Определение релятивизм: Релятивизм это

Что такое моральный релятивизм?

Вопрос: Что такое моральный релятивизм?

Ответ:

Моральный релятивизм более доступен к пониманию в сравнении с моральным абсолютизмом. Абсолютизм утверждает, что моральность основывается на универсальных принципах (природные законы, совесть). Христианские абсолютисты верят, что Бог является высшим источником нашей общей моральности и она, таким образом, неизменна, как и Он. Моральный релятивизм утверждает, что моральность не базируется ни на каких абсолютных стандартах. По мнению его сторонников, этические «истины» скорее зависят от переменных, таких как ситуация, культура, чьи-то чувства и т.д.

Относительно морального релятивизма можно привести несколько аргументов, которые демонстрируют его сомнительную природу. Во-первых, хотя многие из аргументов, используемых в поддержку релятивизма, могут сначала выглядеть убедительно, им всем присуще логическое противоречие, так как все они предлагают «правильную» моральную схему, которой все мы должны следовать.

Но это само по себе является абсолютизмом. Во-вторых, даже так называемые релятивисты отрицают релятивизм в большинстве случаев. Они не скажут, что насильник или убийца свободен от вины, поскольку не нарушил собственных стандартов.

Релятивисты могут доказывать, что различные ценности среди различных культур свидетельствуют о том, что моральность относительна для различных людей. Но эти аргументы смешивают действия индивидов (что они делают) с абсолютными стандартами (должны ли они делать это). Если культура определяет, что плохо и что хорошо, как мы можем осуждать нацистов? Как бы ни было, они лишь следовали морали своей культуры. Действия нацистов можно называть неправильными лишь при условии, что убийство является общекультурным преступлением. Тот факт, что у них была «своя мораль», не меняет этого. Более того, хотя многие люди по-разному практикуют моральность, они все равно разделяют общие моральные ценности. Например, противники и сторонники абортов не могут согласиться между собой, является ли аборт убийством, но единодушны, что убийство – это плохо.

Поэтому даже это доказывает существование абсолютной универсальной морали.

Некоторые люди утверждают, что изменение ситуации влияет на изменение морали – в разных ситуациях те или иные поступки могут быть по-разному восприняты. Но существует три вещи, на основании которых мы должны судить поступки: ситуация, действие и намерение. Например, мы можем осудить кого-то за преднамеренное убийство (намерение), даже если оно и не было осуществлено (действие). Поэтому ситуации являются лишь частью морального решения, потому что устанавливают контекст для избрания определенного морального действия (применения универсальных принципов).

Главный аргумент, к которому обращаются релятивисты, заключается в толерантности. Они утверждают, что говорить кому-то, что их моральные стандарты ошибочны, является проявлением нетолерантности, а релятивизм принимает все взгляды. Но это – заблуждение. Прежде всего, со злом никогда не следует мириться. Должны ли мы мириться с мнением насильника о том, что женщины являются лишь объектами наслаждения, доступными для злоупотребления? Во-вторых, эта позиция противоречит сама себе, так как релятивисты не терпят нетолерантность или абсолютизм.

В-третьих, релятивизм не может объяснить, почему каждый должен быть толерантным. Сам факт, что мы должны быть толерантными к другим людям (даже если мы не хотим этого), основан на абсолютном моральном правиле, что мы всегда должны относиться к людям справедливо – но это снова абсолютизм! Фактически, без универсальных моральных принципов не может быть доброты.

На самом деле, все люди рождены с совестью и все мы инстинктивно знаем, когда поступают неправильно по отношению к нам или когда поступаем так мы. Мы действуем так, будто ожидаем, что и другие следуют этим правилам. Даже будучи детьми, мы знали разницу между «честным» и «нечестным». Нам бы пришлось принять ложные принципы, чтоб убедить себя, что мы неправы, а моральный релятивизм прав.

ФЕНОМЕН ГАЛИЛЕЯ И ЕГО ВОЗМОЖНЫЕ ПРИЧИНЫ

Специальную теорию относительности (СТО) обычно формулируют, указывая то, чем она отличается от нерелятивистской физики Ньютона. Например, говорят, что динамические уравнения в теории Ньютона инвариантны относительно галилеевых преобразований системы координат, тогда как динамические уравнения в теории относительности инвариантны относительно преобразований Лоренца. Добавляют, что в теории относительности невозможно движение тел со скоростью большей скорости света и нельзя передать сигнал со скоростью большей скорости света. Все эти явления рассматриваются как проявление принципов теории относительности. Однако, если эти явления и представляют собой признаки теории относительности, то это – некоторые вторичные признаки. Принципы теории относительности должны формулироваться без ссылки на способы описания (системы координат), потому что принципы – это наиболее общие закономерности, которые должны допускать бескоординатную формулировку. В частности, если имеется слабое гравитационное поле и геометрия пространстве-времени несколько отличается от геометрии Минковского, то утверждение об инвариантности динамических уравнений относительно преобразований Лоренца становится неверным, поскольку группа Лоренца перестает быть группой движений пространства-времени. Принципы релятивистской физики и физики нерелятивистской представляют собой утверждения о свойствах пространства событий (пространства-времени). В релятивистской физике в пространстве событий имеется только одна пространственно-временная структура \sigma , тогда как в нерелятивистской физике имеется две независимые пространственно-временные структуры: S и T. Каждая из трех структур \sigma, S, T представляет собой вещественное число от двух точек, принадлежащих пространству-времени, причем структура \sigma является функцией от пространственно-временных структур: S и T. \sigma (P,Q) =(c**2T(P,Q) – S(P,Q))/2 (1) для любых P,Q, принадлежащих пространству-времени \Omega. T(P,Q) представляет собой квадрат временного интервала между точками P и Q, тогда как S(P,Q) представляет собой квадрат пространственного интервала между точками P и Q. Что касается \sigma, то \sigma (P,Q) представляет собой пространственно-временной интервал между точками P и Q. Он связан с пространственным и временным интервалами посредством соотношения (1). Под физической геометрией понимается множество точек \Omega, с заданной не нем мировой функцией \sigma (P,Q). На множестве точек (событий) пространства-времени физическая геометрия пространства-времени может быть задана двояко: (1) если в качестве мировой функции взята структура \sigma, то получается релятивистская теория. (2) если в качестве мировой функции взята структура S, то получается нерелятивистская теория. При этом если в качестве мировой функции берется структура S, то к мировой функции добавляется дополнительная структура T. В результате физическая геометрия пространства-времени превращается в обогащенную геометрию, т.е. физическую геометрию с добавленной к ней дополнительной структурой. Пространство-время в нерелятивистской теории описывается обогащенной геометрией, содержащей две структуры S и T, причем обе структуры предполагаются существующими объективно, а не только в расчетах теоретика. Наличие двух структур позволяет построить в пространстве-времени множество (абсолютно) одновременных событий. Например, множество событий Q, одновременных событию Р определяется условием S(P,Q) = 0 (2) В релятивистской теории такое множество построить нельзя, поскольку в релятивистской теории имеется только одна структура. Нерелятивистская теория обогащенной геометрии пространства-времени может строиться с использованием мировой функции \sigma, определяемой через структуры S и T с помощью соотношения (1). В принципе это должно привести к тем же результатам, что и построение обогащенной геометрии с мировой функцией S и T, поскольку физическая геометрия определяется однозначно заданием мировой функции, а обогащенная физическая геометрия определяется однозначно мировой функцией и дополнительной структурой. Однако, при этом некоторые определения могут оказаться различными. Итак, принцип теории относительности заключается в утверждении, что пространство событий описывается только одной пространственно-временной структурой (т.е. описывается геометрией, а не обогащенной геометрией). Какая геометрия и какая мировая функция при этом используются –это детали, которые не упоминаются при формулировке принципа. Нерелятивистское описание становится близким к релятивистскому, когда использование временной структуры Т оказывается несущественным по каким-то причинам. Обычно при нерелятивистском описании обогащенной геометрии пространства событий используется мировая функция S . Если использовать в качестве мировой функции структуру \sigma то описание окажется более приближенным к релятивистскому описанию. Рассмотрим в качестве примера понятие близких событий. Событие (точка) А является близким к событию (точке) В, если точка А находится малой окрестности OB точки В. T(A,B) = 0 и S(A,B) < \epsilon (3) В случае, если в качестве мировой функции используется структура \sigma условие (3) записывается в виде T(A,B) = 0 и -\sigma(A,B) < \epsilon (4) Ясно, что в силу (1) и T(A,B) = 0 соотношения (3) и (4) эквивалентны. Если мы желаем определить понятие близости событий в релятивистском случае, то необходимо отбросить ограничение T(A,B) = 0, как ограничение, порожденное несуществующей пространственно-временной структурой. Условие (3) следует отбросить, поскольку оно содержит структуры, не существующие в релятивистском случае. Тогда возникает следующая дилемма: (1) либо нужно отказаться от понятия близких событий (точек) в релятивистской теории, (2) либо определить малую окрестность OB точки В условием OB = \ set of A satisfying -\sigma(A,B) < \epsilon (5) OB есть множество точек, прилежащих к световому конусу с вершиной в точке В. Если \epsilon стремится к нулю, то OB превращается в световой конус вершиной в точке В. Такое представление о близости событий обладает интранзитивностью, т.е. если точка A близка к точке В и точка В близка к точке С, то, вообще говоря, точка А не близка к точке С . Такая ситуация достаточно неожиданна, поскольку в евклидовой геометрии. если точка A близка к точке В и точка В близка к точке С, то точка А близка к точке С . Другими словами, в евклидовой геометрии условие близости точек обладает транзитивностью. С одной стороны, интранзитивность близости событий в релятивистской концепции пространства-времени очень непривычна и толкает нас к отрицанию понятия близости событий. С другой стороны, электромагнитное взаимодействие заряженных частиц в соответствии с запаздывающим потенциалом Льенара — Вихерта означает, что частицы взаимодействуют друг с другом только через близкие точки. Это может интерпретироваться в том смысле, что заряженные частицы взаимодействуют только в результате прямого столкновения. При этом, с понятием о близости событий, заимствованным из нерелятивистского описания геометрии пространства-времени оказывается несовместимым то обстоятельство, что близкие события могут оказаться разделенными большими пространственными и временными интервалами и что для любого события на мировой линии частицы найдется близкое событие на мировой линии любой другой частицы, существующей достаточно долго. В современном изложении теории относительности понятие близких событий не используется. Иногда используют термин «дальнодействие», когда говорят о прямом электромагнитном взаимодействии частиц без рассмотрения электромагнитного поля как переносчика взаимодействия. Иначе говоря, в релятивистской теории неявно используют нерелятивистское понятие близости (3), основанное на пространственном расстоянии в некоторой системе координат (обычно лабораторной), которое не является инвариантной величиной. Например, два события: вспышка сверхновой в удаленной галактике и наблюдение этой вспышки на Земле являются близкими событиями, разделенными нулевым пространственно-временным интервалом. Однако их рассматривают как далекие события, разделенные очень большим пространственным и временным интервалами. Это — пережиток привычного нам нерелятивистского подхода к описанию физических явлений, который порождает непоследовательность в изложении и восприятии в релятивистской теории пространства-времени, сопровождающуюся необходимостью введения системы координат как опоры нашего восприятия пространства-времени. Представление о прямом гравитационном и электромагнитном взаимодействии частиц не нуждается во введении гравитационного и электромагнитного полей, которые оказываются свойствами пространства-времени. Движение заряженной частицы в заданном электромагнитном поле математически описывается как свободное движение частицы в заданном пятимерном пространстве-времени Калуцы-Клейна. Представление об электромагнитном и гравитационном полях как о свойствах пространства-времени позволяет уменьшить число существующих сущностей, что позволяет эффективнее работать с динамикой частиц. В этом случае свойства электромагнитного (и гравитационного) поля возникают как свойства пространства-времени и описываются его мировой функцией. Происходит процесс, называемый геометризацией физики. По идее геометризация физики должна свести описание физических явлений к описанию в терминах одной величины и тем самым упростить построение теории. Поясню это на примере геометрии. Если геометрия строится на основе нескольких аксиом, описывающих свойства разных геометрических объектов, то мы сталкиваемся с необходимостью согласования всех этих аксиом. Математически это означает, что система аксиом должна быть непротиворечива. Это означает, что получение любого утверждения геометрии разными путями должно приводить к одному и тому же результату. Поскольку геометрических утверждений очень много, а путей их получения во много раз больше, то задача установления непротиворечивости данной системы аксиом представляется неподъемной. Насколько я знаю, непротиворечивость системы аксиом доказана лишь для собственно евклидовой геометрии. Что касается римановой геометрии, то исследователи просто верят в ее непротиворечивость, хотя на самом деле это не так. Об остальных геометрических изысках я уж не говорю. При описании геометрии в терминах и только в терминах мировой функции у нас имеется только одна величина (пусть даже это сложная функция от двух точек). Все остальные утверждения и в величины определяются мировой функцией. Они автоматически изменяются известным образом при изменении мировой функции. Задача состоит лишь в правильном определении мировой функции реального пространства событий. Мы избавлены от выбора многочисленных аксиом и их согласования. В данной ситуации наиболее привлекательной чертой конструкции является ее монизм, т.е. использование одной величины в качестве фундамента теории. Идея построения единой теории поля А.Эйнштейна привлекательна главным образом своим стремлением к монизму. Однако при построении единой теории поля нельзя избежать описания свойств пространства-времени, что нарушает монизм построения. Идея геометризации физики представляется более реальной, поскольку при этом все силовые поля «загоняются» в геометрию и описываются в терминах мировой функции. Иначе говоря, идея геометризации ближе к монизму конечной теории, чем идея теории единого поля. Главным препятствием на пути геометризации физики являются наши убогие знания геометрии, когда мы не умеем описывать геометрию в терминах и только в терминах мировой функции. Мы не можем представить себе геометрию без системы координат, хотя евклидова геометрия излагается в курсе средней школы (учебник Киселева) без упоминания такого понятия, как система координат. Использование системы координат при описании геометрии привносит в описание дополнительную информацию, которой нет в геометрии и от которой нельзя избавиться никаким преобразованием систем координат. Это обусловлено тем, что физическая геометрия (например, дискретная) не имеет определенной (метрической) размерности. Вводя систему координат, мы сами, того не желая, превращаем геометрию в обогащенную геометрию, навязывая ей дополнительные структуры, не существующие в природе. Геометризация физики приводит к геометризации массы частицы, когда вместо мировой линии частицы и приписываемой ей дополнительной величины (массы), рассматривается мировая цепь, состоящая из одинаковых прямолинейных звеньев. Длина каждого звена представляет собой геометрическую массу \mu, связанную с обычной массой m частицы соотношением m = b\mu (6) где b есть некоторая универсальная постоянная. Геометризация массы избавляет нас от дискуссии о природе массы и о связи между инертной и тяжелой массой, поскольку в обоих случаях природа массы и гравитационного поля чисто геометрическая. При переходе от нерелятивистской динамики к релятивистской были модифицированы динамические уравнения движения частицы, а описание состояния частицы осталось прежним нерелятивистским. В нерелятивистской физике состояние частицы описывается положением частицы и ее импульсом (или точкой в фазовом пространстве координат и импульсов). В релятивистском случае состояние частицы описывается точкой на мировой цепи частицы. При этом информация о направлении мировой цепи в рассматриваемой точке является информацией о состоянии частицы. На первый взгляд, можно определить направление мировой цепи вектором (импульсом) и рассматривать состояние частицы как точку в фазовом пространстве. Однако важным является то обстоятельство, что определенный таким образом импульс, задается в определенной системе координат. Рассмотрение состояния частицы как точки в фазовом пространстве можно использовать при описании отдельной детерминированной частицы. Когда рассматривается движение недетерминированной частицы, то рассматривается статистический ансамбль, состоянием которого является плотность состояний. В нерелятивистском случае плотность состояний \rho(x,p) определяется соотношением dN = \rho(x,p)dVdp (7) где dN есть число частиц в элементе фазового объема dVdp. k(x) является 4-вектором. Она не может интерпретироваться как плотность вероятности чего бы то ни было. В этом случае мы вынуждены описывать статистический ансамбль просто как динамическую систему типа сплошной среды. Такое описание будет динамическим описанием. Разумеется, можно использовать динамическое описание и в нерелятивистском случае. Однако, обычно используют вероятностное описание, полагая, что вероятностное описание является общим видом статистического описания. Это является серьезной концептуальной ошибкой, приводящей к важным последствиям. Дело в том, что уравнение Шредингера представляет собой статистической описание недетерминированных частиц. Понять это нельзя с точки зрения вероятностного описания, потому что случайная составляющая движения шредингеровской частицы является релятивистской, хотя среднее движение этой частицы является нерелятивистским. Принято считать, что нельзя рассматривать уравнение Шредингера как уравнение, реализующее статистическое описание недетерминированной частицы, потому что недетерминированная частица описывается уравнением, линейным по плотности вероятности, тогда как шредингеровская частица описывается уравнением линейным по амплитуде вероятности. То обстоятельство, что шредингеровская частица является релятивистской (по случайной составляющей) и ее надо описывать с помощью динамического статистического описания (а не вероятностного), как-то не приходит в голову. Недетерминированость частицы может быть обусловлена геометрией пространства-времени. Тогда квантовые эффекты могут быть сведены к геометрическим эффектам, а квантовая механика может быть изложена в терминах мировой функции, что означает прогресс в геометризации физики. Однако это оказывается невозможным, если описание состояния частицы окажется нерелятивистским при релятивистских динамических уравнениях. Возникает вопрос, почему такая простая вещь как последовательное релятивистское описание движения частиц не было получено в течение почти столетнего развития теоретической физики? Более того, почему работы, содержащие развитие последовательного релятивистского описания, появившиеся в последние годы двадцатого века, не привлекло внимания научной общественности? Краткий ответ будет такой. Мы имеем дело с феноменом Галилея, когда правильные работы, меняющие фундаментальные положения существующей теоретической физики не воспринимаются научным сообществом. Развитие теоретической физики происходит по пути, ведущем в тупик. Теоретическая физика оказывается в кризисе. Попробуем понять, как появилась непоследовательность в развитии теории относительности, когда динамические уравнения были релятивистскими, а уравнение состояния частицы оставалось нерелятивистским. Появление теории относительности в начале двадцатого века не было принято всеми физиками. Изменение фундамента физики воспринималось с большим трудом. Вначале релятивистские эффекты воспринимались просто как поправки к нерелятивистской физике. Старались не менять понятия нерелятивистской физики, или менять их в минимальной степени. Динамические уравнения релятивистской физики, содержащие характерные радикалы, были получены в результате модификации нерелятивистских динамических уравнений. Описание состояния частицы оказалось возможным оставить нерелятивистским, поскольку оно было пригодно для описания детерминированных частиц. Об описании недетерминированных частиц первое время не задумывались. В результате оно осталось нерелятивистским. В дальнейшем изменить его было трудно, во-первых, потому что никто не думал, что нерелятивистские квантовые частицы следует считать релятивистскими, а во-вторых, потому что к нерелятивистскому описанию состояния частицы привыкли и считали его релятивистским. Одним словом, считалось, что с фундаментом релятивистской динамики частиц все в порядке, и решение проблемы выхода из кризиса надо искать не в фундаменте теоретической физики, а на ее поверхности. Считалось, что нужно изобретать новые гипотезы о строении элементарных частиц. В конечном счете, многие нововведения типа струн и увеличения размерности пространства-времени представляли собой модификации геометрии пространства-времени, но не в фундаменте геометрии, а на ее поверхности при сохранении убогого знания и понимания основ геометрии (геометрия рассматривалась как логическое построение, а не как наука о расположении геометрических объектов). Такой подход выродился в подгоночный менталитет теоретиков, когда теоретик отказывается рассматривать какие-либо модификации теории, если они не приводят немедленно к объяснению новых экспериментов и экспериментиков. От изменений фундамента теории до объяснения экспериментов долгий путь. По этой причине лишь немногие решались затрагивать фундамент современной теоретической физики. Процветали верхушечные теории, объясняющие один-два эксперимента и несостоятельные при объяснении других экспериментов. Так выглядит феномен Галилея в современной теоретической физике.

