Идеал я это: Я | это… Что такое ИДЕАЛ-Я?

Я | это… Что такое ИДЕАЛ-Я?

– понятие, введенное З. Фрейдом и используемое в психоаналитической литературе для описания психики человека и структуры личности. Оно обозначает такое образование, которое возникает внутри личности, представляет собой инстанцию, оказывающую воздействие на поведение индивида. Идеал-Я олицетворяет требования, исходящие как бы из высшего существа в человеке.

   Первые представления З. Фрейда об идеале-Я или «Я-идеале» содержались в его работе «О нарциссизме» (1914), где он высказал мысль о том, что образование идеала является условием вытеснения со стороны Я, возмещением «утерянного нарциссизма детства», когда ребенок был собственным идеалом. Подобно инфантильному идеальное Я обладает всеми ценными совершенствами. В этой же работе З. Фрейд подчеркнул то обстоятельство, что от идеала-Я простирается путь к пониманию психологии масс: «Этот идеал, помимо индивидуального, имеет еще социальную долю, он является также общим идеалом семьи, сословия, нации».

Несколько лет спустя данное понимание идеала-Я нашло свое отражение в работе З. Фрейда «Массовая психология и анализ человеческого Я» (1921), где в контексте рассмотрения отношений между индивидуальной и социальной психологиями он высказал следующие соображения: в том случае, когда человек не может быть доволен своим Я, он все же может найти удовлетворение в идеале-Я; масса людей, имеющих вождя, представляет собой какое-то число индивидов, сделавших своим идеалом-Я один и тот же объект и «вследствие этого в своем Я между собой идентифицировавшихся»; между Я и идеалом-Я могут возникать конфликтные отношения, однако в случаях мании они сливаются между собой.

   В классическом психоанализе идеал-Я имеет несколько значений и выполняет различные функции.

   Идеал-Я – это любовь человека к самому себе; та любовь, которая возникает в детстве и сохраняется на всю жизнь; любовь, связанная с нарциссизмом, то есть с самолюбованием; любовь, сопровождающаяся возникновением идеального образа собственного Я.

   Идеал-Я – это точка отсчета, дающая возможность сравнивать реальное положение человека с тем, каким бы он хотел быть в жизни. Нередко образование этого идеала связано с идеализацией, то есть процессом, сопровождающимся завышенной самооценкой.

   Идеал-Я – это некий наблюдатель за человеком, за его мышлением и поведением. Как таковой он характеризуется двойственностью. С одной стороны, идеал-Я может выступать в качестве особой инстанции, называемой совестью. Благодаря совести человек стремится к свершению добрых поступков. С другой стороны, идеал-Я может играть такую жесткую роль наблюдателя, которая способствует возникновению у человека психического заболевания, связанного с бредом наблюдения. Человеку кажется, что кто-то постоянно следит за ним. Его преследуют внутренние голоса. Он не может освободиться из-под власти всевидящего ока, находящегося в глубинах психики. Больной человек постоянно жалуется на то, что все его мысли известны. В связи с этим З. Фрейд отмечал, что некая сила, воплощенная во внутреннем наблюдателе, следящем за нашими намерениями, узнает и критикует их, действительно существует не только у больных людей, страдающих психическими расстройствами, но и в нормальной жизни каждого человека.

Другое дело, что в отличие от нормального проявления этой силы бред наблюдения изображает ее «в первоначальной регрессивной форме, при этом раскрывает ее генезис и основание, – почему больной и восстает против него».

   Идеал-Я – это организующее начало, способствующее объединению людей в группы, сообщества, массы. Вождь, политический лидер, духовный наставник обретают в глазах других людей идеальный образ, которому слепо поклоняются и подчиняются. Этот идеал завораживает многих людей. Он становится идеалом-Я для каждого, кто объединяется в соответствующую группу или массовое движение. Человек как бы отрывается от своего собственного идеала-Я ради обретения нового массового идеала-Я. Социальные чувства как раз и основываются «на идентификации себя с другими на почве одинакового идеала-Я».

   Эти значения и функции идеала-Я тесно взаимосвязаны между собой. Но они могут приобретать самостоятельный характер, придавать личности ту или иную направленность развития.

   Во многих работах З. Фрейда ставился знак равенства между идеалом-Я и Сверх-Я. Часто эти понятия рассматривались им как равноценные, что нашло свое отражение, в частности, в его работе «Я и Оно» (1923), где он писал: в человеке есть высшее существо – «это Идеал-Я или Сверх-Я – репрезентация нашего отношения к родителям».

   В современной психоаналитической литературе некоторые авторы пытаются провести различия между идеалом-Я и Сверх-Я. Идеал-Я соотносится, как правило, с чувствами любви и привязанности, Сверх-Я – с чувствами страха и наказания.

   Отдельные черты и характеристики идеала-Я стали объектом пристального внимания со стороны различных психоаналитиков. Некоторые из них сосредоточили внимание на разработке того или иного аспекта идеала-Я.

   В частности, К. Хорни (1885–1952) подробно рассмотрела значение так называемого идеализированного образа. Человек создает собственный образ, который оказывается оторванным от реальности. Но, будучи таковым, этот образ оказывает воздействие на человека, приводит к реальным изменениям в его жизни.

   Под влиянием идеализированного образа человек приписывает себе различные качества, хотя и не обладает ими. Он может считать себя незаурядной личностью. Воспринимать себя в качестве важной персоны, наделенной красотой, умом, всевозможными добродетелями. На деле же отрыв от реальности способен привести к высокомерию, мании величия и в конечном счете к невротическому заболеванию. В представлении К. Хорни, идеализированный образ может быть рассмотрен в качестве «психоза, вплетенного в ткань невроза».

   Идеализированный образ отличается от подлинных идеалов, служащих ориентиром для развития личности. Он не является целью, к достижению которой стремится человек. Идеализированный образ – это разделяемая человеком идея о самом себе. Идея, которую он абсолютизирует и боготворит. В этом качестве идеализированный образ ведет к отчуждению человека от самого себя, служит питательной почвой для безграничного восхищения собой или болезненного стремления порвать со своим реальным Я ради торжества идеала-Я. Такой идеализированный образ, по убеждению К. Хорни, не способствует внутреннему развитию человека.

