Функция эмоций отражательная: Функции эмоций

Содержание

Функции эмоций

Эмоции

Эмоциональный компонент имеет большое значение в любом виде деятельности человека. Эмоции влияют на поведение и входят в структуру мотивации. Эмоции–особая форма психического отражения, которая в форме непосредственного переживания отражает не объективные явления, а субъективное к ним отношение. Эмоции отражают значимость явлений, предметов и ситуаций для конкретного индивида и выполняют функции связи между действительностью и потребностями. А.Н.Леонтьев предлагает следующую классификацию эмоциональных явлений: аффекты, собственно эмоции и чувства.

АФФЕКТЫ – это сильные и относительно кратковременные эмоциональные переживания, сопровождаемые резко выраженными двигательными и висцеральными проявлениями. У человека аффекты проявляются в ответ на биологически и социально значимые факторы, затрагивающие его физическое существование. Аффект возникает всегда на уже возникшую ситуацию.

В отличие от аффектов

собственно эмоции представляют собой более длительное состояние, иногда слабо проявляющееся в поведении. Они выражают оценочное личностное отношение к имеющейся или возможной ситуации. Эмоции могут предвосхищать ситуации и события, которые реально еще не наступили (экзамены).

Третий вид эмоциональных процессов — это так называемые предметные чувства. Они возникают как специфическое обобщение эмоций и связаны с представлением о некотором объекте или субъекте – например, чувство любви к человеку, нелюбовь к холодной дождливой погоде и т.д. Предметные чувства выражают устойчивые эмоциональные отношения.

Однако, неясным остается место в классификации переживаний, неярко выраженных. Например, переживания усталости, голода, скуки. Различны ли их физиологические механизмы, или для них имеется общий нейрофизиологический механизм.

Биологическое значение эмоций состоит в том, что они позволяют животному и человеку быстро оценить свое внутреннее состояние, возникшую потребность и возможность ее удовлетворения в результате совершения действий. Удовлетворение потребности также отражается в виде эмоций ( голод и после еды сытость).

В процессе деятельности эмоциональные переживания сменяют друг друга.

Выделяют несколько функций эмоций: отражательная (оценочная), побуждающая, подкрепляющая, переключательная, коммуникативная.

Отражательная функция эмоций выражается в обобщенной оценке событий .Эмоции охватывают весь организм и производят мгновенное обобщение состояния организма. Например. чувства гнева, страха, стыда. Для других эмоций, например, удовольствие, радость, скука оценочная функция не так выражена. Оценочная функция эмоций развивается не только в результате собственного опыта, но и через восприятие произведений искусства, масс-медиа, общение с другими людьми.

Побуждающая функция связана с отражательной. Она заложена даже в дословном переводе термина .Эмоция в переводе с франц. – приводить в движение. С.Л.Рубинштейн писал: что эмоция в себе самой заключает влечение, стремление, направленное к предмету или от него. Эмоция выявляет зону поиска , где будет найдено удовлетворение потребности, что и побуждает человека к действию.

Подкрепляющая функция эмоций выражается в том, что эмоции сопровождают процессы обучения и памяти. Значимые события, вызывающие эмоциональные реакции, быстрее и надолго запечатлеваются в памяти. Так, у сытой кошки нельзя выработать условные пищевые рефлексы.

Переключательная функция эмоций обнаруживается при конкуренции мотивов, в результате чего определяется доминирующая потребность. Например, состояние опасности и деятельности в опасных для жизни условиях и чувство долга вызывают борьбу эмоций. Исход будет зависеть от личностных установок.

Коммуникативная функция эмоций позволяет одному человеку показывать другому свои чувства, информировать их о своем состоянии, отношении к явлениям, процессам. Мимика, жесты, позы, интонации голоса являются средствами сообщения не столько мыслей, сколько чувств. Начало изучения экспрессивных движений положила работа Дарвина « Выражение эмоций у человека и животных» в 1872г. Дарвин выяснил, что движения мышц при одинаковых эмоциях аналогичны двигательным актам животных. Например, испуганное лицо сигнализирует об опасности. В основе фундаментальных эмоций лежат генетически детерминированные экспрессивные реакции. Улыбка, смех, слезы. Они одинаковы у слепых и зрячих маленьких детей, но с возрастом у зрячих мимика усложняется, а у слепых даже регрессирует. Следовательно, мимика определяется не только наследственностью, но и воспитанием. В результате экспериментов было выяснено , что центры выражения эмоций лежат в гипоталамусе.

В опытах на обезъянах установили, что идентификация эмоций по мимике лица осуществляется нейронами, лежащими в определенных зонах коры. Например, в верхней височной извилине и в миндалине обнаружены нейроны, реагирующие на лица с выражением угрозы.

Эмоции: функции и основные разновидности

Эмоции в жизни человека играют огромную роль. Они побуждают к деятельности, формируют цели, определяют мотивы поведения. При помощи эмоций человек способен выразить свое отношение к ситуации, явлению, предмету. В психологии выделяется несколько функций эмоций.

Основные функции эмоций

Отражательно-оценочная функция. Значимость предметов и ситуаций, которые необходимы для достижения целей и удовлетворения потребностей человека оценивается при помощи эмоций. Эмоции — система сигналов, дающая возможность понять значимость событий.

Побудительная функция. Оценивая происходящее, человек побуждает себя к какому-либо действию. С.Л.Рубинштейн утверждал, что эмоция заключает влечение, желание, стремление, направленное к предмету или от него.

Активирующая функция имеет тесную связь с побудительной. Эмоции обеспечивают необходимый уровень деятельности центральной нервной системы человека. На динамику, темп, ритм деятельности влияют различные эмоциональные состояния. Положительные эмоции, такие как радость, уверенность, придают динамику процессам деятельности, побуждают человека к активным, интенсивным действиям. Ученым Д Хеббом доказана зависимость эффективности деятельности человека от уровня его эмоционального состояния. Хебб называет такую зависимость криволинейной, «колоколообразной».

Чтобы достичь высокого результата деятельности, нужно иметь оптимальный уровень эмоционального возбуждения. Нежелательны слишком слабые и очень сильные эмоциональные состояния. Оптимальный уровень обеспечивает максимум эффективности в процессе деятельности. Он зависит от условий выполняемой деятельности, индивидуальных свойств человека, вовлеченного в деятельность.

Замечание 1

Если эмоции слабые, значит человек имеет недостаточную мотивацию. Если эмоции слишком сильные, человек становится неорганизованным, неуправляемым, что разрушает деятельность.

Регулирующая функция. Эмоции регулируют, направляют деятельность человека, ограничивая или, напротив, расширяя ее. Когда возникает эмоциональное отношение к объекту, это оказывает влияние на мотивацию деятельности на всех ее этапах. При помощи эмоций дается субъективная оценка происходящего. Это означает, что одно и то же событие может быть по-разному эмоционально воспринято.

Синтезирующая функция. Отдельные события и факты выстраиваются в одно целое при помощи эмоций. Ученый А.Р.Лурия доказал, что множество образов, которые напрямую или косвенно связаны с объектом, породившим сильное эмрциональное переживание, в сознании человека объединяются в устойчивый комплекс. Если актуализируется один элемент, воспроизводятся в сознании другие составляющие этого комплекса, иногда даже против желания человека.

Смыслообразовательная функция. Действия человека обретают смысл благодаря эмоциям. А.Н.Леонтьев утверждал, что успешные действия, совершаемые за день, могут не удовлетворить человека и даже испортить ему настроение. Отрицательный осадок будет едва прослеживаться на фоне забот в течение дня. Но когда человек начинает мысленно анализировать прожитый день, в памяти возникает определенное событие. Настроение приобретает предметную соотнесенность, возникает сигнал, указывающий на событие, которое оставило неприятные ощущения. Это может быть негативная реакция на чей-то поступок, более успешный. Человек думал и действовал правильно, как ему казалось, и это было главным мотивом его деятельности, но на деле вышло не совсем так.

Защитная функция. Сильные эмоциональные переживания, такие как страх, посылают сигнал человеку об опасности и способствуют тому, чтобы он тщательно продумал свои действия. То есть страх — защита человека от неприятных последствий.

Экспрессивная функция. Все эмоции содержат экспрессивный компонент. За счет него человек устанавливает отношения с другими людьми.

Вопрос функций эмоций разрабатывался многими учеными, существует несколько классификаций, в том числе Симонова, Леонтьева, Вундта.

Значимость эмоций огромна в жизни человека. Ученые психологи сочли необходимым четко дифференцировать их. Немецкий философ И.Кант выделил два вида эмоциональных состояний по степени активации: стенические и астенические эмоции.

Стенические эмоции вызывают повышение активности человека, астенические, напротив, снижают ее. Эмоции могут быть положительного и отрицательного характера, интенсивными, длительными, осознанными и неосознанными.

Замечание 2

Человеческие эмоции можно различать по модальности, качеству переживаний.

Психолог К.Изард выделяет десять главных эмоций, три из них положительные, семь — отрицательные.

Фундаментальные эмоции человека

Интерес-возбуждение. Эмоция, которую испытывает человек чаще других. Следует подчеркнуть важность этой эмоции для мотивации в развитии навыков, приобретении знаний. Интерес открывает дорогу любопытству, исследованию, расширению опыта. Если интерес интенсивен, человек находится в состоянии воодушевления, оживления.

Радость может быть охарактеризована чувством уверенности, значительности, наслаждения и удовлетворения. Человек доволен собой, окружающим его миром, он ощущает силы и энергетический подъем. Радость — чувство, которое возникает при достижении чего-то, при реализации своих способностей, удовлетворении желаний.

Удивление. Особенность этой эмоции в том, что она быстро возникает и так же быстро проходит. Это эмоция переходящего характера. Удивление не может быть мотивом для поведения на протяжении длительного периода. Функция этого состояния заключается в подготовке человека к последующим действиям, к новым событиям.

Страдание. Одна из наиболее распространенных отрицательных эмоций. Является доминирующей при горе, депрессии. Причин для страдания много. Это и проблемы повседневной жизни, потребностные состояния. Описывая страдание отмечают упадок духа, одиночество, изоляцию, уныние.Эмоция сигнализирует человеку и его окружению, что ему плохо. Эмоция побуждает человека к действиям, облегчающим это состояние, устраняющим причину страдания. Наиболее тяжелой формой страдания является горе. Источник горя — утрата. Состояние горя очень тяжело переживается человеком.

Гнев. Очень сильная отрицательная эмоция. Гнев возникает вследствие неосуществления, недостижения страстно желаемого. Причинами гнева могут быть: личное оскорбление, обман, принуждение. Когда человек испытывает гнев, он ощущает свою силу, испытывает желание сокрушить источник гнева. Чем больше сила гнева, тем сильнее субъект и тем больше его желание физически действовать. Ярость — наивысшее проявление данной эмоции. Здесь мобилизация энергии настолько велика, что человек вынужден выплеснуть эту энергию. Это проявляется различными способами.

Отвращение. Эта эмоция возникает, когда человек стремится устранить объект или изменить его. В сознании человека происходит рассогласование ценностно-значимого и уродливо-несовершенного. Отвращение могут вызывать предметы, действия, поступки. Как и гнев, данная эмоция может быть направлена на себя, тогда снижается самооценка, возникает чувство самоосуждения.

Презрение. Если человек испытывает данную эмоцию, то он должен чувствовать себя умнее, сильнее, увереннее, чем презираемое лицо. Человек испытывает чувство превосходства и обесценивает качества других. Это враждебное чувство. Человек враждебно относится к тому, кого презирает.

Страх. Сильная и опасная эмоция. Причиной страха может стать событие, условие, которое сигнализирует об опасности. Эта эмоция управляет сознанием и поведением человека. Он может переживать состояние страха как предчувствия беды, неуверенности, незащищенности, угрозы своему существованию. Видов страха множество: от неприятного предчувствия до ужаса.

Стыд. Испытывая чувство стыда, человек представляется себе маленьким, скованным, расстроенным, никчемным. Эмоция парализует мыслительную деятельность, человек лишается возможности на какое-то время мыслить логично. Стыд может вызвать чувство презрения к самому себе.

Вина. Эмоциональное состояние, возникающее вследствие неправильных действий. Человек чувствует вину, когда понимает, что им нарушены правила, что он переступил границы чего-либо. Вина может возникать в связи с осуждением своего поступка. Реакциями на чувство вины являются раскаяние, осуждение себя, понижение самооценки. Когда человек лично ответственен за что-то, возникает чувство вины. Эта эмоция длительная и мучительная.

Формы проявления эмоций

Рассмотрим следующую классификацию форм проявления эмоций.

Аффект. Эмоциональное состояние, продолжающееся недолгое время, связанное с изменение жизненно важных обстоятельств для человека. Сопровождается сильно выраженными двигательными проявлениями. Человек теряет сознательный контроль за своими действиями. Аффект может развиться, когда человек не способен найти выход из создавшейся ситуации. При повторении ситуаций, вызывающих отрицательные эмоции аффект аккумулируется. Наивысшая форма — бурный неуправляемый аффективный взрыв. Сильный аффект способен захватить личность полностью. Существуют положительные аффективные проявления: восторг, воодушевление, безудержное веселье и отрицательные — ярость, гнев, ужас, отчаяние. После аффективного состояния часто наблюдается упадок сил, равнодушие ко всему или раскаяние в содеянном.

Эмоции менее интенсивны в сравнении с аффективными состояниями. Они ситуативны, то есть выражают отношение человека к конкретному объекту, действию, событию. Многими учеными рассмотрены функции эмоций, психология дает определение чувства.

Чувство — основная форма переживания человеком своего отношения к явлениям окружающего мира. Достаточно устойчивая и постоянная форма. Чувства человека — обобщенные эмоции. Человек испытывает чувства к явлениям, имеющим постоянную мотивационную значимость. Если ситуативное и устойчивое эмоциональные переживания не совпадают, возникает амбивалентность чувств. Чувства — привязанность , направленность на явление или предмет. Чувства играют роль эмоционально-смысловых образований личности. Когда формируется личность, чувства выстраиваются в иерархическую систему. Доминируют мировоззренческие установки, то есть главные характеристики личности.

Классификация чувств

Чувства классифицируются в психологии, выделяются подвиды, исходя из их связи с конкретными видами деятельности и сферами социальных явлений. Выделяют нравственные, эстетические и интеллектуальные чувства. Это высшие чувства, в них заключается все отношение человека к окружающему миру.

Нравственные чувства — отношение человека к окружающим, к Родине, к семье, к себе. К нравственным чувствам относятся: любовь, патриотизм, справедливость, достоинство, мужество. Нравственные чувства разнообразны, это подчеркивает многоплановость человеческих отношений. Этические чувства призваны регулировать поведение человека. Главный нравственный регулятор — совесть. Человек, идущий на сделку с собственной совестью, испытывает чувства вины и стыда. Стыд — инфантильное чувство, вина — более объемное, цельное, предполагающее осознание человеком ответственности за содеянное.

Интеллектуальные чувства возникают при желании человека познавать мир. Процесс приобретения знаний, его результат являются предметами познавательных чувств. К данного рода чувствам можно отнести: интерес, любознательность, таинственность, удивление. Любовь к истине — это вершина интеллектуальных чувств, именно она становится движущей силой науки.

Эстетические чувства помогают воспринимать явления окружающего мира с точки зрения прекрасного, красивого. Эстетические чувства проявляются в художественных оценках и вкусах. Человек, который наделен эстетическим вкусом при восприятии произведений искусства, природы, других людей испытывает положительные или отрицательные эмоции широкого диапазона: от наслаждения до отвращения.

Чувства человека не возникают сами по себе, они связаны со взаимодействием человека с другими людьми, регулируются правилами, нравами общества.

Эмоциональные состояния человека

Настроение — одно из слабо выраженных устойчивых эмоциональных состояний. Это эмоциональная окраска поведения. Когда человек пребывает в хорошем настроении, он воспринимает что-либо положительно. Настроение зависит от того, как протекает взаимодействие между людьми, как человек воспринимает себя, окружающую его обстановку. Настроение бывает положительным: веселое, приподнятое, жизнерадостное, эйфория и отрицательным: грустное, подавленное, пониженное, дисфория, депрессия.

Страсть — сильное, глубокое состояние. Характеризуется сосредоточенностью, собранностью, концентрацией на единую цель. Страсть способна захватить всего человека. Бывают пагубные страсти и страсти, ведущие к великим свершениям.

Стресс — состояние, которое возникает при экстремальной ситуации. От человека требуется мобилизация нервно-психических сил.

Изначально термин «стресс» возник в физиологии, как неспецифическая биологическая реакция организма в ответ на неблагоприятное воздействие среды. Позднее был выделен психологический стресс, который подразделяется на эмоциональный (угроза, обида, опасность) и информационный (перегрузки информационного плана).

К стрессу приводят только сильные воздействия. Влияние стрессора должно превосходить приспособительные возможности человека. Г.Селье разработал теорию о стрессе и выделил три стадии его развития:

  • мобилизация защитных сил организма;
  • адаптация к стрессу;
  • истощение.
Определение 1

Стресс — это не просто напряжение нервной системы, это комплексная приспособительная реакция всего организма.

Неважно приятна или неприятна ситуация, вызывающая стресс. Выделяют понятия стресса и дистресса.

Определение 2

Дистресс — результат объемного стресса, когда исчерпаны адаптационные резервы.

Тяжелейшими стрессорами являются войны, стихийные бедствия, катастрофы, несчастные случаи, пожары. Раздражители стресса не обязательно должны существовать в реальности. Стресс могут вызвать напоминания или угроза. Есть раздражители, которые существуют в реальности, но не несут опасности и все же имеют стрессогенное значение, так как им приписываются угрожающие свойства.

Близко к стрессу состояние фрустрации, когда на пути к цели у человека возникают трудности. Данное состояние сопровождают множество эмоций: озлобленность, подавленность, агрессия. Данные эмоции способны дезорганизовать сознание и поведение человека.

Решение задач от 1 дня / от 150 р. Курсовая работа от 5 дней / от 1800 р. Реферат от 1 дня / от 700 р.

Роль и функции эмоций (Е.П. Ильин)

4.1. Целесообразность эмоций

​​​​​​​Обсуждая вопрос о значении эмоций для существования животных и человека, П. В. Симонов (1966) пишет: «Трудно допустить, чтобы их (эмоций. — Е. И.) наличие было биологически бессмысленным, хотя определить значение эмоций в приспособительном поведении живых существ гораздо труднее, чем может показаться на первый взгляд. Внесению ясности в этот действительно трудный и спорный вопрос немало мешает существующая терминологическая неразбериха. Многие авторы склонны отождествлять эмоции с разнообразными потребностями живых организмов. Менее всего повезло термину «мотивация» (влечение, побуждение, желание). Этот термин совершенно произвольно употребляется то как синоним потребности, то как слово, почти совпадающее с понятием «эмоция». Особенно запутана эта проблема в физиологии, хотя, казалось бы, именно физиологи должны строго и последовательно классифицировать изучаемые явления. С точки зрения некоторых физиологов, «эмоция», «инстинкт», «безусловный (врожденный) рефлекс» — практически совпадающие понятия. Все ясно и просто: пищевой рефлекс — пищевая эмоция, голод. Оборонительный рефлекс — оборонительная эмоция, агрессия, страх, ярость. Половой рефлекс — половое влечение…

К сожалению, вся эта схема далека от действительности и крайне непродуктивна в теоретическом отношении» (с. 8-9). С этим нельзя не согласиться.

К. Изард (2000) полагает, что человеческие эмоции возникли для закрепления взаимной привязанности матери и ребенка. «По мере эволюции наших предков период взросления и обучения молодых особей становился все более длительным — им требовался все больший и больший срок, чтобы научиться добывать пищу, заботиться о себе. Для того чтобы ребенок выжил, между ним и человеком, заботившимся о нем (обычно это мать), должна была возникнуть тесная взаимная привязанность. Мы не знаем, каким образом она возникла и как трансформировалась в ходе эволюции, но, основываясь на данных современных исследований, можно с уверенностью утверждать, что цементирующим фактором взаимной привязанности матери и ребенка являются эмоции» (с. 19). Читая это, хочется повторить приведенные выше слова П. В. Симонова: к сожалению, вся эта схема тоже далека от действительности. Почему все эмоции сведены только к привязанности и только между людьми? Разве нет привязанности у животных к человеку и разве эта привязанность нужна животным, чтобы научиться выживать?

Функции и роль эмоций. Говоря о том, для чего человеку и животным нужны эмоции, следует, с моей точки зрения, различать их функции и роль. Функция эмоций — эхо узкое природное предназначение, работа, выполняемая эмоциями в организме, а их роль (обобщенное значение) — это характер и степень участия эмоций в чем-либо, определяемая их функциями, или же их влияние на что-то помимо их природного предназначения, т. е. вторичный продукт их функционирования (Имеется и книжное понимание функции как роли, значения, однако, в отличие от книжного понимания, я буду различать понятия «функция» и «роль»). Роль эмоций для животных и человека может быть положительной и отрицательной. Функция эмоций, исходя из их целесообразности, предопределена природой быть только положительной, иначе, зачем бы они появились и закрепились? Можно возразить, что эмоции могут оказывать на организм и разрушительное воздействие. Но это связано с чрезмерно выраженными сопутствующими эмоциям физиологическими изменениями в организме, связанными не с качеством регулирования (эмоциональным), а с его интенсивностью. Это роль эмоций, а не их функция. Витамины и соль полезны для организма, но их избыточный прием может привести к заболеванию или отравлению. Так и с эмоциями. Выполняя свои биологические функции, эмоции «не спрашивают» человека, полезно ему это или вредно с его точки зрения. Роль же эмоций оценивается именно с личностных позиций: мешает возникшая эмоция или ее отсутствие достижению цели, нарушает или нет здоровье человека и т. д.

Именно о роли эмоций, а не об их функции, спорили еще стоики и эпикурейцы, обсуждая вопрос об их полезности или вредности. Спор этот продолжается и в наше время, так как имеются данные как за, так и против каждой точки зрения (Различия между функцией и ролью отчетливо можно проиллюстрировать на двигательном аппарате, функцией которого является перемещение человека и животных в пространстве, а роль этого перемещения определяется познанием окружения, приближением к источнику питания и овладением им и т. д., т. е. тем, что человек или животное приобретает в процессе выполнения двигательным аппаратом своей функции.).

4.2. Роль «положительных» и «отрицательных» эмоций

«Отрицательные» эмоции, по мнению Б. И. Додонова, играют более важную биологическую роль по сравнению с «положительными» эмоциями. Не случайно механизм «отрицательных» эмоций функционирует у ребенка с первых дней появления его на свет, а «положительные» эмоции появляются значительно позднее (Макарова, 1968). «Отрицательная» эмоция — это сигнал тревоги, опасности для организма. «Положительная» эмоция — это сигнал возвращенного благополучия. Ясно, что последнему сигналу нет необходимости звучать долго, поэтому эмоциональная адаптация к хорошему наступает быстро. Сигнал же тревоги должен подаваться до тех пор, пока опасность не устранена. Вследствие этого застойными могут оказаться только «отрицательные» эмоции. При этих условиях здоровье человека действительно страдает. «Отрицательные» эмоции вредны лишь в избытке, как вредно все, что превышает норму (в том числе и положительные аффекты). Страх, гнев, ярость повышают интенсивность обменных процессов, приводят к лучшему питанию мозга, усиливают сопротивляемость организма перегрузкам, инфекциям и т. д. (Лукьянов, 1966).

О полезности «отрицательных» эмоций умеренной интенсивности свидетельствуют опыты на крысах, проведенные В. В. Фролькисом (1975): из трех групп подопытных крыс дольше всего жили те, которых систематически подвергали стрессовым воздействиям средней силы — пугали, брали в руки и т. д.

Опираясь на положение Э. Гельгорна и Дж. Луфборроу (1966) о динамическом равновесии парасимпатического отдела вегетативной нервной системы, связанного с «положительными» эмоциями, и симпатического отдела вегетативной нервной системы, связанного с «отрицательными» эмоциями, Б. И. Додонов заключает, что «для организма важно не сохранение однообразно положительных эмоциональных состояний, а постоянный их динамизм в рамках определенной, оптимальной для данного индивида интенсивности» (1978, с. 82).

В то же время имеются данные (Янкина, 1999), что уровень развития интеллекта выше у дошкольников с преобладанием «положительных» эмоций и ниже — с преобладанием «отрицательных». Правда преобладание «отрицательных» эмоций и средний уровень интеллекта по тесту Д. Векслера был у детей с эмоциональными нарушениями. Как обстоит дело у детей с нормальным развитием эмоциональной сферы, остается неясным.

С точки зрения П. В. Симонова, нервные механизмы положительных эмоциональных реакций более сложные и тонкие, чем отрицательных. Он считает, что «положительные» эмоции имеют самостоятельное приспособительное значение, т. е. роль «положительных» эмоций отлична от роли «отрицательных» эмоций: «положительные» эмоции побуждают живые системы активно нарушать достигнутое «уравновешивание» с окружающей средой: «Важнейшая роль положительных эмоций — активное нарушение покоя, комфорта, знаменитого «уравновешивания организма с внешней средой»» (1970, с. 52).

«Отрицательные эмоции, — пишет Симонов, — как правило, обеспечивают сохранение того, что уже достигнуто эволюцией или индивидуальным развитием субъекта. Положительные эмоции революционизируют поведение, побуждая искать новые, еще не удовлетворенные потребности, без которых немыслимо наслаждение.

Это не свидетельствует об абсолютной ценности положительных эмоций. Они могут быть обусловлены примитивными, эгоистическими, социально неприемлемыми потребностями. В подобных случаях мы несомненно отдадим предпочтение таким отрицательным эмоциям, как тревога за судьбу другого человека, сострадание к попавшим в беду, возмущение несправедливостью. Социальную ценность эмоций всегда определяет мотив, вызвавший ее к жизни» (1970, с. 63).

Без «положительных» эмоций, отмечает Симонов, трудно себе представить те формы освоения действительности, которые не продиктованы непосредственным утилитарным эффектом: игру, художественное творчество и восприятие произведений искусства, теоретическое познание. Он полагает, что в этих областях деятельности человека побуждающее влияние «отрицательных» эмоций ничтожно, если оно вообще имеется.

Думается, что это заявление излишне категорично. Ему противоречит проявление экстрапунитивной формы фрустрации как стремление доказать себе и другим случайность творческой неудачи. А разве люди воспринимают произведения искусства только ради положительных переживаний? Почему же тогда зрители плачут на спектаклях и в кино?

Говоря о роли эмоций в жизни человека неправомерно ставить вопрос, для чего, с какой целью некто переживает эмоции, как это имеет место у Л. М. Аболина (1987). Такие вопросы правомерны в отношении сознательно ставящихся целей. Эмоции же возникают чаще всего непроизвольно. Поэтому по отношению к ним можно поставить только вопрос: какая польза или вред может быть человеку от возникновения той или иной эмоции (исходя из предназначенных им природой функций)?

Отвечая на этот вопрос, следует учитывать, что положительная роль эмоций не связывается прямо с «положительными» эмоциями, а отрицательная роль — с «отрицательными». Последние могут служить стимулом для самосовершенствования человека, а первые — явиться поводом для благодушия. Многое зависит от целеустремленности человека и условий его воспитания.


Мнения ученых о значении эмоций и выполняемых ими функциях расходятся. Однако несомненна главная функция эмоций — их участие в управлении поведением человека и животных.

4.3. Роль и функции эмоций в управлении поведением и деятельностью

История вопроса

Участие эмоций в управлении поведением и деятельностью человека обсуждалось еще мыслителями Древней Греции. Например, Аристотель, рассматривая причины познания, пришел к выводу, что ее побудителем является чувство удивления: «Ибо и теперь и прежде удивление побуждает людей философствовать, причем вначале они удивляются тому, что непосредственно вызывало недоумение, а затем, мало-помалу продвигаясь таким образом далее, они задавались вопросом о более значительном, например, о смене положения Луны, Солнца и звезд, а также о происхождении вселенной» (1976, с. 69).

Роль эмоции удивления в управлении познавательной деятельностью рассмотрена и Р. Декартом. Вообще он рассматривал значение эмоций в более широком аспекте. Так, он отмечал роль «страсти» в запоминании: «Сколько бы раз неизвестный нам предмет не появлялся в поле нашего зрения, мы совершенно не храним его в нашей памяти, если только представление о нем не укрепилось в нашем мозгу какой-нибудь страстью» (1950, с. 632). Декарт, а затем и Спиноза создали учение об аффектах как побудителях активности человека. «…Главное действие всех людских страстей заключается в том, что они побуждают и настраивают душу человека желать того, к чему эти страсти подготавливают его тело», — писал Декарт (с. 615).

Голландский философ Б. Спиноза в середине XVII века тоже считал главной побудительной силой поведения аффекты, к которым он относил в первую очередь влечения, связанные как с телом, так и с душой. Он писал: «Желание, возникающее вследствие неудовольствия или удовольствия, ненависти или любви, тем сильнее, чем больше эти аффекты» (1957, с. 489). Спиноза также отметил двойственный характер эмоций, которые могут благоприятствовать способности тела к действию или ограничивать ее.

Таблица 4.1 Проявления и этапы психической деятельности (по Н. Я. Гроту)

Позднее З. Фрейд (Freud, 1894) приравнивал аффекты к психической энергии как источнику мотивации.

Несколько иной аспект роли эмоций (чувствований) в управлении поведением отметили Н. Я. Грот (1879-1880) и Г. Мюнстерберг (1997).

Грот разработал четырехзвенную классификацию психической деятельности, в которой чувствование и эмоции поставил на второе место как следствие ощущений и представлений и как один из этапов управления жизнедеятельностью организма (табл. 4.1).

Грот полагал, что «ощущения сами по себе еще не способны регулировать отправлений организма, к какой бы области — обмена вещества или обмена впечатлений — они ни относились. Ощущения служат только показателями того, что происходит в различных наших органах под влиянием разнообразнейших действий внешней среды. Они, следовательно, представляют только первый шаг к регулированию процессов организма, т. е. снабжают сознание основаниями для такого регулирования и дают ему первый толчок. Настоящим регулятором взаимодействия организма с окружающей средою является только весь психический оборот в совокупности, и каждый момент этого оборота есть новый шаг к окончательному регулированию такого взаимодействия» (1984, с. 72). И далее Грот задается вопросом — какая роль в этом акте регулирования принадлежит чувствованиям (эмоциям)? «Чувствования, — пишет он, — как продукт субъективной оценки ощущений, очевидно, отвечают на вопрос: какое значение в экономии целого организма имеет это нечто, происходящее в каком-нибудь нашем органе и открытое нами при содействии ощущения? Ответом на этот вопрос служат чувствования удовольствия и страдания. Отсюда мы можем уже с полною достоверностью утверждать, что чувствования служат продуктом оценки внутренних отношений» (Там же, с. 72-73).

Представленные в таблице этапы психической деятельности Грот считал универсальными, имеющими место даже при безусловнорефлекторном реагировании. Выпадение же средних звеньев (чувствований и стремлений, желаний) он связывал с тем, что интенсивность процесса такова, что между ощущением и действием не успевает наступить оценка, либо с тем, что действия из-за частых повторений превращаются в автоматические. Однако он считал, что это выпадение только кажущееся: например, в первом случае оценка проходит так быстро, что субъект не успевает отдать себе отчета в ней, не успевает осознать ее. Выпадение одного из средних звеньев Грот объяснял слиянием этих двух звеньев в одно звено, поглощением одного звена другим. Таким образом, он объяснял инстинкт, в котором момент чувства, т. е. субъективного восприятия, поглощается стремлением — субъективным движением.

Г. Мюнстерберг, отмечая побудительную и усиливающую (энергетическую) роль эмоций, писал: «…Эмоция должна направлять весь организм к действию какого-нибудь одного определенного рода. Подобно тому, как внимание дает концентрацию представления против всех мешающих, соперничающих представлений, точно так же эмоция дает концентрацию реакции и задерживает все остальные возможные деятельности. …Эмоция — это органическая волна, которая проходит через всю центральную нервную систему, подавляя и устраняя все, что не имеет отношения к источнику эмоционального возбуждения» (с. 200). Нетрудно заметить, что, по существу, речь идет об участии эмоций в создании доминантного очага, направляющего поведение человека и животного.

Надо отметить, что в истории изучения эмоций был и другой период, когда эмоции рассматривались, как отметил Л. С. Выготский, «как побочные явления, никак не участвующие в реальной жизни человека, как простое осознание периферических изменений» (1984, с. 264). Так, У. Мак-Дугалл определил эмоции как аффективный аспект инстинкта, а Г. Спенсер и Т. Рибо объявили эмоциональные состояния человека пережитками его животного прошлого. Ж.-П. Сартр (Sartre, 1960) считает, что эмоции приводят к «деградации сознания». Была высказана и противоположная точка зрения, что под натиском прогрессирующего интеллекта деградируют эмоции (Т. Рибо).

Эта позиция ряда английских и французских ученых была отвергнута. Участие эмоций в управлении поведением и деятельностью человека было признано большинством психологов, что нашло отражение в «мотивационной» теории эмоций, которая отстаивает функциональное единство эмоциональных и мотивационных процессов. Из отечественных ученых еще в начале XX века этой позиции придерживался Л. И. Петражицкий (1904, 1908). Во второй половине XX века эта теория окончательно оформилась и получила широкое распространение среди западных психологов (Leeper, 1948, 1965,1970; Arnold, Gasson, 1954; Young, 1961; Bindra, 1969; Tomkins, 1970).

