Шок Стэнфордского эксперимента не прошел и через 40 лет
- Алистер Лейтхэд
- Би-би-си, Сан-Франциско
Подпишитесь на нашу рассылку ”Контекст”: она поможет вам разобраться в событиях.
Автор фото, BBC World Service
Подпись к фото,Филипп Зимбардо уверяет, что его эксперимент помог понять природу человеческой психологии
40 лет назад несколько американских студентов собрались в одном из подвалов Стэнфордского университета в Калифорнии в надежде немного подзаработать во время каникул. Однако в результате им пришлось принять участие в одном из самых шокирующих психологических экспериментов в истории.
Идея была очень простой – взять группу добровольцев, разделить ее на заключенных и надзирателей, поместить их в модель тюрьмы и понаблюдать за результатами.
Стэнфордский тюремный эксперимент, как он вошел в историю, должен был продлиться две недели, но его прервали через шесть дней – после того, как несколько его участников пережили нервные срывы, у «охранников» появились проявления садизма, а один из «заключенных» объявил голодовку.
«В первый день все это просто выглядело как маленькая тюрьма – с игрушечными камерами, но на второй день в сознании заключенных, охранников и наших сотрудников это уже была самая настоящая тюрьма», — говорит автор эксперимента, психолог Филипп Зимбардо.
Эта тема обсуждается на форуме bbcrussian.com
Добровольцы узнали об эксперименте из объявления в местной газете. При этом для участия в нем были отобраны только самые сильные – как в физическом, так и психологическом смысле.
Хотя охранникам выдали униформу и зеркальные солнечные очки, те поначалу не могли как следует войти в роль, и Зимбардо опасался, что ему придется отменить эксперимент.
Однако, как оказалось, ждать пришлось совсем недолго.
«Когда закончился первый день, я увидел, что ничего не происходит. Мне стало скучно, и я решил, что теперь стану очень жестоким тюремным охранником», — говорит Дэйв Эшлеман, участник эксперимента, выступавший в роли главного надзирателя.
Пыточные приемы
В тот же день заключенные, которых называли только по номерам и с которыми обращались очень жестко, устроили бунт и забаррикадировались в камерах.
Автор фото, BBC World Service
Подпись к фото,Эксперимент был проведен в Калифорнии в 1971 году
Пропустить Подкаст и продолжить чтение.
Подкаст
Что это было?
Мы быстро, просто и понятно объясняем, что случилось, почему это важно и что будет дальше.
эпизоды
Конец истории Подкаст
Надзиратели расценили такое поведение как вызов своему авторитету, пресекли акцию протеста и стали насаждать свою власть.
«Внезапно динамика полностью изменилась. Они поверили, что имеют дело с опасными заключенными, и на этом этапе все это перестало быть экспериментом», — вспоминает Зимбардо.
Узников стали унижать, раздевать догола, надевать им на их головы мешки; их заставляли отжиматься и делать другие физические упражнения.
«Самой эффективной тактикой было лишение сна, а это известный пыточный прием, — говорит один из «заключенных» Клэй Рамси. – Я просто не мог выполнить те физические упражнения, которых от меня требовали. И я считал, что всем этим управляют люди, на самом деле лишенные рационального восприятия. Так что я начал отказываться от пищи».
В результате Рамси поместили в кладовку уборщика, служившую одиночной камерой. Из-за голодовки также наказали и других заключенных. Ситуация стала очень напряженной.Дэйв Эшлеман вспоминает, что эксперимент очень быстро вышел из-под контроля.
«Я постоянно пытался понять, где же предел, то есть дойти до точки, когда они меня остановят и скажут: «все, с меня достаточно, это всего лишь эксперимент». Но, мне кажется, этого так и не произошло», — говорит он.
Зимбардо, впрочем, рассказывает, что у многих заключенных произошли нервные срывы, и им пришлось прекратить участие в эксперименте. У одного из таких людей на нервной почве появилась сыпь по всему телу.
Подавление добрых намерений
Кроме того, руководитель эксперимента тоже оказался втянут в него в роли одного из участников, и поэтому потерял научную чистоту восприятия.
Автор фото, BBC World Service
Подпись к фото,Дэйв Элшеман говорит, что во время эксперимента делал вещи, за которые ему теперь стыдно
«Эксперимент был правильной идеей, но его не стоило продолжать после второго дня, — признает Зимбардо. – Как только у заключенного произошел срыв, мы уже доказали свои предположения о том, что различные ситуации могут оказывать очень сильное влияние на людей. Я не закончил все это, когда следовало».
В результате досрочному прекращению эксперимента способствовал другой психолог – невеста Зимбардо Кристина Маслач. Ее явно шокировало происходившее в подвале Стэнфордского университета, и девушка обвинила своего приятеля в жестокости. Слова Маслач моментально отрезвили Зимбардо.
Вскоре после Стэнфордского эксперимента в нескольких американских тюрьмах произошли беспорядки, и о необычном психологическом исследовании стало широко известно как в США, так и по всему миру.
«Это исследование представляет классический пример того, каким образом различные ситуации и системы могут подавлять добрые намерения участников и превращать обычных, нормальных молодых людей в охранников-садистов», утверждает Зимбардо.
Эшлеман, игравший роль главного охранника, говорит, что в результате эксперимента узнал о себе много нового. «Я понял, что в определенной ситуации, я, вероятно, способен на вещи, о которых я позже вспоминал со стыдом», — говорит он.
