39. Связь мышления и речи.
Главная функция речи состоит в том, что она является инструментом мышления. В речи мы формулируем мысль, но, формулируя ее, мы ее и формируем, т.е. создавая речевую форму, мышление само формируется. Мышление и речь не отождествляясь, включаются в единство одного процесса. Мышление в речи не только выражается, но по большей части оно в речи и совершается. Таким образом, между речью и мышлением существует не тождество, а единство; в единстве мышления и речи ведущим является мышление, а не речь; речь и мышление возникает у человека в единстве на основе общественной практики.
Мышление человека органично связано с мышлением и языком, при этом необходимо отличать язык от речи. Язык един для всех людей, пользующихся им, речь – индивидуальна.
Язык – это
система условных символов, с помощью
которых передается сочетание звуков,
имеющих для людей определенное значение
и смысл.
Речь – это совокупность произносимых или воспринимаемых звуков, которые имеют тот же смысл и то же значение, что и соответствующие им система письменных знаков.
Речь без усвоения языка невозможна, в то время как язык может существовать и развиваться независимо от конкретного человека, по законам не связанным ни с его психологией, ни с его поведением. Связующим звеном между языком и речью выступает значение слова, поскольку оно выражается как в единицах языка, так и в единицах речи.
Эмоции – особый
класс субъективных психологических
состояний, отражающих в форме
непосредственных переживаний приятного
процесс и результаты практической
деятельности, направленной на
удовлетворение его актуальных
потребностей. Поскольку все то, что
делает человек, в конечном счете служит
цели удовлетворения его разнообразных
потребностей, постольку любые проявления
активности человека сопровождаются
эмоциональными переживаниями.
Самая старая по происхождению, простейшая и наиболее распространенная среди живых существ форма эмоциональных переживаний – это удовольствие, получаемое от удовлетворения органических потребностей, и неудовольствие, связанное с невозможностью это сделать при обострении соответствующей потребности.
Основные эмоциональные
состояния, которые испытывает человек,
делятся на собственно эмоции, чувства
и аффекты. Эмоции и чувства предвосхищают
процесс, направленный на удовлетворение
потребности, имеют идеаторный характер
и находятся как бы в начале его. Эмоции
и чувства выражают смысл ситуации для
человека с точки зрения актуальной в
данный момент потребности, значения
для ее удовлетворения предстоящего
действия или деятельности. Эмоции могут
вызываться как реальными, так и
воображаемыми ситуациями. Они, как и
чувства, воспринимаются человеком как
его собственные внутренние переживания,
коммуницируются, т.е. передаются другим
людям, сопереживаются.
Чувства – высший продукт культурно-эмоционального развития человека. Они связаны с определенными входящими в сферу культуры предметами, видами деятельности и людьми, окружающими человека.
Аффекты – это особо выраженные эмоциональные состояния, сопровождаемые видимыми изменениями в поведении человека, который их испытывает. Аффект не предшествует поведению, а как бы сдвинут на его конец.
Страсть – еще один вид сложных, качественно своеобразных и встречающихся только у человека эмоциональных состояний. Страсть представляет собой сплав эмоций, мотивов и чувств, сконцентрированных вокруг определенного вида деятельности или предмета (человека).
Речь и мышление
1. Краткая история проблемы
Не имея возможности детально углубиться в историю отечественной науки, мы остановимся на наиболее, на наш взгляд, авторитетных и значительных теоретических построениях в области исследования речевого мышления.
Среди многочисленных предшественников современной теории речевой деятельности нужно выделить труды ученых Л. С. Выготского и Н. И. Жинкина. Обратимся к сжатому, конспективному по необходимости изложению концептуальных положений обоих ученых.
Наиболее последовательно взгляды Л. С. Выготского на проблему порождения и понимания речи выражены в его книге «Мышление и речь». Главный вопрос, на который пытался ответить ученый – что лежит между мыслью и словом?
В разрешении поставленной задачи важную роль играло различение двух принципиальных для понимания концепции ученого категорий – значение и смысл. Значение – это объективно сложившаяся в ходе истории общества система связей, которая стою за словом. Это то, что объединяет различных носителей языка в понимании той или иной номинации. Обычно словарные толкования лексем стремятся выразить их значения. Так, например, слово СТУЛ по своему значению – это предмет мебели, представляющий собой специальное приспособление для сидения одного человека, которое имеет спинку и не имеет подлокотников Смысл – это индивидуальное значение слова, которое связано личностных субъективным опытом говорящего и конкретной ситуацией общения.
Подчеркнем еще раз ситуативность всякого смысла. Слово ВЕРЕВКА в ситуации, когда нужно перевязать торт, будет иметь иной смысл, нежели в ситуации, когда возникает необходимость повеситься.
