Что такое Эдипов комплекс — 14 ноября 2002
Мы продолжаем рассматривать психосексуальные стадии развития ребенка по З. Фрейду. Сегодня мы поговорим о том, какие изменения несет с собой фаллическая стадия развития.
Между тремя и шестью годами интересы ребенка сдвигаются в новую зону, область гениталий. На протяжении фаллической стадии дети могут рассматривать и исследовать свои половые органы, проявлять заинтересованность в вопросах, связанных с половыми отношениями. Хотя их представления о взрослой сексуальности обычно смутны, ошибочны, и весьма неточно сформулированы, Фрейд полагал, что большинство детей понимают суть сексуальных отношений более ясно, чем предполагают родители. Основываясь на увиденном по телевизору, на каких — то фразах родителей или на объяснениях других детей, они рисуют ’первичную’ сцену.
Доминирующий конфликт на фаллической стадии состоит в том, что Фрейд назвал Эдиповым комплексом (аналогичный конфликт у девочек получил название комплекса Электры).
Описание этого комплекса Фрейд заимствовал из трагедии Софокла ’Царь Эдип’, в которой Эдип, царь Фив, непреднамеренно убил своего отца и вступил в кровосмесительную связь с матерью. Когда Эдип понял, какой чудовищный грех он совершил, он ослепил себя. Фрейд рассматривал трагедию как символическое описание величайшего из человеческих конфликтов. С его точки зрения, этот миф символизирует неосознанное желание ребенка обладать родителем противоположного пола и одновременно устранить родителя одного с ним пола. Более того, Фрейд находил подтверждение комплекса в родственных связях и клановых взаимоотношениях, имеющих место в различных примитивных обществах.
В норме эдипов комплекс развивается несколько по — разному у мальчиков и девочек. Рассмотрим, как он проявляется у мальчиков. Первоначально объектом любви у мальчика выступает мать или замещающая ее фигура. С момента рождения она является для него главным источником удовлетворения. Он хочет выражать свои чувства по отношению к ней точно так же, как это делают, по его наблюдениям, люди более старшего возраста.
Это говорит о том, что мальчик стремится играть роль своего отца и в то же время он воспринимает отца как конкурента. Но мальчик догадывается о своем более низком положении, он понимает, что отец не намерен терпеть его романтические чувства к матери. Боязнь воображаемого возмездия со стороны отца Фрейд назвал страхом кастрации и, по его мнению, это заставляет мальчика отказываться от своего стремления.
В возрасте примерно между пятью и семью годами эдипов комплекс развивается: мальчик подавляет (вытесняет из сознания) свои желания в отношении матери и начинает идентифицировать себя с отцом (перенимает его черты). Этот процесс выполняет несколько функций: во — первых, мальчик приобретает конгломерат ценностей, моральных норм, установок, моделей полоролевого поведения, обрисовывающих для него, что это значит — быть мужчиной. Во — вторых, идентифицируясь с отцом, мальчик может удержать мать как объект любви путем замещения, поскольку теперь он обладает теми же атрибутами, которые мать видит в отце.
Еще более важным аспектом разрешения эдипова комплекса является то, что ребенок перенимает родительские запреты и основные моральные нормы. Это подготавливает почву для развития суперэго или совести ребенка. т.е. суперэго является следствием разрешения эдипова комплекса. Взрослые мужчины с фиксацией на фаллической стадии ведут себя дерзко, они хвастливы и опрометчивы. Фаллические типы стремятся добиваться успеха (успех для них символизирует победу над представителем противоположного пола) и постоянно пытаются доказать свою мужественность и половую зрелость. Они убеждают других в том, что они ’настоящие мужчины’. Это так же может быть поведение по типу Дон Жуана.
Версия эдипова комплекса у девочек получила название комплекса Электры. Прообразом в данном случае выступает персонаж греческой мифологии Электра, которая уговаривает своего брата Ореста убить их мать и ее любовника и таким образом отомстить за смерь отца. Как и у мальчиков, первым объектом любви у девочек является мать. Однако, когда девочка вступает в фаллическую стадию, она осознает, что у нее нет пениса, что может символизировать недостаток силы.
Она обвиняет мать в том, что она родилась ’дефектной’. В то же время девочка стремится обладать своим отцом, завидуя, что он имеет власть и любовь матери.
