Счастье человека состоит не в телесных удовольствиях: Гераклит цитата: Счастье человека состоит не в телесных удовольствиях, а в том, …

Счастье человека состоит не в телесных удовольствиях, а в том, чтобы исходить из голоса разума, позволяющего человеку проявлять природосообразное поведение, связанное с пониманием законов необходимости (логоса). Основная цель познания в том, чтобы, открывая истины, прислушиваться к голосу природы (закону необходимости) и поступать сообразно ее законам.

ПОХОЖИЕ ЦИТАТЫ

ПОХОЖИЕ ЦИТАТЫ

Любовь состоит не в том, что вы получаете от отношений. Любовь только в том, чтобы отдавать.

Духовные правила отношений (Йегуда Берг) (4)

Цель боли в том, чтобы подтолкнуть нас к действиям, а не в том чтобы заставить нас страдать.

Энтони Роббинс (10+)

Цель не в том, чтобы жить вечно. Цель в том, чтобы создать нечто бессмертное.

Неизвестный автор (1000+)

Цель обучения ребенка состоит в том, чтобы сделать его способным развиваться дальше без помощи учителя.

Элберт Грин Хаббард (50+)

Совершенство состоит не в том, чтобы сделать что-то великое, а сделать это с величием и красотой.

Неизвестный автор (1000+)

Счастье не в том, чтобы делать всегда, что хочешь, а в том, чтобы всегда хотеть того, что делаешь.

Лев Николаевич Толстой (100+)

Великая наука жить счастливо состоит в том, чтобы жить только в настоящем.

Пифагор (50+)

Жизнь состоит не в том, чтобы найти себя. Жизнь состоит в том, чтобы создать себя.

Джордж Бернард Шоу (100+)

Истинное величие состоит в том, чтобы владеть собою.

Жан де Лафонтен (10+)

Сила не в том, чтобы удержать, а в том, чтобы перестать цепляться.

Знаки любви и её окончания (Марта Кетро) (8)

Цитаты о счастье — Психология счастья

Когда человек говорит: «Я счастлива! Я счастлив!» — этим он выражает хорошее, позитивное или возвышенное внутренне состояние своей души. Так что же такое счастье? Как человек может стать счастливым? Можно ли купить, подарить или например, найти или потерять счастье? Один человек считает, что купив машину – он будет счастлив . Другой думает, что счастье – это семья, третий – что счастье это быть с любимым человеком, а четвёртый – то, что у него есть кошка или собака.

Если человек счастлив, то как долго может продлиться его счастье, как удержать своё счастье и можно ли вообще его удержать? А может быть человеку только кажется, что он счастлив, просто потому что он не видил ничего другого и ему не с чем или не с кем сравнить. Иногда счастье поджидает где – то рядом, а иногда нужно преодалеть многие тысячи километров, чтобы найти своё счастье. Свои мысли на эту тему выразили так же и великие и известные люди. Эти мысли приведены ниже в форме цитат фраз, афоризмов и стихов о счастье

 

 

Тот счастлив, кто прошел среди мучений,
Среди тревог и страсти жизни шумной,
Подобно розе, что цветет бездумно,
И легче по водам бегущей тени.

И, наконец, увидишь ты,
Что счастья и не надо было,
Что сей несбыточной мечты
И на пол-жизни не хватило.

Бояться горя — счастия не знать.

Всякое счастье утратит половину своих блестящих пёрышек, когда счастливец искренно спросит себя: рай ли оно?

Если бы счастье заключалось только в телесных удовольствиях, мы бы назвали счастливыми быков, нашедших горох для еды.

Помните, счастье — это куртизанка, обращайтесь с ним, как оно того заслуживает.

Счастье похоже на сказочные дворцы, двери которых стерегут драконы, и необходимо бороться, чтобы овладеть ими.

Я не горд, я счастлив, а счастье ослепляет гораздо больше, чем гордость.

Счастье в одиночестве — не полное счастье.

Мы не всегда достаточно сильны, чтобы перенести чужое счастье.

Единственное счастье в жизни — это постоянное стремление вперед.

Целью жизни должно быть счастье, иначе огонь не будет гореть достаточно ярко, движущая сила не будет достаточно мощной — и успех не будет полным.

Не телесные силы и не деньги делают людей счастливыми, но правота и многосторонняя мудрость.

Когда на душе невесело, на чужое счастье больно смотреть.

Счастье никого не поджидает. Оно бродит по стране в длинных белых одеждах, распевая детскую песенку: «Ах, Америка — это страна, там гуляют и пьют без закуски». Но эту наивную детку надо ловить, ей нужно понравиться, за ней нужно ухаживать.

Что же вы на меня смотрите, как солдат на вошь? Обалдели от счастья?

В этом мире счастлив лишь тот автор, который не печется о своей репутации.

Вы счастливы или несчастны не благодаря тому, что вы имеете, и не в связи с тем, кем являетесь, где находитесь или что делаете; ваше состояние определяется тем, что вы обо всем этом думаете.

Счастье есть идеал не разума, а воображения.

Теоретически существует полнейшая возможность счастья: верить в нечто нерушимое в себе и не стремиться к нему.

Счастье исключает старость. Кто сохраняет способность видеть прекрасное, тот не стареет.

Большинство людей счастливы настолько, насколько они решили быть счастливыми.

У счастливого недруги мрут,
У несчастного друг умирает.

Потому уклоняюсь я теперь от счастья моего и предаю себя всем несчастьям — чтобы испытать и познать себя в последний раз.

Пока ты счастлив, у тебя множество друзей; когда времена омрачаются, ты останешься один.

Счастлив, кто смело берет под свою защиту то, что любит.

Кто входит в дом счастья через дверь удовольствий, тот обыкновенно выходит через дверь страданий.

Мы бываем счастливы, только чувствуя, что нас уважают.

Мы жаждем истины, а находим в себе лишь неуверенность. Мы ищем счастья, а находим лишь горести и смерть. Мы не можем не желать истины и счастья, но не способны ни к твердому знанию, ни к счастью. Это желание оставлено в нашей душе не только чтобы покарать нас, но и чтобы всечасно напоминать о том, с каких высот мы упали.

Не гоняйся за счастьем: оно всегда находится в тебе самом.

Счастье приносят добрые дела и помощь другим людям.

Стараясь о счастье других, мы находим свое собственное.

Как это печально — мечтать о самом насущном: не имея его, человек всегда несчастлив, но имея далеко не всегда счастлив.

 

Часто человек обладает состоянием и не знает счастья, как обладает женщинами, не встречая любви.

Счастье сопутствует не малодушным.

 

Ум, несомненно, первое условие для счастья.

 

Не помогает счастье нерадивым.

 

Мудрость — родная мать счастья.

Быть человеком значит буквально то же самое, что и нести ответственность. Это значит — испытывать стыд при виде того, что кажется незаслуженным счастьем.

Будем наслаждаться своим уделом, не прибегая к сравнениям, — никогда не будет счастлив тот, кого мучит вид большего счастья.

 

Когда тебе придет в голову, сколько людей идет впереди тебя, подумай, сколько их следует сзади.

 

Верность друга нужна и в счастье, в беде же она совершенно необходима.

 

Никогда не будет счастлив тот, кого мучает вид большего счастья.

 

Никогда счастье не ставило человека на такую высоту, чтобы он не нуждался в друге.

Счастлив тот, кто счастлив у себя дома.

 

Есть два желания; исполнение которых может составить истинное счастье человека, — быть полезным и иметь спокойную совесть.

 

Счастье личности вне общества невозможно, как невозможна жизнь растения, выдернутого из земли и брошенного на бесплодный песок.

 

Любовь уничтожает смерть и превращает ее в пустой призрак, она обращает жизнь из бессмыслицы в нечто осмысленное, из несчастья делает счастье.

 

Человек будет тем счастливее, чем яснее он поймет, что его призвание состоит не в том, чтобы принимать услуги от других людей, но в том, чтобы прислуживать другим и предоставить свою жизнь в распоряжение многих людей. Человек, поступающий таким образом, будет достоин своих владений и никогда не потерпит неудачу.

 

Человек обязан быть счастлив. Если он несчастлив, то он виноват. И обязан до тех пор хлопотать над собой, пока не устранит этого неудобства или недоразумения.

 

И то, что мы называем счастьем, и то, что называем несчастьем, одинаково полезно нам, если мы смотрим на то и на другое, как на испытание.

 

Счастье есть удовольствие без раскаяния.

 

Счастье охотнее заходит в тот дом, где всегда царит хорошее настроение.

 

Человек должен быть всегда счастливым, если счастье кончается, смотри, в чём ошибся.

 

Чтобы быть счастливым, нужно постоянно стремиться к этому счастью и понимать его. Оно зависит не от обстоятельств, а от себя.

цитаты Лучшие цитаты про счастье

Когда человек говорит: «Я счастлива! Я счастлив!» — этим он выражает хорошее, позитивное или возвышенное внутренне состояние своей души. Так что же такое счастье? Как человек может стать счастливым? Можно ли купить, подарить или например, найти или потерять счастье? Один человек считает, что купив машину – он будет счастлив. Другой думает, что счастье – это семья, третий – что счастье это быть с любимым человеком, а четвёртый – то, что у него есть кошка или собака. Если человек счастлив, то как долго может продлиться его счастье, как удержать своё счастье и можно ли вообще его удержать? А может быть человеку только кажется, что он счастлив, просто потому что он не видил ничего другого и ему не с чем или не с кем сравнить.

Иногда счастье поджидает где – то рядом, а иногда нужно преодалеть многие тысячи километров, чтобы найти своё счастье. Свои мысли на эту тему выразили так же и великие и известные люди. Эти мысли приведены ниже в форме цитат фраз, афоризмов и стихов о счастье

Тот счастлив, кто прошел среди мучений,
Среди тревог и страсти жизни шумной,
Подобно розе, что цветет бездумно,
И легче по водам бегущей тени.

И, наконец, увидишь ты,
Что счастья и не надо было,
Что сей несбыточной мечты
И на пол-жизни не хватило.

Бояться горя — счастия не знать.

Всякое счастье утратит половину своих блестящих пёрышек, когда счастливец искренно спросит себя: рай ли оно?

Если бы счастье заключалось только в телесных удовольствиях, мы бы назвали счастливыми быков, нашедших горох для еды.

Помните, счастье — это куртизанка, обращайтесь с ним, как оно того заслуживает.

Счастье похоже на сказочные дворцы, двери которых стерегут драконы, и необходимо бороться, чтобы овладеть ими.

Я не горд, я счастлив, а счастье ослепляет гораздо больше, чем гордость.

Счастье в одиночестве — не полное счастье.

Мы не всегда достаточно сильны, чтобы перенести чужое счастье.

Единственное счастье в жизни — это постоянное стремление вперед.

Целью жизни должно быть счастье, иначе огонь не будет гореть достаточно ярко, движущая сила не будет достаточно мощной — и успех не будет полным.

Не телесные силы и не деньги делают людей счастливыми, но правота и многосторонняя мудрость.

Когда на душе невесело, на чужое счастье больно смотреть.

Счастье никого не поджидает. Оно бродит по стране в длинных белых одеждах, распевая детскую песенку: «Ах, Америка — это страна, там гуляют и пьют без закуски». Но эту наивную детку надо ловить, ей нужно понравиться, за ней нужно ухаживать.

Что же вы на меня смотрите, как солдат на вошь? Обалдели от счастья?

Вы счастливы или несчастны не благодаря тому, что вы имеете, и не в связи с тем, кем являетесь, где находитесь или что делаете; ваше состояние определяется тем, что вы обо всем этом думаете.

Счастье есть идеал не разума, а воображения.

Теоретически существует полнейшая возможность счастья: верить в нечто нерушимое в себе и не стремиться к нему.

Счастье исключает старость. Кто сохраняет способность видеть прекрасное, тот не стареет.

Большинство людей счастливы настолько, насколько они решили быть счастливыми.

У счастливого недруги мрут,
У несчастного друг умирает.

Потому уклоняюсь я теперь от счастья моего и предаю себя всем несчастьям — чтобы испытать и познать себя в последний раз.

Пока ты счастлив, у тебя множество друзей; когда времена омрачаются, ты останешься один.

Счастлив, кто смело берет под свою защиту то, что любит.

Кто входит в дом счастья через дверь удовольствий, тот обыкновенно выходит через дверь страданий.

Мы бываем счастливы, только чувствуя, что нас уважают.

Мы жаждем истины, а находим в себе лишь неуверенность. Мы ищем счастья, а находим лишь горести и смерть. Мы не можем не желать истины и счастья, но не способны ни к твердому знанию, ни к счастью. Это желание оставлено в нашей душе не только чтобы покарать нас, но и чтобы всечасно напоминать о том, с каких высот мы упали.

Не гоняйся за счастьем: оно всегда находится в тебе самом.

Счастье приносят добрые дела и помощь другим людям.

Стараясь о счастье других, мы находим свое собственное.

Как это печально — мечтать о самом насущном: не имея его, человек всегда несчастлив, но имея далеко не всегда счастлив.

Часто человек обладает состоянием и не знает счастья, как обладает женщинами, не встречая любви.

Счастье сопутствует не малодушным.

Ум, несомненно, первое условие для счастья.

Не помогает счастье нерадивым.

Мудрость — родная мать счастья.

Быть человеком значит буквально то же самое, что и нести ответственность. Это значит — испытывать стыд при виде того, что кажется незаслуженным счастьем.

Будем наслаждаться своим уделом, не прибегая к сравнениям, — никогда не будет счастлив тот, кого мучит вид большего счастья.

Когда тебе придет в голову, сколько людей идет впереди тебя, подумай, сколько их следует сзади.

Верность друга нужна и в счастье, в беде же она совершенно необходима.

Никогда не будет счастлив тот, кого мучает вид большего счастья.

Никогда счастье не ставило человека на такую высоту, чтобы он не нуждался в друге.

Счастлив тот, кто счастлив у себя дома.

Есть два желания; исполнение которых может составить истинное счастье человека, — быть полезным и иметь спокойную совесть.

Счастье личности вне общества невозможно, как невозможна жизнь растения, выдернутого из земли и брошенного на бесплодный песок.

Любовь уничтожает смерть и превращает ее в пустой призрак, она обращает жизнь из бессмыслицы в нечто осмысленное, из несчастья делает счастье.

Человек будет тем счастливее, чем яснее он поймет, что его призвание состоит не в том, чтобы принимать услуги от других людей, но в том, чтобы прислуживать другим и предоставить свою жизнь в распоряжение многих людей. Человек, поступающий таким образом, будет достоин своих владений и никогда не потерпит неудачу.

Секрет Счастья — в соприкосновении душ.

Счастье есть, нужно его только поискать. Может быть, счастье сидит здесь, в нашем саду, устроилось между зелеными листьями и душистыми помидорами. А может быть, довольно лишь открыть пару баночек, достать несколько интересных специй и растопить сливочное масло в сковородке. А может быть, счастье — в глазах любимого человека, и стоит просто заглянуть в них, включить музыку, взяться за руки и потанцевать. Счастье — это не то, чем можно овладеть. И уж конечно, за ним не нужно гнаться.

Счастье проистекает из умения остановиться и увидеть. Увидеть по-настоящему. Счастье — не где-то там. Оно прямо перед тобой.

Теперь я всегда буду жить с тобой:)

Счастье можно найти даже в темные времена, если не забывать обращаться к свету.

Альбус Дамблдор

Счастье нужно всем и в каждый дом… Жизнь, она ведь только раз даётся… Мыслей светлых вам. Пусть в душе всегда сияет солнце! 🙂

НЕ СУДИТЬ. НЕ СРАВНИВАТЬ.

Люди счастливы настолько, насколько свободны от сравнений и суждений.

Вчера ко мне приходило счастье. Оно было одето в осень, пахло разноцветными дождями и почему-то пряниками. Мы сидели на кухне, я угощал его горячим чаем, а оно добавляло в него насушенные за август лепестки опавших звезд. Потом оно село на мой подоконник и тихонько запело. Оно пело о светлом, о важном, о любимом, о том, что молча живет в сердце и делает руки нежными, оно пело о смехе людей, похожим на теплый янтарный ветер, и о мокрых от росы тропинках, ведущих к тому, что ищет каждый. Мы провели вместе всю ночь. Оно то птицей садилось на плечо, то мягкой урчащей кошкой лежало на коленях. А утром оно засобиралось в путь, извинялось, обещало обязательно заглядывать на огонек, потом накинуло на тонкие плечики радугу, раскрашенную детскими снами, и вылетело за дверь. Но я рад, потому что обернувшись на пороге, оно сказало мне, что идет к тебе. Встречай.

Кошка на коленях, пачка мармелада,

Ну что ж нам, бестолковым, ещё для счастья надо?!

Ну что пошли за люди с «счастьем» понарошку?

Лично моё счастье — книжка, чай и кошка!

Главное — правильно дышать)

Вдыхать Счастье…

Выдыхать Добро…

— Ну, что мне вам ещё сказать? …Будьте счастливы!!!

Не ждите пока наступит счастье, наступите на него сами ツ

Самая большая задача твоего путешествия — каждый день делать счастливым одного человека. И этот человек всегда ты.

Когда я вижу, что люди радуются запаху свежей выпечки, торопятся к ужину домой, жарят картошку или вместе лепят пельмени, убеждаюсь в том, что мир держится на простом счастье.

Это привычка, хорошая привычка — каждый день стремиться быть счастливым!

В каждой минуте есть что-то великое. Например, счастье…

Богатство, как и счастье, нельзя обрести напрямую. И то и другое является побочным продуктом служения людям. Генри Форд

Счастье надо пить свежим — его нельзя откладывать!

А неприятности могут и подождать!

Ромэн Роллан

А счастье — это купить обои, иметь семью, запастись терпеньем.

А счастье — это на кухне двое, пьют чай и мажут на хлеб варенье.

А счастье — это не Рим и Куба, не куча шмоток, не развлечение.

А счастье — слишком родные губы, уютный домик и чай с печеньем.

Счастье заразительно. Чем счастливее вы, тем счастливее те, кто вокруг вас.

Время для счастья — сейчас.

Многие ищут счастье… Но счастье можно найти тогда, когда счастливым ты делаешь другого. Природа любви не в том, чтобы забирать, а в том, чтобы отдавать….

Счастье — это когда дома светло, уютно, тепло, чисто и спокойно. И так же — в душе.

Существует два способа стать счастливым: улучшить реальность или снизить ожидания.

Быть счастливым очень важно, потому что именно в этом состоянии мы можем с легкостью создавать то, что нам нужно.

Мужчинам надо знать, что если женщина счастлива — будут счастливы ее дети, родители, муж, друзья, собака и даже тараканы.

К каждому придет Счастье. И не обязательно в ночь со среды на четверг. Не обязательно в феврале или в июле. Не обязательно в хорошую погоду. Но обязательно, вдруг…

Счастье — это когда всё, что должно произойти, происходит.

А вы сегодня были счастливы?

Еще нет.

Тогда поторопитесь. Этот день заканчивается!

Счастья в жизни столько, сколько ты сможешь заметить…

Счастье охотнее заходит в тот дом, где всегда царит хорошее настроение.

Счастье не надо искать — им надо быть.

Счастье всегда находится гораздо ближе, чем ты думаешь…

СЧАСТЬЕ ВОКРУГ НАС!

Счастье, оно есть во всем: в солнечном зайчике, в ветре, в траве, в запахе корицы и яблока, в какао под одеялом холодным вечером; оно спрятано в щенячьем запахе, в маминых звонках, в соленой морской воде, в ярком и чистом небе (там оно безгранично), в летних рассветах, в школьных ранцах и исписанных тетрадках, в детском смехе, в самых заветных воспоминаниях… оно везде, нужно только присмотреться.

КАК МНЕ БЫТЬ СЧАСТЛИВЫМ?

Вы задаетесь вопросом: «Как мне быть счастливым, если я несчастлив?». Действительно, чувствам не прикажешь, но мыслям, словам и делам можно и приказать. Сделайте что-то простое, дайте волю хорошим мыслям, говорите добрые слова, держитесь так, будто вы счастливы, даже если внутреннего ощущения счастья у вас нет.

Постепенно внутренняя радость души победит, пробьется наружу.

365 размышлений Ребе

Быть счастливым не значит, что у вас все совершенно, это значит, что вы научились смотреть сквозь несовершенства.

Пусть каждому обязательно достанется счастливый билетик в счастливую жизнь!

Несчастным или счастливым человека делают только его мысли. Управляя своими мыслями, он управляет своим счастьем.

Меня интересует восторг. Меня интересует абсолютное слияние с космосом на бытовом уровне. Если я целуюсь, то меня нет в этот момент. Если я пою песню, меня нет в этот момент. Вот это меня интересует. Я ищу там, где меньше всего отвлечения. Где меньше всего зайчиков вокруг. Я не хочу впустую тратить свои силы. Если опять взять аналогию с поцелуем, есть люди, которые целуются и думают — мне еще надо сегодня позвонить этому, сделать это, это и это. А так неинтересно. Если я что-то делаю, я хочу быть весь там. Я пришел к той точке зрения, что мне хочется неразбавленного счастья.

Борис Гребенщиков

Большое счастье часто вырастает из маленького зернышка радости…

Счастье не втискивается в заданные рамки, оно бесконечно, как воздух, которым мы дышим.

Счастье увеличивается от того, что им делишься с другими.

Счастья в жизни столько, сколько ты сможешь его заметить.

С возрастом мы утрачиваем многие важные качества. И одно из них — дар быть счастливыми просто так. Ловить на крючок маленькие радости и подолгу с восторгом разглядывать их.

Счастливым можно быть в любое время года. Счастье — это вообще такой особый пятый сезон, который наступает, не обращая внимания на даты, календари и всё такое прочее. Оно как вечная весна, которая всегда с тобой, за тонкой стеклянной стенкой оранжереи.

Собираем чемоданы и переезжаем в Счастье…

А ты счастлив? В данный конкретный миг — занимаешься ли ты тем, чем хотел бы заняться больше всего на свете? Р. Бах

Великая наука жить счастливо состоит в том, чтобы жить в настоящем.

Нельзя откладывать счастье на будущее, нужно быть счастливым сейчас.

Что ты ищешь? Счастья, любви, спокойствия духа. Не ходи искать их на другой край земли, ты вернешься разочарованным, огорченным, лишенным надежд. Поищи их на другом краю самого себя, в глубине своего сердца. Далай Лама.

Люди постоянно придумывают себе проблемы. Почему бы не придумать себе счастье?

Счастье находится там же, где находитесь вы, — где вы, там и счастье. Оно вас окружает, это естественное явление. Оно точно как воздух, точно как небо.

Счастье заразительно. Чем

счастливее вы, тем счастливее

те, кто вокруг вас.

Счастье случается, когда вы сонастроены со своей жизнью, сонастроены так гармонично, чтобы всё, что бы вы ни делали, было в радость.

Каждый имеет право быть счастливым на своих собственных условиях.

Помните, счастье не зависит от того, кто вы есть или что у вас есть. Оно зависит исключительно от того, о чем вы думаете.

Счастье — это свойство характера. У одних в характере его все время ждать, у других — непрерывно искать, у третьих — повсюду находить.

Счастье не любит, когда к нему привыкают, счастье любит, когда им дорожат…

Все счастье, которое есть в мире, происходит от желания счастья другим. Все страдание, которое есть в мире, происходит от желания счастья себе.

Чтобы стать счастливым, надо избавиться от всего лишнего. От лишних вещей, лишней суеты, а самое главное, — от лишних мыслей.

Это прекрасно — быть чьим-то счастьем!.. 🙂

Главное — чувствовать себя счастливым, что скажут остальные — неважно.

Мое высшее счастье, мое полное удовлетворение состоит в том, чтобы читать, гулять, мечтать, думать. Дэвид Юм.

Тебе ничего не надо, чтобы быть счастливым.

Тебе что-то надо, чтобы быть несчастным.

Слушай, я совершенно счастлив. Счастье моё — вызов. Блуждая по улицам, по площадям, по набережным вдоль канала, — рассеянно чувствуя губы сырости сквозь дырявые подошвы, — я с гордостью несу своё необъяснимое счастье. Прокатят века,- школьники будут скучать над историей наших потрясений,- всё пройдёт, всё пройдёт, но счастье моё, милый друг, но счастье моё останется, — в мокром отражении фонаря, в осторожном повороте каменных ступеней, спускающихся в чёрные воды канала, в улыбке танцующей четы, во всём, чем Бог окружает так щедро человеческое одиночество.

Жизнь дана для счастья!

Чтобы быть счастливым человеком, нужно уметь достигать своих целей, сохраняя хорошие отношения с людьми, свою репутацию и не жертвуя при этом внутренней гармонией. Кристоф Андре/психиатр, психотерапевт.

Секрет счастья — это внимание друг к другу. Счастье жизни составляется из отдельных минут, из маленьких, быстро забывающихся удовольствий от поцелуя, улыбки, доброго взгляда, сердечного комплимента и бесчисленных маленьких, но добрых мыслей и искренних чувств.

Счастливого человека очень просто узнать. Он словно излучает ауру спокойствия и тепла, движется неторопливо, но везде успевает, говорит спокойно, но все его понимают. Секрет счастливых людей прост — это отсутствие напряжения.

В счастливые моменты улыбайся от всего сердца.

Все замерли.

Время остановилось.

Тихо. Счастье идет;)

Ожидание счастливых дней бывает иногда гораздо лучше этих самых дней.

Я всегда чувствую себя счастливым. Ты знаешь, почему? Потому что я ничего ни от кого не жду. Ожидания всегда боль… Жизнь коротка… Так что люби свою жизнь… Будь счастлив… И улыбайся… Перед тем, как говорить, слушай… Прежде чем писать, думай… Перед тем, как тратить деньги, заработай… Перед тем, как молиться, прощай… Перед тем, как делать больно, почувствуй… Перед тем, как ненавидеть, люби… Перед тем, как умереть, живи!

Уильям Шекспир

Я совершил самый страшный грех из всех возможных грехов. Я не был счастлив. Борхес

Быть несчастным, это привычка. Быть счастливым, это тоже привычка. Выбор за вами.

Иногда нам трудно быть счастливыми просто потому, что мы отказываемся отпустить то, что делает нас печальными.

Счастливый человек — это тот, который не жалеет о прошлом, не боится будущего, и не лезет в чужую жизнь.

Счастье стучалось в каждую дверь. Оно давало надежду всем людям: печальным и веселым, подавленным и смеющимся, энергичным и лишенным фантазии. Счастье говорило: «Послушайте, ищите меня не вокруг себя, а внутри себя!». Большинство людей не понимали языка счастья. Они ожидали, что счастье войдет в их жизнь с барабанной дробью, но счастье любит тишину! Оно скрытно и проявляется почти не ощутимо в изгибах жизни и в простых деталях каждого дня…

Я всегда чувствую себя счастливым.

Ты знаешь, почему?

Потому что я ничего ни от кого не жду.

Иногда для счастья нужно просто остаться дома, побаловать себя вкусностями и просто целый день провести в теплой постели.

Счастье — понятие индивидуальное и эфемерное. Мерила счастья нет. Кто-то, имея гроши и большую семью, считает себя счастливым; кто-то, купив особняк или представительский автомобиль, испытывает блаженство. Если не решили, хорошо ли живется вам в этом мире, то вот цитаты о счастье. Прочитайте, возможно, в них ответ на этот вопрос.

Красивые цитаты о счастье

Счастье — удивительное чувство удовольствия, которое испытывает человек. Для одного это миг влюбленности, для другого — результат работы, для третьего — выздоровление или спасение жизни. К сожалению, этот миг недолговечен. Он, как огонек, зажигается в жизни человека и исчезает.

Над тем, бывают ли люди счастливыми, философы, творческие люди задумывались с незапамятных времен. Поэтому копилка вековой мудрости полна высказываниями о счастье, которые открывают полог этого чувства.

«Одно из самых удивительных заблуждений — заблуждение в том, что счастье человека в том, чтобы ничего не делать» (Лев Толстой).

«Часто случается, что человек считает счастье далеким от себя, а оно неслышными шагами уже пришло к нему» (Джованни Боккаччо).

«Счастье, как здоровье: когда оно налицо, его не замечаешь» (Михаил Булгаков).

«Большинство людей счастливы настолько, насколько они решили быть счастливыми» (Авраам Линкольн).

«Счастье — это не станция назначения, а способ путешествовать» (Маргарет Ли Ранбек).

«В белизне уйма оттенков. Счастье, как и весна, каждый раз меняет свой облик» (Андре Моруа).

«Счастлив не тот, кто имеет всё лучшее, а тот, кто извлекает всё лучшее из того, что имеет» (Конфуций).

«Я рожден, и это все, что необходимо, чтобы быть счастливым» (Альберт Эйнштейн).

«Величайшее в жизни счастье — это уверенность в том, что нас любят, любят за то, что мы такие, какие мы есть, или несмотря на то, что мы такие, какие мы есть» (Виктор Гюго).

Цитаты великих людей часто приоткрывают завесу таинственности над понятием «счастье в браке». Лев Толстой говорил, что все семьи счастливы одинаково и несчастливы по-разному. В чем же суть счастья в браке, подскажут такие высказывания:

«Свадьба делает мужчину счастливым только в одном случае — если это свадьба его дочери».

«Если бы не женская интуиция, сколько мужчин пробежало бы мимо своего счастья» (Михаил Мамчич).

«Удачный брак — это строение, которое нужно каждый день реконструировать» (Андре Моруа).

«Счастливый брак — это брак, в котором муж понимает каждое слово, которое не сказала жена» (Альфред Хичкок).

