Мышление и язык: Язык и мышление / Интересное / Статьи / Еще / Обо всем

«У вас на юго-восточной ноге сидит муравей» / Хабр

Я давно лелеял мечту изучать лингвистику в Кембриджском университете. Каждое лето он проводит среди абитуриентов конкурс эссе на лингвистические темы; и профессор, отвечающий за связь факультета лингвистики с абитуриентами, посоветовал мне ради подготовки к поступлению поучаствовать вне конкурса. Летом 2016 тема эссе звучала так: «Часто утверждают, что наш язык влияет на наше мышление. Как это утверждение можно трактовать? Оцените его, приводя примеры из межъязыковых сравнений и/или психолингвистических экспериментов.» Осенью того года я получил от профессора крайне лестную оценку моего эссе; и тем не менее, в Университет меня не приняли. Этим летом я решил сдуть с того эссе виртуальную пыль, и перевести его на русский.

Вопрос «Влияет ли язык на мышление?» давно волнует умы, и немало статей озаглавлено этим вопросом. Связь между языком и мышлением была отмечена уже два века назад, и успела укорениться в массовом сознании: например, распространён миф о том, что у эскимосов необычно богатый набор слов для обозначения видов снега. Аргумент про «эскимосские названия снега» применяют двояко: указывая либо на то, что люди вырабатывают более богатый набор обозначений для того, с чем чаще имеют дело; либо на то, что более богатый словарный запас позволяет выражать более тонкие смысловые различия, незаметные носителю другого языка: «Мы, европейцы, так же неспособны различать виды снега, как дальтоники неспособны различать цвета.»

«Языковой дальтонизм», т.е. отсутствие в некоторых языках названий для некоторых цветов, интригует исследователей уже дольше века. Начиная с середины 20 в. проводились эксперименты, доказавшие, что людям легче различить два цвета, если в их языке эти цвета называются по-разному. Например, народу химба, живущему в Намибии, сложнее, чем нам, отличить синий от зелёного, зато проще отличить dumbu — так на языке химба называются жёлтый и бледно-зелёный цвета — от burou, соответствующего тёмно-зелёным, синим и фиолетовым оттенкам. И дело не только в разнице между нашим и южноафриканским образом жизни и культурным опытом: подтвердилось, что русскоговорящие бостонцы легче, чем их соседи-монолингвы, отличают синий цвет от голубого.

Причинно-следственные связи между словарным запасом и мышлением не ограничены областью цветовосприятия. В нескольких австралийских языках нет слов, означающих право и лево — вместо этого австралийцы называют стороны света: «Объясняя, где находится предмет в вашем доме, они скажут: «На южном краю западного стола». Такие описания используются для предметов любого масштаба, вплоть до «У вас на юго-восточной ноге сидит муравей.» Владеть такими языками невозможно без отличной ориентации в пространстве; и действительно, их австралийские носители могут не задумываясь указать стороны света «независимо от условий видимости, в густом лесу или в степи, в помещении или даже в пещере, стоя или на ходу…»

В языке может не быть не только названий относительных направлений, но и цветов вообще, и других лексических категорий, без которых нам, европейцам, сложно представить речь — например, числительных. Так, в Амазонии у народа пирахан из числительных есть только мало, несколько и много, а из цветов — только тёмный/холодный и яркий/тёплый. Аналогичный ахроматизм относится и к некоторым папуасским языкам; а по поводу других языков исследователи продолжают спорить, есть ли там обозначения для цвета отдельно от материала, текстуры и других характеристик описываемого объекта. Наша интуиция подсказывает, что называть цвета «естественно»; но разве естественно описывать вид изумрудов, травы, змей и яблок одним и тем же словом зелёный? Ведь выглядят они совершенно по-разному!