Со временем девочка избавляется от комплекса Электры путем подавления тяги к отцу и идентификации с матерью. Другими словами, девочка, становясь более похожей на мать, получает символический доступ к отцу, увеличивая, таким образом, шансы когда-нибудь выйти замуж за мужчину, похожего на отца.
У женщин фаллическая фиксация, как отмечал Фрейд, приводит к склонности флиртовать, обольщать, а также к беспорядочным половым связям, хотя они могут иногда казаться наивными и невинными в сексуальном отношении. Неразрешенные проблемы эдипова комплекса расценивались Фрейдом как основной источник последующих невротических моделей поведения, особенно имеющих отношение к импотенции и фригидности. В следующей статье мы поговорим о латентной стадии психосексуального развития личности.
По теме
14 ноября 2002, 16:31
Стадии психосексуального развития ребенка.
Генитальная стадия14 ноября 2002, 15:31
Стадии психосексуального развития ребенка. Латентная стадия14 ноября 2002, 13:31
Стадии психосексуального развития ребенка. Анальная стадия14 ноября 2002, 12:31
Стадии психосексуального развития ребенка. Оральная стадия
Генитальная стадияТатьяна Андреева
Практикующий психолог
ПсихологияФрейдРазвитие детей
- ЛАЙК2
- СМЕХ0
- УДИВЛЕНИЕ0
- ГНЕВ0
- ПЕЧАЛЬ0
Увидели опечатку? Выделите фрагмент и нажмите Ctrl+Enter
КОММЕНТАРИИ0
Гость
Войти
Новости РЎРњР?2Царь Эдип. Краткое содержание трагедии Софокла
Это трагедия о роке и свободе: не в том свобода человека, чтобы делать то, что он хочет, а в том, чтобы принимать на себя ответственность даже за то, чего он не хотел.
В городе Фивах правили царь Лаий и царица Иокаста. От дельфийского оракула царь Лаий получил страшное предсказание: «Если ты родишь сына, то погибнешь от его руки».
Поэтому, когда у него родился сын, он отнял его у матери, отдал пастуху и велел отнести на горные пастбища Киферона, а там бросить на съедение хищным зверям. Пастуху стало жалко младенца. На Кифероне он встретил пастуха со стадом из соседнего царства — Коринфского и отдал младенца ему, не сказавши, кто это такой. Тот отнёс младенца к своему царю. У коринфского царя не было детей; он усыновил младенца и воспитал как своего наследника. Назвали мальчика — Эдип.
Реклама
Эдип вырос сильным и умным. Он считал себя сыном коринфского царя, но до него стали доходить слухи, будто он приёмыш. Он пошёл к дельфийскому оракулу спросить: чей он сын? Оракул ответил: «Чей бы ты ни был, тебе суждено убить родного отца и жениться на родной матери». Эдип был в ужасе. Он решил не возвращаться в Коринф и пошёл, куда глаза глядят. На распутье он встретил колесницу, на ней ехал старик с гордой осанкой, вокруг — несколько слуг. Эдип не вовремя посторонился, старик сверху ударил его стрекалом, Эдип в ответ ударил его посохом, старик упал мёртвый, началась драка, слуги были перебиты, только один убежал.
Такие дорожные случаи были не редкостью; Эдип пошёл дальше.
Он дошёл до города Фив. Там было смятение: на скале перед городом поселилось чудовище Сфинкс, женщина с львиным телом, она задавала прохожим загадки, и кто не мог отгадать, тех растерзывала. Царь Лаий поехал искать помощи у оракула, но в дороге был кем-то убит. Эдипу Сфинкс загадала загадку: «Кто ходит утром на четырёх, днём на двух, а вечером на трёх?» Эдип ответил: «Это человек: младенец на четвереньках, взрослый на своих двоих и старик с посохом». Побеждённая верным ответом, Сфинкс бросилась со скалы в пропасть; Фивы были освобождены. Народ, ликуя, объявил мудрого Эдипа царём и дал ему в жены Лаиеву вдову Иокасту, а в помощники — брата Иокасты, Креонта.
Реклама
Прошло много лет, и вдруг на Фивы обрушилось божье наказание: от моровой болезни гибли люди, падал скот, сохли хлеба. Народ обращается к Эдипу: «Ты мудр, ты спас нас однажды, спаси и теперь». Этой мольбой начинается действие трагедии Софокла: народ стоит перед дворцом, к нему выходит Эдип.