Отдельная тема разговора об удовольствии, которое получает человек от жизни, — это женское счастье. Умные высказывания помогут определиться дамам с ответом на этот вопрос:

«В жизни есть лишь одно счастье — любить и быть любимой» (Жорж Санд).

«Когда ты наконец получаешь то, что хотела, оказывается, что это вовсе не то, чего ты хотела» (Гертруда Стайн).

«Чтобы быть счастливым с мужчиной, нужно очень хорошо его понимать и немножко любить» (Витольд Зехентер).

«Самые счастливые женщины, как самые счастливые нации, не имеют истории» (Джордж Элиот).

Эти мудрые мысли представляют серьезный и ироничный взгляд на счастье человека. Каждое неуловимое мгновение жизни прекрасно, наполнено смыслом и радостью. Важно не гнаться за счастьем, а научиться его ценить и переживать.

Цитаты о счастье короткие

Краткие и емкие высказывания, которые точно отображают суть переживаемого человеком состояния, называются афоризмами. Они легко запоминаются, потому что в лаконичной форме выражают суть какого-то феномена, ощущения или переживания.

Вот лучшие афоризмы про счастье:

«Нет пути к счастью, счастье — это путь» (Будда).

«Разделяя счастье с другим, мы умножаем счастье» (Пауло Коэльо).

«Не нужно гоняться за счастьем, нужно лечь на его пути» (Марк Твен).

«Дай каждому дню шанс стать самым прекрасным в твоей жизни!» (Пифагор).

«Счастье — на стороне того, кто доволен» (Аристотель).

«Улыбайся жизни, и жизнь улыбнется тебе» (Томас Фуллер).

«Красота — иероглиф счастья» (Сергей Федин).

«Задача — сделать человека счастливым — не входила в план сотворения мира» (Зигмунд Фрейд).

«Здоровый нищий счастливее больного короля» (Артур Шопенгауэр).

Пусть счастье — это мимолетное чувство, которое испытывает человек. Важно научиться прислушиваться к себе и находить как можно больше таких моментов. Тогда человек по-настоящему счастлив. Отыщите подсказки в мудрых цитатах, чтобы не пропустить тот миг, когда будете действительно счастливыми.

У каждого из нас свое представление о том, что такое счастье. Для кого-то счастье — это тихая и спокойная семейная жизнь, кто-то ищет возможность реализовать себя в творчестве или бизнесе, а кому-то для счастья необходимо помогать бездомным животным. Для больного счастье — это быть здоровым. Для голодного — кусок хлеба, а для бездомного — крыша над головой. О том, что такое счастье, размышляли многие великие умы.

Мы подобрали для вас цитаты про счастье великих людей. Изречения, высказывания и афоризмы про счастье помогут глубже познать природу этого явления и разобраться, чем счастье является именно для вас. Ведь не секрет, что даже самые знаменитые деятели могли ошибаться и, следовательно, их цитаты про счастье могут быть как выражением мудрости, так и обыкновенным заблуждением.

Какие высказывания верны, а какие нет — решать вам.

Счастье — афоризмы, цитаты, высказывания

Думать, что кто-то другой может сделать тебя счастливым или несчастным, — просто смешно.
Будда

Есть только один путь к счастью: преодолеть беспокойство о том, что мы не в силах изменить.
Эпиктет

Многие ищут счастья в областях выше своего уровня, другие ниже. Но счастье одного роста с человеком.
Конфуций

Обычно счастье приходит к счастливому, а несчастье — к несчастному.
Франсуа де Ларошфуко

Великая наука жить счастливо состоит в том, чтобы жить только в настоящем.
Пифагор

Надо верить в возможность счастья, чтобы быть счастливым.
Лев Толстой

Настоящую цену счастью узнают лишь тогда, когда оно уже исчезло.
Даниель Зандерс

Будьте счастливы. Это один из способов быть мудрым.
Габриэль Колетт

Каждый гонится за счастьем, не замечая, что счастье ходит за ними по пятам.
Бертольд Брехт

Быть любимым — это больше, чем быть богатым, потому что быть любимым означает быть счастливым.
Клод Тилье

Величайшее в жизни счастье — это уверенность в том, что нас любят, любят за то, что мы такие, какие мы есть, или несмотря на то, что мы такие, какие мы есть.
Виктор Гюго

Время, деньги… Счастлив тот, кто не считает ни то, ни другое.
Алексей Иванов

Говорят, что несчастье хорошая школа; может быть. Но счастье есть лучший университет.
Александр Пушкин

Действия не всегда приносят счастье; но не бывает счастья без действия.
Бенджамин Дизраэли

Девять десятых нашего счастья зависит от здоровья.
Артур Шопенгауэр

Делайте то, что делает вас счастливыми.
Ошо

Для счастья надо либо уменьшить желания, либо увеличить средства.
Бенджамин Франклин

Один из секретов счастливой жизни — непрерывно доставлять себе мелкие наслаждения, и если иные из них можно получить с минимальной затратой денег и времени — тем лучше.
Айрис Мердок

Единственное счастье в жизни — это постоянное стремление вперед.
Эмиль Золя

Если вы хотите, чтобы жизнь улыбалась вам, подарите ей сначала свое хорошее настроение.
Бенедикт Спиноза

Если одно-два приветливых слова могут сделать человека счастливым, надо быть негодяем, чтобы отказать ему в этом.
Томас Пэн

Если мы будем искать счастья, не зная, где оно, мы рискуем с ним разойтись.
Жан-Жак Руссо

Задача сделать человека счастливым не входила в план сотворения мира.
Зигмунд Фрейд

Мы обладаем только тем счастьем, которое способны понять.
Морис Метерлинк

Здоровый нищий счастливее больного короля.
Артур Шопенгауэр

Когда на душе невесело, на чужое счастье больно смотреть.
Альфонс Доде

Иные живут счастливо, сами того не зная.
Люк де Клапье Вовенарг

Каждый кузнец своего счастья.
Саллюстий Гай Саллюстий Крисп

Итак, мы никогда не живем, но только надеемся жить, и так как мы постоянно надеемся быть счастливыми, то отсюда неизбежно следует, что мы никогда не бываем счастливы.
Блез Паскаль

Несчастен тот, кто не может простить себя.
Публий Сир

Как хорошо проведенный день приносит счастливый сон, так плодотворно прожитая жизнь доставляет удовлетворение.
Леонардо да Винчи

Я рождён, и это всё, что необходимо, чтобы быть счастливым.
Альберт Эйнштейн

Я счастлив и доволен, потому что я так думаю.
Ален Рене Лесаж

Я счастлив, потому что мне некогда подумать о том, что я несчастлив.
Бернард Шоу

Лучше хлеб с солью в покое и без печали, чем множество блюд многоценных в печали и горе.
Иоанн Златоуст

Люди могут быть счастливы лишь при условии, что они не считают счастье целью жизни.
Джордж Оруэлл

Мудрый сам кует себе счастье.
Плавт

Не гоняйся за счастьем: оно всегда находится в тебе самом.
Пифагор

Счастье не в том, чтобы делать всегда, что хочешь, а в том, чтобы всегда хотеть того, что делаешь.
Лев Толстой

Счастье не в счастье, а лишь в его достижении.
Федор Достоевский

Мы не знаем, что будет завтра; наше дело — быть счастливыми сегодня.
Сидней Смит

Мы считаем самоочевидными следующие истины: что все люди созданы равными; что они наделены своим творцом неотчуждаемыми правами; что в число этих прав входят жизнь, свобода и возможность добиваться счастья.
Томас Джефферсон

Не бывает счастья без червоточин.
Гораций

Наслаждаться счастьем — величайшее благо, обладать возможностью давать его другим — еще большее.
Фрэнсис Бэкон

Не ищите счастья слишком жадно, и не бойтесь несчастья.
Лао-Цзы

Любовь — это находить в счастье другого свое собственное счастье.
Готфрид Лейбниц

Не могут люди вечно быть живыми, но счастлив тот, чье помнить будут имя.
Алишер Навои

Не оценишь сладость жизни, не вкусивши горечь бед.
Шота Руставели

Не обязательно жить, но обязательно жить счастливо.
Жюль Ренар

Одним из главных признаков счастья и гармонии является полное отсутствие потребности кому-то что-то доказывать.
Нельсон Мандела

Из цитат мы узнали, что такое счастье в понимании известных личностей. Насколько они правы — решать вам.

Для индейцев американского племени Пираха, например, все эти цитаты — не более чем разговоры ни о чем. Для этого маленького племени, которое живет в четырех деревнях в районе реки Маиси, притока Амазонки, состояние счастья является естественной вещью. Они почти как буддисты — живут здесь и сейчас. Прошлое и будущее для них не имеет никакого значения. Пираха именуют себя «правильные люди», а все остальные для них — «мозги набекрень». Они считаются наиболее беззаботным народом на Земле.

Но мы не Пираха. Поэтому нам и свойственно пытаться понять и объяснить состояние счастья. Пусть даже с помощью цитат и афоризмов других людей. Вот, кстати, еще подборка высказываний про счастье .

Будьте счастливы.

1

Цитаты и Афоризмы 07.09.2017

Дорогие читатели, думаю, вы не раз задумывались о том, что такое счастье и в чем оно заключается. И вы не одиноки в своих мыслях. Люди, которые всерьёз заинтересованы в своем телесном и духовном здоровье, конечно же, хотят чувствовать себя счастливыми, потому что это одна из составляющих полноценной жизни. Сегодня мы вместе с Павловских Анной поразмышляем о счастье. Она поделится с нами цитатами великих и мнениями детей, тонко чувствующих это состояние. Передаю ей слово.

Очень рада вновь приветствовать читателей блога Ирины. Быстро пролетело лето. Яркость длинных жарких дней сменится утренней прохладой и тихими сумеречными вечерами. Осень – лучшее время осмысливать, рассуждать и подводить итоги. И счастье, на мой взгляд, очень подходящая для этого тема, потому что мысли о нем волнуют многих людей, причем как самых простых, так и великих – поэтов, писателей, художников, философов и музыкантов.

Что такое счастье?

У каждого человека свое представление о счастье. У каждого своё счастье. Но я считаю, что оно является не конечной достигнутой целью, а неким жизненным процессом. Живешь, занимаешься любимым делом, наблюдаешь за растущими детьми, преуспеваешь в карьере, ощущаешь свой духовный рост, достигаешь телесного здоровья и каждое мгновение понимаешь – это и есть счастье. Истинное счастье – это путь к нему.

Для духовного здоровья очень важно чувствовать себя счастливым. А что для этого нужно? Я думаю, достаточно восстановить в памяти все приятное, что когда-либо мы испытывали в жизни. Вспомнить, закрыв глаза, беззаботный, полный радости и веселья солнечный день своего детства, восторг от всего, что происходит вокруг. Если снова и снова пытаться пережить эти мгновения, то они вновь вернут состояние счастья.

Простые секреты счастья:

• интересуйтесь – книгами, природой, жизнью, искусством, взаимоотношениями. Если есть интерес, жажда жизни, то ты счастлив;
• мечтайте и желайте! Мечты и желания образуют стержень жизни и поддерживают прекрасное чувство ожидания, которое на самом деле и есть ощущение счастья;
• не бойтесь несчастий! Тот, кто не знал их, не может полноценно ощутить счастья. Если кажется, что все кончено и хуже уже некуда, то это означает лишь одно – дальше может быть ТОЛЬКО ЛУЧШЕ!

Цитаты о счастье великих людей

Так думаю и рассуждаю о счастье я. Но в этой статье я хочу познакомить вас с мыслями, изречениями и цитатами великих людей про счастье, которые заняли важные места в истории и культуре. Они действительно заслуживают, чтобы мы прислушались к их мудрости и, быть может, что-то изменили в своей жизни. Давайте отбросим все мимолётное, неважное и сделаем шаг навстречу своему счастью.

Счастье человеческое состоит вовсе не в том, чтобы хорошо умереть, а в том, чтобы хорошо жить.

М. Монтень

Исключительное счастье человека – быть при своём, постоянном, любимом деле.

В. Немирович-Данченко

Единственное счастье в жизни – это постоянное стремление вперед.

Э. Золя

Счастье, когда вы держите его в руках, всегда кажется маленьким. Но стоит только его отпустить, вы сразу обнаружите, какое оно огромное и драгоценное.

М. Горький

Если человеку нужна тёплая постелька, тихая лампа да за спиной ещё полка с барахлом – такой не узнает счастья! Для такого оно всегда завтра. А в один злостный день: ни завтра, ни барахла.

А. Толстой

У счастья нет завтрашнего дня, нет у него и вчерашнего. У него есть только настоящее, и то не день, а мгновение.

И. Тургенев

Заботясь о счастье других, мы находим своё собственное.

Платон

Счастье – это не жизнь без забот и печалей, счастье – это состояние души.

Ф. Дзержинский

Счастье – на стороне того, кто доволен.

Аристотель

Самый счастливый человек тот, кто дарит счастье наибольшему числу людей.

Д. Дидро

Счастье не в счастье, а лишь в его достижении.

Ф. Достоевский

Вот такие короткие цитаты про счастье, а сколько в них мудрости и смысла!

Цитаты о счастье представителей разных религиозных конфессий

Православие

Подумайте, в самом деле, чего мы все до единого желаем? Счастья. А что такое счастье? Состояние, радующее сердце. Счастлив, кого радует все, что есть в нем, у него и около него.

Феофан Затворник

…неожиданное счастье производит особенно большую радость.

Иоан Златоуст

Счастьем привыкли называть нечто внешнее… Но оно не во вне, а в нас, в состоянии духа отрадном, радостном, благорастворенном, которое редко соображается со внешним, а спеется по своим законам независимо.

Феофан Затворник

Сыны века сего радуются о чести, славе, золоте, серебре, богатстве, роскоши и сластях мира сего. Это – их сокровище, утеха и увеселение, а потому радуются о том сокровище своем, ибо любят его. Христиане такую радость должны изгонять из сердца своего и не давать ей места в сердце своем. От этой радости отводит их Дух Святой: «Не любите мира, ни того, что в мире» (1 Ин.2:15). Ибо, что человек любит, о том и радуется. И потому не должно христианам как любить мира, так и радоваться о нем.

Тихон Задонский

Ислам

Четыре причины способствуют достижению счастья и четыре причины способствуют несчастью. Четырьмя причинами счастья являются: благочестивая жена, просторный дом, праведный сосед и хорошее средство передвижения. Четырьмя причинами несчастья являются: неблаговидный сосед, неблагочестивая жена, тесный дом и плохое средство передвижения.

Пророк Мухаммад

О сын Адама, ты не престанешь пребывать в счастье и благе до тех пор, пока будешь наставлять себя и отчитывать себя за совершенные деяния, пока опасение нарушить истину не перестанет быть твоим девизом в жизни.

Имам Саджад

Никогда не достигнет счастья человек, который пребывает в праздности и лени.

Имам Али

Буддизм

Тысячи свечей можно зажечь от одной свечи, и жизнь ее не станет короче. Счастья не становится меньше, когда им делишься.

Не существует пути к счастью. Счастье и есть путь.

Будда

Дети о счастье

Завершить нашу беседу с цитатами великих людей о счастье я бы хотела на веселой ноте. Давайте почитаем, что об этом состоянии души думают дети. Они, как известно, никогда не ошибаются и попадают в самое сердце.

– Доченька, а ты загадала желание? Ведь сегодня Рождество, случаются чудеса.

– А у меня есть все. Я счастливая.

Дочь роется в шкафу.

– Маша, что ты потеряла?

– Счастье…

– Бабушка, поздравляю тебя, желаю счастья, здоровья, жилья!

– Спасибо, внученька! А жильё зачем? У меня же есть дом…

– Жилья – это значит долго жить.

Бабушка в ответ на проделки внука:

– Горе ты моё…

– Твоё горе, а мамино счастье.

На этой позитивной ноте хочу закончить наш разговор по душам. И с огромным удовольствием желаю всем читателям блога и самой Ирине большого, нескончаемого счастья!!! Пусть оно будет именно таким, как вы хотите, каким вы его рисуете на картине своего внутреннего мира!

Я благодарю Аню за все ее мысли и цитаты о счастье, которыми она с нами поделилась. Действительно по большому счету все великие сходятся в одном – счастье это состояние души. Его нельзя найти вовне, а можно только достичь этого состояния внутри себя. И на себе мы тоже ведь не раз уже это испытали. А теперь нужно только научиться постоянно быть в этом состоянии, и тогда наше счастье всегда будет с нами.

Р.Г.Апресян, О.В.Артемьева, П.А.Гаджикурбанова, А.В.Прокофьев

Грант 2008–2009

Проект был направлен на подготовку нового издания трактата Дж.Ст.Милля «Утилитаризм» с полным научным аппаратом. Поэтому исследование этического утилитаризма Милля велось в главным образом в направлениях, заданных общефилософским, историко-философским контекстами и структурой данного трактата. Эти направления в самом общем виде можно обозначить следующим образом: а) утилитаризм в истории философии; б) утилитаристская моральная философия, которая включает понятие морали, принцип пользы и его обоснование; в) нормативные и д) прикладные аспекты утилитаризма Милля.

Что же касается подготовки нового издания, то начатая в первый год проекта работа по редактрированию русского перевода «Утилитаризма» издания 1900 г. постепенно трансформировалась в осуществление нового перевода, необходимость которого стала очевидной не только из-за чрезмерного количества вольностей переводчика старого издания, которые неизменно вели к затеменению и искажению смысла миллевских рассуждений, но и допущенных переводчиком множеством пропусков. Работа по переводу была в существенной своей части проделана (60%), но осталась незавершенной.

Утилитаризм в истории философии. Одна из задач исследования состояла в выяснении места классического утилитаризма в истории моральной философии. Для ее решения были проанализированы основные понятия классической утилитаристской моральной доктрины, представленной И.Бентамом и Дж.С.Миллем; обозначены точки соприкосновения и линии различия утилитаризма Милля и античного эвдемонизма.

Классический утилитаризм является разновидностью гедонистического эвдемонизма и продолжает традицию моральной философии, идущей от Аристотеля и Эпикура, в которой мораль выводится из высшей цели человеческой деятельности, отождествляемой со счастьем и удовольствием. При всем различии данных учений между ними можно обнаружить не только наличие типологического сходства, но и следы прямого влияния.

Родство эпикурейства с утилитаризмом было отмечено самим Миллем — он прямо называет Эпикура «утилитарианским писателем» и ставит его в один ряд с Бентамом. Разрабатывая одну из фундаментальных проблем утилитаристской этики – проблему различения количественных и качественных параметров принципа удовольствия и оснований предпочтения высших удовольствий низшим, Милль настаивает на том, что интеллектуальные и моральные удовольствия в большей мере способствуют нашему счастью, чем сами по себе физические наслаждения. Ссылаясь на опыт такого рода различений в эпикурейской моральной доктрине, Милль добавляет, что превосходство разумных наслаждений над телесными состоит не только в простом наборе таких «косвенных признаков», как их длительность, надежность и др., о чем говорили эпикурейцы и Бентам. С точки зрения Милля более высокие удовольствия обладают еще и неким «внутренним достоинством» — качественными характеристиками, позволяющими предпочесть их низшим удовольствиям. При этом стоит отметить, что проблематика различения качественных и количественных градаций удовольствий не является изобретением утилитаризма — своеобразная форма эпикурейского истолкования этого вопроса представлена в трактате Цицерона «О пределах добра и зла» I 11,38; II 3,10. Речь идет о различении разного рода удовольствий не по интенсивности их проявления, а по их вариативности.

В родословную утилитаризма по некоторым основаниям может быть включена и моральная концепция Аристотеля. В этическом учении Аристотеля целью моральной деятельности, ее вершиной и высшим проявлением является достижение счастья (eudaimonia). Многие характеристики нравственного бытия, данные Аристотелем, предвосхищают миллевские: моральное благо человека и его счастье совпадают — человеческое благо представляет собой деятельность души сообразно добродетели, счастье также состоит в деятельности согласно добродетели; такого рода деятельность представляет собой цель-в-себе (она избирается ради самой себя). В то же время, в отличие от утилитаристкой этики, в аристотелевской доктрине моральное добро выступает не только как форма человеческой деятельности (активности), но и как характеристика определенного состояния души морального субъекта. Еще одно отличие заключается в том, что моральная философия Аристотеля не говорит о достижении наслаждения (удовольствии) и устранении страдания как о цели моральной активности человека, то есть как о счастье. В перипатетической традиции счастье есть вид деятельности души, соответствующий ее природному назначению (ее добродетели в античном смысле слова – arete). Оно может только сопровождаться соответствующими удовольствиями, хотя последние и придают ему полноту и совершенство.

Важнейшим мотивом утилитаристской этики, отличающим ее от эвдемонистических концепций Аристотеля и Эпикура, является социальная значимость предлагаемых ею моральных императивов. Отталкиваясь от психологических и антропологических свойств человеческой природы, от присущего всем людям стремления к удовольствию и счастью, классический утилитаризм формулирует представление о социальном и политическом назначении моральной философии, в которой высшей целью нравственной деятельности выступает не личная польза субъекта моральной жизни (эгоистический интерес), а стремление к общему счастью.

Одним из устойчивых стереотипов в отношении утилитаристской моральной доктрины является тезис о том, что Бентама интересовал исключительно количественный аспект принципа удовольствия, в то время как Милль, в отличие от него, сделал попытку выделить качественные параметры понятия наслаждения. И хотя такое представление об утилитаризме разделяется целым рядом современных исследователей, оно все же кажется чересчур категоричным[1]. Сравнительный анализ решения проблемы соотношения количественных и качественных характеристик удовольствий в концепциях Милля и Бентама показал, что пристальный интерес Милля к качественной стороне наслаждений и более фундаментальная, чем у Бентама, разработка этой моральной проблемы в его доктрине позволила ему синтезировать автономию объективных ценностей человеческой жизни негедонистического характера («духовное совершенство», самоуважение, красота, порядок и истина) с убежденностью в том, что только удовольствие может служить высшей целью человеческой деятельности.

Понятие морали. Во-первых, определяя мораль Милль, вслед за Бентамом, расширил ее пространство до сообщества чувствующих существ. Иными словами, мораль не ограничивается сообществом разумных существ, т.е. человечеством. Хотя этот тезис не получает развития в Миллем по существу, сам факт его выдвижения важен, особенно в перспективе дискуссий последней трети ХХ века вокруг дилеммы антропоцентризма и нонантропоцентризма в экологической этике. Во-вторых, Милль одним из первых, в истории философии, развивая юмовскую морально-философскую лексическую традицию, употребляет термин «мораль» для обозначения всей совокупности моральных явлений. В-третьих, в определении морали Милль (а) исходит из содержательно наполненного понимания ее смысла как целеполагания в отношении наибольшего возможного счастья, которое (б) реализуется благодаря правилам и предписаниям. Милль впервые предложил определение морали как системы правил и предписаний, и это понимание морали надолго закрепилось в новейшей философии.

К этому следует добавить, что нормативной регуляцией миллевская концепция морали не исчерпывалась. Система правил и предписаний связывалась Миллем с конечной (высшей) целью человека. Эта цель отражается в высшем моральном принципе, который также выступает своего рода регулятивом, «направляющим правилом человеческого поведения». Но само такое правило оказывалось возможным, потому что все люди стремятся к удовлетворению своих желаний, и счастье, или польза заключаются в удовольствии – чистом, длительном и непрерывном удовольствии. При этом утилитаризм – это теория, направленная против эгоизма, т.е. против такой точки зрения, согласно которой добро заключается в удо­влетворении человеком личного интереса. Приемлемость или неприемлемость в каждом конкретном случае получаемого удовольствия или выгоды определяется тем, содействуют ли они достижению высшей цели, т.е. общему счастью. На этом же основываются определения (оцен­ки) явлений и событий как хороших или дурных.

Милль придает большое значение общему принципу в морали, поскольку в ней, как в любых практических делах и в отличие от точных наук, господствует дедуктивный метод и частные положения выводятся из общих: оценки «хорошо» – «дурно» вытекают из знания добра и зла, а не наоборот. В задачу моральной философии входит прояснение и совершенствование моральных правил и убеждений.

Милль обоснованно полагал, что люди в конкретных ситуациях редко руководствуются главным нравственным принципом в своих действиях. Так же и в обосновании своих действий или при оценке других невозможно перескочить от частных ситуаций к верховному принципу. Главный моральный принцип конкретизируется в менее общих принципах второго уровня, или второстепенных принципах. И если брать моральные обязанности человека, то каждая из них соотнесена с второстепенными принципами. Таковы, например, принцип справедливости, правила «не вреди», «проти­водействуй несчастью», «соблюдай интересы ближних»; сюда же, по-ви­димому, Милль относит заповеди Декалога. Эти принципы не менее значимы для морали, чем основной принцип, а степень их обязательности ничуть не менее чем у основного принципа. Милль специально подчеркивает, что дело практически никогда не обстоит так, что люди при руководстве своими действиями обращаются прямо к главному принципу. Скорее, главный принцип поддерживает другие принципы, и они уже, в свою очередь, направляют поступки человека.

Сама эта двусоставная модель регуляции поведения восходит к учению Ф.Бэкона о разного уровня принципах мышления, на что Милль сам указывал в очерке об «Истории моральной науки» Р.Блэйки. В более позднем очерке об утилитаризме Бентама, как и в «Утилитаризме» Милль уточнял, что на практике люди обходятся второстепенными принципами и нередко даже понятия не имеют о существовании главного принципа. Однако в случае конфликта между различными второстепенными принципами возникает необходимость в более общем критерии для принятия решения, и тогда роль общего основания для его разрешения играет главный принцип. В таких случаях важно осознание главного принципа и правильное его понимание. Идея двусоставности морали более чем характерна для Милля. Как отмечает Р.Крисп, наряду с другими темами, такими как основание этики и этическое познание, обоснование утилитаризма, источники человеческого счастья, моральная мотивация и моральные санкции, тема основного и второстепенных принципов обсуждается Миллем во многих работах, начиная с ранних. В этической тематике Милля лишь тема справедливости получает развитие именно в «Утилитаризме»; в предыдущих же работах она фактически не затрагивалась.

Таким образом, структура морали, по Миллю, задается иерархией главного принципа (прин­ципа пользы) и производных, или второстепенных принципов, которыми, человек руководствуется в конкретных поступках.

Принцип пользы и его обоснование. С точки зрения Милля, без осознания и формулирования фундаментального морального принципа, или «верховного принципа нравственности», этика абсолютно бессмысленна, поскольку в отличие от других наук, частные истины в которых могут выявляться без обращения к первому принципу, определение того, что следует делать в конкретном случае без ссылки на фундаментальный моральный принцип, невозможно. Поэтому этика должна начинаться с формулирования этого принципа. А задача морального философа состоит в экспликации и обосновании данного принципа.

Вслед за своим непосредственным идейным предшественником и учителем Джереми Бентамом Милль в качестве фундаментального принципа морали рассматривает принцип пользы, или принцип наибольшего счастья наибольшего количества людей. Принцип пользы в утилитаризме не просто выражает смысл данной этической концепции, но и выступает в качестве нормативного принципа, на основании которого оцениваются поступки.

Несмотря на довольно сложные отношения с самим Бентамом и с его концепцией в разные периоды жизни, Милль никогда не сомневался в той ключевой мысли Бентама, что принцип пользы является «фундаментальной аксиомой» в моральной теории. Так же, как и Бентам, Милль определяет пользу, или счастье (для обоих эти понятия практически тождественны) через удовольствие и отсутствие страдания и отождествляет пользу, удовольствие и счастье. Существенное отличие позиций Бентама и Милля состояло в том, что для Милля чрезвычайно значимым было не столько количественное, сколько и качественное различение удовольствий. Критерий выбора между удовольствиями задает компетентный судья – человек, обладающий благородным характером, чувством собственного достоинства и имеющий способность к переживанию, как низменных, так и возвышенных удовольствий и не способный выбрать низкие удовольствия в ущерб возвышенным.

Концепция счастья, лежащая в основании принципа полезности, небезосновательно оценивалась исследователями утилитаризма Милля как внутренне противоречивая. С одной стороны, Милль вполне в духе Бентама настаивает на тождестве счастья и удовольствия. А с другой стороны, вводит множество конкретизаций и уточнений, которые оказываются разрушительными для исходного тезиса. В частности, из рассмотрения чувства достоинства как необходимого условия и одного из существенных компонентов счастья – настолько существенного, что оно может потребовать от человека отказа от низших удовольствий, а иногда и осознанного принятия на себя страданий, и все это не сделает его менее счастливым, – можно сделать вывод о том, что удовольствия составляют лишь часть счастья, и поэтому отождествление счастья и удовольствия некорректно.

Четвертая глава «Утилитаризма» Милля посвящена анализу того способа, посредством которого можно обосновать принцип пользы, и его особенностей.

Сложность обоснования утилитаризма в концепции Милля определялась несколькими обстоятельствами. С одной стороны, признанием необходимости доказательства первого принципа, с другой – эмпирической и индуктивистской установкой в отношении любого рода доказательства, а с третьей – убежденностью Милля в том, что вопросы о конечных целях не подлежат доказательству, если под доказательством понимать последовательный вывод от посылок к заключению. Для обоснования конечного морального принципа Милль считает возможным использовать доказательство в более широком смысле слова. Его можно описать как убеждение разумного человека посредством некоторых рациональных доводов, принимая которые он мог бы принять утилитаризм как достоверную этическую теорию, и как основания для принятия собственных моральных решений в жизненной практике. Разъясняя подход Милля к своеобразию обоснования принципа пользы, Роджер Крисп сравнивает его с тем способом, каким можно убедить находящегося в комнате человека в том, что за окном идет дождь, а именно – просто подвести к окну и дать ему возможность самому убедиться в том, что дождь действительно идет. С точки зрения эмпирика, данный способ убеждения если не тождественен доказательству, то вполне ему эквивалентен.

