Типы преступников чезаре ломброзо: Преступный тип, Ламброзо и русская литература. Нарративные модели изображения врожденной преступности и атавизма в Российской империи 1880— 1900 годов (пер. с англ. Нины Ставрогиной)

Содержание

Чезаре Ломброзо и его классификация преступников / психология

Имя Чезаре Ломброзо тесно связано с историей криминологии. Их классификация преступников долгое время была основным инструментом для определения профиля преступников. Фактически, многие из его постулатов все еще обсуждаются в области права..

Чезаре Ломброзо, доктор и обученный антрополог, он считается отцом криминологии. Его работа «Экспериментальный антропологический трактат о делинквентах» считается первой систематизированной подборкой в ​​этой области. Вместе с Энрико Ферри и Рафаэле Гарофало он был одним из великих представителей первобытной криминологии или позитивистской криминологии..

«На месте преступления есть определенные улики, которые по самой своей природе не могут быть найдены или исследованы. Как вы собираете любовь, гнев, ненависть, страх …? Это то, что мы обучены, чтобы узнать, как искать«.

-Джеймс Риз-

Мысль Чезаре Ломброзо находился под сильным влиянием теорий Дарвина. В этом смысле Ломброзо продолжал говорить, что преступники были «недостающим звеном», существом, которое находилось где-то между обезьяной и человеком.

Изюминкой работы Чезаре Ломброзо была его классификация преступников. Он разделил их на: прирожденный преступник, сумасшедший моральный преступник, эпилептический преступник, сумасшедший преступник, страстный преступник и случайный преступник. Давайте посмотрим, как он определил каждую из этих категорий.

Чезаре Ломброзо и прирожденный преступник

Для Чезаре Ломброзо было возможно определить, был ли кто-то преступником, анализируя его физические характеристики. Согласно его подходу, преступник представляет признаки органической и психической неполноценности, которые очевидны для глаз..

В случае с рожденным преступником это с физической точки зрения он будет характеризоваться следующими особенностями: маленький череп, большая орбита окуляр, впалый лоб, выпуклость в нижней части задней части головы и т. д. В психологическом плане он нечувствителен, импульсивен и не испытывает угрызений совести.

Преступный моральный сумасшедший

По словам Чезаре Ломброзо, преступник сумасшедшая мораль его редко госпитализируют в специальные психиатрические центры. С другой стороны, Его часто находят в тюрьмах и борделях. Они хитры, недружелюбны, тщеславны и эгоистичны.

С физической точки зрения, Они похожи на прирожденного преступника в его выдающейся челюсти. Его лицо показывает несколько асимметрий. Однако в этом случае его нелегко определить по внешнему виду, но по поведению. Они симулируют безумие, и с детства мы можем определить в них этот способ существования..

Эпилептический делинквент

Для Ломброзо эпилепсия была признаком преступности. Это может проявляться обычным образом, с атаками, или может происходить без каких-либо явных проявлений. В обоих случаях мы будем говорить об одном из самых опасных преступников.

Их можно охарактеризовать как расплывчатых, любящих животных, разрушительных и тщеславных. Ломброзо также указывает, что они совершат самоубийство и что, наряду с моральными глупцами, они единственные, кто стремится объединиться, чтобы совершить преступление.

Сумасшедший преступник

Чезаре Ломброзо различает сумасшедших преступников и сумасшедших преступников. Сумасшедшие правонарушители больны, которые не рассуждают и не несут ответственности за свои действия. Сумасшедшие преступники, с другой стороны, совершают преступление, а затем сходят с ума в тюрьме..

Это указывает на то, что существует три типа сумасшедших преступников: алкоголик, истерик и маттоид. Первый — это тот, кто напивается и совершает преступления. У истерики есть большая склонность лгать и естественная склонность к эротизму. Маттоид, с другой стороны, находится в линии, которая отделяет здравомыслие от безумия. Delinquen на импульс.

Делинквент страстный

Страстный преступник действует импульсивно и тронут благородными страстями. Низкие страсти зарезервированы только для обычных преступников. У него нет особых физических особенностей, которые его идентифицируют, за исключением того, что его возраст колеблется от 20 до 30 лет..

Преступники этого типа чрезвычайно ласковы и испытывают сильное волнение после совершения преступления. Иногда они пытаются покончить жизнь самоубийством. Причин, побуждающих их к совершению преступления, может быть три: траур, детоубийство и политическая страсть.

Случайный преступник

Ломброзо говорит, что случайные преступники делятся на три группы: псевдо-преступники, преступники и профессиональные преступники. Первые совершают преступления, которые могут быть трех типов: недобровольные, без извращений (мотивированные почти всегда необходимостью) и в целях самообороны.

Криминалы — это те, кто совершает преступления, движимые или находящиеся под давлением обстоятельств. В нормальных условиях они не будут совершать их, даже если у них есть предрасположенность к этому. Наконец, профессиональные преступники — это те, кто совмещает правовую деятельность с преступлениями..

Теория и классификация преступников Чезаре Ломброзо некоторое время оставалась в силе, но затем была радикально переоценена. Существовали серьезные недостатки в различных контрастах, которые были опробованы с использованием научного метода. Кроме того, иногда это становилось опасным: оно вызывало предрассудки, а иногда выступало за «окончательную ликвидацию» преступника..