Аналогии с «Абу-Грейб»
«Когда я увидел фотографии из тюрьмы «Абу-Грейб» в Ираке, я моментально понял, что мне все это очень знакомо, — продолжает Эшлеман. — И я сразу догадался, что [охранники], вероятно, были самыми обычными людьми, а не паршивыми овцами, которыми их пыталось представить министерство обороны».
Однако исполнявший роль заключенного Клэй Рамси считает, что Стэнфордский эксперимент проводить не стоило в принципе. По его мнению, он не имел реальной научной основы и противоречил этическим нормам.
«Самое ценное в этом эксперименте – это то, что он закончился раньше срока, — считает Рамси. – А самое плохое – что за 40 лет его автору, Зимбардо, досталось огромное внимание, и в результате людям показали пример того, как не надо заниматься наукой».
Впрочем, сам Зимбардо называет подобную точку зрения «наивной» и утверждает, что его исследование было очень ценным для исследования психологии человека, поскольку среди прочего позволило понять причины злоупотреблений в тюрьме «Абу-Грейб».
«Это показывает, что человеческая природа не всегда под контролем того, что принято называть свободным волеизъявлением, — заключает ученый.
– На самом деле большинство из нас можно спровоцировать на такое поведение, которое будет совершенно противоречить нашим представлениям о себе».о реальной подоплеке Стэнфордского тюремного эксперимента
Седьмого июня американский писатель Бен Блум опубликовал колонку, посвященную раскрытию тайны Стэнфордского тюремного эксперимента — одного из самых известных психологических экспериментов XX века. Текст во многом основан на вышедшей в апреле книге «История лжи» (в оригинале — Histoire d’un mensonge) французского писателя и режиссера Тибо Лё Тексьера и рассказывает о том, что эксперимент был инсценировкой. О подробностях этой истории, а также о том, почему Стэнфордский тюремный эксперимент был сомнительным с самого начала, читайте в нашем блоге
Стэнфордский тюремный эксперимент известен практически всем, кто когда-либо сталкивался с психологией в школе, университете или при чтении научно-популярной литературы.
Эксперимент в 1971 году провел американский психолог Филипп Зимбардо. Он набрал 24 студента, разделил их на две группы и присвоил им две роли: тюремных охранников и заключенных. После этого участников поместили в подвал одного из кампусов университета, где они в течение двух недель должны были имитировать тюремную жизнь. Эксперимент закончился на шестой день; к этому моменту, по мнению некоторых наблюдателей, ситуация вышла из под контроля: участники-охранники стали проявлять садистские наклонности, а одного из участников-заключенных пришлось выпустить досрочно из-за появившихся у него симптомов психоза.
С помощью своего исследования Зимбардо показал, что получившие власть люди будут доминировать над подчиненными, проявляя жестокость, — даже если в явной форме этого от них никто не требует.
Этот результат, в частности, использовали для оправдания поведения охранников в настоящей тюрьме, в том числе — для объяснения деятельности нацистов в концлагерях. Изменения наблюдались и в поведении «заключенных»: они достаточно быстро стали пассивны. Эксперимент в целом позволил сделать следующий вывод: человеческое поведение оказывается весьма пластично под влиянием внешних факторов — и даже подвластно им. Теперь, почти 47 лет спустя после проведения эксперимента, стало известно, что поведение участников было поддельным.По словам Блума, один из добровольцев, выступавших в роли заключенного, симулировал симптомы психоза, чтобы побыстрее выйти из эксперимента. Дуглас Корпи (Douglas Korpi), покинувший «тюрьму» раньше всех (через 36 часов), в прошлогоднем интервью (первом со времен эксперимента) рассказал, что согласился участвовать в опыте Зимбардо только затем, чтобы спокойно подготовиться к экзаменам в одиночестве. Однако после того как «надзиратели» отказались выдать ему учебники, Корпи потребовал, чтобы его «освободили».
«[Первый день] был неплохим. Бунтовать было достаточно весело, и никаких последствий за это не было. Мы знали, что [охранники] нам не навредят и не ударят нас. Они все были белыми студентами, точно такими же, как и мы — ситуация была безопасной. Это была всего лишь работа. Если вы послушаете [запись моей истерики], то услышите, что работа мне нравится. Можно кричать, орать, биться в истерике. Можно поиграть в заключенного. Я хорошо справлялся с задачей. Мне понравилось».
Из интервью Дугласа Корпи
Получается, что Корпи по-настоящему могло беспокоить только одно — то, что эксперимент нельзя было завершить раньше времени по собственному желанию: якобы «охранники» готовы были принимать в расчет только медицинские (в частности — психические) основания. Правда, по словам Зимбардо, выйти из эксперимента можно было в любую минуту, если произнести фразу: «Я покидаю эксперимент». Однако, отмечает Блум, в официальном согласии на участие в тюремном эксперименте об этом ничего не говорилось. Следовательно, вполне правдоподобно, что Корпи, желавшему поскорее вернуться к учебникам, пришлось симулировать психоз.
Второй тезис Блума ставит под сомнение автономный характер действий «охранников». Как известно, «охранники» за день до начала эксперимента получили от его организаторов подробные инструкции. Как утверждал сам Зимбардо, им предложили вызвать у «заключенных» чувство беззащитности, одиночества и страха, но о применении психологического или физического насилия речи не шло. Поэтому методы, к которым «охранники» стали прибегать в ходе эксперимента, были приписаны им самим.
Блум утверждает, что большинство «тюремных правил» (в частности, наказание за неподчинение) придумал и сообщил «охранникам» Дэвид Джаффе (David Jaffe) — один из студентов Зимбардо, также исполнявший роль одного из них. Следовательно, садистские наклонности «охранников» объясняются не внезапно появившейся у них властью над другими людьми, а тем, что они действовали по указке экспериментаторов.
