Как связаны мышление и речь и деятельность: Мышление и речь — Психологос

Взаимосвязь мышления и речи

Мышление и речь тесно связаны между собой, между тем, их нельзя назвать однозначно одним и тем же. Также нельзя сказать, что одно проистекает из другого, но при этом не стоит отрицать связь мышления и речи друг с другом. Речь имеет свой инструментарий для управления ею, называемый грамматикой, тогда как мышление оперирует логикой и логическими понятиями. Логика и грамматика — это совершенно разные инструменты, выполняющие абсолютно разные функции. Их нельзя приравнять друг к другу ни с какой точки зрения. В дополнение к вышеизложенному стоит отметить, что хотя речь и мышление исторически помогали развитию друг друга, произошли они всё же по отдельности и первоначально выполняли разные функции в жизни человека.

Роль речи в мыслительном процессе

Речь играет огромное значение для процесса мышления. Мысль в человеческой голове всегда возникает облекаясь в словесную форму, даже если человеку по какой-либо причине недоступна речь в привычном виде. Такое возможно, если, например, человек глухонемой или вырос не в среде людей — в этом случае в качестве речи будут использоваться жесты или формирующиеся мыслеобразы, они будут выполнять роль слов.

Началом мыслительного процесса выступает какой-либо вопрос или формирование проблемы, которую необходимо решить. Затем происходит рождение некой мысли, которая является лишь общей заготовкой, а в процессе обработки мозгом превращается во что-то более цельное и обладающее структурой.

Определение 1

Процесс облечения мысли в некую первоначальную словесную форму называется внутренней речью.

Именно с помощью внутренней речи происходит подготовка к тому, чтобы общую идею облечь в слова в форме устной или письменной речи. На этапе внутреннего диалога происходит переработка мысли для образования из неё последующих осмысленных фраз и предложений с помощью всевозможных конструкций грамматики, этот процесс можно сравнить с компиляцией кода в программировании — то, что первоначально было лишь неким представлением, мыслеформой превращается в стройный ряд с помощью слов, фраз и затем предложений. Советский психолог Выготский описал этот явление так:” мысль совершается в слове”.

Не смотря на изложенную выше информацию, не стоит приравнивать понятие “речь” к понятию “мышление” — одно вполне может существовать без другого, хотя они и тесно взаимосвязаны. В этом легко убедиться: любую мысль можно выразить с использованием различных речевых конструкций и тем самым доказать несостоятельность такого приравнивания. Также довольно показательным примером являются те случаи, когда у человека есть какая-то мысль, но он не может выразить её в доступной и понятной для всех словесной форме или может, но при этом смысл частично теряется или искажается.

Для речи свойственно устаревание, но для мышления это нехарактерно. Мысль может быть одной и той же, но в зависимости от того, какой эпохи или даже окружения человек, он будет выбирать разные слова для её оформления. Причём касаться это будет и внутренней речи, её также нельзя приравнивать к мышлению, ведь в разное время мы можем помнить одну и ту же мысль по-разному, или, наоборот, забыть мысль и помнить лишь неполную словесную формулировку, которая не может в полной мере помочь восстановить суть первоначальной идеи. Однако, в целом человек мысль помнит мысль лучше, чем её словесное описание.

Проблемы взаимоотношения мышления и речи у Выготского

Рисунок 1. Лев Семёнович Выготский. Автор24 — интернет-биржа студенческих работ

Советский учёный Лев Семёнович Выготский, родившийся в 1896 году, много занимался изучением взаимосвязи между речью и мышлением, в том числе, он исследовал психологические функции, основываясь на данных, полученных из детской психологии, дефектологии и психиатрии. Его работа под названием “Мышление и речь”, вышедшая в 1934 году, рассматривает аспекты развития речи и мышления, также в ней рассмотрено непостоянство отношения этих двух понятий между собой и различие в их происхождении. В своей работе Выготский предполагает, что существовала некая доречевая фаза интеллекта и особая доинтеллектуальная фаза речи. По его мнению, в определённый исторический момент происходит столкновение речи и мышления, в результате чего в дальнейшем они продолжают развиваться уже рука об руку.

Особый взгляд Выготский имел и на формирование внутренней речи: он предполагал, что она развивается сначала путём накопления внутренних и функциональных изменений, а затем появляется эгоцентрическая речь “вслух”. Со временем ребёнок начинает разделять эгоцентрическую функцию речи и социальную, после чего эгоцентрическая речь постепенно переходит во внутреннюю.

Замечание 1

Книга “Мышление и речь” является первоначалом для такой советской науки, как психолингвистика.

Также в своей работе Выготский показал, насколько важна речь для развития личности. Дело в том, что речь, возникшая отдельно от процесса мышления и затем ставшая постепенно его важной составной частью, используется для трансформации наглядно-образного течения мысли в логическое и, соответственно, в абстрактное, а это делает возможным оперирование теми понятиями, что мы не в состоянии как-либо исследовать с помощью всех имеющих органов чувств.

При этом если рассматривать слово отдельно от процесса мышления, то оно теряет свою суть и становится пустым набором звуков. Но если слово приобретает значение, оно тут же может стать инструментом как для речи, так и для мышления. Именно это Выготский и считал объединяющим фактором для понятий “слово” и “мышление”.

Природа возникновения речи

Речь является структурой, используемой человеком с незапамятных времён. В связи с этим нет однозначного ответа на вопрос о том, является ли человеческая способность к речи врождённой, или же речь для каждого является приобретённым навыком. Существуют различные подходы к этому вопросу, принимающие ту или иную сторону.

Например, люди, выросшие без взаимодействия с социумом, не могут овладеть каким-либо человеческим языком, что свидетельствует, казалось бы, в пользу того, что речь — это приобретаемый навык.

В то же время, есть и факты, говорящие о том, что речь — это врождённая способность. Младенец способен распознать звук человеческой речи среди множества других схожих звуков. Также интересным феноменом является и то, что у всех детей развитие речевых навыков происходит по одной и той же схеме, что отчасти тоже говорит о неких врождённых способностях к речи.

Существует множество гипотез, предполагающих о происхождении речи. Ниже приведены некоторые из них:

• Теория научения;
• Теория специфических задатков Хомского;
• Когнитивная теория Пиаже;
• Психолингвистическая теория развития речи.

Теория научения

Теория научения предполагает, что ребёнок с рождения склонен подражать. Он изображает сначала звуки, затем слова, после неуклюже строит свои первые предложения. Его первые слова обычно играют роль предложений, которые в краткой форме описывают его желания и мотивы, отличным примером здесь будет употребляемое малышами слово “ам”, которое одновременно может означать и его желание перекусить, и то, что он ест в данный момент.

Ребёнок получает положительное подкрепление от родителей после произнесения первых звуков и затем слов, отчасти это помогает ему учиться новым словам и грамматическим конструкциям и запоминать их. Но удивительно то, что на этапе формирования предложений родители обычно поощряют более грамотные логические выводы и измышления, а не правильность грамматических конструкций как таковую.

Вопреки этому ребёнок усваивает и грамматические правила. Также эта теория не учитывает детскую способность к словообразованию и очень быстрому усвоению ребёнком речи именно в определённый период его жизни, а также необходимость наличия задатков для развития любого навыка.

Теория специфических задатков Хомского

Данная теория предполагает, что новорождённый человек уже обладает определёнными способностями к развитию речи как таковой, которые в норме формируются к возрасту одного года. Начиная с этого момента, ребёнок очень чувствителен к восприятию речи, а продолжается этот период примерно до трёх лет, что в целом теоретически объясняет, почему люди, удалённые от человеческого общества длительное время в детстве не способны освоить какой-либо язык. В то же время, это период развития и становления именно речи, процесс мышления же продолжает развиваться у человека вплоть до его созревания.

Когнитивная теория Пиаже

Согласно этой теории, ребёнку с рождения присуща функция восприятия и некой переработки информации. То есть ребёнку с рождением свойственно мышление, которое со временем развивается. Эта теория помогает объяснить, почему ребёнок может придумывать свои собственные слова. Также интересным фактом, косвенно подтверждающим эту теорию, является то, что дети в начале становления речи говорят только о том, что они уже понимают.

Психолингвистическая теория развития речи

Эта теория предполагает, что речь возникает в ходе бесконечного цикла “мышление—речь”, во время которого происходит постепенное усовершенствование и того, и другого. Речь для мышления выступает в качестве своеобразных символов, позволяющих “одеть” мысль для её формирования, в то же время, с усовершенствованием мыслительной способности необходимо расширение словарного запаса и речи, что также приводит к её развитию.

Происхождение мышления и речи

Хотя мышление и речь существовали бок о бок друг с другом во время развития человечества, всё же они являются раздельными, самостоятельными понятиями. Считается, что речь возникла для процесса взаимодействия людей друг с другом в ходе какой-то общей целенаправленной деятельности для более эффективного её осуществления, а процесс мышления существовал отдельно от неё. Это видно на примере животных и их действенного подхода к каким-либо стоящим перед ними небольшим задачам, которые они способны решать несмотря на отсутствие речи.

Первоначально речь была инструментом для того чтобы охарактеризовывать какие-то необходимые знания о предметах, полученные во время трудовой деятельности для более лучшего их понимания и характеристики. Таким образом, речь была необходима для более эффективного существования. Такая речь, естественно, не была столь богата, как та, которой мы пользуемся сегодня. Она представляла собой отдельные смысловые единицы, которые использовались как целые предложения и иногда имели одновременно несколько смыслов, абсолютно разных по значению. В это время из-за многозначности речевых единиц речь применялась непосредственно во время совершения какого-либо действия или проживания ситуации. Любопытно, что во время развития речи у детей наблюдается отчасти похожее использование слов и ребёнок может использовать одно и то же слово для характеристики целой группы предметов, которые на первый взгляд могут быть не связаны между собой.

В дальнейшем при развитии речи она всё больше отходит от исключительно практического применения и возникает внутренняя речь, которая играет важную роль в процессе мышления. Внутренняя речь делает возможным мышление не только непосредственно во время выполнения практической задачи, но и для внутреннего осмысления какого-либо действия, создания идеализированной воображаемой модели события или явлений. Возникает в принципе такой мощный и важный инструмент мышления как воображение, позволяющее в том числе прогнозировать какие-либо события без непосредственного участия в них. Благодаря новым возможностям развитого мышления происходит и дальнейшее развитие речи для удовлетворения нужд мышления.

Процесс совместного роста мышления и речи становится неотделимым.

Заключение

Для мысли и речи свойственны:

• Мысль и речь едины, но между ними нельзя поставить знак равно;
• Несмотря на такую тесную связь, мышление всё же является главенствующим в этой паре;
• Мышление развивается бок о бок с речью во время жизнедеятельности человека.

Как развивать речевое мышление?

• Что такое речевое мышление? 

• Схема речевого мышления и его составляющие

• Как формируется речевое мышление?

• Что может стать препятствием для развития речевого мышления?

• Особенности мышления при речевых нарушениях

• Что поможет развить речевое мышление?

Правильная артикуляция и произношение, правильное построение предложений и их интонационное оформление, умение грамотно формулировать свои мысли, выражать свои чувства, эмоции – все это возможно, если у человека своевременно формируются речевые навыки и развиваются мыслительные процессы.  

Речь и мышление тесно взаимосвязаны и взаимозависимы. Уровень их развития влияет на все психические процессы – внимание, память, восприятие и др. Поэтому так важно не пускать на самотек формирование речевого мышления. 

Что мешает нормальному развитию речевого мышления, какими могут быть последствия речевых нарушений и что поможет исправить дефекты – разберем в нашей статье.

 

Что такое речевое мышление?

Чтобы дать определение речевому мышлению, вспомним, что такое речь и мышление. 

Речь – это средство и форма выражения человеком своих мыслей и эмоций, их материализация с помощью языковых конструкций (слов, словосочетаний, фраз, предложений). Это сложная психическая деятельность, которая включает создание мысли, ее формулировку и восприятие высказанного, его понимание. Речь выполняет две основные функции – коммуникативную (общения) и речемыслительную (мышления) и может принимать разные формы – устную (внешнюю), внутреннюю или письменную.

Мышление – это осознание и восприятие явлений, предметов, объектов окружающего мира, создание представлений о них, установление связей между ними, решение задач, умение абстрагироваться и генерировать новые идеи. Мышление – это инструмент, при помощи которого человек перерабатывает поступающую извне информацию, может прослеживать изменения объектов во времени, представлять их видимую внешнюю и невидимую внутреннюю стороны и т. д. Это познавательная деятельность, которая помогает получать опыт, обобщать его и применять в дальнейшем – в новых ситуациях. 

Речь и мышление взаимодействуют и влияют друг на друга. Психологическая основа речи – это мысли, поэтому, для речевого развития необходимо расширение понятийного запаса, обогащение мыслей. В свою очередь мышление не будет нормально развиваться без «поддержки» со стороны речи – если нет языкового материала и его речевого оформления, выражения. 

Речевое мышление – это способность так сформулировать, высказать свою мысль, чтобы ее устный или письменный вариант был понятен окружающим. Этот процесс можно представить как говорение во время мышления и мышление во время высказывания. 

Речь и мышление – не тождественные, но взаимосвязанные и взаимозависимые процессы, которые успешно развиваются и существуют только в тандеме.

 

Схема речевого мышления и его составляющие

Исследованием взаимосвязи мышления и речи и их влияния на развитие человека занимался советский психолог Лев Выготский. Одним из результатов изысканий ученого стала теория речевого мышления, которая сыграла большую роль в понимании речевой деятельности, ее структуры, этапов формирования. 

По Выготскому, процесс речевого мышления развивается по следующей схеме:

1. Возникает мысль и в то же мгновение появляется мотив выразить ее. 

2. Вырабатывается мнение, что одновременно становится попыткой передать мысль, придать ей форму внутреннего слова.  

3. Далее рождается внутренняя речь, в которой реализуется стремление «одеть» мысль во внешние слова, у которых есть свое значение (этап перехода к синтаксису значений). 

4. Следующий этап – семантический (или смысловой): мысль облекается в слова, от синтаксиса значений мы переходим к словесному синтаксису.

5. Подготовленная мысль – сформулированная по правилам языка, «одетая» в определенные слова – выпускается наружу: ее высказывают, озвучивают, проговаривают (используя речь). 

Так работает речевое мышление взрослого. Ребенку же предстоит прежде расширить свой запас слов и понятий, овладеть объемом знаний, которого будет достаточно для организации внутренней и внешней речи.

Каковы же составляющие речевого мышления? 

Условной единицей измерения речи является слово, а условной единицей мышления – мысль.

 

За единицу речевого мышления Выготский предложил принять значение слова. 

Каждое слово не просто называет определенный, отдельно взятый предмет (или явление), а обобщает предметы (или явления), относящиеся к какой-то группе (например, слово кот не ограничивается только конкретным животным по кличке Василий, а может быть применено к самым разным котам – черным, пушистым, с тяжелым характером). А поскольку мы выбираем слова с определенным значением, релевантным нашим мыслям, которые мы хотим выразить, донести до собеседника, значение слова можно считать одновременно и единицей мышления, и единицей речи.

 

Как формируется речевое мышление?

Речевое мышление тесно связано с речью и мышлением, а потому и развитие его зависит от того, как проходит становление этих важных для человека процессов. 

Формирование речи начинается уже в младенческом возрасте и идет параллельно с физическим и умственным развитием малыша.

Ребенок овладевает новыми движениями, познает мир, обогащается его словарный запас (как активный, так и пассивный). У ребенка накапливается опыт – речевой и мыслительный, и этот процесс продолжается, когда он становится взрослым. Учеными выделяется несколько ключевых этапов развития речи, с которыми можно соотнести стадии развития мышления:

1. Пассивный или подготовительный (до 1 года). Первый крик, первые эмоциональные реакции на родителей и их слова, обращенные к ребенку, понимание того, откуда идет звук, и первые повороты головы в сторону источника этого звука, простейшие игровые действия. На этом этапе ребенок реагирует на слова, как на знаковые символы, у него появляются первые звуки, комплексы звуков, слоги. Поскольку речь пока отсутствует, мышления тоже нет. 

2. Автономный или преддошкольный (от 1 года до 3 лет). Это время первых слов и фраз, возможно, корявых и неправильно сказанных. Ребенок учится произносить слова, следит за реакцией взрослых, повторяет за ними, начинает понимать смысл того, что он говорит, и это понимание использовать. Малышу пока недоступны переносные смыслы слов, бывают ошибки в произношении. Он активно познает мир на ощупь и пробует на вкус, поэтому важными источником информации являются двигательный и осязательный каналы восприятия – его пальчики и рот. Это стадия элементарного мышления, которое связано с манипулированием различными предметами, – стадия предметно-действенного (или наглядно-действенного) мышления. Главные вопросы, которые интересуют кроху, – что это такое и что с этим можно делать?

3. Активный или дошкольный (от 3 до 7 лет). Активное развитие речи сопровождается пополнением словарного запаса и расширением кругозора. В это время хорошо поддается исправлению некорректное произношение звуков. Речь усложняется, становится более связной, со временем переходит в контекстную. Усложняются фразы и предложения, добавляются речевые конструкции. Ребенок может сочинять небольшие рассказы. 

   Ведущая деятельность дошкольника – игра. Важную роль в развитии мышления играет фантазия. Это стадия наглядно-образного мышления. Малыш уже накопил определенный опыт, на который может опираться (например, его мозг зафиксировал, что большой камень тяжелый, проверять это необязательно). От действий с предметами дети переходят к действиям с их образами, знакомятся с абстрактными понятиями, учатся обобщать. Очень важно, чтобы ребенок в этом возрасте фантазировал, генерировал собственные идеи и образы – это способствует развитию интеллектуальных способностей, умения мыслить. 

4. Школьный (от 7 до 17 лет). На этом этапе формируются правильные речевые навыки, причем все происходит осознанно: в школе ребенок осваивает основы грамматики, учится писать, развивает устную речь. Речь совершенствуется, становится эмоциональной, выразительной. На смену образам приходят понятия. Ребенок может самостоятельно определить отличительные признаки явления или предмета и отнести его к конкретной категории, способен оценить реальные размеры объекта, найти причинно-следственные связи. Его мышление становится словесно-логическим. 

Своевременное правильное развитие речи позволяет ребенку постоянно усваивать новые слова и понятия, обогащает багаж знаний об окружающем мире. Развитие речевых навыков тесно связано с развитием мышления. Мышление, в свою очередь, находится под влиянием познавательной деятельности ребенка. В играх он накапливает чувственный опыт, знания об окружающем мире, решает практические задачи – все это создает базу, материал для будущих обобщений, для развития мыслительной деятельности. Именно собственный опыт, а вовсе не объяснения и наставления взрослых имеет ключевое значение. 

Что может стать препятствием для развития речевого мышления?

1. Дефицит собственного опыта – чувственного и практического. Такое бывает, когда малышу из самых добрых побуждений не дают познавать окружающий мир, опасаясь, что этот мир может оказаться слишком враждебным. Например, когда каждый шаг, каждую попытку познакомиться с действительностью поближе переживательные родители (а особенно бабушки) сопровождают запретами: «туда не ходи!», «это не трогай!». 

2. Попытки родителей сделать из своего ребенка вундеркинда, а конкретно – их увлечение всевозможными методиками раннего развития. Каждый малыш развивается в своем собственном темпе. Когда у него еще не сформировались уверенные навыки устной речи на родном языке, не стоит обучать его письму, чтению или иностранному языку (в котором и правила построения предложений, и произношение, и слова совершенно другие). 

3. Игнорирование так называемой «зоны ближайшего развития». Если ребенок развивается быстрее своих сверстников, ему может стать тесно и некомфортно в имеющихся рамках, и давно пора двигаться дальше. Гораздо лучше, если планка, к которой нужно стремиться, будет чуть выше уровня знаний и умений ребенка.  

4. Проблемы с физическим или психическим здоровьем ребенка, которые своевременно не выявлены. Например, нарушения речи намного проще скорректировать, если обнаружить проблему на ранней стадии. 

Особенности мышления при речевых нарушениях




Поскольку мышление и речь тесно связаны, речевые расстройства могут привести к различным отклонениям, особенностям в развитии мыслительных процессов: 

• При общем недоразвитии речи (ОНР) наблюдаются отставание в развитии наглядно-образного мышления; сложности с освоением анализа, синтеза, сравнений; неустойчивость внимания. 

• При алалии (при нормальном слухе и достаточном уровне интеллекта речь полностью отсутствует или недоразвита) отмечаются отставание в развитии наглядно-образного мышления; замедленность мыслительных процессов; проблемы с переключением с одного вида деятельности на другой; отсутствие устойчивого интереса к заданиям; трудности с обобщением и сравнением, анализом и синтезом, классификацией понятий.

• При заикании возникают нарушения внимания, памяти; склонность к сомнениям и детализации, к перебору вариантов; излишняя эмоциональность, импульсивность, торопливость; нарушение концентрации внимания.

• При афазии (системные нарушения, которые вызваны поражениями участка коры головного мозга, отвечающего за понимание и воспроизведение слов) – нарушения фонематического слуха, слухоречевой и зрительной памяти, дефекты внутренней речи, сложности с установлением логических связей, с анализом и синтезом, сравнением и обобщением, абстрагированием, снижение темпа процессов мышления.

• При дислалии (нарушения в звукопроизношении – замена, отсутствие, искажение или смешение звуков в устной речи) и дизартрии (проблемы с произношением – нарушение артикуляции, темпа и ритма речи, интонаций, которые выражаются в невнятности, смазанности речи) может наблюдаться ослабление, замедление мыслительной деятельности, снижение внимания, памяти.  

• При брадилалии (патологическое замедление темпа речи) наблюдается замедление мыслительной деятельности; фиксация на каком-то одном предмете и сложности с переключением фокуса на другой; склонность к стереотипии; сложности с ориентацией в пространстве. 

• При тахилалии (патологическое ускорение темпа речи) мысли бегут так быстро, что ребенок не успевает их правильно оформить с точки зрения артикуляции.




Что поможет развить речевое мышление?




1. Активная предметная деятельность. Ребенок должен выполнять свои обычные детские функциональные обязанности: совершать примитивные движения (хватать, бросать, брать), подражать действиям взрослых (катать машинку, копать землю или песок, вытирать пол). Таким образом он накапливает материал для развития речевых навыков и обобщений. 

2. Развитие мелкой моторики. Тренировать, разрабатывать мелкие мышцы пальцев рук помогает рисование, лепка, игра с конструктором, создание коллажей и аппликаций. 

3. Обучение самообслуживанию. Ребенок должен уметь самостоятельно умыться, одеться, обуться, убрать свои игрушки на место – все сообразно возрасту. 

4. Знакомство с окружающим миром. Как называются птицы и животные, природные явления, деревья и цветы – информация об окружающем мире лучше усваивается на наглядных примерах. 

5. Специальные вопросы. Важно задавать ребенку не только общие вопросы, на которые он может ответить «да» или «нет», но и те, которые требуют развернутых ответов, рассуждений. 

6. Описание картинок. Кто изображен на картинке, что там происходит. 

7. Имитация и узнавание разных звуков. Это могут быть, например, звуки природы – собачий лай, чириканье воробьев или карканье вороны, шелест листвы или песенки сверчка.

И еще очень важно не помогать ребенку делать то, что он в состоянии сделать самостоятельно. 

Специалисты рекомендуют выполнять следующие упражнения на развитие речевого мышления:

• «Что лишнее?» Предложить ребенку выбрать из ряда картинок (можно взять карточки детского лото или сделать самостоятельно) лишний предмет, например, из категории съедобное-несъедобное, и объяснить свой выбор. 

• «Что в мешке?» Положить в мешок предмет (например, мяч или картинку из детского лото с мячом) и описать его, не упоминая название. По характеристикам невидимого предмета ребенок должен догадаться, что в мешке.

• «Что это?» Предложить ребенку несколько предметов одной категории (например, воробей, петух, синица, голубь или груша, яблоко, мандарин, банан) и предложить объяснить одним словом, что это такое (птицы или фрукты).  

Подобные упражнения способствуют правильному формированию мыслительных функций и помогут скорректировать отклонения и несовершенства. 

Нарушения речи возникают не только у детей, но и у взрослых – например, у пациентов, перенесших инсульт. Особенностям восстановления речи и речевого мышления в таких случаях посвящен курс «Восстановление речевого мышления у больных с последствиями инсульта» в нашей Академии.




Сознание — «интегральный момент психических процессов»

Библиографическое описание:

Калугина, С. Е. Сознание — «интегральный момент психических процессов» / С. Е. Калугина. — Текст : непосредственный // Педагогика сегодня: проблемы и решения : материалы I Междунар. науч. конф. (г. Чита, апрель 2017 г.). — Чита : Издательство Молодой ученый, 2017. — С. 53-58. — URL: https://moluch.ru/conf/ped/archive/213/12211/ (дата обращения: 30.09.2022).



В статье предложен анализ классических и современных трудов по философии и афазиологии, рассмотрены вопросы взаимоотношения категорий «мышление», «сознание», «язык», «речь», освещена структура категории «сознание» и его источники.

Ключевые слова: афазия, коммуникация, речь, язык, сознание, мышление

Проблема взаимосвязи языка и сознания, языка и мышления всегда была в центре психологических и философских исследований. Это не случайно, так как изучение данного вопроса позволяет не только прояснить природу самого сознания и языка как уникальных феноменов, обусловливающих все человеческое в человеке, но и позволит проследить развитие человека, процесс становления его сознания и речи [7, с. 82].

Когнитивная и коммуникативная работа языка невозможна без использования творческого потенциала сознания и ресурсов мозга… Именно речь, обеспечиваемая и регулируемая ресурсами мозга, оказывается осознанным способом употребления языка… Рассматриваемые при этом… различные проблемы, в том числе трансформации сукцессивного процесса произнесения в симультанный образ восприятия (слушания) в актах речевой коммуникации, а также речевые акты переживания, протекающие в обратной последовательности от симультанного образа к сукцессивной аналитике и обобщению, относятся к числу трудноразрешимых проблем [13, с. 61].

Каковы же отношения между мыслью и словом?

Какова структура сознания и его источники?

Как взаимосвязаны сознание и речь?

Сознание человека «носит системный характер» [11, с. 84]. Исходным пунктом для анализа сознания как целостной системы является его содержание, уровни и формы идеального воспроизведения в нем реальной действительности и его конструктивно — творческой деятельности… Если рассматривать сознание как систему, то в ней, как и в любой другой системе, каждый элемент представляет собой нечто относительно самостоятельное, а именно — элемент системы… Как чрезвычайно сложная система, сознание сохраняет свою относительную тождественность с самим собой, несмотря на непрерывный поток как бы сквозь него протекающих различных переживаний, мыслей, идей [11, с. 84–86]. Категория «сознание», обозначает свойство высокоорганизованной материи, каким является мозг человека. Только человек обладает высшим проявлением подобного свойства [8, с. 51].

Научный метод не допускает дробления психики человека на множество функций, способностей и свойств как абсолютно обособленных форм сознания. В психической деятельности никогда не бывает ни одного акта порознь… Против изоляции ощущений от мышления, воли от чувств, чувств от мышления выступал уже Гегель, считавший несправедливым утверждение, что ум и воля совершенно независимы друг от друга… Нет необходимости искать сознание среди отдельных психических процессов. Сознание не входит в это множество в качестве одного из элементов, а является интегральным моментом психических процессов… Сознание есть единое целое, предполагающее известную системность происходящих в нем событий… И наполняется оно разным содержанием и социально — политической ориентацией в зависимости от конкретно — исторических условий жизни человека [11, с. 86–87].

Мышление — это деятельное сознание. Сознание и мышление взаимосвязаны между собой, так как выступают характеристиками единого целого. Нет и не может быть сознания без мышления, как нет мышления без сознания [8, с. 53].

Отношение между мышлением и речью изменяется в процессе развития и в своем количественном и в качественном значении. Иначе говоря, развитие речи и мышления совершается непараллельно и неравномерно. Кривые их развития многократно сходятся и расходятся, пересекаются, выравниваются в отдельные периоды и идут параллельно, даже сливаются в отдельных своих частях, затем снова разветвляются. Это верно как в отношении филогенеза, так и онтогенеза [3, с. 81–82].

В мышлении взрослого человека отношение интеллекта и речи не является постоянным и одинаковым для всех функций, для всех форм интеллектуальной и речевой деятельности [3, с. 84].

Отношение между мышлением и речью в филогенетическом развитии показывает в своей монографии «Мышление и речь» Л. С. Выготский: «Мышление и речь имеют различные генетические корни… Развитие мышления и речи идет по различным линиям и независимо друг от друга… Отношение между мышлением и речью не является сколько-нибудь постоянной величиной на всем протяжении филогенетического развития… В филогенезе мышления и речи мы можем с несомненностью констатировать доречевую фазу в развитии интеллекта и доинтеллектуальную фазу в развитии речи» [3, с. 93].

В онтогенезе отношение обеих линий развития — мышления и речи — гораздо более смутно и спутано. Однако и здесь, совершенно оставляя в стороне всякий вопрос о параллельности онто- и филогенеза или об ином, более сложном отношении между ними, мы можем установить и различные генетические корни, и различные линии в развитии мышления и речи [3, с. 94].

В онтогенетическом развитии мышления и речи мы также находим различные корни того и другого процесса. В развитии речи ребенка мы с несомненностью можем констатировать «доинтеллектуальную стадию», так же как и в развитии мышления — «доречевую стадию». До известного момента то и другое развитие идет по различным линиям, независимо одно от другого. В известном пункте обе линии пересекаются, после чего мышление становится речевым, а речь становится интеллектуальной [3, с. 96–97].

Отношение мысли к слову есть прежде всего не вещь, а процесс, это отношение есть движение от мысли к слову и обратно — от слова к мысли… Мысль не выражается в слове, но совершается в слове. Можно было бы поэтому говорить о становлении (единстве бытия и небытия) мысли в слове [3, с. 284].

Отношение мышления и речи в этом случае можно было бы схематически обозначить двумя пересекающимися окружностями, которые показали бы, что известная часть процессов речи и мышления совпадает. Это — так называемая сфера «речевого мышления» [3, с. 101] (см. рис. 1).

Рис. 1. Отношение мышления и речи взрослого человека по Л. С. Выготскому: I — мышление, II — речь, III — речевое мышление или внутренняя речь

Утрата речи при афазии приводит к нарушению всех видов речевой деятельности: нарушение связи «артикулема — фонема», «артикулема — графема» приводит к невозможности произнести или прочитать что-либо; нарушение фонематического слуха или слухо — речевой памяти неизбежно ведет к невозможности понимать человеческую речь, утрате смысла слов, нарушениям внутренней речи и речевого мышления и мн. др.

Человеческое сознание является сложным феноменом; оно многомерно, многоаспектно… Многогранность сознания делает его объектом изучения множества наук, среди которых философия, психология, биофизика, информатика, кибернетика, юриспруденция, психиатрия. Вследствие объективной своей многосистемности сознание с большим трудом поддается общесистемному определению и любое его определение… оказывается неполным, односторонним [2, с. 254].

− Сознание — это высшая, свойственная только человеку и связанная с речью функция мозга, заключающаяся в обобщенном, оценочном и целенаправленном отражении и конструктивно — творческом преобразовании действительности, в предварительном мысленном построении действий и предвидении их результатов, в разумном регулировании и самоконтролировании поведения человека [2, с. 256; 12, с. 32].

− Сознание — высшая, свойственная лишь человеку форма отражения объективной действительности, способ его отношения к миру и самому себе, опосредствованный всеобщими формами общественно-исторической деятельности людей [10, с. 741].

− Сознание — высшая форма отражения действительности, присущая только человеку, позволяющая ему целенаправленно регулировать свои взаимоотношения с окружающим миром [9, с. 159].

«Поле» сознания хорошо представлено А. В. Ивановым в виде круга, куда вписан крест, делящий его на четыре равные части (см. рис. 2).

Рис. 2. Структура сознания по А. В. Иванову

Сектор (I) является сферой телесно-перцептивных способностей и получаемого на их основе знания. К этим способностям относятся ощущения, восприятия и конкретные представления, с помощью которых человек получает первичную информацию о внешнем мире, о своем собственном теле и о его взаимоотношениях с другими телами [2, с. 256].

С сектором (II) соотносятся логико-понятийные компоненты сознания. С помощью мышления человек выходит за пределы непосредственно чувственно данного в сущностные уровни объектов; это сфера общих понятий, аналитико-синтетических мыслительных операций и жестких логических доказательств [2, с. 256–257].

Сектор III можно связать с эмоциональной компонентой сознания… Это скорее сфера личностных, субъективно — психологических переживаний, воспоминаний, предчувствий по поводу ситуаций и событий, с которыми сталкивался, сталкивается или может столкнуться человек…

Сектор IV может быть соотнесен… с ценностно — мотивационной (или ценностно — смысловой) компонентой единого «поля» нашего сознания. Здесь укоренены высшие мотивы деятельности и духовные идеалы личности…

III и IV сектора образуют ценностно-эмоциональную составляющую нашего сознания, где в качестве предмета познания выступают собственное «я», другие «я», а так же продукты их творческой самореализации… (художественных и философско-религиозных текстов, произведений музыки, живописи, архитектуры) [2, с. 257].

Как замечает А. В. Иванов, предложенную схему сознания можно, при желании, соотнести с фактом межполушарной асимметрии мозга, где внешнепознавательной составляющей сознания будет соответствовать деятельность левого, «языкового», аналитико-дискурсивного полушария, а ценностно-эмоциональной компоненте сознания — интегративно — интуитивная «работа» правого полушария [2, с. 257].

У 30 %-50 % людей, перенесших острое нарушение мозгового кровообращения, наблюдается системное нарушение уже сформировавшейся речевой функции — афазия.

Та или другая форма возникает при поражении определенного участка так называемой «речевой зоны» мозга, которая располагается именно в левой гемисфере и захватывает почти все ее участки, в которых расположены двигательный, акустический и зрительный анализаторы [4, с. 31].

Рассматривая вопрос об источниках сознания философско-реалистическое направление выделяет следующие факторы:

Во — первых, внешний предметный и духовный мир; природные, социальные и духовные явления отражаются в сознании в виде конкретно-чувственных и понятийных образов… Такого рода информация является результатом взаимодействия человека с наличной ситуацией.

Вторым источником сознания является социокультурная среда, общие понятия, этические, эстетические установки, социальные идеалы, правовые нормы, накопленные обществом знания; здесь и средства, способы, формы познавательной деятельности…

Третьим источником сознания выступает весь духовный мир индивида, его собственный уникальный опыт жизни и переживаний: в отсутствии непосредственных внешних воздействий человек способен переосмысливать свое прошлое, конструировать свое будущее и т. п… В динамику отражательного процесса вовлекается … духовная реальность самого человека.

Четвертый источник сознания — мозг как макроструктурная природная система, состоящая из множества нейронов, их связей и обеспечивающая на клеточном уровне организации материи осуществление общих функций сознания [2, с. 261–262].

Мы приходим к общему выводу, что источником индивидуального сознания являются не сами по себе идеи … и не сам по себе мозг… Источником сознания является реальность (объективная и субъективная), отражаемая человеком посредством высокоорганизованного материального субстрата — головного мозга и в системе надличностных форм общественного сознания [2, с. 263].

Анализируя состояние человека в случае афазии, можно понять. Что все четыре источника индивидуального сознания в данном случае оказываются не полноценно функционирующими. Так в случае нарушения речевого восприятия, например, отражение в сознании внешнего предметного и духовного мира оказывается неполноценным. Второй источник для человека, потерявшего возможность говорить, читать, писать, оказывается тоже закрыт.

Возможно человек с афазией мог бы заняться размышлением о прошлом и будущем, но в случае нарушения внутренней речи, это размышление также в полной мере окажется не доступным. То есть речевое нарушение — афазия, вызванное локальным органическим поражением мозга качественно изменяет возможность мыслить и сознание человека как таковое.

Проблема взаимного общения людей — это прежде всего проблема взаимной связи сознания и речи, языка как системы знаков. Сознание предполагает речь как свою материальную действительность, а значит и взаимное общение людей. Речь может передавать мысли, чувства и волю в процессе взаимного общения, в силу того что слова — материальны и потому доступны чувственному восприятию…

Язык и речь не одно и то же. Речь — это язык, функционирующий в конкретной ситуации общения, это деятельность общения и его фиксированные результаты. Язык же — определенный, данным народом социально — исторически отработанный, национальный по своему характеру словарный состав и сложившийся у данного народа грамматический, выражающийся в особых правилах, закономерностях построения предложений, соотнесения слов в предложении [11, с. 215–216].

Речь есть материальное выражение мысли… Действительностью сознания является не столько язык, сколько речь: именно в речи фиксируется содержание сознания…

Речь выполняет ряд неразрывно связанных друг с другом функций: коммуникативную (средство сообщения, взаимного обмена опытом), мыслительную (орудие мышления), функцию средства выражения и воздействия. Исходной и ведущей является коммуникативная функция [11, с. 216].

Коммуникация — это сложный процесс, требующий множества навыков. Речь — только один из многих способов, которыми мы передаем свои сообщения. С древнейших времен в человеческом обществе использовались дополнительные средства общения и передачи информации, многие из которых существуют до сих пор.

Невербальная коммуникация — это система символов, знаков, используемых для передачи сообщения и предназначенная для более полного его понимания, которая в некоторой степени независима от психологических и социально-психологических качеств личности, которая имеет достаточно четкий круг значений и может быть описана как специфическая знаковая система. Невербальная коммуникация не предполагает использования звуковой речи, естественного языка в качестве средства общения [5; с. 153].

Примером невербальной коммуникации может являться, язык свиста у коренного населения Африки, сигналы барабанов, колокольчиков, гонга и т. п. «Язык цветов», распространенный на Востоке, также является средством передачи информации, которую в некоторых ситуациях не разрешается выражать словами (например, роза — символ любви, астра — печали, незабудка — памяти и т. д.). Дорожные знаки, сигналы светофора, сигнализация флагами и т. п. — все это средства передачи информации, дополняющие основное средство человеческого общения — язык [1, с. 1].

Вербальная коммуникация — общение с помощью слов или речевая коммуникация. Вербальная коммуникация может быть направлена на отдельного человека, определенную группу (или даже не иметь конкретного адресата), но в любом случае она имеет диалоговый характер и представляет собой постоянный коммуникативный акт [1, с. 2].

Использование чаще всего сохранного зрительного анализатора является оправданным при нарушении восприятия речи и речи как таковой, поэтому использование невербальных методов коммуникации наряду с вербальными в восстановительном обучении у пациентов с афазией является целесообразным на наш взгляд.

Речь развертывает перед слушателями ту картину реальной или вымышленной действительности, которая отразилась в сознании говорящего и о которой он сообщает. Хотя на органы чувств непосредственно воздействует речь, но сама ее материальная фактура выступает как нечто неощутимое… Было бы неправильным полностью интеллектуализировать речь, превращая ее только в средство обмена мыслями. Она выполняет и эмоционально — выразительную функцию. Ее эмоциональное содержание проступает в ритме, паузах, интонации, в различного рода междометиях, особой эмоционально — выразительной лексике, во всей совокупности лирических и стилистических моментов [11, с. 219].

Соотношение сознания и речи не простое сосуществование и взаимовлияние, а единство, в котором определяющей стороной является сознание: будучи отражением действительности, оно «лепит» формы и диктует законы своего речевого бытия. Сознание есть всегда словесно означенное отражение: где нет знака, там нет и сознания. Нельзя представить себе дело таким образом, что сознание и речь живут параллельной, независимой друг от друга жизнью, соединяясь лишь в момент высказывания мысли. Эти две стороны единого процесса: осуществляя речевую деятельность, человек мыслит; мысля, он осуществляет речевую деятельность [11, с. 221].

Сознание — результат речевого, вообще духовного общения [6, с. 40]. Сознание отражает действительность, а речь обозначает ее и выражает мысли [11, с. 222].

Если у человека имеет место поражение мозга и афазия, то у него вместе с тем нарушается способность к отвлеченному мышлению, на наш взгляд.

Проанализировав ряд классических и современных исследований в сфере философии и афазиологии, можно сделать, следующие выводы:

1) Сознание человека — понятие многомерное и многоаспектное, имеющее свои источники, изменяющееся в случае поражения мозга.

2) Сознание предполагает речь, выполняющую ряд функций, как свою материальную действительность.

3) Соотношение «сознание — речь» — это единство, в котором определяющей стороной является сознание, но и сознание — результат речевого и вообще духовного общения.

4) Сознание и язык образуют взаимовлияющее единство, сознание отражает действительность, а речь обозначает ее и выражает мысли.

Литература:

1. Айвазян О. О. Коммуникация и речь [Текст] / О. О. Айвазян // Вестник Адыгейского гос. ун — та. — 2012. — № 3 (103). — С. 1–4.
2. Алексеев П. В. Философия. Учебник. Изд-е третье [Текст] / П. В. Алексеев, А. В. Панин. — М.: ПБОЮЛ Грачев С. М., 2000. — 608 с.
3. Выготский Л. С. Мышление и речь [Текст] / Л. С. Выготский. — М.: «Лабиринт», 1999. — 352 с.
4. Калугина С. Е. Паралингвистические средства коммуникации в системе восстановительного обучения пациентов с афазией в остром периоде инсульта [Текст] / С. Е. Калугина // IX Международная научная конференция «Педагогическое мастерство». — М.: Изд. Дом. «Буки — Веди», 2016. — 30–34.
5. Клюев Е. В. Речевая коммуникация [Текст] / Е. В. Клюев. — М.: Рипол Классик, 2002. — 320 с.
6. Леонтьев А. Н. Философия психологии: Из научного наследия [Текст] / А. Н. Леонтьев. — М.: Изд-во Моск. Ун-та, 1994. — 228 с.
7. Лобанова Н. И. Язык и сознание: проблема взаимосвязи (опыт анализа философии языка В. фон Гумбольта) [Текст] / Н. И. Лобанова // Известия Российского гос. пед. ун-та им. А. И. Герцена. — 2010. — № 123. — С. 82–88.
8. Лощилин А. Н. Язык, сознание, мышление [Текст] / А. Н. Лощилин // Вестник МГЛУ. — 2014. — Выпуск 11 (697). — С. 50–60.
9. Новоторцева Н. В. Специальная педагогика и психология: учебный понятийно-терминологический словарь [Текст] / Н. В. Новоторцева. – Ярославль: РИО ЯГПУ, 2015. — 199 с.
10. Петрова Е. А. Взаимодействие языка, мышления и сознания [Текст] / Е. А. Петрова // Вестник Башкирского ун-та. — 2011. — № 3. — т. 16. — С. 739–742.
11. Спиркин А. Г. Сознание и самосознание [Текст] / А. Г. Спиркин. — М.: Политиздат, 1972. — 303 с.
12. Спиркин А. Г. Философия: Учебник для технических вузов [Текст] / А. Г. Спиркин. — М.: Гардарики, 2000. — 368 с.
13. Шилков Ю. М. Язык, сознание, мозг: когнитивисткая парадигма [Текст] / Ю. М. Шилков // Эпистемология и философия науки. — 2006. — № 3. — том 9. — С. 56–64.

Основные термины (генерируются автоматически): сознание, речь, III, Источник сознания, мышление, речевая деятельность, внутренняя речь, мысль, невербальная коммуникация, Сознание человека.

Речь как инструмент мышления, соотношение мышления и речи. Техника и приёмы общения

Речь как инструмент мышления, соотношение мышления и речи. Техника и приёмы общения

Главная функция речи человека состоит в том, что она является инструментом мышления. В слове как понятии заключено гораздо больше информации, чем может в себе нести простое сочетание звуков.

Тот факт, что мышление человека неразрывно связано с речью, прежде всего, доказывается психофизиологическими исследованиями участия голосового аппарата в решении умственных задач. Электромиографическое исследование работы голосового аппарата в связи с мыслительной деятельностью показало, что в самые сложные и напряженные моменты мышления у человека наблюдается повышенная активность голосовых связок. Эта активность выступает в двух формах: фазической и тонической. Первая фиксируется в виде высокоамплитудных и нерегулярных вспышек речедвигательных потенциалов, а вторая — в форме постепенного нарастания амплитуды электромиограммы. Экспериментально доказано, что фазическая форма речедвигательных потенциалов связана со скрытым проговариванием слов про себя, в то время как тоническая — общим повышением речедвигательной активности.

