Павлов психолог: Павлов Иван Петрович — Психологическая газета

Павлов Вячеслав Александрович, психолог — отзывы | Саратов

Образование

  • 1999

    Саратовский государственный медицинский университет им. В.И. Разумовского (педиатрия)

    Базовое образование

  • 2000

    Саратовский государственный медицинский университет им. В.И. Разумовского (психиатрия)

    Интернатура

  • 2003

    Самарский государственный медицинский университет (психиатрия-наркология)

    Циклы переподготовки

  • 2005

    Самарский государственный медицинский университет (психотерапия)

    Циклы переподготовки

  • 2010

    Институт психотерапии и клинической психологии (психотерапия)

    Повышение квалификации

Повышение квалификации

  • 2001

    «Психогенетика»

  • 2003

    «Наркология»

  • 2003

    «Клиника и терапия алкоголизма и наркомании»

  • 2004

    «Актуальные вопросы терапии в психиатрии и наркологии и их социальные аспекты»

  • 2005

    «Основы педагогики»

  • 2006

    «Холодинамика 1-2 фазы»

  • 2006

    «Инициация женщины и мужчины»

  • 2006

    «Маскотерапия»

  • 2006

    «Сказкотерапия»

  • 2006

    «Холотропное дыхание»

  • 2006

    «Системная терапия семьи по Хеллингеру»

  • 2006

    «Симорон – семинар волшебства с Папой и Бородой»

  • 2007

    «Психотерапия возрастных, экзистенциальных, духовных кризисов»

  • 2007

    «Психотерапия психосоматических расстройств. Основы теории и практики»

  • 2007

    «Базовые техники арт-терапии»

  • 2007

    «Арт-терапия — работа с мандалами»

  • 2007

    «Структурные расстановки и расстановки «внутренних частей»

  • 2007

    «Психотерапия тяжелых соматических заболеваний и дифференциальная психосоматика»

  • 2007

    «Семейные расстановки и системно-феноменологический подход Б.Хеллингера»

  • 2007

    «Перинатальное воспитание плода»

  • 2007

    «Основы психологического консультирования, психокоррекции и психотерапии»

  • 2007

    «Сказкотерапия»

  • 2007

    «Маркетинг для психологов»

  • 2008

    «Арт-терапия в работе с глубинным бессознательным, 1-2 части»

  • 2008

    «Детская психологическая травма»

  • 2008

    «Теория и практика психологических травматических расстройств»

  • 2008

    «Sand-play терапия (песочная терапия)»

  • 2009

    «Экзистенциальная арт-терапия, 1 часть»

  • 2009

    «Семейная терапия: системный подход»

  • 2009

    «Использование рунических знаков в арт-терапии»

  • 2010

    «Экзистенциальная арт-терапия, 2 часть»

  • 2010

    «Работа с травмой в арт-терапии»

  • 2010

    «Основы системной семейной терапии»

  • 2010

    «Трансперсональная арт-терапия»

  • 2010

    «Реконструкция семейной истории»

  • 2010

    «Гештальттерапия»

  • 2010

    «Эриксоновский гипноз и эриксоновская терапия»

  • 2011

    «Арт-терапия в работе с глубинным бессознательным, 1-2 части»

  • 2011

    «Тренинг тренеров»

  • 2012

    «Введение в системную семейную терапию»

  • 2012

    «Стратегический подход в семейном консультировании»

  • 2013

    «Супружеская терапия. Если на консультации оба супруга»

  • 2013

    «Трансгенерационные подходы в семейном консультировании»

  • 2013

    «Структурный и коммуникативный подходы в семейном консультировании»

  • 2014

    «Супружеская терапия. Если на консультации один из супругов»

  • 2014

    «Баланс жизни (Лайф) ICC/ Lambent»

  • 2015

    «Прямые продажи»

  • 2015

    «Управление персоналом в организации»

  • 2015

    «Сценическое искусство. Работа с телесными блоками»

  • 2015

    «Работа с экзистенциальными данностями в арт-терапии, 1-2 части»

Рейтинг

Отзывы

Народный рейтинг Нет оценок

Обследование Нет оценок

Эффективность лечения Нет оценок

Отношение к пациенту Нет оценок

Информирование Нет оценок

Посоветуете ли врача? Нет оценок

Рейтинг снижен: врач не подтвердил стаж, категорию и учёную степень

Стаж24 года

КатегорияНет

Учёная степеньНет

Еще нет отзывов о докторе Павлов Вячеслав Александрович. Ваш отзыв будет первым.

И.П. Павлов (1849–1936). Век психологии: имена и судьбы

И.П. Павлов

(1849–1936)

Иван Петрович Павлов был первым русским ученым, удостоенным Нобелевской премии. Сегодня его имя и основные положения его теории знакомы любому психологу, даже американскому (хотя этим знакомство с российской психологией в западном полушарии обычно и исчерпывается). Павлов оказал исключительное влияние на мировую науку и как почти всякий ученый такого масштаба заслужил крайне противоречивые оценки. Для одних он выступает выдающимся экспериментатором и теоретиком, который утвердил естественнонаучный подход в психологии и на долгие годы определил магистральное направление психологической мысли. Иные, напротив, воспринимают его как вульгарного материалиста, чьи изыскания фактически выхолостили психологию и сильно исказили и затруднили ее развитие. Впрочем, полярные оценки всегда далеки от истины. А кем же на самом деле был первый российский нобелевский лауреат, какова его роль в отечественной и мировой психологии? За 63 года, прошедшие после смерти Павлова, было опубликовано много научно-биографических работ, посвященных его творческому пути.

Почти во всех этих трудах Павлов предстает преимущественно как физиолог (каковым он и сам себя считал). Мы же попробуем взглянуть на его научную биографию с позиций психологов, поскольку именно в психологию он фактически и внес наиболее значительный вклад.