«Я уже послал Креонта спросить совета у оракула; и вот он уже спешит обратно с вестью». Оракул сказал: «Эта божья кара — за убийство Лаия; найдите и накажите убийцу!» — «А почему его не искали до сих пор?» — «Все думали о Сфинкс, а не о нем». — «Хорошо, теперь об этом подумаю я». Хор народа поёт молитву богам: отвратите ваш гнев от Фив, пощадите гибнущих!
Эдип объявляет свой царский указ: найти убийцу Лаия, отлучить его от огня и воды, от молений и жертв, изгнать его на чужбину, и да падёт на него проклятие богов! Он не знает, что этим он проклинает самого себя, но сейчас ему об этом скажут, В Фивах живёт слепой старец, прорицатель Тиресий: не укажет ли он, кто убийца? «Не заставляй меня говорить, — просит Тиресий, — не к добру это будет!» Эдип гневается: «УЖ не сам ли ты замешан в этом убийстве?» Тиресий вспыхивает: «Нет, коли так: убийца — ты, себя и казни!» — «УЖ не Креонт ли рвётся к власти, уж не он ли тебя подговорил?» — «Не Креонту я служу и не тебе, а вещему богу; я слеп, ты зряч, но не видишь, в каком живёшь грехе и кто твои отец и мать».
— «Что это значит?» — «Разгадывай сам: ты на это мастер». И Тиресий уходит. Хор поёт испуганную песню: кто злодей? кто убийца? неужели Эдип? Нет, нельзя этому поверить!
Реклама
Входит взволнованный Креонт: неужели Эдип подозревает его в измене? «Да», — говорит Эдип. «Зачем мне твоё царство? Царь — невольник собственной власти; лучше быть царским помощником, как я». Они осыпают друг друга жестокими упрёками. На их голоса из дворца выходит царица Иокаста — сестра Креонта, жена Эдипа. «Он хочет изгнать меня лживыми пророчествами», — говорит ей Эдип. «Не верь, — отвечает Иокаста, — все пророчества лживы: вот Лаию было предсказано погибнуть от сына, но сын наш младенцем погиб на Кифероне, а Лаия убил на распутье неведомый путник». — «На распутье? где? когда? каков был Лаий с виду?» — «По пути в Дельфы, незадолго до твоего к нам прихода, а видом был он сед, прям и, пожалуй, на тебя похож». — «О ужас! И у меня была такая встреча; не я ли был тот путник? Остался ли свидетель?» — «Да, один спасся; это старый пастух, за ним уже послано».
Эдип в волнении; хор поёт встревоженную песню: «Ненадёжно людское величие; боги, спасите нас от гордыни!»
И тут в действии происходит поворот. На сцене появляется неожиданный человек: вестник из соседнего Коринфа. Умер коринфский царь, и коринфяне зовут Эдипа принять царство. Эдип омрачается: «Да, лживы все пророчества! Было мне предсказано убить отца, но вот — он умер своею смертью. Но ещё мне было предсказано жениться на матери; и пока жива царица-мать, нет мне пути в Коринф». «Если только это тебя удерживает, — говорит вестник, — успокойся: ты им не родной сын, а приёмный, я сам принёс им тебя младенцем с Киферона, а мне тебя там отдал какой-то пастух». «Жена! — обращается Эдип к Иокасте, — не тот ли это пастух, который был при Лаие? Скорее! Чей я сын на самом деле, я хочу это знать!» Иокаста уже все поняла. «Не дознавайся, — молит она, — тебе же будет хуже!» Эдип ее не слышит, она уходит во дворец, мы ее уже не увидим. Хор поёт песню: может быть, Эдип — сын какого-нибудь бога или нимфы, рождённый на Кифероне и подброшенный людям? так ведь бывало!
Но нет.
Приводят старого пастуха. «Вот тот, кого ты мне передал во младенчестве», — говорит ему коринфский вестник. «Вот тот, кто на моих глазах убил Лаия», — думает пастух. Он сопротивляется, он не хочет говорить, но Эдип неумолим. «Чей был ребёнок?» — спрашивает он. «Царя Лаия, — отвечает пастух. — И если это вправду ты, то на горе ты родился и на горе мы спасли тебя!» Теперь наконец все понял и Эдип. «Проклято моё рождение, проклят мой грех, проклят мой брак!» — восклицает он и бросается во дворец. Хор опять поёт: «Ненадёжно людское величие! Нет на свете счастливых! Был Эдип мудр; был Эдип царь; а кто он теперь? Отцеубийца и кровосмеситель !»
