Научному здравому смыслу который я принимаю ясно: типовые вопросы раздела «Познание» для подготовки к ЕГЭ по обществознанию | Материал для подготовки к ЕГЭ (ГИА) по обществознанию (11 класс) на тему:

ВВЕДЕНИЕ. Человеческое познание его сферы и границы

ВВЕДЕНИЕ

Главной целью этой книги является исследование отношения между индивидуальным опытом и общим составом научного знания. Обычно считается само собой разумеющимся, что научное знание в его широких очертаниях должно быть принятым. Скептицизм по отношению к нему, хотя логически и безупречен, психологически невозможен, и во всякой философии, претендующей на такой скептицизм, всегда содержится элемент фривольной неискренности. Более того, если скептицизм хочет защищать себя теоретически, он должен отвергать все выводы из того, что получено в опыте; частичный скептицизм, как, например, отрицание не данных в опыте физических явлений, или солипсизм, который допускает события лишь в моем будущем или в моем прошлом, которого я не помню, не имеет логического оправдания, поскольку он должен допустить принципы вывода, ведущие к верованиям, которые он отвергает.

Со времени Канта, или, может быть, правильнее сказать, со времени Беркли, среди философов имела место ошибочная тенденция допускать описания мира, на которые неправомерно влияли соображения, извлеченные из исследования природы человеческого познания.

Научному здравому смыслу (который я принимаю) ясно, что познана только бесконечно малая часть вселенной, что прошли бесчисленные века, в течение которых вообще не существовало познания, и что, возможно, вновь наступят бесчисленные века, на протяжении которых будет отсутствовать познание. С космической и причинной точек зрения познание есть несущественная черта вселенной; наука, которая забыла упомянуть о его наличии, страдала бы с безличной точки зрения очень тривиальным несовершенством. В описании мира субъективность является пороком. Кант говорил о себе, что он совершил «коперниканскую революцию», но выразился бы точнее, если бы сказал о «птолемеевской контрреволюции», поскольку он поставил человека снова в центр, в то время как Коперник низложил его.

Но когда мы спрашиваем не о том, «что представляет собой мир, в котором мы живем», а о том, «как мы приходим к познанию мира», субъективность оказывается вполне законной. Знание каждого человека в основном зависит от его собственного индивидуального опыта: он знает то, что он видел и слышал, что он прочел и что ему сообщили, а также то, о чем он, исходя их этих данных, смог заключить.

Вопрос стоит именно об индивидуальном, а не о коллективном опыте, так как для перехода от моих данных к принятию какого-либо словесного доказательства требуется вывод. Если я верю, что существует такой, например, населенный пункт, как Семипалатинск, то я верю в это потому, что нечто дает мне основание для этого; и если бы я не принял определенных основополагающих принципов вывода, я должен был бы допустить, что все это могло бы произойти со мной и без действительного существования этого места.

Желание избежать субъективности в описании мира (которое я разделяю) ведет — как, по крайней мере, мне кажется — некоторых современных философов по ложному пути в отношении теории познания. Потеряв вкус к ее проблемам, они пытались отрицать существование самих этих проблем. Со времени Протагора известен тезис, что данные опыта личны и частны. Этот тезис отрицался, потому что считали, как и сам Протагор считал, что если его принять, то он необходимо приведет к заключению, что и все познание частно и индивидуально.

Что же касается меня, то я принимаю тезис, но отрицаю вывод; как и почему — это должны показать последующие страницы.

В результате некоторых событий в моей собственной жизни я имею некоторые верования в отношении событий, которых я сам не испытал: мыслей и чувств других людей, окружающих меня физических объектов, исторического и геологического прошлого земли и отдаленных областей вселенной, которые изучает астрономия. Что касается меня, то я принимаю эти верования как действительные, если не считать ошибок в деталях. Принимая все это, я вынужден прийти к взгляду, что существуют правильные процессы вывода от одних событий и явлений к другим — конкретнее, от событий и явлений, о которых я знаю без помощи вывода, к другим, о которых я не имею такого знания. Раскрытие этих процессов является делом анализа процесса научного и обыденного мышления, поскольку такой процесс обычно считается с научной точки зрения правильным.

Вывод от группы явлений к другим явлениям может быть оправдан только в том случае, если мир имеет определенные черты, которые не являются логически необходимыми.

Насколько дедуктивная логика может это показать, любая совокупность событий может быть целой вселенной; если в таком случае я делаю о событиях какие-то выводы, я должен принять принципы вывода, лежащие вне дедуктивной логики. Всякий вывод от явления к явлению предполагает какую-то взаимосвязь между различными явлениями. Такая взаимосвязь по традиции утверждается в принципе причинности или естественного закона. Этот принцип предполагается, как мы увидим, в индукции через простое перечисление, какое бы ограниченное значение мы ей ни приписывали. Но традиционные способы формулирования того вида взаимосвязи, который должен постулироваться, являются во многом дефектными — одни чересчур строги и жестки, другим же недостает этого. Установление минимальных принципов, необходимых для оправдания научных выводов, является одной из основных целей этой книги.

Было бы общей фразой сказать, что основные выводы науки в противоположность выводам логики и математики являются только вероятными, это значило бы сказать, что при истинных посылках и правильном построении вывода заключение только вероятно истинно.

Необходимо поэтому исследовать, что значит «вероятность». В дальнейшем обнаружится, что это слово обозначает два различных понятия. С одной стороны, имеется математическая вероятность; если класс имеет n членов, а из них m членов имеют определенную характеристику, то математическая вероятность того, что взятый наугад член класса будет иметь данную характеристику, определяется как m/n. С другой стороны, имеется более широкое и менее определенное понятие, которое я называю «степенью правдоподобия», представляющее собой то количество правдоподобия, которое рационально приписать суждению, истинность которого в большей или меньшей степени не установлена. Оба эти вида вероятности имеют отношение к установлению принципов научного вывода.