Иван Петрович Павлов родился 26 сентября 1849 г. в Рязани. Его мать, Варвара Ивановна, происходила из семьи священника; отец, Петр Дмитриевич, был священником, служившим поначалу в бедном приходе, но благодаря своему пастырскому рвению со временем ставшим настоятелем одного из лучших храмов Рязани. С раннего детства Павлов перенял у отца упорство в достижении цели и постоянное стремление к самосовершенствованию. В возрасте семи лет он перенес тяжелую травму головы, из-за чего школьное обучение было отложено на несколько лет. Обучением сына занялся сам Петр Дмитриевич. Своего первенца (всего в семье было одиннадцать детей) отец желал видеть священнослужителем, и не обычным – «из семинаристов», а ученым богословом «из академиков».

Следуя родительской воле, Павлов начал посещать начальный курс духовной семинарии, а в 1860 г. поступил в рязанское духовное училище. Программа подготовки священнослужителей включала довольно широкий круг дисциплин, в том числе и естественные науки. Именно к этой сфере Павлов почувствовал наибольшую склонность, постепенно охладевая к духовной карьере.

Увлечение физиологией возникло у Павлова после того, как он прочитал русский перевод книги английского критика Джорджа Льюиса «Физиология обыденной жизни». Его увлечение окрепло после прочтения популярных работ Д.И. Писарева, которые подвели его к изучению теории Ч.Дарвина.

Не закончив духовного образования, Павлов в 1870 г. уехал в Петербург, где поступил на естественное отделение физико-математического факультета Петербургского университета. Его интерес к физиологии возрос после прочтения книги И.М. Сеченова «Рефлексы головного мозга». Изучением этой науки он занялся в лаборатории И.Циона, который занимался исследованием влияния нервов на деятельность внутренних органов. Именно по предложению Циона Павлов провел свое первое научное исследование – изучение секреторной иннервации поджелудочной железы; за эту работу он был удостоен золотой медали университета.

После получения в 1875 г. степени кандидата естественных наук Павлов поступил на третий курс Медико-хирургической академии в Петербурге (преобразованной впоследствии в Военно-медицинскую). Здесь он надеялся стать ассистентом Циона, который незадолго до этого был назначен ординарным профессором кафедры физиологии. Однако это назначение вскоре было отменено, ибо противоречило государственному установлению, согласно которому к подобным должностям не допускались лица еврейского происхождения. Оскорбленный Цион покинул Россию. Это событие навсегда сохранилось в памяти Павлова, и впоследствии он буквально приходил в бешенство при малейшем намеке на антисемитизм. Отказавшись работать с преемником Циона, Павлов стал ассистентом в Ветеринарном институте, где в течение двух лет изучал пищеварение и кровообращение.

Летом 1877 г. он работал в городе Бреслау, в Германии (ныне Вроцлав, Польша) с Рудольфом Гейденгайном, специалистом в области пищеварения. Гейденгайн занимался изучением пищеварения у собак, используя выведенные наружу части желудка. Павлов усовершенствовал эту методику, решив проблему сохранения нервного управления выведенной частью желудка. В следующем году по приглашению С.П. Боткина Павлов начал работать в физиологической лаборатории при его клинике в Бреслау, еще не имея медицинской степени, которую он получил в 1879 г. В лаборатории Боткина Павлов фактически руководил всеми фармакологическими и физиологическими исследованиями.

После длительной борьбы с администрацией Военно-медицинской академии (отношения с которой стали натянутыми после его реакции на увольнение Циона) Павлов в 1883 г. защитил диссертацию на соискание степени доктора медицины, посвященную описанию нервов, контролирующих функции сердца. Он был назначен приват-доцентом в академию, но вынужден был отказаться от этого назначения в связи с дополнительной работой в Лейпциге с Гейденгайном и Карлом Людвигом, двумя наиболее выдающимися физиологами того времени.

Через два года Павлов вернулся в Россию.

Многие исследования Павлова в 1880-х годах касались системы кровообращения. Наибольшего расцвета творчество Павлова достигло к 1879 г., когда он вплотную занялся исследованиями физиологии пищеварения, которые продолжались свыше 20 лет. В своей книге «Лекции о работе главных пищеварительных желез» Павлов рассказал о своих опытах и наблюдениях, о приемах работы. За этот труд он и получил в 1904 г. Нобелевскую премию.

Будучи от рождения левшой, как и его отец, Павлов постоянно тренировал правую руку и в результате настолько хорошо владел обеими руками, что, по воспоминаниям коллег, ассистировать ему во время операций было очень трудной задачей: никогда не было известно, какой рукой он будет действовать в следующий момент.

Преданность Павлова экспериментальной науке была всецелой. Его совершенно не интересовали бытовые условия жизни. В 1881 г. он женился, и его жене, Серафиме Васильевне, пришлось полностью взять на себя решение всех текущих проблем. Таково было взаимное соглашение, заключенное в самом начале супружества. Со своей стороны Павлов обязался никогда не пить, не играть в карты и ходить в гости или принимать гостей только в выходные дни. Его бескорыстная одержимость работой доходила до такой степени, что жене иной раз приходилось напоминать ему о получении жалования. Впрочем, жалование ученых в нашем отечестве никогда не было высоким. Долгие годы семья Павловых жила крайне стесненно. В 1884 году, когда Павлов работал над докторской диссертацией, родился первый ребенок. Хрупкий и болезненный младенец не сможет выжить, говорили врачи, если мать и ребенок не смогут отдохнуть за городом, в благоприятных условиях. Деньги на поездку пришлось занимать, однако было уже поздно: ребенок умер. Некоторое время Павлов вынужден был ночевать на койке в своей лаборатории, а жена и второй ребенок жили у родственников, ибо собственное жилье было не по карману. Группа студентов Павлова, зная о его финансовых затруднениях, передала ему деньги под предлогом покрытия расходов на демонстрации опытов.

Из этой суммы ученый не взял себе ни копейки, все потратил на своих лабораторных собак.

