Психический образ структура сознания образа: Структура сознания

6. Понятие о сознании. Структура сознания (чувственная ткань образа, значение, личностный смысл).

Сознание – высшая форма отражения действительного мира, свойственная только людям и связанная с речью функция мозга, заключающаяся в обобщенном и целенаправленном отражении действительности, в предварительном мысленном построении действий и привидении их результатов, в разумном регулировании и самоконтролировании поведения человека.

Основной признак психики человека состоит в том, что, кроме наследственных и лично приобретенных форм поведения, человек владеет знаниями, которые представляют собой концентрированный опыт человечества, передаваемый посредством речи.

Общественное сознание: 1) наука; 2) мораль; 3) право; 4) идеология; 5) искусство; 6) религия.

Изменения в производстве, в общественных отношениях, отражаясь в сознании людей, приводят к изменениям в содержании общественного сознания.

Особенности сознания: 1) категориальность – отражение мира сквозь призму общечеловеческих знаний и позиций, отражение мира на базе концептуальной схемы; 2) отражение существенных, наиболее значимых в данной ситуации взаимосвязей; 3) осознание целей деятельности, предвосхищение их в системе общечеловеческих понятий и представлений; 4) обусловленность индивидуального сознания общественными формами сознания; 5) самосознание – концептуальная модель собственной личности и построение взаимодействий с действительностью на этой основе.

Сознание – высшая, свойственная человеку форма обобщенного отражения объективных устойчивых свойств и закономерностей окружающего мира, формирования у человека внутренней модели внешнего мира, в результате чего достигается познание и преобразование окружающей действительности.

Структура сознания:

Психический процесс – это кратковременное психическое явление, имеющее начало и конец: ощущение, восприятие, память, мышление, воображение.

Психическое состояние — выделения в психике индивида относительно статического начала, в отличие от понятия «психический процесс», подчеркивающего динамичность психики, и понятия «психическое свойство», указывающего на устойчивые проявления психики индивида в структуре личности.

Психические свойства, или свойства личности, отличаются от психических процессов и психических состояний своей большей стойкостью, постоянством, хотя и поддаются формированию в процессе воспитания и перевоспитания. К ним относятся характер, темперамент, способности, черты личности.

Личностный смысл – осознаваемая значимость для субъекта тех или иных объектов и явлений действительности, определяемая их истинным местом и ролью в жизнедеятельности субъекта, их жизненным смыслом для него.

Сознание есть высшая, интегрирующая форма психики, результат общественно-исторических условий формирования человека в трудовой деятельности, при постоянном общении с другими людьми.

7. Понятие о самосознании и формах его проявления (самопознание, самооценка, самоконтроль и саморегуляция, самопринятие; “Образ я”).

Осознавая предметы своей деятельности и свое отношение к другим людям, человек начинает осознавать самого себя, выделять себя, свое «Я» из окружающего мира.

Самосознание – это особый, структурный компонент психики, выражающийся в способности человека выделять самого себя как некую самостоятельную и отличную от всего окружающую реальность.

Самосознание – одна из форм сознания, которая отличается единством процессов познания себя и построения отношения к самому себе. Самопознание идет всю жизнь человека путем анализа его собственной деятельностной активности и поведения – оценивается уровень собственных личностных качеств, анализируются собственные желания, потребности, поступки – соотношения самооценки с оценками данной личности другими людьми и осуществляется путем самонаблюдения.

Самосознание проявляется в: 1) самонаблюдении; 2) критическом отношении к себе; 3) самообладании; 4) ответственности перед обществом за свои поступки и действия.

Саморегуляция – это совокупность приемов и методов коррекции психофизиологического состояния, благодаря которым достигается оптимизация психических и соматических функций.

Самооценка – оценка личностью самого себя, своих возможностей, качеств и места среди других людей, — ценность, приписываемая ею себе или отдельным своим качествам.

Самоконтроль – осознание и оценка субъектом собственных действий, психических процессов и состояний.

Самопринятие – основанная на реальном и глубоком знании, способность индивида принимать себя таким, каков он есть в действительности, со всеми объективно значимыми достоинствами и недостатками, без самоосуждения или самообожания.

Образ «Я» — рефлексивная составляющая личности, связанная с представлениями человека о самом себе.

Самосознание – это социально обусловленная установочная система личности, система ее ценностно – смысловых образований. На этой основе и осуществляются все поведенческие акты человека, они приобретают личностное единство – стиль поведения данной личности.

📖 Лекция 14. Структура сознания: чувственная ткань, значение, личностный смысл, Введение в психологию. Лекции по общей психологии. Леонтьев А. Н. Страница 15. Читать онлайн


. . .

Даже поверхностный анализ сознания открывает очень сложное его строение. Прежде всего самоочевидно, что картина мира, в которой человек может дать себе отчет, которая является ему, включает в качестве своего неизбежного момента чувственные впечатления, чувственные образы, я предпочитаю говорить — чувственную ткань.

Эта ткань и образует чувственный состав конкретных образов реальности — актуально воспринимаемых или всплываемых в памяти, относимых к будущему или даже только воображаемых.