Ход нашего исследования в основном будет следующим.

Часть первая — о мире науки — описывает главные черты вселенной, которые научное исследование сделало вероятными. Эта часть может рассматриваться как устанавливающая цель, которую вывод должен быть способен достичь, если наши опытные данные и наши принципы вывода могут оправдать научную практику.

Часть вторая — о языке — касается предварительных вопросов. Это вопросы, главным образом, двух видов. С одной стороны, важно выяснить значение некоторых основных терминов, таких, например, как «факт» и «истина». С другой стороны, необходимо исследовать отношение чувственного опыта к эмпирическим понятиям, таким, как «красный», «твердый», «метр» или «секунда». Кроме того, мы исследуем здесь зависимость слов, имеющих существенное отношение к говорящему, таких, как «здесь» и «теперь», от безличных слов, которые устанавливают широту, долготу и дату. Это ставит довольно важные и трудные проблемы, связанные с отношением индивидуального опыта к общественно признанному составу общего знания.

В третьей части — о знании и восприятии — мы начинаем наше главное исследование. Мы стараемся здесь отделить опытные данные от тех выводов, с помощью которых осуществляется наше эмпирическое познание. Здесь мы еще не стремимся оправдать выводы или исследовать принципы, согласно которым они делаются, но стараемся показать, что выводы (в противоположность логическим конструкциям) необходимы для знания. Мы стараемся также различить два вида пространства и времени: один — субъективный и относящийся к опытным данным, и другой — объективный и выводной. Кстати, мы будем утверждать, что солипсизм, за исключением той его крайней формы, в которой он никогда не встречается, есть нелогичная промежуточная позиция, нашедшая свое место где-то между фрагментарным миром опытных данных и полным миром знания.

Часть четвертая — о научных понятиях — есть попытка проанализировать основные понятия в области выводов науки, особенно понятий о физическом пространстве, историческом времени и причинных законах. Термины, употребляемые в математической физике, должны удовлетворять следующим двум видам условий: с одной стороны, эти термины должны удовлетворять определенным формулам; с другой стороны, они должны допускать такую интерпретацию, чтобы дать результаты, которые наблюдение может подтвердить или опровергнуть. Через это последнее условие они связаны с опытными данными, хотя и не слишком тесно; благодаря первому они становятся определенными в отношении некоторых структурных признаков. При всем том все же остается значительная широта их толкования. Эту широту целесообразно использовать с целью свести к минимуму роль выводов, поскольку они идут вразрез с построением; на этом основании, например, точки-моменты point-instans в пространстве-времени конструируются как группы событий или качеств. В этой части два понятия — понятие пространственно-временной структуры и понятие причинной связи — приобретают постепенно возрастающее значение. Если в третьей части мы старались установить, что может считаться данными опыта, то в четвертой части мы стараемся установить в общей форме то, что мы можем — если признать науку истинным знанием — вывести из наших данных.

Поскольку признается, что научные выводы, как правило, сообщают своим заключениям только вероятность, часть пятая посвящается исследованию вероятности. Этот термин дает возможность для различных толкований и разными авторами определялся различно. Эти толкования и определения исследуются здесь, как исследуются и попытки связать индукцию с вероятностью.

Результат, которого мы достигли а этом вопросе, в основном тот же, что и у Кейнса, а именно: индукция не в состоянии дать вероятные заключения, если не выполнены определенные условия, и опыт сам по себе никогда не может доказать, что эти условия выполнены.

Часть шестая — о постулатах научного вывода — представляет собой попытку установить те минимальные, предшествующие опыту допущения, которые необходимы, чтобы оправдать наше выведение законов из совокупности опытных данных, и, далее, исследовать, в каком смысле — если вообще в этом есть какой-то смысл — можно сказать, что эти допущения истинны. Основной логической функцией, которую эти допущения должны выполнять, является функция сообщения высшей вероятности заключениям индукции, удовлетворяющей определенным условиям. Для этой цели, поскольку речь идет только о вероятности, нам не нужно допущение, что такая-то связь событий имеет место всегда, а достаточно допустить, что она имеет место иногда (довольно часто). Например, одним из, по-видимому, необходимых допущений является допущение раздельных причинных рядов, какие выявляются, например, в световых лучах или звуковых волнах. Это допущение может быть сформулировано следующим образом:

когда происходит событие, имеющее сложную пространственно-временную структуру, то часто случается, что оно является одним из целого ряда событий, имеющих ту же самую или очень сходную структуру. (Более точная формулировка дается в четвертой главе этой части.) Это допущение является частью более широкого допущения о закономерности, или естественном законе, который, однако, для своего установления требует по сравнению с обычными более специальных форм, так как обычная его форма оказывается тавтологией.

То, что научный вывод для установления своей правильности требует принципов, которым опыт не может сообщить даже вероятности, является, как я полагаю, неизбежным заключением из логики вероятности. Для эмпиризма это заключение кажется абсурдным. Но я думаю, что оно может стать более приемлемым в результате анализа понятия «познание», предпринятого во второй части. «Познание», по моему мнению, является гораздо менее точным понятием, чем обычно думают, и его корни глубже скрыты в невыразимом словами поведении животного, чем большинство философов склонно допускать. Логические основополагающие допущения, к которым приводит наш анализ, с психологической точки зрения являются концом длинной серии абстракций, которая начинается с привычки животных чего-либо ожидать, например, ожидать, что нечто, имеющее определенный запах, будет хорошим для съедения. Таким образом, вопрос о том, «знаем» ли мы постулаты научного вывода, не так прост и определенен, как кажется. Ответ должен быть таков: в одном смысле — да, в другом — нет; но в том смысле, в котором «нет» является правильным ответом, мы вообще ничего не знаем, и «познание» в этом случае является обманчивой иллюзией. Затруднения философов происходят, вообще говоря, от их нежелания пробудиться от этого блаженного сна.