Модель криминальной личности Айзенка Модель Эйзенка пытается объяснить личность с помощью трехмерного подхода, основанного на элементах: экстраверсии, невротизма и психотизма Читать далее »

Ломброзианство: несостоявшаяся научная революция? | Наука и жизнь

«Внезапно однажды утром мрачного декабрьского дня я обнаружил на черепе каторжника целую серию ненормальностей… аналогичную тем, которые имеются у низших позвоночных. При виде этих странных ненормальностей как будто бы ясный свет озарил тёмную равнину до самого горизонта — я осознал, что проблема сущности и происхождения преступников была решена для меня». Так в 70-е годы XIX столетия тюремный врач-психиатр Чезаре Ломброзо описал исторический момент рождения своей знаменитой концепции «преступного человека». Изучение им черепа умершего каторжника Вилела (известного в своё время разбойника) послужило толчком к появлению ломброзианства — теории, сделавшей имя её создателя известным всему миру. Зарождавшаяся концепция была столь революционной, что угрожала разрушить буквально «до основанья» всю добротно отстроенную за многие века систему уголовной юстиции.

Чезаре Ломброзо (1835—1909).

Ян ван Эйк. Каин убивает Авеля. Деталь Гентского алтаря. Собор Святого Баво (Бавона). Гент, Бельгия. XV век.

Энрико Ферри (1856—1929).

Рафаэле Гарофало (1851—1934).

Аль Капоне (1899—1947), знаменитый американский гангстер 1920—1930-х годов.

Джон Диллинджер (1903—1934), преступник, грабитель банков, враг общества номер один, по классификации ФБР (США).

Винсент Ван Гог. Прогулка заключённых. 1890 год. ГМИИ имени А. С. Пушкина.

Открыть в полном размере

Ломброзо объявил преступника типом человека, для которого совершение преступлений — дело такое же естественное и необходимое, как «рождение, смерть, зачатие». Преступность вечна, универсальна и неискоренима, её можно встретить не только среди людей, но также в мире животных (например, хищники) и растений (насекомоядные растения, растения-паразиты). Поначалу Ломброзо считал, что все преступники являются «прирождёнными» и совершают преступления с фатальной для себя неизбежностью. Позднее, однако, он последовательно понижал удельный вес «врождённых преступников» в общей популяции лиц, нарушивших уголовный закон, а освобождающиеся ниши заполнял иными криминальными типами: привычными преступниками, преступниками по страсти и другими. Обособленно в его типологии располагались убийцы, воры и сексуальные насильники. Причём вид преступления определялся, по Ломброзо, типом преступника, а не наоборот: врождённый убийца обречён именно на убийства, а вор — на хищения.

До появления ломброзианства законопослушный субъект и преступник считались людьми одного, так сказать, вида. Размежевание между ними шло по линии «доброй воли» первого и «злой воли» второго, выразившейся в конкретном преступлении. Ломброзианство исходило из принципиально иной посылки: преступник и добропорядочный гражданин различаются между собой биологически (в чём-то подобно тому, как плотоядный хищник отличается от травоядного животного). И это радикальное различие, по мысли Ломброзо, должно было стать краеугольным камнем всего уголовного права, которое нуждалось в коренном обновлении. В попытках найти объяснение самой сути преступности он прибегал к различным толкованиям происхождения «преступного человека». Чаще всего им упоминались атавизм («воскресение в преступнике черт отдалённейших наших предков — дикарей»), эпилепсия и нравственное помешательство (неспособность различать зло и добро). Причём эти объяснения приводились не как альтернативные, а как дополняющие друг друга.

Со временем провоцирующую роль в реализации криминальных наклонностей Ломброзо стал отводить обстоятельствам внешней среды: климатическим, религиозным, экономическим, относящимся к воспитанию, образованию, потреблению алкоголя и ряду других. Но главный криминогенный фактор — это всё-таки особая биологическая конституция «преступного человека».

Примерно десятилетием позже этой доктрины, названной «антропологической», возникла «социологическая» школа уголовного права, один из создателей которой — Энрико Ферри — был учеником Ломброзо. Сторонники данного направления резко увеличили число «факторов преступности». Те стали исчисляться многими десятками, охватывая громадный диапазон явлений, порой очень далёких друг от друга: от анатомических и психофизиологических параметров лиц, преступающих уголовный закон, до климата и геологических характеристик местности, в которой они живут; от уровня цен в стране до конфессиональной принадлежности её населения.

При всех своих различиях «антропологическое» и «социологическое» течения имели немало общих черт. Поэтому их принято объединять в общее «антрополого-социологическое» направление, называемое также «позитивной» школой уголовного права. Я ограничусь рассмотрением одной её разновидности, которая зовётся итальянской школой1.

Новое учение противопоставило себя господствовавшей в тот период «классической» школе уголовного права. Основное внимание она сосредоточивала на чисто юридических аспектах преступления, понимаемого как противоправное деяние лица, наделённого свободной волей.

У «позитивистов» преступник из свободно и осознанно действующего субъекта превращался в существо, все поступки которого сводились к ответной реакции на определённые стимулы (либо обусловленные внутренним состоянием организма, либо исходящие из внешней среды). Он оказывался «щепкой», втягиваемой в водоворот криминальной жизни могучими потоками биосоциальных стихий и неспособной противостоять их неудержимому напору. Основной действующий элемент криминального поведения — «опасное состояние» преступника. Оно коренится в его организме и время от времени проявляется в виде совершения конкретных уголовных деяний. В системе подобных воззрений признать нарушителя уголовно-правовых запретов субъективно виновным было бы так же нелепо, как обвинять больного в его болезненных приступах.

Поэтому «позитивисты» призывали к пересмотру всех сложившихся к тому времени взглядов на преступление и наказание. Они упрекали «классиков» в том, что те оперировали понятием абсолютной свободы воли и считали преступление результатом её капризного произвола (когда воля по собственному, ничем не стеснённому выбору пожелала вдруг стать злой и проявить себя преступлением, хотя имела возможность избежать этого). Свободу воли приверженцы нового направления объявили ложным понятием2, а вместо субъективного вменения и моральной ответственности3 предложили научно объективную, по их мнению, категорию ответственности социальной.