Идея ограничения теории типов в философии математики в контексте критики эпистемологического релятивизма

Рассматривается критика релятивизма в современной эпистемологии в корреляции с исследованиями по логике и философии математики. Обсуждается идея Ф. Фитча по ограничению применения теории типов Б. Рассела. Автор статьи утверждает, что идея Фитча релевантна задачам философии математики, но в области эпистемологии она не может найти применения. Критически оцениваются результаты исследований К. Кордига, который для демонстрации несостоятельности релятивизма в современной эпистемологии пытается опереться на работы Фитча в философии математики. Демонстрируется несостоятельность некоторых современных релятивистских концепций с использованием аргументации reductio ad absurdum на основе явления самореферентности.

The Idea of Limiting the Type Theory in the Philosophy of Mathematics in the Context of the Criticism of Epistemological.pdf Необходимость корреляции исследований по логике, философии математики и эпистемологии в современной аналитической философии Критика релятивизма в эпистемологии имеет давнюю историю. Она начинается с диалога «Теэтет» Платона [1], где платоновский Сократ ведет заочный спор с релятивистом Протагором. В данном споре против релятивизма выдвигается аргумент на основе явления самореферентности (self-reference), когда платоновский Сократ обращает релятивистский тезис Прота-гора о том, что человек есть мера всего, на самого Протагора: «СОКРАТ. Знаешь ли, Феодор, чему дивлюсь я в твоем друге Протагоре? ФЕОДОР. Чему? СОКРАТ. …с какой же стати, друг мой, Протагор оказывается таким мудрецом, что даже считает себя вправе учить других за большую плату, мы же оказываемся невеждами, которым следует у него учиться, если каждый из нас есть мера своей мудрости?» [Там же. 161e]. Суть платоновской аргументации состоит в reductio ad absurdum, т.е. в демонстрации непоследовательности, самоотрицания или самопротиворечивости позиции релятивизма. Если Протагор утверждает, что любое суждение истинно только относительно того или иного конкретного человека, ибо «каждый из нас есть мера своей мудрости», то как быть с самим этим релятивистским тезисом? Если Протагор «считает себя вправе учить других за большую плату» этому основополагающему утверждению, то само позиционирование данного утверждения вступает в противоречие с его содержанием. Протагор с абсолютной достоверностью, не допускающей какой-либо релятивизации, утверждает тезис об относительном характере любой истины. Этот аргумент стал впоследствии классическим. Всегда, когда дело доходило до критической оценки радикального эпистемологического релятивизма, тезис релятивиста на основе явления self-reference применялся к нему самому, сводя его к абсурду. Однако сейчас, в начале XXI в., мы уже не можем использовать указанный аргумент для критики эпистемологического релятивизма в его первозданном, классическом, платоновском виде. Виной тому те события, которые произошли не в эпистемологии, а в иных областях — в логике и философии математики — в первой половине XX в. Разбираясь с сугубо логическими проблемами теоретико-множественных и семантических парадоксов, Б. Рассел разработал теорию типов [2, 3], которая, помимо решения парадоксов, в качестве своеобразного «бонуса» предлагала и логическое оправдание скептико-релятивистского дискурса в эпистемологии. В «Principia Mathematica» Рассел прямо говорит об этом: «. ..любой заслуживающий внимания скептицизм закрыт для приведенной выше формы опровержения (имеется в виду приведение скептицизма к противоречию через аргумент от самореферентности. — В.Л.)» [3. C. 111]. С точки зрения теории типов сам тезис Протагора представляет собой высказывание более высокого логического типа, нежели те высказывания, на которые он распространяется. Поэтому содержание данного тезиса нельзя распространять на сам этот тезис. Теория типов квалифицирует такое «замыкание в круг» как некорректную логическую процедуру. В таком случае логически некорректно ведет себя уже не Протагор, а сам платоновский Сократ, пытавшийся опровергнуть Протагора. Если мы хотим продолжать занимать критическую позицию по отношению к релятивизму в эпистемологии, то мы уже не можем просто транслировать классический платоновский аргумент, это выглядело бы наивным в современной философии с логической точки зрения. Мы, как эпистемологи, должны каким-то образом соотнести нашу работу с результатами логических исследований ХХ в. Мы должны критически отнестись не только к релятивизму в эпистемологии, но и к теории типов в логике и философии математики, которая оправдывала релятивизм с логической точки зрения. Однако эксплицитно высказанное оправдание скептико-релятивистской позиции для самого Рассела, сосредоточившего свои исследования на обсуждении чисто логических проблем, осталось лишь «заметкой на полях». В свою очередь, до современных эпистемологов этот посыл со стороны логики в большинстве случаев просто не доходил, в том числе из-за определенной «герметичности» сложных логических исследований для широкого круга философской аудитории. Поэтому не все современные эпистемологи понимают необходимость корреляции эпистемологической и логической проблематики. Например, Х. Сигэл [4], критикующий таких современных релятивистов, как Х. Браун [5], Д. Миланд [6] и Х. Филд [7], продолжает использовать классический платоновский аргумент в опровержение релятивизма, основанный на явлении самореферентности. Это же делает в самые последние годы и известный отечественный эпистемолог В. Л. Лекторский, фиксируя парадоксальность релятивистской позиции в эпистемологии [8]. Но есть и те эпистемологи, кто оказался чуток к логическим исследованиям. На современном этапе критического обсуждения релятивизма они стараются соотнести свою работу с результатами, полученными в логике и философии математики. Они понимают, что для формулировки критической аргументации в адрес эпистемологического релятивизма с помощью классического аргумента в опоре на самореферентность теперь сначала нужно каким-то образом критически отнестись и к логической теории типов, полностью запретившей самореферентность как некорректный логический прием в рассуждении. Такой точки зрения придерживается, например, К. Уормелл, утверждающий, что у нас имеется серьезный стимул пересмотреть полный запрет на самореферентность, провозглашенный теорией типов, поскольку он не позволяет высказать претензии радикальному скептицизму на основании сведения этой позиции к абсурду: «Существует очень хорошее основание для того, чтобы не запрещать са-мореферентность полностью; а именно использование в философии аргументов reductio ad absurdum, опирающихся на самореферентность. Конечно, вполне оправданно отрицать радикально критическую философию, обращая ее на самое себя — позиция, которая не могла бы быть сформулирована, если бы вся самореферентность автоматически признавалась бы неприемлемой» [9. P. 267]. Далее мы более детально проанализируем некоторые аспекты концепции К. Кордига [10] — еще одного современного эпистемолога, который занимает критическую позицию по отношению к релятивизму и вместе с тем оказывается внимательным к результатам логических исследований ХХ в. Критика релятивизма и идея ограничения теории типов К. Кордиг критикует релятивистские концепции в современной эпистемологии и философии науки. Объектом его критики становятся такие мыслители, как У. Сэлмон, У. Куайн, Р. Дьюгем, С. Тулмин, К. Поппер. Специфика критики Кордига состоит в том, что он использует в своих рассуждениях именно аргумент от самореферентности, расценивая концепции всех перечисленных философов как самореферентно несостоятельные (self-referentially inconsistent): «Например, отчет Салмона о фактуальном содержании, куайновская обобщенная версия тезиса Дьюгема, куайновская онтологическая относительность, эволюционная эпистемология Тулмина, теория рациональности Тулмина, Куайна и Поппера и утверждения, что не все имеет объяснение и причину, есть каждый раз теории обо всех теориях, и потому они саморефе-рентны. Самореферентные теории должны согласовываться со своими собственными критериями валидности или приемлемости. Иначе они оказываются самореферентно несостоятельными: не валидными, не приемлемыми с точки зрения их собственных стандартов валидности и приемлемости» [Ibid. P. 207]. Эти концепции являются самореферентно несостоятельными. Они само-референтны, поскольку, будучи теориями о теориях, они сами должны соответствовать тому содержанию, которое в них утверждается. Они несостоятельны, поскольку, являясь концепциями релятивистского типа, они отрицают возможность безусловного знания, позиционируя при этом данный тезис как безусловный, несомненный. Если бы К. Кордиг здесь поставил точку в своих исследованиях, то его критика релятивизма была бы тем самым воспроизведением классического платоновского аргумента в опровержение Протагора, который действительно, как было сказано выше, продолжает появляться в работах современных эпистемологов. Но Кордиг идет дальше, он постоянно соотносит свои тезисы с результатами логических исследований американского логика Ф. Фитча [11]. Делает он это не случайно, поскольку именно Фитч неоднократно высказывал критические соображения в адрес теории типов Б. Рассела. Например, у Фитча мы можем прочитать, что расселовская теория типов «… не может приписать тип значению слова „тип», хотя она должна это делать, если эта теория касается всех значений. Проще говоря, нет „порядка». который можно приписать пропозиции обо всех пропозициях, поэтому нет порядка, который можно приписать пропозиции, которая устанавливает. теорию типов. Расселовская теория типов в ее различных формах исключает саморефе-рентность, которая является сущностной для философии. В то же время теория типов требует для себя самой высказывания всеобщего вида о том, что она устанавливает как бессмысленное. Следовательно эта теория саморефе-рентно несостоятельна» [11. P. 71]. Кордиг ссылается на Фитча, поскольку понимает, что позиционировать критическую аргументацию в адрес релятивизма на основе аргумента от са-мореферентности в современной эпистемологии и философии науки можно только через критическую оценку той логической концепции, которая запрещала самореферентность как некорректный логический прием в рассуждении. Таким образом, видно, что критика релятивизма у Кордига рефлексивна с точки зрения современной логики. Вместе с тем выход, который из создавшейся ситуации неудовлетворенности полным запретом на самореферентность в теории типов предложил Ф. Фитч, оказывается неоднозначным, двусмысленным. Фитч предложил идею ограничения теории типов Рассела. По его мнению, действие теории типов должно быть ограничено теми видами самореферентности, которые приводят к парадоксам, тогда как непарадоксальные способы рассуждений, содержащие самореферентность, должны быть освобождены из-под запрета теории типов. Это, по Фитчу, позволит сохранить важные разделы логики и математики, которые страдают от полного запрета на самореферентность: «Проблема состоит в том, чтобы найти теорию типов, которая бы элиминировала „порочные» виды самореферентности, которые ведут к математическим и семантическим парадоксам, но не те виды, которые представляют важную часть философской логики или требуются для развития теории натуральных чисел» [Ibid. P. 71-72]. Идея ограничения теории типов оказывается двусмысленной, поскольку то, что приемлемо в области философии математики, может