Признается она и отечественными учеными, притом часто даже излишне категорично. Так, С. Л. Рубинштейн (1946) писал, что эмоции являются субъективной формой существования мотивации (потребностей): «Выступая в качестве проявления потребности, — в качестве конкретной психической формы ее существования, эмоция выражает активную сторону потребности… Возникая… в деятельности индивида, эмоции или потребности, переживаемые в виде эмоций, являются вместе с тем побуждениями к деятельности» (с. 460). То же пишет и Г. X. Шингаров (1974): «…Эмоции можно рассматривать в качестве конкретной психологической формы существования потребностей» (с. 220). В. К. Вилюнас (1986), говоря о биологической мотивации, доказывает близость понятий «мотивация» и «эмоции» и чуть ли не отождествляет их. Вслед за С. Л. Рубинштейном он определяет эмоции как субъективную форму существования мотивации. Практически, отождествление эмоциональных и мотивационных феноменов имеет место у Г. М. Бреслава (1984), когда он пишет об «эмоциональной децентрации», понимая под ней способность представить желания другого человека. В словаре «Психология» (1990, с. 461) говорится, что «эмоции — субъективная форма выражения потребностей», которые предшествуют деятельности по их удовлетворению, побуждая и направляя ее. Близка к этому и позиция В. В. Бойко (1986), который считает, что «эмоции — это генетические программы поведения, обладающие энергетическими свойствами — способностью воспроизведения, трансформации, динамикой, интенсивностью, побуждающим влиянием» (с. 33). Эмоции в качестве первичной движущей силы — мотивационной системы, лежащей в основе структуризации инстинктивных влечений, рассматриваются Г. Ловальдом (Loewald, 1978) и О. Кернбергом (Kernberg, 1982). Конечно, нельзя отрицать связь эмоций с потребностями и мотивацией, но нельзя их и отождествлять и связывать неразрывными узами. Во-первых, субъективной формой биологических потребностей является эмоциональный тон ощущений, а не эмоции. Во-вторых, не каждый мотивационный процесс сопровождается возникновением эмоции (например, в стереотипных ситуациях).

Чувства тоже связывают с потребностями и мотивами. Так, Р. С. Немов (1990) полагает, что количество и качество потребностей человека, в целом, соответствует числу и разнообразию эмоциональных переживаний и чувств, причем чем выше потребность по своей социальной и нравственной значимости, тем возвышеннее соответствующее чувство. Получается, что к каждой потребности «прикреплена» специфическая эмоция или какое-либо из чувств. В словаре «Психология» (1990) о чувствах говорится, что они открывают личности предметы, отвечающие ее потребностям, и побуждают к деятельности по их удовлетворению, и что «чувства представляют собой конкретно-субъективную форму существования» потребностей (с. 445). И далее: «самого по себе знания мотивов, идеалов, норм поведения недостаточно для того, чтобы человек им руководствовался; только став предметом устойчивых чувств, эти знания становятся реальными побуждениями к деятельности» (с. 446).

Связи мотивации с эмоциями уделяли внимание многие психологи. Давая общий обзор их работ В. К. Вилюнас (1984) отмечает, что решение этого вопроса во многом определяется тем, что включают авторы в класс эмоциональных явлений, входят ли в него специфические переживания, имеющие побуждающий характер — влечения, желания, стремления и т. п. Вилюнас указывает на наличие мотивационной теории эмоций, начало которой положил еще Б. Спиноза. В соответствии с одной из рассматриваемых позиций, желания являются разновидностью эмоций, а эмоции выполняют побуждающую поведение функцию. Вилюнас полагает, что такая позиция сформировалась потому, что человеку трудно распознать подлинные причины своего поведения, в то время как эмоции, сопровождающие процесс мотивации, отчетливо переживаются и именно ими человек реально руководствуется в жизни. Эта позиция единой интерпретации эмоциональных и мотивационных процессов была определяющей вплоть до конца XIX — начала XX века (Петражицкий, 1908), но не утратила своих сторонников и по настоящее время (Липер, 1948; Duffy, 1948; Arnold, Gasson, 1954; Young, 1961; Bindra, 1969; Tomkins, 1970).

Действительно, подчас бывает довольно трудно выделить эмоциональное в мотиве. Поэтому одно и то же явление разные авторы рассматривают то как проявление воли, то как мотивацию, то как эмоцию. Такое произошло, например, с изучением влияния соревновательного мотива (личного и командного) на успешность деятельности человека. Для Ю. Ю. Палайма (1968) соревновательный мотив является силой воли, а для А. В. Ильина (1960) — эмоциональным состоянием. И оба они правы. Соревновательный мотив усиливает эмоциональные переживания человека, а последние усиливают энергетику мотива и волевого усилия.

Другие психологи, вслед за Н. Гротом (1879-1880) и В. Вундтом (1912), отделяют побуждающие переживания от эмоциональных. В результате мотивация и эмоции рассматриваются современной классической психологией как две самостоятельные проблемы, связи между которыми, как полагает В. К. Вилюнас, сопоставимы, например, со связями между восприятием и вниманием или памятью и мышлением.

Р. Лазарус (Lazarus, 1968) выступил с критикой теорий, трактующих эмоцию как мотивацию, мотиватор или побуждение (драйв). Он считает, что этим теориям свойствен ряд общих недостатков.

Эмоции не рассматриваются как реально существующие явления со своей качественной спецификой. Исследуются приспособительные последствия эмоций, а сами они трактуются как быстро исчезающая промежуточная мотивационная переменная.

Не исследуются предшествующие причины и условия возникновения эмоций. Этот недостаток проистекает из первого, поскольку недооценка эмоций как самостоятельных реакций делает не обязательным выяснение причин их появления.

Эти теории включают ограниченный круг эмоций — тревогу, страх, реже — гнев. В то же время включение в них других отрицательных эмоций, не говоря уже о положительных, вызывает большие затруднения.

В критикуемых теориях эмоции изолируются от приспособительных форм поведения, следующих за ними и ими побуждаемых. Р. Лазарус же считает это поведение фундаментальным компонентом целостного эмоционального события.

Теории, рассматривающие эмоцию как мотивацию, являются, по мнению Р. Лазаруса, не «предсказующими», а описательными. Эмоция и поведенческая реакция связаны между собой в этих теориях случайным образом, в зависимости от той или иной истории научения и подкрепления индивида, а так как эта история не подконтрольна исследователю, то предсказать различные формы поведения становится невозможным.

М. Арнольд (Arnold, 1969), подводя итог обсуждению вопроса о мотивирующей функции эмоций в зарубежной психологической литературе, пишет, что «отношение между эмоциями и мотивацией, изображаемое в теоретической литературе, остается совершенно не ясным. Хотя снова и снова утверждается, что эмоции мотивируют, едва ли кто-либо смог выступить и недвусмысленно объяснить, как именно это происходит» (р. 1041). В. К. Вилюнас считает это обвинение психологов в неспособности дать такое объяснение несправедливым. При этом он ссылается на высказывание С. Л. Рубинштейна, что эмоции являются субъективной формой существования потребностей (мотивации). «Это значит, — пишет Вилюнас, — что мотивация открывается субъекту в виде эмоциональных явлений, которые сигнализируют ему о потребностной значимости объектов и побуждают направить на них деятельность. Эмоции и мотивационные процессы при этом не отождествляются: являясь субъективной формой существования мотивации, эмоциональные переживания представляют собой лишь итоговую, результативную форму ее существования, не отражающую всех тех процессов, которые подготавливают и определяют появление эмоциональных оценок и побуждений» (с. 12-13).

Мне представляется, что это только иллюзия объяснения. Во-первых, нельзя согласиться с утверждением, что эмоция является итоговой формой мотивационного процесса. Неудовлетворение потребности из-за сознания невозможности сделать это сейчас тоже вызывает эмоции, хотя мотивационный процесс так и не развернулся. Во-вторых, не каждый мотивационный процесс пробуждает к жизни эмоциональные переживания (хотя переживание потребностного состояния как ощущения нужды тоже является субъективной формой существования потребности).

В. К. Вилюнас (1976) приписывает эмоциям также и функцию организатора нестереотипного целенаправленного поведения. По мнению автора, эмоция обладает способностью к координации и сочетанию ряда единичных процессов чувствительности в целенаправленный поведенческий акт.

Поэтому, очевидно, не случайно в последнее время все чаще в психологической литературе используется термин «эмоциональная регуляция». Н. В. Витт (1981,1986) уделила этому понятию пристальное внимание, особенно в отношении регуляции речемыслительных процессов. Эмоциональную регуляцию она рассматривает в двух планах — осознанном и неосознанном. Первый является результатом проявления стабильного эмоционального отношения человека к объектам и отражает индивидуальные особенности управления «сверху» (т. е. самим субъектом) внешней выраженностью этого отношения и его флуктуации, вызываемых и ранее пережитыми, и актуальными эмоциональными состояниями. Второй (неосознаваемый) план эмоциональной регуляции, обусловленный первичной пристрастностью человека и его актуальными эмоциональными состояниями, получает непосредственную выраженность в эмоциональной окраске процесса и результатов деятельности.

Я полагаю, вряд ли стоит говорить об эмоциональной регуляции как самостоятельном виде регуляции (управления). Как справедливо отмечает К. Изард, эмоциональная система редко функционирует независимо от других систем. Некоторые эмоции или комплексы эмоций практически всегда проявляются во взаимодействии с перцептивной, когнитивной и двигательной системами. И эффективное функционирование личности зависит от того, насколько сбалансирована и интегрирована деятельность различных систем.

Очевидно, что эмоциональные реакции являются спутником и советчиком как мотивационного процесса, так и всего процесса произвольного управления. Однако для того чтобы понять, какое место занимают эмоциональные явления в управлении поведением и деятельностью человека, нужно, во-первых, учитывать, какой своей стороной (субъективной, физиологической или экспрессивной) они участвуют в этом управлении и, во-вторых, на какой стадии управления (на стадии мотивации, инициации, мобилизации, оценке результата) происходит их вмешательство. Этим определяется и различная роль эмоционального реагирования в управлении: отражательно-оценочная (сигнальная), побудительная и энергетическая.

Отражательно-оценочная роль эмоций

Еще Ч. Дарвин писал, что эмоции возникли в процессе эволюции как средство, при помощи которого живые существа устанавливают значимость тех или иных условий для удовлетворения своих потребностей. Эта роль эмоций проявляется за счет субъективного компонента эмоционального реагирования (переживания) и в основном на начальном этапе произвольного управления (при возникновении потребности и развертывании на ее основе мотивационного процесса) и на конечном этапе (при оценке достигнутого результата: удовлетворении потребности, реализации намерения).

Отражательная функция эмоций признается не всеми учеными. В. К. Вилюнас (1979) считает, что «эмоции выполняют функцию не отражения объективных явлений, а выражения субъективных к ним отношений» (с. 7). И он, пожалуй, прав. Для отражения реальности у животных и человека имеются анализаторы и мышление. Они выполняют роль зеркала, которое отражает то, что есть. Нравится человеку то, что он видит в зеркале или нет — это не зависит от зеркала, оно не дает оценку отражаемому. Оценка (отношение) зависит от субъективного восприятия видимого, которое сопоставляется с эталонами, желаниями, вкусами человека.

Следует отметить, что по поводу соотношения переживания и оценки (что первично, а что вторично) среди ученых бытуют различные мнения. В. С. Магун (1983) полагает, что переживание предшествует оценке; М. Арнольд (Arnold, 1960), наоборот, считает, что оценка предшествует возникновению эмоции, а В. В. Брожик (1982) пишет о том, что эмоция может замещать оценку или же сопровождать ее.

На мой взгляд, это расхождение вызвано тем, что авторы имеют в виду разные классы эмоциональных явлений. При эмоциональном тоне ощущений сначала появляется переживание приятного или неприятного, а потом его оценка как полезного или вредного. Очевидно, то же имеет место и при безусловно рефлекторных эмоциях (например, испуге). В случае же возникновения эмоций сначала оценивается ситуация, а затем может появиться и переживание (эмоция). Например, когда человек подходит к окну своей квартиры, расположенной на третьем этаже или выше, и смотрит вниз, думая: «А что, если спрыгнуть вниз?», — то у него возникает оценка этой ситуации как опасной, но без переживания страха. Но вот случился пожар и теперь ему приходится прыгать из окна. В этом случае оценка ситуации будет явно являться причиной возникшего у этого человека страха. Первичность такой оценки экспериментально показала Е. Ю. Артемьева (1980).

Эмоциональная оценка как процесс. Говоря о результативно-оценивающей роли эмоций, Б. И. Додонов отмечает, что психологи понимают эту роль слишком узко, потому что традиционно эмоции рассматриваются не как процесс, а как конечный продукт — «аффективные волнения» и сопровождающие их «телесные» (физиологические) изменения. Это уже вынесенные «оценки-приговоры». В связи с этим Додонов пишет: «Рассуждая о механизме возникновения эмоций, большинство физиологов, как правило, определяют эмоцию с точки зрения эффекта, произведенного сопоставлением, неправомерно вынося само сопоставление за скобки эмоционального процесса» (1978, с. 30). В действительности же, считает ученый, эмоции — это и процесс, который есть не что иное, как деятельность оценки поступающей в мозг информации о внешнем и внутреннем мире, которую ощущение и восприятие кодируют в форме его субъективных образов. Поэтому Додонов говорит об эмоциональной деятельности, которая заключается в том, что отраженная мозгом действительность сопоставляется с запечатленными в нем же постоянными или временными программами жизнедеятельности организма и личности.

Согласно этому автору, эмоции в своих сопоставлениях нередко опираются на продукты своего прежнего функционирования, в качестве которых выступают эмоциональные обобщения как результат пережитых ранее эмоций. «У детей и так называемых «первобытных народов», — пишет Додонов, — эти обобщения еще плохо разграничены с понятиями и часто смешиваются с ними. Когда маленький мальчик, увидев пьяного, с испугом бежит к матери, крича ей: «бик!» (бык), то он пользуется именно таким обобщением» (Там же, с. 32). Эмоции, по Додонову, отражают соответствие или несоответствие действительности нашим потребностям, установкам, прогнозам.

Такая постановка вопроса правомерна, однако предлагаемое решение спорно. Очевидно, что процесс сознательного сопоставления того, что получается, с тем, что должно быть, может протекать у человека без участия эмоций. Они как механизм сопоставления не нужны. Другое дело — оценка того, что получилось. Она действительно может быть не только рациональной, но и эмоциональной, если результат деятельности или ожидавшаяся ситуация являются глубоко значимыми для субъекта. Однако при этом не надо забывать, что эмоция — это реакция на какое-то событие, а всякая реакция — это ответ постфактум, т. е. на то, что уже воздействует или уже прошло, закончилось, в том числе и на закончившееся сопоставление информации. Конечно, эмоциональная оценка может подключаться к процессу рационального (словесно-логического) сопоставления информации, окрашивая в положительные или отрицательные тона ту или иную парадигму и тем самым придавая им больший или меньший вес, но можно ли это принимать за эмоциональное сопоставление, понимаемое Додоновым как эмоциональная деятельность познания?

Вообще, сделав оценку главной характеристикой эмоций (по мнению автора, ради этого эмоции и возникли в процессе эволюции), Додонов на этом основании зачисляет в эмоциональное переживание и желание как оценку степени соответствия какого-либо объекта нашим потребностям. Назначение этих оценок он видит в презентации в психике мотива деятельности. С моей точки зрения, хотя в желании и присутствует эмоциональный компонент, свести желание только к нему неправомерно хотя бы потому, что понятие «желание» может обозначать не только потребность, но и целиком мотив как сложное мотивационное образование (см. об этом: Ильин, 20006). Кстати, и сам Додонов пишет, что хотя эмоциональные явления «несомненно, включены в мотивацию нашего поведения, но сами по себе мотивами не являются, как не определяют единолично принятия решения о развертывании той или иной деятельности» (1978, с. 46).

Оценочная роль эмоционального реагирования вместе с развитием нервной системы и психики живых существ видоизменялась и совершенствовалась. Если на первых этапах она ограничивалась сообщением организму о приятном или неприятном, то следующей ступенью развития явилась, очевидно, сигнализация о полезном и вредном, а затем — о неопасном и опасном и, наконец, более широко — о значимом и незначимом. Если первая и отчасти вторая ступень могли обеспечиваться только таким механизмом эмоционального реагирования, как эмоциональный тон ощущений, то третья ступень требовала другого механизма — эмоции, а четвертая — чувств (эмоциональных установок). Кроме того, если эмоциональный тон ощущений способен давать только грубую дифференцировку раздражителей и связанных с ними ощущений (приятные — неприятные), то эмоция обеспечивает более тонкую, а главное — психологическую дифференцировку ситуаций, событий, явлений, показывая их значимость для организма и человека как личности. Немаловажным оказалось и то обстоятельство, что эмоция возникает условнорефлекторно и тем самым дает возможность животному и человеку заблаговременно отреагировать на дистантные раздражители, на складывающуюся ситуацию. Ярость уже при виде врага, издали, при звуках, запахе противника дает возможность животному вступить в схватку с врагом с максимальным использованием всех силовых ресурсов, а страх — спастись бегством.

Однако для этого эмоции должны обладать еще одной функцией: заставлять организм экстренно мобилизовать свои возможности, энергию, чего эмоциональный тон ощущений сделать не может.

Мотивационная роль эмоций

Эмоции играют заметную роль на всех этапах мотивационного процесса: при оценке значимости внешнего раздражителя, при сигнализации о возникшей потребности и оценке ее значимости, при прогнозировании возможности удовлетворения потребности, при выборе цели.

Эмоции как оценка значимости внешнего раздражителя. На первом (мотивационном) этапе главное назначение эмоций — сигнализировать о пользе или вреде для организма того или иного стимула, явления, которые метятся определенным знаком (положительным или отрицательным) еще перед тем, как они будут подвергнуты осознанной, логической оценке. По этому поводу П. К. Анохин писал: «Производя почти моментальную интеграцию всех функций организма, эмоции сами по себе и в первую очередь могут быть абсолютным сигналом полезного или вредного воздействия на организм, часто даже раньше, чем определены локализация воздействий и конкретный механизм ответной реакции организма» («Психология Эмоций», 1984, с. 173).

Эмоции отражают не только биологическую, но и личностную значимость внешних стимулов, ситуаций, событий для человека, т. е. того, что его волнует. Об этом пишет А. В. Вальдман: «Эмоция — это такая форма отражательной психической деятельности, где на первый план выступает отношение к окружающей информации…» (1978, с. 132). А. В. Запорожец и Я. 3. Неверович (1974) считают, что эмоции опережают осознание человеком ситуации, сигнализируя о возможном приятном или неприятном ее исходе, и в связи с этим говорят о предвосхищающей функции эмоций. Выполняя эту отражательно-оценочную роль, определяя, что для человека значимо, а что нет, эмоции тем самым способствуют ориентированию человека в различных ситуациях, т. е. выполняют ориентировочную функцию.

Эмоции как сигнал о появившейся потребности. Отражательно-оценочная роль эмоций проявляется и в их связи с потребностями, выступающими в качестве внутренних стимулов. Тесная связь эмоций с потребностями очевидна, и неудивительно, что П. В. Симонов разработал теорию эмоций, во многом базирующуюся на обусловленности эмоций потребностями и вероятностью удовлетворения последних, а Б. И. Додонов создал классификацию эмоций, базирующуюся на видах потребностей (см. раздел 5.1).

В. К. Вилюнас (1986) указывает, что «субъективное отражение потребностей необходимо должно осуществляться особыми психическими явлениями, принципиально отличными от тех, которые отражают объективные свойства действительности. Хотя актуализация потребности тоже является объективным событием, отражаться в психике оно должно не так, как другие события, поскольку для субъекта оно должно стать не одним из многих, а центральным, всепоглощающим событием, приковывающим внимание, мобилизующим приспособительные ресурсы и т. п.» (с. 78).

Эмоции как способ маркировки значимых целей. В. К. Вилюнас пишет: «…Дело не только в необходимости акцентированного отражения потребностей. Для их удовлетворения субъект должен действовать не с самими потребностями, а с теми предметами, которые им отвечают. Это значит, что потребность должна отражаться не только сама по себе наряду с другими отражаемыми предметами (например, в виде переживания голода, жажды и т. п.), но еще спроецированной в образ действительности и выделяющей в нем необходимые условия и предметы, которые в результате такого выделения становятся целями.

Отражаться только познавательными процессами цель не может. Как отражаемый предмет цель — один из многих элементов среды, действующий, как и прочие, на анализаторы, вызывающий соответствующие задержанные двигательные реакции и в силу этого воспринимаемый в образе. В этом отношении цель никак не выделяется ни среди других объектов действительности, ни в отражающем ее образе. Объективные свойства вещи, отражаемые субъектом в виде возможных с ней действий, не содержат признаков, указывающих на ее необходимость в данный момент организму… Поэтому в строении образа должно быть нечто такое, что, отражая состояние потребностей организма, присоединялось бы к отдельным отражательным элементам среды, тем самым выделяя их среди прочих именно в качестве целей и побуждая индивида к их достижению. Иначе говоря, для того чтобы психический образ, как поле потенциальных действий, мог служить основой для построения и регуляции деятельности, он необходимо должен быть «оснащен» специальным механизмом, который нарушал бы равновесие между одинаково возможными действиями и направлял бы индивида к выбору и предпочтению некоторых из них» (1986, с. 78-79).

Эту роль выделения в образе потребностно-значимых явлений и побуждения к ним человека и выполняют многочисленные разновидности пристрастного, эмоционального переживания.

Эмоции как механизм, помогающий принятию решения. Эмоции, указывая на предметы и действия с ними, которые способны привести к удовлетворению потребности, тем самым способствуют принятию решения. Очень часто, однако, достижение желаемого не обеспечивается информацией, необходимой для принятия решения. Тогда проявляется компенсаторная функция эмоций, которая, по П. В. Симонову, состоит в замещении информации, недостающей для принятия решения или вынесения суждения о чем-либо. Возникающая при столкновении с незнакомым объектом, эмоция придает этому объекту соответствующую окраску (нравится он или нет, плохой он или хороший), в частности, в связи с его схожестью с ранее встречавшимися объектами. Хотя с помощью эмоции человек выносит обобщенную и не всегда обоснованную оценку объекта и ситуации, она все же помогает ему выйти из тупика, когда он не знает, что ему делать в данной ситуации.

Симонов подчеркивает, что «эмоции отнюдь не пополняют сведений относительно реальных признаков угрозы и возможностей ее устранения. Ликвидация дефицита информации происходит в процессе поисковых действий и обучения. Роль эмоций заключается в экстренном замещении, компенсации недостающих в данный момент знаний» (1970, с. 82).

Все это касается случаев, связанных с дефицитом информации и, следовательно, отрицательных эмоций. Симонов считает, что компенсаторная функция присуща и положительным эмоциям (хотя что же здесь замещать, если и так имеется избыток информации?). Однако автор полагает, что в этом случае компенсаторная функция проявляется не в момент возникновения эмоции, а на более длительных отрезках приспособительного поведения, добавляя в качестве пояснения этого тезиса, что даже небольшой и частный успех способен воодушевить людей на преодоление трудностей (т. е. положительная эмоция усиливает потребность достижения цели). Действительно, усиливает, но где здесь проявление компенсаторной функции эмоций? Скорее речь должна идти о стимулирующей функции.

Соглашаясь с наличием компенсаторной функции эмоций, следует все же с сожалением отметить слабость примеров, приводимых Симоновым для раскрытия проявления этой функции в реальной жизни. Трудно, например, согласиться с тем, что подражательное реагирование, например паника, связано именно с компенсаторной функцией эмоций. Ведь сам автор, говоря о панике, пишет: «Когда субъект не располагает данными или временем для самостоятельного и вполне обоснованного решения, ему остается положиться на пример других членов общества, своевременно заметивших надвигающуюся опасность» (1970, с. 83, выделено мною. — Е. И.). Неясен и пример с сомнением человека: «Сомнение, — пишет Симонов, — побуждает вновь и вновь анализировать сложившуюся ситуацию, искать дополнительную информацию, пересматривать ранее накопленный опыт» (Там же, с. 83). Но как же тогда понимать его утверждение, что компенсаторная функция эмоций не заключается в пополнении сведений в процессе поисковых действий (см. предыдущий абзац)?

Симонов видит проявление компенсаторной функции эмоций и в их способности служить дополнительным средством коммуникации между членами сообщества. Например, когда человек не может убедить собеседника логическими доводами, он начинает повышать голос, т. е. усиливать экспрессивное воздействие. Следует, однако, заметить, что повышение голоса — это способ разрядки возникшего эмоционального напряжения, которое может быть следствием досады, раздражения, злости человека по поводу «глухости» партнера по общению к приводимым доводам. Повышение громкости голоса, безусловно, усиливает воздействие на партнера по общению, но замещает ли оно для него недостающую информацию?

Таким образом, включаясь в процесс вероятностного прогнозирования, эмоции помогают оценивать будущие события (предвкушение удовольствия, когда человек идет в театр, или ожидание неприятных переживаний после экзамена, когда студент не успел к нему как следует подготовиться), т. е. выполняют прогностическую функцию. О. К. Тихомиров и Ю. Е. Виноградов (1969), по существу, пишут о том же: эмоции облегчают поиск правильного выхода из ситуации, в связи с чем они говорят об их эвристической функции. Следовательно, эмоции участвуют не только на первом этапе мотивационного процесса, когда определяется значимость того или иного внешнего или внутреннего стимула, но и на этапе принятия решения.

Принятие человеком решения связано и с санкционирующей (в том числе, переключающей направление и интенсивность активности) функцией эмоций (идти на контакт с объектом или нет, максимизировать свои усилия или прервать возникшее состояние). П. В. Симонов (1981) пишет, что «переключающая» функция эмоций обнаруживается как в сфере врожденных форм поведения, так и при осуществлении условно-рефлекторной деятельности, включая ее наиболее сложные проявления. Он полагает, что наиболее ярко эта функция эмоций проявляется при конкуренции мотивов, при выделении доминирующей потребности, которая становится вектором целенаправленного поведения.

По поводу необходимости этой функции эмоций Симонов пишет следующее: «Казалось бы, ориентация поведения на первоочередное удовлетворение той или иной потребности могла осуществиться путем непосредственного сопоставления силы (величины) этих потребностей. Но в таком случае конкуренция мотивов оказалась бы изолированной от условий окружающей среды субъекта. Вот почему конкурируют не потребности, а порождаемые этими потребностями эмоции…» (1987, с. 80). Так, в боевой остановке борьба между естественным для человека инстинктом самосохранения и чувством долга переживается субъектом в виде борьбы страха со стыдом.

Думается, что нет надобности заменять борьбу потребностей борьбой эмоций, так как в реальности проявление этих двух феноменов неразделимо. Поэтому более правильной мне представляется мысль, содержащаяся в следующем высказывании Симонова: «Вопрос стоит совершенно в иной плоскости: какие именно потребности, какие мотивы вступают в конкурентную борьбу «в доспехах» положительных и отрицательных эмоций» (1987, с. 81). Борются все-таки потребности, но облаченные в «доспехи» эмоций. Эмоции помогают этой борьбе, так как обозначают значимость той или иной потребности в данный момент.

Зависимость эмоций от вероятности удовлетворения потребности, пишет Симонов, «чрезвычайно усложняет конкуренцию соответствующих мотивов, в результате чего поведение нередко оказывается переориентированным на менее важную, но легко достижимую цель: «синица в руках» побеждает «журавля в небе»» (Там же, с. 83).

Осуществление эмоциями санкционирующей функции может базироваться на защитной функции эмоции страха. Он предупреждает человека о реальной (или о мнимой) опасности, способствуя тем самым лучшему продумыванию возникшей ситуации, более тщательному определению вероятности достижения успеха или неудачи. Тем самым страх защищает человека от неприятных для него последствий, а возможно, и от гибели.

Побудительная роль эмоций. По мнению С. Л. Рубинштейна, «…эмоция в себе самой заключает влечение, желание, стремление, направленное к предмету или от него, так же как влечение, желание, стремление всегда более или менее эмоционально» (1946, с. 489). Вообще, вопрос о том, откуда в побуждении берется заряд энергии, довольно сложен и дискуссионен. Исключать присутствие в побуждении к действию энергии эмоций нельзя, но считать, что эмоции сами по себе вызывают побуждение к действию, тоже вряд ли возможно.

Роль эмоций в оценке достигнутых результатов. А. Н. Леонтьев (1971) пишет: «Особенность эмоций состоит в том, что они непосредственно отражают отношения между мотивами и реализацией отвечающей этим мотивам деятельности» (Психология эмоций, 1984, с. 164).

Оценивая ход и результат деятельности, эмоции дают субъективную окраску происходящему вокруг нас и в нас самих. Это значит, что на одно и то же событие разные люди могут эмоционально реагировать различно. Например, у болельщиков проигрыш их любимой команды вызовет разочарование, огорчение, у болельщиков же команды-соперника — радость. Люди по-разному воспринимают и произведения искусства. Недаром в народе говорят, что на вкус и на цвет товарища нет и что о вкусах не спорят.

Эмоция как ценность и потребность

Хотя эмоции сами по себе не являются мотивами (которые я рассматриваю как сложное образование, включающее в себя потребность, идеальную (представляемую) цель и мотиваторы, т. е. факторы, повлиявшие на принятие решения и формирование намерения), они могут выступать в мотивационном процессе не только в качестве «советчика» или энергетического усилителя побуждений, возникающих в процессе мотивации, но и самого побудителя, правда, не действий по удовлетворению потребности, а мотивационного процесса. Это происходит в том случае, когда у человека возникает потребность в эмоциональных ощущениях и переживаниях и когда человек осознает их как ценность.

Эмоции как ценность. В 70-х годах XX века развернулась дискуссия между Б. И. Додоновым и П. В. Симоновым относительно того, являются ли эмоции ценностью. На первый взгляд спор этот не имеет отношения к рассмотрению мотивационной роли эмоций. Однако в действительности понимание эмоции как ценности означает не что иное, как осуществление эмоциями функции побуждения, притягательности для человека.

Додонов справедливо считает, что эмоции необходимы для существования человека и животных, для их ориентировки в мире, для организации их поведения. «И поэтому про эмоции-оценки можно сказать, что они имеют для нас большую ценность, но ценность эта служебная. Это ценность средства, а не цели» (1978, с. 46-47). Однако эмоции, по Додонову, обладают и самостоятельной ценностью. «Этот факт, -пишет он, — достаточно хорошо осознан и вычленен житейской психологической интуицией, четко разграничившей случаи, когда человек что-либо делает с удовольствием и когда он чем-то занимается ради удовольствия» (Там же, с. 47). Ученый отмечает, что с теоретическим осмыслением этому факту явно не повезло. С самого начала на него легла тень некоторых ошибочных философских и психологических концепций, критика со стороны которых «выплеснула вместе с грязной водой и самого ребенка». До сих пор «весьма распространено мнение, будто любое признание эмоции в качестве ценности или мотива деятельности должно быть априорно отброшено как давно разоблаченная философская ошибка» (Там же, с. 47-48). При этом Додонов ссылается на многие художественные произведения, в которых писатели и поэты отразили мотивационное значение эмоций, представив эмоцию как мотив поведения.

Потребность в эмоциональном насыщении. Понимание эмоции как ценности приводит Б. И. Додонова (1978) к представлению о том, что у человека имеется потребность в «эмоциональном насыщении», т. е. в эмоциональных переживаниях. Действительно, еще знаменитый математик Б. Паскаль говорил, что мы думаем, что ищем покоя, а на самом деле ищем волнений. Это означает, что эмоциональный голод может прямо обусловливать мотивационный процесс.

Для обоснования этой потребности Додонов ссылается на известные последствия отрыва ребенка от матери и на феномен сенсорной депривации. Первое доказательство основывается на том, что отсутствие интимного контакта младенца с матерью приводит к плохому его развитию, к частым болезням, ущербной эмоциональности, «холодности», низкой способности к сопереживанию и сочувствию (Обуховский, 1972; Bakwin, 1949; Bowlby, Robertson, 1956). С этим доводом можно согласиться, хотя этот пример скорее свидетельствует о том, что для развития эмоциональной сферы ребенка нужна тренировка этой сферы, которая и обеспечивается контактом с матерью и связанными с ним чувствами, переживаниями. Со вторым же примером согласиться трудно. Ведь при сенсорной депривации речь идет об ограничении притока раздражителей, воздействующих на органы чувств (анализаторы), но отнюдь не о чувствах и эмоциях. Возникающие при сенсорной депривации психические нарушения, как утверждает сам Додонов, дают лишь основание подозревать, что среди причин, вызывающих эти нарушения, может быть и отсутствие разнообразия эмоциональных переживаний. Поэтому он говорит об эмоциональной депривации, считая, что она является следствием сенсорной депривации. По этому поводу автор пишет: «…если доказана важность чисто сенсорного насыщения для нормального развития и функционирования мозга, то не естественно ли предположить, что насыщение эмоциями… является для него еще более необходимым? А раз дело обстоит именно таким образом, то это означает, что эмоциональное насыщение организма является его важной врожденной и прижизненно развивающейся потребностью» (1978, с. 76).

В этой цитате обращает на себя внимание смелый переход автора от предположения о необходимости насыщения эмоциями к констатации этого как уже имеющего место факта.

Додонов полагает, что потребность в эмоциональном насыщении является физиологической, несмотря на то что сами эмоции несут в себе психологическое содержание. Он обосновывает это тем, что всякий орган должен функционировать, в противном случае произойдет его инволюция, деградация. Следовательно, центры эмоций нуждаются в функционировании, т. е. в проявлении эмоций для того, чтобы сохранить свою реактивность.

П. В. Симонов не согласен с трактовкой эмоций как ценности, так как в этом случае они сами являются мотивом, «притягивающим» субъекта к деятельности. Он ссылается на А. Н. Леонтьева (1971), который утверждал, что эмоции не являются мотивами, и на философа С. Штрессера (Strasser, 1970), который не отождествляет эмоции с влечениями и потребностями. По Симонову, самостоятельная ценность эмоций, их способность мотивировать поведение в любом случае оказываются иллюзией. Стремление к переживанию положительных эмоций не в состоянии объяснить, почему данный человек стремится именно к такому, а не иному источнику удовольствия.