Смысл, таким образом, всегда индивидуально-личностен. Он рождается в сознании говорящего и не всегда понятен окружающим. Смысл соотносится с мыслью, с исходным замыслом высказывания. Он как бы несет в себе первичную константу, то содержание, которое должно воплотиться в речи. Значение демонстрирует результат речепорождения. Это то, что является понятным всем участникам коммуникации. Значение реализуется в речевом произведении.
Движение от мысли к слову, по Выготскому, таким образом, «предстает в виде превращения личностного смысла в общепонятное значение.
Однако этому движению предшествует важный этап: сама мысль зарождается не от другой мысли, а от различных потребностей человека, от той сферы, которая охватывает все наши влечения, побуждения, эмоции и т. п. Иными словами, за мыслью стоит мотив, то есть то, ради чего мы говорим. Мотив – первая инстанция в порождении речи. Он же становится последней инстанцией в обратном процессе – процессе восприятия и понимания высказывания, ибо мы понимаем не речь, и даже не мысль, а то, ради чего высказывает наш собеседник ту или иную мысль, т. е. мотив речи».
Превращение мысли в слово осуществляется не вдруг, оно совершается во внутренней речи. Категория «внутренняя речь» едва ли не самая важная в концепции выдающегося психолога. Внутренняя речь – отнюдь не «говорение про себя», не «речь минус звук». Она имеет особое строение и качественно отличается от речи внешней. Начнем с того, что внутренняя речь – это речь, состоящая из предикатов, ключевых слов, несущих в себе сердцевину информации.
«По своей структуре внутренняя речь напоминает разговорное ситуативное общение». Представим себе ситуацию: на автобусной остановке пассажиры ожидают прибытие опаздывающего автобуса. Вдруг один из наиболее беспокойных и зорких пассажиров вглядывается вдаль и произносит: «Идет!». Одного этого слова вполне достаточно, чтобы окружающие поняли смысл высказывания. Возьмем другую ситуацию. Студенты, сидя в аудитории, ожидают преподавателя. Один из них выглядывает в коридор и произносит: «Идет!». Разумеется, всем будет ясно, что идет лектор, а не автобус. Внутренняя речь имеет сходные функциональные свойства. Это речь свернутая, сжатая, часто деграмматикализованная. Она несет в себе конспект будущего высказывания и разворачивается в считанные доли секунды.
Именно во внутренней речи слова переходят из замысла в значение. Именно здесь появляются, возникают первые словесные обозначения элементов смысла, которые разворачиваются впоследствии в связную, наполненную общепонятными значениями грамматически оформленную речь.
«Внутренняя речь – результат длительной эволюции речевого сознания. Ее еще нет у ребенка-дошкольника. Она развивается из внешней, так называемой эгоцентрической речи маленьких детей, которая все более сворачивается, делается сначала шепотной и лишь, затем уходит внутрь языкового сознания. Такое превращение внешнего говорения во внутреннюю сжатую речь носит название интериоризации речи. Обычно в норме механизм внутренней речи завершает свое формирование к подростковому возрасту (10-11 лет)».
Учение о внутренней речи – одна из важнейших заслуг Л. С. Выготского и его многочисленных учеников и последователей. Оно проясняет многие тайны формирования и восприятия высказываний в процессе обтеки.
Одно из базовых положений заключается в следующем утверждении: «Мысль не воплощается, а совершается в слове». Эта цитата из книги ученого стала кочевать по разным учебникам и монографиям, посвященным проблемам психологии речи. Вырванная из контекста, она часто интерпретируется таким образом: человек не знает, о чем он будет говорить до тех пор, пока не заговорит. В этой связи вспоминается описанный детским писателем Б. Заходером разговор с маленькой девочкой. В ответ на вопрос «О чем ты думаешь?» девочка сказала:
— Откуда я знаю, что я думаю? Вот скажу, тогда узнаю!
Здравый смысл заставляет усомниться в справедливости подобной трактовки порождения высказывания. И в самом деле, разве мы не знаем до запуска механизма речевой деятельности того, о чем пойдет речь? Другое дело, что в процессе говорения происходит трансформация замысла.
«Мысль изреченная есть ложь» – сказал поэт. И действительно, мы часто испытываем острое неудовлетворение по поводу словесного воплощения задуманного.
И наоборот, как часто мы убеждаемся, что за красивыми, вполне связными высказываниями не скрывается никакого содержания. Да, в процессе появления высказывания на свет идет «борьба» индивидуально-личностного смысла, понятного только самому говорящему, и языковых форм, несущих в себе принятые коллективом значения. Подобные рассуждения заставили ученика и соратника Л. С. Выготского С. Л. Рубинштейна несколько смягчить определение учителя: «В речи мы формулируем мысль, но, формулируя, мы сплошь и рядом ее формируем». Такая редакция ближе к истине, но и она не дает ответа на возникающие вопросы:
1. Если внутренняя речь формируется у детей к 10-летнему возрасту, то как понимают высказывание дошкольники?