ВВЕДЕНИЕ

ВВЕДЕНИЕ Как мы уже увидели, самые яростные сражения Мирного Воина происходят не во внешнем мире, а внутри нас. Самыми трудными препятствиями и сложностями, с которыми мы сталкиваемся в повседневности, являются внутренние преграды, гораздо более опасные, чем внешние

ВВЕДЕНИЕ

ВВЕДЕНИЕ В этой книге мы вместе поднимаемся по каменистой горной тропе. В первой части мы заложили определенный фундамент, во второй познакомились с привычками, порождаемыми внутренними преградами, в третьей освоили специальные упражнения, позволяющие устранять

Введение

Введение Роман «Властелин Колец» (вместе с его «предысторией», «Хоббитом») считается самой читаемой книгой XX века после Библии. Эпическая фэнтези о походе во имя уничтожения пагубного Кольца Власти находит отклик у людей самых разных возрастов и вероисповеданий, от

Введение

Введение Последующие рассуждения имеют задачей правильно формулировать, посредством доходящего до последних элементов анализа акта познания, проблему познания и наметить путь к ее решению. Они показывают путем критики различных теорий познания, основанных на

1. Введение

1. Введение Джордж Ф. Р. ЭллисИнтеллект и эмоции — два полюса человеческой жизни. С одной стороны, безличный рациональный анализ, движимый любознательностью и желанием понять нашу вселенную и те положения, в которые может поставить нас жизнь; с другой — вера[4] и надежда,

4.1. Введение

4.1. Введение Известная поговорка «Путешествовать интереснее, чем достигать цели» хорошо отражает сложные и противоречивые отношения людей со временем и вечностью. Смерть — для большинства из нас проклятие, но и вечная жизнь может казаться бесцельной. Это внутреннее

5.1. Введение

5.1. Введение Время — несомненно один из наиболее таинственных аспектов Вселенной[29]. С одной стороны, оно кажется как бы несуществующим; мы можем наблюдать и измерять изменения предметов во времени, но не можем ни наблюдать, ни измерить сам временной поток. С другой

7.1. Введение

7.1. Введение Тот факт, что все живое на Земле обладает очень схожей биохимией, сообщает нам кое–какие сведения об истории жизни на Земле, но не о том, как в принципе должна быть устроена жизнь. Даже на Земле жизнь могла начаться с экзотических генетических материалов — я

10.1. Введение

10.1. Введение Казалось бы, наука, особенно в таких своих проявлениях, как космология и эволюционная биология, имеет крайне мало (а может быть, и совсем ничего) общего с эсхатологией — представлением о вселенной, имеющей не только начало, но и цель, и конец. Если есть область,

12.

1. Введение

12.1. Введение Предмет нашей статьи — конец игр, в которые играют реальные люди[69]. Поскольку эти игры могут влиять на жизнь человечества в этом и, возможно, будущих мирах, они обладают эсхатологической значимостью.Игры могут быть ограниченными и неограниченными.

13.1. Введение

13.1. Введение Нас попросили подумать о далеком будущем — но насколько далеком? Идет ли речь о том времени, когда человечество как вид давно исчезнет? Или лишь о том, когда наука и технология значительно продвинутся вперед, но по–прежнему будут оказывать влияние на живого и

16.1. Введение

16.1. Введение Тема симпозиума, на который мы все приглашены Обществом Джона Темплтона, сформулирована так: «Вселенная в далеком будущем: эсхатология с точки зрения космологии». Но я — не ученый. Я христианский богослов. Поэтому я хотел бы перевернуть тему с ног на голову и

17.1. Введение

17.1. Введение В последние четыре десятилетия междисциплинарное поле «богословие и наука» переживает настоящий бум: специалисты по философии науки, философии религии, естественным наукам, богословию, этике, истории и иным наукам стекаются сюда для «творческого

18.1. Введение

18.1. Введение Мнение о природе далекого будущего как в отношении вселенной, так и в отношении человечества в конечном счете зависит от нашего мнения о природе бытия, иначе говоря, о возможных типах онтологии. Мы можем ожидать, что некоторые виды существ и явлений будут

Введение

Введение В основе настоящей работы — постановка вопроса о присвоении и перераспределении ценностей в поле литературы. Ценностей как реальных, так и символических. Среди последних — успех, признание, положение в социуме, реальная или воображаемая принадлежность к

Введение

Введение В этой книге речи идет о постструктурализме — одном из наиболее влиятельных критических направлений второй половины и конца ХХ века. Постструктурализм — в самом общем смысле этого слова — широкое и необыкновенно интенсивно воздействующее,

Предельные вопросы естествознания: взгляд «снаружи» : Богослов.RU

В дополнение к материалам, освещающим вопросы и проблемы естественных наук, портал Богослов.Ru публикует статью диакона Димитрия Майорова. В центре внимания автора – определение предельных вопросов естествознания.

Ибо какой человек в состоянии познать совет Божий?
или кто может уразуметь, что угодно Господу?
Помышления смертных нетверды, и мысли наши ошибочны,
ибо тленное тело отягощает душу, и эта земная храмина
подавляет многозаботливый ум. Мы едва можем постигать и то,
что на земле, и с трудом понимаем то, что под руками,
а что на небесах — кто исследовал?

(Прем.Сол.9:13-16)

 

Мир сей есть дивное свидетельство о Боге,
ибо чрез него обнаруживается Премудрость Божия.
Это-то и увидел пророк и возвёл горе умные очи, говоря:
как дивны дела Твои Господи! Вся Премудростию сотворил еси! (Пс 103:24).