Для убеждения разумного человека в приемлемости для него принципа пользы Милль апеллирует к способности его желания. Если первые принципы знания – факты, могут быть установлены при непосредственном участии чувств и внутреннего сознания, то в случае первого морального принципа такой способностью является желание. И тогда обоснование принципа пользы должно состоять в демонстрации того, что люди в действительности желают счастья как своего собственного, так и общего и ничто другое предметом желания не является. Непонимание специфики характера обоснования в морали стало основанием для критики позиции Милля со стороны Дж.Э.Мура который воспринял миллевское обоснование принципа пользы именно в качестве доказательства в строгом смысле слова и обвинил Милля в простодушном совершении натуралистической ошибки.

Нормативные аспекты утилитаризма Милля. Концепция справедливости. В пятой главе трактата «Утилитаризм» Милль обращается к одной из ключевых для утилитаристской этики проблем – проблеме объяснения того неоспоримого факта, что в живом нравственном опыте центральное место занимает понятие «справедливость», которое не только отграничивается от общей (общественной) пользы, но и ограничивает возможности суммирования интересов разных людей. Обсуждая эту проблему, утилитарист может занимать следующие позиции. Во-первых, он может отрицать моральную значимость понятия «справедливость». Во-вторых, он может использовать понятие «справедливость» в качестве синонима максимальной суммированной пользы. В-третьих, он может объявить видимое противостояние справедливости и пользы результатом напряжения, возникающего между различными видами полезности. Первые две позиции резко противопоставлены преобладающему нравственному чувству. Вторая – нацелена на установление компромисса с ним, хотя и настаивает на его частичной коррекции.

Милль встает на последнюю из этих позиций. Для ее обоснования он принимает на вооружение двухчастную аргументацию. С одной стороны, он пытается показать, что обыденное понимание справедливости не является достаточно определенным для того, чтобы стать основой этической теории, которая способна конкурировать с утилитаризмом. С другой стороны, он пытается показать, что идея пользы и принципы справедливости выступают в качестве ценностного основания и нормативно-практических выводов из него. Эти аргументационные стратегии в значительной мере противоречат друг другу, что ведет к рассогласованности некоторых фрагментов трактата.

Первоначально Милль пытается показать, что не существует такого свойства, которое присутствовало бы во всех поступках (или положениях дел), вызывающих негативную реакцию со стороны обладателей чувства справедливости. Он делает вывод, что эти случаи не связывает между собой единая «умственная нить» [163]. А затем вводит утверждение о том, что справедливость характеризуется вполне доступными для артикуляции свойствами, среди которых основное – присутствие моральных прав, принадлежащих конкретному носителю и требующих безусловного уважения всех окружающих. Если в отношении какой-то нравственной нормы невозможно выявить конкретных лиц, права которых нарушаются ее неисполнением, то перед нами норма, которая относится к сфере морали, но не к сфере справедливости. Таковы предписания щедрости, великодушия, благотворительности [168–169]. Определившись с «умственной нитью», Милль предлагает свое понимание оснований идеи справедливости, которые являются утилитаристскими: в ее основе лежит такой общезначимый и ни с чем не сравнимый вид пользы, как обеспечение индивидуальной безопасности [175–176].

Стремление создать утилитаристскую теорию справедливости поставило Милля перед лицом нескольких проблем [164–166, 191], которые не только не решены, но даже не отрефлексированы в «Утилитаризме». Во-первых, он оказался перед лицом необходимости давать ответ на вопрос о том, как пользе удается быть и основанием справедливости, и внешним по отношению к ней критерием. На вторую функцию пользы Милль явственно указывает, обсуждая ограничения законодательного оформления норм морали и случаи правомерного нарушения обязанностей справедливости. Во-вторых, он ввел такое понимание роли правил в морали, которое прямо противоречит теории, доминирующей в первых главах трактата. Там правила всего лишь заменяют громоздкий утилитаристский расчет по каждому из типичных случаев. Их применение – вопрос удобства и выбора [126]. Однако в пятой главе моральные правила, в особенности, нормы справедливости, выступают основным критерием для выяснения оправданности действия. В рамках такого подхода утилитаристское рассуждение допустимо только на уровне обоснования норм, но не на уровне обоснования конкретных поступков.

Однако пятая глава «Утилитаризма» интересна не только тем, что она дает представление о миллевском решении проблемы «справедливость и польза». По ее содержанию можно установить, каким образом представления Милля о справедливости связаны с процессом изменения исходной дефиниции этого понятия, развернувшимся на рубеже XVIII–XIX столетий. Суть этого процесса состояла в смене статуса распределительной справедливости по отношению к иным ее видам: обменивающей и карательной. Для ранних новоевропейских философов, начиная с Г.Гроция и заканчивая А.Смитом, справедливость была сопряжена с правилами, которые гарантируют личную безопасность, собственность и соблюдение договоров, но не включала в себя правил распределения доходов и богатств. На смену этой парадигме пришло такое понимание справедливости, в рамках которого реализация распределительных целей играет не меньшую роль, чем обеспечение физической неприкосновенности личности, и заметно большую, чем сохранение устойчивой системы собственности и возможностей свободного обмена. Реализация правил справедливого распределения рассматривалась при этом как ключевая обязанность любого общества как коллективного целого. В пятой главе «Утилитаризма» Милль неоднократно демонстрирует свою готовность обсуждать распределение материальных ресурсов в категориях справедливости и несправедливости. Но, что еще более важно, он оформляет нормативную основу всех сфер и проявлений справедливости именно в виде распределительного принципа. Прямым выражением утилитаристского идеала в социальной практике Милль считает «высший… критерий социальной и распределительной справедливости», состоящий в равном отношении общества ко всем, кто имеет перед ним равные заслуги [188].

Прикладные аспекты утилитаризма Милля. Прикладная проблематика была исследована на материале обсуждения Миллем проблемы смертной казни. Решение Миллем данной проблемы обусловлено его пониманием публичной функции наказания как, во-первых, справедливого воздаяния ценой меньшего страдания и, во-вторых, как средство сдерживания преступности и способствование обеспечению общественной безопасности.

Результаты проекта отображены в публикациях:

* Артемьева О.В. Предисловие к публикации: Милль Дж.Ст. Речь в защиту смертной казни // Этическая мысль. Вып. 9 / под ред. А.А.Гусейнова. М.: ИФ РАН, 2009. С. 177–182.

* Милль Дж. Ст. Речь в защиту смертной казни // Этическая мысль. Вып. 9 / под ред. А.А.Гусейнова. М.: ИФ РАН, 2009. С. 183–192 (перевод О.В.Артемьевой).

* Гаджикурбанова П.А. Summum bonum в классическом утилитаризме // Этическая мысль. Вып. 10 / под ред. А.А.Гусейнова М.: ИФ РАН. С. 114–130.

* Прокофьев А.В. Идея справедливости в «Утилитаризме» Дж.С.Милля // Философия и культура. 2008, № 10. С. 118–133, № 11, С. 137–144.

* Прокофьев А.В. Трактат «Утилитаризм» Дж.С.Милля и возникновение идеи социальной справедливости // Проблемы этики: Философско-этический альманах: Вып. 2. М.: Современные тетради, 2009. С. 5–21.

 

---

[1] Убедительные свидетельства усилий самого И. Бентама дифференцировать и даже систематизировать различные, в том числе и качественные измерения удовольствий, построить их своеобразную типологию со ссылкой на основной труд Бентама приводятся в книге: Frederick Rosen. Classical Utilitarianism from Hume to Mill. London, 2003. P. 56–57, 176. Противоположная позиция представлена, например, в работе: Martha C. Nussbaum. Mill between Aristotle & Bentham // Daedalus,March 22, 2004.

Афоризмы про счастье

В счастье будь умерен, в несчастье разумен.
Периандр

До погребенья нельзя никого считать счастливым.
Солон

Пресыщение рождает наглость, когда человеку дурному выпадает на долю счастье и когда человек этот не обладает здравым умом.
Феогнид

Все люди стремятся только к счастью. Невозможно отклонить их от этого стремления и было бы опасно достигнуть этого. Сделать их добродетельными можно, только объединяя личную выгоду с общей.
Клод Гельвеций

Если бы счастье заключалось в телесных удовольствиях, то мы должны были бы называть счастливыми быков, когда те находят горох для еды.
Гераклит Эфесский

Избери себе друга; ты не можешь быть счастлив один: счастье есть дело двоих.
Пифагор Самосский

Счастье сопутствует не малодушным.
Не помогает счастье нерадивым.
Софокл

Неправильно заключать, что судьба сделала счастливым человека, пока жизнь его не завершилась.
Софокл

Счастлив тот, кто при малых средствах пользуется хорошим расположением духа, несчастлив тот, кто при больших средствах не имеет душевного веселия.
Демокрит

Стараясь о счастье других, мы находим свое собственное.
Платон

Счастье — на стороне того, кто доволен.
Аристотель

Ни у кого не бывает постоянного счастья.
Плавт Тит Макций

Ни у глупцов никто не бывает счастлив, ни у мудрецов никто не бывает несчастлив.
Цицерон Марк Туллий

Сущность счастливой жизни я целиком усматриваю в силе духа.
Цицерон Марк Туллий

Счастливее всех тот, кто зависит только от себя.
Цицерон Марк Туллий

Счастлив, кто умер, прожив свою жизнь непорочно.
Катон Марк Порций (Младший, или Утический)

Каждый кузнец своего счастья.
Саллюстий (Гай Саллюстий Крисп)

Не бывает счастья без червоточин.
Гораций (Квинт Гораций Флакк)

Нет ничего счастливого во всех отношениях.
Гораций (Квинт Гораций Флакк)

Начинания принесут одному трудную жизнь, другому же счастье.
Вергилий Марон Публий

Счастлив не тот, кто таким кому-то кажется, а тот, кто таким себя чувствует.
Публилий Сир

Счастье легче найти, чем сохранить.
Публилий Сир

Всякое благо делает счастливым того, кто им обладает.
Сенека Анней Старший

Счастлив, кто смело берет под свою защиту то, что любит.
Овидий

Не считай счастливым того, кто зависит от счастья.
Сенека Луций Анней (Младший)

Никогда счастье не ставило человека на такую высоту, чтобы он не нуждался в других.
Сенека Луций Анней (Младший)

Самый счастливый — тот, кому не нужно счастье.
Сенека Луций Анней (Младший)

Счастье и умеренность плохо уживаются друг с другом.
Валерий Максим

Если твое счастье находится во власти других людей, то ты непременно будешь бояться людей.
Эпиктет

На редкость счастливое время, когда можно думать, что хочешь, и говорить, что думаешь.
Тацит Публий Корнелий

Пока ты счастлив, у тебя есть друзья среди людей, есть друзья и среди богов; последние охотно выслушивают твои просьбы. Но случись с тобой несчастье, с тобой перестанут водить дружбу; с переменой счастья все разом становятся во враждебные отношения к тебе.
Лукиан

Ни один человек не счастлив, пока он не считает себя счастливым.
Марк Аврелий

Счастлив тот, у кого в собственной душе святая святых.
Марк Аврелий

Каждый сам находит свое счастье.
Неизвестный автор

Счастье непостоянно.
Неизвестный автор

Непорядочный человек не может быть счастливым.
Неизвестный автор

Никому еще свое счастье не казалось достаточным.
Неизвестный автор

Счастлив тот, кого чужая беда научает быть осторожным.
Неизвестный автор

Счастлив, кто умеет сожалеть о невозвратном.
Неизвестный автор

Счастливого пути и благополучного возвращения!
Неизвестный автор

Тем короче время, чем оно счастливее.
Неизвестный автор

Счастье, что само пришло к тебе, приносит проклятья, уходя.
Изречение индийского неизвестного автора

Кто счастья не ценил, тот близится к несчастью.
Ибн Сина (Авиценна)

Большего не может быть счастья, Чем несчастньм приносить счастье.
Насир Хосров

Двери этой обители: выход и вход.
Что нас ждет, кроме гибели, страха, невзгод?
Счастье? Счастлив живущий хотя бы мгновенье.
Кто совсем не родился — счастливее тот.
Омар Хайям

Если есть у тебя для жилья закуток —
В наше подлое время — и хлеба кусок,
Если ты никому не слуга, не хозяин —
Счастлив ты и воистину духом высок.
Омар Хайям

Чем за общее счастье без толку страдать —
Лучше счастье кому-нибудь близкому дать.
Лучше друга к себе привязать добротою,
Чем от пут человечество освобождать.
Омар Хайям

Часто случается, что человек считает счастье далеким от себя, а оно неслышными шагами уже пришло к нему.
Джованни Боккаччо

Те, кто не ищет счастья, найдут его быстрее других; ибо те, кто ищет счастье, забывают, что самый верный способ добиться счастья для себя — это искать его для других.
Мартин Лютер

Если бы человек хотел быть только счастливым, то это было бы легко, но всякий хочет быть счастливее других, а это почти всегда очень трудно, ибо мы обыкновенно считаем других счастливее, чем они есть на самом деле.
Мишель де Монтень

Счастье человеческое состоит вовсе не в том, чтобы хорошо умереть, а в том, по-моему, чтобы хорошо жить.
Мишель де Монтень

Кто не умеет пользоваться счастьем, когда оно приходит, не должен жаловаться, когда оно проходит.
Мигель де Сервантес Сааведра

Кому кто служит — мудрый, назови:
Любовь ли счастью, счастье ли любви.
Уильям Шекспир

Счастлив тот, кто, слыша хулу себе, может ею воспользоваться для исправления.
Уильям Шекспир

Счастье и без рулевого приводит иные ладьи к пристани.
Уильям Шекспир

Счастья целиком без примеси страданий не бывает.
Уильям Шекспир

Наслаждаться счастьем — величайшее благо, обладать возможностью давать его другим — еще большее.
Фрэнсис Бэкон

Истинное счастье состоит не в множестве друзей, а в достоинстве и свободе выбора.
Бенджамин Джонсон

А счастье — это деревенский дом,
От предков унаследованный нами,
Где мирным жизнь заполнена трудом;
Клочок земли, где мы с усердьем сами
Возделываем раннею весной
И не тревожимся за урожай ночами;
Жилище скромное, где в летний зной
Всегда спасительная сень прохлады
И греет пламя очага зимой.
Покой в душе — нет сладостней отрады:
Благословлять то, что дала судьба,
И от нее не ждать иной награды.
Хуан Мартинес де Хауреги-и-Уртадо де ла Саль

Мы смертными являемся на свет,
У смерти от рожденья мы во власти…
Но ты живи так, словно смерти нет,
И ты узнаешь, что такое счастье.
Хуан Мартинес де Хауреги-и-Уртадо де ла Саль

Дабы испытать истинное счастье, мы должны отправиться в очень далекую страну, подальше от нас самих…
Томас Браун

Так со смертными судьба порой играет:
То вознесет их вверх, то в пропасть низвергает.
И так устроен мир, что в счастье иногда
Уже заключена великая беда.
Пьер Корнель

Мудрец счастлив, довольствуясь немногим, а глупцу всего мало; вот почему почти все люди несчастны.
Франсуа де Ларошфуко

Мы менее стараемся быть счастливыми, чем казаться такими.
Франсуа де Ларошфуко

Обычно счастье приходит к счастливому, а несчастье — к несчастному.
Франсуа де Ларошфуко

Существует такая степень счастья и горя, которая выходит за пределы нашей способности чувствовать.
Франсуа де Ларошфуко

Счастливые люди неисправимы: судьба не наказывает их за грехи, и поэтому они считают себя безгрешными.
Франсуа де Ларошфуко

Счастье и несчастье мы переживаем соразмерно нашему себялюбию.
Франсуа де Ларошфуко

Счастье и несчастье человека в такой же степени зависят от его нрава, как и от судьбы.
Франсуа де Ларошфуко

Величайшее счастье, доступное человеку, — любовь — должно служить источником всего возвышенного и благородного.
Блез Паскаль

Все люди стремятся к счастью — из этого правила нет исключений; способы у всех разные, но цель одна… Счастье — побудительный мотив любых поступков любого человека, даже того, кто собирается повеситься.
Блез Паскаль

Счастье — не награда за добродетель, а сама добродетель; не потому мы наслаждаемся счастьем, что обуздали свои страсти, а наоборот, наслаждение счастьем делает нас способными обуздать их.
Бенедикт Спиноза

Наше счастье вовсе не состоит и не должно состоять в полном удовлетворении, при котором не оставалось бы ничего больше желать и которое способствовало бы отупению нашего ума, но в вечном стремлении к новым наслаждениям и новым совершенствам.
Готфрид Вильгельм Лейбниц

Большое препятствие для счастья — это ожидание слишком большого счастья.
Бернар Ле Бовье де Фонтенель

Счастье в своем полном объеме есть наивысшее удовольствие, к которому мы способны, а несчастье — наивысшее страдание.
Джон Локк

Человек — создание по меньшей мере недальновидное, особенно когда сам берется утверждать, что счастлив, или полагает, что может жить своим умом.
Даниэль Дефо

Счастливая жизнь измеряется не большим или меньшим числом солнц, которые мы лицезреем, не большим или меньшим числом вздохов, которые мы издаем, или же пищи, которую мы поглощаем, — но тем, хорошо ли мы жили, сделали ли свое дело и покинули ли этот мир с улыбкой на устах.
Антона Эшли Купер Шефтсбери

Истинное счастье по природе своей любит уединение; оно — враг шума и роскоши и рождается главным образом из любви к самому себе.
Джозеф Аддисон

Зачем говорить мне, что мое счастье не более как греза? Если даже оно греза, пусть дадут мне ею насладиться.
Джозеф Аддисон

Ложное счастье делает людей черствыми и гордыми, — это счастье никогда не сообщается другим. Истинное же счастье делает их добрыми и чувствительными, — это счастье всегда разделяется другими.
Шарль Луи Монтескье

Счастье есть лишь мечта, а горе реально.
Вольтер

Счастье не скрывается в чаще лесной, еще менее его можно найти у царей, его нет даже у мудреца: оно не составляет удела нашей короткой жизни. Нужно отказаться от него, но по крайней мере иногда можно обнимать его подобие.
Вольтер

Счастлив тот, кто считает себя счастливым.
Генри Филдинг

Ничто лучше не доказывает существования счастья, вытекающего из темперамента, чем то, что все мы знаем счастливых дураков, тогда как столько умных людей несчастны.
Жюльен Офре де Ламетри

Счастье увеличивается оттого, что им делишься с другими.
Жюльен Офре де Ламетри

Счастье заключается не столько в обладании, сколько в процессе овладения предметом наших желаний.
Клод Адриан Гельвеций

Счастье людей заключается в том, чтобы любить делать то, что они должны делать.
Клод Адриан Гельвеций

Счастье — ничто, если его не с кем разделить, и очень немногое, если оно не вызывает зависти.
Сэмюэл Джонсон

Единственное искусство быть счастливым — сознавать, что счастье твое в твоих руках.
Жан Жак Руссо

Если мы будем искать счастья, не зная, где оно, мы рискуем с ним разойтись…
Жан Жак Руссо

Жажда счастья никогда не иссякает в сердце человека.
Жан Жак Руссо

Самый счастливый человек тот, кто дарит счастье наибольшему числу людей.
Дени Дидро

Иные живут счастливо, сами того не зная.
Люк де Клапье Вовенарг

Счастье посещает нас в разных видах и почти неуловимо, но я чаще видел его среди маленьких детей, у домашних очагов и в деревенских домиках, чем в других местах.
Адам Смит

Скажем прямо: счастливо живет в свете только тот, кто полностью умертвил некоторые стороны своей души.
Никола Себастиан Шамфор

Со счастьем дело обстоит, как с часами: чем проще механизм, тем реже он портится.
Никола Себастиан Шамфор

Счастье вещь нелегкая: его трудно найти в себе самом и нелегко найти вне себя.
Никола Себастиан Шамфор

Счастье походит на слишком богатую и расточительную жену, которая разоряет семью, куда приносит богатое приданое.
Никола Себастиан Шамфор

Если бы когда-либо какой-нибудь Линней расположил животных в соответствии с их счастьем, довольством своим положением, то, видимо, некоторые люди оказались бы позади ослов и охотничьих собак.
Георг Кристоф Лихтенберг

Научиться достаточно наглядно представлять себе, что никто не является вполне счастливым, есть, возможно, ближайший путь к полному счастью.
Георг Кристоф Лихтенберг

А разве тот счастлив, кто счастлив один? Вообрази себе человека, который бы всю свою знатность устремил на то только, чтоб ему одному было хорошо, который бы и достиг уже до того, чтоб самому ему ничего желать не оставалось. Ведь тогда вся душа его занялась бы одним чувством, одной боязнию: рано или поздно сверзиться. Счастлив ли тот, кому нечего желать, а лишь есть чего бояться?
Денис Иванович Фонвизин

О сердце человеческое, что такое счастье твое? Загадочный момент, который мы безвозвратно теряем, лишь только успели приветствовать его.
Николаус Ленау

Счастлив тот, кто в черные дни сохранит чистоту сердца.
Шарль де Костер

Человек увеличивает свое счастье в той мере, в какой он доставляет его другим.
Иеремия Бентам

Действия не всегда приносят счастье; но не бывает счастья без действия.
Бенджамин Дизраэли

Цель всех человеческих усилий заключается в достижении счастья. Однако счастье не может быть достигнуто, им нельзя пользоваться, и обладание им нельзя обеспечить до тех пор, пока все люди не будут наслаждаться хорошим здоровьем и не приобретут подлинных знаний и богатства.
Роберт Оуэн

Проступок, хоть и может вызвать временное благополучие, никогда не приносит подлинного счастья.
Вальтер Скотт

Если мне уготовано ползти, буду ползти; если прикажут летать — полечу; но счастливым не буду ни за что.
Сидней Смит

Мы не знаем, что будет завтра; наше дело — быть счастливыми сегодня.
Сидней Смит

Нет у нас обязанности, которую бы мы так недооценивали, как обязанность быть счастливым.
Роберт Луис Стивенсон

Счастье — по крайней мере однажды — стучится в каждую дверь.
Уильям Хэзлитт

Счастлив тот, кто устроил свое существование так, что оно соответствует особенностям его характера…
Георг Вильгельм Фридрих Гегель

Тайна счастья заключается в способности выходить из круга своего «я».
Георг Вильгельм Фридрих Гегель

Я все больше и больше утверждаюсь в мысли о том, что наше счастье зависит куда более от того, как мы встречаем события нашей жизни, чем от природы самих событий.
Александр Гумбольдт

В отношении счастья невозможен никакой императив, который в строжайшем смысле слова предписывал бы совершать то, что делает счастливым…
Иммануил Кант

Опыт превозносит, как самого счастливого, того, кто принес счастье наибольшему количеству людей…
Карл Маркс

Прочное счастье — удел честного человека.
Новалис

Где нет стремления к счастью, там нет и стремления вообще. Стремление к счастью — это стремление стремлений.
Людвиг Андреас Фейербах

Первая твоя обязанность заключается в том, чтобы сделать счастливым самого себя. Если ты сам счастлив, то ты сделаешь счастливыми и других. Счастливый может видеть только счастливых кругом себя.
Людвиг Андреас Фейербах

Там, где нет различия между счастьем и несчастьем, между радостью и горем, там нет различия и между добром и злом. Добро — это утверждение; зло — отрицание стремления к счастью.
Людвиг Андреас Фейербах

Счастье есть состояние пассивности. Чем мы счастливее, тем мы пассивнее по отношению к объективному миру. Чем свободнее мы становимся, чем более приближаемся к разумности, тем меньше мы нуждаемся в счастье.
Фридрих Вильгельм Иозеф Шеллинг

Всякое ограничение осчастливливает. Чем уже наш кругозор, сфера действия и соприкосновения, тем мы счастливее; чем шире, тем чаще чувствуем мы мучения и тревогу. Ибо с расширением их умножаются и увеличиваются наши желания, заботы и опасения.
Артур Шопенгауэр

Есть одна только врожденная ошибка — это убеждение, будто мы рождены для счастья.
Артур Шопенгауэр

Тщетно ищет человек источник счастья вне себя; внутри его, в груди, — небо и ад и его судья.
Эрнст Экштейн

Стремление к счастью прирожденно человеку, поэтому оно должно быть основой всякой морали.
Фридрих Энгельс

…Если мы не уважаем в других того же стремления к счастью, они оказывают сопротивление и мешают нашему стремлению к счастью.
Фридрих Энгельс

Занимаясь самим собой, человек только в очень редких случаях, и отнюдь не с пользой для себя и для других, удовлетворяет свое стремление к счастью.
Фридрих Энгельс

…Стремление к счастью… нуждается больше всего в материальных средствах…
Фридрих Энгельс

…Только счастье есть мерка и поверка любви.
Виссарион Григорьевич Белинский

Покуда сам жив, счастье не умерло.
Александр Александрович Бестужев-Марлинский

Полного счастья нет с тревогой; полное счастье покойно, как море во время летней тишины.
Александр Иванович Герцен

Хронического счастья так же нет, как нетающего льда.
Александр Иванович Герцен

Счастливые часов не наблюдают.
Александр Сергеевич Грибоедов

Не может же русский человек быть счастлив в одиночку, ему нужно участие окружающих, а без этого он не будет счастлив.
Владимир Иванович Даль

Счастье есть дело судьбы, ума и характера.
Николай Михайлович Карамзин

И счастье многие находят Лишь тем, что хорошо на задних лапках ходят.
Иван Андреевич Крылов

Поверь мне — счастье только там, Где любят нас, где верят нам.
Михаил Юрьевич Лермонтов

…Величайшее счастье, доступное человеку, состоит в том, чтобы влюбиться в такую идею, которой можно
посвятить безраздельно все свои силы и всю свою жизнь.
Дмитрий Иванович Писарев

Счастье завоевывается и вырабатывается, а не получается в готовом виде из рук благодетеля.
Дмитрий Иванович Писарев

Высшее счастье обязывает душу.
Федор Михайлович Достоевский

Счастье не в счастье, а лишь в его достижении.
Федор Михайлович Достоевский

В здании человеческого счастья дружба возводит стены, а любовь образует купол.
Козьма Прутков

Если хочешь быть счастливым, будь им.
Козьма Прутков

Коэффициент счастия в обратном содержании к достоинству.
Козьма Прутков

Счастье подобно шару, который подкатывается: сегодня под одного, завтра под другого, послезавтра под третьего, потом под четвертого, пятого и т. д., соответственно числу и очереди счастливых людей.
Козьма Прутков

Счастье — как здоровье: когда его не замечаешь, значит, оно есть.
Иван Сергеевич Тургенев

У счастья нет завтрашнего дня, у него нет и вчерашнего, оно не помнит прошедшего, не думает о будущем, у него есть настоящее, — и то не день, а мгновение.
Иван Сергеевич Тургенев

Счастлив, кто посетил сей мир В его минуты роковые!
Федор Иванович Тютчев

Право на счастье составляет самое неотъемлемое право человека.
Константин Дмитриевич Ушинский

В жизни есть только одно несомненное счастье — жить для другого.
Николай Гаврилович Чернышевский

Личное счастье невозможно без счастья других.
Николай Гаврилович Чернышевский

Право жить и быть счастливым — пустой призрак для человека, не имеющего средств к тому.
Николай Гаврилович Чернышевский

Счастье создается из отдельных удовлетворений наших стремлений и желаний; оно, как цветы, которые мы встречаем и собираем рассеянно по пути жизни. Но как каждый идет своей дорогой, то и цветы он собирает только те, которые растут на его дороге. Поэтому у каждого свое счастье.
Николай Васильевич Шелгунов

Время для счастья — сейчас.
Роберт Грин Ингерсолл

Место для счастья — здесь.
Роберт Грин Ингерсолл

Способ быть счастливым — сделать счастливыми других.
Роберт Грин Ингерсолл

Счастье — единственное благо.
Роберт Грин Ингерсолл

Большинство людей счастливы настолько, насколько они считают себя счастливыми.
Авраам Линкольн

Большинство людей счастливы ровно настолько, насколько они к этому приспособлены.
Авраам Линкольн

Истинное счастье для нас — вещь отрицательная: она состоит в отсутствии бедствий.
Пьер Буаст

Многообразное определение счастья показывает, что оно нам незнакомо.
Пьер Буаст

Чтобы быть вполне счастливым, недостаточно обладать счастьем, надо еще заслуживать его.
Виктор Мари Гюго

Существуют тысячи способов быть счастливым, и те, которые не могут себе добыть спасения путем добродетели и науки, могут получить его с помощью путешествий, женщин, деятельной жизни и пьянства.
Жозеф Эрнест Ренан

Счастье в одиночестве — не полное счастье.
Александр Дюма (отец)

Стремление к радости, к счастью упорно, неистребимо, оно пустило глубокие корни в нашей душе.
Ги де Мопассан

Человек, посвятивший себя погоне за полным счастьем, будет несчастнейшим из людей.
Анна Луиза Жермена

Мое счастье было бы полным, если бы оно не являлось победой, — в чем единственно заключается счастье глупца.
Стендаль

Почти все несчастья в жизни происходят от ложного представления о том, что с нами случается. Следовательно, глубокое знание людей и здравое суждение о событиях приближают нас к счастью.
Стендаль