На протяжении всей своей научной деятельности Павлов сохранял интерес к влиянию нервной системы на функционирование внутренних органов. В начале ХХ в. его эксперименты, касающиеся пищеварительной системы, привели к изучению условных рефлексов. Открытие условных рефлексов, как и многие другие выдающиеся научные достижения, произошло, по мнению многих ученых, совершенно случайно, когда Павлов, исследуя работу пищеварительных желез, – для того, чтобы получить возможность собирать желудочный сок вне организма собаки, – воспользовался методом хирургического вмешательства. Павлов и его коллеги обнаружили, что если пища попадает в рот собаки, то начинает рефлекторно вырабатываться слюна. Когда собака просто видит пищу, то также автоматически начинается слюноотделение, но в этом случае рефлекс значительно менее постоянен и зависит от дополнительных факторов, таких, как голод или переедание. Суммируя различия между рефлексами, Павлов заметил, что «новый рефлекс постоянно изменяется и поэтому является условным».

Таким образом, один только вид и запах пищи действует как сигнал для образования слюны. «Любое явление во внешнем мире может быть превращено во временный сигнал объекта, стимулирующего слюнные железы, – писал Павлов, – если стимуляция этим объектом слизистой оболочки ротовой полости будет связана повторно… с воздействием определенного внешнего явления на другие чувствительные поверхности тела».

Пораженный ролью условных рефлексов в поведении, Павлов после 1902 г. сконцентрировал все свои научные интересы на изучении высшей нервной деятельности. Тут необходимо отметить, что хотя исследования рефлекторной природы поведения по сути были психологическими, Павлов намеренно не вторгался в область психологии, постоянно подчеркивая их физиологический характер (своих сотрудников он даже штрафовал за использование психологической терминологии). В своих выступлениях он не раз склонял «несостоятельные психологические претензии». Он был знаком со структурной и функциональной психологией, но соглашался с Джемсом в том, что психология еще не достигла уровня подлинной науки. Собственный подход он считал конструктивной альтернативой психологическим рассуждениям. В своей известной речи, произнесенной в Мадриде, он указывал: «Полученные объективные данные, руководясь подобием или тождеством внешних проявлений, наука перенесет рано или поздно и на наш субъективный мир и тем сразу и ярко осветит нашу столь таинственную природу, уяснит механизм и жизненный смысл того, что занимает человека все более, – его сознание, муки его сознания». В дальнейшем Павлов не раз подчеркивал социальную значимость исследования условных рефлексов, направленного на разработку точной науки о человеке, которая «выведет его из теперешнего мрака и очистит его от теперешнего позора в сфере межлюдских отношений».

По иронии судьбы самое сильное влияние идеи Павлова оказали именно на психологию – то есть ту область, к которой он не особенно благоволил. Уже первые сведения о нем, дошедшие до западных психологов, получили широкий резонанс. На VI Международном психологическом конгрессе в Женеве (1909) прозвучало имя Павлова. Оно упоминалось неоднократно, однако не русскими участниками конгресса (они составляли небольшую группу во главе с Г.И. Челпановым), а американскими исследователями Р.Йерксом, М.Прайнсом, Ж.Лебом. Открытие условного рефлекса американские психологи восприняли как революцию с изучении поведения. В докладе Р.Йеркса «Научный метод в психологии животных» высказывалась уверенность, что новые научные устремления, среди выразителей которых первым назывался Павлов, позволят дать объективный анализ восприятию животных, их памяти, привычек и т. д. Заметим, что в этом же году Йеркс опубликовал на английском языке сводку работ павловской лаборатории, впервые познакомившую западного читателя с учением об условных рефлексах; это сыграло важную роль в разработке объективных методов в американской психологии. Методы Павлова предоставили психологической науке базовый элемент поведения, конкретную рабочую единицу, к которой могло быть сведено сложное человеческое поведение для его изучения в лабораторных условиях. Дж. Уотсон ухватился за эту рабочую единицу и сделал ее ядром своей исследовательской программы. Павлов был удовлетворен работами Уотсона, заметив, что развитие бихевиоризма в Соединенных Штатах является подтверждением его идей и методов. Не будет преувеличением сказать, что все поведенческое направление в психологии выросло из павловской рефлекторной теории. На протяжении десятилетий и западная, и отечественная психология развивалась именно в этом ключе. Ограниченность такого подхода выступила лишь по прошествии длительного времени, и было бы необоснованно с сегодняшних позиций упрекать в ней именно Павлова.

В советской науке условнорефлекторная теория была поднята на щит, поскольку в полной мере отвечала насущному социальному запросу. Принципы формирования «нового человека» как нельзя лучше выводились из приемов натаскивания павловских собак. Правда, сам ученый к большевистскому социальному экспериментированию относился резко критически, открыто заявляя, что для таких опытов он пожалел бы даже собаки. Как писал позднее академик Петр Капица, Павлов «без стеснения, в самых резких выражениях критиковал и даже ругал руководство, крестился у каждой церкви, носил царские ордена, на которые до революции не обращал внимания».

Сам Павлов писал: «В первые годы революции многие из почтенных профессоров лицемерно клялись в преданности и верности большевистскому режиму. Мне было тошно это видеть и слышать, так как я не верил в их искренность. Я тогда написал Ленину: «Я не социалист и не верю в Ваш опасный социальный эксперимент».

Ответ главы Совнаркома был неожиданным: он распорядился обеспечить Павлову все условия для научной работы, организовать (в голодном Петрограде!) питание подопытных собак. Совнарком принял по этому поводу особое постановление. (Рассказывают, что академик Алексей Крылов, встретив как-то Павлова на улице, с горькой иронией попросил взять его к себе в собаки.)

Академик Павлов считал своим долгом заступаться за несправедливо арестованных или осужденных людей. Иногда его заступничество спасало людям жизнь.

