конкретные знания, опыт и технические навыки) и профессиональная роль как таковая (судьи и поверенные), по-видимому, играют более важную роль в преодолении когнитивных и эмоциональных предубеждений. которые могут повлиять на принятие моральных решений.В соответствии с нашими результатами предыдущие доказательства показали, что знания и опыт могут играть разные роли при принятии судебных решений. Например, предварительная экспертиза усиливает влияние идеологии на принятие судебных решений, а накопленный опыт — нет (Miller and Curry, 2009). Юристы, специализирующиеся в области уголовного права, проявляют меньшую чувствительность к подтверждающей предвзятости, чем юристы без этого опыта (со специализацией в других областях, кроме уголовного права) (Schmittat and Englich, 2016).Таким образом, наши выводы и предыдущие данные свидетельствуют о том, что конкретные знания, опыт и технические навыки в области уголовного права играют важную роль в преодолении когнитивных и эмоциональных предубеждений, которые могут повлиять на принятие решений.

Стоит отметить, что судьи были единственной группой, чьи физиологические сигналы не были связаны с моделями решений. Это отношение было незначительно значимым у поверенных и полностью значимым в контрольной группе (при этом ВСР предсказывала оценки морали в состоянии GL).В соответствии с результатами языковых манипуляций принятие моральных решений судьями и, в меньшей степени, адвокатами, по-видимому, меньше полагается на периферические физиологические сигналы, обычно связанные с эмоциональными реакциями (Kop et al., 2011; Mccraty et al., 1995; Шаффер, Гинзберг, 2017). Эта модель предполагает, что особый опыт и подготовка судей и адвокатов важны для снижения влияния физиологического возбуждения на принятие моральных решений. И судьи, и адвокаты постоянно сталкиваются с графическими или ужасными материалами, и это может уменьшить связанное с этим физиологическое возбуждение.Кроме того, обе группы имеют определенный академический опыт в отношении идеала непредвзятого принятия решений, и их повседневная деятельность может дать им возможность научиться определять и избегать предвзятости, связанной с физиологическими сигналами. Поскольку в это исследование не были включены меры воздействия ужасных материалов в профессиональной практике или явных знаний о предубеждениях, связанных с принятием решений, будущие исследования должны проверить эти интерпретации. Отметим, что связь между физиологическими сигналами и оценками морали полностью отсутствует только у судей.Это различие между судьями и адвокатами можно объяснить особой ролью, которую каждый из них играет в своей повседневной практике. В отличие от адвокатов, судьи председательствуют на судебных процессах или решают их, решают, какие доказательства будут разрешены, и инструктируют присяжных относительно закона, который они должны применять. Таким образом, ожидается, что судьи должны быть беспристрастными и принимать решения в соответствии с законом, без влияния предубеждений. И наоборот, адвокаты представляют и защищают позицию своих клиентов. Следовательно, хотя и судьи, и адвокаты неоднократно сталкиваются с ужасными материалами, ожидается, что только первые будут беспристрастно оценивать и принимать решение по этим доказательствам.Эти различия могут объяснить, почему адвокаты больше полагались в моральных решениях на периферийные физиологические сигналы, чем на судей. Эта гипотеза должна быть непосредственно оценена в будущих исследованиях.

Кроме того, наши результаты, показывающие, что в контрольной группе физиологические сигналы, запускаемые GL, связаны с рейтингами морали, подтверждают предыдущие исследования, показывающие, что ужасающие доказательства вызывают эмоциональные реакции (Bright and Goodman-Delahunty, 2006; Salerno and Peter-Hagene, 2013; Treadway et al. ., 2014) и повышает активность миндалины, ключевой области мозга, участвующей в эмоциональной обработке и кодировании вреда (Bright and Goodman-Delahunty, 2006; Hesse et al., 2016; Salerno and Peter-Hagene, 2013; Shenhav and Greene, 2014; Treadway et al., 2014). Таким образом, наше исследование поддерживает эмпирические (Damasio, 1994; Greene and Haidt, 2002; Haidt, 2008; Moll et al., 2005) и теоретические (Damasio, 1994; Forgas, 1995; Haidt, 2001) утверждения о том, что телесные и эмоциональные реакции влияют на о принятии моральных решений. Кроме того, наши результаты показывают, что эти реакции могут быть смягчены юридической экспертизой.