Оказалось, что все виды мышления человека, связанные с необходимостью использования более или менее развернутых рассуждений, сопровождаются усилением речедвигательной импульсации, а привычные и повторные мыслительные действия ее редукцией. Существует, по-видимому, некоторый оптимальный уровень вариаций интенсивности речедвигательных реакций человека, при котором мыслительные операции выполняются наиболее успешно, максимально быстро и точно.

СООТНОШЕНИЕ МЫШЛЕНИЯ И РЕЧИ

На протяжении всей истории психологических исследований мышления и речи проблема связи между ними привлекала к себе повышенное внимание. Предлагаемые ее решения были самыми разными — от полного разделения речи и мышления и рассмотрения их как совершенно независимых друг от друга функций до столь же однозначного и безусловного их соединения, вплоть до абсолютного отождествления.

Многие современные ученые придерживаются компромиссной точки зрения, считая, что, хотя мышление и речь неразрывно связаны, они представляют собой как по генезису, так и по функционированию относительно независимые реальности. Главный вопрос, который сейчас обсуждают в связи с данной проблемой, — это вопрос о характере реальной связи между мышлением и речью, об их генетических корнях и преобразованиях, которые они претерпевают в процессе своего раздельного и совместного развития.

Значительный вклад в решение этой проблемы внес Л.С.Выготский. Слово, писал он, так же относится к речи, как и к мышлению. Оно представляет собой живую клеточку, содержащую в самом простом виде основные свойства, присущие речевому мышлению в целом. Слово — это не ярлык, наклеенный в качестве индивидуального названия на отдельный предмет. Оно всегда характеризует предмет или явление, обозначаемое им, обобщенно и, следовательно, выступает как акт мышления.

Но слово — это также средство общения, поэтому оно входит в состав речи. Будучи лишенным значения, слово уже не относится ни к мысли, ни к речи; обретая свое значение, оно сразу же становится органической частью и того и другого. Именно в значении слова, говорит Л.С.Выготский, завязан узел того единства, которое именуется речевым мышлением.

Однако мышление и речь имеют разные генетические корни. Первоначально они выполняли различные функции и развивались отдельно. Исходной функцией речи была коммуникативная функция. Сама речь как средство общения возникла в силу необходимости разделения и координации действий людей в процессе совместного труда. Вместе с тем при словесном общении содержание, передаваемое речью, относится к определенному классу явлений и, следовательно, уже тем самым предполагает их обобщенное отражение, т.е. факт мышления. Вместе с тем такой, например, прием общения, как указательный жест, никакого обобщения в себе не несет и поэтому к мысли не относится.

В свою очередь есть виды мышления, которые не связаны с речью, например наглядно-действенное, или практическое, мышление у животных. У маленьких детей и у высших животных обнаруживаются своеобразные средства коммуникации, не связанные с мышлением. Это выразительные движения, жесты, мимика, отражающие внутренние состояния живого существа, но не являющиеся знаком или обобщением. В филогенезе мышления и речи отчетливо вырисовывается доречевая фаза в развитии интеллекта и доинтеллектуальная фаза в развитии речи.

Л.С.Выготский полагал, что в возрасте примерно около 2 лет, т.е. в том, который Ж.Пиаже обозначил как начало следующей за сенсомоторным интеллектом стадии дооперационного мышления, в отношениях между мышлением и речью наступает критический переломный момент: речь начинает становиться интеллектуализированной, а мышление — речевым.

Признаками наступления этого перелома в развитии обеих функций являются быстрое и активное расширение ребенком своего словарного запаса (он начинает часто задавать взрослым вопрос: как это называется?) и столь же быстрое, скачкообразное увеличение коммуникативного словаря. Ребенок как бы впервые открывает для себя символическую функцию речи и обнаруживает понимание того, что за словом как средством общения на самом деле лежит обобщение, и пользуется им как для коммуникации, так и для решения задач. Одним и тем же словом он начинает называть разные предметы, и это есть прямое доказательство того, что ребенок усваивает понятия. Решая какие-либо интеллектуальные задачи, он начинает рассуждать вслух, а это, в свою очередь, признак того, что он использует речь уже и как средство мышления, а не только общения. Практически доступным для ребенка становится значение слова как таковое.

Но эти факты есть признаки только лишь начала настоящего усвоения понятий и их использования в процессе мышления и в речи. Далее этот процесс, углубляясь, продолжается еще в течение достаточно длительного времени, вплоть до подросткового возраста. Настоящее усвоение научных понятий ребенком происходит относительно поздно, примерно к тому времени, к которому Ж.Пиаже отнес стадию формальных операций, т. е. к среднему возрасту от 11—12 до 14—15 лет. Следовательно, весь период развития понятийного мышления занимает в жизни человека около 10 лет. Все эти годы интенсивной умственной работы и учебных занятий уходят на усвоение ребенком важнейшей для развития как интеллекта, так и всех других психических функций и личности в целом категории — понятия.

Первое слово ребенка по своему значению как целая фраза. То, что взрослый выразил бы в развернутом предложении, ребенок передает одним словом. В развитии семантической (смысловой) стороны речи ребенок начинает с целого предложения и только затем переходит к использованию частых смысловых единиц, таких как отдельные слова. В начальный и конечный моменты развитие семантической и физической (звучащей) сторон речи идет разными, как бы противоположными путями. Смысловая сторона речи разрабатывается от целого к части, в то время как физическая ее сторона развивается от части к целому, от слова к предложению.

Грамматика в становлении речи ребенка несколько опережает логику. Он раньше овладевает в речи союзами «потому что», «несмотря на», «так как», «хотя», чем смысловыми высказываниями, соответствующими им. Это значит, писал Л.С.Выготский, что движение семантики и звучания слова в овладении сложными синтаксическими структурами не совпадают в развитии.

Еще более отчетливо это несовпадение выступает в функционировании развитой мысли: далеко не всегда грамматическое и логическое содержание предложения идентичны. Даже на высшем уровне развития мышления и речи, когда ребенок овладевает понятиями, происходит лишь частичное их слияние.

Очень важное значение для понимания отношения мысли к слову имеет внутренняя речь. Она в отличие от внешней речи обладает особым синтаксисом, характеризуется отрывочностью, фрагментарностью, сокращенностью. Превращение внешней речи во внутреннюю происходит по определенному закону: в ней в первую очередь сокращается подлежащее и остается сказуемое с относящимися к нему частями предложения.

Основной синтаксической характеристикой внутренней речи является предикативность. Ее примеры обнаруживаются в диалогах хорошо знающих друг друга людей, «без слов» понимающих, о чем идет речь в их «разговоре». Таким людям нет, например, никакой необходимости иногда обмениваться словами вообще, называть предмет разговора, указывать в каждом произносимом ими предложении или фразе подлежащее: оно им в большинстве случаев и так хорошо известно. Человек, размышляя во внутреннем диалоге, который, вероятно, осуществляется через внутреннюю речь, как бы общается с самим собой. Естественно, что для себя ему тем более не нужно обозначать предмет разговора.

Основной закон развития значений употребляемых ребенком в общении слов заключается в их обогащении жизненным индивидуальным смыслом. Функционируя и развиваясь в практическом мышлении и речи, слово как бы впитывает в себя все новые смыслы. В результате такой операции смысл употребляемого слова обогащается разнообразными когнитивными, эмоциональными и другими ассоциациями. Во внутренней же речи — и в этом состоит ее главная отличительная особенность — преобладание смысла над значением доведено до высшей точки. Можно сказать, что внутренняя речь в отличие от внешней имеет свернутую предикативную форму и развернутое, глубокое смысловое содержание.

Еще одной особенностью семантики внутренней речи является агглютинация, т.е. своеобразное слияние слов в одно с их существенным сокращением. Возникающее в результате слово как бы обогащается двойным или даже тройным смыслом, взятым по отдельности от каждого из двух-трех объединенных в нем слов. Так, в пределе можно дойти до слова, которое вбирает в себя смысл целого высказывания, и оно становится, как говорил Л.С.Выготский, «концентрированным сгустком смысла». Чтобы полностью перевести этот смысл в план внешней речи, пришлось бы использовать, вероятно, не одно предложение. Внутренняя речь, по-видимому, и состоит из подобного рода слов, совершенно непохожих по структуре и употреблению на те слова, которыми мы пользуемся в своей письменной и устной речи. Такую речь в силу названных ее особенностей можно рассматривать как внутренний план речевого мышления. Внутренняя речь и есть процесс мышления «чистыми значениями». А.Н.Соколов показал, что в процессе мышления внутренняя речь представляет собой активный артикуляционный, несознаваемый процесс, беспрепятственное течение которого очень важно для реализации тех психологических функций, в которых внутренняя речь принимает участие. В результате его опытов со взрослыми, где в процессе восприятия текста или решения арифметической задачи им предлагалось одновременно вслух читать хорошо выученные стихи или произносить одни и те же простые слоги (например, «ба-ба» или «ля-ля»), было установлено, что как восприятие текстов, так и решение умственных задач серьезно затрудняются при отсутствии внутренней речи. При восприятии текстов в данном случае запоминались лишь отдельные слова, а их смысл не улавливался. Это означает, что мышление в ходе чтения присутствует и обязательно предполагает внутреннюю, скрытую от сознания работу артикуляционного аппарата, переводящего воспринимаемые значения в смыслы, из которых, собственно, и состоит внутренняя речь.

Еще более показательными, чем со взрослыми испытуемыми, оказались подобные опыты, проведенные с младшими школьниками. У них даже простая механическая задержка артикуляции в процессе умственной работы (зажимание языка зубами) вызывала серьезные затруднения в чтении и понимании текста и приводила к грубым ошибкам в письме.

Письменный текст — это наиболее развернутое речевое высказывание, предполагающее весьма длительный и сложный путь умственной работы по переводу смысла в значение. На практике этот перевод, как показал А.Н.Соколов, также осуществляется с помощью скрытого от сознательного контроля активного процесса, связанного с работой артикуляционного аппарата.

Промежуточное положение между внешней и внутренней речью занимает эгоцентрическая речь. Это речь, направленная не на партнера по общению, а на себя, не рассчитанная и не предполагающая какой-либо обратной реакции со стороны другого человека, присутствующего в данный момент и находящегося рядом с говорящим. Эта речь особенно заметна у детей среднего дошкольного возраста, когда они играют и как бы разговаривают сами с собой в процессе игры.

Элементы этой речи можно встретить и у взрослого, который, решая сложную интеллектуальную задачу, размышляя вслух, произносит в процессе работы какие-то фразы, понятные только ему самому, по-видимому, обращенные к другому, но не предполагающие обязательного ответа с его стороны. Эгоцентрическая речь — это речь-размышление, обслуживающая не столько общение, сколько само мышление. Она выступает как внешняя по форме и внутренняя по своей психологической функции. Имея свои исходные корни во внешней диалогической речи, она в конечном счете перерастает во внутреннюю. При возникновении затруднений в деятельности человека активность его эгоцентрической речи возрастает.

При переходе внешней речи во внутреннюю эгоцентрическая речь постепенно исчезает. На убывание ее внешних проявлений следует смотреть, как считал Л.С.Выготский, как на усиливающуюся абстракцию мысли от звуковой стороны речи, что свойственно речи внутренней.

До сих пор мы говорили о развитии речевого мышления, т. е. той формы интеллектуализированной речи, которая рано или поздно, в конечном счете превращается в мысль. Мы убедились в том, что мышление в своем развитии имеет собственные, независимые от речи истоки и следует собственным законам в течение длительного периода времени, пока мысль не вливается в речь, а последняя не становится интеллектуализированной, т.е. понятной. Мы также знаем, что даже на самых высоких уровнях своего развития речь и мышление не совпадают полностью. Это означает, что свои корни и законы онтогенетического развития должны быть и у речи. Рассмотрим некоторые из них.

Опыт исследования процесса речевого развития у детей, принадлежащих разным народам, странам, культурам и нациям, показывает, что, несмотря на то, что различия в структуре и содержании современных языков разительны, в целом процесс усвоения ребенком своей родной речи везде идет по общим законам. Так, например, дети всех стран и народов с удивительной легкостью усваивают в детстве язык и овладевают речью, причем этот процесс у них начинается и завершается примерно в одно и то же время, проходя одинаковые стадии. К возрасту около 1 года все дети начинают произносить отдельные слова. Около 2 лет от роду ребенок уже говорит двух-трехсловными предложениями. Примерно к 4 годам все дети оказываются в состоянии разговаривать достаточно свободно.

Одногодовалые дети имеют обычно уже довольно богатый опыт взаимодействия с окружающей действительностью. У них есть четкие представления о своих родителях, об окружающей обстановке, о пище, об игрушках, с которыми они играют. Еще задолго до того, как дети практически начинают пользоваться речью, их образный мир имеет уже представления, соответствующие усваиваемым словам. В таких подготовленных предыдущим опытом социализации условиях для овладения речью ребенку остается сделать не так уж много: мысленно связать имеющиеся у него представления и образы действительности с сочетаниями звуков, соответствующими отдельными словами. Сами эти звуковые сочетания к однолетнему возрасту также уже неплохо известны ребенку: ведь он их неоднократно слышал от взрослого.

Следующий этап речевого развития приходится на возраст примерно 1,5—2,5 года. На этом этапе дети обучаются комбинировать слова, объединять их в небольшие фразы (двух-трех-словные), причем от использования таких фраз до составления целых предложений они прогрессируют довольно быстро.

После двух-трехсловных фраз ребенок переходит к употреблению других частей речи, к построению предложений в соответствии с правилами грамматики. На предыдущем и данном этапах речевого развития существуют три пути усвоения языка и дальнейшего совершенствования речи на этой основе: подражание взрослым и другим окружающим людям; формирование условнорефлекторных, ассоциативных по своей природе связей между образами предметов, действиями, воспринимаемыми явлениями и соответствующими словами или словосочетаниями; постановка и проверка гипотез о связи слова и образа эмпирическим путем (так называемое операн-тное обусловливание). К этому следует добавить и своеобразную детскую речевую изобретательность, проявляющуюся в том, что ребенок вдруг совершенно самостоятельно по собственной инициативе начинает придумывать новые слова, произносить такие фразы, которые от взрослого он никогда не слышал

ТЕХНИКА И ПРИЕМЫ ОБЩЕНИЯ

Содержание и цели общения являются его относительно неизменными составляющими, зависящими от потребностей человека, не всегда поддающихся сознательному контролю. То же самое можно сказать и о наличных средствах общения. Этому можно обучаться, но в гораздо меньшей степени, чем технике и приемам общения. Под средствами общения понимается то, каким образом человек реализует определенное содержание и цели общения. Зависят они от культуры человека, уровня развития, воспитания и образования. Когда мы говорим о развитии у человека способностей, умений и навыков общения, мы прежде всего имеем в виду технику и средства общения.

Техника общения — это способы преднастройки человека на общение с людьми, его поведение в процессе общения, а приемы — предпочитаемые средства общения, включая вербальное и невербальное.

Прежде чем вступать в общение с другим человеком, необходимо определить свои интересы, соотнести их с интересами партнера по общению, оценить его как личность, выбрать наиболее подходящую технику и приемы общения. Затем, уже в процессе общения, необходимо контролировать его ход и результаты, уметь правильно завершить акт общения, оставив у партнера соответствующее, благоприятное или неблагоприятное, впечатление о себе и сделав так, чтобы в дальнейшем у него возникло или не возникло (если этого желания нет) стремление продолжать общение.

На начальном этапе общения его техника включает такие элементы, как принятие определенного выражения лица, позы, выбор начальных слов и тона высказывания, движений и жестов, привлекающих внимание партнера действий, направленных на его преднастройку, на определенное восприятие сообщаемого (передаваемой информации).

Выражение лица должно соответствовать трем моментам: цели сообщения, желаемому результату общения и демонстрируемому отношению к партнеру. Занимаемая поза, как и выражение лица, также служит средством демонстрации определенного отношения или к партнеру по общению, или к содержанию того, что сообщается. Иногда субъект общения сознательно контролирует позу для того, чтобы облегчить или, напротив, затруднить акт общения. Например, разговор с собеседником лицом к лицу с близкого расстояния облегчает общение и обозначает доброжелательное отношение к нему, а разговор, глядя в сторону, стоя вполоборота или спиной и на значительном расстоянии от собеседника, обычно затрудняет общение и свидетельствует о недоброжелательном к нему отношении. Заметим, что поза и выражение лица могут контролироваться сознательно и складываться бессознательно и помимо воли и желания самого человека демонстрировать его отношение к содержанию разговора или собеседнику.

Выбор начальных слов и тона, инициирующих акт общения, также оказывает определенное впечатление на партнера. Например, официальный тон означает, что партнер по общению не настроен устанавливать дружеские личные взаимоотношения. Той же цели служит подчеркнутое обращение на «Вы» к знакомому человеку. Напротив, изначальное обращение на «ты» и переход к дружескому, неофициальному тону общения являются признаком доброжелательного отношения, готовности партнера пойти на установление неофициальных личных взаимоотношений. Примерно о том же свидетельствует присутствие или отсутствие на лице доброжелательной улыбки и в начальный момент общения.

Первые жесты, привлекающие внимание партнера по общению, равно как и выражение лица (мимика), часто являются непроизвольными, поэтому общающиеся люди, для того чтобы скрыть свое состояние или отношение к партнеру, отводят в сторону глаза и прячут руки. В этих же ситуациях нередко возникают трудности в выборе первых слов, часто встречаются обмолвки, речевые ошибки, затруднения, о природе которых много и интересно говорил З.Фрейд.

В процессе общения применяются некоторые другие виды техники и приемы разговора, основанные на использовании так называемой обратной связи. Под ней в общении понимается техника и приемы получения информации о партнере по общению, используемые собеседниками для коррекции собственного поведения в процессе общения.

Обратная связь включает сознательный контроль коммуникативных действий, наблюдение за партнером и оценку его реакций, последующее изменение в соответствии с этим собственного поведения. Обратная связь предполагает умение видеть себя со стороны и правильно судить о том, как партнер воспринимает себя в общении. Малоопытные собеседники чаще всего забывают об обратной связи и не умеют ее использовать.

Механизм обратной связи предполагает умение партнера соотносить свои реакции с оценками собственных действий и делать вывод о том, что явилось причиной определенной реакции собеседника на сказанные слова. В обратную связь также включены коррекции, которые вносит общающийся человек в собственное поведение в зависимости от того, как он воспринимает и оценивает действия партнера. Умение использовать обратную связь в общении является одним из важнейших моментов, входящих в процесс коммуникации и в структуру коммуникативных способностей человека.

Коммуникативные способности — это умения и навыки общения с людьми, от которых зависит его успешность. Люди разного возраста, образования, культуры, разного уровня психологического развития, имеющие различный жизненный и профессиональный опыт, отличаются друг от друга по коммуникативным способностям. Образованные и культурные люди обладают более выраженными коммуникативными способностями, чем необразованные и малокультурные. Богатство и разнообразие жизненного опыта человека, как правило, положительно коррелирует с развитостью у него коммуникативных способностей. Люди, чьи профессии предполагают не только частое и интенсивное общение, но и исполнение в общении определенных ролей (актеры, врачи, педагоги, политики, руководители), нередко обладают более развитыми коммуникативными способностями, чем представители иных профессий.

Применяемые на практике техника и приемы общения имеют возрастные особенности. Так, у детей они отличны от взрослых, а дошкольники общаются с окружающими взрослыми и сверстниками иначе, чем это делают старшие школьники. Приемы и техника общения пожилых людей, как правило, отличаются от общения молодых.

Дети более импульсивны и непосредственны в общении, в их технике преобладают невербальные средства. У детей слабо развита обратная связь, а само общение нередко имеет чрезмерно эмоциональный характер. С возрастом эти особенности общения постепенно исчезают и оно становится более взвешенным, вербальным, рациональным, экспрессивно экономным. Совершенствуется и обратная связь.

Профессиональность общения проявляется на этапе пред-настройки в выборе тона высказывания и в специфических реакциях на действия партнера по общению. Актерам свойствен игровой (в смысле актерской игры) стиль общения с окружающими, так как они привыкают к частому исполнению разных ролей и нередко сживаются с ними, как бы продолжая игру в реальных человеческих взаимоотношениях. Учителям и руководителям в силу сложившихся недемократических традиций в сфере делового и педагогического общения нередко бывает свойствен высокомерный, менторский тон. У врачей, особенно у психотерапевтов, в общении с людьми обычно проявляется повышенное внимание и сочувствие.

Данная консультация подготовлена педагогом-психологом МБДОУ ДС № 43 «Колобок» Литвиновой С.И. по книге Р.С. Немов

психология

В трех книгах 4-е издание

Книга 1

ОБЩИЕ ОСНОВЫ ПСИХОЛОГИИ

Москва. 2003

Стр. 323-324, стр. 519…

Страница не найдена « Региональный центр развития образования

Общественные организации Вход и регистрация Зарегистрироваться и войти Планы работы РЦРО Ежемесячные планы работы Полезные ссылки Спутники сайта	Извините, но вы ищете то чего здесь нет.	Главное События месяца 25 сентября — 1 октября смена-интенсив «Навстречу «Большим вызовам» 30 сентября Всероссийские открытые онлайн-уроки «ПроеКТОриЯ»: Схема успеха: о построении карьеры от успешных профессионалов и о достижениях электроники 1 октября завершение приема заявок на участие в волонтёрском проекте Образовательного центра «Сириус» «Уроки настоящего» завершение приема конкурсных материалов на II Всероссийский конкурс на лучшую организацию работы образовательных организаций с родительским сообществом по сохранению историко-культурной среды, языков народов Российской Федерации завершение приема конкурсных заявок на II Всероссийский конкурс семейных видеороликов, раскрывающих роль семьи, родных языков, национальных традиций в воспитании подрастающего поколения завершение приема конкурсных материалов на II Всероссийский конкурс методических разработок, посвященных национальным традициям и семейным ценностям, сохранению историко-культурной среды и языков народов Российской Федерации среди педагогических работников системы общего образования завершением подачи заявок на II Фестиваль национальных семейных театров среди семей, воспитывающих детей завершение подачи конкурсных заявок на II Всероссийский конкурс фоно-записей на языках народов Российской Федерации песен, сказок, поговорок и других форм устного народного творчества «Звучи в веках, родной язык!» 9-15 октября региональная олимпиадная смена-интенсив по предметам гуманитарного цикла 11 октября Ежегодная общероссийская образовательная акция «Всероссийский экономический диктант» 13 октября завершение прима заявок от обучающихся в возрасте 14-17 лет на конкурсный отбор на программу «Дизайн. Интерьерное и средовое проектирование» на базе Образовательного центра «Сириус» завершение прима заявок от обучающихся в возрасте 14-17 лет на конкурсный отбор на программу «Монументальная живопись» на базе Образовательного центра «Сириус» завершение прима заявок от обучающихся в возрасте 14-17 лет на конкурсный отбор на программу «Основы академической художественной школы: скульптура и рисунок» на базе Образовательного центра «Сириус» 14 октября завершение приема заявок на участие в открытом конкурсе по решению проектных задач «Я + мы = УСПЕХ» 16 октября завершение приема заявок на региональный этап Всероссийского конкурса творческих, проектных и исследовательских работ учащихся «#ВместеЯрче» 17 октября старт отборочного этапа Открытой региональной олимпиады школьников по педагогике 22 октября открытый конкурс по решению проектных задач «Я + мы = УСПЕХ» 25 октября завершение приема заявок на XII открытую конференцию проектных и исследовательских работ «Юный исследователь» 31 октября завершение приема заявок от обучающихся 5-10 классов на конкурсный отбор на бесплатное обучение по программе «Бизнес – старт» 1 ноября завершение приема документов на конкурс на соискание звания «Лауреат Премии Законодательной Думы Томской области» 3 ноября XII открытая конференция проектных и исследовательских работ «Юный исследователь» 24 ноября антикоррупционная викторина среди обучающихся образовательных организаций, расположенных на территории Томской области 9-10 декабря заключительный этап Открытой региональной олимпиады школьников по педагогике Версия для слабовидящих Архив АрхивВыберите месяц Сентябрь 2022  (66) Август 2022  (39) Июль 2022  (33) Июнь 2022  (59) Май 2022  (73) Апрель 2022  (102) Март 2022  (96) Февраль 2022  (64) Январь 2022  (51) Декабрь 2021  (68) Ноябрь 2021  (95) Октябрь 2021  (62) Сентябрь 2021  (92) Август 2021  (48) Июль 2021  (40) Июнь 2021  (54) Май 2021  (64) Апрель 2021  (111) Март 2021  (112) Февраль 2021  (88) Январь 2021  (74) Декабрь 2020  (125) Ноябрь 2020  (133) Октябрь 2020  (130) Сентябрь 2020  (96) Август 2020  (47) Июль 2020  (35) Июнь 2020  (83) Май 2020  (78) Апрель 2020  (86) Март 2020  (118) Февраль 2020  (117) Январь 2020  (77) Декабрь 2019  (115) Ноябрь 2019  (151) Октябрь 2019  (165) Сентябрь 2019  (100) Август 2019  (48) Июль 2019  (20) Июнь 2019  (52) Май 2019  (100) Апрель 2019  (180) Март 2019  (128) Февраль 2019  (119) Январь 2019  (86) Декабрь 2018  (103) Ноябрь 2018  (149) Октябрь 2018  (125) Сентябрь 2018  (78) Август 2018  (65) Июль 2018  (19) Июнь 2018  (57) Май 2018  (106) Апрель 2018  (140) Март 2018  (123) Февраль 2018  (116) Январь 2018  (71) Декабрь 2017  (130) Ноябрь 2017  (121) Октябрь 2017  (109) Сентябрь 2017  (82) Август 2017  (59) Июль 2017  (31) Июнь 2017  (52) Май 2017  (80) Апрель 2017  (112) Март 2017  (112) Февраль 2017  (83) Январь 2017  (76) Декабрь 2016  (96) Ноябрь 2016  (92) Октябрь 2016  (101) Сентябрь 2016  (74) Август 2016  (51) Июль 2016  (25) Июнь 2016  (53) Май 2016  (80) Апрель 2016  (92) Март 2016  (81) Февраль 2016  (60) Январь 2016  (49) Декабрь 2015  (54) Ноябрь 2015  (82) Октябрь 2015  (70) Сентябрь 2015  (72) Август 2015  (24) Июль 2015  (16) Июнь 2015  (60) Май 2015  (56) Апрель 2015  (78) Март 2015  (74) Февраль 2015  (59) Январь 2015  (39) Декабрь 2014  (52) Ноябрь 2014  (48) Октябрь 2014  (76) Сентябрь 2014  (67) Август 2014  (81) Июль 2014  (18) Июнь 2014  (33) Май 2014  (52) Апрель 2014  (67) Март 2014  (68) Февраль 2014  (68) Январь 2014  (35) Декабрь 2013  (45) Ноябрь 2013  (46) Октябрь 2013  (43) Сентябрь 2013  (42) Август 2013  (86) Июль 2013  (10) Июнь 2013  (40) Май 2013  (28) Апрель 2013  (76) Март 2013  (62) Февраль 2013  (47) Январь 2013  (29) Декабрь 2012  (44) Ноябрь 2012  (58) Октябрь 2012  (43) Сентябрь 2012  (53) Август 2012  (89) Июль 2012  (19) Июнь 2012  (19) Май 2012  (47) Апрель 2012  (55) Март 2012  (56) Февраль 2012  (59) Январь 2012  (34) Декабрь 2011  (34) Ноябрь 2011  (47) Октябрь 2011  (50) Сентябрь 2011  (26) Август 2011  (11) Июль 2011  (8) Июнь 2011  (29) Май 2011  (26) Апрель 2011  (57) Март 2011  (100) Февраль 2011  (47) Январь 2011  (42) Декабрь 2010  (25) Ноябрь 2010  (40) Октябрь 2010  (19)

Мышление, речь, сознание.



Сознание и язык (речь) образуют единство: в своем существовании они предполагают друг друга, как внутреннее, логически оформленное идеальное содержание предполагает свою внешнюю материальную форму. Язык есть непосредственная деятельность мысли, сознания. Он участвует в процессе мыслительной деятельности как ее чувственная основа или орудие. Сознание не только выявляется, но и формируется с помощью языка. Наши мысли строятся в соответствии с нашим языком и должны ему соответствовать. Связь между сознанием и языком не механическая, а органическая. Их нельзя отделить друг от друга, не разрушая того и другого. Посредством языка происходит переход от восприятий и представлений к понятиям, протекает процесс оперирования понятиями. В речи человек фиксирует свои мысли, чувства и благодаря этому имеет возможность не только подвергать их анализу как вне его лежащий идеальный объект, но главное, передать их. Выражая свои мысли и чувства, человек отчетливее уясняет их сам: он понимает себя, только испытав на других понятность своих слов. В этом единстве определяющей стороной является сознание, мышление: будучи отражением действительности, оно «лепит» формы и диктует законы своего языкового бытия. Через сознание и практику структура языка в конечном счете отражает, хотя и в модифицированном виде, структуру бытия. Но единство — это не тождество: сознание отражает действительность, а язык обозначает ее и выражает в мысли.

Связанная с сознанием в целом, речь человека включается в определенные взаимоотношения со всеми психическими процессами; но основным и определяющим для речи является ее отношение к мышлению. Поскольку речь является формой существования мысли, между речью и мышлением существует единство. Но это единство, а не тожество. Равно неправомерны как установление тожества между речью и мышлением, так и представление о речи как только внешней форме мысли. Поведенческая психология попыталась установить между ними тожество, по существу сведя мышление к речи. Для бихевиориста мысль есть не что иное, как «деятельность речевого аппарата» (Дж. Уотсон). К. С. Лешли в своих опытах попытался обнаружить посредством специальной аппаратуры движения гортани, производящие речевые реакции. Эти речевые реакции совершаются по методу проб и ошибок, они не интеллектуальные операции. Такое сведение мышления к речи обозначает упразднение не только мышления, но и речи, потому что, сохраняя в речи лишь реакции, оно упраздняет их значение. В действительности речь есть постольку речь, поскольку она имеет осознанное значение. Слова, как наглядные образы, звуковые или зрительные, сами по себе еще не составляют речи. Тем более не составляют речи сами по себе реакции, которые посредством проб и ошибок приводили бы к их продуцированию. Движения, продуцирующие звуки, не являются самостоятельным процессом, который в качестве побочного продукта дает речь. Подбор самих движений, продуцирующих звуки или знаки письменной речи, весь процесс речи определяется и регулируется смысловыми отношениями между значениями слов. Мы иногда ищем и не находим слова или выражения для уже имеющейся и еще словесно не оформленной мысли; мы часто чувствуем, что сказанное нами не выражает того, что мы думаем; мы отбрасываем подвернувшееся нам слово, как неадекватное нашей мысли: идейное содержание нашей мысли регулирует ее словесное выражение. Поэтому речь не есть совокупность реакций, совершающихся по методу проб и ошибок или условных рефлексов: она — интеллектуальная операция. Нельзя свести мышление к речи и установить между ними тожество, потому что речь существует как речь лишь благодаря своему отношению к мышлению.

Но нельзя и отрывать мышление и речь друг от друга. Речь — не просто внешняя одежда мысли, которую она сбрасывает или одевает, не изменяя этим своего существа. Речь, слово служат не только для того, чтобы выразить, вынести во вне, передать другому уже готовую без речи мысль. В речи мы формулируем мысль, но, формулируя ее, мы сплошь и рядом ее формируем. Речь здесь нечто большее, чем внешнее орудие мысли; она включается в самый процесс мышления как форма, связанная с его содержанием. Создавая речевую форму, мышление само формируется. Мышление и речь, не отожествляясь, включаются в единство одного процесса. Мышление в речи не только выражается, но по большей части оно в речи и совершается.

В тех случаях, когда мышление совершается в основном не в форме речи в специфическом смысле слова, а в форме образов, эти образы по существу выполняют в мышлении функцию речи, поскольку их чувственное содержание функционирует в мышлении в качестве носителя его смыслового содержания. Вот почему можно сказать, что мышление вообще невозможно без речи: его смысловое содержание всегда имеет чувственного носителя, более или менее переработанного и преображенного его семантическим содержанием. Это не значит, однако, что мысль всегда и сразу появляется в уже готовой речевой форме, доступной для других. Мысль зарождается обычно в виде тенденций, сначала имеющих лишь несколько намечающихся опорных точек, еще не вполне оформившихся. От этой мысли, которая еще больше тенденция и процесс, чем законченное оформившееся образование, переход к мысли, оформленной в слове, совершается в результате часто очень сложной и иногда трудной работы. В процессе речевого оформления мысли работы над речевой формой и над мыслью, которая в ней оформляется, взаимно переходят друг в друга. В самой мысли в момент ее зарождения в сознании индивида часто переживание ее смысла для данного индивида преобладает над оформленным значением ее объективного значения. Как форма и содержание, речь и мышление связаны сложными и часто противоречивыми соотношениями. Речь имеет свою структуру, не совпадающую со структурой мышления: грамматика выражает структуру речи, логика — структуру мышления; они не тожественны. Речь архаичнее мысли. Уже в силу этого нельзя непосредственно отожествлять мышление с речью, сохраняющей в себе архаические формы. Речь вообще имеет свою «технику». Эта «техника» речи связана с логикой мысли, но не тожественна с ней. Наличие единства и отсутствие тожества между мышлением и речью явственно выступают в процессе воспроизведения. Утверждение о несводимости мышления к речи относится не только к внешней, но и к внутренней речи. Но специфичность речи вовсе не сводится к наличию в ней звукового материала. Она заключается прежде всего в ее грамматической — синтаксической и стилистической — структуре, в ее специфической речевой технике. Такую структуру и технику, притом своеобразную, отражающую структуру внешней, громкой речи и вместе с тем отличную от нее, имеет и внутренняя речь. Поэтому и внутренняя речь не сводится к мышлению, и мышление не сводится к ней.

Поможем написать любую работу на аналогичную тему

• Реферат

  Мышление, речь, сознание.

  От 250 руб

• Контрольная работа

  Мышление, речь, сознание.

  От 250 руб

• Курсовая работа

  Мышление, речь, сознание.

  От 700 руб

Получить выполненную работу или консультацию специалиста по вашему учебному проекту

Узнать стоимость

Мышление и речь Льва Выготского, Глава 1. Мышление и речь. Проблема и метод исследования

Советская психология: Мышление и речь Льва Выготского, Глава 1. Мышление и речь. Проблема и метод исследования

Мышление и речь. Выготский 1934

Глава 1


Проблема и метод исследования

Первый вопрос, с которым необходимо столкнуться при анализе мышления и речи, касается соотношения между различными психическими функциями, соотношения между различными формами деятельности сознания. Этот вопрос лежит в основе многих проблем психологии. При анализе мышления и речи центральной проблемой является проблема отношение мысли к слову. Все остальные вопросы второстепенны и логически подчинены; их нельзя даже правильно сформулировать, пока не будет решен этот более фундаментальный вопрос. Примечательно, что вопрос о взаимоотношениях между различными психическими функциями остался почти совсем неисследованным. По сути, это новая проблема для современной психологии.

Напротив, проблема мышления и речи так же стара, как и сама психология. Однако наиболее запутанной и наименее разработанной стороной проблемы остается вопрос об отношении мысли к слову. Атомистическая и функциональная формы анализа, господствовавшие в психологии в последнее десятилетие, привели к анализу психических функций в отрыве друг от друга. Психологические методы и исследовательские стратегии развивались и созревали в соответствии с этой тенденцией к изучению отдельных, изолированных, абстрактных процессов. Проблема связи между различными психическими функциями, проблема их организации в целостной структуре сознания не вошла в сферу исследования.

Нет, конечно, ничего нового в том, что сознание есть единое целое, что отдельные функции связаны друг с другом в деятельности. Однако традиционно единая природа сознания — связи между психическими функциями — просто принималась как данность. Они не были объектом эмпирического исследования. Причина этого становится очевидной только тогда, когда мы осознаем важное молчаливое предположение, которое стало частью фундамента психологических исследований. Это допущение (никогда четко не сформулированное и совершенно ложное) состоит в том, что связи или связи между психическими функциями постоянны и неизменны, что отношения между восприятием и вниманием, памятью и восприятием, мышлением и памятью неизменны. Это предположение подразумевает, что отношения между функциями можно рассматривать как константы и что эти константы не обязательно учитывать в исследованиях, посвященных самим функциям. Как мы упоминали ранее, в результате проблема межфункциональных отношений осталась в значительной степени неисследованной в современной психологии.

Это неизбежно оказало серьезное влияние на подход к проблеме мышления и речи. Любой обзор истории этой проблемы в психологии сразу бросается в глаза, что центральный вопрос, вопрос об отношении мысли к слову, постоянно игнорировался.

Попытки решить проблему мышления и речи всегда колебались между двумя крайними полюсами, между идентификацией или полным слиянием мысли и слова и столь же метафизического, абсолютного и полного разделения двух, разрыва их отношений. Теории мышления и речи всегда оставались в одном и том же заколдованном кругу. Эти теории либо выражали чистую форму одного из этих крайних взглядов, либо пытались объединить их, занимая некую промежуточную точку, постоянно перемещаясь между ними.

Если начать с античного утверждения, что мысль есть «речь минус звук», то можно проследить развитие первой тенденции — тенденции отождествлять мышление и речь — вплоть до современного американского психолога или рефлексотерапевта. Эти психологи рассматривают мышление как рефлекс, в котором моторный компонент заторможен. Не только решение проблемы отношения мысли к слову, но и сама постановка вопроса невозможна в этих перспективах. Если мысль и слово совпадают, если они суть одно и то же, то не может быть исследования отношения между ними. Нельзя изучать отношение вещи к самой себе. Таким образом, с самого начала проблема неразрешима. Основная проблема просто избегается.

Точки зрения, которые представляют другую крайность, точки зрения, которые начинаются с концепции, что мышление и речь независимы друг от друга, очевидно, находятся в лучшем положении для решения проблемы. Представители вюрцбургской школы, например, пытаются освободить мысль от всех чувственных факторов, в том числе и от слова. Связь между мыслью и словом рассматривается как чисто внешнее отношение. Речь представляется как внешнее выражение мысли, как ее облачение. В этих рамках действительно можно поставить вопрос об отношении между мыслью и словом и попытаться разрешить его. Однако такой подход, общий для нескольких разрозненных психологических традиций, неизменно приводит к неспособности решить проблему. Действительно, в конечном итоге он не может дать надлежащую постановку проблемы. Хотя эти традиции не игнорируют проблему, они скорее пытаются разрубить узел, чем распутать его. Словесное мышление расчленено на его элементы; она расчленяется на элементы мысли и слова, которые затем представляются как сущности, чуждые друг другу. Изучив особенности мышления как такового (т. е. мышления, независимого от речи), а затем речи, изолированной от мышления, делается попытка восстановить связь между ними, восстановить внешнее, механическое взаимодействие двух различных процессов.

Например, недавнее исследование взаимосвязи этих функций привело к выводу, что двигательные процессы, связанные с речью, играют важную роль в облегчении мыслительного процесса, в частности, в улучшении понимания испытуемым трудного вербального материала. Вывод этого исследования заключался в том, что внутренняя речь способствует закреплению материала и создает впечатление того, что необходимо понять. Когда внутренняя речь включалась в процессы понимания, она помогала испытуемому ощущать, схватывать и отделять важное от неважного в движении мысли. Выяснилось также, что внутренняя речь играет роль облегчающего фактора при переходе от мысли к открытой речи.

Как показывает этот пример, раз исследователь разложил единое психологическое образование словесного мышления на составные элементы, он вынужден установить чисто внешнюю форму взаимодействия между этими элементами. Это если бы он имел дело с двумя совершенно разнородными формами деятельности, с формами деятельности, не имеющими внутренней связи. Представители этой второй традиции имеют преимущество перед представителями первой в том, что они, по крайней мере, способны поставить вопрос об отношении мышления к речи. Слабость этого подхода в том, что его постановка проблемы ложна и исключает возможность ее правильного решения. Эта неправильная постановка задачи является прямым следствием метода разложения целого на его элементы, метода, исключающего изучение внутреннего отношения мысли к слову. Таким образом, решающим вопросом является метод. Если мы хотим успешно решить проблему, мы должны начать с выяснения вопроса о том, какие методы следует использовать при ее изучении.

Исследование любого психического образования предполагает анализ, но этот анализ может принимать одну из двух принципиально различных форм. Все неудачи, с которыми столкнулись исследователи в своих попытках решить проблему мышления и речи, можно объяснить тем, что они полагались на первую из этих двух форм анализа. На наш взгляд, второе представляет собой единственное доступное средство для продвижения к истинному решению этой проблемы.

Первая из этих форм анализа начинается с разложения сложного психического целого на его элементы. Этот способ анализа можно сравнить с химическим анализом воды, при котором вода разлагается на водород и кислород. Существенной особенностью этой формы анализа является то, что его продукты имеют иную природу, чем целое, из которого они были получены. У элементов отсутствуют характеристики, присущие целому, и они обладают свойствами, которыми оно не обладало. Подходя к проблеме мышления и речи, разлагая их на элементы, мы прибегаем к стратегии человека, который прибегает к разложению воды на водород и кислород в поисках научного объяснения свойств воды, ее способности потушить огонь или его соответствие закону Архимеда, например. Этот человек, к своему огорчению, обнаружит, что водород горит, а кислород поддерживает горение. Ему никогда не удастся объяснить характеристики целого, анализируя характеристики его элементов. Точно так же и психология, разлагающая словесное мышление на элементы в попытке объяснить его особенности, будет напрасно искать единство, свойственное целому. Эти характеристики присущи явлению только как единому целому. Когда целое анализируется на его элементы, эти характеристики исчезают. В попытке реконструировать эти характеристики исследователю не остается иного выхода, как искать внешние, механические формы взаимодействия элементов.

Поскольку в результате получаются продукты, утратившие характеристики целого, этот процесс не является формой анализа в истинном смысле этого слова. Во всяком случае, это не «анализ» по отношению к проблеме, к которой он предназначался. На самом деле, с некоторым основанием, его можно считать антитезой истинному анализу. Химическая формула воды имеет устойчивую связь со всеми характеристиками воды. Это относится к воде во всех ее формах. Это помогает нам понять характеристики воды, проявляющиеся в великих океанах или в каплях дождя. Разложение воды на элементы не может привести к объяснению этих характеристик. Этот подход лучше понимать как средство перехода на более общий уровень, чем как средство анализа нас таковых, как средство членения в собственном смысле этого слова. Этот подход не способен пролить свет на детали и конкретное многообразие отношений между мыслью и словом, с которыми мы сталкиваемся в нашей повседневной жизни; он не способен проследить явление от его первоначального развития в детстве до его последующего разнообразия.

Противоречивость этой формы анализа ясно проявляется в ее приложениях в психологических исследованиях. Вместо того, чтобы объяснять конкретные характеристики интересующего нас целого, он подчиняет это целое велениям более общих явлений. То есть целостное подчиняется велениям законов, которые позволили бы нам объяснить то, что является общим для всех речевых явлений или всех проявлений мышления, для речи и мышления как абстрактных общностей. Поскольку она заставляет исследователя игнорировать единый и целостный характер изучаемого процесса, эта форма анализа приводит к глубокому заблуждению. Внутренние отношения единого целого заменяются внешними механическими отношениями между двумя разнородными процессами.

Нигде отрицательные результаты этой формы анализа не проявляются так ярко, как при исследовании мышления и речи. Слово сравнимо с живой клеткой в ​​том, что оно представляет собой звуковую и смысловую единицу, содержащую в простой форме все основные характеристики целостного явления словесного мышления. Форма анализа, разбивающая целое на элементы, фактически разбивает слово на две части. Перед исследователем феномена словесного мышления встает тогда задача установить какую-то внешнюю механическую ассоциативную связь между этими двумя частями единого целого.