С последним утверждением можно согласиться. Однако нельзя при этом не отметить ограниченность понимания Симоновым (и не только им) мотива. Дело в том, что эмоция-потребность, во-первых, еще не весь мотив, и во-вторых, как всякая потребность, она может удовлетворяться разными способами и средствами. Поэтому нельзя требовать от потребности ответа на все вопросы: почему, для чего и как. Но это не устраняет у потребности в эмоциональном переживании функции побуждения. Просто надо понимать, что это побуждение не к деятельности, а лишь к развертыванию мотивационного процесса, формированию мотива. Кроме того, ссылаясь на А. Н. Леонтьева, П. В. Симонов не учитывает, что он говорил о «сдвиге мотива на цель», когда деятельность начинает выполняться просто потому, что доставляет человеку удовольствие.

О потребности человека в положительных эмоциях пишет Э. Фромм. Действительно, человек делает многие вещи ради получения удовольствия, наслаждения: слушает музыку, читает нравящуюся ему и не раз уже читанную им книгу, катается на американских горках, чтобы испытать «острые ощущения» и т. д. Поэтому эмоция выступает в виде цели (человек делает что-то ради получения желаемого переживания). Осознаваемая же цель является для человека ценностью или, по Б. И. Додонову, мотивом поведения.

Характерно, что человек испытывает потребность не только в положительных эмоциях, но и в отрицательных. Вспомним «Мцыри» М. Ю. Лермонтова:

Таких две жизни за одну,
Но только полную тревог,
Я променял бы, если б мог…

Или у Ф. И. Тютчева:

О Господи, дай жгучего страданья
И мертвенность души моей рассей…

Полнота удовлетворения эмоциональной потребности зависит от качества предмета удовлетворения. Это отчетливо проявилось в исследовании В. Д. Балина и А А Меклер (1998), которые показали, что прослушивание музыки при ее воспроизведении на аппаратуре высшего качества с пластинки вызывает эмоции большей интенсивности и в большем количестве, чем с кассетного магнитофона третьего класса. По аналогии можно сказать, что глубина и интенсивность эмоционального переживания при прослушивании музыки на стереофоническом проигрывателе будет больше, чем на монофоническом, а присутствие на концерте доставит большее эмоциональное наслаждение, чем прослушивание того же музыкального произведения дома. Точно так же большее эмоциональное впечатление окажет посещение картинной галереи, чем просматривание дома альбомов, слайдов и открыток.

Активационно-энергетическая роль эмоций

Влияние эмоций на физические возможности человека и животных было известно давно. Еще Б. Спиноза писал, что эмоции увеличивают или уменьшают «способность тела к действию».

Активационно-энергетическая роль эмоционального реагирования проявляется в основном за счет его физиологического компонента: изменения вегетативных функций и уровня возбуждения корковых отделов мозга. По влиянию на поведение и деятельность человека немецкий философ И. Кант (1964) разделил эмоциональные реакции (эмоции) на стенические («стена» по-гречески — сила), усиливающие жизнедеятельность организма, и астенические — ослабляющие ее. Стенический страх может способствовать мобилизации резервов человека за счет выброса в кровь дополнительного количества адреналина, например при активно-оборонительной его форме (бегстве от опасности). Именно он заставил лермонтовского Гаруна бежать быстрее лани. Способствует мобилизации сил организма и воодушевление, радость («окрыленный успехом», говорят в таких случаях).

Активационная функция эмоций отмечается многими авторами. Э. Гельгорн (1948) считает, например, что ускорение и усиление реакций, поддерживающих индивидуальное и видовое существование живых систем, представляет одну из самых ярких черт эмоционального реагирования. Она состоит в том, что при возникновении эмоций происходит активация нервных центров, осуществляемая неспецифическими структурами ствола мозга и передаваемая неспецифическими путями возбуждения (Линдсли, 1960; Арнольд, 1967). Согласно «активационным» теориям, эмоции обеспечивают оптимальный уровень возбуждения центральной нервной системы и ее отдельных подструктур. Активация нервной системы и, прежде всего, ее вегетативного отдела приводит к изменениям во внутренних органах и организма в целом, приводя либо к мобилизации энергоресурсов, либо к их демобилизации. Отсюда можно говорить о мобилизационной функции эмоций.

П. К. Анохин говорил о «мотивационном тонусе», благодаря которому все жизненные процессы поддерживаются на оптимальном уровне.

Об этом же пишет П. В. Симонов (1987): «Будучи активным состоянием системы специализированных мозговых структур, эмоции оказывают влияние на другие церебральные системы, регулирующие поведение, процессы восприятия внешних сигналов и извлечения энграмм этих сигналов из памяти, вегетативные функции организма…» (с. 84).

При этом он отмечает, что «при возникновении эмоционального напряжения объем вегетативных сдвигов (учащение сердцебиения, подъем кровяного давления, выброс в кровяное русло гормонов и т. д.), как правило, превышает реальные нужды организма. По-видимому, процесс естественного отбора закрепил целесообразность этой избыточной мобилизации ресурсов. В ситуации прагматической неопределенности (а именно она так характерна для возникновения эмоций), когда неизвестно, сколько и чего потребуется в ближайшие минуты, лучше пойти на излишние энергетические траты, чем в разгар напряженной деятельности — борьбы или бегства -остаться без достаточного обеспечения кислородом и метаболическим «сырьем»» (Там же, с. 84).

Это замечание действительно верно, непонятно только, почему избыточность мобилизации ресурсов Симонов рассматривает как проявление компенсаторной функции эмоций.

Кстати, об избыточности эмоционального реагирования писал еще Г. Мюнстерберг: «Конечно, напряженность этой энергетической реакции имеет следствием огромный избыток энергии, и потому получается много излишних побочных результатов. Но они неизбежны в интересах большой задачи — сосредоточения всего организма на реакции определенного рода» (1997, с. 200).

Таблица 4.2 Продуктивность физической работы лиц с разной силой нервной системы в зависимости от модальности эмоций, вызванных музыкой

Показано (Дорфман, 1986), что физическая работоспособность у лиц с сильной нервной системой больше при эмоции радости, чем при эмоции страдания, а у лиц со слабой нервной системой — при эмоции страдания, чем при эмоции радости (правда, на уровне достоверности только по показателю мощности работы) (табл. 4.2).

Деструктивная роль эмоций

Эмоции могут играть в жизни человека не только положительную, но и отрицательную (разрушительную) роль. Они могут приводить к дезорганизации поведения и деятельности человека.

Эта роль эмоций в первой трети XX века признавалась едва ли не единственной. Ряд французских психологов (Клапаред, 1928; Janet, 1928; Pieron, 1928 и др.) одновременно высказали мысль, что эмоции могут нарушать целенаправленную деятельность. Так, Э. Клапаред писал: «Бесполезность и даже вредность эмоций известна каждому. Представим, например, человека, который должен пересечь улицу; если он боится автомобилей, он потеряет хладнокровие и побежит. Печаль, радость, гнев, ослабляя внимание и здравый смысл, часто вынуждают нас совершать нежелательные действия. Короче говоря, индивид, оказавшийся во власти эмоций, «теряет голову»» (1984, с. 95).

П. Жане указывал, что эмоция — это дезорганизующая сила. Эмоция вызывает нарушения памяти, навыков, приводит к замене трудных действий более простыми. О дезорганизующей роли некоторых эмоций психологи говорили и позже (Фортунатов, 1976; Young, 1961). Выявлено отрицательное влияние переживаний, связанных с предыдущим неуспехом, на быстроту и качество интеллектуальной учебной деятельности подростков (Носенко, 1998).

Во многих случаях дезорганизующая роль эмоций, очевидно, связана не столько с их модальностью, сколько с силой эмоционального возбуждения. Здесь проявляется «закон силы» И. П. Павлова (при очень сильных раздражителях возбуждение переходит в запредельное торможение) или что то же — закон Йеркса-Додеона. Слабая и средняя интенсивность эмоционального возбуждения способствуют повышению эффективности перцептивной, интеллектуальной и двигательной деятельности, а сильная и сверхсильная — снижают ее (Hebb, 1949; Рейковский, 1979).

Однако имеет значение и модальность эмоции. Страх, например, может нарушить поведение человека, связанное с достижением какой-либо цели, вызывая у него пассивно-оборонительную реакцию (ступор при сильном страхе, отказ от выполнения задания). Это приводит либо к отказу от деятельности, либо к замедлению темпов овладения какой-либо деятельностью, представляющейся человеку опасной, например при обучении плаванию (Дашкевич, 1969; Шувалов, 1988). Дезорганизующая роль эмоций видна и при злости, когда человек стремится достичь цели во что бы то ни стало, повторяя одни и те же действия, не приводящие к успеху. При сильном волнении человеку бывает трудно сосредоточиться на задании, он может позабыть, что ему надо делать. Один курсант летного училища при первом самостоятельном полете забыл, как сажать самолет, и смог совершить это только под диктовку с земли своего командира. В другом случае из-за сильного волнения гимнаст — чемпион страны — позабыл, выйдя к снаряду, начало упражнения и получил нулевую оценку. Отрицательное влияние сильных эмоциональных реакций на поведение обнаруживается и в опытах на животных. В опытах Е. Л. Щелкунова (1960) крыс обучали находить выход из лабиринта, а потом постепенно убирали часть перегородок. Оказалось, что при сильном болевом наказании они переходили к стереотипному повторению однажды выработанного навыка, вместо того чтобы искать короткий путь, как это наблюдалось при пищевом подкреплении.

Однако по мере изучения роли эмоций отношение к ним стало меняться, и в настоящее время дезорганизующая роль эмоций подвергается сомнению. Так, В. К. Вилюнас (1984) считает, что дезорганизующую роль эмоций можно принять лишь с оговорками. Он полагает, что дезорганизация деятельности связана с тем, что эмоции организуют другую деятельность, которая отвлекает силы и внимание от основной деятельности, протекающей в тот же момент. Сама же по себе эмоция дезорганизующей функции не несет. «Даже такая грубая биологическая реакция, как аффект, — пишет Вилюнас, — обычно дезорганизующая деятельность человека, при определенных условиях может оказаться полезной, например, когда от серьезной опасности ему приходится спасаться, полагаясь исключительно на физическую силу и выносливость. Это значит, что нарушение деятельности является не прямым, а побочным проявлением эмоций, иначе говоря, что в положении о дезорганизующей функции эмоций столько же правды, сколько, например, в утверждении, что праздничная демонстрация выполняет функцию задержки автотранспорта» (с. 15).

С этим можно согласиться. Такой функции, запрограммированной природой, у эмоций действительно нет. Было бы странно, если бы эмоции появились в эволюционном развитии живых существ для того, чтобы дезорганизовывать управление поведением. А вот дезорганизующую роль эмоции, помимо их «воли», играть могут, о чем и говорилось выше. Смысл разделения роли и функции эмоций как раз и состоит в том, чтобы не путать то, что предначертано природой как признак прогрессирующего развития, с тем, что получается в качестве побочного эффекта, вопреки предначертанной функции.

4.4. Прикладная роль эмоций


Коммуникативная роль эмоций

Эмоции за счет своего экспрессивного компонента (главным образом — экспрессии лица) принимают участие в установлении контакта с другими людьми в процессе общения с ними, в воздействии на них. Важность этой роли эмоций видна из того, что на Западе многие руководители принимают на работу сотрудников по коэффициенту интеллекта (IQ), а повышают в должности — по эмоциональному коэффициенту (EQ), характеризующему способность человека к эмоциональному общению.

Роль эмоционального реагирования в процессе общения многообразна. Это и создание первого впечатления о человеке, которое часто оказывается верным именно из-за наличия в нем «эмоциональных вкраплений». Это и оказание определенного влияния на того, кто является субъектом восприятия эмоций, что связано с сигнальной функцией эмоций. Роль этой функции эмоций отчетливо видна родителям, дети которых страдают болезнью Дауна. Родителей угнетает то обстоятельство, что дети не могут сообщать им о своих переживаниях посредством мимики и иных способов эмоциональной коммуникации (Emde et al., 1978).

Регулирующая функция эмоций в процессе общения состоит в координации очередности высказываний. Часто при этом наблюдается сочетанное проявление различных функций эмоций. Например, сигнальная функция эмоций часто сочетается с ее защитной функцией: устрашающий вид в минуту опасности способствует запугиванию другого человека или животного.

Эмоция, как правило, имеет внешнее выражение (экспрессию), с помощью которой человек или животное сообщает другому о своем состоянии, что им нравится, а что нет и т. д. Это помогает взаимопониманию при общении, предупреждению агрессии со стороны другого человека или животного, распознаванию потребностей и состояний, имеющихся в данный момент у другого субъекта.

Роль тендерных эмоциональных установок в процессе общения детей. Известно, что уже у детей дошкольного возраста имеется половая эмоциональная дифференциация. Как отмечает В. Е. Каган (2000), дети обоего пола 4-6 лет считают, что девочки лучше мальчиков, с той разницей, что у мальчиков эмоциональная установка «мальчики хуже девочек и я плохой», а у девочек — «девочки лучше мальчиков и я хорошая».

У детей школьного возраста эта тенденция остается. В исследовании Н. А. Васильева и др. (1979) на большой выборке школьников было выявлено, что эмоционально-личностная оценка представителей своего и противоположного пола существенно разнится у мальчиков и девочек. Во всех классах (с 1-го по 10-й) девочки в абсолютном большинстве случаев выше оценивали девочек, чем мальчиков. У мальчиков возрастная динамика оценок была сложнее. В младших классах они примерно одинаково часто эмоционально-положительно оценивали как мальчиков, так и девочек. В средних классах симпатии мальчиков явно были на стороне представителей своего пола. В старших классах картина резко меняется: симпатия к представителям своего пола встречалась редко, а частота проявления симпатий к девочкам даже превышала количество симпатий, в равной степени относимых к представителям того и другого пола (рис. 4.2).

Характерно, что статус школьников в классе не изменял выявленные эмоциональные отношения: у «отвергаемых» были обнаружены те же закономерности, что и во всем классе.

О. П. Санниковой (1984) показано, что широкий или узкий круг общения, выбираемый человеком, зависит от доминирующих эмоций, которые он переживает. Широкий круг общения характерен для лиц, склонных к положительным эмоциям, а узкий — для лиц, склонных к отрицательным переживаниям.

Использование эмоций как средства манипулирования другими людьми. В рамках коммуникативной роли эмоции могут использоваться для манипулирования другими людьми. Часто мы сознательно или по привычке демонстрируем те или иные эмоциональные проявления не потому, что они возникли у нас естественным образом, а потому, что они желательным образом воздействуют на других людей. А. Шопенгауэр писал по этому поводу: «Как вместо серебра и золота ходят бумажные деньги, так вместо истинного уважения и настоящей дружбы в свете обращаются наружные их доказательства и как можно естественнее подделанные мимические гримасы и телодвижения… Во всяком случае, я больше полагаюсь на виляние хвостом честной собаки, чем на сотню таких проявлений уважения и дружбы» (2000, с. 597).

Об этой функции эмоций знает уже малыш, который использует ее для достижения своих целей: ведь плач, крик, страдальческая мимика ребенка вызывает у родителей и взрослых сочувствие. Таким образом, эмоции помогают человеку добиваться удовлетворения своих потребностей через изменения в нужную сторону поведения других людей.

В качестве средств манипулирования используются улыбка, смех, угроза, крик, плач, показное равнодушие, показное страдание и т. п.

При манипулировании воспроизводится «эмоциональная заготовка» — энграмма. Память запечатлевает ситуации, при которых «эмоциональная заготовка» дает нужный эффект, и в последующем человек использует их в аналогичных ситуациях. Эн-граммы составляют манипулятивный опыт человека. Они бывают положительного и негативного свойства, если их рассматривать с точки зрения влияния на других людей. Первые призваны вызывать к себе положительное отношение (доверие, признание, любовь). В этом случае в ход идут такие мимические средства, как улыбка, смех, голосовые интонации лирического и миролюбивого спектра, жесты, символизирующие приветствие, принятие партнера, радость от общения с ним, движения головы, выражающие согласие, движения туловища, свидетельствующие о доверии к партнеру и т. д. Вторые наполнены символикой агрессии, вражды, гнева, отчуждения, дистанцирования, угрозы, неудовольствия. Например, родитель делает грозное выражение лица, повышает голос и употребляет бранные слова в адрес ребенка. Но это не означает, что он в этот момент ненавидит ребенка, он лишь добивается от него желаемого поведения.

Э. Шостромом (1994) описана роль эмоций в манипулировании другими людьми со стороны так называемых «манипуляторов». При этом их тактика может быть различной. В одном случае «манипуляторы», как, например, истеричные женщины, обрушивают на окружающих мешанину чувств, доведя их до полной растерянности. От истеричных женщин чувства отлетают, как искры, но ни одно из них не задерживается настолько, чтобы полностью сформироваться и выразиться. Едва возникнув, они лопаются, как мыльные пузыри. В другом случае «манипуляторы» приберегают свои эмоции про запас, чтобы воспользоваться ими в удобный момент. «Я обиделся на тебя на прошлой неделе», — может сказать манипулятор. Почему он это не сказал на прошлой неделе? — спрашивает Шостром. Потому что тогда ему было невыгодно заявлять о своей обиде, а сейчас он может что-то выторговать.

«Манипулятор» может испытывать многие чувства вполне искренне, но он непременно попытается использовать их «на что-то полезное». То есть, как пишет Шостром, в нагрузку к искренним слезам дается некая манипулятивная цель.

Роль эмоций в когнитивных процессах и творчестве

Наличие эмоциональных явлений в процессе познания отмечалось еще древнегреческими философами (Платон, Аристотель).

Однако начало обсуждению вопроса о роли эмоций в когнитивном процессе положили П. Жане и Т. Рибо. По мнению П. Жане, эмоции, являясь «вторичными действиями», реакцией субъекта на свое собственное действие, регулируют «первичные действия», в том числе и интеллектуальные. Т. Рибо, наоборот, считал, что в интеллектуальном мышлении не должно быть никакой «эмоциональной примеси», так как именно аффективная природа человека и является чаще всего причиной нелогичности. Он разделял интеллектуальное мышление и эмоциональное.

Связи мышления с аффектами большое значение придавал Л. С. Выготский. Он писал: «Кто оторвал мышление с самого начала от аффекта, тот навсегда закрыл себе дорогу к объяснению причин самого мышления, потому что детерминистический анализ мышления необходимо предполагает вскрытие движущих мотивов мысли, потребностей и интересов, побуждений и тенденций, которые направляют движение мысли в ту или другую стороны» (1956, с. 54).

С. Л. Рубинштейн также отмечал необходимость связывать мышление с аффективной сферой человека. «Психические процессы, взятые в их конкретной целостности, — это процессы не только познавательные, но и «аффективные», эмоционально-волевые. Они выражают не только знание о явлениях, но и отношение к ним» (1957, с. 264). В другой работе он заостряет еще больше этот вопрос: «Речь… идет не о том только, что эмоция находится в единстве и взаимосвязи с интеллектом или мышление с эмоцией, а о том, что самое мышление как реальный психический процесс уже само является единством интеллектуального и эмоционального, а эмоция -единством эмоционального и интеллектуального» («Проблемы общей психологии», 1973, с. 97-98).

В настоящее время большинство психологов, занимающихся изучением интеллектуальной деятельности, признает роль эмоций в мышлении. Больше того, высказывается мнение, что эмоции не просто влияют на мышление, но являются обязательным его компонентом (Симонов, 1975; Тихомиров, 1969; Виноградов, 1972; Вилюнас, 1976; Путляева, 1979, и др.), или что большинство человеческих эмоций интеллектуально обусловлено. Выделяют даже интеллектуальные эмоции, отличные от базовых (см. раздел 6.5).

Правда, мнения авторов о конкретной роли эмоций в управлении мышлением не совпадают. С точки зрения О. К. Тихомирова, эмоции являются катализатором интеллектуального процесса; они улучшают или ухудшают мыслительную деятельность, убыстряют или замедляют ее. В другой работе (Тихомиров, Клочко, 1980) он идет еще дальше, считая эмоции координатором мыслительной деятельности, обеспечивая ее гибкость, перестройку, коррекцию, уход от стереотипа, смену актуальных установок. По мнению же П. В. Симонова, эмоции являются лишь пусковым механизмом мышления. Л. В. Путляева считает гиперболизированными обе эти точки зрения и выделяет, в свою очередь, три функции эмоций в мыслительном процессе: 1) эмоции как составная часть познавательных потребностей, являющихся истоком мыслительной деятельности; 2) эмоции как регулятор самого познавательного процесса на определенных его этапах; 3) эмоции как компонент оценки достигнутого результата, т. е. как обратная связь.

Роль эмоций в интеллектуальном творческом процессе многообразна. Это и муки творчества, и радость открытия. «Горячее желание знания, — писал К. Бернар, — есть единственный двигатель, привлекающий и поддерживающий исследователя в его усилиях, и это знание, так сказать, постоянно ускользающее из его рук, составляет его единственное счастье и мучение.

Кто не знал мук неизвестного, тот не поймет наслаждений открытия, которые, конечно, сильнее всех, которые человек может чувствовать» (1866, с. 64).

Из мемуарной литературы также следует, что эмоция, лирическое настроение или вдохновение способствуют творческому воображению, фантазии, так как в сознании легко возникают яркие многочисленные образы, мысли, ассоциации. Об этом прекрасно написано у А. С. Пушкина:

…Но гаснет краткий день, и в камельке забытом
Огонь опять горит — то яркий свет лиет,
То тлеет медленно, — а я пред ним читаю
Иль думы долгие в душе моей питаю.
И забываю мир — и в сладкой тишине
Я сладко усыплен своим воображеньем,
И просыпается поэзия во мне:
Душа стесняется лирическим волненьем,
Трепещет, и звучит, и ищет, как во сне,
Излиться наконец свободным проявленьем —
И тут ко мне идет незримый рой гостей,
Знакомцы давние, плоды мечты моей,
И мысли в голове волнуются в отваге,
И рифмы легкие навстречу им бегут,
И пальцы просятся к перу, перо к бумаге,
Минута — и стихи свободно потекут.

Но вот что характерно: это вдохновение, радость по поводу творческого успеха не долговременны. К. Бернар писал по этому поводу: «.„По какому-то капризу нашей натуры, это наслаждение, которого мы так жадно искали, проходит, как скоро открытие сделано. Это похоже на молнию, озарившую нам далекий горизонт, к которому наше ненасытное любопытство устремляется еще с большим жаром. По этой причине в самой науке известное теряет свою привлекательность, а неизвестное всегда полно прелестей» (там же).

Обсуждая связь мышления с эмоциями, некоторые психологи доходят до крайности. Так, А. Эллис (Ellis, 1958) утверждает, что мышление и эмоции так тесно связаны друг с другом, что обычно сопровождают друг друга, действуя в круговороте отношений «причина и следствия», и в некоторых (хотя едва ли не во всех) отношениях являются, по существу, одним и тем же, так что мышление превращается в эмоцию, а эмоция становится мыслью. Мышление и эмоции, согласно этому автору, имеют тенденцию принимать форму саморазговора или внутренних предложений; предложения, которые люди проговаривают про себя, являются или становятся их мыслями и эмоциями.

Что касается превращения мысли в эмоцию и наоборот, то это довольно спорное утверждение. Другое дело, что, как пишет Эллис, мысль и эмоцию едва ли возможно разграничить и выделить в чистом виде. Здесь с автором можно согласиться.

Особая роль принадлежит эмоциям в различных видах искусства. К. С. Станиславский (1953) говорил, что из всех трех психических сфер человека — ума, воли и чувств — последнее является самым «трудновоспитуемым ребенком». Расширение и развитие ума гораздо легче поддается воле актера, чем развитие и расширение эмоциональной сферы. Чувство, отмечал Станиславский, можно культивировать, подчинять воле, умно использовать, но оно очень туго растет. Альтернатива «есть или нет» более всего относится к нему. Поэтому оно для актера дороже всего. Учащиеся с подвижными эмоциями, способностью глубоко переживать — это золотой фонд театральной школы. Их развитие идет быстро. В то же время Станиславский сетовал на то, что слишком много рассудочных актеров и сценических работ, идущих от ума.

Важны переживания эмоций и для художника в процессе изобразительного акта. В. С. Кузин (1974) отмечает, что если натура (объект изображения) оставила художника равнодушным, не вызвала никаких эмоций, процесс изображения будет пассивен. Необходимость взволнованности своей темой, «прочувствования природы», передачи настроения подчеркивали многие выдающиеся художники: Э. Манэ, А. К. Саврасов, И. И. Левитан, В. Д. Поленов и др. И. И. Левитан говорил, что картина — это кусок природы, профильтрованный через темперамент художника, а О. Роден считал, что, прежде чем копия того, что видит художник, пройдет через его руку, она должна пройти через его сердце. Именно поэтому В. В. Верещагин как-то воскликнул: «…Больше батальных картин писать не буду — баста! Я слишком близко к сердцу принимаю то, что пишу, выплакиваю (буквально) горе каждого раненого и убитого».

Роль эмоций в педагогическом процессе

Общеизвестно положение, что процесс обучения и воспитания протекает успешнее, если педагог делает его эмоциональным. Еще Я. А. Коменский, великий чешский педагог, писал во второй половине XVII века в своей «Пампедии»: «Проблема XVI. Достичь, чтобы люди учились всему с удовольствием. Дай человеку понять, 1) что он по своей природе хочет того, стремление к чему ты ему внушаешь, — и ему сразу будет радостно хотеть этого; 2) что он от природы может иметь то, чего желает, — и он сразу обрадуется этой своей способности; 3) что он знает то, что считает себя не знающим, — и он сразу обрадуется своему незнанию» (1982, с. 428).

Об этом же писали и русские просветители и педагоги. «Через чувства должно вселять во младую душу первые приятные знания и представления и сохранять их в ней», — писал русский просветитель второй половины XVIII века Н. И. Новиков (1985, с. 333), «…ибо нет ни единой из потребностей наших, удовлетворение которой не имело бы в себе приятности» (Там же, с. 335).

Важное значение эмоций для развития и воспитания человека подчеркивал в своих трудах К. Д. Ушинский: «…Воспитание, не придавая абсолютного значения чувствам ребенка, тем не менее в направлении их должно видеть свою главную задачу» (1950, т. 10, с. 537). Проанализировав различные педагогические системы и обнаружив в них, кроме бенековской, отсутствие всякой попытки анализа чувствований и страстей, он разработал учение о чувствованиях, многие положения которого актуальны и сегодня. В главе «Чувствования» своего основного труда «Человек как предмет воспитания» он выделяет раздел, посвященный педагогическим приложениям анализа чувствований (Ушинский, 1974). Критически оценивая эффективность советов, даваемых педагогами для воспитания детей, Ушинский писал: «Не понимая вообще образования и жизни страстей в душе человеческой, не понимая психического основания данной страсти и ее отношения к другим, практик-педагог мало может извлечь пользы из этих педагогических рецептов…» (1974, с. 446).

Ушинский, говоря о роли поощрения и наказания в воспитании, по существу подчеркивал подкрепляющую функцию эмоций. По этому поводу он писал: «Сама природа указывает нам на это отношение: если не всегда, то очень часто она употребляет наслаждение, чтобы вынудить человека к необходимой для него и для нее деятельности, и употребляет страдание, чтобы удержать его от деятельности вредной. В такое же отношение должен стать и воспитатель к этим явлениям человеческой души: наслаждение и страдание должны быть для него не целью, а средством вывести душу воспитанника на путь прогрессивного свободного труда, в котором оказывается все доступное человеку на земле счастье». Ушинский указывает на важность использования эмоциональных переживаний и в следующем своем высказывании: «Глубокие и обширные философские и психологические истины доступны только воспитателю, но не воспитаннику, и потому воспитатель должен руководствоваться ими, но не в убеждении воспитанника в их логической силе искать для того средств. Одним из действительнейших средств к тому являются наслаждения и страдания, которые воспитатель может по воле возбуждать в душе воспитанника и там, где они не возбуждаются сами собою как последствия поступка» (1950, т. 10, с. 512-513).

К сожалению, это чувственное (аффективное) направление в формировании личности ребенка, указанное К. Д. Ушинским и другими великими педагогами прошлого, в настоящее время предано забвению. Как отмечает немецкий психоаналитик П. Куттер, сейчас проповедуется воспитание, лишенное чувств и эмпатии в отношениях с ребенком. Современное образование сводится к познанию, но не является аффективным. С самого раннего возраста человека приучают к рационализму, он не получает ни одного урока чувственной жизни. А человек, не получивший урока сердечности — существо бесчувственное, заключает Куттер.

Английский педагог и психолог А. Бэн полагал, что предметы, внушившие страх, сильно врезаются в память человека. Именно поэтому мальчиков секли на меже, чтобы они тверже запоминали границы полей. Но, как отмечает К. Д. Ушинский, лучшее запоминание — это свойство всех аффективных образов, а не только страха. Правда, при этом возникает вопрос: какие эмоции — положительные или отрицательные сильнее влияют на запоминание, сохранение и воспроизведение информации.

Влияние эмоций на умственную деятельность отмечал и А. Ф. Лазурский, однако его мнение существенно расходится с мнением других ученых. Находясь в бодром, веселом настроении, — писал он, — мы чувствуем, что делаемся находчивее, изобретательнее, мысли наши текут живее и продуктивность умственной работы повышается. Однако в значительном большинстве случаев чувства влияют на умственную сферу неблагоприятным образом: течение представлений замедляется или даже вовсе приостанавливается, восприятия и воспоминания искажаются, суждения делаются пристрастными» (1995, с. 163).

С. Л. Рубинштейн (1946) писал, что эффективность включения обучаемого в работу определяется не только тем, что стоящие задачи ему понятны, но и тем, как они внутренне приняты им, т. е. какой они нашли «отклик и опорную точку в его переживании» (с. 604). Таким образом, эмоции, включаясь в познавательную деятельность, становятся ее регулятором (Елфимова, 1987, и др.).

П. К. Анохин подчеркивал, что эмоции важны для закрепления, стабилизации рационального поведения животных и человека. Положительные эмоции, возникающие при достижении цели, запоминаются и при соответствующей ситуации могут извлекаться из памяти для получения такого же полезного результата. Отрицательные эмоции, извлекаемые из памяти, наоборот, предупреждают от повторного совершения ошибок, блокируют образование условного рефлекса. Показательны в этом плане эксперименты на крысах. Когда им вводили морфин прямо в желудок, что быстро вызывало у них положительное эмоциональное состояние, условный рефлекс вырабатывался; когда же морфин вводили через рот, то благодаря своему горькому вкусу он перестал быть подкреплением условного сигнала, и рефлекс не вырабатывался (Симонов, 1981).

Н. А. Леонтьев обозначал эту функцию эмоций как следообразование, что приводит к появлению «знаемых» целей (средств и путей удовлетворения потребностей), т. е. целей, которые приводили ранее к успешному удовлетворению потребностей. Особенно ярко эта функция проявляется в случаях экстремальных эмоциональных состояний человека. Таким образом, эмоции участвуют в формировании личного опыта человека.

Механизм, задействованный в осуществлении эмоциями подкрепляющей функции, в современной психологии называется мотивационным обусловливанием. О значимости этого механизма писал еще Б. Спиноза: «Вследствие одного того, что мы видели какую-либо вещь в аффекте… мы можем ее любить или ненавидеть» (1957, с. 469). В наше время об этом же пишет Я. Рейковский: «…Нейтральные раздражители, которые предшествуют появлению эмоциогенных раздражителей или их сопровождают, сами приобретают способность вызывать эмоции» (1979, с. 90). А это значит, что они становятся значимыми, начинают учитываться при мотивации действий и поступков.

Большое внимание уделил мотивационному (я бы сказал — эмоциональному) обусловливанию В. К. Вилюнас. «С психологической стороны, а именно при учете того, что выработка условной связи означает изменение субъективного отношения к условному раздражителю, этот механизм может быть изображен в виде передачи эмоционального (мотивационного) значения… новому содержанию», — пишет он (1990, с. 50). Главным «воспитателем» в случае обусловливания, по мнению Вилюнаса, является конкретная и реально воспринимаемая ситуация.

В этом случае от воспитателя может не потребоваться даже никаких разъяснений, наставлений, нотаций. Например, «когда ребенок обжигает себе палец или устраивает пожар, то боль и страх в качестве реальных подкреплений без дополнительных разъяснений придают новое мотивационное значение спичкам и игре с ними, приведшей к этим событиям» (Там же, с. 74).

В отношении обучения и воспитания детей это значит, что, для того чтобы воздействие воспитателя или педагога стало значимым для ребенка, его нужно сочетать с испытываемой ребенком в данный момент эмоцией, вызванной той или иной ситуацией. Тогда это воздействие, слова воспитателя получат у воспитуемого эмоциональную окраску, а их содержание приобретет для его будущего поведения мотивационную значимость. Но это означает, что педагог может рассчитывать лишь на случай, на то, что нужная ему эмоциогенная ситуация возникнет сама собой и тогда он ее использует в воспитательных целях.

Вилюнас отмечает, что эмоционально-мотивационное обусловливание иногда принимает характер латентного (я бы сказал — отставленного) воспитания. Этот феномен проявляется в том, что ранее не принятое человеком всерьез назидание при непосредственных эмоциогенных воздействиях впервые получает подкрепление (человек осознает правоту этого назидания: «жаль, что не послушался…»).

Говоря о важности и необходимости эмоционально-мотивационного обусловливания в процессе воспитания ребенка, В. К. Вилюнас понимает ограниченность его использования и в связи с этим приводит высказывание К. Д. Ушинского: «Если бы всякое вредное для телесного здоровья действие человека сопровождалось немедленно же телесным страданием, а всякое полезное телесным наслаждением, и если бы то же отношение существовало всегда между душевными наслаждениями и страданиями, то тогда бы воспитанию ничего не оставалось делать в этом отношении и человек мог бы идти по прямой дороге, указываемой ему его природой, так же верно и неуклонно, как магнитная стрелка обращается к северу» (1950, т. 10, с. 512-513). Однако, отмечает Вилюнас, «поскольку природной предопределенности к развитию собственно человеческих мотиваций нет, они могут, возникать лишь вследствие целенаправленного их формирования. Очевидно, эта задача является одной из главных, решаемых в практике воспитания» (1990, с. 61).

