О графомании, Литинституте и мастере Владимире Орлове
Выпускники и преподаватели
Елена Суханова
Графомания ― такая штука, какую можно поставить в один ряд с алкогольным опьянением или психическим отклонением (не тем, которое болезнь, а тем, которое «просто дурак»). Ведь сильно пьяный человек, как и сильно неумный, никогда не признает себя таковым. То же и с графоманами.
Графомания ― диагноз, каковой можно поставить лишь интуитивно. Трактовки, даваемые этому термину в словарях, размыты и обтекаемы, но намётанный глаз видит графомана сразу, ибо интуицию не обманешь.
В Литературном институте о графоманах говорили, как об акулах, неизменно сопровождающих в былые времена любой корабль. Для благодатного плавания оного сделать они ничего бы не смогли, да и не захотели б, но весьма надеялись полакомиться чем-то, упавшим с борта.
В 1999 году, поступив в Лит, я попала на семинар к Владимиру Викторовичу Орлову.
Однажды один из наших, взъярившись на мастера за что-то, вспылил прямо на занятии. Вскочил, принялся кричать, мол, «Альтист Данилов» ― ничего не значащее произведение, что вообще Орлов ― бездарь и графоман, что он не в состоянии наваять ни одной стоящей строчки. Одного из наших звали Денисом, и он считал себя гением. Впрочем, и сейчас считает. Пожалуй, даже где-то заслуженно.
Мастер не выгнал Дениса с семинара и тем более из института (выгнать Дениса откуда бы то ни было казалось непосильной задачей). Полагаю, окружающие не раз пытались поместить Орлова в когорту графоманов. Такое с каждым случается.
Денис потом успокоился. Пай-мальчиком не стал, но вспышек себе больше не позволял. Тема графомании развития в тот раз не получила.
Зато помню ещё один случай, когда у нас с Владимиром Викторовичем случился поверхностный разговор об этом явлении. Я тогда уже окончила институт и как-то пришла к мастеру на семинар. Спросила его, как новый, свеженабранный, курс. Орлов рассказал, а потом упомянул, что поступал к нему в том 2004-м один абитуриент то ли 1932-го, то ли 1933-го года рождения. Я неосторожно брякнула:
― Так он же старше вас.
Владимир Викторович улыбнулся и продолжил:
― Но не взял я его. Графоман он. Очень много пишет.
Конечно, графомания ― это не всегда стеллажи, заполненные бесконечными рукописями. Не все умеют сокращать. Возможно, и не всегда это нужно. Стивен Кинг пишет довольно много, и его, как я слышала, упрекают в многословности. Только графоман ли он?
Как-то раз один молодой человек (а именно тридцати пяти лет) сказал мне, что пишет стихи. И взялся продекламировать, придя для этого на собрание городских литераторов. Хм… он действительно считал это стихами.
Недавно в интернете появился чудесный отзыв Сергея Калугина, побывавшего членом жюри конкурса «Всемирный день поэзии». Он так мастерски вычленял из числа участников поэтического состязания графоманов, так метко рассказывал о том, что творится у них в головах, что мне захотелось назвать такой подход литературным психоанализом по Калугину. Его весьма легко провести. Достаточно просто неплохо знать пишущих людей, и всё становится ясно. Другое дело, что проводить такой психоанализ хочется именно в отношении плохих авторов. Это, по видимости, один из показателей. Ибо когда читаешь талантливый текст, не желаешь задумываться о том, какие причины толкнули создателя на его написание. В плохих же текстах ищешь именно причину, чтобы понять, для чего автор со всем этим бился.
Тридцатипятилетний мальчик, пытающийся рассказать о любви, явно имел с ней некоторые проблемы, а детям пример требовалось показывать. Не любовь это ещё, когда залёт… Эх! Однако косноязычие, незнание элементарных правил и антиначитанность свели потуги на нет. Зато мальчик спортсмен и в голову он ещё и ест.
В институте нам давали понять, что сами занимаются выпуском своих книг только графоманы. Дарья Бобылёва однажды на своей странице в соцсети назвала таких людей «потерпевшими авторами». Ремарка заслуживает аплодисментов.
Тут надо признать, что у некоторых (каковых ничтожный процент) это получается хорошо. Там видно, что и над обложкой профессионал потрудился, и текст вычитан так, что даже самый въедливый комар носа не подточит, и знак качества начинки, хотя и незрим, сразу бросается в глаза. Если такой труд и можно назвать графоманией, то неохотно, с большой натяжкой.