Я ничего не сделаю для своего личного счастья, пока не перестану страдать оттого, что плохо выгляжу в чьих-то глазах.
Стендаль

Быть дураком, эгоистом и обладать хорошим здоровьем — вот три условия, необходимые для того, чтобы быть счастливым. Но если первого из них не хватает, то остальные бесполезны.
Гюстав Флобер

На земле нет более желанного счастья, чем счастье чудной и долгой любви».
Морис Метерлинк

Обыкновенно нам недостает не самого счастья, а умения быть счастливым.
Морис Метерлинк

Всегда счастлив тот, у кого постоянно перед глазами что-то, чего он не может вполне понять, и что он, подвигаясь вперед, все больше и больше узнает…
Джон Рескин

Когда человек счастлив, он всегда хорош. Но не всегда хорошие люди бывают счастливы.
Оскар Уайльд

Со свободой, цветами, книгами и луной — разве можно не быть счастливым вполне.
Оскар Уайльд

Если когда-нибудь, гоняясь за счастьем, вы найдете его, вы, подобно старухе, искавшей свои очки, обнаружите, что счастье было все время у вас на носу.
Джордж Бернард Шоу

Мы не умеем пользоваться счастьем, если мы не насаждаем его, как не умеем пользоваться богатством, не заработав его.
Джордж Бернард Шоу

А на рассвете рассмеялся Заратус-тра в сердце своем и сказал насмешливо: «Счастье бегает за мной. Это потому, что я не бегаю за женщинами. А счастье — женщина».
Фридрих Ницше

Брат мой, если счастье сопутствует тебе, то у тебя только одна добродетель, и не более. Тогда легче идти тебе через мост.
Фридрих Ницше

Всяким маленьким счастьем надлежит пользоваться, как больной пользуется постелью: для выздоровления — и никак иначе.
Фридрих Ницше

…Лучше обезуметь от счастья, чем от неудач, лучше неуклюже танцевать, чем ходить прихрамывая.
Фридрих Ницше

На свете гораздо больше счастья, нежели сколько видят его затуманенные печалью глаза, если только считать верное и не забывать тех приятных минут, которыми бывает богат каждый день человеческой жизни, как бы тяжела она ни была…
Фридрих Ницше

Счастье мужчины зовется «Я хочу». Счастье женщины — «Он хочет».
Фридрих Ницше

Величайшее и самое продолжительное счастье проистекает из высшей человеческой деятельности, которая сродни божественному, т. е. деятельности разума, и в той мере, в какой человек имеет в себе некий божественный элемент, он будет осуществлять такую деятельность.
Эрих Фромм

Счастье — не какой-то божий дар, а достижение, какого человек добивается своей внутренней плодотворностью.
Эрих Фромм

Купленное счастье приносит лишь удовлетворение, добытое усилием — радостное возбуждение, и, поскольку радость быстро проходит, возникает стремление добиваться все большего счастья.
Джидду Кришнамурти (Алсион)

Счастье — в изменении, а не в обретении.
Джидду Кришнамурти (Алсион)

Счастье — это глаза, которые могут засориться пылинкой, и из них потекут слезы.
Генрик Сенкевич

Счастье… обширно и многогранно; лишенный возможности быть счастливым в одном, найдет свое счастье в другом.
Леонид Николаевич Андреев

Мы мало видим, знаем, А счастье только знающим дано.
Иван Алексеевич Бунин

Несчастные имеют более верное и точное представление о счастье.
Александр Валентинович Вампилов

Счастье — в предчувствии счастья.
Александр Валентинович Вампилов

Когда природа лишила человека его способности ходить на четвереньках, она дала ему, в виде посоха, — идеал! И с той поры он бессознательно, инстинктивно стремится к лучшему — все выше! Сделайте это стремление сознательным, учите людей понимать, что только в сознательном стремлении к лучшему — истинное счастье.
Максим Горький

Счастье начинается с ненависти к несчастью, с физиологической брезгливости ко всему, что искажает, уродует человека, с внутреннего органического отталкивания от всего, что ноет, стонет, вздыхает.
Максим Горький

Счастье с женщиной возможно лишь при условии полной искренности духовного общения.
Максим Горький

Хочешь ты счастья себе… Ну, оно скоро не дается… Его, как гриб в лесу, поискать надо, надо над ним спину поломать- да и найдя, гляди — не поганка ли?
Максим Горький

Счастье — это не жизнь без забот и печалей, счастье — это состояние души.
Феликс Эдмундович Дзержинский

В учебе, в труде, в науке, в беззаветном служении народу ты найдешь свое счастье.
Николай Дмитриевич Зелинский

За дверью счастливого человека должен стоять кто-нибудь с молоточком, постоянно стучать и напоминать, что есть несчастные и что после непродолжительного счастья наступает несчастье.
Антон Павлович Чехов

Какое это огромное счастье любить и быть любимым.
Антон Павлович Чехов

Счастлив, кто может жену любить, как любовницу, и несчастлив, кто любовнице позволяет любить себя, как мужа.
Василий Осипович Ключевский

Он слишком умен, чтобы быть счастливым, и слишком несчастлив, чтобы быть злым.
Василий Осипович Ключевский

Общий закон жизни есть стремление к счастью и все более широкое его осуществление.
Владимир Галактионович Короленко

Человек создан для счастья, как птица для полета.
Владимир Галактионович Короленко

Исключительное счастье человека — быть при своем постоянном любимом деле.
Владимир Иванович Немирович-Данченко

Да, конечно, счастье необходимо, но какое? Есть счастье — случай, — это бог с ним. Хотелось бы, чтобы счастье пришло, как заслуга.
Михаил Михайлович Пришвин

Нельзя поставить себе целью счастье: невозможно на земле личное счастье как цель. Счастье дается совсем даром тому, кто ставит какую-нибудь цель и достигает ее после большого труда.
Михаил Михайлович Пришвин

Счастье личности вне общества невозможно, как невозможна жизнь растения, выдернутого из земли и брошенного на бесплодный песок.
Алексей Николаевич Толстой

В жизни есть только одно несомненное счастье — жить для другого.
Лев Николаевич Толстой

В человека вложена потребность счастья; стало быть, она законна.
Лев Николаевич Толстой

И то, что мы называем счастьем, и то, что называем несчастьем, одинаково полезно нам, если мы смотрим на то и на другое, как на испытание.
Лев Николаевич Толстой

Есть два желания, исполнение которых может составить истинное счастье человека, — быть полезным и иметь спокойную совесть.
Лев Николаевич Толстой

Есть два рода счастья: счастье людей добродетельных и счастье людей тщеславных. Первое происходит от добродетели, второе от судьбы.
Счастье, основанное на тщеславии, разрушается им же: слава — злоречием, богатство — обманом. Основанное на добродетели счастье — ничем.
Лев Николаевич Толстой

Надо верить в возможность счастья, чтобы быть счастливым.
Лев Николаевич Толстой

Одно из первых и всеми признаваемых условий счастья есть жизнь такая, при которой не нарушена связь человека с природой, То есть жизнь под открытым небом, при свете солнца, при свежем воздухе; общение с землей, растениями, животными.
Лев Николаевич Толстой

Счастлив тот, кто счастлив у себя дома.
Лев Николаевич Толстой

Счастье есть удовольствие без раскаяния.
Лев Николаевич Толстой

Счастье не в том, чтобы делать всегда, что хочешь, а в том, чтобы всегда хотеть того, что делаешь.
Лев Николаевич Толстой

У самого злого человека расцветает лицо, когда ему говорят, что его любят. Стало быть, в этом счастье.
Лев Николаевич Толстой

Целью жизни должно быть счастье, иначе огонь не будет гореть достаточно ярко, движущая сила не будет достаточно мощной — и успех не будет полным.
Теодор Драйзер

Один раз в жизни счастье стучит в дверь каждого, но часто этот каждый сидит в соседнем кабачке и не слышит стука.
Марк Твен

Человек занят тем, от чего он ожидает счастья, но самое большое его счастье состоит в том, что он занят.
Ален

Если людям, снедаемым глубокой тоской, улыбается счастье, они не умеют скрыть этого: они набрасываются на счастье, словно хотят сжать его в объятиях и задушить из ревности.»
Альбер Камю

У нас не хватает времени быть самими собой. У нас хватает времени только на то, чтобы быть счастливыми.
Альбер Камю

Счастлив тот, кто умеет петь с душою чистой и открытой… Нужно уметь находить радость во всем: в небе, в деревьях, в цветах. Цветы цветут всюду для всех, кто только хочет их видеть.
Анри Матисс

Наше счастье — это лишь молчание несчастья.
Жюль Ренар

Не обязательно жить, но обязательно жить счастливо.
Жюль Ренар

Когда мы осмыслим свою роль на земле, пусть самую скромную и незаметную, тогда лишь мы будем счастливы.
Антуан де Сент-Экзюпери

Счастливой жизни нет, есть только счастливые дни.
Андре Терье

Счастье стремится быть «законным».
Макс Вебер

Счастлив, трижды счастлив человек, которого невзгоды закаляют.
Жан Анри Фабр

Наше счастье всегда в полете. Нет гнезда у него, только крылья.
Поль Элюар

Но и мертвые мы будем жить в частице нашего великого счастья; ведь мы вложили в него нашу жизнь.
Юлиус Фучик

Человек не может просто взять и сделаться счастливым.
Людвиг Витгенштейн

Абстракция противоположна счастью.
Эмманюэль Мунье

Желание быть счастливым означает следующее: страдание и желание избежать его.
Жорж Батай

Счастье всегда говорить «Да», без конца утверждать.
Морис Бланшо

Хочешь быть счастливым, не ройся в памяти.
Эмиль Мишель Чоран

Рубрика

Близкие темы

Популярные темы

Комментарии

Аристотель об избирательном счастье Текст научной статьи по специальности «Философия, этика, религиоведение»

Философская антропология 2018. Т. 4. № 1. С. 27-45 УДК 17.023.34 DOI: 10.21146/2414-3715-2018-4-1-27-45

ГРАНИ ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО БЫТИЯ

Роман ПАЛЕЕВ

Доктор юридических наук, доцент.

Российская академия адвокатуры и нотариата.

105120, Российская Федерация, Москва, ул. Малый

Полуярославский, д. 3/5;

e-mail: [email protected]

АРИСТОТЕЛЬ ОБ ИЗБИРАТЕЛЬНОМ СЧАСТЬЕ

Анналы древности актуализируют мечту человека о счастье, которое, раздробившись, представлено в тысячах учений: от утверждения бесконечного счастья, нескончаемого блаженства до полного его отвержения, от многочисленных определений этого состояния, отрицающих друг друга, вплоть до абсурда или уплощённого понимания жизни. Философы не обошли вниманием эту проблему. Они пытались отыскать формулу целостного постижения счастья. Они были убеждены в том, что ясное представление об этом состоянии может способствовать единению человечества, изменению ценностей и жизненных установок. Наиболее глубокую разработку этой темы находим у Аристотеля. Философ исследует разные грани этой проблемы. Он скрупулёзно разбирает всевозможные представления о счастье, выдвигает и отвергает те или иные взгляды на формулу счастья. Принцип фелицитарного порога в развитии человечества исходит из положения Аристотеля о том, что счастье, эвдемония, возможно только при определённых материальных условиях, говоря современным языком, при уровне жизни, достаточном для того, чтобы жить в достатке.

Ключевые слова: счастье, фелицитология, эвдемонизм, добродетель, этика, благо, страсть, благоразумие, порочность, деятельность

© Р. Палеев

Формула счастья

В XIX в. французский социолог Алексис де Токвиль отправился в Америку, чтобы изучить традиции и нравы этой страны. Он, в частности, хотел понять, почему в Америке демократическое общество оказалось либеральным [4, с. 227]? Одно из сильных впечатлений Токвиля: почему на фоне всеобщего благополучия так много меланхолически настроенных народов? Иначе говоря, богатство есть, а счастья нет. Разве процветание не приносит благополучия и наслаждения?

Человечество в своём становлении на протяжении огромного периода находилось в состоянии выживания и поэтому могло быть способно лишь на испытание кратковременных радостей. Но такое состояние ещё не отличало людей от животных и ставило их вне категории счастья. Выход на уровень стабильного существования позволил человеку испытывать разнообразные виды счастья и проявлять тем самым существенные стороны своей духовности. Стремление к повышению уровня жизни в обществе есть, скорее, стремление к созданию именно возможности счастья для как можно большего числа людей, так как эв-демоническое счастье зиждется на благополучии, но это благополучие ещё не есть само счастье.

Создание Аристотелем эвдемонизма как интегрального фелици-тарного учения, иерархизированного по отношению к благам, заложило системную основу науки о счастье. В античности зародились основные противостоящие друг другу фелицитарные направления — гедонизм и стоицизм, последний в расширенном варианте предложено именовать неонтологизмом. Христианство трансцендирует аристотелевский эвдемонизм, отказываясь от гедонистических мотивов в нём. Но под именем эвдемонизма выступают гедонисты XVIII в., что вносит дисбаланс в понимание деонтологической этики И. Канта, направленной против такого эвдемонизма, по сути, гедонизма. В отечественной философии, имеющей истоки в православии, учения напрямую не посвящены рассмотрению феномена счастья, но содержат основные фелицитарные идеи.

Даёт ли Аристотель в «Никомаховой этике» один определённый ответ на вопрос о том, что является счастьем для человека, или же следует говорить о двух противоречащих друг другу ответах? В первой книге «Никомаховой этики» он утверждает, что счастье для человека заключается в эвдемонии (блаженстве). Эвдемония же состоит в разумной добродетельной деятельности души. Исходя из контекста «Никомаховой этики», казалось бы, следует принять положение о многих добродетелях, однако в аналогичном месте «Эвдемовской этики» эвдемония определяется как деятельная полнота жизни, соответствующая полноте добродетели; причём очевидно, что добродетель — это нечто скорее цельное, нежели род, содержащий виды.

Аристотель выделял первую (высшую) эвдемонию, которая связана с дианоэтическими добродетелями. В шестой книге «Никомаховой этики» говорится, что человек, обладающий практической мудростью, необходимо обладает всеми этическими добродетелями [3, с. 190]. Однако в той же шестой книге приводится положение о существовании двух главных, относящихся к разумной деятельности, добродетелей: практической мудрости и теоретической мудрости [3, с. 281]. И хотя принято считать, что для Аристотеля не все философы суть хорошие люди и не все хорошие люди суть философы, в десятой книге он называет счастьем исполненную добродетелью теоретическую деятельность.

С авторами нескольких работ об этике Аристотеля полемизирует

B. Харди [17]. Ссылаясь на техническую терминологию Дж. Акрилла, он различает «первую» и «вторую» эвдемонии, т. е. основанные на добродетелях теоретической и практической мудрости. По общему мнению

C. Кларка, Дж. Купера и Дж. Акрилла, исследователь Аристотеля испытывает вполне законную неудовлетворённость, если у него нет концепции взаимосвязи обеих эвдемоний. При этом Кларк полагает, что в его возможностях дать необходимые объяснения, и смысл их состоит в том, что добродетельная жизнь прокладывает путь к познанию бога, а знание бога учит нас правильно действовать в мире. Однако В. Харди представляется недопустимым такое приведение к общему знаменателю добродетели философа и добродетели горожанина. Он задаётся вопросом: каким образом опыт созерцания божественной природы, единой, простой и неизменной, может преобразоваться в некую интеллектуальную интуицию, способствующую человеку в его работе биолога или государственного деятеля?

В. Харди согласен с положительным ответом С. Кларка на вопрос о том, предлагал ли Аристотель в следующих книгах «Никомаховой этики» последовательно развить положения первой книги, и если это так, то был ли он прав, считая такое развитие последовательным. С предложенной Акриллом интерпретацией понятия «предельной добродетели», в которой тот отвергает идентификацию этого понятия с приводимым в десятой книге положением о том, что эвдемония есть «соответствие высшей добродетели», Харди не согласен. В данном случае он разделяет мнение Купера, утверждающего, что «предельность» здесь имеет не «включительный», а «исключительный» смысл.

Однако в отличие от Дж. Купера, считающего, что в десятой книге прямо рекомендуется всем и каждому фанатически посвящать себя метафизике, В. Харди останавливается на том, что Аристотель последовательно имеет в виду два рода совершенной деятельности, из которых один, теоретический, несомненно, предпочтительней, и в той или иной мере смешение с практическим всегда необходимо для достижения эв-демонии. Но образ жизни, в котором этот род действительно главенствует, Аристотель рекомендовал лишь тем, кому это позволяет наличие способностей к мышлению и благоприятность внешних обстоятельств.

Аристотель считал, что у раба не может быть счастья. Он выдвинул теорию о естественном превосходстве эллинов («свободных по природе») над «варварами» («рабами по природе») и об оправданности господства первых над вторыми. Отнесение рабов в разряд людей низшей категории и даже в разряд одушевлённых предметов связано также с концепцией Аристотеля о сущности человека как социально-политического существа. Для него человек вне общества (племени, общины, государства) — это бог или животное. Но так как рабы представляли собой иноплеменный, пришлый, элемент в полисе, лишённый гражданских прав, то и получалось, что рабы — это вроде бы и не люди. По этим воззрениям, раб становится человеком, только обретя свободу.

В вопросе о том, что есть счастье, отмечает Аристотель, возникает расхождение, и большинство даёт ему иное определение, нежели мудрецы.по1а), восхищаются теми, кто рассуждает о чём-нибудь великом и превышающем их [понимание]» [3, с. 57]. Соответственно, по Аристотелю, большинство людей, которых можно считать весьма грубыми, подразумевают под благом и счастьем удовольствие, и потому для них желанна жизнь, полная наслаждений.

Для всего, что делается, размышляет Аристотель, есть некая цель. Целей несколько, но только одна является конечной, т. е. совершенной, она и будет искомым благом. Это цель, которую мы «избираем всегда саму по себе и никогда как средство» [3, с. 62].

Принято считать, уточняет Аристотель, что прежде всего такой целью является счастье. Ведь мы всегда выбираем ради него самого и никогда ради чего-то другого, в то время как почёт, удовольствие, ум и всякая добродетель избираются не ради них самих. Они представляются нам средствами к достижению счастья. Счастье же никто не избирает ни ради этих благ, ни ради чего-то другого. Мы считаем, что счастье больше всех благ достойно избрания, но всё же оно не стоит в одном ряду с другими. «Итак, счастье как цель действий — это, очевидно, нечто совершенное, [полное, конечное] и самодостаточное» [3, с. 63].

Рассуждение о счастье предполагает, что мы уже знаем, что это такое. Впрочем, называть счастье высшим благом кажется чем-то общепризнанным, но непременно нужно отчётливее определить и его суть [3, с. 30]. Здесь Аристотель снова сталкивается с множеством мнений. Одним счастьем кажется добродетельность, другим — рассудительность, третьим — известная мудрость, а иным — всё это вместе или что-нибудь одно в соединении с удовольствием. Есть и такие, что включают в понятие счастья и внешнее благосостояние.

Одни из этих воззрений широко распространены и идут из древности, другие же разделяются немногими, однако знаменитыми людьми [3, с. 67]. Аристотель считает, что обсуждать все мнения бесполезно. Достаточно обратиться к тем суждениям, которые имеют известные основания. «Мы не должны, — пишет Аристотель, — упускать из виду, что рассуждения, отправляющиеся от начал и приводящие к началам, различны» [3, с. 67].

Счастье — это благо

Аристотель в «Никомаховой этике» разделил блага человеческой жизни на три группы: внешние, духовные и телесные [3, с. 56]. К классификации человеческих потребностей обращались многие философы. Они пытались развести то, что относится собственно к человеку, и то, что он обретает в погоне за ложными фетишами. С этой точки зрения уместно вспомнить, что А. Шопенгауэр, обращаясь к истолкованию человеческого бытия, сводил различия между людьми к трём основным категориям.

1. Что есть индивид в самом широком смысле слова. Сюда относятся, следовательно, здоровье, сила, красота, темперамент, нравственный характер, ум и его развитие.

2. Что имеет индивид — т. е. всякого рода собственность и владение.

3. Чем индивид представляется. Под этим выражением, как известно, понимают, каков он в представлении других, т. е., собственно, как они его представляют… [16, с. 262].

Аристотель оценивает счастье как прекрасное благо: «Счастье это высшее и самое прекрасное благо, доставляющее величайшее удовольствие» [3, с. 67].

Итак, определение Аристотеля совпадает с мнением тех, кто понимает счастье как добродетель или как какую-то определённую добродетель, потому что добродетели как раз присуща деятельность сообразно добродетели. И может быть, по мнению Аристотеля, немаловажно следующее различение: понимать ли под высшим благом обладание добродетелью или применение её, склад души или деятельность. Ведь может случиться так, что имеющий склад души не исполняет никакого блага — скажем, когда человек спит или как-то иначе бездействует, — а при деятельности это невозможно, ибо оно с необходимостью предполагает действие, причём успешное.

Но для счастья, согласно Аристотелю, нужны внешние блага. В самом деле, как совершать прекрасные поступки, не имея никаких средств? Ведь многие поступки совершаются с помощью друзей, богатства и влияния в государстве, словно с помощью орудий, а лишение иного, например благородного происхождения, хорошего потомства, исключает блаженство. Ибо едва ли счастлив безобразный с виду, дурного происхождения, одинокий и бездетный; и должно быть, ещё меньше можно

быть счастливым, если дети и друзья отвратительны или если были хорошие да умерли. А потому для счастья нужны, видимо, и такого рода благоприятные обстоятельства. Именно поэтому некоторые отождествляют со счастьем удачу, тогда как другие — добродетель.

Эти рассуждения Аристотеля житейски достоверны, но небезупречны. Счастье едва ли не напрямую выводится из внешних обстоятельств. Речь в основном идёт о материальном благополучии. Интересно, как в этом контексте Аристотель прокомментировал бы содержание романа В. Гюго «Собор Парижской богоматери»? Ведь Квазимодо уродлив, одинок, но находит счастье в любви. Конечно, это романтическое произведение, но оно противоречит рассудочному прагматизму.

Аристотель также ставит вопрос: можно ли считать счастьем результат обучения, приручения или ещё какого-то упражнения? Наконец, не является ли оно просто удачей? «Конечно, если вообще существует какой-нибудь дар богов людям, весьма разумно допустить, что и счастье дарится богами, тем более что это наилучшее из человеческих благ» [3, с. 68]. Даже если счастье не посылается богами, а является плодом добродетели и своего рода усвоения знаний или упражнения, оно всё-таки, по мнению Аристотеля, относится к самым божественным вещам, ибо наградою и целью добродетели представляется наивысшее благо и нечто божественное и блаженное.

«В то же время [счастье] — это нечто общее для многих, ведь благодаря своего рода обучению и усердию (ер1ше1е1а) оно может принадлежать всем, кто не увечен для добродетели. А если быть счастливым так лучше, чем случайно, то разумно признать, что так и бывают [счастливыми], коль скоро сообразному с природой свойственно иметь состояние наипрекраснейшее из возможных, так же как и сообразному с искусством и со всякой причиной, а особенно <сообразному> с наилучшей. Предоставлять же случаю самое великое и прекрасное было бы слишком опрометчиво» [3, с. 68-69], — полагает Аристотель.

Античный философ вновь возвращается к определению счастья как деятельности души сообразно добродетели. «Мы, стало быть, разумно, — рассуждает Аристотель, — не называем счастливым ни быка, ни коня и никакое другое животное, ведь ни одно из них не может оказаться причастным такой деятельности. По той же причине и ребенок не является счастливым, ибо по возрасту он еще не способен к таким поступкам (оуро ргаШкоэ), а кого из детей так называют, тех считают блаженными, уповая на будущее. Ведь для счастья, как мы уже сказали, нужна и полнота добродетели, и полнота жизни. А между тем в течение жизни случается много перемен и всевозможные превратности судьбы, и может статься, что самого процветающего человека под старость постигнут великие несчастья, как повествуется в троянских сказаниях о Приаме; того же, кто познал подобные превратности судьбы и кончил [столь] злосчастно, счастливым не считает никто» [3, с. 69].

Как же тогда называть человека счастливым, если неизвестно, чем закончится его жизнь? Выходит, замечает Аристотель, тогда вообще никого не следует называть счастливым. Разве только, если человек умер. Если же мы не называем умершего счастливым, то без ошибки признать человека блаженным можно, лишь когда он уже вне зол и несчастий. «Взирать на конец» — мысль Солона — означает иметь в виду не просто конец жизни, но её внутреннюю наполненность, осуществлённость цели. «Действительно, можно допустить, что у человека, прожившего в блаженстве до старости и соответственно скончавшегося, происходят многочисленные перемены, связанные с его потомками, причём одни из потомков добродетельные и добились достойной жизни, а у других всё наоборот. Ясно также, что потомки могут быть в самых разных степенях родства с предками. Однако было бы, разумеется, нелепо, если бы умерший переживал перемены вместе с потомками и становился то счастливым, то снова злосчастным, но нелепо также допустить, что [удел] потомков ни в чём и ни на каком отрезке времени не оказывает влияния на предков» [3, с. 70].

После этих рассуждений Аристотель ставит вопрос: может быть, следовать за превратностями судьбы отнюдь неправильно? Ведь хорошее или плохое зависит не от них. Для счастья же главное — деятельность сообразно добродетели, а противоположные деятельности — для противоположного счастью. Действительно, ни в одном из человеческих дел не заложена такая основательность, как в деятельностях сообразно добродетели. Аристотель считает, что случайностей бывает много, и они различны по значению, ясно, что незначительные счастливые случаи, точно так же как и соответствующие несчастливые, не оказывают на жизнь решающего влияния. Истинно добродетельный здравомыслящий человек умело переносит все превратности судьбы и всегда совершает самые прекрасные из возможных в данном случае поступков.

Истинная благодать или то, что ценится?

Аристотель задумывается: относится ли счастье к вещам, заслуживающим похвалы, или, скорее, к тому, что ценится? Между тем все заслуживающие похвалы, очевидно, заслуживают её за известное качество. Ведь мы хвалим правосудного и мужественного и вообще добродетельного. Тогда ясно, что наилучшим вещам пристала не похвала, но нечто большее и лучшее. Никто ведь не хвалит счастье так, как правосудие, но, видя в нём нечто более божественное и лучшее, почитают его блаженством. Счастье — это начало в том смысле, что все мы ради него делаем всё остальное, а такое начало и причину благ мы полагаем чем-то ценимым и божественным.

Человеческой добродетелью Аристотель считает добродетель не тела, но души, а счастьем называет деятельность души. Ни одна из нравственных добродетелей не является врождённой для человека, ибо всё природное не может приучаться к чему бы то ни было. Например, камень, который по природе падает вниз, не приучишь подниматься вверх. Следовательно, добродетели существуют в нас не от природы и не вопреки природе, но приобрести их для нас естественно, а благодаря приучению мы в них совершенствуемся.

Если добродетели связаны, по мысли Аристотеля, с поступками и страстями и всякий поступок сопровождается удовольствием или страданием, то уже поэтому, вероятно, добродетель связана с удовольствием и страданием. Это показывают и наказания, ибо это своего рода лекарства. Добродетели определяют даже как некое бесстрастие и безмятежность. Следовательно, добродетель — это способность поступать наилучшим образом во всём, что касается удовольствий и страданий, а порочность — это её противоположность.

Итак, договоримся, что (нравственная) добродетель имеет дело с удовольствиями и страданиями, что она возрастает благодаря тем поступкам, из-за которых она возникла. В душе, по Аристотелю, есть три вещи: страсти, способности и устои. Добродетель, видимо, соотносится, по словам античного мыслителя, с одной из этих трёх вещей. Страстями, или переживаниями, философ называет влечение, гнев, страх, отвагу, злобу, радость, любовь, ненависть, тоску, зависть, жалость — вообще всё, чему сопутствуют удовольствия или страдания. Способности — это то, благодаря чему мы считаемся подвластными этим страстям, благодаря чему нас можно, например, разгневать, заставить страдать или разжалобить. Нравственные устои — это то, в силу чего мы хорошо или дурно владеем страстями, например гнев: если гневаемся бурно или вяло, то владеем дурно, если держимся середины, то хорошо. Точно так же и со всеми остальными страстями.

Аристотель имеет в виду нравственную добродетель, ибо она сказывается в страстях и поступках, а тут и возникает избыток, недостаток или середина. Так, например, в страхе и отваге, во влечении, гневе и сожалении и вообще в удовольствии и страдании возможно и «больше», и «меньше», а то и другое нехорошо. «Добродетель, следовательно, есть некое обладание серединой, во всяком случае, она существует постольку, поскольку её достигает» [3, с. 86].

Однако не всякий поступок и не всякая страсть допускает середину, полагает Аристотель, ибо у некоторых страстей в самом названии выражено дурное качество, например: злорадство, бесстыдство, злоба, а из поступков — блуд, воровство, человекоубийство. Мужество — это обладание серединой между страхом и отвагой. Названия для тех, у кого избыток бесстрашия, нет (как и многое не имеет имени), а кто излишне отважен — смельчак, и кто излишне страшится и недостаточно

отважен — трус. «Больше всего надо во всем остерегаться удовольствия и того, что его доставляет, потому что об этих вещах мы судим крайне пристрастно. А значит, именно то, что испытали в Елене старейшины [троянского] народа, и нам надо испытывать к удовольствию и при всех обстоятельствах повторять их речи, ибо если мы сможем так, как они, отдалить от себя удовольствие, то меньше будем совершать проступки» [3, с. 93].