Поскольку эмоционально-мотивационное обусловливание чаще всего педагогам осуществлять не удается, они вынуждены своими воздействиями не только передавать детям то или иное содержание, но и одновременно пытаются вызвать у детей путем создания образов, представлений эмоциональный отклик (этот способ мотивирования Вилюнас называет мотивационным опосредствованием). Взрослый вынужден специально организовывать это опосредствование, пытаясь добиться того же эффекта, что и при эмоционально-мотивационном обусловливании, «долго и с впечатляющими деталями рассказывая об ужасах, к которым может привести игра со спичками» (с. 74). Эмоциональный отклик возникает в том случае, когда словесное мотивационное воздействие задевает какие-то струны в душе ребенка, его ценности. Правда, у детей это сделать гораздо труднее, чем у взрослых. Как пишет Вилюнас, эмоция из-за отсутствия непосредственных эмоциогенных воздействий перестает быть неминуемой и возникает в зависимости от искусства воспитателя, готовности воспитываемого вслушиваться в его слова (ребенок, втайне ожидающий окончания надоевших ему назиданий, вряд ли будет испытывать те эмоции, которые взрослый предполагает у него вызвать) и других условий. Именно трудность актуализации эмоций таким путем, по мнению Вилюнаса, является главной причиной малой эффективности повседневных воспитательных воздействий и попыток компенсировать ее настойчивостью и количеством этих воздействий — и с этим нельзя не согласиться.

Кроме того, вызванный таким образом эмоциональный отклик по своей интенсивности уступает спонтанно возникающей эмоции, так как ни страшных ожогов, ни горя пострадавших от пожара, т. е. того, что служило бы безотказным подкреплением, при таком воспитательном воздействии нет, а только должно быть представлено ребенком.

Декларируя необходимость наличия в процессе обучения положительного эмоционального фона, психологи и педагоги мало уделяют внимания изучению вопроса, что на самом деле имеет место в учебном процессе. Между тем исследования свидетельствуют о явном эмоциональном неблагополучии учебного процесса. Н. П. Фе-тискин (1993) обнаружил состояние монотонии (скуки) у студентов на лекциях многих преподавателей, у школьников на уроках, у учащихся ПТУ в процессе их производственного обучения. И. А. Шурыгиной (1984) выявлено развитие скуки на занятиях в детских музыкальных школах. А. Я. Чебыкин (1989а) показал, что эмоции, которые студенты хотели бы испытывать на занятиях, не совпадают с эмоциями, которые они испытывают реально (вместо увлечения, радости, любопытства часто отмечаются безразличие, скука, боязнь). Он также рассмотрел вопрос о том, какие эмоции сопутствуют разным этапам усвоения учебного материала (Чебыкин, 19896).

Оздоровительная роль эмоций

С точки зрения П. К. Анохина, эмоциональные переживания закрепились в эволюции как механизм, удерживающий жизненные процессы в оптимальных границах и предупреждающий разрушительный характер недостатка или избытка жизненно важных факторов через переживание потребности. Таким образом, они участвуют в поддержании гомеостаза, т. е. постоянства внутренней среды организма, предупреждая человека и животных не только от возникновения многих заболеваний, но и от гибели. Однако это скорее относится к эмоциональному тону ощущений, чем к эмоциям. Последние же могут оказывать на здоровье человека как благотворное, так и разрушительное воздействие. Все зависит от знака и интенсивности эмоции.

Имеется много фактов, показывающих благотворное влияние положительных эмоций на состояние больных. По данным Д. Шпигеля и др. (Spiegel et al., 1989), больные раком женщины, посещающие группы поддержки, живут в среднем на два года дольше, чем их товарищи по несчастью, не получающие эмоциональной поддержки. Известен случай, когда, по заверению врачей, безнадежно больной, прикованный к постели молодой человек вылечил себя сам, ежедневно в течение трех месяцев смотря комедийные фильмы по видеомагнитофону.


Если вам понравился данный фрагмент, купить и скачать книгу можно на ЛитРес


Функции эмоций — Предмет «Общая психология». Лекции

Оценочная (отражательная, сигнальная) функция эмоций выражается в обобщенной оценке событий. Она заключается в  оценке значимости для субъекта той или иной ситуации или  объектов  в   их отношении  к его мотивационной сфере. В  форме эмоции субъекту предстает степень настоятельности потребности, в том числе и степень ее удовлетворения к настоящему моменту, в наличной ситуации, а также вероятность ее удовлетворения в ожидаемой ситуации.

Примером может служить поведение человека, получившего травму конечности. Ориентируясь на боль, человек немедленно находит такое ее положение, которое уменьшает болевые ощущения.

Подкрепляюще-побуждающая

Подкрепляющая функция заключается в том, что после достижения ситуации, получения предмета или выполнения действия, способных удовлетворить потребность, возникает состояние, в ряде случаев очень сильное, как награда за достижение цели, которая в свою очередь в дальнейшем становится силой, побуждающей к достижению подобных ситуаций.

Эта схема верна как в отношении положительных, так и отрицательных эмоций, которые «наказывают» человека за осуществление или неосуществление определенных действий и в дальнейшем побуждают его избегать ситуаций, наносящих вред организму или личности, т.е. не способствуют, а препятствуют удовлетворению потребностей.

Т.о.   «+» эмоции определяют к чему нужно стремится,

«−»эмоции определяют чего нужно избегать.

Подкрепляющая функция эмоций наиболее успешно была исследована на экспериментальной модели «эмоционального резонанса», предложенной П.В. Симоновым. Было обнаружено, что эмоциональные реакции одних животных могут возникать под влиянием отрицательных эмоциональных состояний других особей, подвергнутых воздействию электрокожного раздражения. Эта модель воспроизводит типичную для социальных взаимоотношений ситуацию возникновения отрицательных эмоциональных состояний в сообществе и позволяет изучать функции эмоций в наиболее чистом виде без непосредственного действия болевых раздражителей. В опытах Л.А.Преображенской, в которых собака-«жертва» подвергалась наказанию электрически током на глазах у собаки-«наблюдателя», у последней возрастала частота сердцебиения и увеличивалась синхронизация гиппокампального тета-ритма. Это указывает на появление у нее негативного эмоционального напряжения. В таких условиях собака-«наблюдатель» способна выработать избегательный инструментальный рефлекс (в виде подъема лапы), прекращающий подачу тока собаке-«жертве». Выработка такого инструментального рефлекса у собаки-«наблюдателя» сопровождается снижением у нее ЧСС и уменьшением гиппокампального тета-ритма, т.е. исчезновением отрицательного эмоционального состояния. Следовательно, предотвращение отрицательного эмоционального напряжения и служит ей той наградой, на которой и вырабатывается данный условный инструментальный рефлекс.

Три правила наказания

1)    постоянство и понятность требований

2)    постоянство в применении наказания (или вообще не наказывать)

3)    знание о возможности избежать наказания в случае правильного поведения.

Функция побуждения заключается в том, что эмоции не только сигнализируют о потребности или желании, но и с достижением ими определенной интенсивности они настоятельно побуждают субъекта их удовлетворить.

 Нехватка или несовместимость чего-то с внутренними условиями существования организма или личности вызывает эмоциональные переживания, иногда очень сильные, побуждающие человека действовать. Это и испуг, и гнев, и зависть, и ненависть, и чувство вины, и любовь, и множество других оттенков эмоциональных переживаний.

Коммуникативная — для каждой эмоции характерен свой комплекс невербальных проявлений, по этим невербальным проявлениям мы узнаем о том, что чувствует человек, получаем представление о его мыслях и намерениях.

Пример улыбка бывает радостная, печальная, презрительная, злорадная и т.д.

Внимание!

Если вам нужна помощь в написании работы, то рекомендуем обратиться к профессионалам. Более 70 000 авторов готовы помочь вам прямо сейчас. Бесплатные корректировки и доработки. Узнайте стоимость своей работы.

Расчет стоимостиГарантииОтзывы

Вопрос имеет ли традиция приветствовать друг друга при встрече какое-либо рациональное объяснение?

Мобилизирующая — в критических ситуациях эмоции запускают аварийный энергетический режим. (убегая от собаки человек способен перепрыгнуть ч/з 2-х метровый забор

Поможем написать любую работу на аналогичную тему

  • Реферат

    Функции эмоций

    От 250 руб

  • Контрольная работа

    Функции эмоций

    От 250 руб

  • Курсовая работа

    Функции эмоций

    От 700 руб

Получить выполненную работу или консультацию специалиста по вашему учебному проекту

Узнать стоимость

ФУНКЦИИ ЭМОЦИИ И ЧУВСТВ — ПСИХОЛОГИЯ.

КУРС ЛЕКЦИЙ

Эмоции и чувства выполняют следующие функции:

1. Коммуникативную,

2.        Регулятивную,

3.        Отражательную,

4.        Побудительную,

5.        Подкрепляющую,

6.        Переключательную,

7.        Приспособительную.

Коммуникативная или сигнальная функция выражается в том, что эмоции и чувства сопровождаются выразительными движениями:

Ø  Мимическими (движения мышц лица)

Ø  Пантомимическими (движения мышц тела, жесты)

Ø  Изменениями голоса,

Ø  Вегетативными изменениями (потоотделение, покраснение или побледнение кожи).

Эти проявления эмоций и чувств сигнализируют другим людям о том, какие эмоции и чувства переживает человек. Они же позволяют ему передать свои переживания другим людям, информировать их о своем отношении к предметам и явлениям окружающей действительности.

2. Регулятивная функция выражается в том, что стойкие переживания направляют наше поведение, поддерживают его, заставляют преодолевать встречающиеся на пути препятствия. Регулятивные механизмы эмоций снимают избыток эмоционального возбуждения. Когда эмоции достигают крайнего напряжения, происходит их трансформация в такие процессы, как выделение слезной жидкости, сокращение мимической и дыхательной мускулатуры (плач).

Внимание!

Если вам нужна помощь в написании работы, то рекомендуем обратиться к профессионалам. Более 70 000 авторов готовы помочь вам прямо сейчас. Бесплатные корректировки и доработки. Узнайте стоимость своей работы.

Расчет стоимостиГарантииОтзывы

3. Отражательная (оценочная) функция выражается в обобщенной оценке явлений и событий. Чувства охватывают весь организм и позволяют определить полезность или вредность воздействующих на них факторов и реагировать, прежде чем будет определено само вредное воздействие.

4. Побудительная (стимулирующая) функция. Чувства как бы определяют направление поиска, способное обеспечить решение задачи. Эмоциональное переживание содержит образ предмета, удовлетворяющего потребности, и свое пристрастное отношение к нему, что и побуждает человека к действию.

5. Подкрепляющая функция выражается в том, что значимые события, вызывающие сильную эмоциональную реакцию, быстро и надолго запечатлеваются в памяти. Так, эмоции «успеха – неуспеха» обладают способностью привить любовь к какому-либо виду деятельности или угасить ее.

6. Переключательная функция обнаруживается при конкуренции мотивов, в результате которой определяется доминирующая потребность (борьба между страхом и чувством долга). Привлекательность мотива, его близость личностным установкам направляет деятельность личности в ту или другую сторону.

7. Приспособительная функция. Эмоции возникают как средство, при помощи которого живые существа устанавливают значимость тех или иных условий с целью удовлетворения актуальных для них потребностей. Благодаря вовремя возникшему чувству организм имеет возможность эффективно приспособиться к окружающим условиям.

В нашей психической жизни чувства занимают особое место:

Ø  Разнообразные эмоциональные моменты входят в содержание всех умственных процессов – восприятия, памяти, мышления и др.

Ø  Чувства обусловливают яркость и полноту наших восприятий, они влияют на скорость и прочность запоминания. Эмоционально окрашенные факты запоминаются быстрее и прочнее.

Ø  Чувства непроизвольно активизируют или, наоборот, затормаживают процессы мышления. Они стимулируют деятельность нашей фантазии, придают нашей речи убедительность, яркость и живость.

Ø  Чувства вызывают и стимулируют наши действия. Сила и настойчивость волевых действий в значительной степени обусловливается чувствами.

Ø  Чувства обогащают содержание человеческой жизни. Люди с бедными и слабыми эмоциональными переживаниями становятся сухими, мелочными педантами. Положительные эмоции и чувства повышают нашу энергию и трудоспособность.

Поможем написать любую работу на аналогичную тему

  • Реферат

    ФУНКЦИИ ЭМОЦИИ И ЧУВСТВ

    От 250 руб

  • Контрольная работа

    ФУНКЦИИ ЭМОЦИИ И ЧУВСТВ

    От 250 руб

  • Курсовая работа

    ФУНКЦИИ ЭМОЦИИ И ЧУВСТВ

    От 700 руб

Получить выполненную работу или консультацию специалиста по вашему учебному проекту

Узнать стоимость

Функции эмоций

Функции эмоций
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатика
ИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханика
ОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторика
СоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансы
ХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника
Читайте также:
  1. A. ФУНКЦИИ КНОПОК БРЕЛКА
  2. II. Основные задачи и функции деятельности ЦБ РФ
  3. II. Основные задачи и функции медицинского персонала
  4. II.4. Механизм действия ингибиторов АПФ при эндотелиaльной дисфункции.
  5. III. Функции и полномочия контрактной службы
  6. IV. ОСНОВНЫЕ ФУНКЦИИ
  7. IV. ФУНКЦИИ И ЭФФЕКТИВНОСТЬ КОНФЛИКТА.

Выделяют несколько функций эмоций: отражательную (оценочную), побуждаю­щую, подкрепляющую, переключательную, коммуникативную.

Отражательная функция выражается в обобщенной оценке событий. Обоб­щение всех видов деятельности организма заключается в определении локализа­ции вредного воздействия. Примером может служить поведение человека, полу­чившего травму конечности: ориентируясь на бояь, он немедленно находит такое положение для ноги, которое уменьшает болевые ощущения.

•Эмоциональные оценочные способности человека формируются не только на основе его индивидуального опыта, но и в результате эмоциональных сопережи­ваний, возникающих в общении с другими людьми, в частности, через восприятие произведений искусства.

Эмоция выявляет зону поиска, где будет найдено решение задачи по удовлет­ворению потребности. Потребность — это та нужда, которую время от времени испытывает организм и которую он стремится устранить через поведение. Актуа­лизация любой потребности побуждает к овладений предметом, способным удов­летворить данную потребность. Таким образом, появление потребности — причи­на любого целенаправленного поведения человека. Эмоциональное переживание содержит образ предмета удовлетворения потребности и свое пристрастное отно­шение к нему, что и побуждает человека к действию.

Подкрепляющая функция. Образование всякого условного рефлекса требует значительного подкрепления. Например, у сытого животного нельзя выработать условный пищевой рефлекс, так как у него будет отсутствовать потребность в пище, являющейся подкреплением. Реальным подкреплением при выработке пи­щевого условного рефлекса является награда (поощрение). Получение награды животным ассоциируется с возникновением положительных эмоций. В этом и состоит подкрепляющая функция эмоций.

Переключательная функция эмоций обеспечивает способность переключать­ся с одних действий на другие. Особенно ярко она проявляется при конкуренции мотивов, в результате которой определяется доминирующая потребность. Так, в экстремальных условиях может возникнуть противоречие между естественным для человека инстинктом самосохранения и социальной потребностью следовать определенной этической норме. Противоречие выражается в форме борьбы меж­ду страхом и чувством долга, страхом и стыдом. Исход зависит от силы побужде­ний, личностных установок.

Коммуникативная функция эмоций позволяет человеку передавать свои пере­живания другим людям, информировать их о своем отношении к явлениям, объ­ектам и т. д. Мимика, жесты, позы, выразительные вздохи, изменение интонации являются «языком человеческих чувств», средством сообщения не столько мыс­лей, сколько эмоций.

 

14.5

Известно, что существуют полярные (противоположные) эмоции. Например, радость и печаль, гнев и страх, интерес и отвращение, стыд и презрение. В ходе эволюции мимические сигналы развились в систему, позволяющую передавать ин­формацию о намерениях или состоянии индивида и таким образом повышающую бдительность другого существа в окружающей его среде. Например, испуганное лицо сигнализирует об опасности.


Дата добавления: 2015-07-17; просмотров: 63 | Нарушение авторских прав


 

 

Читайте в этой же книге: Анатомическая структура речевого аппарата | МЕЖПОЛУШАРНАЯ АСИММЕТРИЯ МОЗГА | Нервная деятельность плода и новорожденного | ВНД у детей первого детства | ОБЩИЕ ПРИНЦИПЫ СТРОЕНИЯ СЕНСОРНЫХ СИСТЕМ | Кожно-мышечная сенсорная система (соматосенсорная система) | Вестибулярная сенсорная система | Профилактика нарушений зрения | Действие шума на функциональное состояние организма | РАЗВИТИЕ ПРОИЗВОЛЬНЫХ ДВИЖЕНИЙ |
| следующая страница ==>
Физиологические основы эмоций| Основные эмоции человека

mybiblioteka. su — 2015-2022 год. (0.028 сек.)

Рефлексивная функция — генеративность

Рефлексивная функция: ключ к эмоциональной свободе [i]

Как нам подняться над эмоциональными бурями, которые могут разразиться во времена перемен, напряжения и борьбы, чтобы достичь суть вопросов и найти конструктивный путь вперед? Независимо от того, применяется ли это к себе, к отношениям или к событиям в крупномасштабной организационной инициативе, эта компетентность, эмоциональная саморегуляция, часто является тем, что имеет значение и отличает образцовых лидеров.

Начну с анекдота, которым несколько лет назад поделился Стивен Кови. Он изображает эмоционально заряженную социальную ситуацию, которую мы можем использовать, чтобы получить представление о мощном подходе к эмоциональной саморегуляции, называемом «ментализацией». Как вы увидите, он использует особый вид рефлексивной функции, которой можно научиться и которая ведет к большей эмоциональной свободе и компетентности лидера в отношениях.

Человеческая ситуация

Известный автор книг по лидерству Стивен Кови поделился личным опытом поездки в метро в Нью-Йорке и раздражения из-за деструктивного поведения некоторых маленьких детей, которые бегали, прыгали и шумели. Тем временем их отец просто сидел и ничего не говорил. Наконец, с растущим разочарованием, Кови повернулся к мужчине и спросил: «Сэр, не могли бы вы контролировать своих детей?»

Многие из нас могут сразу же посочувствовать Кови: мы устали и идем домой. Все, чего мы хотим, это чтобы нас оставили в покое. Как невнимательно со стороны этого парня, позволяющего своим детям гулять в замкнутом общественном пространстве. Что он думает? Мы оскорблены и возмущены тем, что этот отец пренебрегает основными родительскими обязанностями. Это все, что мы можем сделать, чтобы сдержать свое раздражение и смягчить свой тон, когда наконец заговорим.

Затем Кови бросает нам крученый мяч: Человек отвечает так, словно пробуждается от глубокого сна. Его ошеломленное выражение выражает замешательство. Он изо всех сил пытается сориентироваться в сложившейся ситуации. Затем он говорит запинаясь: «О, я, наверное, не смотрел. Мы только что были в больнице. Их мать только что умерла. Я думаю, они не знают, что с собой делать, и я тоже».

Ух ты, про пробуждения! Внезапно Кови видит вещи совсем по-другому. Его чувства раздражения теперь кажутся тривиальными, смущающими. Они превращаются в ничтожество. Его разум переполняется чувствами к этому бедняге, его сердце смягчается. То, что Кови раньше считал грубым безразличием, теперь он воспринимает как шок и травму. Кови называет это внезапное изменение перспективы изменением парадигмы.

Называйте это как хотите, раскрытие неприятно, а его последствия преображают. Даже будучи пережитым читателем, сила и влияние этой истории ошеломляют. Мы так легко сочувствуем чувству раздражения Кови и его обиде на бездействие отца. Мы с такой готовностью приняли его приписывание невнимательного поведения этому человеку — «как этот человек мог быть таким грубым?»

Первоначальное отношение Кови регулировалось нормами приличия и соображениями о том, что причитается ему, Стивену Кови, как попутчику. В этот момент он не задается вопросом, что может происходить с мужчиной, что могло бы объяснить его действия. Отец объективирован. Он всего лишь попутчик, а он и его несносные дети — «плохие» пассажиры, источник раздражения.

Внезапно все эти предположения рушатся. Трансформируется эмоциональный смысл межличностной ситуации. Теперь применяется новый набор ценностей и норм. Это уже не вопрос обычной вежливости среди пассажиров метро. Обида на нарушение таких формальных правил испаряется, поскольку Кови втягивается в грубые и ранние моменты тяжелой утраты и утраты этого человека.

Кови обнаруживает, что разделяет замешательство скорбящего мужчины, заботясь не о том, как его дети могут «плохо себя вести», а больше о том, как он может утешить или помочь этому человеку. Его эмоциональная настройка на внутренний мир этого человека активирует нормы сострадания, заботы и, да, терпения. Время приостановлено. Это стало моментом для возобновления взаимодействия, перераспределения приоритетов и установления связи с другим человеком, хотя бы до следующей станции.

Функция отражения

Во-первых, я должен сказать, что восхищаюсь откровенностью и готовностью Кови признаться в том, что некоторые могут счесть мелким раздражением. Такие разъединения и недопонимания случаются. Из исследований человеческого развития (привязанности) мы знаем, что даже в крепких отношениях младенец-мать есть много моментов, когда пара не синхронизирована. Что отличает надежную привязанность, так это ее способность и обязательство восстанавливать разрывы, восстанавливать связь.[ii]

Теперь давайте перейдем к сути этого примера человеческого взаимодействия, поскольку он предлагает нам некоторые важные идеи, которые в равной степени актуальны дома. , на работе и в обществе. А для тех, кто стремится руководить и руководить хорошо, я считаю, что эти идеи должны иметь особое значение и важность для вас. В конце концов, лидеры не только добиваются успеха, устанавливая и поддерживая согласованность с заинтересованными сторонами, но когда дело доходит до проведения изменений, особое значение приобретает созвучие с сердечными проблемами.

Коллега, у которого я многому научился, Дэвид Валлин[iii], выделил три уровня сознания, доступные нам в бодрствующей жизни: 1) погруженность, 2) отражение и 3) внимательность. В анекдоте, которым Кови делится с нами, его первоначальные социально-эмоциональные реакции возникают из-за состояния погруженности. Он находится во власти собственных усиливающихся эмоций и проецирует на отца роль (грубый пассажир) и поведенческие характеристики (безразличие), которые оправдывают его собственные реакции.

Важно отметить, что все мы делаем это регулярно. То есть мы оцениваем и реагируем на других и социальные ситуации на встроенном уровне сознания. В большинстве случаев это не проблематично, наши реакции более-менее уместны и соразмерны внешней ситуации. Однако, как мы видим в истории Кови, наши предположения и атрибуции о других не всегда точны. В его случае Кови выбивается из колеи из-за довольно драматического разоблачения этого человека. Это побуждает к тому, что мы могли бы назвать «неявным» размышлением и переоценкой.

Эта рефлексивная функция ставит перед нами наши социально-эмоциональные чувства и связанные с ними допущения и атрибуции, которые лежат в их основе, подвергает их сомнению, делая их проблематичными: «Погоди-ка, эта ситуация совершенно отличается по смыслу от того, что я думал. Я был далеко метка! Боже мой, этот бедняга. В этой переоценке ситуации Кови имплицитно признает, что человек действует исходя из своего собственного уникального субъективного жизненного опыта, который сильно отличается от опыта Кови. Поведение человека опосредовано его душевным состоянием, то есть травмой, шоком, смятением, дезориентацией.

Этот способ отражения также может быть использован более преднамеренно («явное» отражение), если заранее распознать ситуацию, например. обсуждение изменений с организационными заинтересованными сторонами, вероятно, вызовет сильные эмоции у других. Предвидя это, мы могли бы ожидать, что другие могут реагировать из состояния встроенного сознания. Их реакции могут быть защитными, т. е. направленными на то, чтобы защитить их от того, что они воспринимают как неблагоприятные последствия изменений. Мы также можем предвидеть, что напряженность ситуации может пробудить нашу собственную тревогу и возбудить нашу собственную защиту.

В состоянии погружения мы верим, что все, что мы чувствуем, полностью и точно отражает объективное положение вещей; это полная история. В рефлексивном режиме мы действуем, осознавая, что каждый человек переживает ситуацию со своей собственной субъективной точки зрения. Мы также признаем, что точка зрения каждого человека подпитывается чувствами (желаниями, страхами, заботами, устремлениями) и ценностями, которые, по их мнению, поставлены на карту (достоинство, уважение, справедливость). Рефлексивное отношение, таким образом, открывает пространство для обращения к этим различиям, воздавая им должное. Эта рефлексивная функция является центральной для адаптивной способности человека, известной как ментализация.

Ментализация, концепция, придуманная Питером Фонаги[iv] и его коллегами, определяется как «удержание в уме собственного [психического] состояния, желаний и целей при обращении к своему собственному опыту; и сохранение [ментального] состояния другого человека». , желания и цели в уме, когда человек интерпретирует свое поведение».

Еще проще представить это как способность видеть себя со стороны и видеть других изнутри. Это особенно полезно, когда вы пытаетесь понять чувства. Ментальный аффект дает нам полное и точное понимание значения и важности чувств, наших и чужих.

Заключение

С одной стороны, жизнь была бы утомительной, если бы нам приходилось обдумывать или размышлять над каждым своим действием или каждым чувством, которое мы испытывали в течение рабочего дня. Поэтому я хочу подчеркнуть, что действовать из встроенного состояния ума — это нормально и полезно для здоровья. Более того, когда мы ментализируем, это не обязательно должно быть явным или преднамеренным. Ключом к оценке качества нашего эмоционального самоконтроля является его оценка с прагматической точки зрения: работает ли это на нас и на других?

С другой стороны, способность эксплицитно ментализировать свои собственные и чужие чувства, стремления, ценности и цели может иметь большое значение для содействия конструктивному решению проблем, сотрудничеству с заинтересованными сторонами и устойчивости в индивидуальном, командном и организационном плане. уровни. Именно благодаря явной практике растут неявные («естественные») навыки ментализации — ментализация — это действие[v]; это то, что мы делаем. И это может быть включено в мероприятия по развитию, такие как коучинг, семинары по развитию команды или программы смены лидерства.

Я мало что сказал о третьем уровне сознания, внимательности. Достаточно сказать, что он обеспечивает две жизненно важные функции: 1) восстановительную функцию в медитации, помогающую смягчить нашу базовую эмоциональную напряженность; и 2) функция внимания, вызываемая как установка в помогающих отношениях. Джон Кабат-Зинн определяет эту вторую функцию как «осознание, возникающее благодаря целенаправленному сосредоточению внимания в настоящем и без осуждения на развертывании опыта от момента к моменту». [vi]

Контактная информация:

Как всегда, мы будем рады обсудить любые ваши вопросы о том, как тема в этом блоге может быть актуальна для вас, других сотрудников вашей организации и как вы можете быть им полезны. Свяжитесь со мной по телефону 401.885.1631 или по электронной почте [email protected].

Примечания:

[i] Эта статья опирается на исследования и практику в области клинической психологии и психологии развития, которые я адаптивно применил к развивающему коучингу и развитию лидеров на рабочем месте. Таким образом, его использование может подразумевать необходимость дальнейшего обучения для тех, кто подходит к практике коучинга не из профессиональной психологии.

[ii] Действительно, прорабатывая и устраняя разрывы, достигается реляционная компетентность. Например, см. Safran J. & Kraus J. (2014). Разрывы союза, тупики и разыгрывание: реляционная перспектива. Психотерапия, 51 (3) 381-387.

[iii] Валлин, Д. (2007). Привязанность в психотерапии. Нью-Йорк: Гилфорд Пресс. Еще один хороший источник о практическом применении теории привязанности в отношениях помощи: Costello, P. (2013). Психотерапия, основанная на привязанности: помощь пациентам в развитии адаптивных способностей. Вашингтон, округ Колумбия: Американская психологическая ассоциация.

[iv] Фонаги, П., Гергели, Г., Юрист, Э., и Таргет, М. (2002). Регуляция аффекта, ментализация, развитие Я. Нью-Йорк: Другая пресса.

[v] Аллен, Дж. и Фонаги, П. (2006). Справочник по лечению, основанному на ментализации. Нью-Йорк: Уайли.

[vi] Сигель, Р., Гермер, К., и Олендски (2008). Внимательность: что это такое? Откуда это взялось? В Ф. Дионна (ред.), Клинический справочник осознанности. Нью-Йорк: Спрингер.

Ассоциации между регуляцией эмоций и родительским рефлексивным функционированием

. 2019 апр; 28 (4): 1094-1104.

doi: 10.1007/s10826-018-01326-z. Epub 2019 12 января.

Алисс М Шультейс 1 , Линда С Мэйс 1 , Хелена Дж. В. Резерфорд 1

Принадлежности

принадлежность

  • 1 Йельский детский учебный центр, 230 South Frontage Road, New Haven, CT, 06520, США.
  • PMID: 31156323
  • PMCID: PMC6538273
  • DOI: 10.1007/с10826-018-01326-з

Бесплатная статья ЧВК

Алисс М. Шультейс и соавт. J Child Fam Stud. 2019 Апрель

Бесплатная статья ЧВК

. 2019 апр; 28 (4): 1094-1104.

doi: 10.1007/s10826-018-01326-z. Epub 2019 12 января.

Авторы

Алисс М Шультейс 1 , Линда С Мэйс 1 , Хелена Дж. В. Резерфорд 1

принадлежность

  • 1 Йельский детский учебный центр, 230 South Frontage Road, New Haven, CT, 06520, США.
  • PMID: 31156323
  • PMCID: PMC6538273
  • DOI: 10. 1007/с10826-018-01326-з

Абстрактный

Регуляция эмоций заключает в себе способность успешно справляться с текущими эмоциональными переживаниями, особенно в социальных взаимодействиях, и, таким образом, может иметь особое значение для ранних отношений между родителями и детьми. В частности, способность приспосабливаться к эмоциям может поддерживать родительскую ментализацию и рефлексивное функционирование — то, как родители думают о своих собственных психических состояниях и психических состояниях своего ребенка и как эти психические состояния влияют на поведение. Чтобы изучить этот вопрос, мы исследовали связь между регуляцией эмоций, нарушением регуляции эмоций и родительским рефлексивным функционированием в материнской выборке (N = 9).7). Мы обнаружили, что матери с более высокой склонностью к подавлению своих эмоций и у которых было больше трудностей с регулированием эмоций, были вовлечены в более высокий уровень прементализации (то есть в нементализирующем режиме). Матери с более слабым эмоциональным сознанием также демонстрировали меньший интерес и любопытство к психическим состояниям своего ребенка. Наконец, матери, которые сообщали о больших трудностях с постановкой целей, также демонстрировали сниженную способность осознавать, что психические состояния их младенцев не поддаются непосредственному наблюдению. Взятые вместе, наши результаты подтверждают взаимосвязь между различными аспектами регуляции эмоций и материнским рефлексивным функционированием, предполагая, что регуляция эмоций должна быть интегрирована в эмпирическую и интервенционную работу, направленную на материнскую ментализацию.

Ключевые слова: регуляция эмоций; ментализация; материнство; родительское рефлексивное функционирование; воспитание детей.

Заявление о конфликте интересов

gov/pub-one»> Раскрытие информации о потенциальном конфликте интересов Авторы заявляют об отсутствии конфликта интересов.

Похожие статьи

  • Ментализация помогает воспитанию детей: обзор родительского рефлексивного функционирования и клинических вмешательств для его улучшения.

    Камойрано А. Камойрано А. Фронт Псих. 2017 20 января; 8:14. doi: 10.3389/fpsyg.2017.00014. Электронная коллекция 2017. Фронт Псих. 2017. PMID: 28163690 Бесплатная статья ЧВК. Обзор.

  • Материнская ментализация и регуляция детских эмоций: сравнение разных фаз раннего детства.

    Альварес Н., Ласаро М.Х., Гордо Л., Элехальде Л.И., Памплиега А.М. Альварес Н. и др. Младенец Поведение Дев. 2022 фев;66:101681. doi: 10.1016/j.infbeh. 2021.101681. Epub 2021 11 декабря. Младенец Поведение Дев. 2022. PMID: 34

    7

  • Более высокое материнское рефлексивное функционирование связано с адаптивной регуляцией эмоций малышей.

    Borelli JL, Lai J, Smiley PA, Kerr ML, Buttitta K, Hecht HK, Rasmussen HF. Борелли Дж.Л. и соавт. Infant Ment Health J. 2021 Jul; 42 (4): 473-487. doi: 10.1002/imhj.21904. Epub 2020 29 декабря. Ментальное здоровье младенцев J. 2021. PMID: 33377209

  • Родительская ментализация в среднем детстве: как принятие рефлексивной позиции связано с психологическими результатами ребенка?

    Шарпантье Мора С., Бастианони С., Корен-Кари Н., Каванна Д., Тирони М., Биззи Ф. Шарпантье Мора С. и др. Общественное здравоохранение Int J Environ Res. 2022 19 мая; 19(10):6205. doi: 10.3390/ijerph2

    05. Общественное здравоохранение Int J Environ Res. 2022. PMID: 35627742 Бесплатная статья ЧВК.

  • Родительское рефлексивное функционирование как модератор отношений между материнской депрессией и проблемами интернализации и экстернализации ребенка.

    Хошру С., Сейед Мусави П.С. Хошру С. и др. Детская психиатрия Хум Дев. 2021 июн 25:1-11. doi: 10.1007/s10578-021-01214-6. Онлайн перед печатью. Детская психиатрия Хум Дев. 2021. PMID: 34173125 Бесплатная статья ЧВК.

Посмотреть все похожие статьи

Цитируется

  • Черты стилей совладания и материнская нервная и поведенческая чувствительность к младенцу.

