Мышление и речь — Психологос
01 января 2000 г., 05:52
Когда-то мышление и речь могут существовать раздельно друг от друга. Так, у маленького ребенка может быть как речь (болтовня) без мышления, так и наглядно-действенное мышление без опоры на речь. Когда-то и взрослые люди болтают, не включая голову, а некоторые сложнейшие задачи ученые решают с помощью в первую очередь мышления, только позже оформляя уже найденное решение в речь — бывает все… Тем не менее, в своей развитой форме у взрослых и думающих людей речь осмысленна, а мышление опирается в первую очередь на речь. Мышление рождается с помощью языка, развивается с помощью языка и выражается в речи. Мышление и речь взаимно поддерживают друг друга.
Благодаря формулированию и закреплению в слове мысль не исчезает и не угасает, едва успев возникнуть. Она прочно фиксируется в речевой формулировке — устной или даже письменной. Поэтому всегда существует возможность снова вернуться к этой мысли, еще глубже ее продумать, проверить и в ходе рассуждения соотнести с другими мыслями.
Чем глубже и основательнее продумана та или иная мысль, тем более четко и ясно она выражается в словах, в устной и письменной речи: кто ясно мыслит, тот ясно излагает, четко выражает свои мысли в речи. И наоборот, чем больше совершенствуется, оттачивается словесная формулировка какой-то мысли, тем отчетливее и понятнее становится сама эта мысль.
Речь — помощник мышления
Когда ситуация для человека простая, когда его мышление с ней справляется легко, речь для мышления не нужна, мышление протекает без речи. «Подумал — сказал», «Взглянул — сформулировал» — речь оформляет только итоги мышления и в речевом сопровождении не нуждается. В более трудных ситуациях мышлению бывают нужны помощники, и одним из таких помощников является речь: внешняя или внутренняя.
Иногда речь сопровождает мышление не потому, что перед человеком встала трудная задача, а вследствие не вполне развитости самого процесса мышления. Менее развитое мышление течет вместе с речью, нуждаясь в ней как в необходимом средстве.
Для детей, для людей невысокого уровня культуры и для многих женщин характерно, что их мышление без речи невозможно, точнее — в сопровождении речи оно происходит более легко и привычно. Например, в процессе обычной жизни женщина начинает говорить только для того, чтобы понять саму себя, свои мысли и что она хочет сказать. Ей затруднительно сформулировать коротко тезис заранее: главную свою мысль она понимает только тогда, когда проговорила все, что в ней было.
Впрочем, мужчины также используют рассказ своих мыслей вслух, кому-либо, чтобы уточнить свои мысли и формулировки. Речь помогает самопониманию: пониманию выражаемого смысла. Формулируя свои размышления вслух, для других, человек тем самым формулирует их и для себя. Такое формулирование, закрепление, фиксирование мысли в словах означает членение мысли, помогает задержать внимание на различных моментах и частях этой мысли и способствует более глубокому пониманию. Благодаря этому и становится возможным развернутое, последовательное, систематическое рассуждение, т.
Кроме того, речь помогает выстраиванию правильного размышления и решению задач. Проговаривание (вначале проговаривание вслух, потом про себя, во внутренней речи) — распространенный прием для помощи мышлению, для его правильного выстраивания. Некоторые школьники и даже взрослые часто испытывают трудности в процессе решения задачи, пока не сформулируют свои рассуждения вслух. Четкое проговаривание, формулирование вслух определений, правил и производимых шагов облегчает решение задач.
Речь помогает и запоминанию мысли. Чтобы запомнить пришедшую мысль, очень полезно ее проговорить вслух. Когда вы ее проговорите и услышите от себя сами, вспомнить ее суть и основные формулировки будет проще.
- Мышление
- Речь
- Автор Н.И. Козлов
- +
Гость, 11 ноября 2013 г., 20:48
Спасибо, помогло очень.
Гость, 05 января 2014 г., 15:24
Спасибо, очень правильная статья, она мне помогла.
Гость, 18 октября 2016 г., 16:27
Здравствуйте. Спасибо за информацию, содержащуюся в статье. Тем не менее, возник один вопрос: в статье написано, что «для людей невысокого уровня культуры характерно, что их мышление без речи невозможно». Но ведь на самом деле так и получается, что мышление без речи не может существовать. Просто кто-то проговаривает мысли про себя, а кто-то вслух (как, например, женщины). И если человек думает молча, то это ещё не значит, что он при этом ничего про себя не говорит, потому что, по определению, мышление невозможно без слов. В таком случае, почему тогда «словесное мышление» характерно для людей невысокого уровня культуры? Спасибо.
Гость, 27 октября 2016 г., 14:23
На мой взгляд, автор комментария от «18 октября 2016 20:27:28» неверно понял содержание статьи и в связи с этим задал нелогичный вопрос. Я считаю, что в статье всё написано правильно, потому что подчёркивается, что не само по себе «словесное мышление» характерно для людей невысокого уровня культуры, а его постоянство и неразрывность с самим процессом мышления.
По общему правилу, «словесное мышление» используют в своей жизни все люди независимо от уровня культуры. Однако не все люди постоянно думают словами, так как развитый в достаточной степени ум человека способен переходить от словесного мышления к абстрактному, то есть несловесному. Люди с более развитым мышлением, имеющие высокий жизненный опыт и уровень знаний, способны понимать многие вещи без слов. [Продолжение в другом сообщении].
Гость, 28 октября 2016 г., 12:45
[Продолжение предыдущего сообщения] Но есть люди, которые обладают недостаточным жизненным опытом, знаниями и навыками, то есть для них любая задача является новой и поэтому они как будто бы изучают вопрос с нуля, таким образом проговаривая про себя каждое действие, чтобы не ошибиться. Также есть такие люди, которые не могут думать без слов не из-за отсутствия достаточных знаний, а из-за неразвитости мышления как такового, неспособного переходить на более высокий, абстрактный, «бессловесный» уровень понимая, поэтому таким людям всё время приходится проговаривать про себя всё то, что другому человеку понятно и без дополнительных комментариев.
1
ответ
Гость, 16 июня 2017 г., 15:56
Спасибо большое, очень много важных моментов. Благодарю!
Гость, 02 июня 2018 г., 11:36
БЛАГОДАРЮ СЕРДЕЧНО!
Гость, 07 апреля 2019 г., 11:53
Очень интересная и полезная статья. И очень простая.
2.3 Взаимосвязь мышления и речи. Развитие речи детей дошкольного возраста
Развитие речи детей дошкольного возраста
курсовая работа
Ребёнок рождается, не обладая мышлением. Познание окружающей действительности начинается с ощущения и восприятия отдельных конкретных предметов и явлений, образы которых сохраняются памятью.