Реклама
Из дворца выбегает вестник. За невольный грех — добровольная казнь: царица Иокаста, мать и жена Эдипа, повесилась в петле, а Эдип в отчаянии, охватив ее труп, сорвал с неё золотую застёжку и вонзил иглу себе в глаза, чтоб не видели они чудовищных его дел. Дворец распахивается, хор видит Эдипа с окровавленным лицом. «Как ты решился?.
.» — «Судьба решила!» — «Кто тебе внушил?..» — «Я сам себе судья!» Убийце Лаия — изгнание, осквернителю матери — ослепление; «о Киферон, о смертное распутье, о двубрачное ложе!». Верный Креонт, забыв обиду, просит Эдипа остаться во дворце: «Лишь ближний вправе видеть муки ближних». Эдип молит отпустить его в изгнание и прощается с детьми: «Я вас не вижу, но о вас я плачу…» Хор поёт последние слова трагедии: «О сограждане фиванцы! Вот смотрите: вот Эдип! / Он, загадок разрешитель, он, могущественный царь, / Тот, на чей удел, бывало, всякий с завистью глядел!.. / Значит, каждый должен помнить о последнем нашем дне, / И назвать счастливым можно человека лишь того, / Кто до самой до кончины не изведал в жизни бед».
Пересказал М. Л. Гаспаров. Источник: Все шедевры мировой литературы в кратком изложении. Сюжеты и характеры. Зарубежная литература древних эпох, средневековья и Возрождения / Ред. и сост. В. И. Новиков. — М. : Олимп : ACT, 1997. — 848 с.
Гордость и трагический герой |
Гордость — один из семи смертных грехов.
Однако его воздействие на людей поначалу часто малозаметно и его трудно обнаружить. Большинство гордых людей никогда не будут считать себя по-настоящему гордыми, пока не столкнутся лицом к лицу с последствиями своей гордыни. Софокл и Шекспир обращаются к этой дилемме в своих пьесах « Эдип » и « Отелло ». Эдип и Отелло своим благородством, своими трагическими недостатками, падением, которое эти недостатки вызывают, и страданием и мудростью, которые они извлекают из этих падений, раскрывают истинный характер трагического героя и показывают разрушительные последствия гордыни.
И Эдип, и Отелло отличаются благородством: Эдип — рождением и поступком, а Отелло — выдающейся карьерой. Эдип — сын царя Лая и Иокасты, его жены, царя и царицы Фив. Из-за пророчества оракула о том, что царь Лай будет убит своим сыном, Эдипа оставляют умирать «в горах, где находится Киферон» (1472 г.). Затем его спасает пастух и воспитывает «Полиб… царь Коринфа/и Меропа, дорийский» (834-35).
Эдип благороден не только в рождении и воспитании, но и в делах. Приехав в Фивы юношей, Эдип разгадывает загадку Сфинкса, терроризирующего горожан, и избавляет город от этого чудовища. В свою очередь, он становится королем Фив и женится, сам того не зная, на своей матери, королеве. Отелло, напротив, благороден только делом. Он мавр и варвар по венецианским обычаям. Он аутсайдер, но венецианский народ принимает его из-за его выдающейся карьеры генерала венецианской армии. В защиту отсутствия у него благородного наследия Отелло утверждает: «Я получаю свою жизнь и существование / От людей королевской осады» (1.2.20-21). Именно его ранг делает его благородным. Современники также восхваляют его как «храброго Отелло» (2.1.37), и заявляют, что он «повелевает / Как полный воин» (2.1.35-36). Эдип и Отелло обладают благородством, которое должно быть у настоящего трагического героя, но это благородство — лишь доспехи, прикрывающие истинную слабость, скрытую в каждом человеке.
Хотя Эдип и Отелло проявляют это по-разному, оба страдают одним и тем же недостатком характера — грехом гордыни.