В пользу доводов Блума говорит, в частности, то, что тюремный эксперимент достаточно плохо реплицируется. В похожем эксперименте, проведенном британскими психологами Стивеном Райхером (Stephen Reicher) и Александром Хазламом (Alexander Haslam), участникам-охранникам не выдвигали никаких требований относительно наказаний и жестокого поведения в отношении «заключенных»: в результате ученым не удалось обнаружить в поведении «охранников» жестокости или садистских наклонностей.
Для тех, кто разбирается в психологических исследованиях, сомнительность методики и результатов Стэнфордского тюремного эксперимента была очевидна и без признания его участников в том, что они симулировали свою реакцию. Чтобы показать это неискушенным исследователям, разберем организацию этого эксперимента в подробностях.
В исследовании Зимбардо приняли участие 24 человека. Половина выступала в качестве охранников, половина — в качестве заключенных, причем в каждой группе девять человек играли активную роль, а трое были «запасными». Итак, первый недостаток исследования — в статистике: выборка участников была слишком мала для большинства надежных методов проверки статистических гипотез (скажем, T-критерия Стьюдента) и достижения статистической значимости при отклонении от нулевой гипотезы (в данном случае — отсутствия каких-либо изменений в поведении участников эксперимента).
Разумеется, в научных исследованиях часто используются и наблюдения частных случаев (англ. case study), чтобы, к примеру, описать первый в истории медицины случай разрыва глотки при попытке сдержать чихание, или же рассказать о необычном поведении птиц; эту методику также часто используют в маркетологических исследованиях и в симуляциях юридических процессов. При таком методе, однако, никогда не идет речь о выдвижении гипотез и поиске корреляций. В частных случаях причинно-следственная связь зачастую очевидна, но только для одного случая — того, который был описан. Результаты таких исследований ни в коем случае нельзя переносить на другие объекты. То, что один человек повредил пищевод, закрыв нос рукой при чихании, не значит, что чихать — опасно. Поэтому, описывая частный случай, ученые всегда это отмечают.
У использованной в эксперименте выборки есть еще один крупный недостаток: все участники были белыми студентами колледжей из среднего класса в возрасте от 20 до 25 лет. Любопытно, что на объявление, вывешенное Зимбардо и его коллегами, откликнулось около 70 человек, — гипотетически, можно было как расширить выборку, так и сделать ее более разнообразной. Разнообразие выборки (использование, к примеру, представителей различных рас и социальных слоев) добавляет эксперименту внешней валидности, которая определяет, могут ли результаты эксперимента быть перенесены на другую популяцию и в другие условия. Та выборка, которая была у Зимбардо, позволяла сделать единственный вывод: белые обеспеченные студенты в новых условиях ведут себя странно. Скажем прямо, с научной точки зрения вывод так себе.
Еще одно несовершенство выборки в эксперименте Зимбардо еще в 2007 году отметили Томас Карнаган (Thomas Carnahan) и Сэм Макфэрланд (Sam MacFarland) из Университета Западного Кентукки. По их мнению, само объявление о наборе участников было составлено некорректно: в нем прямым текстом говорилось о том, что эксперимент будет посвящен тюремной жизни. Карнаган и Макфэрланд изучили две группы участников, которые откликнулись на похожие объявления, и выяснили, что те, кого привлекло исследование «тюремной жизни», были более агрессивными, отличались авторитарными взглядами, а также меньшими показателями эмпатии и альтруизма, чем те, кого привлекло объявление о «психологическом эксперименте». Зимбардо и его коллеги проверили несколько поведенческих характеристик своих участников: в том числе, способность к альтруизму, экстраверсию и активность. Тем не менее, эти параметры позволили ученым сделать вывод только о том, что две группы (охранники и заключенные) не отличаются между собой, а не о том, что все участники изначально не были настроены агрессивно (следует также отметить, что этот параметр Зимбардо не измерялся). Из этого, судя по результатам, полученным Карнаганом и Макфэрландом, нельзя сделать точных выводом о том, что на поведение участников повлияли именно изменившиеся условия, а не особенности их характера.
Зимбардо (следует отдать ему должное) сделал все возможное для того, чтобы превратить подвал одного из университетских кампусов в подобие тюрьмы. «Заключенные» содержались в закрытых комнатах: на них надели свободные белые футболки с кодовыми номерами, а на голову нацепили колготки для имитации выбритого налысо черепа. «Охранникам» выдали резиновые дубинки, форму (которую они могли выбрать себе сами) и солнцезащитные очки, чтобы «заключенные» не могли установить с ними зрительный контакт. Как и у большинства исследований с копированием реальной обстановки, у Стэнфордского тюремного эксперимента очень низкая экологическая валидность: другими словами, полученные результаты нельзя переносить на настоящих заключенных, сидящих в настоящих тюрьмах под присмотром настоящих охранников. Или можно — но с большой осторожностью, которую Зимбардо соблюсти не удалось.
К Стэнфордскому тюремному эксперименту было бы гораздо меньше вопросов, если бы Зимбардо эксплицитно отметил, что это частный случай или, на худой конец, пилотное исследование. Вместо этого он использовал полученные результаты как догму, объясняющую все несовершенства человеческого поведения, которые раскрываются под воздействием изменившихся условий окружающей среды. Однако переносить результаты подобных экспериментов на условия реальной жизни не только неправильно, но и опасно: полученные выводы затем могут быть использованы для оправдания поведения, мотивированного совершенно иными причинами, а неверные методики занижают значение других — хорошо продуманных, рандомизированных и контролируемых — психологических исследований. Поэтому Стэнфордский эксперимент не стоит воспринимать как эталон исследования человеческого поведения; он, скорее, может послужить примером того, как ученому поступать ни в коем случае нельзя.