быть неприемлемым в области эпистемологии и философии науки. Именно это и происходит в данном случае. Теория типов разрешает парадоксы за счет того, что объявляет самореферентность, которая содержится в их основе, некорректным способом рассуждения. Таким образом, парадокс предстает как некоторая псевдопроблема, которая при надлежащем логическом анализе исчезает. Но если, скажем, к теоретико-множественному парадоксу Рассела это вполне применимо, то с эпистемологическим парадоксом релятивизма здесь возникает специфическое затруднение. Если мы допустим распространение такой ограниченной теории типов на парадоксальные релятивистские формы рассуждения в эпистемологии, то такая теория тут же начнет данные формы рассуждения оправдывать, запрещая самореферентность в этой локальной области и разводя по различным типам различные высказывания. Предполагаемая ограниченная теория типов Фитча оправдает Протагора точно так же, как это делала классическая теория типов Рассела. А это, в свою очередь, означает, что критиковать релятивизм на предмет его самореферентной несостоятельности, как того хотел бы Кордиг, не получится. Кордиг должен был осторожнее опираться на Фитча. Общая критика Фитчем теории типов Рассела приемлема для эпистемолога, но его идея ограничения теории типов — нет. Нам следует понять, что только лишь полный отказ от такого классического для логики ХХ в. метода разрешения парадоксальных ситуаций в мышлении, как теория типов Рассела, позволит нам возобновить эпистемологическую критику релятивизма с использованием аргумента от самореферентности. Теория типов Рассела может быть раскритикована с точки зрения различных аспектов, и в этом смысле критическая аргументация Фитча является только одним из них. Более подробно вся сумма критической аргументации в адрес классической теории типов была представлена нами в другом месте [12], и здесь мы не будем повторяться. Задача данной статьи — подчеркнуть, что какое-либо половинчатое решение в отношении теории типов для нужд эпистемологии не подойдет. Если мы хотим продолжать использование критического аргумента против релятивизма на основе самореферентности, то теорию типов нужно отвергнуть полностью, а не использовать методику ее частного ограничения. Демонстрация несостоятельности современных релятивистских концепций на основе аргумента от самореферентности После того как мы прояснили логические основания применимости аргумента от самореферентности для критики релятивизма, мы можем продемонстрировать, что современные релятивистские концепции являются, говоря словами К. Кордига, «самореферентно несостоятельными». Для примера можно взять философию языка У. Куайна, которую Кордиг также критикует в первую очередь. Куайн выдвинул возражение против операции верификации [13], принятой в логическом позитивизме. Позитивитская операция верификации репрезентировала референциалистскую семантику, ибо в ней постулировалось признание осмысленности языкового выражения (на «молекулярном» лингвистическом уровне — предложения) только в том случае, если для него в принципе можно сформулировать прямое остенсивное определение, отсылающее к конкретному предмету или событию действительности. Куайн предложил для рассмотрения следующую гипотетическую ситуацию. Допустим, мы являемся практикующими лингвистами. В нашу задачу входит формирование словаря языка какого-либо племени туземцев. Очевидно, что словарь должен представлять собой построение синонимических рядов, соотносящих значения слов языка туземцев со значениями слов того языка, на котором мы говорим, — русского или, в случае Куайна, английского. Каким образом лингвист может начать осуществление данного предприятия? Только путем остенсивных определений, ведь никаких зацепок в соотношении языков еще не сформировано, необходимо обратиться к самому объективному миру, чтобы здесь попытаться установить какие-либо корреляции. Однако обращение к остенсивному определению оказывается весьма проблематичным. Куайн говорит, что проблема возникает с так называемой точкой остенсии (то место на воображаемой плоскости, куда попадает прямая, проведенная от указательного жеста к предмету). Оказывается, что сама эта точка еще не гарантирует нам четко фиксированного видения предмета. Напротив, она допускает плюрализм интерпретаций. Представим себе, что лингвист оказывается вместе с носителем незнакомого ему языка в лесу, на охоте, и замечает между деревьев притаившееся животное. Туземец показывает на него пальцем и произносит «гавагай» [14]. При этом лингвист замечает, что по виду притаившееся животное ничем не отличается от того, что он в своем языке именует словом «кролик». Спрашивается, может ли исследователь языка на основании данного остенсивного определения термина «гавагай» записать в свой словарь «гавагай = кролик»? Куайн утверждает, что нет. Точка остенсии не определяет того, что имел в виду туземец — вот этого кролика или некий «срез кролика», т.е. рассмотрение предмета в некотором аспекте, например кролика вообще, правый бок кролика, мех кролика и т.д. Более того, он в своем указательном жесте вообще мог не иметь в виду какой-то стационарный предмет. Возможно, слово «гавагай» для него означает ситуацию, в которой животное данного вида замерло в неподвижности между деревьев. Этому можно противопоставить ситуацию, в которой то же животное проносится между деревьев на большой скорости. Возможно, что туземец будет использовать для такого случая другой термин, а значит, вообще не будет расценивать этот предмет как тот же самый в различных ситуациях. Остенсивное определение не может нам предоставить какого-то однозначного значения термина потому, что мир, с точки зрения Куайна, не предстает в нашем чувственном опыте так, как он есть сам по себе. Уже до обращения к опыту в нашем языке проведена концептуализация мира. Результат остенсивного определения зависит от того концептуального каркаса, с которым мы обращаемся к опыту. Например, мы склонны видеть мир как состоящий из отдельных самотождественных предметов, на которые как бы «навешиваются» различные свойства. Но мы не замечаем, что на это нас провоцирует доминирующая роль тех существительных в нашем языке, которые фиксируют отдельные предметы. Глаголы и прилагательные играют вспомогательную роль — они говорят о действиях и свойствах этих предметов. Но почему мы уверены в том, что такому синтаксическому строю будет подчиняться любой язык? Что если в языке туземца не проводится различия между существительными, глаголами и прилагательными? Тогда слово «га-вагай» может вообще не обозначать отдельного предмета. Также мы не сможем определить, проводит ли туземец различие между конкретными и абстрактными предметами, если мы не обнаружим в его языке так называемых индивидуализирующих и универсализирующих кластеров, которые мы имеем в своем базовом языке. Значение слова «кролик» само по себе еще остается неопределенным — мы не знаем, что здесь подразумевается: кролик вообще или вот этот конкретный кролик. Для этого мы используем вспомогательные кластеры нашего языка — артикли (указательные местоимения): «the rabbit» -«вот этот кролик», или, наоборот, универсализирующие кластеры-окончания — «ness»: «rabbitness» — «кроликовость». Когда мы слышим слово «гава-гай», мы не можем произвести этого различия. И самое главное, нам не может помочь в этом остенсивное определение — тот фундамент, на котором держится референциалистская теория значения. Все это приводит Куайна к выводу о неработоспособности метода радикальной верификации. Невозможно посредством обращения к «чистому опыту» обнаружить сам мир. Мир всегда уже размечен соответствующими концептуальными каркасами, сформированными в языке. Невозможно не только обнаружить сам мир, но даже совершить адекватный переход из одного концептуального каркаса в другой (т.е. осуществить адекватный перевод с языка на язык), ибо, пытаясь это сделать, мы подгоняем исследуемый каркас под свою собственную концептуализацию. Отсюда следует, что референциалистская теория оказывается неправомерной. Значениями слов не могут являться объекты мира. Скорее, значение формируется в самом языке еще до обращения к непосредственному чувственному опыту. Значения представляют собой конвенции, формируемые в той или иной конкретной лингвистической группе. Теория неопределенности перевода является ярко выраженным примером конвенционалистской семантики, что позволяет нам охарактеризовать Куайна как антиреалиста и релятивиста. Но конвенционализм достаточно просто может быть раскритикован с точки зрения аргумента от саморефе-рентности. Философия языка Куайна есть теоретическое построение о том, что представляет собой любой язык. Язык есть конвенционально установленная сеть значений, которая характеризует не саму реальность, а, скорее, частный способ видения реальности. Однако сама теория Куайна выражена в языке, следовательно, она является самореферентно несостоятельной. В определенном конкретном языке, задающем только одну эпистемическую установку, осуществляется попытка описать сущностные черты любого языка. Такая теория, утверждая релятивность любого описания, сама претендует на абсолютный характер своего описания. Это выглядит непоследовательно с точки зрения аргумента от самореферентости, т.е. при применении к определенной теории ее же собственных содержательных положений. Подобным образом могут представлены как самореферентно несостоятельные многие известные семантические концепции в аналитической философии, имеющие эпистемологические импликации релятивистского характера. В частности, самореферентно несостоятельными предстают такие семантические проекты, как концепция языковых игр позднего Л. Витгенштейна [15] и ее радикально скептическая интерпретация со стороны С. Крипке [16], семантические воззрения Н. Гудмена [17], теория радикальной интерпретации Д. Дэвидсона [18], теория речевых актов П. Грайса [19] и Д. Серла [20] и даже генеративная грамматика Н. Хомского [21], которая, казалось бы, построена на основе натуралистической установки. Выводы Проведенное исследование позволяет сделать следующие важнейшие выводы: 1) современная критика релятивизма в эпистемологии обязательно должна учитывать результаты работ в области логики и философии математики ХХ в. Без этого внимания к чисто логическим штудиям современная эпистемология выглядит наивной; 2) идея ограничения теории типов, зафиксированная в исследованиях Ф. Фитча, может быть использована в философии математики, но для эпистемологии она оказывается неприемлемой ввиду того, что явление саморе-ферентости в таком случае не может применяться в качестве критического аргумента по отношению к эпистемологическому релятивизму; 3) современные эпистемологические проекты релятивистского типа предстают как самореферентно несостоятельные (self-referential inconsistent) на основании критической аргументации, учитывающей результаты логических исследований.

Платон Теэтет // Платон. Сочинения : в 4 т. СПб. : Изд-во СПб. ун-та, 2007. Т. 2. С. 229-327.

Рассел Б. Математическая логика, основанная на теории типов // Логика, онтология, язык. Томск, 2006. С. 16-62.

Уайтхед А., Рассел Б. Основания математики : в 3 т. Самара : Самар. ун-т, 2005. Т. I.

Siegel H. Relativism, Truth and Incoherence // Issues in Epistemology. 1986. Vol. 68, № 2. Р. 225-259.

Brown H. For a Modest Historicism // The Monist. 1977. Vol. 60. P. 540-555.

Meiland J. Is Protagorean Relativism Self-Refuting? // Grazer Philosophische Studien. 1979. Vol. 9. P. 51-59.

