Психолингвистика это наука о: Психолингвистика как экспериментальная наука

Глава 1. Психолингвистика как наука и ее место среди наук о человеке

В первое время существования психолингвистики в нашей стране ее часто рассматривали как область знания, лежащую «на стыке» психологии и лингвистики (языкознания): как бы отчасти психологию, отчасти лингвистику – своего рода гибрид той и другой. Такое понимание психолингвистики и других «пограничных» областей (назовем среди них социолингвистику, этнолингвистику, психогенетику и многие другие) было связано с неточным, приблизительным представлением о системе наук вообще и об их взаимоотношениях – в частности. Поэтому мы начнем наше изложение с некоторых принципиальных положений, касающихся логической структуры научной теории и процесса научного исследования вообще.

Предмет и объект науки. Принято считать, что ряд наук, куда входят, в частности, языкознание, психология, физиология и патология речи, поэтика и др., имеют один и тот же объект. Это означает, что все они оперируют одними и теми же индивидуальными событиями или индивидуальными объектами.

Однако процесс научной абстракции протекает во всех этих науках по-разному, в результате чего мы строим различные абстрактные объекты.

Что это такое? Абстрактные объекты – это «средства для характеристики объективно-реальных индивидуальных процессов (событий, явлений) описываемой области» (Логика научного исследования, 1965, с.172). Более строго абстрактная система объектов (или, что то же, система абстрактных объектов) понимается как «…все множество возможных (моделирующих) интерпретаций» (там же, с.127), объединяющее логические модели. Наряду с индивидуальными процессами (событиями, объектами) мы получаем построенные под определенным углом зрения модели, обобщаемые понятием абстрактной системы объектов.

Индивидуальный объект (событие, процесс) является представителем абстрактного объекта. Этот последний, в свою очередь, обобщает свойства и признаки различных индивидуальных объектов: это то, над чем мы можем осуществлять те или иные логические операции.

Так, говоря о «звуке а», его отличиях от других звуков, его признаках, его изменении при сочетании с другими звуками и т.д., мы оперируем с абстрактным объектом, но относим все эти утверждения к множеству индивидуальных звуков а или, точнее, к каждому из них в отдельности.

Совокупность индивидуальных объектов научного исследования и есть объект науки. Абстрактная же система объектов или система абстрактных объектов образует предмет науки[1].

Выше мы говорили об общем объекте ряда наук (языкознания, психологии речи и пр.). Из каких индивидуальных событий или индивидуальных объектов он состоит?

Ответ на этот вопрос может быть различным в разных направлениях науки. Однако все они сходятся на том, что это – совокупность речевых (а вернее, не только речевых) актов, действий или реакций. Для лингвиста в них важна система средств выражения, для психолога – сам процесс речи, для патолога или коррекционного педагога (дефектолога) – возможные отклонения от нормального течения этого процесса.

И каждый из этих специалистов строит свои системы моделей речевых актов, речевых действий или речевых реакций в зависимости не только от их объективных свойств, но и от точки зрения данной науки в данный момент. А эта точка зрения, в свою очередь, определяется как тем путем, который прошла наука при формировании своего предмета, так и теми конкретными задачами, которые стоят перед этой наукой в данный момент.

Значит, объект может быть у разных наук одним и тем же, а вот предмет специфичен для каждой науки – это то, что «видит» в объекте со своей точки зрения представитель каждой отдельной науки. Языкознание, психология речи и другие науки, занимающиеся речью, оперируют одними и теми же индивидуальными объектами или событиями и, значит, имеют один и тот же объект науки. Однако процесс научной абстракции протекает в каждой из них по-разному, в результате чего мы строим различные системы абстрактных объектов (логических моделей), каждая из которых соответствует предмету данной науки.

Наше рассуждение соответствует так называемому генетическому методу построения научной теории, когда «отправляются как от исходного от некоторых налично данных объектов и некоторой системы допустимых действий над объектами» (Смирнов, 1962, с.269). Существует еще и так называемый аксиоматический метод, при котором «область предметов, относительно которой строится теория, не берется за нечто исходное; за исходное берут некоторую систему высказываний, описывающих некоторую область объектов, и систему логических действий над высказываниями теории» (

там же).

Выше мы уже не раз упоминали в связи с предметом науки термин модель. Что это такое?

Научная модель и научная теория. Модель – это логическая (знаковая) конструкция, воспроизводящая те или иные характеристики исследуемого нами объекта при условии заранее определенных требований к соответствию этой конструкции объекту. Строго говоря, понятие модели шире: это вообще всякая «…мысленно представляемая или материально реализованная система, которая, отображая или воспроизводя объект исследования, способна замещать его так, что ее изучение дает нам новую информацию об этом объекте» (Штофф, 1966, с. 19). Внутри множества моделей выделяют теоретические или идеальные модели (в отличие от моделей, представляющих собой физические, материальные объекты – например, модель самолета, продуваемая в аэродинамической трубе). В свою очередь, они делятся на наглядные модели (элементы которых имеют какое-то сходство с элементами моделируемого объекта) и модели знаковые и логические, для которых не обязательно внешнее сходство с моделируемым объектом (но зато обязательно функциональное сходство). Впрочем, термины

знаковая и логическая модель (конструкция) не кажутся нам удачными, и целесообразно вслед за Ю.А.Ждановым (1963) говорить о «…моделях, конструируемых из воображаемых элементов».

Моделирование не есть любое отображение объекта в модели. Моделируя реальный объект, мы конструируем другой – реальный или воображаемый – объект, изоморфный[2] данному в каких-то существенных признаках. А то новое, что мы узнаем при этом о моделируемом объекте, – это такие его черты, которые «автоматически» переносятся в модель, когда мы сознательно обеспечиваем ее изоморфность этому объекту по заранее определенным параметрам.

Иногда понятие модели излишне сужается, например, считаются единственно научными только аксиоматические модели или только математические модели. Это неправомерно. Всякое достаточно правильное, то есть отвечающее определенным требованиям адекватности моделируемому объекту (изоморфности этому объекту) и при этом эвристически значимое (дающее нам новую информацию об этом объекте) описание объекта есть его логическая модель и подчиняется общим закономерностям моделирования.

Моделирование объекта – необходимый компонент его познания, но на нем это познание отнюдь не заканчивается.

Мы можем построить бесконечное множество моделей одного и того же объекта, которые в равной мере соответствуют его свойствам, но отличаются друг от друга – ведь модель отражает не только эти реальные, объективные свойства, но и нашу точку зрения на этот объект, те требования к соответствию модели моделируемому объекту, которые мы в каждом случае предъявляем. Письменный (печатный) текст, фиксирующий устную речь, и фонетическая транскрипция устной речи – знаковые модели одного и того же реального события, но требования к соответствию объекту у них разные.

Ни одна модель не является полной, не исчерпывает всех свойств объекта. Такое исчерпывающее описание и невозможно, и не нужно. В науке мы каждый раз при моделировании вычленяем определенные свойства объекта, оставляя другие вне своего рассмотрения. Даже моделируя одни и те же свойства, отображая их в рамках одной науки под определенным, достаточно узким углом зрения, мы можем построить несколько несовпадающих моделей в зависимости от системы используемых при этом понятий и операций и в зависимости от конкретной задачи моделирования. Так, например, модель системы фонем русского языка различается в «ленинградской» и «московской» фонологических школах. С другой стороны, любой лингвист знает, как трудно «перевести» на язык привычной ему модели описание того или иного языка, выполненное при помощи иной системы исходных понятий и операций (например, системы понятий американской дескриптивной лингвистики или порождающей грамматики Н.Хомского).

Тем более будут отличаться так называемая «теоретическая» грамматика языка и, скажем, алгоритм автоматического анализа и синтеза того же языка при машинном переводе, даже если они в равной степени отражают свойства объекта (языка). Каждая из этих моделей оптимальна для определенной цели: будучи заложена в компьютерную программу, самая лучшая теоретическая грамматика окажется бесполезной. Другой характерный пример – описание языка в различных учебниках этого языка. Вообще в науке все больше утверждается принципиальное положение о множественности моделей

одного и того же моделируемого объекта.

Абстрактный объект как раз и есть обобщение множества возможных моделей данного конкретного объекта (совокупности конкретных объектов, или, как часто говорят, «предметной области»), а именно инвариант этих моделей. (Не всех, а тех, которые отображают именно данные объективные свойства моделируемого объекта: ведь у него могут быть и другие, не менее существенные, но изучаемые другими науками под другими углами зрения.) Ведь все эти модели уже по определению обладают общими, инвариантными характеристиками, отражающими сущностные свойства объекта и остающимися без изменения при переходе от одной модели к другой. Вот эти-то инвариантные характеристики и могут быть объединены в понятии абстрактного объекта или, как мы уже говорили, в понятии предмета данной науки.

Перейдем теперь к другому важному понятию логики науки – к понятию

теории.

Научная теория есть «…система обобщенного и достоверного знания о том или ином «фрагменте» действительности, которая описывает, объясняет и предсказывает функционирование определенной совокупности составляющих ее [конкретных – Авт.] объектов» (Философский словарь, 1981, с.366). Или, что то же, это «целостная система абстрактных объектов, …разновидность знания, в рамках которой осуществляется поиск нового знания, объяснение уже известных и предсказание новых фактов» (Переверзев, 1994, с.230).

Иногда теория понимается как продукт верификации (проверки) модели. Это не так. Верифицированная модель (например, показавшая свою правильность в ходе эксперимента) еще не становится от этого теорией: просто сначала мы имели дело с каким-то допущением, гипотезой, затем выяснили, что это допущение справедливо, что эта гипотеза верна. Но из того, что оно справедливо, еще не следует, что мы обладаем целостным и достоверным знанием об объекте – только знанием о каких-то отдельных сторонах, о некоторых свойствах объекта!

В отличие от модели, которая, чтобы стать из безответственного высказывания по поводу объекта истинной моделью этого объекта, нуждается в верификации, теория в принципе не может быть проверена в эксперименте. Модель (во всяком случае, знаковая или логическая, построенная из воображаемых элементов), как правило, полностью подается формализации и операционализации. К теории это не относится. Но зато «…зрелая теория представляет собой не просто сумму связанных между собой знаний, но и содержит определенный механизм построения знания, внутреннего развертывания теоретического содержания, воплощает некоторую программу исследования; все это и создает целостность теории как единой системы знания» (Швырев, 1983, с.677).

Теория включает в себя следующие компоненты: 1. Исходные основания теории или ее концептуальный базис – исходные понятия и основные отношения между этими понятиями (Переверзев, 1994, с. 230). 2. Логика теории – «множество допустимых в данной теории правил вывода и способов доказательства» (Горский, Ивин, Никифоров, 1991, с.183). 3. Совокупность законов и утверждений, логически выведенных из исходных оснований (там же).

Возможны ли различные теории одного и того же объекта? Да, если мы опираемся на различные исходные понятия и действуем по различной логике, вообще если в основе разных теорий лежат различные методологические и философские представления.

Тонкие мысли о сущности и особенностях психолингвистических моделей были высказаны Р.М.Фрумкиной (1972; 1980), с которой мы в основном солидарны.

Концептуальный базис теории. В любой науке следует разграничивать два рода используемых в ней понятий. Часть из них – это категории, имеющие общенаучный, а иногда и философский характер и выступающие в данной науке лишь частично, наряду с другими науками. Иначе говоря, одна эта наука не может претендовать на сколько-нибудь полное и всестороннее раскрытие сущности данной категории. Примером таких категорий могут выступать система, развитие, деятельность. Они входят в число конкретно-научных (например, психологических, лингвистических, этнологических) понятий, получают соответствующую интерпретацию в психологическом, лингвистическом и тому подобных аспектах, на конкретном материале данной науки. Но нельзя до конца понять суть системности в языке, не обращаясь к понятию системы в других науках и к более общим методологическим основаниям понятия системы. По удачному определению Э.В.Ильенкова: «Категории как раз и представляют собою те всеобщие формы (схемы) деятельности субъекта, посредством которых вообще становится возможным связный опыт, т.е. разрозненные восприятия фиксируются в виде знания» (1984, с.67).

Категории могут быть философскими и собственно научными[3]. Говоря о собственно научных (общенаучных) категориях, целесообразно вслед за П.В.Копниным (1971, с.202) различать в них категориальный аппарат формальной логики и категории, свойственные отдельным предметным областям. Но и последние остаются при этом категориями, не носят узко специализированного характера: другое дело специализированное научное понятие как компонент научной теории.

В структуре или «языке» той или иной науки можно, таким образом, выделить понятия разного уровня – от наиболее общих философских категорий до конкретно-научных понятий. В психологии примером такой иерархии могут быть соответственно субъект (философская категория), понятие (логическая категория), деятельность (общенаучная категория), аффект (конкретно-научное понятие). В лингвистике аналогичным примером могут быть развитие (философская категория), признак (логическая категория), знак (общенаучная категория) и фонема (конкретно-научное понятие). Различать эти уровни очень важно, когда мы стремимся установить объективную взаимосвязь соответствующих им сущностей внутри предмета данной науки. Но возможна и иная постановка вопроса – когда мы стремимся раскрыть сущность и качественное своеобразие той или иной категории, рассматривая ее во всем многообразии не только внутрипредметных, но и межпредметных или «надпредметных» связей и отношений, когда для нас важно раскрыть все те системы связей, в которые данная сущность может вступать, независимо от их «ведомственной принадлежности» предмету той или иной науки.

Из всего сказанного выше можно сделать важный вывод о том, что научное знание в принципе едино и абсолютно, а место в нем предмета конкретной науки факультативно и относительно. Соответственно и научные специальности (психолог, лингвист, этнолог) – это совсем не разные профессии, это – в силу ограниченности познавательных и творческих возможностей конкретного ученого и в силу различия сфер практического приложения научного знания – условная сфера деятельности данного ученого. В некоторые периоды развития науки появляется тенденция к сужению этой сферы до традиционного предмета той или иной науки, в другие – тенденция к ее расширению за его пределы и, соответственно, к появлению более широких предметных областей.