Резко критические обращения академика Павлова к властям представляют собой одни из самых замечательных документов эпохи. 21 декабря 1934 г., через 3 недели после убийства Кирова и начала новой волны репрессий, 85-летний ученый направляет в правительство обращение, в котором пишет: «Революция застала меня почти в 70 лет. А в меня засело как-то твердое убеждение, что срок дельной человеческой жизни именно 70 лет. И поэтому я смело и открыто критиковал революцию. Я говорил себе: «Черт с ними! Пусть расстреляют. Все равно жизнь кончена, а я сделаю то, что требовало от меня мое достоинство». На меня поэтому не действовало ни приглашение в старую Чеку, правда, кончившееся ничем, ни угрозы при Зиновьеве в здешней «Правде»…

Мы жили и живем под неослабевающим режимом террора и насилия. Я всего более вижу сходство нашей жизни с жизнью древних азиатских деспотий. А у нас это называется республиками. Как это понимать? Пусть, может быть, это временно. Но надо помнить, что человеку, происшедшему из зверя, легко падать, но трудно подниматься. Тем, которые злобно приговаривают к смерти массы себе подобных и с удовлетворением приводят это в исполнение, как и тем, насильственно приучаемым участвовать в этом, едва ли возможно остаться существами, чувствующими и думающими человечно. И с другой стороны. Тем, которые превращены в забитых животных, едва ли возможно сделаться существами с чувством собственного достоинства. Не один же я так чувствую и думаю? Пощадите же родину и нас».

Когда 27 февраля 1936 г. ученого не стало, профессор медицины Дмитрий Плетнев (позднее оклеветанный и расстрелянный) дал в некрологе совсем неожиданную для той эпохи характеристику Ивана Петровича Павлова: «Он никогда, никогда, ни в молодости, ни в старости не лицемерил, не приспособлялся. Он глубоко презирал людей, которых историк эпохи Смутного времени охарактеризовал словами: «Телом и духом перегибательные».

В одной из биографических статей о Павлове можно найти довольно типичное для советской науки высказывание: «Учение И. П. Павлова до конца раскрыло тайну сказочной «души». Вот только вряд ли в это верил сам академик. По крайней мере, похоронить себя он завещал с полным соблюдением православного обряда.

Честный и здравомыслящий человек, Павлов много сделал для объяснения механизмов поведения, но никогда не претендовал на исчерпывающее толкование всей душевной жизни. Зато в этом преуспели его рьяные «последователи», попытавшиеся довести павловскую теорию до абсурдной крайности. В 1950 г. состоялась научная сессия АН и АМН СССР, посвященная учению Павлова (в дальнейшем ей присвоили название «павловской»). На сессии были сделаны два главных доклада. С ними выступили академик К.М. Быков и профессор А.Г. Иванов-Смоленский. С этого момента они обрели статус верховных жрецов культа Павлова. Всем было ясно, чья могущественная рука подсадила их на трибуну сессии. Уже не было необходимости сообщать, что доклады одобрены ЦК ВКП(б). Это разумелось само собой – на основе учета опыта августовской сессии ВАСХНИЛ, где информация об одобрении ЦК была сообщена Т. Д. Лысенко уже после того, как некоторые выступавшие в прениях неосторожно взяли под сомнение непогрешимость принципов «мичуринской» биологии. Подобного на «павловской» сессии дожидаться не стали, и начались славословия в адрес главных докладчиков, «верных павловцев», наконец, якобы открывших всем глаза на это замечательное учение.

Сессия с самого начала приобрела антипсихологический характер. Идея, согласно которой психология должна быть заменена физиологией высшей нервной деятельности, а стало быть, ликвидирована, в это время не только носилась в воздухе, но уже и материализовалась. Так, например, ленинградский психофизиолог М.М. Кольцова заняла позицию, отвечавшую санкционированным свыше указаниям: «В своем выступлении на этой сессии профессор Теплов сказал, что, не принимая учения Павлова, психологи рискуют лишить свою науку материалистического характера. Но имела ли она вообще такой характер? С нашей точки зрения, данные учения о высшей нервной деятельности игнорируются психологией не потому, что это учение является недостаточным, узким по сравнению с областью психологии и может объяснить лишь частные, наиболее элементарные вопросы психологии. Нет, это происходит потому, что физиология стоит на позициях диалектического материализма; психология же, несмотря на формальное признание этих позиций, по сути дела, отрывает психику от ее физиологического базиса и следовательно, не может руководствоваться принципом материалистического монизма».

Что означало в те времена отлучение науки от диалектического материализма? Тогда было всем ясно, какие могли быть после этого сделаны далеко идущие «оргвыводы». Впрочем, и сама Кольцова предложила сделать первый шаг в этом направлении: «Надо требовать с трибуны этой сессии, чтобы каждый работник народного просвещения был знаком с основами учения о высшей нервной деятельности, для чего надо ввести соответствующий курс в педагогических институтах и техникумах наряду, а может быть, вместо курса психологии».

Перед историками психологии не раз ставились вопросы, связанные с оценкой этого периода ее истории. Причины «павловской» сессии? Очевидно, проблему надо поставить в широкий исторический контекст. В конечном счете, это была одна из многих акций, которые развертывались в этот период, начиная с 30-х годов и почти до момента смерти Сталина, по отношению к очень многим наукам. Это касалось педологии и психотехники, еще раньше – философии. Такие кампании были и в литературоведении, языкознании, в политэкономии. Особо жесткий характер это приобрело в биологии. Таким образом определялась позиция каждой науки на путях ее бюрократизации и выделения группы неприкасаемых лидеров, с которыми всем и приходилось в дальнейшем иметь дело как с единственными представителями «истинной» науки. Происходила канонизация этих «корифеев», как был канонизирован «корифей из корифеев» Сталин. А так как они признавались единственными держателями «истины», то ее охрану обеспечивал хорошо налаженный командный, а в ряде случаев и репрессивный аппарат. Поэтому речь идет об общем процессе. Впрочем, иначе и быть не могло. Было бы, в самом деле, странно, если бы все это произошло именно и только с психологией.

Но неужели психологи не могли решительно протестовать против вульгаризаторского подхода к психологии, закрывавшего пути ее нормального развития и ставившего под сомнение само ее существование? Почему все на сессии клялись именами Сталина, Лысенко, Иванова-Смоленского, а не только именем Павлова?