    Ким П. , Гранде Л.А., Даффорд А.Дж., Эрхарт А., Триббл Р., Йе Т. Ким П. и др. Научный представитель 2022 г., 23 августа; 12 (1): 14373. doi: 10.1038/s41598-022-18339-w. Научный представитель 2022. PMID: 35999360 Бесплатная статья ЧВК.

  • Пренатальное рефлексивное функционирование как предиктор результатов лечения матерей, употребляющих психоактивные вещества: сравнение результатов двух различных измерений RF.

    Flykt M, Belt R, Salo S, Pajulo M, Punamäki RL. Флайкт М. и др. Фронт Псих. 2022, 25 июля; 13:

    4. doi: 10.3389/fpsyg.2022.

    4. Электронная коллекция 2022. Фронт Псих. 2022. PMID: 35959038 Бесплатная статья ЧВК.

  • Симптомы посттравматического стресса и родительская компетентность среди израильских мужчин-ветеранов: опосредующая роль эмпирического избегания и родительского рефлексивного функционирования.

    Зерах Г. Зерах Г. J Child Fam Stud. 2022 март 24:1-13. doi: 10.1007/s10826-022-02288-z. Онлайн перед печатью. J Child Fam Stud. 2022. PMID: 35350596 Бесплатная статья ЧВК.

  • Психометрическая оценка родительского опросника рефлексивного функционирования у китайских родителей.

    Е П., Ю Дж., Чжэн К., Дан Дж., Бянь Ю. Йе П. и др. Фронт Псих. 2022 28 января; 13:745184. дои: 10.3389/fpsyg.2022.745184. Электронная коллекция 2022. Фронт Псих. 2022. PMID: 35153949 Бесплатная статья ЧВК.

  • Измерение родительского рефлексивного функционирования: дальнейшее подтверждение опросника родительского рефлексивного функционирования у португальских матерей младенцев и детей младшего возраста.

    Морейра Х. , Фонсека А. Морейра Х. и др. Детская психиатрия Хум Дев. 2022 г., 22 января. doi: 10.1007/s10578-021-01288-2. Онлайн перед печатью. Детская психиатрия Хум Дев. 2022. PMID: 35064394

Просмотреть все статьи «Цитируется по»

Грантовая поддержка

  • R21 HD072574/HD/NICHD NIH HHS/США
  • UL1 TR001863/TR/NCATS NIH HHS/США

Искусство эмоций — 3 уровня эмоционального дизайна Нормана | Джастин Бейкер | Muzli

Усиление эмоционального воздействия продукта с помощью интуитивного, поведенческого и рефлексивного дизайна.

Чтобы быть выдающимся дизайнером, недостаточно просто понимать, как реагируют ваши пользователи — вы должны понимать почему. Почему одни пользователи в восторге от этой новой приборной панели, а другие нет? Почему активность снизилась после того, как мы обновили нашу палитру? Почему одни люди делятся своим опытом, а другие нет?

В своей книге «Эмоциональный дизайн» Дон Норман исследует три различных уровня дизайна, которые охватывают то, как люди эмоционально реагируют на визуальный опыт: интуитивный, поведенческий и рефлексивный. Эти переживания отражают то, как мы эмоционально связаны с объектами.

Восторг (длительное, продолжительное удовольствие) находится на пересечении интуитивных, поведенческих и рефлексивных эмоциональных моделей (которые мы рассмотрим далее). Крайне важно, чтобы дизайнеры понимали, что эти эмоциональные реакции не случайны — их можно культивировать и создавать с помощью подхода к дизайну, ориентированного на людей, который действительно обеспечивает непреходящую и впечатляющую ценность.

Точно так же существует неотъемлемая иерархия и набор условий, которые необходимо выполнить, прежде чем мы будем культивировать эти эмоциональные переживания. Прежде чем люди смогут полюбить опыт, они должны сначала захотеть этого опыта. Это может быть через маркетинг или то, как вы представляете опыт.

Затем люди должны иметь возможность использовать продукт и получать некоторую ожидаемую ценность. Если эта ценность исключительна, то они начнут доверять продукту и будут вынуждены его использовать.

Наконец, людям понравится продукт, и они расскажут о нем другим, если опыт вызовет положительные поведенческие, внутренние и рефлексивные эмоциональные реакции.

Теперь мы рассмотрим основы этих уровней и то, как они применимы к примерам из реальной жизни. Мы также представим эти уровни с точки зрения когнитивной науки.

Эмоциональный дизайн может превратить функциональные продукты в незабываемые и непреходящие впечатления. Обычно это проявляется в четырех аспектах:

  • Связь эмоций с памятью — эмоционально заряженные события сохраняются в нашей памяти за пределами базовой функциональной ценности продукта. Мы помним вещи, которые заставляют нас чувствовать себя определенным образом.
  • Эстетический эффект юзабилити — эстетически приятный опыт повышает удобство использования и повышает готовность пользователя учиться и адаптироваться.
  • Убедительные эмоции (интуитивное чувство) — эмоции позволяют пользователям принимать интуитивные и быстрые решения. Мы используем познание, чтобы понять и интерпретировать наш мир, но наши эмоции катализируют принятие решений.
  • Эффект владения — пользователи придают большее значение опыту, когда они чувствуют чувство личной собственности, как если бы опыт/продукт является продолжением их самих.

Висцеральная реакция запускается первоначальным сенсорным опытом. Именно это первое впечатление задает настроение и первоначальную структуру, ради которой вы будете исследовать все остальное.

Распаковка Macbook Pro

Мощные и позитивные внутренние реакции имеют следующие преимущества:

  • Они создают позитивный контекст для каждого последующего взаимодействия.
  • Пользователи с большей вероятностью будут прощать ошибки в будущем, если первоначальный опыт был исключительно положительным.
  • «Любовь с первого взгляда» будет стимулировать позитивную социализацию продукта.

Некоторые уникальные способы, с помощью которых продукты вызывают внутреннюю реакцию, связаны с игривой и восхитительной адаптацией и состояниями успеха, которые обычно тщательно переплетаются с моушн-дизайном.

Интуитивный дизайн включает в себя предсознательное состояние пользователя, первоначальную привлекательность продукта и общие ощущения пользователя.

Оливия Риччи — Хоанг Нгуен

Эти состояния становятся способами выразить бренд вашего продукта и развивать отношения с пользователем.

Поведенческая реакция — это то, что мы чувствуем, когда погружаемся в продукт. Это то, как мы реагируем на взаимодействие с нашими продуктами и извлекаем ценность из продуктов, которые мы используем, также более широко известное как удобство использования.

С эмоциональной точки зрения, когда наше поведение при взаимодействии является изменчивым, ожидаемым и знакомым, мы получаем радость и удовлетворение от удобства использования продукта.

Поведенческий дизайн включает в себя удобство использования, функцию продукта, производительность и эффективность использования.

Климат-контроль Jaguar | Жесты Google Maps

Мощные и позитивные поведенческие реакции имеют следующие преимущества:

  • Они позволяют пользователям чувствовать себя увереннее.
  • Они культивируют доверие и надежность, создавая прямую зависимость между действиями пользователя и ожидаемой ценностью.
  • Они поощряют повторные реакции, так как люди более склонны хотеть испытать это удовольствие снова.

Рефлективная реакция — это то, что мы чувствуем после того, как погрузились в опыт. Это то, как мы помним сам опыт и то, что он заставил нас чувствовать. Это определяет, хотим ли мы попробовать этот опыт снова или избегаем всего этого вместе.

John Faustino Social Share

Мощные и позитивные рефлексивные реакции имеют следующие преимущества:

  • Они побуждают пользователей делиться своим опытом с другими.
  • Они вызывают чувство гордости и идентичности от использования продукта, выходящего за рамки самого продукта.

В целом, отражающий эмоциональный дизайн отражает смысл продукта, влияние мыслей, возможность поделиться опытом и культурное влияние.

Чтобы создавать приятные впечатления, дизайнеры должны культивировать соответствующие положительные эмоции на каждом уровне (внутреннем, поведенческом и рефлексивном). Вот несколько советов по взращиванию этого позитива:

  • Персонализация и настройка — персонализируйте взаимодействие с пользователем, чтобы ваши пользователи чувствовали себя причастными. Позвольте пользователям адаптировать опыт как расширение и проявление себя.
  • Выразительные изображения — Используйте изображения, иллюстрации и анимацию, которые могут понравиться вашим пользователям — визуальные эффекты сами по себе могут демонстрировать эмоции и помогать вашим пользователям сопереживать.
  • Positive Surprise — вызывайте положительные эмоциональные реакции, удивляя своих пользователей восторгом.
  • Relatable Voice — используйте тон и голос, которые будут говорить с вашими пользователями более человечно. Выражайте эмоции, сочувствие и поддержку через разговорный пользовательский интерфейс.
  • Юмор — Смех и радость — очень сильные положительные эмоции, которые снимают страх и неуверенность, вызывая чувство радости.
  • Рассказывание историй — Помогает людям понять путь опыта, структурировать свое взаимодействие и вспомнить свой опыт даже после использования продукта.
  • Микровзаимодействия — тонкие возможности и индикаторы делают интерфейсы более живыми и увлекательными, что способствует взаимодействию.

Вместе интуитивный, поведенческий и отражающий эмоциональный дизайн создают устойчивые и восхитительные впечатления от продукта.

Крайне важно, чтобы дизайнеры понимали, как эмоциональный дизайн охватывает весь опыт, от первого обнаружения продукта до его использования и, наконец, до размышлений о продукте после того, как он был использован.

Недостаточно испытать только «любовь с первого взгляда». Эта любовь должна быть вечной, прочной и разделяемой.

Спасибо за внимание!

Я часто пишу на различные темы дизайна и технологий. Не стесняйтесь читать дальше 🙂

Джастин Бейкер

Адаптивное отражение негативных эмоциональных переживаний: конвергенции и расхождения между теорией режима обработки и теорией самоудаленного отражения

Введение

Размышление о переживаниях, которые подразумевают эмоциональный дискомфорт, печаль или психологическую боль (далее «негативные эмоциональные переживания»), является формой обычного самоанализа и в некоторой степени почти неизбежно. Примечательно, что рефлексия обычно необходима для правильной обработки жизненного опыта (Stanton and Low, 2012). Напротив, попытки подавить или избежать мыслей о негативных эмоциональных переживаниях часто обречены на провал (Webb et al., 2012).

Многие психотерапевтические практики с доказанной эффективностью поддерживаются и способствуют осмыслению негативных эмоциональных переживаний (Greenberg, 2017). Написание негативных эмоциональных переживаний — это процесс, который подразумевает размышление и, как было показано, положительно связан с лучшей адаптацией (Frattaroli, 2006; Hoyt et al., 2016). Было показано, что некоторые формы рефлексии (например, «преднамеренные размышления») способствуют процессам обучения и «посттравматического роста» после неблагоприятного опыта (Garcia et al., 2016). Однако различные исследования показали, что размышления о негативных эмоциональных переживаниях также могут иметь пагубные последствия и поддерживать или усиливать негативные эмоциональные состояния (Mor and Winquist, 2002; Nolen-Hoeksema et al. , 2008). Этот кажущийся парадокс привел к попыткам дифференцировать формы самофокусировки и адаптивной и неадекватной саморефлексии без ясности до сих пор (Trapnell and Campbell, 19).99; Зигле и др., 2004 г.; Уоткинс, 2008 г.; Кросс и Айдук, 2017; Накадзима и др., 2018).

Отражение негативных эмоциональных переживаний можно понимать как одну из многих форм повторяющегося мышления. Повторяющееся мышление соответствует широкому и всеобъемлющему термину, предложенному Уоткинсом (2008) для обозначения различных форм процесса длительных или повторяющихся размышлений о себе, заботах и ​​переживаниях. Для форм повторяющихся мыслей доступно множество терминов, и не всегда ясно, относятся ли эти термины к разным процессам или являются разными названиями аналогичных процессов (Webb et al., 2012). Примеры этих терминов включают размышления (с различными вариантами), когнитивную и эмоциональную обработку, восприятие перспективы, моделирование и ментальные образы, озабоченность, решение проблем и переоценку. Эти термины имеют разную степень концептуального совпадения с саморефлексией.

Изучение отражения негативных эмоциональных переживаний и непосредственное использование этого термина в основном развивалось в контексте теории стилей реагирования (Nolen-Hoeksema et al., 2008). Хотя эта теория сосредотачивается на размышлениях, в отношении развития она различает два компонента размышлений: компонент размышлений (размышление о размышлениях) и компонент, в большей степени основанный на самооценке (размышления) (Treynor et al., 2003). С этой точки зрения размышление понимается как «способ реагирования на дистресс, который включает в себя повторяющееся и пассивное сосредоточение внимания на симптомах дистресса, а также на возможных причинах и последствиях этих симптомов» (Nolen-Hoeksema et al., 2008, стр. 400). . Эта форма руминации была названа «депрессивной руминацией» (Papageorgiou and Wells, 2004) и обычно понимается как сосредоточение внимания на размышлениях об переживании эмоционального дискомфорта, а также на событиях и ситуациях, связанных с этими состояниями дискомфорта (Watkins, 2004, p. 6).

Показано, что депрессивные размышления являются предиктором различных негативных последствий для личности, усилением эмоционального дискомфорта, а также выступают фактором риска различных психических расстройств (Trick et al., 2016). Компонент обдумывания-рефлексии был определен как «целенаправленное обращение внутрь себя, чтобы заняться решением когнитивных проблем для облегчения симптомов депрессии» (Treynor et al., 2003, стр. 256), тогда как размышление было определено как «пассивное сравнение своей текущей ситуации». с каким-то недостигнутым стандартом» (Treynor et al., 2003, p. 256), подразумевая больше компонентов самоуничижения и сожаления. Разнообразные исследования показали, что явно негативным компонентом размышлений являются размышления (Joormann et al., 2006; Chan et al., 2009).; Кова и др., 2009 г.; Кокс и др., 2012; Ромеро и др., 2014; Ксавье и др., 2016).

Хотя различие между размышлениями и размышлениями полезно, чтобы предложить подсказки об аспектах, которые позволили бы различать более адаптивные и неадаптивные мыслительные процессы негативных эмоциональных переживаний, литература показала, что этого недостаточно для более широкого прояснения этих различий. Примечательно, что обдумывание рефлексии не связано с позитивными адаптационными процессами, такими как посттравматический рост (García et al., 2017), а в некоторых исследованиях было показано, что это дезадаптивный процесс, но не на уровне задумчивости (Miranda and Nolen-Hoeksema, 2007; Gooding et al., 2012; Hasegawa et al., 2013). Исследование этой темы было ограничено скудной концептуальной проработкой того, что представляет собой размышление (и ограничениями шкалы, используемой для его измерения) (Rude et al., 2007). Таким образом, разработки теории стилей реагирования позволяют показать, что в случае, когда руминация принимает форму размышлений, она явно дезадаптивна, но не позволяют выявить наличие иной формы мышления негативных эмоциональных переживаний. переживания, кроме размышлений, которые могут быть необходимы или полезны. Таким образом, хотя термин «руминация» используется для обозначения неадекватной формы мышления о негативных эмоциональных переживаниях, он скорее задумчив, и аналогичные процессы имеют такой профиль. Рефлексия и размышление могут рассматриваться как общие термины и синонимы, обозначающие фокус мышления на негативных событиях и эмоциональных переживаниях, где сосуществуют процессы, которые могут быть адаптивными или неадаптивными.

Изучение типов отражения негативных эмоциональных переживаний может быть помещено в более широкий контекст исследований стратегий преодоления неблагоприятных событий, эмоциональной регуляции и когнитивной и эмоциональной обработки. Одной из наиболее актуальных проблем была попытка дифференцировать те стратегии и процессы, которые в целом кажутся более адаптивными и менее адаптивными (Páez and Costa, 2014). Метаанализ, представленный Webb et al. (2012) определили переоценку как стратегию эмоциональной регуляции с самым высоким положительным эффектом (в частности, переоценка в форме принятия точки зрения, хотя переоценка ответа — аналогично принятию — и переоценка эмоциональных стимулов также показали положительный эффект). Точно так же отвлечение от эмоционального выражения и его подавление показали положительный эффект. Принимая во внимание, что сосредоточение внимания на эмоциях (например, «позвольте себе почувствовать событие, как если бы вы были там»), а также на причинах и последствиях событий (например, «подумайте, почему вы реагируете так, как вы делаете») показало отрицательный результат. последствия. Другой метаанализ взаимосвязи между стратегиями регуляции эмоций и психопатологией показал, что переоценка и принятие играют адаптивную роль; Напротив, размышления, подавление и избегание носят неадаптивный характер (Aldao et al., 2010). В этих метаанализах не учитывались такие стратегии, как решение проблем и внимательность, которые также оказались полезными для уменьшения воздействия негативных событий (Schäfer et al., 2017; Iani et al., 2019).).

К этим обобщениям адаптивной или дезадаптивной ценности стратегий совладания и регуляции эмоций следует относиться с осторожностью, поскольку это суждение зависит от различных факторов, таких как индивидуальные различия, момент и контекст, в котором используются стратегии (Naragon-Gainey et al. ., 2017). Однако эти обобщения позволяют приблизительно понять, какие стратегии в целом более полезны для людей при столкновении с негативными событиями и эмоциями.

Целью данной статьи является проведение концептуального анализа двух интенсивных и обширных исследовательских программ, которые сосредоточены конкретно на рефлексии адаптивных и дезадаптивных процессов. Одна программа основана на теория режимов обработки, PMT (основной автор — Э. Уоткинс), а другой по теоретизированию самодистанционного анализа, теории самодистанцирования, SDT (основные авторы — Айдук и Кросс). Это широкие исследовательские программы, которые предоставили убедительные эмпирические данные в поддержку своих предложений (Watkins, 2008, 2016; Kross and Ayduk, 2017; Ayduk and Kross, 2018, подробные обзоры). Проведен обзор публикаций по ФМТ и СДТ. Обзоры, сделанные авторами обеих теорий, были использованы в качестве исходного источника для настоящего исследования. Кроме того, поиск литературы в электронных базах данных PsycINFO, Web of Science и Scopus проводился с использованием «конкретных размышлений», «абстрактных размышлений», «режимов обработки», «самодистанцированности» и «самопогружения». ключевые слова (с 2005 по 2019 г.). Также были рассмотрены интересующие статьи и книги, цитируемые в рецензируемых изданиях.

В этой статье мы в основном сосредоточились на наиболее важных выводах каждой программы, а также на описании и анализе их сходств и различий. Было найдено несколько публикаций о связи между обоими направлениями исследований (Kross and Ayduk, 2008; Rude et al., 2011). Мы сочли это удивительным из-за важности обеих программ и их взаимных последствий.

Программа Э. Уоткинса: Теория режима обработки

Уоткинс (2004, 2008, 2013, 2016) приложил большие усилия, чтобы отличить адаптивные повторяющиеся мыслеформы от неадаптивных повторяющихся мыслеформ. Он предложил три фактора, которые будут иметь решающее значение для различия между адаптивными и дезадаптивными формами повторяющихся мыслей: (1) содержание мысли, (2) факторы внутриличностного и межличностного контекста, в котором это происходит, и (3) способ обработки. (Уоткинс, 2008). Формы повторяющихся мыслей, содержанием которых являются негативные аспекты переживаний и о себе, подвержены повышенному риску причинения вреда, хотя это не исключает того, что определенные формы мыслей о негативных эмоциональных переживаниях могут быть адаптивными. Это будет зависеть от внутриличностного и межличностного контекста, в котором они выполняются, и от режима обработки.

Внутриличностные и межличностные контексты могут влиять на мыслительные процессы. Влияние внутриличностного контекста иллюстрируется разницей между размышлениями о негативных эмоциональных переживаниях и тем, чтобы быть человеком с высокой или низкой самооценкой. То же самое происходит и в межличностной сфере, например, будет различаться анализ переживания в жизненной ситуации высокого или низкого стресса.

Что касается PMT, он различает абстрактные и конкретные режимы обработки с использованием теории конструктивного уровня (Тропе и Либерман, 2003). «Режим абстрактной обработки концептуализируется как сосредоточение внимания на общих, высших и деконтекстуализированных ментальных представлениях, которые передают основное значение, причины и последствия целей и событий (…)» (Watkins, 2016, стр. 388). Хотя этот абстрактный способ обеспечивает стабильность целей и репрезентаций, абстрактный способ делает человека менее восприимчивым к контексту и дает лишь несколько конкретных указаний для действия; затем на конкретном уровне конструкции происходит обратное. Хотя эти два режима обработки мыслей необходимы для людей, использование одного или другого для отражения негативных эмоциональных переживаний будет иметь разные последствия.

Абстрактное размышление или размышление

Эта форма повторяющегося мышления подразумевает аналитический и оценочный процесс, направленный на понимание причин события и его последствий. В случае, когда эта форма повторяющихся мыслей используется для анализа негативных эмоциональных переживаний, она будет дезадаптирующей. Схематически эта форма повторяющегося мышления фокусируется на вопросах, связанных с «почему» (например, «Почему это произошло?»), то есть на вопросе, который направляет внимание на абстрактную оценку переживаемого опыта и ситуаций и повышает вероятность того, что человек принимает глобальный и негативный стиль объяснения и настойчиво думает о своих проблемах таким образом (Bassanini et al., 2014).

Конкретное размышление или размышление

Эта форма повторяющихся мыслей предполагает режим обработки, сосредоточенный на конкретных и контекстуальных деталях, прямом опыте в настоящий момент и процессе того, как происходят вещи. Мысль организована вокруг вопросов, основанных на том, «как» пережитый опыт, а не на «почему» (Watkins et al., 2008). Будучи более конкретным и сфокусированным на процессе, он также будет больше направлен на поиск решений (Watkins and Moulds, 2005). Это была бы форма адаптивного отражения. «Сосредоточьтесь на прямом, конкретном и контекстуальном восприятии события, а также на деталях целей, событий и действий, которые обозначают осуществимость, механику и средства выполнения действия» (Уоткинс, 2016, стр. 30). ). «Этот функциональный аналог часто сосредоточен на поиске активного, конкретного и немедленного решения» (например, «Как я могу справиться с этой проблемой?») (Bassanini et al., 2014, стр. 19).).

Концептуализация конкретных размышлений, предложенная Уоткинсом, имплицитно интегрировала два разных компонента: один более эмпирический, а другой более ориентированный на когнитивное решение проблем. Иногда он характеризует его эмпирическим аспектом, например, когда он описывает, что это подразумевает, что человек должен «сосредоточить внимание на переживании чувств, настроения и симптомов» (Watkins et al. , 2008). Одно из утверждений, вызывающих конкретные размышления, звучит следующим образом: «Я хотел бы, чтобы вы сосредоточились на том, как это произошло, и представили в своем уме как можно более ярко и конкретно «кино» о том, как разворачивалось это событие» (Watkins et al., 2008, стр. 366). В то же время автор характеризует его скорее как процесс, в котором детально анализируется ситуация, в том числе способы управления ею (Watkins, 2016). Этот второй аспект рассматривается в одной из стандартных процедур, разработанных, например, для оценки конкретных размышлений. В этой процедуре люди должны указать, какую связь они идентифицируют между их собственными способами мышления, когда они сталкиваются с негативным событием, и тем, что показано персонажем комикса. В комиксах, в которых персонаж конкретно переживает, его/ее мысли таковы: «Как мне не повезло! Как я могу справиться с этим сейчас? Какие лучшие решения я могу получить? Что, если бы G оказался в такой ситуации? Лучшее, что я могу сделать, это свести к минимуму задержку. Какие альтернативные стратегии я могу использовать?» (Бассанини и др., 2014, стр. 20). Этот комикс показывает способ понимания конкретных размышлений, очень близких к тому, что было бы совладанием, сфокусированным на проблеме, и без «эмпирического» компонента.

Есть два взаимодополняющих доказательства в пользу PMT. Во-первых, это экспериментальное исследование эффектов, вызываемых двумя формами мышления. Инструктирование людей по поводу конкретных размышлений привело к более быстрому восстановлению после негативных последствий и уменьшению вторжений после предыдущей негативной индукции (Watkins, 2004; Watkins et al., 2008; Ehring et al., 2009). Стимулирование конкретных размышлений у людей с диагнозом депрессивное расстройство снижает их негативное глобальное суждение (Rimes and Watkins, 2005) и повышает их навыки решения проблем (Watkins and Moulds, 2005) и специфичность их воспоминаний (Watkins and Teasdale, 2001). ). Напротив, анализ причин и значений их опыта увеличивает чрезмерное обобщение, избегает решения проблем и усиливает депрессивное настроение (Watkins, 2016).

Второй линией доказательств было развитие программ лечения и профилактики депрессии, направленных на модификацию абстрактной обработки и усиление режима конкретной обработки. В проведенных клинических испытаниях было показано, что тренировка «конкретных размышлений» эффективна для уменьшения абстрактных размышлений, таких как депрессивные и тревожные симптомы и расстройства (Watkins and Moulds, 2007; Watkins et al., 2009, 2011, 2012; Topper). и др., 2017).

Программа О. Айдук и Э. Кросс: Теория самодистанцирования

Первоначально это направление исследований было основано на различии форм холодной и горячей обработки и концепции «психологической дистанции» (Меткалф и Мишель, 1999; Кросс и др., 2005). В этом предложении горячие представления вызывают рефлективную обработку, которая преимущественно находится под контролем стимула, что приводит к автоматическому подходу и поведению избегания, тогда как холодные представления, управляемые когнитивно, отражают обработку, которая требует больше усилий и играет важную роль в подавлении автоматических реакций, активируемых горячими представлениями. Исходя из этих первоначальных концепций, авторы предположили наличие двух дифференцирующих аспектов отражения негативных эмоциональных переживаний: (1) тип точки зрения на себя, с которой анализируется этот опыт, и (2) его содержание. Что касается типа перспективы, они провели различие между анализом погружения в себя и анализом на расстоянии. Под самодистанцированием авторы понимают средство приблизиться к своему опыту внешнего наблюдателя. Существуют разные способы, в которых это дистанцирование может быть испытано, например, визуально (видя себя со стороны) и как обращение к переживанию или к себе (в третьем лице).

Совсем недавно авторы исследовали, как временная перспектива, с которой «наблюдается» опыт (например, из будущего), может также подразумевать дистанцирование (Bruehlman-Senecal and Ayduk, 2015; Kross and Ayduk, 2017; Ranney et al. ., 2017), в то время как анализ погружения в себя подразумевает, что человек снова переживает эмоции и события в том виде, в каком они произошли, от первого лица. По содержанию мыслей различают направленность на эмоциональное переживание (ориентация на «как») или на анализ переживания (ориентация на «почему»). В анализе, проведенном Айдуком и Кроссом, тип перспективы и содержание связаны, потому что вопрос о том, почему опыт облегчит дистанцированную перспективу, а внимание к тому, как облегчит погружение в себя. Исходя из этой модели, адаптивное отражение дистанцируется от себя и фокусируется на том, почему. В этом смысле решающим фактором является не то, направлено ли внимание на «почему» или «как», а то, является ли отражение самодистанцированным. Подчеркнем, однако, что внимание к «почему» не является вспомогательным: поиск объяснений негативных переживаний является, с точки зрения авторов, эпистемической потребностью человека; поэтому крайне важно выполнять его адаптивным образом (Айдук и Кросс, 2018).

Еще один аспект, на который мы хотим обратить внимание, — это различие, которое авторы проводят между самодистанцированием негативных эмоциональных переживаний в чистом виде, которое может иметь различные цели и применение, и самодистанцированным анализом, предполагающим направление когнитивного процесса на анализ опыта (Kross et al. , 2012). В некоторых случаях самодистанцирование в чистом виде может быть негативным, например, когда оно является хронической формой избегания. Авторы подчеркивают, что самодистанцированный анализ опыта является адаптивным, а не дистанцирующим как таковой . Самоудаленное отражение позволило бы модифицировать опыт, который перестает вспоминаться раз за разом, потому что была разрешена его реконструкция, ослабляя чувство понимания и закрытия (Кросс и Айдук, 2008).

Исследования естественных паттернов использования самопогружения и самодистанцирования, а также экспериментальные исследования показали, что самодистанцированная рефлексия более адаптивна: меньше негативной эмоциональной активации сразу и в последующем, меньше депрессивных руминаций, и более положительные физиологические реакции, такие как более низкие уровни артериального давления (Айдук и Кросс, 2008, 2010; Кросс и Айдук, 2008). Исследования лиц с депрессивной симптоматикой и лиц с диагнозом большого депрессивного расстройства показали схожие результаты (Kross and Ayduk, 2009). ; Кросс и др., 2012). Недавно были проведены исследования эффективности обучения рефлексии на расстоянии с многообещающими результатами в ожидаемом направлении (Penner et al., 2016; Orvell et al., 2017). Косвенная поддержка подходов этих авторов исходит из результатов метаанализа, представленного Webb et al. (2012), где переоценка 90 453 через 90 454 принятие точки зрения выступает как форма регуляции эмоций с наивысшей адаптивной ценностью. Такой взгляд на переоценку очень близок к дистанцированному от себя анализу (например, «усилить чувство объективной дистанции, рассматривая изображаемое событие с точки зрения отстраненного третьего лица»).

Разница между исследовательскими программами

Мы заметили, что обе исследовательские программы одинаково заинтересованы в выявлении адаптивных форм рефлексии и дифференциации их от неадаптивной формы рефлексии. В этом контексте обе программы совпадают в определении задумчивости как явно неадекватной формы размышлений. Однако причины этого несколько иные: для ПМТ причиной является абстрактный, сверхординарный характер направленности мысли на негативное эмоциональное переживание, что было бы дезадаптивным фактором задумчивости, поскольку приводит к отчаянию и самозабвению. критические обобщения событий и блокирует поиск решений. Для SDT дезадаптивным аспектом размышлений является отсутствие самодистанцирования при размышлениях о негативных эмоциональных переживаниях, поскольку это способствует «эмоциональному переполнению» и позволяет избежать обработки и реконструкции опыта.

Различия между PMT и SDT становятся еще более очевидными в момент анализа концепции адаптивного отражения. Термины, используемые в каждой программе, красноречивы в этом отношении: PMT отождествляет адаптивное отражение с анализом «как» опыта, а не «почему», в отличие от SDT. Для СДТ более абстрактный и всесторонний анализ опыта, при условии, что он является самодистанцированным, является более адаптивным (хотя Айдук и Кросс первоначально описывали адаптивную рефлексию как абстрактную, позже они решили избегать этого термина, поскольку пришли к выводу, что неадаптивные, самопогруженные и другие адаптивные, самоудаленные абстрактные режимы обработки; Kross et al., 2012). Для ПМТ абстрактная обработка негативного эмоционального опыта всегда неадекватна. Для ПМТ риск мышления «почему» в отношении негативных эмоциональных переживаний заключается в том, что это снизит активность и поиск решений (Watkins, 2016). Тем не менее, для SDT мышление с точки зрения «почему» способствует реконструкции негативного эмоционального опыта в той степени, в какой оно способствует самодистанцированию, но признает, что может быть анализ «почему» с точки зрения погружения в себя, что было бы неадекватным и неадекватным. типичен для насиживания (Kross et al., 2012).

Эти различия между обеими программами в отношении ценности абстракции и анализа «почему» и «как» негативных эмоциональных переживаний отражаются в том, как обе используют теорию концептуального уровня. SDT (Kross and Ayduk, 2017) считает, что высокий уровень интерпретации при анализе негативных эмоциональных переживаний является положительным, поскольку способствует психологической дистанции. PMT, напротив, считает, что обработка на высоком уровне интерпретации при анализе негативных эмоциональных переживаний характерна для неадаптивных размышлений (Watkins, 2008).

Авторы обеих исследовательских программ не противопоставили свои предложения. Уоткинс (2008) заявил только, что между концепциями РМТ и СДТ нет аналогий, потому что РМТ будет относиться к различиям в конструктивных уровнях конкретных и абстрактных размышлений, а СДТ будет относиться к холодной и горячей обработке, что было бы в другом анализе. уровень. Однако это наблюдение, сделанное Уоткинсом, спорно: связь между дистанцированным анализом и холодной обработкой, а также самопогруженным анализом и горячей обработкой была просто источником концептуализации Айдука и Кросса. Примечательно, что эти авторы больше не используют термины «горячий» и «холодный» для характеристики двух описанных ими режимов анализа. Дистанционный анализ не холоден, потому что подразумевает эмоцию, но эта эмоция рассматривается или описывается «извне». Кросс и Айдук (2008) предположили, что инструкции, используемые в исследованиях Уоткинса для выявления конкретных и абстрактных размышлений, благоприятствуют самодистанционному и самопогруженному анализу соответственно.

Только одно исследование связывало концепции обеих программ (Rude et al., 2011). В этом исследовании говорилось, что то, что PMT считает неадекватными размышлениями, нельзя охарактеризовать как абстрактное размышление, а как размышление с негативной оценкой. Сравнивая конкретное размышление, оценочное абстрактное размышление и неоценочное абстрактное размышление (связанное с дистанцированной рефлексией), авторы заметили, что последнее показало наиболее адаптивные результаты.

Обсуждение

Ряд исследователей показали преобладание дезадаптивных эффектов отражения негативных эмоциональных переживаний (Mor and Winquist, 2002). В свою очередь, есть также убедительные доказательства необходимости и важности, которые обычно имеют размышления о пережитых негативных эмоциях и событиях (Greenberg and Pascual-Leone, 2006). Это показывает, что форма и контекст рефлексивных процессов являются определяющими факторами типа эффектов, которые они производят. Негативные эмоциональные переживания стимулируют процесс размышлений о них, и это, вероятно, происходит как часть процессов саморегуляции для поиска решений и процессов для обработки и интеграции переживаний (Watkins, 2008; Vine et al. , 2014). Этот феномен подразумевает, что негативные эмоциональные переживания могут «активировать» одновременно адаптивные и дезадаптивные формы рефлексии, которые могут быть взаимосвязаны.