2. Как происходит процесс перевода с одного языка на другой?
В книге Л. С. Выготского есть намек на разрешение возникающего противоречия. «Единицы мысли и единицы речи не совпадают», – писал ученый. Процесс порождения высказывания он сравнивал с нависшим облаком, которое проливается дождем слов.
Иными словами, исследователь обозначил существование двух качественно отличных языков, которые взаимодействуют в сознании человека: языка мысли и языка словесного. Ранняя кончина ученого не дала возможность развить намеченные положения. Противоречия концепции Л. С. Выготского удалось разрешить другому выдающемуся отечественному психологу Н. И. Жинкину. предложившему гипотезу существования в сознании человека универсально-предметного кода (УПК).
Согласно концепции Жинкина, базовым компонентом мышления является особый язык интеллекта (его-то и назвал исследователь универсально-предметным кодом). Код этот имеет принципиально невербальную природу и представляет собой систему знаков, имеющих характер чувственного отражения действительности в сознании. Это язык схем, образов, осязательных и обонятельных отпечатков реальности, кинетических (двигательных) импульсов и т. п.
УПК – язык, на котором происходит формирование замысла речи, первичная запись личностного смысла.
И движение от мысли к слову начинается с работы этого несловесного коммуникативного образования. Динамика же порождения высказывания во внутренней речи, по Жинкину, нужно представлять в виде перекодировки содержания будущего речевого произведения с кода образов и схем на язык вербальный.
УПК – язык интернациональный. Он является достоянием людей различных языковых культур и в силу этого составляет предпосылку понимания иноязычной речи.
Теоретические поиски Н. И. Жинкина не опровергают, а значительно дополняют и углубляют концепцию Л. С. Выготского. Они позволяют уточнить классическую формулу перехода мысли в речь. Мысль, существуя в пределах возможностей универсально-предметного кода, в ходе ее вербализации способна трансформироваться, обрастать значениями, которые несут в себе единицы конкретного национального языка. Фундаментальные положения Л. С. Выготского, Н. И. Жинкина и их учеников и последователей легли в основу теории речевой деятельности.
Одним из первых обобщил, систематизировал и представил в своих трудах целостную концепцию формирования и понимания речевого сообщения ученый, который по праву считается отцом отечественной психолингвистики – Алексей Алексеевич Леонтьев.
Соотношение мышления и речи
На протяжении всей истории психологических исследований мышления и речи проблема связи между ними привлекала к себе повышенное внимание. Предлагаемые варианты ее решения были самыми разными – от полного разделения речи и мышления и рассмотрения их как совершенно независимых друг от друга функций до столь же однозначного и, безусловно, их соединяющего абсолютного отождествления.
Многие современные ученые придерживаются компромиссной точки зрения, считая, что, хотя мышление и речь неразрывно связаны, они представляют собой как по генезису, так и по функционированию относительно независимые реальности. Главный вопрос, который сейчас обсуждают в связи с данной проблемой, – это вопрос о характере реальной связи между мышлением и речью, об их генетических корнях и преобразованиях, которые они претерпевают в процессе своего раздельного и совместного развития.
«Слово, так же относится к речи, как и к мышлению. Оно представляет собой живую клеточку, содержащую в самом простом виде основные свойства, присущие речевому мышлению в целом. Слово – это не ярлык, наклеенный в качестве индивидуального названия на отдельный предмет. Оно всегда характеризует предмет или явление, обозначаемое им, обобщенно и, следовательно, выступает как акт мышления».
Но слово – это также средство общения, поэтому оно входит в состав речи. Будучи лишенным значения, слово уже не относится ни к мысли, ни к речи; обретая свое значение, оно сразу же становится органической частью и того и другого. Именно в значении слова, говорит Л.С.Выготский, завязан узел того единства, которое именуется речевым мышлением.
Однако мышление и речь имеют разные генетические корни. Первоначально они выполняли различные функции и развивались отдельно. Исходной функцией речи была коммуникативная функция. Сама речь как средство общения возникла в силу необходимости разделения и координации действий людей в процессе совместного труда.
Вместе с тем при словесном общении содержание, передаваемое речью, относится к определенному классу явлений и, следовательно, уже тем самым предполагает их обобщенное отражение, т.е. факт мышления. Вместе с тем такой, например, прием, общения, как указательный жест, никакого обобщения в себе не песет и поэтому к мысли не относится.
В свою очередь, есть виды мышления, которые не связаны с речью, например наглядно-действенное, или практическое, мышление у животных. У маленьких детей и у высших животных обнаруживаются своеобразные средства коммуникации, us связанные с мышлением. Это выразительные движения, жесты, мимика, отражающие внутренние состояния живого существа, но не являющиеся знаком или обобщением. В филогенезе мышления и речи отчетливо вырисовывается доречевая фаза в развитии интеллекта и доинтеллектуальная фаза в развитии речи.