По мнению одного из виднейших представителей современной лингвистики, звук и значение в слове не связаны. Они объединены в знаке, но сосуществуют в полной изоляции друг от друга. Неудивительно, что эта точка зрения дала лишь самые жалкие результаты в исследовании звука и значения в языке. В отрыве от мысли звук теряет все те своеобразные черты, которые свойственны ему как звуку человеческой речи, черты, отличающие его от других видов звуков, существующих в природе. В результате применения этой формы анализа к области словесного мышления были изучены только физические и психические свойства этого бессмысленного звука, только то, что является общим для всех звуков в природе. То, что характерно для этой конкретной формы звука, осталось неисследованным. Как следствие, это исследование не смогло объяснить, почему звук, обладающий определенными физическими и психическими характеристиками, присутствует в человеческой речи или как он функционирует как компонент речи. Сходным образом и изучение значения было определено как изучение понятия, понятия, существующего и развивающегося в полной изоляции от его материального носителя. Несостоятельность классической семантики и фонетики в значительной степени была прямым следствием этой тенденции отделять значение от звука, этого разложения слова на отдельные элементы.

Это разложение речи на звук и значение и легло в основу изучения развития речи ребенка. Однако даже самый полный анализ истории фонетики в детстве бессилен объединить эти явления. Точно так же изучение развития значения слова в детстве привело исследователей к автономной и самостоятельной истории детской мысли, истории детской мысли, не имевшей связи с фонетическим развитием детской речи.

На наш взгляд, совершенно иная форма анализа имеет основополагающее значение для дальнейшего развития теорий мышления и речи. Эта форма анализа основана на разделении сложного целого на единицы. В отличие от термина «элемент» термин «единица» обозначает продукт анализа, обладающий всеми основными свойствами целого. Единица является жизненно важной и непреложной частью целого. Ключ к объяснению свойств воды лежит не в изучении ее химической формулы, а в изучении ее молекулы и ее молекулярных движений. Точно в том же смысле живая клетка является реальной единицей биологического анализа, поскольку сохраняет основные черты жизни, присущие живому организму 9 .0003

Психология, занимающаяся изучением сложного целого, должна понять это. Он должен заменить метод разложения целого на его элементы методом разбиения целого на его части. Психология должна выявить те единицы, в которых присутствуют признаки целого, даже если они могут проявляться в измененной форме. Используя этот способ анализа, он должен попытаться решить стоящие перед нами конкретные проблемы.

Что же такое единица, обладающая характеристиками, присущими целостному феномену словесного мышления и не поддающаяся дальнейшему разложению? На наш взгляд, такую ​​единицу можно найти во внутреннем аспекте слова, в его значении.

По этому аспекту слова было проведено очень мало исследований. В большинстве исследований значение слова было объединено с набором явлений, который включает в себя все сознательные представления или мыслительные акты. Существует очень близкая параллель между этим процессом и процессом, посредством которого звук, оторванный от значения, слился с совокупностью явлений, включающих в себя все существующие в природе звуки. Следовательно, подобно тому как современная психология ничего не может сказать о характеристиках звука, присущих только звукам человеческой речи, она не может сказать ничего и о словесном значении, кроме того, что применимо ко всем формам мысли и представления.

Это справедливо как для современной структурной психологии, так и для ассоциативной психологии. Мы знали только внешнюю сторону слова, ту сторону слова, которая непосредственно перед нами. Его внутренний аспект, его смысл остается таким же неизведанным и неизведанным, как обратная сторона Луны. Однако именно в этой внутренней стороне слова мы находим возможность решения проблемы отношения мышления к речи. Узел, представляющий явление, которое мы называем вербальным мышлением связан по смыслу слова.

Для прояснения этого вопроса необходимо краткое теоретическое рассмотрение психологической природы значения слова. Ни ассоциативная, ни структурная психология не дают удовлетворительной точки зрения на природу значения слова. Как покажут наши собственные экспериментальные исследования и теоретические анализы, сущность значения слова, внутренняя природа, определяющая его, лежит не там, где ее традиционно искали.

Слово относится не к одному предмету, а к вся группа или класс объектов. Следовательно, каждое слово есть скрытое обобщение. С психологической точки зрения значение слова есть прежде всего обобщение. Нетрудно убедиться, что обобщение есть словесный акт мысли ; его отражение действительности радикально отличается от непосредственного ощущения или восприятия.

Сказано, что диалектический скачок есть не только переход от неспособной к ощущению материи к материи, способной к ощущению, но и переход от ощущения к мысли. Отсюда следует, что реальность отражается в сознании качественно иначе, в мышлении, чем в непосредственном ощущении. Это качественное различие в первую очередь является функцией обобщенное отражение действительности. Следовательно, обобщение в значении слова есть акт мышления в истинном смысле слова. Однако в то же время значение составляет неотъемлемую часть слова; оно принадлежит не только области мысли, но и области речи. Слово без смысла — это не слово, а пустой звук. Слово без значения больше не принадлежит к области речи. Нельзя сказать о значении слова то, что мы сказали ранее об элементах слова, взятых в отдельности. Слово означает речь или мысль? Это и то, и другое в одно и то же время; это единица словесного мышления. Таким образом, очевидно, что наш метод должен быть методом семантического анализа. Наш метод должен опираться на аналитику смысловой стороны речи; это должен быть метод изучения вербального значения.

Мы можем разумно ожидать, что этот метод даст ответы на наши вопросы об отношении между мышлением и речью, поскольку это отношение уже содержится в единице анализа. Изучая функцию, структуру и развитие этой единицы, мы поймем многое, имеющее непосредственное отношение к проблеме отношения мышления к речи и к природе словесного мышления.

Методы, которые мы намерены применить в нашем исследовании отношений между мышлением и речью, позволяют провести синтетический анализ сложного целого. Значимость такого подхода иллюстрирует еще один аспект проблемы, остававшийся на заднем плане в предшествующих исследованиях. Именно исходной и основной функцией речи является коммуникативная. Речь — это средство социального взаимодействия, средство выражения и понимания. Способ анализа, который разлагает целое на его элементы, отделяет коммуникативную функцию речи от ее интеллектуальной функции. Конечно, общепризнано, что речь сочетает в себе функцию социального взаимодействия и функцию мышления, но эти функции мыслились как существующие изолированно друг от друга, как действующие параллельно, без взаимообусловленности. Всегда понималось, что обе функции так или иначе сочетаются в речи. Но традиционная психология оставила совершенно неизученными такие вопросы, как соотношение между этими функциями, причина их присутствия в речи, характер их развития и характер их структурных отношений. Это в значительной степени относится и к современной психологии.

Однако в том же смысле, в каком значение слова есть единица мышления, оно также является единицей обеих этих речевых функций. Мысль о том, что для социального взаимодействия необходима некая форма посредничества, можно считать аксиомой современной психологии. Более того, социальное взаимодействие, опосредованное чем-либо, кроме речи или другой знаковой системы, — социальное взаимодействие, которое часто встречается, например, у нечеловеческих животных, — чрезвычайно примитивно и ограничено. Действительно, строго говоря, социальное взаимодействие посредством тех видов выразительных движений, которыми пользуются нечеловеческие животные, не следует называть социальным взаимодействием. Правильнее было бы назвать его 9.0008 загрязнение. Испуганный гусь, увидев опасность и разбудив стадо своим криком, не столько сообщает стае увиденное, сколько заражает стадо своим страхом.

Социальное взаимодействие, основанное на рациональном понимании, на преднамеренной передаче опыта и мысли, требует некоторой системы средств . Человеческая речь, система, возникшая при необходимости социального взаимодействия в процессе труда, всегда была и всегда будет прообразом такого рода средств. Однако до недавнего времени этот вопрос сильно упрощался. В частности, предполагалось, что знак, слово и звук являются средствами социального взаимодействия. Как и следовало ожидать, эта ошибочная концепция является прямым результатом неправильного применения метода анализа, который начинается с разложения целого на его элементы. Это продукт применения этого способа анализа ко всему кругу проблем, связанных с природой речи.

Предполагалось, что слово, как оно проявляется в социальном взаимодействии, есть только внешняя сторона речи. Это означало, что сам звук может ассоциироваться с любым опытом, с любым содержанием психической жизни и, следовательно, может быть использован для передачи или передачи этого опыта или содержания другому человеку.

Более глубокий анализ этой проблемы и связанных с ней вопросов, касающихся процессов понимания и их развития в детстве, привел к совершенно иному пониманию ситуации. Оказывается, как невозможно социальное взаимодействие без знаков, так оно невозможно и без смысла. Чтобы передать опыт или какое-либо другое содержание сознания другому человеку, оно должно быть отнесено к классу или группе явлений. Как мы уже отмечали, для этого требуется обобщение. Социальное взаимодействие предполагает обобщение и развитие словесного значения; обобщение становится возможным только при развитии социального взаимодействия. Высшие формы психического социального взаимодействия, являющиеся столь важной характеристикой человека, возможны лишь потому, что — думая — человек обобщенно отражает действительность.

Практически любой пример показал бы эту связь между этими двумя основными функциями речи, между социальным взаимодействием и обобщением. Например, я хочу сообщить кому-то, что мне холодно. Я могу, конечно, передать это выразительными движениями. Однако истинное понимание и общение происходят только тогда, когда я могу обобщить и назвать то, что я испытываю, только когда я могу связать свой опыт с определенным классом переживаний, известных моему партнеру.

Дети, не обладающие соответствующим обобщением, часто не могут передать свой опыт. Проблема не в отсутствии подходящих слов или звуков, а в отсутствии подходящего понятия или обобщения. Без последнего невозможно понимание. Как указывает Толстой, ребенок обычно не понимает не самого слова, а того понятия, которое слово выражает (1903, с. 143). Слово почти всегда готово, когда есть понятие. Поэтому, возможно, целесообразно рассматривать значение слова не только как единство мышления и речи , а как единство обобщения и социального взаимодействия, единство мышления и общения.

Эта постановка задачи имеет огромное значение для всех вопросов, связанных с генезисом мышления и речи. Во-первых, он раскрывает истинный потенциал причинно-генетического анализа мышления и речи. Только когда мы научимся видеть единство обобщения и социального взаимодействия, мы начнем понимать ту действительную связь, которая существует между познавательным и социальным развитием ребенка. Наше исследование связано с решением обеих этих фундаментальных проблем — проблемы отношения мысли к слову и проблемы отношения обобщения к социальному взаимодействию.

Однако, чтобы расширить наш взгляд на эти проблемы, мы хотели бы упомянуть несколько вопросов, которые мы не смогли решить непосредственно в нашем исследовании, вопросы, которые стали очевидными для нас только в процессе его проведения. В самом прямом смысле наше признание важности этих вопросов является самым важным результатом нашей работы.

Во-первых, мы хотели бы поднять вопрос о отношении между звуком и значением в слове. Мы не занимались этим вопросом широко в наших собственных исследованиях. Тем не менее недавний прогресс в этом вопросе в лингвистике, по-видимому, напрямую связан с проблемой аналитических методов, которую мы обсуждали ранее.

Как мы уже говорили, традиционная лингвистика концептуализировала звук как независимый от значения в речи; он концептуализировал речь как комбинацию этих двух изолированных элементов. В результате индивидуальный звук считался основной единицей анализа при изучении звука в речи. Однако мы видели, что когда звук отрывается от человеческой мысли, он теряет характеристики, делающие его уникальным звуком человеческой речи; он находится в ряду всех других звуков, существующих в природе. Вот почему традиционная фонетика прежде всего занималась не психологией языка, а акустикой и физиологией языка. Это, в свою очередь, является причиной того, что психология языка была так беспомощна в своих попытках понять отношение между звуком и значением в слове.

Что же является наиболее существенной характеристикой звуков человеческой речи? Работы современной фонологической традиции в лингвистике — традиции, хорошо воспринятой в психологии — показывают, что основная характеристика звука в человеческой речи состоит в том, что он функционирует как знак, связанный со значением. Звук как таковой, звук без смысла, не есть единица, в которой связаны различные стороны речи. Это не отдельный звук, а фонема — основная единица речи. Фонемы — единицы, не поддающиеся дальнейшему разложению и сохраняющие признаки целого, признаки означающей функции звука в речи. Когда звук не является осмысленным звуком, когда он оторван от осмысленной стороны речи, он утрачивает эти характеристики человеческой речи. В языкознании, как и в психологии, единственным продуктивным подходом к изучению звука в речи является тот, который опирается на членение целого на его единицы, единицы, сохраняющие в речи как звуковые, так и смысловые характеристики.

Здесь не место для подробного обсуждения достижений, достигнутых благодаря применению этого способа анализа в лингвистике и психологии. Однако, на наш взгляд, эти достижения являются наиболее эффективной демонстрацией его ценности. Мы использовали этот метод в своей работе.

Ценность этого метода можно проиллюстрировать, применив его к широкому кругу вопросов, связанных с проблемой мышления и речи. Однако на данный момент мы можем упомянуть лишь некоторые из этих проблем. Это позволит нам указать возможности будущих исследований с использованием этого метода и уточнить значение метода для всей этой системы проблем.

Как мы предполагали ранее, проблема отношений и связей между различными психическими функциями была недоступна для традиционной психологии. Мы утверждаем, что она доступна исследователю, желающему применить метод единиц.

Первый вопрос, который возникает при рассмотрении отношения мышления и речи к другим аспектам жизни сознания, касается связи между интеллектом и аффектом. К числу самых основных недостатков традиционных подходов к изучению психологии относится оторванность интеллектуального от волевой и аффективной сторон сознания. Неизбежным следствием обособления этих функций стало превращение мышления в автономный поток. Мышление само стало мыслителем мыслей. Мышление было оторвано от всей жизненной силы, от мотивов, интересов и склонностей мыслящей личности. Мышление превращалось либо в бесполезный эпифеномен, процесс, ничего не меняющий в жизни и поведении человека, либо в самостоятельную и автономную первобытную силу, влияющую своим вмешательством на жизнь сознания и жизнь личности.

Изолируя мышление от аффекта с самого начала, мы эффективно отсекаем себя от любой возможности каузального объяснения мышления. Причинный анализ мышления предполагает выявление его движущей силы, выявление потребностей, интересов, побуждений и тенденций, направляющих движение мысли в ту или иную сторону. Точно так же, когда мышление изолировано от аффекта, эффективно исключается исследование его влияния на аффективные или целеустремленные аспекты психической жизни. Каузальный анализ психической жизни не может начаться с приписывания мысли магической силы определять человеческое поведение, способности определять поведение через одну из собственных внутренних систем индивидуума. Столь же несовместимо с причинным анализом превращение мысли в лишний придаток поведения, в его слабую и бесполезную тень.

Направление, в котором мы должны двигаться в нашей попытке решить эту насущную проблему, указывает метод, который опирается на анализ сложного целого на его единицы. Существует динамическая смысловая система, которая составляет единство аффективных и интеллектуальных процессов. Каждая идея содержит некоторый остаток аффективного отношения индивида к тому аспекту реальности, который она представляет. Таким образом, анализ на единицы позволяет увидеть связь между потребностями или наклонностями индивида и его мышлением. Это позволяет увидеть и обратное отношение, связывающее его мысль с динамикой поведения, с конкретной деятельностью личности.

Мы отложим обсуждение нескольких смежных проблем. Эти проблемы не были непосредственным объектом нашего исследования в настоящем томе. Мы кратко обсудим их в заключительной главе этой работы в рамках обсуждения открывающихся перед нами перспектив. Здесь мы просто повторим утверждение о том, что метод, который мы применяем в этой работе, не только позволяет нам увидеть внутреннее единство мышления и речи, но и позволяет более эффективно исследовать отношение словесного мышления к всю жизнь сознания.

В качестве нашей последней задачи в этой первой главе мы наметим общую структуру книги. Как мы уже говорили, наша цель состояла в том, чтобы разработать комплексный подход к чрезвычайно сложной проблеме. Сама книга состоит из нескольких исследований, посвященных отдельным, хотя и взаимосвязанным вопросам. Включены несколько экспериментальных исследований, а также другие исследования критического или теоретического характера. Мы начнем с критического анализа теории речи и мышления, которая представляет собой лучшее представление об этой проблеме в современной психологии. Тем не менее, это полная противоположность нашей точки зрения. В этом анализе мы затрагиваем все вопросы, лежащие в основе общего вопроса об отношении между мышлением и речью, и пытаемся проанализировать эти вопросы в контексте наших текущих эмпирических знаний. В современной психологии изучение такой проблемы, как отношение мышления к речи, требует концептуальной борьбы с общетеоретическими взглядами и конкретными идеями, противоречащими нашим собственным.

Вторая часть нашего исследования представляет собой теоретический анализ данных, касающихся развития (как филогенетического, так и онтогенетического) мышления и речи. С самого начала мы пытаемся выявить генетические корни мышления и речи. Неудача в этой задаче была основной причиной всех ложных взглядов на проблему. Экспериментальное изучение развития понятий в детстве, исследование, состоящее из двух частей, составляет центр этой второй части исследования. В первой части этого исследования мы рассматриваем развитие того, что мы называем «искусственными понятиями», понятий, которые формируются в экспериментальных условиях. Во второй мы пытаемся изучить развитие реальных понятий ребенка.

В заключительной части нашей работы мы пытаемся проанализировать функцию и структуру общего процесса словесного мышления. Теория и эмпирические данные включены в это обсуждение.

Объединяет все эти исследования идея развития, идея, которую мы пытаемся применить в нашем анализе значения слова как единства речи и мышления.

 

---

Активный взгляд на внутреннюю речь

Введение

Внутренняя речь (IS) обычно характеризуется как опыт молчаливого разговора с самим собой. Сообщается, что оно феноменологически отличается от других переживаний, таких как визуальные образы, эмоции или спорный феномен несимволизированной мысли (Hurlburt and Akhter, 2008). В этой статье мы выделяем два общих подхода к ИС — то, что мы будем называть представлениями «формат» и «деятельность». Эти подходы содержат разные тезисы о том, какие элементы более уместны для характеристики явления. Как мы увидим, форматное представление рассматривает ИС главным образом как некий продукт с определенными форматными характеристиками, тогда как деятельностное представление подчеркивает его свойства как деятельности. Это может показаться простым различием в акцентах — в конце концов, представление формата может легко принять, что ИС — это действие, а представление действия не отрицает, что формат задействован. Тем не менее, причина их соответствующих акцентов заключается в том факте, что они имеют четкие обязательства в отношении того, что является центральным в этом явлении. В частности, мы увидим, что два подхода имеют разные взгляды на когнитивные функции ИС, особенно на то, является ли ИС необходимым для сознательного мышления.

Это в общем-то философские подходы, но эмпирически обоснованные. Мы понимаем, что, с одной стороны, как вербальное явление, хорошее описание ИС в конечном счете будет зависеть от точных моделей лингвистического производства и понимания; и что, с другой стороны, правдоподобное описание ИИ как когнитивного феномена требует больше данных, чем мы имеем в настоящее время. Однако полезно пролить свет на обязательства и последствия наличия определенного общего взгляда на то, чем на самом деле является ИС. В частности, это помогает для методологической оценки того, какие аспекты явления стоит исследовать. В этой статье мы разъясняем различия между представлениями формата и деятельности и защищаем преимущества последних.

Форматное представление внутренней речи

Форматное представление принадлежит большинству авторов, писавших о функциях ИС за последние два десятилетия ¹ . В самой сильной форме, ² , его можно охарактеризовать следующими тремя тезисами:

1. тезис сильного сознания: ИС необходим для сознательного мышления;
2. тезис формата: в ИС мы набираем репрезентативную систему из-за ее особенностей как формата;
3. тезис о продукте: ИС состоит из некоторого вывода системы лингвистического производства, обычно строк фонологических репрезентаций.

Первый тезис о роли ИС. Если под «мышлением» грубо понимать любое познавательное событие, которое включает в себя манипулирование или обозначение пропозиционального содержания, тезис гласит, что сознательное выполнение любого из этих действий требует присутствия ИС. Второй тезис касается природы ИС. В нем говорится, что для того, чтобы что-то считалось IS, важно, чтобы оно было отформатировано определенным образом. Третий тезис обеспечивает дальнейшую спецификацию видов репрезентаций, используемых в ИС.

Первый и второй тезисы — две стороны одной медали: утверждается, что в ИС мы набираем формат с определенными свойствами, потому что эти свойства открывают возможность вообще иметь сознательные мысли ³ . Разные авторы сосредоточивались на различных характеристиках, таких как цифровость или независимость от контекста (Clark, 1998), перцептивность и интроспективность (Jackendoff, 1996, 2012; Prinz, 2011, 2012; Bermúdez, 2003) и предикативная структура (Bermúdez, 2003). ). Возьмем один пример: Джекендофф и Принц вслед за ним считают, что «чистое» сознательное мышление невозможно по архитектурным причинам: мы можем осознавать представления промежуточного уровня (например, 2,5-мерные представления в зрительной системе), но никогда — представления базового уровня. или представления более высокого уровня, такие как концепции или пространственные трехмерные представления. Таким образом, если мы хотим иметь сознательные мысли, мы должны использовать репрезентативный формат, который имеет правильный вид репрезентаций. Образы хороши, но фонологические репрезентации намного лучше, учитывая, что фонологические репрезентации могут нести гораздо больше видов мыслей (о будущем или прошлом, о abstracta и possibilia , об отношениях и др.).

Эти соображения приводят Джекендоффа к тезису о продукте, т. е. о том, что ИС состоит из цепочек фонологических репрезентаций или структур ⁴ . Однако можно задаться вопросом, насколько центральным является тезис о продукте для взгляда на формат и насколько специфична его приверженность определенному типу продукта. Что касается центральности, можно утверждать, что данная точка зрения не требует рассмотрения ИС как состоящего исключительно из фонологических репрезентаций 9.0177 5 . Конечно, ИС выступает как содержательный формат, поэтому он также состоит из семантической составляющей. Более того, общий подход также можно сформулировать таким образом, чтобы он был совместим с идеей о том, что ИС — это действие: действие по созданию последовательностей внутренних языковых элементов (главным образом) с целью доведения наших мыслей до сознания. На самом деле, иногда Carruthers (2011) приближается к тому, чтобы представить ИС таким образом, поэтому его изображение как сторонника формата может показаться спорным. Разница между этим взглядом и тем, что мы будем называть взглядом на деятельность, возможно, будет заключаться в акценте и степени.

Однако Carruthers (2014), как и Jackendoff, Prinz или Bermúdez, уделяет особое внимание продукту и его свойствам ⁶ . С другой стороны, следует отметить, что многие авторы, не особо занимающиеся вопросом о роли ИС в сознательном мышлении, тоже считают ИС продуктом (Pickering, Garrod, 2013). То есть вроде бы принято думать об ИС как о продукте, а не как о какой-то деятельности. Что касается приверженности к определенному виду продукта, можно заметить, что существуют разные виды фонологических репрезентаций. Мы можем различать, по крайней мере, артикуляционные, фонематические и акустические фонологические представления. Мы можем думать, что деятельность внутреннего говорения использует все три вида представлений. Однако состоит ли ИС во всех них? Если ИС охарактеризовать в терминах продукта, кажется, что ИС должны быть строками фонологических акустический представления. Есть две причины, чтобы поддержать это утверждение. Во-первых, если формат должен быть интроспективным/перцептивным, кажется, что только акустические репрезентации могут добиться цели, учитывая, что ни артикуляционные, ни фонематические репрезентации не являются интроспективными согласно его описанию (см. выше). Итак, вслед за Джекендоффом Принц утверждает, что звуки речи, в которую он включает немую речь, «воспринимаются на уровне, который лежит выше жужжащего беспорядка неотфильтрованных звуковых волн, но ниже уровня категорий фонем» (Prinz, 2012, стр. 69).).

Во-вторых, некоторые авторы считают, что ИС как продукт делает мысли осознанными, поскольку ИС — это прогноз, выдаваемый на основе впоследствии прерванного двигательного действия (см. Carruthers, 2011; Pickering, Garrod, 2013). Субъекты дают инструкции для производства определенного лингвистического элемента; эти инструкции преобразуются в двигательные команды; а затем команда прерывается, но не раньше, чем эфферентная копия отправляется в прямые модели, которые выдают предсказание входящего сенсорного сигнала, соответствующего прерванной двигательной команде. Если это то, в чем, в конечном счете, состоит ИС, т. е. предсказание входящего сенсорного сигнала, то, возможно, экземпляр ИС должен быть акустическим представлением, поскольку предсказание представляет звуки (а не фонемы или артикуляции).

Как бы то ни было, мы готовы признать, что ассоциация между сильным сознанием и тезисами о формате является более важной для взгляда на формат, чем тезис о продукте, и что любые обязательства относительно определенного вида продукта обычно возникают как следствием одобрения двух предыдущих тезисов. В самом деле, только ослабив эти тезисы, защитник форматного взгляда сможет справиться с некоторыми вызовами для этого взгляда, которые мы собираемся представить.

Проблемы с представлением формата

Мы хотим представить три общие проблемы, которые, как мы видим, связаны с представлением о формате — общие в том смысле, что они проистекают из одобрения его тезисов (i) и (ii) (сильное сознание и формат). Во-первых, он должен отрицать феномен «несимволизированного мышления» (UT; Hurlburt and Akhter, 2008). Во-вторых, трудно объяснить, как ИС делает содержание мыслей доступным для сознания (Jorba and Vicente, 2014). В-третьих, у него могут возникнуть проблемы с учетом изменчивости использования ИС. В дополнение к этим общим проблемам мы, наконец, рассмотрим конкретную интерпретацию идеи IS как продукта, а именно, предположение, что IS является акустическим представлением, предсказывающим входящий сенсорный сигнал, — предположение, у которого есть некоторые проблемы, связанные с его реализацией. собственный.

Загадка несимволизированного мышления

Используя метод выборки описательного опыта, Хиви и Херлберт (2008) сообщили, что люди утверждали, что переживали внутренние эпизоды, в которых у них было ощущение, что они «думают определенную, определенную мысль, не осознавая этого». мысль передается словами, образами или любыми другими символами» (с. 802). Например, кто-то может сообщить о своем переживании, как о том, что ему интересно, будет ли друг водить его машину или грузовик, но без слов, несущих это конкретное содержание, и без изображений друга, автомобиля или грузовика (Hurlburt and Akhter, 2008, p. 1364). Согласно их результатам, этот вид «несимволизированного мышления» занимает в среднем около 22% нашей сознательной жизни (Hurlburt and Akhter, 2008; Hurlburt et al., 2013).

Несимволизированное мышление — не бесспорное явление. Несмотря на то, что существуют другие направления исследований, указывающие на особую феноменологию пропозиционального мышления (Siewert, 1998; Pitt, 2004), ее характеристика неуловима. Например, Hurlburt и Akhter (2008) изображают его в основном в негативном ключе, утверждая, что «несимволизированное мышление переживается как мышление , а не чувство, не намерение, не намек, не кинестетическое событие, не телесное событие» (стр. 1366). В этой статье мы не хотим вступать в дискуссию о доказательствах UT. Скорее, точка зрения, которую мы хотим подчеркнуть, является условной: Если UT действительно явление, которое нужно объяснить, это создает серьезную проблему для представления формата. Эта точка зрения утверждает, что мы задействуем ИИ, чтобы иметь сознательные мысли — иначе мы не смогли бы мыслить сознательно. Но если возможно иметь сознательные мысли без присутствия ИС, то утверждение форматного представления просто ложно. В самом деле, его лучшая стратегия состоит в том, чтобы просто отрицать это явление. В этом ключе Carruthers (2009) утверждает, что UT может быть результатом конфабуляции: люди сообщают, что думают без слов или образов, но на самом деле они могут использовать слова и/или образы, или они могут не думать на самом деле (например, они думают что они думали о том, какой продукт купить, но на самом деле они только смотрели на разные продукты). Херлберт и др. (2013), напротив, предполагают, что конфабуляция, вероятно, происходит наоборот: мы участвуем в большем количестве UT, чем в среднем 22%, но, поскольку мы склонны отождествлять мышление с внутренней речью, мы склонны сообщать об использовании слов, когда на самом деле мы не используя их.

Повторяю, любая точка зрения, поддерживающая как сильное сознание, так и тезисы о формате, будет утверждать, что фактически IS является формой, которую принимает сознательное пропозициональное мышление ⁷ , поэтому, поскольку UT является пропозициональным, это просто невозможно. Однако можно истолковать более слабые версии представления о формате, в которых УТ предстает как более податливое явление. В частности, можно отказаться от сильного тезиса о сознании и считать, что IS не является необходимым иметь сознательные мысли. ИС был бы лишь хорошим, а возможно, и лучшим способом сделать мысли сознательными, но есть и другие способы сделать это. Перцептивные теории сознания (Prinz, 2011) — хороший кандидат на эту более слабую версию. Эти теории утверждают, что мысль всегда нуждается в определенном перцептивном формате, чтобы быть осознанной, и что «даже высокоуровневые перцептивные состояния и моторные команды недоступны сознанию» (Prinz, 2011, стр. 174). ИС представляет собой разновидность такого формата восприятия, но могут быть и другие. В частности, их может быть 9.0191 несимволические носители восприятия, такие как эмоции или телесные ощущения. Следуя по этому пути, есть шанс объяснить УТ, не отрицая сам феномен: несимволизированная мысль была бы мыслью, обналиченной в каком-то несимволическом перцептивном формате.

Проблемы с такой учетной записью. Первая проблема заключается в том, что неясно, действительно ли она соответствует характеристике явления, предлагаемой исследователями явления. Напомним, что Hurlburt и Akhter (2008) отвергают то, что UT переживается как чувство, намерение, намек, кинестетическое или телесное событие, добавляя, что люди «уверенно проводят различие между переживаниями, которые являются мыслями (…) и переживаниями, которые являются чувствами (…) или сенсорными ощущениями. осознанность» (стр. 1366). Кажется, что это оставляет очень мало места для маневра для описания восприятия UT. Теперь можно возразить, что положительная характеристика этого феномена, данная Херлбуртом и Ахтером (2008), несколько недостаточна и что за ней, возможно, стоит другое восприятие. Итак, давайте сосредоточимся на второй проблеме, которая кажется более актуальной для описания восприятия, а именно на проблеме учета специфического семантического содержания несимволизированных мыслей, о которых сообщают субъекты.

Если УТ является подлинным явлением, то единственная положительная характеристика, которую мы имеем, состоит в том, что субъекты утверждают, что испытывают определенные мысли ⁸ . Таким образом, любое описание явления должно учитывать эту характеристику. Подумайте о несимволическом размышлении о том, будет ли друг водить свою машину или свой грузовик. Какие перцептивные переживания могут нести это содержание? Если бы субъект был занят переживанием ИИ, ответ был бы однозначным: это содержание мысленного предложения. Но несимволические перцептивные переживания, такие как определенные чувства, связанные с вашим другом и его грузовиком, кажутся неподходящими для этой задачи. Конечно, с точки зрения Принца (например, в его теории эмоций, Prinz, 2004) чувства могут иметь интенциональное содержание, но они не кажутся настолько нюансированными, чтобы включать в себя специфическое содержание мысли, такое как недоумение субъекта. Предложение Принца рассматривать пропозициональные установки с точки зрения эмоций (Prinz, 2011) может помочь в отношении части «отношение», т.0191 р » от «сомнение в том, что р » — некое эмоциональное чувство, сопровождающее мысль. Однако это чувство , а не объясняет переживание содержания p , так что за последним переживанием должно стоять что-то другое. Учитывая проблемы с присоединением определенного пропозиционального содержания к визуальным или другим невербальным сенсорным элементам (подробнее об этом в следующем разделе), у Принца, похоже, нет других ресурсов, кроме предложений с образами. Поэтому УТ представляется ему столь же маловероятным, как и другим защитникам форматного взгляда.

Возможно, выход из этой проблемы состоит в том, чтобы заявить, что несимволический перцептивный формат рекрутируется, но не для того, чтобы транслировать мысли-содержания, а для того, чтобы подсказывать их. То есть перцептивные переживания не будут использоваться в качестве 90 191 носителей 90 192 содержания, а только как средства для фокусировки нашего внимания или отслеживания наших мыслительных процессов. Таким образом, сознательное мышление может быть несимволическим в смысле Херлберта, даже несмотря на то, что во многих случаях несимволическое сознательное мышление использует перцептивные леса. Тем не менее, эта альтернативная точка зрения кажется полной проблем.

Представление формата дает представление о том, как генерируется ИС, и пытается объяснить, как ИС делает возможным сознательное мышление. Однако в ней нет объяснения сознательного мышления, которое не поддерживается ИС — модель подсказок появляется как специальное дополнение к ней. Если мы возьмем модель Каррутерса как парадигму представления о формате (см. ниже), станет ясно, что эта модель создана не для объяснения того, что IS вызывает сознательных мыслей, а для объяснения того, что IS транспортное средство сознательные мысли. Создание ряда фонологических репрезентаций с прикрепленным содержанием означает наличие мысли в соответствии с моделью, в то время как модель подсказки говорит, что создание перцептивного суррогата — вербального или иного — просто облегчает наличие мысли в сознании, отношения между подсказка и содержание являются произвольными.

Наконец, представление о формате, по-видимому, также объясняет чувство агентности, связанное с психическими явлениями, поскольку оно истолковывает их как двигательные явления. Например, в модельной модели Каррутерса осведомленность агента объясняется на основе создания образов, которые задействуют систему прямой модели. Детали того, как возникает чувство свободы воли, не ясны ⁹ , однако кажется, что модель подсказок не может объяснить, почему подсказки воспринимаются как наши собственные мысли. Единственное, что можно было бы считать своим, — это подсказка.

Как мыслесодержание доступно сознанию

Даже если кто-то оспаривает доказательства существования УТ, форматное представление по-прежнему сталкивается с проблемой объяснения того, как мыслесодержание доступно сознанию (расширенное обсуждение см. в Jorba and Vicente, 2014) . Любое описание сознательного мышления должно объяснять, как мыслесодержание становится доступно-сознательным 9.0177 10 . Защитники представления о формате считают, что, создавая цепочки фонологических репрезентаций, мы привносим в сознание содержание мысли. При этом не поясняется, как это делается. Кажется, что, разговаривая с собой, мы осознаем фонологическую структуру нашего ИС. Как этот тип сознания объясняет сознание значений или содержания? Помните, что в некоторых подходах, таких как у Джекендоффа, концептуальные структуры и, следовательно, значения и пропозициональное содержание обязательно бессознательны. Тогда возникает вопрос: как эти структуры или репрезентации становятся сознательными, по крайней мере, доступ-сознательными, благодаря тому, что делают фонологические структуры сознательными?

Clark (1998), а также Bermúdez (2003) и Jackendoff (1996, 2012) предполагают, что фонологические репрезентации преобразуют пропозициональное содержание в объекты, которые предстают перед мысленным взором. Однако представляется, что преобразование пропозиционального содержания в объект, на который можно «смотреть», позволяет субъектам только знать, о чем они думают, а не думать эти мысли сознательно. Вместо того, чтобы информировать их об определенном пропозициональном p содержании и, таким образом, сознательно верить или судить о том, что p , этот механизм заставляет их осознать, что они думают об этом пропозициональном содержании, т. е. что они верят или судят об этом p . Объективация, кажется, дает субъекту метарепрезентацию, но не сознательное мышление на уровне земли.

Поясним этот момент с точки зрения позиции Кларка. Кларк (1998) представляет свой взгляд как развитие идей Выготского об И.С. Выготском (1987). Однако роль, которую он видит для ИБ, сильно отличается от акцента Выготского на роли ИБ в саморегулировании и исполнительном оперативном контроле, а также в планировании более или менее немедленных действий, то есть не планировании летней поездки, но планирую, как решить задачу Ханойской башни. Выготские обычно считают, что ИС помогает нам сосредоточить внимание на том, что мы делаем, в то время как Кларк и др. считают, что это позволяет нам сосредоточиться на том, что мы думаем. Выготскяны отмечают, что ИГ участвует, в том числе, в пошаговом выполнении действия. Это означает, что ИС позволяет нам делать все, что мы делаем, в сознательном режиме. Мы следим за своим поведением, сознательно думая «это идет сюда», «это идет туда», «если это идет сюда, то идет туда» и т. д. метапознания, то есть знания того, что мы думаем. Мы считаем, что есть разница между утверждением, что ИС помогает нам иметь сознательные мысли, которые используются для мониторинга и контроля нашего поведения, и утверждением, что ИС заставляет нас осознавать, о чем мы думаем, чтобы мы могли думать о своем мышлении. .

Возможно, Кларк, Джекендофф и Бермудес не хотят, чтобы их отчет имел узкий охват, который мы ему приписываем ¹¹ . Однако модель, которую они предлагают, кажется, способна объяснить только то, как ИС дает нам знания о том, что и как мы думаем. Предположим, что, используя предложения нашего языка, мы можем иметь какой-то объект перед нашим сознанием. Что мы при этом выигрываем? Предположительно, мы получаем знания только о том, что думаем. Мы «видим» предложение, понимаем его значение и приходим к заключению «хорошо, я думаю, что стр. ». Это знание о том, что и как мы думаем, конечно, может быть очень полезным, но мы бы сказали, что это только использование ИС среди многих других ¹² . В любом случае это описание не объясняет, как мыслесодержание становится доступным сознанию.

В этом отношении идея Каррутера (2011, 2014) о том, что мыслесодержание связывается в цепочки фонологических репрезентаций и транслируется вместе с ними, работает намного лучше. Ибо, согласно этой идее, мыслительные содержания как таковые превращаются в доступное сознание, будучи связанными с форматами, которые являются одновременно феноменальными и доступно-сознательными: «есть все основания полагать, что концептуальная информация, которая активируется взаимодействиями между областей и ассоциативных областей (…) встраивается в содержание посещаемых перцептивных состояний и транслируется вместе с последними. Следовательно, мы видим не просто сферический объект, движущийся по поверхности, а помидор, катящийся к краю столешницы; и мы не просто слышим последовательность фонем, когда кто-то говорит, мы слышим то, что они говорят; и так далее» (Carruthers, 2014, стр. 148).

Что неясно с этой точки зрения, так это то, как происходит процесс связывания, особенно с учетом того, что, согласно Каррутерсу, то, что мы делаем, чтобы извлечь значение эпизода IS, состоит в том, чтобы интерпретировать уже сознательную фонологическую репрезентацию посредством обычные механизмы понимания. Однако, согласно Лангланду-Хассану (2014), единственное содержание, которое может быть связано с эпизодом ИГ, относится к типу: семантическое значение этого эпизода ИГ такое-то и такое-то. То есть содержание, завязанное в строку ИС, будет не о мире, как должно быть, а о самой строке ¹³ . Причина в том, что фонологические репрезентации представляют собой акустические свойства, а семантические репрезентации репрезентируют мир. Ленгланд-Хассан утверждает, что невозможно объединить эти различные виды представлений в один элемент.

Возможно, есть причины сопротивляться этой идее. Если рассматривать репрезентативное содержание как информацию, которую передает репрезентация, становится ясно, что репрезентативный экземпляр может передавать различные виды информации. Фонологическое представление может представлять звуки, но именно посредством этой акустической информации оно также представляет определенную семантическую информацию. То есть, в двух словах, позиция Принца (Prinz, 2011, 2012). Принц утверждает, что сознание требует внимания к сенсорным представлениям. Эти представления представляют собой «образы, сгенерированные из сохраненных понятий, [которые] наследуют семантические свойства этих понятий» (Prinz, 2011, стр. 182). ИС представляет собой особо важный вид образов, т. е. языковых образов, несущих информацию 9.0191 и об акустических свойствах и смысловом наполнении. В этом отношении теория Принца, по-видимому, избегает критики Ленгланда-Хассана: каузально-информационные цепочки ответственны за то, чтобы различные виды информации были привязаны к одному и тому же сенсорному представлению, так что проблема связывания может и не возникнуть.

Однако анализ Ленгланда-Хассана также вызывает другую озабоченность: эти разные содержания играют разные функциональные или логические роли. Акустическая информация будет играть роль в выводах, связанных со звуком репрезентации, в то время как семантическая информация будет регулярно использоваться для процессов рассуждений, имеющих отношение к тому, что означают эти слова. Эти логические роли нельзя просто смешать вместе. Опять же, точка зрения Принца может иметь выход из этой трудности: эти содержания не посещаются одновременно. Чтобы иметь сознательные мысли, субъект должен иметь в уме определенное сенсорное представление и уделяют ему внимание, но ничто не исключает того, что в одних случаях она обращает внимание на его сенсорные свойства, а в другие — на его семантическое содержание. Таким образом, мысли доступны сознанию, просто обращаясь к сенсорным элементам, связанным с собственно семантическим представлением.

Мы считаем, что в этой позиции есть проблема. Сравните случай, когда субъект обращает внимание на сенсорную информацию репрезентации, со случаем, когда он обращает внимание на его семантическую информацию. В чем феноменологическая разница между обоими случаями в сознании субъекта? Согласно описанию перцептивного сознания Принца, между ними должно быть какое-то сенсорное различие, например, сопровождающее сенсорное представление. Таким образом, если субъект думает об акустической информации репрезентации, будет присутствовать некоторая репрезентация, связанная с акустикой; если она думает о его семантической информации, будет присутствовать некоторая репрезентация, связанная с семантикой.

Этот рассказ прокладывает путь к бесконечному регрессу. Заметьте, что сопровождающие представления сами должны быть сенсорными представлениями, и относительно них можно задать тот же вопрос: обращает ли субъект внимание на свою сенсорную или семантическую информацию? Чтобы провести различие между обоими случаями, нужно обратиться к дополнительным различным сопутствующим представлениям, которые сами являются чувственными представлениями и поднимают вопрос того же рода. Другими словами, если у вас есть теория, в которой мысль, чтобы быть осознанной, должна быть обналичена в определенном формате, то вы вводите разрыв между содержанием мысли и содержанием самого формата. То, что делает мысль сознательной, не может быть просто форматом, потому что всегда возникает вопрос, как именно этот конкретный формат делает эту конкретную мысль сознательной.

Различные функции внутренней речи

Последняя проблема представления формата, о которой мы хотим упомянуть, заключается в том, что неясно, как оно может объяснить вариативность использования и видов ИС. Мы используем IS в большинстве ситуаций, когда мы можем использовать внешнюю или открытую речь (OS). Например, ИС используется для мотивации, поощрения, развлечения, выражения эмоций или чувств говорящего, управления поведением и т. д. Основное различие заключается просто в том, что ОС может быть адресована кому-то другому, тогда как ИС должна быть адресована самому себе. Таким образом, среди функций ОС, которые мы, вероятно, не найдем в обычной ИС, мы можем причислить те действия, которые концептуально требуют кого-то еще, например, обещание и угрозу, возможно, — однако ИС может включать в себя сопоставимые функции, такие как предупреждения. Во всяком случае, это всего лишь отражение того, как то, что человек может делать с помощью языка, зависит от аудитории, к которой он обращается, но это не раскрывает никакой важной или глубокой функциональной разницы между внешним и ИС.

Когда дело доходит до объяснения множества функций ИС, формат представления может иметь проблемы. Форматное представление не утверждает, что мы используем ИС только для того, чтобы иметь сознательные мысли. Однако, по-видимому, он действительно предлагает историю о том, почему ИС вербуется, и, таким образом, кажется, подтверждает определенную идею о правильной функции ИС: надлежащая функция ИС должна заключаться в том, чтобы сделать возможным сознательное мышление, в то время как использование ИС не связанные с сознательным мышлением, были бы производными. Тем не менее, трудно понять, как будет происходить такое происхождение. Например, если рассматривать случай ОС, то нельзя найти аналогичную фундаментальную функцию. Можно обратиться к понятию «коммуникация», утверждая, что оно сродни очень общей функции «сосредоточения чьего-либо внимания на чем-то» или «заставления кого-либо осознать что-то». Тем не менее, это в лучшем случае расплывчатая манера говорить.

Давайте конкретизируем общую мотивацию, которая подкрепляет тезис о том, что ИС может иметь надлежащую конститутивную функцию. Есть старая головоломка о том, почему кто-то должен говорить сам с собой, если он заранее знает, что собирается сказать. Другими словами, если кто-то думает, что семантическое содержание «уже есть» до того, как слова действительно произнесены, ему не следует утруждать себя выражением его в словах для себя. Иными словами, ИС не может иметь коммуникативной функции, поскольку коммуникация предполагает информационное несоответствие между говорящим и слушающим, а этого несоответствия не существует при совпадении обеих ролей в одном и том же человеке. Во-вторых, неясно, считается ли какое-то использование ИС коммуникацией. Например, нет необходимости характеризовать самомотивацию или даже самооценку или самосознание (Морин, 2011) с точки зрения общения. Странно говорить, что когда вы мотивируете себя словами, вы участвуете в каком-то акте общения с самим собой. Если ИС не имеет коммуникативной функции, она должна иметь свою собственную функцию. Который из? Многообещающим ответом кажется то, что ИС имеет функцию, связанную с сознательным мышлением.