Сам Зимбардо отказался комментировать расследование Лё Тексьера и Блума: «Люди могут говорить все, что им вздумается. Но это самое знаменитое психологическое исследование на сегодняшний день». Тем не менее, стоит надеяться, что из учебников по психологии и образовательных программ (про тюремный эксперимент рассказывают не только в университетах, но и в американских школах) описание Стэнфордского эксперимента в скором времени уберут. Как сообщает Блум, один из авторов учебника Psychology: Perspectives and Connections Грегори Фист (Gregory Feist) уже планирует исключить упоминание Зимбардо и его исследования из следующего переиздания, потому что, по словам Фиста, «это все ложь».
Поправка
Изначально в заметке было сказано, что «Зимбардо и его коллеги не проверяли поведенческие характеристики своих участников, поэтому показать, что на поведение «охранников» повлияли именно изменившиеся условия, а не особенности их характера, невозможно». Это, однако, не так, и поведенческие особенности участников учитывались. Следует отметить, однако, что это было сделано только для того, чтобы убедиться в том, что между собой не отличаются «охранники» и «заключенные». Кроме того, Зимбардо эксплицитно не измерял агрессию участников, и сделать вывод о том, что все 24 испытуемых до начала эксперимента агрессией не отличались, нельзя. Редакция N+1 просит прощения за допущенную неточность.
Стэнфордский тюремный эксперимент | История и факты
Stanford Prison Experiment
Смотреть все СМИ
- Дата:
- август 1971 г.
- Местонахождение:
- США
- Участники:
- Филип Зимбардо
Просмотреть весь связанный контент →
Stanford Prison Experiment , исследование социальной психологии, в котором студенты колледжа становились заключенными или охранниками в смоделированной тюремной среде. Эксперимент, финансируемый Управлением военно-морских исследований США, был проведен в Стэнфордском университете в августе 1971 года. Он был предназначен для измерения влияния ролевых игр, навешивания ярлыков и социальных ожиданий на поведение в течение двух недель. Однако жестокое обращение с заключенными настолько обострилось, что главный исследователь Филип Дж. Зимбардо прекратил эксперимент всего через шесть дней.
Более 70 молодых людей откликнулись на объявление о «психологическом исследовании тюремной жизни», и экспериментаторы отобрали 24 претендента, признанных физически и психически здоровыми. Оплачиваемых испытуемых — они получали по 15 долларов в день — случайным образом делили на равное количество охранников и заключенных. Охранникам было приказано не подвергать заключенных физическому насилию, и им были выданы зеркальные солнцезащитные очки, предотвращающие зрительный контакт. Заключенные были «арестованы» настоящей полицией и переданы экспериментаторам в имитационную тюрьму в подвале кампуса. Затем заключенные подвергались унижениям, призванным имитировать обстановку в реальной тюрьме. В соответствии с намерением Зимбардо очень быстро создать «атмосферу угнетения», каждого заключенного заставили носить «платье» в качестве униформы и носить цепь, запертую на одной лодыжке. За всеми участниками наблюдали и снимали на видео экспериментаторы.
Только на второй день заключенные устроили бунт. Затем охранники разработали систему поощрений и наказаний для управления заключенными. В течение первых четырех дней трое заключенных были настолько травмированы, что были освобождены. В ходе эксперимента некоторые охранники стали жестокими и деспотичными, а некоторые заключенные впали в депрессию и дезориентировались. Однако только после того, как сторонний наблюдатель появился на месте происшествия и зарегистрировал шок, Зимбардо завершил эксперимент, менее чем через неделю после его начала.
Стэнфордский тюремный эксперимент сразу же подвергся критике по методологическим и этическим соображениям. Зимбардо признался, что во время эксперимента он иногда чувствовал себя скорее начальником тюрьмы, чем психологом-исследователем. Позже он утверждал, что «социальные силы и непредвиденные обстоятельства» эксперимента заставили охранников вести себя плохо. Однако другие утверждали, что оригинальная реклама привлекала людей, предрасположенных к авторитаризму. Наиболее заметный вызов стэнфордским открытиям был поставлен спустя десятилетия в форме тюремного исследования Би-би-си, по-иному организованного эксперимента, задокументированного в сериале Британской радиовещательной корпорации под названием 9.0035 Эксперимент (2002). Мнимые заключенные Би-би-си оказались более напористыми, чем Зимбардо. Британские экспериментаторы назвали Стэнфордский эксперимент «исследованием того, что происходит, когда влиятельная авторитетная фигура (Зимбардо) навязывает тиранию».
Стэнфордский тюремный эксперимент стал широко известен за пределами научных кругов. Это было признанным источником вдохновения для Das Experiment (2001), немецкого фильма, который был переделан в Соединенных Штатах как фильм The Experiment 9, предназначенный для прямого видео.0036 (2010). The Stanford Prison Experiment (2015) создан при активном участии Зимбардо; драматический фильм более точно следовал реальным событиям.
Редакторы Британской энциклопедии Эта статья была недавно отредактирована и обновлена Эми Тикканен.
Внутренняя угроза | Журнал STANFORD
ЭТО НАЧАЛОСЬ С ОБЪЯВЛЕНИЯ в объявлениях.