  

Магистерская программа «Психоанализ и психоаналитическое бизнес-консультирование» — Национальный исследовательский университет «Высшая школа экономики»

Внутрипсихические конфликты

 Проводя различие между вытесненным и вытесняющим, Фрейд внес уточнения в понимание бессознательного психического и природы внутрипсихических конфликтов. Психоаналитическое представление о Сверх­-Я позволило по­новому взглянуть на те внутриконфликтные ситуации, которые часто возникают вокруг Я.
Дело в том, что предпринятое Фрейдом структурирование психики показало существенные слабости человеческого Я, сталкивающегося не только с наследствен­ными бессознательными влечениями индивида, но и с приобретенными им в ходе развития бессознательными силами.Черпая свое Сверх-­Я из Оно, Я оказывается как бы под сильным нажимом со стороны наследственного бессознательного (Оно) и приобретенного бессознательного (Сверх-­Я). Сверх­-Я глубоко погружено в Оно и в значительной степени отделено от сознания, чем Я. Более того Сверх­-Я стремится приобрести независимость от сознательного Я.
В результате подобного стремления Сверх­-Я начинает проявлять себя как некая критика по отношению к Я, что в результате оборачивается для Я ощущением соб­ственной виновности.
Инфантильное Я вынуждено слушаться своих родителей и подчиняться им. Я взрослого человека, подчиняется категори­ческому императиву, воплощением которого является Сверх-Я. И в том и в другом случае Я оказывается в подчиненном положении. Разница состоит лишь в том, что в случае инфантильного Я давление оказывается со стороны, извне, в то время как Я взрослого человека испытывает давление со стороны своей собственной психики, изнутри.
Сверх­-Я может оказывать столь сильное дав­ление на Я, что оно становится как бы без вины виноватым. Если родители только взывают к совести ребенка и прибегают в качестве вос­питания к мерам наказания, то Сверх­-Я взрослого человека, или его совесть, само наказывает Я, заставляя его мучиться и страдать. Наказание извне заменяется на­казанием изнутри. Муки совести приносят человеку такие страдания, попытка бегства от которых завершается уходом в болезнь. Так, в понимании Фрейда, Сверх­-Я вносит свою, не менее значительную лепту, чем Оно, в дело возникнове­ния невротических заболеваний.
Если Сверх­Я пользуется самостоятельностью и приобретает свою независи­мость от Я, то оно может стать таким строгим, жестким и тираническим, что спо­собно вызвать у человека состояние меланхолии.
Под воздействием сверхстрогого Сверх-­Я, унижающего достоинство человека и упре­кающего его за прошлые деяния и даже за недостойные мысли, Я взваливает на себя бессознательную вину и становится крайне беспомощным. Находясь под воздействием сверхстрогого отношения к самому себе, человек может впасть в приступ меланхолии, при котором Сверх­-Я будет внутренне тер­зать его. Это не означает, что приступ мелан­холии — постоянный и неизбежный спутник тех больных, у которых Сверх-­Я оли­цетворяет наиболее строгие моральные требования к их собственному поведению.
Говоря о формировании Сверх-­Я, Фрейд подчеркивал, что строгость этой инстанции обусловлена строгостью родителей, придерживающихся жестких методов воспитания ребенка. Создается впечатление, что Сверх­-Я односторонне воспринимает те функции родителей, которые связаны с запретами и наказаниями. Можно также предположить, что методы воспитания ребенка, включаю­щие в себя ласку и заботу, а не наказание и принуждение, будут способствовать образованию не жесткого, а скорее мягкого Сверх-­Я. Подчас именно так и бы­вает. Однако здесь нет какой-­либо прямой зависимости.
В реальной жизни час­то оказывается, что даже при использовании мягких методов воспитания, когда угрозы и наказания со стороны родителей сведены до минимума, может сфор­мироваться не менее жесткое и тираническое Сверх­-Я, как это случается при твер­дом воспитании, основанном на методах насильственного принуждения к по­слушанию.
Воспитывая ребенка, родители руководствуются, как пра­вило, не своим Я, олицетворяющим разум и рассудок, а предписаниями собственно­го Сверх­Я, основанными на идентификации со своими родителями. Несмотря на возникающие в процессе воспитания расхождения между Я и Сверх­-Я, сознательными и бессознательными интенциями, в большинстве случаев по отношению к де­тям родители воспроизводят все то, что некогда испытывали сами, когда их собствен­ные родители налагали на них различного рода ограничения.
Сверх­Я ребенка формируется не столько на основе примера своих родителей, сколько по образу и подобию родительского Сверх-Я. Как заме­чал Фрейд, Сверх­-Я ребенка наполняется тем же содержанием, становится носи­телем традиции, всех тех сохранившихся во времени ценностей, которые продол­жают существовать на этом пути через поколения. Нередко в семьях складываются такие ситуации, когда родители, не имевшие возможность проявить себя в какой-либо сфере деятельности, предпринимают всяческие попытки к тому, чтобы их дети пошли по пути, о котором они сами меч­тали. Они прибегают к строгим методам воспитания, заставляя своих детей делать то, к чему те не предрасположены или не испытывают ни малейшего желания. В результате подобного воспитания у детей формируется такое Сверх­-Я, функцио­нальная деятельность которого сказывается, в свою очередь, на их собственных детях.
Для Фрейда Сверх-­Я выступает в качестве совести, которая может оказывать тираническое воздействие на человека, вызывая у него постоянное чувство винов­ности. Это — одна из функций Сверх-­Я, изучение которой способствует понима­нию внутриличностных конфликтов.
Другая, не менее важная функция Сверх­-Я заключается в том, что оно является носителем идеала. В этом смысле Сверх­-Я представляет собой тот идеал (Я­идеал), с которым Я со­измеряет себя. Если совесть олицетворяет собой родительские заповеди и запре­ты, то Я-­идеал включает в себя приписываемые ребенком совершенные качества родителей, связанные с его восхищением ими и подражанием им. Стало быть, в Сверх­-Я находит свое отражение та амбивалентность, которая ранее наблюдалась у ребенка по отношению к своим родителям. Не случайно возникновение Сверх­Я продиктовано, с точки зрения Фрейда, важными биологическими и психологичес­кими факторами: длительной зависимостью ребенка от родителей и эдиповым комплексом.
В итоге Сверх­-Я оказывается, с одной стороны, носителем моральных ограничений, а с другой — поборником стремления к совершенствованию. Таковы две основные функции, которые выполняет Сверх-­Я в структуре личности.
В понимании Фрейда, помимо совести и идеала, Сверх­-Я наделено функцией самонаблюдения. Человек как бы постоянно находится под бдительным оком особой внутренней инстанции, от которой невозможно спрятаться.
 