Сразу же отметим, что чувственная ткань — необходимый, но не решающий «момент» (или образующая) сознания. Это видно из того, что чувственная ткань может серьезно меняться, не затрагивая, однако, главного — картины мира. Так, сознание человека с нормальным восприятием цвета вряд ли имеет какие-либо существенные отличия от сознания человека с полным выпадением цветного зрения, то есть человека, видящего мир как черно-белую фотографию. Можно вообще лишить человека зрения, и тогда чувственная ткань сознания будет соткана из осязательных, слуховых и различных других видов ощущений. Однако, несмотря на резкое отличие восприятия слепого человека по своему чувственному составу от восприятия человека с нормальным зрением, сознание слепого равноправно, равноценно сознанию зрячего. Даже в немногочисленных случаях слепоглухоты сознание при определенных условиях может достигать высоких степеней развития, несмотря на крайне скудную чувственную ткань. Достаточно лишь напомнить о знаменитой слепоглухонемой О.

Скороходовой, кандидате наук, авторе двух или трех книг. Примеры показывают, что при резких изменениях чувственной ткани сознание человека не претерпевает, в основном, каких-либо существенных изменений. В этой обедненной чувственной ткани имеются вибрационные, обонятельные, кинестетические ощущения. При этом важно понять, что если «обрезать», «снять» эти чувственные компоненты, то сознание вообще невозможно, так как чувственный состав сознания выполняет одну кажущуюся тривиальной, но чрезвычайно важную функцию отображения реальной картины мира, которую ничем нельзя заменить.

Особая функция чувственных образов сознания состоит в том, что они придают реальность сознательной картине мира, открывающейся субъекту. Иначе говоря, именно благодаря чувственному содержанию сознания мир выступает для субъекта как существующий не в

сознании, а вне его сознания — как объективное «поле» и объект его деятельности. Эта функция чувственной ткани, функция непосредственной связи сознания с реальностью тотчас обнаруживает себя, как только возникает нарушение или извращение рецепции внешних воздействий.

Очень яркое проявление последствий выпадения функции чувственных образов реального мира, который становится ирреальным, мне пришлось наблюдать во время Великой Отечественной войны при работе в одном экспериментальном военном госпитале. В этом госпитале мы занимались восстановлением движений после ранений, которые поражали не центральную нервную систему, а периферические ее отделы. Наиболее типичные ранения были у раненых минеров, полностью ослепших и одновременно потерявших кисти обеих рук. Такие поражения, типичные именно для минеров, происходят в результате взрыва, который приводит к тому, что отрываются кисти рук и из-за вспышки одновременно полностью утрачивается зрение. У раненых минеров была произведена реконструктивная восстановительная хирургическая операция, связанная с массивным смещением мягких тканей предплечий, вследствие которой минеры утрачивали возможность осязательного восприятия предметов руками. После этой операции зрячий человек обычно мог пользоваться двупалой кистью, сделанной из предплечья, и очень хорошо адаптировался к жизненным условиям.

Например, зрячие больные, перенесшие такую операция, обучались весьма виртуозно с помощью двупалой конечности скручивать сигарету, засыпать табак — словом, обслуживать себя в быту. Такие больные обучались даже писать, то есть обычно у зрячих больных через некоторое время после смещения мягких тканей предплечий чувствительность этих тканей восстанавливалась, причем восстанавливалась в центральном порядке. Что это значит? Дело в том, что после такой операции утрачивалась способность верно локализовать место раздражения, и первоначально раздражения шли, так сказать, по старому адресу, мозг ошибался относительно того, какой участок кожи подвергся раздражению. Типичный пример такого явления — фантомные боли, когда после ампутации в культе начинает болеть обрезанный нерв, и больной локализует боль не там, где действительно находится очаг раздражения, а там, где расположены рецепторы, на пути от которых возникло раздражение. При «фантомных» болях человек ошибается, так как сигналы, приходящие в мозг, воспринимаются как боль в отсутствующем органе.
Если у больного сохранено зрение, то его мозг, спустя некоторое время, под контролем зрения исправляет ошибки неверной локализации очага раздражения, переделывает «старые» связи, и человек вновь научается точно локализовать место раздражения и управлять своими движениями.

В тех же случаях, когда одновременно поражается и зрение, то есть когда из-за наступления слепоты зрительный контроль невозможен — эта операция (по Крукенбергу) не дает никакого практического эффекта. Больные оставались беспомощны, и без такого могучего контроля, как зрение, у них не восстанавливались предметные ручные движения. Меня поразило другое: у таких больных обнаружились последствия выпадения, нарушения главной функции чувственных образов — функции непосредственной связи субъекта с реальностью. Через несколько месяцев после ранения у больных появлялись необычные жалобы: несмотря на ничем не затрудненное речевое общение и полную сохранность умственных процессов, внешний мир постепенно «отодвигался», становился для них «исчезающим»; хотя словесные понятия (значения слов) сохраняли у них свои логические связи, они, однако, постепенно утрачивали свою предметную отнесенность. Не хватало непосредственной связи с предметным миром. Возникала поистине трагическая картина разрушения у больных чувства реальности. «Я обо всем как читал, а не видел… Вещи от меня все дальше», — так описывает свое состояние один из ослепших ампутантов. Он жалуется, что когда с ним здороваются, «то как будто и человека нет».

Или, например, другой больной сообщал, что когда подходит человек и похлопывает его по плечу, то, несмотря на неповрежденность этого участка и верную «адресованность» сигнализации, это похлопывание воспринимается как идущее неизвестно откуда. Утрата чувства реальности столь тяжело переживалась больными, что были даже попытки самоубийства. В конце концов удалось найти способ восстановления этой функции чувственных образов. Для этого было необходимо «включить» активные движения конечности. Ведь рука — это не только орган действия, но и орган познания, и этого положения ни в коем случае нельзя забывать.

Благодаря «включению» руки к больным вернулось ощущение реальности мира и у них исчезло ощущение иллюзорности мира. Вслед за этим восстановилось и душевное состояние больных.