Свт. Амвросий Медиоланский (340-397). Шестоднев.

  

Само естествознание не в силах отвечать на вопросы, лежащие вне его компетенции, а именно на те, которые задаются по поводу внефизического, надприродного мира. Есть ли что-либо вне этого мира – другой вопрос, однако философии и религии интересно именно то, что вне границ нашего мира. Следовательно, само определение границ человеческого познания и, в частности, предельных вопросов естествознания есть вопрос и религиозный, и философский, решаемый в гносеологии.

 

Что мы вообще можем познать, или три ответа на один вопрос

Мы познаем этот мир чувственно, эмпирически, рационально и передаем знания через механизм социальной памяти и трансляции этого знания через человеческую культуру. В зависимости от того, в какой философской системе ставится вопрос границ, зависит его решение. Если это позитивизм О. Конта[i] или неопозитивизм Венского кружка, в частности Б. Рассела[ii] или его ученика Л. Витгенштейна[iii], то ответ очевиден – нет пределов человеческого познания; горизонты познания, как и познавательные способности человека, безграничны, и это оптимистическая позиция. Если же речь идет о средневековой схоластике или более поздних идеалистических системах метафизики Р.Декарта, Д. Беркли, И.Канта, Г.Гегеля – ответ будет другой. Можно было бы назвать это гносеологическим пессимизмом, но это будет слишком упрощенно: философы-идеалисты не сомневались в способности человека познавать этот мир. Но онтологический горизонт физического познания мира ими очерчивался до метафизики, вершиной же метафизики в таком случае уже выступала теология, или Откровение Бога, открывающегося человеку, смиренно осознавшему свою ограниченность – в том числе и познавательную. Эти вопросы подробно изучаются в стандартных разделах гносеологии, и нет необходимости останавливаться на них подробно. Есть и третья точка зрения – агностицизм, обесценивающий саму способность человека ставить предельные вопросы и отвечать на них, и он, в силу самого отношения к предельным вопросам, нами рассматриваться не будет[iv].

 

Что может быть нового в старом вопросе?

Научную новизну будет представлять частногносеологический аспект – это вопрос о границах познания естественнонаучных дисциплин, или определение предельных вопросов естествознания.

Для начала же укажем на 3 главных вопроса, вытекающие из вопроса о границах познания естественных наук.

1)         Границы познания в естественных науках совпадают, образуя общий горизонт непознаваемости, или для каждой частной науки – физики, химии, биологии, астрономии и т. д. существуют свои границы, не соприкасающиеся с непознаваемыми областями других наук?

2)         Границы познания, или предельные вопросы естествознания раз и навсегда определены, или для каждого времени они устанавливаются достигнутым уровнем научно-технической революции (Т. Кун[v], М. Фуко[vi], Ф.Фукуяма[vii])? В первом случае – это метафизический предел, хорошо описанный в «Критиках» И.Канта[viii]. Во втором случае границы – не более чем оптическая иллюзия горизонта, вполне преодолимая в дальнейшем движении науки, как писал лауреат Нобелевской премии по физике В.Гейзенберг[ix], рассуждая о пределе делимости материи, или Р. Доккинз[x] в полемике с теологами.

3) И, наконец, естественнонаучная революция, увеличивая экспоненциально объем своих знаний, двигаясь от очевидных истин к неочевидным, от простого к сложному, встретила неразрешимые ни сегодня, ни, кажется, в обозримом будущем вопросы. Это проблемы начала мира, происхождения жизни, появления в ходе биологической эволюции человека и его сознания. Действительно, до Большого Взрыва не было, по современным представлениям, ни пространства, ни времени, ни физической материи и, следовательно, наших физических законов. Наука не может говорить о самом начале мира, когда ничего не было. Равно и биология может лишь реконструировать модели возникновения первой клетки, первого мыслящего существа, первого человека[xi]. А так как этот процесс может быть и вполне единичным, уникальным, и отодвинутым от нас на миллиарды лет, то эмпирическая база археобиологии просто исчезает. Быть может, это и есть искомые предельные вопросы?

Мы полагаем, что на все три вопроса можно дать положительные ответы: 1) да, совпадают; 2) да, границы вечные; 3) да, естествознание остается наукой, и ненаучные вопросы, не относящиеся к естеству этого мира, не решает.

 

Почему не принято говорить о столь интересных вещах?

Однако, несмотря на очевидную научную новизну, крайне трудно определить, что же такое предельные вопросы естествознания (в дальнейшем будем использовать сокращение ПВЕ)[xii]. Автор не встретил однозначных определений ПВЕ в фундаментальных справочниках по философии, естествознанию, истории науки. Не защищено ни одной диссертации по указанной тематике в философии за последние два десятилетия в России. Анализ зарубежных источников показывает, что теперь западная аналитическая мысль решает чаще частнофилософские проблемы, нежели общие фундаментальные вопросы. Однако есть малоисследованная область, в которой широко обсуждаются проблемы ПВЕ – и в России, и за рубежом. Это богословие или философская теология. Неужели ни академической философии, ни профессиональным историкам науки совсем не интересны проблемы ПВЕ? Нет, но о них не принято говорить. Почему? Укажем две главные причины.