Хорошо иллюстрирует разницу в восприятии юкатекский язык, на котором говорят майя Юкатана: в этом языке названия цветов зависят не только от оттенка и яркости, но также от прозрачности, текстуры и размера предмета. Материалы занимают в юкатекском центральное место: все существительные в нём неисчисляемые, как наши молоко, песок, золото и другие названия материалов. Вместо слова свеча эти майя скажут палка воска или шарик воска, в зависимости от формы. Когда их просят указать «самый похожий» предмет, то они обычно выбирают совпадающий по материалу, а не по форме: например, самым похожим на металлический гвоздь они считают обрезок металла, тогда как американцы чаще выбирают деревянный карандаш. Похожие эксперименты проводились с носителями японского и китайского языков, в которых для счёта предметов используются особые счётные слова, примерно как мы говорим «стакан молока», «лист бумаги», и т.д. Оказалось, что японцы и китайцы выбирают совпадение по материалу чаще, чем англоговорящие, хоть и реже, чем майя.

Чем абстрактнее понятие, тем чаще случается, что один язык чётко выражает разницу, неясную или полностью отсутствующую в другом. Например, русское слово лестница обозначает разные виды конструкций, которые по-английски называются ladders и stairs. Мы можем уточнить конкретный вид лестницы — стремянка, эскалатор и т.д., — но по-русски невозможно описать категорию, включающую все виды ladders и при этом исключающую все виды stairs, или наоборот. Противоположный пример — слово jealousy, которым по-английски называется и ревность, и зависть: англоговорящие монолингвы не всегда различают эти два чувства, и я видел длинную газетную статью, посвящённую разнице между ними. У нас зато есть два однозначных слова, и нет никакой надобности объяснять между ними разницу.

Итак, можно считать доказанным, что разница в словарном запасе влияет на восприимчивость носителей языка к соответствующим явлениям реального мира. А на что влияет разница в грамматике? Чтобы перевести предложение «the cat drank the milk» на русский, необходимо указать пол животного и было ли действие завершено; зато на русском, в отличие от английского, необязательно указывать на определённость животного и молока. Чтобы перевести это же предложение на турецкий или на корейский, необходимо указать, видел ли пьющее животное сам говорящий, или же узнал об этом событии из другого источника. В некоторых южноамериканских языках форма глагола выражает эвиденциальность ещё полнее: одна форма используется очевидцем события, другая узнавшим о событии по косвенным свидетельствам, третья пересказывающим чужие слова, четвёртая выражающим собственные умозаключения; а временные формы глагола выражают как время события, так и время, когда о событии стало известно. Значит ли это, что мы больше англичан обращаем внимание на пол животных, а турки, корейцы и южноамериканцы сильнее озабочены достоверностью высказываний?

Грамматический род действительно влияет на то, как европейцы мыслят — например, какими качествами наделяют неодушевлённые предметы, или каких животных считают похожими. Меньше внимания уделялось влиянию рода в более экзотических языках, таких как вымирающий австралийский язык дирбал, прославившийся отдельной грамматической категорией для «женщин, огня и других опасностей» — и тремя другими категориями для мужчин, животных, и съедобных вещей. Нам такая классификация может казаться курьёзной; но точно так же и система из трёх родов, типичная для европейских языков, может казаться курьёзной неевропейцам. Так, в иврите два рода, мужской и женский, и большинство названий животных склоняются по роду, например ħatul «кот» и ħatula «кошка». В беседе с израильтянином-монолингвом я упомянул, что в русском есть средний род в придачу к двум привычным ему; он воскликнул в недоумении: «Как это? кот, кошка и шаверма?» — ожидая, что и русские названия животных можно поставить в форму любого рода. Чем не свидетельство того, что носители языков без среднего рода воспринимают мир иначе, чем европейцы?

Из всех элементов грамматики влияние рода сильнее всего исследовано экспериментаторами-психолингвистами. А как может влиять на мышление обязательное указание определённости или эвиденциальности? «Лингвистические детерминисты» давно предполагали такое влияние, но откладывали его исследование «до тех пор, когда появятся менее грубые инструменты». Один интересный результат касается корейских детей: они осознают разницу между непосредственным и опосредованным знанием в том же возрасте, как и американцы, и лишь позднее осваивают грамматическое выражение этой разницы. Это опровергает предположение о том, что обязательное указание эвиденциальности помогает корейским детям осознать соответствующую семантическую разницу. Меньше всего исследовано влияние синтаксиса и морфологии: по-разному ли мыслят носители языков с порядком слов SVO и SOV, или аналитических, флективных и агглютинативных? Тяжело придумать эксперимент, который помог бы выявить такую разницу. Самое близкое из достигнутого — доказательство влияния в противоположном направлении, со стороны образа жизни и сценариев общения — на морфологию: чем сложнее устроено общество, тем проще устроены слова.