Несмотря на то, что это заманчивая мотивация, мы думаем, что у нее есть основной недостаток: кажется, предполагается, что функция внешней речи является просто коммуникативной. Однако, это не так. ОС может играть те же когнитивные роли, что и ИС, в том числе предполагаемые роли, связанные с сознанием. Когда мать, помогая дочери разгадывать головоломку, говорит ей «это здесь… это там» и т. д., она направляет свое внимание на предметы и места, т. е. регулирует свое поведение посредством разговора, так же как и мы должны делать, когда мы используем IS. В принципе, все, что мы говорим в ИС, можно было бы сказать в ОС и для тех же целей. Таким образом, если бы ИС имело функцию осознания содержания мыслей, то это, конечно, было бы не его собственной функцией, а функцией речи вообще (например, в рассматриваемом случае мы можем сказать, что мать заставляет свою дочь осознать, где идут разные части, так что дочь сознательно решает, что эта часть идет сюда и т. д., таким образом получая контроль над решением головоломки). ИС не будет иметь коммуникативной функции ОС, но функции ИС все равно можно будет рассматривать как подмножество функций ОС.

Однако эта приверженность «правильному функционированию» может не иметь существенного значения для представления. Относительно легко понять, что авторы одобряют утверждения о надлежащих функциях ИС — многие утверждения принимают форму «мы используем ИС для х», где х заменяется сознательным мышлением, мышлением системы 2 (Франкиш, 2010), самосознанием. -регулирование, исполнительный контроль или что-то в этом роде. Тем не менее, может быть немилосердно читать эти заявления как выражающие твердое мнение о надлежащих функциях. Более либеральное толкование состоит в том, чтобы думать, что каждый автор сосредоточился на использовании ИС и просто оставил все остальное на заднем плане. Мы считаем методологически целесообразным начать с детализации различных вариантов использования ИС, различных ситуаций, в которых мы ее используем, а также различных видов ИС, которые могут быть, но это уже другой вопрос (примеры такого рода подхода см. Morin et al., 2011; Hurlburt et al., 2013). Теперь дело в том, что защитники представления о формате могут отказаться от твердой приверженности надлежащему функционированию ИС и принять множество вариантов использования.

Однако, даже если отказаться от обязательства «надлежащей функции», мы думаем, что когда дело доходит до использования ИС, представление формата обычно имеет порядок объяснения в обратном порядке. История предполагает, что ИИ формулирует мысли в определенном формате, и что, таким образом, эти мысли могут быть использованы по-новому. Однако функциональный порядок прямо противоположен: мысли формируются и рекрутируются для различных целей, и при этом они могут проявляться в определенном формате. Рассмотрим пример спортсменки, говорящей себе мотивирующие слова (Hatzigeorgiadis et al., 2011). Спортсменка не формирует сначала мысленное предложение «ты можешь это сделать», а затем использует это предложение, чтобы мотивировать себя. Скорее, спортсмен занимается мотивацией себя, и при этом его мотивирующие мысли могут достигать точки, в которой он слышит, как он сам говорит ободряющие слова про себя (а иногда даже вслух). Или рассмотрим случай, когда кто-то решил положить больше денег на парковочный счетчик и сказал себе: «Еще один квартал? Ммм… Могу вернуться через час. Лучше кофе. Субъект принимает решение посредством определенной концептуальной деятельности. Некоторые элементы этой деятельности — как правило, наиболее заметные и актуальные — могут всплывать в сознании под вербальным контролем, где их можно использовать в дальнейшем и вести к новым циклам умственной деятельности. Эти два примера представляют собой случаи, когда система лингвистического производства может включаться спонтанно, так что, так сказать, «слова приходят нам на ум», но, конечно, мы также можем привнести в наш разум слова, явно участвуя в языковой деятельности. Учащийся, готовящийся к выступлению, может внутренне пересмотреть некоторые предложения, которые он намеревается произнести, чтобы изменить несколько слов, решить, где поставить ударение, и тому подобное. Опять же, способ описания этого состоит не в том, что она излагает свои мысли в словесной форме, а затем исследует их. Скорее, она уже вовлечена в деятельность по исследованию собственных мыслей по вопросу, о котором хочет поговорить, и использует свои вербальные системы, чтобы сделать это более точным образом.

С другой стороны, поддержка взгляда на формат означает, что даже если кто-то отказывается от идеи надлежащей функции, он по-прежнему придерживается утверждения, что рекрутирование формата играет необходимую роль во множестве функций. Тем не менее, некоторые из этих функций ставят под сомнение утверждение о необходимости формата, не говоря уже о лингвистическом формате. Подумайте еще раз об ИС и мотивации, которые широко обсуждаются в спортивной литературе по психологии (Hatzigeorgiadis et al., 2011). Спортсменке не нужен какой-то особый формат для мотивации себя: она может сказать себе «Выложись!!», но с таким же успехом она может зафиксировать свой взгляд на финише и увидеть, насколько он близок, почувствовать, насколько он быстр. ноги двигаются или что-то в этом роде. Ей нужны перцептивные или проприоцептивные стимулы, но они не обязательно должны быть произведены им самим (т. е. они не должны быть результатом воображения или производства ИС).

Наконец, идея о том, что в ИС мы всегда набираем формат для определенной цели, также вызывает сомнения. Кажется, бывают случаи, когда единственное, что мы делаем с ИС, — это добавляем явно ненужный выразительный комментарий к тому, что мы сделали (Hurlburt et al., 2013), например, «ага» или «отлично!», которые мы говорим себя после того, как, например, долго думал о чем-то. Можем ли мы сказать, что в этих случаях мы набираем формат с какой-то целью? Пожалуй, мы бы так не выразились. Более того, мы, вероятно, сказали бы, что используем ИС вообще без цели — по крайней мере, без цели, связанной с рассматриваемой когнитивной деятельностью. Тем не менее, нецеленаправленная ИС кажется проблемой для представления о формате, как бы слабо оно ни было истолковано, поскольку представление о формате требует, чтобы фонологические представления использовались для выполнения когнитивных функций.

Является ли внутренняя речь предсказанием?

В этом последнем разделе, посвященном проблемам представления о формате, мы хотим кратко рассмотреть конкретное предположение об ИС, о котором мы упоминали выше, а именно, что это предсказание языковых звуков, которые можно было бы услышать, если бы не было определенного языкового действия. был прерван. Это предложение имеет некоторую независимую привлекательность, поскольку оно интерпретирует ИИ как разновидность двигательных образов (Carruthers, 2011, 2014). Текущие теории воображения движения (Jeannerod, 2006) считают, что воображение движения возникает в результате прерывания выполнения двигательных команд и в результате предсказания поступающих сенсорных и проприоцептивных сигналов. Мы считаем привлекательным встроить ИС в более широкую теорию создания образов.

Однако предположение о том, что эпизод ИИ является предсказанием языковых звуков, имеет некоторые проблемы. Первая проблема заключается в том, что она не может вместить интуитивную идею о том, что ИС обычно переживается как осмысленная , например, когда кто-то занимается сознательными рассуждениями. Это контрастирует с игнорированием значения случаев ИС (например, когда кто-то мысленно повторяет некоторые языковые элементы, чтобы запомнить их — для краткости мы будем называть эти случаи «бессмысленными»). Мы бы сказали, что когда мы говорим об ИС в контексте, подобном нынешнему, мы говорим только о значимом ИС. Однако способ, которым форматное представление предпочитает индивидуализировать ИС, не нуждается в семантике, значении или содержании — или, если он играет роль семантики, он является второстепенным, вспомогательным по отношению к свойствам формата. Таким образом, как осмысленные, так и бессмысленные экземпляры строки фонологического представления могут считаться одним и тем же типом ИС.

Предложение также, по-видимому, имеет проблемы с данными, которые явно показывают, что ИС может содержать ошибки, которые распознаются как таковые (Oppenheim, 2013), потому что, на первый взгляд, прогноз, выданный на основе эфферентной копии, не контролируется. ; скорее, его надлежащей функцией является контроль за производством. Связанная с этим и сложная проблема заключается в том, что предложение исключает широко распространенную в настоящее время идею о том, что явления пассивности в познании (слуховые вербальные галлюцинации (СВГ) и вставки мыслей) могут происходить из-за неправильной атрибуции ИИ (например, Ford and Mathalon, 2004; McCarthy). -Jones, 2012; см. также Langland-Hassan, 2008, пересмотренную версию с точки зрения дефицита фильтрации/затухания) ¹⁴ . Эта последняя идея, кажется, требует, чтобы IS был входящим сигналом , с которым сравнивается предсказание, а не само это предсказание. То есть неверное присвоение (как проверка ошибок) возможно только при наличии сравнения, которое, в свою очередь, требует предсказания и входящего сенсорного сигнала. Если единственным продуктом, который мы получаем от внутреннего разговора, является сенсорное/акустическое предсказание, то остается загадкой, как мы можем приписывать его себе или другим (см., однако, Vicente, 2014 о развитии и критике идеи о том, что IS является входящим сенсорным восприятием). сигнал). Кажется, что и проверка ошибок, и неверная атрибуция требуют, чтобы IS был равен 9.0191, а не — предсказание лингвистических звуков, выдаваемое опережающими моделями.

Деятельностный взгляд на внутреннюю речь

Взгляд, который мы хотим отстаивать, подчеркивает деятельность внутренней речи, а не формат IS. Эта точка зрения не беспрецедентна. Например, акцент на деятельности является ключевым элементом советской школы, к которой принадлежит Выготский (Козулин, 1986; Герреро, 2005), и многие современные выготцы понимают язык как деятельность (Carpendale et al., 2009).) и ИС как интериоризация этой деятельности. Другие недавние подходы, которые характеризуют ИС как сохраняющие некоторые черты лингвистической деятельности, а не просто лингвистический формат, включают Fernyhough (2009), который рассматривает язык как диалогический по своей сути, или Hurlburt et al. (2013), которые одобряют использование внутреннего говорящего , чтобы избежать отношения к ИС как к просто репрезентативному продукту.

Что касается взгляда на формат, который мы изображаем в этой статье, наша идея взгляда на деятельность ИС отвергает как формат, так и сильные тезисы сознания, связанные с первым. Что касается тезиса о формате, то в нем утверждается, что в ИС мы не задействуем формат, будь он перцептивным, предикативным или каким-либо еще. В лучшем случае мы могли бы сказать, что мы задействуем лингвистическую деятельность, хотя мы думаем, что использование понятия замещения неправильно характеризует точку зрения: мы не задействуем должным образом деятельность речи; мы просто говорим, хотя и внутренне. Что касается тезиса о сознании, то эта точка зрения отрицает, что ЕСТЬ необходимо для сознательного мышления или что ЕСТЬ есть для мыслить сознательно (т. е. что его надлежащая функция — сознательное мышление). Скорее, взгляд на деятельность занимает плюралистическую позицию: ИС имеет почти столько же функций или применений, сколько мы можем обнаружить в ОС, ни одну из которых не следует выделять в качестве ее собственной функции. ¹⁵ .

Если мы понаблюдаем за нашим собственным ИС, мы увидим, что, по сути, ИС используется во многих различных обстоятельствах: самовыражение, мотивация, оценка, концентрация внимания, саморазвлечение, закрепление информации в памяти, подготовка языковых действий , комментируя сделанное, сопровождая свои мысли и т. д. ¹⁶ . Кажется, нет глубокой разницы между причинами, по которым мы разговариваем сами с собой, и причинами, по которым мы разговариваем с кем-то еще: мы разговариваем, чтобы выразить себя, мотивировать других, оценить события или предметы, помочь людям найти места, регулировать свое поведение. и т. д. Более того, кажется, что нет большой разницы между тем, как мы разговариваем сами с собой, и тем, как мы разговариваем с кем-то другим. Например, если мы хотим мотивировать нашу любимую спортсменку, мы можем сказать ей «давай!», «ты лучшая!», то есть то, что она может говорить себе. Если мы хотим помочь кому-то добраться до определенного пункта назначения, мы можем использовать карту и сказать ему: «Иди сюда, потом туда. Иди сюда прямо, поверни сюда» и т. д. То есть мы вставляем лингвистические фрагменты в фон, обеспечиваемый картой, что мы и делаем, когда смешиваем ментальные карты и ИС в ориентации.

Существуют также параллели между случаями, когда IS и OS появляются в более длинных и сложных лингвистических конструкциях, и теми, в которых они появляются сжато или фрагментарно. Например, когда мы говорим о себе или об определенном человеке или событии, которое касается нас, мы обычно используем полные предложения и разрабатываем повествование точно так же, как мы делаем это, когда занимаемся самоанализом, другими людьми или определенными событиями. С другой стороны, наша речь выглядит сжатой или фрагментарной, если мы регулируем чье-то поведение в сети: взрослый, который помогает своему ребенку собрать пазл, говорит ему «вот этот кусочек. Площадь там? Конечно? Где не хватает треугольника? Нет. Да» и т. д. Как уже давно подчеркивали Выготские, ИГ, когда его применяют для такого рода использования, в равной степени типично сжато ¹⁷ . Это говорит о том, что использование ИС, по сути, означает внутреннюю речь (см. также Hurlburt et al., 2013).

Предложенный нами взгляд на деятельность явно контрастирует с самыми сильными версиями взгляда на формат, т. е. с теми, которые утверждают, что ИС предназначена для сознательного мышления и что ИС необходима для сознательного мышления, потому что нам нужен определенный формат, чтобы получить мыслительное сознание. . Однако при обсуждении представления формата мы рассмотрели более слабые его версии. Слабая версия представления о формате, например, могла бы просто утверждать, что мы создаем фонологические представления, чтобы лучше делать множество вещей, от сознательного мышления до мотивации. Представление активности и эта слабая версия представления формата принципиально не отличаются друг от друга.

Однако есть причины предпочесть классифицировать ИС как деятельность tout court , а не с точки зрения формата. Во-первых, обозначение ИС как деятельности лучше соответствует естественному описанию ИС как говорения, а не как производства фонологических репрезентаций (даже если фонологические репрезентации производятся). Во-вторых, понятие активности подчеркивает функциональную непрерывность между внешней и ИС более естественным образом, чем форматное представление. Как мы объясняли, форматное представление обычно начинается с сосредоточения внимания на функции, которая предположительно является исключительной для ИС, то есть на мыслительном сознании. Следствием этого является то, что он разделяет внешнее и ЕСТЬ — первое является инструментом коммуникации, второе — познания. Даже если кто-то смягчит подход, чтобы сделать его чувствительным к множеству вариантов использования ИС, он склонен рассматривать эти варианты использования как решения конкретных когнитивных задач. С точки зрения деятельности, напротив, они рассматриваются как предсказуемые эффекты интернализации ОС и ее различных функций.

Как бы то ни было, представление, которое мы хотим предложить, заслуживает ярлыка «представление о деятельности» по другим причинам, которые отмечают более сильный контраст с форматным подходом. Мы утверждаем, что ИС, как речь вообще, характеризуется как вид действия , а именно действие, состоящее в выражении мысли. На философском языке это означает, что IS является индивидуализированным с точки зрения действия, которым оно является, т. е. что оно отличается от других ментальных феноменов, связанных с тем, что человек (или разум человека) делает. Это исключает, что ИС следует индивидуализировать с точки зрения качеств продукта, например, его свойств как цепочки фонологических представлений.

Вопрос о том, как индивидуализировать ИС, не является чисто метафизическим моментом, но имеет важные методологические последствия в отношении того, как следует подходить к его изучению или какие типы ментальных механизмов имеют для него значение. Например, концентрируя внимание на речевом действии, вполне естественно попытаться понять ИС в терминах всех репрезентаций, которые мобилизуются в речи, т. е. семантических, синтаксических, может быть, артикуляционных и т. д. Как мы утверждали в разделе «Как мыслесодержание доступно сознанию», в представлении формата семантические свойства экземпляра ИС предстают как нечто, что нужно связать с ним, а не как нечто, что по своей сути составляет его, что вызывает опасения по поводу того, как происходит связывание. . Напротив, для деятельностного представления акт внутренней речи начинается с предварительного намерения выразить определенную мысль, которая может становиться все более и более конкретной, пока не достигнет уровня моторных команд. Вовлеченные в деятельность репрезентации — от понятийных до фонологических — образуют целостную систему, и свойства предельного формата не играют привилегированной роли в объяснении явления и его функций.

Преимущества просмотра действий

Мы считаем, что представление действий имеет несколько преимуществ по сравнению с представлением формата. В этом разделе мы разработаем конкретное предложение о том, как представление о деятельности может объяснить определенные явления. Представление о деятельности, как мы его представили, довольно либерально в своих обязательствах. Таким образом, с тем, что мы говорили до сих пор, совместимо утверждение, что нам не нужно связывать мыслительные содержания с фонологическими представлениями: можно сказать, что мы интерпретируем наше IS точно так же, как мы интерпретируем OS, т. -плюс-прагматическая система. Это также совместимо с точкой зрения, согласно которой, хотя мы иногда используем ИС в определенных действиях, где задействовано сознательное мышление, сознательное мышление возможно и без ИС. То есть дух деятельностного взгляда согласуется с общей моделью сознательного мышления, согласно которой сознательное мышление обычно не символизируется: иногда мы говорим сами с собой в качестве помощи, но в этом случае нельзя сказать, что мы мыслим в IS. , а иногда мы напрямую вовлечены в сознательное мышление (набросок этой точки зрения см. в Jorba and Vicente, 2014).

Здесь мы будем придерживаться другой точки зрения, согласно которой предсказания, сделанные на основе интенций высокого уровня, играют видную роль как в связывании содержания с фонологическими репрезентациями (или в осмыслении ИС), так и в объяснении UT. С одной стороны, мы считаем это предложение заслуживающим внимания, поскольку оно, по-видимому, способно объединить совершенно разные явления. С другой стороны, это единственное предложение, которое мы можем придумать прямо сейчас, которое могло бы объяснить природу UT и присущее ей чувство агентности. В целом, мы думаем, что она обладает большей объяснительной силой, чем точка зрения, которую мы только что упомянули.

Внутренняя речь как осмысленная

Как мы сказали выше, существует различие между осмысленным ИС (вовлеченным в комплекс функций, о которых мы говорили в предыдущем разделе) и бессмысленным ИС (которым мы пользуемся, например, для того, чтобы просто сохранить неинтерпретированные элементы). Если рассматривать ИС как цепочки фонологических репрезентаций, порожденных системами лингвистических продуктов, то следствием будет то, что ИС не имеет смысла per se . Другими словами, различие между осмысленными и бессмысленными случаями ИС должно объясняться каким-то дополнительным механизмом, например, механизмом внимания, который сосредотачивает внимание либо на семантической, либо на фонетической информации репрезентации, которая, как мы утверждали, , ставит объяснительную проблему. Напротив, деятельностная точка зрения рассматривает осмысленные и бессмысленные ИС как разные виды действий. Это не тот случай, когда субъект создает определенное фонологическое представление, а затем использует его для различных целей или при различных процессах внимания. Скорее, само производство фонологической репрезентации начинается с разных намерений, которые мобилизуют разные наборы репрезентаций, например, в случае бессмысленных ИС семантические репрезентации просто не мобилизуются с самого начала. В соответствии с этим подходом мы считаем, что понятие внутреннего собственно речь соответствует только своим значимым экземплярам ¹⁸ .

Еще одно связанное с этим преимущество заключается в том, что, настаивая на идее о том, что ИС по своей сути осмысленна, представление о деятельности легко избегает одного аспекта проблемы связывания, о которой мы упоминали в разделе «Как мыслесодержание доступно сознанию». Как мы указывали выше, нелегко увидеть, как то, что представляет звуки, может также (семантически) представлять мир. Поэтому, если мы индивидуализируем ИС с точки зрения свойств формата, мы должны объяснить, как контент привязывается к ней. Напротив, согласно предлагаемой нами точке зрения, собственно ИС осмысленно, а содержание является составной частью эпизодов ИС, а не выступает как нечто «внешнее», что каким-то образом привязывается к изображаемым звукам. Более того, мы можем утверждать, что содержание эпизода ИС — это не то содержание, которое фонологические репрезентации могли бы в конечном счете закодировать, а то содержание, которое субъект намеревается выразить. Другими словами, взгляд на деятельность соглашается с тем, что в ИС контент в конечном итоге принимает определенный формат, но конкретные свойства формата вторичны для объяснения явления.

Этот вопрос оказывается особенно важным, когда мы рассматриваем сжатые или фрагментарные ИС: языковой фрагмент (скажем, «мяч!») может использоваться для выражения самых разных мыслей (что я потерял мяч, что ты потерял мяч , что мы оставили мяч дома…). Большинство высказываний, если не все, могут выражать разные мысли в зависимости от обстоятельств, но фрагменты особенно неоднозначны (Vicente and Martínez-Manrique, 2005, 2008; Martinez-Manrique and Vicente, 2010). Теперь, как мы можем сказать, что ряд фонологических представлений, составляющих «мяч!» означает, например, что мы оставили мяч дома? Оно передает это конкретное содержание только в том случае, если мы принимаем во внимание не сами представления, а намерения говорящего. Нам кажется, что такого рода ответ не так легко доступен для форматных представлений. В частности, позиция, которую мы приписали Принцу выше, может иметь проблемы с объяснением того, как предполагаемое содержание (то есть содержание, которое субъекты хотят, чтобы их слова были в определенном случае) связывается с фонологическим выводом.

Связывание и Сознание Мысли

Однако есть еще один аспект связывающего вопроса. На самом деле именно этот другой аспект занимает Каррутерса (см. «Как мыслесодержание доступно сознанию»). Вспомним, что Каррутерс прибегает к связыванию, чтобы объяснить, как содержание мысли становится доступом к сознанию. Его точка зрения состоит в том, что мыслесодержание может быть связано с фонологическими репрезентациями и транслироваться вместе с ними. Каррутерса, таким образом, интересует не столько то, как фонологические репрезентации имеют значение, сколько то, как это значение транслируется и становится доступным для познания более высокого уровня. То есть обязательная учетная запись Carruthers является ответом на этот последний вопрос. Тогда возникает вопрос: может ли в этом отношении представление деятельности работать лучше, чем версия представления формата Каррутерса? Мы хотим доказать, что это возможно.

В воображении движений, а также в двигательных актах мозг выдает эфферентные копии и прогнозы, которые используются для отслеживания и, в конечном счете, корректировки действий в режиме онлайн, а также для подтверждения авторства (Jeannerod, 2006). Пока неясно, как возникает чувство свободы воли (см. «Загадка несимволизированного мышления»), но вполне вероятно, что оно связано с хорошим функционированием системы прямых моделей эфферентных копий и предсказаний. Сейчас меньше известно не только о так называемых умственных действиях, но и о том, как система обрабатывает намерения более высокого уровня. Однако можно утверждать, что система не только получает эфферентные копии моторных команд и выдает предсказания о поступающих сенсорных сигналах; он также должен получать эфферентные копии от намерений более высокого порядка и делать предсказания на этой основе (см. Pacherie, 2008).

Архитектура системы сравнения, предложенная Пачери (2008), включает иерархию намерений и прогнозов. Это позволяет ей не только объяснить, как можно контролировать выполнение намерений более высокого уровня, но и дать отчет о различных компонентах чувства авторства. Пачери различает три уровня интенций: дистальные, проксимальные и моторные интенции (моторные команды). Отдаленные намерения касаются цели действия; проксимальные намерения касаются здесь-и-сейчас исполнения отдаленного намерения; а моторные намерения связаны с движениями тела, которые в конечном итоге реализуют проксимальное намерение. По ее словам, каждый вид намерения имеет дело с определенным типом репрезентации: «Содержание, представленное на уровне D-намерений, а также формат, в котором это содержание представлено, и вычислительные процессы, которые с ним работают, очевидно, весьма различны. от содержания, репрезентативных форматов и вычислительных процессов, действующих на уровне М-намерений» (Pacherie, 2008, стр. 19).2). По ее словам, дистальные (D) намерения работают с пропозициональными/концептуальными представлениями; проксимальные (П) намерения со смесью концептуальных и перцептивных представлений; и моторные (М) намерения с представлениями в аналоговом формате.

Мы не хотим вдаваться в подробности предложения Пашери, но считаем, что ее замечания о (i) различных уровнях, на которых работает система сравнения, и (ii) различных видах репрезентаций, доступных на каждом уровне, оба разумные моменты. По крайней мере разумно думать, что система мониторинга, такая как система компаратора, должна допускать несколько уровней контроля. Субъекты должны отслеживать не только то, как выполняются двигательные команды, но и то, реализуются ли намерения, вызвавшие такие двигательные команды, как ожидалось и прогнозировалось. Теперь мы можем применить эту модель к генерации речи в целом, когда действие речи начинается с намерения (которое будет D-намерением) выразить определенную мысль и завершается воспроизведением ряда звуков. Связанные с речью намерения на разных уровнях генерируют прогнозы через систему прямой модели, которые используются для проверки того, правильно ли реализуется речевое действие.

В этот момент сама собой напрашивается гипотеза: предсказания, связанные с предшествующими намерениями, могут стать сознательными точно так же, как мы, предположительно, можем сделать сознательными предсказания, связанные с моторными командами. Если мы не примем запрет на сознательное осмысление нечувственных предсказаний, то, по-видимому, нет оснований предполагать, что мы не можем сделать такого рода предсказания сознательными. Каррутерс считает, что предсказания (в его случае сенсорные предсказания) становятся сознательными, когда мы фокусируем на них внимание. В целом Каррутерс (как и Принц, 2012) считает, что сознание требует внимания. Хотя есть и другие гипотезы. Жаннерод (1995), например, утверждал, что предсказания являются сознательными только потому, что они являются предсказаниями прерванных действий, то есть, если действие прервано после того, как предсказание выдано, предсказание воплотится в сознание. Его аргумент состоит в том, что, когда моторная команда прерывается, «моторные воспоминания не стираются или стираются не полностью, а репрезентативные уровни остаются активированными: эта сохраняющаяся активация, таким образом, будет субстратом для (сознательных) двигательных образов» (Jeannerod, 1995, р. стр. 1429). В любом случае мы предполагаем, что механизм, делающий сенсорные предсказания сознательными, может работать и для несенсорных предсказаний.

Если бы это было так, то мы могли бы утверждать, что в ИС осознаются не только фонологические представления, но и их значения. Предшествующее намерение в акте речи состоит в намерении выразить определенное содержание мысли. Предсказанием, соответствующим такого рода интенции, является смысловое содержание высказывания: то, что мы предсказываем и отслеживаем, есть выражение определенного мыслительного содержания. Если бы мы могли транслировать этот прогноз вместе с сенсорным прогнозом (т. е. фонологическими репрезентациями), не было бы необходимости в дальнейшей привязке содержания к сенсорным прогнозам. Это, по-видимому, допускается теорией, подобной той, которую набросал Жаннерод (1995), где предсказания сознательны по умолчанию, но это более проблематично, если мы будем следовать идее Каррутерса о том, что сознание требует внимания. Проблема в этом случае состоит в том, что для того, чтобы осознавать осмысленные ИС, нам нужно было бы одновременно уделять внимание двум видам предсказаний: предсказанию содержания и предсказанию некоторых звуков. Обсуждая точку зрения Принца в разделе «Как мыслесодержание доступно сознанию», мы утверждали, что такой сценарий невозможен. Тем не менее, мы предполагаем, что можно направить наше внимание не на то или иное конкретное предсказание, а на результаты опережающих систем (т. е. то, что дают опережающие системы), рассматриваемые как единое целое. Ведь прогнозы, соответствующие разным слоям намерений, активны одновременно, при условии, что все они используются при отслеживании как возможного входящего сигнала, так и прогнозов ниже по иерархии. Это означает, что выходы форвардных систем — каскад прогнозов разного уровня — образуют замкнутую сеть или единое целое 9. 0177 19 .

Связь между внутренней речью и несимволизированным мышлением

Объяснение, которое мы только что изложили, имеет интересное последствие, позволяя нам думать об UT в терминах IS, не сворачивая первое во второе. В отличие от представления формата, представление деятельности может легко вместить UT, поскольку это представление не требует использования определенного формата для сознательного мышления (см. Jorba and Vicente, 2014). Это еще одно преимущество деятельностного взгляда, а именно то, что, рассматривая ИС просто как внутреннюю речь, он не связан какими-либо утверждениями о том, возможны ли сознательное мышление и феноменология без перцептивной/сенсорной среды. Однако здесь мы хотим сделать еще один шаг и предложить спекулятивное, хотя нам кажется правдоподобным, объяснение того, чем может быть УТ, которое делает его непрерывным с ИС и начинает объяснять, почему мы чувствуем авторство по отношению к нашему сознательному, но несимволизированному, мысли (вроде суждения, что мой друг водит машину).

Мы только что сказали, что логично предположить, что прямая система также генерирует прогнозы относительно вероятного содержания высказывания. Возможно, как мы предположили, такого рода предсказания также можно сделать осознанными. Теперь предположим, что мы прервали речевое действие до того, как приказы перешли к моторным командам. Тогда мы можем получить широковещательный прогноз содержания высказывания, которое будет воспринято как мысль (поскольку оно состоит из концептуальных/смысловых репрезентаций). Более того, есть некоторый шанс, что это будет воспринято как действие, потому что оно задействует систему прямого действия. По крайней мере, как минимум, несимволизированная мысль при таком истолковании ощущалась бы как инициированная (будет иметь ощущение инициации), поскольку в ее этиологии присутствует интенция, которой, вероятно, не было бы, если мы истолковываем УТ как просто мысли (очевидно, , мысль не порождается намерением ее иметь). Но можно считать, что это ощущалось бы еще и как авторство. Как мы объясняли в разделе «Является ли внутренняя речь предсказанием?», обычно говорят, что чувство свободы действий требует успешных сравнений, обычно между сенсорными предсказаниями и сенсорными сигналами. Но, возможно, сравнения между целевым состоянием и высокоуровневым предсказанием достаточно, чтобы создать ощущение свободы воли. Даже если мало что известно о том, как возникает чувство свободы действий в ментальной сфере (Frith, 2012), мы считаем, что возможность того, что ментальная деятельность связана со сравнением «продуктов» высокого уровня, заслуживает рассмотрения.

Если бы мы согласились с этой точкой зрения, UT оказался бы тесно связанным с IS ²⁰ . Мы думаем, что это хорошо согласуется с феноменологическими характеристиками людей, сообщивших об УТ, когда у испытуемых нет проблем с точным вербальным, пропозициональным описанием того, что они думали, но они сопротивляются предположению, что они переживали это содержание вербально. Эта легкость пропозиционального сообщения имеет смысл, если УТ является примерно началом речевого акта, который так и не был реализован вербально. Более того, отчет также поддерживает преемственность, которая идет от UT к частной речи. Принимая во внимание подходы, вдохновленные Выготским, нецелесообразно отделять частную речь от того, что мы обычно называем ИС, или даже от УТ, поэтому мы видим в этом еще одно преимущество нашего взгляда на ИС. Разница между, скажем, типичным ИС и бормотанием или даже частной речью не является разницей в функциональности: бормотание выполняет те же общие функции, что и ИС (мотивация, концентрация внимания, самооценка и т. д.). Разница заключается в том, что в типичном ИС мы якобы производим предсказание фонологических акустических представлений, тогда как в бормотании и в частной речи мы производим реальные звуки. Кроме того, в бормотании и приватной речи мы более четко задействуем артикуляцию. Напротив, согласно нашему предложению, в UT мы даже не выходим на фонологический уровень. Выготский утверждал, что ИС, как правило, сжато по отношению к внешней речи, и что взрослые могут довести это сгущение до предела, будучи способными мыслить «в чистом смысле» (см. ). Представленное здесь описание могло бы воплотить эту интуицию, даже несмотря на то, что эту точку контакта с Выготским следует рассматривать как совпадение (а есть много точек отхода от выготской традиции: во-первых, УТ не был бы сверхконденсированным). , но IS прерывается до того, как намерения станут достаточно точными). Используем ли мы один вид ИС, включая УТ, или другой, может зависеть от стресса, требуемого уровня внимания и т. д., как давно утверждали выгосткианцы ²¹ .

Заключение

Мы выделили два общих подхода к феномену ИС: форматный и деятельностный. Представление о формате, одобренное такими авторами, как Джекендофф, Принц и Бермудес, среди прочих, утверждает, что в ИС мы задействуем определенный формат, чтобы довести мысли до сознания. Эти авторы, как и другие, не особенно интересующиеся когнитивными функциями ИС, думают об ИС как о продукте, а именно о цепочках фонологических репрезентаций, которые мы, кажется, переживаем, когда разговариваем сами с собой. Мы критиковали эту позицию по нескольким причинам: во-первых, она должна отрицать возможность сознательного УТ; во-вторых, у него нет ясного объяснения того, как мыслительные содержания превращаются в доступное сознание; и в-третьих, у него слишком узкое представление об использовании ИС. Вид формата может быть ослаблен в некоторых измерениях, но некоторые проблемы остаются. УТ и связанный с ним агентивный опыт остаются необъясненными, и вопрос о том, как ИС делает мысли сознательными, не решается. Помимо этих общих проблем, поддерживаемая некоторыми авторами гипотеза о том, что ИС-как-продукт является предсказанием сенсорных стимулов, имеет свои собственные проблемы: трудно объяснить, как мы можем обнаружить ошибки в нашей ИС, если IS — это предсказание, и такая интерпретация IS кажется несовместимой с идеей о том, что чужие голоса и/или вставка мыслей являются ошибочно приписываемыми IS: неправильное приписывание, по-видимому, требует сравнения, а предсказание нельзя сравнивать с самим собой.

Наш общий диагноз об источнике всех этих проблем заключается в том, что сторонники форматного взгляда уделяют узкое внимание таким вопросам, как составные части ИС, какова ее основная функция или какой процесс может быть ответственным за ее создание. . Мы представили альтернативу, которую мы обозначили как «взгляд на деятельность», которая использует более широкий взгляд на феномен ИС. Описание ИС как деятельности, а именно говорения, равносильно утверждению, что ИС функционально неразрывно связана с явной, или внешней, речью. Мы не набираем формат с какой-либо когнитивной целью, но мы говорим сами с собой в большинстве ситуаций, в которых разговариваем с другими людьми (самовыражение, мотивация, концентрация внимания, контроль поведения, развлечение, неуместные комментарии… ). Это описание того, что мы делаем в ИС, предполагает, что мы должны думать об ИС не просто как о продукте системы лингвистического производства, но как о целостном речевом действии. Говорение – это действие, которое начинается с предварительного намерения выразить определенную мысль и правдоподобно заканчивается произнесением некоторых звуков, имеющих определенное значение. Типичная ИС — это действие такого рода, за исключением того, что звуки не воспроизводятся, а моделируются. Принятие этого более всеобъемлющего взгляда на явление позволяет нам решить проблемы, влияющие на представление о формате. Во-первых, представление об ИС просто как о возможности УТ не ставится под вопрос. Во-вторых, у этой точки зрения нет проблем с объяснением сознательного доступа к содержанию мыслей. Поскольку это позволяет нам сознательно мыслить без ИС, оно совместимо с точкой зрения, согласно которой ИС используется только как вспомогательное средство в некоторых обстоятельствах, оказывая поддержку другим когнитивным функциям (например, сосредоточение внимания на сложной задаче) или побуждая к дальнейшим когнитивным действиям. Ресурсы. Наконец, представление о деятельности в значительной степени мотивировано различными вариантами использования ИС, которые мы можем обнаружить.

Тем не менее, в этой статье мы исследовали другие объяснительные возможности для взгляда на деятельность, имея в виду несколько целей: быть в состоянии уловить интуитивную идею о том, что собственно ИС имеет значение, объяснить, как это значение может быть связано и осознано. вместе с фонологическими репрезентациями, а также для решения двух особенно интригующих проблем: природы UT и связанного с ним чувства агентности. Представленное нами предложение использует характеристику ИС как действия, чтобы объяснить проблему связывания, природу УТ и чувство действия, связанное с сознательным мышлением. Что касается проблемы связывания, мы предположили, что индивидуализация ИС как действия, которое начинается с предшествующего намерения выразить определенную мысль, облегчает объяснение того, как мыслесодержание связывается в цепочки фонологических репрезентаций. Предшествующие намерения приводят к предсказаниям содержания мысли: если такие предсказания можно сделать сознательными, мы имеем сознательную мысль. Если предсказания делаются сознательными вместе с предсказаниями о фонологических репрезентациях, мы имеем типичный ИС («тихий голос в голове»). Если предсказания делаются сознательными только потому, что действие прерывается очень рано, тогда мы имеем UT. Ощущение свободы действий в этом последнем случае возникает из-за того, что это когнитивный процесс, который предназначен и, вероятно, контролируется.

Наконец, хотя мы и не затрагивали в этой статье проблему вставки мыслей, мы считаем, что этот общий подход в целом лучше подходит для объяснения того, как мысли могут восприниматься как чуждые, способом, параллельным обнаружению ошибок. в ИС. Прогнозы более высокого уровня используются для проверки правильности прогнозов более низкого уровня, чтобы контролировать, правильно ли реализуются намерения более высокого уровня. Несоответствия могут привести к неправильной атрибуции и/или обнаружению ошибок. Мы рассматриваем эту идею как материал для дальнейших исследований.

Заявление о конфликте интересов

Авторы заявляют, что исследование проводилось в отсутствие каких-либо коммерческих или финансовых отношений, которые могли бы быть истолкованы как потенциальный конфликт интересов.

Благодарности

Этот документ является результатом совместной работы. Порядок авторства произвольный. Некоторые из вопросов, которые мы обсуждаем, были представлены на 50-м Ежегодном коллоквиуме по философии в Цинциннати на тему «Природа и познавательная роль внутренней речи». Авторы благодарят присутствующих на коллоквиуме и вдумчивые комментарии рецензентов. Исследование для этой статьи финансировалось правительством Испании в рамках исследовательских проектов FFI2011-30074-C01 и C02. 9 Поскольку понятие мысли используется в литературе по-разному, давайте сформулируем свойства, имеющие значение для данной статьи:

1. Мысль — это психическое состояние с пропозициональным содержанием.
2. По своему содержанию его можно отличить от других мыслей.
3. Оно может быть бессознательным или сознательным, поэтому одна и та же мысль может быть в обеих модальностях.
Таким образом, сознательная мысль является сознательным ментальным состоянием с пропозициональным содержанием, например, сознательным суждением, которое 9 Рецензент указывает, что различие Выготского между естественной и культурной линиями развития имеет отношение к вопросу об УТ. Эти два пути к мышлению могут привести к видам мышления с разными свойствами, и УТ может возникать в обоих из них, поэтому его анализ должен учитывать различие. Мы согласны с тем, что это может быть так, и настаиваем на том, что определенная характеристика UT все еще отсутствует. В этой статье мы ограничимся минимальной характеристикой, предложенной Hurlburt et al. (2013) — т. е. УТ как мысль с пропозициональным содержанием и «проприетарной» феноменологической основой — и мы делаем набросок предложения, которое свяжет ее с культурной линией — см. раздел «Отношение между внутренней речью и несимволизированным мышлением». 9 Однако см. Кларк (1998, стр. 171): «Общественный язык (…) отвечает за комплекс довольно отличительных черт человеческого мышления, а именно за нашу способность отображать когнитивную динамику второго порядка . Под когнитивной динамикой второго порядка я подразумеваю совокупность мощных способностей, включающих самооценку, самокритику и тонко отточенные корректирующие реакции (…) Это размышление о мышлении является хорошим кандидатом на отличительную человеческую способность (…) Джекендофф (…) предполагает что мысленное повторение предложений может быть основным средством, с помощью которого наши собственные мысли могут стать объектами дальнейшего внимания и размышлений». См. также Bermúdez (2003, стр. 163): «Мы думаем о мыслях, думая о предложениях, посредством которых эти мысли могут быть выражены». 9 С другой стороны, динамика второго порядка и метапознание, вероятно, являются разными явлениями. Мы можем знать, о чем думаем, просто имея сознательные мысли: как только вы думаете о мысли сознательно, вы также знаете, что у вас есть эта мысль. В этом отношении мышление подобно восприятию: когда у вас есть сознательный перцептивный опыт, вы тем самым также знаете, что имеете этот опыт. Мы бы сказали, что объективация дает нам способность размышлять о своем мышлении и получать контроль над нашими когнитивными процессами более высокого уровня. 9 Преемственность функции между внутренней и внешней речью является типичным предположением тех, кто понимает ИС как наследующую функциональные роли частной речи, из которой она происходит (см. обзоры в Berk, 1992; Winsler, 2009). Отношения между внутренней и внешней речью в настоящее время также находятся в центре внимания эмпирических исследований с точки зрения параллелизмов и различий в лингвистических подсистемах, ответственных за их соответствующую обработку, например, в системах понимания и производства (Vigliocco and Hartsuiker, 2002; Geva et al. , 2011). Эти темы выходят за рамки целей данной статьи. 9 Следуя тому, что мы сказали в сноске 8, излагаемая нами гипотеза о том, как генерируется УТ, связывает его с культурной линией развития, связывая его с генерацией ИС. Тем не менее, мы не хотим сказать, что УТ был бы невозможен, если бы он не был связан с ИС. Объяснение, которое мы выдвигаем относительно УТ, возможно, можно было бы распространить на использование любых образов, хотя нам не ясно, может ли чисто образное мышление быть пропозициональным. Возможно, наша версия предсказывает, что неязыковые существа не могут испытать УТ, как это обычно характеризуют. 9 Еще одно интересное следствие этой точки зрения связано с тем, что мы упоминали в разделе «Является ли внутренняя речь предсказанием?». Мы сказали, что чувствительны к ошибкам в ИС (Oppenheim, 2013), что проблематично для точки зрения, согласно которой ИС является предсказанием. В нашем предложении, которое рассматривает несколько уровней предсказаний и механизмов контроля, ошибки могут быть обнаружены на уровне двигательных предсказаний, особенно когда они, попав в сознание, снова входят в систему в качестве входных данных. Предсказание не может проверить само себя, но предсказание более высокого порядка может отслеживать предсказание низкого уровня и обнаруживать ошибки, даже в большей степени, как мы подозреваем, если предсказание низкого уровня также обрабатывается как вход для системы. Мы думаем, что проблемы, о которых мы упоминали в этом разделе, вызваны слишком узким фокусом внимания на двигательной части акта речи.

Ссылки

Berk, L. E. (1992). «Частная речь детей: обзор теории и состояние исследований», в Частная речь: от социального взаимодействия к саморегуляции , редакторы Р. М. Диас и Л. Э. Берк (Хиллсдейл, Нью-Джерси: Эрлбаум), 17–43.

Google Scholar

Bermúdez, JL (2003). Думать без слов . Оксфорд: Издательство Оксфордского университета.

Полнотекстовая перекрестная ссылка | Google Scholar

Block, N. (1995). О путанице в функции сознания. Поведение. наук о мозге. 18, 227–247. doi: 10.1017/S0140525X00038188

CrossRef Full Text | Google Scholar

Карпендейл Дж. , Льюис К., Сассвейн Н. и Ланн Дж. (2009). «Разговор и мышление: роль речи в социальном понимании», в «Частная речь, исполнительное функционирование и развитие вербальной саморегуляции », под редакцией А. Уинслера, К. Фернихоу и И. Монтеро (Кембридж: Кембриджский университет). Пресса), 83–94.

Google Scholar

Carruthers, P. (2009). Чтение мыслей лежит в основе метапознания. Поведение. наук о мозге. 32, 164–176. doi: 10.1017/S0140525X031

Полный текст CrossRef | Google Scholar

Каррутерс, П. (2011). Непрозрачность разума: интегративная теория самопознания . Нью-Йорк: Издательство Оксфордского университета.