Да и времена сейчас иные. Теперь самиздат в моде.Плохо только, что основная масса тех, кто именует себя писателями, в наши дни к вопросам упомянутого самиздата подходят тяп-ляп, ибо полагают себя настолько одарёнными, что тратить внимание на всякие мелочи не желают. Такие люди искренне убеждены, что воспетая авторская вежливость к читателю (то бишь, элементарная грамотность) не для них. Что их нужно принимать со всеми недостатками, причём принимать на ура. «Гений» может махнуть ручкой в ответ на слова об ошибках и сказать: «Это моё авторское». Интересно, когда же на смену понятию «авторская пунктуация» пришло понятие «авторская безграмотность»?
Потерпевший автор считает, что чем больше у него изданных опусов, тем убедительней его талант выглядит для окружающих. «Ах, у меня пятнадцать книг!» ― и не важно, что все они выпущены посредством системы, доступной для каждого.
А ещё графоман удивляется тому, что его не хвалят. Ибо должны. Не так давно свершился забавный судебный процесс.
Изрядно «потерпевшая» пенсионерка судилась с молодым человеком за неконструктивную, на субъективный взгляд, критику в адрес её стихов. Самое удивительное в этой истории, что дама искренне считала всех, кто негативно высказывался о её творчестве, кругом неправыми. Всех. До суда дошло. Ждала поэтесса бонусов в виде приёма в Союз писателей, помощи в издании книг и регулярных денежных выплат. Получила отказ.Я не хочу сказать, что автор непременно обязан голодать и из последних сил, на голимом энтузиазме, нанизывать буквы на строчки. Говорю лишь о целях этого самого нанизывания.
Одно дело, если ты пишешь, потому что это призвание, и другое ― если воспылал страстью к падающим с неба миллионам.Недавно один знакомый решил открыть новую страницу своей жизни и издал на доступном для всех ресурсе свою макси-повесть. Или мини-роман. Он не определился. Психоанализ по Калугину помогает понять причины. «Задолбала эта журналистика!» ― печалится автор. «Семью не прокормить. Стану писателем!» ― вопит подсознание.
В предисловии к книге знакомый самонадеянно заявил, что он-то точно знает разницу между графоманией и серьёзной литературой. Это ему отец объяснил. А от текста веет тем, что задолбало. Новости с посевной у некоторых репортёров выглядят куда более живыми. Поверхностные сужения, непродуманные диалоги, неоправданные действия персонажей макси-повести наводят тоску. Читатель рвётся отправить эту книгу в крематорий, даже электронную.
Но знакомый не сдаётся. Он же так хорошо потрудился. Отлично просто. И начинает дружить с людьми, которых издают, намекая им, мол, неплохо бы текст его отправить знакомому редактору.
Человеку, пишущему для периодических изданий, тяжело переключаться на работу с художественным текстом. Орлов в конце концов не выдержал. Бросил журналистику, ушёл на вольные хлеба. Литературное творчество требует иного подхода. Если газетный обозреватель не осилил эту вершину, ему, пожалуй, рано заявлять, что он-то точно не графоман.
Снова погрущу о том, сколь много появляется недотворений в бумажном виде. Бедные, павшие в неравном бою, рощи. У них не оставалось шанса. Если бы я принадлежала к какому-нибудь «зелёному» движению, то начала бы борьбу с графоманами и скандировала в офисе доступного всем ресурса: «Не издавайте в бумаге всех подряд! До бумажных книг ещё надо дорасти!»
Мы живём в те времена, когда графомания начинает эволюционировать. Когда она делится и пытается взглянуть на мир ранее закрытым глазом. Благодаря интернету сейчас появляется графомания читательская.
Вот говорят, нынче люди мало читают. Вовсе нет. Читают они как никогда много. Просто не всегда книги. Люди читают посты в соцсетях, страницы блогов и отзывы.
Отзывы так часто бывают необъективными, что странно, почему к ним вообще кто-то прислушивается. Это определённый способ общения. Выглядит приблизительно так:
― Не бери эту юбку, она длинная.
― Так я и хочу длинную.
― Она джинсовая.
― Я и хочу джинсовую.
― А мне не подошла.
И ладно, если отзыв пишется о кофемолке или пылесосе. Техника либо работает, либо нет. С ней всё ясно, а в случае чего можно дойти до ремонта. Но когда отзыв пишется о книге, то получается как с этой юбкой.