«Л.С.Выготский полагал, что в возрасте примерно около 2 лет, т.е. в том, который Ж.Пиаже обозначил как начало следующей за сенсомоторным интеллектом стадии дооперационного мышления, в отношениях между мышлением и речью выступает критический переломный момент: речь начинает становиться интеллектуализированной, а мышление – речевым».
Признаками наступления этого перелома в развитии обеих функций являются быстрое и активное расширение ребенком своего словарного запаса (он начинает часто задавать взрослым вопрос: как это называется?) и столь же быстрое, скачкообразное увеличение коммуникативного словаря. Ребенок как бы впервые открывает для себя символическую функцию речи и обнаруживает понимание того, что за словом как средством общения на самом деле лежит обобщение, и пользуется им как для коммуникации, так и для решения задач. Одним и тем же словом он начинает называть разные предметы, и это есть прямое доказательство того, что ребенок усваивает понятия. Решая какие-либо интеллектуальные задачи, он начинает рассуждать вслух, а это, в свою очередь, признак того, что он использует речь уже и как средство мышления, а не только общения. Практически доступным для ребенка становится значение слова как таковое.
Но эти факты есть признаки только лишь начала настоящего усвоения понятий и их использования в процессе мышления и в речи.
Далее этот процесс, углубляясь, продолжается еще в течение достаточно длительного времени, вплоть до подросткового возраста. Настоящее усвоение научных понятий ребенком происходит относительно поздно, примерно к тому времени, к которому Ж.Пиаже отнес стадию формальных операций, т.е. к среднему возрасту от 11-12 до 14-15 лет. Следовательно, весь период развития понятийного мышления занимает в жизни человека около 10 лет. Все эти годы интенсивной умственной работы и учебных занятий уходят на усвоение ребенком важнейшей для развития, как интеллекта, так и всех других психических функций и личности в целом категории – понятия.
Первое слово ребенка по своему значению равняется целой фразе взрослого человека. То, что взрослый выразил бы в развернутом предложении, ребенок передает одним словом. В развитии семантической (смысловой) стороны речи ребенок начинает с целого предложения и только затем переходит к использованию частых смысловых единиц, таких, как отдельные слова.
В начальный и конечный моменты развитие семантической и физической (звучащей) сторон речи идет разными, как бы противоположными путями. Смысловая сторона речи разрабатывается от целого к части, в то время как физическая ее сторона развивается от части к целому, от слова к предложению.
«Грамматика в становлении речи ребенка несколько опережает логику. Он раньше овладевает в речи союзами «потому что», «несмотря на», «так как», «хотя», чем смысловыми высказываниями, соответствующими им. Это значит, что движения семантики и звучания слова в овладении сложными синтаксическими структурами не совпадают в развитии».
Еще более отчетливо это несовпадение выступает в функционировании развитой мысли: далеко не всегда грамматическое и логическое содержание предложения идентичны. Даже на высшем уровне развития мышления и речи, когда ребенок овладевает понятиями, происходит лишь частичное их слияние.
Очень важное значение для понимания отношения мысли к слову имеет внутренняя речь.
Она, в отличие от внешней речи, обладает особым синтаксисом, характеризуется отрывочностью, фрагментарностью, сокращенностью. Превращение внешней речи во внутреннюю происходит по определенному закону: в ней в первую очередь сокращается подлежащее и остается сказуемое с относящимися к нему частями предложения.
Основной синтаксической характеристикой внутренней речи является предикативность (характеристика внутренней речи, выражающаяся в отсутствии в ней слов, представляющих субъект (подлежащее), и присутствии только слов, относящихся к предикату (сказуемому). Ее примеры обнаруживаются в диалогах хорошо знающих друг друга людей, «без слов» понимающих, о чем идет речь в их «разговоре». Таким людям нет, например, никакой необходимости иногда обмениваться словами вообще, называть предмет разговора, указывать в каждом произносимом ими предложении или фразе подлежащее: оно им в большинстве случаев и так хорошо известно. Человек, размышляя во внутреннем диалоге, который, вероятно, осуществляется через внутреннюю речь, как бы общается с самим собой.
Естественно, что для себя ему тем более не нужно обозначать предмет разговора.
Основной закон развития значений употребляемых ребенком в общении слов заключается в их обогащении жизненным индивидуальным смыслом. Функционируя и развиваясь в практическом мышлении и речи, слово как бы впитывает в себя все новые смыслы. В результате такой операции смысл употребляемого слова обогащается разнообразными когнитивными, эмоциональными и другими ассоциациями, Во внутренней же речи – и в этом состоит ее главная отличительная особенность – преобладание смысла над значением доведено до высшей точки. Можно сказать, что внутренняя речь, в отличие от внешней, имеет свернутую предикативную форму и развернутое, глубокое смысловое содержание.