Объект психолингвистики. Какие конкретные объекты или конкретные события изучает психолингвистика? Выше уже говорилось о других «речеведческих» науках, в частности о лингвистике (языкознании), что общим для них объектом являются речевые акты, или речевые действия, или речевые реакции. Сейчас время уточнить это положение.

Введем понятие фрейма как фиксированной системы параметров, описывающих тот или иной объект или событие. (См. Minsky, 1988, p.245). Так например, «Личный листок по учету кадров» (параметры сформулированы в явной форме) или стандартная международная форма Curriculum vitae (параметры не сформулированы в явной форме) есть фрейм, описывающий данного человека, по крайней мере те его качества, которые существенны при приеме на работу.

Конкретные события, моделируемые в науке, обычно характеризуются по принципу фрейма. Так, в отечественной психологии наиболее часто используется «деятельностный фрейм»: мы как бы задаем событию определенные вопросы (Цель? Мотив? Условия? Вид деятельности – трудовая, познавательная, игровая? и т.д.) и характеризуем это событие по данным параметрам как тот или иной акт деятельности или его компонент (действие, операция). А в американской психологии вплоть до 1960-х гг. господствовал иной, «бихевиористский» фрейм, когда на то же самое событие «накладывались» другие вопросы и соответственно оно с самого начала получало иную интерпретацию – как стимул или как реакция определенного рода.

Различные направления в психолингвистике рассматривают ее объект, т.е. конкретные речевые события, через «призму» разных фреймов. (См. об этом главу 2). Но во всех случаях, независимо от методологического подхода к речи, диктующего нам тот или иной фрейм, в структуре этого фрейма обязательно или как правило представлены такие характеристики, как процессуальность, субъект речи (хотя при разных подходах в этом субъекте выделяются различные свойства и характеристики), объект речи или ее адресат, мотив или потребность, интенция или речевое намерение, цель (хотя в бихевиористском фрейме она факультативна), содержание или предмет речевого общения, языковые или семиотические средства. То есть объектом психолингвистики, как бы его ни понимать, всегда является совокупность речевых событий или речевых ситуаций. Этот объект – общий у нее с лингвистикой и другими «речеведческими» науками.

Предмет психолингвистики. Сопоставим несколько определений предмета психолингвистики, дававшихся разными авторами на протяжении ее полувековой истории.

В начале этой истории мы находим следующее определение (Psycholinguistics, 1965, p.3): «Психолингвистика изучает те процессы, в которых интенции говорящих преобразуются в сигналы принятого в данной культуре кода и эти сигналы преобразуются в интерпретации слушающих. Другими словами, психолингвистика имеет дело с процессами кодирования и декодирования, поскольку они соотносят состояния сообщений с состояниями участников коммуникации»[4]. Другое определение, данное Ч.Осгудом (которому вместе с Т.Сибеоком принадлежит и первое), звучит следующим образом: психолингвистика «…занимается в широком смысле соотношением структуры сообщений и характеристик человеческих индивидов, производящих и получающих эти сообщения, т.е. психолингвистика есть наука о процессах кодирования и декодирования в индивидуальных участниках коммуникации» (Osgood, 1963, p.248). С.Эрвин-Трипп и Д.Слобин столь же кратко определили психолингвистику как «…науку об усвоении и использовании структуры языка» (Ervin-Tripp & Slobin, 1966, p.435).

Европейские исследователи дают сходные определения. Так, П. Фресс считает, что «психолингвистика есть учение об отношениях между нашими экспрессивными и коммуникативными потребностями и средствами, которые нам предоставляет язык» (Fraisse, 1963, p.5). Наконец, Т.Слама-Казаку после детального анализа и нескольких последовательных определений приходит к краткой формулировке, что предметом психолингвистики является «…влияние ситуации общения на сообщения» (Slama-Cazacu, 1973, p.57)[5].

В высшей степени интересное определение психолингвистики, так сказать, «снаружи» дала Е.С.Кубрякова – не психолингвист, а «чистый» лингвист, – в своей книге о речевой деятельности. Вот что она пишет: «В психолингвистике… в фокусе постоянно находится связь между содержанием, мотивом и формой речевой деятельности, с одной стороны, и между структурой и элементами языка, использованными в речевом высказывании, с другой» (Кубрякова, 1986, с.16).

Автор настоящей книги в 1968 году дал одновременно два различных определения психолингвистики. Первое из них обобщало понимание психолингвистики другими учеными: «Психолингвистика – это наука, предметом которой является отношение между системой языка… и языковой способностью» (Леонтьев, 1969, с.106). Второе было дано, так сказать, «на вырост»: «Предметом психолингвистики является речевая деятельность как целое и закономерности ее комплексного моделирования» (там же, с.110). Именно поэтому в СССР в качестве синонима термину «психолингвистика» долго употреблялось выражение «теория речевой деятельности». В 1989 г. автор считал, что предметом психолингвистики «является структура процессов речепроизводства и речевосприятия в их соотношении со структурой языка (любого или определенного национального). Психолингвистические исследования направлены на анализ языковой способности человека в ее отношении к речевой деятельности, с одной стороны, и к системе языка – с другой» (Леонтьев, 1989, с.144). Наконец, в 1996 г. автор писал, что целью психолингвистики «является … рассмотрение особенностей работы этих механизмов (механизмов порождения и восприятия речи) в связи с функциями речевой деятельности в обществе и с развитием личности» (Леонтьев, с.298).

По этим определениям можно проследить эволюцию взглядов на предмет психолингвистики. Вначале он трактовался как отношение интенций (речевых намерений) или состояний говорящего и слушающего (языковой способности) к структуре сообщений, как процесс или механизм кодирования (и соответственно декодирования) при помощи системы языка. При этом «состояния» участников коммуникации понимались исключительно как состояния сознания, а процесс коммуникации – как процесс передачи некоторой информации от одного индивида к другому. Далее появилась идея речевой деятельности и уже не двучленной (языковая способность – язык), а трехчленной системы (языковая способность – речевая деятельность – язык), причем речевая деятельность стала пониматься не как простой процесс кодирования или декодирования заранее данного содержания, а как процесс, в котором это содержание формируется. (см. главу 3). Параллельно стало расширяться и углубляться понимание языковой способности: она стала соотноситься не только с сознанием, но с целостной личностью человека. Претерпела изменение и трактовка речевой деятельности: ее стали рассматривать под углом зрения общения, а само общение – не как передачу информации от одного индивида к другому, а как процесс внутренней саморегуляции социума (общества, социальной группы).

Изменилась не только трактовка языковой способности и речевой деятельности, но и трактовка самого языка. Если раньше он понимался как система средств кодирования или декодирования, то теперь трактуется в первую очередь как система ориентиров, необходимая для деятельности человека в окружающем его вещном и социальном мире. Другой вопрос, используется эта система для ориентировки самого человека или с ее помощью обеспечивается ориентировка других людей: в обоих случаях мы имеем дело с понятием «образа мира» (см. главу 17).

Таким образом, если попытаться дать современное определение предмета психолингвистики, то оно будет следующим. Предметом психолингвистики является соотношение личности со структурой и функциями речевой деятельности, с одной стороны, и языком как главной «образующей» образа мира человека, с другой.

Психолингвистика как психологическая наука. Приведенное только что определение предмета психолингвистики показывает, что психолингвистика на современном этапе ее развития органически входит в систему психологических наук. Если вслед за А.Н.Леонтьевым понимать психологию как «…конкретную науку о порождении, функционировании и строении психического отражения реальности, которое опосредствует жизнь индивидов» (А.Н.Леонтьев, 1977, с.12), то язык и речевая деятельность участвуют и в формировании и функционировании самого этого психического отражения, и в процессе опосредования этим отражением жизнедеятельности людей.

Отсюда категориальное и понятийное единство психолингвистики и других областей психологии. Само понятие речевой деятельности восходит к общепсихологической трактовке структуры и особенностей деятельности вообще – речевая деятельность рассматривается как частный случай деятельности, как один из ее видов (наряду с трудовой, познавательной, игровой и т.п.), имеющий свою качественную специфику, но подчиняющийся общим закономерностям формирования, строения и функционирования любой деятельности[6]. Та или иная трактовка личности также непосредственно отражается в психолингвистике. Но особенно существенно, что через одно из своих основных понятий – понятие значения – психолингвистика самым непосредственным образом связана с проблематикой психического отражения и, в частности, с концепцией образа мира. При этом психолингвистика не просто пользуется понятиями и результатами исследования, предоставляемыми другими областями психологической науки: она, со своей стороны, обогащает другие предметные области психологии как в теоретическом плане (вводя новые понятия и подходы, по-иному, более глубоко трактуя принятые понятия и пр.), так и в плане прикладном, позволяя решать практические задачи, недоступные другим традиционно сложившимся психологическим дисциплинам.

Наиболее тесно психолингвистика как психологическая наука связана с общей психологией, в особенности с психологией личности и с когнитивной психологией. Так как она имеет непосредственное отношение к общению, еще одной весьма близкой ей психологической дисциплиной является социальная психология и психология общения как часть последней. Далее, поскольку формирование и развитие языковой способности и речевой деятельности тоже входит в объем психолингвистики, психолингвистика самым тесным образом связана с психологией развития (детской и возрастной психологией). Наконец, она взаимодействует и с этнопсихологией.

В своем прикладном аспекте психолингвистика связана практически со всеми прикладными областями психологии: с педагогической психологией (см. главу 12), патопсихологией, медицинской психологией, нейропсихологией, психиатрией и коррекционной педагогикой (дефектологией) (см. главу 13), инженерной, космической и военной психологией, психологией труда и эргономикой (см. главу 14), судебной и юридической психологией (см. главу 15), наконец, с политической психологией, психологией массовой коммуникации, психологией рекламы и пропаганды (см. главу 16). В сущности, именно эти прикладные задачи послужили непосредственным толчком к возникновению психолингвистики как самостоятельной научной области.

Психолингвистика и языкознание. Языкознание (лингвистика) традиционно понимается как наука о языке как средстве общения. При этом ее предмет, как правило, четко не определяется.

Очевидно, что объектом лингвистики является речевая деятельность (речевые акты, речевые реакции). Но лингвист выделяет в ней то общее, что есть в организации всякой речи любого человека в любой ситуации, те средства, без которых вообще невозможно охарактеризовать внутреннее строение речевого потока. Предметом лингвистики и является система языковых средств, используемых в речевом общении (коммуникации). Другой вопрос, на чем делается акцент в каждом отдельном случае: на системности этих средств (как устроен любой язык) – и тогда мы имеем дело с так называемым общим языкознанием, или на индивидуальной специфике того или иного конкретного языка (русского, немецкого, китайского).

Лингвистика выделяет в речевой деятельности то, что непосредственно не диктуется ее психологической (психофизиологической) структурой, а относится к вариантности внутри предоставляемых этой структурой возможностей. В речи на любом языке не может не быть членения на слоги. Но какова структура русского, немецкого, китайского слога – это уже проблема лингвистическая. В любом языке обязательно есть гласные и согласные звуки – это тоже диктуется психофизиологией. А вот сколько этих звуков, какие они, в каких отношениях находятся друг к другу – это уже дело лингвиста.

В лингвистике есть множество направлений и школ, описывающих принципиальную общую структуру любого языка или «индивидуальную» структуру того или иного конкретного языка на основе различного концептуального базиса (различной системы понятий и различного понимания отношений между ними). Поэтому здесь трудно дать общую характеристику лингвистическому подходу к трактовке речевой деятельности. Сжатое описание основных антиномий (попарно противопоставленных друг другу наиболее общих категорий) современной лингвистики содержится в Леонтьев, 1974 Перечислим здесь эти антиномии: 1. Язык – речь; 2. Этический – эмический; 3. Система – норма; 4. Синтагматика – парадигматика; 5. Синхрония – диахрония; 6. Активный – пассивный; 7. Дескриптивный – прескриптивный; 8. Устный – письменный; 9. Общеязыковый – диалектный; 10. Литературный – нелитературный.}. Самое полное и в то же время квалифицированное изложение всей проблематики общей лингвистики дано в книге «Общее языкознание», 1983.

Главные тенденции в развитии современного языкознания сводятся к следующим.

Во-первых, как уже говорилось, изменилось само понимание языка. Если раньше в центре интересов лингвиста стояли сами языковые средства (фонетические, т.е. звуковые, грамматические, лексические), то теперь ясно осознано, что все эти языковые средства суть только формальные операторы, с помощью которых человек осуществляет процесс общения, прилагая их к системе значений и получая осмысленный и целостный текст (сообщение). Но само это понятие значения выходит за пределы общения – это и основная когнитивная (познавательная) единица, формирующая образ мира человека и в этом качестве входящая в состав разного рода когнитивных схем, эталонных образов типовых когнитивных ситуаций и т.д. Одним словом, значение, бывшее раньше одним из многих понятий лингвистики, все больше превращается в основное, ключевое ее понятие. Соответственно и психолингвистика все больше превращается в «психосемантику» в широком смысле слова.

Во-вторых, круг интересов лингвистики до последних десятилетий хорошо суммируется известным афоризмом Станислава Ежи Леца: «В начале было Слово, а в конце – Фраза». Но ведь фразой, или предложением, или высказыванием общение не кончается – оно «работает» с целостными, связными, осмысленными текстами. И психолингвистика все больше интересуется именно текстами, их специфической структурой, вариантностью, функциональной специализацией.