Field H. Realism and Relativism // The Journal of Philosophy. 1982. Vol. 79. P. 553-567.

Лекторский В.А. Релятивизм и плюрализм в современной культуре // Релятивизм как болезнь современной философии / отв. ред. В.А. Лекторский. М. : Канон+, 2015. С. 5-31.

Wormell S.P. On the Paradoxes of Self-Reference // Mind. 1958. Vol. 67, № 266. P. 267-271.

Kordig C. Self-Reference and Philosophy // American Philosophical Quarterly. 1983. Vol. 20, № 2. P. 207-216.

Ладов В.А. Критический анализ иерархического подхода Рассела-Тарского к решению проблемы парадоксов // Вестник Томского государственного университета. Философия. Социология. Политология. 2018. № 44. С. 11-24.

Куайн У. С точки зрения логики. Томск : Изд-во Том. ун-та, 2003. 166 c.

Куайн У. Слово и объект. М. : Логос, Праксис, 2000. 386 с.

Витгенштейн Л. Философские исследования // Философские работы. М. : Гнозис, 1994. Ч. 1. C. 76-319.

Крипке С. Витгенштейн о правилах и индивидуальном языке. Томск : Изд-во Том. унта, 2005. 152 с.

Гудмен Н. Факт, фантазия и предсказание. Способы создания миров. М. : Идея-пресс, Праксис, 2001. 376 с.

Дэвидсон Д. Истина и интерпретация. М. : Праксис, 2003. 448 с.

Grice P. Studies in the Way of Words. Cambridge, MA ; London : Harvard University Press, 1989. VIII, 394 p.

Searle J. Speech Acts. Cambridge : Cambridge University Press, 1969. 204 p.

Хомский Н. Язык и мышление. М. : Изд-во МГУ, 1972. 123 с.

Моральный релятивизм, его причины и последствия для профдвижения

Международный фестиваль в Сочи стал своеобразным смотром молодежной элиты России. В том числе профсоюзной молодежной элиты. Понятно, что профсоюзная площадка в рамках всего события была лишь относительно небольшой частью. Но по итогам того, что я видел и слышал на самом фестивале и вокруг него, появилось несколько вопросов и суждений. Правильных или нет — решать вам.

Вообще-то традиционно такие фестивали — это ярко выраженные идеологические события. Это не про технологии, а про идеи. Причем идеи ярко выраженного левого характера: о социальной справедливости, униженных и оскорбленных, их правах и перспективах. И так далее, вплоть до главного лозунга фестиваля, в котором говорится о борьбе с империализмом. Тем не менее мероприятие “подрихтовали” под традиционный формат проходящих в России “Селигеров”, “Инженеров будущего” и пр. То есть скорее под разговор о личностном росте, государственном патриотизме и новых технологиях. В эту повестку с некоторым напрягом вошли иностранные участники, которые представляли различные коммунистические направления разной степени радикальности. Одновременно привлекли к участию и те иностранные молодежные организации, которые уж никак в левые не запишешь. Очевидно, по принципу “они тоже против американского империализма”.

“По мощам и елей”… В качестве спикеров “технологической” части фестиваля с российской стороны присутствовали некоторые персонажи, которых никак нельзя отнести к “социальной” части бизнеса или политики. Понимали ли молодые профсоюзные участники фестиваля, что, аплодируя Герману Грефу за его “современность” и “технологичность”, они аплодируют человеку, который сознательно провел в Сбербанке огромные сокращения и перевел профсоюзную организацию в формат компанейского “желтого” профсоюза? Делали ли селфи с популярным блогером Варламовым, который только что матерно высказался о профсоюзах вообще и о российских в частности? Тащились ли от “лихости” Жириновского? Я надеюсь, что не аплодировали, не делали селфи и не восторгались. Но не уверен. Объясню почему.

Есть такое философское понятие — “моральный релятивизм”. Если объяснять просто, то это утверждение, будто разные нравственные представления и понятия имеют относительный, условный характер. Как бы нет абсолютно правых и виноватых, нет черного и белого: и у правых можно найти нечто неправильное, а в черном — отдельные светлые места. Такие объяснения используют в психологической войне, чтобы расшатать у обычного человека его представления о правильном и неправильном. Ведь если у героев были черненькие пятнышки — это вроде бы уже не вполне герои. И если у негодяев были некоторые хорошие личные качества, то они вроде как уже и не так плохи. Последняя такая громкая история была в связи с военным подвигом 28 панфиловцев: некоторые граждане из ошибок и преувеличений журналистов начали делать выводы, что и подвига-то на той войне никакого не было.

Расшатывание категорий “хорошего” и “плохого” относится и к профсоюзной сфере. Оно происходит, когда нам начинают говорить, что невелика разница между профсоюзной борьбой за права работников и борьбой за более эффективное предприятие с точки зрения роста доходов. Человека убеждают в том, что нет глобальной разницы между работой в профсоюзе и работой в отделе по управлению персоналом.

Боюсь ошибиться, но именно такой вывод делают многие молодые члены профсоюза. Особенно под влиянием того, что им навязываются традиционные для капитализма категории “правильного” и “неправильного”, “хорошего” и “плохого”. Хорошо — соответствовать наиболее актуальным технологическим новшествам. Хорошо — с юмором использовать современные термины. Плохо — быть несовременным. Плохо быть бедным и выглядеть как бедный. Плохо не уметь пользоваться гаджетами. Плохо не иметь чувства юмора.

Заметьте, речь идет только о форме и технологиях. В капиталистических категориях Греф, Варламов и Жириновский выглядят — каждый по-своему — вполне привлекательно. Они современны. Оперируют технологическими терминами. С чувством юмора. У каждого из них есть своя история успеха (в финансовом смысле и росте влияния). Они позиционировались на фестивале как герои. А про увольнения, торговлю депутатскими местами и мат в адрес профсоюзов — не упоминалось. Считаете, что случайно? Тогда другой вопрос — уже к нам. Почему, зная все это, мы не противодействовали хотя бы как-то этим спикерам? Ведь каждый из них — враг профсоюзов вообще и той конкретной организации, которую мы представляем. Означает ли это, что, признавая их врагами, мы, тем не менее, в рамках морального релятивизма да еще зная некоторые наши внутренние профсоюзные проблемы, не готовы сказать им это в лицо?

Но если мы не готовы это сделать (а этого сделано не было), то надо ли удивляться, что молодые профактивисты вполне резонно могут принять их за реальных героев? И не только в рамках форума. Губернатор отчитался о выполнении майских указов, хотя, как мы знаем, рост зарплат достигнут работой людей на две ставки и статистическими ухищрениями. Но при этом он молод, спортивен и хорошо нам рассказал о том, как надо расти и любить Родину. Он — лживая сволочь или государственник-патриот?

Я почему все эти вопросы задаю, в том числе и себе? Потому что если не говорить прямо, кто враг, а кто друг, то очень часто — сознательно или нет — размывается грань между социальным партнерством как формой отстаивания интересов членов профсоюзов и социальным партнерством как переговорами без начала, конца и результата. Когда профсоюзы говорят “мы в любом случае должны договориться”, а их “партнеры” мусолят демагогию, разрушают наши организации и жмотятся даже индексировать зарплаты. Хотя про свои прибыли не забывают.

Путь прямой характеристики противника более сложен и более конфликтен. Но мы, как профсоюзы, отстаиваем ценности, которые по определению конфликтны. Мы добиваемся, чтобы деньги бюджета (государственного или частного) пошли на повышение зарплаты работников, а не на дивиденды собственника. Это уже конфликт. Любой собственник будет понимать, что это деньги, которые пытаются забрать у него лично. И будет выступать против этого — явно или скрытно. Разваливать или брать под контроль наши организации. И если это более-менее понимают (или должны понимать) профсоюзные лидеры, которые еще читали Маркса, то смысл работы с молодыми, как мне кажется, заключается в том, чтобы они осознали две вещи: за что они борются и с кем они борются. А осознав, были бы готовы отстаивать свои принципы на любой площадке и с любыми “героями дня”.

Если этого осознания нет, и если нет готовности отстаивать эти принципы, — аплодисменты Грефу и селфи с Варламовым неизбежны.

РЕЛЯТИВИЗМ — это… Что такое РЕЛЯТИВИЗМ?

РЕЛЯТИВИЗМ — (от лат. relativus относительный) филос. принцип интерпретации природных, социокультурных, мировоззренческих, когнитивных объектов в их отношении друг к другу и своему окружению. Р. подчеркивает примат связи объектов над их субстанциальными… …   Философская энциклопедия

Релятивизм —  Релятивизм  ♦ Relativisme    Учение, утверждающее невозможность абсолютного учения. В широком смысле слова это, конечно, не более чем трюизм. Разве конечный разум способен получить абсолютный доступ к абсолюту, если абсолют есть бесконечный… …   Философский словарь Спонвиля

РЕЛЯТИВИЗМ — (от лат. relatio отношение). Учение об относительности всякого познания в зависимости от познающего субъекта. (Протатор: человек есть мера всех вещей) или от законов сознания (Конт). Словарь иностранных слов, вошедших в состав русского языка.… …   Словарь иностранных слов русского языка

Релятивизм — (лат. relativus салыстырмалы) – онтологиялық құрылымдарды, танымды және қоғамдық қызметті (мәдениетті) талдау мен түсіндіруінің теориялық концепциясы мен әдіснамалық принципті қолдану нәтижесінде әлеуметтік білімнің салыстырмалылығын білдіретін… …   Философиялық терминдердің сөздігі

РЕЛЯТИВИЗМ — (от латинского relativus относительный), признание относительности, условности и субъективности познания, отрицание абсолютных этических норм и правил. В познании релятивизм нередко ведет к агностицизму …   Современная энциклопедия

РЕЛЯТИВИЗМ — (от лат. relativus относительный) признание относительности, условности и субъективности познания, отрицание абсолютных этических норм и правил. В познании релятивизм нередко ведет к агностицизму …   Большой Энциклопедический словарь

релятивизм — относительность Словарь русских синонимов. релятивизм сущ., кол во синонимов: 2 • относительность (4) • …   Словарь синонимов

релятивизм — а, м. relativisme m.> нем. Relativismus < лат. relativus относительный. филос. Концепция, согласно которой все наши знания относительны и условны и тем самым объективное познание действительности невозможно. Крысин 1998. || Екатерина… …   Исторический словарь галлицизмов русского языка

РЕЛЯТИВИЗМ — РЕЛЯТИВИЗМ, а, муж. В философии: методологическая позиция, сторонники к рой, абсолютизируя относительность и условность всех наших знаний, считают невозможным объективное познание действительности. | прил. релятивистский, ая, ое. Толковый словарь …   Толковый словарь Ожегова

РЕЛЯТИВИЗМ — (от лат. relativus относительный) англ. relativism; нем. Relativismus. Методол. принцип анализа и инвентаризации познания, мировоззренческих систем, культуры, состоящий в абсолютизации качественной нестабильности явлений, их зависимости от… …   Энциклопедия социологии

Проблема релятивизма (часть 2)

Подробно:

---

(продолжение, часть 2)

Существует распространённое убеждение, что «истина» является результатом позиции исследователя, развития научного знания и генезиса человека или продуктом культурной среды. Релятивисты убеждают нас, что человеческий разум на самом деле не в состоянии знать что-либо определенно. Какова ваша оценка релятивизма?

ДЖОЗЕФ СЕЙФЕРТ

«Существует распространённое убеждение, что «истина» является результатом исследователя, развития научного знания и генезиса человека или продукта культурной среды?» Пожалуй, это слишком сильно сказано. Скептицизм и релятивизм в наши дни действительно можно наблюдать в самых разных проявлениях. Однако релятивист, утверждающий, что истина относительна, прежде всего, противоречит сам себе, так как провозглашает истинным собственное суждение. Он утверждает, что его позиция истинна, поскольку она соответствует действительности. Иными словами, истина относительна, а потому релятивизм является истинным. Отсюда следует, что любой релятивист предполагает абсолютную истину в собственной позиции, особенно в части относительности любых истин. Но релятивизм также предполагает истинность всех доводов, которые привели релятивиста к обоснованию его позиции. Обнаруживая внутренние противоречия релятивизма, мы убеждаемся, что он не может быть верным.

Кроме того, мы можем обратиться к бесчисленным очевидным истинам в математике (даже в области теории шахмат), в осознании нашего собственного бытия и в бесконечном разнообразии нашего опыта.

Существует необъятное царство очевидных истин. Некоторые истины выводятся из математики и логики, другие основаны на специфических структурах шахматных правил, в сочетании с математическими законами, которые применяются в теории шахматных гамбитов и эндшпилей.

Мы видим эти истины в математических объектах и законах, которые ими управляют, в нравственном порядке, в природе любви и т. д. То, что движение предполагает существование времени, что каждое следствие имеет свою причину, что уважение прав других людей является необходимым благом, тогда как дискриминация, убийство и насилие является не только злом, но и нравственным злом — все эти и многие другие универсальные истины о сути вещей абсолютно ясны для человеческого разума. То же самое относится к законам логики.

Непосредственный доступ к очевидным истинам (каким бы трудным и тернистым ни оказался путь, ведущий к очевидной истине) — это ещё одно опровержение релятивизма, причём даже более глубокое, чем выявление его внутренних противоречий.

Опровергает релятивизм и скептицизм понимание логических связей между истинным и ложным в постулатах формальной логики и силлогизмах. Когда мы говорим, что предпосылки логических аргументов содержат их выводы, это не означает, что вывод находится в самой предпосылке. Скорее, это означает, что истинность различных предпосылок гарантирует истинность выводов. С этой точки зрения, вывод из логического аргумента вполне может открыть что-то новое, не известное прямо, но познаваемое косвенно, путем демонстрации.