Наконец, мы обнаружили, что управляющие функции (EF) достоверно предсказывают средние рейтинги тяжести вреда, подтверждая роль этих общих навыков в принятии моральных решений (Baez et al., 2018; Buon et al., 2016). Предварительно это указывает на то, что КВ могут поддерживать регуляцию и контроль различных когнитивных процессов, критически важных для морального суждения (Buon et al., 2016). Дальнейшие исследования с использованием более обширных оценок должны выявить конкретную взаимосвязь между ФВ и различными аспектами принятия моральных решений в группах экспертов и неспециалистов.

Наши результаты могут иметь важное значение для контекстной модуляции когнитивных процессов (Baez et al., 2017; Barutta et al., 2011; Cosmelli and Ibáñez, 2008; Ibáñez et al., 2017; Ibañez and Manes, 2012; Melloni et al., 2014), лежащий в основе правового поведения. Нравственность — это фундаментальный компонент человеческих культур, обеспечивающий механизм обеспечения соблюдения социальных норм (Yoder and Decety, 2014). Действительно, мораль зависит от предписывающих норм о том, как люди должны относиться друг к другу, включая такие концепции, как справедливость, справедливость и права (Yoder and Decety, 2014).Тем не менее, помимо обычных моральных норм, закон играет дополнительную регулирующую роль в общественной жизни (Schleim et al., 2011). Действительно, нейровизуализационные исследования показали сходство между нейронной основой принятия моральных и юридических решений у профессиональных юристов, предполагая значительное совпадение когнитивной обработки между обоими нормативными процессами (Schleim et al., 2011). Эти частичные совпадения моральных и юридических решений подчеркивают потенциальные трансляционные последствия наших результатов.Правовая система должна регулировать источники предвзятости обвиняемых, присяжных, адвокатов и судей (Greely, 2011). Наши результаты предоставляют уникальные доказательства того, что на судей и адвокатов в меньшей степени влияют типичные предубеждения при принятии морально нагруженных решений третьей стороной. Таким образом, результаты подтверждают подход к праву, основанный на «снижении предвзятости» (Gewirtz, 1996), по крайней мере, в отношении эффектов языковых манипуляций и связанных с ними физиологических сигналов. Наши результаты могут иметь значение в странах, которые используют присяжных как часть своей правовой системы.Хотя был поставлен вопрос о том, должны ли судьи скрывать соответствующие доказательства от присяжных, опасаясь, что они будут использовать их недопустимым образом (например, Pettys, 2008), наши результаты эмпирически подтверждают формальные постулаты, такие как следующий, из Соединенных Штатов Федеральные правила доказывания: « Суд может исключить соответствующие доказательства, если их доказательная ценность существенно перевешивается опасностью одного или нескольких из следующих факторов: несправедливое предубеждение, запутывание вопросов, введение в заблуждение присяжных, неоправданная задержка, трата времени или ненужная представление совокупных доказательств ».Подтверждая это правило, наши результаты показывают, что обычные граждане (которые могут быть потенциальными присяжными) более предвзяты, чем судьи, перед лицом языковых манипуляций и связанных с ними физиологических состояний.