Гордость Эдипа проявляется в его вере в то, что он выше богов. Он верит, что способен вершить свою судьбу независимо от контроля или помощи богов. Когда жрец в начале рассказа умоляет Эдипа помочь народу во время голода и бедствий, он заявляет: «Бог / Тебе помог, говорят люди, и ты держишься / С божьей помощью иметь спас нам жизнь» (43-45). Священник имеет в виду ответ Эдипа на загадку Сфинкса, избавившего жителей Фив от гнета Сфинкса. Однако позднее гордость Эдипа обнаруживается, когда, говоря о том же событии, он говорит: «Но я пришел, / Эдип, ничего не знающий, и я остановил ее. / Я разгадал загадку одним своим умом» (433- 35). Отелло тоже страдает от хамартия гордости. Его гордость, однако, проистекает из его неуверенности в отношении своей внешности и социальной грации. Его тесть говорит о «закопченной груди» Отелло в связи с его чернотой (1.2.69). Отелло открыто признает, что он «груб… в [своей] речи» (1.3.81). И, наконец, прозрение этому облику дают слова Брабанцио, его тестя, недоверчиво говорящего о любви своей дочери к Отелло: «Влюбиться в то, на что боялась смотреть» (1.
3.9).8). Неуверенность, которую Отелло испытывает по поводу своей внешности и социальной грации, в конечном итоге приводит к ревности по поводу любви Дездемоны к нему, но в этой ревности раскрываются его истинный страх и гордость. Истинный страх Отелло — это то, что другие люди подумают о нем. Когда Яго подталкивает его, Отелло говорит: «Мое имя, которое было так же свежо / Как лицо Диан, теперь почернело и почернело» (3.3.383-84). Позже, обращаясь к Дездемоне, Отелло скулит: «Но, увы, сделать меня / Непреложной фигурой на время презрения» (4. 2. 53). Отелло опасается, что другие мужчины будут смеяться над ним из-за неверности его жены, и его гордость — это то, что действительно мотивирует его желание отомстить. И в Эдипе, и в Отелло гордость становится благодатной почвой для семян их разрушения и гибели.
Хотя детали различаются, Эдип и Отелло оба переживают великий стыд и утрату из-за гордыни в своих сердцах. Гордость Эдипа превращается в стыд, когда выясняются его кровосмесительные отношения с матерью и убийство отца.
Тогда он начинает терять то, что ему дороже всего. Во-первых, он теряет мать и жену, поскольку Иокасту находят «повешенной с перекрученной веревкой на шее» (1294 г.). Затем он теряет зрение, беря у Иокасты «золотые чеканные броши, скрепляющие ее платье» (129).9) и бьет «их по глазным яблокам» (1301). Наконец, он теряет свое царство, когда сбывается пророчество Тиресия: «слепой по зрению / И нищенствующий за богатство свой обмен» (503–504). Гордость Отелло также превращается в стыд, когда он слушает злодея Яго и убивает свою невинную жену. Совершая этот ужасный поступок, он теряет и самое дорогое для него. Во-первых, он теряет свою настоящую любовь, поскольку Дездемона прощает его на смертном одре, пытаясь скрыть свою вину. На вопрос «Кто совершил этот поступок?» она отвечает: «Никто-я сама» (5.2.123-4). Позднее Отелло признается, что он «жемчужину выбросил / Богаче всего племени своего» (5.2.343-44). Затем он полностью теряет свою честь, поскольку его заменяет Кассио на посту губернатора и заклеймил убийцей.
Наконец, он лишается жизни, заявляя: «Я взял за горло обрезанную собаку / И ударил его — таким образом» (5.2.351-52), убивая себя. Гордость губит и Эдипа, и Отелло.
Эдип и Отелло на собственном опыте узнают, что гордыня — поистине разрушительный порок, и что людям, выбравшим гордиться, уготованы великие страдания в этой жизни. Слепой Эдип и мертвый Отелло, опасавшиеся еще больших загробных страданий, являются настоящими трагическими героями в своем последнем состоянии, ибо именно здесь люди могут посмотреть на них и узнать то, что они узнали слишком поздно. Гордость смертельно опасна.
Шекспир, Уильям. Трагедия Отелло, Мавр Венеции . Литература: Введение в художественную литературу, поэзию и драму. Изд. XJ Кеннеди. 5-е изд. Нью-Йорк: Харпер, 1991. 1046–1133.
Софокл. Царь Эдип . Транс. Дадли Фиттс и Роберт Фицджеральд. Литература: введение в художественную литературу, поэзию и драму .
Эд. XJ Кеннеди. 5-е изд. Нью-Йорк: Харпер, 1991. 999–1039.