---

ДЖОРДЖ Ф.Р. ЭЛЛИС

На мой взгляд, релятивистский подход к науке может развиваться лишь теми, кто не имеет практического научного опыта. Одной из наиболее поразительных особенностей науки на протяжении её истории было многократное развенчивание разнообразных гипотез о природе реальности, и осуществлялось это развенчивание с помощью экспериментальных методов. Наука часто изумляла ученых и вынуждала их пересматривать свои теории перед лицом неопровержимых экспериментальных доказательств (например, в случае с квантовой теорией и общей теорией относительности). То же самое справедливо и по отношению к математике, где, к примеру, феномен хаоса был скрыт в простых уравнениях вплоть до прошлого десятилетия. Утверждение о том, будто новые удивительные теории являются лишь результатом общественного устройства и социального развития, представляется мне несостоятельным.

Что же касается самых упрямых релятивистов, для которых этот аргумент звучит неубедительно, я могу им предложить: если вы действительно утверждаете, что научные законы есть лишь результат социального устройства или лингвистической игры, то измените социальное устройство или правила лингвистической игры таким образом, чтобы подняться над землей и воспарить к небу. Тогда вы докажете, что так называемый всеобщий закон тяготения не имеет реальной основы в природе и является лишь общественной условностью. Впрочем, я не ожидаю в ответ на свой вызов сообщений об успешных экспериментах.

Таким образом, моё понимание ситуации совпадает с пониманием учёных-практиков. Хотя научный процесс и подвержен воздействию социальных сил, как и любая другая человеческая деятельность, а вопросы, которыми задаются учёные, до некоторой степени социально детерминированы, это никак не влияет на получаемые ответы. Научные открытия помогают прояснить природу реальности и универсальных структур, на которых основана физическая Вселенная.

Многие согласятся с этим высказыванием в отношении «точных» наук — физики, химии и особенно математики — но будут отрицать его достоверность по отношению к общественным наукам, где исследователь действительно сталкивается с невероятным многообразием человеческого поведения и культурных систем. Это приводит к отрицанию любых универсальных схем человеческого поведения. Моя точка зрения заключается в том, что можно найти путеводные нити, если, проникнув в поверхностные напластования, провести достаточно глубокий анализ. Существуют общие темы и сюжеты, которые выражаются многими способами в разных местах и в разное время. Мне могут возразить, что, хотя с этим можно согласиться, однако универсальные темы не столь интересны: наиболее волнующие вопросы связаны с частными случаями (скажем, различные способы осуществления общественного контроля), а не с общим поведением (скажем, тот факт, что в любом обществе существуют особые механизмы общественного контроля). Это хороший и достаточно веский аргумент, но он скорее подтверждает, чем опровергает мою точку зрения.

Недавний анализ, выполненный Берковым, Космидесом и Туби, показывает (с подробными примерами) наличие веских эволюционных доводов в пользу универсальных аспектов человеческого поведения. Основная идея заключается в том, что исследователь должен применять интегрированный подход к знанию; общественные науки не могут игнорировать такие научные дисциплины, как теория эволюции, если мы хотим достичь фундаментального понимания изучаемого предмета. Однако, полагают авторы, в своём анализе человеческого поведения представители общественных наук во многом игнорируют эволюционные аспекты и делают выводы на основе чисто культурных предпосылок. Хотя в этой позиции есть свои достоинства, она весьма спорна; основной довод состоит в том, что воздействие унаследованных характеристик минимально, а культура остается основным и важнейшим компонентом человеческого поведения. Независимо от итога дискуссии, я вижу дополнительную поддержку своим взглядам в универсальной значимости великих литературных произведений всех времен и народов (греческие трагедии, Шекспир, Достоевский и так далее). Они не могли бы приобрести такое значение, если бы не существовало общей нити, связывающей человеческое понимание во всех культурах.

---

РАЛЬФ МАКИНЕРНИ

Релятивизм — одна из самых трудно приемлемых концепций. Мне кажется, что пытаясь последовательно отстаивать релятивистские позиции, вы не приобретаете ничего, кроме неприятностей. Стоит вспомнить Ницше, Рорти и других нигилистов. В конце концов, они вообще не пытались обосновать свой релятивизм. Они не считали его истинным, в противном случае они не были бы релятивистами. В сущности говоря, они лишь занимали определённую эстетическую позицию. Это их право, но я не понимаю, почему этому следует уделять какое-то особое внимание. Попробуйте стать релятивистом, и вы обнаружите, что это невозможно. Чтобы обозначить свою позицию, вам придется сначала опровергнуть её. Думаю, это подходящий редукционистский аргумент против релятивизма.

Кроме того, «мы знаем, что мы знаем» (Здесь и далее курсивом Р.А. Варгезе).

Да. Это уместное замечание. Если вы сомневаетесь насчёт самого знания, то вы не сомневаетесь в том факте, что вы знаете о своём сомнении. В итоге вы оказываетесь перед старой дилеммой, стоявшей перед Декартом: он глубоко доверял тому самому рассудку, в существовании которого не испытывал никакой уверенности. Но все эти аргументы не удовлетворительны. Принцип reductio ad absurdum [доведение до абсурда] не может нас устроить, поскольку мы не нуждаемся в аргументах для обоснования своей позиции. Поэтому у нас невольно возникает чувство, будто мы играем в игры, вроде тех, в которые играли другие люди, породившие эту проблему. На мой взгляд, почти что постыдно заниматься аргументацией в пользу очевидных вещей.

---

УИЛЬЯМ П. ОЛСТОН

Прежде всего, я хочу сказать, что мы не должны смешивать вопрос об истине с вопросом о знании. Насколько я понимаю истину в логических суждениях, утверждение вроде «статуя Свободы находится в Нью-Йорке» является истинным в том и только в том случае, если статуя Свободы находится в Нью-Йорке. То есть содержание предпосылки обеспечивает необходимое и достаточное условие её истинности. Если это содержание, так сказать, отвечает реальности, если оно существует в реальном мире, то утверждение является истинным. Это всё, что необходимо для доказательства его истинности, но меньшего недостаточно. Поэтому не стоит раздувать вопрос о том, является ли истина относительной по отношению к культуре, обществу или к чему-то другому. То же самое касается и вопроса об относительности знания.

По-моему, совершенно ясно, что существует множество истин, знанием которых не обладает никто. В качестве простого примера рассмотрите ряд утверждений вроде «в такое-то в время в этом месте шёл дождь». Подумайте о бесконечно огромном количестве подобных утверждений, образуемых подстановкой конкретного времени. Если взять то место, где я сижу сейчас, никто не знает, шёл ли здесь дождь ровно девятьсот тысяч лет назад. Бог, без сомнения, знает всё, но если говорить о людях, то существует бесконечное количество истинных утверждений такого рода, но никто не знает об их истинности и никогда не сможет подтвердить её. Поэтому очень важно не смешивать истину и знание, хотя в современном интеллектуальном мире мало кто отдаёт себе отчёт в этом. Люди просто забывают о том, что такое истина.

Я могу хотя бы отчасти понять причину релятивизма. Люди могут сомневаться в человеческой способности знать определённые вещи. Они не удовлетворяются идеей о том, что в наших суждениях об этих вещах есть зерно объективной истины, даже если мы не знаем, в чём она заключается. «Что толку от этого для нас?» — спрашивают они. Хорошо, я отвечу. Независимо от того, есть ли для нас в этом какой-то толк или нет, мы должны иметь дело с фактами, связно излагать свои мысли и не запутывать обстоятельства без всякой необходимости. Крайне важно не смешивать разные понятия и осознавать, что истина остаётся истиной независимо от того, приносит она пользу или нет.

Я читал недавно опубликованную книгу на эту тему под названием «Реалистическая концепция истины». Там излагаются весьма популярные современные взгляды, которые можно назвать концептуальным, или теоретическим релятивизмом. Автор утверждает, что есть множество способов концептуализации реальности, которые несовместимы друг с другом (по крайней мере, на первый взгляд) и в принципе таковы, что у нас нет рационального способа сделать выбор между ними. Отсюда следует вывод, что мир нельзя описать каким-то одним последовательным способом. Аргументы в поддержку этой теории не кажутся мне убедительными, но даже если она правильна, то лишь усложняет дело по отношению к истине, не меняя основной картины. Возьмем конкретный пример того, что здесь утверждается. Вы можете представить аристотелевский способ построения мира из множества материальных субстанций, каждая из которых существует и поддерживает свою тождественность во времени, взаимодействуя с другими субстанциями. Потом сравните это представление с онтологией развития по Уайтхеду, и скажем, с философскими воззрениями Спинозы. Допустим, я считаю, что на дереве есть листья. Я формулирую это в аристотелевском понимании, но реальность, с которой я нахожусь в контакте, будет классифицирована с точки зрения Уайтхеда или Спинозы совершенно иным образом. В результате у нас нет ни одного факта о данном элементе реальности. Есть то, что есть с аристотелевской позиции; есть то, что есть с точки зрения Спинозы и с точки зрения Уайтхеда. Они вполне могут быть эквивалентны в эмпирическом смысле, но представляют собой разные способы классификации реальности. Это означает, что нам приходится соотносить предмет суждения с метафизическими схемами. Но мы не обязаны «соотносить истину» или делать её относительной к чему-либо. Чтобы дать адекватную формулировку любого суждения, нужно соотнести его с позицией или концептуальной схемой, в соответствии с которыми выдвигается это суждение. Не может быть такого законченного суждения: «У этого дерева есть листья относительно аристотелевской метафизики». Истина постоянна независимо от отношения. Суждение о том, что у дерева есть листья относительно аристолетевской метафизики, является истинным в том и только в том случае, если у этого дерева есть листья относительно аристотелевской метафизики. Истина — это положение вещей в том виде, как вы его формулируете. Дело лишь в разнообразии формулировок, описывающих положение вещей. Некоторые формулировки или способы описания можно отвергнуть как непоследовательные, содержащие внутренние противоречия и так далее.

В любом случае, я не могу защитить подобный релятивизм, но в наши дни он получил широкое распространение, и люди часто путаются, пытаясь разобраться в нём. Это заставляет их говорить, что истина относительна, тогда как истина вовсе не является относительной. Относительной является лишь истинность наших суждений об истине.

Однако знание — это совсем другое дело. Вопрос о сущности знания и ограничениях возможностей познания очень сложен и неоднозначен. Я не думаю, что для религии важно, чтобы человек обладал знаниями в строгом смысле слова. В христианской традиции есть масса оговорок, налагающих жесткие ограничения на то, что мы можем знать о Боге. Есть, к примеру, знаменитая метафора Павла в Первом послании к Коринфянам: «Теперь мы видим как бы сквозь тусклое стекло, гадательно, тогда же лицом к лицу; теперь знаю я отчасти, а тогда познаю, подобно как я познан» (13:12). Я думаю, что возможность нашего знания о Боге зависит от того, что следует считать правильными представлениями о знании, и от необходимых критериев познания. Есть несколько строгих концепций знания. Так, например, у нас нет научного знания о том, что даётся нам христианской верой. Фома Аквинский, который отнюдь не похож на нерешительных либеральных теологов XX века, противопоставлял веру знанию в строгом смысле последнего слова и считал, что мы можем полностью принимать догматы веры, не имея четкого знания о них. Рассмотрим идею веры, то есть когнитивную сторону веры в Бога. (Разумеется, вера требует доверия, преданности, нравственных обязательств, но я говорю о декларативной, утверждающей вере, или вере в то, что «все устроено именно так, а не иначе».) Декларативная вера не требует знания. Это не значит, что она не имеет обоснования или рациональной поддержки, но обоснование не обязательно должно соответствовать знанию в строгом смысле этого слова.

Как это связано с темой уверенности, если рассматривать ее отдельно от веры? Речь идет об эмпирической уверенности; к примеру, об уверенности в том, что вы меня видите. Это может быть иллюзией, но, по крайней мере, у вас есть иллюзия, будто вы видите меня. Можете ли вы быть абсолютно уверены в чём-то подобном?

Да, но я не думаю, что здесь мы сталкиваемся с такими же проблемами. Разумеется, есть абстрактные, логические возможности, которые можно обсуждать. Но, по моему мнению, они не должны мешать нам испытывать уверенность в чем-либо.

Как ваши слова об истине связаны с концепцией соответствия — иными словами, с идеей о том, что истина устанавливает определённое соответствие между фактами и предположениями?

Концепция соответствия — это способ выражения тех вещей, о которых я говорил раньше. Это попытка объяснить, что делает суждения истинными. Думаю, основным критерием истинности служит уже знакомая схема: предположение, что «Т» является истинным в том и только в том случае, если «Т». Поясняю: выражение «трава зелёная» является истинным в том и только в том случае, если трава зеленая. Это дает основную концепцию, но в теории соответствия предпринята попытка её дальнейшего развития. Если предположение, что трава зеленая является истинным в том, и только в том случае, если трава зеленая, то существование факта является необходимым и достаточным условием истинности предположения. Это должно означать, что ваше предположение до некоторой степени связано с одним фактом иначе, чем с другими фактами, поскольку именно он должен существовать, чтобы предположение было истинным. Какова же природа этой связи? При попытке её объяснения возникают различные трудности, но это не мешает нам думать, что мы правильно понимаем основную концепцию.

Как можно установить истинность утверждения вроде «мир действительно существует»?

Вы имеете в виду какой-то отдельный аспект этого утверждения?

Только тот факт, что мир существует. Я утверждаю, что мир существует на самом деле. Это правда? Это высказывание является истинным?

Да уж, пожалуй!

Как оно согласуется с тем, что вы говорили о фактах и предположениях?

Знаете, такое зерно можно долго перемалывать без особого толка. Это совершенно особое предположение.