Требуются студенты мужского пола для психологического изучения тюремной жизни. 15 долларов США в день в течение 1–2 недель. Более 70 человек вызвались принять участие в исследовании, которое должно было проводиться в фальшивой тюрьме, расположенной в Джордан-холле, в главном квартале Стэнфорда. Руководителем исследования стал 38-летний профессор психологии Филип Зимбардо. Он и его коллеги-исследователи отобрали 24 кандидата и случайным образом назначили каждого из них на роль заключенного или охранника.
Зимбардо призвал охранников думать о себе как о настоящих охранниках в настоящей тюрьме. Он ясно дал понять, что заключенным нельзя причинять физический вред, но сказал, что охранники должны попытаться создать атмосферу, в которой заключенные чувствовали бы себя «бессильными».
Исследование началось в воскресенье, 17 августа 1971 года. Но никто не знал, во что именно они ввязываются.
Сорок лет спустя Стэнфордский тюремный эксперимент остается одним из самых заметных и печально известных исследовательских проектов, когда-либо проводившихся в университете. В течение шести дней половина участников исследования подвергалась жестокому и бесчеловечному насилию со стороны своих сверстников. В разное время над ними издевались, раздевали донага, лишали сна и заставляли пользоваться пластиковыми ведрами в качестве туалетов. Некоторые из них яростно восстали; другие впадали в истерику или впадали в отчаяние. Когда ситуация погрузилась в хаос, исследователи стояли и наблюдали, пока один из их коллег, наконец, не заговорил.
Очарованность публики SPE и ее последствиями — идея, как говорит Зимбардо, «что эти обычные студенты колледжа могут делать такие ужасные вещи, попав в такую ситуацию», — принесла Зимбардо международную известность. Это также вызвало критику со стороны других исследователей, которые поставили под сомнение этичность подвергания студентов-добровольцев такой сильной эмоциональной травме. Исследование было одобрено Стэнфордским комитетом по исследованию людей, и Зимбардо говорит, что «ни они, ни мы не могли представить», что охранники будут обращаться с заключенными так бесчеловечно.
В 1973 году исследование, проведенное Американской психологической ассоциацией, пришло к выводу, что тюремное исследование соответствовало существующим этическим стандартам профессии. Но в последующие годы эти правила были пересмотрены, чтобы запретить симуляции с участием человека, смоделированные на основе SPE. «Никакое поведенческое исследование, которое ставит людей в такие условия, больше никогда не будет проводиться в Америке», — говорит Зимбардо.
1 / 5
Стэнфордский тюремный эксперимент стал предметом многочисленных книг и документальных фильмов, художественного фильма и названия как минимум одной панк-группы. В последнее десятилетие, после разоблачения злоупотреблений, совершенных американскими военными и сотрудниками разведки в тюрьмах Ирака и Афганистана, SPE преподал урок того, как хорошие люди, помещенные в неблагоприятные условия, могут вести себя варварски.
Эксперимент до сих пор вызывает споры и разногласия даже среди тех, кто в нем принимал участие. Здесь, по их собственным словам, некоторые из ключевых действующих лиц драмы размышляют о своих ролях и о том, как эти шесть августовских дней изменили их жизнь.
Суперинтендант Фил Зимбардо
Зимбардо поступил на факультет психологии Стэнфорда в 1968 году и преподавал там до выхода на пенсию в 2007 году. Меня интересовали заключенные и не очень интересовали охранники. На самом деле это должно было стать единственной драматической демонстрацией влияния ситуации на человеческое поведение. Мы ожидали, что напишем несколько статей об этом и двинемся дальше.
Зимбардо. (Фото предоставлено Филом Зимбардо)
По окончании первого дня я сказал: «Здесь ничего нет. Ничего не происходит». У охранников был этот антиавторитетный менталитет. Они чувствовали себя неловко в своей форме. Они не прониклись охранным менталитетом, пока заключенные не начали бунтовать. На протяжении всего эксперимента существовал заговор отрицания — все участники фактически отрицали, что это был эксперимент, и соглашались с тем, что это тюрьма, которой управляют психологи.
Не было времени на размышления. Мы должны были кормить заключенных три раза в день, разбираться с нервными расстройствами заключенных, разбираться с их родителями, вести комиссию по условно-досрочному освобождению. На третий день я спал в своем кабинете. Я стал начальником окружной тюрьмы Стэнфорда. Вот кем я был: я вовсе не исследователь. Меняется даже осанка — когда я иду по тюремному двору, я иду, заложив руки за спину, чего никогда в жизни не делаю, как ходят генералы, когда инспектируют войска.
Мы договорились, что в пятницу все участники — заключенные, охранники и персонал — будут опрошены другими преподавателями и аспирантами, не участвовавшими в исследовании. Кристина Маслач, только что защитившая докторскую диссертацию, приехала накануне вечером. Она стоит возле помещения охранников и наблюдает, как охранники выстраивают заключенных в очередь на 10-часовой поход в туалет. Заключенные выходят, и охранники надевают им на головы мешки, цепляют им ноги и заставляют класть руки друг другу на плечи, как каторжники. На них кричат и ругаются. Кристина начинает плакать. Она сказала: «Я не могу на это смотреть».
Я побежал за ней, и мы поссорились возле Джордан Холла. Она сказала: «То, что вы делаете с этими мальчиками, ужасно. Как вы можете видеть то, что видела я, и не заботиться о страданиях?» Но я не видел того, что видела она. И мне вдруг стало стыдно. Именно тогда я понял, что тюремное исследование превратило меня в тюремного администратора. В этот момент я сказал: «Вы правы. Мы должны закончить исследование».