Эксперименты, перечисленные выше, позволяют ответить, «влияет ли язык на то, как мы мыслим» и действительно ли «мышление не только зависит от языка вообще, но в некоторой степени от каждого конкретного языка» — так основной тезис лингвистической относительности был впервые сформулирован в 1820. Ответ будет зависеть от того, как заданный вопрос понимать: «влияет ли язык на то, как мы мыслим, когда говорим на этом языке», или же «влияет ли язык, которым мы владеем, на то, как мы мыслим вообще»? Вторую формулировку можно подразделить на «влияет ли язык, которым мы владеем, на то, как мы мыслим, даже когда не говорим» и «влияет ли язык, которым мы владеем, на то, как мы мыслим, даже когда говорим на другом языке» — ведь языком мы, не всегда осознавая это, пользуемся не только для общения: запоминать цвета, числа или направления, и выполнять над ними мысленные действия — намного сложнее для того, кто неспособен назвать их словами. Например, пирахан, в чьём языке нет числительных, могут выполнять арифметические действия над осязаемыми предметами, но затрудняются воспроизвести число предметов по памяти. Другой пример — то, что австралийцы, для которых кууку-йимитирский язык родной, когда рассказывают о событии или воспроизводят его по памяти, без затруднения восстанавливают его ориентацию относительно сторон света; нам, европейцам, для этого понадобилось бы сознательное усилие.

На первый подвопрос можно с уверенностью дать положительный ответ: говорящим на разных языках действительно приходится обращать внимание на разные аспекты того, о чём они говорят — одним на оттенок и материал предмета, другим на географическую ориентацию, третьим на достоверность события, четвёртым на пол животного. Данные по поводу двух других подвопросов более противоречивы. С одной стороны, в экспериментах по различению синего и голубого — на первый взгляд не пользуясь никаким языком — русскоговорящие теряли преимущество, когда им приходилось одновременно с различением цветов выполнять словесное задание, мешавшее мысленно называть цвета по-русски. Аналогично и англоговорящие, когда им «словесные помехи» не позволяли мысленно называть число предметов, воспроизводили это число по памяти не лучше пирахан. С другой стороны, когда итальянцы оценивали схожесть животных по изображению, и подопытным ничто не мешало мысленно называть показанных животных — то результаты меньше коррелировали с грамматическим родом названия животного, чем когда участникам показывали карточки со словами. Итак, в разных мыслительных процессах язык задействован по-разному: доказано даже, что он сильнее влияет на зрение правым глазом, чем левым!

В любом случае важно подчеркнуть, что ограничения языка, как то отсутствие названий для цветов, направлений и т.п. — не стесняют остроту восприятия или мыслительные способности носителя такого языка: наоборот, особенности языка могут развивать те или иные способности. Ни один новорождённый не понимает, что значит зелёный или левый; и если ребёнок, растущий в нашем обществе, способен освоить эти понятия — значит, при достаточной мотивации их способен освоить любой человек, где бы он ни вырос. Мы не более восприимчивы к зависти и ревности, чем англоговорящие: всего лишь им нужна газетная статья, чтобы осознать разницу между двумя чувствами, называемыми одним словом, а мы эту разницу усвоили вместе с родным языком. Билингвы постепенно усваивают цветовые различия, типичные для своего второго языка — тем сильнее, чем дольше они живут в обществе, где этот язык доминирует — одновременно с этим утрачивая цветовые различия, типичные для своего родного языка. Носители кууку-йимитирского языка успешно осваивают английские слова left и right, и более того — привыкнув, что «белые люди не разбираются в сторонах света», они могут в разговоре на английском описать место как «справа от аэропорта», хотя в этом контексте англоговорящие использовали бы географические направления, а не относительные.