«Несчастное» Я

Осмысление клинического материала, анализ сновидений и переосмысление содержащихся в философских и психологических трудах представлений о бессознательном привели Фрейда к необходимости про­ведения различий между предсознательным и бессознательным. Но он не ограни­чился только этим и попытался более обстоятельно разобраться в природе выде­ленных им видов бессознательного. Ориентация на углубленное исследование способствовала появлению и развитию новых идей, которые стали составной ча­стью психоанализа.
Согласно Фрейду, Сверх­-Я и сознательное не совпадают между собой. Как и Я, Сверх­-Я может функционировать на бессознательном уровне. На предшествующих стадиях становления и развития психоанализа считалось, что именно Я осу­ществляет вытеснение бессознательных влечений человека. Однако по мере того, как идея структуризации психики получала свою поддержку, а представления о Сверх-­Я переставали выглядеть чем-­то из ряда вон выходящим, Фрейд несколь­ко по-­иному подошел к пониманию механизма вытеснения. Во всяком случае, он выдвинул предположение, что в процессе вытеснения значительную роль играет именно Сверх-Я. По мысли Фрейда, вытеснение производится самим Сверх-­Я или Я, действующим по заданию Сверх­-Я. Благодаря акту вытеснения Я защищается от настойчивых и неотступных влечений, содержащихся в Оно. Акт вытеснения осуществляется Я обычно по пору­чению его Сверх­Я, той инстанции, которая выделилась в самом Я. В случае ис­терии Я защищается тем же самым способом и от мучительных переживаний, возникших вследствие критики его со стороны Сверх-­Я, то есть использует вытеснение в качестве приемлемого для себя оружия защиты. Таким образом, в психо­аналитической модели личности оказывается, что Я действительно вынуждено обороняться с двух сторон. С одной стороны, Я пытается отразить нападение от непрестанных требований бессознательного Оно. С другой стороны, ему прихо­дится защищаться от укоров совести бессознательного Сверх­-Я. По мнению Фрейда, беззащитному с обеих сторон Я удается справиться только с самыми грубыми действиями Оно и Сверх­-Я, результатом чего является бесконечное тер­зание самого себя и дальнейшее систематическое терзание объекта, где таковой доступен.

Там, где было Оно, должно стать Я.