Во-первых, это непопулярная теперь проблема. Метафизика и натурфилософия, существующие с античных времен, рассуждая о предельных вопросах, полагали естественный предел естествознанию – имманентное естество этого мира, трансцендентная же первооснова мира, если таковая есть, по самому своему определению недоступна человеческому познанию. Но, с другой стороны, развившийся в Новое и Новейшее время позитивистский оптимизм предписывает неограниченное развитие человеческому познанию во всех областях естествознания, и, следовательно, предельных вопросов естествознания просто не существует. Это две главенствующие тенденции оформились уже к концу XIX века. Они существовали внутри самого естествознания. Так, отцы современного естествознания Нового времени – Г. Галилей, Б.Паскаль, Р.Декарт, В. Лейбниц, И.Ньютон – были и философами, и богословами. Обе эти позиции существуют с глубокой древности вплоть до настоящего времени. И гносеология как раздел философии также приводит нас к двум противоположным ответам на один вопрос о границах человеческого познания:

 1) Предельные вопросы естествознания ограничиваются наличным бытием этого мира, поэтому пределом этого познания является признание бытия непостижимого Бесконечного Всемогущего Личного Бога или же (с чем автор категорически не согласен) непознаваемой безликой трансцендентной реальности.

2) Человеческое познание неограниченно. Бытие трансцендентного начала этого мира недоказуемо, и о нем хотя бы не стоит говорить и учитывать его в научных построениях.

Если говорить о настоящей статье, то само ее название обесценивается второй позицией, и ее научно-практическая значимость, получается, равна нулю. Следовательно, если автор думает предпринять изучение предельных вопросов естествознания, он необходимо должен придерживаться первой идеалистической точки зрения.

Общеизвестно, что ни в философии, ни в науке такая точка зрения не является маргинальной. Настоящий труд не призван доказывать этот трюизм. Мы предпримем попытку доказать, что вторая позиция оказывается не только контрарной и оспариваемой, но и вполне законной, и даже уместно сосуществующей с первой. Это диалектическое единство рождало и рождает не только «Историю войны науки и христианской теологии»[xiii], но вполне «творческий конфликт», как пишет известный польский ученый и богослов М. Хеллер[xiv].

Во-вторых, секулярное мышление, останавливаясь перед трудностью определения предельных вопросов естествознания, богословскую интерпретацию уже не учитывает. Это связано не только с исторической преемственностью противостоящих идеалистических и материалистических философских тенденций, а с глубоким переворотом в естествознании и философии, который произошел в XVII столетии. Это не просто век великих научных открытий. Естествознание постепенно отказалось от натурфилософии, вернее от великой аристотелевской «целевой причины», что направило науку, философию, теологию в три современные русла автономного существования. Секулярная наука и философия в Новое время получают право на независимую от теологии постановку вопросов. Римо-Католическая Церковь уже ничего не в силах предпринять. Ни инквизиция, ни список запрещенных книг не в силах сдержать закономерных процессов секуляризации, поддерживаемой протестантскими государствами. Следовательно, вполне теологическая установка на определение предельных вопросов естествознания не имеет никакой силы для современной науки и философии, и это следствие исторически обусловленной «делигитимизации метанарратива», или обесценивания традиционных ценностей, прежде всего религиозных.

 

Заключение 

В современной истории науки принято считать, что наука возникает именно в Новое время с работ вышеуказанных ученых XVII века. Да, естествознание было, и проблема ПВЕ возникала, например, в Милетской школе, искавшей основу мира в первичных стихиях – воде, огне, воздухе или нескольких началах – или у эпикурейцев, первых атомистов. В историческом обзоре мы не можем игнорировать достижения ученых античности, средневековья и эпохи Возрождения. Но все предыдущее время принято называть преднаукой. Естествознание в современном значении этого слова складывается именно в XVII веке[xv]. Значит, говорить о современных предельных вопросах естествознания мы можем в границах периода с XVII века по настоящее время. В настоящее время, когда дифференциация наук привела к возникновению приблизительно 15000 научных дисциплин, среди которых большинство наук относятся именно к естествознанию, ситуация с ПВЕ выглядит значительно сложнее.

Философия науки, пытаясь говорить о ПВЕ, обходит, на наш взгляд, главное: именно стремление к Пределу знания – Богу – вдохновляет великих ученых от древности до наших дней. Таким образом, в научном мире возникает ситуация, когда наиболее значимые вопросы для человеческого духа – проблема пределов этого мира, и вопрос: Кто стоит за этими пределами? – оказываются без рассмотрения в силу царящего в мире богоборчества, равнодушия или теплохладности к религиозной вере[xvi].

Международная научная конференция «Картины мира: концептуальный и ценностно-смысловой строй» (V-е Лойфмановские чтения, посвященные 85-летию И. Я. Лойфмана) 2012 г. Екатеринбург

---

[i] Конт О. Дух позитивной философии. (Слово о положительном мышлении) Ростов н/Д: Феникс, 2003.

[ii] Рассел Б. Человеческое познание: его сфера и границы. М.: ТЕРРА, 2000. С. 3: «Научному здравому смыслу (который я принимаю) ясно, что познана только бесконечно малая часть вселенной …».

[iii] Витгенштейн Л. Tractatus Logico-Philosophicus / Избранные работы. М.: Изд. дом «Территория будущего», 2005. С. 14: «… чтобы провести границу мышлению, мы должны были бы быть в состоянии мыслить по обе стороны этой границы (мы должны были бы, тем самым, быть в состоянии мыслить о том, о чем мыслить нельзя). Стало быть, граница может быть проведена лишь внутри языка. То, что лежит по ту сторону границы, будет просто лишено Смысла».

[iv] Спиркин А.Г. Философия. М.: Гардарики, 2010, С. 387: Но и сегодня диапазон философских доктрин, не чуждых агностическим выводам, довольно широк — от неопозитивизма до феноменологии, экзистенциализма, прагматизма и др. Их агностицизм обусловлен не только причинами гносеологического порядка, внутренней логикой, но в определенной степени и традицией, восходящей к философии Д. Юма и И. Канта.

[v] Кун, Томас. Структура научных революций. М.: «АСТ», 2003.