Полнотекстовая перекрестная ссылка | Google Scholar

Каррутерс, П. (2014). О центральном познании. Филос. Стад. 170, 143–162. doi: 10.1007/s11098-013-0171-1

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Кларк А. (1998). «Волшебные слова: как язык дополняет человеческие вычисления», в «Язык и мысль: междисциплинарные темы », редакторы П. Каррутерс и Дж. Буше (Кембридж: издательство Кембриджского университета), 162–183.

Google Scholar

Fernyhough, C. (2004). Чужие голоса и внутренний диалог: на пути развития слуховых вербальных галлюцинаций. Психология новых идей. 22, 49–68. doi: 10.1016/j.newideapsych.2004.09.001

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Fernyhough, C. (2009). «Диалогическое мышление», в Частная речь, исполнительное функционирование и развитие вербальной саморегуляции , ред. А. Уинслер, К. Фернихоу и И. Монтеро (Кембридж: издательство Кембриджского университета), 42–52.

Google Scholar

Форд, Дж. М., и Маталон, Д. Х. (2004). Вытекающая из этого дисфункция разряда при шизофрении: может ли она объяснить слуховые галлюцинации? Междунар. Дж. Психофизиол. 58, 179–189. doi: 10.1016/j.ijpsycho.2005.01.014

PubMed Abstract | Полный текст | Полный текст перекрестной ссылки | Google Scholar

Франкиш, К. (2010). Развитие языкового мышления. Лингвист. Филос. расследование 9, 206–214.

Google Scholar

Фрит, К. (2012). Объяснение бреда контроля: модель сравнения 20 лет спустя. В сознании. Познан. 21, 52–54. doi: 10.1016/j.concog.2011.06.010

PubMed Abstract | Полный текст | Полный текст перекрестной ссылки | Академия Google

Гева С., Беннет С., Уорбертон Э. А. и Паттерсон К. (2011). Несоответствие между внутренней и явной речью: значение для постинсультной афазии и нормальной обработки речи. Афазиология 25, 323–343. doi: 10.1080/02687038.2010.511236

CrossRef Full Text | Google Scholar

Герреро, MCM (2005). «Методология исследования внутренней речи», Внутренняя речь — L2: мыслительные слова на втором языке , изд. М. Де Герреро (Нью-Йорк: Springer), 89 лет.–118.

Полнотекстовая перекрестная ссылка | Google Scholar

Хацигеоргиадис, А., Зурбанос, Н., Галанис, Э., и Теодоракис, Ю. (2011). Разговор с самим собой и спортивные результаты: метаанализ. Перспектива. Психол. науч. 6, 348. doi: 10.1177/17456

413136

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Хиви, К.Л., и Херлберт, Р.Т. (2008). Феномен внутреннего опыта. В сознании. Познан. 17, 798–810. doi: 10.1016/j.concog.2007.12.006

PubMed Abstract | Полный текст | Полный текст перекрестной ссылки | Академия Google

Херлбурт, Р. Т., и Ахтер, С. А. (2008). Несимволизированное мышление. В сознании. Познан. 17, 1364–1374. doi: 10.1016/j.concog.2008.03.021

PubMed Abstract | Полный текст | Полный текст перекрестной ссылки | Google Scholar

Херлбурт, Р. Т., Хиви, К. Л., и Келси, Дж. М. (2013). К феноменологии внутренней речи. В сознании. Познан. 22, 1477–1494. doi: 10.1016/j.concog.2013.10.003

PubMed Abstract | Полный текст | Полный текст перекрестной ссылки | Академия Google

Джекендофф, Р. (1996). Как язык помогает нам думать. Прагмат. Познан. 4, 1–35. doi: 10.1075/pc.4.1.03jac

Полный текст CrossRef | Google Scholar

Джекендофф, Р. (2007). Язык, сознание и культура: очерки психической структуры . Кембридж, Массачусетс: MIT Press.

Google Scholar

Джекендофф, Р. (2012). Руководство пользователя по мысли и смыслу . Нью-Йорк: Издательство Оксфордского университета.

Google Scholar

Жаннерод, М. (1995). Ментальные образы в моторном контексте. Нейропсихология 33, 1419–1432. doi: 10.1016/0028-3932(95)00073-C

Полный текст CrossRef | Google Scholar

Жаннерод, М. (2006). Двигательное познание: о чем говорят действия . Оксфорд: Издательство Оксфордского университета.

Полнотекстовая перекрестная ссылка | Google Scholar

Джорба, М., и Висенте, А. (2014). Когнитивная феноменология, доступ к содержанию и внутренняя речь. Дж. В сознании. Стад. 21, 74–99.

Google Scholar

Козулин А. (1986). Понятие деятельности в советской психологии: Выготский, его ученики и критики. утра. Психол. 41, 264–274. doi: 10. 1037/0003-066X.41.3.264

Полный текст CrossRef | Google Scholar

Лэнгдон Р., Джонс С. Р., Коннотон Э. и Фернихо К. (2009). Феноменология внутренней речи: сравнение больных шизофренией со слуховыми вербальными галлюцинациями и здоровых людей. Психол. Мед. 39, 655–663. doi: 10.1017/S00332

003978

PubMed Abstract | Полный текст | Полный текст перекрестной ссылки | Google Scholar

Ленгланд-Хассан, П. (2008). Расколотые феноменологии: вставка мысли, внутренняя речь, вставка мысли и загадка постороннего. Разум Ланг. 23, 369–401. doi: 10.1111/j.1468-0017.2008.00348.x

Полный текст CrossRef | Google Scholar

Лангланд-Хассан, П. (2014). Внутренняя речь и метапознание: в поисках связи. Язык разума. 29, 511–533. doi: 10.1111/mila.12064

Полный текст CrossRef | Google Scholar

Маккарти-Джонс, С. (2012). Слух голоса: история, причины и значение слуховых вербальных галлюцинаций . Кембридж, Массачусетс: Издательство Кембриджского университета.

Полнотекстовая перекрестная ссылка | Google Scholar

Мартинес-Манрике Ф. и Висенте А. (2010). Что за…! Роль внутренней речи в сознательном мышлении. Дж. В сознании. Стад. 17, 141–167.

Google Scholar

Морин, А. (2011). Самосознание Часть 2: нейроанатомия и важность внутренней речи. Соц. Личный. Психол. Компас 2, 1004–1012. doi: 10.1111/j.1751-9004.2011.00410.x

Полный текст CrossRef | Google Scholar

Морин А., Уттл Б. и Хампер Б. (2011). Самооценка частоты, содержания и функций внутренней речи. Procedia Soc. Поведение науч. 30, 1714–1718. doi: 10.1016/j.sbspro.2011.10.331

CrossRef Полный текст | Академия Google

Оппенгейм, Г. М. (2013). Внутренняя речь как перспективная модель? Поведение. наук о мозге. 36, 369–370. doi: 10.1017/S0140525X12002798

PubMed Abstract | Полный текст | Полный текст перекрестной ссылки | Google Scholar

Пашери, Э. (2008). Феноменология действия: концептуальная основа. Познание 107, 179–217. doi: 10.1016/j.cognition.2007.09.003

PubMed Abstract | Полный текст | Полный текст перекрестной ссылки | Google Scholar

Пикеринг, М., и Гаррод, С. (2013). Комплексная теория языкового производства и понимания. Поведение. наук о мозге. 36, 329–347. doi: 10.1017/S0140525X12001495

PubMed Abstract | Полный текст | Полный текст перекрестной ссылки | Google Scholar

Питт, Д. (2004). Феноменология познания, или каково думать, что П? Филос. Феноменол. Рез. 69, 1–36. doi: 10.1111/j.1933-1592.2004.tb00382.x

Полный текст CrossRef | Google Scholar

Принц, Дж. (2004). Реакции кишечника: перцептивная теория эмоций . Оксфорд: Издательство Оксфордского университета.

Google Scholar

Принц, Дж. (2011). «Сенсорная основа когнитивной феноменологии», в Cognitive Phenomenology , редакторы Т. Бейн и М. Монтегю (Оксфорд: издательство Оксфордского университета), 174–196.

Google Scholar

Принц, Дж. (2012). Сознательный мозг . Нью-Йорк: Издательство Оксфордского университета.

Полнотекстовая перекрестная ссылка | Google Scholar

Siewert, C. (1998). Значение сознания . Нью-Джерси: Издательство Принстонского университета.

Полнотекстовая перекрестная ссылка | Google Scholar

Висенте, А. (2014). Сравнительный отчет о вставке мыслей, чужих голосах и внутренней речи: некоторые открытые вопросы. Феноменол. Познан. науч. 13, 335–353. doi: 10.1007/s11097-013-9303-5

CrossRef Full Text | Google Scholar

Висенте, А., и Мартинес-Манрике, Ф. (2005). Семантическая недоопределенность и когнитивное использование языка. Разум Ланг. 20, 537–558. doi: 10.1111/j.0268-1064.2005.00299.x

Полнотекстовая перекрестная ссылка | Google Scholar

Висенте, А., и Мартинес-Манрике, Ф. (2008). Мысль, язык и аргументация от явности. Метафилософия 39, 381–401. doi: 10.1111/j.1467-9973.2008.00545.x

Полный текст CrossRef | Google Scholar

Vigliocco, G. , and Hartsuiker, RJ (2002). Взаимодействие смысла, звука и синтаксиса в построении предложений. Психология. Бык. 128, 442–472. дои: 10.1037/0033-2909.128.3.442

Реферат PubMed | Полный текст | Полный текст перекрестной ссылки | Google Scholar

Выготский Л.С. (1987). Мысль и язык . Кембридж, Массачусетс: MIT Press.

Google Scholar

Winsler, A. (2009). «Все еще разговариваем сами с собой после всех этих лет», в книге «Частная речь, исполнительное функционирование и развитие вербальной саморегуляции» , под редакцией А. Уинслера, К. Фернихоу и И. Монтеро (Кембридж: Издательство Кембриджского университета), 3–41.

Google Scholar

Активный вид внутренней речи

• Список журналов
• Фронт Психол
• PMC4353178

Передний психол. 2015 г.; 6: 232.

Опубликовано в Интернете 9 марта 2015 г. doi: 10.3389/fpsyg.2015.00232

^{1, *} и ^{2, 3}

Информация об авторе Примечания к статье Сведения об авторских правах и лицензиях Отказ от ответственности

вид деятельности. Взгляд на формат основывает полезность ИС на особенностях репрезентативного формата языка и связан с тезисом о том, что надлежащая функция ИС состоит в том, чтобы сделать возможным сознательное мышление. ИС обычно появляется как продукт, состоящий из репрезентаций фонологических признаков. Эта точка зрения также имеет последствия для идеи о том, что феномен пассивности в познании может быть ошибочно приписан IS. Представление о деятельности рассматривает ИС как речевую деятельность, которая не имеет надлежащей функции в познании. Он просто наследует набор функций внешней речи. Мы утверждаем, что методологически целесообразно исходить из этого разнообразия использования, которое предполагает общность между внутренней и внешней деятельностью. Представление формата имеет несколько проблем; он должен отрицать «несимволизированное мышление»; он не может легко объяснить, как ИС делает мысли доступными для сознания, и не может объяснить те виды использования ИС, где особенности ее формата, по-видимому, не играют никакой роли. Вид деятельности не только лишен этих проблем, но и имеет объяснительные преимущества: истолкование ИС как деятельности позволяет интегрально конституировать ее своим содержанием; эта точка зрения способна интерпретировать несимволизированное мышление как часть континуума явлений, использующих одни и те же механизмы, и предлагает простое объяснение разнообразия использования ИС.

Ключевые слова: внутренняя речь, форматное представление, деятельностное представление, сознание, несимволизированное мышление, фонологическая репрезентация, предсказание действия

Внутреннюю речь (ИР) обычно характеризуют как переживание молчаливого разговора с самим собой. Сообщается, что оно феноменологически отличается от других переживаний, таких как визуальные образы, эмоции или спорный феномен несимволизированной мысли (Hurlburt and Akhter, 2008). В этой статье мы выделяем два общих подхода к ИС — то, что мы будем называть представлениями «формат» и «деятельность». Эти подходы содержат разные тезисы о том, какие элементы более уместны для характеристики явления. Как мы увидим, форматное представление рассматривает ИС главным образом как некий продукт с определенными форматными характеристиками, тогда как деятельностное представление подчеркивает его свойства как деятельности. Это может показаться простым различием в акцентах — в конце концов, представление формата может легко принять, что ИС — это действие, а представление действия не отрицает, что формат задействован. Тем не менее, причина их соответствующих акцентов заключается в том факте, что они имеют четкие обязательства в отношении того, что является центральным в этом явлении. В частности, мы увидим, что два подхода имеют разные взгляды на когнитивные функции ИС, особенно на то, является ли ИС необходимым для сознательного мышления.

Это в общем-то философские подходы, но эмпирически обоснованные. Мы понимаем, что, с одной стороны, как вербальное явление, хорошее описание ИС в конечном счете будет зависеть от точных моделей лингвистического производства и понимания; и что, с другой стороны, правдоподобное описание ИИ как когнитивного феномена требует больше данных, чем мы имеем в настоящее время. Однако полезно пролить свет на обязательства и последствия наличия определенного общего взгляда на то, чем на самом деле является ИС. В частности, это помогает для методологической оценки того, какие аспекты явления стоит исследовать. В этой статье мы разъясняем различия между представлениями формата и деятельности и защищаем преимущества последних.

Формат представления принадлежит большинству авторов, писавших о функциях ИС за последние два десятилетия ¹ . В наиболее сильной форме, ² , его можно охарактеризовать следующими тремя тезисами:

• (i) тезис сильного сознания: ИС необходим для сознательного мышления;
• (ii) тезис о формате: в ИС мы привлекаем репрезентативную систему из-за ее особенностей как формата;
• (iii) тезис о продукте: ИС состоит из некоторого вывода системы лингвистического производства, обычно строк фонологических репрезентаций.

Первый тезис касается роли ИС. Если под «мышлением» грубо понимать любое познавательное событие, которое включает в себя манипулирование или обозначение пропозиционального содержания, тезис гласит, что сознательное выполнение любого из этих действий требует присутствия ИС. Второй тезис касается природы ИС. В нем говорится, что для того, чтобы что-то считалось IS, важно, чтобы оно было отформатировано определенным образом. Третий тезис обеспечивает дальнейшую спецификацию видов репрезентаций, используемых в ИС.

Первый и второй тезисы — это две стороны одной медали: утверждается, что в ИС мы набираем формат с определенными свойствами, потому что эти свойства открывают возможность вообще иметь сознательные мысли ³ . Разные авторы сосредоточивались на различных характеристиках, таких как цифровость или независимость от контекста (Clark, 1998), перцептивность и интроспективность (Jackendoff, 1996, 2012; Prinz, 2011, 2012; Bermúdez, 2003) и предикативная структура (Bermúdez, 2003). ). Возьмем один пример: Джекендофф и Принц вслед за ним считают, что «чистое» сознательное мышление невозможно по архитектурным причинам: мы можем осознавать представления промежуточного уровня (например, 2,5-мерные представления в зрительной системе), но никогда — представления базового уровня. или представления более высокого уровня, такие как концепции или пространственные трехмерные представления. Таким образом, если мы хотим иметь сознательные мысли, мы должны использовать репрезентативный формат, который имеет правильный вид репрезентаций. Образы хороши, но фонологические репрезентации намного лучше, учитывая, что фонологические репрезентации могут нести гораздо больше видов мыслей (о будущем или прошлом, о abstracta и possibilia , об отношениях и др.).

Эти соображения приводят Джекендоффа к тезису о продукте, т. е. о том, что ИС состоит из цепочек фонологических представлений или структур ⁴ . Однако можно задаться вопросом, насколько центральным является тезис о продукте для взгляда на формат и насколько специфична его приверженность определенному типу продукта. Что касается центральности, можно утверждать, что данная точка зрения не требует рассмотрения ИС как состоящего исключительно из фонологических репрезентаций 9.0177 ⁵ . Конечно, ИС выступает как содержательный формат, поэтому он также состоит из семантической составляющей. Более того, общий подход также можно сформулировать таким образом, чтобы он был совместим с идеей о том, что ИС — это действие: действие по созданию последовательностей внутренних языковых элементов (главным образом) с целью доведения наших мыслей до сознания. На самом деле, иногда Carruthers (2011) приближается к тому, чтобы представить ИС таким образом, поэтому его изображение как сторонника формата может показаться спорным. Разница между этим взглядом и тем, что мы будем называть взглядом на деятельность, возможно, будет заключаться в акценте и степени.

Однако Carruthers (2014), как и Jackendoff, Prinz или Bermúdez, уделяет особое внимание продукту и его свойствам ⁶ . С другой стороны, следует отметить, что многие авторы, не особо занимающиеся вопросом о роли ИС в сознательном мышлении, тоже считают ИС продуктом (Pickering, Garrod, 2013). То есть вроде бы принято думать об ИС как о продукте, а не как о какой-то деятельности. Что касается приверженности к определенному виду продукта, можно заметить, что существуют разные виды фонологических репрезентаций. Мы можем различать, по крайней мере, артикуляционные, фонематические и акустические фонологические представления. Мы можем думать, что деятельность внутреннего говорения использует все три вида представлений. Однако состоит ли ИС во всех них? Если ИС охарактеризовать в терминах продукта, кажется, что ИС должны быть строками фонологических акустические представлений. Есть две причины, чтобы поддержать это утверждение. Во-первых, если формат должен быть интроспективным/перцептивным, кажется, что только акустические репрезентации могут добиться цели, учитывая, что ни артикуляционные, ни фонематические репрезентации не являются интроспективными согласно его описанию (см. выше). Итак, вслед за Джекендоффом Принц утверждает, что звуки речи, в которую он включает немую речь, «воспринимаются на уровне, который лежит выше жужжащего беспорядка неотфильтрованных звуковых волн, но ниже уровня категорий фонем» (Prinz, 2012, стр. 69).).

Во-вторых, некоторые авторы считают, что ИС как продукт делает мысли осознанными, поскольку ИС — это прогноз, выдаваемый на основе впоследствии прерванного двигательного действия (см. Carruthers, 2011; Pickering, Garrod, 2013). Субъекты дают инструкции для производства определенного лингвистического элемента; эти инструкции преобразуются в двигательные команды; а затем команда прерывается, но не раньше, чем эфферентная копия отправляется в прямые модели, которые выдают предсказание входящего сенсорного сигнала, соответствующего прерванной двигательной команде. Если это то, в чем, в конечном счете, состоит ИС, т. е. предсказание входящего сенсорного сигнала, то, возможно, экземпляр ИС должен быть акустическим представлением, поскольку предсказание представляет звуки (а не фонемы или артикуляции).

Как бы то ни было, мы готовы признать, что ассоциация между сильным сознанием и тезисами о формате является более важной для взгляда на формат, чем тезис о продукте, и что любые обязательства относительно определенного вида продукта обычно возникают как следствием одобрения двух предыдущих тезисов. В самом деле, только ослабив эти тезисы, защитник форматного взгляда сможет справиться с некоторыми вызовами для этого взгляда, которые мы собираемся представить.

Мы хотим представить три общие проблемы, которые, как мы видим, связаны с представлением о формате — общие в том смысле, что они проистекают из одобрения его тезисов (i) и (ii) (сильное сознание и формат). Во-первых, он должен отрицать феномен «несимволизированного мышления» (UT; Hurlburt and Akhter, 2008). Во-вторых, трудно объяснить, как ИС делает содержание мыслей доступным для сознания (Jorba and Vicente, 2014). В-третьих, у него могут возникнуть проблемы с учетом изменчивости использования ИС. В дополнение к этим общим проблемам мы, наконец, рассмотрим конкретную интерпретацию идеи IS как продукта, а именно, предположение, что IS является акустическим представлением, предсказывающим входящий сенсорный сигнал, — предположение, у которого есть некоторые проблемы, связанные с его реализацией. собственный.

ЗАГАДКА НЕСИМВОЛИЗИРОВАННОГО МЫШЛЕНИЯ

Используя метод выборки описательного опыта, Хиви и Херлберт (2008) сообщили, что люди утверждали, что переживали внутренние эпизоды, в которых у них возникало ощущение, что они «думают определенную, определенную мысль, не осознавая этого». мысль передается словами, образами или любыми другими символами» (с. 802). Например, кто-то может сообщить о своем переживании, как о том, что ему интересно, будет ли друг водить его машину или грузовик, но без слов, несущих это конкретное содержание, и без изображений друга, автомобиля или грузовика (Hurlburt and Akhter, 2008, p. 1364). Согласно их результатам, этот вид «несимволизированного мышления» занимает в среднем около 22% нашей сознательной жизни (Hurlburt and Akhter, 2008; Hurlburt et al., 2013).

Несимволизированное мышление — не бесспорное явление. Несмотря на то, что существуют другие направления исследований, указывающие на особую феноменологию пропозиционального мышления (Siewert, 1998; Pitt, 2004), ее характеристика неуловима. Например, Hurlburt и Akhter (2008) изображают его в основном в негативном ключе, утверждая, что «несимволизированное мышление воспринимается как мышление , а не чувство, не намерение, не намек, не кинестетическое событие, не телесное событие» (стр. 1366). В этой статье мы не хотим вступать в дискуссию о доказательствах UT. Скорее, точка зрения, которую мы хотим подчеркнуть, является условной: , если UT действительно явление, которое нужно объяснить, это создает серьезную проблему для представления формата. Эта точка зрения утверждает, что мы задействуем ИИ, чтобы иметь сознательные мысли — иначе мы не смогли бы мыслить сознательно. Но если возможно иметь сознательные мысли без присутствия ИС, то утверждение форматного представления просто ложно. В самом деле, его лучшая стратегия состоит в том, чтобы просто отрицать это явление. В этом ключе Carruthers (2009) утверждает, что UT может быть результатом конфабуляции: люди сообщают, что думают без слов или образов, но на самом деле они могут использовать слова и/или образы, или они могут не думать на самом деле (например, они думают что они думали о том, какой продукт купить, но на самом деле они только смотрели на разные продукты). Херлберт и др. (2013), напротив, предполагают, что конфабуляция, вероятно, происходит наоборот: мы участвуем в большем количестве UT, чем в среднем 22%, но, поскольку мы склонны отождествлять мышление с внутренней речью, мы склонны сообщать об использовании слов, когда на самом деле мы не используя их.

Повторяю, любая точка зрения, поддерживающая как сильное сознание, так и тезисы формата, будет утверждать, что фактически IS является формой, которую принимает сознательное пропозициональное мышление ⁷ , поэтому, поскольку UT является пропозициональным, это просто невозможно. Однако можно истолковать более слабые версии представления о формате, в которых УТ предстает как более податливое явление. В частности, можно отказаться от сильного тезиса о сознании и считать, что IS не является необходимым 9.0009 иметь сознательные мысли. ИС был бы лишь хорошим, а возможно, и лучшим способом сделать мысли сознательными, но есть и другие способы сделать это. Перцептивные теории сознания (Prinz, 2011) — хороший кандидат на эту более слабую версию. Эти теории утверждают, что мысль всегда нуждается в определенном перцептивном формате, чтобы быть осознанной, и что «даже высокоуровневые перцептивные состояния и моторные команды недоступны сознанию» (Prinz, 2011, стр. 174). ИС представляет собой разновидность такого формата восприятия, но могут быть и другие. В частности, их может быть 9.0008 несимволические средства восприятия, такие как эмоции или телесные ощущения. Следуя по этому пути, есть шанс объяснить УТ, не отрицая сам феномен: несимволизированная мысль была бы мыслью, обналиченной в каком-то несимволическом перцептивном формате.

Проблемы с такой учетной записью. Первая проблема заключается в том, что неясно, действительно ли она соответствует характеристике явления, предлагаемой исследователями явления. Напомним, что Hurlburt и Akhter (2008) отвергают то, что UT переживается как чувство, намерение, намек, кинестетическое или телесное событие, добавляя, что люди «уверенно проводят различие между переживаниями, которые являются мыслями (…) и переживаниями, которые являются чувствами (…) или сенсорными ощущениями. осознанность» (стр. 1366). Кажется, что это оставляет очень мало места для маневра для описания восприятия UT. Теперь можно возразить, что положительная характеристика этого феномена, данная Херлбуртом и Ахтером (2008), несколько недостаточна и что за ней, возможно, стоит другое восприятие. Итак, давайте сосредоточимся на второй проблеме, которая кажется более актуальной для описания восприятия, а именно на проблеме учета специфического семантического содержания несимволизированных мыслей, о которых сообщают субъекты.

Если УТ является подлинным явлением, то единственная положительная характеристика, которую мы имеем, это то, что субъекты утверждают, что испытывают определенные мысли ⁸ . Таким образом, любое описание явления должно учитывать эту характеристику. Подумайте о несимволическом размышлении о том, будет ли друг водить свою машину или свой грузовик. Какие перцептивные переживания могут нести это содержание? Если бы субъект был занят переживанием ИИ, ответ был бы однозначным: это содержание мысленного предложения. Но несимволические перцептивные переживания, такие как определенные чувства, связанные с вашим другом и его грузовиком, кажутся неподходящими для этой задачи. Конечно, с точки зрения Принца (например, в его теории эмоций, Prinz, 2004) чувства могут иметь интенциональное содержание, но они не кажутся настолько нюансированными, чтобы включать в себя специфическое содержание мысли, такое как недоумение субъекта. Предложение Принца рассматривать пропозициональные установки с точки зрения эмоций (Prinz, 2011) может помочь в отношении части «отношение», т.0008 р » от «сомнение в том, что р » — некое эмоциональное чувство, сопровождающее мысль. Однако это чувство , а не объясняет переживание содержания p , так что за последним переживанием должно стоять что-то еще. Учитывая проблемы с присоединением определенного пропозиционального содержания к визуальным или другим невербальным сенсорным элементам (подробнее об этом в следующем разделе), у Принца, похоже, нет других ресурсов, кроме предложений с образами. Поэтому УТ представляется ему столь же маловероятным, как и другим защитникам форматного взгляда.

Возможно, выход из этой проблемы состоит в том, чтобы заявить, что несимволический перцептивный формат рекрутируется, но не для того, чтобы транслировать мысли-содержания, а для того, чтобы подсказывать их. То есть перцептивные переживания не будут использоваться в качестве носителей содержания, а только как средства концентрации нашего внимания или отслеживания наших мыслительных процессов. Таким образом, сознательное мышление может быть несимволическим в смысле Херлберта, даже несмотря на то, что во многих случаях несимволическое сознательное мышление использует перцептивные леса. Тем не менее, эта альтернативная точка зрения кажется полной проблем.

Представление формата дает представление о том, как генерируется ИС, и пытается объяснить, как ИС делает возможным сознательное мышление. Тем не менее, в ней нет объяснения сознательного мышления, которое не поддерживается ИС — модель подсказок появляется как специальное дополнение к ней. Если мы возьмем модель Каррутерса как парадигму представления о формате (см. ниже), станет ясно, что эта модель создана не для объяснения того, что IS вызывает сознательных мыслей, а для объяснения того, что IS транспортных средств сознательные мысли. Создание ряда фонологических репрезентаций с прикрепленным содержанием означает наличие мысли в соответствии с моделью, в то время как модель подсказки говорит, что создание перцептивного суррогата — вербального или иного — всего лишь облегчает наличие мысли в сознании, отношение между подсказка и содержание являются произвольными.

Наконец, представление о формате, по-видимому, также объясняет чувство агентности, связанное с психическими явлениями, поскольку оно истолковывает их как двигательные явления. Например, в модельной модели Каррутерса осведомленность агента объясняется на основе создания образов, которые задействуют систему прямой модели. Детали того, как возникает чувство свободы воли, не ясны ⁹ , однако кажется, что модель подсказок не может объяснить, почему мышление с подсказкой ощущается как наше собственное мышление. Единственное, что можно было бы считать своим, — это подсказка.

КАК СОДЕРЖАНИЕ МЫСЛИ ДОСТУПНО ДЛЯ СОЗНАНИЯ

Даже если кто-то оспаривает доказательства существования УТ, форматное представление по-прежнему сталкивается с проблемой объяснения того, как содержание мысли доступно сознанию (см. подробное обсуждение в Jorba and Vicente, 2014) . Любое описание сознательного мышления должно объяснять, как мыслесодержание становится доступно-сознательным 9.0177 ¹⁰ . Защитники представления о формате считают, что, создавая цепочки фонологических репрезентаций, мы привносим в сознание содержание мысли. При этом не поясняется, как это делается. Кажется, что, разговаривая с собой, мы осознаем фонологическую структуру нашего ИС. Как этот тип сознания объясняет сознание значений или содержания? Помните, что в некоторых подходах, таких как у Джекендоффа, концептуальные структуры и, следовательно, значения и пропозициональное содержание обязательно бессознательны. Тогда возникает вопрос: как эти структуры или репрезентации становятся сознательными, по крайней мере, доступ-сознательными, благодаря тому, что делают фонологические структуры сознательными?

Clark (1998), а также Bermúdez (2003) и Jackendoff (1996, 2012) предполагают, что фонологические репрезентации преобразуют пропозициональное содержание в объекты, которые предстают перед мысленным взором. Однако представляется, что преобразование пропозиционального содержания в объект, на который можно «смотреть», позволяет субъектам только знать, о чем они думают, а не думать эти мысли сознательно. Вместо того, чтобы информировать их об определенном пропозициональном p содержании и, таким образом, сознательно верить или судить об этом p , этот механизм позволяет им осознать, что они думают это пропозициональное содержание, т. е. что они верят или судят об этом p . Объективация, кажется, дает субъекту метарепрезентацию, но не сознательное мышление на уровне земли.

Поясним этот момент с точки зрения позиции Кларка. Кларк (1998) представляет свой взгляд как развитие идей Выготского об И.С. Выготском (1987). Однако роль, которую он видит для ИБ, сильно отличается от акцента Выготского на роли ИБ в саморегулировании и исполнительном оперативном контроле, а также в планировании более или менее немедленных действий, то есть не планировании летней поездки, но планирую, как решить задачу Ханойской башни. Выготские обычно считают, что ИС помогает нам сосредоточить внимание на том, что мы делаем, в то время как Кларк и др. считают, что это позволяет нам сосредоточиться на том, что мы думаем. Выготскяны отмечают, что ИГ участвует, в том числе, в пошаговом выполнении действия. Это означает, что ИС позволяет нам делать все, что мы делаем, в сознательном режиме. Мы следим за своим поведением, сознательно думая «это идет сюда», «это идет туда», «если это идет сюда, то идет туда» и т. д. метапознания, то есть знания того, что мы думаем. Мы считаем, что есть разница между утверждением, что ИС помогает нам иметь сознательные мысли, которые используются для мониторинга и контроля нашего поведения, и утверждением, что ИС заставляет нас осознавать, о чем мы думаем, чтобы мы могли думать о своем мышлении. .

Возможно, Кларк, Джекендофф и Бермудес не хотят, чтобы их отчет имел узкий охват, который мы ему приписываем ¹¹ . Однако модель, которую они предлагают, кажется, способна объяснить только то, как ИС дает нам знания о том, что и как мы думаем. Предположим, что, используя предложения нашего языка, мы можем иметь какой-то объект перед нашим сознанием. Что мы при этом выигрываем? Предположительно, мы получаем знания только о том, что думаем. Мы «видим» предложение, понимаем его значение и приходим к заключению «хорошо, я думаю, что стр. ». Это знание о том, что и как мы думаем, конечно, может быть очень полезным, но мы бы сказали, что это только использование ИС среди многих других ¹² . В любом случае это описание не объясняет, как мыслесодержание становится доступным сознанию.

В этом отношении идея Каррутера (2011, 2014) о том, что мыслесодержание связывается в цепочки фонологических репрезентаций и транслируется вместе с ними, работает намного лучше. Ибо, согласно этой идее, мыслительные содержания как таковые превращаются в доступное сознание, будучи связанными с форматами, которые являются одновременно феноменальными и доступно-сознательными: «есть все основания полагать, что концептуальная информация, которая активируется взаимодействиями между областей и ассоциативных областей (…) встраивается в содержание посещаемых перцептивных состояний и транслируется вместе с последними. Следовательно, мы видим не просто сферический объект, движущийся по поверхности, а помидор, катящийся к краю столешницы; и мы не просто слышим последовательность фонем, когда кто-то говорит, мы слышим то, что они говорят; и так далее» (Carruthers, 2014, стр. 148).

Что неясно с этой точки зрения, так это то, как происходит процесс связывания, особенно с учетом того, что, согласно Каррутерсу, то, что мы делаем, чтобы извлечь значение эпизода IS, состоит в том, чтобы интерпретировать уже сознательную фонологическую репрезентацию посредством обычные механизмы понимания. Однако, согласно Лангланду-Хассану (2014), единственное содержание, которое может быть связано с эпизодом ИГ, относится к типу: семантическое значение этого эпизода ИГ такое-то и такое-то. То есть содержание, завязанное в строку ИС, будет не о мире, как должно быть, а о самой строке ¹³ . Причина в том, что фонологические репрезентации представляют собой акустические свойства, а семантические репрезентации репрезентируют мир. Ленгланд-Хассан утверждает, что невозможно объединить эти различные виды представлений в один элемент.

Возможно, есть причины сопротивляться этой идее. Если рассматривать репрезентативное содержание как информацию, которую передает репрезентация, становится ясно, что репрезентативный экземпляр может передавать различные виды информации. Фонологическое представление может представлять звуки, но именно посредством этой акустической информации оно также представляет определенную семантическую информацию. То есть, в двух словах, позиция Принца (Prinz, 2011, 2012). Принц утверждает, что сознание требует внимания к сенсорным представлениям. Эти представления представляют собой «образы, сгенерированные из сохраненных понятий, [которые] наследуют семантические свойства этих понятий» (Prinz, 2011, стр. 182). ИС представляет собой особо важный вид образов, т. е. языковых образов, несущих информацию 9.0008 и об акустических свойствах и смысловом наполнении. В этом отношении теория Принца, по-видимому, избегает критики Ленгланда-Хассана: каузально-информационные цепочки ответственны за то, чтобы различные виды информации были привязаны к одному и тому же сенсорному представлению, так что проблема связывания может и не возникнуть.

Однако анализ Ленгланда-Хассана также вызывает другую озабоченность: эти разные содержания играют разные функциональные или логические роли. Акустическая информация будет играть роль в выводах, связанных со звуком репрезентации, в то время как семантическая информация будет регулярно использоваться для процессов рассуждений, имеющих отношение к тому, что означают эти слова. Эти логические роли нельзя просто смешать вместе. Опять же, точка зрения Принца может иметь выход из этой трудности: эти содержания не посещаются одновременно. Чтобы иметь сознательные мысли, субъект должен иметь в уме определенное сенсорное представление и уделяют ему внимание, но ничто не исключает того, что в одних случаях она обращает внимание на его сенсорные свойства, а в другие — на его семантическое содержание. Таким образом, мысли доступны сознанию, просто обращаясь к сенсорным элементам, связанным с собственно семантическим представлением.

Мы считаем, что в этой позиции есть проблема. Сравните случай, когда субъект обращает внимание на сенсорную информацию репрезентации, со случаем, когда он обращает внимание на его семантическую информацию. В чем феноменологическая разница между обоими случаями в сознании субъекта? Согласно описанию перцептивного сознания Принца, между ними должно быть какое-то сенсорное различие, например, сопровождающее сенсорное представление. Таким образом, если субъект думает об акустической информации репрезентации, будет присутствовать некоторая репрезентация, связанная с акустикой; если она думает о его семантической информации, будет присутствовать некоторая репрезентация, связанная с семантикой.

Этот рассказ прокладывает путь к бесконечному регрессу. Заметьте, что сопровождающие представления сами должны быть сенсорными представлениями, и относительно них можно задать тот же вопрос: обращает ли субъект внимание на свою сенсорную или семантическую информацию? Чтобы провести различие между обоими случаями, нужно обратиться к дополнительным различным сопутствующим представлениям, которые сами являются чувственными представлениями и поднимают вопрос того же рода. Другими словами, если у вас есть теория, в которой мысль, чтобы быть осознанной, должна быть обналичена в определенном формате, то вы вводите разрыв между содержанием мысли и содержанием самого формата. То, что делает мысль сознательной, не может быть просто форматом, потому что всегда возникает вопрос, как именно этот конкретный формат делает эту конкретную мысль сознательной.

РАЗЛИЧНЫЕ ФУНКЦИИ ВНУТРЕННЕЙ РЕЧИ

Последняя проблема форматного представления, о которой мы хотим упомянуть, заключается в том, что неясно, как оно может объяснить вариативность использования и видов ИС. Мы используем IS в большинстве ситуаций, когда мы можем использовать внешнюю или открытую речь (OS). Например, ИС используется для мотивации, поощрения, развлечения, выражения эмоций или чувств говорящего, управления поведением и т. д. Основное различие заключается просто в том, что ОС может быть адресована кому-то другому, тогда как ИС должна быть адресована самому себе. Таким образом, среди функций ОС, которые мы, вероятно, не найдем в обычной ИС, мы можем причислить те действия, которые концептуально требуют кого-то еще, например, обещание и угрозу, возможно, — однако ИС может включать в себя сопоставимые функции, такие как предупреждения. Во всяком случае, это всего лишь отражение того, как то, что человек может делать с помощью языка, зависит от аудитории, к которой он обращается, но это не раскрывает никакой важной или глубокой функциональной разницы между внешним и ИС.

Когда дело доходит до объяснения множества функций ИС, формат представления может иметь проблемы. Форматное представление не утверждает, что мы используем ИС только для того, чтобы иметь сознательные мысли. Однако, по-видимому, он действительно предлагает историю о том, почему ИС вербуется, и, таким образом, кажется, подтверждает определенную идею о правильной функции ИС: надлежащая функция ИС должна заключаться в том, чтобы сделать возможным сознательное мышление, в то время как использование ИС не связанные с сознательным мышлением, были бы производными. Тем не менее, трудно понять, как будет происходить такое происхождение. Например, если рассматривать случай ОС, то нельзя найти аналогичную фундаментальную функцию. Можно обратиться к понятию «коммуникация», утверждая, что оно сродни очень общей функции «сосредоточения чьего-либо внимания на чем-то» или «заставления кого-либо осознать что-то». Тем не менее, это в лучшем случае расплывчатая манера говорить.

Давайте конкретизируем общую мотивацию, которая подкрепляет тезис о том, что ИС может иметь надлежащую конститутивную функцию. Есть старая головоломка о том, почему кто-то должен говорить сам с собой, если он заранее знает, что собирается сказать. Другими словами, если кто-то думает, что семантическое содержание «уже есть» до того, как слова действительно произнесены, ему не следует утруждать себя выражением его в словах для себя. Иными словами, ИС не может иметь коммуникативной функции, поскольку коммуникация предполагает информационное несоответствие между говорящим и слушающим, а этого несоответствия не существует при совпадении обеих ролей в одном и том же человеке. Во-вторых, неясно, считается ли какое-то использование ИС коммуникацией. Например, нет необходимости характеризовать самомотивацию или даже самооценку или самосознание (Морин, 2011) с точки зрения общения. Странно говорить, что когда вы мотивируете себя словами, вы участвуете в каком-то акте общения с самим собой. Если ИС не имеет коммуникативной функции, она должна иметь свою собственную функцию. Который из? Многообещающим ответом кажется то, что ИС имеет функцию, связанную с сознательным мышлением.

Несмотря на то, что это заманчивая мотивация, мы думаем, что у нее есть основной недостаток: кажется, предполагается, что функция внешней речи просто коммуникативная. Однако, это не так. ОС может играть те же когнитивные роли, что и ИС, в том числе предполагаемые роли, связанные с сознанием. Когда мать, помогая дочери разгадывать головоломку, говорит ей «это здесь… это там» и т. д., она направляет свое внимание на предметы и места, т. е. регулирует свое поведение посредством разговора, так же как и мы должны делать, когда мы используем IS. В принципе, все, что мы говорим в ИС, можно было бы сказать в ОС и для тех же целей. Таким образом, если бы ИС имело функцию осознания содержания мыслей, то это, конечно, было бы не его собственной функцией, а функцией речи вообще (например, в рассматриваемом случае мы можем сказать, что мать заставляет свою дочь осознать, где идут разные части, так что дочь сознательно решает, что эта часть идет сюда и т. д., таким образом получая контроль над решением головоломки). ИС не будет иметь коммуникативной функции ОС, но функции ИС все равно можно будет рассматривать как подмножество функций ОС.

Однако эта приверженность «правильному функционированию» может не иметь существенного значения для представления. Относительно легко понять, что авторы одобряют утверждения о надлежащих функциях ИС — многие утверждения принимают форму «мы используем ИС для х», где х заменяется сознательным мышлением, мышлением системы 2 (Франкиш, 2010), самосознанием. -регулирование, исполнительный контроль или что-то в этом роде. Тем не менее, может быть немилосердно читать эти заявления как выражающие твердое мнение о надлежащих функциях. Более либеральное толкование состоит в том, чтобы думать, что каждый автор сосредоточился на использовании ИС и просто оставил все остальное на заднем плане. Мы считаем методологически целесообразным начать с детализации различных вариантов использования ИС, различных ситуаций, в которых мы ее используем, а также различных видов ИС, которые могут быть, но это уже другой вопрос (примеры такого рода подхода см. Morin et al., 2011; Hurlburt et al., 2013). Теперь дело в том, что защитники представления о формате могут отказаться от твердой приверженности надлежащему функционированию ИС и принять множество вариантов использования.

Однако, даже если отказаться от обязательства «надлежащей функции», мы думаем, что когда дело доходит до использования ИС, представление формата обычно имеет порядок объяснения в обратном порядке. История предполагает, что ИИ формулирует мысли в определенном формате, и что, таким образом, эти мысли могут быть использованы по-новому. Однако функциональный порядок прямо противоположен: мысли формируются и рекрутируются для различных целей, и при этом они могут проявляться в определенном формате. Рассмотрим пример спортсменки, говорящей себе мотивирующие слова (Hatzigeorgiadis et al., 2011). Спортсменка не формирует сначала мысленное предложение «ты можешь это сделать», а затем использует это предложение, чтобы мотивировать себя. Скорее, спортсмен занимается мотивацией себя, и при этом его мотивирующие мысли могут достигать точки, в которой он слышит, как он сам говорит ободряющие слова про себя (а иногда даже вслух). Или рассмотрим случай, когда кто-то решил положить больше денег на парковочный счетчик и сказал себе: «Еще один квартал? Ммм… Могу вернуться через час. Лучше кофе. Субъект принимает решение посредством определенной концептуальной деятельности. Некоторые элементы этой деятельности — как правило, наиболее заметные и актуальные — могут всплывать в сознании под вербальным контролем, где их можно использовать в дальнейшем и вести к новым циклам умственной деятельности. Эти два примера представляют собой случаи, когда система лингвистического производства может включаться спонтанно, так что, так сказать, «слова приходят нам на ум», но, конечно, мы также можем вызывают в нашем сознании слов, активно участвуя в языковой деятельности. Учащийся, готовящийся к выступлению, может внутренне пересмотреть некоторые предложения, которые он намеревается произнести, чтобы изменить несколько слов, решить, где поставить ударение, и тому подобное. Опять же, способ описания этого состоит не в том, что она излагает свои мысли в словесной форме, а затем исследует их. Скорее, она уже вовлечена в деятельность по исследованию собственных мыслей по вопросу, о котором хочет поговорить, и использует свои вербальные системы, чтобы сделать это более точным образом.

С другой стороны, поддержка взгляда на формат означает, что даже если кто-то отказывается от идеи надлежащей функции, он по-прежнему придерживается утверждения, что рекрутирование формата играет необходимую роль во множестве функций. Тем не менее, некоторые из этих функций ставят под сомнение утверждение о необходимости формата, не говоря уже о лингвистическом формате. Подумайте еще раз об ИС и мотивации, которые широко обсуждаются в спортивной литературе по психологии (Hatzigeorgiadis et al., 2011). Спортсменке не нужен какой-то особый формат для мотивации себя: она может сказать себе «Выложись!!», но с таким же успехом она может зафиксировать свой взгляд на финише и увидеть, насколько он близок, почувствовать, насколько он быстр. ноги двигаются или что-то в этом роде. Ей нужны перцептивные или проприоцептивные стимулы, но они не обязательно должны быть произведены им самим (т. е. они не должны быть результатом воображения или производства ИС).