На основе практического знакомства с действительностью, на основе непосредственного познания окружающего складывается у ребёнка мышление. Решающую роль в формировании мышления ребёнка играет развитие речи. Овладевая в процессе общения с окружающими людьми словами и грамматическими формами родного языка, ребёнок научается вместе с тем обобщать при помощи слова сходные явления, формулировать взаимоотношения, существующие между ними, рассуждает по поводу их особенностей и т. д.
Психологи (Л.С. Выготский, А.Н. Леонтьев, А.Р. Лурия, Л.И. Божович, П.Я. Гальперин) считают, что формирование мышления и речи происходит в процессе практической деятельности. Язык как средство общения людей — особый вид интеллектуальной деятельности.
Проблема взаимодействия речи и мышления всегда находилась в центре внимания психологических исследований. И здесь центральным моментом, по мнению Л.С. Выготского, является «отношение мысли к слову», так как с самых древних времён исследователи или отождествляли их, или полностью разъединяли.
Он анализировал учение Ж. Пиаже, который считал, что речь ребенка раннего возраста эгоцентрична: она не выполняет коммуникативных функций, не служит целям сообщения и ничего не изменяет в деятельности ребенка, а это является символом незрелости детского мышления. К 7-8 годам эгоцентрическая речь свертывается, а затем исчезает. Л.С. Выготский показал в своих исследованиях, что на основе эгоцентрической речи возникает внутренняя речь ребенка, являющаяся основой его мышления [14, c. 9].
В большинстве существующих в настоящее время подходов к периодизации этапов развития мышления принято считать, что начальный этап развития мышления человека связан с обобщениями. При этом первые обобщения ребенка неотделимы от практической деятельности, что находит свое выражение в одних и тех же действиях, которые он выполняет со сходными между собой предметами.
Слово всегда относится не к одному какому-нибудь отдельному предмету, но к целому классу предметов. В силу этого каждое слово представляет собой скрытое обобщение, всякое слово уже обобщает, и с психологической точки зрения значение слова, прежде всего, представляет собой обобщение.
Но обобщение, как это легко видеть, есть чрезвычайный словесный акт мысли, отражающий действительность совершенно иначе, чем она отражается в непосредственных ощущениях и восприятиях [15, c. 49]. Следующий этап развития ребенка связан с овладением им речью. Слова, которыми овладевает ребенок, являются для него опорой для обобщений. Они очень быстро приобретают для него общее значение и легко переносятся с одного предмета на другой. Однако в значения первых слов нередко входят только какие-то отдельные признаки предметов и явлений, которыми ребенок и руководствуется, относя слово к этим предметам. Вполне естественно, что существенный для ребенка признак на самом деле является далеко не существенным. Слово «яблоко» детьми часто сопоставляется со всеми круглыми предметами или со всеми предметами красного цвета.
На следующем этапе развития мышления ребенка он может назвать один и тот же предмет несколькими словами. Это явление наблюдается в возрасте около двух лет и свидетельствует о формировании такой умственной операции, как сравнение.
В дальнейшем на основе операции сравнения начинают развиваться индукция и дедукция, которые к трем — трем с половиной годам достигают уже достаточно высокого уровня развития.
Таким образом, существенной особенностью мышления ребенка является то, что его первые обобщения связаны с действием. Ребенок мыслит действуя. Другая характерная особенность детского мышления — его наглядность. Наглядность детского мышления проявляется в его конкретности. Ребенок мыслит, опираясь па единичные факты, которые ему известны и доступны из личного опыта или наблюдений за другими людьми. На вопрос «Почему нельзя пить сырую воду?» ребенок отвечает, опираясь на конкретный факт: «Один мальчик пил сырую воду и заболел».
В отличие от периода раннего детства, в дошкольном возрасте мышление опирается на представления. Ребенок может думать о том, что в данный момент он не воспринимает, но что он знает по своему прошлому опыту. Оперирование образами и представлениями делает мышление дошкольника внеситуативным, выходящим за пределы воспринимаемой ситуации, и значительно расширяет границы познания [11, c.
195]. Широкую известность приобрела теория развития интеллекта в детстве, предложенная Ж. Пиаже в рамках онтогенетического направления. Пиаже исходил из утверждения о том, что основные умственные операции имеют деятельностное происхождение. Поэтому не случайно теория развития мышления ребенка, предложенная Пиаже, получила название «операциональной». Операция, по мнению Пиаже, представляет собой внутреннее действие, продукт преобразования («интериоризации») внешнего предметного действия, скоординированного с другими действиями в единую систему, основными свойствами которой является обратимость (для каждой операции существует симметричная и противоположная операция). В развитии мыслительных операций у детей Пиаже выделял четыре стадии: стадия сенсомоторного интеллекта(1-2 года), стадия операционального мышления (2-7 лет), стадия конкретных операций с предметами (с 7-8 до 11-12 лет), стадия формальных операций (с 11-12 до 14-15 лет) [16].
Широкое распространение получила теория формирования и развития интеллектуальных операций, предложенная П.
Я. Гальпериным. В основу данной теории было положено представление о генетической зависимости между внутренними интеллектуальными операциями и внешними практическими действиями. П.Я.Гальперин считал, что развитие мышления на ранних этапах непосредственно связано с предметной деятельностью, с манипулированием предметами. Однако перевод внешних действий во внутренние с превращением их в определенные мыслительные операции происходит не сразу, а поэтапно.
Проблемой развития и формирования мышления занимались и другие известные отечественные ученые. Так, огромный вклад в изучение данной проблемы внес Л. С. Выготский, который совместно с Л. С. Сахаровым исследовал проблему формирования понятий. Связанная с сознанием в целом, речь человека включается в определенные взаимоотношения со всеми психическими процессами; но основным и определяющим для речи является ее отношение к мышлению. Поскольку речь является формой существования мысли, между речью и мышлением существует единство. Но это единство, а не тожество.
Равно неправомерны как установление тожества между речью и мышлением, так и представление о речи, как только внешней форме мысли [17, c. 394].
Весь процесс речи определяется и регулируется смысловыми отношениями между значениями слов. Мы иногда ищем и не находим слова или выражения для уже имеющейся и еще словесно не оформленной мысли; мы часто чувствуем, что сказанное нами не выражает того, что мы думаем. Поэтому речь не совокупность реакций, совершающихся по методу проб и ошибок или условных рефлексов: она — интеллектуальная операция. Нельзя свести мышление к речи и установить между ними тожество, потому что речь существует как речь лишь благодаря своему отношению к мышлению. Нельзя и отрывать мышление и речь друг от друга. Речь, слово служат не только для того, чтобы выразить, вынести во вне, передать другому уже готовую без речи мысль. В речи мы формулируем мысль, а, формулируя ее, мы ее формируем. Создавая речевую форму, мышление само формируется. Мышление и речь, не отожествляясь, включаются в единство одного процесса.