Суть её такова. Всякое действие человека в качестве ответной реакции влечёт за собой определённые последствия — естественные и социальные. Преступление вызывает реакцию общества, обладающего универсальным (в природе и социуме) правом на самосохранение. Общество вправе обороняться от угрожающей ему криминальной опасности мерами социальной защиты, которые каждый правонарушитель обязан претерпеть. Ферри приводил такой пример: в дороге путник подвергся нападению со стороны неизвестного. Путнику недосуг заниматься выяснением моральной вины нападавшего, которого он убивает, защищаясь и спасая свою жизнь. В таком же положении обороняющегося выступает и общество по отношению к миру криминала.

Теоретическое освоение проблемы «преступление—наказание» предельно упрощалось. По ней как бы прошлись «бритвой Оккама», которая отсекла многие ставшие вдруг совершенно ненужными сущности. «Позитивисты» предлагали отказаться от всего, чем, на их взгляд, можно было поступиться. Например, от таких категорий, как вина, вменяемость, смягчающие и отягчающие обстоятельства. Сохранить предлагалось лишь то, без чего никак нельзя обойтись: социальную опасность криминального субъекта и противостоящие ей защитные меры.

Центр тяжести всей уголовно-правовой политики перемещался с преступления на преступника.

Сказанное наглядно иллюстрирует одна история, рассказанная нам, студентам юрфака МГУ, профессором Сергеем Сергеевичем Остроумовым. В литературе упоминаний о ней я не встретил и потому позволю себе вольный пересказ того, что услышал от С. С. Остроумова много лет назад.

В одном из итальянских судов слушалось дело по обвинению молодого человека в убийстве любовницы. Преступление он совершил в состоянии аффекта, вызванного ревностью, для которой его подружка, не отличавшаяся безупречностью поведения, давала немало поводов. Выступление адвоката, отметившего массу смягчающих обстоятельств, было блестящим. Словом, всё шло к тому, что убийца отделается сравнительно небольшим тюремным сроком, как вдруг какой-то человек из заполнившей судебный зал публики попросил дать ему слово. «Кто вы?» — поинтересовался судья. И услышал в ответ: «Я — Ломброзо». В описываемое время Ломброзо был уже знаменит, и неудивительно, что его просьба была удовлетворена.

«Представьте себе, — обратился он к присутствующим, — что перед вами не скамья подсудимых, на которой сидит убийца, а железная клетка со свирепым тигром внутри. Однажды ему удалось убежать из своего узилища, и, вырвавшись на волю, он растерзал человека. Зверя схватили, снова посадили в клетку и решают, что с ним делать. Но тут появляется его защитник, который заводит речь о смягчающих обстоятельствах. Он говорит, что несчастного тигра, жившего на воле в лесу, поймали, лишили свободы, увезли из родных мест, насильно удерживали взаперти, выставляли публике напоказ, плохо кормили и грубо с ним обращались. Защитник умоляет проявить милосердие к томящемуся в клетке невольнику. А ещё он просит учесть, что жертва хищника вела себя неосторожно и могла бы не пострадать, прояви она чуть бóльшую осмотрительность.

Изложенные защитником факты правдивы. Но какое отношение эта правда имеет к предстоящему решению по поводу судьбы тигра? Ведь предотвратить аналогичную трагедию в будущем можно только двумя путями — надёжно изолировать зверя либо физически уничтожить его.

Сидящий перед вами человек крайне опасен, ибо в его организме есть нечто, что делает его таковым. И он, подобно хищнику-людоеду, совершив одно убийство, будет убивать ещё. Сегодня его жертвой стала легкомысленная женщина, но завтра на её месте может оказаться любой из вас».

Речь Ломброзо возымела действие. Подсудимого приговорили к смерти, а по Италии прокатилась волна чрезвычайно суровых судебных приговоров…

Призыв Ломброзо к фактическому отказу от основных принципов уголовного права и состязательного судопроизводства можно расценить как революционный призыв к разрушению старого мира. Взамен он предлагал внедрить основанную на его разработках систему раннего распознавания преступников по их внешним признакам.

Эта ломброзианская идея была одной из самых необычных, рискованных, неприемлемых для традиционного права и одновременно, казалось бы, самой многообещающей. Зачем ждать совершения преступления, которое не более чем частный эпизод в череде подобных же эпизодов в жизни «преступного человека»? Не лучше ли ради общего блага попытаться заранее узнать, является ли данный индивид преступником, находящимся в «опасном состоянии» и нуждающимся в применении к нему превентивных мер социальной защиты? Тем более что угрожающие обществу криминальные субъекты, по утверждению Ломброзо, характеризуются внешними антропологическими чертами («стигматами»).

В их число им были включены: асимметрия лица, обилие волос, редкая борода, косоглазие, малые размеры черепа, покатость лба, большие уши, ненормальное расположение зубов, чрезмерная длина рук, дефекты грудной клетки (излишек или недостаток рёбер) и великое множество других. Ломброзо подробно перечислял их в своих трудах, а в качестве специальных приложений публиковал альбомы с фотографиями уголовников. Весь этот материал предназначался, в частности, для практических нужд криминальной юстиции. Ведь произведя соответствующие обследования, можно было распознать «преступного человека», отнести его к определённому типу и выбрать адекватную защитную меру (что дало повод для мрачной шутки: «измерить, взвесить и повесить»). Опора на измерительные процедуры и количественные показатели придавала предлагаемому методу внешне респектабельный научный вид, обещая математически точно выверенную надёжность результата.