Эдвард Блэк
Вина и стыд в «Царе Эдипе – Слияние»
Софокла Царь Эдип вводит важные вопросы о природе справедливости и вызывает дискуссию о том, что оправдывает вину и стыд. Эти вопросы вне времени; они, безусловно, сохраняют свою значимость в современности. Мое основное внимание сосредоточено на том, в какой степени Эдип виновен в первоначальном контексте пьесы, Древней Греции, и, следовательно, оправдан ли какой-либо сопутствующий стыд. Тем не менее, есть элементы этого анализа, которые выходят за рамки нравов Древней Греции в оценке действий Эдипа, и поэтому анализ этой пьесы помогает разобраться в сложных вопросах справедливости в наше время. Некоторые элементы его поведения следует рассматривать таким образом, чтобы он превалировал над какой-либо одной культурой. Исследование этой динамики позволяет предположить, что наиболее важная грань в определении вины Эдипа определяется степенью его сознательности и преднамеренности в своем тщеславии, убийстве своего отца и женитьбе на своей матери.
Основные вопросы, возникающие в результате моего анализа пьесы, касаются того, сводят ли моральные (и, возможно, благородные) намерения Эдипа к нулю аморальность его действий и является ли знание аморальности предварительным условием виновности. Нюансы анализа порождают другие вопросы: как различаются вина и стыд в контексте этой трагедии? И могут ли вина и стыд существовать без совести? Согласно Оксфордскому словарю английского языка , вина определяется как «факт совершения определенного или подразумеваемого правонарушения или преступления, по сути, это чувство совершения неправильного действия или невыполнения обязательства». 1 Стыд определяется как «болезненное чувство унижения или страдания, вызванное сознанием неправильного или глупого поведения. Человек, действие или ситуация, которые влекут за собой потерю уважения или чести. Прискорбная или неудачная ситуация или действие». 2 На основании этих определений, рожденных христианством, после Софокла Эдип виновен и демонстрирует безмерный стыд за свои поступки.
Падение Эдипа — результат разных моментов, каждый из которых приближает его на один шаг к исполнению пророчества, от которого он так отчаянно хочет уклониться. Эдип узнает об уготованной ему судьбе: что он убьет отца и переспит с матерью. В попытке избежать этого пророчества Эдип решает покинуть свой дом в Коринфе, бросив вызов судьбе, дарованной ему. Его решение — первый и самый предосудительный грех, совершенный Эдипом. Решив бросить вызов богам и уклониться от их пророчеств, Эдип совершает грех высокомерия. Согласно определению Оксфорда, Эдип виновен в том, что бросил вызов богам. К преступлению Эдипа добавляется еще один уровень вины, заключающийся в том, что он принял решение целенаправленно, с намерением осудить собственную судьбу. Боги не велели ему оставаться в Коринфе, поэтому отъезд не был греховным поступком. С другой стороны, бросить вызов богам было для греков постыдным поступком. Из-за этого вера Эдипа в то, что он помешал себе и своей семье исполнить пророчество, является его оскорблением.
Высокомерие, которое определяется как «чрезмерная гордыня по отношению к богам или неповиновение им, ведущее к возмездию», было высшим грехом в Древней Греции. 3 Хор говорит: «Если человек ходит с высокомерием рук или слов и не обращает внимания на Справедливость и презирает святыни Божьи – да поразит его злой рок за его злополучную гордыню сердца!» 4 Хор, который часто служит моральным столпом греческих пьес, осуждает как гордость, так и высокомерие Эдипа не только как оскорбление их богов, но как грех, позволяющий богам быть беспощадными в своей справедливости.
Цепь греха Эдипа продолжается в его путешествии из Коринфа, где Эдип сталкивается с перекрестком. На перекрестке другие путники едва не срезали Эдипа с дороги. Между мужчинами вспыхивает драка, в результате которой один из мужчин погиб. Позже в пьесе выясняется, что человек, которого убил Эдип, на самом деле был Лаем, бывшим царем Фив, его биологическим отцом. Вину в этой ситуации можно разделить на две части: быть виновным в убийстве и быть виновным в отцеубийстве.
В контексте Древней Греции акт убийства Эдипа не является моральным проступком; предательство своего отца. Основываясь на оксфордском определении, Эдип виновен в отцеубийстве, поскольку фактически убил собственного отца. Эдип, конечно, осознает свой акт убийства, но он слеп к собственному отцеубийству. Эдип сознательно лишил жизни другого человека, что не влекло почти таких же последствий, как бесчестие семьи в Древней Греции. 