В связи с этим мне вспоминается один очень тяжелый больной, которому удалось возвратить чувство реальности мира. Он вернулся на свою родину, в один из отдаленных городков Сибири, и мы получили от него письмо: он стал работать бухгалтером совхоза (он был по профессии бухгалтер) и достиг успехов на этом поприще. Он стал даже постоянным специалистом-консультантом. Жизнь встала в свою колею и уже ни о какой ирреальности не могло быть и речи. Этот эпизод описан в монографии по восстановлению движений6.


6 Леонтьев А.Н., Запорожец А.В. Восстановление движений. М., 1945.


Сходные явления потери чувства реальности наблюдаются и у нормальных людей в условиях искусственной инверсии зрительных впечатлений. Еще в конце прошлого века Дж.Страттон в своих классических опытах с длительным ношением специальных очков, переворачивающих изображение на сетчатке «вверх ногами», отмечал, что при этом возникает переживание нереальности воспринимаемого мира. Он сам носил эти очки и все это наблюдал.

Психология bookap

При анализе сознания исключительно на основе интроспекции может возникнуть ложное впечатление, что существует сознаваемый мир, который полностью отвлечен от чувства. Так, в начале нашего столетия представители Вюрцбургской школы, пытавшиеся проникнуть через самонаблюдение в некий самостоятельный, обособленный мир «мыслящего сознания», выдвинули положение о том, что образы, чувственные элементы не играют никакой роли в мыслящем (не чувствующем, а мыслящем) сознании. Такого рода выводы и положения связаны прежде всего с тем, что на основе самонаблюдения нельзя открыть, проследить движение образов. Существует, конечно, движение мысли, которое не проявляется в движении образов, но здесь необходимо верно расставить акценты. Говоря о чувственной ткани, мы вовсе не касаемся вопроса, движутся ли образы в сознании. Речь идет не об этом. Нас интересует другое, а именно: возможно ли движение самой абстрактной мысли сознания вне той основной функции, которую выполняют элементы чувственной ткани? Нет! Нормальное мышление, нормальное движение сознания без наличия чувственной ткани принципиально невозможно. И не только приведенные выше примеры убеждают нас в этом. В описаниях мысленной работы, которые мы находим у деятелей науки, встречаются постоянные ссылки, указывающие на важность чувственных образов в мыслительном процессе. Например, А.Эйнштейн неоднократно отмечал, что в его абстрактных построениях постоянно присутствовали чувственные элементы.

В последнее время стало привычным говорить о «зрительном мышлении». При этом имеется в виду не мышление по типу трансформации одного чувственного образа в другой, а более тонкие вещи: постоянное (косвенное) участие чувственных образов в мыслительных процессах как условие последних. Благодаря участию зрительных образов в мышлении возможна симультанизация, то есть одновременное видение проблемы, и действительность, относящаяся к процессу мышления, выступает для субъекта не как процесс, а как одновременно существующая, «наличная». И эту функцию выполняет чувственная ткань.

Итак, чувственная ткань, присутствующая в любых формах сознания, — это один из моментов (этот термин лучше, чем «образующая») сознания, подчеркиваю, именно моментов, а не элементов, не кирпичиков, которые складываются один за другим.

Сколь бы ни была богата чувственная ткань, на ее основе нельзя построить такую картину мира, в которой бы человек мог дать себе отчет. У человека чувственные образы приобретают новое качество, а именно свою означенность. Значения и являются вторым важнейшим «моментом» человеческого сознания.

Как уже говорилось выше, сознание не возникает без существования языка. Значения преломляют мир в сознании человека. Хотя носителем значений является язык, но язык — не демиург значений. За языковыми значениями скрываются общественно выработанные способы (операции) действия, в процессе которых люди познают и изменяют объективную реальность. Иначе говоря, в значениях представлена преобразованная и свернутая в материи языка идеальная форма существования предметного мира, его свойств, связей и отношений, раскрываемых совокупной общественной практикой. Поэтому значения сами по себе, то есть в абстракции от их функционирования в индивидуальном сознании, столь же «не психологичны», как и та общественно познанная реальность, которая лежит за ними.

Еще раз подчеркнем, что система языковых значений открывается при анализе сознания как одна из его «образующих». Чтобы проиллюстрировать значимость этой «образующей» для психологического исследования, напомню, что собственно психологическое исследование сознания серьезно продвинулось лишь после того, как было введено в качестве центрального понятие «значения». Это было сделано полвека тому назад Л.С.Выготским, который выступил с очень сильным тезисом, что единицей человеческого сознания является значение. Этот шаг был крайне важным именно из-за своей решительности. Связь сознания и слова нередко отмечалась и до работ Л.С.Выготского, но лишь Л.С.Выготский решительно заявил, что значение есть клеточка человеческого сознания.

Значение всегда есть значение знака, в данном случае — слова. Причем само слово, в теле которого обитает значение, лишь относительно, условно связано со значением. Так, значения слов в разных языках могут полностью совпадать друг с другом, в то время как сами слова, через которые выражается это значение, могут не иметь буквально ничего общего по своему звуковому (фонетическому) и графическому составу. Следовательно, значения лишь относительно связаны со своим носителем, со словом.

Далее, мы вплотную подходим к проблеме, которая является камнем преткновения для психологического анализа сознания. Это проблема особенностей функционирования знаний, понятий, мысленных моделей и т.п., с одной стороны, в системе отношений общества, в общественном сознании, а с другой — в деятельности индивида, реализующей его общественные связи в его сознании.