Таким образом, вырисовывалась альтернатива традиционной уголовной юстиции. Основным звеном нового правосудия в идеальном его варианте, видимо, должны были стать некие исследовательские лаборатории. В них комиссия специалистов (антропологов, физиологов, медиков) тщательно обследовала бы людей, выявляя у них стигматы «прирождённого преступника», относила их к определённому криминальному типу, а затем избирала в отношении каждого надлежащую меру социальной защиты. Прежнюю правоохранительную машину, приводимую в действие усилиями обвинителей, адвокатов, судей, присяжных, можно было пускать на слом.

В своё время замена геоцентрической модели Птолемея гелиоцентрической моделью Коперника получила название коперниканской научной революции. Замена старой системы уголовного правосудия той, что вытекала из взглядов Ломброзо, могла бы стать ломброзианской революцией.

Однако именно стигматы «преступного человека» были, пожалуй, наиболее уязвимым местом в теории Ломброзо. Исследования других авторов достаточно быстро выявили их несостоятельность как минимум по двум пунктам. Во-первых, стигматы являли собой пёструю смесь признаков, с помощью которых, оставаясь на научных позициях, было просто невозможно что-либо доказать. Русский анатом Д. Н. Зернов в 1896 году писал: «Перечисляя и описывая признаки установленного им типа, он [Ломброзо] перемешивает и ставит рядом признаки совершенно разного биологического значения, не заботясь осмыслить сколько-нибудь их выбор и, видимо, стремясь импонировать читателю только численностью их». Во-вторых, стигматы на поверку оказались неспецифичными: они встречались у людей, никогда не совершавших преступлений, и отсутствовали у немалого числа осуждённых. Следовательно, предложенный Ломброзо инструментарий нельзя было признать надёжным средством выявления опасных преступников. Он не годился в качестве практического метода из-за угрозы грубых ошибок и возможного произвола при его применении.

В конечном итоге с этим вынуждены были согласиться и сами ломброзианцы. На одном из международных криминологических форумов они заявили, что человек со всеми стигматами «врождённого преступника» может и не совершить в своей жизни ни одного преступления…

Ломброзианскую концепцию пытались подтвердить даже фактами из биографии её основателя, который в своей жизни будто бы успешно использовал собственный метод. Так, русский профессор И. А. Бродский, приглашённый Ломброзо отдохнуть с ним неделю в Лидо близ Венеции, вспоминал: «Невдалеке от нас размещалась небольшая компания, среди которой выделялась своими манерами, туалетом и изяществом одна дама. Компания обращала на себя внимание несколько развязным поведением, не совсем гармонировавшим с обычными требованиями окружающей чопорной публики. Однажды Ломброзо как-то уж очень внимательно стал разглядывать эту даму, не спуская долго с неё глаз и не слушая своих собеседников. Заслужив шутливое на этот счёт замечание одного из своих близких, Ломброзо, быстро обратившись к нам и продолжая разглядывать незнакомку, сказал: ”А вы знаете, эта женщина если не совершила, то, наверное, совершит преступление”. Заявление это показалось всем нам настолько решительным, насколько и необоснованным, и никто из нас не нашёлся что-либо возразить.

Но вы представляете себе наше изумление, когда по странной случайности через несколько дней эта нарядная дама была арестована по подозрению в отравлении с корыстной целью своего почитателя, богатого психопата. Произошедшее было настолько эффектно, что все мы стали выражать наше восхищение по поводу столь блестящего диагноза на расстоянии».

Разумеется, приведённый пример нельзя признать достаточным аргументом для подтверждения теории Ломброзо. Тем более что сохранились воспоминания иного рода, свидетельствующие, что знаменитый итальянец иногда крепко попадал впросак.

Рассказывают, будто однажды над Ломброзо зло пошутил его ученик Ферри, отошедший к тому времени от теоретических крайностей своего учителя. Он прислал ему две фотографии с просьбой подсказать, к какой категории преступников следует отнести изображённых на фото людей. Ломброзо уверенно ответил, что один из сфотографированных — вор, другой — убийца. Между тем обе персоны занимали важные государственные посты: первый был высокопоставленным финансистом, второй — прокурором. Глава «антропологической» школы оконфузился, а Ферри предал происшедшее огласке.

Об этом случае я тоже услышал от С. С. Остроумова. После его лекции студенты полушутя говорили: не исключено, что в истории с фотографиями ошибки как раз и не было.

Ко дню смерти Ломброзо, последовавшей в 1909 году в возрасте 73 лет4, стало окончательно ясно, что его концепция не произведёт переворот в уголовном праве и из яркой искры, которая мрачным декабрьским утром озарила «тёмную равнину до самого горизонта», не возгорится пламя новой научной революции. Не было никакой реальной перспективы у изначальных идей самого Ломброзо, идей разрозненных, экзотических, чрезвычайно упрощённых и по-своему каких-то уж очень наивных. Они не лезли ни в какие юридические ворота и были не в состоянии сокрушить многовековую твердыню уголовной юстиции.

Выдержав натиск ломброзианства, уголовное право смогло удержать основные позиции и сохранить свой традиционный юридический облик: судьба лиц, вступивших в конфликт с уголовным законом, по-прежнему решалась судом в состязательном процессе на основании доказательств совершения конкретного преступления, а не комиссией экспертов путём отнесения обследованного ими человека к тому или иному криминальному типу. Значит ли это, что ломброзианство потерпело полнейшее фиаско и не оставило после себя ничего, кроме воспоминаний? Вовсе нет.

Дело, начатое Ломброзо, породило новую науку — криминологию, которая изучает преступность, её причины, средства её предупреждения и личность преступника. Термин «криминология» ввёл в научный обиход Рафаэле Гарофало, ученик Ломброзо. Появление новой науки — уже крупный успех. Но кипучая деятельность «позитивистов» дала и другие плоды.