[vi] Фуко М. Археология знания. СПб.: ИЦ «Гуманитарная Академия»; «Университетская книга», 2004.

[vii] Фукуяма Ф. Наше постчеловеческое будущее. Последствия биотехнологической революции. М.: АСТ, 2008.

[viii] Кант И. Предисловие к первому изданию «Критики чистого разума» / Сочинения в шести томах. Т.3. M., «Мысль», С. 73: «На долю человеческого разума в одном из видов его познания выпала странная судьба: его осаждают вопросы, от которых он не может уклониться, так как они навязаны ему его собственной природой; но в то же время он не может ответить на них, так как они превосходят все его возможности».

[ix] Гейзенберг В. Шаги за горизонт. М.: Прогресс, 1987.

[x] Докинз Р. Бог как иллюзия. М.: Издательство КоЛибри, 2008.

[xi] Григорович С. В начале была РНК? В поисках молекулы первожизни // Наука и жизнь. – № 2. – 2004; Левитан Е. А было ли что-нибудь до Большого Взрыва? // Наука и жизнь – №5. – 2012. Официальный сайт журнала «Наука и жизнь». http://www.nkj.ru/archive/articles/20684/?sphrase_id=69469 Дата обращения 09.08.2012; Мумриков Олег, священник. Феномен биологической жизни как «предельный вопрос» в богословии и науке XXI века. http://www.bogoslov.ru/text/1529089.html. Дата обращения 09.08.2012

[xii] Вернадский В.И.: «Научное мировоззрение развивается в тесном общении и широком взаимодействии с другими сторонами духовной жизни человечества. Отделение научного мировоззрения и науки от одновременно или ранее происходившей деятельности человека в области религии, философии и общественной жизни или искусства невозможно. Все эти проявление человеческой жизни тесно переплетены и могут быть разделены только в воображении… Никогда не наблюдали мы до сих пор в истории человечества науки без философии, и, изучая историю научного мышления, видим, что философские концепции и философские идеи входят как необходимый, всепроникающий науку ее элемент во все время ее существования». Избранные труды по истории науки, М., 1981. С. 50-51. Цит. по: Дугин А.Г. Эволюция парадигмальных оснований наук, М., 2002. С. 15.

[xiii] John William Draper. History of the Conflict between Religion and Science (1874), Andrew Dickson White. A History of the Warfare of Science with Theology in Christendom (1896), Цит. по: James R. Moore, The Post-Darwinian Controversies: A Study of the Protestant Struggle to Come to Terms with Darwin in Great Britain and America, 1870-1900. Cambridge: Cambridge University Press, 1979.

[xiv] М. Хеллер. Творческий конфликт. О проблемах взаимодействия научного и религиозного мировоззрения. М., Изд-во ББИ, 2005. 216 с.

[xv] Гайденко П.П. Изгнание целевой причины как предпосылка математизации физики / Гайденко П.П. Научная рациональность и философский разум. М.:Прогресс-Традиция, 2003. С.169.

[xvi] Жан-Франсуа Лиотар. Состояние постмодерна: СПб, Издательство «АЛЕТЕЙЯ», 1998.

 

Наука и здравый смысл – Методы исследования в психологии – 2-е канадское издание

Глава 1: Психологическая наука

1. Объясните ограничения здравого смысла, когда дело доходит до детального и точного понимания человеческого поведения.
2. Приведите несколько примеров неверного здравого смысла или народной психологии.
3. Дайте определение скептицизму и его роли в научной психологии.

Некоторые задаются вопросом, нужен ли научный подход к психологии. Разве мы не можем прийти к тем же выводам, основываясь на здравом смысле или интуиции? Конечно, у всех нас есть интуитивные убеждения о поведении, мыслях и чувствах людей, и эти убеждения в совокупности называются… Хотя большая часть нашей народной психологии, вероятно, достаточно точна, ясно, что многое из этого нет. Например, большинство людей считают, что гнев можно облегчить, «выпустив его наружу» — например, ударив кого-нибудь кулаком или громко закричав. Научные исследования, однако, показали, что такой подход приводит к тому, что люди злятся больше, а не меньше (Bushman, 2002) ^[1] . Точно так же большинство людей считают, что никто не признается в преступлении, которого он или она не совершал, если, возможно, этого человека не пытали физически. Но опять же, обширные эмпирические исследования показали, что ложные признания на удивление распространены и происходят по разным причинам (Kassin & Gudjonsson, 2004) ^[2] .

В 50 великих мифах популярной психологии психолог Скотт Лилиенфельд и его коллеги обсуждают несколько широко распространенных общепринятых представлений о человеческом поведении, которые, как показали научные исследования, неверны (Lilienfeld, Lynn, Ruscio, & Beyerstein, 2010) ^[3] . Вот краткий список:

• «Люди используют только 10% мощности своего мозга».
• «Большинство людей переживают кризис среднего возраста в возрасте 40–50 лет».
• «Учащиеся учатся лучше всего, когда стили преподавания соответствуют их стилям обучения».
• «Низкая самооценка — основная причина психологических проблем».
• «В полнолуние увеличивается число госпитализаций в психиатрические учреждения и число преступлений».