Наконец, идея о том, что в ИС мы всегда набираем формат для определенной цели, также вызывает сомнения. Кажется, бывают случаи, когда единственное, что мы делаем с ИС, — это добавляем явно ненужный выразительный комментарий к тому, что мы сделали (Hurlburt et al., 2013), например, «ага» или «отлично!», которые мы говорим себя после того, как, например, долго думал о чем-то. Можем ли мы сказать, что в этих случаях мы набираем формат с какой-то целью? Пожалуй, мы бы так не выразились. Более того, мы, вероятно, сказали бы, что используем ИС вообще без цели — по крайней мере, без цели, связанной с рассматриваемой когнитивной деятельностью. Тем не менее, нецеленаправленная ИС кажется проблемой для представления о формате, как бы слабо оно ни было истолковано, поскольку представление о формате требует, чтобы фонологические представления использовались для выполнения когнитивных функций.

ВНУТРЕННЯЯ РЕЧЬ — ПРЕДСКАЗАНИЕ?

В этом последнем разделе, посвященном проблемам представления о формате, мы хотим кратко рассмотреть конкретное предположение об ИС, о котором мы упоминали выше, а именно, что это предсказание языковых звуков, которые можно было бы услышать, если бы не было определенного языкового действия. был прерван. Это предложение имеет некоторую независимую привлекательность, поскольку оно интерпретирует ИИ как разновидность двигательных образов (Carruthers, 2011, 2014). Текущие теории воображения движения (Jeannerod, 2006) считают, что воображение движения возникает в результате прерывания выполнения двигательных команд и в результате предсказания поступающих сенсорных и проприоцептивных сигналов. Мы считаем привлекательным встроить ИС в более широкую теорию создания образов.

Однако предположение о том, что эпизод ИИ является предсказанием языковых звуков, имеет некоторые проблемы. Одна из первых проблем заключается в том, что он не может вместить интуитивную идею о том, что ИС обычно воспринимается как осмысленная , например, когда кто-то занимается сознательными рассуждениями. Это контрастирует с игнорированием значения случаев ИС (например, когда кто-то мысленно повторяет некоторые языковые элементы, чтобы запомнить их — для краткости мы будем называть эти случаи «бессмысленными»). Мы бы сказали, что когда мы говорим об ИС в контексте, подобном нынешнему, мы говорим только о значимом ИС. Однако способ, которым форматное представление предпочитает индивидуализировать ИС, не нуждается в семантике, значении или содержании — или, если он играет роль семантики, он является второстепенным, вспомогательным по отношению к свойствам формата. Таким образом, как осмысленные, так и бессмысленные экземпляры строки фонологического представления могут считаться одним и тем же типом ИС.

Предложение также, по-видимому, имеет проблемы с данными, которые явно показывают, что ИС может содержать ошибки, которые распознаются как таковые (Oppenheim, 2013), потому что, на первый взгляд, прогноз, выданный на основе эфферентной копии, не контролируется. ; скорее, его надлежащей функцией является контроль за производством. Связанная с этим и сложная проблема заключается в том, что предложение исключает широко распространенную в настоящее время идею о том, что явления пассивности в познании (слуховые вербальные галлюцинации (СВГ) и вставки мыслей) могут происходить из-за неправильной атрибуции ИИ (например, Ford and Mathalon, 2004; McCarthy). -Jones, 2012; см. также Langland-Hassan, 2008, пересмотренную версию с точки зрения дефицита фильтрации/затухания) ¹⁴ . Эта последняя идея, по-видимому, требует, чтобы IS представлял собой входящий сигнал , с которым сравнивается предсказание, а не само это предсказание. То есть неправильное присвоение (как проверка ошибок) возможно только при наличии сравнения, которое, в свою очередь, требует предсказания и входящего сенсорного сигнала. Если единственным продуктом, который мы получаем от внутреннего разговора, является сенсорное/акустическое предсказание, то остается загадкой, как мы можем приписывать его себе или другим (см., однако, Vicente, 2014 о развитии и критике идеи о том, что IS является входящим сенсорным восприятием). сигнал). Кажется, что и проверка ошибок, и неверная атрибуция требуют, чтобы IS был равен 9.0008, а не — предсказание лингвистических звуков, выдаваемое опережающими моделями.

Взгляд, который мы хотим отстаивать, подчеркивает активность внутреннего разговора, а не формат ИС. Эта точка зрения не беспрецедентна. Например, акцент на деятельности является ключевым компонентом советской школы, к которой принадлежит Выготский (Козулин, 1986; Герреро, 2005), и многие современные выготчане понимают язык как основанный на деятельности (Carpendale et al., 2009), а ИС как интериоризация этой деятельности. Другие недавние подходы, характеризующие ИС как сохраняющие некоторые черты лингвистической деятельности, а не только лингвистического формата, включают Fernyhough (2009).), который понимает язык как диалогический по своей сути, или Hurlburt et al. (2013), которые одобряют использование внутреннего говорящего , чтобы избежать отношения к ИС как к просто репрезентативному продукту.

Что касается взгляда на формат, который мы изображаем в этой статье, наша идея взгляда на деятельность ИС отвергает как формат, так и сильные тезисы сознания, связанные с первым. Что касается тезиса о формате, то в нем утверждается, что в ИС мы не задействуем формат, будь он перцептивным, предикативным или каким-либо еще. В лучшем случае мы могли бы сказать, что мы задействуем лингвистическую деятельность, хотя мы думаем, что использование понятия замещения неправильно характеризует точку зрения: мы не задействуем должным образом деятельность речи; мы просто говорим, хотя и внутренне. Что касается тезиса о сознании, то эта точка зрения отрицает, что ЕСТЬ необходимо для сознательного мышления или что ЕСТЬ есть вместо мыслить сознательно (т. е. что его надлежащей функцией является сознательное мышление). Скорее, взгляд на деятельность занимает плюралистическую позицию: ИС имеет почти столько же функций или применений, сколько мы можем обнаружить в ОС, ни одну из которых не следует выделять в качестве ее собственной функции. ¹⁵ .

Если мы понаблюдаем за нашим собственным ИС, мы увидим, что, по сути, ИС используется во многих различных обстоятельствах: самовыражение, мотивация, оценка, концентрация внимания, саморазвлечение, закрепление информации в памяти, подготовка языковых действий , комментируя сделанное, сопровождая свои мысли и т. д. ¹⁶ . Кажется, нет глубокой разницы между причинами, по которым мы разговариваем сами с собой, и причинами, по которым мы разговариваем с кем-то еще: мы разговариваем, чтобы выразить себя, мотивировать других, оценить события или предметы, помочь людям найти места, регулировать свое поведение. и т. д. Более того, кажется, что нет большой разницы между тем, как мы разговариваем сами с собой, и тем, как мы разговариваем с кем-то другим. Например, если мы хотим мотивировать нашу любимую спортсменку, мы можем сказать ей «давай!», «ты лучшая!», то есть то, что она может говорить себе. Если мы хотим помочь кому-то добраться до определенного пункта назначения, мы можем использовать карту и сказать ему: «Иди сюда, потом туда. Иди сюда прямо, поверни сюда» и т. д. То есть мы вставляем лингвистические фрагменты в фон, обеспечиваемый картой, что мы и делаем, когда смешиваем ментальные карты и ИС в ориентации.

Существуют также параллели между случаями, когда IS и OS появляются в более длинных и сложных лингвистических конструкциях, и теми, в которых они появляются сжато или фрагментарно. Например, когда мы говорим о себе или об определенном человеке или событии, которое касается нас, мы обычно используем полные предложения и разрабатываем повествование точно так же, как мы делаем это, когда занимаемся самоанализом, другими людьми или определенными событиями. С другой стороны, наша речь выглядит сжатой или фрагментарной, если мы регулируем чье-то поведение в сети: взрослый, который помогает своему ребенку собрать пазл, говорит ему «вот этот кусочек. Площадь там? Конечно? Где не хватает треугольника? Нет. Да» и т. д. Как уже давно подчеркивали Выготские, ИГ, когда его применяют для такого рода использования, в равной степени типично сжато ¹⁷ . Это говорит о том, что использование ИС — это, по сути, внутренне говорящее (см. также Hurlburt et al., 2013).

Предложенный нами взгляд на деятельность явно контрастирует с самыми сильными версиями взгляда на формат, т. е. с теми, которые утверждают, что ИС предназначена для сознательного мышления и что ИС необходима для сознательного мышления, потому что нам нужен определенный формат, чтобы получить мыслительное сознание. . Однако при обсуждении представления формата мы рассмотрели более слабые его версии. Слабая версия представления о формате, например, могла бы просто утверждать, что мы создаем фонологические представления, чтобы лучше делать множество вещей, от сознательного мышления до мотивации. Представление активности и эта слабая версия представления формата принципиально не отличаются друг от друга.

Однако есть причины предпочесть классифицировать ИС как деятельность tout court , а не с точки зрения формата. Во-первых, обозначение ИС как деятельности лучше соответствует естественному описанию ИС как говорения, а не как производства фонологических репрезентаций (даже если фонологические репрезентации производятся). Во-вторых, понятие активности подчеркивает функциональную непрерывность между внешней и ИС более естественным образом, чем форматное представление. Как мы объясняли, форматное представление обычно начинается с сосредоточения внимания на функции, которая предположительно является исключительной для ИС, то есть на мыслительном сознании. Следствием этого является то, что он разделяет внешнее и ЕСТЬ — первое является инструментом коммуникации, второе — познания. Даже если кто-то смягчит подход, чтобы сделать его чувствительным к множеству вариантов использования ИС, он склонен рассматривать эти варианты использования как решения конкретных когнитивных задач. С точки зрения деятельности, напротив, они рассматриваются как предсказуемые эффекты интернализации ОС и ее различных функций.

Как бы то ни было, представление, которое мы хотим предложить, заслуживает ярлыка «представление о деятельности» по другим причинам, которые отмечают более сильный контраст с форматным подходом. Мы утверждаем, что ИС, как речь вообще, характеризуется видом действия , а именно действием, состоящим в выражении мысли. На философском языке это означает, что IS является индивидуализированным с точки зрения действия, которым оно является, т. е. что оно отличается от других ментальных феноменов, связанных с тем, что человек (или разум человека) делает. Это исключает, что ИС следует индивидуализировать с точки зрения качеств продукта, например, его свойств как цепочки фонологических представлений.

Вопрос о том, как индивидуализировать ИС, не является чисто метафизическим моментом, но имеет важные методологические последствия в отношении того, как следует подходить к его изучению или какие типы ментальных механизмов имеют для него значение. Например, концентрируя внимание на речевом действии, вполне естественно попытаться понять ИС в терминах всех репрезентаций, которые мобилизуются в речи, т. е. семантических, синтаксических, может быть, артикуляционных и т. д. Как мы утверждали в разделе «Как мыслесодержание доступно сознанию», в представлении формата семантические свойства экземпляра ИС предстают как нечто, что нужно связать с ним, а не как нечто, что по своей сути составляет его, что вызывает опасения по поводу того, как происходит связывание. . Напротив, для деятельностного представления акт внутренней речи начинается с предварительного намерения выразить определенную мысль, которая может становиться все более и более конкретной, пока не достигнет уровня моторных команд. Вовлеченные в деятельность репрезентации — от понятийных до фонологических — образуют целостную систему, и свойства предельного формата не играют привилегированной роли в объяснении явления и его функций.

Мы считаем, что представление действий имеет несколько преимуществ по сравнению с представлением формата. В этом разделе мы разработаем конкретное предложение о том, как представление о деятельности может объяснить определенные явления. Представление о деятельности, как мы его представили, довольно либерально в своих обязательствах. Таким образом, с тем, что мы говорили до сих пор, совместимо утверждение, что нам не нужно связывать мыслительные содержания с фонологическими представлениями: можно сказать, что мы интерпретируем наше IS точно так же, как мы интерпретируем OS, т. -плюс-прагматическая система. Это также совместимо с точкой зрения, согласно которой, хотя мы иногда используем ИС в определенных действиях, где задействовано сознательное мышление, сознательное мышление возможно и без ИС. То есть дух деятельностного взгляда согласуется с общей моделью сознательного мышления, согласно которой сознательное мышление обычно не символизируется: иногда мы говорим сами с собой в качестве помощи, но в этом случае нельзя сказать, что мы мыслим в IS. , а иногда мы напрямую вовлечены в сознательное мышление (набросок этой точки зрения см. в Jorba and Vicente, 2014).

Здесь мы будем придерживаться другой точки зрения, согласно которой предсказания, сделанные на основе интенций высокого уровня, играют видную роль как в связывании содержания с фонологическими репрезентациями (или в осмыслении ИС), так и в объяснении UT. С одной стороны, мы считаем это предложение заслуживающим внимания, поскольку оно, по-видимому, способно объединить совершенно разные явления. С другой стороны, это единственное предложение, которое мы можем придумать прямо сейчас, которое могло бы объяснить природу UT и присущее ей чувство агентности. В целом, мы думаем, что она обладает большей объяснительной силой, чем точка зрения, которую мы только что упомянули.

ВНУТРЕННЯЯ РЕЧЬ КАК ЗНАЧИТЕЛЬНАЯ

Как мы сказали выше, существует различие между осмысленным ИС (задействованным в наборе функций, о которых мы говорили в предыдущем разделе) и бессмысленным ИС (которым мы пользуемся, например, для того, чтобы просто сохранить неинтерпретированные элементы). Если рассматривать ИС как цепочки фонологических репрезентаций, порожденных системами лингвистического производства, следствием будет то, что ИС не имеет смысла per se . Другими словами, различие между осмысленными и бессмысленными случаями ИС должно объясняться каким-то дополнительным механизмом, например, механизмом внимания, который сосредотачивает внимание либо на семантической, либо на фонетической информации репрезентации, которая, как мы утверждали, , ставит объяснительную проблему. Напротив, деятельностная точка зрения рассматривает осмысленные и бессмысленные ИС как разные виды действий. Это не тот случай, когда субъект создает определенное фонологическое представление, а затем использует его для различных целей или при различных процессах внимания. Скорее, само производство фонологической репрезентации начинается с разных намерений, которые мобилизуют разные наборы репрезентаций, например, в случае бессмысленных ИС семантические репрезентации просто не мобилизуются с самого начала. В соответствии с этим подходом мы считаем, что понятие внутреннего 9Собственно речь 0008 соответствует только ее значимым экземплярам ¹⁸ .

Еще одно связанное с этим преимущество заключается в том, что, настаивая на идее о том, что ИС по своей сути осмысленна, представление о деятельности легко избегает одного аспекта проблемы связывания, о которой мы упоминали в разделе «Как мыслесодержание доступно сознанию». Как мы указывали выше, нелегко увидеть, как то, что представляет звуки, может также (семантически) представлять мир. Поэтому, если мы индивидуализируем ИС с точки зрения свойств формата, мы должны объяснить, как контент привязывается к ней. Напротив, согласно предлагаемой нами точке зрения, собственно ИС осмысленно, а содержание является составной частью эпизодов ИС, а не выступает как нечто «внешнее», что каким-то образом привязывается к изображаемым звукам. Более того, мы можем утверждать, что содержание эпизода ИС — это не то содержание, которое фонологические репрезентации могли бы в конечном счете закодировать, а то содержание, которое субъект намеревается выразить. Другими словами, взгляд на деятельность соглашается с тем, что в ИС контент в конечном итоге принимает определенный формат, но конкретные свойства формата вторичны для объяснения явления.

Этот вопрос оказывается особенно важным, когда мы рассматриваем сжатые или фрагментарные ИС: языковой фрагмент (скажем, «мяч!») может использоваться для выражения самых разных мыслей (что я потерял мяч, что ты потерял мяч , что мы оставили мяч дома…). Большинство высказываний, если не все, могут выражать разные мысли в зависимости от обстоятельств, но фрагменты особенно неоднозначны (Vicente and Martínez-Manrique, 2005, 2008; Martinez-Manrique and Vicente, 2010). Теперь, как мы можем сказать, что ряд фонологических представлений, составляющих «мяч!» означает, например, что мы оставили мяч дома? Оно передает это конкретное содержание только в том случае, если мы принимаем во внимание не сами представления, а намерения говорящего. Нам кажется, что такого рода ответ не так легко доступен для форматных представлений. В частности, позиция, которую мы приписали Принцу выше, может иметь проблемы с объяснением того, как предполагаемое содержание (то есть содержание, которое субъекты хотят, чтобы их слова были в определенном случае) связывается с фонологическим выводом.

СВЯЗЫВАНИЕ И МЫСЛЬНОЕ СОЗНАНИЕ

Однако есть еще один аспект связывающего вопроса. На самом деле именно этот другой аспект занимает Каррутерса (см. «Как мыслесодержание доступно сознанию»). Вспомним, что Каррутерс прибегает к связыванию, чтобы объяснить, как содержание мысли становится доступом к сознанию. Его точка зрения состоит в том, что мыслесодержание может быть связано с фонологическими репрезентациями и транслироваться вместе с ними. Каррутерса, таким образом, интересует не столько то, как фонологические репрезентации имеют значение, сколько то, как это значение транслируется и становится доступным для познания более высокого уровня. То есть обязательная учетная запись Carruthers является ответом на этот последний вопрос. Тогда возникает вопрос: может ли в этом отношении представление деятельности работать лучше, чем версия представления формата Каррутерса? Мы хотим доказать, что это возможно.

В воображении движений, а также в двигательных актах мозг выдает эфферентные копии и прогнозы, которые используются для отслеживания и, в конечном счете, корректировки действий в режиме онлайн, а также для подтверждения авторства (Jeannerod, 2006). Пока неясно, как возникает чувство свободы воли (см. «Загадка несимволизированного мышления»), но вполне вероятно, что оно связано с хорошим функционированием системы прямых моделей эфферентных копий и предсказаний. Сейчас меньше известно не только о так называемых умственных действиях, но и о том, как система обрабатывает намерения более высокого уровня. Однако можно утверждать, что система не только получает эфферентные копии моторных команд и выдает предсказания о поступающих сенсорных сигналах; он также должен получать эфферентные копии от намерений более высокого порядка и делать предсказания на этой основе (см. Pacherie, 2008).

Архитектура системы сравнения, предложенная Пачери (2008), включает иерархию намерений и прогнозов. Это позволяет ей не только объяснить, как можно контролировать выполнение намерений более высокого уровня, но и дать отчет о различных компонентах чувства авторства. Пачери различает три уровня интенций: дистальные, проксимальные и моторные интенции (моторные команды). Отдаленные намерения касаются цели действия; проксимальные намерения касаются здесь-и-сейчас исполнения отдаленного намерения; а моторные намерения связаны с движениями тела, которые в конечном итоге реализуют проксимальное намерение. По ее словам, каждый вид намерения имеет дело с определенным типом репрезентации: «Содержание, представленное на уровне D-намерений, а также формат, в котором это содержание представлено, и вычислительные процессы, которые с ним работают, очевидно, весьма различны. от содержания, репрезентативных форматов и вычислительных процессов, действующих на уровне М-намерений» (Pacherie, 2008, стр. 19).2). По ее словам, дистальные (D) намерения работают с пропозициональными/концептуальными представлениями; проксимальные (П) намерения со смесью концептуальных и перцептивных представлений; и моторные (М) намерения с представлениями в аналоговом формате.

Мы не хотим вдаваться в подробности предложения Пашери, но считаем, что ее замечания о (i) различных уровнях, на которых работает система сравнения, и (ii) различных видах репрезентаций, доступных на каждом уровне, оба разумные моменты. По крайней мере разумно думать, что система мониторинга, такая как система компаратора, должна допускать несколько уровней контроля. Субъекты должны отслеживать не только то, как выполняются двигательные команды, но и то, реализуются ли намерения, вызвавшие такие двигательные команды, как ожидалось и прогнозировалось. Теперь мы можем применить эту модель к генерации речи в целом, когда действие речи начинается с намерения (которое будет D-намерением) выразить определенную мысль и завершается воспроизведением ряда звуков. Связанные с речью намерения на разных уровнях генерируют прогнозы через систему прямой модели, которые используются для проверки того, правильно ли реализуется речевое действие.

В этот момент сама собой напрашивается гипотеза: предсказания, связанные с предшествующими намерениями, могут стать сознательными точно так же, как мы, предположительно, можем сделать сознательными предсказания, связанные с моторными командами. Если мы не примем запрет на сознательное осмысление нечувственных предсказаний, то, по-видимому, нет оснований предполагать, что мы не можем сделать такого рода предсказания сознательными. Каррутерс считает, что предсказания (в его случае сенсорные предсказания) становятся сознательными, когда мы фокусируем на них внимание. В целом Каррутерс (как и Принц, 2012) считает, что сознание требует внимания. Хотя есть и другие гипотезы. Жаннерод (1995), например, утверждал, что предсказания являются сознательными только потому, что они являются предсказаниями прерванных действий, то есть, если действие прервано после того, как предсказание выдано, предсказание воплотится в сознание. Его аргумент состоит в том, что, когда моторная команда прерывается, «моторные воспоминания не стираются или стираются не полностью, а репрезентативные уровни остаются активированными: эта сохраняющаяся активация, таким образом, будет субстратом для (сознательных) двигательных образов» (Jeannerod, 1995, р. стр. 1429). В любом случае мы предполагаем, что механизм, делающий сенсорные предсказания сознательными, может работать и для несенсорных предсказаний.

Если бы это было так, то мы могли бы утверждать, что в ИС осознаются не только фонологические представления, но и их значения. Предшествующее намерение в акте речи состоит в намерении выразить определенное содержание мысли. Предсказанием, соответствующим такого рода интенции, является смысловое содержание высказывания: то, что мы предсказываем и отслеживаем, есть выражение определенного мыслительного содержания. Если бы мы могли транслировать этот прогноз вместе с сенсорным прогнозом (т. е. фонологическими репрезентациями), не было бы необходимости в дальнейшей привязке содержания к сенсорным прогнозам. Это, по-видимому, допускается теорией, подобной той, которую набросал Жаннерод (1995), где предсказания сознательны по умолчанию, но это более проблематично, если мы будем следовать идее Каррутерса о том, что сознание требует внимания. Проблема в этом случае состоит в том, что для того, чтобы осознавать осмысленные ИС, нам нужно было бы одновременно уделять внимание двум видам предсказаний: предсказанию содержания и предсказанию некоторых звуков. Обсуждая точку зрения Принца в разделе «Как мыслесодержание доступно сознанию», мы утверждали, что такой сценарий невозможен. Тем не менее, мы предполагаем, что можно направить наше внимание не на то или иное конкретное предсказание, а на результаты опережающих систем (т. е. то, что дают опережающие системы), рассматриваемые как единое целое. Ведь прогнозы, соответствующие разным слоям намерений, активны одновременно, при условии, что все они используются при отслеживании как возможного входящего сигнала, так и прогнозов ниже по иерархии. Это означает, что выходы форвардных систем — каскад прогнозов разного уровня — образуют замкнутую сеть или единое целое 9. 0177 ¹⁹ .

ОТНОШЕНИЕ МЕЖДУ ВНУТРЕННЕЙ РЕЧЬЮ И НЕСИМВОЛИЗИРОВАННЫМ МЫШЛЕНИЕМ

Объяснение, которое мы только что изложили, имеет интересное последствие, позволяя нам думать об UT в терминах IS, не сворачивая первое во второе. В отличие от представления формата, представление деятельности может легко вместить UT, поскольку это представление не требует использования определенного формата для сознательного мышления (см. Jorba and Vicente, 2014). Это еще одно преимущество деятельностного взгляда, а именно то, что, рассматривая ИС просто как внутреннюю речь, он не связан какими-либо утверждениями о том, возможны ли сознательное мышление и феноменология без перцептивной/сенсорной среды. Однако здесь мы хотим сделать еще один шаг и предложить спекулятивное, хотя нам кажется правдоподобным, объяснение того, чем может быть УТ, которое делает его непрерывным с ИС и начинает объяснять, почему мы чувствуем авторство по отношению к нашему сознательному, но несимволизированному, мысли (вроде суждения, что мой друг водит машину).

Мы только что сказали, что логично предположить, что прямая система также генерирует прогнозы относительно вероятного содержания высказывания. Возможно, как мы предположили, такого рода предсказания также можно сделать осознанными. Теперь предположим, что мы прервали речевое действие до того, как приказы перешли к моторным командам. Тогда мы можем получить широковещательный прогноз содержания высказывания, которое будет воспринято как мысль (поскольку оно состоит из концептуальных/смысловых репрезентаций). Более того, есть некоторый шанс, что это будет воспринято как действие, потому что оно задействует систему прямого действия. По крайней мере, как минимум, несимволизированная мысль при таком истолковании ощущалась бы как инициированная (будет иметь ощущение инициации), поскольку в ее этиологии присутствует интенция, которой, вероятно, не было бы, если мы истолковываем УТ как просто мысли (очевидно, , мысль не порождается намерением ее иметь). Но можно считать, что это ощущалось бы еще и как авторство. Как мы объясняли в разделе «Является ли внутренняя речь предсказанием?», обычно говорят, что чувство свободы действий требует успешных сравнений, обычно между сенсорными предсказаниями и сенсорными сигналами. Но, возможно, сравнения между целевым состоянием и высокоуровневым предсказанием достаточно, чтобы создать ощущение свободы воли. Даже если мало что известно о том, как возникает чувство свободы действий в ментальной сфере (Frith, 2012), мы считаем, что возможность того, что ментальная деятельность связана со сравнением «продуктов» высокого уровня, заслуживает рассмотрения.

Если бы мы согласились с этой точкой зрения, UT оказался бы тесно связанным с IS ²⁰ . Мы думаем, что это хорошо согласуется с феноменологическими характеристиками людей, сообщивших об УТ, когда у испытуемых нет проблем с точным вербальным, пропозициональным описанием того, что они думали, но они сопротивляются предположению, что они переживали это содержание вербально. Эта легкость пропозиционального сообщения имеет смысл, если УТ является примерно началом речевого акта, который так и не был реализован вербально. Более того, отчет также поддерживает преемственность, которая идет от UT к частной речи. Принимая во внимание подходы, вдохновленные Выготским, нецелесообразно отделять частную речь от того, что мы обычно называем ИС, или даже от УТ, поэтому мы видим в этом еще одно преимущество нашего взгляда на ИС. Разница между, скажем, типичным ИС и бормотанием или даже частной речью не является разницей в функциональности: бормотание выполняет те же общие функции, что и ИС (мотивация, концентрация внимания, самооценка и т. д.). Разница заключается в том, что в типичном ИС мы якобы производим предсказание фонологических акустических представлений, тогда как в бормотании и в частной речи мы производим реальные звуки. Кроме того, в бормотании и приватной речи мы более четко задействуем артикуляцию. Напротив, согласно нашему предложению, в UT мы даже не выходим на фонологический уровень. Выготский утверждал, что ИС, как правило, сжато по отношению к внешней речи, и что взрослые могут довести это сгущение до предела, будучи способными мыслить «в чистом смысле» (см. ). Представленное здесь описание могло бы воплотить эту интуицию, даже несмотря на то, что эту точку контакта с Выготским следует рассматривать как совпадение (а есть много точек отхода от выготской традиции: во-первых, УТ не был бы сверхконденсированным). , но IS прерывается до того, как намерения станут достаточно точными). Используем ли мы один вид ИС, включая УТ, или другой, может зависеть от стресса, требуемого уровня внимания и т. д., как давно утверждали выгосткианцы ²¹ .

Мы выделили два общих подхода к феномену ИС: форматный и деятельностный. Представление о формате, одобренное такими авторами, как Джекендофф, Принц и Бермудес, среди прочих, утверждает, что в ИС мы задействуем определенный формат, чтобы довести мысли до сознания. Эти авторы, как и другие, не особенно интересующиеся когнитивными функциями ИС, думают об ИС как о продукте, а именно о цепочках фонологических репрезентаций, которые мы, кажется, переживаем, когда разговариваем сами с собой. Мы критиковали эту позицию по нескольким причинам: во-первых, она должна отрицать возможность сознательного УТ; во-вторых, у него нет ясного объяснения того, как мыслительные содержания превращаются в доступное сознание; и в-третьих, у него слишком узкое представление об использовании ИС. Вид формата может быть ослаблен в некоторых измерениях, но некоторые проблемы остаются. УТ и связанный с ним агентивный опыт остаются необъясненными, и вопрос о том, как ИС делает мысли сознательными, не решается. Помимо этих общих проблем, поддерживаемая некоторыми авторами гипотеза о том, что ИС-как-продукт является предсказанием сенсорных стимулов, имеет свои собственные проблемы: трудно объяснить, как мы можем обнаружить ошибки в нашей ИС, если IS — это предсказание, и такая интерпретация IS кажется несовместимой с идеей о том, что чужие голоса и/или вставка мыслей являются ошибочно приписываемыми IS: неправильное приписывание, по-видимому, требует сравнения, а предсказание нельзя сравнивать с самим собой.

Наш общий диагноз об источнике всех этих проблем заключается в том, что сторонники форматного взгляда уделяют узкое внимание таким вопросам, как составные части ИС, какова ее основная функция или какой процесс может быть ответственным за ее создание. . Мы представили альтернативу, которую мы обозначили как «взгляд на деятельность», которая использует более широкий взгляд на феномен ИС. Описание ИС как деятельности, а именно говорения, равносильно утверждению, что ИС функционально неразрывно связана с явной, или внешней, речью. Мы не набираем формат с какой-либо когнитивной целью, но мы говорим сами с собой в большинстве ситуаций, в которых разговариваем с другими людьми (самовыражение, мотивация, концентрация внимания, контроль поведения, развлечение, неуместные комментарии… ). Это описание того, что мы делаем в ИС, предполагает, что мы должны думать об ИС не просто как о продукте системы лингвистического производства, но как о целостном речевом действии. Говорение – это действие, которое начинается с предварительного намерения выразить определенную мысль и правдоподобно заканчивается произнесением некоторых звуков, имеющих определенное значение. Типичная ИС — это действие такого рода, за исключением того, что звуки не воспроизводятся, а моделируются. Принятие этого более всеобъемлющего взгляда на явление позволяет нам решить проблемы, влияющие на представление о формате. Во-первых, представление об ИС просто как о возможности УТ не ставится под вопрос. Во-вторых, у этой точки зрения нет проблем с объяснением сознательного доступа к содержанию мыслей. Поскольку это позволяет нам сознательно мыслить без ИС, оно совместимо с точкой зрения, согласно которой ИС используется только как вспомогательное средство в некоторых обстоятельствах, оказывая поддержку другим когнитивным функциям (например, сосредоточение внимания на сложной задаче) или побуждая к дальнейшим когнитивным действиям. Ресурсы. Наконец, представление о деятельности в значительной степени мотивировано различными вариантами использования ИС, которые мы можем обнаружить.

Тем не менее, в этой статье мы исследовали другие объяснительные возможности для взгляда на деятельность, имея в виду несколько целей: быть в состоянии уловить интуитивную идею о том, что собственно ИС имеет значение, объяснить, как это значение может быть связано и осознано. вместе с фонологическими репрезентациями, а также для решения двух особенно интригующих проблем: природы UT и связанного с ним чувства агентности. Представленное нами предложение использует характеристику ИС как действия, чтобы объяснить проблему связывания, природу УТ и чувство действия, связанное с сознательным мышлением. Что касается проблемы связывания, мы предположили, что индивидуализация ИС как действия, которое начинается с предшествующего намерения выразить определенную мысль, облегчает объяснение того, как мыслесодержание связывается в цепочки фонологических репрезентаций. Предшествующие намерения приводят к предсказаниям содержания мысли: если такие предсказания можно сделать сознательными, мы имеем сознательную мысль. Если предсказания делаются сознательными вместе с предсказаниями о фонологических репрезентациях, мы имеем типичный ИС («тихий голос в голове»). Если предсказания делаются сознательными только потому, что действие прерывается очень рано, тогда мы имеем UT. Ощущение свободы действий в этом последнем случае возникает из-за того, что это когнитивный процесс, который предназначен и, вероятно, контролируется.

Наконец, хотя мы и не затрагивали в этой статье проблему вставки мыслей, мы считаем, что этот общий подход в целом лучше подходит для объяснения того, как мысли могут восприниматься как чуждые, способом, параллельным обнаружению ошибок. в ИС. Прогнозы более высокого уровня используются для проверки правильности прогнозов более низкого уровня, чтобы контролировать, правильно ли реализуются намерения более высокого уровня. Несоответствия могут привести к неправильной атрибуции и/или обнаружению ошибок. Мы рассматриваем эту идею как материал для дальнейших исследований.

Заявление о конфликте интересов

Авторы заявляют, что исследование проводилось при отсутствии каких-либо коммерческих или финансовых отношений, которые могли бы быть истолкованы как потенциальный конфликт интересов.

Этот документ является результатом совместной работы. Порядок авторства произвольный. Некоторые из обсуждаемых нами вопросов были представлены на 50-м ежегодном коллоквиуме по философии в Цинциннати на тему «Природа и познавательная роль внутренней речи». Авторы благодарят присутствующих на коллоквиуме и вдумчивые комментарии рецензентов. Исследование для этой статьи финансировалось правительством Испании в рамках исследовательских проектов FFI2011-30074-C01 и C02.

¹ Исключением являются выготскианцы, такие как Fernyhough (2009) и Hurlburt et al. (2013).

² В ходе статьи мы представим несколько более слабых версий этой точки зрения, которые ослабляют один или несколько тезисов, чтобы ответить на конкретный вызов.

³ Поскольку понятие мысли используется в литературе по-разному, давайте разъясним свойства, важные для данной статьи:

• (i) Мысль – это психическое состояние с пропозициональным содержанием.
• (ii) Его можно индивидуализировать от других мыслей с точки зрения его содержания.
• (iii) Оно может быть бессознательным или сознательным, поэтому возможно иметь одну и ту же мысль в обеих модальностях.

Таким образом, сознательная мысль есть сознательное ментальное состояние с пропозициональным содержанием, например, сознательное суждение, которое р .

Наконец, даже если «иметь мысль» и «мыслить мысль» могут указывать на пассивное/активное проявление мысли, это различие мы не обсуждаем в этой статье, поэтому мы будем использовать оба выражения взаимозаменяемо.

⁴ См., например: «[Хомский] попал в ловушку (…) убеждения, что внутренняя речь является мыслью, а не (как я буду утверждать) фонологической структурой, соответствующей мысли» (Jackendoff, 2007, p. 70), а «осознанная мысль получает свою форму (…) от внутреннего голоса, словесных образов произношения» (Jackendoff, 2012, с. 103).

⁵ Мы обязаны этим возражением рефери.

⁶ «Особенно важны (…) слуховые образы, возникающие в результате автономной активации инструкций по воспроизведению речи, которые приводят к слуховым представлениям речевого акта, которые обычно приводят к так называемой «внутренней речи». (Каррутерс, 2014, стр. 149).

⁷ См., например, Bermúdez (2003, стр. 159–160): «Все пропозициональных мыслей, которые мы сознательно интроспецируем (…), принимают форму предложений на общедоступном языке» (его (курсив)). происходят в обоих из них, поэтому его анализ должен учитывать различие. Мы согласны, что это может быть так, и настаиваем на том, что определенная характеристика UT все еще отсутствует. В этой статье мы ограничимся минимальной характеристикой, предложенной Hurlburt et al. (2013) — т. е. УТ как мысль с пропозициональным содержанием и «собственной» феноменологической основой — и мы делаем набросок предложения, связывающего ее с культурной линией — см. изд. Мышление».

⁹ Как мы увидим в разделе «Связь между внутренней речью и несимволизированным мышлением», точка зрения, согласно которой ИС является входящим сенсорным сигналом, в этом отношении кажется более удачной, поскольку она включает в себя сравнения, которые многие считают важными для генерация самоатрибуции (см. Frith, 2012).

¹⁰ Как известно, различие между феноменальным сознанием и сознанием доступа было впервые введено Блоком (1995). Феноменальное сознание определяется в терминах «что-это-подобие» или «опыт», а сознание Доступа характеризуется как информация, доступная для прямого рационального контроля мысли и действия.

¹¹ Однако см. Clark (1998, p. 171): «Общественный язык (…) отвечает за комплекс довольно отличительных черт человеческого мышления, а именно за нашу способность отображать когнитивную динамику второго порядка . Под когнитивной динамикой второго порядка я подразумеваю совокупность мощных способностей, включающих самооценку, самокритику и тонко отточенные корректирующие реакции (…) Это размышление о мышлении является хорошим кандидатом на отличительную человеческую способность (…) Джекендофф (…) предполагает что мысленное повторение предложений может быть основным средством, с помощью которого наши собственные мысли могут стать объектами дальнейшего внимания и размышлений». См. также Bermúdez (2003, стр. 163): «Мы думаем о мыслях, думая о предложениях, посредством которых эти мысли могут быть выражены».

¹² С другой стороны, динамика второго порядка и метапознание, вероятно, являются разными явлениями. Мы можем знать, о чем думаем, просто имея сознательные мысли: как только вы думаете о мысли сознательно, вы также знаете, что у вас есть эта мысль. В этом отношении мышление подобно восприятию: когда у вас есть сознательный перцептивный опыт, вы тем самым также знаете, что имеете этот опыт. Мы бы сказали, что объективация дает нам способность размышлять о своем мышлении и получать контроль над нашими когнитивными процессами более высокого уровня.

¹³ На философском жаргоне содержание будет токен-рефлексивным.

¹⁴ Однако Langdon et al. (2009) оспаривают это утверждение на основании исследований пациентов с шизофренией. Сравнивая их AVH и IS, они не обнаружили сходства между их феноменологическими характеристиками — сходства, которое, возможно, должно присутствовать, если AVH происходят от IS.

¹⁵ Преемственность функции между внутренней и внешней речью является типичным предположением для тех, кто понимает ИС как наследующую функциональные роли частной речи, из которой она происходит (см. обзоры в Berk, 1992; Винслер, 2009). Отношения между внутренней и внешней речью в настоящее время также находятся в центре внимания эмпирических исследований с точки зрения параллелизмов и различий в лингвистических подсистемах, ответственных за их соответствующую обработку, например, в системах понимания и производства (Vigliocco and Hartsuiker, 2002; Geva et al. , 2011). Эти темы выходят за рамки целей данной статьи.

¹⁶ См. Morin et al. (2011) за исследование, которое затрагивает разнообразие функций ИС.

¹⁷ Выготский (1987) и его последователи обычно интересовались использованием ИС в саморегуляции, поскольку их особенно интересовал момент, когда дети начинают усваивать не только речь, но и социальную жизнь в целом. Тем не менее, онлайновая регуляция поведения — лишь одна из функций речи среди многих других, и кажется, что нет причин, по которым речь должна использоваться только для этой цели, когда она преобразуется в ИС.

¹⁸ Мы понимаем, что термину «внутренняя речь» можно найти множество применений в литературе, и мы не собираемся узаконивать использование этого термина. Мы просто хотим подчеркнуть особый вид явлений, которыми являются значимые и бессмысленные экземпляры.

¹⁹ Можно возразить, что описание Принца может прибегать к этому предположению, т. е. люди могут обращать внимание как на акустические, так и на семантические свойства сенсорного представления. Тем не менее, это предположение не помогает Принцу избежать нашей критики регресса, что подтверждает его приверженность сопутствующим сенсорным представлениям.

²⁰ Следуя тому, что мы сказали в сноске 8, излагаемая нами гипотеза о том, как генерируется УТ, связывает его с культурной линией развития, связывая его с генерацией ИС. Тем не менее, мы не хотим сказать, что УТ был бы невозможен, если бы он не был связан с ИС. Объяснение, которое мы выдвигаем относительно УТ, возможно, можно было бы распространить на использование любых образов, хотя нам не ясно, может ли чисто образное мышление быть пропозициональным. Возможно, наша версия предсказывает, что неязыковые существа не могут испытать УТ, как это обычно характеризуют.

²¹ Другое интересное следствие этой точки зрения связано с тем, что мы упоминали в разделе «Является ли внутренняя речь предсказанием?». Мы сказали, что чувствительны к ошибкам в ИС (Oppenheim, 2013), что проблематично для точки зрения, согласно которой ИС является предсказанием. В нашем предложении, которое рассматривает несколько уровней предсказаний и механизмов контроля, ошибки могут быть обнаружены на уровне двигательных предсказаний, особенно когда они, попав в сознание, снова входят в систему в качестве входных данных. Предсказание не может проверить само себя, но предсказание более высокого порядка может отслеживать предсказание низкого уровня и обнаруживать ошибки, даже в большей степени, как мы подозреваем, если предсказание низкого уровня также обрабатывается как вход для системы. Мы думаем, что проблемы, о которых мы упоминали в этом разделе, вызваны слишком узким фокусом внимания на двигательной части акта речи.