Мышление в речи не только выражается, но по большей части оно в речи и совершается.
Наличие единства и отсутствие тожества между мышлением и речью явственно выступают в процессе воспроизведения. Воспроизведение отвлеченных мыслей отливается обычно в словесную форму, которая оказывает, как установлено в ряде исследований, значительное, иногда положительное, иногда — при ошибочности первоначального воспроизведения — тормозящее влияние на запоминание мысли. Вместе с тем запоминание мысли, смыслового содержания в значительной мере независимо от словесной формы. Память на мысли прочнее, чем память на слова, и очень часто бывает так, что мысль сохраняется, а словесная форма, в которую она была первоначально облечена, выпадает и заменяется новой. Бывает и обратное — так, что словесная формулировка сохранилась в памяти, а ее смысловое содержание как бы выветрилось; очевидно, речевая словесная форма сама по себе еще не есть мысль, хотя она и может помочь восстановить ее. Эти факты убедительно подтверждают в чисто психологическом плане то положение, что единство мышления и речи не может быть истолковано как их тожество.
Утверждение о несводимости мышления к речи относится не только к внешней, но и к внутренней речи. Встречающееся в литературе отожествление мышления и внутренней речи несостоятельно. Оно, очевидно, исходит из того, что к речи в ее отличие от мышления относится только звуковой, фонетический материал. Поэтому там, где, как это имеет место во внутренней речи, звуковой компонент речи отпадает, в ней не усматривают ничего, помимо мыслительного содержания. Это неправильно, потому что специфичность речи вовсе не сводится к наличию в ней звукового материала. Она заключается прежде всего в ее грамматической — синтаксической и стилистической — структуре, в ее специфической речевой технике. Такую структуру и технику, притом своеобразную, отражающую структуру внешней, громкой речи и вместе с тем отличную от нее, имеет и внутренняя речь. Поэтому и внутренняя речь не сводится к мышлению, и мышление не сводится к ней [17, c. 396]. Итак:
Взаимосвязь мышления и речи в работах А.Н. Леонтьева — Шпаргалка
А.
Н. Леонтьев отмечал, что в ходе развития познавательных действий изменяется также обобщение, которое возникает как субъективный продукт действия и, вместе с тем, как то, что дальше участвует в этом процессе, управляет им или, можно даже сказать, движется в этом процессе. Психологическое, субъективное основание этого преобразования, самого развертывания действия, течения этого познавательного действия, то есть действия мышления, можно найти в психическом отражении в форме значения, т.е. субстратом мышления как субстратом сознания является значение. Основанием, которое позволяет произойти трансформации внешних познавательных действий во внутренние познавательные действия, является значение, то есть языковое, словесное понятие. Таким образом, с этой стороны мышление выступает как движение значений, как действия со значениями, иначе говоря, с понятиями. Не с чувственными образами, а со словесными понятиями-значениями. Субстрат мышления и субстрат сознания совпадают – это язык. Поэтому, когда говорят о мышлении, то говорят о речевом мышлении.
Процесс мышления, даже отделяясь от своих непосредственно практических эффектов, становясь процессом движения значений, на первых этапах развития необходимо сохраняет внешнюю форму. В том смысле, что субстрат этого процесса, речь, сохраняет внешнюю форму своего существования.
Если познавательный процесс протекает в условиях уже начавшегося или уже совершившегося перехода от интер- к интрапсихологической своей форме, то есть от непосредственной разделенности между двумя людьми к самостоятельному выполнению, то можно задать вопрос: внешняя форма речи, языка необходимо сохраняется или она может не сохраниться? Это говорящее мышление, эта речь или это речемыслие может сделаться беззвучной, она может потерять свою внешнюю отчетливую артикулированность и может не выражаться в колебаниях воздуха.
Очень часто говорят, помимо беззвучной речи, о внутренней речи, которая как бы утрачивает свою первоначальную развернутую форму. Она становится непохожей по своей форме на ту речь, которая является громкой. Она сокращается, она теряет, как правило, свои субъектные моменты. Высказывается в речи не то, что имеется в виду, а то, что об этом имеющемся в виду говорится.
Взаимосвязь мышления и речи в работах П.Я. Гальперина
П.Я. Гальперин указывал на то, что формирование умственного действия проходит пять этапов. Первый из них он назвал составлением „проекта действия“ – его ориентировочной основы, которой в дальнейшем ученик руководствуется при его выполнении. На втором этапе образуется материальная (или материализованная) форма этого действия – его первая реальная форма у данного ученика. На третьем этапе действие отрывается от вещей (или их материальных изображений) и переносится в план громкой, диалогической речи. На четвертом этапе действие выполняется путем беззвучного проговаривания про себя, но с четким словесно-понятийным его расчленением.
Это действие в плане „внешней речи про себя на следующем этапе становится автоматическим процессом и вследствие этого именно в своей речевой части уходит из сознания; речевой процесс становится скрытым и в полном смысле внутренним.
По мнению П.Я.Гальперина, речь участвует на всех этапах формирования умственного действия по-разному. На первых двух этапах, „перед лицом вещей“ и материального действия, она служит только системой указаний на материальную действительность. Впитав в себя опыт последней, речь на трех дальнейших этапах становится единственной основой действия, выполняемого только в сознании. Однако и на каждом из них она образует, особый вид речи. Действие в плане „громкой речи без предметов“ образуется под контролем другого человека и прежде всего как сообщение ему об этом действии. Для того, кто учится его выполнять, это означает формирование объективно-общественного сознания данного действия, отлитого в установленные формы научного языка, – формирование объективно-общественного мышления о действии.
Таким образом, на первом собственно речевом этапе мышление и сообщение составляют неразделимые стороны единого процесса совместного теоретического действия. Затем это „действие в речи без предметов“ начинают выполнять про себя, беззвучно; в результате получается „внешняя речь про себя“. Она и здесь является сначала обращением к воображаемому собеседнику, однако по мере освоения действия в этой новой форме воображаемый контроль другого человека все более отходит на задний план, а момент умственного преобразования исходного материала, т.е. собственно мышление, все более становится главенствующим. Как и на всех этапах, действие во „внешней речи про себя“ осваивается, с разных сторон: на разном материале, в разном речевом выражении, с разной полнотой составляющих действие операций. Постепенно человек переходит ко все более сокращенным формам действия и, наконец, к его наиболее сокращенной форме – к действию по формуле, когда от действия остается, собственно, только переход от исходных данных к результату, известному по прошлому опыту.