Бывает, что у людей не хватает элементарной образованности, а виновным в этом они пытаются сделать автора: «В романе события происходят в давние времена в какой-то Ойкумене. Правда, я так и не поняла, где она находилась». Замечательно!
Правда, не на весь честной интернет. Писала контрольную в институте. На третьем году обучения у нас появился спецкурс «Блез Паскаль в литературе». Перед тем, как ознакомиться с трудами Паскаля, я взялась за контрольную по Ерофееву. «Москва ― Петушки». И так это меня развеселило сравнение пьяницы с мыслящим тростником, что я по этому моменту в работе проехалась. А уже позднее, изучив тексты Паскаля, уяснила, откуда у того тростника ноги-то росли, после чего бросилась переделывать контрольную. Мне было бы стыдно, уйди такая работа преподавателю. А вот человек, не слышавший про ойкумену, почему-то не стыдится. Люди, пишущие отзывы, часто не берутся раскапывать места произрастания ног. Их цель ― бросить своё фи в сеть.Странно, но часто читателям не приходит в голову, что автор для того, чтобы хорошо написать про забытые времена и неведомые ныне живущим земли, возможно, работу большую провёл. Много литературы изучил и вообще хорошо подготовился. «Там столько непонятного, что я читать бросила.
Неинтересно»; «И с чего это автор решил, что тогда обряды именно так проводили? А вдруг не сработает?»Нас в институте учили, что говорить о тексте «читается легко» ― это даже моветон. В интернете такой отзыв достаточно популярен. Автор не должен писать легко. Впрочем, текст, который читается именно так, может быть и очень неплохим. Однако часто, если текст написан чуть сложнее, чем ожидается, то это становится для читателя поводом бросить. И опять же за такие отзывы читателям не стыдно, хотя они по сути расписались в собственном невежестве.
Конструктивная критика иногда может и обидеть, но всё равно идёт на пользу. Неконструктивная ― всегда как плевок в душу.
Мастер говорил нам: «Если читатель вас не понимает ― это проблема читателя». И то верно. Подстраиваться под того, кто возьмёт твою книгу в руки, смысла не имеет. Да и Сизифов это труд. Под всех никогда не подстроишься.
Графомания в мире растёт и множится. Имя числу щупалец её ― легион. Вероятно, такая картина наблюдалась всегда, только история милостиво многое от нас скрыла.
И радует, что в бумажном виде на свет не появляется читательская графомания. Это я всё о лесах и рощах беспокоюсь.Графоманы очень любят называть себя писателями. Прям вот так громко ― ПИСАТЕЛЯМИ! К месту, и не к месту. «Ах, я же писатель, я не могу, когда меня постоянно отвлекают сообщениями». «Я же писатель, мне нужна тишина». «Вы слышите? Я ― писатель! Добавьте меня в друзья, и я стану заваливать вам ленту своими стихами. Каждый день». Всё потому что ― писатель! В группе одного популярного в России литературного конкурса авторы, желающие поучаствовать, в последние оставшиеся до дедлайна дни, вовсю переписывались. Жаловались, что им не хватает времени. Что они стараются за два дня написать ещё авторский лист. Что они не успевают, но надеются. Время утекало в небытие, а они тратили драгоценные минуты на то, чтобы заявить: «Я ― писатель!» А то вокруг ещё не все знают. Конечно, самопиар полезен, но иногда выглядит странно.
Мастер не называл себя писателем. Он говорил, что настоящий писатель ― это трибун, способный повести за собой народ.
Орлов именовал себя сочинителем, рассказчиком. Он не любил пафоса.Одна из учениц Владимира Викторовича во время интервью призналась мастеру, что научилась на семинарах прежде всего ответственности. И потому бросила писать.
Ответственность ― это то, чего очень не хватает современному пишущему миру. Тут, наверное, ничего не поделаешь. Общество сейчас живёт так, что возможность сказать имеется у каждого, стоит лишь захотеть это сделать. Ответственность бы заставила интернет опустеть. Безответственным быть проще.
Орлов ответил ученице, что бросать творчество ― неверный ход. Что это делает его плохим мастером. «Должна быть жуткая потребность писать».
