Гедонистические представления о смысле жизни
Добро пожаловать! > Философия жизни и смерти > Гедонистические представления о смысле жизни
Гедонизм (от греч. hedone — наслаждение) — это учение, первоначально развитое древнегреческой философской школой киренаиков и считающее стремление к чувственным удовольствиям и наслаждениям смыслом жизни человека. Её основатель, философ Аристипп, утверждал, что только толпа стремится к вещам и благам, мудрый же — к удовольствиям, которые он получает от вещей и благ. Гедонизм опирался в своих построениях на сократовскую идею внутренней свободы личности и её независимости от обстоятельств внешнего мира. Киренаики учили, что непосредственное физическое наслаждение, является единственным и подлинным благом в жизни человека. Жизнь есть совокупность моментов настоящего, каждый из которых должен быть наполнен как можно более сильным и острым удовольствием. Для умножения и интенсификации удовольствий хороши все средства и пути.
Ничто иное, как удовольствие, является критерием добра и зла. Богатство, власть, слава — все подчинено наслаждению, его достижению и продлению. Наслаждение, удовольствие — главный мотив всех человеческих поступков и деяний.
Эпикур, также считавший наслаждение единственным благом, к которому стоит стремиться, определял его негативно, как состояние отсутствия страдания. Он говорил, что предел величины удовольствия есть устранение всякого страдания, а где есть удовольствие, там, пока оно есть, нет страдания и печали. В письме к Менекею он, в частности, писал: «Мы имеем надобность в удовольствии тогда, когда страдаем от отсутствия удовольствия; а когда не страдаем, то уже не нуждаемся в удовольствии. Поэтому-то мы и называем удовольствие началом и концом счастливой жизни… Так как удовольствие есть первое и прирожденное нам благо, то поэтому мы выбираем не всякое удовольствие, но иногда мы обходим многие удовольствия, когда за ними следует для нас большая неприятность; также мы считаем многие страдания лучше удовольствия, когда приходит для нас большее удовольствие, после того как мы вытерпим страдания в течение долгого времени.
Таким образом, всякое удовольствие по естественному родству с нами есть благо», но не всякое удовольствие следует выбирать, равно как и страдание всякое есть зло, но не всякого страдания следует избегать».46 Высшей формой счастья, идеалом жизни, по Эпикуру, является атараксия — блаженное состояние свободы от телесных страданий и душевных тревог, от болезней тела и страхов души.
И киренаики, и Эпикур пытались провести грань между бездумным, животным стремлением к чувственным наслаждениям, и человеческими попытками сделать чувственные удовольствия смыслом жизни. Они настаивали на том, что люди способны разумно относиться к наслаждениям, ибо отдают себе отчет в последствиях, которые они за собой влекут. В XIX веке попытку рационализировать гедонистическое мировоззрение предпринял утилитаризм — течение в этике, которое заменило принцип удовольствия и наслаждения принципами «пользы» и «счастья», понимаемыми не как единичные и мимолетные переживания, а как длительные состояния.
Утилитаризм призывал отдаваться не любому влечению и удовольствию, а делать выбор между ними с расчетом их последствий, взвешивать все выгоды и невыгоды.
Иеремия Бентам — один из классиков утилитаризма — построил даже целую «моральную арифметику», представляющую собой целую систему мер расценки удовольствий с точки зрения их силы, длительности, прочности и т.д., систему, которая должна бы была помочь дать правильный расчет наибольшей пользы в жизни. Несостоятельность этой «бухгалтерии» удовольствий и страданий очевидна. Человеческие переживания исключительно субъективны и не могут быть подведены под универсальные арифметические расчеты. Оно и то же явление в различной обстановке, при различных настроениях у одного и того же человека вызывает разное отношение, разные переживания. Так же различно переживаются удовольствия и страдания у разных людей.
Джон Стюарт Милль и Н.Г.Чернышевский, также придерживающиеся утилитаристской концепции, пытались оценивать удовольствие не с количественной, а с качественной точки зрения. Они предложили различать удовольствия «высшего» и «низшего» порядка, «достойные» и «недостойные» человека, и «истинное» счастье и пользу видеть только в «разумных удовольствиях», в «разумной» пользе.