Одной из форм реализации их идей стали так называемые неопределённые приговоры. Суть их в том, что суд устанавливает лишь минимальный или максимальный срок наказания, а вопрос об освобождении решается особой комиссией, организуемой тюремными властями, исходя из степени опасности, которую осуждённый представляет (либо перестаёт представлять). Так нашла своё практическое воплощение концепция «опасного состояния», требующего принятия мер социальной защиты. «Классическая» школа исходила из принципа «дозирования» уголовных санкций: назначаемое наказание должно быть строго определённым по размеру, а сам размер — определяться характером и тяжестью преступления.

Первые неопределённые приговоры начали практиковаться судами США ещё в 70-е годы XIX века. В Европу они пришли десятилетием позже. Во Франции по закону «О неисправимых рецидивистах» (1885) осуждённые, попавшие в названную категорию, ссылались во Французскую Гвиану «до конца своих дней». Бельгийский закон о нищих и бродягах (1891) допускал возможность их продолжительного содержания в особом учреждении на срок от 5 до 7 лет. Согласно норвежскому Уголовному кодексу 1902 года, преступник, совершивший как минимум два преступления, мог быть признан присяжными особо опасным, что позволяло подвергнуть его дополнительному наказанию в виде тюремного заключения на неопределённый срок, но не свыше 15 лет. Эстафету вынесения неопределённых приговоров подхватили другие страны.

Под влиянием идей криминологов-позитивистов уголовная юстиция занялась также активным осваиванием не исключающих вменяемости психических расстройств. В тюремную систему стали широко внедряться лечебные и медико-коррекционные программы и создаваться специализированные учреждения для осуждённых с нарушениями психики.

Даже это беглое и неполное описание того влияния, которое сторонники «антрополого-социологического» направления оказали на уголовное право, красноречиво свидетельствует: их труды напрасными не были.

Другое дело — оценка этого влияния. Зачастую она была негативной. Ломброзианцев упрекали в негуманном характере предлагаемых ими мер. Таких, например, как стерилизация неисправимых преступников и кастрация сексуальных правонарушителей — меры, почерпнутые из теоретического арсенала «позитивной» школы законодательством ряда стран.

Один из чутких барометров степени гуманности общества — отношение к больным людям. Замена «позитивистами» моральной вины на понятие «социальная ответственность» размывала грань между вменяемостью и невменяемостью. Правда, сам Ломброзо, считавший прирождённую преступность проявлением нравственного помешательства и эпилепсии, всё же не ставил знака равенства между «врождёнными преступниками» и душевнобольными. Однако отрицание им принципа вины неизбежно влекло за собой сближение невменяемых с вменяемыми. Для общества одинаково опасны и те и другие, от тех и других оно вынуждено защищаться. В обоих случаях меры безопасности могут несколько различаться, но суть их одна. Поэтому швейцарский психиатр Е. Блейлер, разделявший идеи Ломброзо, писал: «При отсутствии существенной разницы между преступниками и душевнобольными исчезает принципиальное отличие тюрьмы от учреждения для помешанных». Ревностный ломброзианец, Гарофало считал допустимым применение к психически больным смертной казни: «Если сумасшедший убийца является действительно и постоянно опасным, как и врождённый преступник, я не видел бы оснований проводить перед лицом гильотины разницу между ними». Для «классической» школы уголовного права такое было немыслимым.

Кстати, барон Гарофало вообще был ярым сторонником смертной казни, как наиболее надёжного средства искоренения криминальной опасности (за что и получил нелестное прозвище «кровожадный барон»). Блейлер тоже видел в казни немалые преимущества: она единственная из всех средств социальной защиты даёт полную гарантию от рецидива, ибо при любом виде интернирования нельзя исключить побегов и покушений на жизнь надзирателей. К тому же лишение преступника жизни делает невозможным появление у него «подобного же потомства». Однако швейцарец полагал, что смертная казнь способствует огрублению нравов, а потому не советовал к ней прибегать.

Меры социальной защиты вели к отказу от элементарных юридических гарантий соблюдения прав человека, чем могли воспользоваться крайне реакционные политические силы. Ведь при желании к социально опасным субъектам можно причислить не только убийц, насильников и воров, но также политических оппозиционеров, инакомыслящих и других не угодных власти людей. К примеру, представителей «низшей расы». Профессор С. С. Остроумов усматривал прямую связь между ломброзианством и практикой нацистских концентрационных лагерей. Он напоминал также, что итальянский Уголовный кодекс 1931 года, над которым трудился Ферри, был принят в правление Муссолини и что к концу своей жизни Ферри сделался апологетом фашизма5.

В СССР «антрополого-социологическое» направление было безоговорочно объявлено псевдонаучной теорией, отвечающей интересам самых реакционных слоёв буржуазии периода империализма. Многие правоведы, не стоящие на позициях марксизма, тоже порицали ломброзианство за антидемократизм, негуманность, пренебрежение правами человека.

«Позитивисты» не оставались в долгу и неустанно твердили, что фундаментом их доктрины являются достижения естественных и точных наук, добившихся в XIX—XX веках величайших научных открытий. Открытий, без которых невозможно представить себе современный мир. Тогда как «классическая» школа уголовного права опирается на безжизненные и умозрительные юридические абстракции, уходящие своими корнями в Средневековье. Словом, они, «позитивисты», стоят на плечах титанов естествознания, а их оппоненты — на шатких подмостках религиозных суеверий и средневековой схоластики.

С обвинениями в негуманном характере их доктрины «позитивисты» не соглашались и при жизни самого Ломброзо, и через много десятилетий после того, как отгремели первые дискуссионные баталии между ними и их идейными противниками.