Он и нам на семинарах говорил, что писательство ― прежде всего потребность. Если человек может не писать, то лучше ему этим и не заниматься. Авторы, тратящие время на беседу в чатах, по-видимому, могут не писать, раз уж прокрастинируют в ущерб литературному труду. О многопишущих популярных авторах мастер говорил, что у них нет ни языка, ни стыда, поскольку они выпускают такие тексты…
Орлов умер несколько лет назад.
И это боль… Мне бы хотелось сказать ему, что, возможно, я не всегда бываю ответственной, однако не стыжусь того, что делаю. Потому, что есть жуткая потребность писать. Хотелось бы сказать, что он многому меня научил. Что я никогда не стану просить знакомых передать мою рукопись редактору. Что буду искать в словаре какую-нибудь ойкумену, вдруг чего не знаю и неосторожно обижу человека. Что я… не только я, а мы, его ученики, скучаем…Источник: Причал
Графоман
Толстой был тоже графоманом
У графа мания была —
Он целый день писал романы,
Забросив прочие дела.
Юрий Смирнов
Однажды меня спросили, как я отношусь к словам Николая Доризо: «Графоман — это гений, лишённый таланта». Этот вопрос застал меня врасплох и даже озадачил. Я начал думать.
Во-первых, это была неточная цитата. Когда имеешь дело с расхожей фразой, нужно посмотреть, как она выглядела в первоисточнике — и часто оказывается, что в действительности всё выглядит иначе, чем на самом деле.
Слова оказались частью стихотворения Доризо, и в оригинале звучали так: «Графоман — это труженик, это титан, это гений, лишённый таланта»
* — Доризо Н. «Нету у графоманов свободных минут…» // Собрание сочинений в 3 т. Т. 1. — М. Художественная литература, 1983. С. 202.
.
Это не такое уж короткое стихотворение 1963 года, и всё оно про то, что у графоманов нет свободных минут, они тратят деньги не на девушек, а на машинисток (тогда, до изобретения принтеров и текстового редактора Word — важная статья расходов автора), страдают и, в общем, «мостят свои строки тернисто»
* — Там же.
. Заканчивалось стихотворение ровно теми словами, что я уже привёл. Надо сказать, что на любителя поэзии Николая Доризо в моём тогдашнем кругу посмотрели бы не то, что как на сумасшедшего, а как на диковину, как на говорящего зайца, к примеру. Собственно, для нас Николай Доризо и был образцом того самого графомана, а слова о гении, лишённом таланта, какой-то дурной абстракцией.
…графоман может быть автором одной-двух компактных книг и множества томов
Во-вторых, нет общего определения графомана. В последней редакции словаря Даля о нём говорится как о человеке, «помешанном на многописании, бездарный писатель, предающийся беспрестанному сочинительству, бумагомарака»
* — Даль В. Толковый словарь живого великорусского языка. В 4 т. Т. 1 — СПб. 1903. С. 968.
. Но только всё равно эти определения — частные, и графоман теперь не зависит от признания обществом и от количества написанного: графоман может быть автором одной-двух компактных книг и множества томов. Может быть писателем сертифицированным и подпольным. Более того, слово «графоман» — будто слово «литература». И всякий часто слышал, когда в разговоре с ощутимым оттенком снобизма говорят: «Это — не литература», подразумевая, что вот есть где-то настоящая, очевидная всем в своей ценности, литература, а вот предмет разговора — «не это».
То есть «литература» — это были тексты, которые нравятся говорящему, а «графоман» был человек, который нам не нравится.
При этом в клинической психиатрии графомания всегда была вполне самостоятельным термином, рассматривалась безо всяких эмоций, изучалась и описывалась.
Но в мире литераторов графоман оказывался писателем, который считал себя достойным прочтения, но не считаемый нами достойным этого чтения.
Личным порядком или корпоративным образом писатели или критики назначали кого-то графоманом, воруя слово у психиатров: собрались несколько человек за столом и решили считать какого-нибудь Синдерюшкина графоманом без кандидатского стажа и учётной карточки.
Более того, слепые тесты, наподобие дегустации вина, показывают страшное — в графоманы попадают и Александр Блок, и Николай Олейников, границы размыты, ничего не понятно, и страшно опозориться, не угадав.
Это даёт право кокетничать словом «графоман» — оно как остывшее железо, вынутое из горна.
Так можно назвать журнал, магазин или телевизионную передачу, а одна успешная женщина, автор десятков детективов, радостно признавалась, что она, дескать, графоман, потому что не может не писать. Слог и сюжет у неё действительно были неважные, но имелось в виду именно прямое толкование.