Автор также указывал, что для исследования скрытого речевого мышления изучение умственных действий в процессе их формирования открывает новые методические возможности. В общих чертах они сводятся к двум приемам, с помощью которых мы планомерно управляем ходом этого процесса. Это – систематическое изменение условий, при которых предлагается выполнить действие, и систематическое выяснение условий, благодаря которым оно становится возможно. Система, о которой в обоих случаях идет речь, определяется последовательностью основных свойств действия, его параметров, а внутри каждого из них – их показателей. Опираясь на знание этой последовательности, строится умственное действие, обладающее определенными свойствами, которые оно проявляет в четко определенных условиях.
Взаимосвязь мышления и речи в работах С.Л. Рубинштейна
Связанная с сознанием в целом, речь человека включается в определенные взаимоотношения со всеми психическими процессами; но основным и определяющим для речи является ее отношение к мышлению.
С.Л. Рубинштейн обращал внимание на то, что поскольку речь является формой существования мысли, между речью и мышлением существует единство. Но это единство, а не тожество. Равно неправомерны как установление тожества между речью и мышлением, так и представление о речи как только внешней форме мысли.
Автор подчёркивал, что нельзя отрывать мышление и речь друг от друга. Речь, по его мнению, не просто внешняя одежда мысли, которую она сбрасывает или одевает, не изменяя этим своего существа. Речь, слово служат не только для того, чтобы выразить, вынести во вне, передать другому уже готовую без речи мысль. В речи формулируется мысль, но, формулируя ее, мы ее и формируем. Речь нечто большее, чем внешнее орудие мысли; она включается в самый процесс мышления как форма, связанная с его содержанием. Создавая речевую форму, мышление само формируется. Мышление и речь, не отожествляясь, включаются в единство одного процесса. Мышление в речи не только выражается, но по большей части оно в речи и совершается.
В тех случаях, когда мышление совершается в основном не в форме речи в специфическом смысле слова, а в форме образов, эти образы по существу выполняют в мышлении функцию речи, поскольку их чувственное содержание функционирует в мышлении в качестве носителя его смыслового содержания. Вот почему можно сказать, что мышление вообще невозможно без речи: его смысловое содержание всегда имеет чувственного носителя, более или менее переработанного и преображенного его семантическим содержанием.
В самой мысли в момент ее зарождения в сознании индивида часто переживание ее смысла для данного индивида преобладает над оформленным значением ее объективного значения. Сформулировать свою мысль, т.е. выразить ее через обобщенные безличные значения языка, по существу означает как бы перевести ее в новый план объективного знания и, соотнеся свою индивидуальную личную мысль с фиксированными в языке формами общественной мысли, прийти к осознанию ее объективированного значения.
С.Л. Рубинштейн отмечал, что как форма и содержание, речь и мышление связаны сложными и часто противоречивыми соотношениями.
Речь имеет свою структуру, не совпадающую со структурой мышления: грамматика выражает структуру речи, логика – структуру мышления; они не тожественны.
Внимание!
Если вам нужна помощь в написании работы, то рекомендуем обратиться к профессионалам. Более 70 000 авторов готовы помочь вам прямо сейчас. Бесплатные корректировки и доработки. Узнайте стоимость своей работы.
Расчет стоимостиГарантииОтзывы
Наличие единства и отсутствие тожества между мышлением и речью явственно выступают в процессе воспроизведения. Воспроизведение отвлеченных мыслей отливается обычно в словесную форму, которая оказывает значительное, иногда положительное, иногда тормозящее влияние на запоминание мысли. Вместе с тем запоминание мысли, смыслового содержания в значительной мере независимо от словесной формы.
Утверждение о несводимости мышления к речи относится не только к внешней, но и к внутренней речи.
Встречающееся в литературе отожествление мышления и внутренней речи, по мнению С.Л. Рубинштейна, несостоятельно. Оно, очевидно, исходит из того, что к речи в ее отличие от мышления относится только звуковой, фонетический материал. Поэтому там, где, как это имеет место во внутренней речи, звуковой компонент речи отпадает, в ней не усматривают ничего, помимо мыслительного содержания. Это неправильно, потому что специфичность речи вовсе не сводится к наличию в ней звукового материала. Она заключается прежде всего в ее грамматической структуре, в ее специфической речевой технике. Такую структуру и технику, притом своеобразную, отражающую структуру внешней, громкой речи и вместе с тем отличную от нее, имеет и внутренняя речь. Поэтому и внутренняя речь не сводится к мышлению, и мышление не сводится к ней.
Поможем написать любую работу на аналогичную тему
Реферат
Взаимосвязь мышления и речи в работах А.
Н. ЛеонтьеваОт 250 руб
Контрольная работа
Взаимосвязь мышления и речи в работах А.Н. Леонтьева
От 250 руб
Курсовая работа
Взаимосвязь мышления и речи в работах А.Н. Леонтьева
От 700 руб
Н. ЛеонтьеваПолучить выполненную работу или консультацию специалиста по вашему учебному проекту
Узнать стоимость
Как язык, на котором вы говорите, влияет на то, как вы думаете
Молчание — это язык Бога, все остальное — плохой перевод. — Руми
Источник: Pixabay
[Статья изменена 24 ноября 2020 г.]
Время тихо вздохнуло, когда ветер пронесся сквозь ивы.
Для общения не требуется язык, и многие животные эффективно общаются другими средствами. Однако язык тесно связан с символизмом, а значит, с концептуальным мышлением, решением проблем и творчеством. Эти уникальные качества делают нас наиболее приспосабливаемыми из всех животных и позволяют нам заниматься весьма абстрактными занятиями, такими как философия, искусство и наука, которые определяют нас как людей.
Вот мысленный эксперимент. Представьте, каково было бы жить без языка — не без способности говорить, а без самого языка. Если бы у вас был выбор, вы бы предпочли потерять зрение или способность говорить? Вероятно, вы впервые сталкиваетесь с этим вопросом: способность к языку настолько фундаментальна для того, что значит быть человеком, что, в отличие от способности зрения, мы принимаем ее как должное. «Обезьяны, — пошутил Кеннет Грэм, — очень разумно воздерживаются от речи, чтобы не оказаться настроенными зарабатывать себе на жизнь» 9.0003
Если риторика, красота языка, может так согнуть нас, как насчет самого языка? Другими словами, как язык, на котором вы говорите, влияет на то, как вы думаете? Явная цель языка состоит в том, чтобы передавать мысли от одного разума к другому.
Язык представляет мысль, это точно, но определяет ли он мысль?