В-третьих, с момента своего возникновения и до наших дней лингвистика была и остается наукой «европоцентричной». Основные понятия общего языкознания сформированы на материале европейских языков – от латинского и греческого до английского, немецкого, русского. Совершенно отличные от них по структуре языки Азии, Африки, Океании, индейские языки Америки до сих пор часто описываются в системе этих понятий, к ним не всегда применимых. Важнейшим шагом вперед в лингвистике является четкое понимание и разграничение того, что в ее понятийном аппарате действительно универсально (применимо ко всем языкам без исключения), а что справедливо лишь для языков определенного типа, определенной структуры.

Итак, ясно, что психолингвистика имеет наиболее тесные связи с общим языкознанием (общей лингвистикой). Кроме того, она постоянно взаимодействует с социолингвистикой, этнолингвистикой и прикладной лингвистикой, в особенности с той ее частью, которая занимается вопросами компьютерной лингвистики.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.

Продолжение на ЛитРес

Психолингвистика — это наука, которая возникла на…

Психолингвистика — это наука, которая возникла на стыке психологии и лингвистики, наука о психическом в языке, которая позволяет понять, как человек строит свои рассуждения с точки зрения процесса и результата. Психолингвистика – наука, «изучающая устройство и функционирование речевых механизмов человека» создатель Полина Чиркова

1. Предпосылки

1.1. В 1951, 1953 годах термин «психолингвистика» вошел в обиход благодаря научным семинарам в США.

1.2. Предпосылки изучения психолингвистики в психологии:

1.2.1. Работы З.Фрейда и его теория о бессознательном в человеке. К.Юнг, который перенес теорию бессознательного в коллективизм.

1.2.2. Гештальт-психология, которая разграничивала мир переживаний и физический. Основоположники: М. Вертгеймер, В. Келер, К. Коффка, К. Бюлер и К. Левин.

1.2.3. Л.С. Выготский внес весомый вклад в развитие психолингвистики, многие его работы были связаны с изучением феномена речевой деятельности человека, его ученик А.Н. Леонтьев разработал основы изучения психики и сознания человека.

1.2.4. Бихевиористская психология, которая признаёт только объективные методы исследования психики человека и включает психику в общий контекст жизнедеятельности человека, считая, что она зависит от условий внешних воздействий и физиологических особенностей организма.

1.3. Предпосылки психолингвистики в лингвистических исследованиях:

1.3.1. В. фон Гумбольдт предложил идею, что язык и понимание этого языка — это связующее звено между социумом и человеком. А.А. Потебни, последователь Гумбольдта, нёс идею, что язык — явление сугубо психическое, но язык и слово вносит в этот акт культурное и социальное начало.

1.3.2. Г. Пауль, К. Бругман рассматривали язык, как систему психических образов или ассоциаций. Язык — явление психическое, поэтому следует, что любое языковое творчество всегда индивидуально.

1.4. Предпосылки психолингвистики в исследованиях коммуникации:

1.4.1. С возникновением и развитием телефонии первые серьезные исследования финансировались А.Г. Беллом — изобретателем и бизнесменом, потому как науке нужно понимать, как передаётся сигнал во времени и пространстве.

1.5. Предпосылки психолингвистики в антропологических исследованиях:

1.5.1. Э. Сепир и Б.Л. Уорф легли в основу «гипотезы лингвистической относительности», она говорит, что язык определяет тип мышления его носителей и то, как познается мир индивидуумом зависит от языка, на котором осуществляется мышление.

2. Периодизация

2.1. Психолингвистика «первого поколения»Чарльза Осгуда. ПЛ — это система непосредственных или опосредованных реакций человека на речевые или неречевые стимулы, при этом оба стимула вызывают примерно одинаковое поведение человека. Главные особенности: реактивный характер, атомизм (она имеет дело с отдельными словами и грамматическими формами) и индивидуализм.

2.2. Психолингвистика «второго поколения» ПЛ Дж.Э. Миллера и Н.Хомского стала этапом сотрудничества психологии и лингвистики. Правила порождения предложений в трансформационно-порождающей грамматике (в рамках подхода формулируется система правил, при помощи которых можно определить, какая комбинация слов оформляет грамматически правильное предложение), были приняты за функциональную модель, которая поддается верификации в психологическом эксперименте.

2.3. Психолингвистика «третьего поколения» характеризовалась усилением внимания к семантике (раздела лингвистики, изучающий смысловое значение единиц языка), стремлением исследовать реальных говорящих в определенных контекстах, в отсутствии хорошо формализированных теорий.

2.4. «Теория речевой деятельности» — научная парадигма, в центре внимания которой находятся процессы производства и восприятия речи, речевые операции, целенаправленность и мотивированность речевой активности, которая включена в структуру неречевой деятельности человека как члена некоторого социума.

3. Предмет психолингвистики

3.1. механизмы понимания, запоминания и продуцирования речи

3.2. процессы порождения и понимания речи

3.3. функционирование языка при порождении и восприятии речи

3.4. механизмы пользования языком

3.5. ментальный словарь

3.6. овладение языком

3.7. онтогенез детской речи, врожденные языковые механизмы, языковое окружение ребенка

3.8. изучение второго / иностранного языка

3.9. феномен билингвизма (владение двумя языками и умение с их помощью осуществлять успешную коммуникацию)

3.10. языковые / речевые нарушения

3.11. интеллектуальные процессы при коммуникации

Психолингвистика как проект – аналитический портал ПОЛИТ.РУ

Мы публикуем доклад замечательного лингвиста и гуманитарного мыслителя, постоянного автора «Полит.ру» Ревекки Марковны Фрумкиной, известной в частности своими классическими работами в области психолингвистики, предназначенный для проводимого Всероссийским психолингвистическим обществом и Сeктором психолингвистики Института языкознания Российской академии наук 15 июня в Москве XVI симпозиума по психолингвистике и теории коммуникации «Психолингвистика в XXI веке: результаты, проблемы, перспективы».

Некогда А. Е. Кибрик афористично описал чаемое будущее лингвистики как переход от «что-лингвистики» (описание структур) к «как-лингвистике» (описание процессов), и далее — как создание «почему-лингвистики» (где доминанта – объяснение структур и процессов). Тем самым подчеркивалась ценность объяснения (хотя оно все еще видится как задача будущего), а не только описания (что соответствует положению дел в лингвистике наших дней).

Применительно к психолингвистике следовало бы сказать, что ее проект как раз и состоял в том, чтобы увидеть за феноменами, подведомственными «что-лингвистике», сущности «как-лингвистики», но не остановиться на этом этапе, а хотя бы попытаться предложить контуры «почему-лингвистики».

С моей точки зрения – пристрастной, — поскольку я заведомо являюсь «включенным наблюдателем», психолингвистика как проект удалась. Мы можем, однако же, расходиться о мнениях по поводу того, какие рассуждения или умозаключения мы готовы считать объяснением и почему. Например, пафос когнитивной лингвистики как раз и состоял в установке на “объяснение”. И все-таки удачные объяснения почему-то убедительно выглядят у А. Вежбицкой и Е.Рахилиной, но неубедительно — у многих других исследователей.

С одной стороны, в психолингвистике мы видим отрицание психологического позитивизма и принятого в нем редукционистского подхода, что, разумеется, хорошо. С другой стороны, один редукционизм заменяется другим — то в одеждах «полушарной» мифологемы, то в использовании мифологемы компьютерной, а то и просто в апелляциях к авторитетам – будь то Н.И.Жинкин или М.Л.Гаспаров.

В дискуссиях же странным образом — иногда в подтексте — читается выбор между «природой» и «культурой», между Поппером и Бахтиным, между Леви-Строссом и Выготским, и, наконец, между “объяснением”, свойственным “наукам о природе”, и “пониманием”, свойственным “наукам о культуре”- в том смысле, как это было сформулировано неокантианцами.

Казалось бы, эти противопоставления уже принадлежат прошлому, выбор сделан и сделан он в пользу истории и культуры, о чем замечательно писал Дж.Брунер еще в конце прошлого века. На деле же альтернатива остается актуальной и по сей день: признавая, что продуктивный источник объяснений лежит в истории и культуре, а не в психофизиологии или компьютерном моделировании, исследователи движутся в довольно парадоксальном направлении, онтологизируя разнообразные метафоры, что, как правило, приводит к объяснению неизвестного через непонятное.

И все-таки само пристальное внимание к процессам говорения и понимания, к изучению речи ребенка, процессов логогенеза в норме и патологии, ассоциаций и речевых ошибок, специфики разговорной речи и жестовой речи глухих, к невербальной семиотике – исследованию коммуникативного значения мимики, жеста, позы, интонации и т.п. – все это свидетельствует о состоятельности психолингвистики именно как проекта.

Уместно здесь подчеркнуть разницу между понятием проект и идеальный проект (применительно к научным построениям).

Старшее поколение работающих ныне гуманитариев — это свидетели, а часто и инициаторы крупных перемен в науках гуманитарного цикла. Вне зависимости от соотношения между объемом свершений и масштабом утраченных иллюзий, несомненно одно: на наших глазах в нескольких науках произошла смена идеальных проектов. Это относится к науке о языке, к наукам исторического цикла, наукам о культуре и искусстве и к науке о литературе.

Идеальный проект науки — это в самом общем виде ответы на вопросы о том, что нужно изучать, как нужно это изучать, и почему ценностью считается изучение именно «этого», а не чего-либо иного. Идеальный проект по определению не может быть реализован до конца: потому он и называется «идеальным». Но осознание идеального проекта как воплощения целей и ценностей, доминирующих на данном этапе развития науки, исключительно важно для всех работающих в ней.

Как известно, смена идеального проекта в исторических науках ознаменовалась тем, что историки переключили свой интерес с описания событий на человека и его ментальность, его опыт, его культурные практики. Поэтому ныне отношения между детьми и родителями в средневековой Франции — не менее достойный сюжет для исследователя, чем авиньонское пленение пап или подготовка Венского конгресса.

Смена идеального проекта в лингвистике выразилась прежде всего в отказе от «импорта» критериев точности из точных наук. Без этого проект «психолингвистика » (как раздел лингвистики) не мог бы быть осуществлен даже на уровне замысла.

Другой вид «импорта», напротив того, оказался весьма важным: это импорт не критериев, но проблематики и возможных ракурсов освещения и анализа фактов.

В истории науки не так давно обозначилась тенденция учитывать не только «готовое знание», достигнутое на определенный момент, но и тот фон, на котором протекала деятельность по его производству. Читая классиков сегодня – будь то Л.С.Выготский, С. Л. Рубинштейн, В.Я. Пропп или Дж.Брунер, мы должны воспринимать эти тексты не только как замкнутые в себе, но и думать о том общемировом научном контексте, в котором они создавались.

Во времена Выготского и Рубинштейна не было слова «междисциплинарность» (равно как и слова проект в его нынешнем значении). Но лучшее, что ими написано, следует оценивать именно как междисциплинарные работы; последние же – особенно на ранних этапах реализации соответствующих замыслов – как правило, не умещаются в границы сложившихся ранее и ныне сотрудничающих дисциплин. Итак, основы проекта психолингвистики закладывались именно там.

Ныне, на фоне массовизации квазинаучных стереотипов, широко распространяемых электронными носителями и потому особенно влиятельных, проект «психолингвистика» подвергается искушению заместить решение сложных проблем большими объемами данных, якобы говорящих «сами за себя». Этот соблазн необходимо осознать.

Напомним, что современные гуманитарные науки, в том числе и лингвистика, образуют разнородный ансамбль в том смысле, что каждая из этих наук имеет свою «теорию среднего уровня» (в смысле Мёртона) [1]. Более того – в пределах одной науки можно увидеть комплексы разработок, подчиняющиеся (явно или неявно) разным теориям среднего уровня [2].

Например, историческая наука, как ее понимал Л. фон Ранке, и историческая наука школы «Анналов», безусловно, имеют разные «теории среднего уровня». Подобным же образом стиховедение, где тыняновская «теснота стихового ряда» считается термином, а не метафорой, не удастся сочетать со стиховедением М.Л. Гаспарова – у них, несомненно, хоть и не выраженные в явной форме, но, безусловно, разные «теории среднего уровня».

Семиотика Соссюра и семиотика Лотмана располагаются в слабо пересекающихся мирах. Лингвистика, как ее понимал И. А. Мельчук в рамках модели «Смысл–Текст» [3], и современные социолингвистические и психолингвистические разыскания также не складываются в эпистемологическое единство. Именно в силу того, что ситуации, подобные описанным выше, перестали быть уникальными, особый методологический интерес представляют разработки и исследования, возникшие как попытки преодоления привычных границ между филологией и другими гуманитарными дисциплинами и критику — в кантианском смысле — возможных перспектив дальнейших взаимодействий.

Здесь напомним, что необходимым условием для канонизации некоторой гуманитарной теории является наличие в структуре этой теории определенного и легко обнаруживаемого потенциала – удобные концептуальные модели, яркие метафоры, удачные своей очевидностью классификации (пусть даже впоследствии эта очевидность окажется мнимой). Это позволяет последователям воспроизводить именно данную теорию, применяя ее ко все большему числу объектов и конструируя ее расширения.

В качестве примера напомним о культурной практике «вокруг Бахтина» – все это, увы, прежде всего канонизация. Однако без диалога, смеховой культуры и карнавала не было бы и многих плодотворных споров в разных областях гуманитарных исследований.

Как удачно заметил М. Гронас, без «грубых мазков» и эссеистичности гуманитарная теория вообще не достигает «власти над умами» [4]. Если «грубых мазков» недоставало в оригинале – их привнесут туда последователи и эпигоны.

В связи с обсуждением психолингвистики как проекта особое внимания заслуживает наследие Н. Хомского. Поскольку неизбежная участь «больших концепций» – канонизация их создателей, сопровождаемая многократными трансформациями во времени самих концепций, именно такие концепции и заслуживают критики оснований. В частности, необходимо осмыслить то обстоятельство, что книга Н. Хомского «Язык и мышление» (1968) [5], обладающая безусловным пафосом обращения к реально говорящему и мыслящему человеку, написана совсем «не тем» человеком, труды которого некогда положили начало «хомскианской революции» и который продолжает изменять и усложнять свои построения.