Кокетливый писатель как бы говорит: такая со мной случилась беда — вроде синдрома Туретта или там диареи: не могу сдержаться, пишу и пишу. И как бы приглашает согласиться с тем, что этот недуг не простой, докучливый для окружающих (или средство для чистого циничного заработка), а вот такое, посланное от Бога, сладкое несчастье, которому нужно сочувствовать. Ну, или просто дать денег.
Есть такое знаменитое выражение Толстого (повторенное им несколько раз): «Думаю, что писать надо, во-первых, только тогда, когда мысль, которую хочется выразить, так неотвязчива, что она до тех пор, пока, как умеешь, не выразишь её, не отстанет от тебя. Всякие же другие побуждения для писательства, тщеславные и, главное, отвратительные денежные, хотя и присоединяющиеся к главному, потребности выражения, только могут мешать искренности и достоинству писания»
* — Толстой Л.
Письмо Андрееву Л. Н. 2 сентября 1908 г. // Полное собрание сочинений в 90 т., т. 78. — М.: Государственное издательство художественной литературы, 1956. С. 218-219.
. Есть у него и запись в дневнике за 19 октября 1909 года на ту же тему: «Если уж писать, то только тогда, когда не можешь не писать»
* — Толстой Л. Дневник 1909 года // Полное собрание сочинений в 90 т., т. 57. — М.: Государственное издательство художественной литературы, 1952. С. 152.
.
Графоманов проредило то, что всех писателей стали хуже кормить
То есть кокетливый графоман норовит пролезть в эту щёлочку — не мне, не мне, а имени Твоему, не сам я, а только волею пославшей меня жены-страны-весны.
В своём стихотворении Доризо пытался реабилитировать хтоническое начало, которое заставляло обывателя написать историю себя, семьи, фенологические наблюдения и ленивые мысли после обеда. Но это было давно, в те времена, когда некоторым поэтам приходилось доказывать своё звание в суде или оправдывать своё желание создавать текст, потому что в обществе считалось необходимым читать тексты.
Теперь всё наоборот, и оправдывать писателя не нужно. Обществу уже не нужно его содержать, да и читать не обязательно. Графоманов проредило то, что всех писателей стали хуже кормить.
В-третьих, как я сказал, слова Доризо, которым уже больше полувека, оказываются какой-то абстракцией — а с абстракцией спорить, равно как соглашаться, бессмысленно. Споры об абстрактных (и при этом по-разному понимаемых словах) всегда ведутся по одним лекалам. Диалог происходит, будто в давнем анекдоте про молодых учёных. Один из них со значением спрашивает:
— Саша, прибор?!
— 39!
— Что «39»!?
— А что — «прибор»?
Так и с понятием «графоман».
Потом разговор зашёл о том, сколько графоманов на свете, и больше ли графоманов сейчас, нежели в Советское время — я отвечал, что это никому не известно. Потому как, с одной стороны, их должно стать больше, потому что людей просто становится больше. Одновременно, стать графоманом гораздо проще — экономя леса (заменив машинописную страницу на электронный экран), тиражированием своих текстов можно заняться в Сети.
С другой стороны, часть психической энергии «канализируется», как говорят психиатры, другим способом — ну там, политической активностью, люди помоложе норовят что-то сплясать или спеть, а некоторые стремятся всё же написать что-то ради денег. Тогда писали для журналов и газет, которых уж точно расплодилось немерено по сравнению с временами Советской власти, потом начали писать в Интернет и, наконец, в социальные сети.
Можно судить и рядить о том, станет ли графоман известным писателем. Я думаю, что, разумеется, может. Потому что в давно погубленной жадными издателями книжной индустрии всё смешалось. Кто писатель, а кто нет — решает не арбитр изящного, а телевизионный редактор, безвестная девушка, которая вбивает маленькие буквы после фамилии, которые будут показаны внизу, под говорящей головой.
Вот Брежнев — не писатель, хоть книги издавал и даже получил за них Ленинскую премию, а имярек — писатель. Быть по сему. Популярность и коммерческий эффект — явление многофакторное, зависит оно от рекламы, от маркетинговых ходов, от позиционирования писателя на рынке, от его внешних данных и особенностей биографии.
А, совсем забыл, — ещё от интересности текста. И что ж, на графомана может возникнуть отчаянный спрос.