Эти примеры подтверждают, что язык влияет на мышление, а не только отражает его: освоение нового языка заставляет думать по-новому. В середине 20 в. выдвигалась гипотеза о «лингвистическом детерминизме» — что человек неспособен понять то, что неспособен выразить его язык; что люди «оказываются в плену конкретного языка, ставшего средством выражения в их обществе». Современные исследователи отвергают эту гипотезу, и даже клеймят её «расистской». Вместо этого они пришли к пониманию: «разные языки по-разному влияют на наше сознание; но разница не в том, о чём наш язык позволяет думать, а в том, о чём он обязывает думать». Соответственно, наша «неспособность различать виды снега» — такой же миф, как и сами «бесчисленные названия снега у эскимосов».

Иллюстраторка этого поста Катя Грек сегодня празднует день рождения — желаю ей оставаться такой же обалденной!

Язык влияет на мышление с младенчества

Услышанные слова помогают думать маленьким детям – даже тем, которые говорить сами ещё не умеют.

Обычно мы считаем, что язык лишь отражает особенности нашего видения, наших мыслей и чувств. Но может ли сам язык влиять на наше мышление?

С помощью чужих слов ребёнок учится понимать мир ещё до того, как начинает говорить сам. (Фото AdinaVoicu / pixabay. com.)

Открыть в полном размере

‹

›

Раньше это был вопрос сугубо умозрительный, но в последнее время всё чаще появляются экспериментальные работы, из которых следует, что – да, язык воздействует на сознание. Так, в 1991 году в журнале Cognition была опубликована статья, в которой говорилось, что корейцы по сравнению с англичанами больше обращают внимания на то, как объекты соединяются друг с другом, насколько хорошо они друг к другу подходят.

В 1997 году в том же Cognition появилась похожая работа, но уже про японцев – они, как оказалось, предпочитают группировать предметы в соответствии с материалом, из которого они сделаны, тогда как английский выводит на первое место форму.

В 2007 году в журнале PNAS была опубликована статья, в которой говорилось, что русскоязычные люди быстрее различают оттенки синего цвета, нежели англоязычные. Наконец, год назад мы писали об экспериментах с двуязычными людьми, говорящими на английском и немецком языках: оказалось, что их мировосприятие отчасти меняется, и меняется именно под влиянием второго языка – другой синтаксис заставляет иначе смотреть на происходящее.

Возникает вопрос, в каком возрасте впервые проявляется влияние языка на мышление. И, казалось бы, сам собой напрашивается ответ, что это происходит в детстве, когда ребёнок выучивается говорить. Исследователи из Северо-Западного университета согласны с такой точкой зрения, но с одной оговоркой – по их данным, язык начинает влиять на сознание ещё до того, как человек произносит своё первое слово.

Девятимесячным детям, ещё не умевшим говорить, показывали ярко-раскрашенных существ, которые, появляясь в случайном порядке в середине экрана, разбегались либо влево, либо вправо, а потом исчезали. Суть опыта состояла в том, что «популяцию» существ обозначали либо одним словом, либо двумя словами, и в последнем случае одно слово предназначалось для тех, кто движется в одну сторону, а другое – для тех, кто движется в другую сторону. Эти слова слышали дети, наблюдавшие за существами.

Затем наступал черёд второй части эксперимента: разноцветные создания снова появлялись в центре экрана, а психологи внимательно следили с помощью специальной аппаратуры, куда посмотрят дети.

По направлению взгляда ребёнка можно было понять, чего он ждёт от существа – что оно двинется влево или же вправо. Смысл тут был в том, чтобы понять, появилась ли связь между словесными категориями, обозначавших «правых» существ и «левых» существ, и мышлением. Связь действительно появилась: те дети, которые выучивали две категории, довольно хорошо предугадывали движение фигур; а вот те, которые слышали только одно общее для всех название, предугадать направление движения не могли. Статья по результатам исследования должна вскоре появиться в журнале Cognition.

Отсюда следует, что ещё в процессе первоначального освоение языка и ещё до того, как человек сам выучивается разговаривать, языковые категории влияют и на наше восприятие, и на умение работать и анализировать то, что нам удалось воспринять.