Как многие из наших интуитивных представлений о человеческом поведении могут быть такими неверными? Обратите внимание, что это эмпирический вопрос, и так уж получилось, что психологи провели по нему научные исследования и выявили множество способствующих факторов (Гилович, 19). 91) ^[4] . Во-первых, формирование подробных и точных убеждений требует таких способностей наблюдения, памяти и анализа, которыми мы не обладаем от природы. Было бы почти невозможно подсчитать количество слов, произнесенных женщинами и мужчинами, которых нам довелось встретить, оценить количество слов, произнесенных ими за день, усреднить эти числа для обеих групп и сравнить их — и все это в нашей голове. Вот почему мы склонны полагаться на умственные упрощения (то, что психологи называют эвристикой) при формировании и поддержании наших убеждений. Например, если убеждение широко распространено — особенно если оно поддерживается «экспертами» — и оно имеет интуитивный смысл, мы склонны считать его истинным. Это усугубляется тем фактом, что мы склонны сосредотачиваться на случаях, которые подтверждают наши интуитивные убеждения, а не на случаях, которые их опровергают. Это называется . Например, как только мы начинаем верить, что женщины более разговорчивы, чем мужчины, мы склонны замечать и запоминать болтливых женщин и молчаливых мужчин, но игнорировать или забывать молчаливых женщин и болтливых мужчин. Мы также придерживаемся неверных убеждений отчасти потому, что было бы неплохо, если бы они0021 были истинными. Например, многие люди считают, что низкокалорийные диеты являются эффективным долгосрочным средством лечения ожирения, однако тщательный анализ научных данных показал, что это не так (Mann et al., 2007) ^[5] . Люди могут продолжать верить в эффективность диеты отчасти потому, что она дает им надежду на похудение, если они страдают ожирением, или заставляет их чувствовать себя лучше в отношении собственного «самоконтроля», если это не так.

Ученые, особенно психологи, понимают, что они так же, как и все остальные, подвержены интуитивным, но неверным убеждениям. Вот почему они культивируют отношение . Быть скептиком не означает быть циничным или недоверчивым, а также не означает подвергать сомнению каждое убеждение или утверждение, с которыми сталкиваешься (что в любом случае было бы невозможно). Вместо этого это означает паузу для рассмотрения альтернатив и поиска доказательств — особенно систематически собираемых эмпирических данных — когда на карту поставлено достаточно, чтобы это оправдать. Например, представьте, что вы читаете журнальную статью, в которой утверждается, что еженедельное пособие на детей — это хороший способ помочь им развить финансовую ответственность. Это интересное и потенциально важное утверждение (особенно если у вас есть собственные дети). Однако занимать позицию скептицизма означало бы задуматься, а не может ли быть так, что получение пособия просто учит детей тратить деньги — возможно, даже быть более материалистичными. Скептицизм также означал бы вопрос о том, какие доказательства подтверждают первоначальное утверждение. Является ли автор научным исследователем? Приводятся ли какие-либо научные доказательства? Если проблема была достаточно важной, это может также означать обращение к исследовательской литературе, чтобы узнать, изучал ли ее кто-нибудь еще.

Поскольку часто недостаточно доказательств, чтобы полностью оценить убеждение или утверждение, ученые также культивируют . Они признают, что есть много вещей, которых они просто не знают. Например, оказывается, что нет научных доказательств того, что получение пособия делает детей более финансово ответственными, равно как нет и научных доказательств того, что это делает их материалистичными. Хотя такая неуверенность может быть проблематичной с практической точки зрения — например, затрудняя решение, что делать, когда наши дети просят пособие, — с научной точки зрения она интересна. Если мы не знаем ответа на интересный и эмпирически проверяемый вопрос, наука и, возможно, даже вы как исследователь сможете дать ответ.

• Интуитивные представления людей о человеческом поведении, также известные как народная психология, часто оказываются ошибочными. Это одна из основных причин того, что психология полагается на науку, а не на здравый смысл.
• Исследователи в области психологии культивируют определенные установки критического мышления. Один — скептицизм. Они ищут доказательства и рассматривают альтернативы, прежде чем принять утверждение о человеческом поведении как истинное. Еще одна терпимость к неопределенности. Они воздерживаются от суждений о том, является ли утверждение истинным или нет, когда для принятия решения недостаточно доказательств.

1. Практика: Для каждого из следующих интуитивных убеждений о человеческом поведении укажите три причины, по которым они могут быть верными, и три причины, по которым они могут быть неверными:
   1. Вы не можете по-настоящему любить другого человека, если не любите себя.
   2. Люди, получающие «кризисное консультирование» сразу после травматического события, лучше справляются с этой травмой в долгосрочной перспективе.
   3. Учеба наиболее эффективна, когда она всегда проводится в одном и том же месте.
2. Посмотрите частично или полностью следующее видео, в котором психолог Скотт Лилиенфельд рассказывает о предвзятости подтверждения, ограниченном видении и использовании доказательств для оценки окружающего мира:

Атрибуция видео

• ESC 2017 – Скотт Лилиенфельд: «Tunnel Vision: Confirmation Bias» © ESC Европейский конгресс скептиков имеет лицензию CC BY (Attribution)

---

1. Бушман, Би Джей (2002). Выплескивание гнева подпитывает или гасит пламя? Катарсис, размышления, отвлечение внимания, гнев и агрессивная реакция. Бюллетень личности и социальной психологии, 28 , 724–731. ↵
2. Кассин, С. М., и Гуджонссон, Г. Х. (2004). Психология доказательств признания: обзор литературы и вопросов. Психологическая наука в интересах общества, 5 , 33–67. ↵
3. Лилиенфельд, С.О., Линн, С.Дж., Руссио, Дж., и Бейерштейн, Б.Л. (2010). 50 великих мифов популярной психологии . Молден, Массачусетс: Уайли-Блэквелл. ↵
4. Гилович, Т. (1991). Откуда мы знаем, что не так: Ошибочность человеческого разума в повседневной жизни . Нью-Йорк, штат Нью-Йорк: Свободная пресса. ↵
5. Манн Т., Томияма А. Дж., Вестлинг Э., Лью А., Сэмюэлс Б. и Чатман Дж. (2007). Medicare ищет эффективные методы лечения ожирения: диеты не являются решением. Американский психолог, 62 , 220–233. ↵

1.4 Наука и здравый смысл – Методы исследования в психологии

1.4 Наука и здравый смысл

Цели обучения

1. Объяснить ограничения здравого смысла, когда речь идет о достижении подробного и точного понимания человеческого поведения.
2. Приведите несколько примеров неверного здравого смысла или народной психологии.
3. Дайте определение скептицизму и его роли в научной психологии.