Бороться с графоманами всё равно, как с порнографией. Натужно и противно, а главное — без толку. Нужно лишь отвести резервацию для графоманов. То есть лишить графоманов возможности заставлять насильственно обывателя читать их, графоманов, творения. Ну, и не давать возможности графоманам удовлетворять свои прихоти за счёт тех, кто этого не хочет.
Ну, там отправила жена мужика в город за швейной машиной, а он все деньги семейные вложил в печать своей стихотворной книжки. Ну, натурально, его тогда скалкой — и поделом.
Потому как сэкономь денежку на личном пиве и печатай что хочешь.
Я долго встречался с графоманами, но в особом качестве. Они приходили ко мне в редакцию и несли свои книжки. Книжки были уже изданы, и графоманы просили, чтобы об этих книгах было рассказано городу и миру. Но газетная жизнь похожа на сгущённое молоко, в ней вязнет всякая бедная графоманская муха.
Богатый же графоман просто покупал кусок газетной полосы, и там про него писали приятное и радостное. Те графоманы, что были менее искушены, покупали себе какую-нибудь медаль с профилем великого русского писателя, затем другую — и ходили потом по улицам, похожие на ряженых казаков. Некоторые покупали себе ордена и премии со странными и вычурными названиями.
Я-то, признаться, не ригорист и человек корыстный. Я готов был получать деньги от графоманов. Например, графоман звонил бы мне и говорил:
— Знаешь, Владимир Сергеевич, я написал рассказ — сейчас я его тебе вышлю, а завтра приду в гости, чтобы обсудить.
И вот он приходит ко мне, бренча бутылками, с окороком подмышкой. Прочитав всё написанное, я говорю ему, что думаю (а сам на всякий случай держу тяжёлый газовый ключ под столом). Мы выпиваем, а потом я провожаю его, пригорюнившегося, до дверей.
Но до сих пор обедаю я с друзьями, к счастью, далёкими от литературы.
Личный глоссарий расстройств письма
Пример «инопланетного почерка» предоставлен www.
abduct.com
Все мы слышали о послеродовой депрессии. Но после рождения недоношенных мальчиков-близнецов, которые впоследствии умерли, у Элис Флаэрти развился редкий случай послеродовой мании, а вместе с ней и гиперграфии, хронического навязчивого желания писать.
«Мир был наполнен смыслом. Я считал, что у меня есть уникальный доступ к тайнам Царства Скорби, о котором я был обязан просвещать своих — очень терпимых — друзей и коллег через эссе и письма».
Со временем оно улеглось, и горе оттаяло. Она снова забеременела, на этот раз родив девочек-близнецов. Гиперграфия вернулась. Вскоре она оклеила свой дом стикерами. Но на этот раз она была лучше подготовлена.
Флаэрти — невролог Массачусетской больницы общего профиля, а также преподает в Гарвардской медицинской школе. Она решила обуздать второй приступ гиперграфии, выписав рецепт на стабилизаторы настроения.
Но это вызвало у нее творческий кризис, что привело к депрессии, достаточно серьезной, чтобы госпитализировать ее.
В комфортной психиатрической больнице, где ее полномочия давали ей доступ к определенным привилегиям, таким как «как попасть в комнату с помощью Cap n’ Crunch», она открыла для себя культуру маниакально-депрессивных писателей.
«…у больницы были литературные традиции — и физический кампус — более впечатляющий, чем у многих гуманитарных колледжей. Однажды сотрудник устроил мне виртуальную экскурсию из моего окна. Он указал на дома, в которых останавливались два известных поэта. Если бы я прижался носом к стальной сетке окна, я мог бы просто увидеть, где третья преподавала стихи пациентам незадолго до того, как ее приняли. У всех троих маниакально-депрессивный. Ученый во мне может процитировать исследование (единственное исследование, на которое я должен указать), которое показывает, что художники с маниакально-депрессивным состоянием более продуктивны, когда они адекватно принимают лекарства. Остаточный психиатрический пациент во мне не убежден — он думает, что я писал лучше, когда был хоть немного болен».
Флаэрти написал книгу «Полуночная болезнь: желание писать, писательский кризис и творческий мозг» о неврологической основе как расстройств письма, так и писательского таланта. представленные здесь расстройства. Остальные я почерпнул из своей жизни.
Гиперграфия: Как описано выше, непреодолимое желание писать. Гиперграфия может показаться противоположностью писательского ступора. Но это зависит от того, как вы определяете письмо. Люди с гиперграфией обычно плохо пишут, хотя часто так думают.