Иными словами, значения ведут двойную жизнь. Значение, во-первых, существует как значение языка. А что такое язык? Продукт индивидуальный или общественный? Общественный. Он существует как известная система объективных явлений в мире, в истории общества. Зависит ли он от отдельного индивида? Нет. Язык развивается по своим объективным законам, как система общественных объективных явлений, только не вещественных, а идеальных, то есть несущих в себе что-то, изображение некоторой реальности, точное или менее точное, иногда фантастическое.

Таким образом, движение значений обнаруживает себя прежде всего как движение объективно-историческое. И, собственно, история значений, и сами значения, вырванные из внутренних отношений системы деятельности и сознания, вовсе не являются предметом психологии Это предмет других наук, например лингвистики.

Говоря об объективности значений, мы прежде всего имеем в виду тот факт, что значения как таковые не создаются отдельным человеком. Индивид лишь овладевает, усваивает значения языка своей эпохи, своего общества, своего ближайшего окружения — то, что, он застает при своем рождении. Но это, конечно, вовсе не отменяет того факта, что язык производится отдельными людьми, и, следовательно, каждый индивид может внести свой небольшой вклад в развитие значений. Но только этот индивидуальный вклад подобен одной песчинке, брошенной в пустыню Сахару. Самое интересное же заключается в том, что когда человек бросает свои песчинки в мир языка, производит свой вклад в этот мир, то он производит его по своим законам, по психологическим законам своей индивидуальной жизни. После же того, как песчинка занимает свое место в огромности языка, изменяются и законы, управляющие ее движением. Она начинает подчиняться не тем законам, по которым творится и производится отдельным индивидом, а законам движения самого языка. Так, если человек изобретает неологизм, который язык как объективная система не приемлет, то такой неологизм не получает распространения, не входит в язык и чаще всего исчезает вместе со своим творцом. Принят будет неологизм или нет, зависит не от тех законов, по которым он создан, а от объективных законов движения языка (если он, например, заполняет некоторую «лакуну» в нем).

Из сказанного выше видно, что существуют два разных движения. Одно движение — это объективное движение значений в языке, движение языковой системы. В этом объективном своем бытии движение значений подчиняется общественно-историческим законам и, вместе с тем, внутренней логике своего развития.

При всем неисчерпаемом богатстве, при всей многосторонности этой жизни значений (подумать только — все науки занимаются ею), в ней остается полностью скрытой другая их жизнь, другое их движение: их функционирование в процессах деятельности и сознания конкретных индивидов, хотя посредством этих процессов они только и могут существовать. Это движение, в котором объективное, общественное по своей природе и отвлеченное от отдельного человеческого индивида существование значения переходит в его существование в голове индивида. Причем такой переход есть не простая конкретизация значения или превращение из общего в единичное, а начало той жизни значений, в которой они единственно и обретают свою психологическую характеристику. Значения как бы охватываются пламенем нового движения, движения в процессах деятельности и сознания конкретных индивидов. В этом новом движении происходит удивительное событие, а именно возвращение абстракций значения к той реальной действительности, от которой в свое время значение было отвлечено, отторгнуто и начало свое самостоятельное движение в истории языка, истории общества, культуры и науки.

Однако, если вернуться к их существованию в процессах деятельности и сознания индивидов, значения не движутся по историческому пути, по пути нисхождения от абстракции ко все большей конкретности и, наконец, к породившему их предмету. Того предметного мира, который породил первые значения, уже, наверное, и не существует. Он умер, изменился, трансформировался, как умерли наши отдаленные предки, произведшие первые значения, и как трансформировались сами люди — не в смысле морфологии, а в общественных отношениях. Это другой путь. Эта сторона движения значений в сознании конкретных индивидов состоит в «возвращении» их к предметности мира с помощью той чувственной ткани, о которой шла речь выше.

Психология bookap

В то время как в своей абстрактности, в своей «надындивидуальности» значения безразличны к формам чувственности, в которых мир открывается конкретному субъекту (можно сказать, что сами по себе значения лишены чувственности), их функционирование в осуществлении его реальных жизненных связей необходимо предполагает их отнесенность к чувственным воздействиям. Таким образом, существует движение, соединяющее абстрактное с чувственным миром, в котором я существую и который я отражаю в наличных формах, наличными возможностями, которые суть возможности психофизиологические.

Конечно, чувственно-предметная отнесенность значений в сознании субъекта может быть не прямой, она может реализоваться через как угодно сложные цепи свернутых в них мыслительных операций — особенно когда значения отражают действительность, которая выступает лишь в своих отдаленных косвенных формах. Но в нормальных случаях эта отнесенность всегда существует и исчезает только в продуктах их движения, в их экстериоризациях.

Движение, соединяющее абстрактное значение с чувственным миром, представляет собой одно из существеннейших движений сознания7. Но для того, чтобы понять это движение как формулу отражения, порождаемого деятельностью человека в обществе, нужно ввести еще один «момент». Ведь деятельность человека активна в том смысле, что она чем-то побуждается и что-то ее направляет как бы на себя. Напомню, что действие со всеми своими способами, порождающее сознательное отображение действительности в языковой форме, разворачивается только в том случае, если в нем есть нечто движущее. Обычно это движущее изображается в двух формах: первая, особо подчеркиваемая в старой психологии, — это то, что движет изнутри, потребности, влечения субъекта. Это напор изнутри. Но нас сейчас интересуют не столько сами эти внутренние состояния и их динамика, их цикличность, сколько их конкретизация. Эти внутренние состояния могут определить направленность деятельности лишь тогда, когда они определенным образом конкретизированы. Иначе же они бесполезны. Что стоит взятое абстрактно чувство жажды? Пока это чувство не наполнено представлением о предмете, оно не побуждает действие. Оно начинает побуждать действие только тогда, когда возникает представление о предмете потребности. Только когда человек видит или представляет стакан воды, жажда «бросает» его к стакану, то есть нужно, чтобы потребность была представлена в предмете, предметно. Если потребность не опредмечена, то она способна только побудить ненаправленное поисковое поведение, заставить меня метаться, обследовать ситуацию. Тот предмет, который движет, направляет на себя деятельность, и есть мотив деятельности. Иными словами, предмет деятельности есть ее действительный мотив.