Например, удовольствия интеллектуальные выше удовольствий чувственных, альтруистические выше эгоистических. Счастье и довольство недостаточны для человека. «Лучше быть недовольным Сократом, чем довольным дураком», говорил Дж.Ст.Милль. А русский писатель Н.Г.Чернышевский, в романе «Что делать?» выводит из эгоизма всю общественную мораль вплоть до необходимости жертвовать жизнью ради другого.
Оценивая гедонистические представления о смысле жизни, нужно иметь в виду, что суть дела заключается не с том, какие конкретно удовольствия объявляются высшим благом. Они могут быть самыми разными. Удовольствие от чревоугодия и удовольствие, получаемое от занятий наукой или от миссионерского служения, оцениваются по-разному. Но между ними не будет принципиального различия, если рассматривать следование им без связи с какой-либо объективной целью и ценностью, выходящей за пределы индивидуального бытия. Занятие наукой имеет подлинный смысл не потому, что оно приносит наслаждение ученому, а потому что оно ценно с точки зрения общечеловеческой.
в получении чувственного удовольствия (гедонисты)
Смысл
жизни связан с получением удовольствия,
которое предоставляют человеку его
чувства. Поэтому он называется
гедонистическим (гр. hedone — наслаждение).
Наслаждение — начало и конец счастливой
жизни.
Непосредственное
физическое наслаждение — единственное
и подлинное благо в жизни человека.
Жизнь есть совокупность моментов
настоящего, каждый из которых должен
быть наполнен как можно более сильным
и острым удовольствием. Будущего в этом
смысле нет. Богатство, власть, слава и
т.п. — все подчинено наслаждению, его
достижению и продлению. Наслаждение,
удовольствие — главный мотив всех
человеческих поступков и деяний.
Уязвимые точки гедонистического
смысла жизни. Во-первых, многие
удовольствия причиняют в конечном
счете страдания. Во-вторых, ориентация
на поиск только удовольствий в жизни
делает человека рабом этих удовольствий,
а так же — обстоятельств, вещей и людей,
от которых они зависят.
2) Смысл жизни: в свободе человека (позиция стоицизма)
Свобода
человека состоит в сознательном
подчинении мировой закономерности,
которая есть основа всего существующего.
Это означает смиренное принятие жизни,
такой, какая она есть.
Текущие
события и внешние влияния, к которым
человек глубоко равнодушен, не могут
иметь полной власти над ним. Будучи
свободным от влияния вещей и событий
смиренный стоик имеет способность сохранять
человеческое лицо даже в условиях
нечеловеческого существования.
3) Смысл жизни: жить в соответствии с нравственными законами, которые устанавливает себе человек сам
Жить
в соответствии с нравственными законами
означает одно -каждый индивид должен
поступать так, чтобы правило его личного
поведения могло стать правилом поведения
для всех.
Нравственно
— это когда то, что делаю лично я, могли
бы повторить за мной все люди, и жизнь
при этом сделалась бы только более
человечной. Почему, например, нельзя
лгать? Да потому, что если я стану врать,
если все сделаются лгунами, то
человеческая коммуникация окажется
невозможной, совместная общественная
жизнь просто развалится.
У человека есть фундаментальный долг
— быть человеком: необходимо признавать
в каждом другом человеке именно
человека, а поэтому не использовать
его в качестве средства для достижения
собственно эгоистических целей.
Рассматривать того или иного индивида
в качестве человека — значит, уважать в
нем его человеческое достоинство, видеть
в нем — свободную личность.
Эти варианты смысла жизни, задаваемые жизнью разума, обеспечивают в определенной мере глубинный покой души, возвышают человека духовно. Они ведут также к углубленному пониманию мира, обстоятельств и людей, с которыми связана повседневная жизнь каждого из нас. Выбравшие такой смысл жизни готовы к тому, чтобы отвернуться от обычных человеческих радостей и забот.
Гедонизм переоценен – чтобы сделать жизнь лучше, должна быть боль, говорит этот профессор Йельского университета | Жизнь и стиль
Простейшая теория человеческой природы – гедонизм – мы гонимся за удовольствиями и комфортом. Страдания и боль по самой своей природе следует избегать. Дух этого взгляда прекрасно передан в Эпосе о Гильгамеше : «Пусть твой живот будет полон, наслаждайся всегда днем и ночью! Веселитесь каждый день, танцуйте и играйте день и ночь… Ибо такова судьба людей».
А также канадской рок-группой Trooper: «Мы здесь, чтобы хорошо провести время / Ненадолго / Так что хорошо проводите время / Солнце не может светить каждый день».