Деление психики на сознательное и бессознательное стало основной предпосылкой психоанализа. Фрейд выдвинул важное теоретическое положение о том, что сознательное не является сущностью психического. Фрейд подчеркивал, что у данных сознания имеются различного рода пробелы, не позволяю­щие компетентно судить о процессах, которые происходят в глубинах психики. И у здоровых людей, и у больных часто наблюдаются такие психические акты, объяснение которых требует допущения существования психических процессов, не вписывающихся в поле зрения сознания. Поэтому Фрейд считал, что имеет смысл допустить наличие бессознательного и с позиций науки работать с ним, что­ бы тем самым восполнить пробелы, неизбежно существующие при отождествле­нии психического с сознательным. Ведь подобное отождествление является, по существу, условным, недоказанным и представляется не более правомерным, чем гипотеза о бессознательном. Между тем жизненный опыт, да и здравый смысл ука­зывают на то, что отождествление психики с сознанием оказывается совершенно нецелесообразным. Более разумно исходить из допущения бессознательного как некой реальности, с которой необходимо считаться, коль скоро речь идет о пони­мании природы человеческой психики. 
Целесообразнее, стало быть, не ограничиваться упованием на сознание и иметь в виду, что оно не покрывает собой далеко всю психику. Тем самым Фрейд не только пересмотрел ранее существовавшее привычное пред­ставление о тождестве сознания и психики, но и, по сути дела, отказался от него в пользу признания в психике человека бессознательных процессов. Более того, он не просто обратил внимание на необходимость учета бессознательного как та­кового, а выдвинул гипотезу о правомерности рассмотрения того, что он назвал бессознательным психическим. В этом состояло одно из достоинств психоаналити­ческого понимания бессознательного.
Нельзя сказать, что именно Фрейд ввел понятие бессознательного психического. До него Гартман провел различия между физически, гносеологически, метафизически и психически бессознательным. Однако если немецкий философ ограничился подобным разделением, высказав весьма невнятные соображения о психически бессознательном и сконцентрировав свои усилия на осмыслении гносеологических и метафизических его аспектов, то основатель психоанализа поставил бессозна­тельное психическое в центр своих раздумий и исследований.
Для Фрейда бессознательное психическое выступало в качестве приемлемой гипотезы, благодаря которой открывалась перспектива изучения психической жизни человека во всей ее полноте, противоречивости и драматичности.
Идеи о бессознательном психическом были выдвинуты Фрейдом в первой его фундаментальной работе «Толкование сновидений». Именно в ней он подчеркнул, что внимательное наблюдение над душевной жизнью невротиков и анализ снови­дений дают неопровержимые доказательства наличия таких психических процес­сов, которые совершаются без участия сознания.
В отличие от тех, кто усматривал в бессознательном лишь теоретическую конструкцию, способствующую установлению логических  связей между сознательными процессами и глубинными структурами психики, Фрейд рассматривал бессознательное как нечто реально психическое, характери­зующееся своими особенностями и имеющее вполне конкретные содержательные импликации. Исходя из этого в рамках психоанализа предпринималась попытка осмысления бессознательного посредством выявления его содержательных харак­теристик и раскрытия специфики протекания бессознательных процессов.
Фрейд исходил из того, что всякий душевный процесс существует сначала в бессознательном и только затем может оказаться в сфере сознания. Причем переход в сознание — это отнюдь не обязательный про­цесс, поскольку, с точки зрения Фрейда, далеко не все психические акты непремен­но становятся сознательными. Некоторые, а быть может, и многие из них так и оста­ются в бессознательном, не находят возможных путей доступа к сознанию.
Психоанализ нацелен на раскрытие динамики раз­вертывания бессознательных процессов в психике человека.
Отличие психоаналитического понимания бессознательного от тех трактовок его, содержавшихся в предшествующей философии и психологии, состояло в том, что Фрейд не ограничился рассмотрением соотношений между сознанием и бессознательным, а обратился к анализу бессознательного психического для выявления его возможных составляющих. При этом он открыл то новое, что не являлось объектом изучения в предшествующей психологии. Оно состояло в том, что бессознательное стало рассматриваться с точки зрения наличия в нем несводящихся друг к другу составных частей, а главное — под углом зрения функциони­рования различных систем, в своей совокупности составляющих бессознательное психическое. Как писал Фрейд в «Толковании сновидений», бессознательное об­наруживается в качестве функции двух раздельных систем. В понимании Фрейда, бессознательное характеризуется некой двойствен­ностью, выявляемой не столько при описании бессознательных процессов как та­ковых, сколько при раскрытии динамики их функционирования в человеческой психике. Для основателя психоанализа признание наличия двух систем в бессознательном стало отправной точкой его дальнейшей исследователь­ской и терапевтической деятельности.
Нанесенный психоанализом психологический удар по нарциссическому Я заставил многих теоретиков и практиков по­-новому взглянуть на человека, который традиционно считался символом и оплотом сознательной деятельности. Фрейд же в своей исследовательской и терапевтической работе стремился показать, каким образом и почему самомнение человека о всесилии и всемогуществе своего Я пред­ставляется не чем иным, как иллюзией, навеянной желанием быть или казаться таким, каким он не является на самом деле. При этом основатель психоанализа значительное внимание уделил раскрытию именно слабых сторон Я, чтобы тем самым развеять существующие иллюзии о его всемогуществе. Это вовсе не означало, что подчеркивание в исследовательском плане слабого Я оборачивалось в практике психоанализа низведением человека до несчастного суще­ства, обреченного на вечные страдания и муки вследствие своего бессилия перед бес­сознательными влечениями, силами и процессами. Напротив, терапевтические усилияпсихоанализа преследовали важную цель, направленную на укрепление слабого Я.
В рамках психоанализа реализация данной цели означала такую перестройку органи­зации Я, благодаря которой его функционирование могло быть более независимым от Сверх­-Я и способствующим освоению территории Оно, ранее неизвестной человеку и остающейся бессознательной на протяжении его предшествующей жизни. Фрейд исходил из того, что поскольку Я пациента ослаблено внутренним кон­фликтом, то аналитик должен придти к нему на помощь. Используя соответствующую технику, основанную на психоаналитической работе с сопротивлениями и перено­сом, аналитик стремится оторвать пациента от его опасных иллюзий и укрепить его ослабленное Я. Если аналитику и пациенту удастся объединиться против инстинк­тивных требований Оно и чрезмерных требований Сверх­-Я, то в процессе психоана­литического лечения происходит преобразование бессознательного, подавленного в предсознательный материал, осознание бесплодности предшествующих патологи­ческих защит и восстановление порядка в Я. Окончательный исход лечения будет зависеть от количественных отношений, то есть от доли энергии, которую может мобилизовать аналитик у пациента в пользу аналитической терапии по сравнению с количеством энергии сил, работающих против исцеления как такового.
Вместе с тем структуризация психики и рассмотрение Я через приз­му опасностей, подстерегающих его со стороны внешнего мира, Оно и Сверх­-Я, поставили Фрейда перед необходимостью осмысления того психического состоя­ния, в котором может пребывать беззащитное Я. Как показал основатель психоана­лиза, подвергнутое опасностям с трех сторон и неспособное всегда и во всем давать достойный отпор, несчастное Я может стать сосредоточением страха. Дело в том, что отступление перед какой-­либо опасностью чаще всего сопровождается у человека появлением страха. Беззащитное Я сталкивается с опасностями, исходящи­ми с трех сторон, то есть возможность возникновения страха у него троекратно увеличивается. Если Я не может справиться с грозящими ему опасностями и, со­ответственно, признает свою слабость, то в этом случае как раз и возникает страх. Точнее говоря, Я может испытывать три рода страха, которые, по мнению Фрейда, сводятся к реальному страху перед внешним миром, страху совести перед Сверх­-Я и невротическому страху перед силой страстей Оно.

К списку статей по Коучингу и бизнес-консультированию
К списку статей по Клинической парадигме менеджмента
К списку статей по Истории и теории психоанализа
К списку статей А. В. Россохина в журнале «Psychologies»

Идеал, за который я готов умереть | Нельсон Мандела

Выдержки из заявления Нельсона Манделы со скамьи подсудимых на открытии судебного процесса над ним по обвинению в саботаже в Верховном суде ЮАР в Претории 20 апреля 1964 года. Мандела, лидер Африканского национального конгресса и борьбы против расистского режима апартеида, был приговорен к пожизненному заключению, из которых он отсидел 27 лет, большую часть которых провел в тюрьме на острове Роббен guardian.co.uk

Я первый обвиняемый. Я имею степень бакалавра искусств и несколько лет работала адвокатом в Йоханнесбурге в партнерстве с Оливером Тамбо. Я осужден на пять лет за выезд из страны без разрешения и за подстрекательство к забастовке в конце мая 1961.