Возможно, в дальнейшем первоначальный такой языковой эффект изменяется под влиянием новых «данных», как языковых, так и не языковых, однако сам по себе столь раннее взаимодействие сознания и внешней речи весьма примечательно.

Очевидно, новые результаты должны привлечь внимание нейробиологов и педагогов, занимающихся проблемами развития мышления.

Критическое мышление для языковых моделей

Грегор Бетц, Кристиан Войт, Кайл Ричардсон

---

Abstract

В этой статье сделан первый шаг к учебной программе по критическому мышлению для нейронных авторегрессивных языковых моделей. Мы вводим синтетический корпус дедуктивно достоверных аргументов и генерируем искусственные аргументативные тексты для обучения CRiPT: преобразователь критического мышления с промежуточным предварительным обучением на основе GPT-2. Можно наблюдать значительный эффект переноса обучения: обученный на трех простых основных схемах, CRiPT точно делает выводы из различных и более сложных типов аргументов. CRiPT правильно обобщает основные схемы аргументов. Кроме того, мы получаем последовательные и многообещающие результаты для тестов NLU. В частности, нулевая точность CRiPT при диагностике GLUE превышает производительность GPT-2 на 15 процентных пунктов. Полученные данные свидетельствуют о том, что промежуточная предварительная подготовка к текстам, иллюстрирующим базовые способности к рассуждениям (такие, как обычно описываются в учебниках по критическому мышлению), может помочь языковым моделям приобрести широкий спектр навыков рассуждения. Синтетические аргументативные тексты, представленные в этой статье, являются многообещающей отправной точкой для создания такого «учебного плана по критическому мышлению для языковых моделей».

Идентификатор антологии:

2021.iwcs-1.7

Том:

Труды 14-й Международной конференции по вычислительной семантике (IWCS)

Месяц:

90 012 июня

Год:

2021

Адрес:

Гронинген, Нидерланды (онлайн)

Место проведения:

IWCS

SIG:

SIGSEM

Издатель:

Ассоциация компьютерной лингвистики

9 0010 Примечание:

Страницы:

63–75

Язык:

URL:

https://aclanthology. org/2021.iwcs-1.7

DOI:

Bibkey:

Ссылка (ACL):

Грегор Бец, Кристиан Фойгт и Кайл Ричардсон. 2021. Критическое мышление для языковых моделей. In Proceedings of the 14th International Conference on Computational Semantics (IWCS) , страницы 63–75, Гронинген, Нидерланды (онлайн). Ассоциация компьютерной лингвистики.

Процитируйте (неформально):

Критическое мышление для языковых моделей (Betz et al., IWCS 2021)

Копия цитирования:

PDF:

https://aclanthology.org/2021.iwcs-1.7.pdf

Код

LogiQA, SNLI

---

• BibTeX
• MODS XML
• Сноска
• Предварительно отформатированный

 @inproceedings{betz-etal-2021-critical,
    title = "Критическое мышление для языковых моделей",
    автор = "Бетц, Грегор и
      Фойгт, Кристиан и
      Ричардсон, Кайл»,
    booktitle = "Материалы 14-й Международной конференции по вычислительной семантике (IWCS)",
    месяц = ​​июнь,
    год = "2021",
    address = "Гронинген, Нидерланды (онлайн)",
    издатель = "Ассоциация вычислительной лингвистики",
    url = "https://aclanthology. org/2021.iwcs-1.7",
    страницы = "63--75",
    abstract = "Эта статья делает первый шаг к учебной программе по критическому мышлению для нейронных авторегрессивных языковых моделей. Мы вводим синтетический корпус дедуктивно достоверных аргументов и генерируем искусственные аргументативные тексты для обучения CRiPT: критического мышления, основанного на промежуточном предварительно обученном преобразователе. на GPT-2. Можно наблюдать значительные эффекты трансферного обучения: обученный на трех простых основных схемах, CRiPT точно завершает выводы различных и более сложных типов аргументов. CRiPT правильно обобщает основные схемы аргументов. Более того, мы получить согласованные и многообещающие результаты для тестов NLU. В частности, нулевая точность CRiPT{'} при диагностике GLUE превышает производительность GPT-2{'} на 15 процентных пунктов. Полученные данные свидетельствуют о том, что промежуточное предварительное обучение на текстах, которые иллюстрировать базовые способности к рассуждению (например, те, которые обычно описываются в учебниках по критическому мышлению), может помочь языковым моделям приобрести широкий спектр навыков рассуждения.
    Синтетические аргументативные тексты, представленные в этой статье, являются многообещающей отправной точкой для создания такой {``}учебной программы по критическому мышлению для языковых моделей.{''}",
}
 