Витгенштейн писал, что «границы моего языка означают границы моего мира». Если принять за чистую монету, это кажется слишком сильным заявлением. В мире насчитывается более 7000 языков, причем, по некоторым оценкам, один из них вымирает каждые две недели или около того. Количество основных терминов, обозначающих цвет, довольно значительно варьируется от одного языка к другому. Дани, на котором говорят в Новой Гвинее, и басса, на котором говорят в Либерии и Сьерра-Леоне, имеют не более двух цветовых терминов, один для темных/холодных цветов, а другой для светлых/теплых цветов. Но, очевидно, носители дани и бассы способны воспринимать и думать не только о двух цветах.
Более тонко, нет английского эквивалента для немецкого слова Sehnsucht , которое обозначает неудовлетворенность реальностью и стремление к более богатому, «более реальному» идеалу. Но, несмотря на отсутствие слова, американский поэт Уолт Уитмен (умер в 1892 г.
) смог очень успешно вызвать в воображении как концепцию, так и эмоцию: Это сон? Нет, но отсутствие его — сон, А если нет, то знания жизни и богатство — сон, И весь мир — сон.
В английском языке есть слово для детей, потерявших родителей («сирота»), и слово для людей, потерявших супруга («вдова» или «вдовец»), но нет слова для родителей, потерявших родителей. ребенок. Это может означать, что родители, потерявшие ребенка, реже приходят нам на ум, но не то, что они не могут войти в наш разум или что мы не можем их представить. Мы часто думаем или вспоминаем то, что невозможно выразить словами, например, запах и вкус манго, пение птиц на рассвете, очертания лица возлюбленного или другую часть его анатомии. У животных и доязыковых младенцев наверняка есть мысли, даже если у них нет языка.
Если язык не определяет мысль, то как он взаимодействует с мыслью? В русском, греческом и многих других языках есть два слова для обозначения синего, одно для более светлых оттенков, а другое для более темных оттенков: голубой и синий в русском языке и галацио и бле в греческом языке.
Исследование показало, что по сравнению с носителями английского языка русскоязычные быстрее различали оттенки голубой и синий , но не оттенки 9.0019 голубой или оттенки синий . И наоборот, другое исследование показало, что носители греческого языка, которые долгое время жили в Великобритании, считают ghalazio и ble более похожими, чем носители греческого языка, живущие в Греции. Создавая категории, разделяя мир, язык поддерживает и улучшает познание.
В отличие от современного греческого, в древнегреческом, как и во многих других древних языках, нет специального слова для синего, поэтому Гомер говорит о «винно-темном море». Но у древних греков было несколько слов для обозначения «любви», в том числе philia , eros , storge и agape , каждый из которых относится к разным типам или концепциям любви, соответственно, к дружбе, сексуальной любви, семейной любви и универсальной или благотворительной любви.
Это означает, что древние греки могли более точно говорить о любви, но означает ли это также, что они могли более точно думать о любви и, как следствие, вести более наполненную любовную жизнь? Или, возможно, у них было больше слов для любви, потому что они вели более полноценную любовную жизнь, или, говоря более прозаически, потому что их культура и общество уделяли больше внимания различным связям, которые могут существовать между людьми, а также различным обязанностям и ожиданиям. которые посещают или посещают эти облигации.
Философы и ученые иногда составляют слова, чтобы помочь им говорить и думать о проблеме. В Федре Платон придумал слово психагогия , искусство вести души, обсуждая риторику, что, как выясняется, является другим словом, изобретенным им. В каждой области человеческой деятельности неизменно развивается свой собственный специализированный жаргон. Между языком и мыслью, по-видимому, существует важная связь: я часто говорю — или пишу, как делаю сейчас, — чтобы определить или уточнить свое мышление по определенной теме, а язык — это строительные леса, с помощью которых я прихожу к своим более тонким или синкретические мысли.
Хотя мы говорим о мертвых языках, вас может удивить тот факт, что в латыни нет прямого перевода слов «да» и «нет». Вместо этого человек либо повторяет глагол в вопросе (утвердительно или отрицательно), либо выражает свое отношение к истинности предложения с помощью таких наречий, как certe , fortasse , nimirum , plane , vero . , etiam , sane , minime … Это, возможно, привело к более тонкому мышлению, а также к большему межличностному взаимодействию, хотя это, должно быть, было кошмаром для подростков — если они вообще были подростками в те дни.
Как я утверждаю в своей новой книге Сверхразумность: мышление за пределами мышления , большая часть специфики языка внелексическая, встроенная в синтаксис и грамматику языка и практически невидимая для носителей языка. Английский язык, например, ограничивает использование настоящего совершенного времени («был», «прочитал») субъектами, которые все еще живы, отмечая резкое грамматическое разделение между живыми и мертвыми и, соответственно, между жизнью.
и смерть. Но, конечно же, как носитель английского языка, вы это уже знали или, по крайней мере, подсознательно. Язык полон встроенных предположений и предрассудков такого рода. Вот еще один, более существенный пример. Описывая случайные события, носители английского языка склонны подчеркивать агента («я выстрелил из пистолета») больше, чем, скажем, носители испанского или японского языков, которые предпочитают не упоминать агента («пистолет выстрелил»). Одно исследование показало, что в результате носители английского языка с большей вероятностью помнят агентов случайных событий и, как я полагаю, возлагают на них вину.
Некоторые языки кажутся более эгоцентричными, чем другие. Многие языки отказываются от явного использования личного местоимения, которое вместо этого встроено в глагол. Например, «я хочу» по-испански — это просто quiero . Английский, напротив, требует явного использования личного местоимения во всех случаях, как и французский. Более того, говорящие по-французски часто дублируют личное местоимение первого лица, например, Moi, je pense que… [Я, я думаю, что] с ударением на moi 9.
0020 . Иногда они также дублируются на других личных местоимениях, Et toi, qu’en penses-tu? [А ты что об этом думаешь?]. Но удвоение личного местоимения первого лица встречается гораздо чаще: Bon aller, moi j’en ai marre [Как бы то ни было, я сыт по горло мной]. Это удвоение, этот плеоназм свойствен скорее устному, чем письменному слову, и, в зависимости от контекста, может служить для подчеркивания или просто для признания различия во мнениях. Эквивалентные формы в английском языке более натянуты и малопонятны и используются реже, например: «Ну, что касается меня, я думаю, что…». Удвоение во французском личном местоимении первого лица, кажется, добавляет драматизма разговору. , как если бы говорящая разыгрывала свою собственную роль или подыгрывала своей инаковости и обособленности.
В английском языке глаголы выражают время, то есть время относительно момента речи. В турецком языке они также выражают источник информации (эвиденциальность), то есть была ли информация получена непосредственно через чувственное восприятие или только косвенно, путем свидетельских показаний или умозаключений.