Гедонисты не станут отрицать, что жизнь полна добровольных страданий – мы просыпаемся среди ночи, чтобы покормить ребенка, в 8.15 едем в город, проходим болезненные медицинские процедуры. Но для гедониста эти неприятные действия рассматриваются как затраты, которые необходимо заплатить, чтобы получить больше удовольствия в будущем. Сложная и трудная работа — это билет к выживанию и статусу; скучные упражнения и неприятные диеты – вот через что нужно пройти ради стального пресса и бодрой старости и так далее.
Здесь явно что-то есть. Никто не может сомневаться, что у нас есть влечения к еде, сексу, статусу и многому другому — и что большая часть наших страданий выбирается с учетом этих целей.
Но я считаю гедонизм ужасной теорией. Моя последняя книга, Сладкое пятно: страдание, удовольствие и ключ к хорошей жизни , обосновывает другую теорию того, чего хотят люди.
Я утверждаю, что мы не только ищем удовольствия, мы также хотим жить осмысленной жизнью — и это включает добровольное переживание боли, беспокойства и борьбы. Мы видим ценность в избранном страдании.
В конце концов, люди охотно взбираются на горы, бегают марафоны или получают по морде в спортзалах и додзё. Другие, в основном молодые люди, выбирают войну, и, хотя они не хотят быть искалеченными или убитыми, они надеются испытать вызов, страх и борьбу — креститься огнём, если использовать избитое выражение. Некоторые из нас решают завести детей, и обычно у нас есть некоторое представление о том, насколько это будет тяжело; может быть, мы даже знаем обо всех исследованиях, показывающих, что годы с маленькими детьми могут быть более напряженными, чем любой другой период жизни (и те, кто не знает этого заранее, быстро узнают). и однако мы редко сожалеем о своем выборе.
Как ни странно, мы часто выбираем страдание. Лучшая история нашей природы была прекрасно представлена в фильме «Матрица », где агент Смит рассказывает Морфеусу, как появился мир, в котором они живут, — симуляция, созданная злонамеренными компьютерами: «Знаете ли вы, что первая Матрица была разработана быть совершенным человеческим миром? Где никто не пострадал, где все были бы счастливы.
Это была катастрофа. Программу никто не принял, целые урожаи были потеряны. Некоторые считали, что нам не хватает языка программирования для описания вашего идеального мира, но я считаю, что люди как биологический вид определяют свою реальность через несчастье и страдание. Значит, идеальный мир был сном, от которого твой примитивный мозг все время пытался проснуться.
Мы хотим полноценной жизни, и боль и борьба являются частью этого
Зачем нам вообще выбирать страдание? Иногда, как сказал бы вам гедонист, это делается ради осязаемых целей. Боль может отвлечь нас от наших тревог и даже помочь нам превзойти себя. Выбор страданий может служить социальным целям — он может показать, насколько мы сильны, или послужить криком о помощи. Неприятные эмоции, такие как страх и печаль, являются частью игры и фантазии и могут доставлять моральное удовлетворение. А усилие, борьба и трудности могут в правильном контексте привести к радости мастерства и потока.
Но это еще не все. Экономист Джордж Левенштейн приводит пример серьезного альпинизма. Удовольствия здесь, мягко говоря, не очевидны; скорее, это кажется «непрекращающимся страданием от края до края». Дневники и журналы альпинистов рассказывают о «беспощадном холоде (часто приводящем к обморожению и потере конечностей или смерти), истощении, снежной слепоте, высотной болезни, бессоннице, убогом состоянии, голоде, страхе…» Постоянная тяга к еде. И есть скука: «В типичном восхождении подавляющее большинство времени тратится на умопомрачительно монотонную деятельность — например, многочасовое «проветривание» в маленькой вонючей палатке, набитой другими альпинистами». Альпинисты описывают свой опыт как одиночество и отчужденность, проводя дни и недели в горьком молчании, с разногласиями, которые не удается сгладить. И все же люди делают это, а затем делают это снова и снова, получая некоторое удовлетворение, которое никоим образом не сводится к удовольствию.
По-видимому, по крайней мере для некоторых из нас хорошо прожитая жизнь — это больше, чем жизнь, полная удовольствий и счастья.