[Пока шло исследование], в тюрьме Сан-Квентин была предпринята попытка побега, и [бывшая Черная пантера] Джордж Джексон был застрелен. Через три недели после этого бунт в тюрьме Аттики [в Нью-Йорке]. Вдруг в тюрьмах жарко. Два правительственных следственных комитета начинают слушания, и я вылетаю в Вашингтон, чтобы представить подкомитету Конгресса природу тюрем. Я прошел путь от ничего не знающего о тюрьмах из первых рук до эксперта. Но я много работал, чтобы узнать больше. Я посетил ряд исправительных учреждений по всей стране. Я организовал для студентов Стэнфорда программу преподавания курса в тюрьме. В течение многих лет я вел активную переписку по крайней мере с 20 различными заключенными.
Это не был формальный эксперимент. Мои коллеги, вероятно, никогда не задумывались об этом. Но в результате тюремного исследования я действительно лучше осознал центральную роль власти в нашей жизни. Я стал лучше осознавать силу, которой обладаю как учитель. Я начал сознательно делать вещи, чтобы свести к минимуму негативное использование силы в классе. Я призвал студентов бросить мне вызов.
Думаю, я стал более самоанализируемым. Благодаря этому опыту я стал более щедрым и более открытым. Думаю, это сделало меня лучше.
Разоблачитель . Кристина Маслах
Маслах, доктор философии 71 года, стала профессором Калифорнийского университета в Беркли. Она и Зимбардо поженились в 1972 году. Они живут в Сан-Франциско.
Маслач. (Фото предоставлено Кристиной Маслах-Зимбардо)
Я только что защитил докторскую диссертацию и собирался покинуть Стэнфорд, чтобы начать новую работу. Мы с Филом начали встречаться. Тюремное исследование никогда не было чем-то, в чем я собирался участвовать. В течение первых нескольких дней эксперимента я слышал от Фила, но не очень подробно. Однако у меня возникло ощущение, что это становится настоящей тюрьмой — люди не просто дурачились, а на самом деле попадали в ситуацию. Но мне все еще не было ясно, что это может означать.
Сначала Фил ничем не отличался. Я не видел в нем никаких изменений, пока не спустился в подвал и не увидел тюрьму. Я встретил одного охранника, который казался милым, милым и очаровательным, а потом я увидел его во дворе позже и подумал: «Боже мой, что здесь произошло?» Я видел, как заключенных вели в мужской туалет. Я заболел животом, физически заболел. Я сказал: «Я не могу это смотреть». Но больше ни у кого не было такой проблемы.
Фил пришел за мной и сказал: «Что с тобой?» Именно тогда у меня появилось такое чувство: «Я тебя не знаю. Как ты можешь этого не видеть?» Было ощущение, что мы стоим на двух разных скалах над пропастью. Если бы мы не встречались до этого, если бы он был просто еще одним преподавателем, и это случилось, я могла бы сказать: «Извините, я ушла» и просто уйти. Но поскольку это был человек, который мне очень нравился, я подумал, что должен во всем разобраться. Так что я продолжал в том же духе. Я сопротивлялась, и в итоге у меня был большой спор с ним. Я не думаю, что с тех пор у нас когда-либо был такой спор.
Я боялся, что если исследование продолжится, он станет кем-то, кого я больше не забочусь, больше не люблю, больше не уважаю. Это интересный вопрос: если бы он продолжил, что бы я сделал? Я честно не знаю.
Самое явное влияние, которое исследование оказало на меня, заключалось в том, что оно подняло несколько действительно серьезных вопросов о том, как люди справляются с чрезвычайно эмоциональными, трудными ситуациями, особенно когда это является частью их работы — когда им приходится управлять людьми, заботиться о них или реабилитировать их. их. Так я начал брать интервью у людей. Я начал с нескольких охранников в настоящей тюрьме и поговорил с ними об их работе и о том, как они понимают, что делают. Сначала я не был уверен, что ищу. Я просто пытался слушать.
Я брал интервью у людей, которые работали в больницах, в скорой помощи. Через какое-то время я понял, что возник ритм и закономерность, и когда я описал это кому-то, они сказали: «Я не знаю, как это называется в других профессиях, но в нашей профессии мы называем это «выгоранием». И так. Я провел большую часть своей профессиональной жизни, разрабатывая и определяя, что такое выгорание — что вызывает его и как мы можем вмешаться и помочь людям справиться с ним более эффективно. Вся эта работа над выгоранием берет свое начало в опыте, который я получил в тюремном эксперименте.
Иногда ко мне подходят люди — на конференциях или, может быть, это студенты, прошедшие курс психологии, — и говорят: «Боже мой, ты такой герой! герой?» И это всегда немного удивляет меня, потому что в то время это точно не казалось героизмом. Тюремное исследование дало мне новое понимание того, что означает «героизм». Это не какое-то эгоцентричное, я собираюсь броситься в это горящее здание, а о том, чтобы увидеть что-то, что нужно решить, и сказать: мне нужно помочь и сделать что-то, чтобы это стало лучше.
Охранники
Дэйв Эшелман
Сын стэнфордского профессора инженерии, Эшелман был студентом Университета Чепмена во время эксперимента. Он был самым жестоким охранником в тюрьме, скопировав себя с садиста-надзирателя (которого сыграл Стротер Мартин) в фильме «Хладнокровный Люк». Сегодня он владеет ипотечным бизнесом в Саратоге.
Эшельман. (Фото: Тони Готье)
Я просто искал работу на лето. У меня был выбор: заняться этим или работать в пиццерии. Я подумал, что это будет интересный и необычный способ найти работу на лето.