Что важно в этом расстройстве, так это то, чего не хватает гиперграфическому письму, того особого вещества, которое заставляет читателя продолжать чтение. Мы знаем, что происходит в мозгу, когда кто-то навязчиво пишет. Но что происходит в мозгу, когда они хорошо пишут? В чем разница между манией и продуктивным драйвом и диссоциацией, которые лучше описать как «музы». Забудьте обо всех этих книгах по самопомощи для правого и левого полушарий. Книга Флаэрти предполагает, что для современной неврологии это до сих пор остается почти такой же загадкой, как и для нас.
Писательский блок: «Разобрать писательский блок», по словам Флаэрти, так же просто, как «нарезать мясной рулет по суставам». Проблема в том, что мы часто не знаем, заблокированы ли мы. Может быть, мы просто прокрастинируем, может быть, мы обдумываем идею. Флаэрти использует два критерия в качестве основы для диагностики. Во-первых, заблокированный писатель не пишет, несмотря на свои интеллектуальные способности. А во-вторых, этот писатель страдает от того, что не пишет. Если вас не беспокоит, что вы не пишете, то это не совсем писательский кризис.
Но дело не только в выводе. Писатели могут быть как гиперграфичными, так и заблокированными, если они пишут не то, что любят. Кольридж был гиперграфическим журналистом, но боролся за свои стихи. Оливер Сакс пишет о мучительном блоке во время написания Uncle Tungsten, когда он испортил 2 миллиона слов для книги из 100 000 слов.
Иногда блокировка возникает из-за гиперкритичности. Подумайте обо всех книгах по самопомощи, посвященных избавлению от клыков внутреннего критика.
И все же ни один писатель никогда не продвигался дальше посредственности без готовности терпеть хотя бы небольшой клык.
Графомания: часто путают с гиперграфией, иногда намеренно, потому что это звучит страшнее. Графомания — это на самом деле хроническое желание публиковаться.
Флаэрти утверждает, что его придумал Милан Кундера, который утверждал, что это состояние возникает из-за эмоциональной изоляции и скуки, а
«принимает масштабы массовой эпидемии всякий раз, когда общество развивается до такой степени, что оно может обеспечить три основных условия: 1 ) Достаточно высокая степень общего благополучия, позволяющая людям направлять свою энергию на бесполезную деятельность. 2) Развитое состояние социальной атомизации и вытекающее из этого общее ощущение изолированности личности. 3) радикальное отсутствие существенных социальных изменений во внутреннем развитии нации. (В этой связи я нахожу симптоматичным, что во Франции, стране, где ничего толком не происходит, процент писателей в двадцать один раз выше, чем в Израиле.
)»
Думаю, теперь мы можем с уверенностью добавить еще одно условие: изобретение технологии, позволяющей быстро и легко публиковать информацию для всех, у кого есть компьютер:
Дисграфия: У моего сына это расстройство, которое влияет на способность овладеть необходимой мышечной координацией. писать быстро и разборчиво. Я обнаружил это, когда ему было пять лет. Его невролог поймал его через два года после того, как ему поставили диагноз легкой височной эпилепсии. Теперь вы знаете, откуда взялось мое увлечение письмом и неврологией.
Вы можете подумать, что почерк — это отдельная проблема от когнитивного процесса письма. Но ребенок, у которого проблемы с механикой, вскоре научится ненавидеть все, что связано с требованиями письма. Я видел это с моим очень способным восьмилетним сыном, который с Рождества проштудировал четыре книги о Гарри Поттере. Каждый раз, когда он начинает писательский проект, он изо всех сил старается убедить меня, что не может, потому что «у меня нет идей, мама.
Действительно. Никто.» Если вы сможете успешно блокировать свое воображение по требованию, никто и никогда не заставит вас писать. Это был бы мой самый сильный аргумент против второго критерия Флаэрти для диагностики писательского ступора. Если кто-то не признается в страданиях, это не значит, что их нет.
Существуют и другие проблемы, связанные с дисграфией, которая обычно является лишь наиболее очевидным проявлением:
Диспраксия: Это расстройство, которое влияет на общую моторику. Люди, у которых есть это, часто испытывают трудности с зрительно-моторной координацией, спортом, всем, что связано с мышечным планированием.