По справедливому замечанию Аристотеля, добродетель, так же как и порочность, зависит от нас самих. Люди сами виноваты, что стали такими от вялой жизни, так же как сами бывают виноваты, что делаются неправосудными или распущенными: одни, делая зло, другие, проведя время в попойках и тому подобных занятиях, создают людей определённого рода. И не только пороки души произвольны, но в некоторых случаях пороки тела тоже. Каждый человек в каком-то смысле виноват в своих собственных злых делах, полагая, что благодаря им ему достанется наивысшее благо.

Аристотель задаётся вопросом: почему добродетель более произвольна, нежели порочность? Ведь для того и другого, т. е. для добродетельного, так же как и порядочного, цель по природе, как бы то ни было, явлена и установлена, а с этой целью соотносит всё остальное, какие бы поступки ни совершали. Поэтому, видится ли цель каждому человеку такой или инакой не по природе, но есть в этом что-то от него самого, или цель дана природой, но всё остальное добропорядочный человек делает произвольно. Соответственно и у порочного есть самостоятельность, если не в целях, так в поступках.

Далее, философ задумывается, с какого рода удовольствиями связано благоразумие. Различаются удовольствия тела и души. Возьмём, скажем, честолюбие и любознательность. «…В обоих случаях человек наслаждается тем, что ему приятно, причём тело ничего не испытывает, но, скорее, мысль. В связи с такими удовольствиями ни благоразумными, ни распущенными не называются. Равным образом не называются так и те, кто имеет дело с прочими удовольствиями, которые не являются телесными: ведь болтливыми, а не распущенными мы называем тех, кто любит послушать и порассказывать и проводит дни, судача о происшествиях; не называем мы так и тех, кто страдает из-за потери имущества или из-за близких» [3, с. 115-116].

По мнению Аристотеля, благоразумие, пожалуй, связано с телесными удовольствиями, но и с телесными не со всеми. Кто наслаждается созерцанием, например, красок и линий картины, не называется ни благоразумным, ни распущенным, а тот, кто наслаждается этим как должно, благоразумными. То же справедливо и для удовольствия слуха: тех, кто чрезмерно наслаждается пением или лицедейством, никто не назовёт распущенными, а тех, кто наслаждается этим как должно, благоразумными.

Кто недостаточно ищет удовольствий, противоположен распущенному. Соответственно, по мысли Аристотеля, распущен тот, кто избегает телесных страданий не потому, что уступает сильному влечению к удовольствию, а по сознательному выбору. Из тех, в ком сознательного выбора нет, одного ведёт удовольствие, а другого — то, что он избегает страдания от влечения, значит, между ними есть разница.

«Понять удовольствие и страдание — задача для философствующего о государственных делах, кто словно зодчий воздвигает [высшую] цель, взирая на которую мы определяем каждую вещь как зло или как благо в безотносительном смысле» [3, с. 211]. Аристотель поставил нравственную добродетель в связь с удовольствием и страданием. А о счастье, подмечает философ, почти все говорят, что оно сопряжено с удовольствием.

И так, согласно Аристотелю, одним кажется, что никакое удовольствие не является благом ни само по себе, ни случайным образом, так как благо и удовольствие — вещи не тождественные. Другие считают, что некоторые удовольствия благие, но что большинство — дурные. Есть ещё и третье из мнений: даже если все удовольствия представляют собою благо, всё-таки невозможно, чтобы высшее благо было удовольствием. Стало быть, мнение, что удовольствие в целом не есть благо, основано на том, что всякое удовольствие — это чувственно воспринимаемое становление, восполняющее естество, а между тем никакое становление не бывает родственно целям, так как, скажем, никакое строительство дома не родственно готовому дому.

Кроме того, благоразумный избегает удовольствий. Рассудительный ищет свободы от страдания, а не то, что доставляет удовольствие. Удовольствия — это препятствие для рассудительности, причём препятствие тем большее, чем больше сами удовольствия, как, например, удовольствие от любовных утех, ведь предаваясь им, никто, пожалуй, не способен что-нибудь понять умом. Кроме того, не существует никакого искусства удовольствия, в то время как всякое благо — дело искусства. Мнение, что не все удовольствия добропорядочные, основано на том основании, что бывают удовольствия постыдные и порицаемые и к тому же вредоносные, так как среди удовольствий бывают и нездоровые. Мнение, что высшее благо не является удовольствием, основано на том, что удовольствие не цель, а сам процесс становления.

Аристотель приходит к убеждению, что удовольствие не есть ни благо, ни высшее благо. Нет оснований, чтобы существовало что-то другое, лучшее, нежели удовольствие, в таком же смысле, в каком цель, по утверждению некоторых, лучше становления. Вот почему, согласно Аристотелю, неправильно говорить, будто удовольствие — это воспринимаемый чувствами процесс становления.

Счастье — понятие избирательное

Согласно Аристотелю, в основе этики лежит наука о человеке. Психология изучает природу человека. Отсюда этика — это прикладная психология. Изучающему этику так же, как и начинающему политику, «нужно в известном смысле знать то, что относится к душе, точно так, как, возна-меревшись лечить глаза, [нужно знать] всё тело. А выдающиеся врачи много занимаются познанием тела» [3, с. 74-75].

Аристотель решительно отвергал ключевую для Платона концепцию, согласно которой только добродетель создаёт счастье. По Аристотелю, одного счастья недостаточно, счастливый человек должен иметь возможность счастливого выбора из всех видов деятельности, которые ведут к добродетели, а это значит, что выбор определяется не одним только знанием, но и самими выбирающим. Однако, отрицая теоретический выбор в понимании Аристотеля, Платон настаивал на том, что в практической жизни люди действительно имеют возможность выбора, а также несут строгую ответственность за свои ошибки в выборе и подвергаются за это наказанию. Таким образом, разногласия в вопросах теории нейтрализуются при переходе к практическим вопросам.

Если в трудах Платона можно найти утверждение о том, то формы блага являются источником и творцом бытия и счастья, то Аристотель решительно отвергал эту идею. Платон утверждал, что добродетель обязательно приносит счастье и что для добродетельного человека счастье существует независимо от всего остального — здоровья, красоты, силы, талантов, богатства и доходов. В трактовке Аристотеля деятельность души, устремлённая к добродетели, сочетается в счастливой жизни с удовольствием, досугом, благосостоянием, удачей и другими благами, присущими человеку или обретёнными ими во внешнем мире.

Всякого рода наслаждение, считал Аристотель, предполагает какую-то активность, т. е. применение той или иной силы, и без этого существовать не может. Это аристотелевское учение, что счастье человека состоит исключительно в беспрепятственном пользовании, своей главной способности, передаёт также античный философ Стабей в изложении перипатетической этики: «Счастье есть согласная с доблестью деятельность в поступках, ведущих к желаемому». При этом поясняется, что доблесть есть всякое совершенство.

Счастье, являющееся целью человека, достигается в результате деятельности и прекрасных поступков, а не является пассивным обладанием, неизменным даром или состоянием сознания. Аристотель использовал аналогию с Олимпийскими играми. «Подобно тому как на олимпийских состязаниях, — говорил он, — венки получают не самые красивые и сильные, а те, кто участвуют в состязании (ибо победители бывают из их числа), так в жизни прекрасного и благого достигают те, кто совершает правильные поступки» [цит. по: 10, с. 31].

Свободный, разумный и деятельный (созерцательный) человек добродетелен и, следовательно, счастлив. Здесь перед нами объективные ценностные суждения, имеющие антропоцентрический, или гуманистический, характер, выведены на основе понимания человеческой природы и человеческой деятельности.

Современные представления о счастье

Счастье — понятие трудноизмеримое. Оно всегда субъективно. Недаром И. Кант заметил, что счастье есть идеал не разума, а воображения. Содержание счастья обусловливается не только аксиологическим полем философских идей, распространённых в обществе определённой эпохи, но и теми представлениями о счастье, которые бытуют в социуме и выражены в различных формах: в законах, в художественном и литературном творчестве и пр. Содержание счастья, таким образом, сопрягается с пониманием высшего блага, но не всякое переживание счастья является собственно ценностным, аксиологическим, переживанием. В данном случае следует выявить характер сопряжения переживания счастья с ценностью.

Предметом (объектом) счастья становятся те или иные ценности, которые в реальности представлены в виде объектов и к которым приковано внимание на экзистенциальном уровне (ментальные аттракторы). Предмет идеального счастья представляет собой высшую ме-тацель, которая в плане выживания лежит в мире реальном. Но если преодолён даже минимальный порог выживания, то, например, аскетам достаточно и этих условий для дальнейших поисков деонтологи-ческого или творческого счастья. В обыденной ментальности предмет счастья иногда совмещается с фактором счастья, в философском понимании — с категорией блага, систематизация которого составляет основу аксиологии.

Мировоззренческая функция счастья реализуется благодаря не только его наличию во взглядах человека и общества, но и активному влиянию на формирование мировоззрения в целом. Сама категория счастья, как показал компаративный метод ментальных аттракторов, является ментальным аттрактантом, т. е. притягивает к себе другие понятия, оказывая влияние на формирование всего мировоззрения.

Регулятивная функция счастья часто используется для управления массами и отдельным человеком: созданием в обществе определённых ценностных установок, системы поощрения, норм и образцов. При сознательном отношении к своему счастью можно избежать такого регулирования со стороны, что невыгодно для тех, кто ставит под контроль деятельность других людей. Здравая политика может воспрепятствовать злоупотреблению регулятивной функцией счастья в обществе.

Аристотелевское понимание счастья как высшей цели соотносит его с остальными началами сущности в её высшем проявлении. В системе категорий идеальное счастье представляет собой абсолютное понятие, реальное счастье — сравнительное понятие и, соответственно, подвергается квантификации при моделировании. В рамках философско-ан-тропологической парадигмы счастье выступает в качестве культурного концепта. Этимологический архетип счастья выходит на первый конфликт в истории — разделение земледельцев и охотников, что породило двузначное понимание счастья: как плодов труда и как добычи.

Категория счастья связывает его значения с историей и этнокультурными особенностями. В национальном сознании русского народа существует ценностная амбивалентность счастья при его высокой значимости. Предлагаемый компаративный метод ментальных аттракторов выявляет динамику категории счастья в истории.

Основным достоянием русской фелицитарной мысли можно считать персонализм Н.А. Бердяева, несмотря на отрицание в нём категории счастья как таковой. В персонализме артикулирован новый тип счастья, а именно творческая реализация личности, тип счастья, который в настоящее время сущностно видоизменён. А именно, под творческой реализацией личности стал пониматься успех или победа в соревновании. Поэтому данный вид счастья может именоваться «персонализмом» лишь условно. Таким образом, категория счастья содержит три основных направления: гедонизм, деонтологизм (стоицизм) и «персонализм». В то же время необходимо учитывать фелицитарные взгляды схоластики, которые «трансцендировали» эвдемонизм.

В современный период категория счастья представлена во многих науках, что способствует потере её целостности. Персонализм, создав контекст нового типа счастья, обозначил антропологический кризис человека в обществе успеха как вульгаризированном понимании персонализма, кризис, индикатором которого является категория счастья. А именно, противоречие между единством и многообразием в развитии человечества представлено в этической проблеме счастья, решение которой предложено в христианской и экологической парадигмах введением третьего начала, кроме того, в соблюдении единой антропологической границы (сущностной). Конвенциональная антропологическая граница восходит к метриопатии и соответствует эвдемонизму. Современное состояние фелицитологии нуждается в переосмыслении категории счастья в рамках антропологической парадигмы, сочетающей в себе сущностную и конвенциональную антропологические границы в русле развития человека в целом.

Различные направления аксиологии счастья имеют тенденцию к интеграции. Феноменологические методы фелицитарной антропологии применяются в изучении интенции счастья: аксиология исследует ориентир интенции, герменевтика — характер её, онтология — параметры.

Феноменологическая герменевтика счастья изучает характер интенции, объединяющий цель и смысл существования в идеальном счастье и обусловленный конвенциональной антропологической границей в эв-демоническом счастье. Феноменологическая онтология счастья определяет его статус как событие: как изменение в концептосфере, переживаемое положительно и влекущее за собой положительное изменение в онтогенезе. Минимум и максимум реального счастья обусловливаются конвенциональной антропологической границей, минимум и максимум идеального счастья — сознанием в бытии и качеством медиации. Подвижническое служение высшим ценностям ведёт к отказу от гедонистического и «персоналистического» счастья, к выходу за конвенциональную антропологическую границу. Идентификация с высшими ценностями связана с понятием идеального счастья и в беспредельном служении им отличает данный тип от счастья эвдемонического.

В современном мире счастье мало кто соотносит с добродетелями. Последние века сложили две версии счастья. Аристократия Древнего Египта тратила состояния на строительство пирамид и бальзамирование своих трупов, но никому не приходило в голову смотаться на летнюю распродажу в Вавилон или покататься на лыжах в Финикии. Сегодня люди тратят кучу денег на зарубежные поездки, потому что всем сердцем приняли миф романтического потребительства.

Романтическое потребительство родилось из сочетания двух идеологий современности: романтической и потребительской. Романтизм учит, что человек должен полностью раскрыть свой потенциал, а для этого требуется самый разнообразный опыт, какой только удастся получить. Откройтесь широчайшему спектру эмоций, испробуйте разные виды отношений, отведайте стряпню всех народов, научитесь любить и такую музыку, и сякую. И, пожалуй, лучший способ достичь максимального разнообразия — порвать с обыденной рутиной, покинуть привычное окружение и отправиться в дальние страны, где мы можем «ощутить» культуру, запахи, вкусы и нормы других людей. Мы вновь и вновь слышим романтические мифы о том, что новый опыт раскрыл мне глаза и изменил жизнь.

Потребительская идеология учит, что для счастья нужно потребить как можно больше продуктов и услуг. Если нас что-то не устраивает, надо купить какую-нибудь вещь (машину, одежду, экологически чистую пищу) или оплатить услугу (нанять домработницу, обратиться к специалисту по семейным отношениям, записаться на курсы йоги). Заметьте, сегодня любая реклама — это маленький миф о том, как очередной продукт или услуга улучшат вашу жизнь.

Романтизм с его любовью к разнообразию идеально сочетается с постулатами консьюмеризма. Их брак породил неисчерпаемый рынок «впечатлений», на котором зиждется современная индустрия туризма. Ведь туроператор продаёт не билеты на самолёт и не номер в отеле, он

предлагает незабываемые впечатления. Париж — не город, а незабываемое впечатление. Индия — не страна, а впечатление, катание в Альпах -не отдых и не спорт, а ещё одна разновидность впечатления.

Последние полтысячелетия стали свидетелями захватывающей дух череды революций. Земля превратилась в единый экологический и исторический конгломерат. Экономика росла по экспоненте, и сегодня люди наслаждаются таким богатством, о котором раньше в сказках рассказывали. Наука и промышленная революция наделили человечество сверхъестественной мощью и неисчерпаемыми источниками энергии. Полностью преобразился социальный уклад, изменилась политика, повседневная жизнь, психология.

Но стали ли мы счастливее? Можно ли реализовать то богатство, которое человечество накопило уже в течение пятисот лет? Эти неисчерпаемые источники энергии — сулят ли они нам неиссякаемые источники блаженства? Охватим взглядом всю пройденную историю этих семидесяти бурных тысячелетий со времён когнитивной революции — способствовали ли они тому, чтобы в этом мире стало приятнее жить? Был ли покойный Нил Амстронг, чей след виден на Луне (там вечный штиль), счастливее, чем безымянный охотник, который тридцать тысяч лет назад оставил отпечаток ладони на стене пещеры Шове? А если не был, то что толку развивать сельское хозяйство, города, письменность, денежную систему, империи, науку и производство [15, с. 445-446]?

Список литературы

1. Античная философия. Энциклопедический словарь / Отв. ред. М.А. Со-лопова. М.: Прогресс-Традиция, 2008. 898 с.

2. Аристотелевское наследие как конституирующий элемент европейской рациональности. Материалы Московской международ. конф. по Аристотелю. Институт философии РАН, 17-19 октября 2016 г. / Под общ. ред. В.В. Петрова. М.: Аквилон, 2017. 708 с.

3. Аристотель. Никомахова этика // Аристотель. Соч.: в 4 т. Т. 4. М.: Мысль, 1984. С. 53-294.

4. Арон Р. Алексис де Токвиль // Этапы развития социологической мысли / Общ. ред. и предисл. П.С. Гуревича. М.: Прогресс, 1993. С. 226-274.

5. Бердяев Н.А. О человеке, его свободе и духовности: избранные труды. М.: МПСИ, 1999. 312 с.

6. Гуревич П.С. Антропологическое учение Аристотеля // Аристотелевское наследие как конституирующий элемент европейской рациональности. Материалы Московской международ. конф. по Аристотелю. Институт философии РАН, 17-19 октября 2016 г. / Под общ. ред. В.В. Петрова. М.: Аквилон, 2017. С. 201-217.

7. Гуревич П.С. Философское толкование человека. М.; СПб.: Центр гуманитарных инициатив, 2012. 472 с.

8. Гусейнов А.А. Великие пророки и мыслители. Нравственные учения от Моисея до наших дней. М.: Вече, 2009. 496 с.

9. Гусейнов А.А. Этические сочинения и этическая система Аристотеля // Евдемова этика в восьми книгах. Греч. текст, русский пер. М.: Канон+, 2011. С. 348-370.

10. Кессиди Ф.Х. Этические сочинения Аристотеля // Аристотель.n в шестой книге «Никомаховой этики» // Историко-философский ежегодник. 2016. № 2016. С. 7-32.

15. Харари Ной Юваль. Sapiens. Краткая история человечества. М.: Синдбад, 2017. 512 с.

16. Шопенгауэр А. Свобода воли и нравственность / Общ. ред., сост. и вступ. ст. А.А. Гусейнова, А.П. Скрипника. М.: Республика, 1992. 447 с.

17. Hardie W.F.R. Aristoteles Ethical Theory. Oxford: Clarendon Press, 1968. 370 p.

FACETS OF HUMAN EXISTENCE

Roman PALEEV

Doctor of Legal Sciences, Associate Professor. Russian Academy of Advocacy and Notaries, Malyi Poluyaroslavsky St. 3/5, Moscow 105120, Russian Federation; e-mail: [email protected]

ARISTOTLE ON THE SELECTIVE HAPPINESS

Happiness is such a common and seemingly clear word. However, as a philosophical concept, it is endowed with numerous meanings and contradictions. Aristotle also pointed to these difficulties. Of course, happiness is a feeling of ultimate pleasure from achieving the goal, a special state of the soul, when harmony, luck and divine instruction characterize the world and fate. However, people understand happiness in different ways. Examples from different cultures illustrate it particularly well. Thales in his time made fun of people who saw happiness in achieving wealth. Most often, the state of happiness is associated with hedonism, specifically with obtaining certain life benefits. The creation by Aristotle of eudemonism as an integral felicitary doctrine, hierarchized in relation to the benefits, laid the systemic foundation to the science of happiness. In antiquity the main opposing felicitary doctrines were born — hedonism and stoicism, the latest in its extended version is proposed to name non-ontologism. Christianity transcends Aristotelian eudemonism, abandoning its hedonistic motives. However, Hedonism of the XVIII century acts under the name of eudemonism, making imbalance in the understanding of Kant’s deontological ethics directed against such eudemonism, which in fact is hedonism. The Russian philosophy with its origins in the Orthodox Church, does not relate its doctrines directly to the happiness, but contains the basic felicitary ideas.

The need for happiness is quite natural, as the desire for it. However, this idea is quite disputable. For example, N. Berdyaev noted that the word «happiness» is the most meaningless of all human words. There is no criterion and measure of happiness. There can be no comparison between the happiness of one person and the happiness of another. It is also not true that man is always and mainly a being who loves himself. Man is a being who torments himself and others and experiences pleasure from this torment. A person does not seek happiness.

© R. Paleev

Such a desire would be pointless and meaningless. A man seeks substantive benefits and values, which can give him happiness and bliss, but happiness and bliss itself cannot be a conscious goal. Aristotle interprets eudemony as active completeness of life, which corresponds to the completeness of virtue; and it is obvious that virtue is rather something integral, then a genus containing species. The author shows that the very understanding of happiness in Aristotle does not have integrity. There are questions that require clarification of what exactly the ancient thinker had in mind.

Of course, many philosophers did not ignore this problem. Each of them sought to find a formula for integral comprehension of happiness. Aristotle explores the different facets of this problem. Nevertheless, he is convinced that happiness is extremely selective. Ascetic, for example, ignores the benefits of life, but sees the highest pleasure in the spiritual states. Nevertheless, Aristotle’s approach to this problem tends to prioritize the benefits of life. He notes that eudemonia is possible only under certain material conditions, in modern language, a level of life must be sufficient to live in material well-being.

Thus, the systematic studies of happiness show that the greatest disorientation is observed in the value understanding of happiness, which includes the subject of happiness, determines its types, parameterizes the result of happiness and manifests itself in its functions. If in the category of ideal happiness antagonism is expressed in the construction of axiology of values, then in the category of real happiness it manifests itself in the conflict of felicitary types.

The Aristotelian understanding of happiness as the ultimate goal correlates with other principles of the essence in its highest manifestation. In the system of categories, ideal happiness is an absolute concept, and real happiness is a comparative concept and, accordingly, is subject to quantification in the modeling. Within the philosophical-anthropological paradigm, happiness acts as a cultural concept. The etymological archetype of happiness comes to the first conflict in history — the division of farmers and hunters, which gave rise to a doublet understanding of happiness: as the fruit of labor and as hunting trophy.

Keywords: happiness, felicitology, eudemonism, virtue, ethics, good, passion, prudence, depravity, activity

References

1. Antichnaya filosofiya. Entsiklopedicheskii slovar [Ancient philosophy. Encyclopedic dictionary], ed. M. Solopova. Moscow: Progress-Traditsiya Publ., 2008. 898 pp. (In Russian)

2. Aristotelevskoe nasledie kak konstituiruyushchii element evropeiskoi ratsional’nosti [Aristotelian heritage as a constitutive element of European rationality]. Proceedings of the Moscow international conference on Aristotle (Moscow 1719 October 2016), ed. V. Petrov. Moscow: Akvilon Publ., 2017. 708 pp. (In Russian)

3. Aristotle. «Nikomakhova etika» [Nicomachean Ethics], in: Aristotle, Sochineniya [Selected Works], 4 Vols., Vol. 4. Moscow: Mysl’ Publ., 1984, pp. 53-294. (In Russian)

4. Aron, R. «Aleksis de Tokvil'» [Alexis de Tocqueville], Etapy razvitiya sotsiologicheskoi mysli [Stages of Development of Sociological Thought], ed. P. Gurevich. Moscow: Progress Publ., 1993, pp. 226-274. (In Russian)

5. Berdyaev, N. O cheloveke, ego svobode i dukhovnosti: izbrannye trudy [About Man, his Freedom and Spirituality: Selected Works]. Moscow: Moscow Psychological and Social Institute Publ., 1999. 312 pp. (In Russian)

6. Gurevich, P. «Antropologicheskoe uchenie Aristotelya» [Anthropological Doctrine of Aristotle], Aristotelevskoe nasledie kak konstituiruyushchii element evropeiskoi ratsional’nosti [Aristotelian Heritage as a Constitutive Element of European Rationality]. Proceedings of the Moscow international conference on Aristotle (Moscow 17-19 October 2016), ed. V. Petrov. Moscow: Akvilon Publ., 2017, pp. 201-217. (In Russian)

7. Gurevich, P. Filosofskoe tolkovanie cheloveka [Philosophical Interpretation of Man]. Moscow, St. Petersburg: Centre of Humanitarian Initiatives Publ., 2012. 472 pp. (In Russian)

8. Guseynov, A. «Eticheskie sochineniya i eticheskaya sistema Aristotelya» [Ethical Writing and the Ethical System of Aristotle], Evdemova etika v vosmi knigakh [Eudemian Ethics in eight books]. Moscow: Kanon+ Publ., 2011, pp. 348-370. (In Russian)

9. Guseynov, A. Velikie proroki i mysliteli. Nravstvennye ucheniya ot Moiseya do nashikh dnei [Great Prophets and Thinkers. Moral Teachings from Moses to the Present Day]. Moscow: Veche Publ., 2009. 496 pp. (In Russian)

10. Harari, Noah Yuval. Sapiens. Kratkaya istoriya chelovechestva [Sapiens. Brief History of Mankind]. Moscow: Sindbad Publ., 2017. 512 pp. (In Russian)

11. Hardie, W.F.R. Aristotele’s Ethical Theory. Oxford: Clarendon Press, 1968. 370 pp.

12. Kessidi, F. «Eticheskie sochineniya Aristotelya» [Aristotle’s Ethical Works], in: Aristotle, Sochineniya [Selected Works], 4 Vols., Vol. 4. Moscow: Mysl’ Publ., 1984, pp. 5-37. (In Russian)

13. Plato. Polnoe sobranie sochinenii v odnom tome [Complete Works in one volume], trans. S. Sheinman-Topshtein. Moscow: Al’fa-Kniga Publ., 2016. 1311 pp. (In Russian)

14. Platonov-Polyakov, R. «Bytie k schast’yu: evdemoniya v etike Aristotelya» [Being towards Happiness: Eudaimonia in the Ethics of Aristotle], Eticheskaya mysl’, 2015, Vol. 15, No. 1, pp.n in the sixth book of Nicomachean Ethics], Istoriko-filosofskii ezhegodnik, 2016, No. 2016, pp. 7-32. (In Russian)

17. Soloviev, E. Kategoricheskii imperativ nravstvennosti i prava [Categorical Imperative of Morality and Law]. Moscow: Progress-Traditsiya Publ., 2005. 416 pp. (In Russian)

Счастье — цитаты, афоризмы, высказывания

Счастье — цитаты, афоризмы, высказывания

цитаты, афоризмы, высказывания

А на рассвете рассмеялся Заратустра в сердце своём и сказал насмешливо: «Счастье бегает за мной. Это потому, что я не бегаю за женщинами. А счастье — женщина».Фридрих Ницше

Счастье

Всяким маленьким счастьем надлежит пользоваться, как больной постелью: для выздоровления — и никак иначе.Фридрих Ницше

Счастье

Счастье мужчины зовётся «Я хочу». Счастье женщины — «Он хочет».Фридрих Ницше

Счастье

На свете гораздо больше счастья, нежели сколько видят его затуманенные печалью глаза, если только считать верно и не забывать тех приятных минут, которыми бывает богат каждый день человеческой жизни, как бы тяжела она ни была.Фридрих Ницше

Счастье

Брат мой, если счастье сопутствует тебе, то у тебя только одна добродетель, и не более: тогда легче идти тебе через мост.Фридрих Ницше

Счастье

Не многие из нас могут вынести счастье — разумею, счастье ближнего.Марк Твен

Счастье

Один раз в жизни счастье стучит в дверь каждого, но часто этот каждый сидит в соседнем кабачке и не слышит стука.Марк Твен

Счастье

Если вы обрели безмятежное счастье, вам будут завидовать — всё равно будьте счастливы.Мать Тереза

Счастье

Единственное счастье в жизни — это постоянное стремление вперёд.Эмиль Золя

Счастье

В жизни есть только одно счастье — любить и быть любимым.Жорж Санд

Счастье

Глупое сердце, не бейся!
Все мы обмануты счастьем.Сергей Есенин

Счастье

Истинное счастье состоит не в множестве друзей, а в достоинстве и свободе выбора.Бенджамин Джонсон

Счастье

Действия не всегда приносят счастье; но не бывает счастья без действия.Бенджамин Дизраэли

Счастье

Если бы счастье заключалось только в телесных удовольствиях, мы бы назвали счастливыми быков, нашедших горох для еды.Гераклит Эфесский

Счастье

Тайна счастья заключается в способности выходить из круга своего «я».Георг Гегель

Счастье

Счастлив тот, кто устроил своё существование так, что оно соответствует особенностям его характера.Георг Гегель

Счастье

Одинаковое счастье — быть победителем или побеждённым в битвах любви.Клод Гельвеций

Счастье

Трудно составить счастье мужчины, обрекая на страдания женщину.Виктор Гюго

Счастье

Чтобы быть вполне счастливым, недостаточно обладать счастьем, надо ещё заслуживать его.Виктор Гюго

Счастье

Самое большое счастье в жизни — это уверенность, что тебя любят.Виктор Гюго

Счастье

Счастье начинается с ненависти к несчастью, с физиологической брезгливости ко всему, что искажает, уродует человека, с внутреннего органического отталкивания от всего, что ноет, стонет, вздыхает.Максим Горький

Счастье

В той степени, в какой человек тратит себя ради великой цели, в той же самой степени он обретает в своей работе высочайшее счастье.Вашингтон Букер

Счастье

Если вы хотите вести счастливую жизнь, вы должны быть привязаны к цели, а не к людям или к вещам.Альберт Эйнштейн

Счастье

Никогда счастье не ставило человека на такую высоту, чтобы он не нуждался в других.Луций Сенека

Счастье

Никогда не считай счастливцем того, кто зависит от счастья.Луций Сенека

Счастье

Никогда не будет счастлив тот, кого мучает вид бо́льшего счастья.Луций Сенека

Счастье

% PDF-1.5 % 2 0 obj > / Метаданные 5 0 R / StructTreeRoot 6 0 R >> эндобдж 5 0 obj > поток 2017-12-18T12: 30: 05-05: 002017-12-18T12: 30: 41-05: 00Microsoft® Word 2013Microsoft® Word 2013application / pdf конечный поток эндобдж 22 0 объект > поток x] o | $ \ N \ A (, $ ~ owIMp2 ܙ ݳ} ׮ w] E-Urun ^ _v ٵ ٧ w ٟ g? \ e7o ߜ] f е (s2revo = Uo | ޾! J! ϳ, 훏 gu ^ \ L \ ǟdW ~ ȊhW «cj.geby = .eyg | QͶs1 [S9 + # tYrjkMm * = _ ®hO @ = 1k! E, g * I ؈ s> 0] t | gCϮ1F9 {| ĭ, y9D6; | os & f8EO1`-ϻ # Ha.g`- { TO # * rOUo3X?) — `! DVrLER @ R \») [% E: R_ 0MkT] # [\ 9Yv3o_P * P8 ~ v

Никомаховая этика :: Книга X (продолжение)

Глава 6.