Единственным человеком, которого я знал, входящим был Джон Марк. Он был еще одним охранником и даже не был в моей смене. Это было критично. Если бы там были заключенные, которые знали меня до того, как столкнулись со мной, я бы никогда не смог провернуть то, что сделал. Тот спектакль, который я разыгрывал, — они бы сразу раскусили.
То, что на меня нашло, не было случайностью. Это было запланировано. Я отправился с определенным планом в голове, чтобы попытаться форсировать действие, заставить что-то произойти, чтобы исследователям было с чем работать. В конце концов, чему они могли научиться у парней, сидящих здесь, как в загородном клубе? Поэтому я сознательно создал эту личность. Я был во всех видах драматических постановок в старшей школе и колледже. Это было то, с чем я был очень хорошо знаком: принять другую личность, прежде чем выйти на сцену. Я как бы проводил там свой собственный эксперимент, спрашивая: «Как далеко я могу зайти в этих вещах и сколько оскорблений выдержат эти люди, прежде чем они скажут: «Заткнись?». Но другие охранники не остановили меня. . Казалось, они присоединились к нам. Они брали на себя мое руководство. Ни один охранник не сказал: «Я не думаю, что мы должны это делать».
Тот факт, что я усилил запугивание и моральное насилие без какого-либо реального понимания того, причинял ли я кому-нибудь боль? Я определенно сожалею об этом. Но в долгосрочной перспективе никто не понес никакого долговременного ущерба. Когда разразился скандал вокруг Абу-Грейб, моей первой реакцией было: это так знакомо мне. Я точно знал, что происходит. Я мог представить себя посреди этого и наблюдать, как это выходит из-под контроля. Когда у вас практически нет контроля над тем, что вы делаете, и никто не вмешивается и не говорит: «Эй, ты не можешь этого делать» — ситуация продолжает обостряться. Вы думаете, как мы можем превзойти то, что мы сделали вчера? Как нам сделать что-то еще более возмутительное? Я почувствовал глубокое чувство знакомства со всей этой ситуацией.
Иногда, когда люди узнают об эксперименте, а потом встречаются со мной, они думают: «Боже мой, этот парень — псих!» Но все, кто меня знает, просто посмеются над этим.
Джон Марк
Марк собирался начать первый год обучения в Стэнфорде. Он окончил его в 1973 году со степенью в области антропологии. Он живет в районе залива и последние 18 лет работал медицинским кодировщиком в Kaiser Permanente.
Марка. (Фото: Тони Готье)
На втором курсе я учился в Стэнфорде во Франции и той весной вернулся в кампус. Это был один из самых поворотных моментов в моей жизни. На День Благодарения в прошлом году я поехал с другом в Амстердам. Вы должны помнить, что это 1970, это были в основном 60-е. Мы пошли в один из тех клубов, где можно было купить наркотики. Мы купили гашиш и даже привезли немного с собой, и меня поймали на французской границе. Несколько часов французские пограничники говорили мне, что меня посадят в тюрьму. В конце концов меня отпустили, но я определенно был напуган до смерти.
Когда я увидел эту статью о тюремном эксперименте, я подумал, что могу привнести в него жизненный опыт. Я чувствовал, что это будет важный эксперимент. Я рассказал им все о том, через что я прошел и почему для меня было важно быть заключенным. Было очень обидно, что меня назначили охранником, но я сделал все, что мог.
В дневную смену, когда я работал, никто не делал ничего сверх ожидаемого в такой ситуации. Но Зимбардо изо всех сил старался создать напряжение. Такие вещи, как принудительное лишение сна — он действительно выходил за рамки возможного. Мне просто не нравилась сама идея постоянно беспокоить людей и просить их назвать номера своих заключенных при подсчете. Мне определенно не нравилось, когда парня сажали в одиночную камеру.
В то время я был под кайфом весь день, каждый день. Я накурился до того, как пошел на эксперимент; Я накурился во время перерывов и обеда. Я после этого накурился. Я привез с собой косяки и каждый день хотел отдать их заключенным. Я посмотрела на их лица и увидела, как они унывают, и мне стало их жалко.
Я не думал, что это когда-нибудь должно было длиться целых две недели. Я думаю, что Зимбардо хотел создать драматическое крещендо, а затем закончить его как можно быстрее. Я чувствовал, что на протяжении всего эксперимента он знал, чего хотел, а затем пытался формировать эксперимент — с помощью того, как он был построен и как он проходил, — чтобы он соответствовал выводу, который он уже сделал. Он хотел иметь возможность сказать, что студенты колледжей, люди из среднего класса — люди будут нападать друг на друга только потому, что им дана роль и власть.
Основываясь на своем опыте, увиденном и ощущенном, я думаю, что это было настоящим испытанием. Я не думаю, что реальные события совпадают с жирным заголовком. Я никогда этого не делал и не изменил своего мнения.
Исследователи
Крейг Хейни
Аспирант Зимбардо, Хейни, магистр искусств 71 года, доктор философии 78 года, доктор юридических наук 78 года, отвечал за наблюдение за экспериментом и анализ данных, полученных в ходе него. Затем он стал профессором Калифорнийского университета в Санта-Круз, ведущим специалистом по психологическим последствиям заключения и сторонником тюремной реформы.
Хейни. (Фото: Р. Р. Джонс). Были моменты, когда мы решали, стоит ли это делать, когда мы колебались. Не потому, что мы думали, что это зайдет слишком далеко или будет слишком драматично, а потому, что мы не были уверены, что что-то произойдет. Я помню, как в какой-то момент я спросил: «А что, если они просто будут сидеть и играть на гитаре две недели? Что, черт возьми, мы будем делать потом?»