Кроме того, мы обнаружили, что судьи и поверенные не являются невосприимчивыми к «эффекту увеличения вреда»: так же, как и контрольные органы, эти эксперты переоценили ущерб, причиненный преднамеренным вредом (Ames and Fiske, 2013, 2015; Darley and Huff, 1990 ). Этот результат может иметь важные последствия, поскольку эффект увеличения вреда может привести к увеличению судебных приговоров (Ames and Fiske, 2013; Darley and Huff, 1990).Действительно, преднамеренное повреждение собственности считается более дорогостоящим, чем случайное повреждение (Ames and Fiske, 2013; Darley and Huff, 1990). Этот вывод согласуется с предыдущими отчетами, показывающими, что на решения юридических экспертов могут влиять несколько предубеждений (Englich et al., 2006; Guthrie et al., 2001; Rachlinski et al., 2008, 2015; Wistrich et al., 2015). ). Кроме того, наш результат согласуется с предположением (Burns, 2016; Tsaoussi and Zervogianni, 2010) о том, что судебные решения не защищены от воздействия «ограниченной рациональности».Этот термин относится к концепции, согласно которой «когнитивные способности человека не безграничны» (Simon, 1955), и, следовательно, люди выбирают короткие пути при принятии решений, которые не могут считаться рациональными. Таким образом, предвзятое отношение к переоценке ущерба, причиненного умышленным вредом, является важным вопросом, который следует четко признавать в юридических условиях или даже в программах юридического обучения. Действительно, было показано, что, хотя судьи могут иметь расовые предубеждения, они могут подавлять их, если мотивированы и прямо проинструктированы контролировать свои собственные неявные предубеждения (Rachlinski et al., 2008).

В заключение, это первое исследование, в котором изучается, являются ли различные аспекты (мораль, наказание и тяжесть вреда) решений судей и адвокатов необъективными из-за информации о психическом состоянии нарушителя, использования GL при описании вредных событий или собственное физиологическое состояние. Мы обнаружили, что на решения судей и адвокатов не влияет использование GL или физиологических сигналов, и они точно чувствительны к информации о психическом состоянии нарушителя.Судьи и адвокаты кажутся более квалифицированными, чем органы контроля, в выявлении случайных повреждений, что способствует более справедливому назначению наказаний. Однако судьи и адвокаты не застрахованы от эффекта увеличения вреда. Наши результаты предлагают новые подробности о том, как опыт может формировать умы лиц, принимающих юридические решения, открывая путь для многообещающих новых исследований когнитивных и физиологических факторов, связанных с принятием юридических решений. Настоящие результаты могут вдохновить на создание новых экологических проектов, отслеживающих потенциальные последствия психического состояния нарушителя, языковых манипуляций и физиологических сигналов для лиц, принимающих решения по закону.

Amazon.co.jp: Идеология, психология и право (серия по политической психологии) (английское издание), электронная книга: Hanson, Jon, Jost, John: Kindle Store

« Идеология, психология и право — это революция в процессе создания. Энциклопедический по своей широте, этот том отражает момент — как первые бурные дни движения за право и экономику — когда внезапно становятся возможными новые смелые вопросы. Ибо для тех, кто все еще цепляется за центральное место предпочтений и стимулов, эта книга будет полезно угрожать.»- Ян Эйрес, профессор Уильяма К. Таунсенда, Йельская школа права, и автор книги Кнута и пряника: раскрыть силу стимулов для достижения цели

научные исследования, направленные на выявление мотивированных и бессознательных источников вдохновения для идеологии, права и политики. Великолепно отредактированный и своевременный том представляет собой очень доступный междисциплинарный сборник, объединяющий точки зрения и идеи многих наиболее вдумчивых и влиятельных социальных психологов, политологов и ученых-юристов в мире.Это важное чтение для всех, кто хочет лучше понять психологические ветры, бушующие наши институты коллективного управления ». — Филип Г. Зимбардо, автор книги « Эффект Люцифера: понимание того, как хорошие люди превращают зло », и президент организации« Героическое воображение » Проект

«С этим сборником Джон Хэнсон и соавторы этого тома значительно продвинулись к тому, чтобы сломать железную хватку, которой право и экономика держались в отношении серьезного анализа правовой политики.Этот том, объединяющий идеи психологии и других наук о поведении и разуме, отображает важную и вдохновляющую междисциплинарность, которая будет определять новые пути в работе в будущем », — Джеральд Торрес и Лани Гинье, соавторы книги « Шахтерская канарейка: вербовочная гонка » , Сопротивление власти, преобразование демократии