Направления исследований, разработанные Уоткинсом, Айдуком и Кроссом, были сосредоточены на попытке различить аспекты фокусирующих форм мышления в негативных эмоциональных переживаниях, которые могли бы сделать их более адаптивными или дезадаптивными. Оба показывают положительные результаты, но по-разному характеризуют подразумеваемые процессы. В связи с этим возникает интересный вопрос: каким образом конкретные размышления и дистанцированный от себя анализ могут иметь сходные положительные эффекты, если они соответствуют формам рефлексии, понимаемым по-разному, а в некоторых отношениях и как противоположные?

Можно предположить как минимум три пояснительные строки. Одна из возможностей заключается в том, что самоудаленное размышление и конкретное размышление разными способами избегают склонности к размышлению и его пагубных последствий. Вторая возможность заключается в том, что обе формы процессинга позволяют человеку блокировать негативные эффекты подавления и эмоционального избегания и благоприятствуют контакту с поддерживаемыми негативными эмоциональными состояниями и проработке своего опыта. Примечательно, что обе программы дали многообещающие результаты у лиц с посттравматическими стрессовыми расстройствами, что подтверждает эту возможность (Sezibera et al., 2009).; Виско и др., 2015 г.; Пеннер и др., 2016). Третья возможность предполагает, что между конкретными размышлениями и дистанцированным анализом будет больше связи, чем кажется. Сосредоточение внимания на том, «как» опыта, как предлагает PMT, может привести к процессу самодистанционного анализа, в зависимости от того, как этот фокус реализуется. Примечательно, что обращение с людьми в «конкретных размышлениях» в исследованиях Уоткинса может подразумевать, что люди учатся более дистанцированно анализировать свой опыт. И наоборот, дистанцированный анализ можно понимать как форму конкретных размышлений, которая позволяет человеку соприкоснуться со своими эмоциональными переживаниями, выявляя конкретные аспекты событий, которые он/она переживает, и открывая новые возможности для действий.

Изучение этих гипотез требует дифференциации эмпирического компонента от компонента решения проблемы, связанного с «конкретными размышлениями». Эмпирический компонент является наиболее сложным, поскольку его эффекты, по-видимому, сильно зависят от способа и контекста, в котором делается конкретное размышление. На самом деле, с точки зрения ТСД, подробный анализ эмоционального опыта может способствовать самопогружению и иметь дальнейшие пагубные последствия. Метаанализ, проведенный Webb et al. (2012) поддерживает идею о том, что эмпирическая сосредоточенность на негативных событиях и эмоциях неадекватна, хотя и в меньшей степени, чем сосредоточенность на анализе значений и последствий опыта. Однако можно предположить, что при определенных обстоятельствах эмпирический компонент может благоприятствовать эмоциональному подходу и принятию и тем самым оказывать положительное влияние.

В связи с этим, в частности, PMT и SDT заявляют, что существует связь между режимом обработки, который они считают адаптивным, и внимательностью. Внимательность — это форма внимания к дистанционному опыту, когда, в отличие от явного предложения PMT и SDT, опыт остается течь без анализа или суждения (Кросс и Айдук, 2017). Эмоциональное дистанцирование посредством внимательности связано с уменьшением эмоционального истощения (Karing and Beelmann, 2019). Осознанность снижает склонность к абстрактно-негативной оценке прошлого и позволяет проводить позитивную переоценку (Desrosiers et al., 2013). У пациентов с депрессией, получавших когнитивную терапию, основанную на осознанности (MBCT), улучшение опосредовано усилением осознанности и уменьшением неадекватных размышлений (Shahar et al., 2010). Кластерный анализ показал, что основные процессы внимательности (описание и отсутствие реакции на опыт) конкретно связаны с принятием и переоценкой как стратегиями эмоциональной регуляции с положительными результатами (Iani et al., 2019).).

Другая возможная связь между конкретными размышлениями и дистанцированным самоанализом — облегчение решения проблем. При обучении конкретным размышлениям явно стимулируется решение проблем. Дистанционный анализ также стимулирует более широкий взгляд на трудности, что позволит лучше определить доступные решения (Mori et al., 2015; Barth et al., 2016; Goldberg et al., 2019).

С нашей точки зрения, эти три объяснительных линии не являются несовместимыми. Мы думаем, что самодистанцирование лежит в основе эффективности конкретных размышлений. Кроме того, самодистанцирование выступает как критический элемент для дифференциации форм анализа, сфокусированных на причинах и значении переживаний, которые приводят к размышлениям и усиливают дискомфорт тех, кто способствует переоценке и интеграции их в повествование и личную идентичность. Однако мы не согласны с тем, что самодистанционный анализ всегда должен быть сосредоточен на наиболее глобальных аспектах и ​​тех аспектах, которые связаны со смыслом переживаемого опыта. В определенных контекстах и ​​моментах детальный подход к переживаемым ситуациям и эмоциональным состояниям может быть удобен и необходим. С другой стороны, теория способа обработки была бы обогащена, если бы она учитывала, что в определенные моменты и обстоятельства анализ причин и значения негативных эмоциональных переживаний может быть полезной частью процесса их переоценки.

Для проверки выдвинутых гипотез необходимы дальнейшие исследования. Важным аспектом является определение того, сколько самодистанцирования содержится в конкретных размышлениях и сколько конкретных размышлений содержится в самодистанцированном анализе. Было бы особенно интересно сравнить эффекты дистанцированного эмпирического анализа с эффектами дистанцированного анализа причин и значений в различных ситуациях и в различных темпоральных моментах после опыта. Другой аспект, связанный с интересом, заключается в том, что SDT приводит к убеждению, что любое значение эмоционального опыта от первого лица представляет собой негативное эмоциональное погружение и не обязательно должно быть таким. Неясно, является ли каждое эмоциональное погружение обязательно негативным. Это зависит от того, как это выполняется, как показано в терапевтической области, с помощью таких методов, как длительное воздействие и другие методы лечения, ориентированные на эмоции (Greenberg and Pascual-Leone, 2006; Zandberg et al., 2017). Следовательно, выявление темпоральных внутриличностных и межличностных, а также контекстуальных факторов, влияющих на процесс рефлексии, весьма актуально.

Таким образом, PMT и SDT представляют собой исследовательские программы, имеющие отношение к выявлению характеристик адаптивной и дезадаптивной рефлексивной обработки негативных эмоциональных переживаний. Задача состоит в том, чтобы лучше разграничить рамки их основных подходов, чему может способствовать взаимный контраст между ними.

Вклад авторов

FC задумал представленную идею и написал рукопись. FG, CO, DP и LV разработали концептуальную и эмпирическую основу. CI был основным рецензентом текста. Все авторы обсудили результаты и внесли свой вклад в окончательный вариант рукописи.

Заявление о конфликте интересов

Авторы заявляют, что исследование проводилось при отсутствии каких-либо коммерческих или финансовых отношений, которые могли бы быть истолкованы как потенциальный конфликт интересов.

Ссылки

Алдао, А., Нолен-Хоксема, С., и Швейцер, С. (2010). Стратегии регулирования эмоций при психопатологии: метааналитический обзор. клин. Психол. Ред. 30, 217–237. doi: 10.1016/j.cpr.2009.11.004

PubMed Abstract | Полный текст перекрестной ссылки | Академия Google

Айдук, О., и Кросс, Э. (2008). Ускорение темпов выздоровления: самодистанционный анализ негативного опыта снижает реактивность артериального давления. Психология. науч. 19, 229–231. doi: 10.1111/j.1467-9280.2008.02073.x

PubMed Abstract | Полный текст перекрестной ссылки | Google Scholar

Айдук О. и Кросс Э. (2010). На расстоянии: последствия спонтанного самодистанцирования для адаптивной саморефлексии. Дж. Перс. соц. Психол. 98, 809–829. дои: 10.1037/a0019205

Полнотекстовая перекрестная ссылка | Google Scholar

Айдук О. и Кросс Э. (2018). «Самодистанцирование от: концепции, теории и основные вопросы» в Международном справочнике Routledge по самоконтролю в отношении здоровья и благополучия . ред. Д. Риддер, М. Адриансе и К. Фуджита (Нью-Йорк: Routledge), 364–376.

Google Scholar

Barth, J., Munder, T., Gerger, H., Nüesch, E., Trelle, S., Znoj, H., et al. (2016). Сравнительная эффективность семи психотерапевтических вмешательств у пациентов с депрессией: сетевой метаанализ. Фокус 14, 229–243. doi: 10.1176/appi.focus.140201

Полный текст CrossRef | Google Scholar

Bassanini, A., Caselli, G., Fiore, F., Ruggiero, G.M., Sassaroli, S., and Watkins, E.R. (2014). Почему «почему» кажется лучше, чем «как». Процессы, подчеркивающие повторяющееся мышление в итальянском неклиническом образце. Личный. Индивид. Отличаться. 64, 18–23. doi: 10. 1016/j.paid.2014.01.063

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Брюльман-Сенекал, Э., и Айдук, О. (2015). Это тоже пройдет: временная дистанция и регулирование эмоциональных переживаний. J. Перс. соц. Психол. 108, 356–376. doi: 10.1037/a0038324

PubMed Abstract | Полный текст перекрестной ссылки | Google Scholar

Чан С., Миранда Р. и Серренс К. (2009). Подтипы руминации в связи между негативными жизненными событиями и суицидальными мыслями. Арх. Самоубийство Рез. 13, 123–135. doi: 10.1080/13811110

  • 5015

    PubMed Abstract | Полный текст перекрестной ссылки | Google Scholar

    Кова Ф., Ринкон П. и Мелипиллан Р. (2009). Рефлексия, негативная руминация и развитие депрессивной симптоматики у девочек-подростков. Тер. Псикол. 27, 155–160. doi: 10.4067/s0718-4808200

    00001

    CrossRef Full Text | Google Scholar

    Кокс С., Фунасаки К., Смит Л. и Мезулис А. Х. (2012). Проспективное исследование размышлений и размышлений как модераторов взаимосвязи между стрессом и депрессивными симптомами в подростковом возрасте. Познан. тер. Рез. 36, 290–299. doi: 10.1007/s10608-011-9373-z

    CrossRef Полный текст | Google Scholar

    Дерозье А., Вайн В., Клемански Д. и Нолен-Хоксема С. (2013). Внимательность и регуляция эмоций при депрессии и тревоге: общие и различные механизмы действия. Депрессия. Беспокойство 30, 654–661. doi: 10.1002/da.22124

    Полный текст CrossRef | Google Scholar

    Эринг Т., Сеймиес А. К. и Шаффрик К. (2009). Экспериментальное аналоговое исследование роли абстрактного мышления в размышлениях, связанных с травмой. Поведение. Рез. тер. 47, 285–293. doi: 10.1016/j.brat.2008.12.011

    PubMed Abstract | Полный текст перекрестной ссылки | Google Scholar

    Фраттароли, Дж. (2006). Экспериментальное раскрытие и его модераторы: метаанализ. Псих. Бык. 132, 823–865. doi: 10.1037/0033-2909.132.6.823

    PubMed Abstract | Полный текст перекрестной ссылки | Google Scholar

    Гарсия Ф. Э., Кова Ф., Ринкон П., Васкес К. и Паес Д. (2016). Совладание, размышления и посттравматический рост у людей, пострадавших от землетрясения. Псикотема 28, 59–65. doi: 10.7334/psicothema2015.100

    PubMed Abstract | Полный текст перекрестной ссылки | Google Scholar

    Гарсия Ф. Э., Дуке А. и Кова Ф. (2017). Четыре грани размышлений о стрессовых событиях: психометрический анализ. Псих. Теория травм Res. Практика. Политика 9, 758–765. doi: 10.1037/tra0000289

    PubMed Abstract | Полный текст перекрестной ссылки | Google Scholar

    Голдберг С. Б., Такер Р. П., Грин П. А., Дэвидсон Р. Дж., Кирни Д. Дж. и Симпсон Т. Л. (2019). Когнитивная терапия, основанная на осознанности, для лечения текущих депрессивных симптомов: метаанализ. Познан. Поведение тер. 8, 1–18. doi: 10.1080/16506073.2018.1556330

    PubMed Abstract | Полный текст перекрестной ссылки | Академия Google

    Гудинг, П. А., Тейлор, П. Дж., и Тарриер, Н. (2012). Воспринимаемая степень и эффективность размышлений и размышлений в отношении подавленного настроения. Познан. тер. Рез. 36, 282–289. doi: 10.1007/s10608-011-9367-x

    CrossRef Full Text | Google Scholar

    Гринберг, Л. С. (2017). Эмоционально-ориентированная терапия депрессии. чел. цент. Экспериментальный психотерм. 16, 106–117. doi: 10.1080/14779757.2017.1330702

    CrossRef Полный текст | Академия Google

    Гринберг, Л.С., и Паскуаль-Леоне, А. (2006). Эмоции в психотерапии: практический обзор исследований. Дж. Клин. Психол. 62, 611–630. doi: 10.1002/jclp.20252

    Полный текст CrossRef | Google Scholar

    Хасегава А., Кода М., Хаттори Ю., Кондо Т. и Кавагути Дж. (2013). Продольные прогнозы подшкал размышлений и размышлений японской шкалы руминативных реакций для депрессии. Психология. Респ. 113, 566–585. дои: 10.2466/02.15.PR0.113x24z5

    Реферат PubMed | Полный текст перекрестной ссылки | Google Scholar

    Хойт, Массачусетс, Остенфельд, Дж., и Стэнтон, А.Л. (2016). Методы обработки в выразительных эссе о стрессовых переживаниях: предикторы пользы для здоровья. J. Психология здоровья. 21, 1183–1193. doi: 10.1177/135

    14550347

    CrossRef Полный текст | Google Scholar

    Яни Л., Лауриола М., Кьеза А. и Кафаро В. (2019). Ассоциации между внимательностью и регуляцией эмоций: ключевая роль описания и нереактивности. Внимательность 10, 366–375. doi: 10.1007/s12671-018-0981-5

    CrossRef Full Text | Google Scholar

    Йоорманн Дж., Дкане М. и Готлиб И. Х. (2006). Адаптивный и дезадаптивный компоненты размышлений? Диагностическая специфичность и связь с депрессивными предубеждениями. Поведение. тер. 37, 269–280. doi: 10.1016/j.beth.2006.01.002

    PubMed Abstract | Полный текст перекрестной ссылки | Google Scholar

    Каринг, К., и Билманн, А. (2019). Когнитивные стратегии эмоциональной регуляции: потенциальные посредники в отношениях между внимательностью, эмоциональным истощением и удовлетворением? Внимательность 10, 459–468. doi: 10.1007/s12671-018-0987-z

    CrossRef Полный текст | Google Scholar

    Кросс Э. и Айдук О. (2008). Облегчение адаптивного эмоционального анализа: отличие дистанцированного анализа депрессивных переживаний от погруженного анализа и отвлечения внимания. Личный. соц. Психол. Бык. 34, 924–938. doi: 10.1177/0146167208315938

    CrossRef Full Text | Google Scholar

    Кросс Э. и Айдук О. (2009). Граничные условия и эффекты буферизации: снижает ли симптоматика депрессии эффективность самодистанцирования для облегчения адаптивного эмоционального анализа? Дж. Рез. Перс. 43, 923–927. doi: 10.1016/j.jrp.2009.04.004

    PubMed Abstract | Полный текст перекрестной ссылки | Google Scholar

    Кросс Э. и Айдук О. (2017). Самодистанцирование: теория, исследования и современные направления. Доп. Эксп. соц. Психол. 55, 81–136. doi: 10.1016/bs.aesp.2016.10.002

    CrossRef Full Text | Google Scholar

    Кросс Э., Айдук О. и Мишель В. (2005). При вопросе «почему» не помешает отличить руминацию от рефлективной обработки негативных эмоций. Псих. науч. 16, 709–715. doi: 10.1111/j.1467-9280.2005.01600.x

    PubMed Abstract | Полный текст перекрестной ссылки | Google Scholar

    Кросс Э., Гард Д., Делдин П., Клифтон Дж. и Айдук О. (2012). «Спрашивать, почему» на расстоянии: его когнитивные и эмоциональные последствия для людей с большим депрессивным расстройством. Дж. Ненормальный. Психол. 121, 559–569. doi: 10.1037/a0028808

    PubMed Abstract | Полный текст перекрестной ссылки | Google Scholar

    Меткалф Дж. и Мишель В. (1999). Горячий/холодный системный анализ задержки удовлетворения: динамика силы воли. Психология. Ред. 106, 3–19. doi: 10.1037/0033-295x.106.1.3

    CrossRef Full Text | Google Scholar

    Миранда Р. и Нолен-Хоксема С. (2007). Размышление и размышление: размышления предсказывают суицидальные мысли через 1 год наблюдения в выборке сообщества. Поведение. Рез. тер. 45, 3088–3095. doi: 10.1016/j.brat.2007.07.015

    CrossRef Полный текст | Google Scholar

    Мор, Н. , и Винквист, Дж. (2002). Самососредоточенное внимание и негативный аффект: метаанализ. Псих. Бык. 128, 638–662. doi: 10.1037//0033-2909.128.4.638

    CrossRef Полный текст | Google Scholar

    Мори М., Такано К. и Танно Ю. (2015). Роль самофокусировки в отношениях между депрессивным настроением и решением проблем. Мотив. Эмот. 39, 827–838. doi: 10.1007/s11031-015-9486-x

    CrossRef Полный текст | Google Scholar

    Накадзима М., Такано К. и Танно Ю. (2018). Противоречивые эффекты самоанализа: самоанализ может условно способствовать усилению депрессивных симптомов. Личный. Индивид. Отличаться. 120, 127–132. doi: 10.1016/j.paid.2017.08.033

    CrossRef Полный текст | Google Scholar

    Нарагон-Гейни, К., МакМахон, Т.П., и Чакко, Т.П. (2017). Структура общих стратегий регуляции эмоций: метааналитическое исследование. Психология. Бык. 143, 384–427. doi: 10.1037/bul0000093

    CrossRef Полный текст | Google Scholar

    Нолен-Хоксема С. , Виско Б. Э. и Любомирский С. (2008). Переосмысление размышлений. Перспектива. Психол. науч. 3, 400–424. doi: 10.1111/j.1745-6924.2008.00088.x

    PubMed Abstract | Полный текст перекрестной ссылки | Google Scholar

    Орвелл А., Кросс Э. и Гельман С. А. (2017). Как «ты» имеет значение. Наука 355, 1299–1301. doi: 10.1126/science.aaj2014

    Полный текст CrossRef | Google Scholar

    Паес Д. и Коста С. Д. (2014). Regulación afectiva (де emociones у estado де ánimo) ан эль lugar де trabajo. Ред. Psicol. Орган. Траб. 14, 190–203.

    Google Scholar

    Папагеоргиу, К., и Уэллс, А. (2004). Депрессивные размышления: природа, теория и лечение . Хобокен, Нью-Джерси: Джон Уайли.

    Google Scholar

    Пеннер Л. А., Геварра Д. А., Харпер Ф. В. К., Тауб Дж., Фиппс С., Альбрехт Т. Л. и др. (2016). Самодистанцирование защищает педиатров, страдающих онкологическими заболеваниями, от краткосрочных и долгосрочных дистрессов. клин. Психол. науч. 4, 629–640. дои: 10.1177/2167702615602864

    Полнотекстовая перекрестная ссылка | Google Scholar

    Рэнни Р. М., Брюльман-Сенекал Э. и Айдук О. (2017). Сравнение влияния трех онлайн-тренингов по когнитивной переоценке на благополучие. Жеребец Дж. Счастья. 18, 1319–1338. doi: 10.1007/s10902-016-9779-0

    CrossRef Полный текст | Google Scholar

    Раймс, К. А., и Уоткинс, Э. (2005). Влияние сосредоточенных на себе размышлений на глобальные негативные самооценки при депрессии. Поведение. Рез. тер. 43, 1673–1681. doi: 10.1016/j.brat.2004.12.002

    Реферат PubMed | Полный текст перекрестной ссылки | Google Scholar

    Ромеро Н., Васкес К. и Санчес А. (2014). Руминация и специфика автобиографической памяти при дисфории. Память 22, 646–654. doi: 10.1080/09658211.2013.811254

    CrossRef Полный текст | Google Scholar

    Руд С., Литтл К. и Нефф К. (2007). Обращая внимание на дистресс: что плохого в размышлениях? Когнит. Эмот. 21, 843–864. дои: 10.1080/02699

    1056732

    Полнотекстовая перекрестная ссылка | Google Scholar

    Руд С.С., Маццетти Ф.А., Пал Х. и Стаубле М.Р. (2011). Социальное неприятие: как лучше об этом думать? Познан. тер. Рез. 35, 209–216. doi: 10.1007/s10608-010-9296-0

    CrossRef Full Text | Google Scholar

    Шефер Дж. О., Науманн Э., Холмс Э. А., Тушен-Каффир Б. и Самсон А. К. (2017). Стратегии регуляции эмоций при симптомах депрессии и тревоги у молодежи: метааналитический обзор. J. Подростковый возраст. 46, 261–276. doi: 10.1007/s10964-016-0585-0

    PubMed Abstract | Полный текст перекрестной ссылки | Google Scholar

    Сезибера В., Ван Брок Н. и Филиппот П. (2009). Вмешательство при стойком посттравматическом стрессовом расстройстве: когнитивная и поведенческая терапия, ориентированная на размышления (RFCBT) среди молодых людей, переживших геноцид 1994 года в Руанде. J. Cogn. Психотер. 23, 107–113. doi: 10.1891/0889-8391. 23.2.107

    CrossRef Полный текст | Академия Google

    Шахар Б., Бриттон В. Б., Сбарра Д. А., Фигередо А. Дж. и Бутзин Р. Р. (2010). Механизмы изменения когнитивной терапии депрессии, основанной на осознанности: предварительные данные рандомизированного контролируемого исследования. Междунар. Дж. Когн. тер. 3, 402–418. doi: 10.1521/ijct.2010.3.4.402

    CrossRef Полный текст | Google Scholar

    Siegle, GJ, Moore, PM, and Thase, ME (2004). Руминация: одна конструкция, множество признаков у здоровых людей, у людей с депрессией и у людей с волчанкой. Познан. тер. Рез. 28, 645–668. doi: 10.1023/B:COTR.0000045570.62733.9f,

    CrossRef Полный текст | Google Scholar

    Стэнтон, А.Л., и Лоу, Калифорния (2012). Выражение эмоций в стрессовых ситуациях: преимущества, модераторы и механизмы. Курс. Реж. Психол. науч. 21, 124–128. doi: 10.1177/0963721411434978

    CrossRef Полный текст | Google Scholar

    Топпер М., Эммелькамп П. М. Г., Уоткинс Э. и Эринг Т. (2017). Профилактика тревожных расстройств и депрессии путем воздействия на чрезмерное беспокойство и размышления у подростков и молодых людей: рандомизированное контролируемое исследование. Поведение. Рез. тер. 90, 123–136. doi: 10.1016/j.brat.2016.12.015

    PubMed Abstract | Полный текст перекрестной ссылки | Google Scholar

    Трапнелл, П. Д., и Кэмпбелл, Дж. Д. (1999). Частное самосознание и пятифакторная модель личности: отличие размышлений от размышлений. Дж. Перс. соц. Психол. 76, 284–304. doi: 10.1037/0022-3514.76.2.284

    PubMed Abstract | Полный текст перекрестной ссылки | Google Scholar

    Трейнор В., Гонсалес Р. и Нолен-Хоксема С. (2003). Переосмысление размышлений: психометрический анализ. Познан. тер. Рез. 27, 247–259. doi: 10.1023/A:1023

    5561

    Полный текст CrossRef | Google Scholar

    Трик Л., Уоткинс Э., Уиндитт С. и Диккенс К. (2016). Связь персеверативного негативного мышления с депрессией, тревогой и эмоциональным дистрессом у людей с хроническими заболеваниями: систематический обзор. Ж. Психосом. Рез. 91, 89–101. doi: 10.1016/j.jpsychores.2016.11.004

    PubMed Abstract | Полный текст перекрестной ссылки | Академия Google

    Тропе Ю. и Либерман Н. (2003). Временная конструкция. Психология. Ред. 110, 403–421. doi: 10.1037/0033-295x.110.3.403

    CrossRef Full Text | Google Scholar

    Вайн В., Алдао А. и Нолен-Хоксема С. (2014). Погоня за ясностью: размышления как стратегия осмысления эмоций. Дж. Экспл. Психопат. 5, 229–243. doi: 10.5127/jep.038513

    Полный текст CrossRef | Google Scholar

    Уоткинс, Э. (2004). Адаптивная и дезадаптивная руминативная самофокусировка во время эмоциональной обработки. Поведение. Рез. тер. 42, 1037–1052. doi: 10.1016/j.brat.2004.01.009

    PubMed Abstract | Полный текст перекрестной ссылки | Google Scholar

    Уоткинс, Э. (2008). Конструктивное и неконструктивное повторяющееся мышление. Психология. Бык. 134, 163–206. doi: 10.1037/0033-2909.134.2.163

    PubMed Abstract | Полный текст перекрестной ссылки | Google Scholar

    Уоткинс, Э. (2013). «Повторяющаяся мысль» в Справочнике по познанию и эмоциям . ред. М. Робинсон, Э. Уоткинс и Э. Джаромн-Джонс (Нью-Йорк: Guildford Press), 383–400.

    Google Scholar

    Уоткинс, Э. (2016). Когнитивно-поведенческая терапия депрессии, ориентированная на размышления . Нью-Йорк, штат Нью-Йорк: Гилфорд Пресс.

    Google Scholar

    Уоткинс Э., Байенс К. и Рид Р. (2009). Обучение конкретике уменьшает дисфорию: доказательство принципа повторной модификации когнитивных искажений при депрессии. Дж. Ненормальный. Психол. 118, 55–64. doi: 10.1037/a0013642

    PubMed Abstract | Полный текст перекрестной ссылки | Академия Google

    Уоткинс, Э., Моберли, Нью-Джерси, и Молдс, М.Л. (2008). Режим обработки причинно влияет на эмоциональную реактивность: различное влияние абстрактной и конкретной интерпретации на эмоциональную реакцию. Эмоции 8, 364–378. doi: 10.1037/1528-3542.8.3.364

    CrossRef Полный текст | Google Scholar

    Уоткинс, Э. , и Молдс, М. (2005). Различные способы руминативной самофокусировки: влияние абстрактных и конкретных размышлений на решение проблем при депрессии. Эмоции 5, 319–328. doi: 10.1037/1528-3542.5.3.319

    CrossRef Полный текст | Google Scholar

    Уоткинс, Э., и Молдс, М. (2007). Снижение конкретности размышлений при депрессии: экспериментальное исследование. Личный. Индивид. Отличаться. 43, 1386–1395. doi: 10.1016/j.paid.2007.04.007

    CrossRef Полный текст | Google Scholar

    Уоткинс Э., Муллан Э., Уингров Дж., Раймс К., Штайнер Х., Батерст Н. и др. (2011). Когнитивно-поведенческая терапия резидуальной депрессии, ориентированная на размышления: рандомизированное контролируемое исследование фазы II. Бр. Журнал психиатрии 199, 317–322. doi: 10.1192/bjp.bp.110.0

  • PubMed Abstract | Полный текст перекрестной ссылки | Google Scholar

    Уоткинс Э., Тейлор Р., Бинг Р., Байенс К., Рид Р., Пирсон К. и др. (2012). Управляемое обучение самопомощи конкретности как вмешательство при большой депрессии в первичной медико-санитарной помощи: рандомизированное контролируемое исследование фазы II. Психология. Мед. 42, 1359–1371. doi: 10.1017/S00332002480

    PubMed Abstract | Полный текст перекрестной ссылки | Академия Google

    Уоткинс, Э., и Тисдейл, Дж. Д. (2001). Руминация и сверхобщая память при депрессии: эффекты самофокусировки и аналитического мышления. Дж. Ненормальный. Психол. 110, 353–357. doi: 10.1037/0021-843X.110.2.333

    PubMed Abstract | Полный текст перекрестной ссылки | Google Scholar

    Уэбб, Т. Л., Майлз, Э., и Ширан, П. (2012). Работа с чувством: метаанализ эффективности стратегий, основанных на модели процесса регуляции эмоций. Психология. Бык. 138, 775–808. doi: 10.1037/a0027600

    CrossRef Полный текст | Google Scholar

    Виско Б. Э., Маркс Б. П., Слоан Д. М., Горман К. Р., Кулиш А. Л. и Пинелес С. Л. (2015). Самодистанцирование от воспоминаний о травмах снижает физиологическую, но не субъективную эмоциональную реактивность у ветеранов с посттравматическим стрессовым расстройством. клин. Психол. науч. 3, 956–963. doi: 10.1177/2167702614560745

    CrossRef Полный текст | Google Scholar

    Ксавьер А., Кунья М. и Пинто-Гувейя Дж. (2016). Руминация в подростковом возрасте: особое влияние размышлений и размышлений на психопатологию. Диапазон. Дж. Психол. 19, 1–11. doi: 10.1017/sjp.2016.41

    CrossRef Полный текст | Google Scholar

    Зандберг Л. Дж., Портер Э. и Фоа Э. Б. (2017). «Экспозиционная терапия» в справочниках APA по психологии. Справочник АПА по психологии травм: Практика травм . изд. С. Н. Голд (Вашингтон, округ Колумбия: Американская психологическая ассоциация), 169–192.

    Google Scholar

    Эмоции и рефлексивные практики — alp-network

    Источник для обучения и развития эмоционального интеллекта

    В этой статье рассматривается роль эмоций и рефлексивных практик как источника глубокого обучения и развития эмоционального интеллекта. Статья основана на работе практиков, которые в настоящее время организуют процессно-ориентированные курсы экспериментального обучения в области лидерства. Он подчеркивает текущую потребность в подлинном и воплощенном подходе к лидерству и в развитии эмоционального интеллекта как особого навыка, воплощающего этот подход.

    Лидерство лежит в основе всей человеческой деятельности и взаимодействия и является основой для прогресса и изменений. С точки зрения более широкого развития человечества подлинное и воплощенное лидерство является одним из возможных ответов на неопределенность, сложность, двусмысленность и изменчивость наших трудных времен. Шармер говорит о том, что успешное лидерство зависит от качества внимания и намерений, которые лидеры привносят в любую ситуацию, и что результаты зависят от внутреннего места, из которого они действуют. Ключевой урок из его работы «Теория U» заключается в том, что люди могут полностью раскрыть свой потенциал только в том случае, если они осознают не только самих себя, но и то, как они относятся к социальному телу общества и земному телу своего окружения. . Наше внутреннее измерение состоит из эмоций. С самого начала человечества эмоции всегда оказывали влияние на наши решения и были полезными союзниками в осмыслении того, что мы переживаем.
    «Эмоции — это квинтэссенция усвоенной мудрости: важные уроки выживания в жизни эмоционально встроены в нашу ДНК. Мы биологически запрограммированы испытывать страх, тревогу, удивление, подозрительность, радость и облегчение почти по сигналу. Мы должны отказаться от давней привычки считать эмоции всегда иррациональными или не имеющими никакого отношения к тому, как мы думаем. Эмоции являются важным источником информации для обучения». Эмоции играют решающую роль в построении смысла и самопознания в процессе обучения взрослых.
    Поэтому жизненно важно, чтобы мы научились распознавать, ценить и управлять своими эмоциями, чтобы активно использовать сигналы, которые они нам посылают. Научиться делать это означает научиться постепенно развивать и развивать свой собственный эмоциональный интеллект, поскольку именно этот навык позволяет нам действовать эффективно и в соответствии со своими внутренними чувствами здесь и сейчас. С этой точки зрения эмоциональный интеллект является важной чертой воплощенного и подлинного лидерства, основанного на настоящем моменте. Научиться быть эмоционально интеллектуальным в своем подходе к лидерству полезно, применяя новую парадигму успешных организаций, которая отказывается от установки «предсказывать и контролировать» в пользу парадигмы «чувствовать и реагировать», которая лучше подходит для эволюционной цели человечества. По словам Отто Шармера, лидеры должны перейти от «эго-системного» взгляда, полностью сосредоточенного на собственном благополучии и благополучии своего непосредственного контекста, к «эко-системному» осознанию благополучия каждого, включая себя. . «Сегодняшняя экономическая реальность встроена в глобальную экосистему экологических, социальных, политических и культурных контекстов, которые тесно переплетены и развиваются неопределенным, сложным и изменчивым образом. Эти условия требуют от лиц, принимающих решения, более открытого, внимательного, адаптивного и настроенного на возникающие изменения мышления». Лидерам необходимо перейти от видения только своей индивидуальной точки зрения (эго-системы) «к восприятию системы с точки зрения других (экосистемы), особенно наиболее маргинализированных. Цель должна заключаться в совместном понимании, совместном вдохновении и совместном создании зарождающегося будущего для их системы, в которой ценится благополучие всех, а не только избранных. Это не только этический, но и экономический императив». Совершенно очевидно, что экосистемный подход к лидерству, направленный на полное выражение высшего «я» на службе коллективному благу, требует высокоразвитого эмоционального интеллекта. 909:37 С тех пор, как последние нейробиологические исследования показали, что наш мозг пластичен и способен создавать новые нейронные связи, если его натренировать, и лидерство, и эмоциональный интеллект больше нельзя считать исключительными талантами некоторых счастливчиков. Это скорее компетенции, которые все мы можем научиться развивать посредством ежедневной практики «присутствия» и самосознания. Термин «присутствие» — это термин, заимствованный у Шармера, который он определяет как состояние, в котором «восприятие начинает происходить из будущей возможности, которая зависит от нас, чтобы прийти в реальность. В этом состоянии мы вступаем в наше истинное существо, в то, кто мы есть на самом деле, в наше подлинное я».
    Самосознание и присутствие можно приобрести через пожизненную и инстинктивную приверженность обучению, одному из самых основных видов человеческого поведения. На самом деле, как человеческие существа, мы постоянно ищем информацию, которая может помочь нам осмыслить наш опыт. Взрослые, в частности, ищут способы понять события по мере их возникновения, надеясь узнать что-то, что можно применить к другим взаимодействиям и проблемам. Опыт является одним из основных компонентов подхода, основанного на эмпирическом обучении, при котором предмет соответствует интересам учащегося, и учащийся может непосредственно столкнуться с явлением, которое необходимо понять. Сюда входит весь опыт взаимодействия с отдельными людьми и группами, семьей и друзьями, а также в учреждениях. Неизбежно, что на некоторые взаимодействия в этих средах влияет более широкая социальная, политическая, культурная и экономическая среда.