По существу, в гуманитарных науках есть «два Хомских».

Один – это классик лингвистики, основоположник генеративной грамматики – быть может, самой влиятельной лингвистической теории второй половины ХХ в., заложившей новые для того времени формальные методы описания языка, понимаемого как «порождающее устройство». Практически вся американская лингвистика с конца 1950-х годов и по сей день состоялась как наука именно «под знаком» Хомского [6 ].

Хомский никогда не претендовал на то, что его теория предполагает экспериментальную проверку; соответствующие примеры – преимущественно из английского языка, но не только – всегда были именно иллюстрациями и не более того. В трудах по генеративной грамматике Хомский не отводил слову порождающая даже роль метафоры: термин этот у него всего лишь подчеркивает динамический (а не статический) способ задания исходных объектов, с которыми работает его теория. Ни один из многочисленных вариантов «основной теории», которую Хомский не переставал совершенствовать в продолжение десятков лет, не мыслился им как подлежащий экспериментальной проверке.

Поэтому попытки проверки валидности разных аспектов генеративной грамматики в психолингвистических (!) экспериментах – а таков по преимуществу американский проект психолингвистики — это попытки с заведомо негодными средствами.

Но есть и «другой» Хомский – гуманитарный философ, автор книги «Язык и мышление», где он поставил задачи, принципиально не решаемые той лингвистикой, основателем и лидером которой сам он был – и во многом остался! Именно этого Хомского обильно цитируют представители смежных профессий – филологи, психологи, реже — психолингвисты. В «Языке и мышлении» пафос Хомского ближе всего к Гумбольдту и Бенвенисту, если вспомнить девиз последнего – изучать «человека в языке».

Реймону Арону принадлежит существенное для нашей темы высказывание: «за неимением такой исторической науки, существование которой было бы неоспоримо, мы исследование основ заменили исследованием границ» [7]. В самом деле. Можно описывать langue, т.е. систему языка, следуя Хомскому – с учетом того, что в его терминах следует говорить о языковой компетенции (competence). Можно ставить ту же цель, следуя структурным разработкам Теньера.

Самая влиятельная советская и российская лингвистическая школа – Московская семантическая – пошла по пути Теньера, но отнюдь не без учета подхода Хомского. Все влиятельные западные лингвисты (за исключением Анны Вежбицкой) пошли по пути генеративной грамматики Хомского.

Можно в пределах примерно той же парадигмы ставить и другие цели: например, изучать речь – соссюровскую parole,что в терминологии Хомского приблизительно эквивалентно понятию perfomance, что лучше всего перевести как речевая деятельность, подчеркнув тем самым процессуальность говорения как объекта исследования. Так мы приходим к реалистичному проекту психолингвистики.

Действительно классическая книга Хомского «Язык и мышление» так и осталась лишь манифестом. Сформулировав проблемы, важнейшие для познания функционирования языка как средства общения и средства познания мира, Хомский оставил в сфере desiderata методы и методики, допускающие, выражаясь юридическим языком, «прямое применение» к сформулированным им самим задачам. Здесь я усматриваю своего рода загадку. Как известно, немало научных манифестов сигнализируют о возникновении определенной культурной практики или легитимируют ее (такова, например, была роль статьи Лотмана «Литературоведение должно стать наукой» [8]). Книга Хомского «Язык и мышление» такой роли не сыграла – в большой мере потому, что в гуманитарных науках связь между «нижними» этажами (т.е. позволяющими эксперименты и формализацию) и высшими («чистой» теорией) как была, так и осталась очень слабой.

Осознание этого обстоятельства и продуктивные выводы из него стоит рассматривать как вызов историкам науки.

Литература

1. Мёртон Р. К. О социологических теориях среднего уровня [1968] // Мёртон Р. К. Социальная теория и социальная структура : пер. с англ. М.: АСТ, 2006. С. 64–104.

2. Фрумкина Р. М. Теории среднего уровня в современной лингвистике // Вопросы языкознания. М., 1996. № 2. С. 55–67.

3. Мельчук И. А. Опыт теории лингвистических моделей «Смысл–Текст». М., 1974.

4. Гронас М. Актуальность Лотмана // Новая русская книга. М., 2002 № 1.

5. Хомский Н. Язык и мышление [1968] : пер. с англ. М., 1972..

6. Кибрик А. А., Плунгян В. А. Функционализм // Фундаментальные направления современной американской лингвистики : сборник обзоров. М., 1997. С. 276–339.

7. Арон Р. Избранное : Введение в философию истории : пер. с франц. М. ; СПб, 2000.

8. Лотман Ю. М. Литературоведение должно быть наукой // Вопросы литературы. М., 1967. № 1. С. 90–100.

См. также:

Психолингвистика — это… Что такое Психолингвистика?

Психолингви́стика —

наука, изучающая процессы речеобразования, а также восприятия и формирования речи в их соотнесённости с системой языка. Разрабатывая модели речевой деятельности и психофизиологической речевой организации человека, психолингвистика проверяет их путём психологических экспериментов; таким образом, будучи по предмету исследования близка к лингвистике, по методам психолингвистика ближе к психологии. В психолингвистике применяются такие экспериментальные методы, как ассоциативный эксперимент, метод «семантического дифференциала» и др. Психолингвистика возникла в связи с необходимостью дать теоретическое осмысление ряду практических задач, для решения которых чисто лингвистический подход, связанный с анализом текста, а не говорящего человека, оказался недостаточным (обучение родному, а особенно — иностранному языку; речевое воспитание дошкольников и вопросы логопедии; клиника центрально-мозговых речевых нарушений; проблемы речевого воздействия, в особенности в пропаганде и деятельности средств массовой информации; авиационная и космическая психология; судебная психология и криминалистика, например опознание людей по особенностям их речи; проблемы машинного перевода, речевого ввода информации в ЭВМ и т. п.; информатика).

Термин «психолингвистика» вошел в научный обиход с 1954 после опубликования в США коллективной работы под этим названием (под ред. Ч. Э. Осгуда и Т. А. Себеока), но идеи, близкие к проблематике психолингвистики, развивал в СССР ещё в начале 30‑х гг. психолог Л. С. Выготский. Его ученик А. Р. Лурия разработал основы нейролингвистики, близкой к психолингвистике по предмету и задачам, но ориентированной в основном на диагностику и лечение различных видов афазии. Сходные с психолингвистикой идеи развивали также психолог Н. И. Жинкин и позже — лингвист С. Д. Кацнельсон. Развитие собственно психолингвистики в СССР началось с середины 60‑х гг., прежде всего в Институте языкознания АН СССР (Москва), работа ведётся также в Ленинграде, Харькове, Тбилиси, Фрунзе, Алма-Ате и др. Каждые 2—3 года проводятся всесоюзные симпозиумы по психолингвистике. Советская психолингвистика опирается на материалистическую психологию школы Выготского (прежде всего на понятие деятельности) и на лингвистическое наследие Л. В. Щербы и его школы, в особенности на его трактовку активной грамматики. Рассматривая психолингвистику как одну из «дочерних» областей разработанной А. Н. Леонтьевым психологической теории деятельности, московская психолингвистическая школа долгое время называла психолингвистику «теорией речевой деятельности», употребляя параллельно и термин «психолингвистика».

Основные направления исследования в советской психолингвистике 60—70‑х гг., кроме разработки общих теоретических моделей порождения (А. А. Леонтьев, Т. В. Ахутина (Рябова) и другие] и восприятия (И. А. Зимняя) речи: изучение вероятностной структуры речевых процессов (Р. М. Фрумкина), вербальных ассоциаций (А. П. Клименко, А. А. Залевская и другие; создано несколько словарей ассоциативных норм для различных языков), факторов распознавания речи (ленинградская группа психолингвистов под руководством Л. Р. Зиндера), развития детской речи (А. М. Шахнарович и другие), психолингвистика текста (Т. М. Дридзе) и т. п.

Зарубежная психолингвистика первоначально (50‑е гг.) ориентировалась в психологическом отношении на необихевиористическую психологию (Осгуд), а в лингвистическом — на американскую дескриптивную лингвистику. В дальнейшем (до начала 70‑х гг.) в основном опиралась на порождающую модель Н. Хомского (см. Генеративная лингвистика), развивая и его психологические идеи. Наибольший вклад в развитие американской психолингвистики в этот период внёс Дж. А. Миллер, занимавшийся дальнейшей теоретической разработкой и экспериментальной проверкой модели Хомского; известны также работы Д. Слобина, Дж. Фодора, Х. Кларка и других. 70‑е гг. характеризуются отказом от односторонней ориентации на идеи Хомского и вовлечением в разработку теоретических основ психолингвистики ряда ведущих психологов западноевропейских стран; этот этап привёл к пересмотру основ психолингвистики и проникновению в нее идей «классической» европейской общей психологии и прогрессивных тенденций современной социальной психологии. В большей степени стали учитываться собственно психологические и социальные факторы речевой деятельности (работы Р. Румметвейта в Норвегии, Дж. Уэрча в США, Ж. Мёлера и Ж. Нуазе во Франции и других). Из социалистических стран Европы психолингвистика особенно развита в Румынии (Т. Слама-Казаку), Чехословакии (Я. Пруха), ГДР (В. Хартунг).

Развившись на основе различных направлений психологистического языкознания, психолингвистика усвоила его интерес к человеку как носителю языка и стремление интерпретировать язык как динамическую систему речевой деятельности (речевого поведения) этого человека. Внутри этой системы психолингвистика рассматривает гораздо большее число взаимосвязанных факторов развития и функционирования языка, чем «классическое» общее языкознание, тем самым значительно расширяя предмет своего исследования по сравнению с последним. Для материалистических направлений психолингвистики, например в СССР, характерен более глубокий подход к трактовке социальной природы языка и речевой деятельности, определяемый пониманием общения и других социальных и социально-психологических процессов в марксистско-ленинской науке.

• Леонтьев А. А., Психолингвистика, Л., 1967;
• его же, Психолингвистические единицы и порождение речевого высказывания, М., 1969;
• Теория речевой деятельности, М., 1968;
• Психолингвистика за рубежом, М., 1972;
• Основы теории речевой деятельности, М., 1974;
• Лурия А. Р., Основные проблемы нейролингвистики, М., 1975;
• его же, Язык и сознание, М., 1979;
• Смысловое восприятие речевого сообщения, М., 1976;
• Слобин Д., Грин Дж., Психолингвистика, пер. с англ., М., 1976;
• Жинкин Н. И., Речь как проводник информации, М., 1982;
• Психолингвистические проблемы семантики, М., 1983;
• Исследование речевого мышления в психолингвистике, М., 1985;
• Тарасов Е. Ф., Тенденции развития психолингвистики, М., 1987;
• Psycholinguistics. A survey of theory and research problems, Balt., 1954;
• Rommetveit R., Words, meanings and messages, N. Y. — L. — Oslo, 1968;
• Social context of messages, L. — N. Y., 1971;
• Sprachliche Kommunikation und Gesellschaft, B., 1976;
• Clark H., Clark E., Psychology and language. An introduction to psycholinguistics, N. Y., 1977.

А. А. Леонтьев.

Лингвистический энциклопедический словарь. — М.: Советская энциклопедия. Гл. ред. В. Н. Ярцева. 1990.

Детская речь неразрывно связана со всеми аспектами развития ребенка

Стелла Цейтлин, доктор филологических наук, профессор, заведующая кафедрой и лабораторией детской речи РГПУ им. А. И. Герцена

Онтолингвистика — это наука, которая занимается исследованием детского языка. Как ребенок учится говорить, какую языковую систему он придумывает для того, чтобы войти в речь, — все это онтолингвистика.

Сам термин появился недавно. Мы придумали его на одной из конференций в 1997 году, и он прижился. На Западе он не очень распространен, у них наука о детской речи называется language acquisition, child language.

***

Первые серьезные работы по изучению детской лингвистики были сделаны в России в 1920-1950-х годах.

Изучать детский язык, чтобы понять язык взрослых, историю и логику языка призывали лингвисты Иван Александрович Бодуээн де Куртенэ и Лев Владимирович Щерба, но на практике этим никто не занимался. Пока не появились Чуковский и Гвоздев.

Все, конечно, знают книгу Корнея Ивановича «От двух до пяти», но мало кто понимает, что это не просто собрание веселых анекдотов и смешных детских словечек, а очень серьезное исследование с рядом блестящих лингвистических наблюдений, к тому же, написанное легким, простым и красивым языком.

Другим, и главным, исследователем детской речи, вообще основоположником этой науки, стал современник и товарищ Чуковского, лингвист Александр Николаевич Гвоздев. Замечательный ученый, очень разносторонняя личность, он занимался и орфографией, и художественной речью, и народными говорами. В свое время я училась по его учебнику русского языка, который переиздается до сих пор, спустя пятьдесят лет после его смерти. В общем, это был действительно великий человек. Так вот, он, впервые в истории, подробнейшим образом записал огромное количество дневников становления детской речи, речи его собственного сына Жени. Он методично, день за днем, год за годом записывал, как эволюционирует женина речь, как меняется его произношение и как он осознает и познает родной язык. Это просто грандиозный труд. Но в то время эта работа оказалась никому не нужна, записи Гвоздева не приняли всерьез, над ним даже насмехались. И о детской речи у нас надолго забыли.