7 Движение, соединяющее чувственность и значение, есть не что иное, как отражение движения самой жизни человека. Я же заменяю понятие «жизнь» менее общим и более специальным понятием «деятельность». — Авт.


Само собой разумеется, что он может быть как вещественным, так и идеальным, как данным в восприятии, так и существующим только в воображении, в мысли. Главное — то, что за ним всегда стоит потребность, что он всегда отвечает той или иной потребности.

Как же представлен мотив в сознании? Во-первых, осознание мотива вовсе не обязательно для субъекта. Оно не обязательно настолько, что если меня спросить о том, ради чего я читаю лекцию, то я не смогу Вам ответить. Если же Вас спросить, ради чего Вы пришли на лекцию в эту отвратительную погоду, то Вы тотчас сочините мотивировку, которая может и не отвечать действительному мотиву. Это всегда проблема. Раскрытие мотива — это всегда решение специальной задачи. Только некоторые мотивы сразу осознаются, но это довольно узкий класс мотивов.

Для того, чтобы ответить на вопрос о том, как мотив представлен в сознании, необходимо рассмотреть другую сторону движения значений. Эта другая сторона состоит в той особой их субъективности, которая выражается в приобретаемой ими пристрастности. Само по себе значение есть вещь, глубоко человеку безразличная, будь то стол, стул, абстракции — «N-мерное пространство» или счастье, благо, беда. Чтобы не быть равнодушным, сознаваемое объективное значение должно превратиться в значение для субъекта, приобрести личностный смысл. Личностный смысл и является третьей «образующей» сознания. Чтобы ощутимее выступило принципиальное расхождение между объективным значением и личностным смыслом, рассмотрим один мрачный пример, который мне всегда приходит в голову: слово «смерть». Каждый понимает, что имеют в виду, когда произносят это слово, так как его значение для всех является общим. Однако это слово понимается нами по-разному в тех случаях, когда рассуждают о смерти в аудитории и когда смерть грозит кому-то из наших близких. Одно и то же значение понимается по-разному потому, что оно включено в разные отношения. Следовательно, различаются «значение-в-себе» и «значение-для-меня». «Значение-для-меня», которое я назвал смыслом, а потом ограничил это «личностным смыслом» — третья образующая сознания. Итак, значение живет еще одной жизнью — оно включается в отношение к мотиву.

Итак, безразлично, осознаются или не осознаются субъектом мотивы, сигнализируют ли они о себе в форме переживаний интереса, желания или страсти. Их функция, взятая со стороны сознания, состоит в том, что они как бы «оценивают» жизненное значение для субъекта объективных обстоятельств и его действий в этих обстоятельствах — придают им личностный смысл, который прямо не совпадает с понимаемым объективным их значением. В отличие от значений, личностные смыслы, как и чувственная ткань сознания, не имеют своего «надындивидуального», своего непсихического существования. Если внешняя чувственность связывает в сознании субъекта значения с реальностью объективного мира, то личностный смысл связывает их с реальностью самой его жизни в этом мире, с ее мотивами. Смысл и создает пристрастность человеческого сознания.

Что же касается внутренних переживаний, возникающих на поверхности системы сознания в виде переживаний интереса или скуки, влечений или угрызений совести, то они лишь кажутся внутренними силами, которые движут деятельность субъекта. Эти внутренние переживания, непосредственно открывающиеся субъекту за мотивом при реализации потребности, выполняют своеобразную функцию, которая состоит лишь в наведении субъекта на их действительный источник. Реальная функция этих переживаний состоит в том, что они сигнализируют о личностном смысле событий, разыгрывающихся в жизни субъекта, заставляют его как бы приостановить на мгновение поток своей активности, всмотреться в сложившиеся у него жизненные ценности, чтобы найти себя в них или, может быть, пересмотреть их.

Я исчерпал свое время. Сознание выступило перед вами как движение, связывающее сложнейшие моменты: реальность мира, представленную в чувственности, опыт человечества, отраженный в значении, и пристрастность моего существования как живого существа, заключающуюся в обретении «значения-для-меня», значения для моей жизни.

Вот как развертывается человеческое сознание — это удивительное, необыкновенно сложное движение отражения человеком окружающего его мира, его собственной деятельности в этом мире и его самого.

Яркость, сознание и ментальные образы: начало соединения точек

Более двадцати лет назад Баарс [1] отметил, что «стратегия рассмотрения сознания как переменной теперь стала стандартной в изучении подсознательного зрения, слепозрения, и имплицитное познание. Мы можем легко применить его к мысленным образам, но делаем это редко». Он пришел к выводу, что «в результате, даже несмотря на то, что исследования сознания процветают в других областях, у нас очень мало убедительных доказательств сознательного измерения ментальных образов». Во многих отношениях вывод Баара остается в силе.