 

<моды>
    <информация о заголовке>
        
    
    <название типа="личное">
        Грегор
        Бетц
        <роль>
            автор
        
    
    <название типа="личное">
        Христианин
  Фойгт
        <роль>
            автор
        
    
    <название типа="личное">
        Кайл
        Ричардсон
        <роль>
            автор
        
    
    <информация о происхождении>
        2021-06
    
    текст
    
        <информация о заголовке>
            
        
        <информация о происхождении>
            Ассоциация компьютерной лингвистики
            <место>
                Гронинген, Нидерланды (онлайн)
            
         
        публикация конференции
    
    Эта статья делает первый шаг к учебной программе по критическому мышлению для нейронных авторегрессивных языковых моделей.  Мы вводим синтетический корпус дедуктивно достоверных аргументов и генерируем искусственные аргументативные тексты для обучения CRiPT: преобразователь критического мышления с промежуточным предварительным обучением на основе GPT-2. Можно наблюдать значительный эффект переноса обучения: обученный на трех простых основных схемах, CRiPT точно делает выводы из различных и более сложных типов аргументов. CRiPT правильно обобщает основные схемы аргументов. Кроме того, мы получаем последовательные и многообещающие результаты для тестов NLU. В частности, нулевая точность CRiPT при диагностике GLUE превышает производительность GPT-2 на 15 процентных пунктов. Полученные данные свидетельствуют о том, что промежуточная предварительная подготовка к текстам, иллюстрирующим базовые способности к рассуждениям (такие, как обычно описываются в учебниках по критическому мышлению), может помочь языковым моделям приобрести широкий спектр навыков рассуждения. Синтетические аргументативные тексты, представленные в этой статье, являются многообещающей отправной точкой для создания такой «учебной программы по критическому мышлению для языковых моделей». 
    betz-etal-2021-critical
    <местоположение>
        https://aclanthology.org/2021.iwcs-1.7
    
    <часть>
        <дата>2021-06
        <единица экстента="страница">
            63
            <конец>75
        
    


 

 %0 Материалы конференции
%T Критическое мышление для языковых моделей
%A Бетц, Грегор
%А Фойгт, Кристиан
%А Ричардсон, Кайл
%S Материалы 14-й Международной конференции по вычислительной семантике (IWCS)
%D 2021
%8 июня
%I Ассоциация компьютерной лингвистики
%C Гронинген, Нидерланды (онлайн)
%F betz-etal-2021-критический
%X В этой статье сделан первый шаг к учебной программе по критическому мышлению для нейронных авторегрессивных языковых моделей. Мы вводим синтетический корпус дедуктивно достоверных аргументов и генерируем искусственные аргументативные тексты для обучения CRiPT: преобразователь критического мышления с промежуточным предварительным обучением на основе GPT-2.  Можно наблюдать значительный эффект переноса обучения: обученный на трех простых основных схемах, CRiPT точно делает выводы из различных и более сложных типов аргументов. CRiPT правильно обобщает основные схемы аргументов. Кроме того, мы получаем последовательные и многообещающие результаты для тестов NLU. В частности, нулевая точность CRiPT при диагностике GLUE превышает производительность GPT-2 на 15 процентных пунктов. Полученные данные свидетельствуют о том, что промежуточная предварительная подготовка к текстам, иллюстрирующим базовые способности к рассуждениям (такие, как обычно описываются в учебниках по критическому мышлению), может помочь языковым моделям приобрести широкий спектр навыков рассуждения. Синтетические аргументативные тексты, представленные в этой статье, являются многообещающей отправной точкой для создания такого «учебного плана по критическому мышлению для языковых моделей».
%U https://aclanthology.org/2021.iwcs-1.7
%Р 63-75
 

Уценка (неформальная)

[Критическое мышление для языковых моделей](https://aclanthology. org/2021.iwcs-1.7) (Betz et al., IWCS 2021)

• Критическое мышление для языковых моделей (Betz et al., IWCS 2021)

ACL

• Грегор Бетц, Кристиан Фойгт и Кайл Ричардсон. 2021. Критическое мышление для языковых моделей. In Proceedings of the 14th International Conference on Computational Semantics (IWCS) , страницы 63–75, Гронинген, Нидерланды (онлайн). Ассоциация компьютерной лингвистики.