В русском языке глаголы содержат информацию о завершении, при этом (немного упрощая) вид совершенного вида используется для завершенных действий, а вид несовершенного вида — для текущих или привычных действий. Испанский, с другой стороны, подчеркивает модусы бытия с двумя глаголами, обозначающими «быть» — 9.0019 ser для обозначения постоянных или длительных атрибутов и estar для обозначения временных состояний и местоположений. Как и во многих языках, в испанском есть более одного способа обращения от второго лица: tú для близких и социальных низших лиц, и used для незнакомцев и социальных вышестоящих, что эквивалентно tu и vous во французском языке и tu. и леев на итальянском языке. Раньше подобное различие существовало в английском языке, где «ты» использовалось для выражения близости, фамильярности или откровенной грубости, но из-за того, что оно архаично, многие люди теперь считают его более формальным, чем «ты»: Могу ли я сравнить тебя с летним днем? Ты милее и сдержаннее… Само собой разумеется, что по сравнению с англоговорящими туркоязычные должны уделять больше внимания доказательности, русскоязычные — завершенности, а испаноговорящие — способам бытия и социальным отношениям.
По словам лингвиста Романа Якобсона (умер в 1982 г.), «языки существенно различаются тем, что они должны передавать, а не тем, что они могут передавать».
Во многих языках существительные делятся на мужские и женские. В немецком языке есть третий, нейтральный класс существительных. В дайрибале, языке аборигенов, есть четыре класса существительных, в том числе один для женщин, воды, огня, насилия и исключительных животных — или, как выразился Джордж Лакофф, «женщины, огонь и опасные вещи». Исследователи попросили носителей немецкого и испанского языков описать объекты противоположного пола на немецком и испанском языках и обнаружили, что их описания соответствовали гендерным стереотипам, даже когда тестирование проводилось на английском языке. Например, тевтофоны имели тенденцию описывать мосты (женский род в немецком языке, die Brücke ) красивым, элегантным, хрупким, мирным, симпатичным и стройным, в то время как испаноязычные люди склонны описывать мосты (мужской род по-испански, el puente ) как большие, опасные, длинные, прочные, прочные и возвышающиеся.
Другое исследование, посвященное олицетворению в искусстве абстрактных понятий, таких как любовь, справедливость и время, показало, что в 78% случаев пол понятия в языке художника предсказывает пол олицетворения, и что эта закономерность даже для необычных аллегорий, таких как геометрия, необходимость и молчание. По сравнению с французским или испанским художником, немецкий художник гораздо чаще рисует смерть [9].0019 der Tod , la mort , la muerte ] или победа [ der Sieg , la victoire , la victoria ] как человек — хотя все художники, или, по крайней мере, тяготеют ко всем европейским художникам изобразить смерть в виде скелета. Таким образом, грамматика, по-видимому, может прямо и радикально влиять на мышление, восприятие и действие.
Часто говорят, что, приуменьшая их значение, язык увековечивает предубеждения против женщин. Например, многие англоязычные писатели продолжают использовать «mankind», чтобы говорить о человечестве, и «he» вместо «он или она».
Точно так же во многих языках местоимения мужского рода во множественном числе используются для обозначения групп людей, в которых есть хотя бы один мужчина. Если 100 женщин появляются с ребенком в коляске, и у этого ребенка оказывается пенис, французская грамматика диктует использование мужского рода множественного числа ils: ils sont Arrivés , ‘они прибыли’.
Язык меняется по мере изменения отношения, и иногда политики, группы давления и другие пытаются изменить язык, чтобы изменить отношение, но в целом язык или, по крайней мере, грамматика служат для сохранения статус-кво, кристаллизации и увековечить порядок и культуру, которые породили его.
Язык тоже состоит из всевозможных метафор. В английском и шведском языках люди склонны говорить о времени с точки зрения расстояния: «Я ненадолго»; ‘посмотрим на погоду на неделю вперед’; «его пьянство, наконец, настигло его». Но в испанском или греческом люди склонны говорить о времени с точки зрения размера или объема — например, в испанском языке hacemos una pequeña pausa [сделаем небольшой перерыв] вместо corta pausa [короткий перерыв].
В более общем смысле mucho tiempo [много времени] предпочтительнее largo tiempo [долгое время], а в греческом языке от poli ora до makry kroniko diastima . И угадайте, что… Согласно исследованию двуязычных носителей испанского и шведского языков, язык, используемый для оценки продолжительности событий, изменяет восприятие говорящим относительного течения времени.
Но в целом, за немногими исключениями, европейские языки и даже индоевропейские языки не сильно отличаются друг от друга. Напротив, говоря о пространстве, носители куук таайорре, языка аборигенов, используют 16 слов для обозначения абсолютных сторон света вместо относительных ссылок, таких как «прямо перед вами», «справа» и «там». В результате даже их дети всегда знают точное направление, в котором они смотрят. Когда носителей английского языка просят расположить последовательность карточек с картинками во временном порядке, они располагают карточки слева направо, тогда как носители иврита или арабского языка, как правило, располагают их справа налево.
Но носители Kuuk Thaayorre последовательно располагают их с востока на запад, то есть слева направо, если они смотрят на юг, и справа налево, если они смотрят на север. Думая по-разному о пространстве, они, похоже, по-разному думают и о времени.
Язык может не определять мышление, но он фокусирует восприятие и внимание на отдельных аспектах реальности, структурирует и тем самым усиливает познавательные процессы и даже в некоторой степени регулирует социальные отношения. Наш язык отражает и в то же время формирует наши мысли и, в конечном счете, нашу культуру, которая, в свою очередь, формирует наши мысли и язык. В английском языке нет эквивалента португальскому слову saudade , которое относится к любви и тоске по кому-то или чему-то, что было утрачено и никогда не может быть восстановлено. Рост saudade совпал с упадком Португалии и тягой к ее имперскому расцвету, иеной настолько сильной и горькой, что она вписала себя в национальный гимн: Levantai hoje de novo o esplendor de Portugal [Давайте еще раз поднимем великолепие Португалии].
Три нити языка, мышления и культуры настолько тесно переплетены, что их невозможно разделить.
Говорят, что когда умирает старик, библиотека сгорает дотла. Но когда умирает язык, в море рушится целый мир.
См. мою статью по теме «За пределами слов: преимущества двуязычия».
Язык и мышление | Лингвистическое общество Америки
Бернар Комри
Никто не будет спорить с утверждением, что язык и мышление взаимодействуют многими важными способами. Однако существуют большие разногласия по поводу утверждения о том, что каждый конкретный язык по-своему влияет на мысли и действия его носителей. С одной стороны, любого, кто выучил более одного языка, поражает множество способов, которыми языки отличаются друг от друга. Но, с другой стороны, мы ожидаем, что у людей повсюду будут одинаковые способы восприятия мира.