Еще одной особенностью семантики внутренней речи является агглютинация, т. е. своеобразное слияние слов в одно с их существенным сокращением. Возникающее в результате слово как бы обогащается двойным или даже тройным смыслом, взятым по отдельности от каждого из двух-трех объединенных в нем слов.
«Так, в пределе можно дойти до слова, которое вбирает в себя смысл целого высказывания, и оно становится, «концентрированным сгустком смысла». Чтобы полностью перевести этот смысл в план внешней речи, пришлось бы использовать, вероятно, не одно предложение». Внутренняя речь, по-видимому, и состоит из подобного рода слов, совершенно непохожих по структуре и употреблению на те слова, которыми мы пользуемся в своей письменной и устной речи. Такую речь в силу названных ее особенностей можно рассматривать как внутренний план речевого мышления. Внутренняя речь и есть процесс мышления «чистыми значениями».
«А.Н.Соколов показал, что в процессе мышления внутренняя речь представляет собой активный артикуляционный, неосознаваемый процесс, беспрепятственное течение которого очень важно для реализации тех психологических функций, в которых внутренняя речь принимает участие. В результате его опытов со взрослыми, где в процессе восприятия текста или решения арифметической задачи им предлагалось одновременно вслух читать хорошо выученные стихи или произносить одни и те же простые слоги (например, «ба-ба» или «ляля»), было установлено, что как восприятие текстов, так и решение умственных задач серьезно затрудняются при отсутствии внутренней речи.
При восприятии текстов в данном случае запоминались лишь отдельные слова, а их смысл не улавливался». Это означает, что мышление в ходе чтения присутствует и обязательно предполагает внутреннюю, скрытую от сознания работу артикуляционного аппарата, переводящего воспринимаемые значения в смыслы, из которых, собственно, и состоит внутренняя речь.
Еще более показательными, чем со взрослыми испытуемыми, оказались подобные опыты, проведенные с младшими школьниками. У них даже простая механическая задержка артикуляции в процессе умственной работы (зажимание языка зубами) вызывала серьезные затруднения в чтении и понимании текста и приводила к грубым ошибкам в письме.
Письменный текст – это наиболее развернутое речевое высказывание, предполагающее весьма длительный и сложный путь умственной работы по переводу смысла в значение. На практике этот перевод, как показал А.Н.Соколов, также осуществляется с помощью скрытого от сознательного контроля активного процесса, связанного с работой артикуляционного аппарата.
Промежуточное положение между внешней и внутренней речью занимает эгоцентрическая речь. Это речь, направленная не на партнера по общению, а на себя, не рассчитанная и не предполагающая какой-либо обратной реакции со стороны другого человека, присутствующего в данный момент и находящегося рядом с говорящим. Эта речь особенно заметна у детей среднего дошкольного возраста, когда они играют и как бы разговаривают сами с собой в процессе игры.
Элементы этой речи можно встретить и у взрослого, который, решая сложную интеллектуальную задачу, размышляя вслух, произносит в процессе работы какие-то фразы, понятные только ему самому, по-видимому, обращенные к другому, но не предполагающие обязательного ответа с его стороны. Эгоцентрическая речь – это речь-размышление, обслуживающая не столько общение, сколько само мышление. Она выступает как внешняя по форме и внутренняя по своей психологической функции. Имея свои исходные корни во внешней диалогической речи, она, в конечном счете, перерастает во внутреннюю.
При возникновении затруднений в деятельности человека активность его эгоцентрической речи возрастает.
При переходе внешней речи во внутреннюю эгоцентрическая речь постепенно исчезает. «На убывание ее внешних проявлений следует смотреть, считал Л.С.Выготский, как на усиливающуюся абстракцию мысли от звуковой стороны речи, что свойственно речи внутренней. Ему возражал Ж.Пиаже, который полагал, что эгоцентрическая речь – это рудиментарная, пережиточная форма речи, перерастающая из внутренней во внешнюю. В самой такой речи он видел проявление несоциализированности, аутизма мысли ребенка. Постепенное исчезновение эгоцентрической речи было для него признаком приобретения мыслью ребенка тех качеств, которыми обладает логическое мышление взрослого». Спустя много лет, познакомившись с контраргументами Л.С.Выготского, Ж.Пиаже признал правильность его позиции.
Мы говорили о развитии речевого мышления, т.е. той формы интеллектуализированной речи, которая рано или поздно, в конечном счете, превращается в мысль.