Сегодня во многих исследованиях мысленные образы по-прежнему рассматриваются либо как сознательные по определению, либо как эмпирические операции, подразумеваемые для выполнения некоторого типа задач, таких как измерение времени реакции при мысленном вращении, где предполагается лежащий в основе мысленный образ, но нет прямого определения того, сознателен он или нет.

Яркость мысленных образов является потенциально полезной конструкцией, которая может оказаться подходящей, поскольку она может соответствовать сознанию или аспектам сознания образов. В настоящее время наблюдается всплеск интереса к яркости в литературе по когнитивной нейробиологии и нейровизуализации (см. обзор [2]). Кажется, что общее неявное предположение состоит в том, что яркие образы являются сознательными, и возможно, что наименее яркие образы фактически бессознательны или становятся таковыми после достижения порога (например, «отсутствие изображения» в Опроснике яркости зрительных образов). достигается. Таким образом, до сих пор неясно, может ли измерение живости на самом деле быть своего рода «замаскированным коррелятом сознания» [1] или же оно может быть надмодальным метакогнитивным измерением, не обязательно связанным с образностью. Тем не менее, даже в исследованиях, использующих подход наглядности в нейронауке, сознательное измерение ментальных образов не рассматривается явно или полностью. В самом деле, когда проводится надлежащий исчерпывающий поиск литературы, он приводит к статье Дэвида Маркса [3], где можно увидеть, как может выглядеть теоретическое обсуждение недостающих звеньев.

В этом контексте усложняющим фактором, по-видимому, является удивительное разнообразие в том, что подразумевается под термином «яркость» или в том, как он используется или теоретизируется. Некоторые авторы вообще не упоминают образы или сознание при использовании термина «яркость», но связывают их с различными формами памяти, такими как проспективная, эпизодическая, автобиографическая или псевдонимы процессов, не называемых дословно образами, а, например, воображением, визуализацией или симуляцией. . Точно так же были предложены заменяющие конструкции для яркости, например, с точки зрения силы образов или содержания семантической долговременной памяти. Во всех этих случаях не очень понятно, что достигается заменой одного ярлыка другим или заменой исследовательской традиции на другую. У нас все еще остаются пробелы, на которые указал Баарс.

Чтобы начать заполнение некоторых пробелов, целью настоящего Специального выпуска было создание форума, на котором авторы могли бы всесторонне исследовать недостающие теоретические и эмпирические связи между яркостью, сознанием и ментальными образами в разных дисциплинах.

Craver-Lemley и Reeves [4] открыли этот специальный выпуск исследованием влияния блокатора сладости, Gymnema sylvestre (известный селективный подавитель только сладости, но не других вкусовых ощущений), на синестетический вкус. яркость редкого цветово-вкусового синестета, Е. К., для которого определенные цвета вызывают уникальные вкусы. Учитывая, что одновременный цветовой опыт Э. К. может быть приятным, Gymnema sylvestre предоставляет уникальную возможность проверить роль сенсорной модуляции в этой форме синестезии. Блокирование рецепторов сладости Э.К., в то время как язык в остальном не стимулировался, оставило другие вкусовые компоненты синестезии неизменными, но изначально уменьшило ее синестетическую сладость (яркость), что предполагает периферическую модуляцию синестетической иллюзии. Эти авторы утверждают, что, хотя их данные относятся к одному очень редкому субъекту и носят спекулятивный характер, это не должно умалять теоретической важности синестезии Э.К., «в которой — что почти никогда не бывает в других случаях — — никакие сенсорные манипуляции не могли быть применены к конкуренту». В свете этого авторы призывают к изучению большего количества случаев такого рода, чтобы можно было дополнительно проверить роль активного восходящего «тонического» сигнала.

Продолжая тему «перцептивной» яркости, Пинна и Конти [5] представили новый взгляд на амодальное завершение (AC), определяемое как яркое завершение в одном непрерывном объекте видимых частей закрытой формы, несмотря на то, что части его граничные контуры фактически не видны. С их точки зрения, АК — это зрительное явление, а не процесс (то есть не конечный результат перцептивных процессов и принципов группировки). Чтобы продемонстрировать это руководящее положение, авторы исследовали роль контрастной полярности в недавно разработанных стимулах, оцениваемых с помощью подхода гештальт-экспериментальной феноменологии. Результаты продемонстрировали преобладание контрастной полярности над хорошим продолжением, Т-образными соединениями и регулярностью, что даже привело к идентификации нового типа соединения (I-соединения). Авторы защищали первенство контрастной полярности против традиционных представлений о переменном токе, таких как принцип Прегнанца, вероятность Гельмгольца и байесовский вывод.

Чтобы оценить разницу во взглядах между экспериментальным феноменологическим подходом, принятым Пинной и Конти, и вычислительными соперниками, в этом специальном выпуске читатели могут найти очень стимулирующие комментарии к дебатам между этими авторами и (к сожалению) покойным Питером ван дер Хельмом. . Последний автор утверждал [6], что подходы простоты и правдоподобия могут объяснить явления, описанные Пинной и Конти; и утверждает, что подход Пинны и Конти ошибочно смешивает простоту и правдоподобие. В своем опровержении Пинна и Конти [7] отвергли интерпретацию ван дер Хельмом их гипотез и методологического подхода, отметив, что ни один из комментариев ван дер Хельма не имел прямого отношения к их стимулам. Авторы разъяснили взаимодополняемость своего подхода с другими потенциально полезными точками зрения при объяснении еще не учтенных стимулов, которые они представили в оригинальной работе, и их опровергающем комментарии, включая возможную важную роль байесовского моделирования в содействии возобновившимся дебатам по AC.