Можем ли мы полагаться на здравый смысл?

Некоторые задаются вопросом, нужен ли научный подход к психологии. Разве мы не можем прийти к тем же выводам, основываясь на здравом смысле или интуиции? Безусловно, у всех нас есть интуитивные представления о поведении, мыслях и чувствах людей, и эти убеждения в совокупности обозначаются как 9. 0121 народная психология . Хотя большая часть нашей народной психологии, вероятно, достаточно точна, ясно, что многое из этого нет. Например, большинство людей считают, что гнев можно облегчить, «выпустив его наружу» — например, ударив кого-нибудь кулаком или громко закричав. Научные исследования, однако, показали, что такой подход приводит к тому, что люди злятся больше, а не меньше (Bushman, 2002) ^[1] . Точно так же большинство людей считают, что никто не признается в преступлении, которого он или она не совершал, если, возможно, этого человека не пытали физически. Но опять же, обширные эмпирические исследования показали, что ложные признания на удивление распространены и происходят по разным причинам (Kassin & Gudjonsson, 2004) ^[2] .

Как мы могли ошибаться?

Как многие из наших интуитивных представлений о человеческом поведении могут быть такими неверными? Обратите внимание, что это эмпирический вопрос, и так уж случилось, что психологи провели по нему научные исследования и выявили множество способствующих факторов (Гилович, 1991) ^[4] . Во-первых, формирование подробных и точных убеждений требует таких способностей наблюдения, памяти и анализа, которыми мы не обладаем от природы. Было бы почти невозможно подсчитать количество слов, произнесенных женщинами и мужчинами, которых нам довелось встретить, оценить количество слов, произнесенных ими за день, усреднить эти числа для обеих групп и сравнить их — и все это в нашей голове. Вот почему мы склонны полагаться на умственные сокращения (то, что психологи называют эвристика ) в формировании и поддержании наших убеждений. Например, если убеждение широко распространено — особенно если оно поддерживается «экспертами» — и оно имеет интуитивный смысл, мы склонны считать его истинным. Это усугубляется тем фактом, что мы склонны сосредотачиваться на случаях, которые подтверждают наши интуитивные убеждения, а не на случаях, которые их опровергают. Это называется 90 121 предвзятостью подтверждения 90 122 . Например, как только мы начинаем верить, что женщины более разговорчивы, чем мужчины, мы склонны замечать и запоминать болтливых женщин и молчаливых мужчин, но игнорировать или забывать молчаливых женщин и болтливых мужчин. Мы также придерживаемся неверных убеждений отчасти потому, что было бы неплохо, если бы они0021 были истинными. Например, многие люди считают, что низкокалорийные диеты являются эффективным долгосрочным средством лечения ожирения, однако тщательный анализ научных данных показал, что это не так (Mann et al., 2007) ^[5] . Люди могут продолжать верить в эффективность диеты отчасти потому, что она дает им надежду на похудение, если они страдают ожирением, или заставляет их чувствовать себя лучше в отношении собственного «самоконтроля», если это не так.

Ученые, особенно психологи, понимают, что они так же, как и все остальные, подвержены интуитивным, но неверным убеждениям. Вот почему они культивируют отношение скептицизм . Быть скептиком не означает быть циничным или недоверчивым, а также не означает подвергать сомнению каждое убеждение или утверждение, с которыми сталкиваешься (что в любом случае было бы невозможно). Вместо этого это означает паузу для рассмотрения альтернатив и поиска доказательств — особенно систематически собираемых эмпирических данных — когда на карту поставлено достаточно, чтобы это оправдать. Например, представьте, что вы читаете журнальную статью, в которой утверждается, что еженедельное пособие на детей — это хороший способ помочь им развить финансовую ответственность. Это интересное и потенциально важное утверждение (особенно если у вас есть собственные дети). Однако занимать позицию скептицизма означало бы задуматься, а не может ли быть так, что получение пособия просто учит детей тратить деньги — возможно, даже быть более материалистичными. Скептицизм также означал бы вопрос о том, какие доказательства подтверждают первоначальное утверждение. Является ли автор научным исследователем? Приводятся ли какие-либо научные доказательства? Если проблема была достаточно важной, это может также означать обращение к исследовательской литературе, чтобы узнать, изучал ли ее кто-нибудь еще.

Поскольку часто недостаточно доказательств, чтобы полностью оценить убеждение или утверждение, ученые также культивируют   терпимость к неопределенности . Они признают, что есть много вещей, которых они просто не знают. Например, оказывается, что нет научных доказательств того, что получение пособия делает детей более финансово ответственными, равно как нет и научных доказательств того, что это делает их материалистичными. Хотя такая неуверенность может быть проблематичной с практической точки зрения — например, затрудняя решение, что делать, когда наши дети просят пособие, — с научной точки зрения она интересна. Если мы не знаем ответа на интересный и эмпирически проверяемый вопрос, наука и, возможно, даже вы как исследователь сможете дать ответ.

Основные выводы

• Интуитивные представления людей о человеческом поведении, также известные как народная психология, часто оказываются ошибочными. Это одна из основных причин того, что психология полагается на науку, а не на здравый смысл.
• Исследователи в области психологии культивируют определенные установки критического мышления. Один — скептицизм. Они ищут доказательства и рассматривают альтернативы, прежде чем принять утверждение о человеческом поведении как истинное.