Мы убедились в том, что мышление в своем развитии имеет собственные, независимые от речи истоки и следует собственным законам в течение длительного периода времени, пока мысль не вливается в речь, а последняя не становится интеллектуализированной, т.е. понятной. Мы также знаем, что даже на самых высоких уровнях своего развития речь и мышление не совпадают полностью. Это означает, что свои корни и законы онтогенетического развития должны быть и у речи. Рассмотрим некоторые из них.
Опыт исследования процесса речевого развития у детей, принадлежащих разным народам, странам, культурам и нациям, показывает, что, несмотря на разительные различия в структуре и содержании современных языков, в целом процесс усвоения ребенком своей родной речи везде идет по общим законам. Так, например, дети всех стран и народов с удивительной легкостью усваивают в детстве язык и овладевают речью, причем этот процесс у них начинается и завершается примерно в одно и то же время, проходя одинаковые стадии.
К возрасту около 1 года все дети начинают произносить отдельные слова. Около 2 лет от роду ребенок уже говорит двух-трехсловными предложениями. Примерно к 4 годам все дети оказываются в состоянии разговаривать достаточно свободно.
Годовалые дети имеют обычно уже довольно богатый опыт взаимодействия с окружающей действительностью. У них есть четкие представления о своих родителях, об окружающей обстановке, о пище, об игрушках, с которыми они играют. Еще задолго до того, как дети практически начинают пользоваться речью, их образный мир имеет уже представления, соответствующие усваиваемым словам. В таких подготовленных предыдущим опытом социализации условиях для овладения речью ребенку остается сделать не так уж много: мысленно связать имеющиеся у него представления и образы действительности с сочетаниями звуков, соответствующими отдельными словами. Сами эти звуковые сочетания к однолетнему возрасту также уже неплохо известны ребенку: ведь он их неоднократно слышал от взрослого.
Следующий этап речевого развития приходится на возраст примерно 1,5-2,5 года. На этом этапе дети обучаются комбинировать слова, объединять их в небольшие фразы (двух-трехсловные), причем от использования таких фраз до составления целых предложений они прогрессируют довольно быстро.
После двух-трехсловных фраз ребенок переходит к употреблению других частей речи, к построению предложений в соответствии с правилами грамматики. На предыдущем и данном этапах речевого развития существуют три пути усвоения языка и дальнейшего совершенствования речи на этой основе:
-подражание взрослым и другим окружающим людям;
-формирование условно-рефлекторных, ассоциативных по своей природе связей между образами предметов, действиями, воспринимаемыми явлениями и соответствующими словами или словосочетаниями;
— постановка и проверка гипотез о связи слова и образа эмпирическим путем (так называемое оперантное обусловливание).
К этому следует добавить и своеобразную детскую речевую изобретательность, проявляющуюся в том, что ребенок вдруг совершенно самостоятельно, по собственной инициативе начинает придумывать новые слова, произносить такие фразы, которые от взрослого он никогда не слышал.
Выводы
Проблема мышления и речи принадлежит к кругу тех психологических проблем, в которых на первый план выступает вопрос об отношении различных психологических функций, различных видов деятельности сознания. Центральным моментом всей этой проблемы является вопрос об отношении мысли к слову. Все остальные вопросы, связанные с этой проблемой, являются как бы вторичными и логически подчиненными этому первому и основному вопросу, без разрешения которого невозможна даже правильная постановка каждого из дальнейших и более частных вопросов. Между тем именно проблема межфункциональных связей и отношений, как считает Л.С. Выготский, является для современной психологии почти совершенно неразработанной и новой проблемой.
Проблема мышления и речи – столь же древняя, как и сама наука, психология, – именно в этом пункте, в вопросе об отношении мысли к слову, является наименее разработанной и наиболее темной. Атомистический и функциональный анализ, который господствовал в научной психологии на всем протяжении последнего десятилетия, привел к тому, что отдельные психические функции рассматривались в изолированном виде, метод психологического познания разрабатывался и совершенствовался применительно к изучению этих отдельных, изолированных, обособленных процессов, в то время как проблема связи функций между собой, проблема их организации в целостной структуре сознания оставалась все время вне поля внимания исследователей.
Литература
1. Актуальные проблемы психофизиологии и нейропсихологии. Сб. науч. ст. Под ред. Е. А. Кислициной. М.: Наука, 1994, с. 143.
2. Выготский Л.С. Мышление и речь. М.: Высшая школа, 1999, с. 582.
3.
Пономарев Я. А. Знание, мышление и умственное развитие. М.: Педагогика, 1967, с. 293.
4. Рубинштейн С. Л. О мышлении и путях его исследования. М.: Высшая школа, 1958, с.312.
5. Ярвилехто Т. Мозг и психика. М.: Ювентос, 1992, с. 178.