Прежде всего я хочу сказать, что предположение о том, что борьба в Южной Африке находится под влиянием иностранцев или коммунистов, совершенно неверно. Я сделал все, что сделал, из-за своего опыта в Южной Африке и моего собственного африканского происхождения, которым я гордился, а не из-за того, что мог бы сказать любой посторонний. В юности, в Транскее, я слушал, как старейшины моего племени рассказывали истории о былых временах. Среди сказок, которые они мне рассказывали, были и истории о войнах, которые наши предки вели в защиту отечества. Имена Дингане и Бамбата, Хинтса и Макана, Скунгти и Даласиле, Мошошу и Секухуни были прославлены как слава всей африканской нации. Тогда я надеялся, что жизнь предоставит мне возможность служить моему народу и внести свой скромный вклад в их борьбу за свободу.

Что-то из того, что до сих пор рассказывалось суду, правда, а что-то нет. Однако я не отрицаю, что планировал саботаж. Я задумал это не из безрассудства и не из любви к насилию. Я спланировал его в результате спокойной и трезвой оценки политической ситуации, сложившейся после многих лет произвола, эксплуатации и угнетения моего народа белыми.

Сразу признаюсь, что я был одним из тех, кто помог сформировать Умхонто ве Сизве. Я отрицаю, что Умхонто был ответственен за ряд действий, которые явно выходили за рамки политики организации и которые инкриминируются нам в обвинительном акте. Я и другие основатели организации считали, что без насилия африканский народ не сможет добиться успеха в своей борьбе против принципа превосходства белых. Все законные способы выражения оппозиции этому принципу были закрыты законодательством, и мы были поставлены в положение, в котором мы должны были либо принять постоянное положение неполноценности, либо бросить вызов правительству. Мы решили бросить вызов закону.

Сначала мы нарушили закон таким образом, чтобы избежать применения насилия; когда против этой формы был принят закон, а затем правительство прибегло к демонстрации силы, чтобы подавить оппозицию своей политике, только тогда мы решили ответить на насилие насилием.

Африканский национальный конгресс был создан в 1912 году для защиты прав африканского народа, которые были серьезно ущемлены. В течение 37 лет, то есть до 1949 года, она строго придерживалась конституционной борьбы. Но белые правительства оставались равнодушными, и права африканцев не расширялись, а сокращались. Даже после 1949, АНК по-прежнему полон решимости избегать насилия. Однако в это время было принято решение протестовать против апартеида мирными, но незаконными демонстрациями. Более 8500 человек были отправлены в тюрьму. При этом не было ни одного случая насилия. Я и 19 моих коллег были осуждены за организацию кампании, но наши приговоры были условны главным образом потому, что судья установил, что во всем подчеркивалась дисциплина и ненасилие.

В ходе кампании неповиновения были приняты Закон об общественной безопасности и Закон о поправках к уголовному законодательству. Они предусматривали более суровые наказания за протесты против [законов]. Несмотря на это, протесты продолжались, и АНК придерживался своей политики ненасилия. В 1956 декабря 156 ведущих членов Альянса Конгресса, включая меня, были арестованы. Ненасильственная политика АНК была поставлена ​​под сомнение государством, но когда суд вынес решение примерно пять лет спустя, он обнаружил, что у АНК не было политики насилия.

В 1960 году в Шарпевиле произошла стрельба, в результате которой АНК был объявлен незаконной организацией. Я и мой коллега мужчина, после тщательного обдумывания, решили, что не будем подчиняться этому указу. Африканский народ не входил в состав правительства и не издавал законов, по которым им управляли. Мы верили словам Всеобщей декларации прав человека, что «воля народа должна быть основой власти правительства», и для нас принятие запрета было равносильно согласию с тем, что африканцы навсегда замолчали. . АНК отказался распускаться, а вместо этого ушел в подполье.

В 1960 году правительство провело референдум, который привел к созданию республики. Африканцы, которые составляли примерно 70% населения, не имели права голоса, и с ними даже не советовались. Я взял на себя ответственность за организацию общенациональной самоизоляции, приуроченной к провозглашению республики. Поскольку все забастовки африканцев являются незаконными, организатор такой забастовки должен избежать ареста. Мне пришлось покинуть дом, семью и практику и скрыться, чтобы избежать ареста. Акция «Оставайся дома» должна была стать мирной демонстрацией. Были даны подробные инструкции избегать любого применения насилия.

В ответ правительство приняло новые и более суровые законы, мобилизовало свои вооруженные силы и отправило сарацин, вооруженные машины и солдат в города для массовой демонстрации силы, призванной запугать людей. Правительство решило править только силой, и это решение стало важной вехой на пути к Умхонто. Что должны были делать мы, вожди нашего народа? Мы не сомневались, что надо продолжать борьбу. Все остальное было бы унизительной капитуляцией. Наша проблема заключалась не в том, драться ли, а в том, как продолжать борьбу.

Мы, члены АНК, всегда выступали за нерасовую демократию и избегали любых действий, которые могли бы еще больше разлучить расы. Но неопровержимые факты заключались в том, что 50 лет ненасилия не принесли африканскому народу ничего, кроме все более и более репрессивного законодательства и все меньше и меньше прав. К этому времени насилие фактически стало характерной чертой южноафриканской политической сцены.

В 1957 году имело место насилие, когда женщинам Зееруста приказали носить пропуска; было насилие в 1958 с принуждением к выбраковке крупного рогатого скота в Сехухунеленде; было насилие в 1959 году, когда жители Катон-Мэнора протестовали против набегов на перевалы; насилие имело место в 1960 году, когда правительство попыталось навязать власть банту в Пондоленде. Каждое волнение указывало на неизбежный рост среди африканцев веры в то, что насилие — единственный выход, — оно показывало, что правительство, которое использует силу для сохранения своего правления, учит угнетенных применять силу для сопротивления ему.