Но его можно отнести к теории соответствия?

Почему бы и нет? Разумеется, это скорее истина априори, а не истина апостериори. Мы не можем логически отрицать, что мир существует, но само предположение попадает в ту же схему.

Это аналитическое предположение?

Нет. Разделение априори/апостериори является эпистемологическим различием. Оно даёт обоснование для того, чтобы принять предположение, но не позволяет судить о его истинности. Разделение аналитический/синтетический не является эпистемологическим, но я не думаю, что оно может служить критерием для установления истины. Это различие относится к характеру предположения. Есть много проблем с его формулировкой, но бесспорно, аналитическим является такое предположение, истинная ценность которого зависит от взаимосвязи составляющих его понятий, в отличие от синтетического предположения. Но истина по-прежнему остаётся неизменной — различаются лишь критерии для определения условий истинности.

Уважаемые посетители!

У вас отключена работа JavaScript. Включите пожалуйста скрипты в браузере, и вам откроется полный функционал сайта!

Теоретики решили задачу о релятивистской неметалличности золота

Поликристалл золота

Wikimedia Commons

Физики из Новой Зеландии, Словакии, Голландии и Израиля добились рекордной точности предсказания электронных свойств атома золота с помощью методов квантовой химии. Ученые предсказали значение электронного сродства и первого потенциала ионизации с точностью в единицы миллиэлектронвольт — на порядок лучше, чем в предыдущих работах. Сложность расчетов связана с релятивистскими энергиями электронов золота, требующих поправок из области специальной теории относительности. Исследование опубликовано в журнале Physical Review Letters, кратко о нем сообщает Physics.

Современная квантовая физика позволяет с большой точностью вычислить электронные свойства небольших атомов — для водорода расхождение между теоретическими расчетами и экспериментальными данными составляет триллионные доли электронвольта, для большинства ионов с небольшим количеством электронов — порядка тысячных долей электронвольта. Однако с движением вниз по таблице Менделеева сложность расчетов возрастает. В частности, появляется важный фактор — релятивистское сжатие. Из-за высокого заряда ядра атома внешние электроны обладают кинетической энергией, которая соответствовала бы околосветовым скоростям. Это, в свою очередь, требует специальных поправок, которые грубо можно описать как кажущееся увеличение массы электрона и уменьшение «радиуса» его орбитали.

Эти поправки приводят к серьезным изменениям в свойствах материалов, с которыми можно встретиться в повседневной жизни. К примеру, благодаря релятивистским эффектам золото и цезий — желтые, а ртуть — жидкая. Кроме того, эти эффекты сказываются на химических свойствах веществ: сродство («стремление») золота к электрону оказывается сопоставимым с таковым у типичных неметаллов — галогенов. Из-за этого оказываются стабильными ауриды щелочных металлов, в которых ионизированное отрицательно заряженное золото играет роль аниона (как хлор в хлориде натрия).

Попытки теоретически описать такое большое сродство к электрону дают результаты, не совпадающие с экспериментом. Ошибка расчетов составляет сотые и даже десятые доли электронвольта (экспериментально определенное сродство составляет 2,3086 электронвольта). Авторы новой работы увеличили точность расчетов и добились расхождения между теорией и экспериментом в тысячные доли электронвольта. 

В своих расчетах физики использовали метод связанных кластеров, учитывающий корреляции между пятерками электронов оболочки атома и возбужденные состояния этих кластеров. До этого в расчете учитывались лишь пары и тройки электронов. Расширение до четверок и пятерок соответствовало значительному увеличению вычислительной сложности задачи. Кроме того, авторы учитывали вклады эффектов квантовой электродинамики, например, лэмбовский сдвиг, вызванный квантовыми флуктуациями вакуума. Его величина оказалась около 26 миллиэлектронвольт.

В результате физикам удалось вычислить потенциал ионизации золота (энергия, необходимая для отрыва электрона) с ошибкой в 3,2 тысячных электронвольта, а энергию сродства к электрону — с ошибкой в 1,4 тысячных электронвольта. 

Релятивистские эффекты проявляются не только на атомарном уровне. К примеру, как выяснила международная группа физиков при участии российских ученых, они могут влиять на свойства сверхпроводников. Более известными проявлениями эффектов уже общей теории относительности является прецессия орбиты Меркурия и потребность вводить поправки при определении положений спутников на околоземных орбитах. 

Владимир Королёв

Определение релятивизма Merriam-Webster

rel · a · tiv · ism | \ Re-lə-ti-ˌvi-zəm \ 1а : теория, согласно которой знание связано с ограниченной природой разума и условиями познания.

б : точка зрения, согласно которой этические истины зависят от лиц и групп, их придерживающихся.

Релятивизм | Интернет-энциклопедия философии

Релятивизм иногда идентифицируется (обычно его критиками) как тезис о том, что все точки зрения одинаково верны.В этике это равносильно утверждению, что все морали одинаково хороши; в эпистемологии это означает, что все верования или системы убеждений одинаково верны. Критики релятивизма обычно отвергают такие взгляды как несогласованные, поскольку они подразумевают обоснованность даже той точки зрения, что релятивизм ложен. Они также обвиняют такие взгляды в пагубности, поскольку они подрывают попытки улучшить наш образ мышления.

Возможно, из-за того, что релятивизм ассоциируется с такими взглядами, немногие философы готовы называть себя релятивистами.Однако большинство ведущих мыслителей, которых обвиняли в релятивизме — например, Людвиг Витгенштейн, Питер Винч, Томас Кун, Ричард Рорти, Мишель Фуко, Жак Деррида — действительно разделяют определенную общую точку зрения, которая, будучи явно релятивистской, обеспечивает основу для более сложных и, возможно, более оправданных позиций.

Хотя существует множество различных видов релятивизма, все они имеют две общие черты.

(1) Все они утверждают, что одно (e.грамм. моральные ценности, красота, знание, вкус или значение) относится к определенной структуре или точке зрения (например, индивидуальному субъекту, культуре, эпохе, языку или концептуальной схеме).

(2) Все они отрицают, что любая точка зрения имеет однозначное преимущество перед всеми остальными.

Таким образом, можно довольно очевидным образом классифицировать различные типы и подтипы релятивизма. Основные роды релятивизма можно выделить в зависимости от объекта, который они стремятся релятивизировать.Таким образом, формы морального релятивизма утверждают относительность моральных ценностей; формы эпистемологического релятивизма утверждают относительность знания. Затем эти роды могут быть разбиты на отдельные виды путем определения структуры, к которой относится рассматриваемый объект. Например, моральный субъективизм — это тот вид морального релятивизма, который относит моральную ценность к индивидуальному субъекту.

Насколько противоречивы и насколько последовательны эти формы релятивизма, очевидно, будет варьироваться в зависимости от того, что к чему и каким образом релятивизируется.В современной философии наиболее широко обсуждаемыми формами релятивизма являются моральный релятивизм, когнитивный релятивизм и эстетический релятивизм.

Информация об авторе

Эмрис Вестакотт
Электронная почта: [email protected]
Университет Альфреда
США

Релятивизм: примеры и определение | Философские термины

I. Определение

«Разные штрихи для разных людей » могут быть самым простым и наименее спорным выражением релятивизма, идеей о том, что все хорошее или плохое, правильное или неправильное, истинное или ложное может быть разные для разных людей.Тем не менее, релятивизм является не только спорным, но и лежит в основе некоторых из самых спорных вопросов современности, таких как вопрос о том, следует ли преподавать эволюцию и / или креационизм в школах и имеет ли Организация Объединенных Наций право осуждать Китай за права человека. злоупотребления. Ответы на эти вопросы зависят от того, что вы думаете о релятивизме.

Идея относительности морали или истины означает, что то, что является моралью или истиной, зависит от чего-то еще, например, культуры, ситуации или какой-либо другой «системы координат».Или, говоря другими словами, релятивизм — это идея о том, что вещи моральны или истинны только в определенных пределах или в определенных смыслах. Это означает, что ничего является универсально истинным, ложным, правильным или неправильным. И это подтекст, который делает релятивизм одной из самых современных и противоречивых философий всех времен.

Многие ученые выступают против релятивизма, потому что он подразумевает отсутствие объективной реальности (реальности, которая одинакова для всех, независимо от того, во что они верят).Противники релятивизма опасаются, что он дает людям право делать все, что они считают аморальным, или верить во что угодно, даже если это неправильно. И некоторые люди, похоже, так привыкли к релятивизму; Вы, вероятно, слышали идею о том, что все мнения или все вероисповедания следует уважать в равной степени.

Но, по правде говоря,

Релятивизм не оправдывает действия или веру в то, что вам нравится; он говорит только о том, что истина и мораль относительно чего-то; это не то же самое, что сказать «все идет»!

Другие считают релятивизм одним из величайших концептуальных скачков всех времен — особенно ученые в таких науках, как антропология, лингвистика и психология.Потому что в этих областях люди на собственном опыте узнали, что многие истины и мораль различны в разных культурах; и первая мотивация релятивизма состоит в том, чтобы не предвзято относиться к религиям и культурам других людей.

В качестве примера культурного релятивизма вы должны знать , чтобы никогда не опрокидывать серверы в Китае . Вы можете подумать, что поступить правильно, даже если этого не ожидаешь. Но в Китае чаевые — ужасное оскорбление для сервера; это означает, что вы думаете, что они настолько бедны и неспособны содержать себя, что им нужна ваша благотворительность.Итак, давать чаевые очевидно правильно в нашей культуре и явно неправильно в их культуре! Это своего рода пример, оправдывающий релятивизм; или вы можете возразить, что китайская точка зрения ошибочна! Однако в этом случае вам будет трудно оправдать абсолютную мораль.

II. Типы релятивизма

Описательный релятивизм против нормативного

Описательный релятивизм просто описывает различия между культурами, ничего не говоря о том, какими они должны быть ; это обычное дело в антропологии.«Нормативный» — это вид релятивизма, обычно обсуждаемый философами, т.е. вопрос о том, должны ли мы, , быть релятивистами.

Культурный релятивизм

Может относиться к любому аспекту культуры — религии, языку, повседневному поведению — но практически говоря, культурный релятивизм обычно касается того, какое поведение приемлемо или неприемлемо, например, давать чаевые, жениться на детях и есть говядину, все практики, правильные в одних культурах и неправильные в других.

Эпистемический релятивизм

Это означает, что то, как вы знаете, вещи могут отличаться в разных контекстах и ​​культурах. Например, в некоторых культурах люди верят, что могут узнать истинное из снов. Если вы чувствовали себя обязанными уважать эту идею, вы могли быть эпистемическим релятивистом.

Релятивизм истины

Также известен как алетический релятивизм — означает, что истина относительна, как обсуждалось в предыдущих разделах; это тот вид релятивизма, которому в равной степени противостоят некоторые религиозные и некоторые научные авторитеты!

Моральный / этический релятивизм

Как уже говорилось в этой статье, говорится, что добро и зло связаны с вашей системой убеждений или культурой.

III. Споры о релятивизме

Означает ли релятивизм, что мы должны мириться с идеями и практиками, которые, по нашему мнению, ошибочны?

Как вы думаете? А как насчет религии, которая требует от людей употребления запрещенных наркотиков? А как насчет нации, которая не предоставляет людям все права человека, в которые мы верим? Это реальные примеры, которые мы в Америке, как нация, приняли. В общем, мы ДЕЙСТВИТЕЛЬНО чувствуем себя обязанными принять практики религий и культур, с которыми мы можем не согласиться, даже те, которые нарушают наши законы.Но есть пределы; например, мы выступаем против практики калечения женских половых органов, которая является традиционной в некоторых странах.

Нет правила, которое говорило бы нам, когда быть релятивистами, а когда укреплять наши собственные убеждения. Мы считаем, что нарушать свободы других — это неправильно, если они никому не причиняют вреда, что означает разрешение некоторым индейским племенам использовать наркотик пейот в своих религиозных ритуалах. С другой стороны, мы верим в защиту людей от вреда, поэтому мы не допускаем калечащих операций на женских половых органах.Итак, мы кажемся релятивистами в определенных пределах — пределах, о которых мы все еще спорим в нашем обществе.

То же верно и для релятивизма в отношении истины. Некоторые американцы считают, что в школах неправильно преподавать только эволюцию, а не креационизм. Они утверждают, что мы обязаны представлять все убеждения. Но большинство людей, не разделяющих их веры, утверждают, что они неправильно понимают релятивизм; даже если истина относительна, это не значит, что рассказ из священной книги следует представлять как научную теорию.

В любом случае противоречие между релятивизмом и нашей верой в то, что некоторые вещи правильные или неправильные, продолжает оставаться огромным источником социальных противоречий.

IV. Цитаты о Релятивизм

Цитата № 1:

«Есть», «есть», «есть» — меня преследует идиотизм этого слова. Если бы его отменили, человеческая мысль могла бы обрести смысл. Я не знаю, что «есть»; Я знаю только то, что мне кажется в данный момент.”- Роберт Антон Уилсон

Роберт Антон Уилсон на протяжении десятилетий вел крестовый поход в поддержку релятивизма истины. Он часто пишет о том, что всякий раз, когда вы говорите X как Y , вы в лучшем случае констатируете истину, ограниченную , или вообще правду. Он часто указывает, что «есть» (или «есть») позволяет нам говорить и думать о таких фанатичных вещах, как «евреи — это X» или «черные — это Y» — идеи, которые не только фанатичны, но и просто иррациональны, потому что разные. Уилсон часто пишет о работе логика 20 90–150-х годов века Альфреда Коржибски, который утверждал, что наш язык часто побуждает нас мыслить нерелятивистскими способами, которые являются неправильными; например, если бы мы не использовали «есть», мы никогда не могли бы сказать «электрон — это частица» или «электрон — это волна»; мы должны были бы сказать что-то вроде: «Когда я смотрю на это с одной стороны, это кажется частицей, а когда я смотрю на это с другой стороны, это кажется волной.«Что одновременно и релятивистски, и намного точнее.