Счастье — это хорошее занятие, а не развлечение.

Теперь, когда мы говорили о добродетелях, формах дружбе и разнообразных удовольствиях, что остается обсудить в очертите природу счастья, поскольку это то, что мы констатируем концом человеческого природа быть.Наше обсуждение будет более кратким, если мы сначала резюмируйте то, что мы уже сказали. Тогда мы сказали, что это не расположение; потому что, если бы это было, это могло бы принадлежать кому-то, кто спал всю свою жизнь, живя жизнью растения или, опять же, тот, кто терпел величайшие несчастья. Если эти последствия неприемлемы, и мы должны классифицировать счастье как деятельность, как мы уже говорили ранее, и если некоторые действия необходимо и желательно ради чего-то другого, в то время как другие таковы сами по себе, очевидно, что счастье должно быть помещено среди тех, которые желательны сами по себе, а не среди тех, которые желательны для ради чего-нибудь другого; для счастья ни в чем нет недостатка, но есть самодостаточный.Теперь эти действия желательны сами по себе от которого ничего не ищут за пределами деятельности. И этого характера считаются добродетельные действия; для того, чтобы делать благородные и добрые дела вещь желанная сама по себе.

Считается, что к этому же природу относятся и приятные развлечения; мы выбрали их не ради других вещей; потому что мы скорее ранены чем они извлекли из них пользу, поскольку мы вынуждены пренебрегать своим телом и имущество. Но большинство людей, которых считают счастливыми, находят убежище в такие развлечения, поэтому те, кто сообразителен в их очень уважают при дворе тиранов; Они делают себя приятными товарищами в любимых занятиях тиранов, и они хотят такого мужчину.Теперь об этом думают иметь природу счастья, потому что люди в деспотических положениях проводят в них досуг, но, может быть, такие люди ничего не доказывают; по добродетели и разуму, из которых проистекает хорошая деятельность, не зависеть от деспотического положения; ни, если эти люди, которые никогда не вкусили чистое и щедрое наслаждение, нашли прибежище в телесном удовольствия, если они по этой причине будут сочтены более желательными; для мальчики тоже думают, что вещи, которые ценятся между собой, являются Лучший.Следовательно, следует ожидать, что, поскольку разные вещи кажутся ценные для мальчиков и для мужчин, так и для плохих и для хороших мужчин. Теперь, как мы часто утверждали, эти вещи и ценны, и приятные для хорошего человека; и каждому мужчине деятельность в соответствии с его собственным нравом наиболее желательна, и, следовательно, для хорошего человека то, что соответствует добродетель. Поэтому счастье не в развлечениях; это было бы, действительно, было бы странно, если бы конец был развлечением, и нужно было принять всю жизнь мучиться и терпеть невзгоды, чтобы развлечься себя.Одним словом, все, что мы выбираем, мы выбираем для ради чего-то другого — кроме счастья, которому конец. Теперь приложить себя и работать ради развлечения кажется глупым и бесполезным по-детски. Но чтобы развлечься, чтобы можно было напрячься, как Анахарсис считает это правильным; для развлечения это своего рода расслабление, и нам нужно расслабление, потому что мы не можем работать непрерывно. Таким образом, расслабление — это не конец; ибо это принято за ради деятельности.

Считается, что счастливая жизнь добродетельна; теперь добродетельная жизнь требует напряжения и не состоит в развлечениях.И мы говорим что серьезные вещи лучше смеха и тех связано с развлечениями, и что деятельность лучше любого две вещи — будь то два элемента нашего существа или два человека — это посерьезнее; но деятельность лучших ipso facto превосходит и многое другое о природе счастья. И любой случайный человек — даже раб — может наслаждаться телесными удовольствиями не меньше, чем лучший мужчина; но нет один назначает рабу долю счастья — если он не назначит ему также доля в жизни человека.Ибо счастье не в таком занятий, но, как мы уже говорили, добродетельной деятельностью.

Summa Theologiae Часть I-II, Вопрос 2, Избранные статьи

Summa Theologiae I-II, Q.2, Arts. 1, 4 и 6

Фомы Аквинского

Веб-страница доктора Яна Гарретта

Дата последней редакции: 4 августа 2004 г. на основе текста на сайте www.newadvent.org/200200.htm

Оригинальный английский Источник:
The Summa Theologica of St.Фома Аквинский
Второе и переработанное издание, 1920 г. Буквально переведено отцами английской доминиканской провинции Summa Theologica I-II, вопрос 2, статьи 1, 4 и 6

Для получения информации о Summa Theologica (более известном как The Summa Theologica) Summa Theologiae) и то, как он разделен, см. Важную информацию в конце этой веб-страницы.

Хотя Фома Аквинский — христианин, писавший для христиан-католиков тринадцатого века, большая часть его рассуждений в этих статьях философский, а не теологический в нашем смысле.Что я имею в виду под этим что его рассуждения обычно не предполагают, что мы принимаем строго религиозные посылки (отправные точки, требующие с нашей стороны акта религиозной веры). Эти темы, по сути, были стандартными темами для обсуждения уже среди язычников. Греческие философы времен Сократа, Платона и Аристотеля.

Причина, по которой он иногда цитирует Священное Писание, не в том, что он хочет ошеломить читателя. с апелляцией к авторитету, но в отрывке из Священного Писания говорится правда может быстро уловить разум читателя.Если отрывок немного неясен, Томас обычно кратко объясняет его значение.

Примечание. В переводе с латыни используется термин «человек». слово «гомо» относится к людям, а не только к мужчинам человеческого вида.

[Статья 1.] Состоит ли счастье человека в богатстве?

Возражение 1. Казалось бы, счастье человека заключается в богатстве. Поскольку счастье — это последняя цель человека, оно должно заключаться в том, что сильнее всего влияет на его привязанности.Теперь это богатство: ибо написано (Еккл. 10:19): «Все покоряется деньгам». Следовательно, счастье человека заключается в богатстве.

Возражение 2. Далее, согласно [раннехристианскому философу] Боэцию (De Consol. Iii), счастье — это «состояние жизни, совершенное совокупностью всех хороших вещей». Деньги кажутся средством владения всем: поскольку, как [философ Аристотель] говорит ([Никомахова] Этика [s] v, 5), деньги были изобретены, чтобы они могли быть своего рода гарантией приобретения все, что желает мужчина.Следовательно, счастье заключается в богатстве.

Возражение 3. Далее, поскольку стремление к суверенному благу никогда не угасает, оно кажется бесконечным. Но это в первую очередь касается богатства; так как «алчный не насытится богатством» (Еккл. 5: 9). Следовательно, счастье заключается в богатстве.

Напротив, Благо человека состоит в том, чтобы сохранять счастье, а не распространять его. Но, как говорит Боэций (De Consol.ii) «богатство сияет в том, чтобы давать, а не копить: ибо скупец ненавидит, тогда как щедрый человек приветствуется». Следовательно, счастье человека не в богатстве.

Отвечаю: Счастье человека не может состоять в богатстве. Ибо богатство двоякое, как говорит [Аристотель] (Polit [ics]. I, 3), а именно. натуральный и искусственный. Природное богатство — это то, что служит человеку средством от его естественных потребностей, таких как еда, питье, одежда, машины, жилище и тому подобное, в то время как искусственное богатство — это то, что не является прямой помощью природе, как деньги, но является изобретены человеческим искусством для удобства обмена и как мера продаваемых вещей.

Теперь очевидно, что счастье человека не может заключаться в естественном богатстве. Ибо такое богатство ищут ради чего-то другого, а именно. как опора человеческой натуры: следовательно, она не может быть последней целью человека, скорее она предназначена человеку в качестве своей цели. А потому по закону природы все такие вещи ниже человека и созданы для него, согласно Пс [милостыню] 8: 8: «Ты все покорил под ноги его».

А что касается искусственного богатства, то его ищут только ради естественного богатства; поскольку человек не будет искать его, кроме как потому, что с его помощью он добывает себе все необходимое для жизни.Следовательно, в свете последней цели его можно рассматривать гораздо меньше. Следовательно, счастье, которое является последней целью человека, не может состоять в богатстве.

Ответ на возражение 1. Все материальные вещи подчиняются деньгам, что касается множества глупцов, которые не знают ничего, кроме материальных благ, которые можно получить за деньги. Но мы должны оценивать человеческие блага не от глупцов, а от мудрых: точно так же, как человеку, чье чувство вкуса в порядке, судить о том, нравится ли вещь на вкус.

Ответ на возражение 2. Все [что можно продать] можно получить за деньги: не очень духовные вещи, которые нельзя продать. Отсюда написано (Прит. 17:16): «Какая польза глупому иметь богатство, если он не может купить мудрости».

Ответ на возражение 3. Стремление к природным богатствам не безгранично: потому что их в определенной мере достаточно для природы. Но стремление к искусственному богатству безгранично, потому что это слуга неупорядоченного похоти [неконтролируемого аппетита], который нельзя обуздать, как [Аристотель] поясняет (Polit [ics] i, 3).Однако это стремление к богатству безгранично [в отличие от] стремления к верховному благу. Ибо чем совершеннее владеют верховным благом, тем больше его любят и презирают все остальное: потому что чем больше мы им обладаем, тем больше мы его знаем. Отсюда написано (Сирах 24:29): «Едящие Меня еще будут голодать». В то время как в стремлении к богатству и к любым материальным благам все обстоит наоборот: когда мы уже обладаем ими, мы презираем их и ищем других: в этом смысл слов нашего Господа (Иоанна 4:13) : «Всякий, кто пьёт эту воду», которой означают материальные блага, «снова будет жаждать.«Причина этого в том, что мы больше осознаем их недостаточность, когда обладаем ими: и сам этот факт показывает, что они несовершенны, и высшее благо не состоит в этом.

[Статья 4] В власти ли человеческое счастье?

Возражение 1. Казалось бы, счастье заключается в силе. Ибо все желает уподобиться Богу в своем последнем конце и первом начале. Но люди, находящиеся у власти, кажутся из-за подобия силы больше всего похожими на Бога: поэтому и в Писании они названы «богами» (Исх [odus] 22:28): «Не говори плохо. богов.«Поэтому счастье заключается в силе.

Возражение 2. Далее, счастье — совершенное благо. Но высшее совершенство человека — это способность управлять другими; который принадлежит власть имущим. Следовательно, счастье заключается в силе.

Возражение 3. Далее, поскольку счастье в высшей степени желательно, оно противоречит тому, чего прежде всего следует избегать. Но больше всего люди избегают рабства, которое противоречит власти.Следовательно, счастье заключается в силе.

Напротив, Счастье — совершенное благо. Но власть несовершенная. Ибо, как говорит Боэций (De Consol. III), «сила человека не может облегчить мучения заботы и не может избежать тернистого пути беспокойства»: и далее: «Думаете, вы сильный человек, окруженный служителями. , кого он действительно внушает страхом, но кого он боится еще больше? »

Отвечаю: Счастье не может состоять в силе; И это по двум причинам.Во-первых, потому что сила имеет природу принципа [т. Е. Причину изменения], как утверждается в [Аристотеле] Метаф [психики] v, 12, тогда как счастье имеет природу последней цели [т.е. ]. Во-вторых, потому что [сила] [может быть использована] как для добра, так и для зла: тогда как счастье — это собственное и совершенное добро человека. Поэтому некоторое счастье может заключаться в правильном использовании силы, которая [является результатом] добродетели, а не самой власти.

Теперь можно привести четыре общие причины, чтобы доказать, что счастье не состоит ни в чем. вышеупомянутых внешних товаров.[Томас только что обсудил не только богатство и власть, но также почести, слава или слава. — JG]

Во-первых, потому что, поскольку счастье — высшее благо человека, оно несовместимо с каким-либо злом. Все вышеперечисленное можно найти как у хороших, так и у злых людей.

Во-вторых, поскольку природа счастья заключается в том, чтобы «удовлетворять себя», как сказано в [Никомаховой этике Аристотеля] 1, 7, достигнув счастья, человек не может лишиться какого-либо необходимого блага. Но после приобретения любого из вышеперечисленных, человек может все еще испытывать недостаток в многих необходимых ему благах; например, мудрость, телесное здоровье и тому подобное.

В-третьих, поскольку счастье — это совершенное добро, никакое зло не может никому оттуда достаться. Этого нельзя сказать о вышеизложенном: ибо написано (Еккл. 5:12), что «богатство» иногда «сохраняется во вред владельцу»; то же самое можно сказать и о трех других.

В-четвертых, потому что человек предназначен [то есть склонен искать] счастье через принципы [причины], которые в нем; поскольку он предназначен для этого естественным образом. Итак, четыре упомянутых выше блага обусловлены скорее внешними причинами и в большинстве случаев удачей [т.е., случайные события, удачи]; по этой причине они называются благами удачи. Следовательно, очевидно, что счастье вовсе не в вышесказанном.

Ответ на возражение 1. Сила Бога — это Его благость: следовательно, Он не может использовать Свою силу иначе, как хорошо. Но с мужчинами дело обстоит иначе. Следовательно, для счастья человека недостаточно, чтобы он уподобился Богу в силе, если только он не уподобится Ему и в доброте.

Ответ на возражение 2. Так же, как для человека очень хорошо использовать власть, управляя многими, очень плохо, если он использует ее неправильно.Итак, сила направлена ​​на добро и зло.

Ответ на возражение 3. Подневольное состояние является препятствием для правильного использования власти: поэтому люди естественным образом избегают его; не потому, что высшее благо человека состоит в силе.

[Статья 6] Состоит ли мужское счастье в удовольствии?

Возражение 1. Казалось бы, счастье человека заключается в удовольствии. Поскольку счастье — это последняя цель [конечная цель жизни], оно желательно не для чего-то другого, а для других вещей.Но это [описание] отвечает [т. Е. Соответствует] удовольствию больше, чем чему-либо еще: «ибо абсурдно спрашивать кого-либо, каковы его мотивы в желании быть довольным» ([Никомахова этика] x, 2). Следовательно, счастье состоит главным образом в удовольствии и восторге.

Возражение 2. Далее, «первая причина более глубоко входит в следствие, чем вторая причина» (De Causis i). Причина цели [цель или вещь, к которой стремятся сами по себе] состоит в том, что она привлекает аппетит.Следовательно, похоже, что то, что больше всего движет аппетитом, отвечает [соответствует] понятию последнего конца. Это удовольствие: и признаком этого является то, что восторг настолько поглощает человеческую волю и разум, что заставляет его презирать другие блага. Следовательно, кажется, что последняя [то есть конечная] цель человека, а именно счастье, состоит главным образом в удовольствии.

Возражение 3. Далее, поскольку желание имеет добро, кажется, что все желание лучше всего. Но все желают удовольствия; и мудрые, и глупые, и даже иррациональные существа.Поэтому восторг — лучше всего. Следовательно, счастье, высшее благо, состоит в удовольствии.

Напротив, Боэций говорит (De Consol. Iii): «Любой, кто решит оглянуться на свои прошлые эксцессы, поймет, что у удовольствий есть печальный конец: и если они могут сделать человека счастливым, то есть нет причин, по которым мы не должны говорить, что сами звери тоже счастливы ».

Чтобы понять ответ Томаса, мы должны уметь различать сущность чего-либо и его собственная случайность.

Суть X не только в атрибут X должен иметь, но это то, что есть X, определяющая особенность X. Томас этого ожидает Бесспорно, что люди по сути являются смертными разумными животными.

Собственная случайность X, напротив, является атрибутом X, который соответствует его сущности, но является менее важным для X, чем его сущность. Сказать, что [все и только] люди — смешные животные, то есть животные, способные смеяться, может быть правдой, но поскольку эта способность может использоваться нечасто, и все же можно оставаться человеком, Томас не считал это важным.

Я отвечаю, Поскольку телесные удовольствия более известны, «им присвоено имя удовольствия» ([Никомахова этика] vii, 13), хотя другие удовольствия превосходят их: и все же счастье не состоит в них . Потому что во всякой вещи то, что относится к ее сущности, отличается от ее собственно акциденции: так, в человеке одно дело, что он смертное разумное животное, а другое, что он смешное животное. Следовательно, мы должны учитывать, что каждое наслаждение — это надлежащая случайность, являющаяся результатом счастья или какой-то части счастья; так как причина того, что человек счастлив, состоит в том, что у него есть какое-то подходящее благо, либо в действительности, либо в надежде, либо, по крайней мере, в памяти.Подходящее благо, если оно действительно совершенное благо, и есть счастье человека; а если оно несовершенно, то доля счастья, близкого, отдаленного или, по крайней мере, очевидного. Следовательно, очевидно, что и восторг, являющийся результатом совершенного блага, самой сущности счастья, не является чем-то, происходящим [из него] как его собственно случайностью.

Но даже в этом случае телесное удовольствие не может быть результатом совершенного добра. Ибо это результат добра, постигаемого чувством, которое есть сила души, сила которой использует тело.Итак, добро, относящееся к телу и воспринимаемое чувством, не может быть совершенным добром человека. Поскольку разумная душа превосходит возможности телесной материи, та часть души, которая не зависит от телесного органа, имеет определенную бесконечность в отношении тела и тех частей души, которые связаны с телом: так же, как нематериальные вещи в некотором смысле бесконечны по сравнению с материальными вещами, поскольку форма в некотором роде сжата и ограничена материей, так что форма, независимая от материи, в некотором смысле бесконечна.Следовательно, чувство, которое является силой тела, знает единичное число, которое определяется через материю; тогда как интеллект, который является силой, независимой от материи, знает всеобщее, которое абстрагировано от материи и содержит бесконечное количество единичных чисел. . Следовательно, очевидно, что добро, которое соответствует телу и которое вызывает телесное наслаждение, будучи воспринятым чувством, не является совершенным благом человека, а совсем незначительно по сравнению с добром души. Отсюда написано (Wis.7: 9), что «все золото по сравнению с ней как песок». И поэтому телесное удовольствие — это не само счастье и не случайность счастья.

Ответ на возражение 1. Все равно, хотим ли мы добра или желание удовольствия, которое есть не что иное, как хороший отдых аппетита: так оно и есть из-за той же естественной силы, что тяжелое тело опускается вниз и что оно отдыхает там. Следовательно, как добро желательно для себя, так и восторг желанен. для себя, а не для чего-либо еще, если предлог «для» означает последнее причина.Но если оно обозначает формальную или, скорее, мотивировочную причину, значит, восторг желательно для чего-то другого, то есть для блага, которое является целью этого восторг, и, следовательно, является его принципом, и придает ему форму: по причине желаемое наслаждение состоит в том, чтобы покоиться в желаемом.

Ответ на возражение 2. Неистовое желание чувственного наслаждения проистекает из того факта, что действия чувств, будучи принципами нашего знания, более ощутимы.И поэтому большинство желает разумных удовольствий.

Ответ на возражение 3. Все желания наслаждаются так же, как они желают. добро: и тем не менее они желают удовольствия из-за добра, а не наоборот, как указано выше ([см. ответ на возражение] 1). Следовательно, из этого не следует, что восторг — это высшее. и существенное благо, но что всякое наслаждение проистекает из какого-то добра, а что-то наслаждение проистекает из того, что является существенным и высшим благом.

---

Важная информация о подразделениях и структуре

из Summa Theologiae

Человеческое счастье не приходит в плотских удовольствиях — Уильям М. Бриггс

Предыдущая запись.

Это. реальное резюме против современной мысли.

Человеческое счастье не приходит в удовольствиях плоти

1 Из того, что мы сказали, ясно, что человеческое счастье не может состоять в телесных удовольствиях, главными из которых являются пища и секс.

2 Фактически, мы показали, что в естественном порядке удовольствие зависит от работы, а не наоборот. Итак, если операции не являются конечной целью, удовольствия, которые они приносят, также не являются конечной целью; они не совпадают с конечной целью. Само собой разумеется, что операции, сопровождающие вышеупомянутые удовольствия, не являются конечной целью, поскольку они направлены на определенные цели, которые вполне очевидны: например, еда для сохранения тела и половые сношения для поколения потомства.Следовательно, вышеупомянутые Удовольствия не являются конечной целью и не сопутствуют конечной цели. Итак, счастье не должно заключаться в этих удовольствиях.

3 Опять же, воля выше чувственного аппетита, потому что, как мы сказали выше, она движется сама по себе. Итак, мы уже показали, что счастье не зависит от воли. Еще меньше оно будет заключаться в вышеупомянутых удовольствиях, которые связаны с чувственным аппетитом.

4 Кроме того, счастье — это определенный вид блага, свойственный человеку.В самом деле, грубых животных нельзя считать счастливыми, если мы не расширим значение этого термина. Но эти удовольствия, о которых мы говорим, свойственны мужчинам и животным. Так что счастье им не приписывать.

5 Более того, конечная цель — это благороднейшая принадлежность вещи; на самом деле этот термин означает лучший. Но эти удовольствия приятны человеку не в силу того, что в нем самое благородное, а именно, в силу его понимания, а в силу его чувственных способностей. Итак, счастье не должно заключаться в удовольствиях подобного рода.

6 Более того, высшее совершенство человека не может заключаться в союзе с вещами, находящимися ниже его самого, но, скорее, в союзе с некоторой реальностью более высокого характера, поскольку цель лучше, чем та, которая есть ради него. конец. Вышеупомянутые удовольствия заключаются в том, что человек через свои чувства соединяется с некоторыми вещами, которые являются его низшими, то есть с определенными. чувственные объекты. Итак, счастье не должно находиться в подобного рода удовольствиях.

7 Опять же, то, что не хорошо, если оно не контролируется, не хорошо само по себе; скорее, он получает добро от источника умеренности.Итак, наслаждение вышеупомянутыми удовольствиями не пойдет на пользу человеку, если оно не будет умеренным; в противном случае эти удовольствия будут мешать друг другу. Итак, эти удовольствия сами по себе не являются благом для человека. Но то, что является высшим благом, хорошо само по себе, потому что то, что хорошо само по себе, лучше, чем то, что зависит от чего-то другого. Следовательно, такие удовольствия — не высшее благо для человека, то есть блаженство.

Примечания Что еще вы можете сказать, кроме аминь? Особенно снова в следующем пункте.

8 Кроме того, в случае всех вещей, которые предполагаются как таковые, абсолютное изменение непосредственно сопровождается аналогичным изменением в степени усиления. Таким образом, если нагревается горячая вещь, то более горячая вещь нагревается сильнее, а самая горячая вещь нагревается сильнее всего. Итак, если вышеупомянутые удовольствия были сами по себе благами, максимальное наслаждение от них должно быть лучшим. Но это явно неверно, поскольку чрезмерное наслаждение ими считается порочным, а также вредным для тела и препятствует получению подобного удовольствия

9 Более того, добродетельные дела достойны похвалы, потому что они велены к блаженству.Итак, если бы человеческое счастье заключалось в вышеупомянутых удовольствиях, добродетельный поступок был бы более достойным похвалы, когда он включал в себя наслаждение этими удовольствиями, чем когда он требовал от них воздержания. Однако ясно, что это неверно, поскольку воздержание получает наибольшую похвалу, когда оно включает в себя воздержание от удовольствий; в результате он получил свое название от этого факта. Следовательно, счастье человека не заключается в вышеупомянутых удовольствиях.

Примечания Это все еще верно в частных похвалы.То, что публично называют, в наши дни совсем другое.

10 Более того, конечный конец всего — Бог, как ясно из того, что было указано ранее. Итак, мы должны рассматривать конечную цель человека как то, посредством чего он наиболее близко приближается к Богу. Но благодаря вышеупомянутым удовольствиям человек удерживается от близкого приближения к Богу, поскольку это приближение осуществляется через созерцание, и вышеупомянутые удовольствия являются главным препятствием для созерцания, поскольку они очень глубоко погружают человека в чувственные вещи и, следовательно, отвлекают его. из понятных предметов.Следовательно, человеческое счастье не должно заключаться в телесных удовольствиях.

11 Этим выводом мы опровергаем ошибку эпикурейцев, которые полагали человеческое счастье в этих удовольствиях. Выступая в качестве их представителя, Соломон говорит в Экклезиасте (5:17): «Мне казалось, что это хорошо, что человек должен есть, пить и наслаждаться плодами своего труда, и это его доля»; и еще раз в Премудрости (2: 9): «Давайте везде оставлять знаки радости, потому что это наша доля, а это наша участь.”

12 Также опровергается ошибка керинфян, которые рассказали невероятную историю о высшем блаженстве, что после воскресения в правление Христа будет тысяча лет плотских удовольствий живота. Поэтому их еще называли хилиастами; то есть милленарианцы.

13 Опровергнуты также басни евреев и сарацинов, которые отождествляли награды для справедливых людей с этими удовольствиями, ибо счастье — это награда за добродетель.

13 Сарацины, т.е. мусульмане.

Связанные

Джон Стюарт Милль: утилитаризм (Часть 2– «Что такое утилитаризм»)

ГЛАВА II.

ЧТО ТАКОЕ УТИЛИТАРИЗМ. Попутное замечание — это все, что нужно сделать в связи с невежественной ошибкой, предполагающей, что те, кто отстаивает полезность как критерий правильного и неправильного, используют этот термин в том ограниченном и просто разговорном смысле, в котором полезность противопоставляется к удовольствию.Философским оппонентам утилитаризма следует извинение за то, что даже на мгновение их можно спутать с любым человеком, способным на столь абсурдное заблуждение; что является более экстраординарным, поскольку противоположное обвинение в отнесении всего к удовольствию, причем в самой грубой форме, является еще одним из распространенных обвинений против утилитаризма: и, как многозначительно отмечалось одним талантливым писателем, такого же рода людей, а часто и тех же самых людей, осуждают теорию «как непрактично сухую, когда слово« полезность »предшествует слову« удовольствие », и как слишком практично сладострастную, когда слово« удовольствие »предшествует слову« полезность ».Те, кто хоть что-то разбирается в этом вопросе, знают, что каждый писатель, от Эпикура до Бентама, придерживавшийся теории полезности, имел в виду под этим не что-то, что можно отличить от удовольствия, а само удовольствие вместе с освобождением от боли; и вместо того, чтобы противопоставлять полезное приятному или декоративному, всегда заявляли, что полезное означает, среди прочего, все это. И все же простое стадо, включая стадо писателей, не только в газетах и ​​периодических изданиях, но и в авторитетных и претенциозных книгах, постоянно попадает в эту мелкую ошибку.Уловив слово «утилитарный», ничего не зная о нем, кроме его звучания, они обычно выражают им отказ или пренебрежение удовольствием в некоторых его формах; красоты, украшения или веселья. Термин, таким образом, неосознанно неправильно применяется не только для уничижения, но иногда и в качестве комплимента; как будто это подразумевало превосходство над легкомыслием и простыми радостями момента. И это извращенное употребление — единственное, в котором слово широко известно, и то, благодаря которому новое поколение получает свое единственное представление о его значении.Те, кто ввел это слово, но которые в течение многих лет отказывались от него как отличительного наименования, вполне могут почувствовать себя призванными возобновить его, если, поступая таким образом, они могут надеяться внести что-нибудь в спасение его от этой полной деградации. ^[А]

Кредо, которое принимает в качестве основы морали, полезности или принципа величайшего счастья, утверждает, что действия правильны в той мере, в какой они стремятся способствовать счастью, а неправильные, поскольку они имеют тенденцию производить обратное счастье.Под счастьем подразумевается удовольствие и отсутствие боли; несчастьем, болью и лишением удовольствия. Чтобы дать ясное представление о моральных стандартах, установленных теорией, нужно сказать гораздо больше; в частности, что включает в себя идеи боли и удовольствия; и в какой степени это остается открытым вопросом. Но эти дополнительные объяснения не влияют на теорию жизни, на которой основана эта теория морали, а именно, что удовольствие и свобода от боли — единственные желаемые цели; и что все желаемые вещи (которых в утилитарной системе так же много, как и в любой другой схеме) желательны либо для удовольствия, присущего им самим, либо как средство для поощрения удовольствия и предотвращения боли.

Так вот, такая теория жизни будоражит многие умы, и среди них некоторые из самых достойных по чувствам и целеустремленности, закоренелую неприязнь. Предположить, что жизнь (как они это выражают) не имеет более высокой цели, чем удовольствие — нет лучшего и более благородного объекта желания и стремления, — они обозначают как крайне низкую и низменную; как доктрина, достойная только свиньи, с которой последователи Эпикура в очень ранний период презрительно сравнивали; и современные держатели доктрины иногда становятся предметом столь же вежливых сравнений со стороны немецких, французских и английских противников.