Современникам просто невозможно представить себе грозную ситуацию тех лет. Любая попытка прямого протеста и несогласия с утвержденной идеологической линией сессии двух академий была чревата самыми серьезными последствиями, включая прямые репрессии. И все-таки поведение психологов на сессии нельзя считать капитулянтским. Их ссылки на имена тогдашних «корифеев» были не более как расхожими штампами, без которых не обходилась тогда ни одна книга или статья по философии, психологии, физиологии (иначе они просто не увидели бы света). Вместе с тем, если внимательно прочитать выступления психологов, их тактику можно не только понять, но и вполне оценить, разумеется, если не подходить к ней с позиций сегодняшнего дня.

Конечно, сейчас тяжело перечитывать самообвинения и «разбор» книг чужих и собственных со скрупулезным высчитыванием, сколько раз на их страницах упоминалось имя Павлова, а сколько раз оно отсутствовало. Нельзя отрицать, что психология фактически привязывалась к колеснице победителей – физиологии ВНД. Однако цель оправдывала средства. На сессии психология отстаивала свое право на существование, которое оказалось под смертельной угрозой. Во время одного из заседаний Иванов-Смоленский получил и под хохот зала зачитал записку, подписанную так: «Группа психологов, потерявших предмет своей науки». Но если бы такое было сказано в резолюции сессии, то это означало бы ликвидацию психологии как науки. Поэтому пафос выступлений психологов сводился к отстаиванию предмета своей науки. И признание «ошибок» лидерами психологической науки сегодня не должно вызывать никаких иных эмоций, кроме сочувствия и стыда за прошлое науки. Едва ли справедливо бросать камень в тех, кто перед лицом упразднения целой отрасли знания каялся «галилеевым покаянием».

Менее всего есть основания считать, что сложившаяся ситуация отвечала генеральной линии развития павловского учения и позициям самого Павлова. Надо иметь в виду, что сам Павлов, недолюбливавший психологов, тем не менее считал, что психология и физиология идут к одной цели разными путями. Примечательно, что он приветствовал открытие психологического института в Москве, а уже при советской власти приглашал его изгнанного директора, профессора Г. И. Челпанова на работу в свою лабораторию. Поэтому нельзя рассматривать «павловизацию» психологии со всеми ее драмами и курьезами (к примеру, попытки строить обучение школьников, ориентируясь на механизмы выработки условных рефлексов) как запоздалый результат каких-то волеизъявлений великого ученого. Надо сказать, что к концу жизни с ним вообще не очень-то считались. Он был нужен и полезен как икона и предпочтительнее мертвый, чем живой.

На протяжении долгого времени сохранялся миф о якобы благотворном влиянии «павловской» сессии на развитие психологической науки. Историю психологии, как и предполагал К.М. Быков, делили лишь на два перида: «допавловский» и «павловский». Лишь с конца 50-х годов крайности антипсихологизма «павловской» сессии стали постепенно преодолеваться. Хотя надо признать, что они не изжиты до сих пор. Так, единственный для многих источник научных представлений о душевной жизни – современный школьный учебник «Человек» – фактически всецело трактует психику как систему рефлексов. Однако современный этап развития отечественной психологии все же можно назвать скорее «послепавловским».

Так или иначе, сам академик Павлов был и остается великим ученым, разгадавшим многие тайны поведения. Не его вина, что его имя начертали на своих знаменах научные погромщики. Павлов поистине выше упреков и не нуждается в защите и оправдании.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.

1849

1849 Серый, блеклый, пустой год. Господи, до каких же

АЛЕКСАНДР ПАВЛОВ

АЛЕКСАНДР ПАВЛОВ * * * Еще не раз мы зиму подождем,еще не раз покинут осень утки.Осыплет снегом, обольет дождеми просквозит на бортовой попутке.Земля кругла, что колесо под нами. Туманистая, в росплесках дорог.В одном краю бесчинствует цунами,в другом — от зноя плавится

Виктор ПАВЛОВ

Виктор ПАВЛОВ В. Павлов родился 6 октября 1940 года в Москве. Его родители были сибиряками, жили в Чите: отец работал инженером, мать — врачом. Осенью 40-го они специально переехали в Москву, чтобы их ребенок родился именно здесь — в роддоме имени Грауэрмана на Арбате.В Москве

Виктор ПАВЛОВ

Виктор ПАВЛОВ Павлов стал актером именно благодаря любви. Когда он учился в школе рабочей молодежи, то был влюблен в девушку, которая не только буквально бредила театром, но и сама занималась в театральной студии в Доме учителя (руководил студией актер МХАТа Владимир

ПАВЛОВ Виктор

ПАВЛОВ Виктор ПАВЛОВ Виктор (актер театра, кино: «На семи ветрах» (Митя Огольцов), «Когда деревья были большими» (почтальон) (оба – 1962), «Операция «Ы» и другие приключения Шурика» (1965; студент с «больным» зубом), т/ф «Майор Вихрь» (1967; советский разведчик Коля), «На войне как

Митя Павлов

Митя Павлов Где-то в Ельце умер от тифа Митя Павлов, земляк мой, рабочий из Сормова. В 905-м году, во дни Московского восстания, он привез из Петербурга большую коробку капсюлей гремучей ртути и пятнадцать аршин бикфордова шнура, обмотав его вокруг груди. От пота шнур разбух

Павлов Иван Петрович (1849—1936) Русский физиолог, создатель материалистического учения о высшей нервной деятельности

Павлов Иван Петрович (1849—1936) Русский физиолог, создатель материалистического учения о высшей нервной деятельности Первый российский Нобелевский лауреат Иван Петрович Павлов родился 26 сентября 1849 года в Рязани. Его отец, Петр Дмитриевич, выходец из крестьянской семьи,