    Такие ученые, как Каллахан, Диркс, Гоулман и Лутц, утверждают, что опыт не изолирован, а скорее связан с предыдущими возможностями обучения. Каждый из этих прошлых переживаний связан с эмоциями, которые помогают нам осмысливать физическое и социальное окружение. «Эмоции важны в обучении взрослых, потому что они могут либо препятствовать обучению, либо мотивировать его». Они служат мотивацией для реализации желаний, создают цель и формируют контекст обучения. «Благодаря переживанию эмоций [мы] приходим к пониманию того, что имеет когнитивную и аффективную ценность», что помогает определить, как и почему мы реагируем на окружающий мир. Дамасио также утверждает, что эмоции необходимы для человеческого разума и что отсутствие эмоций может фактически мешать рациональности и принятию решений.
    Когнитивно мы присваиваем ценности, выносим суждения и работаем в контексте культурных норм, чтобы действовать. Кейн и Кейн заявляют, что «на то, что мы изучаем, влияют и организуют эмоции и установки, включающие ожидания, личные предубеждения и предубеждения, самооценку и потребность в социальном взаимодействии». Они утверждают, что эмоции и познание не могут быть отделены от обучения, а скорее являются неотъемлемой частью процесса обучения. «Эмоции — это основа обучения. Химические вещества эмоций действуют, изменяя силу и вклад каждой части цикла обучения. Их воздействие оказывается непосредственно на сигнальные системы в каждом пораженном нейроне».

    Обучение происходит потому, что наш «мозг, орган поиска закономерностей, стремится создать смысл, создавая или совершенствуя существующие нейронные сети [….]. Эмоции влияют на то, что узнают и что запоминают», влияя на качество и силу нейронного следа или отпечатка в мозгу.
    Другими словами, должен быть достаточно сильный эмоциональный крючок, чтобы учащийся что-то заметил и начал процесс обучения. Это имеет важные последствия для способности вспоминать то, что было изучено или пережито. Из всего этого становится ясно, что опыт необходим для поощрения участия и запуска глубокого обучения.
    С другой стороны, эмоции — это «палка о двух концах, способная способствовать обучению или препятствовать ему». Неврология предполагает, что в периоды интенсивной эмоциональной реакции наша способность получать доступ к навыкам решения проблем более высокого порядка снижается и становится менее эффективной. Основываясь на этой идее, «успешное обучение можно рассматривать как «безопасную чрезвычайную ситуацию» — состояние повышенного внимания, но без изнурительной тревоги». Лак и Надлер предполагают, что люди хотят учиться и тем самым превращать знакомую ситуацию во что-то новое из-за «состояния неуравновешенности, которое создает неорганизованный аффект или спутанность эго, в котором преобладает качество дезорганизации или диссонанса. Акт реструктуризации или переупорядочения для восстановления баланса (равновесия) — это когда происходят изменения в чувствах, мыслях, установках и моделях поведения. По иронии судьбы именно в процессе заблудиться, чувствуя [слегка] тревогу и/или дискомфорт, люди находят направление в себе» 9.09:37 Наше тело также стремится к этому равновесию в процессе гомеостаза и предназначено для восприятия сенсорной информации со всего вокруг нас. Наш мозг предназначен для обработки, хранения и обработки информации, полученной как от внешних, так и от внутренних раздражителей. Стимулы принимаются и интерпретируются, создавая наши представления о реальности. Идеи создаются внутри и собираются с помощью ментальных структур, представляющих какой-то аспект мира. Люди используют эти ментальные структуры для организации текущих знаний и создания основы для будущего понимания. Для конструктивистов люди не имеют доступа к объективной реальности, а только к ментальным структурам. Социальные, физические и эмоциональные условия постоянно меняются, а это означает, что разработка стратегий обучения и адаптации необходима для выживания. Постоянные размышления об усвоенных ментальных структурах и поведении могут быть возможным ответом на вызовы окружающей среды. В экспериментальном подходе учащийся рефлексивно наблюдает за этим опытом, чтобы генерировать абстрактные концепции или теории, которые можно проверить в новых ситуациях. Это формирует циклический процесс, из которого обучение в результате решения проблем включается в когнитивную схему посредством ассимиляции или приспособления. То, что каждый из нас делает со всеми этими переживаниями, зависит отчасти от того, как они отражают и подтверждают наш внутренний мир (или внутриличностный опыт). Существует динамическая связь между тем, как мы относимся к межличностным отношениям. Наш внутриличностный опыт и размышления играют ключевую роль в этих отношениях. «Рефлексия затрагивает всего человека, соединяя, так сказать, больше тела и разума: мысли, чувства, ценности, интуиция и опыт принимаются во внимание при размышлении. Это целостный процесс, на который обычно указывает какая-то эмоциональная напряженность, в которой учащиеся демонстрируют связь между собой и тем, что поставлено на карту (фактическая тема размышлений). Эта интенсивность иногда может быть выражена только в их невербальном языке тела». В этой перспективе отражение становится целостным процессом, где мудрость нашего тела становится ключом к возникновению бессознательной деятельности. Том Лакен утверждает, что «сознательное мышление охватывает лишь небольшую часть возможностей нашего мозга. Бессознательные процессы обладают гораздо большей емкостью. Согласно Дейкстерхуису […], мы можем обрабатывать бессознательно в 200 000 раз быстрее, чем сознательно. Сознательный разум работает с последовательными процессами, тогда как бессознательный мозг работает с параллельными процессами. Сознательный мозг обязательно должен ограничиваться несколькими аспектами, при этом всегда присутствует некий произвол. […] Сознательное мышление склонно использовать логику, в том числе для вопросов, парадоксов и дилемм, на которые нельзя ответить с помощью логического мышления. Одним из следствий этого является то, что для того, чтобы прийти к решению, противоречивая информация «отталкивается», в результате чего окончательное решение основывается на искаженном представлении [реальности]».
    В поиске равновесия рефлексия и рефлексивные практики становятся возможным способом создания необходимого пространства для внимательного и намеренного наблюдения за происходящим в настоящий момент с «вертолетного ракурса». Лидеры, которые учатся делать паузы и размышлять, позволяют проявить свое тело и интуитивную мудрость и помогают им подружиться с неопределенностью и двусмысленностью, которые являются частью сложности реальности. В организационном контексте лидерам необходимо развивать культуру открытости и доверия, позволяющую размышлениям, будь то до, во время или после действия, стать коллективной практикой. Для этого лидеры должны отказаться от своей потребности в прогнозировании и контроле, потому что сложные динамические системы принципиально непредсказуемы и неуправляемы.
    Знания и информация, какими бы подробными они ни были, останутся недостаточной и неопределенной основой для направления нашего пути в будущее. Лидеры должны помнить слова, которые Перикл сказал своим собратьям-афинянам более 2500 лет назад: «Возможно, мы не можем предсказать будущее, но мы можем подготовиться к нему».

    Библиография
    • Кейн, Р. Н., и Кейн, Г. (1990, октябрь). Понимание основанного на мозге подхода к обучению и преподаванию. Образовательное лидерство.
    • Козолино, Л., и Спрокей, С. (2006). Неврология и обучение взрослых. Новые направления для взрослых и непрерывного образования.
    • Дамасио, А. Р. (1994). Ошибка Декарта: эмоции, разум и человеческий мозг. Нью-Йорк: Книги Эйвон.
    • Диркс, Дж. (2001). Сила чувств: эмоции, воображение и построение смысла в обучении взрослых. Новые направления для взрослых и непрерывного образования,
    • Диркс, Дж. (2006). Вовлечение эмоций в обучение взрослых: Юнгианский взгляд на эмоции и преобразующее обучение. Новые направления для взрослых и непрерывного образования. Сан-Франциско: Джосси-Басс
    • Гоффман, Э. (1959). Презентация себя в повседневной жизни. Гарден-Сити, Нью-Йорк: Doubleday
    • Дж. Л. Лукнер и Р. С. Надлер (1997). Обработка опыта. Стратегии улучшения и обобщения обучения. Издательство Кендалл/Хант.
    • Якубе Аурелия, Джасиен Гинте, Тейлор Марк, Ванденбусше Берт (редакторы), Удержание места. Способствует рефлексии и внутренней готовности к обучению. Публикация проекта Erasmus+ REFLECT 2014-2015
    • Дженсен, Э. (1998). Обучение с мыслью о мозге. Александрия, Вирджиния: Ассоциация надзора и разработки учебных программ.
    • Колб, Д.А. (1976). Перечень стилей обучения: техническое руководство, McBer, Boston
    • Колб, Д.А. и Фрай, Р. (1975). На пути к прикладной теории экспериментального обучения, в Cooper, C. (Ed.) Theories of Group Processes, Wiley, London
    • .
    • Лалу Фредерик (2014) Переосмысление организаций. Руководство по созданию организаций. Нельсон Паркер. Брюссель
    • Люкен, Том. (2010). Проблема встретила отражение. Van Reflectie nader bezien Де Рисико. В Luken, Tom & Reynaert, W. (2010) Puzzelstukjes voor een nieuw paradigma? Aardverschuiving в loopbaandenken. Эйндховен-Тилбург: Lectoraat Career Development Fontys Hogeschool HRM en Psychologie.
    • Мерриам, С. Б., и Каффарелла, Р. С. (1999). Обучение во взрослой жизни: всеобъемлющее руководство (2-е изд.). Сан-Франциско: Джосси-Басс
    • Перри, Б. Д. (2006). Страх и обучение: факторы, связанные с травмой, в обучении взрослых. Новые направления для взрослых и непрерывного образования
    • Шармер Отто (2016) Теория U: путь из будущего по мере его появления. Издательство Берретт-Келер. Сан-Франциско.
    • Шармер Отто, Кауфер Катрин (2013) Лидерство из зарождающегося будущего. От эго-системы к экосистеме экономики. Издательство Берретт-Келер. Сан-Франциско.
    • Фон Глазерфельд, Э. (2005). Введение: аспекты конструктивизма. В К. Туми (ред.), Конструктивизм: теория, перспективы и практика (2-е изд.). Нью-Йорк: Педагогический колледж Колумбийского университета.
    • Вулф, П. (2006). Роль смысла и эмоций в обучении. В С. Джонсон и К. Тейлор (редакторы), Неврология обучения взрослых Сан-Франциско, Калифорния: Джосси-Басс
    • Зулл, Дж. Э. (2006). Ключевые аспекты того, как мозг учится. В С. Джонсон и К. Тейлор (ред.), Неврология обучения взрослых. Сан-Франциско, Калифорния: Джосси-Басс

    Анжелика Пачи

    Более 10 лет я обучаю и помогаю группам и отдельным лицам в их личном и профессиональном росте и благополучии посредством программ практического обучения, где рефлексивные практики являются ключевым элементом обучения и развития. В последние годы я работаю в Камалеонте в области лидерства, множественного интеллекта и эмоционального интеллекта. Я также являюсь одним из основателей международной неформальной сети Via Experientia и ALP. Я считаю, что группа — это ресурс для обучения, а разнообразие — это ценность, которая обогащает людей и контекст, в котором они живут, учатся и работают. Вот почему «Теория U» Отто Шармера и театр социального присутствия Араваны Хаяши вдохновляют меня и в настоящее время интегрированы в мою работу.

     

    Раннее рефлексивное функционирование матери и эмоциональная регуляция младенца в образце недоношенного ребенка в возрасте 6 месяцев после коррекции | Журнал детской психологии

    Журнальная статья

    Мишель Херон-Делани, доктор философии, бакалавр искусств (с отличием),

    Мишель Херон-Делейни, доктор философии, бакалавр искусств (с отличием)

    Ищите другие работы этого автора на:

    Оксфордский академический

    пабмед

    Google ученый

    Джастин А. Кенарди, доктор философии, бакалавр наук (с отличием),

    Джастин А. Кенарди, доктор философии, бакалавр наук (с отличием)

    Ищите другие работы этого автора на:

    Оксфордский академический

    пабмед

    Google ученый

    Эрин А. Браун, BPsySc (с отличием),

    Эрин А. Браун, BPsySc (с отличием)

    Ищите другие работы этого автора на:

    Оксфордский академический

    пабмед

    Google ученый

    Хлоя Джардин, BPsySc (с отличием),

    Хлоя Джардин, BPsySc (с отличием)

    Ищите другие работы этого автора на:

    Оксфордский академический

    пабмед

    Google ученый

    Фиона Богосян, PhD, RN, RM, MPH, BAppSci,

    Фиона Богосян, PhD, RN, RM, MPH, BAppSci

    Ищите другие работы этого автора на:

    Оксфордский академический

    пабмед

    Google ученый

    Луиза Нойман, доктор философии, RANZCP, MBBS, BA,

    Луиза Нойман, доктор философии, RANZCP, MBBS, BA

    Ищите другие работы этого автора на:

    Оксфордский академический

    пабмед

    Google ученый

    Тереза ​​де Дассель, MPsyc (клиника), бакалавр наук (с отличием),

    Тереза ​​де Дассель, MPsyc (клиника), бакалавр наук (с отличием)

    Ищите другие работы этого автора на:

    Оксфордский академический

    пабмед

    Google ученый

    Марго Причард, доктор философии, RN, RM, NNC, BA

    Марго Притчард, доктор философии, RN, RM, NNC, BA

    Ищите другие работы этого автора на:

    Оксфордский академический

    пабмед

    Google ученый

    Журнал детской психологии , том 41, выпуск 8, сентябрь 2016 г. , страницы 906–914, https://doi.org/10.1093/jpepsy/jsv169

    Опубликовано:

    24 января 2016 г.

    История статьи

    получено:

    10 июля 2015 г.

    Полученная ревизия:

    17 декабря 2015 г.

    Принято:

    18 декабря 2015

    Опубликовано:

    24 января 2016

    • PDF

    • Разделенный вид
      • Содержание статьи
      • Рисунки и таблицы
      • видео
      • Аудио
      • Дополнительные данные
    • Цитировать

      Cite

      Мишель Херон-Делейни, доктор философии, бакалавр наук (с отличием), Джастин А. Кенарди, доктор философии, бакалавр наук (с отличием), Эрин А. Браун, BPsySc (с отличием), Хлоя Джардин, BPsySc (с отличием), Фиона Богосян, PhD, RN, RM, MPH, BAppSci, Луиза Нойман, PhD, RANZCP, MBBS, BA, Тереза ​​​​де Дассель, MPsyc (Clin), бакалавр наук (с отличием), Марго Причард, PhD, RN, RM, NNC, BA, Early Maternity Рефлективное функционирование и эмоциональная регуляция младенцев в образце недоношенного младенца в возрасте 6 месяцев скорректированного возраста, 9 лет0007 Journal of Pediatric Psychology , том 41, выпуск 8, сентябрь 2016 г., страницы 906–914, https://doi.org/10.1093/jpepsy/jsv169

      Выберите формат Выберите format.ris (Mendeley, Papers, Zotero).enw (EndNote).bibtex (BibTex).txt (Medlars, RefWorks)

      Закрыть

    • Разрешения

      • Электронная почта
      • Твиттер
      • Фейсбук
      • Подробнее

    Фильтр поиска панели навигации Journal of Pediatric PsychologyЭтот выпускДетская и подростковая психиатрияКлиническая детская и подростковая психологияКнигиЖурналыOxford Academic Термин поиска мобильного микросайта

    Закрыть

    Фильтр поиска панели навигации Journal of Pediatric PsychologyЭтот выпускДетская и подростковая психиатрияКлиническая детская и подростковая психологияКнигиЖурналыOxford Academic Термин поиска на микросайте

    Advanced Search

    Abstract

    Цель В этом исследовании изучалось влияние материнского рефлексивного функционирования (RF) на способность эмоциональной саморегуляции 6-месячных младенцев в диадах недоношенных младенец-мать. Методы У 25 недоношенных (гестационный возраст 28–34,5 недель) детей измерялись аффект, взгляд на мать и самоуспокаивающее поведение (сосание пальца и игра с одеждой) во время процедуры неподвижного лица в 6-месячном скорректированном возрасте. Материнский РФ измеряли через 7–15 дней после родов с использованием опроса родителей о развитии. Результаты  Младенцы с матерями с высоким РФ показали наиболее негативный аффект во время эпизода неподвижного лица ( M  = 21,33 с, SE  = 5,44), тогда как младенцы с матерями с низким РФ показали наиболее негативный аффект в эпизоде ​​воссоединения ( M  = 18,14 с, SE  = 3,69). Младенцы с матерями с высоким RF демонстрировали значительно более самоуспокаивающее поведение в состоянии стресса ( Ms  > 14,5 с), чем младенцы с матерями с низким RF ( Ms  < 1 с), p s < .01. Заключение  Материнская RF была связана с саморегулирующимся поведением младенцев, предоставляя предварительные доказательства регулирующей роли материнской RF в способности регуляции эмоций недоношенных детей.

    недоношенные дети, рефлективное функционирование, качество отношений, парадигма неподвижного лица

    Младенцы, рожденные недоношенными, подвергаются повышенному риску ряда нарушений развития и психологических расстройств, которые частично связаны с ранней саморегуляцией и привязанностью трудности и неврологические аномалии (Anderson & Doyle, 2003; Bhutta, Cleves, Casey, Cradock, & Anand, 2002; Crockenberg, Leerkes, & Jó, 2008; Delobel-Ayoub et al., 2009).; Джонсон и др., 2012 г.; Трейво и др., 2012 г.). Текущие данные о биологическом и социальном опыте в механизмах раннего риска плохого развития сложны и остаются неполными. Хотя изучение материнской отзывчивости в практике ухода за младенцами является одной из важных областей в этой области исследований, остаются неопределенности в отношении ее опосредующего влияния на саморегуляцию поведения и поведение привязанности, а также на развитие ребенка у недоношенных детей (Beckwith & Rodning, 1996; Magill- Эванс и Харрисон, 19 лет99, 2001; Милгром и др. , 2010).

    Мета-анализ вмешательств в отношении чувствительности и привязанности с участием 7 636 семей показал, что усиление материнской чувствительности действительно влияет на надежность детской привязанности у доношенных и недоношенных детей. Вмешательства, проведенные с привлечением детей с клиническими проблемами, были еще более эффективными (Bakermans-Kranenburg, van IJzendoorn, & Juffer, 2003). Хотя материнская чувствительность, по-видимому, играет причинную роль в формировании отношений привязанности, ее влияние на развитие ребенка остается неясным. Большая часть исследований по раннему вмешательству в популяции недоношенных включает компонент диадных взаимодействий — повышение материнской чувствительности и реакции на сигналы младенца.

    Другой метаанализ, посвященный взаимодействию матери и недоношенного ребенка, показал, что различия в поведении при взаимодействии недоношенных и доношенных детей наиболее выражены в течение первых 6 месяцев жизни. Одиннадцать (из 17) исследований показали, что матери недоношенных детей, как правило, более склонны к навязчивости и более низкой чувствительности, включая менее частые улыбки и прикосновения (Korja, Latva, & Lehtonen, 2012). Это можно рассматривать как адаптивный ответ на менее организованные реакции недоношенных детей и трудности с регулированием эмоций. Факторы, которые могут предрасполагать недоношенных детей к трудностям эмоциональной регуляции, включают повышенную раздражительность, большие трудности с регулированием возбуждения, слабый контроль внимания и более низкий уровень социальной инициации (Brown, Doyle, Bear, & Inder, 2006; Eckerman, Oehler, Medvin, & Hannan, 1994; Голдберг и Ди Витто, 2002 г.; Хьюз, Шульц, МакГрат и Медофф-Купер, 2002 г.). Однако измененное поведение родителей, проявляющееся у недоношенных детей, также может быть связано с повышенной распространенностью симптомов депрессии, тревоги и стресса в этой популяции (Doering, Moser, & Dracup, 2000; Miles, Holditch-Davis, Schwartz, & Scher, 2007; Обейдат, Бонд и Каллистер, 2009; Шмукер и др., 2005). Конкретные родительские факторы риска, связанные с плохой регуляцией эмоций у доношенных детей, включают более низкий социально-экономический уровень и уровень образования, материнскую депрессию и низкую материнскую чувствительность (Murray & Cooper, 19). 97; О’Коннор, Херон и Гловер, 2002 г.; Silk, Shaw, Skuban, Oland, & Kovacs, 2006), и эти факторы риска чаще встречаются у матерей недоношенных детей (Miles et al., 2007).

    Недавно было показано, что одним из факторов, необходимых для чуткого воспитания, является материнское рефлексивное функционирование (RF). Материнская RF относится к способности понимать внутренний опыт ребенка (мысли, чувства и намерения) (Slade, 2005). Высоко рефлексивные матери способны регулировать и размышлять о своих мыслях и эмоциональных переживаниях и связывать их с внутренними переживаниями и поведением своего ребенка (Slade, Grienenberger, Bernbach, Levy & Locker, 2005). Эта способность помогает опекуну различать свои собственные эмоциональные потребности и эмоциональные потребности своего ребенка, обеспечивая реакцию родителей, указывающую на то, что ряд стрессов и эмоций можно приспособить, и, таким образом, помогает младенцу в развитии навыков эмоциональной регуляции, включая способность мыслить (Слэйд, 2005). Исследования показывают, что высокие уровни RF-потенциала связаны как с надежной материнской и младенческой привязанностью, так и с менее экстернализирующим поведением в ряде групп высокого риска, в том числе в приемных семьях, экономически неблагополучных и усыновленных детях (Bick, Dozier, & Moore, 2012; Приэль, Меламед-Хасс, Бессер и Кантор, 2000; Садлер и др., 2013; Слэйд, Гриненбергер и др., 2005). RF похож на другие конструкты, такие как родительская эффективность (убеждения родителей о своей способности успешно выполнять родительские задачи, но отличается от них; O’Neil, Wilson, Shaw, & Dishion, 2009).), привязанность (прочная связь между ребенком и опекуном; Bowlby, 1969) и отзывчивость (способность родителя быстро, условно и надлежащим образом реагировать на потребности ребенка; Bornstein & Tamis-LeMonda, 1989).

    Родительская радиочастотная способность связана с переносимостью стресса младенца (Rutherford, Goldberg, Luyten, Bridgett, & Mayes, 2013). Родители с повышенным интересом к психическим состояниям дольше упорствовали в успокоении имитатора безутешного ребенка (родительское задание), но не в неродительском задании на толерантность к дистрессу. Это говорит о том, что родительская РФ специфически связана с толерантностью к детскому дистрессу.

    Измерение RF в этом исследовании исследует способность матерей думать о психических состояниях и поведении и их представлении о внутреннем/эмоциональном опыте ребенка. Материнский RF является ключевой интересующей переменной, поскольку высокая мощность RF может обеспечить лучшую адаптацию и реакцию на менее адаптивные реакции некоторых недоношенных детей. Влияние материнской RF на аффект младенца и регуляторное поведение не исследовалось в выборке недоношенных младенцев. В этом исследовании мы исследовали взаимосвязь между мощностью РЧ матери, измеренной через 7–15 дней после родов, и аффектом младенца и саморегулирующимся поведением в возрасте 6 месяцев (с поправкой на недоношенность), измеренной в процедуре неподвижного лица (SFP). .

    Наша гипотеза была исследовательской. Мы стремились исследовать, были ли какие-либо существенные различия в реакциях недоношенных младенцев (положительный или отрицательный аффект, взгляд на мать или самоуспокаивающее поведение) в различных эпизодах SFP для младенцев, которые испытали высокую или низкую способность RF. Материнский RF в возрасте 7–15 дней использовался для прогнозирования SFP-ответов младенцев в 6-месячном скорректированном возрасте, чтобы выяснить, может ли ранний материнский RF предсказать способность ребенка к аффекту и регуляции эмоций в 6-месячном скорректированном возрасте.

    Метод

    Дизайн

    Младенцы были набраны из отделения интенсивной терапии новорожденных Королевской женской больницы Брисбена (RBWH), Австралия, с мая по октябрь 2011 г. Младенцы имели право на регистрацию в возрасте одной недели, если они родились в возрасте от 28 лет. срок беременности 34,6 недели, отсутствие врожденных аномалий. Младенцы были исключены, если было выявлено употребление матерью психоактивных веществ, недостаточное владение английским языком или неспособность завершить последующую оценку. Исследование было одобрено комитетами по этике исследований человека RBWH и Университета Квинсленда. Для каждой диады мать-младенец было получено информированное письменное согласие родителей.

    Участники и процедура

    В исследовании приняли участие 36 младенцев (включая три группы дизиготных близнецов) и 33 матери. Матери завершили опрос в возрасте 7–15 дней (средний возраст младенца  = 11,63 дня, SD  = 2,69 дня), а поведение младенца оценивали в 6-месячном скорректированном возрасте (±3 недели) дома. Исследователь, обученный проводить интервью с радиочастотами, и SFP проводили оценки. Медицинские и демографические переменные матери и ребенка были собраны из историй болезни. Из 33 давших согласие матерей и их 36 младенцев три диады мать-младенец (9%) выбыли до первой оценки РФ, и еще пять пар (15%) выбыли перед второй оценкой в ​​6 месяцев (скорректированный возраст). Все исключения были одноплодными, и их исходные перинатальные характеристики и характеристики риска были статистически сходны с 25 младенцами, которые были оставлены в выборке. Пять матерей, прошедших первую, но не прошедшую вторую оценку, имели такое же соотношение высокого и низкого материнского RF, как и оставшаяся выборка.

    Мерки

    Детская мерка

    Процедура «Неподвижное лицо» (SFP) представляет собой интерактивное социальное стрессовое задание, которое оценивает способность младенца регулировать эмоции в контексте материнских различий в ответной реакции. & Frick, 2003; Mesman, van Ijzendoorn, & Bakermans-Kranenburg, 2009; Tarabulsy et al., 2003; Tronick, Als, Adamson, Wise, & Brazelton, 1978), включая недоношенных детей (De Schuymer, De Groote, Striano). , Шталь и Ройерс, 2011 г.). SFP состоит из трех записанных двухминутных эпизодов: (1) эпизод свободной игры, базовое нормальное взаимодействие лицом к лицу; (2) эпизод неподвижного лица, когда мать не отвечает с нейтральным выражением лица; и (3) эпизод воссоединения нормального взаимодействия. Метаанализ подтвердил, что классический эффект неподвижного лица характеризуется во всех трех эпизодах снижением положительного аффекта и взгляда на мать, усилением негативного аффекта от исходного уровня до эпизода неподвижного лица и частичным восстановлением в эпизоде ​​воссоединения (Mesman et al. , 2009 г.). SFP измеряет следующие виды поведения младенцев во время каждого из трех эпизодов SFP: положительный аффект (улыбка и позитивная вокализация), негативный аффект (суеты и плач), взгляд (смотрение в лицо матери), сосание (сосание большого пальца) и игра (игра с сиденьем/одеждой) (Адамсон и Фрик, 2003; Месман и др., 2009; Троник и др., 1978). Ответы были закодированы с использованием адаптированной схемы Tarabulsy et al. (2009), в которой пять вариантов поведения младенцев были рассчитаны по времени в каждом из трех эпизодов с использованием компьютерной программы. Общее количество секунд для каждого поведения во время каждого эпизода рассчитывалось как абсолютные секунды/120-секундный эпизод.

    Материнские показатели

    Пересмотренный опрос родителей по вопросам развития (PDI-R) был использован для оценки материнской радиочастотной способности (Slade, Aber, Bresgi, Berger, & Kaplan, 2004). Это полуструктурированное клиническое интервью фокусируется на взгляде матери на ребенка, зарождающихся отношениях между родителями и ребенком, а также на опыте родителя и ее собственном детском опыте. Матери предлагается описать поведение и психическое состояние своего ребенка и ее собственное поведение, а также то, как они могут влиять друг на друга (Slade, 2005). Вопросы касаются самых разных ситуаций, например, когда мать испытывала гнев и вину по отношению к своему ребенку. Ответы на PDI оцениваются в соответствии с уровнем сложности ссылок на психическое состояние во время интервью. PDI-R оценивается по 11-балльной шкале от -1 до 9., причем более высокие баллы указывают на большую пропускную способность радиочастоты. Оценка 5 указывает на типичную РФ в нормативных выборках (Slade, Grienenberger, et al., 2005). Материнский RF был дихотомизирован, при этом баллы  ≥4 указывали на более высокую мощность RF, а баллы  <4 указывали на низкую мощность RF. Это было основано на системе подсчета RF, согласно которой 3 балла указывают на сомнительную или низкую RF, что означает, что мать использует слова о психическом состоянии (например, счастливая, грустная), но обычно дает ответы, которые не содержат явного RF (Slade, Bernbach, Grienenberger, Леви и Локер, 2005 г. ). Оценка 4 указывает на рудиментарную способность к ментализации, так что демонстрируются связи между психическими состояниями и/или психическими состояниями и поведением (Slade, Bernbach, et al., 2005). Матери размышляли о своем воспитании младенцев, которые находились в детском саду специального ухода, что означало, что у матерей был ограниченный доступ к своим младенцам. Учитывая это ограничение, оценка 4 или более баллов в этом образце считалась высокой пропускной способностью РЧ. Интервью были записаны на аудио, а затем расшифрованы и закодированы сертифицированным кодировщиком PDI-R. Предыдущие исследования показали, что эта мера действительна и надежна (Slade et al., 2004; Slade, Grienenberger, et al., 2005; Taubner et al., 2012), и было выявлено наличие двух связанных, но различных параметров: само-ментализация и детская ментализация (suchman, decoste, leigh, & borelli, 2010). Матери близнецов заполняли PDI-R для каждого ребенка.

    Характеристики матери и младенца

    Данные о факторах риска, таких как возраст матери, уровень образования, жестокое обращение с матерью в анамнезе в детстве и предшествующая госпитализация младенцев в отделения для новорожденных, были получены от матерей, а перинатальная информация (пол, множественность и беременность) ) было получено из медицинской документации.

    Надежность

    Для установления надежности 36% данных о реакциях младенцев в SFP были закодированы вторым наблюдателем, наивным по отношению к исследуемым гипотезам. Изучение видеозаписей показало, что все матери сохраняли нейтральное выражение лица во время эпизода с неподвижным лицом, поэтому никакие данные не были отброшены. Межкодерная надежность была высокой, r  = .98. Все транскрипты RF были закодированы независимо двумя исследователями. Надежность была высокой, r  = ,96.

    Статистические анализы

    Частоты, х 2 и t — статистика тестов сравнила исходные характеристики и поведенческие реакции младенцев в каждом из эпизодов SFP между группами с высоким и низким RF. Чтобы проверить наши исследовательские гипотезы, мы использовали многоуровневое моделирование (через Linear Mixed Models в SPSS для Windows, версия 22, SPSS Inc., Чикаго, Иллинойс, США). Гипотеза о влиянии способности материнского RF на поведение недоношенных детей в SFP была исследована в группе RF (высокий против низкого) с помощью взаимодействия эпизодов SFP. Количество секунд, в течение которых младенцы проявляли определенное поведение, было зависимым результатом. Эпизоды SFP (уровень 1) были вложены в каждого младенца (уровень 2). Использовались критерии максимального правдоподобия. Все модели были протестированы с использованием неструктурированных структур авторегрессии первого порядка, составной симметрии и структур диагональной ковариации, чтобы определить, какая из них является наиболее подходящей. Неструктурированная ковариационная структура сохранялась во всех моделях. Две модели были определены для каждого из пяти поведенческих результатов. Модель 1 состояла из основных представляющих интерес переменных, независимо от статистической значимости, чтобы ответить на нашу гипотезу: эпизоды SFP, RF и эпизод SFP по взаимодействию RF. Кроме того, любые значимые исходные характеристики, которые имели значимую одномерную связь с исходом в 9 лет. 0007 p  < .1 (т. е. пол младенца, возраст матери, жестокое обращение с ребенком в анамнезе матери). Если добавление этих исходных переменных давало незначимые результаты (при p  < 0,05), их удаляли из многомерной модели.

    Результаты

    Из 25 младенцев у 10 младенцев (40%) наблюдался низкий материнский RF. Не было никаких существенных различий в исходных характеристиках младенцев (пол, множественность, беременность) и матерей (возраст, уровень образования, предшествующая госпитализация новорожденных в отделение интенсивной терапии [ОИТН], жестокое обращение с детьми в анамнезе) между группами с низким и высоким ФР (Таблица I). ).

    Таблица I.

    Характеристики матери и ребенка по высокому и низкому исходу RF для матери

    Базовый риск . Низкий РЧ . Высокая РЧ . ИЛИ (95% ДИ) . р .
    ( n  = 10)
    .
    ( n  = 15)
    .
    нет . % . п . % .
    Gestational age ≤32 weeks  50  33  2.00 (0.39–10.31)  .407 
    Infant sex (male)  50 10 67 2,00 (0,39–10.00)  .407 
    Maternal age ≥35 years  20  53  4. 55 (0.72–33.33)  .108 
    Plurality  30  13  2.79 (0.37–20.82)  .318 
    Maternal education level  20  3.50 (0.27–44.95)  .336 
    Previous NICU admission  20  27  1.45 (0.21–10.00)  .703 
    Maternal history of child abuse  40 4 27 1,83 (0,33–10,10) .486

    131302
    6

    1302
    6

    3139

    159

    13 .9 9 Открыть в новой вкладке

    Таблица I.