Так, в 1967 году в Лондоне состоялся международный симпозиум по проблеме преступности лиц с нарушенной психикой. Некоторые его участники подвергли острой критике систему неопределённых приговоров и недобровольного психиатрического лечения осуждённых. Эта система, сохранившаяся в ряде стран в отношении ограниченно вменяемых преступников, ассоциировалась с произволом и нарушением прав человека.

Криминолог из США Б. Дайэмонд счёл эти оценки лицемерными и лживыми. В ходе своего выступления он обрушился с гневными филиппиками на традиционное уголовное право, которое, по его словам, «всегда было до садизма жестоким средством поддержания общественного порядка с помощью террора, причинения боли и страданий любому, кто оказался столь несчастливым, отчаянно смелым или необузданно страстным, чтобы нарушить существующие моральные запреты». Уголовное право, в основе которого лежат концепции свободной воли и индивидуальной ответственности, «не более чем теологическая рационализация репрессивного принуждения, применяемого к субъектам, подвергаемым социальному остракизму. Свободная воля стала философским инструментом, с помощью которого церковь благословляла жестокость, осуществляемую во имя политических и социальных целей». Обычные виды уголовных наказаний, продолжал Дай-эмонд, обрекают многих осуждённых «на деградацию и нечеловеческие условия существования, терпимые только благодаря поддержке постоянного озлобления общества против нарушителей закона. И делается это от имени принципов индивидуальной ответственности, свободы воли и справедливости». Традиционное уголовное право не способствует разрешению проблем преступности, ибо на протяжении уже более двух тысяч лет оно выступает «средством постоянного угнетения и жестокости». Дайэмонд дал высокую оценку специализированным учреждениям для правонарушителей с психическими нарушениями, «где гуманно обращаются с больными преступниками». Эти учреждения, продолжал оратор, могут служить образцовым примером для всей пенитенциарной системы.
«К сожалению, если человеческая натура не изменится, некоторые индивиды всегда будут нуждаться в применении к ним насильственных мер, чтобы заставить их вести себя разумно и не угрожать обществу. Их собственное поведение может отнять у них свободу выбора. Но если принуждение иногда необходимо, то пусть это будет принуждение в рамках подлинно лечебной программы, а не принуждение, основанное на страхе, причинении страданий и боли, имеющееся в арсенале уголовного права, и не принуждение, осуществляемое в развращающих условиях обычных тюрем».

Дайэмонд объявил себя «горячим сторонником неопределённых приговоров как части подлинно лечебной программы, направленной на социальную реабилитацию преступников», и противником приговоров с заранее определяемым сроком, которые он назвал «системой искупления». Она позволяет «купить» право на совершение преступлений, заплатив частью своей свободной жизни. «Плата за различные преступления различна — 1 год, 5, 10 или более лет лишения свободы. Но если таким образом преступник платит за преступление, значит, он вправе его купить».

Приведённый пример показывает: у «позитивистов» имеются доводы для возражения оппонентам. Поэтому полемика между ними с годами и десятилетиями не затухает и не теряет остроты.

В XX веке поиск биологических причин преступности переместился на иной уровень исследования — клеточный и биохимический. Появились теории об обусловленности криминального поведения гормональными расстройствами, хромосомными аномалиями, другими нарушениями аппарата наследственности. К настоящему времени в этой области накоплен большой эмпирический материал, но о каких-то выдающихся «прорывных» открытиях говорить пока не приходится. Во всяком случае, «ген преступности» обнаружить не удалось.

В СССР к исследованиям подобного рода относились резко отрицательно, а все биологические теории в криминологии объявлялись антинаучными. Официальная советская доктрина рассматривала преступность как явление сугубо социальное, органически присущее классово-антагонистическому обществу и подлежащее исчезновению лишь с ликвидацией эксплуатации человека человеком и построением коммунизма. Сохранение преступности при социализме считалось временным проявлением пережитков прошлого в сознании людей. В этой связи в трудах по криминологии цитировали Маркса: «Традиции всех мёртвых поколений тяготеют как кошмар над умами живых». Поиски биологических факторов криминального поведения расценивались как методологически порочные и идеологически неприемлемые попытки затушевать подлинную (классовую) сущность преступности6. Учёные-марксисты признавали, что отдельные общественно опасные поступки могут порождаться биологическими (медико-биологическими) причинами, но это уже не преступления, а принципиально отличные от них деяния психически больных, которые должны признаваться невменяемыми и направляться в психиатрические учреждения для принятия медицинских мер.

Ныне прежние идеологические табу на изучение биологических факторов преступности сняты. Это позволяет надеяться на более объективное и беспристрастное их изучение, свободное от внелогической авторитарной аргументации и искусственных запретов.

Исследователи XX века постарались избавиться от наиболее одиозных, неприемлемых и не оправдавших себя теоретических положений своих предшественников, учесть их промахи и ошибки, усовершенствовать методы. У прежних научных школ появились прямые наследники: неоломброзианство и неоклассическая школа уголовного права. Современные криминологи привычно полемизируют друг с другом по поводу свободы воли и личности преступника, причин преступности, соотношения в криминальном поведении биологического и социального. Конца их спорам не видно. Правда, оптимисты, веря в безграничные возможности науки, утверждают, что все эти проблемы совсем скоро будут решены. Тогда как, по мнению пессимистов и скептиков, они в принципе неразрешимы научными методами. Что ж, поживём — увидим…

А пока, заглянув уже в нынешний XXI век, можно увидеть немало знакомого. Вот один лишь пример.

В 2007 году во Франции, в городе Рубэ, маньяк-рецидивист, проведший в тюрьме в общей сложности более 30 лет, выйдя на свободу, тотчас совершил новое преступление — надругался над пятилетним мальчиком. Этот шокирующий случай вызвал бурю общественного негодования, а тогдашний французский президент Николя Саркози предложил разработать закон по борьбе с «особо опасными преступниками».