Переходя от восприятия к памяти, Лефевр и Д’Ангиулли [8] сообщили об исследовании совместного влияния знакомства и яркости на генерацию образов из вербальных стимулов, что характеризуется латентностью формирования образов (RT) и скоростью случайного припоминания. Удивительно, но они обнаружили, что два сильных или слабых кода лучше, чем два средних, и что сопоставление уровней сильной или низкой яркости и знакомости приводит к более быстрому воспроизведению образов и большему количеству запоминаемых стимулов, чем когда оба кода имеют среднюю интенсивность. Чтобы объяснить эти результаты, авторы предложили дуалистическую нейропсихологическую модель консолидации памяти, которая имитирует глобальную активность в двух больших сетях мозга в состоянии покоя (RSN), сети режима по умолчанию (DMN) и сети позитивных задач (TPN). Как обсуждали авторы, эти результаты могут иметь некоторое применение в клинической области для разработки нейрофеноменологических маркеров дефицита основной памяти, которые, как в настоящее время предполагается, являются общими для многих психопатологических состояний.

Вероятно, одна из самых влиятельных фигур в исследованиях яркости, Дэвид Маркс [9] по-новому взглянул на систематизацию этой области, охватывающую по крайней мере четыре десятилетия работы. Он представил общую теорию, синтезирующую взаимные взаимосвязи внутри динамической системы, включающей образы, аффекты, действия и сознание в качестве центрального исполнительного органа. Фундаментальное предположение этой общей теории состоит в том, что первичным мотивом всего сознания и преднамеренного поведения является психологический гомеостаз. В этом контексте степень яркости внутренних образов полезна для воображения, запоминания, мышления, предсказания, планирования и действия. Маркс рассмотрел ключевые вспомогательные работы в области когнитивной нейробиологии, которые напрямую подтверждают интроспективные отчеты о яркости.

Thorudottir и Sigurdardottir и их команда коллег [10] сообщают об интригующем нейропсихологическом и нейровизуализационном исследовании архитектора (PL518), который потерял способность к зрительному воображению (афантазия) после двустороннего инсульта задней мозговой артерии (ЗМА). Сравнивая нейропсихологический профиль и структурную магнитно-резонансную томографию (МРТ) для PL518 с пациентами либо с сопоставимым фоном (архитектор), либо с двусторонним поражением ЗКА, авторы обнаружили у всех пациентов существенные общие поражения и когнитивный дефицит (за исключением афантазии, возникающей только у PL518). Единственными селективными поражениями, уникальными для PL518, были небольшая область в левой веретенообразной извилине и часть правой язычной извилины. Эти авторы пришли к выводу, что эти области могут играть необходимую роль в мозговой сети, участвующей в зрительных образах.

Специальный выпуск завершается эмпирическим исследованием обширной литературы. Хаустейн и его коллеги [11] провели библиометрический анализ рецензируемой литературы о яркости между 1900 и 2019 годами, проиндексированной Web of Science, и сравнили его с тем же анализом публикаций о сознании и ментальных образах. Хотя модели цитирования статей по этим трем темам схожи, лежащие в их основе тематические концепции редко явно перекрываются (совпадают) в литературе. В области психологии доминирует тема яркости, хотя общее количество публикаций, содержащих этот термин, невелико, и это понятие встречается в нескольких других дисциплинах, таких как информатика и искусственный интеллект. Авторы предполагают, что без согласованной единой основы для использования яркости в исследованиях могут быть упущены важные возможности для продвижения в этой области. Альтернативой является основанная на фактических данных структура (например, методы библиометрического анализа) для руководства междисциплинарными исследованиями яркости и решения проблемы концептуальных, методологических и терминологических несоответствий и различий между опубликованными исследованиями в междисциплинарных областях.

В заключение, этот специальный выпуск представляет собой лишь небольшой срез многомерного исследовательского ландшафта, в котором живость, сознание и ментальные образы неявно, а иногда и явно сосуществуют. Мы еще очень далеки от освещения его очень сложной и динамичной природы, богатой разнообразными методологическими, эмпирическими и теоретическими связями. Тем не менее, мы считаем, что по крайней мере посеяли семена, чтобы сделать еще один шаг вперед.

Автор заявляет об отсутствии конфликта интересов.

1. Баарс Б. Дж. Когда образы осознаются? Любопытное несоответствие образов и сознания в научной литературе. Сознательный. Познан. 1996; 5: 261–264. doi: 10.1006/ccog.1996.0018. [PubMed] [CrossRef] [Google Scholar]

2. Рунге М., Чунг М.В.-Л., Д’Анджиулли А. Метааналитическое сравнение отчетливости яркостей на основе испытаний и анкет по поведенческим, когнитивным и нейронным измерениям образы. Неврологи. Сознательный. 2017; 1 doi: 10.1093/nc/nix006. [Бесплатная статья PMC] [PubMed] [CrossRef] [Google Scholar]

3. Марки Д.Ф. Сознание, ментальные образы и действия. бр. Дж. Психол. 1999; 90: 567–585. doi: 10.1348/000712699161639. [CrossRef] [Google Scholar]

4. Craver-Lemley C., Reeves A. Модулятор вкуса влияет на редкий случай цветово-вкусовой синестезии. наук о мозге. 2019;9:186. doi: 10.3390/brainsci9080186. [Бесплатная статья PMC] [PubMed] [CrossRef] [Google Scholar]