• Берк Л. Э. (1992). «Частная речь детей: обзор теории и состояние исследований», в Частная речь: от социального взаимодействия к саморегуляции, ред. Диас Р. М., Берк Л. Э. (Хиллсдейл, Нью-Джерси: Эрлбаум;), 17–43. [Google Scholar]
• Бермудес Дж. Л. (2003). Мышление без слов. Оксфорд: Издательство Оксфордского университета. [Google Scholar]
• Блок Н. (1995). О путанице в функции сознания. Поведение наук о мозге. 18, 227–247 10.1017/S0140525X00038188 [CrossRef] [Google Scholar]
• Карпендейл Дж., Льюис К., Сассвейн Н., Ланн Дж. (2009). «Разговор и мышление: роль речи в социальном понимании», в книге «Частная речь, исполнительное функционирование и развитие вербальной саморегуляции», ред. Уинслер А., Фернихо К., Монтеро И. (Кембридж: Издательство Кембриджского университета; ) , 83–94. [Google Scholar]
• Каррутерс П. (2009). Чтение мыслей лежит в основе метапознания. Поведение наук о мозге. 32, 164–176 10.1017/S0140525X031 [CrossRef] [Google Scholar]
• Carruthers P. (2011). Непрозрачность разума: интегративная теория самопознания. Нью-Йорк: Издательство Оксфордского университета. [Академия Google]
• Каррутерс П. (2014). О центральном познании. Филос. Стад. 170, 143–162 10.1007/s11098-013-0171-1 [CrossRef] [Google Scholar]
• Кларк А. (1998). «Волшебные слова: как язык дополняет человеческие вычисления», в книге «Язык и мысль: междисциплинарные темы», ред. Каррутерс П., Баучер Дж. (Кембридж: издательство Кембриджского университета; ), 162–183. [Google Scholar]
• Fernyhough C. (2004). Чужие голоса и внутренний диалог: на пути развития слуховых вербальных галлюцинаций. Психология новых идей. 22, 49–68 10.1016/j.newideapsych.2004.09.001 [CrossRef] [Google Scholar]
• Fernyhough C. (2009). «Диалогическое мышление», в книге «Частная речь, исполнительное функционирование и развитие вербальной саморегуляции», ред. Уинслер А., Фернихо К., Монтеро И. (Кембридж: издательство Кембриджского университета; ), 42–52. [Google Scholar]
• Форд Дж. М., Маталон Д. Х. (2004). Вытекающая из этого дисфункция разряда при шизофрении: может ли она объяснить слуховые галлюцинации? Междунар. Дж. Психофизиол. 58, 179–189. 10.1016/j.ijpsycho.2005.01.014 [PubMed] [CrossRef] [Google Scholar]
• Франкиш К. (2010). Развитие языкового мышления. Лингвист. Филос. расследование 9, 206–214. [Google Scholar]
• Фрит С. (2012). Объяснение бреда контроля: модель сравнения 20 лет спустя. Сознательный. Познан. 21, 52–54. 10.1016/j.concog.2011.06.010 [PubMed] [CrossRef] [Google Scholar]
• Гева С., Беннет С., Уорбертон Э. А., Паттерсон К. (2011). Несоответствие между внутренней и явной речью: значение для постинсультной афазии и нормальной обработки речи. Афазиология 25, 323–343 10.1080/02687038.2010.511236 [CrossRef] [Google Scholar]
• Герреро М.К.М. (2005 г.). «Методика исследования внутренней речи». Внутренняя речь — L2: мыслительные слова на втором языке, изд. Де Герреро М. (Нью-Йорк: Springer;), 89–118. [Google Scholar]
• Хацигеоргиадис А., Зурбанос Н., Галанис Э., Теодоракис Ю. (2011). Разговор с самим собой и спортивные результаты: метаанализ. Перспектива. Психол. науч. 6, 348 10.1177/17456

  413136 [PubMed] [CrossRef] [Google Scholar]

• Heavey CL, Hurlburt RT (2008). Феномен внутреннего опыта. Сознательный. Познан. 17, 798–810. 10.1016/j.concog.2007.12.006 [PubMed] [CrossRef] [Google Scholar]
• Hurlburt R. T., Akhter S. A. (2008). Несимволизированное мышление. Сознательный. Познан. 17, 1364–1374. 10.1016/j.concog.2008.03.021 [PubMed] [CrossRef] [Google Scholar]
• Hurlburt R. T., Heavey C. L., Kelsey J. M. (2013). К феноменологии внутренней речи. Сознательный. Познан. 22, 1477–1494. 10.1016/j.concog.2013.10.003 [PubMed] [CrossRef] [Google Scholar]
• Jackendoff R. (1996). Как язык помогает нам думать. Прагмат. Познан. 4, 1–35 10.1075/pc.4.1.03jac [CrossRef] [Google Scholar]
• Джекендофф Р. (2007 г.). Язык, сознание и культура: очерки психической структуры. Кембридж, Массачусетс: MIT Press. [Google Scholar]
• Джекендофф Р. (2012). Руководство пользователя по мысли и смыслу. Нью-Йорк: Издательство Оксфордского университета. [Google Scholar]
• Жаннерод М. (1995). Ментальные образы в моторном контексте. Нейропсихология 33, 1419–1432 гг. 10.1016/0028-3932(95)00073-C [PubMed] [CrossRef] [Google Scholar]
• Жаннерод М. (2006). Моторное познание: что действия говорят о себе. Оксфорд: Издательство Оксфордского университета. [Академия Google]
• Джорба М., Висенте А. (2014). Когнитивная феноменология, доступ к содержанию и внутренняя речь. Дж. Сознание. Стад. 21, 74–99. [Google Scholar]
• Козулин А. (1986). Понятие деятельности в советской психологии: Выготский, его ученики и критики. Являюсь. Психол. 41, 264–274 10.1037/0003-066X.41.3.264 [CrossRef] [Google Scholar]
• Langdon R., Jones S.R., Connaughton E., Fernyhough C. (2009). Феноменология внутренней речи: сравнение больных шизофренией со слуховыми вербальными галлюцинациями и здоровых людей. Психол. Мед. 39, 655–663. 10.1017/S00332
  003978 [PubMed] [CrossRef] [Google Scholar]
• Langland-Hassan P. (2008). Расколотые феноменологии: вставка мысли, внутренняя речь, вставка мысли и загадка постороннего. Разум Ланг. 23, 369–401 10.1111/j.1468-0017.2008.00348.x [CrossRef] [Google Scholar]
• Langland-Hassan P. (2014). Внутренняя речь и метапознание: в поисках связи. Разум Ланг. 29, 511–533 10.1111/mila.12064 [CrossRef] [Google Scholar]
• McCarthy-Jones S. (2012). Слух голоса: истории, причины и значения слуховых вербальных галлюцинаций. Кембридж, Массачусетс: Издательство Кембриджского университета. [Академия Google]
• Мартинес-Манрике Ф., Висенте А. (2010 г.). Что за…! Роль внутренней речи в сознательном мышлении. Дж. Сознание. Стад. 17, 141–167. [Google Scholar]
• Морин А. (2011). Самосознание Часть 2: нейроанатомия и важность внутренней речи. соц. Личный. Психол. Компас 2, 1004–1012 гг. 10.1111/j.1751-9004.2011.00410.x [CrossRef] [Google Scholar]
• Морин А., Уттл Б., Хампер Б. (2011). Самооценка частоты, содержания и функций внутренней речи. Procedia Soc. Поведение науч. 30, 1714–1718 гг. 10.1016/j.sbspro.2011.10.331 [CrossRef] [Google Scholar]
• Оппенгейм Г. М. (2013). Внутренняя речь как перспективная модель? Поведение наук о мозге. 36, 369–370. 10.1017/S0140525X12002798 [PubMed] [CrossRef] [Google Scholar]
• Пачери Э. (2008). Феноменология действия: концептуальная основа. Познание 107, 179–217. 10.1016/j.cognition.2007.09.003 [PubMed] [CrossRef] [Google Scholar]
• Пикеринг М., Гаррод С. (2013). Комплексная теория языкового производства и понимания. Поведение наук о мозге. 36, 329–347. 10.1017/S0140525X12001495 [PubMed] [CrossRef] [Google Scholar]
• Питт Д. (2004). Феноменология познания, или каково думать, что П? Филос. Феноменол. Рез. 69, 1–36 10.1111/j.1933-1592.2004.tb00382.x [CrossRef] [Google Scholar]
• Prinz J. (2004). Реакции кишечника: перцептивная теория эмоций. Оксфорд: Издательство Оксфордского университета. [Google Scholar]
• Принц Дж. (2011). «Сенсорная основа когнитивной феноменологии», в книге «Когнитивная феноменология», ред. Бейн Т., Монтегю М. (Оксфорд: издательство Оксфордского университета; ), 174–19.6. [Google Scholar]
• Prinz J. (2012). Сознательный мозг. Нью-Йорк: Издательство Оксфордского университета. [Google Scholar]
• Siewert C. (1998). Значение сознания. Нью-Джерси: Издательство Принстонского университета. [Google Scholar]
• Висенте А. (2014). Сравнительный отчет о вставке мыслей, чужих голосах и внутренней речи: некоторые открытые вопросы. Феноменол. Познан. науч. 13, 335–353 10.1007/s11097-013-9303-5 [CrossRef] [Google Scholar]
• Висенте А., Мартинес-Манрике Ф. (2005). Семантическая недоопределенность и когнитивное использование языка. Разум Ланг. 20, 537–558 10.1111/j.0268-1064.2005.00299.x [CrossRef] [Google Scholar]
• Висенте А., Мартинес-Манрике Ф. (2008). Мысль, язык и аргументация от явности. Метафилософия 39, 381–401 10.1111/j.1467-9973.2008.00545.x [CrossRef] [Google Scholar]
• Vigliocco G., Hartsuiker R. J. (2002). Взаимодействие смысла, звука и синтаксиса в построении предложений. Психол. Бык. 128, 442–472. 10.1037/0033-2909.128.3.442 [PubMed] [CrossRef] [Google Scholar]
• Выготский Л. С. (1987). Мысль и язык. Кембридж, Массачусетс: MIT Press. [Академия Google]
• Винслер А. (2009 г.). «Все еще разговариваем сами с собой после всех этих лет», в книге «Частная речь, исполнительное функционирование и развитие вербальной саморегуляции», ред. 41. [Google Scholar]

---

Статьи из Frontiers in Psychology предоставлены здесь с разрешения Frontiers Media SA

---

Думая вслух, набор данных BCI на основе ЭЭГ с открытым доступом для распознавания внутренней речи

Abstract

Поверхностная электроэнцефалография является стандартным и неинвазивным способом измерения электрической активности мозга. Недавние достижения в области искусственного интеллекта привели к значительным улучшениям в автоматическом обнаружении паттернов мозга, что позволило сделать интерфейсы мозг-компьютер все более быстрыми, надежными и доступными. Различные парадигмы использовались для обеспечения взаимодействия человека и машины, и в последние несколько лет заметно возрос интерес к интерпретации и характеристике феномена «внутреннего голоса». Эта парадигма, называемая внутренней речью, повышает возможность выполнения приказа, просто думая о нем, позволяя «естественный» способ управления внешними устройствами. К сожалению, отсутствие общедоступных наборов данных электроэнцефалографии ограничивает разработку новых методов распознавания внутренней речи. Представлен набор данных с десятью участниками, полученный в соответствии с этой и двумя другими связанными парадигмами, записанный с помощью системы сбора данных из 136 каналов. Основная цель этой работы — предоставить научному сообществу многоклассовую электроэнцефалографическую базу данных команд внутренней речи с открытым доступом, которую можно было бы использовать для лучшего понимания связанных с ними механизмов мозга.

Измерение(я)	мозговая деятельность • внутренняя речевая команда
Тип(ы) технологии	электроэнцефалография
Характеристика образца — организм	Хомо сапиенс

Доступный для компьютера файл метаданных, описывающий сообщаемые данные: https://doi. org/10.6084/m9.figshare.16783987

Предыстория и резюме

Интерфейсы мозг-компьютер (BCI) — многообещающая технология для улучшения качества жизни людей, утративших способность общаться или взаимодействовать с окружающей средой ¹ . BCI обеспечивает альтернативный способ взаимодействия для таких людей, расшифровывая нейронную активность и преобразовывая ее в управляющие команды для запуска инвалидных колясок, протезов, орфографов или любого другого виртуального интерфейсного устройства ^2,3 . В приложениях BCI нейронная активность обычно измеряется с помощью электроэнцефалографии (ЭЭГ), поскольку это неинвазивный метод, измерительные устройства могут быть легко переносимы, а сигналы ЭЭГ имеют высокое временное разрешение ^1,2 .

Для установления связи между пользователем и устройством использовались разные парадигмы. Некоторыми из наиболее широко принятых парадигм являются P300 ⁴ , стационарные зрительные вызванные потенциалы (SSVP) ⁵ и воображение движений ⁶ . Хотя использование этих парадигм привело к значительному прогрессу в системах BCI на основе ЭЭГ, для некоторых приложений они все еще не могут привести к эффективным способам управления устройствами. Это происходит главным образом потому, что они оказались слишком медленными или требовали больших усилий от пользователей, что ограничивало применимость BCI в реальных и долгосрочных приложениях.

В этом контексте BCI, основанные на связанных с речью парадигмах, молчаливой, воображаемой или внутренней речи, стремятся найти решение вышеупомянутых ограничений, поскольку они обеспечивают более естественный способ управления внешними устройствами. Производство речи является одним из самых сложных мозговых процессов, выполняемых людьми, поскольку требует взаимодействия нескольких корковых, базальных и подкорковых областей мозга ^7,8 . Большинство языковых моделей и теорий сходятся в том, что речь включает в себя слуховую, семантическую и синтаксическую обработку, а также процессы моторного планирования и артикуляции. 0177 8,9,10,11 . Хотя между тремя упомянутыми выше парадигмами существуют серьезные и четкие теоретические различия, они довольно часто непоследовательно и ошибочно упоминаются в литературе. В этой статье мы представляем описание основных характеристик каждой из этих трех парадигм.

• Тихая речь относится к артикуляции, производимой во время обычной речи, но без звука. Обычно его измеряют с помощью устройств захвата движения, методов визуализации или путем измерения активности мышц, а не только по сигналам мозга ^12,13,14 . Кроме того, Куни и др. . ¹⁵ предложил аналогичную парадигму под названием «Преднамеренная речь», когда участников, не имеющих возможности издавать звук, просят произнести речь.

• Воображаемая речь похожа на немую речь, но производится без каких-либо артикуляционных движений, как и в двигательных образах речи. Здесь участник должен чувствовать, что он производит речь ¹³ , в основном фокусируясь на различных артикуляционных жестах. Эта парадигма широко исследовалась с использованием ЭЭГ ^{16,17,18,19,20,21} , сигналов электрокортикографии (ЭКоГ) ^22,23,24 и магнитоэнцефалографии ²⁵ . В DaSalla и др. . ¹⁶ гласные /a/ и /u/ были тщательно отобраны, так как они имеют самые разные процессы артикуляции. Запрашиваемые действия были следующими: «представить открытие рта и представить вокализацию» для гласной /а/ и «представить округление губ и представить вокализацию» для гласной /у/. В Пресселе и др. . ¹⁷ запрошенное действие было: «представьте произношение или произнесите слово, указанное в качестве подсказки». Наконец, классы (подсказки), используемые в Zhao и др. . ¹⁸ были выбраны так, чтобы они имели разную артикуляцию, как отмечают авторы: «Эти подсказки были выбраны для сохранения относительно равномерного количества носовых, взрывных и гласных, а также звонких и глухих фонем».

• Внутренняя речь определяется как интернализированный процесс, при котором человек мыслит чистыми значениями, обычно связанными со слуховыми образами собственного внутреннего «голоса». Его также называют вербальным мышлением, внутренней речью, скрытым разговором с самим собой, внутренним монологом, внутренней речью и внутренним диалогом. В отличие от воображаемой и немой речи, фонологические свойства и очередность внешнего диалога не сохраняются ^13,26 . По сравнению с мозговыми сигналами в двигательной системе обработка речи представляется более сложной и включает нейронные сети отдельных областей коры, участвующих в фонологическом или семантическом анализе, воспроизведении речи и других процессах ^23,27 . Различные исследования изучают внутреннюю речь, поскольку они приносят пользу некоторым аспектам парадигмы, используя ЭЭГ ^28,29,30 , ЭКоГ ²³ , функциональную магнитно-резонансную томографию (фМРТ) и позитронно-эмиссионную томографию ^31,32,33,34 . В Д’Змура и др. . ²⁸ участников просили «думать воображаемую речь без какой-либо вокальной или субвокальной активности». Кроме того, поскольку сигналы даются со слуховым стимулом, слуховые процессы внутренней речи могут быть полезными: «В этот начальный период испытуемые слышали через электростатические наушники Stax либо произнесенное «ба», либо произнесенное «ку», за которым следовала череда щелчков. ». Ин Дэн и др. . ²⁹ участников попросили «представить, что они произносят заданный слог», а реплики также были представлены с помощью слухового стимула. Кроме того, в этих работах не проводился анализ двигательной активности. Наконец, в Suppes и др. . ³⁰ , участники выполняли как слуховое восприятие: если участников просили «пассивно, но внимательно слушать произносимые слова и пытаться их понять», так и внутреннюю речь (называемую в статье «внутренней речью»), участников просили « молча «произносить» слово сразу после того, как его увидишь».

Другая парадигма, связанная с внутренней речью, это так называемое «аудиальное понимание» ^30,35,36 . В этой парадигме вместо того, чтобы активно производить речевое воображение, индивид пассивно слушает чужую речь. Это уже было исследовано с использованием ЭЭГ ^30,37 , ЭКоГ ^38,39 и фМРТ ^40,41 . Хотя эта парадигма не особенно полезна для реальных приложений BCI, она способствовала пониманию нейронных процессов, связанных с парадигмами, связанными с речью.

Хотя общедоступные наборы данных для воображаемой речи ^17,18 и для воображения движений ^{42,43,44,45,46} существуют, насколько нам известно, нет ни одного общедоступного набора данных ЭЭГ для внутреннего парадигма речи. Кроме того, набор данных, представленный Чжао и др. . ¹⁸ было записано с помощью 64-канальной системы сбора данных, и все участники были носителями или продвинутыми носителями английского языка. С другой стороны, в наборе данных, представленном в Pressel и др. . ¹⁷ , где все участники были носителями испанского языка, система сбора данных имела только шесть каналов, что сильно ограничивало пространственный анализ. Как упоминалось ранее, оба набора данных были сосредоточены на парадигме воображаемой речи, а не на внутренней речи. Чтобы улучшить понимание внутренней речи и ее применения в реальных системах ИМК, мы создали набор данных ИМК, связанный с речью, состоящий из записей ЭЭГ от десяти наивных пользователей ИМК, выполняющих четыре умственные задачи в трех различных условиях: внутренняя речь, произносимая речь. речь и зрительное состояние. Все парадигмы и запрошенные действия подробно объясняются в разделе «Условия взаимодействия BCI». Этот набор данных позволит будущим пользователям исследовать, активирует ли внутренняя речь те же механизмы, что и произносимая речь, или же она ближе к визуализации пространственного положения или движения. Каждый участник выполнил от 475 до 570 испытаний за один день записи, получив набор данных с более чем 9часов непрерывной записи данных ЭЭГ с более чем 5600 пробами.

Методы

Участники

Экспериментальный протокол был одобрен «Comité Asesor de Ética y Seguridad en el Trabajo Experimental» (CEySTE, CCT-CONICET, Санта-Фе, Аргентина, https://santafe.conicet.gov.ar). /цесте/). Десять здоровых участников-правшей, четыре женщины и шесть мужчин со средним возрастом  = 34 (стандартный = 10 лет), без потери слуха, без потери речи и без неврологических, двигательных или психических расстройств, присоединились к эксперименту и дали свои письменное информированное согласие. Все участники были носителями испанского языка. Ни у одного из участников не было предыдущего опыта работы с BCI, и они участвовали в записи примерно два часа. В этой работе участники идентифицируются псевдонимами от «суб-01» до «суб-10». Подробную информацию об участниках можно найти в Таблице 1.

Таблица 1 Информация об участниках.

Полноразмерный стол

Экспериментальные методики

Исследование проводилось в электрически экранированной комнате. Участники сидели в удобном кресле перед экраном компьютера, где были представлены визуальные подсказки. Чтобы познакомить участников с экспериментальной процедурой и окружающей средой в помещении, были объяснены все этапы эксперимента, а также были установлены головной убор ЭЭГ и внешние электроды. Процесс установки занял примерно 45 минут. На рис. 1 показана основная установка эксперимента.

Рис. 1

Экспериментальная установка. Оба компьютера, ПК1 и ПК2, находились за пределами комнаты для сбора данных. ПК1 запускает протокол стимуляции, передавая ПК2 каждый отображаемый сигнал. ПК2 получил выборочные данные ЭЭГ от системы сбора данных и пометил события информацией, полученной от ПК1. По окончании записи был создан и сохранен файл .bdf.

Изображение в натуральную величину

Протокол стимуляции разработан с помощью Psychtoolbox-3 ⁴⁷ , запущенный в MatLab ⁴⁸ , и был выполнен на компьютере, обозначенном как PC1 на рис.  1. Протокол отображал визуальные подсказки для участников в графическом пользовательском интерфейсе (GUI). Фон экрана был светло-серого цвета, чтобы не слепить и не утомлять глаза.

Каждый человек участвовал в одном дне записи, состоявшем из трех последовательных сеансов, как показано на рис. 2. Между сеансами был предоставлен самостоятельно выбранный период перерыва, чтобы предотвратить скуку и усталость (перерыв между сеансами). В начале каждого сеанса записывалась базовая линия в течение пятнадцати секунд, когда участнику было предложено расслабиться и оставаться как можно более неподвижным. В рамках каждого сеанса было представлено пять циклов стимуляции. Эти прогоны соответствуют различным предлагаемым условиям: произносимой речи, внутренней речи и визуализируемому состоянию (см. раздел Условия взаимодействия BCI). В начале каждого прогона состояние объявлялось на экране компьютера в течение 3 секунд. Во всех случаях порядок прогонов был следующим: одна произносимая речь, две внутренней речи и два визуализированных состояния. Между забегами давался минутный перерыв (межзаходный перерыв).

Рис. 2

Организация дня записи для каждого участника.

Полноразмерное изображение

Классы были специально выбраны с учетом естественного приложения управления BCI с использованием испанских слов: «arriba», «abajo», «derecha», «izquierda» (т. е. «вверх», «вниз», «вправо»). », «левый» соответственно). Класс испытания (слово) был представлен случайным образом. У каждого участника было по 200 попыток как в первой, так и во второй сессиях. Тем не менее, в зависимости от готовности и усталости, не все участники выполнили одинаковое количество попыток в третьем сеансе.

На рис. 3 показан состав каждого испытания, а также относительное и кумулятивное время. Каждое испытание начиналось в момент времени t  = 0 с с интервалом концентрации 0,5 с. Участник был проинформирован о том, что скоро будет представлена ​​новая визуальная подсказка. В центре экрана появился белый круг, и участнику было предложено зафиксировать на нем взгляд и не моргать, пока он не исчезнет в конце испытания. В момент времени t  = 0,5 с начался сигнальный интервал. Был представлен белый треугольник, указывающий вправо, влево, вверх или вниз. Направление кия соответствовало каждому классу. Через 0,5 с, т.е. в t  = 1 с, с экрана исчез треугольник, момент начала интервала действия. Участникам было предложено приступить к выполнению указанного задания сразу после исчезновения визуальных сигналов и появления на экране только белого круга. Через 2,5 с интервала действия, т.е. при t  = 3,5 с, белый кружок стал синим, и начался интервал релаксации. Участнику предварительно дали указание прекратить выполнение действия в этот момент, но не моргать, пока не исчезнет синий кружок. В t  = 4,5 с синий кружок исчез, что означает завершение испытания. Между испытаниями давался интервал отдыха с переменной продолжительностью от 1,5 до 2 с.

Рис. 3

Пробный рабочий процесс. Экран, представляемый участнику в каждый временной интервал, был нанесен на верхнюю стрелку рисунка. Относительное и глобальное время были нанесены над и под стрелкой соответственно.

Изображение в натуральную величину

Для оценки внимания каждого участника к внутренней речи случайным образом добавлялся контроль концентрации и запускалось визуализированное состояние. Контрольная задача состояла в том, чтобы спросить участника после нескольких случайно выбранных испытаний, в каком направлении был показан последний класс. Участник должен был выбрать направление с помощью стрелок на клавиатуре. Срок ответа на эти вопросы не ограничивался, и протокол продолжался после того, как участник нажимал любую из четырех клавиш со стрелками. Была предоставлена ​​визуальная обратная связь, показывающая, был ли ответ на вопрос правильным или неправильным.

Сбор данных

Данные электроэнцефалографии (ЭЭГ), электроокулографии (ЭОГ) и электромиографии (ЭМГ) были получены с использованием системы измерения биопотенциала высокого разрешения BioSemi ActiveTwo (https://www.biosemi. com/products.htm). Для сбора данных использовались 128 активных каналов ЭЭГ и 8 внешних активных каналов ЭОГ/ЭМГ с разрешением 24 бита и частотой дискретизации 1024 Гц. BioSemi также предлагает стандартные головные уборы ЭЭГ разных размеров с предварительно фиксированными положениями электродов. Для каждого участника была выбрана кепка соответствующего размера путем измерения окружности головы сантиметровой лентой. Каждый ЭЭГ-электрод помещали в соответствующее отмеченное положение в крышке, а зазор между скальпом и электродами заполняли проводящим гелем SIGNAGEL®.

Сигналы в каналах ЭОГ/ЭМГ регистрировали с помощью активного электрода плоского типа, заполненного тем же токопроводящим гелем и заклеенного одноразовым липким диском. Внешние электроды обозначены от «EXG1» до «EXG8». Электроды EXG1 и EXG2 использовались в качестве эталонных каналов без нервной активности и были помещены в левую и правую доли каждого уха соответственно. Электроды EXG3 и EXG4 располагались над левым и правым висками участника соответственно и предназначались для захвата горизонтального движения глаз. Электроды EXG5 и EXG6 предназначены для регистрации вертикального движения глаз, в основном моргания. Эти электроды располагались над и под правым глазом соответственно. Наконец, электроды EXG7 и EXG8 были помещены над верхней и нижней правой круговой мышцей рта соответственно. Эти электроды были предназначены для захвата движения рта в произносимой речи и обеспечения способа контроля за тем, чтобы во время внутренней речи и условий визуализации не было никаких движений.

Для записи использовалось программное обеспечение ActiView, также разработанное BioSemi. Это обеспечивает способ проверки импеданса электрода и общего качества входящих данных. Перед началом любого сеанса записи было тщательно проверено, чтобы импеданс каждого электрода был меньше 40 Ом. Во время сбора данных использовался только цифровой фильтр нижних частот с частотой 208 Гц (фильтр верхних частот не использовался).

После завершения записи каждого сеанса файл .bdf создавался и сохранялся на компьютере PC2. Этот файл содержит непрерывную запись 128 каналов ЭЭГ, 8 внешних каналов и отмеченных событий.

Условия взаимодействия с ИМК

При разработке набора данных основными задачами были декодирование и понимание процессов, связанных с генерацией внутренней речи, а также анализ ее потенциального использования в приложениях ИМК. Как описано в разделе «Предпосылки и резюме», генерация внутренней речи включает в себя несколько сложных взаимодействий нейронных сетей. С целью локализации основных источников активации и анализа их связей мы попросили участников провести эксперимент в трех разных условиях: внутренняя речь, произносимая речь и визуализированное состояние.

Внутренняя речь

Внутренняя речь является основным условием в наборе данных и направлена ​​на обнаружение электрической активности мозга, связанной с мыслью участника о конкретном слове. Во внутренних речевых прогонах каждому участнику было предложено представить свой собственный голос, как если бы он отдавал прямой приказ компьютеру, повторяя соответствующее слово, пока белый кружок не станет синим. Каждого участника прямо просили не сосредотачиваться на артикуляционных жестах. Кроме того, каждому участнику было приказано оставаться как можно более неподвижным и не шевелить ни ртом, ни языком. Для естественного воображения не было предоставлено ритмической реплики.

Произнесенная речь

Хотя двигательная активность в основном связана с парадигмой воображаемой речи, внутренняя речь может также проявлять активность в двигательных областях. Выраженное речевое состояние было предложено с целью поиска двигательных областей, участвующих в произношении, совпадающих с теми, которые активируются во время внутреннего речевого состояния. В прогонах с произносимой речью каждому участнику предлагалось многократно произносить вслух слово, соответствующее каждому визуальному сигналу, как если бы он отдавал прямой приказ компьютеру. Как и в случае с внутренней речью, ритмическая подсказка отсутствовала.

Визуализированное состояние

Поскольку выбранные слова имеют высокий зрительный и пространственный компонент, а также с целью обнаружения любой деятельности, связанной с той, которая производится во время внутренней речи, было предложено визуализированное состояние. Уместно отметить, что основные нервные центры, связанные с пространственным мышлением, расположены в затылочной и теменной областях ⁴⁹ . Также было продемонстрировано, что пространственное внимание оказывает существенное влияние на амплитуду ССВП ⁵⁰ . В визуализированных прогонах участникам было указано сосредоточиться на мысленном перемещении круга, появляющегося в центре экрана, в направлении, указанном визуальной подсказкой.

Обработка данных

Для реструктуризации непрерывных необработанных данных в более компактный набор данных и облегчения их использования была предложена процедура преобразования. Такая обработка была реализована на Python, в основном с использованием библиотеки MNE ⁵¹ , и код вместе с необработанными данными доступен, поэтому любой заинтересованный читатель может легко изменить настройку обработки по своему усмотрению (см. Раздел «Доступность кода»).

Загрузка необработанных данных

Была разработана функция, позволяющая быстро загружать необработанные данные, соответствующие конкретному участнику и сеансу. Необработанные данные, хранящиеся в файле .bdf, содержат записи полных сигналов ЭЭГ и внешних электродов, а также отмеченные события.

Проверка и исправление событий

Первым этапом процедуры обработки сигналов была проверка правильности тегирования событий в сигналах. Были обнаружены отсутствующие теги и предложен метод исправления. Метод обнаруживает и завершает последовательности событий. После исправления не было пропущено ни одного тега, и все события совпали с событиями, отправленными с ПК1.

Повторное задание

Поскольку система сбора данных BioSemi не содержит эталонов, напряжение синфазного сигнала (CM) записывается во всех каналах, поэтому необходимо выполнить шаг повторного задания. Эта процедура была выполнена с помощью специальной функции повторного задания MNE с использованием каналов EXG1 и EXG2. Вышеупомянутая функция создает виртуальный канал, усредняя EXG1 и EXG2, а затем вычитая виртуальный канал из каждого из остальных полученных каналов. Этот шаг устраняет напряжение CM и помогает уменьшить как линейный шум (50 Гц), так и дрейф потенциала тела.

Цифровая фильтрация

Данные были отфильтрованы полосовым полосовым фильтром с конечной импульсной характеристикой с нулевой фазой с использованием соответствующей функции MNE. Нижняя и верхняя границы были установлены на 0,5 и 100 Гц соответственно. Этот широкополосный фильтр направлен на то, чтобы данные были как можно более необработанными, позволяя будущим пользователям фильтровать данные в нужных им диапазонах. Также был применен режекторный фильтр с частотой 50 Гц.

Эпохирование и прореживание

Данные были прорежены четыре раза, получив окончательную частоту дискретизации 254 Гц. Затем непрерывные записанные данные были объединены в эпохи, сохраняя только сигналы длиной 4,5 с, соответствующие временному окну между началом интервала концентрации и концом интервала релаксации. Матрицы размерности [каналы × выборки], соответствующие каждому испытанию, были сложены в окончательный тензор размера [испытания × каналы × выборки].

Анализ независимых компонентов

Анализ независимых компонентов (ICA) — это стандартный и широко используемый слепой метод разделения источников для удаления артефактов из сигналов ЭЭГ ^52,53,54 . Для нашего набора данных обработка ICA выполнялась только на каналах ЭЭГ с использованием реализации MNE infomax ICA ⁵⁵ . Анализ главных компонентов (PCA) не применялся, и было захвачено 128 источников. Корреляция с каналами ЭРГ использовалась для определения источников, связанных с морганием, взглядом и движением рта, которые не учитывались в процессе реконструкции сигналов ЭЭГ, для получения окончательного набора данных.

Контроль электромиографии

Контроль ЭМГ направлен на определение того, двигал ли участник ртом во время внутренней речи или во время прогонов визуализированных состояний. Самый простой подход к обнаружению активности ЭМГ — метод единого порога ⁵⁶ . Базовый период был использован в качестве базовой активности. Сигналы, поступающие с каналов EXG7 и EXG8, были выпрямлены и отфильтрованы в диапазоне частот от 1 до 20 Гц ^57,58,59 . Мощность в скользящем окне длиной 0,5 с с временным шагом 0,05 с рассчитывалась так, как реализовано в Peterson 9.{2},$$

(1)

, где x [·] обозначает рассматриваемый сигнал, а s , S — начальный и конечный отсчеты окна соответственно. Для каждого окна после вычисления мощности было получено скалярное значение. Затем эти скалярные значения были объединены в вектор с именем V _pb . Наконец, средние значения и стандартные отклонения этих значений были рассчитаны и использованы для построения порога принятия решения, определяемого следующим образом:

$$th=mean({V}_{pb})+\gamma std({V}_{pb}).$$

(2)

В уравнении 2, γ — правильно выбранный параметр. Согласно Micera и др. . ⁶¹ γ  = 3 — разумный выбор. Та же самая процедура была повторена для обоих каналов, и была рассчитана средняя мощность в интервале действия каждой попытки. Затем, если одно из этих значений для каналов EXG7 или EXG8 превышало пороговое значение, соответствующее испытание помечалось как «загрязненное».

В общей сложности 115 испытаний были помечены как зараженные, что составляет 2,5% проверенных испытаний. Количество помеченных испытаний показано в таблице 2. Помеченные испытания и их средняя мощность, соответствующая EXG7 и EXG8, также были сохранены в файле отчета. Чтобы воспроизвести порог принятия решения, среднее значение и мощность стандартного отклонения для базовой линии для соответствующего сеанса также сохранялись в том же файле отчета.

Таблица 2 Количество отмеченных испытаний по участникам и сеансам.

Полноразмерная таблица

Разработанный скрипт, выполняющий описанный контроль, находится в открытом доступе и заинтересованные читатели могут использовать его для проведения различных анализов.

Исправление специальных тегов

После сеанса 1 участник суб-03 заявил, что из-за неправильной интерпретации он выполнил только один внутренний речевой прогон и три прогона с визуализацией условий. Тег условия был соответствующим образом исправлен. Кроме того, в сеансе 3 тот же участник выполнил три прогона внутренней речи и только одно визуализированное условие, стремясь сбалансировать нечетное количество попыток по состоянию.

Записи данных

Все файлы данных, включая необработанные записи, доступны в репозитории OpenNeuro ⁶² . Все файлы содержатся в основной папке под названием «Набор данных внутренней речи», структурированной, как показано на рис. 4, организованной и названной с использованием расширения данных ЭЭГ рекомендаций BIDS ^63,64 . Окончательная папка набора данных состоит из десяти подпапок, содержащих необработанные данные сеанса, каждая из которых соответствует отдельному участнику. Имеется дополнительная папка, содержащая пять файлов, полученных после предложенной обработки: данные ЭЭГ, исходные данные, данные внешних электродов, данные событий и файл отчета. Теперь мы переходим к описанию содержимого каждого из этих пяти файлов вместе с необработанными данными.

Рис. 4

Окончательная структура набора данных, файлы и имена.

Полноразмерное изображение

Необработанные данные

Файл необработанных данных содержит непрерывную запись всего сеанса для всех 136 каналов. Средняя продолжительность записей составляет 1554 секунды. Файл .bdf содержит все данные ЭЭГ/ЭКГ и отмеченные события, а также дополнительную информацию о частоте дискретизации записи, именах каналов и записывающих фильтрах, а также другую информацию. Необработанные события получаются из файла необработанных данных и содержат теги, отправленные PC1, синхронизированные с записанными сигналами. Каждый код события, его идентификатор и описание представлены в таблице 3. Ложное событие неизвестного происхождения с идентификатором 65536 появлялось в начале записи, а также случайно появлялось в некоторых сеансах. Это событие не связано с каким-либо отправленным тегом и было удалено на этапе обработки «Проверка событий». Необработанные события хранятся в матрице из трех столбцов, где первый столбец содержит информацию о метке времени, второй — информацию о триггере, а третий столбец — идентификатор события.

Таблица 3 Число тегов событий необработанных данных и их значения.

Полноразмерная таблица

Данные электроэнцефалографии

Каждый файл данных ЭЭГ, сохраненный в формате .fif, содержит полученные данные для каждого участника и сеанса после обработки, как описано выше. Каждый из этих файлов содержит объект MNE Epoched с информацией о данных ЭЭГ всех испытаний в соответствующем сеансе. Размерность соответствующих тензорных данных составляет [Trials × 128 × 1154]. Количество испытаний менялось среди участников в каждом сеансе, как объяснено в разделе «Сбор данных». Количество каналов, используемых для записи, составляло 128, а количество выборок — 1154, каждая из которых соответствовала 4,5 с сбора сигнала с конечной частотой дискретизации 256 Гц. Всего было получено 1128 проб с произносимой речью, 2236 проб с внутренней речью и 2276 проб с визуализацией, распределенных, как показано в таблице 4. Кроме того, в таблицы включено подробное количество проб, полученных в каждом блоке, разделенное на прогоны и участников. СИ-1, СИ-2 и СИ-3 раздела дополнительной информации.

Таблица 4. Окончательное количество испытаний, разделенное по участникам, классам и состояниям.

Полноразмерная таблица

Данные внешних электродов

Каждый из файлов данных EXG содержит данные, полученные внешними электродами после применения описанной обработки, за исключением обработки ICA. Они были сохранены в формате .fif. Соответствующий тензор данных имеет размерность [Trials × 8 × 1154]. Здесь количество попыток EXG равно количеству попыток данных ЭЭГ, 8 соответствует количеству используемых внешних электродов, а 1154 соответствует количеству выборок 4,5 с записи сигнала при конечной частоте дискретизации 256 Гц.

Данные событий

Каждый файл данных событий (в формате .dat) содержит матрицу из четырех столбцов, где каждая строка соответствует одному испытанию. Первые два столбца были получены из необработанных событий путем удаления триггерного столбца (второй столбец необработанных событий) и перенумерации классов 31, 32, 33, 34 на 0, 1, 2, 3 соответственно. Наконец, последние два столбца соответствуют состоянию и номеру сеанса соответственно. Таким образом, результирующая окончательная структура файла данных событий выглядит так, как показано в таблице 5.

Таблица 5 Формат данных событий и значение тегов.

Полноразмерная таблица

Исходные данные

Каждый файл исходных данных (в формате .fif) содержит тензор данных размерности [1 × 136 × 3841]. Здесь 1 соответствует единственной зарегистрированной базовой линии в каждом сеансе, 136 соответствует общему количеству каналов ЭЭГ + ЭКГ (128 + 8), а 3841 соответствует числу секунд записи сигнала (15), умноженному на конечную частоту дискретизации ( 256 Гц). При визуальном осмотре было замечено, что записанные исходные данные участника sub-03 в сеансе 3 и участника sub-08 в сеансе 2 были сильно загрязнены.

Отчет

Файл отчета (в формате .pkl) содержит общую информацию об участнике и конкретные результаты обработки сеанса. Его структура показана в таблице 6.

Таблица 6. Поля файла отчета.

Полноразмерная таблица

Техническая валидация

Мониторинг внимания

Оценка внимания участника проводилась по внутренней речи и прогонам визуализированного состояния. Он был направлен на отслеживание их концентрации на запрошенной деятельности. Результаты оценки показали, что участники правильно выполнили задание, поскольку допустили очень мало ошибок (таблица 7; среднее значение = 0,5, стандартное значение 0,62). Участники суб-01 и суб-10 утверждали, что они случайно нажали на клавиатуру, отвечая на первые два вопроса в сеансе 1. Кроме того, после первого сеанса участник суб-01 указал, что, по его мнению, вопросов было слишком много, причина, по которой для последующих участников количество вопросов было уменьшено, чтобы участники не устали.

Таблица 7 Результат мониторинга внимания. Обратите внимание, что максимальное количество неправильных ответов равно 2.

Полная таблица

Потенциалы, связанные с событиями

Хорошо известно, что потенциалы, связанные с событиями (ERP), являются проявлениями типичной мозговой активности, возникающей в ответ на определенные стимулы. Поскольку во время нашего протокола стимуляции были представлены различные визуальные сигналы, мы ожидали, что активность мозга будет регулироваться этими сигналами. Более того, мы ожидали, что эта активность не будет иметь связи ни с состоянием, ни с классом и будет обнаружена у всех участников. Чтобы показать наличие ERP, было вычислено среднее значение по всем участникам для каждого из каналов в каждый момент времени с использованием всех доступных испытаний (9).0191 N _пр.  = 5640), для каждого из 128 каналов. Среднее значение полного временного окна с метками для каждого описанного события показано на рис. 5. Между t  = 0,1 с и t  = 0,2 с появляется положительно-отрицательно-положительная волна, как это ясно показано на рис. 5а. . Аналогичное поведение наблюдается между t  = 0,6 с и t  = 0,7 с, но теперь с более выраженным отклонением потенциала, отражающим тот факт, что белый треугольник (визуальный сигнал) появился на t  = 0,5 с (см. рис. 5б). В момент времени t  = 1 с треугольник исчез и остался только белый кружок фиксации. Как показано на рис. 5с, выраженный отрицательный потенциал начался всего за несколько миллисекунд до того, как треугольник исчез. Разумно предположить, что эта ССП связана с двигательной и когнитивной подготовкой участников к выполнению запрошенного действия. Сигнал кажется в основном стабильным для остальной части интервала действия. Как видно на рис. 5d, положительный пик появляется между t  = 3,8 с и t  = 3,9 с в ответ на то, что белый кружок становится синим, момент, когда начинается интервал релаксации.

Рис. 5

Глобальные средние пробные и интервальные графики участников; все каналы были построены с и опорными цветами. ( a , b) Концентрационный интервал. ( b , c) Интервал метки. (c , d) Интервал действия. ( d) Конец интервала расслабления.

Изображение полного размера

Для более детального анализа, вместо того, чтобы брать среднее время всех испытаний (всех вместе), мы рассчитали среднее время всех испытаний, относящихся к каждому из трех условий, отдельно. Все ранее описанные ССП остались на отдельных участках рис. 6. Выраженные речевые сигналы, по-видимому, имеют больше шума в интервале действия, чем внутренняя речь и визуализированные сигналы состояния. Также в произносимых речевых сигналах присутствуют два момента более интенсивной активности, примерно в 1,8 и 2,6 с. Скорее всего, это связано с тем, что, несмотря на предварительную обработку сигнала, остается некоторый ЭМГ-шум.

Рис. 6

Общее среднее испытание для каждого класса. Вертикальные черные линии соответствуют границам интервалов, как на рис. 5. Верхний ряд: внутренняя речь, средний ряд: произносимая речь. Нижний ряд: визуальное состояние.

Полноразмерное изображение

Частотно-временное представление

С целью обнаружения и анализа дополнительных различий и сходств между тремя состояниями было получено представление частоты времени (TFR) с помощью вейвлет-преобразования ⁶⁵ . Это представление выполняется посредством преобразования вейвлета Морле, которое возвращает комплексное число. Реализация MNE возвращает мощность сигнала и межпробную когерентность как действительную и мнимую части TFR соответственно. Этот вид анализа позволяет обнаруживать изменения характеристик сигнала в зависимости от частоты и времени. Соответствующая реализация доступна в файле «TFR_representations.py» в нашем репозитории GitHub (см. раздел «Доступность кода»).

Когерентность между испытаниями

С помощью TFR была рассчитана когерентность между испытаниями (ITC) для всех 5640 испытаний (всех вместе). Более сильная когерентность была обнаружена в интервалах концентрации, сигнала и релаксации, в основном на более низких частотах (см. рис. 7). Кроме того, начало интервала действия представляет сильную когерентность. Это может быть результатом модулированной активности, вызванной исчезновением сигнала.

Рис. 7

Между испытаниями Когерентность. Вертикальные черные линии соответствуют границам интервалов, как на рис. 5. ( а) Внутренние речевые пробы. ( b) Визуализированные испытания состояния. ( c) Пробы с произношением речи ( d) Общее среднее.

Изображение полного размера

Теперь, как и в разделе «Возможности, связанные с событиями», вместо того, чтобы брать ITC всех испытаний (всех вместе), мы рассчитали ITC для всех испытаний, относящихся к каждому из трех условий, по отдельности. Из трех условий ярко выраженная речь, по-видимому, имеет несколько более интенсивную глобальную когерентность примерно на 1,8 с и 2,6 с, в основном на более низких частотах (от 0,5 до 3 Гц). Внимательное наблюдение за средними по времени результатами состояния «Произнесенная речь», представленными на рис. 6, позволяет предположить, что такое увеличение активности является результатом вполне естественного темпа артикуляции генерируемых звуков, а указанные моменты представляют собой время, когда участники в среднем соответствуют своему произношению. Внутренняя речь и визуализируемое состояние демонстрируют устойчиво более низкую связность в течение интервала действия (см. рис. 7а и рис. 7б).

Усредненная спектральная плотность мощности

Используя все доступные испытания для каждого условия, была рассчитана усредненная спектральная плотность мощности (APSD) между 0,5 и 100 Гц. Этот APSD определяется как среднее значение между всеми PSD 128 каналов. На рис. 8 показаны все графики APSD, на которых заштрихованные области соответствуют ±1 станд. для всех каналов. Как показано в разделе «Когерентность между испытаниями», все испытания имеют сильную когерентность до t  = 1,5 с. Поэтому сравнения проводились только в интервале действия от 1,5 до 3,5 с. Как видно, на графиках рис. 8 для всех условий наблюдается пик в альфа-диапазоне [8–12 Гц], как и следовало ожидать, со вторым пиком в бета-диапазоне [12–30 Гц] . Также из графика с разбивкой видно, что на высоких частотах (бета-гамма) произносимая речь обладает большей мощностью, чем как внутренняя речь, так и визуализируемое состояние. Эта более высокая активность, скорее всего, связана с двигательной активностью мозга и мышечными артефактами. Наконец, появляется узкая депрессия на частоте 50 Гц, соответствующая режекторному фильтру, примененному во время обработки данных.

Рис. 8

Спектральная плотность мощности для всех условий. ( a) Вверху слева: Внутренняя речь. ( b) Вверху справа: визуальное состояние. (c) Внизу слева: произносимая речь. ( d) Внизу справа: участок с разметкой.

Полноразмерное изображение

Пространственное распределение

Для обнаружения областей, в которых активность нейронов заметно различается между условиями, были вычислены различия в мощности в основных полосах частот между каждой парой условий. Цель вычитаний состоит в том, чтобы свести к минимуму эффекты протокольной активности, которые являются общими для каждой парадигмы, повышая активность, производимую исключительно запрошенными умственными задачами. Как и в разделе «Усредненная спектральная плотность мощности», использовалось временное окно 1,5–3,5 с. Спектральная плотность мощности (PSD) была добавлена ​​к анализу для дальнейшего изучения областей интереса. Заштрихованные области на графике PSD на рис. 9соответствует ±1 станд. различных используемых каналов. Заштрихованная область не отображается, если для вычисления PSD использовался только один канал.