Закон был принят в январе 2008 года. Он предусматривает возможность принудительного помещения в «общественные медико-юридические центры» на неопределённый срок лиц, совершивших тяжкие преступления и осуждённых более чем на 15 лет лишения свободы. Решение принимается специальными медицинскими комиссиями, они же впоследствии решают вопрос о возможной выписке. Члены этих комиссий полагают, что каждая выписка сопряжена с риском рецидива, и потому они вряд ли осмелятся взять на себя подобную ответственность. Следовательно, особо опасным рецидивистам угрожает перспектива пожизненного пребывания в медико-юридических центрах.

Правозащитники выступают против такой системы сегрегации преступников, считая её серьёзным нарушением прав человека. Бывший министр юстиции госпожа Элизабет Гу заявила, что новый закон фактически возвращает общество к нацизму. Европейскому комиссару по правам человека Томасу Хаммарбергу рассматриваемые нововведения представляются несовместимыми с юридическим принципом «никто не может быть наказан дважды за одно преступление».

Поднятая прессой шумиха заставила внимательнее присмотреться к законодательству других европейских стран. Оказалось, что превентивное заключение на неопределённый (в том числе пожизненный) срок опасных преступников после полного отбытия ими наказания существует и в Германии. Там был принят соответствующий закон, под действие которого попали, подвергшись изоляции, около 300 человек. Немецкие власти поспешили выступить с успокоительными заявлениями, уверяя, что если превентивное заключение находится под тщательным судебным контролем, то оно не противоречит конституции страны. Можно не сомневаться, что в ходе вспыхнувших по этому поводу дебатов не раз упоминалось имя Ломброзо, дело которого, как видим, живёт, а иногда и побеждает…

Какой же вывод напрашивается из всего сказанного? Ломброзо не удалось совершить научную революцию, но связанный с его именем громадный сдвиг в понимании проблем преступности всё-таки произошёл. На преступность никогда не будут смотреть так, как смотрели раньше, до появления его учения. И новая эпоха, которую можно назвать эрой криминологии, наступила ровно тогда, когда ещё неизвестный миру большой науки тюремный психиатр внимательно изучал череп каторжника.

Комментарии к статье

1 Три крупнейших её представителя (Ломброзо, Ферри, Гарофало) были итальянцами. Для краткости сторонники этой школы, отчётливо ориентированной на биологические факторы, будут именоваться ломброзианцами и «позитивистами» (криминологами-позитивистами).

2 «Опытная психология доказала, что мнимая свобода воли есть чистейшая субъективная иллюзия», — писал Ферри.

3 В рамках «классической» школы уголовного права вина и ответственность именовались моральными, поскольку преступник делал свой свободный выбор в пользу морального зла. У «позитивистов» криминальная опасность оказывалась объективно-природным и, следовательно, внеморальным феноменом.

4 В том же, семидесятитрёхлетнем, возрасте, пережив своего учителя ровно на двадцать лет, скончался Энрико Ферри. С 1919 года он работал в комиссии по составлению итальянского Уголовного кодекса, который был принят в 1931 году (уже после смерти Ферри).

5 Ломброзо родился в еврейской семье, и это не вполне вяжется с тезисом о нацистских концлагерях. Однако в советские годы, когда я слушал лекции С. С. Остроумова, всё, что числилось тогда по разряду «махровой реакции», было принято сваливать в одну большую общую кучу. Что касается Ферри, бывшего много лет депутатом итальянского парламента, то его политическая биография пестра и запутанна. Одно время он даже увлекался экономическим детерминизмом марксистского толка. Но впоследствии обратился к фашизму.

6 Интересен «методологический манёвр», к которому прибегали отдельные советские учёные, чтобы выйти за пределы этих жёстких ограничений: раз в СССР нет социальных корней преступности, но она тем не менее существует, значит, у нас, в отличие от буржуазных стран, её главные причины лежат в биомедицинской сфере (алкоголизм, психические отклонения, отягощённая наследственность и т. п.). Ведущие советские криминологи встретили эту концепцию в штыки, полагая, что признание ведущей роли биомедицинских факторов в генезе преступности является непозволительной уступкой ломброзианству.

Типы преступников по Ломброзо. Теория «прирожденного преступника»

Содержание

  1. Типы преступников по Ломброзо. Теория «прирожденного преступника»
  2. Сверхчеловек по Ломброзо. Уличить лгуна
  3. Типирование по Ломброзо. Теория Ломброзо — низкий лоб ты преступник
  4. Анализ по Ломброзо онлайн. Ломброзо

Типы преступников по Ломброзо. Теория «прирожденного преступника»

Ученому принадлежит теория о так называемом «прирожденном преступнике». Согласно этой теории, преступником рождаются, а не становятся. На фоне этого суждения итальянский криминолог счел преступление естественным явлением, которое наряду с рождением и смертью, нельзя исключить из нормального бега времени. Сопоставив антропометрические показатели правонарушителей и исследования их патологической анатомии, психологии и физиологии, Ломброзо выдвинул предположение о том, что преступник является особым антропологическим типом. В 1876 году это суждение нашло воплощение в теории Чезаре Ломброзо «Преступный человек».

Психиатр пришел к выводу, что преступники являются деградирующими элементами, отставшими в развитии от остального общества. По мнению Чезаре Ломброзо, преступник не в силах затормаживать свое противоправное поведение, поэтому лучшее, что может сделать общество в отношении преступника, – лишить его свободы или жизни. «Преступный тип», согласно теории Ломброзо, имеет ряд врожденных особенностей атавистической природы, прямо указывающих на отставание в развитии и преступные наклонности.