5. Пинна Б., Конти Л. Предельный случай амодального завершения: феноменальная значимость и роль контрастной полярности. наук о мозге. 2019;9:149. doi: 10.3390/brainsci9060149. [Бесплатная статья PMC] [PubMed] [CrossRef] [Google Scholar]

6. Van der Helm P.A. Сомнительные утверждения о простоте и правдоподобии: комментарий к Pinna and Conti (2019) Brain Sci. 2020;10:50. doi: 10.3390/brainsci10010050. [Бесплатная статья PMC] [PubMed] [CrossRef] [Google Scholar]

7. Пинна Б., Конти Л. О роли контрастной полярности: в ответ на комментарии ван дер Хельма. наук о мозге. 2020;10:54. doi: 10.3390/brainsci10010054. [Бесплатная статья PMC] [PubMed] [CrossRef] [Google Scholar]

8. Лефевр Э., Д’Ангиулли А. Вербальное обучение, опосредованное образами, зависит от взаимодействий наглядности и знакомства: возможная роль дуалистического вмешательства в сетевую активность в состоянии покоя. наук о мозге. 2019;9:143. doi: 10.3390/brainsci9060143. [Бесплатная статья PMC] [PubMed] [CrossRef] [Google Scholar]

9. Маркс Д.Ф. Я сознателен, следовательно, я есть: образы, аффекты, действия и общая теория поведения. наук о мозге. 2019;9:107. doi: 10.3390/brainsci9050107. [Бесплатная статья PMC] [PubMed] [CrossRef] [Google Scholar]

10. Торудоттир С., Сигурдардоттир Х.М., Райс Г.Е., Керри С.Дж., Роботэм Р.Дж., Лефф А.П., Старрфельт Р. Архитектор, потерявший способность воображать: церебральная основа визуальных образов. наук о мозге. 2020;10:59. doi: 10.3390/brainsci10020059. [Бесплатная статья PMC] [PubMed] [CrossRef] [Google Scholar]

11. Хаустайн С., Веллино А., Д’Анджиулли А. Взгляды библиометрического анализа яркости и ее связи с сознанием и ментальными образами. наук о мозге. 2020;10:41. дои: 10.3390/мозги10010041. [Бесплатная статья PMC] [PubMed] [CrossRef] [Google Scholar]

Природа сознания: сознание, жизнь и значение

Мысленные образы

«Мысленные образы» видит что-то в отсутствие каких-либо сенсорных сигналов, таких как визуализация объект, которого на самом деле нет. Тайна заключается в том, что видно, если в в мозгу нет такого образа. Когда я смотрю на объект, я вижу изображение, которое зрительная система создает в мозгу (какие бы ни были проекции точек через сетчатки к той или иной области головного мозга). Но я вижу, когда я просто представляете Феррари?

Ученые не нашли картинки или образы в мозгу, нет внутреннего глаза для просмотра картинок, хранящихся в память и нет средств для манипулирования ими. Тем не менее, существует очевидный соответствие между мысленным образом предмета и предметом.

Американский психолог Рональд Финке, например, определил пять принципов эквивалентности между мысленный образ и воспринимаемый объект: принцип имплицитного кодирования (информация о свойствах объекта может быть извлечена из его мысленного образ), принцип пространственной эквивалентности (части мысленного образа расположены таким образом, который соответствует тому, как части физического объекта устроены), принцип перцептивной эквивалентности (сходные процессы активируется в мозгу, когда объекты представляются такими, какими они воспринимается), принцип трансформационной эквивалентности (воображаемые преобразования и физические преобразования подчиняются одним и тем же законам движения), принцип структурного эквивалентность (мысленные образы обнаруживают структурные признаки, соответствующие воспринимаемого объекта так, что отношения между объектами части могут быть как сохранены, так и интерпретированы).

В течение 1980-х дебаты стали поляризованы вокруг двух основных школ мысли: либо (США психолог Стивен Косслин) мозг поддерживает мысленные образы, которые каким-то образом представляют образы реального мира, или (американский психолог Зенон Пилишин) мозг представляет образы через невоображаемую систему, именно язык, т. е. все ментальные представления описательные, а не изобразительные (в мозгу нет картинных представлений).

Kosslynвыставить представительство теория разума «изобразительного» типа, в отличие от пропозициональной теории Джерри Фодора и связанная с ментальными моделями Филипа Джонсона-Лэрда. Кослин считает, что мозг строит визуальные представления, которые закодированы по частям мозга, и которые отражают то, что они представляют. Ментальные образы включают сканирование внутреннего объекта, похожего на картинку. Ментальные образы можно исследовать и классифицировать используя почти те же процессы, которые используются для проверки и классификации визуальных восприятия. Например, они могут быть преобразованы (повернуты, увеличены, уменьшены).

Существует два уровня визуальное представление: «геометрический» уровень, позволяющий мысленно манипулировать изображениями, и «алгебраический», который позволяет «говорить» об этих изображениях.

Косслин считает, что ментальные образы достигает двух целей: получить свойства объектов и предсказать, что будет произойдет, если тело или объекты должны двигаться заданным образом. Рассуждение о формы и размеры гораздо быстрее, когда мы используем мысленные образы, чем концепции.

Кослин — это теория высокоуровневого видения, в которой восприятие и представления неразрывно связаны. Зрительное восприятие (зрительный объект идентификация) и визуальные мысленные образы имеют общие механизмы.

Кослинскому пикториализму противостоит пилишинский «описательный». Пилишин верит в вариант Язык мысли Фодора: образы для него просто продукт манипулирование знаниями, закодированными в форме суждений.

About the Author

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Related Posts