А в США, в Гарварде, в 1960-е годы состоялась большая лингвистическая конференция, на которой американский ученый Дэн Слобин прочел свою работу «Советские исследования детской речи», основанную на трудах Гвоздева. Слобин прочел все дневники Гвоздева в оригинале и использовал русские примеры из речи Жени Гвоздева, потому что детское произношение не только для каждого языка, но и для каждого ребенка уникально и не может быть переведено на другие языки. Это был первый подобный доклад в мире, и он произвел настоящий фурор. На Западе поднялась волна невероятного интереса к вопросам детской речи. На какое-то время онтогенез стал частью психолингвистики, а потом обособился в самостоятельную науку. Его преподают в большинстве западных вузов, бесконечно организуются конференции, симпозиумы и исследования, выпускаются десятки учебников, специальные компьютерные онтолингвистические программы — чего только нет. Но везде и всегда знают и помнят маленького Женю Гвоздева, с которого все это началось.

***

У нас вся серьезная работа началась только в 1991 году, когда в РГПУ им. Герцена решили организовать кафедру детской речи, которая до сих пор остается единственным структурным подразделением такого рода. Мне предложили возглавить ее, потому что на тот момент я защитила докторскую диссертацию на тему «Детская речь: инновации формообразования и словообразования (на материале современного русского языка)». В этой работе я как сухой лингвист анализировала причины, по которым дети говорят не так, как взрослые. Мне это было любопытно именно как языковеду. Все эти новые детские слова и формы слов оказались очень интересными с точки зрения новых знаний о языке. Ну, например, «винтолет», «лампажур», «длинейка» — замечательные, придуманные детьми и очень логичные по своей сути слова. А «искаю», «возьмил» — не менее логичные детские словоформы. Мы издали уже не один словарь таких слов, в нашей лаборатории собран огромный фонд детской речи. Мы сами, наши студенты, наши друзья собирали и присылали нам свои наблюдения за речью детей. Видео, магнитофонные пленки, простые бумажные записи — от этих материалов у нас просто ломятся шкафы. Основываясь на этих наблюдениях, мы поняли, что во всех детских отступлениях от нормы всегда есть причина, думая над которой, обнаруживаешь, как устроены настоящие языковые правила, где аномалии в языке, где закономерности, что логично, а что нет.

Вот, например, слово очки: один предмет называется существительным множественного числа — это тоже аномалия, предмет-то один. И дети не сразу с этим примиряются. Одна маленькая полуторагодовалая девочка говорила «часы висят», как взрослые, правильно, а в два года вдруг стала говорить «часа висит». Ее бабушка очень удивилась, рассказала об этом мне. А я ей говорю: «Вы знаете, не о чем беспокоиться, девочка просто стала понимать грамматику». Ребенок заметил, что -ы или -и — книги, девочки, папы, лапы — это сигнал множественного числа. А до этого она гештальтно, автоматически копировала эту форму с речи взрослых, она не задумывалась, не встраивала ее ни в какую систему. У нее в сознании не было еще системоформы, которая называется парадигмой. Это такая табличка, по которой можно посмотреть, как меняется слово: стол, стола, столу, столом, столами и так далее — в итоге получается таблица из двенадцати клеток. Так вот этой таблицы еще не было в сознании малышки, она просто копировала то, что слышит. А потом проанализировала, и переделала так, как, казалось бы, надо произносить по правилам. А потом переделала снова.

На западе это называется U-shape development — по форме буквы U. Сначала, на пике, ребенок говорит правильно — «часы». Потом неправильно — скатилась, упала: «часа». А через некоторое время опять правильно — поднялась: «часы». И вот тогда ребенок уже говорит на другом уровне, это другая правильность. А сначала была правильность перенесенная, просто повторение.

Английские дети таким же образом допускают ошибки в неправильных глаголах. Их же недаром все учат наизусть — они очень частотные, встречаются в каждой второй фразе. Эти глаголы наверняка бы подстроились под систему, изменились бы, переделались бы под правильные, если бы употреблялись реже.

Почти все английские дети сначала говорят took и went, а потом обязательно начинают произносить taked и goed, а потом на новом уровне, так или иначе, возвращаются к правильной речи. Вот такой вот U-shape development.

***

Удивительно, что даже такой тонкий и пытливый человек, как Гвоздев, в этом ошибся. Причем это его единственная ошибка, сколько я могу судить. В его дневнике есть такая фраза: «Сегодня сказал: писай, а ведь раньше говорил правильно: пиши. То есть его Женя сначала правильно, вслед за мамой и папой, говорил, а потом осознал, что есть какие-то схемы, модели, и переделал под эту схему. Глагол писать в русском языке вообще можно было бы назвать неправильным, потому что другие, ему подобные, строятся одинаково: читаю — читал — читай, играю — играл — играй, болтаю — болтал — болтай. То есть обычно есть -а-, к которому в повелительном наклонении добавляется -й. А писать — он сложнее: пишу — писал — пиши. Тут есть сложное чередование ч/ш, в повелительном наклонении в конце стоит -и: непростой глагол, в общем. Так вот, Женя говорил: пиши, потом сказал: писай, — и Александр Николаевич расстроился. А не надо было. Просто Женя входил в морфологическую систему и более сознательно использовал этот глагол.

В общем, я хочу сказать родителям, чтобы они не беспокоились, когда их ребенок, который употреблял правильно даже сложные формы, вдруг начинает делать ошибки. Это мнимый регресс. А на самом деле — прогресс.

***

Когда дети ошибаются, они все равно что играют в игру «горячо-холодно». Они ищут, где тепло. И понимают это гораздо лучше взрослых. Например, малыши чаще всего не различают слова писать и рисовать. Они часто говорят: нарисуй слово «мама», напиши слона. Разница-то действительно маленькая: на бумаге что-то изображается, при помощи карандаша — и дети не разделяют в сознании, что это разные вещи. Родители, бывает, сердятся: мол, как же ты никак не разберешься. Но правы-то на самом деле дети — ведь даже художники говорят «писать картину».

***

Мне нравится наблюдать за интуитивной тактикой родителей, которые встречаются с детскими речевыми ошибками. Конечно, бывает так, что мама в лоб, прямо, начинает исправлять: «так неправильно — надо вот так», но я считаю, что это плохо, так можно отбить у человека желание говорить вообще. Все-таки мы же разговариваем не ради того, чтобы упражняться. Но, слава богу, почти все матери — стихийные интуитивные педагоги. Они, сами того не замечая, автоматически повторяют слово за ребенком. Спрашивают: «Что ты там делаешь?» — «Мячик искаю» — «А, ищешь мячик? Дай и я с тобой поищу». То есть неосознанно употребляют неправильно произнесенное ребенком слово правильно, в правильной форме.

***

Мы были поражены, когда на одной из конференций выступал польский исследователь, который уверял, что в Польше родители повсеместно коверкают слова, подстраиваясь под произношение ребенка. Судя по его наблюдениям, они там все, что называется, сюсюкаются с малышами. «Ой какая маюсенькая масинотька! Посьмотьи, какой халесенький зяйка!» Этого делать совершенно не нужно и не полезно.

У нас, чаще всего в интеллигентных семьях, есть другая тенденция — разговаривать с ребенком сразу как со взрослым. Никаких «собачка делает гав-гав», «молоточек делает тук-так», «машина делает бип-бип». Это как раз неправильно. Для маленького человека, который только начинает разговаривать, все эти гав-гав, би-би, цок-цок необходимы — это помогает пораньше войти в речь. Это как ходунки: сначала нужны, а потом, когда ребенок научился ходить, он отбрасывает их и больше совсем не пользуется.

***

Есть одна удивительная штука. Русские дети никогда не путают виды глаголов, а иностранные, наоборот, путают все время. К нам приезжала одна немка, которая взяла себе темой для исследований «Как русские дети осваивают вид глаголов». Я ей говорю: «Ты знаешь, ничего не получится — у нас они почему-то сразу говорят правильно. Почти все дети всегда уместно употребляют глаголы совершенного и несовершенного вида. Мы сами не знаем, почему. «Ой, упал», «падает-падает-падает», «сейчас упадет» — им всегда понятно по смыслу и ситуации, что происходит». Немка мне не поверила, пошла по детским садам с каким-то фантастическим по тем временам оборудованием. Ходила-ходила, искала-искала и, сконфуженная, вернулась. «Да, — говорит. — Они действительно все откуда-то знают виды». А сама, при том, что по-русски говорит блестяще, сделала в каком-то своем докладе на русском языке три ошибки — и все на употребление вида. Великая тайна, как это происходит. Другое языковое сознание, наверное.

***

Многое в речи зависит от физиологических факторов. Мальчики, действительно, немного медленнее развиваются, и в языке тоже. У одной дамы было такое исследование — она наблюдала за близнецами, мальчиком и девочкой, трилингвами. Так вот, девочка прекрасно освоила три языка, а у мальчика со всеми языками были проблемы.

Я знала одну семью, где муж и жена — лингвисты. Оба прекрасно знали английский язык, и когда у них родился сын, решили, что мать будет говорить с ним на русском, а отец — на английском. Понятия не имею, как им удавалось годами скрывать от сына, что отец понимает и знает русский язык. Думаю, что это было невероятно сложно. Но эксперимент удался: мальчик действительно заговорил по-английски. Другое дело, что он ужасно стеснялся, что его отец не такой, как все, а когда, в конце концов, выяснил, что папа умеет говорить по-русски, — очень обиделся, для него это был настоящий шок, потрясение. Которое, как мне кажется, очень сильно повлияло на становление его личности. Несмотря на это, со своими собственными детьми он поступил точно так же. Не думаю, что это хорошо.

Это, конечно, не относится к семьям, в которых один из родителей действительно иностранец. Если же в семье все одной национальности, то как бы хорошо человек ни знал иностранный, со своим ребенком он должен говорить на родном, органичном для обоих языке. Потому что иначе это просто неестественно. А дороже хорошего контакта с родителями ничего нет.

***

У каждого ребенка свой ритм и свой путь, и об этом не надо забывать. Тем не менее, результаты наших наблюдений позволяют составить представление о каких-то усредненных нормах. Во всем мире адаптирован для тестирования детей тест МакАртура. У нас тоже. Это несколько страниц со словами, помещенными в смысловые таблицы, в них родителям предлагается ответить, произносит ли и каким образом их произносит ребенок. Заполнив тест, можно узнать многое о развитии малыша. Но не надо паниковать и думать, что ребенок болен или отстает в развитии, если он не говорит того, что должен, согласно этому тесту. Есть совершенно здоровые дети, которые не вписываются ни в какие таблицы.

***

Люди часто спорят по поводу того, когда ребенок должен научиться читать. Да когда угодно. Кто-то раньше, кто-то позже. Не читает сам — читайте вы, ставьте аудикниги, пластинки. Главное, чтобы в конце концов научить и заинтересовать. Отлучать от книги нельзя — вот что важно. Но есть совершенно невероятные теории, которым родители почему-то верят. Недавно от одной мамы я услышала такую версию, причем якобы она принадлежит какому-то уважаемому исследователю: учиться читать человек должен только тогда, когда сможет достать левой рукой до правого уха, перекинув ее через голову, — раньше, мол, психика и речевой аппарат не выдержат нагрузки. Просто смешно. Смешно и дико. Я вот, например, не дотягиваюсь.

***

Меня часто спрашивают, с какого возраста ребенок может сквернословить, что рассказать ему о мате. По-моему, двух мнений быть не может: мат — это табу. Нужно выработать у ребенка брезгливость к дурным словам. Некоторые люди, даже некоторые ученые считают, что русский человек не может обойтись без мата, что это часть нашей культуры. Но я не понимаю, как такое очевидное отсутствие культуры, как мат, может быть частью культуры.

***

Мы собираемся организовать Центр детской речи. Хочется верить, что он будет существовать на основе взаимодействия с другими науками и с учеными из других стран. Сейчас, например, затевается большой европейский проект, в который нас приглашают и где надо будет разобраться, что происходит с детьми, переехавшими на постоянное место жительства в другую страну. Дело в том, что на Западе существуют так называемые «школы выравнивания» для детей с патологиями речевого развития. Проблема в том, что в них смешаны и по-настоящему больные дети, и эмигранты, которые не могут приспособиться к языковой среде, отчего они отстают на занятиях и чувствуют себя неполноценными. Так вот, эти школы во всей Европе на десять процентов заполнены местными детьми и на девяносто — приезжими. Онтолингвисты хотят разобраться, в чем тут дело. Собираются разбить детей на группы: монолингвы, которые говорят только на своем родном языке и живут в своей стране, монолингвы, которые говорят только на своем языке, но приехали в другую страну, и билингвы. В общем, предстоит большой лингвистический разбор.

У нас в стране совсем не занимаются проблемами мигрантов. Я слышала, что город выделил какую-то феноменальную сумму на развитие программы толерантности. Но я, во-первых, не вижу никаких результатов этой программы, даже стендов, по-моему, с социальной рекламой нет, а, во-вторых, ну, уж лучше бы выделили эти деньги тем единичным соцслужбам, адаптивным центрам, которые помогают бедным таджикам и узбекам освоиться и изучить язык — им ведь действительно очень тяжело.

***

Когда-то я читала студентам дошкольного отделения курс детской речи по книге «От двух до пяти», мы разбирали ее как лингвисты. А потом составили словарь-справочник «Как говорят дети», в котором с точки зрения лингвистики объяснялись все эти уморительные детские высказывания. Так вот, все неспроста. «На ногах — ногти, а на руках — рукти» — это модификация корня. «У дедушки голова босая» — расширение значения. «Без глазов и без ушов» — использование единой флексии в определенном падеже независимо от типа склонения. Дети — великие ученые.

А логопедов учат, что детские ошибки — это всегда аграмматизм. Что все эти «возьмил», «режницы», «копатка» — это приметы аномального, неправильного развития. Они даже употребляют это слово в двух смыслах: аграмматизм как нарушение, как болезнь какая-то, и аграмматизмы — о каждом таком факте. А все потому, что у логопедов раньше не было курса детской речи. И теперь есть далеко не у всех. Но у тех, кто с нашими исследованиями ознакомился, у них появился совершенно другой взгляд на проблемы их работы, многие вещи стали понятнее, с детьми стало работать легче.