«Этот том показывает, что такое идеология и что она делает. Главы, написанные психологами, демонстрируют, что в работе ума мало что можно назвать «нейтральным».Ученые-правоведы, которые участвуют в написании этого сборника, задаются вопросом, как сам закон должен склоняться к справедливости, если это так. Этот сборник содержит факты и идеи, которые, если их принять во внимание, могут приблизить закон к стремлению, чтобы все были равны перед законом ». — Махзарин Р. Банаджи, профессор социальной этики Кабота, факультет психологии Гарвардского университета,
« Insightful , всеобъемлющий, охватывающий границы. Хансон объединяет исследования и идеи из разных дисциплин, чтобы по-новому взглянуть на самые важные юридические вопросы нашего времени.»- Шина С. Айенгар, профессор бизнеса ST Lee, Колумбийская бизнес-школа и автор книги The Art of Choicing

» Это длинный текст, написанный исследователями как энциклопедический ресурс для мыслителей, которые хотят узнать больше о том, как мы принимаем решения, и о тех, кто готов найти время, чтобы обдумать, как применить эти знания в повседневных проблемах и вопросах адвокатской деятельности. Вы можете думать об этом как о серии плотно написанных академических статей, которые нужно пережевывать, переваривать и размышлять по одной.Статьи требуют изучения, и для тех, кто желает это сделать, эти знания будут стоить затраченных усилий … Обзоры литературы, представленные в главах этой книги, неоценимы для тех, кто хочет больше узнать о том, как принимаются решения как с психологической точки зрения, так и с психологической точки зрения. и контекстуально то, что мы знаем сейчас о том, как повлиять на этот процесс, и (возможно, самое главное), сколько еще нам предстоит узнать ». — Рита Р. Хандрич, доктор философии, обзор в The Jury Expert
—Этот текст относится к распродавшемуся или недоступному изданию этой книги.

Джон Хэнсон — профессор права Альфреда Смарта и директор проекта «Право и психология» Гарвардской школы права. Он является редактором и соучредителем блога ситуационистов, который предоставляет форум для обсуждения ситуационных сил, влияющих на закон, политику и социальные институты. Его отмеченное наградами преподавание и стипендия сочетают в себе социальную психологию, социальное познание, экономику, историю и право. —Этот текст относится к распродавшемуся или недоступному изданию этой книги.

Идеология расизма: злоупотребление наукой для оправдания расовой дискриминации

В своей исключительно проницательной книге «Расизм: краткая история» историк Стэнфордского университета Джордж М.Фредриксон отмечает парадокс, заключающийся в том, что представления о человеческом равенстве были необходимой предпосылкой возникновения расизма. Если общество основано на допущении о неравенстве, создавая общепринятую иерархию, которую не подвергают сомнению даже те, кто находится в ее низшей точке, тогда нет необходимости определять причину положения подчиненных в какой-то конкретной характеристике с их стороны, которая делает их менее достойными, чем другие.

Однако по мере того, как общества становятся все более приверженными вере в свободу и равенство — по мере того, как когда-то революционные идеи о равных правах для всех стали более распространенными, особенно на Западе, — те группы, которым систематически отказывают в этих правах, заявляются. обладать тем, что Фредриксон называет «каким-то необычайным недостатком, который делает их менее чем полностью человечными».То есть расизм возник в результате противоречия между принципами эгалитаризма и исключительного отношения к определенным этническим группам: отказ от органически иерархических обществ повлек за собой подразумеваемую необходимость учета того факта, что некоторые группы подвергались рабству, принудительному отделение от остального общества или гетто.

Примерно в конце восемнадцатого века, когда рационализм Просвещения заменил веру и суеверие в качестве источника авторитета, научные заявления стали предпочтительным методом примирения разницы между принципом и практикой.В обществах, где существует систематическая дискриминация конкретных расовых групп, она неизбежно сопровождается попытками оправдать такую ​​политику научными соображениями.

Вообще говоря, существует три типа научных объяснений предполагаемой поддержки расовой дискриминации, каждое из которых имеет долгую историю. Один из подходов заключался в утверждении, что межрасовое скрещивание сопряжено с биологическими опасностями. Действительно, именно на основании этого убеждения в США и Южной Африке в течение многих лет существовали законодательные запреты на смешанные браки.Первое предполагаемое доказательство этого вывода было предоставлено в середине XIX века в основном врачами, которые утверждали, что из-за своего смешанного кровного родства «мулаты» были значительно более восприимчивы к болезням, чем любой из их родителей, и, следовательно, исключительно недолговечны. жил. Вдобавок, если лица смешанной расы вступали в смешанные браки, по мнению ведущих антропологов того времени, они становились все менее плодовитыми и в конечном итоге становились полностью бесплодными.