Цитата № 2:

«Мы движемся к диктатуре релятивизма, которая не признает ничего как определенное и которая имеет своей высшей целью собственное эго и собственные желания». — Папа Бенедикт XVI

Здесь Папа Бенедикт выражает общий страх перед релятивизмом — что это означает верить и делать все, что вы хотите. Релятивизм действительно открывает людям возможность выбирать свои собственные индивидуалистические убеждения, а это противоречит идее о том, что Библия предоставляет абсолютную истину.Однако релятивизм не поддерживает то, что вам нравится; релятивистам еще нужно заниматься критическим мышлением!

V. История релятивизма

Хотя релятивизм постоянно появлялся на философской сцене на протяжении всей истории, это в основном философия двадцатого века, особенно в западном мире. Это было частью буддийской и даосской мысли на Востоке более двух тысяч лет. И 400 лет назад Шекспир написал в Гамлете : «В этом мире нет ничего правильного или неправильного, но это мышление делает его таковым.Тем не менее, релятивизм никогда широко не понимался, не поддерживался, не боялся и не оспаривался до тех пор, пока антропологи не начали активно изучать различные культуры в начале 20–90–150-х годов 90–151 века.

Греки баловались релятивизмом, начиная, по крайней мере, с Протагора, и Платон пытался опровергнуть это. Но после этого нам необходимо совершить скачок в эпоху Просвещения и Века Разума (16, 90, 150, -18, 90, 150, века). Как и многие другие современные философские разработки, релятивизм был частично вдохновлен отказом от традиционного авторитета в вопросах истины и морали.Католическая церковь правильно говорит, что релятивизм подразумевает отказ от любых абсолютных истин или морали, выраженных в Библии.

Больше всего философы вдохновили релятивизм на Иммануила Канта и Фридриха Ницше. Кантовская философия идеализма гласила, что значение является относительным — что все идеи определяются в терминах их отношений с другими идеями, а не с некоторой объективной реальностью, — что подразумевает, что любое утверждение истинно или ложно, по отношению к другим утверждениям.Этот реляционизм , кажется, поддерживает релятивизм, и, фактически, эти две идеи часто смешиваются. Между тем Ницше подчеркивал, что все наши унаследованные идеи — это всего лишь унаследованные идеи, а не объективные истины. Но и Кант, и Ницше были более релятивистскими в отношении истины, чем морали.

Наконец, не философия, а наука популяризировали релятивизм в двадцатом веке. Несколько новых научных движений начала двадцатого века — теория относительности Эйнштейна, квантовая теория, антропология и лингвистика — все предполагали виды релятивизма.Хотя многие философы и ученые считают ошибочным поддерживать культурный или моральный релятивизм на основе теории относительности или квантовой теории.

Теория относительности утверждает, что определенные физические свойства, такие как масса и длина, зависят от вашей «системы отсчета», которая в физике просто означает, насколько быстро вы движетесь и в каком направлении. Другими словами, два человека, движущиеся в разных направлениях, наблюдая за одним и тем же объектом, будут иметь разную длину.Многие считают это хорошей аналогией философского релятивизма. По аналогии, «система отсчета» может означать вашу культуру или систему убеждений.

Между тем квантовая теория доказала, что субатомные «частицы» обладают разными свойствами в зависимости от того, как вы их наблюдаете; утверждения «электрон — частица» и «электрон — волна» могут быть истинными или ложными в зависимости от ситуации, поэтому их истинность относительна. Это важно для наших представлений об истине, поскольку представляет собой противоположный пример правилу традиционной логики, согласно которому ничто не может быть двумя взаимоисключающими вещами одновременно; очевидно, электроны могут, так что, возможно, другие истины тоже могут быть такими.

Возможно, люди не применили бы эти идеи к культурным и моральным вопросам, если бы зарождающиеся науки антропологии и лингвистики не поддержали этот скачок. Самыми известными ранними представителями культурного и лингвистического релятивизма были Эдвард Сепир и его ученик Бенджамин Ли Уорф, антропологи, изучавшие индейские языки; они обнаружили, что эти языки, казалось, представляют мир совсем иначе, чем европейские языки, указывая на идею о том, что люди, принадлежащие к разным культурам или говорящие на разных языках, могут по-разному воспринимать реальность.

В то же время антропология на протяжении двадцатого века показала, что в других культурах могут быть убеждения и мораль, которые кажутся неправильными для посторонних — пока вы не поймете, как они думают, — например, в примере с чаевыми в Китае (первый раздел). Итак, это привело к идее, что мы никогда не должны оценивать убеждения других культур как неправильные, хотя другие очень не согласны с этим выводом.

VI. Релятивизм против субъективизма

Кажется, многие люди путают эти два понятия! В четвертом разделе мы видели, как Папа Бенедикт допустил эту ошибку.Субъективизм и релятивизм очень близки, но во многом различаются. Они оба говорят, что не существует объективной или абсолютной истины. Однако субъективизм утверждает, что все предполагаемые утверждения истины на самом деле являются просто утверждениями об индивидуальном субъективном опыте; если я говорю: «Земля круглая», это на самом деле означает , по моему опыту и мнению, Земля кажется круглой — и, согласно субъективистам, это единственная правда. Следовательно, субъективизм совместим с релятивизмом; это вид релятивизма, в котором все относительно индивидуумов.

Однако вы можете быть релятивистом, но не субъективистом. Вы можете верить, что истина и мораль различаются в разных культурах, не считая их субъективными. Например, релятивист должен согласиться с тем, что есть говядину в Индии — это неправильно, но они могут не согласиться с тем, что для меня нормально есть собак только потому, что это правильно для меня .

VII. Поп-культура

Пример №1: Морально-релятивистские антигерои

Релятивизм делает великое кино, театр и телевидение.Морально противоречивые решения и герои делают драму хорошей! Некоторые популярные нравственно релятивистские персонажи включают Бэтмена, который постоянно прибегает к насилию и нарушает закон во имя добра, нового Шерлока Холмса (Бенедикт Камбербэтч), которого называют «доброжелательным социопатом», и Уолтера Уайта из Breaking Bad , который совершает множество шокирующих и ужасных поступков по тому, что многие люди сочтут вескими причинами. Мы не могли поддержать этих персонажей и все их морально сомнительные действия, не веря в некоторой степени в моральный релятивизм.

Пример № 2: Аватар

Часть этого фильма, которая следует за кризисом, порожденным столкновением культур, представляет собой тематическое исследование культурного релятивизма. Как один из местных (Нави) персонажей говорит герою-человеку о том, чтобы научить его своим путям — они увидят, можно ли вылечить его «безумие», — и под безумием местный означает нормальное человеческое мировоззрение. Очевидно, эти На’ви не релятивисты! Но фильм релятивистский; потому что, изучая пути Нави, человек начинает верить в вещи, которые раньше казались ему фальшивыми; он узнает, что истина культурно относительна.

Релятивизм — обзор | ScienceDirect Topics

Способствует ли эта форма релятивизма угнетению или культурному империализму или избегает их?

Защитники этой версии этического релятивизма, такие как Шепер-Хьюз, часто утверждают, что их теоретическая позиция — важный способ избежать культурного империализма. Копельман, напротив, считает, что он скорее способствует угнетению и культурному империализму, а не избегает его. Эта точка зрения, утверждает она, влечет за собой не только утверждение, что обрезание женских гениталий является правильным в культурах, где это одобрено, но и утверждение, что все, что пользуется широким общественным одобрением, является правильным, включая рабство, войну, дискриминацию, угнетение, расизм и пытки.То есть, если утверждение, что действие является правильным, означает, что оно имеет культурное одобрение, то из этого следует, что одобряемые культурой акты войны, угнетения, порабощения, агрессии, эксплуатации, расизма или пыток являются правильными. С этой точки зрения, неодобрение других культур не имеет значения для определения того, правильны ли действия или нет. Соответственно, неодобрение людей в других культурах, даже жертв войны, угнетения, порабощения, агрессии, эксплуатации, расизма или пыток, не учитывается при принятии решения о том, что правильно или неправильно, кроме как в их собственной культуре.

Копельман утверждает, что в этой версии этического релятивизма возражения людей из других культур являются просто выражением их собственных культурных предпочтений, не имеющих никакого морального статуса в обществе, которое участвует в рассматриваемых действиях. Копельман утверждает, что это приводит к отвратительным выводам. Если эта теоретическая позиция будет последовательно придерживаться, утверждает она, это приводит к выводу, что мы не можем делать межкультурные суждения с моральной силой в отношении любой социально одобренной формы угнетения, включая войны, пытки или эксплуатацию других групп.Пока эти действия одобряются в обществе, которое их делает, они правы. Тем не менее, мировое сообщество считало, что оно выносило важные межкультурные суждения с моральной силой, когда оно критиковало коммунистическое правительство Китая за подавление протестного митинга продемократических студентов, южноафриканцев за поддержку апартеида, Советы за использование психиатрии для подавления инакомыслия и резня этнических групп в бывшей Югославии и в Руанде. В каждом случае представители критикуемого общества обычно говорили что-то вроде: «Вы не понимаете, почему это морально оправдано в нашей культуре, даже если в вашем обществе этого не было.«Если этический релятивизм правдоподобен, эти ответы тоже должны быть правдоподобны, а они нет. Копельман пишет, что им неприятно предполагать, что мы настолько разные, что не можем осмысленно и рационально разговаривать на морально важные темы.

Защитники этического релятивизма могут ответить, что культуры иногда пересекаются, и, следовательно, протесты жертв внутри или между культурами должны учитываться. Но этот ответ порождает еще две трудности. Если это означает, что взгляды людей в других культурах имеют моральное значение и угнетатели должны учитывать взгляды жертв, такие суждения несовместимы с этой версией этического релятивизма.Они несовместимы с этой теорией, потому что представляют собой межкультурные суждения с моральным авторитетом. Во-вторых, как мы уже отмечали, эта версия этического релятивизма не является полезной теорией для установления того, что правильно, а что неправильно.

У релятивистов, которые хотят отстоять разумные социальные кросс-культурные и моральные суждения о ценности свободы, равенства возможностей или прав человека в других культурах, кажется, есть два варианта. С одной стороны, если они согласны с тем, что некоторые межкультурные нормы имеют моральный авторитет, они также должны согласиться с тем, что некоторые межкультурные суждения об обрезании / калечении женских половых органов также могут иметь моральный авторитет.Шервин — релятивист, идущий по этому пути, тем самым отказавшись от критикуемой здесь версии этического релятивизма. С другой стороны, если они защищают эту версию этического релятивизма, но при этом делают кросс-культурные моральные суждения о важности таких ценностей, как терпимость, групповые выгоды и выживание культур, им придется признать непоследовательность в своих аргументах. Например, Шепер-Хьюз выступает за терпимость к другим системам культурных ценностей. Она не считает это утверждение непоследовательным.Она говорит, что толерантность между культурами — это правильных , но это кросс-культурное моральное суждение, использующее моральную норму (терпимость). Точно так же релятивисты, которые утверждают, что это неправильно, устранять ритуалы, придающие смысл другим культурам, также непоследовательны в своих суждениях, предполагающих наличие подлинного межкультурного морального авторитета. Даже изречения, которые иногда используют защитники этического релятивизма, такие как «Когда в Риме поступают, как римляне», означают, что морально допустимо, принять все культурные нормы, в какой бы культуре ни находились.Таким образом, для защитников этой версии этического релятивизма непоследовательно делать межкультурные моральные суждения о толерантности, групповой пользе, межобщественном уважении или культурном разнообразии.

Копельман утверждает, что с учетом этих трудностей бремя доказательства лежит на защитниках этой версии этического релятивизма. Они должны показать, почему мы не можем делать то, что, как мы думаем, мы иногда должны делать и можем делать очень хорошо, а именно, участвовать в межкультурном моральном обсуждении, сотрудничестве или критике и оказывать поддержку людям, чье благополучие или права находятся под угрозой в других культурах.Защитники этического релятивизма должны учитывать то, что кажется подлинным моральным авторитетом международных профессиональных сообществ, которые занимают моральные позиции, например, в отношении борьбы с пандемиями, прекращения войн, прекращения угнетения, продвижения санитарного просвещения или искоренения бедности. Ответы о том, что наши профессиональные группы сами являются своего рода культурами, кажутся правдоподобными, но несовместимыми с этой версией этического релятивизма, как уже обсуждалось. Некоторые защитники этического релятивизма возражают, что устранение важных ритуалов из культуры чревато разрушением общества.Шепер-Хьюз настаивает на том, что эти культуры не смогут выжить, если они изменят такую ​​центральную практику, как женское обрезание. Однако этот контраргумент не является решающим. Рабство, угнетение и эксплуатация также необходимы для некоторых образов жизни, но немногие будут защищать эти действия, чтобы сохранить общество. Более того, Эль Дарир отвечает на это возражение, подвергая сомнению предположение о том, что эти культуры могут выжить только при продолжении клитородэктомии или инфибуляции. Она утверждает, что эти культуры с большей вероятностью будут преобразованы войной, голодом, болезнями, урбанизацией и индустриализацией, чем прекращением этой древней ритуальной хирургии.Еще один аргумент состоит в том, что, если рабство, угнетение и эксплуатация неправильны, независимо от того, существуют ли групповые выгоды или нет, то решение об искоренении калечащих операций на женских половых органах не должно зависеть от процесса взвешивания их выгод для группы.