Я пришел к выводу, что поскольку насилие в этой стране неизбежно, продолжать проповедовать мир и ненасилие было бы нереально. К этому выводу было нелегко прийти. И только когда все остальное потерпело неудачу, когда для нас были перекрыты все каналы мирного протеста, было принято решение перейти к насильственным формам политической борьбы. Я могу только сказать, что чувствовал себя морально обязанным сделать то, что сделал.

Возможны четыре формы насилия. Есть саботаж, есть партизанская война, есть терроризм, есть открытая революция. Мы решили усыновить первого. Саботаж не влек за собой гибель людей и давал наибольшую надежду на будущие межрасовые отношения. Ожесточение будет сведено к минимуму, и, если политика принесет плоды, демократическое правительство станет реальностью. Первоначальный план был основан на тщательном анализе политической и экономической ситуации в нашей стране. Мы считали, что Южная Африка в значительной степени зависит от иностранного капитала. Мы чувствовали, что планомерное разрушение электростанций, вмешательство в железнодорожную и телефонную связь отпугнут капитал из страны и заставят избирателей страны пересмотреть свою позицию. Первую операцию «Умхонто» сделали 16-19 декабря.61, когда были атакованы правительственные здания в Йоханнесбурге, Порт-Элизабет и Дурбане. Выбор целей является доказательством политики, о которой я говорил. Если бы мы собирались атаковать жизнь, мы бы выбрали места скопления людей, а не пустые здания и электростанции.

Белые не предложили изменений; они ответили на наш звонок, предложив лагерь. Напротив, реакция африканцев была воодушевляющей. Внезапно снова появилась надежда. Люди начали размышлять о том, как скоро будет получена свобода.

Но мы в Умхонто с тревогой взвесили ответ белых. Линии рисовались. Белые и черные разъезжались по разным лагерям, и шансов избежать гражданской войны стало меньше. В белых газетах сообщалось, что саботаж карается смертью. Если бы это было так, как мы могли бы продолжать удерживать африканцев от терроризма?

Мы считали своим долгом подготовиться к применению силы, чтобы защитить себя от нее. Поэтому мы решили предусмотреть возможность партизанской войны. Все белые проходят обязательную военную подготовку, но африканцам такая подготовка не проводилась. С нашей точки зрения, было необходимо создать ядро ​​обученных людей, способных обеспечить руководство, которое потребуется в случае начала партизанской войны.

На этом этапе было решено, что я должен посетить конференцию Панафриканского движения за свободу, которая должна была состояться в начале 1962 года в Аддис-Абебе, а после конференции я предприму поездку по африканским государствам с целью на получение средств для обучения солдат. Мой тур удался. Куда бы я ни пошел, я встречал сочувствие к нашему делу и обещания помощи. Вся Африка объединилась против позиции белой Южной Африки, и даже в Лондоне политические лидеры, такие как г-н Гейтскелл и г-н Гримонд, встретили меня с большим сочувствием.

Я начал изучать искусство войны и революции и, находясь за границей, прошел курс военной подготовки. Если должна была начаться партизанская война, я хотел быть в состоянии стоять и сражаться вместе со своим народом и разделить с ним опасности войны.

По возвращении я обнаружил, что на политической сцене мало что изменилось, за исключением того, что угроза смертной казни за саботаж теперь стала фактом.

Еще одно утверждение со стороны государства состоит в том, что цели и задачи АНК и Коммунистической партии совпадают. Кредо АНК всегда было и остается кредо африканского национализма. Это не концепция африканского национализма, выраженная в крике «Сбросьте белого человека в море». Африканский национализм, за который выступает АНК, — это концепция свободы и самореализации африканского народа на его собственной земле. Самым важным политическим документом, когда-либо принятым АНК, является «Хартия свободы». Это ни в коем случае не проект социалистического государства. Он требует перераспределения, но не национализации земли; он предусматривает национализацию шахт, банков и монопольной промышленности, потому что крупные монополии принадлежат только одной расе, и без такой национализации расовое господство было бы увековечено, несмотря на распространение политической власти. Согласно хартии свободы, национализация должна происходить в экономике, основанной на частном предпринимательстве.

Что касается Коммунистической партии, то, если я правильно понимаю ее политику, она выступает за создание государства на принципах марксизма. Коммунистическая партия стремилась подчеркнуть классовые различия, в то время как АНК стремится их согласовать. Это жизненно важное различие.

Это правда, что между АНК и Коммунистической партией часто существовало тесное сотрудничество. Но сотрудничество — это просто доказательство общей цели — в данном случае устранения превосходства белых — и не является доказательством полной общности интересов. Мировая история полна подобных примеров. Пожалуй, самым ярким является сотрудничество между Великобританией, США и Советским Союзом в борьбе против Гитлера. Никто, кроме Гитлера, не осмелился бы предположить, что такое сотрудничество превратило Черчилля или Рузвельта в коммунистов. Теоретические разногласия между теми, кто борется против угнетения, — это роскошь, которую мы не можем себе позволить на данном этапе.

Более того, на протяжении многих десятилетий коммунисты были единственной политической группой в Южной Африке, готовой относиться к африканцам как к людям и равным себе; которые были готовы есть с нами; разговаривайте с нами, живите с нами и работайте с нами. Они были единственной группой, которая была готова работать с африканцами для достижения политических прав и участия в жизни общества. Из-за этого многие африканцы сегодня склонны приравнивать свободу к коммунизму. Их поддерживает в этом убеждении законодательный орган, который клеймит всех сторонников демократического правления и африканской свободы как коммунистов и запрещает многих из них (не являющихся коммунистами) в соответствии с Законом о подавлении коммунизма. Хотя я никогда не был членом коммунистической партии, я сам был заключен в тюрьму по этому закону.

Я всегда считал себя прежде всего африканским патриотом. Сегодня меня привлекает идея бесклассового общества, и эта привлекательность проистекает отчасти из марксистского чтения, а отчасти из моего восхищения структурой ранних африканских обществ. Земля принадлежала племени. Не было богатых и бедных, не было эксплуатации. Мы все согласны с необходимостью той или иной формы социализма, чтобы наш народ мог догнать передовые страны этого мира и преодолеть наследие крайней нищеты. Но это не значит, что мы марксисты.