В начале двадцатого века, вскоре после того, как открытие научным сообществом работы Грегора Менделя привело к появлению новой захватывающей области биологии, генетики предупредили, что смешанные браки «далеких» рас могут вызвать то, что они называли генетическими «дисгармониями».Чарльз Бенедикт Давенпорт, всемирно известный исследователь того времени, заметил, например, что если представитель высокой расы, такой как шотландцы, спаривается с представителем небольшой расы, такой как южные итальянцы, их потомство может наследуют гены больших внутренних органов от одного родителя и маленького роста от другого, в результате чего внутренние органы будут слишком большими для каркаса. Естественно, эти утверждения недолго оставались обоснованными, но вскоре они были заменены утверждениями, которые было труднее опровергнуть, поскольку некоторые социологи настаивали на том, что дети от смешанной расы отцовства морально и интеллектуально уступают любому из родителей.

Хотя вера в такие генетические несоответствия когда-то была довольно широко распространена в научном сообществе и использовалась специально для обоснования различных расово репрессивных политик, сейчас это понятие пользуется гораздо меньшим доверием. Однако, хотя не было абсолютно никаких доказательств того, что межрасовое скрещивание может привести к дисгармонии любого рода, предупреждения о каком-то генетическом разногласии все еще далеки от полного исчезновения. Всего несколько лет назад Глейд Уитни, видный генетик и бывший президент Ассоциации поведенческой генетики, заявила, что смешанные браки «дальних рас» могут привести к пагубной генетической смеси в потомстве, сославшись на широкий спектр проблем со здоровьем, от которых страдают афроамериканцы и американцы. их высокая младенческая смертность как примеры эффектов «гибридной несовместимости», вызванной белыми генами, которые не были обнаружены из-за соглашения «одна капля», определяющего все «гибриды» как черных.Неудивительно, что он также регулярно выступал перед неонацистскими группами и, выступая на съезде отрицателей холокоста, обвинил евреев в заговоре с целью ослабить белых, убедив их распространить политическое равенство на черных. расовая дискриминация была заявлением о том, что предрассудки являются естественным и действительно важным явлением, необходимым для того, чтобы эволюционный процесс был эффективным путем обеспечения целостности генофондов. С этой точки зрения, эволюция оказывает избирательное влияние не на индивидов, а на группы, что делает необходимым, чтобы расы были отделены друг от друга и относительно однородны, если существует эволюционный прогресс.Один антрополог, придерживающийся этой веры, называет тенденцию «не доверять и отталкивать» представителей других рас естественной частью человеческой личности и одним из основных столпов цивилизации.

Наконец, наиболее распространенный способ использования науки для поддержки расовой дискриминации — это заявления о том, что одни группы систематически менее обеспечены важными когнитивными или поведенческими чертами, чем другие. Это не означает, что в этих чертах может не быть групповых различий, а скорее, что на данный момент нет четких выводов, которые в любом случае не имели бы отношения к вопросам социального и политического равенства.Тем не менее, снова существует долгая история использования таких заявлений в репрессивных целях. В первой четверти двадцатого века особую озабоченность вызвали результаты ранних тестов интеллекта, которые якобы продемонстрировали, что южные и восточные европейцы не только интеллектуально уступают своим северным собратьям, но и неспособны к самоуправлению. Некоторые из наиболее важных ученых того времени объяснили, что нордикам, характеризовавшимся большей самоуверенностью и решительностью, а также интеллектом, по своей генетической природе было суждено править другими расами.В последние полвека полемика по поводу интеллектуальных и моральных качеств была сосредоточена в первую очередь на различиях между черными и другими расами, на которые часто ссылались те, кто стремится сохранить правление белого меньшинства в Южной Африке и правовую сегрегацию в Соединенных Штатах.