Когда на это нападали, эпикурейцы всегда отвечали, что не они, а их обвинители представляют человеческую природу в унизительном свете; поскольку обвинение предполагает, что люди не способны ни на какие удовольствия, кроме тех, на которые способны свиньи. Если бы это предположение было верным, обвинение нельзя было бы опровергнуть, но тогда оно больше не было бы вменением; ибо если бы источники удовольствия были одинаковы для людей и свиней, то правила жизни, которые были бы хороши для одного, было бы достаточно для другого.Сравнение эпикурейской жизни с жизнью зверей кажется унизительным именно потому, что зверские удовольствия не удовлетворяют представления о счастье человека. Человеческие существа обладают более высокими способностями, чем животный аппетит, и, однажды осознав их, не рассматривают ничего как счастье, что не включает их удовлетворение. Я действительно не считаю, что эпикурейцы каким-либо образом безупречны в построении своей схемы последствий из утилитарного принципа.Чтобы сделать это в достаточной мере, необходимо включить многие стоические, а также христианские элементы. Но не существует известной эпикурейской теории жизни, которая не относилась бы к удовольствиям интеллекта; чувств и воображения, а также моральных переживаний гораздо более ценны как удовольствия, чем просто ощущения. Однако следует признать, что писатели-утилитаристы в целом помещали превосходство ментальных удовольствий над телесными в основном в большую постоянство, безопасность, некрасивость и т. Д.первых, то есть в их косвенных преимуществах, а не в их внутренней природе. И по всем этим пунктам утилитаристы полностью доказали свою правоту; но они могли бы взять другой, и, как это можно назвать, более высокий уровень, со всей последовательностью. Признание того факта, что одни видов удовольствия более желательны и более ценны, чем другие, вполне совместимо с принципом полезности. Было бы абсурдно, если бы при оценке всего остального принималось во внимание не только количество, но и качество, а оценка удовольствий должна зависеть только от количества.

Если меня спросят, что я имею в виду под разницей в качестве удовольствий или что делает одно удовольствие более ценным, чем другое, просто как удовольствие, за исключением того, что оно больше по количеству, есть только один возможный ответ. Из двух удовольствий, если есть одно, которому все или почти все, кто имеет опыт обоих, отдают решительное предпочтение, независимо от какого-либо морального обязательства предпочесть его, это удовольствие более желанное. Если один из двух людей, которые компетентно знакомы с обоими, поставлен настолько выше другого, что они предпочитают его, даже зная, что это вызовет большее недовольство, и не откажутся от него ни за какое количество раз. другое удовольствие, на которое способна их природа, мы вправе приписывать предпочтительному удовольствию качественное превосходство, настолько перевешивающее количество, что оно, по сравнению с ним, не имеет большого значения.

Теперь это неоспоримый факт, что те, кто в равной степени знакомы и в равной степени способны ценить и наслаждаться обоими, действительно отдают наиболее явное предпочтение тому способу существования, который задействует их высшие способности. Немногие человеческие существа согласились бы превратиться в кого-либо из низших животных ради обещания максимально полного удовлетворения звериных удовольствий; ни один разумный человек не согласится быть дураком, ни один проинструктированный человек не будет невеждой, ни один человек чувств и совести не будет эгоистичным и низменным, даже если их следует убеждать, что дурак, тупица или негодяй более удовлетворены с его участью, чем они со своей.Они не откажутся от того, чем владеют больше, чем он, для наиболее полного удовлетворения всех общих с ним желаний. Если они когда-нибудь и вообразят, что захотят, то только в случаях столь крайнего несчастья, чтобы избежать его, они променяли бы свою участь почти на любую другую, даже нежелательную в их собственных глазах. Существо высших способностей требует большего, чтобы сделать его счастливым, вероятно, способно к более острым страданиям и, безусловно, доступно ему в большем количестве точек, чем существо низшего типа; но, несмотря на эти обязательства, он никогда не сможет по-настоящему захотеть погрузиться в то, что он считает более низким уровнем существования.Мы можем дать какое угодно объяснение этого нежелания; мы можем приписать это гордости, имя, которое без разбора дается некоторым из самых и некоторых из наименее достойных чувств, на которые способно человечество; мы можем отнести его к любви к свободе и личной независимости, обращение к которой было у стоиков одним из наиболее эффективных средств ее воспитания; любви к власти или любви к возбуждению, которые действительно входят в нее и способствуют ей: но наиболее подходящее ее название — чувство достоинства, которым все люди обладают в той или иной форме, а в некоторых , хотя ни в коем случае не в точном соответствии с их высшими способностями, и который является настолько важной частью счастья тех, в ком он силен, что ничто, что противоречит этому, не может быть, кроме как на мгновение, объектом желания их.Кто бы ни предположил, что это предпочтение происходит при принесении в жертву счастья — что высшее существо, в чем-то вроде равных обстоятельств, не счастливее низшего, — смешивает две совершенно разные идеи счастья и довольства. Бесспорно, что существо, чьи способности к наслаждению низки, имеет наибольшие шансы на их полное удовлетворение; и очень одаренное существо всегда будет чувствовать, что любое счастье, которого он может искать, в зависимости от устройства мира, несовершенно. Но он может научиться переносить его недостатки, если они вообще терпимы; и они не заставят его завидовать существу, которое действительно не осознает несовершенства, но только потому, что он совсем не чувствует того добра, которое квалифицируются этими несовершенствами.Лучше быть недовольным человеком, чем довольной свиньей; Лучше быть неудовлетворенным Сократом, чем довольным глупцом. И если дурак или свинья другого мнения, то это потому, что они знают только свою сторону вопроса. Другой участник сравнения знает обе стороны.

Можно возразить, что многие, способные к высшим удовольствиям, иногда, под влиянием искушения, откладывают их на более низкие. Но это вполне совместимо с полным пониманием внутреннего превосходства высшего.Люди часто из-за слабости характера делают выбор в пользу более близкого блага, хотя и знают, что это менее ценно; и это не меньше, когда выбор стоит между двумя телесными удовольствиями, чем когда это делается между телесным и ментальным. Они стремятся к чувственным удовольствиям, нанося вред здоровью, хотя прекрасно понимают, что здоровье — это высшее благо. Можно также возразить, что многие из тех, кто с юношеского энтузиазма начинает все благородное, с годами впадают в праздность и эгоизм.Но я не верю, что те, кто претерпевает это очень обычное изменение, добровольно выбирают низшее описание удовольствий в пользу высшего. Я считаю, что, прежде чем посвятить себя исключительно одному, они уже стали неспособны к другому. Способность к более благородным чувствам по природе своей является очень нежным растением, легко погибающим не только из-за враждебных влияний, но и из-за простого отсутствия пищи; и у большинства молодых людей она быстро исчезает, если занятия, которым их посвятило их жизненное положение, и общество, в которое они были брошены, не способствуют сохранению этой более высокой способности в упражнениях.Мужчины теряют свои высокие устремления, поскольку они теряют интеллектуальные вкусы, потому что у них нет времени или возможности потакать им; и они увлекаются низшими удовольствиями не потому, что сознательно предпочитают их, а потому, что они либо единственные, к которым у них есть доступ, либо единственные, которыми они больше могут наслаждаться. Можно спросить, предпочитал ли кто-нибудь, кто оставался одинаково восприимчивым к обоим классам удовольствий, когда-либо сознательно и спокойно низшие; хотя многие люди всех возрастов потерпели неудачу из-за безуспешной попытки объединить и то, и другое.

Я считаю, что это решение единственно компетентных судей не может быть обжаловано. По вопросу о том, какое из двух удовольствий имеет наибольшую ценность или какой из двух способов существования является наиболее благодарным чувствам, помимо своих моральных качеств и их последствий, суждение тех, кто обладает знанием обоих, или, если они расходятся, решение большинства из них должно быть признано окончательным. И нужно меньше колебаться, чтобы принять это суждение относительно качества удовольствий, поскольку нет другого трибунала, к которому можно было бы обратиться даже по вопросу о количестве.Какие есть средства определить, какое из двух страданий является наиболее острым или наиболее интенсивным из двух приятных ощущений, кроме общего избирательного права тех, кто знаком с обоими? Ни боли, ни удовольствия не однородны, и боль всегда неоднородна с удовольствием. Как решить, стоит ли приобретение определенного удовольствия за счет конкретной боли, кроме чувств и суждений испытанных? Следовательно, когда эти чувства и суждения объявляют удовольствия, происходящие от высших способностей, предпочтительнее в роде , не считая вопроса интенсивности, тем удовольствиям, которым подвержена животная природа, отделенная от высших способностей, они становятся право по этому поводу в том же отношении.

Я остановился на этом моменте как на необходимой части совершенно справедливой концепции Полезности или Счастья, рассматриваемой как директивное правило человеческого поведения. Но это ни в коем случае не является обязательным условием принятия утилитарного стандарта; поскольку этот стандарт — не величайшее счастье самого агента, а величайшее количество счастья в целом; и если можно сомневаться в том, всегда ли благородный персонаж счастливее из-за своего благородства, не может быть никаких сомнений в том, что он делает других людей счастливее и что мир в целом извлекает из этого огромную выгоду.Следовательно, утилитаризм мог достигнуть своей цели только путем общего культивирования благородства характера, даже если бы каждый человек извлекал выгоду только из благородства других, а его собственное счастье в том, что касается счастья, было чистым выводом из этого блага. Но простое изложение такой нелепости, как это последнее, делает опровержение излишним.

Согласно Принципу Наивысшего Счастья, как объяснено выше, конечной целью, по отношению к которой и ради которой желательны все другие вещи (независимо от того, рассматриваем ли мы наше собственное благо или благо других людей), является существование, освобожденное от ответственности. как можно дальше от боли и как можно больше удовольствий как в количественном, так и в качественном отношении; критерий качества и правило его измерения в сравнении с количеством — это предпочтение, которое испытывают те, кто в своих возможностях опыта, к которым следует добавить свои привычки самосознания и самонаблюдения, лучше всего снабжаются средствами сравнения.Это, согласно утилитарному мнению, цель человеческой деятельности, обязательно также является мерилом морали; которые могут быть соответственно определены, правила и предписания человеческого поведения, при соблюдении которых описанное существование может быть в максимально возможной степени обеспечено для всего человечества; и не только им, но, насколько позволяет природа вещей, всему разумному творению.

Однако против этой доктрины возникает другой класс противников, которые говорят, что счастье в любой форме не может быть рациональной целью человеческой жизни и действий; потому что, во-первых, это недостижимо: и они презрительно спрашивают: какое ты имеешь право быть счастливым? вопрос, который г.Карлайл сжимается, добавляя: какое право, совсем недавно, у тебя было даже , чтобы быть ? Далее, они говорят, что мужчины могут обойтись без счастья; что все благородные люди почувствовали это и не могли бы стать благородными, если бы не усвоили урок Entsagen, или отречения; этот урок, тщательно усвоенный и усвоенный, они утверждают, что он является началом и необходимым условием всякой добродетели.

Первое из этих возражений раскрыло бы суть дела, если бы оно было хорошо обоснованным; ибо если люди вообще не должны иметь счастья, его достижение не может быть концом морали или какого-либо рационального поведения.Хотя даже в этом случае кое-что можно сказать в пользу утилитарной теории; поскольку полезность включает не только стремление к счастью, но и предотвращение или смягчение несчастья; и если первая цель будет химерической, то последняя будет иметь еще больший размах и настоятельная необходимость, пока человечество, по крайней мере, сочтет нужным жить, и не найдет убежища в одновременном акте самоубийства, рекомендованном при определенных условиях Новалис. Когда, однако, таким образом утверждается, что невозможно, чтобы человеческая жизнь была счастливой, это утверждение, если не что-то вроде словесной придирки, является, по крайней мере, преувеличением.Если под счастьем понимать непрерывность очень приятного возбуждения, достаточно очевидно, что это невозможно. Состояние возвышенного удовольствия длится всего несколько мгновений, а в некоторых случаях и с некоторыми перерывами, часами или днями, и является случайной яркой вспышкой удовольствия, а не его постоянным и устойчивым пламенем. Философы, которые учили, что счастье — это конец жизни, были так же хорошо осведомлены, как и те, кто насмехался над ними. Счастье, которое они имели в виду, было не жизнью восторга, а моментами такового, в существовании, состоящем из немногих и преходящих страданий, множества и разнообразных удовольствий, с явным преобладанием активного над пассивным и лежащим в основе в целом, не ожидать от жизни большего, чем она способна дать.Жизнь, устроенная таким образом, для тех, кому посчастливилось ее обрести, всегда казалась достойной имени счастья. И такое существование даже сейчас является уделом многих, на протяжении значительной части их жизни. Нынешнее жалкое образование и жалкое социальное устройство — единственное реальное препятствие на пути к его достижению почти всеми.

Возражающие, возможно, сомневаются, что люди, если их научат рассматривать счастье как конец жизни, будут удовлетворены такой умеренной его долей.Но огромное количество человечества удовлетворилось гораздо меньшим. Основными составляющими удовлетворенной жизни, по-видимому, являются две, каждая из которых сама по себе часто оказывается достаточной для этой цели: спокойствие и возбуждение. Обладая большим спокойствием, многие обнаруживают, что могут довольствоваться очень небольшим удовольствием: с большим возбуждением многие могут примириться с большим количеством боли. Несомненно, нет никакой внутренней невозможности позволить даже массе человечества объединить и то, и другое; поскольку эти два понятия настолько далеки от несовместимости, что они находятся в естественном союзе, то продолжение одного из них является подготовкой для другого и возбуждает желание для него.Только те, для кого праздность равносильна пороку, не желают возбуждения после некоторого периода отдыха; только те, для кого потребность в возбуждении является болезнью, чувствуют спокойствие, которое следует за возбуждением, тусклым и безвкусным, а не доставляющим удовольствие, прямо пропорциональным возбуждению, которое ему предшествовало. Когда люди, которые достаточно удачливы в своей внешней судьбе, не находят в жизни достаточного удовольствия, чтобы сделать ее ценным для них, причина, как правило, в том, чтобы заботиться ни о ком, кроме себя.Для тех, у кого нет ни общественных, ни частных привязанностей, жизненные волнения значительно сокращаются и в любом случае обесцениваются по мере приближения времени, когда все эгоистичные интересы должны быть прекращены смертью: в то время как те, кто оставляет после себя объекты личной привязанности, и особенно те, кто также воспитывал чувство товарищества с коллективными интересами человечества, сохраняют такой же живой интерес к жизни накануне смерти, как и к энергии молодости и здоровья. Рядом с эгоизмом основной причиной, делающей жизнь неудовлетворительной, является недостаток умственного развития.Культурный ум — я не имею в виду ум философа, но любой ум, для которого были открыты источники знания и который был научен в какой-либо терпимой степени использовать свои способности, — находит источники неиссякаемого интереса во всем этом. окружает его; в объектах природы, достижениях искусства, фантазиях поэзии, событиях истории, путях человечества в прошлом и настоящем и их перспективах в будущем. В самом деле, можно стать равнодушным ко всему этому, да и тому другому, не исчерпав тысячной части этого; но только тогда, когда человек с самого начала не имел никакого морального или человеческого интереса к этим вещам и искал в них только удовлетворение любопытства.

Итак, в природе вещей нет абсолютно никакой причины, по которой уровень умственной культуры, достаточный для того, чтобы вызвать разумный интерес к этим объектам созерцания, не должен быть достоянием каждого, кто родился в цивилизованной стране. Столь же мало врожденной необходимости, чтобы любой человек был эгоистичным эгоистом, лишенным всяких чувств или забот, кроме тех, которые сосредоточены на его собственной несчастной индивидуальности. Что-то намного превосходящее это достаточно распространено даже сейчас, чтобы всесторонне обосновать то, чем может быть создан человеческий вид.Подлинные личные привязанности и искренний интерес к общественному благу возможны, хотя и в неравной степени, для каждого правильно воспитанного человека. В мире, в котором есть так много интересного, так много удовольствия, а также столько того, что нужно исправить и улучшить, каждый, у кого есть это умеренное количество моральных и интеллектуальных требований, способен к существованию, которое можно назвать завидным; и если такому человеку из-за плохих законов или подчинения воле других не будет отказано в свободе использовать источники счастья в пределах его досягаемости, он обязательно найдет это завидное существование, если он избежит положительного зла жизни. , великие источники физического и психического страдания, такие как нищета, болезнь и недоброжелательность, никчемность или преждевременная потеря объектов привязанности.Поэтому главный удар проблемы заключается в борьбе с этими бедствиями, полностью избежать которых — редкая удача; которые, как обстоят дела сейчас, не могут быть устранены и часто не могут быть смягчены в какой-либо материальной степени. Тем не менее, никто, чье мнение заслуживает минутного размышления, не может сомневаться в том, что большинство великих позитивных зол мира сами по себе устранимы и, если человеческие дела продолжат улучшаться, в конце концов уменьшатся в узких пределах. Бедность, в любом смысле подразумевающая страдание, может быть полностью искоренена мудростью общества в сочетании с здравым смыслом и провидением людей.Даже этот самый непоколебимый из врагов, болезнь, может быть бесконечно уменьшен в размерах с помощью хорошего физического и морального воспитания и надлежащего контроля пагубных влияний; в то время как прогресс науки обещает в будущем еще более прямые победы над этим отвратительным противником. И каждое продвижение в этом направлении избавляет нас не только от случайностей, которые урезают нашу собственную жизнь, но и, что нас беспокоит еще больше, лишает нас тех, в ком заключено наше счастье.Что касается превратностей судьбы и других разочарований, связанных с мирскими обстоятельствами, то они в основном являются результатом либо грубой неосторожности, либо плохо регулируемых желаний, либо плохих или несовершенных социальных институтов. Короче говоря, все великие источники человеческих страданий в значительной степени, многие из них почти полностью, могут быть преодолены человеческими заботами и усилиями; и хотя их удаление происходит прискорбно медленно — хотя долгая череда поколений погибнет в разломе до того, как завоевание будет завершено, и этот мир станет всем, чем, если бы не было недостатка воли и знания, это можно было бы легко сделать, — тем не менее каждый разум достаточно умный и щедрый, чтобы внести свой вклад в дело, каким бы маленьким и незаметным он ни был, извлечет благородное удовольствие из самого состязания, без которого он не стал бы ни за какие взятки в форме эгоистичного потворства своим слабостям.

И это приводит к истинной оценке того, что говорят возражающие о возможности и обязанности научиться обходиться без счастья. Без счастья, безусловно, можно обойтись; это делается невольно девятнадцатыми двадцатыми человечества, даже в тех частях нашего нынешнего мира, которые наименее погружены в варварство; и часто герой или мученик должен делать это добровольно, ради чего-то, что он ценит больше, чем свое личное счастье.Но это что-то, что это, кроме счастья других или некоторые из необходимых условий счастья? Благородно быть способным полностью отказаться от своей доли счастья или своих шансов на него: но, в конце концов, это самопожертвование должно иметь какую-то цель; это не его собственная цель; и если нам скажут, что ее цель — не счастье, а добродетель, которая лучше счастья, я спрашиваю, была бы жертва принесена, если бы герой или мученик не верил, что она заработает для других иммунитет от подобных жертв? Можно ли было бы это сделать, если бы он думал, что его отказ от счастья для себя не принесет плодов ни одному из его собратьев, но сделает их судьбу похожей на его и поставит их также в положение людей, которые отказались от счастья? Вся честь тем, кто может отказаться от личного наслаждения жизнью, когда таким отречением они вносят достойный вклад в увеличение количества счастья в мире; но тот, кто делает это или заявляет, что делает это с какой-либо другой целью, заслуживает восхищения не больше, чем аскет, взошедший на свой столб.Он может быть вдохновляющим доказательством того, что могут делать мужчины, , но, конечно, не примером того, что они, , должны, .

Хотя только в очень несовершенном состоянии устройства мира каждый может наилучшим образом служить счастью других посредством абсолютной жертвы своей собственной, тем не менее, пока мир находится в этом несовершенном состоянии, я полностью признаю, что готовность принести такую ​​жертву — высшая добродетель, которую только можно найти в человеке. Я добавлю, что в таком состоянии мира, каким бы парадоксальным ни было это утверждение, сознательная способность обходиться без счастья дает наилучшую возможность реализовать такое счастье, какое только возможно.Ибо ничто, кроме того, что сознание не может поднять человека над жизненными шансами, заставляя его чувствовать, что пусть судьба и удача делают свое худшее, у них нет силы подчинить его: что, однажды почувствовав, освобождает его от чрезмерной тревоги по поводу зла жизни, и позволяет ему, как многим стоикам в худшие времена Римской империи, культивировать в спокойствии доступные ему источники удовлетворения, не беспокоясь о неопределенности их продолжительности, равно как и об их неизбежном конце. .

Между тем, пусть утилитаристы никогда не перестанут заявлять о морали самопожертвования как о владении, которое по праву принадлежит им, равно как стоикам или трансценденталистам. Утилитарная мораль действительно признает в людях способность жертвовать своим величайшим благом ради блага других. Он только отказывается признать, что жертва сама по себе является благом. Жертва, которая не увеличивает или не увеличивает общую сумму счастья, считается потраченной впустую.Единственное самоотречение, которому он аплодирует, — это преданность счастью или некоторым средствам счастья других; либо человечества в целом, либо отдельных лиц в пределах, налагаемых коллективными интересами человечества.

Я должен еще раз повторить, что противники утилитаризма редко имеют справедливость признать, что счастье, которое формирует утилитарный стандарт правильного поведения, — это счастье не самого агента, а всех, кого это касается. Что касается собственного счастья и счастья других, утилитаризм требует от него быть столь же беспристрастным, как бескорыстный и доброжелательный зритель.В золотом правиле Иисуса из Назарета мы читаем полный дух этики полезности. Поступать так, как поступил бы человек, и любить ближнего, как самого себя, составляют идеальное совершенство утилитарной морали. В качестве средства наиболее близкого приближения к этому идеалу полезность предписывала бы, во-первых, что законы и социальные устройства должны помещать счастье или (говоря практически это можно назвать) интересы каждого человека как можно ближе к цели. гармония с интересами в целом; и, во-вторых, образование и мнение, которые имеют такую ​​огромную власть над человеческим характером, должны использовать эту силу таким образом, чтобы установить в сознании каждого индивидуума неразрывную связь между его собственным счастьем и благом в целом; особенно между его собственным счастьем и практикой таких способов поведения, отрицательного и положительного, которые предписывает уважение к всеобщему счастью: так, чтобы не только он был неспособен постичь возможность счастья для себя, в соответствии с поведением, противоположным общему хорошо, но также и то, что прямой импульс к достижению общего блага может быть в каждом отдельном человеке одним из привычных мотивов действия, и чувства, связанные с ним, могут занимать большое и видное место в разумном существовании каждого человеческого существа.Если противники утилитарной морали представляли ее своим собственным умам в ее истинном характере, я не знаю, какую рекомендацию, присущую какой-либо другой морали, они могли бы подтвердить, желая ей: какие более прекрасные или более возвышенные проявления человеческой натуры можно найти? Можно предположить, что другая этическая система будет способствовать развитию каких-либо источников действия, недоступных для утилитаристов, на которые такие системы опираются для выполнения своих мандатов.

Противников утилитаризма не всегда можно обвинить в том, что они представляют его в дискредитирующем свете.Напротив, те из них, кто придерживается чего-то вроде справедливого представления о его бескорыстном характере, иногда считают его стандарт слишком высоким для человечества. Они говорят, что требовать, чтобы люди всегда действовали, руководствуясь соображениями защиты общих интересов общества, — это слишком много. Но это значит ошибиться в самом значении стандарта морали и смешать правило действия с его мотивом. Этика состоит в том, чтобы сказать нам, каковы наши обязанности или с помощью какого теста мы можем их узнать; но никакая система этики не требует, чтобы единственным мотивом всего, что мы делаем, было чувство долга; напротив, девяносто девять сотых всех наших действий совершаются по другим мотивам, и это делается правильно, если правило долга не осуждает их.Тем более несправедливо по отношению к утилитаризму, что это конкретное заблуждение должно служить основанием для возражения против него, поскольку утилитаристы-моралисты превзошли почти всех остальных, утверждая, что мотив не имеет ничего общего с моралью действия, хотя в большей степени с ним. ценность агента. Тот, кто спасает других людей от утопления, делает то, что морально правильно, будь то долг или надежда на то, что ему заплатят за свои беды: тот, кто предает друга, который ему доверяет, виновен в преступлении, даже если его цель служить другому другу, перед которым у него большие обязательства. ^[B] Но говорить только о действиях, совершаемых из мотивов долга и прямого подчинения принципам: это неправильное понимание утилитарного способа мышления, если он подразумевает, что люди должны сосредоточить свое внимание на столь широких возможностях. всеобщность как мир или общество в целом. Подавляющее большинство хороших действий предназначено не для блага мира, а для блага отдельных людей, из которых состоит благо мира; и мысли самого добродетельного человека не должны в этих случаях выходить за пределы конкретных заинтересованных лиц, за исключением случаев, когда это необходимо для уверенности в том, что, принося им пользу, он не нарушает права, то есть законные и санкционированные ожидания, кто-нибудь еще.Согласно утилитарной этике умножение счастья является целью добродетели: в тех случаях, когда любой человек (кроме одного из тысячи) может сделать это в расширенном масштабе, другими словами, быть общественный благотворитель, но исключительный; и только в этих случаях он призван рассмотреть общественную полезность; в любом другом случае ему нужно уделить внимание частной полезности, интересам или счастью нескольких человек. Только те, чьи действия распространяются на общество в целом, должны постоянно заботиться о таком большом объекте.Действительно, в случае воздержания — вещей, которые люди воздерживаются делать по моральным соображениям, хотя последствия в конкретном случае могут быть полезными, — было бы недостойно разумного агента не осознавать, что действие является классовым. который, если его практиковать в целом, был бы в целом вредным, и что это основание обязательства воздерживаться от него. Степень уважения к общественным интересам, подразумеваемая этим признанием, не превышает того, чего требует любая система морали; поскольку все они предписывают воздерживаться от всего, что явно пагубно для общества.

Те же соображения устраняют еще один упрек доктрине полезности, основанный на еще более грубом неправильном понимании цели стандарта морали и самого значения слов «правильно» и «неправильно». Часто утверждают, что утилитаризм делает людей холодными и несочувствующими; что это охлаждает их моральные чувства к людям; что это заставляет их рассматривать только сухое и жесткое рассмотрение последствий действий, не принимая в их моральную оценку качеств, из которых исходят эти действия.Если утверждение означает, что они не позволяют повлиять на свое суждение относительно правильности или неправильности действия их мнения о качествах человека, который это делает, это жалоба не против утилитаризма, а против наличия какого-либо стандарта морали. вообще; ибо, конечно, ни один из известных этических стандартов не определяет действие как хорошее или плохое, потому что оно совершено хорошим или плохим человеком, тем более потому, что оно совершено любезным, храбрым или доброжелательным человеком или наоборот. Эти соображения относятся не к оценке действий, а людей; и в утилитарной теории нет ничего несовместимого с тем фактом, что есть другие вещи, которые интересуют нас в людях, помимо правильности и неправильности их действий.Стоики, действительно, с парадоксальным неправильным употреблением языка, которое было частью их системы и с помощью которого они стремились возвыситься над всеми заботами о чем-либо, кроме добродетели, любили говорить, что тот, кто имеет это, имеет все; что он, и только он, богат, красив, король. Но утилитаристская доктрина не претендует на это описание в пользу добродетельного человека. Утилитаристы прекрасно осведомлены о том, что помимо добродетели есть и другие желанные свойства и качества, и совершенно готовы предоставить всем им их полную ценность.Они также осознают, что правильное действие не обязательно указывает на добродетельный характер, и что действия, за которые можно порицать, часто проистекают из качеств, заслуживающих похвалы. Когда это очевидно в каком-либо конкретном случае, это изменяет их оценку, не обязательно действия, но агента. Я допускаю, что, несмотря на это, они придерживаются мнения, что в конечном итоге лучшее доказательство хорошего характера — это хорошие поступки; и решительно отказываются рассматривать любые умственные наклонности как хорошие, преобладающей тенденцией которых является плохое поведение.Это делает их непопулярными среди многих людей; но это непопулярность, которую они должны разделять со всеми, кто серьезно относится к различию между добром и злом; и этот упрек — не тот, от которого сознательный утилитарист должен стремиться отразить.

Если под этим возражением подразумевается не больше, чем то, что многие утилитаристы смотрят на мораль действий, измеряемую утилитарными стандартами, слишком исключительным образом и не уделяют достаточного внимания другим красотам характера, которые направлены на создание Можно признать, что человеческое существо достойно любви или восхищения.Утилитаристы, которые культивировали свои моральные чувства, но не сочувствие или художественное восприятие, действительно попадают в эту ошибку; как и все другие моралисты в тех же условиях. То, что можно сказать в оправдание других моралистов, одинаково доступно для них, а именно, что если и должна быть какая-то ошибка, лучше, чтобы она была на той стороне. Фактически, мы можем утверждать, что среди утилитаристов, как и среди приверженцев других систем, есть все мыслимые степени жесткости и небрежности в применении своих стандартов: некоторые даже пуритански строги, а другие снисходительны, насколько это возможно. быть желанным грешником или сентименталистом.Но в целом доктрина, которая выдвигает на первый план интерес человечества к подавлению и предотвращению поведения, нарушающего моральный закон, вероятно, будет уступать никакому другому в обращении санкций мнения против таких нарушений. Верно вопрос: что нарушает моральный закон? это тот, в котором те, кто признает разные стандарты морали, вероятно, время от времени расходятся. Но разногласия по вопросам морали не были впервые внесены в мир утилитаризмом, в то время как эта доктрина действительно обеспечивает, если не всегда простой, но во всяком случае осязаемый и понятный способ решения таких разногласий.