1849 ГОД

1849 ГОД Начало весны.С появлением первых оттепелей здоровье Гоголя ухудшается. Он становится «задумчивее, вялее, и хандра очевидно стала им овладевать».«Записки», II, стр. 223.19 марта.День, который Гоголь считал днем своего рождения, он проводит у Аксаковых и обедает у них

ПАВЛОВ

ПАВЛОВ Ефиму Ивановичу Смирнову дружески посвящаю свой труд. Он был до некоторой степени левшой. Только до некоторой степени. Взявшись левой рукой за скальпель или пинцет, он тут же отдергивал ее, чтобы уступить первенство правой. Проходило немного времени, и неизменно

Виталий Павлов

Виталий Павлов Автора записок генерал-лейтенанта в отставке Павлова В.Г. считают человеком, оставившим заметный след в истории советской внешней разведки.Виталий Григорьевич Павлов родился в 1914 году в г. Барнаул.Во внешней разведке прослужил полвека — с 1938 но 1988 год.В

ПАВЛОВ И ИСКУССТВО

ПАВЛОВ И ИСКУССТВО М. В. ДОБУЖИНСКИЙ Об И. П. ПавловеКогда наступало первое тепло, не было дня с самого моего ран него детства, чтобы я не ходил играть в ближний сад Медицин ской академии. Этот старый, тенистый сад скрывался за ака демическим зданием с круглым куполом и

ПАВЕЛ ПАВЛОВ

ПАВЕЛ ПАВЛОВ Генерал долго сидел в кресле, похрустывая пальцами. Потом решительно потянулся к золоченому письменному прибору. Тонкое перо вывело первые строки прошения на «высочайшее имя». Не раз «высочайшая рука» жаловала его ценными подарками. Да и наместник Кавказа

ИВАН ПАВЛОВ

ИВАН ПАВЛОВ Среди широкой степи, близ железной дороги, по которой уходит вдаль бронепоезд, стоит серебристый самолет. На его крыльях алеют пятиконечные звезды, но на фюзеляже выделяется свежая надпись на французском языке — «Vieux ami» («Старый друг»), У самолета — летчик в

И. П. Павлов

И. П. Павлов В тоталитарных странах любят создавать авторитеты. Если из рабочей среды можно просто, ткнув наугад пальцем, выбрать Стаханова или Марию Демченко, то в науке желательно выбрать личность, всемирно известную. Выбор властей пал на И. П. Павлова, лауреата

М.

Г. Павлов

М. Г. Павлов В одном из писем тетке Марии Акимовне Шан-Гирей Лермонтов упоминает инспектора Павлова[340]. «Я продолжал подавать сочинения мои Дубенскому[341], – пишет Лермонтов-пансионер, – а Геркулеса и Прометея взял Инспектор, который хочет издавать журнал, Каллиопу

Как все понимают Павлова неправильно

Будучи студентом колледжа, Б. Ф. Скиннер мало задумывался о психологии. Он надеялся стать писателем и специализировался на английском языке. Затем, в 1927 году, когда ему было двадцать три года, он прочитал эссе Герберта Уэллса о русском физиологе Иване Павлове. Статья, появившаяся в журнале Times Magazine , якобы была рецензией на английский перевод книги Павлова «Условные рефлексы: исследование физиологической активности коры головного мозга». Но, как заметил Уэллс, эту книгу было «нелегко читать», и он не тратил на нее много времени. Вместо этого Уэллс охарактеризовал Павлова, чей систематический подход к физиологии произвел революцию в изучении медицины, как «звезду, которая освещает мир, сияя в неизведанных доселе перспективах».

Этот неизведанный мир был механикой человеческого мозга. Павлов заметил в своих исследованиях пищеварительной системы собак, что у них текла слюна, как только они видели белые лабораторные халаты людей, которые их кормили. Им не нужно было видеть, не говоря уже о том, чтобы пробовать еду, чтобы реагировать физически. Собаки естественно пускали слюни, когда их кормили: это был, по словам Павлова, «безусловный» рефлекс. Когда они пускали слюни в ответ на вид или звук, которые были связаны с едой по чистой случайности, создавался «условный рефлекс» (на «условный раздражитель»). Павлов сформулировал основной психологический принцип, применимый и к людям, и открыл объективный способ измерения того, как он работает.

Скиннер был очарован. Через два года после прочтения статьи в Times Magazine он посетил лекцию, которую Павлов прочитал в Гарварде, и получил подписанную фотографию, которая украшала стену его кабинета до конца его жизни. Скиннер и другие бихевиористы часто говорили о том, что они в долгу перед Павловым, особенно перед его мнением о том, что свобода воли является иллюзией и что изучение человеческого поведения можно свести к анализу наблюдаемых, поддающихся количественной оценке событий и действий.

Но Павлов никогда не придерживался таких взглядов, согласно «Иван Павлов: русская жизнь в науке» (Оксфорд), исчерпывающей новой биографии Дэниела П. Тодеса, профессора истории медицины в Школе медицины Джонса Хопкинса. На самом деле многое из того, что мы думали, что знали о Павлове, было основано на плохих переводах и элементарных заблуждениях. Это начинается с популярного изображения собаки, слюнявящейся от звонка колокольчика. Павлов «никогда не дрессировал собаку выделять слюну на звук колокольчика», — пишет Тодес. «Действительно, культовый колокол оказался бы совершенно бесполезным для его реальной цели, которая требовала точного контроля качества и продолжительности раздражителей (чаще всего он использовал метроном, фисгармонию, зуммер и электрошок)».