Я поддерживаю экономиста Тайлера Коуэна, который писал: «Все хорошее, что есть в жизни отдельного человека, нельзя свести к какой-то одной ценности. Дело не только в красоте, справедливости или счастье. Плюралистические теории более правдоподобны, постулируя множество соответствующих ценностей, включая человеческое благополучие, справедливость, справедливость, красоту, художественные вершины человеческих достижений, качество милосердия и множество различных и, действительно, иногда контрастирующих видов счастья. Жизнь сложна.»
Наряду с удовольствием, есть стремление к осмысленным занятиям. Если эта мотивация неудовлетворена, жизнь кажется неполной. Этот твит от Греты Тунберг отражает довольно типичную реакцию на поиск смысла жизни: «До того, как я начала бастовать в школе, у меня не было ни энергии, ни друзей, и я ни с кем не разговаривала. Я просто сидел один дома, с расстройством пищевого поведения. Всего этого больше нет, так как я нашел смысл в мире, который многим иногда кажется мелким и бессмысленным».
Виктор Франкл пришел к такому же выводу. В первые годы работы психиатром в Вене, в 1930-х годах, Франкл изучал депрессию и самоубийство. В этот период нацисты пришли к власти и захватили Австрию в 1938 году. Не желая бросать своих пациентов и своих пожилых родителей, Франкл решил остаться, и он был одним из миллионов евреев, попавших в концлагерь. – сначала в Освенциме, потом в Дахау. Всегда ученый, Франкл изучал своих товарищей по заключению, задаваясь вопросом, что отличает тех, кто сохраняет позитивный настрой, от тех, кто не может его вынести, теряет всякую мотивацию и часто убивает себя.
Он пришел к выводу, что ответ имеет значение. Наилучшие шансы на выживание были у тех, у кого в жизни была более широкая цель, какая-то цель, проект или отношения, какая-то причина жить. Как он позже писал (перефразируя Ницше): «Те, у кого есть «зачем» жить, могут вынести почти любое «как».
Будучи психиатром, Франкл интересовался психическим здоровьем. Но его призыв к осмысленной жизни — центральная часть терапии, которую он разработал после того, как покинул лагеря, — основывался не только на представлении о том, что это принесет счастье или психологическую устойчивость.
Он считал, что именно к такому существованию мы должны стремиться. Он был чувствителен к различию между счастьем и тем, что Аристотель называл эвдемонией — буквально «добрым духом», но имея в виду процветание в более общем смысле. Для Франкла была важна эвдемония.
Люди, которые процветают, как правило, имеют смысл в своей жизни
Как мы переходим от смысла к страданию? Существует множество научных доказательств, указывающих на связь. Люди, которые говорят, что их жизнь наполнена смыслом, сообщают о большем беспокойстве, беспокойстве и борьбе, чем те, кто говорит, что их жизнь счастлива. Страны, граждане которых сообщают о наибольшем значении, как правило, бедные, где жизнь относительно сложна. (Напротив, страны с самыми счастливыми людьми, как правило, процветают и находятся в безопасности.) Профессии, которые люди считают наиболее значимыми, например, работа врачом или священником, часто связаны с болью других людей. И когда нас просят описать самые значимые переживания в нашей жизни, мы склонны думать о самых крайних, очень приятных и очень болезненных.
Мы не ищем страданий. Скорее, мы ищем смысл и цель. Но частью значения и цели являются трудности — тревога, стресс, конфликты, скука и часто физическая и эмоциональная боль. Мы выбираем занятия, которые, как мы знаем, проверят нас — подготовка к марафону, воспитание детей, восхождение на Эверест, — потому что нутром чувствуем, что именно эти занятия имеют значение.
В конце концов, разве жизнь без страданий не будет в конце концов скучной? Я закончу еще одной историей происхождения, на этот раз от Алана Уоттса, британского философа и популярного толкователя дзен-буддизма.
Уоттс начинает с того, что просит вас представить, что вы можете видеть во сне все, что хотите, с идеальной яркостью. Обладая этой силой, вы могли бы за одну ночь увидеть сон, который длился 75 лет. Что бы вы сделали? Очевидно, говорит он, ты исполнишь все свои желания, выберешь все виды удовольствий. Это был бы гедонистический взрыв.
Тогда предположим, что вы можете сделать это снова на следующую ночь, а затем на следующую, и на следующую.
Вскоре, говорит Уоттс, вы скажете себе: а теперь давайте приготовим сюрприз, сон, который не поддается контролю, где со мной что-то произойдет, но я не знаю, что это будет.