Психологам мы пока малоинтересны, а зря. Я думаю, что дело, прежде всего, в том, что у них нет курса языкознания как такового, они с изучением языка распрощались по окончании школы. А им в работе бы очень помогло знать язык лучше и на другом уровне. Я несколько раз читала им отдельные курсы по очень узким темам, но это совсем не то. Ну, вот они и думают, что в год ребенок должен знать четырнадцать слов. Почему? Откуда это? Почему именно 14? А если 15? А если 100? А если ни одного? Ведь есть совершенно нормальные здоровые дети, просто поздноговорящие.

***

Нас часто путают с логопедами и психологами. Спрашивают, почему ребенок картавит или как проследить эмоциональное состояние ребенка по его речи. Нам это тоже очень интересно, но наша наука занимается только тем, как человек осваивает язык. Хотя было бы очень здорово, если бы мы могли работать вместе с другими детскими специалистами. Я надеюсь, что когда-нибудь онтолингвистика станет всепроникающей, потому что детская речь неразрывно связана со всеми аспектами развития ребенка. И всем тогда станет интереснее.

***

Ну и напоследок, просто для настроения, не могу не процитировать свои любимые детские перевертыши. В конце концов, дети — очень смешные создания. Кто-то из моих знакомых малышей пел: «Котятки русские больны» и «Я змея, я своих провожаю питонцев».

Записала Мария Тарнавская

Уроки настоящей психолингвистики: Дополнительные материалы

Модуль «Уроки настоящей психолингвистики» посвящен основам психолингвистики, методам ее исследования и особенностям изучения языка.

Как известно, люди живут не только в мире предметов, но и сами создают его. А создаем мы знаковый мир. К нему относят человеческий язык и его виды (например, жестовый, вербальный язык), музыку, математику и т. д. Когда ребенок начинает учиться читать/писать, то оказывается в сложнейшей ситуации. Он выполняет непростую задачу: ему нужно запомнить символ определенной буквы (а это рисунок) и ее звучание. В последующем ребенок должен научиться разбивать слова на составляющие. Кроме того, ему необходимо отличать похожие по звучанию слова, а при обучении письму — похожие буквы. При этом его мозг дешифрует сложный код. Не у всех детей получается сразу научиться читать/писать. Это связано с особенностями развития языка у ребенка.
 
Лекцию «Человек говорящий и читающий» прочитала российский психо- и нейролингвист, доктор биологических наук, доктор филологических наук, заслуженный деятель науки РФ Татьяна Владимировна Черниговская. 

Задача от лектора, Елены Игоревны Риехакайнен, доцента акафедры общего языкознания Санкт-Петербургского государственного университета, кандидата филологических наук:
 
Задача, которую мы предлагаем вам выполнить, связана в большей степени с изучением восприятия речи и находится на стыке психо- и социолингвистики. Речь любого человека индивидуальна, но мы не всегда, общаясь с человеком, обращаем внимание на особенности его речи, для нас более важным является то, что именно нам говорят. Однако в некоторых случаях не заметить такие особенности нельзя. Наверное, каждый из вас может вспомнить ситуации, в которых ваш собеседник не произносил какой-либо звук, немного заикался и т.п. Почему одни индивидуальные особенности мы замечаем, а другие — нет? Что влияет на то, заметим мы отклонение от нормы в речи собеседника или проигнорируем его? Ответам на эти и некоторые другие вопросы и будет посвящена работа в рамках этого модуля. Результаты, которые вам удастся получить, мы планируем использовать для разработки дальнейших экспериментов в области восприятия русской речи. Собранные вами данные могут быть использованы в том числе коммерческими компаниями, которым необходимо принимать на работу людей, чья деятельность связана с общением с клиентами. 
 
Формулировка задачи

В ходе исследования мы предлагаем вам ответить на два основных вопроса:

1) в равной ли степени различные индивидуальные особенности речи влияют на восприятие этой речи слушающими?
2) влияют ли на восприятие индивидуальных особенностей речи такие факторы, как ситуация общения, тема разговора, степень знакомства с собеседником, возраст участников общения?

Ваше исследование должно обязательно содержать ответ на первый вопрос. Из второго вопроса вы можете выбрать один или два из перечисленных факторов или предложить свои.

Инструкция по выполнению задачи

Мы предлагаем вам выполнять исследование по следующему плану:

1. Составьте список индивидуальных особенностей речи.
2. Разработайте методику исследования и подберите материал.
3. Определитесь с тем, кто будет принимать участие в вашем исследовании.
4. Проведите эксперимент.
5. Обработайте результаты. 
6. Проведите метаанализ.
7. Создайте научно-популярные материалы, привлекающие внимание к проблеме.

Психолингвистика обучение – курсы повышения квалификации

1.    Изучить психолингвистику как науку о речевой деятельности.

2.    Изучить историю возникновения и развития психолингвистики.

3.    Освоить урок: «Онтогенез речевой деятельности».

4.    Изучить психолингвистические теории порождения и восприятия речи.

5.    Усвоить основные способы реализации речевой деятельности.

5.1. Виды и формы речи: внешняя и письменная.

5.2. Внутренняя речь как особый вид речевой деятельности.

6.    Изучить урок: «Текст как объект психолингвистики».

7.    Понять, какие существуют исследования в психолингвистике.

7.1. Психолингвистические исследования грамматики.

7.2. Экспериментальные исследования.

8.    Изучить основы патопсихолингвистики, дефекты и нарушения речи, речь при различных заболеваниях.

9.    Освоить урок: «Судебная психолингвистика».

№пп	Наименование дисциплин	Общая трудоемкость, в акад. часах	Работа обучающегося в СДО			Формы промежуточной и итоговой аттестации (ДЗ, З)
			Лекции	Тестирование	Практические занятия
1	Психолингвистика как наука о речевой деятельности	12	10	2	0	З
2	История возникновения и развития психолингвистики	12	10	2	0	З
3	Онтогенез речевой деятельности	16	12	2	2	З
4	Психолингвистические теории порождения и восприятия речи	16	12	2	2	З
5	Основные способы реализации речевой деятельности	20	14	2	4	З
5.1.	Виды и формы речи: внешняя и письменная
5.2.	Внутренняя речь как особый вид речевой деятельности
6	Текст как объект психолингвистики	14	10	2	2	З
7	Исследования в психолингвистике	22	18	2	2	З
7.1.	Психолингвистические исследования грамматики
7.2.	Экспериментальные исследования
8	Основы патопсихолингвистики. Дефекты и нарушения речи. Речь при различных заболеваниях	16	12	2	2	З
9	Судебная психолингвистика	14	10	2	2	З
Итоговая аттестация		10				Итоговое тестирование
ИТОГО		152

Психолингвистика

---

2

Адаптация в отдельных нейронах обеспечивает память для языковой обработки

12 августа 2020 г. — Чтобы понимать язык, мы должны запомнить произнесенные слова и объединить их в интерпретацию. Как мозг сохраняет информацию достаточно долго для этого, несмотря на то, что …

---

Ученые нашли гены, сильно влияющие на размер головы и мозга

Янв.21 января 2019 г. — Размер детской головы зависит не только от роста черепа, но и от размера мозга. Полногеномный анализ теперь сообщает о крупнейших известных генетических эффектах на окружность головы …

---

Люди отслеживают, когда говорящие говорят «Угу», чтобы предсказать, что будет дальше

6 марта 2019 г. — Ораторы, как правило, произносят «э-э» перед необычными словами («э-э … автомобиль»), а не обычными словами («автомобиль»). В новом исследовании слежения за глазами исследователи показывают, что слушатели используют…

---

Гены неандертальцев дают ключ к разгадке эволюции человеческого мозга

13 декабря 2018 г. — Отличительная черта современного человека — наши круглые (шаровидные) черепа и мозг. Исследователи сообщают, что современные люди, несущие определенные фрагменты ДНК неандертальцев, имеют головы …

---

Размер сообщества имеет значение, когда люди создают новый язык

17 июля 2019 г. — Почему в некоторых языках грамматика проще, чем в других? Исследователи предполагают, что размер сообщества влияет на сложность языка, который в нем развивается.Когда малые и большие группы …

---

Проверка уровня владения языком по движению глаз

22 мая 2018 г. — Новое исследование показывает, что движение глаз может показать, насколько хорошо люди читают английский в качестве второго …

---

Двуязычные дети могут меньше терять мозг по мере взросления

2 сентября 2020 г. — Согласно новому исследованию, дети и подростки, говорящие на нескольких языках, могут достичь совершеннолетия с улучшенной структурой мозга…

---

Длина моргания глаз может служить сигналом для разговора

12 декабря 2018 г. — Моргание может казаться бессознательной деятельностью, но новое исследование показывает, что люди неосознанно воспринимают моргание глаз как невербальные сигналы, когда участвуют в …

---

Обучение чтению требует затрат

3 декабря 2018 г. — Обучение чтению может иметь некоторые недостатки при изучении грамматики. Дети, которые не умеют читать, часто воспринимают многословные фразы как единое целое («как дела?»).Научившись читать, дети …

---

Использование местоимений может указывать на признаки надвигающегося расставания

1 февраля 2021 г. — Доказательства надвигающегося разрыва могут существовать в коротких словах, используемых в повседневных разговорах, за несколько месяцев до того, как любой из партнеров поймет, к чему стремятся их отношения, согласно новой психологии …

---

Что такое психолингвистика? — Блог APA Books

Крис Келахер

Психолингвистика — это научное сочетание психологии и лингвистики.Согласно Психологическому словарю APA 2ed (Вашингтон, округ Колумбия: Американская психологическая ассоциация, 2015):

Психолингвистика н. — ветвь психологии, которая использует формальные лингвистические модели для исследования использования языка и сопутствующих ему когнитивных процессов. Психолингвистика развития — это формальный термин для раздела, изучающего ЗНАНИЕ ЯЗЫКА у детей. В частности, различные модели ГЕНЕРАТИВНОЙ ГРАММАТИКИ использовались для объяснения и прогнозирования усвоения речи детьми, а также производства и понимания речи взрослыми.В этом смысле психолингвистика — это особая дисциплина, отличная от более общей области психологии языка, которая охватывает многие другие области и подходы.

Другие источники, однако, рассматривают этот термин в более широком смысле, помещая его в более широкие рамки когнитивной науки. Dictionary.com определяет психолингвистику как «исследование взаимосвязи между языком и когнитивными или поведенческими характеристиками тех, кто его использует.А в Энциклопедии психологии APA (2000) Мария Д. Сера сообщает нам, что:

Психолингвистика — это исследование обработки человеческого языка, включающее целый ряд способностей, от познания до сенсомоторной активности, которые задействованы для обслуживания сложного набора коммуникативных функций. Это связано с традиционными академическими дисциплинами лингвистики, психологии, образования, антропологии и философии и, в частности, с междисциплинарными областями речевой науки, когнитивной науки, искусственного интеллекта, нейролингвистики и изучения языков, преподавания и реабилитации.

В своей книге « Психолингвистика 101 » (Springer Publishing Co., 2011) Х. Винд Коулз пишет: «Психолингвистика задает вопрос: как люди могут мгновенно создавать и понимать язык? …. Как у детей появляется эта способность? Как и почему он иногда нарушается после повреждения головного мозга? »

Насколько широко используется термин «психолингвистика»? Что ж, набрав слово в поисковой системе Google, вы получите около 500 000 результатов. Чтобы дать вам некоторый контекст, термин «психотерапия» дает 35.5 миллионов результатов, в то время как «нейробиология» дает более 41 миллиона результатов. Таким образом, хотя этот термин определенно не является государственной тайной, он не имеет широкого распространения среди многих более устоявшихся концепций в психологии. Но интерес и значение этой области растет, и мы рады расширить наши предложения в области психолингвистики.

С этой целью APA Books сотрудничает с De Gruyter Mouton, ведущим международным издателем лингвистики и коммуникативных наук, над новой серией книг. Язык и продолжительность жизни человека На будут представлены лучшие современные исследования в области психолингвистики. В этом месяце выходит первая книга из серии « Двуязычие на протяжении всей жизни: факторы, влияющие на знание языка», под редакцией психолога Университета Альберты Елены Николадис и Симоны Монтанари, лингвиста из Калифорнийского штата Лос-Анджелес.

Серия

«Язык и продолжительность жизни человека» будет иметь важное значение для всех, кто работает или интересуется проницаемыми дисциплинарными границами психологии и лингвистики, с привлечением ведущих исследователей из обеих областей.Будущие названия этой серии будут охватывать такие темы, как аутизм и язык, методы исследования для изучения овладения языком, а также концепцию закрепления — продолжающуюся реорганизацию и адаптацию коммуникативных знаний.