Павлов, пожалуй, наиболее известен тем, что ввел понятие условного рефлекса, хотя Тодес отмечает, что никогда не использовал этот термин. Это был плохой перевод русского условного , или «условного», рефлекса. Для Павлова упор делался на случайный, условный характер ассоциации, которая включала в себя другие рефлексы, которые он считал естественными и неизменными. Опираясь на науку о мозге того времени, Павлов понял, что условные рефлексы включают связь между точкой в ​​подкорке мозга, которая поддерживает инстинкты, и точкой в ​​его коре, где строятся ассоциации. Такие предположения о схемах мозга были анафемой для бихевиористов, которые были склонны рассматривать разум как черный ящик. По их мнению, не имело значения ничего, что нельзя было бы наблюдать и измерить. Павлов никогда не соглашался с этой теорией и не разделял их пренебрежения к субъективному опыту. Он считал человеческую психологию «одной из последних тайн жизни» и надеялся, что строгое научное исследование сможет пролить свет на «механизм и жизненный смысл того, что более всего занимало человека, — нашего сознания и его мук». Конечно, расследование должно было с чего-то начаться. Павлов считал, что все началось с данных, и он нашел эти данные в слюне собак.

Первоначально исследования Павлова имели мало общего с психологией; он сосредоточился на том, каким образом еда возбуждает секрецию слюны, желудка и поджелудочной железы. Для этого он разработал систему «мнимого» кормления. Павлов удалял собаке пищевод и делал отверстие, свищ, в горле животного, так что, сколько бы собака ни ела, пища выпадала и никогда не попадала в желудок. Создавая дополнительные свищи вдоль пищеварительной системы и собирая различные выделения, он мог очень точно измерить их количество и химические свойства. Это исследование принесло ему 1904 Нобелевская премия по физиологии и медицине. Но собачьи слюни оказались даже более значимыми, чем он сначала представлял: они указывали на новый способ изучения разума, обучения и поведения человека.

«По сути, только одна вещь в жизни представляет для нас настоящий интерес — наш психический опыт», — сказал он в своей Нобелевской речи. «Однако его механизм был и остается окутан глубокой неясностью. Все человеческие ресурсы — искусство, религия, литература, философия и исторические науки — объединились в попытке пролить свет на эту тьму. Но человечество имеет в своем распоряжении еще один мощный ресурс — естествознание с его строгими объективными методами».

Павлов стал выразителем научного метода, но он был не прочь обобщить свои результаты. «То, что я вижу в собаках, — сказал он журналисту, — я сразу переношу на себя, так как, знаете ли, основы идентичны».

Иван Павлов родился в 1849 году в провинциальном русском городе Рязани, был первым из десяти детей. Как сын священника, он посещал церковные школы и духовную семинарию. Но он боролся с религией с раннего возраста и в 1869 г., оставил семинарию, чтобы изучать физиологию и химию в Петербургском университете. Его отец был в ярости, но Павлова это не смутило. Он никогда не чувствовал себя комфортно со своими родителями или, как видно из этой биографии, почти ни с кем другим. Вскоре после публикации «Братьев Карамазовых» Павлов признался своей будущей жене, Серафиме Васильевне Карчевской, подруге Достоевского, что отождествляет себя с рационалистом Иваном Карамазовым, чей грубый скептицизм обрек его, как отмечает Тодес, на нигилизм. и поломка. «Чем больше я читал, тем тревожнее становилось на сердце, — писал Павлов в письме Карчевской. — Что ни говори, но он очень похож на твоего нежного и любящего поклонника.

Павлов вошел в интеллектуальный мир Санкт-Петербурга в идеальный момент для человека, стремящегося исследовать законы, управляющие материальным миром. Царь освободил крепостных в 1861 году, что помогло втянуть Россию в последовавший конвульсивный век. Эволюционная теория Дарвина начала распространяться по всей Европе. Наука стала иметь в России невиданное до сих пор значение. В университете первокурсник Павлова по неорганической химии вел Дмитрий Менделеев, который годом ранее создал периодическую таблицу элементов в качестве учебного пособия. Советы вскоре отправят религию на свалку истории, но Павлов опередил их. Для него не существовало религии, кроме истины. «Это для меня своего рода Бог, перед которым я открываю все, перед которым я отбрасываю жалкую мирскую суету», — писал он. «Я всегда думаю основывать свою добродетель, свою гордость на стремлении, на желании истина , даже если я не могу ее достичь. Однажды, идя в свою лабораторию в Институте экспериментальной медицины, Павлов с изумлением наблюдал, как студент-медик остановился перед церковью и перекрестился. «Думаю об этом!» Павлов рассказал своим коллегам. «Натуралист, врач, а молится, как старуха в богадельне!»

Павлов был неприятным человеком. Тодес представляет его непостоянным ребенком, трудным учеником и часто неприятным взрослым. На протяжении десятилетий сотрудники его лаборатории знали, что в его «сердитые дни», а их было много, следует по возможности держаться подальше. Как представитель либеральной интеллигенции он был противником ограничительных мер, направленных против евреев, но в личной жизни свободно высказывал антисемитские настроения. Павлов однажды упомянул «этого гнусного жида Троцкого» и, сетуя на большевиков в 1928 августа он сказал У. Хорсли Гантту, американскому ученому, который провел годы в его лаборатории, что евреи «везде занимали высокие посты» и что «позор, что русские не могут быть правителями на своей земле».

В лекциях Павлов настаивал на том, что медицина должна основываться на науке, на данных, которые можно объяснить, проверить и проанализировать, и на исследованиях, которые можно повторить. Заручиться поддержкой научного метода среди врачей сегодня может показаться банальным, но в конце девятнадцатого века это было нелегко. В России и даже в какой-то степени на Западе физиология все еще считалась «теоретической наукой», и связь между фундаментальными исследованиями и лечением казалась слабой. Тодес утверждает, что приверженность Павлова повторным экспериментам подкреплялась моделью фабрики, имевшей особое значение в запоздалой индустриализации России. Лаборатория Павлова была, по сути, физиологической фабрикой, а собаки — его машинами.

Для их изучения он применил строгий экспериментальный подход, который помог преобразовать медицинские исследования. Он признал, что значимые изменения в физиологии можно оценить только с течением времени. Вместо того, чтобы один раз провести эксперимент на животном, а затем убить его, как это было принято, Павлову нужно было сохранить жизнь своим собакам. Он назвал эти исследования «хроническими экспериментами». Как правило, они связаны с хирургическим вмешательством. «При хронических опытах, когда оправившееся от операции животное находится под длительным наблюдением, собака незаменима», — отмечал он в 189 г.3.