Думать и говорить — Колин МакГинн
Думать и говорить
Является ли мышление видом речи? Есть предание, что это так: мышление как «говорение в сердце», язык мысли, голоса в голове, мысли как субголосовая речь. Идея состоит в том, что так же, как мы производим внешнюю речь, используя наши органы речи, мы производим внутреннюю речь, когда думаем: мысль — это безмолвный монолог. Мышление есть возникновение внутренних речевых актов; это может быть даже интериоризация внешних речевых актов. Процесс мышления есть процесс речи. Конечно, внутренняя речь существует, так разве не естественно предположить, что внутренняя речь есть то, что составляет мысль? Правда, мы тоже слышим в воображении слов, но мышление активнее слуха, поэтому предпочтительнее согласовывать мышление с речью, а не со слухом.
Письмо — это еще один процесс, который связывает нас с языком, но кажется неправдоподобным предположить, что разум пишет , когда он думает (о чем и с чем?). Таким образом, люди склонны отождествлять мышление с произнесением слов, а не с их слушанием или написанием. Это защитная позиция?
На ум приходят различные возражения. Во-первых, задействованы ли органы речи, когда человек думает? Очевидно, нет, так как гортань может оставаться в покое, а в мозгу нет никаких признаков параллельной гортани. Так что это должна быть речь без органов речи. Тем не менее, можно сказать, что мозг должен содержать какой-то аппарат, управляющий мыслью, значит, должно быть что-то аналогичное органам речи. Хм. Во-вторых, является ли мысль таким же действием, как и речь? Конечно, мышление является произвольным (как и воображение), но действительно ли оно всегда является преднамеренным действием? Разве мысли иногда просто не приходят к нам без какого-либо инициирующего намерения? Разве некоторые мысли не рефлексивны? Здесь можно сказать, что речевые акты также могут быть непреднамеренными и рефлексивными.
Может быть и так, но, кажется, есть что-то такое, что думать — это много меньше намеренно, чем речь. В-третьих, восприятие естественным образом не рассматривается как тип речи — мы не рассматриваем «говорящие глаза» — так почему же мысль должна согласовываться с речью? Разве мышление не могло быть подобно восприятию: не произвольным, вообще рефлексивным, не словесным? Не может ли это быть больше похоже на , читая ? При чтении мы видим слова и одновременно имеем мысли: чтение произвольно (хотя и не всегда, как, например, когда в поле зрения всплывает большой знак), и все же оно подобно восприятию. Действительно ли ум читает слова, когда думает? Мозг пишет их, а разум читает их: это и есть мышление? Это, без сомнения, гениальная идея, но не слишком привлекательная интуитивно. Поэтому мы возвращаемся несколько угрюмо к разговорной модели, учитывая беспокойство, вызванное этими опасениями и тревогами. Есть ощущение, что мы еще не решили проблему, хотя убийственное возражение неуловимо витает поблизости.
Хотя верно то, что язык присутствует в наших мыслительных процессах в форме внутренней речи, это кажется неправильным.0011 отождествить мышление с речью. Речь может сопровождать мысль, хотя не является мыслью. Но почему именно это?
Я думаю, что ответ связан со случайностью связи между звуком и значением. Самый драматичный способ увидеть суть — заметить, что вы можете что-то сказать, произнеся предложение, которое не понимаете, но вы не можете что-то подумать, произнеся предложение, которого не понимаете. Вы можете произнести предложение на иностранном языке и сказать что-то осмысленное, но у вас не может возникнуть мысль, просто произнеся предложение про себя, означающее содержание мысли. Таким образом, вы можете мысленно репетировать предложение, возможно, готовясь к его произнесению, и при этом не думать о том, что выражает это предложение; вам может просто понравиться звук предложения. Чтобы думать предложением, нужно уловить его смысл. Вы думаете о значениях, но говорите о звуках: значит, мышление не может быть внутренним высказыванием.
Все звуки английских предложений могут проходить через ваш разум в виде грамматических цепочек, и все же вы можете не понимать ни одного из них — и в этом случае у вас не будет соответствующих мыслей. Или возьмем мальапропизм: вы можете произнести неправильное слово и сказать что-то, чего не имеете в виду, но не бывает мальапропизмов мысли — нет случаев, когда вы думаете о мысли, которую не собираетесь думать. В мыслях нельзя говорить одно, а подразумевать другое, потому что нет промежутка между произнесенным словом и подразумеваемым предложением. В мыслях нет оговорок. Вы действительно можете использовать неправильное слово в предложении, которое произносите про себя, но это просто показывает, что мышление не является внутренней речью. Речь, внутренняя или внешняя, может помогает думать, но это не значит, что есть мышление. Недостаточно думать, что p , чтобы про себя произнести предложение, означающее, что p . И в этом нет необходимости, поскольку многие животные (и многие люди) наверняка могут мыслить, не произнося мысленно предложений.
Им нужно понятий (или что-то подобное), но им не нужны слова для понятий — им не нужно интонировать слова про себя, чтобы думать. Есть такая вещь, как бессловесная мысль.