У меня сложилось впечатление, что коммунисты считают парламентскую систему Запада реакционной. А я, наоборот, поклонница. Великая хартия вольностей, Петиция о праве и Билль о правах — документы, почитаемые демократами во всем мире. Я с большим уважением отношусь к британским институтам и системе правосудия страны. Я считаю британский парламент самым демократичным институтом в мире, и беспристрастность его судебных органов всегда вызывает у меня восхищение. Американский Конгресс, разделение властей в этой стране, а также независимость ее судебной власти вызывают у меня подобные чувства.

На мое мышление повлияли как запад, так и восток. Я не должен связывать себя ни с какой другой системой общества, кроме социализма. Я должен позволить себе заимствовать лучшее с запада и с востока.

Мы боремся с реальными, а не мнимыми лишениями или, выражаясь языком прокурора, «так называемыми лишениями». По сути, мы боремся против двух особенностей, которые являются отличительными чертами африканской жизни в Южной Африке и закреплены законодательством. Эти черты — бедность и отсутствие человеческого достоинства, и нам не нужны коммунисты или так называемые «агитаторы», чтобы учить нас этим вещам. Южная Африка является самой богатой страной в Африке и может быть одной из самых богатых стран в мире. Но это страна замечательных контрастов. Белые наслаждаются, возможно, самым высоким уровнем жизни в мире, в то время как африканцы живут в нищете и нищете. Бедность идет рука об руку с недоеданием и болезнями. Туберкулез, пеллагра и цинга несут смерть и разрушение здоровья.

Однако африканцы жалуются не только на то, что они бедны, а белые богаты, но и на то, что законы, принимаемые белыми, предназначены для сохранения этой ситуации. Есть два способа вырваться из бедности. Во-первых, благодаря формальному образованию, а во-вторых, благодаря тому, что рабочий приобретает большую квалификацию в своей работе и, следовательно, более высокую заработную плату. Что касается африканцев, то оба этих пути развития намеренно ограничены законодательством.

Правительство всегда стремилось помешать африканцам в их поисках образования. Существует обязательное образование для всех белых детей практически бесплатно для их родителей, будь они богатыми или бедными. Однако африканским детям обычно приходится платить за школьное обучение больше, чем белым.

Приблизительно 40% африканских детей в возрасте от 7 до 14 лет не посещают школу. Для тех, кто это делает, стандарты сильно отличаются от тех, что предусмотрены для белых детей. Только 5 660 африканских детей во всей Южной Африке сдали аттестат зрелости в 1962 году и только 362 сдали аттестат зрелости.

По-видимому, это соответствует политике образования банту, о которой нынешний премьер-министр сказал: «Когда я буду контролировать туземное образование, я реформирую его, чтобы туземцев с детства учили понимать, что равенство с европейцами не для них. … Люди, которые верят в равенство, не являются желательными учителями для туземцев. Когда мой отдел будет контролировать туземное образование, он будет знать, для какого класса высшего образования подходит туземец и будет ли у него шанс в жизни использовать свои знания ».

Другим основным препятствием на пути продвижения африканцев является промышленная цветовая планка, согласно которой все лучшие рабочие места в промышленности резервируются только для белых. Более того, африканцам, которые находят работу в доступных им неквалифицированных и полуквалифицированных профессиях, не разрешается создавать профсоюзы, пользующиеся признанием. Это означает, что им отказано в праве на ведение коллективных переговоров, которое разрешено более высокооплачиваемым белым рабочим.

Правительство отвечает своим критикам, говоря, что африканцы в Южной Африке живут лучше, чем жители других стран Африки. Я не знаю, верно ли это утверждение. Но даже если это правда, для африканцев это не имеет значения.

Мы жалуемся не на то, что мы бедны по сравнению с людьми в других странах, а на то, что мы бедны по сравнению с белыми людьми в нашей собственной стране, и что законодательство не позволяет нам изменить этот дисбаланс.

Отсутствие человеческого достоинства у африканцев является прямым следствием политики превосходства белых. Белое превосходство подразумевает неполноценность черных. Законодательство, призванное сохранить превосходство белых, закрепляет это понятие. Черную работу в Южной Африке неизменно выполняют африканцы.

Когда что-то нужно отнести или почистить, белый человек будет искать африканца, который сделает это за него, независимо от того, нанят он им или нет. Из-за такого отношения белые склонны считать африканцев отдельной породой. Они не смотрят на них как на людей с собственными семьями; они не осознают, что у них есть эмоции, что они влюбляются, как белые люди; что они хотят быть со своими женами и детьми, как белые люди хотят быть со своими; что они хотят заработать достаточно денег, чтобы должным образом содержать свои семьи, кормить и одевать их и отправлять в школу. И какой «домой», «садовник» или рабочий может когда-либо надеяться на это?

Законы о пропусках делают любого африканца подлежащим полицейскому надзору в любое время. Я сомневаюсь, что в Южной Африке найдется хотя бы один африканец, у которого не возникло бы стычек с полицией из-за его пропуска. Каждый год сотни и тысячи африканцев сажают в тюрьму по законам о пропусках.

Еще хуже то, что законы о пассажах разлучают мужа и жену и приводят к распаду семейной жизни. Бедность и распад семьи имеют вторичные последствия. Дети бродят по улицам, потому что у них нет школ, в которые они могли бы ходить, или нет денег, чтобы позволить им ходить, или нет родителей дома, чтобы следить за тем, чтобы они ходили, потому что оба родителя (если их двое) должны работать, чтобы поддерживать семью. . Это ведет к нарушению моральных норм, к тревожному росту нелегитимности и к насилию, которое прорывается не только политически, но и повсюду. Жизнь в поселках опасна. Не проходит и дня, чтобы кого-нибудь не зарезали или не избили. И насилие переносится из поселков [в] белые жилые районы. Люди боятся ходить по улицам после наступления темноты. Участились кражи со взломом и грабежи, несмотря на то, что теперь за такие правонарушения может быть вынесен смертный приговор. Смертные приговоры не могут вылечить гнойную рану.