---

Возможно, будет не лишним отметить еще несколько распространенных заблуждений относительно утилитарной этики, даже тех, которые настолько очевидны и грубы, что для любого искреннего и умного человека может показаться невозможным впасть в них: значительные умственные способности, часто доставляют себе так мало проблем, чтобы понять отношение к любому мнению, против которого они имеют предрассудки, и люди в целом так мало осознают это добровольное невежество как недостаток, что постоянно встречаются грубейшие недопонимания этических доктрин. с в сознательных сочинениях людей с самыми большими претензиями как на высокие принципы, так и на философию.Мы нередко слышим, как доктрину полезности осуждают как безбожное учение . Если необходимо сказать что-либо против такого простого предположения, мы можем сказать, что вопрос зависит от того, какое представление мы сформировали о моральном характере Божества. Если это истинная вера в то, что Бог желает, прежде всего, счастья своих созданий и что это было его целью при их создании, то полезность не только не безбожное учение, но и более глубоко религиозное, чем любое другое.Если это иметь в виду, что утилитаризм не признает явленную волю Бога как высший закон морали, я отвечаю, что утилитарист, который верит в совершенную доброту и мудрость Бога, обязательно верит в то, что все, что Бог счел нужным открыть, субъект морали должен в высшей степени удовлетворять требованиям полезности. Но другие, помимо утилитаристов, придерживались мнения, что христианское откровение было предназначено и приспособлено для того, чтобы донести до сердец и умы человечества дух, который должен дать им возможность найти для себя то, что правильно, и склонить их к этому, когда оно будет найдено. вместо того, чтобы рассказывать им, кроме как в очень общем виде, что это такое: и что нам нужна доктрина этики, которую мы должны тщательно соблюдать, чтобы истолковать волю Бога.Правильно это мнение или нет, здесь его обсуждать излишне; поскольку любая помощь религии, будь то естественная или явленная, может позволить себе этическое исследование, утилитарист-моралист так же открыт для моралиста-утилитариста, как и для любого другого. Он может использовать его как свидетельство Бога о полезности или вреде любого данного образа действий, имея такое же хорошее право, как другие могут использовать его для указания трансцендентного закона, не имеющего отношения к полезности или счастью.

Опять-таки, полезность часто клеймят как аморальную доктрину, называя ее целесообразностью и используя в своих интересах популярное употребление этого термина, чтобы противопоставить его принципу.Но «целесообразное» в том смысле, в котором оно противоположно «правому», обычно означает то, что целесообразно для конкретных интересов самого агента: как когда министр жертвует интересами своей страны, чтобы удержаться на месте. Когда это означает нечто лучшее, чем это, это означает то, что целесообразно для некоторой непосредственной цели, некоторой временной цели, но которое нарушает правило, соблюдение которого целесообразно в гораздо большей степени. В этом смысле целесообразное, вместо того, чтобы быть тем же самым, что и полезное, является ветвью вредного.Таким образом, часто бывает целесообразно соврать с целью преодоления кратковременного затруднения или достижения какой-либо цели, которая может быть немедленно полезна нам или другим. Но поскольку воспитание в себе чувствительного чувства по поводу правдивости является одним из самых полезных, а ослабление этого чувства — одним из самых пагубных моментов, для которых наше поведение может быть инструментом; и поскольку любое, даже непреднамеренное, отклонение от истины в значительной степени способствует ослаблению достоверности человеческих утверждений, которые являются не только основной опорой всего нынешнего социального благополучия, но и недостаточность которых способствует большему, чем что-либо одно, что можно назвать сдерживающим цивилизацию, добродетель, все, от чего в наибольшей степени зависит человеческое счастье; мы чувствуем, что нарушение правила такой трансцендентной целесообразности, ради настоящего преимущества, нецелесообразно, и что тот, кто ради удобства для себя или какого-либо другого человека делает то, что от него зависит, чтобы лишить человечество добра и причинение им зла, в большей или меньшей степени полагаясь на слова друг друга, действует как один из их злейших врагов.Однако то, что даже это священное правило допускает возможные исключения, признается всеми моралистами; главный из которых состоит в том, что утаивание какого-либо факта (например, информации от мужского фактора или плохих новостей от опасно больного человека) уберегло бы кого-то (особенно человека, отличного от него самого) от великого и незаслуженного зла, и когда удержание может быть осуществлено только путем отказа. Но для того, чтобы исключение не выходило за пределы необходимости и могло иметь наименьший возможный эффект в ослаблении доверия к правдивости, его следует признать и, если возможно, определить его пределы; и если принцип полезности хорош для чего-либо, он должен быть хорош для сопоставления этих конфликтующих полезностей друг с другом и выделения области, в которой тот или иной преобладает.

Опять же, защитники полезности часто оказываются вынужденными ответить на такие возражения, как это — что нет времени, предшествующего действию, для расчета и взвешивания воздействия любой линии поведения на общее счастье. Это точно так же, как если бы кто-то сказал, что невозможно руководить нашим поведением с помощью христианства, потому что нет времени каждый раз, когда что-либо нужно делать, читать Ветхий и Новый Заветы. Ответ на возражение состоит в том, что времени было достаточно, а именно, вся прошлая продолжительность существования человеческого вида.Все это время человечество на собственном опыте познало тенденции действий; от опыта которого зависит вся благоразумие, а также вся нравственность жизни. Люди говорят так, как будто начало этого опыта до сих пор откладывалось, и как будто в тот момент, когда какой-то человек испытывает искушение вмешаться в собственность или жизнь другого человека, он должен впервые задуматься о том, действительно ли убийство и воровство вредят человеческому счастью. Даже в этом случае я не думаю, что он нашел бы этот вопрос очень озадачивающим; но, во всяком случае, дело теперь в его руках.Это поистине причудливое предположение, что, если бы человечество согласилось рассматривать полезность как испытание морали, оно бы осталось без согласия относительно того, что полезно, и не приняло бы никаких мер для того, чтобы научить молодых людей своим представлениям об этом предмете. , и соблюдается законом и мнением. Нет никаких трудностей в доказательстве какого-либо этического стандарта, который мог бы работать плохо, если мы предположим, что универсальный идиотизм сочетается с ним, но по любой гипотезе, кроме этой, человечество должно к этому времени выработать положительные убеждения относительно воздействия некоторых действий на их счастье; и убеждения, которые таким образом снизились, являются правилами морали для множества людей и для философа до тех пор, пока ему не удастся найти лучшее.Что философы могут легко сделать это даже сейчас по многим предметам; что принятый этический кодекс никоим образом не является божественным правом; и что человечеству еще многое предстоит узнать о влиянии действий на общее счастье, я признаю, или, скорее, серьезно утверждаю. Следствия из принципа полезности, как и предписания любого практического искусства, допускают неограниченное улучшение, и в прогрессивном состоянии человеческого разума их улучшение постоянно продолжается. Но рассматривать правила морали как поправимые — это одно; совсем отказаться от промежуточных обобщений и попытаться проверить каждое отдельное действие непосредственно с помощью первого принципа — другое.Странно мнение, что признание первого принципа несовместимо с признанием второстепенных. Информировать путешественника о месте его конечного пункта назначения не означает запрещать использование ориентиров и указателей на пути. Утверждение, что счастье — это цель и цель нравственности, не означает, что к этой цели не следует прокладывать никакой дороги или что людям, идущим туда, не следует рекомендовать идти в одном направлении, а не в другом. Мужчинам действительно следует прекратить говорить какую-то чушь по этому поводу, которую они не станут ни говорить, ни слушать по другим вопросам, имеющим практическое значение.Никто не спорит, что искусство навигации не основано на астрономии, потому что морякам не терпится рассчитать морской альманах. Будучи существами разумными, они выходят в море с готовым расчетом; и все разумные существа выходят в море жизни, приняв во внимание общие вопросы о добре и зле, а также многие из гораздо более сложных вопросов, мудрых и глупых. И это, поскольку предвидение является человеческим качеством, можно предположить, что они будут продолжать это делать. Что бы мы ни принимали в качестве основополагающего принципа морали, мы требуем подчиненных принципов для его применения: невозможность обойтись без них, будучи общим для всех систем, не может служить аргументом против кого-либо в отдельности; но серьезно возражать, как будто таковых нет. второстепенные принципы могут иметь место, и то, как если бы человечество оставалось до сих пор и всегда должно оставаться, без каких-либо общих выводов из опыта человеческой жизни, я думаю, это столь же высокий уровень абсурда, которого когда-либо достигалась философская полемика.

Остальные основные аргументы против утилитаризма в основном состоят в том, чтобы обвинить его в общих недугах человеческой натуры и общих трудностях, которые ставят сознательных людей в неловкое положение при формировании своего жизненного пути. Нам говорят, что утилитарист будет склонен сделать свой частный случай исключением из моральных правил и, находясь под искушением, увидит в нарушении правила большую пользу, чем он увидит в его соблюдении. Но является ли полезность единственным вероучением, которое может дать нам оправдание для злодеяний и средство обмануть нашу совесть? Их в изобилии предоставляют все доктрины, которые признают моральным фактом существование противоречивых соображений; что делают все доктрины, в которые верят здравомыслящие люди.Это не ошибка какого-либо вероисповедания, а сложный характер человеческих дел в том, что правила поведения не могут быть сформулированы так, чтобы не требовалось никаких исключений, и что вряд ли какие-либо действия могут быть безопасно определены как всегда обязательные или всегда обязательные. осуждаемый. Не существует этического кредо, которое не смягчало бы жесткость его законов, предоставляя определенную свободу под моральную ответственность агента для приспособления к особенностям обстоятельств; и под каждым вероучением, при открытии, сделанном таким образом, проникают самообман и нечестная казуистика.Не существует моральной системы, при которой не возникало бы однозначных случаев противоречивого обязательства. Это настоящие трудности, узловые точки как в теории этики, так и в сознательном руководстве личным поведением. Практически они преодолеваются с большим или меньшим успехом в зависимости от интеллекта и добродетелей человека; но вряд ли можно утверждать, что кто-то окажется менее квалифицированным для работы с ними из-за обладания окончательным стандартом, к которому могут быть отнесены конфликтующие права и обязанности.Если полезность является высшим источником моральных обязательств, можно использовать полезность, чтобы решить между ними, когда их требования несовместимы. Хотя применение стандарта может быть трудным, это лучше, чем его совсем: в то время как в других системах все моральные законы претендуют на независимый авторитет, нет общего арбитра, имеющего право вмешиваться между ними; их притязания на приоритет одно над другим основаны на немногим лучше, чем софистика, и, если они не определяются, как это обычно бывает, непризнанным влиянием соображений полезности, предоставляют свободный простор для действия личных желаний и пристрастий.Мы должны помнить, что только в этих случаях конфликта между второстепенными принципами необходимо апеллировать к первым принципам. Нет случая морального обязательства, в котором не участвовал бы какой-то второстепенный принцип; и если только один, то редко может быть какое-либо реальное сомнение в том, что это такое, в уме любого человека, которым признается сам принцип.

СНОСКИ:

[А]

Автор этого эссе имеет основания считать себя первым, кто ввел в употребление слово «утилитаризм».Он не изобретал его, а заимствовал это из мимолетного выражения в «Анналах прихода » г-на Галта . После использования его в качестве обозначения в течение нескольких лет, он и другие отказались от него из-за растущей неприязни к чему-либо, напоминающему значок или лозунг сектантских различий. Но как название одного единственного мнения, а не набора мнений — чтобы обозначить признание полезности в качестве стандарта, а не какой-либо конкретный способ его применения — этот термин обеспечивает потребность в языке и во многих случаях предлагает удобный способ избежать утомительной болтовни.

[В]

Противник, чью интеллектуальную и моральную справедливость приятно признать (преподобный Дж. Ллевеллин Дэвис), возразил против этого отрывка, заявив: «Несомненно, правильность или неправильность спасения человека от утопления во многом зависит от мотив, с которым это сделано. Предположим, что тиран, когда его враг прыгнул в море, чтобы спастись от него, спас его от утопления просто для того, чтобы он мог подвергнуть его более изощренным пыткам, будет ли для ясности говорить об этом спасении как о « нравственно правильном действии ». ? » Или предположим еще раз, согласно одной из стандартных иллюстраций этических исследований, что человек предал доверие, полученное от друга, потому что выплата этого доверия смертельно повредила бы самому другу или кому-то из его членов, заставит ли утилитаризм назвать предательство «преступлением», как если бы оно было совершено из самых подлых побуждений? »

Я утверждаю, что тот, кто спасает другого от утопления, чтобы потом убить его пытками, не отличается только по мотивам от того, кто делает то же самое из долга или из милосердия; сам акт другой.В предполагаемом случае спасение человека является лишь необходимым первым шагом в действиях, гораздо более ужасных, чем оставление его утонуть. Если бы мистер Дэвис сказал: «Правильность или неправильность спасения человека от утопления во многом зависит» — не от мотива, но… «от намерения », ни один утилитарист не отличался бы от него. Мистер Дэвис из-за слишком обычной оплошности, чтобы быть не совсем простодушным, в данном случае смешал очень разные идеи мотива и намерения. Нет смысла проиллюстрировать то, что утилитарные мыслители (и в первую очередь Бентам) старались проиллюстрировать больше, чем это.Нравственность действия полностью зависит от намерения, то есть от того, что агент хочет сделать . Но мотив, то есть чувство, которое побуждает его к такому поступку, когда он не имеет никакого значения в поступке, не имеет никакого значения для морали: хотя он имеет большое значение в нашей моральной оценке агента, особенно если он указывает на хороший или плохой привычный характер — склонность характера, из которой могут возникнуть полезные или вредные действия.

% PDF-1.3 1 0 объект > эндобдж 2 0 obj > эндобдж 3 0 obj > эндобдж 4 0 объект > эндобдж 5 0 obj > эндобдж 6 0 obj > эндобдж 7 0 объект > эндобдж 8 0 объект > эндобдж 9 0 объект > эндобдж 10 0 obj > эндобдж 11 0 объект > эндобдж 12 0 объект > эндобдж 13 0 объект > эндобдж 14 0 объект > эндобдж 15 0 объект > эндобдж 16 0 объект > эндобдж 17 0 объект > эндобдж 18 0 объект > эндобдж 19 0 объект > эндобдж 20 0 объект > эндобдж 21 0 объект > эндобдж 22 0 объект > эндобдж 23 0 объект > эндобдж 24 0 объект > эндобдж 25 0 объект > эндобдж 26 0 объект > эндобдж 27 0 объект > эндобдж 28 0 объект > эндобдж 29 0 объект > эндобдж 30 0 объект > эндобдж 31 0 объект > эндобдж 32 0 объект > эндобдж 33 0 объект > эндобдж 34 0 объект > эндобдж 35 0 объект > эндобдж 36 0 объект > эндобдж 37 0 объект > эндобдж 38 0 объект > эндобдж 39 0 объект > эндобдж 40 0 объект > эндобдж 41 0 объект > эндобдж 42 0 объект > эндобдж 43 0 объект > эндобдж 44 0 объект > эндобдж 45 0 объект > эндобдж 46 0 объект > эндобдж 47 0 объект > эндобдж 48 0 объект > эндобдж 49 0 объект > эндобдж 50 0 объект > эндобдж 51 0 объект > эндобдж 52 0 объект > эндобдж 53 0 объект > эндобдж 54 0 объект > эндобдж 55 0 объект > эндобдж 56 0 объект > эндобдж 57 0 объект > эндобдж 58 0 объект > эндобдж 59 0 объект > эндобдж 60 0 объект > эндобдж 61 0 объект > эндобдж 62 0 объект > эндобдж 63 0 объект > эндобдж 64 0 объект > эндобдж 65 0 объект > эндобдж 66 0 объект > эндобдж 67 0 объект > эндобдж 68 0 объект > эндобдж 69 0 объект > эндобдж 70 0 объект > эндобдж 71 0 объект > эндобдж 72 0 объект > эндобдж 73 0 объект > эндобдж 74 0 объект > эндобдж 75 0 объект > эндобдж 76 0 объект > эндобдж 77 0 объект > эндобдж 78 0 объект > эндобдж 79 0 объект > эндобдж 80 0 объект > эндобдж 81 0 объект > эндобдж 82 0 объект > эндобдж 83 0 объект > эндобдж 84 0 объект > эндобдж 85 0 объект > эндобдж 86 0 объект > эндобдж 87 0 объект > эндобдж 88 0 объект > эндобдж 89 0 объект > эндобдж 90 0 объект > эндобдж 91 0 объект > эндобдж 92 0 объект > эндобдж 93 0 объект > эндобдж 94 0 объект > эндобдж 95 0 объект > эндобдж 96 0 объект > эндобдж 97 0 объект > эндобдж 98 0 объект > эндобдж 99 0 объект > эндобдж 100 0 объект > эндобдж 101 0 объект > эндобдж 102 0 объект > эндобдж 103 0 объект > эндобдж 104 0 объект > эндобдж 105 0 объект > эндобдж 106 0 объект > эндобдж 107 0 объект > эндобдж 108 0 объект > эндобдж 109 0 объект > эндобдж 110 0 объект > эндобдж 111 0 объект > эндобдж 112 0 объект > эндобдж 113 0 объект > эндобдж 114 0 объект > эндобдж 115 0 объект > эндобдж 116 0 объект > эндобдж 117 0 объект > эндобдж 118 0 объект > эндобдж 119 0 объект > эндобдж 120 0 объект > эндобдж 121 0 объект > эндобдж 122 0 объект > эндобдж 123 0 объект > эндобдж 124 0 объект > эндобдж 125 0 объект > эндобдж 126 0 объект > эндобдж 127 0 объект > эндобдж 128 0 объект > эндобдж 129 0 объект > эндобдж 130 0 объект > эндобдж 131 0 объект > эндобдж 132 0 объект > эндобдж 133 0 объект > эндобдж 134 0 объект > эндобдж 135 0 объект > эндобдж 136 0 объект > эндобдж 137 0 объект > эндобдж 138 0 объект > эндобдж 139 0 объект > эндобдж 140 0 объект > эндобдж 141 0 объект > эндобдж 142 0 объект > эндобдж 143 0 объект > эндобдж 144 0 объект > эндобдж 145 0 объект > эндобдж 146 0 объект > эндобдж 147 0 объект > эндобдж 148 0 объект > эндобдж 149 0 объект > эндобдж 150 0 объект > эндобдж 151 0 объект > эндобдж 152 0 объект > эндобдж 153 0 объект > эндобдж 154 0 объект > эндобдж 155 0 объект > эндобдж 156 0 объект > эндобдж 157 0 объект > эндобдж 158 0 объект > эндобдж 159 0 объект > эндобдж 160 0 объект > эндобдж 161 0 объект > эндобдж 162 0 объект > эндобдж 163 0 объект > эндобдж 164 0 объект > эндобдж 165 0 объект > эндобдж 166 0 объект > эндобдж 167 0 объект > эндобдж 168 0 объект > эндобдж 169 0 объект > эндобдж 170 0 объект > эндобдж 171 0 объект > эндобдж 172 0 объект > эндобдж 173 0 объект > эндобдж 174 0 объект > эндобдж 175 0 объект > эндобдж 176 0 объект > эндобдж 177 0 объект > эндобдж 178 0 объект > поток xXn6} WL ߴ @ NN ݴ- u-Im7Rv # i0lɼ ϙ ;;.Y! UB; 7> Jm z12D- \ ncs6 6j? J-AQ. ™ p> zy} ni (‘Rjgˣg

Что Фома Аквинский может научить студентов о счастье (и теологии)

Можно ожидать, что уроки счастья будут довольно популярны среди старшеклассников. Так или иначе, каждая католическая средняя школа предлагает именно этот тип занятий — только мы называем это теологией. Св. Фома Аквинский считал, что счастье является одной из основополагающих характеристик согласия ума с Богом, и в этом свете богословие является дисциплиной в которое мы стремимся не только понять, но и в конечном итоге достичь счастья.

Тем не менее, часто бывает трудно вовлечь студентов в богословие, а тем более в восторг от этого. Я преподаю богословие в формальной обстановке всего три года. Но за это время я пришел к выводу, что многие студенты крайне негативно относятся к урокам религии. Я обучаю первокурсников, пришедших в основном из католических начальных школ и приходских религиозных программ. В наших беседах почти все согласны с тем, что, когда религиозный класс сводится к религиозной информации, это 1) заставляет их чувствовать себя хуже, чем лучше, 2) заставляет их чувствовать себя дальше от Бога, а не ближе и 3) заставляет их задуматься. эта вера глупа и противоречит разуму, а не заставляет задуматься и дает жизнь.

Кажется, их негативный опыт богословия проистекает из двух противоположных полюсов. Для многих религиозное образование было, с одной стороны, слишком туманным и расплывчатым, а с другой стороны, слишком авторитетным. Когда это туманно, религиозное образование описывается как имеющее чрезвычайно расплывчатую цель просто «стать ближе к Богу». При таком подходе богословие становится «легким» курсом в программах начальной школы и приходского образования, где общих утверждений, таких как «Иисус есть любовь» или «Бог добр», достаточно для выдающейся работы.Хотя подобные утверждения не являются неправильными, если не вникнуть в них глубже с помощью дополнительных вопросов, таких как «Почему Бог добр?» «Чем хорош Бог?» или «Что значит» хорошо «?» делает грубую несправедливость по отношению к их богатству и глубине.

С другой стороны, религиозное образование часто оправдывается аргументами, исходящими из авторитетов и традиций. В этой крайности религиозные педагоги убеждают студентов, что они должны изучать богословие, «потому что это то, чем занимается религиозная школа» или что им «нужно знать это, чтобы соответствовать в церкви.Эти требования к послушанию и соответствию проявляются в религиозном образовании, которое является не чем иным, как механическим запоминанием догм и доктрин, что в конечном итоге может привести к роботизированным псевдотношениям между учеником и Богом. Что еще более прискорбно, так это то, что эти, казалось бы, противоречащие друг другу полюса интеллектуальной слабости и слепого послушания сосуществуют в одной школе или классе.

Но эти оправдания и опыт религиозного образования не могли быть дальше от фактической цели богословия, особенно в том виде, как это сформулировал Аквинский.Томистский комментатор Томас О’Мира, О.П., пишет в своей книге Фома Аквинский: Богослов , что «жизнь познания, веры и любви имеет своей конкретной целью не религиозное послушание, а счастье». Хотя это утверждение верно, оставляя все как есть, есть риск впасть в вышеупомянутую набожную неточность. Если религиозное образование должно быть позитивным и значимым опытом для сегодняшних студентов, мы должны переосмыслить, почему преподается богословие. Для этого мы должны решить важный вопрос, поднятый в заявлении отца О’Мира, который он кратко формулирует несколькими строками позже: «Но что такое настоящее счастье?»

Требования послушания и соответствия проявляются в религиозном образовании. это не более чем механическое запоминание догм и доктрин, которое в конечном итоге может привести к роботизированным псевдотношениям между учеником и Богом.

Множество ложных путей

Сознательно или нет, но все подростки (и взрослые, если на то пошло) борются с этим вопросом каждый день. Когда дело доходит до того, как они проводят свое свободное время, зачем они учатся и что они видят в своей жизни за пределами учебы, студенты пытаются достичь счастья. Однако слишком часто эта борьба не заходит достаточно далеко. Из-за простых ответов, пропагандируемых в массовой культуре и средствах массовой информации, учащихся могут ввести в заблуждение относительно того, что принесет им прочное счастье.Неудивительно, что святой Фома Аквинский с его глубоким пониманием человеческой природы ясно говорит с подростками в 21 веке, хотя писал он более 500 лет назад. Первая часть второй части его Summa Theologiae остается мастерским руководством для всех, кто стремится далеко продвинуться по пути к счастью в этой жизни и в следующей.

Фома Аквинский сначала делает все возможное, чтобы указать, чем не является счастье: это не богатство, удовольствие, слава, почести или власть.Эти вещи не только сами по себе не являются счастьем, они часто становятся препятствием на пути к истинному счастью, потому что они улавливают искателя удовольствиями, которые в конечном итоге мимолетны и неудовлетворительны. Фома Аквинский объясняет, что богатство не может содержать счастья, потому что истинная ценность богатства заключается в том, что его можно использовать для покупки других вещей (I.II.2.1). Например, подросток может желать богатства, чтобы покупать модную одежду. Теперь, поскольку целью богатства является что-то еще — в данном случае одежда, — предметы, которые богатство покупает, более желательны, чем само богатство.Поскольку само по себе богатство не является последним шагом на пути к счастью, мы не можем сказать, что богатство — это счастье.

На родственном, но другом уровне Аквинский указывает, что удовольствие само по себе не может быть счастьем (I.II.2.6). Это в первую очередь потому, что удовольствие зависит от чувств. Хорошая еда доставляет удовольствие из-за чувства вкуса, красивое владение доставляет удовольствие из-за зрения, а сексуальное удовлетворение доставляет удовольствие из-за осязания. По сути, эти удовольствия не являются ни высшими, ни вечными.Положительно, чтобы радоваться чему-то красивому или приятному на вкус, вы должны иметь хорошее зрение и функционирующие вкусовые рецепторы. Если вы слепы или не обладаете надлежащими обонятельными функциями, в этих вещах будет меньше счастья. Таким образом, хотя эти вещи часто доставляют удовольствие, их нельзя приравнивать к счастью.

Далее Фома Аквинский указывает, что счастье не содержится в почестях, потому что честь (или «репутация») дается человеку в результате некоторых достижений или личных качеств (I.II.2.2). Таким образом, достижение или качество являются первичными, потому что они осаждают честь, точно так же, как предмет, полученный посредством богатства, является первичным по отношению к самому богатству. Точно так же Аквинский заключает, что ни слава (I.II.2.3), ни власть (I.II.2.4) не содержат счастья. Это потому, что и слава, и власть временны и не являются самодостаточными. Точно так же очень редко человек, обладающий властью, сохраняет эту власть до бесконечности . Чтобы проиллюстрировать это, учитель может просто показать студентам газету или журнал десятилетней давности или даже несколько месяцев назад: от профессиональных спортсменов до икон поп-культуры и политиков, похоже, нет недостатка в людях, достигших больших высот. честь, слава и власть только для того, чтобы погрузиться в позор или безвестность.

Завершая свой раздел о том, чем не является счастье, Фома Аквинский заявляет, что счастье не может существовать ни в каком сотворенном добре, потому что конечный объект наших стремлений — высшая и вечная добро и истина, которые принадлежат только Создателю: «Ибо счастье есть совершенное добро, которое совсем убаюкивает аппетит; иначе это не был бы последний конец, если бы что-то еще оставалось желать лучшего »(I.II.2.8).

Несовершенное преследование

По общему признанию, это длинное объяснение того, чем не является счастье.Цель заключалась не в том, чтобы уклониться от первоначального вопроса. На самом деле, кажется, самым большим препятствием на пути к счастью для старшеклассников является то, что они верят, что уже нашли его в вышеупомянутых категориях; их поиски понимания счастья прекращаются, потому что они начинают искать то, что, по их мнению, принесет счастье. Однако, устранив эти ложные наводки, мы можем теперь более позитивно направить свое внимание на то, что такое счастье. Фома Аквинский говорит, что в конечном итоге есть два вида счастья: несовершенное счастье и совершенное счастье (I.II.4.5). Мы можем достичь несовершенного счастья ( felicitas ) в этой жизни, углубляясь в познании Бога через «действие интеллекта». Совершенное счастье ( beatitudo ) — это «видение Бога» (I.II.4.5), которое, как утверждает Аквинский, не зависит от тела. Это видение не означает зрение в буквальном смысле, поскольку это сделало бы его зависимым от глаз; скорее это восприятие, превосходящее чувства. Это логически делает совершенное счастье высшим, потому что оно не зависит ни от чего, кроме Бога.Мы можем потерять все, что знаем, даже собственное тело, и счастье быть с Богом все еще остается.

Еще один шаг вперед, поскольку счастье — это полное восприятие Бога, а богословие — это изучение Бога, богословие способствует счастью так же, как изучение друга или партнера позволяет вашей близости с ними расширяться и углубляться. Теология, если ее преподавать и понимать правильно, должна способствовать как несовершенному счастью — через действие интеллекта, — так и в идеале и, в конечном итоге, к совершенному счастью в конце земной жизни человека.Это, мягко говоря, амбициозные цели. Кроме того, простое изложение этих целей в начале курса богословия не обязательно изменит сам предмет. Однако мы надеемся, что переформулирование этих целей прямо и прямо для учащихся, по крайней мере, исправит их ориентацию и, в лучшем случае, увеличит их интерес и усилия, не говоря уже об их учителе.

Теология, если ее преподавать и понимать должным образом, должна способствовать как несовершенному счастью — через действие интеллекта, — так и в идеале и, в конечном итоге, к совершенному счастью в конце земной жизни человека.

В моем собственном классе я попытался предпринять три конкретных шага, чтобы замкнуть круг этой реартикуляции. Во-первых, я говорю студентам, что в конечном итоге цель изучения теологии — быть счастливыми, и обсуждаю, как мы можем увидеть это в содержании данного курса. Как понимание Библии, ее жанров, нюансов, литературных приемов и посланий может сделать учащегося счастливее? Как понимание роста, развития, а иногда и регресса церкви в ходе истории может повысить идентификацию студента с его или ее собственной верой? Как понимание этики может превзойти простое «следование правилам» и стать средством для полноценной жизни? Затем я объясняю, сколько распространенных представлений о счастье может «сделать нас счастливыми» в смысле удовлетворения нас, но это счастье связано с чем-то гораздо более глубоким, менее зависимым, более продолжительным — и укорененным в Боге.