Сравнение разных языков может привести к тому, что вы обратите внимание на «универсалии» — то, чем все языки похожи, и на «особенности» — то, чем каждый отдельный язык или тип языка является особенным, даже уникальным .
Лингвисты и другие социологи, интересующиеся универсалиями, сформулировали теории для описания и объяснения человеческого языка и человеческого языкового поведения в общих чертах как видоспецифичных способностей человека. Однако идея о том, что разные языки могут по-разному влиять на мышление, присутствовала во многих культурах и породила множество философских трактатов. Поскольку очень трудно определить влияние определенного языка на конкретный образ мыслей, этот вопрос остается нерешенным. Оно входит в моду и выходит из нее и часто требует значительных усилий для ее поддержки или опровержения.
Относительность и детерминизм
В этой области необходимо столкнуться с двумя проблемами: лингвистической относительностью и лингвистическим детерминизмом. Относительность легко доказать. Чтобы говорить на любом языке, вы должны обращать внимание на значения, которые грамматически обозначены в этом языке. Например, в английском языке необходимо выделить глагол для обозначения времени наступления события, о котором вы говорите: It’s raining; Шел дождь; и так далее.
Однако по-турецки невозможно просто сказать: «Прошлой ночью шел дождь». Этот язык, как и многие языки американских индейцев, имеет более одного прошедшего времени, в зависимости от источника знаний о событии. В турецком языке есть два прошедших времени: одно для сообщения о непосредственном опыте, а другое для сообщения о событиях, о которых вы знаете только по слухам. Таким образом, если прошлой ночью вы были под дождем, вы скажете: «Прошлой ночью шел дождь», используя форму прошедшего времени, которая указывает на то, что вы были свидетелем дождя; но если вы просыпаетесь утром и видите мокрую улицу и сад, вы обязаны использовать другую форму прошедшего времени — ту, которая указывает на то, что вы не были свидетелем самого дождя.
Различия такого рода веками привлекали внимание лингвистов и антропологов. Они сообщили о сотнях фактов об «экзотических» языках, таких как глаголы, которые отмечены или выбраны в соответствии с формой предмета, с которым берутся в руки (навахо), или относительным возрастом говорящего и слушающего (корейский).
Такие факты льют воду на мельницу лингвистической относительности. И действительно, их довольно легко найти и в «неэкзотических» языках. Приведу факт об английском языке, который хорошо известен лингвистам: неуместно говорить, что Ричард Никсон работал в Вашингтоне, но совершенно нормально говорить, что Джеральд Форд работал в Вашингтоне. Почему? Английский язык ограничивает настоящее совершенное время («работает») утверждениями о живых людях. Экзотика!
Сторонники лингвистического детерминизма утверждают, что такие различия между языками влияют на то, как люди думают — возможно, на то, как организованы целые культуры. Среди самых сильных утверждений этой позиции были заявления Бенджамина Ли Уорфа и его учителя Эдварда Сепира в первой половине этого века — отсюда и название «гипотеза Сепира-Уорфа» для теории лингвистической относительности и детерминизма. Уорф предположил: «Мы разрезаем природу, организуем ее в понятия и приписываем значения, как мы это делаем, главным образом потому, что мы являемся участниками соглашения об организации ее таким образом — соглашения, которое действует во всем нашем речевом сообществе и кодифицировано в паттернах.
нашего языка» (Уорф, 1940; в Carroll, 1956, стр. 213-4). И, по словам Сепира: «Люди… в значительной степени зависят от особого языка, который стал средством выражения для их общества. …Дело в том, что «реальный мир» в значительной степени бессознательно строится на языковых привычках группы» (Sapir, 1929; у Manlbaum, 1958, стр. 162).
Изучение языка и мышления
Как такие смелые заявления могут быть подтверждены помимо изучения отдельных языков? Если отнестись к этой гипотезе серьезно, можно будет показать, что турки более чувствительны к свидетельствам, чем американцы, но американцы лучше осведомлены о смерти, чем турки. Ясно, что гипотеза не может быть поддержана на таком высоком уровне. Скорее, психологи-экспериментаторы и когнитивные антропологи стремились найти небольшие различия в контролируемых задачах между носителями разных языков. Может быть, например, навахо несколько более чувствительны к форме объектов.
Результаты неоднозначны. В большинстве случаев человеческая мысль и действие переопределяются множеством причин, поэтому структура языка может не играть центральной причинной роли.
Лингвистический детерминизм лучше всего можно продемонстрировать в ситуациях, когда язык является основным средством привлечения внимания людей к определенному аспекту опыта. Например, если вы регулярно говорите на языке, в котором вы должны выбрать форму обращения от второго лица (вы), которая указывает на ваше социальное отношение к собеседнику, например, испанский tu («вы» для друзей и семьи, а также для тех, кто находится в подчиненном социальном положении) vs. usted («вы» для тех, кто находится выше по социальному статусу или для тех, с кем у вас нет близких отношений) или французский tu vs. vous — вы должны классифицировать каждого человека, с которым вы разговариваете, с точки зрения соответствующих социальных аспектов. (В качестве мысленного эксперимента лингвистического детерминизма подумайте о категоризации социальных отношений, которые должны были бы быть сделаны, если бы испанский язык стал общим языком в Соединенных Штатах.)
Помимо мысленных экспериментов, некоторые из наиболее убедительных исследований, демонстрирующих некоторую степень лингвистического детерминизма, проводятся под руководством Стивена С.
Левинсона в Институте психолингвистики Макса Планка в Неймегене, Нидерланды. Левинсон и его сотрудники проводят различие между языками, описывающими пространственные отношения с точки зрения тела (например, английское «право/лево», «спереди/назад»), и языками, ориентированными на фиксированные точки в окружающей среде (например, «север/юг/восток/ запад» на некоторых языках коренных народов Австралии). В языке второго типа можно было бы сослаться, например, на «ваше северное плечо» или «бутылку на западном конце стола»; рассказывая о прошедшем событии, нужно было бы помнить, как действия связаны с направлениями компаса. Таким образом, чтобы говорить на этом типе языка, вы всегда должны знать, где вы находитесь по отношению к сторонам света, независимо от того, говорите вы или нет. И группа Левинсона показала в обширных кросс-лингвистических и кросс-культурных исследованиях, что это действительно так.
Необходимо провести гораздо больше исследований, но маловероятно, что гипотеза Сепира-Уорфа будет поддержана в приведенной выше сильной форме.