Сразу после убийства Эдипу могло быть стыдно за убийство кого-то, но он не мог испытывать специфический стыд за убийство собственного отца.
С точки зрения современных Соединенных Штатов трудно рассматривать действия Эдипа, не применяя ценности, соответствующие иудео-христианскому суждению. В христианстве, которое нашло свое отражение в современном западном праве, убийство является правонарушением, заслуживающим наказания. В Древней Греции убийство не считалось преступлением, не говоря уже о поступке, который вызывал у человека чувство стыда. Отцеубийство, однако, рассматривалось как акт значительного бесчестия и, следовательно, если бы Эдип знал сразу после того, как он убил Лая, он принял бы на себя бремя позора.
Обращаясь к Хору, Эдип заявляет: «Я считаю себя сыном Фортуны, благодетельной Фортуны, и я не буду обесчещен». 7 Эдип, полагая, что всю свою жизнь он провел так далеко, перехитрив богов, считает себя человеком большого состояния и чести. Поскольку Эдип думает, что он не обесчестил свою семью, убив отца и женившись на матери, он держится на более высоком уровне состояния, которое на самом деле является просто продуктом его собственного тщеславия.
Вина за убийство Лая предшествует позору Эдипа. Вина связана с действием — в случае Эдипа с действием убийства отца и женитьбы на матери. Боги отбывают наказание за вину Эдипа, насылая на Фивы чуму. Ключевое слово в определении стыда — «сознание». Первоначально Эдип не стыдится своей вины в отцеубийстве, потому что не осознает этого факта. Точно так же ни Эдип, ни Иокаста не стыдятся своего брака. Только когда Эдип и Иокаста осознают свои действия, рождается стыд.
Общественный стыд за Эдипа даже не рождается, пока они не узнают о том, что он сделал. В начале пьесы Жрец называет Эдипа «величайшим в глазах всех людей». 9 Несмотря на то, что внутренний стыд Эдипа связан с отцеубийством и инцестом, культурный стыд и осуждение, дарованные ему богами, рождаются из высокомерия. Урок этой пьесы заключается не столько в сосредоточении внимания на элементах, которые наиболее отвратительны для современных читателей, то есть в убийстве своего отца и женитьбе на своей матери, хотя эти злодеяния не оправдываются.
Вместо этого Софокл осуждает Эдипа за его величайший грех высокомерия, поступок, в котором он виновен и был с самого начала виновен, поскольку он совершал его с чистой и преднамеренной совестью. Тем не менее, Эдип принимал решения с ограниченной информацией. Он не хотел совершать отцеубийство. Роль аудитории или читателя пьесы не в том, чтобы выносить моральные суждения. Скорее, это понимание сложности ситуации Эдипа. Спектакль просил своих первоначальных зрителей, хорошо разбирающихся в понятии стыда, подумать об умысле и цели. Понимая и участвуя в дебатах об интенциональности действий Эдипа, аудитория освобождается от бремени определения вины Эдипа.
В современном мире действия Эдипа по понятным причинам осудили бы иначе. Его отцеубийство будет рассматриваться в контексте самого убийства. Однако изменения в законах и нравах не ослабляют главенствующей нравственной нити текста. Хотя убийство отца само по себе не было преступлением, Эдип совершил нечто постыдное в культурном контексте этоса своего времени.
Для Эдипа важно было то, что он испытал судьбу и убил своего отца. Его стыд был следствием этой специфической неприятной деятельности. Оценивая его характер, мы должны понимать рамки, в которых его общество оценивало такие действия, как его. Проблема заключается в том, как оценивать действия Эдипа, как если бы он был гражданином двадцать первого века. Наши обязательства перед текстом заключаются не в том, чтобы выносить какой-либо вердикт Эдипу, а в том, чтобы продолжать вечный, но развивающийся разговор.
- Оксфордский словарь английского языка , с.в. «вина (сущ.)».
- Оксфордский словарь английского языка , с.в. «стыд (сущ.)».
- Оксфордский словарь английского языка, с.в. «высокомерие (сущ.)».
- Софокл, Царь Эдип , перевод с древнегреческого Дэвидом Греном (University of Chicago Press, 1992), 884-888.
- Михаил Гагарин, «Афинский закон об убийствах: тематические исследования», Demos , The Stoa Consortium, 23 марта 2003 г.