Африканцы хотят, чтобы им платили прожиточный минимум. Африканцы хотят выполнять работу, на которую они способны, а не работу, на которую, по заявлению правительства, они способны. Африканцы хотят, чтобы им разрешили жить там, где они получают работу, и не хотят, чтобы их выселяли за пределы района, потому что они там не родились. Африканцы хотят, чтобы им разрешили владеть землей в тех местах, где они работают, и чтобы они не были вынуждены жить в арендованных домах, которые они никогда не смогут назвать своими. Африканцы хотят быть частью общего населения, а не ограничиваться проживанием в собственных гетто.

Африканские мужчины хотят, чтобы их жены и дети жили с ними там, где они работают, а не вынуждены вести противоестественное существование в мужских общежитиях. Африканские женщины хотят быть со своими мужчинами, а не оставаться навсегда вдовами в заповедниках. Африканцы хотят, чтобы их выпускали на улицу после 11 часов вечера, а не запирали в своих комнатах, как маленьких детей. Африканцы хотят, чтобы им разрешили путешествовать по своей стране и искать работу там, где они хотят, а не там, где им говорит бюро труда. Африканцы хотят справедливой доли во всей Южной Африке; они хотят безопасности и доли в обществе.

Прежде всего, мы хотим равных политических прав, потому что без них наша инвалидность будет постоянной. Я знаю, что это звучит революционно для белых в этой стране, потому что большинство избирателей будут африканцами. Это заставляет белого человека бояться демократии. Но нельзя допустить, чтобы этот страх стоял на пути единственного решения, гарантирующего расовую гармонию и свободу для всех. Неправда, что предоставление избирательных прав всем приведет к расовому господству. Политическое разделение, основанное на цвете, совершенно искусственно, и когда оно исчезнет, ​​исчезнет и господство одной цветовой группы над другой. АНК провел полвека в борьбе с расизмом. Когда она восторжествует, она не изменит эту политику.

Вот с чем борется АНК. Их борьба носит поистине национальный характер. Это борьба африканского народа, вдохновленная собственными страданиями и собственным опытом. Это борьба за право жить. Всю свою жизнь я посвятил себя этой борьбе африканского народа. Я боролся против господства белых, и я боролся против господства черных. Я лелеял идеал демократического и свободного общества, в котором все люди живут вместе в гармонии и с равными возможностями. Это идеал, ради которого я надеюсь жить и достичь. Но если понадобится, это идеал, за который я готов умереть.

· С благодарностью Фонду Нельсона Манделы

Речь Нельсона Манделы (Идеал, за который я готов умереть)

20 апреля 1964 года Нельсон Мандела произнес мощную, сдержанную и пронзительную речь на суде.

 

«Идеал, за который я готов умереть»

 

Слова речи Нельсона Манделы, произнесенной на суде над ним 20 апреля 1964 года, не дают покоя. Не только потому, что мы знаем конец этой истории, но и из-за силы самих слов. Его речь является продолжением самого человека. Это демонстрация сдержанности, но тем не менее мощная в своем призыве к справедливости.

Нельсона Манделу, тогдашнего лидера Африканского национального конгресса, обвинили в саботаже. Его речь освещает его пожизненную борьбу против расистского режима апартеида.

 

Нельсон Мандела экономно использует слова. Его предложения в основном короткие и неукрашенные. Дескрипторы и наречия используются редко. Вместо этого у нас есть прямые констатации фактов. Слова Манделы позволяют слушателю увидеть мир с его точки зрения. Как будто это было рассказано, как это происходит.

Есть несколько утверждений, требующих нашего внимания. Они неудобны, и намеренно так, чтобы соответствовать характеру предмета.

Африканцы хотят, чтобы им платили прожиточный минимум. Африканцы хотят выполнять работу, на которую они способны, а не работу, на которую, по заявлению правительства, они способны.

Прежде всего, мы хотим равных политических прав.

Уровень младенческой смертности является одним из самых высоких в мире.

Отсутствие человеческого достоинства у африканцев является прямым результатом политики превосходства белых.

 

Вокруг себя Мандела видел бы разительный контраст в качестве жизни между расово разделенными южноафриканцами в результате режима апартеида. Реальность переносится в зал суда, рисуя картину несправедливости с помощью контраста. Образы остаются сильными при чтении слов Манделы все эти годы спустя.

Уровень жизни белых вполне может быть самым высоким в мире, в то время как африканцы живут в нищете.

Черную работу в Южной Африке неизменно выполняют африканцы. Когда что-то нужно отнести или почистить, белый человек будет искать африканца, который сделает это за него, вне зависимости от того, нанят ли он африканца или нет.

Я боролся против господства белых и я боролся против господства черных.

 

Всю свою жизнь Мандела вел себя с тихой решимостью. Его лидерство подкреплялось неоспоримой храбростью. Его стиль заключался в том, чтобы не использовать боевые слова Малкольма Икса или лирическую фразеологию Мартина Лютера Кинга-младшего. Мандела говорит спокойно, в соответствии с тем, кто он есть. Конечно, он знал, каким может быть исход суда. Но он не сдается на милость суда. Он не показывает слабость. Эмоциональный резонанс в его словах исходит от приверженности и убежденности без тени страха.

Дух Нельсона Манделы выражен в его последних словах:

Я лелеял идеал демократического и свободного общества, в котором все люди живут вместе в гармонии и с равными возможностями. Это идеал, ради которого я надеюсь жить и достичь. Но если понадобится, это идеал, за который я готов умереть.

Нельсон Мандала был приговорен к пожизненному заключению.

 

Прочитайте стенограмму выступления Манделы здесь.

Вот мощное исполнение слов Манделы в исполнении Лучиана Мсамати, поставленное театром Алмейда.

 

---

Серия «Речи в неделю»

Слова способны изменить мир.