Какое отношение это имеет к письму? У них, как правило, плохая осанка, из-за которой им неудобно сидеть даже в течение короткого периода времени за партами. У детей с диспраксией, которые сидят на стуле, высота которого на дюйм выше, чем для того, чтобы твердо поставить ноги на пол, будет наблюдаться легкое головокружение, которое будет мешать им сосредоточиться.
Они становятся суетливыми и ищут ощущений.
Поскольку у людей с диспраксией плохое чувство пространства, они обычно беспорядочны, хаотичны и медлительны. Людей с яркой диспраксией обычно называют ленивыми, немотивированными и неряшливыми. Дети с диспраксией нередко терпят неудачу или бросают школу в девятом или десятом классе, когда проекты становятся слишком длинными для их плохих организационных навыков. По оценкам, от 2 до 10% населения в той или иной степени страдают от этого.
Но иногда они компенсируют свои проблемы, становясь актерами, рассказчиками и выбирая профессии, которые позволяют им развивать свои устные и исполнительские способности. Дэниел Рэдклифф страдает диспраксией. Он попал в актерское мастерство, потому что плохо учился в школе. Его мать решила, что ему нужно что-то, чтобы повысить его уверенность в себе. Следующее, что он понял, это то, что он направляется в Хогвартс и становится героем для детей школьного возраста по всему миру. _______________________________________________________________
Так что насчет тебя.
Что-нибудь здесь бьет в колокол? Знаете о расстройстве, которое я не включил?
А расстройство обязательно плохо? Как снова и снова отмечает Флаэрти, редко можно найти писателя-гения, который не боролся с той или иной формой писательского дисбаланса. Правильное название вашего расстройства, если оно у вас есть, может стать первым шагом к обузданию его крайностей и, возможно, даже к ослаблению его силы.
Нравится:
Нравится Загрузка…
графомания — определение и значение
- Определить
- Связать
- Список
- Обсудить
- См.
- Услышать
- и Любовь
Определения
из словаря века.
- сущ. Болезненное желание писать или сочинять.
из Викисловаря, Creative Commons Attribution/Share-Alike License.
- сущ. Принуждение к тетрадям.
- сущ.
Используется как часть названия различных сюрреалистических техник, например, метод, при котором точки наносятся на места загрязнений на чистом листе бумаги, а затем между точками проводятся линии, см. «w: Энтоптическая графомания».
Используется как часть названия различных сюрреалистических техник, например, метод, при котором точки наносятся на места загрязнений на чистом листе бумаги, а затем между точками проводятся линии, см. «w: Энтоптическая графомания».Этимологии
Извините, этимологии не найдено.
Поддержка
Помогите поддержать Wordnik (и сделайте эту страницу свободной от рекламы), приняв слово графомания.
Примеры
Большинство людей, утверждающих, что знали его лично, похоже, согласны с тем, что Калембур был блестящим, разговорчивым, но в то же время раздражительным и неприятным человеком, склонным к припадкам алкоголизма, затяжного курения, склонности к спорам, графомании и элитарности.
Отрывок из Калембурии (совместно с Энтони Метивье)
Я остановился на некоторое время, просто посмотрите на дату моего последнего поста! и увлекся моим графомания в другую сторону.
Невоспетые блог-герои и герои… « Блог Кена Уилсона
Она же управляет графоманией во всех ее проявлениях и связанной с ней экдотоманией, принуждением каждый год издавать новую книгу.
Антимузы : А. Э. Столлингс : Блог Харриет : Фонд поэзии
Книга критикует графомания , такие певцы как Азис и Ивана, Гергана и Анекдот из-за их цинизма.
Мэр посетил открытие книги
Этот риск заключается, в частности, в производстве произведения такой подавляющей эклектики, что оно превращает изобилие в эстетический бедлам, щедрость в графоманию .
Архив 2007-10-01
Казалось бы, мы находимся в разгаре полномасштабной эпидемии графомания .
Архив 2007-02-01
Казалось бы, мы находимся в разгаре полномасштабной эпидемии графомании .
«Король чтения без содержания, ур-блогер».
Этот риск заключается, в частности, в производстве произведения такой подавляющей эклектики, что оно превращает изобилие в эстетический бедлам, щедрость в графоманию .
АВТОБИОГРАФИЯ 21 ВЕКА (ПРОГРАММА)
Каждую минуту своего досуга он посвящал письму, написав романов, биографий и рассказов, что составило графоманию .