И тогда вы продолжите играть, добавляя все больше и больше риска, неопределенности, невежества, лишений. Вы будете воздвигать препятствия на своем пути, препятствия, которые вы, возможно, не сможете преодолеть, пока, наконец, не начнете мечтать о том, чтобы жить той жизнью, которой вы действительно живете сегодня.
Является ли ваша жизнь сейчас — с ее трудностями и борьбой, тревогой и потерями — лучшей из возможных? Возможно нет. Но фантазия Уоттса достаточно близка к истине, чтобы быть глубокой.
Книга Пола Блума «Сладкое пятно: страдание, удовольствие и ключ к хорошей жизни» опубликована издательством Bodley Head по цене 20 фунтов стерлингов. Купите его за 17,40 фунтов стерлингов на guardianbookshop.com
Гедонизм Эпикура хранит секрет более счастливой жизни
Образ жизни
Чтобы быть по-настоящему гедонистом, переоцените то, что важно в жизни
Изображение: Public Domain/ Wikimedia Commons Оливия Голдхилл
Мы можем получать комиссию за ссылки на этой странице.
Как бывший человек типа А, я твердо верю, что большинство людей типа А терпят неудачу в жизни. Они выбрали совершенно жалкое существование, работая на неблагодарной работе, которая делает их несчастными и стрессовыми и разлучает их с любимыми. В жизни типа А в основном отсутствуют неторопливые романы, авантюрные путешествия или часы в пабе с друзьями — и все потому, что удовольствие было отвергнуто как стоящая цель.
Философы-гедонисты знали лучше. Эта школа мысли утверждает, что удовольствие — это благо, к которому стоит стремиться, и что идеальная человеческая жизнь наполнена удовольствием. Сегодня это слово в разговорной речи используется для описания жизни, полной потакания своим слабостям и чувственных удовольствий. Но в Древней Греции гедонистическое мировоззрение не обязательно сводилось к чревоугодию и легкомыслию.
Существует несколько ответвлений «гедонизма» в философии, и одно из самых известных — выдвинутое древнегреческим философом Эпикуром — в конечном счете выступает за довольно простую жизнь.
«Версия Эпикура соглашается с тем, что удовольствие — это величайшее благо, а лучшая жизнь — это самая приятная жизнь», — говорит Джеймс Уоррен, профессор классики Кембриджского университета. — Но он считает, что высшее удовольствие, которого можно достичь, — это отсутствие боли. Как только боль устранена, вы не увеличиваете удовольствие с этого момента, вы просто меняете его».
Далекий от обильного пиршества, Эпикур довольствовался хлебом и водой, которые спасали его от голода и облегчали любую боль. Он не возражал против случайных поблажек, однажды написав в переписке: «Пришлите мне горшочек сыра, чтобы, когда я захочу, я мог полакомиться с роскошью», удовольствие будет приходить от активного поиска более изысканной кухни.
«[Согласно Эпикуру], вам нужно перестать желать того, что вам не нужно по природе». Для Эпикура гедонистическая жизнь — это жизнь, свободная от телесных и душевных страданий. Большинство людей живут несчастной жизнью, потому что они так обеспокоены и обеспокоены, и поэтому ключ к эпикурейскому гедонизму — искоренение всех тревог.
Возможно, эпикурейский образ жизни хлеба и воды не кажется особенно гедонистическим или привлекательным. Но его размышления о том, как искоренить боль, содержат в себе крупицу проницательности, которую стоит применить даже к нашей радикально отличающейся жизни, спустя более двух тысячелетий.
«[Согласно Эпикуру], вам нужно перестать желать того, что вам не нужно по природе, — говорит Уоррен. «Осмотрите те вещи, которые вы желаете. Когда вы обнаружите, что желаете чего-то неестественного или ненужного, вы должны признать это и перестать этого хотеть».
Эпикур, безусловно, придерживался крайних взглядов; он решил, что ему нужно очень мало, и жизнь без таких желаний доставляла ему величайшее удовольствие. Но его упор на оценку потребностей и желаний полезен для тех, кто придерживается менее строгого эпикурейского подхода.
«Если подумать о современных стрессах и желаниях, связанных со статусом и потребительством, мы могли бы обойтись без многих из них, и, вероятно, обходиться без них было бы полезно для нас», — говорит Уоррен.