Психолингвистика — Психология — Oxford Bibliographies

С момента своего появления в 1960-х годах изучение психолингвистики, несмотря на то, что оно является узкой специализацией в более широкой области когнитивной науки, включает широкий круг тем.История психолингвистики как области исследования подробно описана несколькими авторами. Altmann 2001 представляет собой историческую статью, в которой подробно рассказывается о первых основателях психолингвистики, а также об основных открытиях в этой области. Статья включает в себя подробную информацию об основных участниках ранней психолингвистики, а также разделы о языке в младенчестве, распознавании устных и письменных слов, значении и будущих направлениях в этой области. Что касается междисциплинарной природы психолингвистики, продолжаются дискуссии о том, как исторически слияние психологии, лингвистики и других областей характеризовалось «пересечением границ» между дисциплинами (Blumenthal 1987).Abrahamsen 1987 отвечает на утверждения, изложенные в Blumenthal 1987, что психолингвистика по своей природе полна ненужных пограничных проблем, и утверждает, что психолингвистика является образцом для подражания для других междисциплинарных областей. Обе статьи также содержат истории некоторых дисциплин, способствующих психолингвистике. Катлер 2005 также включает комментарии о междисциплинарной природе психолингвистики и более общую информацию об изучении психолингвистики. Для более долгой истории и более подробного обсуждения методологии Спайви и др.2012 — информативный справочник по психолингвистике, в котором подробно описываются теории и методы исследования в психолингвистике, а также приводится несколько цветных диаграмм, графиков и изображений сканирования мозга. Большая часть этой статьи посвящена аспектам языковой обработки, и Clifton and Duffy 2001 представляет собой полезный обзор теоретических основ и классических экспериментов в понимании языка и производстве. Два других полезных учебника — Fernández and Cairns 2010 и Harley 2008, которые предоставляют обширную справочную информацию по психолингвистическому изучению и овладению языком.

Абрахамсен, Адель. 1987. Преодоление границ и нарушение границ: Психолингвистика в перспективе. В Специальный выпуск: Психолингвистика как случай междисциплинарного исследования . Гость отредактировал Уильям Бектел. Synthese 72.3: 355–388.

DOI: 10.1007 / BF00413752

Эта статья дает краткую историю психолингвистики и является ответом на комментарии Блюменталя в рамках того же выпуска относительно трудностей в пересечении дисциплин в психолингвистике.

Альтманн, Джерри. 2001. Языковая машина: Психолингвистика в обзоре. Британский журнал психологии 92.1: 129–170.

DOI: 10.1348 / 000712601162130

Эта статья служит подходящим историческим материалом для всех, кто интересуется предысторией психолингвистики, а также историей основных участников этой области в ее первые дни.

Блюменталь, Артур. 1987. Возникновение психолингвистики.В Специальный выпуск: Психолингвистика как случай междисциплинарного исследования . Гость отредактировал Уильям Бектел. Synthese 72.3: 313–323.

DOI: 10.1007 / BF00413749

В этой статье обсуждаются многократные трудности, с которыми столкнулись отдельные области психологии и лингвистики, когда они сформировали область психолингвистики.

Клифтон Чарльз младший и Сьюзен А. Даффи. 2001. Предложение и понимание текста: роль языковой структуры. Ежегодный обзор психологии 52: 167–196.

DOI: 10.1146 / annurev.psych.52.1.167

Этот обзор содержит много цитат, касающихся лингвистической структуры, таких как работы о роли просодии, семантики и памяти.

Катлер, Энн, изд. 2005. Психолингвистика XXI века: четыре краеугольных камня . Махва, Нью-Джерси: Лоуренс Эрлбаум.

Эта книга содержит информацию о междисциплинарном развитии психолингвистики, а также разделы по биологии, связанные с психолингвистическими способностями и методологией.

Фернандес, Ева М. и Хелен Смит Кэрнс. 2010. Основы психолингвистики . Молден, Массачусетс: Wiley-Blackwell.

Этот текст содержит обзор психолингвистики, включая изучение первого и второго языков. Он также предоставляет информацию о биологических основах языковой обработки.

Харли, Тревор А. 2008. Психология языка: от данных к теории . 3-е изд. Хоув, Великобритания: Psychology Press.

Этот учебник содержит информацию о способах формирования речи и ее понимания у детей и взрослых.Это также обеспечивает интересную перспективу развития при овладении языком.

Спайви, Майкл, Кен Макрей и Марк Джоанисс. 2012. Кембриджский справочник по психолингвистике . Нью-Йорк: Cambridge Univ. Нажмите.

DOI: 10.1017 / CBO97811377

Это руководство полезно для тех, кто интересуется психолингвистикой в ​​колледже и аспирантуре, а также для преподавателей. Он включает в себя информацию о теории и методах, а также информацию об этой области, о современных методах, таких как сканирование мозга, и о будущих направлениях исследований.

Психолингвистика: определение и теория — класс психологии [Видео 2021]

Что такое психолингвистика?

Вы когда-нибудь проводили время с младенцами и задавались вопросом, как они вообще начинают понимать или развивать способность к общению? Изучим ли мы язык жестко, через природу, или мы изучаем язык больше, заботясь о своих семьях? Люди, изучающие психолингвистику, стремятся найти ответы на эти и другие сложные вопросы.

Психолингвистика — это исследование, объединяющее области лингвистики и психологии. В прямом переводе «психолингвистика» означает «языковая психология». Если бы вы были психолингвистом, вы могли бы выбрать работу в различных подполях , включая овладение языком, его использование, понимание и создание языка в уме.

Например, психолингвист может сосредоточиться на том, как ребенок развивает свой конкретный язык, исключая все остальные.Если бы вы изучали психолингвистику, вы могли бы изучить процесс овладения языком или то, как человеческий разум развивается, воспринимает и производит как устное, так и письменное общение.

Несмотря на то, что психолингвистика представляет собой смесь лингвистики и психологии, вас также может заинтересовать эта область, если вы изучаете речевую и языковую патологию или когнитивные науки. Исследования в области психолингвистики можно разбить на конкретные темы. Одна из таких тем — фонетика или фонология , то есть изучение звуков речи.Другой темой является морфология , изучение структуры слова и отношений между словами. Существует также синтаксис , который изучает шаблоны слов и то, как они строят предложения. Затем идет семантика , , изучение фактических значений слов и предложений, и, наконец, есть прагматика , , или изучение контекста или интерпретации значения.

Вы можете спросить, а какое отношение эти темы имеют к изучению языка?

Ну все реально.Язык начинается с фонетики и переходит в прагматику. Давай снова подумаем об этом ребенке. Когда младенцы воркуют или бормочут, они только начинают учить язык. Это фонетика. А теперь подумайте, когда кто-то говорит вам, что его сердце разбито. Уметь интерпретировать значение или прагматику того, что им просто грустно и что их сердце не разбито буквально, — это более продвинутая форма использования и понимания языка.

Наука лингвистики | Лингвистическое общество Америки

Лингвистика — это наука о языке, а лингвисты — это ученые, которые применяют научный метод к вопросам о природе и функциях языка.

Лингвисты проводят формальные исследования звуков речи, грамматических структур и значений более чем 6000 языков мира. Они также исследуют историю и изменения в языковых семьях, а также то, как мы усваиваем язык в младенчестве. Лингвисты исследуют взаимосвязь между письменным и устным языком, а также лежащие в основе нейронные структуры, которые позволяют нам использовать язык.

Очевидно, что многие вопросы, которые задают лингвисты, совпадают с областями наук о жизни, социальных и гуманитарных наук, что делает лингвистику междисциплинарной областью.В качестве междисциплинарной области лингвистика пытается понять, как язык хранится в человеческом разуме / мозге и как он является частью повседневного человеческого поведения, с помощью смежных областей нейробиологии, философии, психологии, антропологии, социологии и информатики.

Важно отметить, что термин «лингвист» может вызвать некоторую путаницу, поскольку известно, что он по-разному используется в неакадемических областях. Иногда языковых экспертов называют лингвистами, но эти люди не обязательно проводят такие же научные исследования языка, как те, которые имеют ученые степени в области лингвистики.«Полиглот» — это термин, используемый для человека, владеющего несколькими языками. И хотя человек может быть одновременно лингвистом и полиглотом, так же возможно, что лингвист говорит только на одном языке.

Ресурсы, доступные ниже на этой странице, предлагают некоторые взгляды на науку и прикладную науку лингвистики. Здесь можно найти подборку брошюр с часто задаваемыми вопросами, которые предлагают конкретное понимание языка с научной точки зрения. Обзор лингвистических исследований, доступных в публикациях и собраниях LSA, можно найти здесь.

Ссылки на другие ресурсы, посвященные лингвистике, с канала LSA на YouTube приведены ниже:

Область лингвистики — это серия, впервые опубликованная Американским лингвистическим обществом в 1982 году. Она была написана для разъяснения дисциплины широкой публике при содействии гранта Challenge от Национального фонда гуманитарных наук. Выбор доступен ниже:

Серия «Руководства по лингвистике» Routledge, выпущенная в рамках партнерского сотрудничества LSA с Routledge, представляет собой новую серию публикаций, предназначенных для введения в различные темы и вопросы в области лингвистики.Вы можете найти полный список доступных новых игр и приобрести их здесь. Серия включает доступные и информативные руководства по многим темам лингвистики:

Что такое психолингвистика?

Что такое психолингвистика?

Как и почему человек говорит и записывает мысли или идеи? Как речь возможна? Что заставляет человека говорить или писать просто или более сложный метод? Что происходит в голове, когда человек говорит, слушает или пишет?

Ответы на поставленные выше вопросы входят в объем и охват психолингвистики, также известной как психология лингвистики или языков, таким образом, комбинация двух (2) дисциплин.Это наука, которая копается или изучает психологический состав и психические процессы, которые задействованы когда люди говорят или пишут, используя язык как средство коммуникации.

Как видно из использования языка, говорящий или писатель использует слово или предложение; и может прибегнуть к длинным приговорам, которые вместе составляют то, что известно как дискуссия или дискурс. Приложение психолингвистики уместно в данном случае. Он описывает свою роль нахождения значения слова, предложения и обсуждения, и дает объяснение того, как они разбираются в уме человека, пока говорить или писать.

Кроме того, он внимательно исследует, насколько сложны слова и предложения. используется, который состоит из разговорного языка, тем самым придавая смысл тому, что упоминалось, говорилось или писалось. Затем он исследует, насколько сложные слова или предложения становятся частями или компонентами речи и дают объяснение как они попадают на сцену слушания и чтения.

Тогда легко заметить, что при расследовании или поведении исследований о языке, это влечет за собой другие смежные дисциплины.Как таковой, Психолингвистика анализируется другими специалистами в различных такие области, как когнитивная наука, биология, нейробиология, психология и лингвистика.

Благодаря новаторским усилиям профессора Ноама Хомски, новая ссылка между двумя (2) дисциплинами — психологией и лингвистикой — было доказано. Этот прорыв произошел в 1950-х годах. Ранее, как можно было проверить в своей первой книге «Синтаксические структуры», опубликованной в 1997 г., он решительно высказал противоположную точку зрения против давно установившейся теории о том, как язык усваивается так же, как и теория вербального обучения, которую поддерживает Б.Ф. Скиннер, ведущий сторонник бихевиоризма.

Теория профессора Хомского утверждает, что «устройство для овладения языком» (LAD) которую он определяет как «универсальную врожденную способность», отвечающую за способность ребенка систематически строить грамматику и производить фразы. Он добавил, что именно через LAD дети могут получить свои языковые навыки более чем обычно, в отличие от их приобретения других возможностей.

Вот почему, как далее наблюдают среди детей, они обычно совершенствуют основные правила владения языком в молодом возрасте четырех (4) лет.Чтобы доказать это, он заявил что по наблюдениям молодые легко понимают изменения которые происходят при составлении предложений с использованием различных типов предложений — повествовательные, вопросительные, повелительные и восклицательные. Кроме того, они также могут управлять таким изменением предложений самостоятельно. Это доказательство, данное профессором Хомским для обоснования его теории, что существует на самом деле кроется универсальная встроенная или естественная способность детей определять отношения в рамках фундаментальных правил или шаблонов синтаксиса.

Фактически, он твердо утверждал, что основная причина, которую он назвал «глубокой структура «всех языков одинакова, и ее совершенство человеческая раса не приобретена, но генетически развита.

Крайне спорные теории профессора Хомского еще раз открыли традиционное рассуждение о том, имеет ли место язык в уме до опыта и провести четкое различие между владением языком — ноу-хау в отношении правил и структуры — и производительности — как человек на самом деле использует язык.Его теории, хотя и были новаторскими, замечательно создали сильное влияние на современные исследования психолингвистики.

Дополнительная информация по психолингвистике

Радость науки: путешествие психолингвиста

В этом выпуске «Радости науки» Шамбхави Чидамбарам разговаривает с профессором Шраваном Васиштхом, профессором психолингвистики индийского происхождения в Потсдамском университете в Германии. В дополнение к своим исследованиям профессор Васишт является автором двух интересных блогов — « Shravan Vasishth’s Slog », где он рассказывает о статистике, и «Things People Say», трогательного личного блога о его опыте борьбы с почечной недостаточностью и гемодиализ и навигация по немецкой системе здравоохранения.Это интервью было отредактировано для ясности и краткости и перед публикацией было проверено профессором Васиштхом для обеспечения точности.

Шамбхави Чидамбарам (SC): Профессор Васиштх, ваша специализация — психолингвистика. Так что давай поговорим об этом. Что изучает профессор психолингвистики?

Шраван Васиштх (SV): Хорошо, существует общее неправильное представление о том, что такое лингвистика в непрофессиональном мире. Что обычно случается со мной в повседневной жизни, так это то, что когда кто-то узнает, что я лингвист, первый вопрос, который они задают мне, — на скольких языках я говорю.С профессиональной точки зрения лингвистика — это совсем другая игра. Все дело в изучении языковой структуры. Значение языка, языковые конструкции, синтаксическая структура предложений и изучение звука. Другое дело — изучение статистических свойств языка. Лингвистика также включает в себя историческое развитие языков и связи между языками в отношении того, как изменяются языковые контакты.

SC: Но лингвистика как область, похоже, претерпела довольно быстрые изменения в своем подходе за последние сто лет или около того.С чего это началось и как продвигалось?

SV: Лингвистика в том виде, в каком мы ее знаем сегодня, сильно отличается от того, каким она была в 1800-х годах и до этого. На самом деле все действия начались с Панини и его работы, Анадхьяи.

Примечание редактора: Aṣṭādhyāyī — самая известная работа Панини, текст по грамматике санскрита. Известен краткостью, изощренностью и логическим совершенством своих правил и до сих пор влияет на лингвистическую теорию.