Рис. 9

Разность мощностей между условиями. Левая колонка: сравнения альфа-диапазона. Правый столбец: сравнение бета-диапазона. Временное окно, используемое во всех сравнениях для вычисления PSD: от 1,5 до 3,5  с. Каналы, используемые для вычисления PSD: () A4, A5, A19, A20 и A32. ( б ) В16, В22, В24 и В29. ( c ) Д10, Д19, Д21 и Д26. ( г ) А17, А20, А21, А22 и А30. ( и ) B16, B22, B24 и B29. ( f ) Д10, Д19, Д21 и Д26. ( г ) A10. ( ч ) B7. ( и ) А13. ( и ) А26.

Изображение в полный размер

В верхнем ряду рис. 9 показано сравнение внутренней и произносимой речи. На графиках показана разница между расчетной активностью внутренней речи и произносимыми речевыми пробами. В альфа-диапазоне основная активность во внутренних речевых пробах отчетливо видна в центральной затылочно-теменной области. PSD, показанный на панели « a » рассчитано с использованием каналов A4, A5, A19, A20 и A32 (номенклатура BioSemi для наголовника со 128 каналами — https://www. biosemi.com/pics/cap_128_layout_medium.jpg) и показывает разницу примерно 1 дБ на частоте 11 Гц. С другой стороны, в бета-диапазоне пространственное распределение различий мощности показывает повышенную временную активность для выраженного состояния, что согласуется с артефактами мышечной активности. Здесь PSD была рассчитана с использованием каналов B16, B22, B24 и B29.для панели « б » и каналов D10, D19, D21 и D26 для панели « в ». Произнесенная речь демонстрирует более высокую мощность во всем бета-диапазоне с более заметной разницей в центральной левой области.

В среднем ряду рис. 9 показано сравнение визуального состояния и произносимой речи. Здесь графики показывают разницу между рассчитанной активностью для испытаний, соответствующих первой парадигме, и тех, которые соответствуют второй парадигме. В альфа-диапазоне визуализированные испытания состояния демонстрируют большую разницу в центральных теменных областях и более тонкую разницу в латеральных затылочных областях. PSD рассчитывалась с использованием каналов A17, A20, A21, A22 и A30, панель «9».1486 д ». Здесь снова можно наблюдать разницу примерно в 1 дБ на частоте 11 Гц. В бета-диапазоне при выраженном состоянии появляется интенсивная активность в центрально-латеральных отделах. Для этого диапазона PSD, показанные на панелях « e » и « f », были рассчитаны с использованием тех же каналов, что и для « b » и « c » соответственно. Как видно, мощность выраженных речевых проб выше, чем визуализированных, во всем бета-диапазоне, преимущественно в левой центральной области. Этот результат согласуется с тем фактом, что затылочная область связана со зрительной активностью, а центрально-латеральная — с двигательной активностью.

Наконец, сравнение внутренней речи с визуализируемым состоянием показано в нижней строке рис. 9, где нанесена разница между рассчитанной активностью внутренней речи и испытаниями визуализированного состояния. Визуализированные испытания состояния демонстрируют более сильную активность в боковых затылочных областях как в альфа-, так и в бета-диапазонах. Этого следовало ожидать, так как визуализированное состояние, содержащее более сильный зрительный компонент, вызывает выраженную затылочную активность. Интересно, что пробы с внутренней речью показывают широкую, хотя и незначительную более высокую мощность в альфа-диапазоне в более теменной области. Для альфа-диапазона PSD показаны на панели «9».1486 g ” и “ h ” были рассчитаны с использованием каналов A10 и B7 для левого и правого графиков соответственно. На обоих графиках пик, соответствующий состоянию внутренней речи, заметно выше пика, соответствующего визуализируемому состоянию. Для бета-диапазона PSD, показанная на панели « i » и « j », была рассчитана с использованием каналов A13 и A26 для левого и правого графиков PSD соответственно. Как можно заметить, мощность визуализированных пробных состояний во всем бета-диапазоне выше, чем мощность внутренней речи. Уместно отметить, что в центральных регионах не наблюдалось значительной активности ни для одного из двух условий.

Ограничения и заключительные замечания

В этой работе мы стремимся предоставить новый набор данных ЭЭГ, полученных в трех различных состояниях, связанных с речью, с учетом 5640 полных испытаний и более 9 часов непрерывной записи. Насколько нам известно, нет другого набора данных, записанных носителями испанского языка и полученных с помощью системы сбора данных с высокой плотностью (128 + 8).

Что касается ограничений этого набора данных, важно отметить, что, несмотря на то, что участников специально проинструктировали представить свой собственный голос и явно просили не сосредотачиваться на мышечной активности, как в любой другой эндогенной парадигме BCI, существует никакой гарантии, что мыслительная деятельность, выполненная участником, была действительно правильной. Кроме того, поскольку все участники были наивными пользователями BCI, они, возможно, не могли четко различать различные компоненты речи. В том же направлении стоит отметить, что, хотя все участники получили одни и те же инструкции, их интерпретация и последующая умственная деятельность могут различаться у разных людей. Также важно отметить, что до сегодняшнего дня не было достаточных доказательств того, что воображаемая речь и внутренняя речь порождают различимые мозговые процессы. И даже если они на самом деле это делают, неясно, можно ли различимые черты зафиксировать с помощью современных технологий электроэнцефалографии. Тем не менее, внутренняя речь явно является более естественным способом управления НКИ, поскольку участнику не нужно сосредотачиваться на артикуляционных жестах.

Хотя отчетливые речевые пробы, скорее всего, были загрязнены мышечной активностью, предоставление необработанных данных ЭЭГ вместе с записями ЭМГ позволит разработать и протестировать алгоритмы шумоподавления ЭМГ. Как упоминалось ранее, ни одно испытание не было исключено из набора данных ни в разделе «Электромиографический контроль», ни в разделе «Мониторинг внимания», что позволяет будущим пользователям решать, включать их в свой анализ или нет. Непредоставление ритмических сигналов для улучшения естественного темпа участника также может привести к изменению времени произношения и воображения в разных испытаниях. Это явление, вероятно, произойдет, поскольку неестественно повторять или думать об одном слове за раз. Тем не менее, это проблема, которая также возникнет в любом реальном приложении BCI. Необходимо провести дальнейший анализ, чтобы определить, изменили ли участники свой темп в ходе испытаний, и если да, то как это могло повлиять на производительность декодирования. Важно отметить, что ссылки на соответствующие работы в этой области в отношении их реализованных парадигм представляют собой лишь первую попытку классификации, и необходимо провести дальнейший анализ. Это происходит главным образом потому, что описание требуемых действий не всегда четко детализировано и в этих статьях не всегда учитывается разница между воображаемой и внутренней речью.

Наконец, мы твердо верим, что предоставление не только необработанных данных, но и обработанных данных вместе со всеми кодами реализации принесет большую пользу научному сообществу.

Замечания по использованию

Сценарий обработки был разработан на Python 3. 7 ⁶⁶ с использованием пакета MNE-python v0.21.0 ⁵¹ , NumPy v1.19.2 ⁶⁷ , Scipy 7s 8 , v1.1.2 ⁶⁹ и Пикл v4.0 ⁷⁰ . Основной сценарий «InnerSpeech_processing.py» содержит все описанные этапы обработки и может быть модифицирован для получения различных результатов обработки по желанию. Для облегчения загрузки и обработки данных также предусмотрены еще шесть скриптов, определяющих функции.

Протоколы стимуляции были разработаны с использованием Psychtoolbox-3 ⁴⁷ в MatLab R2017b ⁴⁸ . Вспомогательные функции, включая связь через параллельный порт, необходимую для отправки тегов с ПК1 на BioSemi Active 2, также были разработаны в MatLab. Выполнение основного сценария, называемого «Stimulation_protocol.m», показывает визуальную подсказку на экране участнику и отправляет через параллельный порт отображаемое событие. Связь через параллельный порт была реализована в функции «send_value_pp.m». Основным параметром, который необходимо контролировать при параллельной связи, является задержка, необходимая после отправки каждого значения. Эта задержка позволяет порту отправлять и получать отправленное значение. Хотя мы использовали задержку 0,01 с, ее можно изменить по желанию для других реализаций.

Доступность кода

В соответствии с философией воспроизводимых исследований все коды, используемые в этой статье, находятся в открытом доступе и доступны по адресу https://github.com/N-Nieto/Inner_Speech_Dataset. Также доступны протокол стимуляции и вспомогательные функции MatLab. Код был запущен на ПК1 и показывает участникам протокол стимуляции при отправке информации о событии на ПК2 через параллельный порт. Также доступны сценарии обработки Python. Репозиторий содержит все вспомогательные функции для облегчения загрузки, использования и обработки данных, как описано выше. Изменив несколько параметров в основном скрипте обработки, можно получить совершенно другой процесс, позволяющий любому заинтересованному пользователю легко построить свой собственный код обработки. Кроме того, также доступны все сценарии для создания представлений «Время-Частота» и представленные здесь графики.

Ссылки

1. Вулпоу Дж. Р., Бирбаумер Н., МакФарланд Д. Дж., Пфуртшеллер Г. и Воан Т. М. Интерфейсы мозг-компьютер для связи и управления. Клиническая нейрофизиология 113 , 767–791 (2002).

   ПабМед Google ученый

2. Николя-Алонсо, Л. Ф. и Гомес-Гил, Дж. Мозговые компьютерные интерфейсы, обзор. Датчики 12 , 1211–1279(2012).

   ОБЪЯВЛЕНИЕ пабмед ПабМед Центральный Google ученый

3. Хольц, Э. М., Ботрел, Л., Кауфманн, Т. и Кюблер, А. Долгосрочное независимое домашнее использование интерфейса мозг-компьютер улучшает качество жизни пациента в заблокированном состоянии: тематическое исследование. Архив физической медицины и реабилитации 96 , S16–S26 (2015).

   ПабМед Google ученый

4. «>

   Маккейн, Л. М. и др. . Интерфейс мозг-компьютер (BCI) на основе P300, связанные с событиями потенциалы (ERP): люди с боковым амиотрофическим склерозом (БАС) по сравнению с контрольной группой того же возраста. Клиническая нейрофизиология 126 , 2124–2131 (2015).

   ПабМед ПабМед Центральный Google ученый

5. Allison, B.Z. и др. . На пути к независимому интерфейсу мозг-компьютер с использованием стационарных зрительных вызванных потенциалов. Клиническая нейрофизиология 119 , 399–408 (2008).

   ПабМед ПабМед Центральный Google ученый

6. Ан, М. и Джун, С. К. Изменение производительности воображения движения в интерфейсе мозг-компьютер: краткий обзор. Journal of Neuroscience Methods 243 , 103–110 (2015).

   ПабМед Google ученый

7. «>

   Бланк, С. К., Скотт, С. К., Мерфи, К., Уорбертон, Э. и Уайз, Р. Дж. Производство речи: Вернике, Брока и не только. Мозг 125 , 1829–1838 (2002).

   ПабМед Google ученый

8. Либерман, П. Эволюция человеческой речи: ее анатомические и нейронные основы. Текущая антропология 48 , 39–66 (2007).

   Google ученый

9. Тиммерс И., ван ден Херк Дж., Ди Салле Ф., Рубио-Гозальбо М. Э. и Янсма Б. М. Речевая продукция и рабочая память при классической галактоземии с точки зрения когнитивной нейробиологии: направления будущих исследований. Журнал наследственных заболеваний обмена веществ 34 , 367–376 (2011).

   ПабМед ПабМед Центральный Google ученый

10. Хикок, Г. Вычислительная нейроанатомия производства речи. Nature обзоры нейробиологии 13 , 135–145 (2012).

    КАС пабмед ПабМед Центральный Google ученый

11. Тиммерс, И., Янсма, Б.М. и Рубио-Гозальбо, М.Е. Из мыслей в уста: связанные с событиями возможности построения предложений при классической галактоземии. PLoS One 7 , e52826 (2012 г.).

    ОБЪЯВЛЕНИЕ КАС пабмед ПабМед Центральный Google ученый

12. Денби, Б. и др. . Бесшумные речевые интерфейсы. Речевое общение 52 , 270–287 (2010).

    Google ученый

13. Шульц, Т. и др. . Устная коммуникация на основе биосигналов: обзор. IEEE/ACM Transactions on Audio, Speech and Language Processing 25 , 2257–2271 (2017).

    Google ученый

14. «>

    Гонсалес-Лопес, Дж. А., Гомес-Аланис, А., Мартин-Доньяс, Дж. М., Перес-Кордоба, Дж. Л. и Гомес, А. М. Бесшумные речевые интерфейсы для восстановления речи: обзор. Доступ IEEE (2020 г.).

15. Cooney, C., Folli, R. & Coyle, D. Нейролингвистические исследования, продвигающие разработку интерфейса мозг-компьютер с прямой речью. IScience 8 , 103–125 (2018).

    ОБЪЯВЛЕНИЕ пабмед ПабМед Центральный Google ученый

16. ДаСалла, К.С., Камбара, Х., Сато, М. и Койке, Ю. Однократная классификация образов гласных речи с использованием общих пространственных паттернов. Нейронные сети 22 , 1334–1339 (2009).

    ПабМед Google ученый

17. Pressel-Coreto, G., Gareis, I.E. & Rufiner, HL. Открытый доступ к базе данных сигналов ЭЭГ, записанных во время воображаемой речи. В 12-й Международный симпозиум по обработке и анализу медицинской информации (SIPAIM) , https://doi.org/10.1117/12.2255697 (2016).

18. Чжао С. и Рудзиц Ф. Классификация фонологических категорий в воображаемой и артикулированной речи. В Международная конференция IEEE по акустике, обработке речи и сигналов (ICASSP) , 992–996, 2015 г., https://doi.org/10.1109/ICASSP.2015.7178118 (IEEE, 2015).

19. Бригам, К. и Кумар, Б.В. Классификация воображаемой речи с сигналами ЭЭГ для молчаливого общения: предварительное исследование синтетической телепатии. В 2010 4-я Международная конференция по биоинформатике и биомедицинской инженерии , 1–4 (IEEE, 2010).

20. Серешке А. Р., Тротт Р., Брикоут А. и Чау Т. Онлайн-классификация скрытой речи ЭЭГ для взаимодействия мозг-компьютер. Международный журнал нейронных систем 27 , 1750033 (2017).

    ПабМед Google ученый

21. «>

    Куни, К., Корик, А., Раффаэлла, Ф. и Койл, Д. Классификация воображаемых произнесенных пар слов с использованием сверточных нейронных сетей. В 8-я конференция BCI в Граце, 2019 г. , 338–343 (2019).

22. Leuthardt, E.C., Schalk, G., Wolpaw, J.R., Ojemann, J.G. & Moran, D.W. Интерфейс мозг-компьютер, использующий электрокортикографические сигналы у людей. Journal of Neural Engineering 1 , 63 (2004).

    ОБЪЯВЛЕНИЕ пабмед Google ученый

23. Пей, Х., Барбур, Д.Л., Лойтхардт, Э.К. и Шальк, Г. Декодирование гласных и согласных в произнесенных и воображаемых словах с использованием электрокортикографических сигналов у людей. Журнал нейронной инженерии 8 , 046028 (2011).

    ОБЪЯВЛЕНИЕ пабмед ПабМед Центральный Google ученый

24. Гюнтер, Ф. Х. и др. . Беспроводной интерфейс мозг-машина для синтеза речи в реальном времени. PLoS ONE 4 (2009 г.).

25. Дэш Д., Феррари П. и Ван Дж. Расшифровка воображаемых и произнесенных фраз из неинвазивных нейронных (мега) сигналов. Границы нейробиологии 14 , 290 (2020).

    ПабМед ПабМед Центральный Google ученый

26. Олдерсон-Дэй, Б. и Фернихоу, К. Внутренняя речь: развитие, когнитивные функции, феноменология и нейробиология. Психологический бюллетень 141 , 931 (2015).

    ПабМед ПабМед Центральный Google ученый

27. Indefrey, P. & Levelt, WJ. Пространственные и временные подписи компонентов словообразования. Познание 92 , 101–144 (2004).

    КАС пабмед Google ученый

28. «>

    Д’Змура, М., Денг, С., Лаппас, Т., Торп, С. и Сринивасан, Р. К восприятию ЭЭГ воображаемой речи. В Международной конференции по взаимодействию человека и компьютера , 40–48 (Springer, 2009).

29. Денг, С., Сринивасан, Р., Лаппас, Т. и Д’Змура, М. ЭЭГ-классификация воображаемого слогового ритма с использованием методов спектра Гильберта. Журнал нейронной инженерии 7 , 046006 (2010).

    ОБЪЯВЛЕНИЕ пабмед Google ученый

30. Суппес, П., Лу, З.-Л. & Хан, Б. Распознавание слов мозговыми волнами. Труды Национальной академии наук 94 , 14965–14969 (1997).

    ОБЪЯВЛЕНИЕ КАС Google ученый

31. Физ, Дж. А. и Петерсен, С. Э. Нейровизуализационные исследования чтения слов. Труды Национальной академии наук 95 , 914–921 (1998).

    ОБЪЯВЛЕНИЕ КАС Google ученый

32. «>

    Прайс, CJ Анатомия языка: вклад функциональной нейровизуализации. Анатомический журнал 197 , 335–359 (2000).

    ПабМед Google ученый

33. Хикок Г. и Поппель Д. Корковая организация обработки речи. Nature Reviews Neuroscience 8 , 393–402 (2007).

    КАС пабмед Google ученый

34. McGuire, P. и др. . Функциональная анатомия внутренней речи и слухоречевых образов. Психологическая медицина 26 , 29–38 (1996).

    КАС пабмед Google ученый

35. Хаббард, Т. Л. Слуховые образы: эмпирические данные. Психологический бюллетень 136 , 302 (2010).

    ПабМед Google ученый

36. Мартин С. и др. . Расшифровка спектро-временных характеристик явной и скрытой речи из коры головного мозга человека. Границы нейроинженерии 7 , 14 (2014).

    ПабМед ПабМед Центральный Google ученый

37. Суппес, П., Хан, Б. и Лу, З.-Л. Мозговые волны распознавания предложений. Труды Национальной академии наук 95 , 15861–15866 (1998).

    ОБЪЯВЛЕНИЕ КАС Google ученый

38. Пэсли Б. Н. и др. . Реконструкция речи из слуховой коры человека. PLoS Biology 10 (2012).

39. Чунг К., Гамильтон Л.С., Джонсон К. и Чанг Э.Ф. Слуховое представление звуков речи в моторной коре головного мозга человека. eLife 5 , e12577 (2016).

    ПабМед ПабМед Центральный Google ученый

40. «>

    Митчелл, Т. М. и др. . Прогнозирование деятельности мозга человека, связанной со значениями существительных. Наука 320 , 1191–1195 (2008).

    ОБЪЯВЛЕНИЕ КАС пабмед Google ученый

41. Хут, А. Г., Де Хеер, В. А., Гриффитс, Т. Л., Теуниссен, Ф. Э. и Галлант, Дж. Л. Естественная речь раскрывает семантические карты, из которых состоит кора головного мозга человека. Природа 532 , 453–458 (2016).

    ОБЪЯВЛЕНИЕ пабмед ПабМед Центральный Google ученый

42. Кая М., Бинли М. К., Озбай Э., Янар Х. и Мищенко Ю. Большой набор данных электроэнцефалографических изображений движений для электроэнцефалографических компьютерных интерфейсов мозга. Научные данные 5 , 180211 (2018).

    ПабМед ПабМед Центральный Google ученый

43. «>

    Офнер, П. и др. . Попытки движения рук и кистей можно расшифровать по низкочастотной ЭЭГ людей с травмой спинного мозга. Научные отчеты 9 , 1–15 (2019).

    КАС Google ученый

44. Офнер П., Шварц А., Перейра Дж. и Мюллер-Путц Г. Р. Движения верхних конечностей могут быть расшифрованы по временной области низкочастотной ЭЭГ. PLoS ONE 12 , e0182578 (2017).

    ПабМед ПабМед Центральный Google ученый

45. Тангерманн, М. и др. . Обзор конкурса BCI IV. Frontiers in Neuroscience 6 , 55 (2012).

    ПабМед ПабМед Центральный Google ученый

46. Höhne, J. и др. . Моторные образы для пациентов с серьезными двигательными нарушениями: доказательства взаимодействия мозга с компьютером как превосходное решение для контроля. PLoS ONE 9 , 1–11, https://doi.org/10.1371/journal.pone.0104854 (2014).

    КАС Статья Google ученый

47. Брейнард Д. Х. Набор инструментов для психофизики. Пространственное зрение 10 , 433–436 (1997).

    КАС пабмед Google ученый

48. МАТЛАБ. версия 7.10.0 (R2010a) (The MathWorks Inc., Натик, Массачусетс, 2010 г.).

49. Кандел, Э. Р. и др. . Принципы нейронауки , том. 5 (Макгроу-хилл, Нью-Йорк, 2000).

50. Морган, С., Хансен, Дж. и Хиллард, С. Избирательное внимание к местоположению стимула модулирует стационарный зрительный вызванный потенциал. Труды Национальной академии наук 93 , 4770–4774 (1996).

    ОБЪЯВЛЕНИЕ КАС Google ученый

51. «>

    Грэмфорт, А. и др. . Программное обеспечение MNE для обработки данных МЭГ и ЭЭГ. Нейроизображение 86 , 446–460 (2014).

    ПабМед Google ученый

52. Юнг Т.-П. и др. . Расширенная ICA удаляет артефакты из электроэнцефалографических записей. Достижения в системах обработки нейронной информации 894–900 (1998).

53. Воробьев С. и Чихоцкий А. Слепое шумоподавление для мультисенсорных сигналов с использованием ICA и подпространственной фильтрации с применением к анализу ЭЭГ. Биологическая кибернетика 86 , 293–303 (2002).

    ПабМед МАТЕМАТИКА Google ученый

54. Макейг С., Белл А.Дж., Юнг Т.-П. & Sejnowski, TJ Анализ независимых компонентов электроэнцефалографических данных. В Достижения в системах обработки нейронной информации , 145–151 (1996).

55. Белл, А. Дж. и Сейновски, Т. Дж. Подход максимизации информации к слепому разделению и слепой деконволюции. Нейронные вычисления 7 , 1129–1159 (1995).

    КАС пабмед Google ученый

56. Thexton, A. Метод рандомизации для различения сигнала и шума в записях ритмической электромиографической активности. Journal of Neuroscience Methods 66 , 93–98 (1996).

    КАС пабмед Google ученый

57. Porcaro, C., Medaglia, M. T. & Krott, A. Удаление речевых артефактов из электроэнцефалографических записей во время явного называния изображений. NeuroImage 105 , 171–180 (2015).

    ПабМед Google ученый

58. Лаганаро, М. и Перре, К. Сравнение электрофизиологических коррелятов словообразования при немедленном и отсроченном назывании посредством анализа влияния возраста слова на усвоение. Топография мозга 24 , 19–29 (2011).

    ПабМед Google ученый

59. Ганущак Л. Ю. и Шиллер Н. О. Мотивация и семантический контекст влияют на активность мозга по отслеживанию ошибок: исследование потенциалов мозга, связанных с событиями. Нейроизображение 39 , 395–405 (2008).

    ПабМед Google ученый

60. Петерсон, В., Гальван, К., Эрнандес, Х. и Спайс, Р. Технико-экономическое обоснование полной недорогой системы интерфейса мозг-компьютер потребительского уровня. Гелион 6 , e03425 (2020).

    ПабМед ПабМед Центральный Google ученый

61. Микера С., Ванноцци Г., Сабатини А. и Дарио П. Улучшение определения интервалов активации мышц. Журнал IEEE Engineering in Medicine and Biology 20 , 38–46 (2001).

    КАС пабмед Google ученый

62. Ньето Н., Петерсон В., Руфинер Х., Каменковски Дж. и Спайс Р. Внутренняя речь, OpenNeuro , https://doi.org/10.18112/openneuro.ds003626.v2.1.0 (2021).

63. Горголевски, К. Дж. и др. . Структура данных визуализации мозга, формат для организации и описания результатов экспериментов по нейровизуализации. Научные данные 3 , 1–9 (2016).

    Google ученый

64. Pernet, C. R. и др. . EEG-BIDS, расширение структуры данных визуализации мозга для электроэнцефалографии. Scientific Data 6 , 1–5 (2019).

    Google ученый

65. Маллат, С. Обзор обработки сигналов (Elsevier, 1999).

66. Van Rossum, G. & Drake, F.L. Справочное руководство Python 3 (CreateSpace, Scotts Valley, CA, 2009).

67. Oliphant, TE Руководство по NumPy , vol. 1 (Трелгол Паблишинг США, 2006).

68. Виртанен, стр. и др. . SciPy 1.0: фундаментальные алгоритмы научных вычислений на Python. Природные методы 17 , 261–272, https://doi.org/10.1038/s41592-019-0686-2 (2020).

    КАС Статья пабмед ПабМед Центральный Google ученый

69. МакКинни В. и др. . Структуры данных для статистических вычислений в Python. В Материалы 9-й Python в научной конференции , том. 445, 51–56 (Остин, Техас, 2010 г.).

70. Ван Россум, Г. Справочник по библиотеке Python, выпуск 3.8.2 (Python Software Foundation, 2020).

Ссылки на скачивание

Благодарности

Это исследование частично финансировалось Consejo Nacional de encestigaciones científicas y Técnicas, Conicet, Argentina, Pip 2014–2016 № 11220130100116-Co, Agentina, nac nac. ПИКТ-2017 – 4596 и Universidad Nacional del Litoral, UNL, через CAI + D-UNL 2016 PIC No.50420150100036LI и CAI + D 2020, номер 506201069LI. Мы хотели бы поблагодарить Laboratorio de Neurociencia, Universidad Torcuato Di Tella (Буэнос-Айрес, Аргентина) за предоставление нам доступа к объектам, где проводились эксперименты. Кроме того, мы хотели бы поблагодарить всех участников за их готовность и время, а также Марию Хосе Шмидт за создание и редактирование изображений, представленных в этой статье.

Информация об авторе

Authors and Affiliations

1. Instituto de Investigación en Señales, Sistemas e Inteligencia Computacional, sinc(i), FICH-UNL/CONICET, Santa Fe, Argentina

   Nicolás Nieto & Hugo Leonardo Rufiner

2. Instituto de Matemática Aplicada del Litoral, IMAL-UNL/CONICET, Санта-Фе, Аргентина

   Николас Ньето, Виктория Петерсон и Рубен Спайс

3. Лаборатория кибернетики, Национальный университет Энтре-Риос, FI-UNER, Оро-Верде, Аргентина

   Hugo Leonardo Rufiner

4. Laboratorio de Inteligencia Artificial Aplicada, Instituto de Ciencias de la Computación, Universidad de Buenos Aires — CONICET, Ciudad Autónoma de Buenos Aires, Argentina

   Juan Esteban Kamienkowski

Authors

1. Nicolás Nieto

   Посмотреть публикации автора

   Вы также можете искать этого автора в PubMed Google Scholar

2. Виктория Петерсон

   Просмотр публикаций автора

   Вы также можете искать этого автора в PubMed Google Scholar

3. Hugo Leonardo Rufiner

   Посмотреть публикации автора

   Вы также можете искать этого автора в PubMed Google Scholar

4. Juan Esteban Kamienkowski

   Просмотр публикаций автора

   Вы также можете искать этого автора в PubMed Google Scholar

5. Рубен Спайс

   Просмотр публикаций автора

   Вы также можете искать этого автора в PubMed Google Scholar

Contributions

Н. Н. получил данные, разработал все коды, провел все эксперименты и написал рукопись. В.П. помог получить данные, предоставил техническую обратную связь для разработки экспериментов, проанализировал результаты и рассмотрел рукопись. HR предоставил техническую обратную связь для разработки экспериментов, проанализировал результаты и рассмотрел рукопись. Дж.К. получили данные, предоставили техническую обратную связь для разработки экспериментов, проанализировали результаты и рассмотрели рукопись. Р.С. проанализировал результаты, написал и рассмотрел рукопись.

Автор, ответственный за переписку

Переписка с Николас Ньето.

Заявление об этике

Конкурирующие интересы

Авторы не заявляют об отсутствии конкурирующих интересов.

Дополнительная информация

Примечание издателя Springer Nature остается нейтральной в отношении юрисдикционных претензий в опубликованных картах и ​​институциональной принадлежности.

Дополнительная информация

ДОПОЛНИТЕЛЬНАЯ ИНФОРМАЦИЯ

Права и разрешения

Открытый доступ Эта статья находится под лицензией Creative Commons Attribution 4. 0 International License, которая разрешает использование, совместное использование, адаптацию, распространение и воспроизведение на любом носителе или в любом формате при условии, что вы указываете соответствующие права на первоначальный автор(ы) и источник, предоставьте ссылку на лицензию Creative Commons и укажите, были ли внесены изменения. Изображения или другие сторонние материалы в этой статье включены в лицензию Creative Commons для статьи, если иное не указано в кредитной строке материала. Если материал не включен в лицензию Creative Commons статьи, а ваше предполагаемое использование не разрешено законом или выходит за рамки разрешенного использования, вам необходимо получить разрешение непосредственно от правообладателя. Чтобы просмотреть копию этой лицензии, посетите http://creativecommons.org/licenses/by/4.0/.

К файлам метаданных, связанным с этой статьей, относится отказ Creative Commons от права на использование общественного достояния http://creativecommons.org/publicdomain/zero/1. 0/.

Перепечатки и разрешения

Об этой статье

Несколько частей головного мозга

Ваш мозг отвечает почти за все функции вашего тела и за интерпретацию сенсорной информации из окружающего мира.

Ваш мозг состоит из многих частей, но речь в основном контролируется самой большой частью мозга, большим мозгом.

Головной мозг можно разделить на две части, называемые полушариями, которые соединены пучком нервных волокон, называемым мозолистым телом.

Ваша речь обычно управляется левой частью головного мозга. Однако примерно у трети людей, которые являются левшами, речь фактически может контролироваться правой стороной.

В последние десятилетия произошел взрыв исследований обработки речи в мозгу. В настоящее время общепризнано, что контроль речи является частью сложной сети мозга.

Формирование речи требует множества различных процессов: от словесного выражения мыслей до формирования понятного предложения и последующего движения рта для произнесения правильных звуков.

Известно несколько областей мозга, играющих роль в речи:

Головной мозг

Каждое полушарие головного мозга также можно разделить на области, называемые долями, которые включают лобную, теменную, височную и затылочную доли.

Доли, расположенные в передней и боковой частях мозга, лобные доли и височные доли, в первую очередь участвуют в формировании и понимании речи.

Зона Брока

Зона Брока расположена в передней части левого полушария головного мозга. Он играет важную роль в превращении ваших идей и мыслей в реальные произнесенные слова. Было обнаружено, что зона Брока наиболее активна прямо перед тем, как вы говорите.

Зона Брока также помогает передавать информацию в другую часть вашего мозга, называемую моторной корой, которая контролирует движения вашего рта. Он назван в честь французского врача Пьера Поля Брока, открывшего область мозга в 1861 году.0003

Зона Вернике

Зона Вернике в основном участвует в понимании и обработке речи и письменного языка. Зона Вернике была впервые обнаружена Карлом Вернике в 1876 году. Она расположена в височной доле, сразу за ушами. Височная доля также является областью, где обрабатывается звук.

Дугообразный пучок

Дугообразный пучок представляет собой пучок нервов, соединяющий зону Вернике и зону Брока. Это помогает вам формировать слова, говорить четко и понимать концепции в языковой форме.

Мозжечок

Мозжечок расположен в задней части мозга. Мозжечок участвует в координации произвольных мышечных движений, таких как открытие и закрытие рта, движение рук и ног, стояние в вертикальном положении и поддержание равновесия. Он также управляет языковой обработкой.

Обзор, опубликованный в Американском журнале патологии речи и языка, предполагает, что мозжечок на самом деле более важен для обработки речи, чем считалось ранее.

Моторная кора

Чтобы говорить четко, вы должны двигать мышцами рта, языка и горла. Здесь в игру вступает моторная кора.

Расположенная в лобной доле, моторная кора получает информацию из области Брока и сообщает мышцам вашего лица, рта, языка, губ и горла, как двигаться, чтобы сформировать речь.

Что произойдет, если одна или несколько из этих частей будут повреждены, повреждены или ненормальны?

Если у вас есть проблемы с речью или пониманием речи, это состояние называется афазией. Если у вас есть проблемы с составлением правильных движений мышц, необходимых для воспроизведения речи, это состояние называется апраксией.

Как афазия, так и апраксия чаще всего вызываются инсультом или травмой головного мозга, обычно при поражении левой половины мозга. Другими менее распространенными причинами являются опухоли головного мозга и инфекции.

Симптомы афазии или апраксии зависят от локализации повреждения в головном мозге и тяжести повреждения. К этим симптомам относятся:

Медленная речь или невнятная речь

Если зона Брока повреждена, человеку может быть трудно произносить звуки речи или он может говорить очень медленно и невнятно. Речь часто ограничивается короткими предложениями, состоящими менее чем из четырех слов. Это называется афазией Брока или неплавной афазией.

Другая причина – инсульт или травма повреждают области мозга, контролирующие движения мышц рта или языка.

Говорить длинными и бессмысленными предложениями

Повреждение области Вернике может привести к тому, что кто-то будет придумывать бессмысленные слова или говорить длинными бессмысленными предложениями. Человек также может не осознавать, что другие не могут его понять. Это называется афазией Вернике или беглой афазией.

Невозможность повторить только что услышанные слова

При повреждении дугообразного пучка нервов, соединяющего зону Брока и зону Вернике, человек может быть не в состоянии повторить ранее услышанную речь. Это называется проводниковой афазией.

Общая неспособность говорить и понимать язык

Распространенное поражение языковых центров мозга может привести к глобальной афазии. Людям с глобальной афазией будет чрезвычайно трудно выражать и понимать язык.

Люди с нейродегенеративными заболеваниями, такими как болезнь Альцгеймера, часто медленно теряют речь с течением времени. Это называется первичной прогрессирующей афазией (ППА).

PPA не является болезнью Альцгеймера, но может быть симптомом болезни Альцгеймера. PPA также может быть изолированным заболеванием без других симптомов болезни Альцгеймера. Некоторые люди с ППА имеют нормальную память и могут продолжать заниматься досугом, а иногда даже работать.

В отличие от афазии, возникающей в результате инсульта или травмы головного мозга, ППА возникает в результате медленного ухудшения состояния одной или нескольких областей мозга, участвующих в речи и языке.

Речь зависит от активации нескольких областей мозга, работающих совместно.

Зона Брока и зона Вернике считаются основными компонентами мозга, участвующими в речи, но другие части мозга также играют важную роль в координации мышц рта при произнесении слов. У большинства людей деятельность мозга, связанная с речью, происходит в левом полушарии мозга.

Повреждение или травма любой из этих частей может привести к проблемам с речью, известным как афазия или апраксия. Логопедическая терапия часто помогает людям с такими заболеваниями. Хотя восстановление полных речевых способностей после повреждения головного мозга не всегда возможно, улучшения возможны.

Мысленные группы и паузы

Мысленные группы — это еще один аспект разговорного английского ритма, который может оказать благотворное влияние на вашу разборчивость. Группы мыслей позволяют вам организовать свою речь в группы слов, составляющих единую идею (Grant, 2010). Они помогают вашим слушателям лучше понять информацию в вашей речи, организуя ваши идеи в понятные «пакеты», которые легко обрабатывать (Grant, 2010).

Послушайте следующие примеры. В первом предложении не используются мыслительные группы, а во втором:

Единственное, что меня интересует, это завершить этот проект вовремя.
Единственное, что меня интересует, это завершить этот проект вовремя.

Второе предложение разделено на две мыслительные группы с очень короткой паузой между ними. Каждая мыслительная группа в английском языке также имеет одно ключевое слово из , , которое обычно является последним содержательным словом в мыслительной группе. Фокусное слово обычно имеет большее ударение по сравнению с другими словами в предложении. Фокусное слово в первой группе идей выше — 9.0191 заинтересован ; во второй мыслительной группе ключевое слово — раз . (Примечание: иногда мыслительные группы могут содержать только одно слово, как в этом примере.)

Сначала , проверьте , чтобы убедиться , что ваш ремень безопасности застегнут .

Предложение выше содержит 3 мыслительные группы и 3 фокусных слова.

Группы мыслей могут быть особенно полезны в презентациях, речах, дебатах и ​​других полуподготовленных публичных выступлениях, но создание групп мыслей улучшит вашу разборчивость как в разговорной, так и в формальной речи.

Поначалу может быть непросто определить границы мыслительных групп. Если вы когда-либо читали текст вслух, вы, вероятно, замечали, как определенные типы знаков препинания (запятые, точки с запятой, кавычки и т. д.) могут разделять мыслительные группы. Однако группы мыслей не всегда разделяются знаками препинания (как в предложении Единственное, что меня интересует, — это вовремя завершить этот проект. ). Кроме того, не каждое предложение всегда будет записано! Мыслительные группы — это качества речи, которые переносятся на письме с помощью знаков препинания.

Наконец, имейте в виду, что одно предложение может быть разделено на разные мыслительные группы, что повлияет на его смысл. Рассмотрим этот глупый пример:

Женщина без своего мужчины ничто.

Что означает это предложение? В зависимости от того, как вы разделите мыслительные группы, смысл может измениться (в данном случае очень резко).

Женщина / без ее / мужчина ничего .
Женщина без нее Мужчина / ничего .

Как показывает этот пример, мыслительные группы — это инструмент, который поможет вам четко передать смысл, а не то, что вам нужно «найти» в каждом предложении, которое вы хотите сказать. Разные ораторы могут и используют мыслительные группы по-разному.

Практика 1

Посмотрите на следующие предложения и определите (1) наиболее вероятные границы мыслительных групп и (2) ключевое слово в каждой мыслительной группе. Затем нажмите кнопку, чтобы прослушать и сравнить со своими прогнозами.

1. Первым пунктом нашей повестки дня является проблема парковки.
2. Хочу представить свою жену Ниту.
3. Если вы позаботитесь о счетах, я проведу собрание.
4. Генеральный директор Microsoft Билл Гейтс начал благотворительную деятельность по борьбе с бедностью.
5. Мой новый телефон барахлит, не могли бы вы вместо этого написать мне по электронной почте?

Нажмите для ответа

1. Первый пункт / в нашей повестке дня / должен быть адресован парковка .
2. Я хотел бы представить мою жену / Ниту .
3. Если вы позаботитесь о учетных записях / я проведу встречу .
4. Генеральный директор Microsoft Билл Гейтс /запустил благотворительную благотворительную организацию / для борьбы с бедностью .
5. Мой новый телефон работает с по / не могли бы вы написать мне вместо ?

---

Практика 2

Прослушайте следующие фразы и выберите ответ, который лучше всего описывает смысл предложения. Обратите внимание на границы мыслительных групп, которые помогут вам в этом!

1. В этом классе были двухчасовые тесты.
   • Курс состоял из тестов, которые длились два часа.
   • Курс состоял из двух тестов по часу каждый.

   Нажмите для ответа

   Курс состоял из двух часовых тестов каждый.

---

2. Британцы оставили вафли на Фолклендских островах.
   • Левая политическая партия Великобритании не уверена в Фолклендских островах.
   • Британцы разместили продукты для завтрака на берегу Фолклендских островов.

   Нажмите для ответа

   Левая политическая партия Великобритании не уверена в Фолклендских островах.

---

Практика 3

Давайте потренируемся слушать и наблюдать мыслительные группы в действии. Ниже приведен отрывок из выступления писательницы Чимаманды Нгози Адичи на TED под названием «Опасность одной истории». Это отличный пример того, как говорящий выбирает границы своей группы мыслей для достижения конкретных коммуникативных целей. Как упоминалось ранее, публичное выступление — это контекст, в котором правильное, вдумчивое использование мыслительных групп в значительной степени улучшает вашу разборчивость.

Прослушайте видео, пока вы читаете текст ниже, и отметьте, где, по вашему мнению, Адичи разделяет свои мыслительные группы. Затем нажмите, чтобы увидеть наши ответы.

Я рассказчик, и я хотел бы рассказать вам несколько личных историй о том, что я люблю называть опасностью одной истории Я вырос в университетском городке на востоке Нигерии, моя мать говорит, что я начал читать в возраст двух лет, хотя я думаю, что четыре года, вероятно, близок к истине, поэтому я был ранним читателем, и то, что я читал, было британскими и американскими детскими книгами. с рисунками мелками , которые моя бедная мама была обязана читать я писал именно те истории, которые читал, все мои персонажи были белыми и голубоглазыми они играли в снегу они ели яблоки и много говорили о погоде как это прекрасно что сейчас вышло солнце это несмотря на то, что я жил в Нигерии я никогда не был за пределами Нигерии у нас не было снега мы ели манго и мы никогда не говорили о погоде, потому что в этом не было необходимости.

Нажмите здесь, чтобы получить ответ

Я рассказчик / и / я хотел бы рассказать вам несколько личных историй о / том, что я люблю называть опасностью / одной истории / я вырос в университетском городке / в восточной Нигерии / моя мать говорит, что я начал читать в возрасте двух лет / хотя я думаю, что четыре года, вероятно, близко к истине / поэтому я начал читать / и то, что я читал / были британскими и американскими детскими книгами / я был также ранний писатель / и когда я начал писать/примерно/в возрасте семи лет/ рассказы карандашом с иллюстрациями мелками, которые моя бедная мать была обязана читать /, я писал в точности такие рассказы, которые читал/все мои персонажи были белые / и голубоглазые / они играли в снегу / ели яблоки / и много говорили о погоде / как хорошо, что вышло солнце / теперь это несмотря на то / что я жил / в Нигерии / Я никогда не был за пределами Нигерии / у нас не было снега / мы ели манго / и мы говорил о погоде, потому что в этом не было необходимости/

---

Попробуйте другой. Ниже приведен отрывок из речи доктора Мартина Лютера Кинга-младшего «У меня есть мечта». Снова прослушайте отрывок выше, читая текст ниже, и отметьте, где, по вашему мнению, доктор Кинг разделяет свои мыслительные группы. Затем нажмите, чтобы увидеть наши ответы.

Итак, несмотря на то, что мы сталкиваемся с трудностями сегодняшнего и завтрашнего дня, у меня все еще есть мечта, это мечта, глубоко уходящая корнями в американскую мечту. У меня есть мечта, что однажды эта нация поднимется и воплотит в жизнь истинный смысл своего кредо «Мы считаем эти истины самоочевидными, что все люди созданы равными» У меня есть мечта, что однажды на красных холмах Джорджии сыновья бывших рабов и сыновья бывших рабовладельцев смогут сесть вместе за столом братства У меня есть мечта, что однажды даже штат Миссисипи, штат, изнуряющий жаром несправедливости, изнуряющий жаром угнетения, превратится в оазис свободы и справедливости. Я мечтаю, чтобы мои четыре маленькие дети когда-нибудь будут жить в стране, где о них будут судить не по цвету кожи, а по характеру. Сегодня у меня есть мечта!

Нажмите здесь, чтобы найти ответ

Итак, хотя / мы сталкиваемся с трудностями / сегодняшнего и завтрашнего дня / у меня все еще есть мечта / это мечта / глубоко укоренившаяся/ в американской мечте / у меня есть мечта / что однажды / эта нация поднимется / и воплотит в жизнь истинный смысл своей веры / «Мы считаем эти истины самоочевидными / что все люди созданы равными» У меня есть мечта / что однажды на красных холмах Джорджия / сыновья бывших рабов и сыновья бывших рабовладельцев / смогут вместе сесть за стол братства / у меня есть мечта / что однажды даже штат Миссисипи / штат, изнуряющий / жарой / несправедливость / изнемогая от жара угнетения / превратится / в оазис / свободы и справедливости У меня есть мечта / что мои четверо маленьких детей / однажды будут жить в нации / где их не будут судить по цвету по их шкуре / но по содержанию их характера / Я сегодня вижу сон!

---

Чем ты сейчас занимаешься?

Сначала , мы рекомендуем прослушать отрывки из известных речей или других видов публичных выступлений, чтобы понять, как опытные риторы используют мыслегруппы для стиля и эффекта.