Системный мыслитель – Системное мышление как язык

Язык оказывает тонкое, но мощное влияние на то, как мы смотрим на мир. Английский, как и большинство других западных языков, является линейным — его основная конструкция предложения, существительное-глагол, переводится в мировоззрение «x вызывает y». Эта линейность предрасполагает нас к тому, чтобы сосредоточиться на односторонних отношениях, а не на круговых или взаимообусловленных, где x влияет на y, а y, в свою очередь, влияет на x. К сожалению, многие из самых неприятных проблем, с которыми сегодня сталкиваются менеджеры и корпорации, вызваны паутиной тесно взаимосвязанных замкнутых отношений. Чтобы улучшить наше понимание и общение по таким проблемам, нам нужен язык, более естественно подходящий для этой задачи.

Элементы языка

Системное мышление можно рассматривать как язык для общения о сложностях и взаимозависимостях. В частности, следующие качества делают системное мышление полезной основой для обсуждения и анализа сложных вопросов:

• Основное внимание уделяется «закрытым взаимозависимостям». Язык системного мышления скорее круговой, чем линейный. Основное внимание уделяется закрытым взаимозависимостям, где x влияет на y, y влияет на z, а z влияет на x.
• Является «визуальным» языком. Многие инструменты системного мышления — диаграммы причинно-следственных связей, диаграммы поведения во времени, системные архетипы и структурные диаграммы — имеют сильный визуальный компонент. Они помогают прояснить сложные вопросы, резюмируя, кратко и ясно, ключевые элементы.

  Диаграммы также облегчают обучение. Исследования показали, что многие люди лучше всего учатся с помощью репрезентативных изображений, таких как картинки или истории. Системная диаграмма — мощное средство коммуникации, поскольку она преобразует суть проблемы в формат, который можно легко запомнить, но в то же время богатый смыслами и идеями.

• Добавляет точность. Специальный набор «синтаксических» правил, которые управляют диаграммами систем, значительно уменьшают двусмысленность и недопонимание, которые могут возникнуть при решении сложных вопросов.

  Пример: При отображении взаимосвязей между ключевыми аспектами проблемы причинно-следственные связи не только обозначаются стрелками, но и обозначаются буквами «s» (то же самое) или «o» (противоположное), чтобы указать, как одна переменная влияет на другую. Такая маркировка уточняет природу отношений, обеспечивая только одну возможную интерпретацию.

• Форсирует «явность» ментальных моделей. Язык системного мышления переводит «военные истории» и индивидуальное восприятие проблемы в черно-белые картинки, которые могут выявить тонкие различия во взглядах. Пример: На одном из курсов по системному мышлению группа менеджеров работала над проблемой, над которой они бились несколько месяцев. Один менеджер объяснял свою позицию, прослеживая нарисованные им петли, когда член команды остановил его. «Отражает ли эта модель ваше отношение к этой проблеме?» он спросил.

  Ведущий немного поколебался, просмотрел свою диаграмму и, наконец, ответил: «Да».

  Первый мужчина с явным облегчением ответил: «После всех этих месяцев я наконец-то понял ваши мысли по этому поводу. Я не согласен с этим, но, по крайней мере, теперь, когда мы четко определили наши разные точки зрения, мы можем работать вместе, чтобы прояснить проблему».

• Позволяет исследовать и исследовать. Системные диаграммы могут быть мощным средством содействия коллективному пониманию проблемы. После того, как люди заявили о своем понимании проблемы, они могут сотрудничать в решении проблем, которые она ставит. Сосредоточив обсуждение на диаграммах, системное мышление ослабляет оборонительную позицию, которая может возникнуть в дебатах на высоком уровне.