SV: Когда об этом стало известно на Западе, многие индологи начали изучать не только санскрит, но и связь между европейскими и индийскими языками.Они обнаружили, что там были некоторые исторические связи, и это привело к развитию так называемой исторической лингвистики — изучения того, как языки связаны друг с другом, как они развивались с течением времени и что такое протоязык. Они пытались вывести свойства мертвых языков, таких как классический ведический язык и так далее.

SC: Начиная с Aṣṭādhyāyī, изменилось ли изучение языков с течением веков?

SV: Индологи, в основном европейцы, изучали эти связи, и это изучение языка с точки зрения языкового сравнения медленно превратилось в исследовательскую школу, называемую структурной лингвистикой, где люди начали изучать языковую структуру. и разрабатывать шаблоны и шаблоны, из которых можно было бы делать обобщения.Затем это стало очень большой областью исследований, особенно в Америке, благодаря Леонарду Блумфилду и другим, которых вдохновили работы Фердинанда де Соссюра, швейцарского лингвиста. Соссюр написал очень известный учебник в 1800-х годах, который оказал большое влияние на американских лингвистов и привел к созданию структурной лингвистики. Вплоть до начала 1900-х годов структурная лингвистика была доминирующей парадигмой как на Западе, так и в Индии. Христианские миссионеры сыграли важную роль в разработке этой методологии, потому что их целью был перевод Библии на местные языки.Они отправлялись в те части мира, которые были для них недоступны, и изучали там язык, используя эту методологию. В конечном итоге они выясняли звуковую структуру, лингвистическую структуру языка, а затем писали Библию на этом языке. В 1950-х годах появился очень известный лингвист — Ноам Хомски. Он создал новую парадигму в лингвистике, которая стала известна как генеративная лингвистика. Эта методология включала в себя обращение к вашей собственной интуиции о том, что возможно, а что невозможно в языке.Это был новый блестящий способ раскрыть структуру языков вашего собственного родного языка. Вы можете сесть и подумать о своем языке и разработать очень сложный синтаксис, семантику и фонологию — различные звуковые паттерны. Таким образом, он стал основным и до сих пор остается основным подходом в лингвистике. Сейчас это называется теоретической лингвистикой, чтобы отличить ее от других направлений, которые развились позже. Пока Хомский разрабатывал подход генеративной лингвистики, в 1950-х годах произошла компьютерная революция.Именно тогда все действия начались на компьютерной стороне, и произошло то, что люди начали разрабатывать системы машинного перевода для автоматического перевода языков. Это была очень амбициозная программа. Хотя первоначальные попытки были жалкими неудачами, сегодня это стало очень сложным новым подходом, и вы видите это в таких инструментах, как Google Translate. Эти системы способны выполнять очень сложные переводы и действительно очень хороши в этом! Эта область известна как компьютерная лингвистика.На самом деле лингвисты работают в Google и других компаниях, разрабатывая базовое лингвистическое программное обеспечение. Все это берет свое начало в этой основной лингвистической работе. Параллельно с этим в 1960-х годах лингвисты начали работать с психологами и начали говорить с ними о том, как язык работает в мозгу. Эта область развивалась параллельно с классической теоретической лингвистикой. Это был независимый поток исследований, который в конечном итоге превратился в психолингвистику. Между психолингвистикой и лингвистической теорией есть связи, но психолингвистика в значительной степени является самостоятельной работой, которая немного оторвана от теоретических идей.

SC: Итак, та же самая лингвистическая структура, которую люди так долго изучали теоретически, они просто таким образом вывели ее на эмпирический уровень?

SV: Именно так. Данные вошли в лингвистику с вычислительной стороны.

SC: Отлично! Но как насчет смежных областей, таких как фонетика? Где они конкретно в этом участвуют?

SV: Ну, на самом деле фонетика — это часть лингвистики. Вы можете думать о лингвистике на нескольких уровнях.Есть звук — вот тут-то и вступают в игру фонетика и фонология, составляющие основу лингвистики. Кроме того, существует семантика — значение, которая также является основной частью лингвистики и включает изучение формальной логики, чтобы понять, как язык и значение соединяются вместе. Затем есть синтаксис — структура слов — порядок слов и то, как структурированы предложения. Это основные области, но есть и связанные области, подпадающие под лингвистику, например, прагматика, где вы изучаете подразумеваемое значение, то есть то, что на самом деле не говорится, но что выводится из предложения.

SC: Это граница с поэзией, не так ли?

SV: Именно отсюда и происходит все действие. В поэзии есть все эти подразумеваемые коннотации, которые вы на самом деле не заявляете, а чувствуете на языке. Это тоже часть лингвистики.

SC: Тогда это тоже должно граничить с общественными науками, не так ли? Потому что у вас также есть политика с такими подразумеваемыми значениями, когда определенные вещи означают что-то определенное для определенных групп людей.Например, это, вероятно, пересечение семантики, лингвистики и политики.

SV: Да, этот социальный и культурный аспект языка также превратился в отдельную область, которая называется социолингвистикой. Культурное и социальное значение языка.

SC: Что же тогда интересовало вас, как ученого, в этой области?

SV: Когда я только начинал, я был одержим только языками. Я не интересовался лингвистикой и на самом деле считал лингвистику очень и очень скучной областью — сухой, скучной и абстрактной.Я просто хотел выучить языки. Моя первая степень была по японскому и французскому языкам в Университете Джавахарлала Неру в Дели. После этого я оказался в Японии переводчиком в юридической фирме. Я переводил патенты с японского на английский. В конце концов я понял, что должен быть способ автоматизировать все это, потому что это было так скучно. Я хотел понять, как делать автоматический машинный перевод. Вот почему я решил бросить работу и стать лингвистом. Затем я вернулся в Индию и изучал лингвистику, где меня обучили генеративной структуре.Меня очень заинтересовали генеративные теоретические вопросы. Позже я поступил в Государственный университет Огайо, чтобы получить степень доктора философии. Во время работы над докторской степенью я понял, что меня не устраивает то, как данные используются для разработки теории. Мы полагались на интуицию, и меня это очень не устраивало. В этот момент я понял, что на самом деле я по природе заядлый эмпирик. Для меня данные должны быть объективными. Это заставило меня переключиться на психолингвистику, потому что именно там была экспериментальная наука! Так я стал психолингвистом.С тех пор, примерно 20 лет, я занимаюсь экспериментальной работой, пытаясь получить эмпирические данные для изучения теории.

SC: Что конкретно вы изучаете в своей лаборатории?

SV: В моей лаборатории мы пытаемся изучить, как используется память, когда мы взаимодействуем друг с другом с помощью языка. Когда я говорю с вами, вы должны удерживать в памяти слова, которые я произношу, и соединять их в реальном времени, чтобы придать смысл, который я передаю. Как работает этот процесс памяти? Мы разработали вычислительную модель этого процесса памяти, которая подчиняется языковой обработке.У нас есть вычислительная модель, которая делает прогнозы о том, сколько времени потребуется, чтобы прочитать слово или предложение, и мы проверяем эти прогнозы на данных. Это то, над чем я работаю — процессами понимания речи.

SC: Одна вещь, которая меня особенно вдохновляет в вашем преподавании, заключается в том, что вы без колебаний говорите, что были смущены тем, насколько плохой была ваша предыдущая работа, из-за отсутствия статистической строгости. Вы упомянули об этом на семинаре, который вы провели в Институте Макса Планка в Лейпциге в ноябре 2019 года.Вы сказали тогда, что вам пришлось отучиться от множества плохих статистических данных, чтобы добраться от того, где вы были как аспирант, до того, где вы находитесь сейчас. Как ты туда попал? Что вам пришлось отучить, чтобы выучить это правильно?

SV: Когда я перешел в психолингвистику, мне дали ускоренный курс статистики. Мне дали четырехнедельный курс, чтобы выучить достаточно статистики, чтобы защитить докторскую диссертацию. Мне сказали, что на самом деле не нужно много знать, чтобы делать такие вещи. Вам нужно будет знать несколько тестов, вам нужно будет знать, какие кнопки нажимать, и вы получите из этого p-значение.В основном мы полагались на заранее запрограммированные пакеты статистического программного обеспечения, и именно так я защитил диссертацию. Моя докторская степень была даже опубликована как выдающаяся диссертация британским издателем Рутледжем. Только после того, как я стал профессором и начал преподавать этот материал, я понял, что понятия не имею, о чем говорю! Когда я читал о вещах, я осознавал, что на самом деле не понимал тех глубоких концепций, которым пытался научить. Так что со мной случилось то, что в моей карьере профессора наступил период, когда у меня вообще не было финансирования.У меня не было денег, поэтому у меня было много свободного времени. Поэтому я решил получить степень магистра статистики в Шеффилде. Это был поворотный момент для меня. Я закончил магистратуру в 2015 году, и последние пять лет были для меня революционными. Именно тогда я действительно начал понимать, что делаю, и это изменило мою лабораторию, изменило нашу работу, изменило продуктивность работы, которую мы делаем. Сейчас мы делаем гораздо более качественную работу.

SC: Отчасти потому, что я думаю, вы не делаете работу неправильно с первого раза.Невозможно избавиться от фальстартов.

SV: Именно так. Я публиковал все свои данные в открытом доступе с 2008 года с инстинктивным желанием выложить их там. Когда в 2015 году впервые заговорили о психологической революции и кризисе репликации, я по совпадению начал думать о том, как систематизировать рабочий процесс в моей лаборатории для моих студентов и как сделать вещи аккуратными и чистыми, когда вы публикуете результат, чтобы читатель имеет доступ ко всем материалам.Я также хотел сделать это, потому что другие отказывались предоставить мне свои данные, которые я хотел использовать для своих моделей. Хотя некоторые лаборатории были действительно открыты по этому поводу, большинство — нет. Я подумал: «Хорошо, позволь мне показать пример». Я решил, что вместо того, чтобы нападать на этих людей, просто покажу им, как это можно сделать. Вот почему я так увлекся движением за открытую науку и пытался показать, как это можно сделать. Теперь у меня больше влияния — я вхожу в редколлегию нескольких журналов и пытаюсь внедрить эту новую политику в этих журналах.Я пытаюсь убедиться, что люди действительно следуют этим рекомендациям и стараются делать все правильно и наилучшим образом.

SC: Эта революция открытой науки действительно приближается. Десять или даже двадцать лет назад не было возможности опубликовать собственный код и не было онлайн-хранилищ данных. Сегодня фраза «данные доступны по запросу» — это историческое явление.

SV: Точно, я думаю, что сказать это сейчас — это пассивно-агрессивный способ сказать: «Нет, я не дам тебе это»!

SC: Вы также передаете все это своим ученикам.На странице вашей исследовательской группы на Github вы также написали: «Мы интересуемся статистической теорией и практикой». Так что это значит для ваших учеников?

SV: Это означает, что мы разработали учебную программу как для студентов, так и для выпускников, где мы преподаем статистику на уровне, который, насколько мне известно, нигде в мире не преподается. У нас очень обширная учебная программа, в которой преподаются как частотная статистика, так и байесовская статистика. Другое дело, что мои аспиранты следуют очень конкретным рекомендациям о том, как публиковать данные, как управлять своими статьями и создавать воспроизводимый код, чтобы каждый в мире мог фактически переделывать то, что мы делали, и использовать наши подходы для своего собственного анализа.Мы сейчас на передовой в этой области. Мы используем новейшие доступные технологические инструменты, которые недоступны многим группам в мире. Теперь они могут скопировать наш код и использовать наши примеры для своей работы.

SC: Пока часть ученых начинает осознавать открытую науку, есть и другие, которые сопротивляются ресурсам с открытым исходным кодом. Иногда эта разница является результатом разрыва между поколениями, когда люди старшего возраста говорят: «О, мы сделали это таким образом, и мы не собираемся его менять».Своеобразная институциональная инерция. Есть также ограничения в ресурсах, потому что во многих журналах за публикацию в открытом доступе нужно платить. Есть также репутация, которая связана с публикациями в престижных журналах.

SV: Действительно, и я был в этом положении. Я публиковался в журналах Elsevier и продолжаю делать это, потому что это единственный способ завоевать доверие. Если бы я этого не делал, люди бы решили, что я не могу публиковаться в ведущих журналах.Мне нужно доказать, что я могу это сделать. Я не могу публиковать только в открытом доступе, например PLoS ONE , и надеюсь на доверие в этой области. Я бы публиковал только самые важные материалы в этих основных журналах с закрытым доступом. Я опубликовал качественные работы в журналах с открытым доступом, и никто этого не замечает. Но если я что-то опубликую в престижном журнале, это заметят все. Так что здесь есть четкая корреляция. Я не могу сражаться в одиночку, как можно сражаться в маленьких битвах. Области, в которых я пытаюсь что-то изменить, заключаются в том, что весь материал из журналов Elsevier также находится на OSF.

Примечание редактора: Open Science Framework или OSF — это онлайн-платформа с открытым исходным кодом, где ученые могут публиковать свои проекты исследований, необработанные данные, код и отчеты для обеспечения прозрачности и сотрудничества.

SV: Кто угодно может получить к нему доступ бесплатно . Я стараюсь сделать его открытым, когда могу себе это позволить, но стараюсь предоставлять все параллельно в открытом доступе. Это все, что я могу сделать прямо сейчас. Однажды я надеюсь, что стану главным редактором крупного журнала, и тогда я попытаюсь добиться соблюдения правил более эффективным способом.И это не произойдет так просто, потому что я не мейнстрим! Я не белый мужчина и учусь в лучшем американском университете. Если бы я был, вся история была бы другой! Я малоизвестный ученый в глуши, у меня не будет такого уровня влияния. А пока мне нужно знать свое место в обществе и работать с этим!

.