    Характеристики матери и ребенка по высокому и низкому исходу RF для матери

    Низкий РЧ . Высокая радиочастота . ИЛИ (95% ДИ) . р .
    ( n  = 10)
    .
    ( n  = 15)
    .
    нет . % . п . % .
    Гестационный возраст  ≤32 недель 50  33  2.00 (0.39–10.31)  .407 
    Infant sex (male)  50  10  67  2.00 (0.39 –10.00)  .407 
    Maternal age ≥35 years  «> 2  20  53  4.55 (0.72–33.33)  .108 
    Plurality  30  13  2.79 (0.37–20.82)  .318 
    Maternal education level  20  3.50 (0.27–44.95) .336 
    Previous NICU admission  20  27  1.45 (0.21–10.00)  .703 
    Maternal history of child abuse  40  27  1,83 (0,33–10,10) ,486
    Базовый риск . Низкий РЧ . Высокая РЧ . ИЛИ (95% ДИ) . р .
    ( n  = 10)
    .
    ( n  = 15)
    .
    нет . % . п . % .
    Гестационный возраст  ≤32 недель 5 50 5 33  2.00 (0.39–10.31)  .407 
    Infant sex (male)  50  10  «> 67  2.00 (0.39–10.00)  .407 
    Maternal age ≥35 years  20  53  4.55 (0.72–33.33)  .108 
    Plurality  30  13  2.79 (0.37–20.82)  .318 
    Maternal education level  20  3.50 (0.27–44.95)  .336 
    Previous NICU Прием 2 20 4 27 1,45 (0,21–10,00) .703
    .1347 27 1,83 (0,33–10,10) ,486

    Базовый риск . Низкий РЧ . Высокая РЧ . ИЛИ (95% ДИ) . р .
    ( n  = 10)
    .
    ( n  = 15)
    .
    п . % . п . % .
    Gestational age ≤32 weeks  50  33  2.00 (0.39–10.31)  .407 
    Infant sex (male)  50 10 67 2,00 (0,39–10,00) .407 
    Maternal age ≥35 years  «> 20  53  4.55 (0.72–33.33)  .108 
    Plurality  30  2 13  2.79 (0.37–20.82)  .318 
    Maternal education level  20  3.50 (0.27–44.95)  .336 
    Previous NICU admission  20  27  1.45 (0.21–10.00)  .703 
    Maternal history of child abuse  40  27 1,83 (0,33–10,10) .486

    Открыть в новой вкладке

    Реакции матерей и младенцев в SFP

    Младенцев матерей с высоким и низким уровнем RF сравнивали по всем пяти исходным реакциям: позитивный аффект, негативный аффект, взгляд на мать, сосание пальца и игра с сиденьем/одеждой (рис. 1). а–д). Только одна переменная исхода продемонстрировала значительные различия между матерями с низким и высоким РФ. Младенцы, у которых наблюдался высокий по сравнению с низким материнский RF, показали различия в трех эпизодах SFP только по негативному аффективному поведению, F (2,25) = 3,92, p  = 0,033. Последующие попарные сравнения показали, что младенцы с матерями с низким RF показали значительно более негативный аффект в эпизоде ​​воссоединения ( M  = 18,14 с, SE  = 3,69), чем в начальном игровом эпизоде ​​( M  = 2,99 с, SE  = 1,18, p  = 0,002). Наоборот, у младенцев с матерями с высоким RF наблюдался наиболее негативный аффект во время эпизода неподвижного лица ( M  = 21,33 с, SE  = 5,44), и это было значительно больше, чем в начальной игре (9).0007 M = 2,00S, SE = 0,96, P = 0,003) или воссоединение ( M = 9,58 с, SE = 3,02, P = 0,043) Эпизод (Рисунок 1 A). Никаких существенных эффектов не было обнаружено для других исходных ответов младенцев.

    Рисунок 1.

    Открыть в новой вкладкеСкачать слайд

    ( a ) Среднее значение (SE) поведенческой реакции младенцев на негативное воздействие по группе RF в каждом эпизоде ​​SFP. ( b ) Средняя (SE) поведенческая реакция младенца на положительный аффект по группе RF в каждом эпизоде ​​SFP. ( c ) Средняя (SE) поведенческая реакция младенца на сосание пальца/пальца по группе RF в каждом эпизоде ​​SFP (точки в рамке обозначают значимое различие). ( д ) . Средняя (SE) поведенческая реакция младенца на игру с сиденьем/одеждой по группе RF в каждом эпизоде ​​SFP (точки в рамке обозначают значительную разницу). ( e ) Средняя (SE) поведенческая реакция младенца на взгляд в сторону матери по группе RF в каждом эпизоде ​​SFP.

    Самый высокий уровень негативного аффекта был продемонстрирован в эпизоде ​​неподвижного лица у младенцев от матерей с высоким РФ по сравнению с эпизодом воссоединения у младенцев от матерей с низким РФ. Были проведены анализы для определения уровня самоуспокоения, который младенцы матерей с высоким и низким уровнем RF демонстрировали во время эпизода, когда они вызывали наиболее негативный аффект (т. е. чувствовали себя наиболее расстроенными). Две независимые группы t — проведены испытания по смешанной модели оценки. Этот анализ показал, что во время эпизода, вызвавшего наиболее негативный аффект, у младенцев с высоким уровнем RF матери значительно чаще сосали палец ( M  = 14,55 с, SD  = 11,88), чем у младенцев с низким уровнем RF ( M  = 0,98 с, SD  = 8,97), t (22) = 2,88, p  = .008. Точно так же во время эпизода, вызывающего наиболее негативный аффект, младенцы с матерями с высоким РФ демонстрировали значительно больше игр с поведением сиденья/одеждой (9).0007 M = 17,52, SD = 18,10), чем дети с низкими радиочастотами ( M = 0,69, SD = 4,02), T (15) = 3,48, P = 0,003.

    Обсуждение

    Мы исследовали, существуют ли различия в аффекте недоношенных детей, взгляде на мать или самоуспокаивающем поведении во время эпизодов SFP, в зависимости от способности матери RF. Недоношенные дети, которые испытали высокий или низкий ФР на 7–15 день после родов, различались по уровню негативного аффекта, проявляемого во время различных эпизодов СФП в 6-месячном скорректированном возрасте. Младенцы матерей с высоким RF воспроизводили классический эффект неподвижного лица: усиление негативного аффекта во время эпизода неподвижного лица по сравнению с начальными эпизодами свободной игры и воссоединения (Mesman et al., 2009).; Троник и др., 1978 г.). Младенцы усиливают свой негативный аффект, сигнализируя и протестуя против отклонения от чувствительного реагирования, к которому они привыкли в повседневном общении с матерью. Младенцы матерей с высоким РФ снижали уровень негативного аффекта в эпизоде ​​воссоединения, что указывает на восстановление после стрессовой ситуации. Напротив, младенцы от матерей с низким RF показали притупленный негативный ответ во время эпизода неподвижного лица, но усиление их негативного аффекта в эпизоде ​​воссоединения и снижение саморегуляции поведения.

    Вполне возможно, что младенцы матерей с низким РФ не считали эпизод неподвижного лица стрессовым, потому что они в некоторой степени привыкли к менее чуткому воспитанию. Эта интерпретация маловероятна, так как негативный эффект усилился во время этого эпизода по сравнению с начальным эпизодом свободной игры. Однако, даже если недоношенные дети матерей с низким РФ не испытывают усиленного дистресса в ответ на эпизод с неподвижным лицом, это указывает на то, что недоношенные дети матерей с низким РФ атипично реагируют на невосприимчивую мать. Это может указывать на то, что эти младенцы не ожидают деликатных, случайных ответов от своих матерей в повседневном общении, поскольку поведение младенцев в SFP считается показателем качества отношений (Mesman et al., 2009).). Это согласуется с предыдущими исследованиями, показывающими, что существует связь между аспектами родительской РФ и толерантностью к дистрессу младенцев (Rutherford et al. , 2013).

    Сосание пальца и игра с сиденьем/одеждой считаются самоуспокаивающим поведением, которое помогает младенцу регулировать свои собственные негативные эмоции (Tronick et al., 1978). Когда младенцы матерей с высоким уровнем RF испытывают стресс, они демонстрируют заметно более высокий уровень самоуспокоения, чем дети матерей с низким уровнем RF. Наиболее стрессовый эпизод (т. е. тот, в котором проявлялся наиболее негативный аффект) различался в зависимости от материнской способности RF. Во время наиболее стрессового эпизода дети матерей с высоким РФ демонстрировали значительно более высокий уровень самоуспокоения (14–18 с), чем дети матерей с низким РФ (<1 с). Это может свидетельствовать о том, что недоношенные дети от матерей с низким РФ не так хорошо умеют успокаивать себя во время стресса, что предполагает более низкую способность к регуляции эмоций. Это согласуется с предыдущими исследованиями, показывающими, что доношенные младенцы, которые в большей степени склонны к самоуспокоению, проявляют меньше негативных эмоций во время стрессовых событий и лучше справляются с уменьшением своих негативных эмоций при дистрессе (Braungart-Rieker & Stifter, 19). 96). Способность регулировать уровень стресса важна, поскольку младенцы, которым трудно регулировать дистресс, подвергаются повышенному риску развития или наличия проблем с поведением в развитии (Crockenberg et al., 2008).

    Поведение младенцев во время SFP связано с клинически значимыми поведенческими и эмоциональными результатами в детстве. Реакции доношенных детей (положительные и отрицательные эмоции и саморегуляция поведения) во время SFP в возрасте 3–6 месяцев позволяют предсказать отношения привязанности (Braungart-Rieker, Garwood, Powers, & Wang, 2001; Cohn, Campbell, & Ross, 19).91; Экас, Халтиган и Мессингер, 2013 г.; Tronick, Ricks, & Cohn, 1982) и внутренние и внешние поведенческие проблемы в детстве (Ekas et al., 2013; Moore, Cohn, & Campbell, 2001; Wagner, 2014; Willoughby, Waschbusch, Moore, & Propper, 2011). Таким образом, различия в аффективном и регулирующем поведении, зависящие от материнской RF, могут иметь долгосрочные последствия.

    Предыдущие исследования с доношенными младенцами показывают, что большая материнская чувствительность связана с более адаптивным поведением, таким как самоуспокоение, во время эпизодов неподвижного лица и воссоединения (Mesman et al. , 2009).). Исследования с доношенными детьми также показывают, что способность матери регулировать и размышлять о своем собственном психическом состоянии и психическом состоянии своего младенца помогает младенцу в развитии навыков регулирования эмоций (Slade, 2005). Вышеприведенные результаты могут быть применимы к недоношенным детям, так как высокая мощность материнского RF может обеспечить лучшую адаптацию и реакцию на менее адаптивное поведение детей, рожденных недоношенными. Из этого следует, что опыт более чуткого воспитания (т. е. более высокая материнская РФ) будет связан со способностью недоношенных детей успокаивать себя во время стрессового события.

    В целом, результаты показывают, что различия в регуляции эмоций уже присутствуют в 6-месячном скорректированном возрасте, в зависимости от РЧ-способностей матери. Это особенно важно для недоношенных детей, так как они могут испытывать большие трудности с ранними регуляторными и интерактивными способностями (Mangelsdorf et al. , 1996; Neu & Robinson, 2010). Ранние вмешательства, направленные на улучшение материнской RF, могут быть полезны для долгосрочных результатов у детей, поскольку RF — это способность, которую можно тренировать и улучшать (Slade, 2005).

    Было разработано несколько интервенционных программ для усиления материнской RF (Slade, 2007). Сеансы помогают матерям связать поведение и психическое состояние своих младенцев и понять, как их собственное психическое состояние и психическое состояние их младенца могут влиять друг на друга. Это показало большую эффективность в группах риска (Sadler et al., 2013; Sleed, Baradon, & Fonagy, 2013). Результаты показывают, что мощность РЧ после вмешательства увеличилась в группе вмешательства по сравнению с контрольной группой, у которой мощность РЧ со временем обычно снижалась (Sleed et al., 2013). Обучение RF может также иметь важные последствия для других аспектов отношений между родителями и детьми. У матерей, прошедших курс радиочастотной подготовки, в возрасте 12 месяцев с большей вероятностью рождались младенцы с надежным прикладыванием (Sadler et al. , 2013). Такие вмешательства могут быть предложены матерям недоношенных детей, которые демонстрируют низкую способность РЧ в течение нескольких недель после родов, чтобы помочь предотвратить возникновение проблем с регуляцией эмоций у младенцев и трудностей во взаимодействии матери и ребенка. Это может быть особенно важно для матерей недоношенных детей, поскольку эти дети могут быть менее отзывчивыми и адаптивными изначально, а родители часто испытывают постоянный стресс, связанный со здоровьем их ребенка (Muller-Nix et al., 2004).

    Небольшой размер выборки настоящего исследования является существенным ограничением, и результаты должны интерпретироваться с осторожностью из-за размера выборки. Таким образом, это исследование следует рассматривать как предварительное исследование, которое дает наводящие на размышления результаты, требующие повторения с большей выборкой. Кроме того, несмотря на то, что выборка была набрана из одной из крупнейших государственных больниц в штате, выборка могла иметь более низкий риск, чем общая популяция недоношенных детей (т. е. дети были на сроке гестации не менее 28 недель). Тем не менее, текущее исследование выявило разницу в реакции младенцев в зависимости от мощности РЧ матери, что позволяет предположить, что существуют важные различия, требующие дальнейшего изучения. Будущие исследования должны изучить влияние RF на реакции SFP младенцев в большой выборке пар недоношенных и доношенных младенцев и матерей, чтобы воспроизвести текущие результаты и выяснить, применимы ли они к доношенным младенцам. Включение материнского стресса и депрессии в анализы также было бы полезным. Наконец, будущие исследования должны изучить специфические факторы риска снижения мощности РЧ у матерей недоношенных детей. В целом, учитывая небольшой размер выборки, это исследование следует рассматривать как предварительное пилотное исследование, которое может быть использовано в будущих исследованиях. Будущие исследования необходимы для подтверждения текущих результатов на большей выборке.

    В заключение, это исследование показывает, что уже в возрасте 6 месяцев после коррекции недоношенные дети по-разному реагируют на стрессовые события и восстанавливаются после них, в зависимости от уровня материнской RF-способности. Результаты подтверждают результаты других исследований, которые связывают материнскую RF-способность с качеством отношений мать-младенец и последующей привязанностью (Grinenberger, Kelly, & Slade, 2005; Slade, 2005; Slade, Grienenberger, et al., 2005). Понимание факторов, влияющих на развитие отношений мать-младенец, может помочь в проведении вмешательств и улучшить исходы в более позднем детстве для недоношенных детей, которые относятся к группе риска и нуждаются в дополнительной поддержке.

    Благодарности

    Авторы искренне благодарят семьи, участвовавшие в этом исследовании, за их участие в нескольких моментах времени. Они также благодарят Мелоди Роуз, Рашель Сидху и Керри Вудворд за помощь в сборе данных и/или кодировании ответов.

    Финансирование

    Это исследование было поддержано двумя финансирующими агентствами: грантом Университета Квинсленда на исследования ранней карьеры, предоставленным MHD, и грантом проекта Фонда Королевской женской больницы Брисбена.

    Конфликт интересов : Не объявлено.

    Каталожные номера

    Adamson

    L. B.

    Frick

    J. E.

    (

    2003

    ).

    Неподвижное лицо: история общей экспериментальной парадигмы

    .

    Младенчество

    ,

    4

    ,

    451

    473

    .

    Андерсон

    П.

    Дойл

    Л. Ш.

    (

    2003

    ).

    Нейроповеденческие исходы у детей школьного возраста, родившихся с экстремально низкой массой тела при рождении или очень недоношенных в возрасте 19 лет.90-е годы

    .

    Журнал Американской медицинской ассоциации

    ,

    289

    ,

    3264

    3272

    .

    Bakermans-Kranenburg

    M. J.

    van IJzendoorn

    M. H.

    Juffer

    F.

    (

    2003

    ).

    Чем меньше, тем лучше: мета-анализ вмешательств на чувствительность и привязанность в раннем детстве

    .

    Психологический вестник

    ,

    129

    ,

    195

    215

    .

    Beckwith

    L.

    Rodning

    C.

    (

    1996

    ).

    Диадические процессы между матерями и недоношенными детьми: развитие в возрасте от 2 до 5 лет

    .

    Журнал психического здоровья младенцев

    ,

    17

    ,

    322

    333

    .

    Bhutta

    A. T.

    Cleves

    M. A.

    Кейси

    P. H.

    Cradock

    M.

    Anand

    K. J.

    M.

    (

    2002

    ).

    Когнитивные и поведенческие результаты детей школьного возраста, родившихся недоношенными: метаанализ

    .

    Журнал Американской медицинской ассоциации

    ,

    288

    ,

    728

    737

    .

    Бик

    Дж.

    Дозье

    М.

    Мур

    С.

    (

    2012

    ).

    Предикторы использования лечения приемными матерями в программе вмешательства на основе привязанности

    .

    Привязанность и развитие человека

    ,

    14

    ,

    439

    452

    .

    Борнштайн

    M. H.

    Tamis-LeMonda

    C. S.

    (

    1989

    ).

    Реакция матери и когнитивное развитие у детей

    . В

    Борнштайн

    М. Х.

    (Ред. ),

    Материнская отзывчивость: характеристики и последствия

    (стр.

    49

    61

    ).

    Сан-Франциско, Калифорния

    :

    Джосси-Басс

    .

    Боулби

    Дж.

    (

    1969

    ).

    Привязанность и потеря (Том 1: Привязанность)

    .

    Нью-Йорк, штат Нью-Йорк

    :

    Основные книги

    .

    Браунгарт-Рикер

    Дж. М.

    Гарвуд

    М. М.

    Пауэрс

    Б. П.

    Ван

    Х9

    (

    2001

    ).

    Родительская чувствительность, младенческий аффект и регуляция аффекта: предикторы более поздней привязанности

    .

    Развитие ребенка

    ,

    72

    ,

    252

    270

    .

    Braungart-Rieker

    J. M.

    Stifter

    C. A.

    (

    1996

    ).

    Реакции младенцев на фрустрирующие ситуации: постоянство и изменение реактивности и регуляции

    .

    Развитие ребенка

    ,

    67

    ,

    1767

    1779

    .

    Коричневый

    Н.К.

    Дойл

    Л.В.

    Медведь

    М.Дж.

    Индер

    Т.Е. (

    2006

    ).

    Изменения нейроповедения в срок отражают различные перинатальные воздействия у глубоко недоношенных детей

    .

    Педиатрия

    ,

    118

    ,

    2461

    2471

    .

    Кон

    Дж. Ф.

    Кэмпбелл

    С. Б.

    Росс

    С.

    (

    1991

    ).

    Реакция младенца в парадигме неподвижного лица в 6 месяцев предсказывает избегающую и надежную привязанность в 12 месяцев

    .

    Развитие и психопатология

    ,

    3

    ,

    367

    376

    .

    Crockenberg

    S. C.

    Leerkes

    E. M.

    P. S. B.

    (

    2008

    ).

    Прогнозирование агрессивного поведения на третьем году жизни на основе реактивности младенцев и регуляции, обусловленной материнским поведением

    .

    Развитие и психопатология

    ,

    20

    ,

    37

    54

    .

    Де Шуймер

    Л.

    Де Гроот

    И.

    Стриано

    Т.

    Шталь

    Д.

    Роерс

    0009

    Х.

    (

    2011

    ).

    Диадические и триадные навыки у недоношенных и доношенных детей: лонгитюдное исследование в первый год жизни

    .

    Поведение и развитие младенцев

    ,

    34

    ,

    179

    188

    .

    Delobel-Ayoub

    M.

    ARNAUD

    C.

    .

    А.

    Розе

    Дж. К.

    Матис

    Дж.

    Пико

    Дж. К.

    Камински

    9 9 Ларк

    9 М.0009

    Б.

    ;

    Исследовательская группа EPIPAGE.

    (

    2009

    ).

    Поведенческие проблемы и когнитивные способности в возрасте 5 лет после очень преждевременных родов: исследование EPIPAGE

    .

    Педиатрия

    ,

    123

    ,

    1485

    1492

    .

    Деринг

    Л. В.

    Мозер

    Д. К.

    Дракуп

    К.

    (

    2000

    ).

    Корреляты тревоги, враждебности, депрессии и психосоциальной адаптации у родителей новорожденных в отделении интенсивной терапии новорожденных

    .

    Неонатальная сеть

    ,

    19

    ,

    15

    23

    .

    Eckerman

    C. O.

    Oehler

    J. M.

    Medvin

    M. B.

    Hannan

    T. E.

    (

    1994

    ).

    Недоношенные новорожденные как социальные партнеры до срока

    .

    Поведение и развитие младенцев

    ,

    17

    ,

    55

    70

    .

    Экас

    Н. В.

    Халтиган

    Дж. Д.

    Мессингер

    Д. С.

    (

    2013

    ).

    Динамический эффект неподвижного лица: снижают ли ставки младенцы со временем, когда родители не реагируют?

    Психология развития

    ,

    49

    ,

    1027

    1035

    .

    Гольдберг

    С.

    Ди Витто

    Б.

    (

    2002

    ).

    Воспитание недоношенных детей

    . В

    Борнштайн

    М. Х.

    (Ред.),

    Справочник для родителей

    (

    Том. 1

    , 2-е изд. , стр.

    329

    354

    ).

    Махва, Нью-Джерси

    :

    Лоуренс Эрлбаум

    .

    Гриненбергер

    Дж.

    Келли

    К.

    Слейд

    А.

    (

    2005

    ).

    Рефлексивное функционирование матери, аффективное общение матери и младенца и привязанность к младенцу: изучение связи между психическими состояниями и наблюдаемым поведением по уходу в межпоколенческой передаче привязанности

    .

    Привязанность и развитие человека

    ,

    7

    ,

    299

    311

    .

    Hughes

    M. B.

    Shults

    J.

    McGrath

    J.

    Medoff-Cooper

    B.

    9 (

    2002

    ).

    Особенности темперамента недоношенных детей первого года жизни

    .

    Журнал развития и поведенческой педиатрии

    ,

    23

    ,

    430

    435

    .

    Johnson

    M.

    Schmeid

    V.

    Lupton

    S. J.

    Austin

    M. P.

    Matthey

    S. M.

    Kemp

    L.

    Meade

    T.

    Yeo

    А. Е.

    (

    2012

    ).

    Измерение перинатального риска для психического здоровья

    .

    Архив женского психического здоровья

    ,

    15

    ,

    375

    386

    .

    Коря

    Р.

    Латвия

    Р.

    Лехтонен

    Л.

    (

    2012

    ).

    Влияние преждевременных родов на взаимодействие и привязанность матери и ребенка в течение первых двух лет жизни ребенка

    .

    Acta Obstetricia et Gynecologica Scandinavica

    91

    ,

    164

    173

    .

    Мэджилл-Эванс

    Дж.

    Харрисон

    М. Дж.

    (

    1999

    ).

    Взаимодействие родителей и детей и развитие детей ясельного возраста, родившихся недоношенными

    .

    Western Journal of Nursing Research

    ,

    21

    ,

    292

    307

    .

    Мэджилл-Эванс

    Дж.

    Харрисон

    М. Дж.

    (

    2001

    ).

    Взаимодействие родителей и детей, родительский стресс и результаты развития в возрасте 4 лет

    .

    Охрана здоровья детей

    ,

    30

    ,

    135

    150

    .

    Mangelsdorf

    S. C.

    Plunkett

    J. W.

    Dedrick

    C. F.

    Berlin

    M.

    Meisels

    S. J.

    McHale

    J. L.

    Dichtellmiller

    M.

    (

    1996

    ).

    Безопасность прикладывания у младенцев с очень низкой массой тела при рождении

    .

    Психология развития

    ,

    32

    ,

    914

    920

    .

    Месман

    Ж.

    van Ijzendoorn

    M. H.

    Bakermans-Kranenburg

    M. J.

    (

    2009

    ).

    Многоликая парадигма неподвижных лиц: обзор и метаанализ

    .

    Обзор развития

    ,

    29

    ,

    120

    162

    .

    Майлз

    М. С.

    Холдич-Дэвис

    Д.

    Шварц

    Т. А.

    Шер

    М.

    29 (

    2007

    ).

    Депрессивные симптомы у матерей недоношенных детей

    .

    Журнал педиатрии развития и поведения

    ,

    28

    ,

    36

    44

    .

    Милгром

    Дж.

    Ньюнэм

    К.

    Андерсон

    П. Дж.

    Дойл

    Л. В.

    Gemmill

    A. W.

    Hunt

    R. W.

    Bear

    M.

    Inder

    T.

    (

    2010

    ).

    Тренировка ранней чувствительности для родителей недоношенных детей: влияние на развивающийся мозг

    .

    Педиатрические исследования

    ,

    67

    ,

    330

    335

    .

    Moore

    G. A.

    Cohn

    J. F.

    Campbell

    S. B.

    (

    2001

    ).

    Аффективные реакции младенцев на неподвижное лицо матери в возрасте 6 месяцев по-разному предсказывают экстернализирующее и интернализирующее поведение в возрасте 18 месяцев

    .

    Психология развития

    ,

    37

    ,

    706

    714

    .

    Muller-Nix

    C.

    Forcada-Guex

    M.

    Pierrehumbert

    B.

    Jaunin

    L.

    0009

    А.

    Ансермет

    Ф.

    (

    2004

    ).

    Недоношенность, материнский стресс и взаимодействие матери и ребенка

    .

    Раннее развитие человека

    ,

    79

    ,

    145

    158

    .

    Мюррей

    Л.

    Купер

    П.

    (

    1997

    ).

    Влияние послеродовой депрессии на развитие младенцев

    .

    Архив болезней детского возраста

    ,

    77

    ,

    99

    101

    .

    Робинсон

    Дж.

    (

    2010

    ).

    Материнское держание недоношенных детей в первые недели после рождения и парное взаимодействие в возрасте шести месяцев

    .

    Журнал акушерства, гинекологии и ухода за новорожденными

    ,

    39

    ,

    401

    414

    .

    О’Коннор

    Т. Г.

    Херон

    Дж.

    Гловер

    В.

    (

    2002

    ).

    Антенатальная тревожность является предиктором поведенческих/эмоциональных проблем у ребенка независимо от послеродовой депрессии

    .

    Журнал Американской академии детской и подростковой психиатрии

    ,

    41

    ,

    1470

    1477

    .

    О’Нил

    Дж.

    Уилсон

    М.

    Шоу

    Д. С.

    Дишон

    Т. Дж.

    9 (

    2009

    ).

    Взаимосвязь между родительской эффективностью и депрессивными симптомами в разнообразной выборке матерей с низким доходом

    .

    Журнал детских и семейных исследований

    ,

    18

    ,

    643

    652

    .

    Obeidat

    H.M.

    Bond

    E.A.

    Callister

    L.C.

    (

    2009

    ).

    Родительский опыт пребывания младенца в отделении интенсивной терапии новорожденных

    .

    Журнал перинатального образования

    ,

    18

    ,

    23

    29

    .

    Приэль

    Б.

    Меламед-Хасс

    С.

    Бессер

    А.

    Кантор

    Б.

    (

    2000

    ).

    Адаптация усыновленных детей: роль материнской саморефлексии

    .

    Семейные отношения: междисциплинарный журнал прикладных семейных исследований

    ,

    49

    ,

    389

    396

    .

    Rutherford

    H. J.

    Goldberg

    B.

    Luyten

    P.

    Bridgett

    D. J.

    Mayes

    L. C.

    D. J.

    L. C.

    (

    2013

    ).

    Родительское рефлексивное функционирование связано с терпимостью к дистрессу младенца, но не к общему дистрессу: доказательства специфических отношений с использованием симулированной детской парадигмы

    .

    Поведение и развитие младенцев

    ,

    36

    ,

    635

    641

    .

    Sadler

    L.

    Slade

    A.

    Close

    N.

    Webb

    D. L.

    Simpson0006 T.

    Fennie

    K.

    Mayes

    L. C.

    (

    2013

    ).

    Забота о ребенке: Повышение рефлексивности для улучшения здоровья и отношений в раннем возрасте в рамках междисциплинарной программы посещения на дому

    .

    Журнал психического здоровья младенцев

    ,

    34

    ,

    391

    405

    .

    Шмукер

    Г.

    Бриш

    К.-Х.

    Kohntop

    B.

    Betzler

    S.

    Osterle

    M.

    Pohlandt

    F.

    Pokorny

    D.

    М.0009

    Качеле

    Х.

    Буххайм

    А.

    (

    2005

    ).

    Влияние недоношенности, беспокойства матери и нейробиологического риска младенцев на взаимодействие матери и ребенка

    .

    Журнал психического здоровья младенцев

    ,

    26

    ,

    423

    441

    .

    Silk

    J. S.

    Shaw

    D. S.

    Skuban

    E. M.

    Oland

    A. A.

    Kovacs

    M.

    (

    2006

    ).

    Стратегии регуляции эмоций у потомства матерей с депрессией в детстве

    .

    Журнал детской психологии и психиатрии

    ,

    47

    ,

    69

    78

    .

    Слейд

    А.

    (

    2005

    ).

    Родительское рефлексивное функционирование: введение

    .

    Привязанность и развитие человека

    ,

    7

    ,

    269

    281

    .

    Слейд

    А.

    (

    2007

    ).

    Программы рефлексивного воспитания: теория и развитие

    .

    Психоаналитическое исследование

    ,

    26

    ,

    640

    657

    .

    Слэйд

    А.

    Абер

    J. L.

    Bresgi

    I.

    Berger

    B.

    Kaplan

    M.

    (

    2004

    ).

    .

    Нью-Йорк

    :

    Городской университет Нью-Йорка

    .

    Ступень

    A.

    Bernbach

    E.

    Grienenberger

    J.

    Леви

    D.

    Locker

    9

    6 A. (

    2005

    ).

    Дополнение к Руководству по оценке рефлексивного функционирования: для использования с опросом родителей о развитии

    .

    .

    Нью-Йорк

    :

    Городской колледж и Центр выпускников Городского университета Нью-Йорка

    .

    Slade

    A.

    Greenenberger

    J.

    Бернбах

    E.

    Levy

    D.

    Locker

    A.

    (

    2005

    ).

    Рефлексивное функционирование матери, привязанность и разрыв передачи: предварительное исследование

    .

    Привязанность и развитие человека

    ,

    7

    ,

    283

    298

    .

    Сани

    М.

    Барадон

    Т.

    Фонаги

    стр.

    (

    2013

    ).

    Новые начинания для матерей и младенцев в тюрьме: кластерное рандомизированное контролируемое исследование

    .

    Привязанность и развитие человека

    ,

    15

    ,

    349

    367

    .

    Сучман

    N.E.

    DeCoste

    C.

    Leigh

    D.

    Borelli

    J.

    (

    2010

    ).

    Рефлективное функционирование у матерей с расстройствами, связанными с употреблением наркотиков: значение для диадных взаимодействий с младенцами и детьми младшего возраста

    .

    Привязанность и развитие человека

    ,

    12

    ,

    567

    585

    .

    Тарабулсы

    Г. М.

    Провост

    М. А.

    Бордело

    С.

    Трудель-Фицджеральд

    С.

    Moran

    G.

    Pederson

    D. R.

    Trabelsi

    M.

    Lemelin

    J. P.

    Pierce

    T.

    (

    2009

    ).

    Валидация короткой версии материнского поведения Q-set, примененного к краткой видеозаписи взаимодействия матери и ребенка

    .

    Поведение и развитие младенцев

    ,

    32

    ,

    132

    136

    .

    Tarabulsy

    G. M.

    Провост

    M. A.

    Deslandes

    J.

    ST-Laurent

    D.

    Moss

    E.

    Lemelin

    0006 Ж.-П.

    Бернье

    А.

    Дассильва

    Ж.-Ф.

    (

    2003

    ).

    Индивидуальные различия в реакции младенцев на неподвижное лицо в возрасте 6 месяцев

    .

    Поведение и развитие младенцев

    ,

    26

    ,

    421

    438

    .

    Taubner

    S.

    Hörz

    S.

    Fischer-Kern

    M.

    Doering

    S.

    Buchheim

    A.

    Zimmermann

    .

    99

    66 A.

    . (

    2012

    ).

    Внутренняя структура отражательной функциональной шкалы

    .

    Психологическая оценка

    ,

    127

    135

    .

    Трейво

    К.

    Дойл

    Л. В.

    Ли

    К. Дж.

    Робертс

    Г.

    Индер

    Т. Е.

    Андерсон

    П. Дж.

    (

    2012

    ).

    Социально-эмоциональные трудности у глубоко недоношенных и доношенных детей в возрасте 2 лет позволяют прогнозировать специфические социально-эмоциональные проблемы в возрасте 5 лет

    .

    Журнал детской психологии

    ,

    37

    ,

    779

    785

    .

    Tronick

    E.

    Adamson

    L.

    Wise

    S.

    Brazelton

    T. B.

    9 9009 (

    1978

    ).

    Реакция младенца на попадание в ловушку между противоречивыми сообщениями при личном общении

    .

    Журнал Американской академии детской психиатрии

    ,

    17

    ,

    1

    13

    .

    Tronick

    E.

    Ricks

    M.

    Cohn

    J. F.

    (

    1982

    ).

    Аффективный обмен между матерью и младенцем: модели адаптации

    . В

    Филд

    Т.

    Фогель

    А.

    (ред.),

    Эмоции и взаимодействие: Нормальные младенцы и дети с высоким риском

    (стр.

    83

    100

    ).

    Хиллсдейл, Нью-Джерси

    :

    Эрльбаум

    .

    Вагнер

    Н. Дж.

    (

    2014

    ).

    Ассоциации между поведением младенцев во время парадигмы «лицо-к-лицу» и оппозиционно-дерзким и бездушно-бесчувственным поведением в раннем детстве

    ,

    Университет Северной Каролины

    ,

    Чапел-Хилл, Северная Каролина

    .

    Willoughby

    M. T.

    Waschbusch

    D. A.

    Moore

    G. A.

    Propper

    C. B.

    (

    2011

    ).

    Использование ASEBA для скрининга черствых, неэмоциональных черт в раннем детстве: структура факторов, временная стабильность и полезность

    .

    About the Author

    Добавить комментарий

    Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

    Related Posts