  Пример: При обсуждении систем различные мнения больше не рассматриваются как «точка зрения отдела кадров на нашу проблему производительности» или «маркетинговое описание снижения удовлетворенности клиентов», а представляют собой различные структурные представления системы. Это смещает фокус обсуждения с вопроса о том, правы ли человеческие ресурсы или маркетинг, на построение диаграммы, которая лучше всего отражает поведение системы.

• Воплощает мировоззрение , рассматривающее целое, а не части, признающее важность понимания того, как взаимосвязаны различные сегменты системы. Неотъемлемым допущением мировоззрения системного мышления является то, что проблемы генерируются внутри нас — мы часто сами создаем себе «худшие кошмары». Пример: На курсах системного мышления участники часто играют в настольную игру, известную как «Игра в пиво», в которой они берут на себя роль розничного продавца, оптового продавца, дистрибьютора или производителя. Каждый игрок пытается достичь тщательного баланса между ношением слишком большого количества инвентаря и отставанием. Когда что-то идет не так, многие люди винят своего поставщика («Я продолжал заказывать больше, но он не ответил») или покупателей («Непостоянные потребители — сегодня они покупают товар целыми грузовиками, на следующий день даже не прикоснется к вещам»). В действительности ни покупатели, ни поставщики не несут ответственности за большие колебания запасов — они являются естественным следствием структуры системы, в которой функционируют игроки.

  Мировоззрение системного мышления рассеивает менталитет «мы против них», расширяя границы нашего мышления. В рамках системного мышления «мы» и «они» являются частью одной и той же системы и, таким образом, несут ответственность как за проблемы, так и за их решения.

Изучение языка

Обучение системному мышлению можно сравнить с освоением иностранного языка. В школе мы изучали иностранный язык, сначала запоминая основные словарные слова и спряжения глаголов. Затем мы начали собирать кусочки в простые предложения. На языке системного мышления системные диаграммы, такие как причинно-следственные связи, можно рассматривать как предложения, построенные путем связывания вместе ключевых переменных и указания причинно-следственных связей между ними. Соединяя вместе несколько циклов, мы можем создать «абзац», рассказывающий связную историю о конкретной изучаемой проблеме.

Если бы существовало руководство Berlitz по системному мышлению, такие архетипы, как «Исправление неприятных последствий» или «Перенос бремени», были бы перечислены как «обычно используемые фразы». Они предоставляют готовую библиотеку общих структур и поведений, которые могут применяться во многих ситуациях. Их запоминание может помочь вам распознать деловую ситуацию или проблему, в которой проявляются общие симптомы системного сбоя.

Конечно, чтобы стать лучше в любом языке, нужно практиковаться, и практиковаться часто. Например, читая газетную статью, попытайтесь «перевести» ее с системной точки зрения:

• возьмите события, о которых сообщалось в газете, и попытайтесь проследить лежащую в их основе закономерность,
• проверить, соответствует ли он одному из системных архетипов, или, возможно, это комбинация нескольких архетипов,
• , затем попытайтесь набросать причинно-следственную петлю или две, которые фиксируют структуру, создающую этот паттерн.

Не рассчитывайте, что сразу станете свободно мыслить системно. Помните, после нескольких первых уроков латыни вы так и не смогли прочитать «Одиссею». Если на то пошло, вы, вероятно, знали только несколько ключевых фраз и словарных слов, но вы улучшили свои навыки, используя их как можно чаще. То же самое относится и к системному мышлению.

Сидя на совещании, проверьте, сможете ли вы объяснить свое понимание проблемы, применяя системную точку зрения. Ищите ключевые слова, указывающие на наличие линейного мышления — такие утверждения, как «нам нужно больше того же самого» или «это решение сработало для нас в прошлый раз, почему бы не использовать его снова?» Вы также можете проводить сдержанные практические занятия, работая с небольшой командой коллег над составлением схемы конкретной проблемы или вопроса.

Становление свободным

Мы говорим, что кто-то свободно говорит на языке, когда он начинает думать на этом языке и ему больше не нужно переводить.