Во-первых, язык является лишь одним из факторов, влияющих на познание и поведение. Во-вторых, если бы гипотеза Сепира-Уорфа была действительно верна, изучение второго языка и перевод были бы намного сложнее, чем сейчас. Однако из-за повсеместного распространения языка и из-за того, что мы всегда должны принимать когнитивные решения во время разговора, более слабые версии гипотезы будут по-прежнему привлекать внимание ученых. (Для оживления дебатов по многим из этих вопросов, с большим количеством новых данных из нескольких областей, прочитайте Gumperz and Levinson 1996.)
Рекомендуемая литература
Гумперц Дж. Дж. и Левинсон С. К. 1996. Переосмысление лингвистической относительности. Кембридж, Великобритания: Издательство Кембриджского университета.
Люси, Джон А. 1992. Языковое разнообразие и мышление: переформулировка гипотезы лингвистической относительности. Кембридж, Великобритания: Издательство Кембриджского университета.
Сапир, Э.
1929. «Статус языкознания как науки». Язык 5 . 207-14. Перепечатано в г. Избранные сочинения Эдварда Сепира о языке, культуре и личности , изд. Д. Г. Мандельбаум, 160–6. Беркли: Калифорнийский университет Press.
Уорф, Б.Л. 1940. «Наука и лингвистика». Technology Review 42 : 227-31, 247-8. Перепечатано в книге «Язык, мысль и реальность: Избранные сочинения Бенджамина Ли Уорфа » , изд. Дж. Б. Кэрролл, 207-19. Кембридж, Массачусетс: The Technology Press Массачусетского технологического института / Нью-Йорк: Wiley. 1956.
Что первично, язык или мысль? — Гарвардская газета
Младенцы сначала думают
By William J. Cromie Harvard News Office
Дата
Профессор психологии Элизабет Спелке провела эксперименты, показывающие, что, вопреки мнению многих ученых, дети учатся самостоятельно думать об объектах до того, как они изучают язык.
(Фото из личного архива Роуз Линкольн/Harvard News Office)Это как вопрос о курице и яйце. Учимся ли мы думать, прежде чем говорить, или язык формирует наши мысли? Новые эксперименты с пятимесячными детьми подтверждают вывод о том, что мысль прежде всего.
«Младенцы рождаются с независимой от языка системой мышления об объектах», — говорит Элизабет Спелке, профессор психологии в Гарварде. «Эти понятия придают смысл словам, которые они изучают позже».
Говорящие на разных языках замечают разные вещи и поэтому различают их по-разному. Например, когда корейцы говорят, что один объект соединяется с другим, они указывают, плотно ли они соприкасаются или слабо. Носители английского языка, напротив, говорят, является ли один объект 90 249в или на другое. Говорить «Я кладу чашку с ложкой» неправильно ни в одном из языков. Ложка должна быть «в» или «на» чашке по-английски и должна быть крепко или свободно прижата к чашке по-корейски.
Эти различия влияют на мировосприятие взрослых.
Когда корейцы и американцы видят одни и те же повседневные явления (яблоко в миске, колпачок на ручке), они классифицируют их в соответствии с особенностями своего языка. Поскольку языки различаются таким образом, многие ученые подозревали, что дети должны усваивать соответствующие понятия по мере того, как они изучают свой язык. Это неправильно, настаивает Спелке.
Младенцы англоговорящих родителей легко понимают корейское различие между цилиндром, свободно или плотно вставленным в контейнер. Другими словами, дети появляются на свет со способностью описывать то, что у них на уме, на английском, корейском или любом другом языке. Но различия в тонкостях мышления, не отраженные в языке, остаются невысказанными, когда становятся старше.
Спелке и Сьюзан Хеспос, психолог из Университета Вандербильта в Нэшвилле, штат Теннесси, провели несколько умных экспериментов, чтобы показать, что понятие плотного/свободного прилегания предшествует словам, которые используются/не используются для его описания.
Когда дети увидят что-то новое, они будут смотреть на это, пока им не надоест. Хеспос и Спелке использовали этот хорошо известный факт, чтобы показать различным группам пятимесячных детей серию цилиндров, помещаемых в плотно или свободно закрывающиеся контейнеры и на них. Младенцы смотрели, пока им не надоело, и они перестали смотреть. После того, как это произошло, исследователи показали им другие объекты, которые плотно или неплотно прилегали друг к другу. Это изменение привлекло и удержало их внимание на некоторое время, в отличие от американских студентов, которые не заметили этого. Это показало, что младенцы, выросшие в англоязычных сообществах, были чувствительны к отдельным категориям значения, используемым корейскими, но не англоговорящими взрослыми. К тому времени, когда дети вырастают, их чувствительность к этому различию теряется.
Другие эксперименты показывают, что младенцы используют различие между плотной и свободной посадкой, чтобы предсказать, как поведет себя контейнер, когда вы переместите в него предмет.
Таким образом, эта способность «похоже, связана с механизмами представления объектов и их движений», — сообщают Хеспос и Спелке.
Их результаты показывают, что язык снижает чувствительность к различиям мышления, не учитываемым родным языком. «Поскольку шимпанзе и обезьяны демонстрируют схожие ожидания в отношении объектов, языки, вероятно, построены на концепциях, которые развились до того, как это сделали люди», — предполагает Спелке.
Исследователи описывают свои эксперименты и выводы в выпуске научного журнала Nature от 22 июля.
Звуки значения
Их результаты параллельны экспериментам, проведенным другими, которые показывают, что до того, как дети научатся говорить самостоятельно, они восприимчивы к звукам всех языков. А вот чувствительность к звукам неродного языка снижается после первого года жизни. «Дело не в том, что дети становятся все более чувствительными к различиям в языке, с которым они сталкиваются», — комментирует Пол Блум из Йельского университета.
Вместо этого они сначала чувствительны ко всем различиям, которые делают языки, затем они становятся нечувствительными к тем, которые не имеют отношения к делу. Они узнают, что следует игнорировать, отмечает Блум в статье, сопровождающей отчет Hespos/Spelke.
Как и в случае со словами, если ребенок не слышит звуковых различий, которые он способен узнать, он теряет способность их использовать. Это хороший пример использования или потери. Это одна из причин, по которой взрослым так трудно выучить второй язык, отмечает Блум. «Распознавание взрослыми звуков неродной речи может улучшиться с обучением, но редко достигает естественного уровня», — добавляет Спелке.
Речь предназначена для общения, поэтому после изучения языка ничего не теряется при игнорировании звуков, не относящихся к нему. Однако такие контрасты, как свободная и облегающая посадка, помогают нам понять мир. Хотя зрелые носители английского языка не замечают спонтанно эти категории, они без труда различают их, когда на них указывают.