В настоящее время наиболее известным исследователем, подчеркивающим важность расовых различий, является канадский психолог Дж. Филипп Раштон, автор книги «Раса, эволюция и поведение: перспектива истории жизни», которая была распространена добровольно в сокращенной версии десяткам тысяч социологов в неприкрытой попытке повлиять как на коллег-ученых, так и на общественное мнение.В предисловии к сокращенной книге в мягкой обложке Раштон пообещал объяснить, почему расы различаются по уровню преступности, способностям к обучению и распространенности СПИДа. В последующем отчете он утверждал, что поведение чернокожих, будь то в Африке или в диаспоре, отражает то, что он назвал «основным законом эволюции», в котором репродуктивная стратегия связана с интеллектуальным развитием, так что более продвинутые последние, чем меньше количество потомков и тем больше затрат времени и сил на уход за каждым из них.Таким образом, заявил он, по сравнению с кавказцами и азиатами черные, как правило, были более сексуально активными и агрессивными, но менее умными и менее способными к самоконтролю, сложной социальной организации и стабильности в семье. Как и Глейд Уитни, Раштон также был любимым оратором на съездах организаций, занимающихся политической политикой, которые официально закрепили бы превосходство белых в законе.

После Второй мировой войны две конференции всемирно признанных ученых, проведенные Организацией Объединенных Наций по вопросам образования, науки и культуры (ЮНЕСКО), сделали заявления о расе.Хотя в их наблюдениях относительно возможности врожденных различий были некоторые незначительные различия, обе группы согласились с тем, что равенство как этический принцип, касающийся прав, которыми должны пользоваться все члены общества, не основывается на каких-либо научных выводах о расовых характеристиках. Эта позиция по-прежнему должна информировать нас о расе и науке. Хотя течения мысли, обсуждаемые в этой статье, не имеют широкой поддержки среди современных ученых, вопрос о том, подходят ли они для научных исследований, не имеет значения.Такие утверждения, научно ложные или обоснованные, не должны иметь никакого отношения к правам, закрепленным во Всеобщей декларации прав человека ООН.

Идеология, психология и право, Джон Д. Хэнсон :: SSRN

Абстрактные

Формально закон основан исключительно на аргументированном анализе, лишенном идеологических предубеждений или бессознательных влияний. Судьи утверждают, что действуют как судьи, применяя правила, а не устанавливая их. Они формулируют свои решения как прямое применение установленного набора правовых доктрин, принципов и предписаний к заданному набору фактов.Однако, как понимают большинство ученых-юристов, впечатление, которое создает правовая система, в значительной степени является иллюзией. Еще в 1881 году Оливер Венделл Холмс-младший сделал аналогичное заявление, написав, что «ощущаемые потребности того времени, преобладающие моральные и политические теории, интуиция государственной политики, явная или бессознательная, даже предрассудки, которые разделяют судьи. их собратьям нужно сделать гораздо больше, чем силлогизм в определении правил, по которым люди должны управляться ».

Спустя более чем столетие мы теперь намного ближе к пониманию механизмов, ответственных за разрыв между формальным лицом закона и реальными силами, формирующими его.За последнее десятилетие или около того политологи и ученые-правоведы начали изучать связи между идеологиями, с одной стороны, и правовыми принципами и результатами политики, с другой. В тот же период интеллектуальные ученые обратились к пониманию психологических источников идеологии. Эта книга — первая книга, которая собирает вместе многих мировых экспертов по этим темам, чтобы исследовать иногда тревожные взаимодействия между психологией, идеологией и правом, а также лучше понять, что, помимо логики и ниже ее, оживляет закон.

В этой вводной главе рассказывается, почему этот том был создан, и дается обзор общих разделов и отдельных глав, а также комментарии в книге. Он начинается с краткой, свободной и очень стилизованной истории взаимоотношений между идеологией, психологией и правом — истории, основанной на чрезмерно упрощенном утверждении, что что-то изменилось примерно в 2000 году.

Ключевые слова: Идеология, психология, право, теория права, социальная психология, науки о разуме, социальное познание

.