Люди говорили мне, что ты должен был знать, что это произойдет. Мы этого не сделали — и мы не были наивными. Мы были очень хорошо начитаны в литературе. Мы просто не ожидали, что такие вещи произойдут. Это действительно был уникальный опыт – наблюдать, как человеческое поведение меняется на ваших глазах. И я могу честно сказать, что стараюсь никогда этого не забывать. Я провожу много времени с настоящими заключенными и настоящими охранниками, и то, что я увидел тогда, будучи аспирантом, заставило меня уважать способность институциональной среды превращать хороших людей в нечто иное.
Я также понял, как быстро мы привыкаем к вещам, которые сегодня шокируют, а через неделю становятся обыденными. В ходе исследования, когда мы решили переместить заключенных в разные части тюрьмы, мы поняли, что они увидят, где они находятся, и им напомнят, что они не в тюрьме, а просто в психиатрической больнице Стэнфорда. Мы не хотели, чтобы это произошло.
Итак, мы надели им на головы бумажные пакеты. Первый раз, когда я это увидел, это было шоком. На следующий день мы надеваем им мешки на головы и не думаем об этом. Так постоянно происходит в реальных исправительных учреждениях. Вы привыкнете к этому. Я много работаю в одиночных камерах, изучаю психологические эффекты тюрем строгого режима. В таких местах, когда заключенные проходят так называемое терапевтическое консультирование, их держат в настоящих клетках. Я постоянно напоминаю себе никогда не привыкать к клеткам.
Заключенные в этом кабинете были забиты к концу. Даже ребята, которые не сломались, пострадали. Это был действительно трудный опыт. И для меня это тоже был урок. Настоящие заключенные учатся маскировать свою боль и вести себя так, будто это не имеет значения. Тюремное исследование показало, каково это людям, которые так и не научились носить эту неумолимую маску. Я стараюсь говорить с заключенными о том, какова их жизнь на самом деле, и я не думаю, что пришел бы к такому сочувствию, если бы не видел то, что видел в Стэнфорде. Если бы кто-то сказал, что за шесть дней вы можете взять 10 здоровых студентов из колледжа, в добром здравии и на пике сопротивляемости, и сломать их, подвергая их вещам, которые являются обычными и относительно мягкими по стандартам настоящих тюрем — я бы Я не уверен, что поверил бы этому, если бы не видел, как это происходит.
Заключенный Ричард Якко
Будучи в то время студентом муниципального колледжа, Якко помог спровоцировать восстание против условий в тюрьме Зимбардо. Он был освобожден на день раньше из исследования после того, как у него появились признаки депрессии. После работы на радио и телевидении он теперь преподает в государственной средней школе в Окленде.
В то время я размышлял: если бы меня призвали воевать во Вьетнаме, что бы я сделал? Готов ли я пойти в тюрьму? Поскольку это было одним из соображений, я подумал, ну что ж, эксперимент в тюрьме даст мне некоторое представление о том, на что это будет похоже.
Первое, что меня действительно сбило с толку, это лишение сна. Когда они разбудили нас в первый раз, я понятия не имел, что это было после всего лишь четырех часов сна. Только после того, как нас разбудили и мы сделали несколько упражнений, а затем снова разрешили лечь спать, я понял, что они нарушают наши циклы сна. Это был своего рода сюрприз с первой ночи.
Якко. (Фото: Тони Готье)
Я точно не помню, когда заключенные начали бунтовать. Я помню, как сопротивлялся тому, что один охранник говорил мне делать, и был готов отправиться в одиночную камеру. Будучи заключенными, мы развили солидарность — мы поняли, что можем объединиться, оказывать пассивное сопротивление и создавать проблемы. Это была та эпоха. Я был готов идти на марши против войны во Вьетнаме, я ходил на марши за гражданские права и пытался понять, что я буду делать, чтобы сопротивляться даже поступлению на службу. Так что в каком-то смысле я проверял некоторые из своих собственных способов восстания или отстаивания того, что я считал правильным.
Мои родители пришли в гости. Их очень беспокоило, как я выгляжу. Я сказал им, что они прерывают наш сон, что у нас нет возможности принять душ. Мой внешний вид очень беспокоил обоих родителей, особенно маму.
Когда я спросил [команду Зимбардо], что я могу сделать, если захочу уйти, мне ответили: «Вы не можете уйти — вы согласились присутствовать на всем эксперименте». В тот момент я чувствовал себя заключенным. Я понял, что взял на себя обязательство сделать что-то, что я теперь не мог изменить. Я сделал себя пленником.
В итоге я был освобожден условно-досрочно «комиссией по условно-досрочному освобождению». Меня отпустили в четверг вечером. Тогда они сказали мне, что собираются закончить эксперимент на следующий день. Позже я узнал, что причина, по которой они выбрали меня [для условно-досрочного освобождения], заключалась в том, что они думали, что я буду следующим парнем, который сломается. Я был удивлен, потому что я никогда не думал, что переживаю какую-то депрессию или что-то в этом роде.
Одна вещь, которая показалась мне интересной в этом эксперименте, заключалась в следующем: если вы считаете, что общество назначило вам определенную роль, принимаете ли вы после этого характеристики этой роли? Я преподаю в городской средней школе в Окленде. Этим детям не нужно проходить эксперименты, чтобы стать свидетелями ужасных вещей. Но что расстраивает меня и моих коллег, так это то, что мы создаем большие возможности для этих детей, мы предлагаем им большую поддержку, почему они этим не пользуются? Почему они бросают школу? Почему они приходят в школу неподготовленными? Я думаю, основная причина заключается в том, что показывает исследование в тюрьмах: они играют ту роль, которую общество сделало для них.