Что же тогда есть процесс мышления? Это не процесс говорения, или слушания, или письма, или чтения: это ни один из этих языково-ориентированных процессов. И почему так должно быть — почему мышление должно имитировать эти другие процессы? Мы не сообщаем мысль, говоря, что мыслитель внутренне сказал себе предложение; мы говорим так, как будто мышление — это совершенно другой процесс. Декарт не говорит: «Я внутренне произношу предложения, следовательно, я существую». Это теория мышления, а не просто синоним слова «думать», и это не очень хорошая теория. [1] Проблема в том, что трудно придумать что-то лучшее: мы тяготеем к этой теории, потому что не можем придумать альтернативы. Мы думаем, что знаем, что такое речь, поэтому мы предполагаем, что мышление точно такое же, за исключением того, что это не так.
Что это, однако, остается неясным. [2]
[1] Строго говоря, изложенные здесь соображения не противоречат идее языка мысли — символической системы, кодирующей понятия, — хотя они противоречат идее о том, что такой язык разговорный . Фодор имел обыкновение говорить, что предложение LOT «размечено» — неологизм, который старательно избегает мысли о том, что мышление буквально включает в себя речь. Что такое токенизация, остается неясным (это не обязательно возражение). Маркировка — это то, что делает любой тип, когда он генерирует экземпляр самого себя; это не специфично для психических процессов, не говоря уже о мыслительных процессах.
[2] Обратите внимание, насколько бесполезен здесь интроспекция: мы не можем просто прочитать из интроспекции, что такое мышление. Не особенно полезен концептуальный анализ. Тем не менее, мы все время думаем; это должен быть самый знакомый из психических процессов. Но когда мы спрашиваем, в чем именно состоит мышление, мы быстро упираемся в кирпичную стену.
Трудно даже сказать, что такое как думать. Мышление — это немного загадка, не так ли? Я думаю, но я не знаю, что такое мышление.
Мышление человека неразрывно связано с языком и общением
Статья поделилась
РЕКЛАМА:
Мышление взаимосвязано не только с чувственными знаниями, но и с языком и речью.
В этом заключается одно из основных различий между человеческой и животной психикой. Человеческое мышление, в какой бы форме оно ни принималось, невозможно без языка. Всякая мысль развивается и развивается в неразрывном единстве с речью.
РЕКЛАМА:
Чем сложнее мысль, тем яснее слова, выражающие ее как в устной, так и в письменной речи. Индивид, объясняя что-либо другим людям и формулируя свои идеи, делает их более понятными для себя.
Следовательно, мы вполне можем сказать, что язык является наиболее эффективным и развитым средством, используемым для осуществления процесса мышления. И мышление, и язык проходят через определенные этапы развития по мере взросления ребенка.
Для многих людей большую часть времени мышление связано с использованием слов и языка. Вот почему язык рассматривается как инструмент мышления.
Среди психологов существуют разные мнения относительно этой идеи. Некоторые придерживаются мнения, что между мыслью и языком нет разницы. Говорят, что говорить и думать — одно и то же, мышление — это разговор с самим собой, субголосовая речь.
Дж. Б. Уотсон, бихевиорист, говорит, что, думая, человек разговаривает сам с собой. Он утверждает, что дети громко разговаривают сами с собой, когда пытаются решить проблему. Даже взрослые будут шептаться про себя, думая о проблеме. Именно на этом основании он говорит, что мышление есть разговор с самим собой.
РЕКЛАМА:
Но другие психологи придерживаются мнения, что глухие люди, не умеющие говорить, способны мыслить. Они не могут говорить, а если мышление является разговором с самим собой, они не должны быть в состоянии думать. Но эти люди свидетельствуют о мышлении. Больные, страдающие афазией, теряют способность говорить, а их голосовые органы не функционируют.
Если мышление говорит само за себя, в них не должно быть никакого мышления, но они свидетельствуют о мысли. Вудворт, другой известный психолог, считает, что, хотя связь между мыслью и языком очень тесная, они различны.
Мы часто думаем о вещах, но не можем выразить свои мысли, что показывает, что мышление происходит независимо от языка. Хотя язык часто используется в мышлении, мы не «разговариваем сами с собой» буквально во время мышления.
Язык описывается как инструмент мышления, но мы обычно думаем о нем как о инструменте общения. Конечно, общение не ограничивается языком. Иногда мы передаем информацию другим невербально с помощью жестов и других средств.
В свете приведенной выше информации мы можем понять, что человеческое мышление невозможно без языка.
Так же и наш язык и общение связаны с нашими идеями. Что бы мы ни думали, мы общаемся с помощью языка, неявного или явного. Язык и общение могут быть бессмысленными без процесса. И мышление, и язык тесно взаимосвязаны.