«Этот разговор можно записать в учебных целях и использовать в веселом миксе для нашей ежегодной корпоративной вечеринки».

Собаки, может быть, и были незаменимы, но обращение с ними, несомненно, вызвало бы сегодня протест. Тодес пишет, что в ранних экспериментах Павлов постоянно сталкивался с трудностями сохранения жизни своих субъектов после операций на них. Одна особенно продуктивная собака, очевидно, установила рекорд, вырабатывая активный панкреатический сок в течение десяти дней перед смертью. Поражение стало огромным разочарованием для Павлова. «Наше страстное желание расширить экспериментальные испытания на таком редком животном было сорвано его смертью в результате длительного голодания и ряда ран», — писал тогда Павлов. В результате «ожидаемое решение многих важных и противоречивых вопросов» было отложено в ожидании другого испытуемого-чемпиона.

Если записи Павлова были объемными, то собственные исследования Тодеса ​​вряд ли можно назвать скромными. Он потратил годы на изучение этой биографии и отлично использовал архивы в России, Европе и Соединенных Штатах. Ни один исследователь Павлова или вдохновленных им дисциплин не сможет игнорировать это достижение. Восемьсот пятьдесят пять страниц книги заполнены огромным набором данных, хотя читателю было бы лучше, если бы Тодес упустил некоторые из них. Ни одна мелочь, похоже, не была слишком неясной, чтобы ее можно было включить. Вот Тодес, описывающий данные, которые Павлов собрал из одного расширенного эксперимента: «Общее количество секреции в опытах 6 и 8 слишком низкое, и наклон этих кривых в нескольких точках заметно отличается от наклона в опыте 1. Опыт 9соответствует испытанию 1 более точно, чем испытание 5, с точки зрения общей секреции, но объем секреции более чем удваивается за второй час, что резко контрастирует с небольшим снижением в испытании 1. Испытание 10 снова хорошо подходит с точки зрения общего количества секреции, но количество секреции неадекватно возрастает на четвертом часу». Внимательный читатель может также узнать в мучительных подробностях, в какое время Павлов ел каждый раз во время летних каникул (обед ровно в 12:30 P . M ., чай в четыре и ужин в восемь), сколько чашек чая он обычно выпивал каждый день (от шести до десяти) и где были посажены розы в его саду («вокруг ели на западной стороне веранда»). Трудно не пожелать, чтобы Тодес был немного менее предан потрясающему эмпиризму своего предмета.

Иван Павлов: Жизнь и наследие известного русского психолога от Charles River Editors

*Включает изображения
*Включает онлайн-ресурсы и библиографию для дальнейшего чтения
*Включает оглавление

«Не становитесь простым регистратором фактов, но попытайтесь проникнуть в тайну их происхождения». – Павлов

Собаки Павлова для Психологии 101 то же, что Рим для античных классов. Эта конкретная серия экспериментов и концепция классического обусловливания, вероятно, звонят в колокол многим читателям, потому что они упоминались в бесчисленных текстах, как научных, так и других, и на протяжении многих лет они просачивались в различные формы поп-культуры.

Чаще всего человек, стоящий за этим универсально применимым явлением, упоминается в связи с собаками, что только укрепляет его статус нарицательного спустя более 80 лет после его смерти. В получившей признание критиков комедии «Офис» местный шутник Джим дает своему коллеге Дуайту стандартную мелодию Microsoft, которая звучит, когда пользователь «разблокирует» свою рабочую станцию ​​и несколько монетных дворов. Днем напролет Джим перезагружает свой компьютер, вызывая запоминающуюся мелодию из двух нот, и каждый раз предлагает своему коллеге Altoid. Однажды Джим перезагружает свой компьютер, только на этот раз он больше не делает никаких движений, и Дуайт, не теряя ни секунды, инстинктивно протягивает ладонь. Дуайт продолжал свою работу с протянутой рукой, и только вырвался из оцепенения, когда Джим спросил, что делает его коллега. «Я… я не знаю», — признается искренне сбитый с толку Дуайт. Затем его лицо искажается от отвращения, и он жалуется на неприятный привкус во рту.

Концепция также пародировалась в анимационных телевизионных шоу, в том числе в классическом мультфильме Warner Brothers Pinky and the Brain. В эпизоде ​​под названием «Мыши Павлова» пара генетически модифицированных мышей заперта в клетке не кого иного, как мультяшной версии самого Ивана Павлова. Когда Павлов ударяет в золотой гонг, Брэйн начинает танцевать чечетку и петь детские стишки, а затем получает в награду кусочек сыра. Рядом с ним простодушный Пинки радостно хлопает и говорит, что может смотреть, как Брэйн поет и танцует весь день. На это несчастный Мозг показывает миниатюрную классную доску, заполненную десятками счетных отметок. — Ты смотрел его весь день, Пинки, — недовольно говорит Брэйн. «61 раз, если быть точным. Это условный рефлекс на этот адский гонг. Я бессилен остановить это».

Возможно, «релевантность» классического эксперимента с обусловливанием так часто используется на экране, как на большом, так и на маленьком экране. Вышеупомянутые примеры явления, возможно, не имели места в действительности, но подобные проявления можно найти в различных аспектах повседневной жизни. Когда над ребенком насмехаются и дразнят в школе, он может начать симулировать болезнь и придумывать всевозможные предлоги, чтобы остаться дома и не ходить в школу, поскольку теперь они приравняли учреждение к чувствам ужаса и ужаса. Точно так же дети, которые чувствуют себя несправедливо выделенными и наказанными инструктором, могут начать презирать и возмущаться данным предметом. Классическая обусловленность также может быть тонкой: чего-то простого, например песни, достаточно, чтобы вызвать эмоциональный отклик. Услышав песню, напоминающую об их бывшем, может вызвать чувство печали или отвращения, в зависимости от условий, сопровождающих конец отношений.

About the Author

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Related Posts