Такие релятивисты также непоследовательно считают, что групповая выгода настолько важна, что другие культуры не должны вмешиваться в местную практику. Это делает групповую выгоду важнейшей межкультурной ценностью, что, по утверждению этических релятивистов, не может быть оправдано.Если нет межкультурных ценностей относительно того, что неправильно или правильно, защитник этического релятивизма не может постоянно говорить такие вещи, как «Одна культура не должна мешать другим», «Мы должны быть терпимыми к другим социальным взглядам», «Все культура одинаково ценна »или« Неправильно вмешиваться в другую культуру ». Каждое из этих утверждений представляет собой межкультурные моральные суждения, предполагающие авторитет, основанный на чем-то отличном от одобрения конкретной культуры.

Этический релятивизм — Центр прикладной этики Марккула

Культуры сильно различаются по своим моральным устоям.Как показывает антрополог Рут Бенедикт в книге Patterns of Culture , разнообразие очевидно даже в тех вопросах морали, с которыми мы могли бы согласиться:

Можно предположить, что в вопросе лишения жизни все народы согласятся на осуждение. Напротив, в случае убийства можно считать, что человек убивает по обычаю двух своих детей, или что муж имеет право на жизнь и смерть по отношению к своей жене, или что обязанность ребенка — убить своих родителей. пока они не состарились.Может случиться так, что убивают тех, кто крадет птицу, или тех, кто первым режет верхние зубы, или тех, кто родился в среду. У некоторых народов человек мучается из-за несчастного случая, у других это не имеет значения. Самоубийство также может быть легким делом, к которому прибегает любой, кто потерпел некоторый легкий отпор, действие, которое постоянно происходит в племени. Это может быть самый высокий и благородный поступок, который может совершить мудрый человек. С другой стороны, сама история об этом может вызывать недоверчивое веселье, а сам акт невозможно представить себе как человеческую возможность.Или это может быть преступление, наказуемое по закону, или считающееся грехом против богов. (стр.45-46)

Другие антропологи указывают на ряд практик, которые считаются морально приемлемыми в некоторых обществах, но осуждаются в других, включая детоубийство, геноцид, полигамию, расизм, сексизм и пытки. Такие различия могут заставить нас задуматься, существуют ли какие-либо универсальные моральные принципы или мораль — это просто вопрос «культурного вкуса». Различия в моральных практиках между культурами поднимают важный вопрос этики — концепцию «этического релятивизма».«

Этический релятивизм — это теория, согласно которой мораль соотносится с нормами культуры. То есть, является ли действие правильным или неправильным, зависит от моральных норм общества, в котором оно практикуется. Одно и то же действие может быть морально правильным в одном обществе, но быть морально неправильным в другом. Для этического релятивиста не существует универсальных моральных стандартов — стандартов, которые можно было бы универсально применять ко всем людям в любое время. Единственные моральные стандарты, по которым можно судить о деятельности общества, являются его собственными.Если этический релятивизм верен, не может быть общей основы для разрешения моральных споров или для достижения согласия по этическим вопросам между членами различных обществ.

Большинство специалистов по этике отвергают теорию этического релятивизма. Некоторые утверждают, что, хотя моральные практики в обществах могут различаться, фундаментальные моральные принципы, лежащие в основе этих практик, не отличаются. Например, в некоторых обществах убийство родителей по достижении ими определенного возраста было обычной практикой, исходя из убеждения, что людям будет лучше в загробной жизни, если они войдут в нее, оставаясь физически активными и бодрыми.Хотя такая практика была бы осуждена в нашем обществе, мы согласились бы с этими обществами в отношении основного морального принципа — обязанности заботиться о родителях. Таким образом, общества могут по-разному применять фундаментальные моральные принципы, но соглашаться с ними.

Также утверждается, что некоторые моральные убеждения могут относиться к культуре, а другие — нет. Определенные практики, такие как обычаи в отношении одежды и приличия, могут зависеть от местных обычаев, тогда как другие практики, такие как рабство, пытки или политические репрессии, могут регулироваться универсальными моральными стандартами и считаться неправильными, несмотря на многие другие различия, существующие между культурами.То, что некоторые практики относительны, не означает, что все практики относительны.

Другие философы критикуют этический релятивизм из-за его последствий для индивидуальных моральных убеждений. Эти философы утверждают, что если правильность или неправильность действия зависит от норм общества, то из этого следует, что человек должен подчиняться нормам своего общества, а отклоняться от этих норм — значит действовать безнравственно. Это означает, что если я являюсь членом общества, которое считает, что расовые или сексистские практики морально допустимы, то я должен принять эти практики как нравственно правильные.Но такая точка зрения способствует социальному соответствию и не оставляет места для моральной реформы или улучшения в обществе. Более того, члены одного и того же общества могут придерживаться разных взглядов на практику. В Соединенных Штатах, например, существует множество моральных мнений по вопросам, начиная от экспериментов на животных и заканчивая абортами. Что представляет собой правильное действие при отсутствии общественного согласия?

Возможно, самый сильный аргумент против этического релятивизма исходит от тех, кто утверждает, что универсальные моральные стандарты могут существовать, даже если некоторые моральные практики и верования различаются в разных культурах.Другими словами, мы можем признать культурные различия в моральных практиках и убеждениях и по-прежнему считать, что некоторые из этих практик и убеждений являются неправильными с моральной точки зрения. Практика рабства в обществе США до Гражданской войны или практика апартеида в Южной Африке неправильны, несмотря на убеждения этих обществ. Обращение с евреями в нацистском обществе достойно морального осуждения независимо от моральных убеждений нацистского общества.

Для этих философов этика — это исследование правильного и неправильного посредством критического изучения причин, лежащих в основе практик и убеждений.Как теория, оправдывающая моральные практики и убеждения, этический релятивизм не признает, что у одних обществ есть более веские основания для того, чтобы придерживаться своих взглядов, чем у других.

Но даже если теория этического релятивизма отвергается, следует признать, что эта концепция поднимает важные вопросы. Этический релятивизм напоминает нам, что разные общества имеют разные моральные убеждения и что на наши убеждения глубоко влияет культура. Это также побуждает нас исследовать причины, лежащие в основе убеждений, которые отличаются от наших собственных, и побуждает нас исследовать причины, по которым мы придерживаемся убеждений и ценностей.

Этический релятивизм | философия | Британника

Этический релятивизм , доктрина о том, что в этике не существует абсолютных истин и что то, что является нравственно правильным или неправильным, варьируется от человека к человеку или от общества к обществу.

Аргументы в пользу этического релятивизма

Геродот, греческий историк V века до н.э., продвинул эту точку зрения, когда заметил, что в разных обществах существуют разные обычаи и что каждый человек считает, что обычаи своего собственного общества являются лучшими.Но, по словам Геродота, ни один набор социальных обычаев не может быть лучше или хуже любого другого. Некоторые современные социологи и антропологи сходным образом утверждали, что мораль, поскольку она является социальным продуктом, по-разному развивается в разных культурах. Каждое общество разрабатывает стандарты, которые используются людьми внутри него, чтобы отличать приемлемое от недопустимого поведения, и каждое суждение о правильном и неправильном предполагает тот или иной из этих стандартов. Таким образом, по мнению этих исследователей, если такие практики, как полигамия или детоубийство считаются правильными в обществе, то они подходят «для этого общества»; и если одни и те же практики считаются неправильными в другом обществе, тогда эти практики неправильны для этого общества.Не существует такой вещи, как то, что «действительно» правильно, помимо этих социальных кодексов, поскольку не существует нейтрального в культурном отношении стандарта, к которому мы могли бы обратиться, чтобы определить, какое мнение общества является правильным. Существуют разные социальные коды.

Геродот

Статуя сидящего человека, которого называют Геродотом; в Лувре, Париж.

© Photos.com/Jupiterimages

Второй тип аргументов в пользу этического релятивизма принадлежит шотландскому философу Дэвиду Юму (1711–1776 гг.), Который утверждал, что моральные убеждения основаны на «чувствах» или эмоциях, а не на разуме.Эта идея была развита школой логического позитивизма 20-го века и более поздними философами, такими как Чарльз Л. Стивенсон (1908–79) и Р.М. Хейр (1919–2002), который считал, что основная функция морального языка — не констатировать факты, а выражать чувства одобрения или неодобрения по отношению к одному действию или влиять на отношение и действия других. Согласно этой точке зрения, известной как эмотивизм, правильное и неправильное связаны с индивидуальными предпочтениями, а не с социальными стандартами.

Дэвид Хьюм

Дэвид Хьюм, картина маслом Аллана Рамзи, 1766 г .; в Шотландской национальной портретной галерее, Эдинбург.

Предоставлено Шотландской национальной портретной галереей

Этический релятивизм привлекателен для многих философов и социологов, потому что он, кажется, предлагает лучшее объяснение изменчивости моральных убеждений. Он также предлагает правдоподобный способ объяснить, как этика вписывается в мир, описанный современной наукой. Даже если естественный мир в конечном итоге состоит из ничего, кроме ценностно-нейтральных фактов, говорят релятивисты, этика все же имеет основу в человеческих чувствах и социальных установках.Наконец, этический релятивизм кажется особенно подходящим для объяснения достоинств терпимости. Если с объективной точки зрения собственные ценности и ценности общества не имеют особого статуса, то подход «живи и дай жить другим» по отношению к ценностям других людей кажется уместным.

Получите подписку Britannica Premium и получите доступ к эксклюзивному контенту. Подпишитесь сейчас

Начиная с 1960-х и 1970-х годов этический релятивизм ассоциировался с постмодернизмом, сложным философским движением, ставившим под сомнение идею объективности во многих областях, включая этику.Многие постмодернисты считали саму идею объективности сомнительным изобретением эпохи модерна, то есть постпросвещения. Со времен Просвещения большинство философов и ученых считали, что существует объективная, универсальная и неизменная правда обо всем, включая науку, этику, религию и политику, и что человеческий разум достаточно силен, чтобы открыть эту истину. Таким образом, конечным результатом рационального исследования была одна наука, одна этика, одна религия и одна политика, которые были бы применимы для всех людей во все эпохи.Однако согласно постмодернизму вдохновленная Просвещением идея объективной истины, которая повлияла на мышление практически всех современных ученых и философов, является иллюзией, которая сейчас рухнула.

Они утверждают, что это развитие во многом связано с работами немецкого философа Фридриха Ницше (1844–1900) и его последователей. Ницше отверг наивную веру в то, что человеческие убеждения просто отражают реальность. Напротив, каждое из наших убеждений основано на «перспективе», которая не является ни правильной, ни неправильной.В этике, соответственно, нет моральных фактов, а есть только моральные интерпретации явлений, которые порождают различные существующие моральные кодексы. Мы можем попытаться понять эти моральные принципы, исследуя их истории и психологию людей, которые их принимают, но нет никаких сомнений в том, чтобы доказать, что те или иные из них «истинны». Ницше утверждает, например, что те, кто принимает иудео-христианскую этическую систему, которую он называет «рабской моралью», страдают от слабых и пугающих личностей.По его словам, другой, более сильный человек отвергнет эту этику и создаст свои собственные ценности.

Постмодернисты считают, что западное общество вышло за рамки современной интеллектуальной эры и сейчас находится в постмодернистском периоде, который частично характеризуется осознанием того, что человеческая жизнь и мысль — это мозаика, включающая множество точек зрения. «Истины», включая истины науки и этики, следует признавать как верования, связанные с определенными традициями, которые служат определенным целям в определенное время и в определенных местах.Стремление к абсолютам рассматривается как ошибочный поиск невозможного. В течение второй половины 20-го века наиболее известными защитниками этой точки зрения были Мишель Фуко (1926–84) и Жак Деррида (1930–2004).

Факты о релятивизме для детей

Релятивизм — это идея о том, что точки зрения не имеют абсолютной истины или достоверности. Они имеют только относительную, субъективную ценность в зависимости от точки зрения и обстоятельств.

Общие утверждения, которые можно считать релятивистскими, включают:

• «Это верно для вас, но не для меня.«
• «Красота в глазах смотрящего».
• «Вы не можете судить о других культурах по своим собственным стандартам».

Есть много форм релятивизма. Этот термин часто относится к релятивизму истины , который представляет собой доктрину, согласно которой не существует абсолютных истин, то есть, что истина всегда относительно некоторой конкретной системы координат, такой как язык или культура (культурный релятивизм).

Как моральный релятивизм , моральные принципы применимы только в ограниченном контексте.В контексте принципы и этика остаются в силе; вне контекста — нет.

Есть похожие идеи в нигилизме, скептицизме и аморализме.

Различные приложения

Люди, которые согласились с идеей релятивизма, включают Пола Фейерабенда, Исайю Берлина и Ричарда Рорти.

Римско-католическая церковь, особенно при Иоанне Павле II и Папе Бенедикте XVI, определила релятивизм как одну из самых значительных проблем для веры и морали сегодня.

Церковь и некоторые философы определяют релятивизм как отрицание абсолютной истины.Они говорят, что без абсолютной истины не может быть моральных ценностей. Если нет моральных ценностей, может не быть греха, а Бога может не быть. По их мнению, релятивизм представляет собой отрицание способности человеческого разума и разума прийти к истине. Истина, согласно католическим теологам и философам (вслед за Аристотелем и Платоном), состоит из адекватности rei et intellectus , соответствия разума и реальности. Другими словами, ум имеет ту же форму, что и реальность.Это означает, что когда форма компьютера перед кем-то (тип, цвет, форма, мощность и т. Д.) Также является формой, которая находится в их сознании, тогда то, что они знают, является правдой, потому что их разум соответствует объективной реальности.

Отрицание абсолютной ссылки, оси мироздания , отрицает Бога, который приравнивается к Абсолютной Истине, согласно этим христианским философам. Они связывают релятивизм с секуляризмом, препятствием для религии в жизни человека.