Ученый разработал систему стигматов (физических признаков), и психических черт преступного типа, которые, как он считал, могут охарактеризовать личность, с рождения склонную к правонарушениям. Среди основных признаков такой личности ученый выделял: сплющенный нос, большие челюсти, низкий лоб, взгляд исподлобья и прочие характерные, по его мнению, особенности примитивного человека. Наличие этих признаков позволяло идентифицировать потенциального правонарушителя прежде, чем он совершит злодеяние, утверждал Чезаре Ломброзо. Типы преступников, по его мнению, могут распознать только компетентные специалисты. В этой связи Ломброзо считал, что в ряды судей должны привлекаться антропологи, врачи и социологи, а также требовал, чтобы вместо вопроса о виновности, в делах злодеев фигурировал вопрос о социальной вредности.

На сегодняшний день подобные измерения проводят практически во всем мире. Их используют не только в правоохранительных целях. Антропометрия необходима, к примеру, для анализа рынка рабочей силы и создания сугубо гражданских объектов.

Сверхчеловек по Ломброзо. Уличить лгуна

Мало кто знает, что авторство современного полиграфа ( детектора лжи ) принадлежит Чезаре Ломброзо. Прообраз прибора, изобретенный ученым, назывался гидросфигмометр. При помощи этого агрегата Ломброзо измерял артериальное давление и пульс у преступников и пытался оценить реакцию подозреваемых на показанные им фотографии и заданные вопросы.

Первый раз ученый испытал прибор во время допроса подозреваемого в ограблении. Когда задержанного спрашивали о деталях кражи, его давление оставалось в норме. Однако когда следователь заговорил о другом деле – о мошенничестве с чужими паспортами, – гидросфигмометр зафиксировал изменение показателей. Как выяснилось позже в ходе расследования, подозреваемый был действительно замешан в афере с паспортами, а вот к ограблению он не имел никакого отношения!

В следующий раз прибор испробовали во время расследования дела об изнасиловании. Полиция была уверена в виновности пойманного ими сутенера, который не раз привлекался к уголовной ответственности. Однако давление подозреваемого было в норме, когда ему показывали фотографии жертвы. Когда Ломброзо обратил на это внимание следователя, тот лишь отмахнулся – по его мнению, матерый рецидивист уже давно перестал испытывать муки совести и не боялся ничего, даже сурового наказания. Тогда Чезаре Ломброзо решил провести дополнительный опыт и задал предполагаемому преступнику математическую задачку. Как только подопытный увидел длинный столбик цифр, которые нужно было сложить в уме, прибор тут же показал снижение давления и учащение пульса. Значит, чувство страха задержанному знакомо! Ломброзо настоял на дополнительном расследовании, и вскоре был найден настоящий преступник, а «любитель» математики оказался ни при чем.

Типирование по Ломброзо. Теория Ломброзо — низкий лоб ты преступник

Сегодня многие из нас, даже никогда не встречавшиеся с бандитами вживую (да и не дай бог!), имеют, однако, четкое представление о том, как эти узколобые создания должны выглядеть.

Может быть эти стереотипы пришли к нам из остросюжетных телевизионных фильмов, где роль бандитов порой воплощают актёры с характерными чертами лица? Но, скорее всего, это отголоски в каждом из нас теории Чезаре Ломброзо о врождённом характере преступности, которой этот итальянский психиатр смог основательно взбудоражить в 19 веке всё европейское общество.

Бандитами не становятся, а сразу рождаются.

Ломброзо отстаивал утверждение, что люди бандитами не становятся, а сразу рождаются ими, что у всех преступников уже с рождения имеются некие «гены злодейства», полностью предопределяющие потом жизненный путь будущего уголовника.
Никакое воспитание не сможет исправить человека, родившегося преступником.

Ломброзо считал таких людей недоразвитыми, имеющими много общего с животными. Поэтому Ч.Ломброзо предлагал выявлять подобных индивидуумов с детства и сразу изолировать от общества (свозить на необитаемые острова), а то и лишать жизни.

Преступника можно узнать по внешности.

Далее Ломброзо делает логичный для своей теории вывод: если гены преступности имеются в человеке с рождения, значит, они не могут не сказаться на его внешности. То есть, преступников можно отличать от добропорядочных людей уже по внешним данным.

Он писал, что отличительными чертами бандитов являются: низкий лоб, не симметричный череп, приплюснутый нос, развитые надбровные дуги, взгляд изподлобья, массивные челюсти и другие, и именно по этим признакам всегда можно узнать человека с преступными наклонностями.

Почему Чезаре так глубоко увлёкся изучением преступников?

Еврейский мальчик, родившийся в ноябре 1835 года в итальянском городе Вероне и получивший хорошее образование в нескольких европейских университетах, уже в 19 лет начал публиковать свои первые работы по психиатрии.
А в 1859 году Чезаре сменил научную деятельность на работу армейским хирургом, и в эти годы ему часто доводилось принимать участие в проводимых тогда кампаниях по борьбе с преступностью на юге страны. Именно это подтолкнуло пытливого психиатра к проведению своих первых исследований. Он делал замеры частей лиц, формы черепов пойманных бандитов с помощью изобретённого им прибора — «краниографа» и подвергал собранный материал статистической обработке.
Чезаре Ломброзо выделял 4 типа преступников: воры, душегубы, насильники и жулики. И для каждого типа «дегенератов» описал свои особенности во внешности.

Продолжая и дальше работать в области психиатрии: с 1871 года он возглавлял психиатрическую больницу, а с 1876 года — кафедру психиатрии в Туринском университете, Ломброзо написал свою самую значительную работу «Преступный человек».

Детектор лжи — изобретение Чезаре Ломброзо.

Ещё одним достижением Чезаре Ломброзо является изобретение первого детектора лжи. Ломброзо предложил контролировать давление крови подозреваемого во время допроса, и по скачкам показателей судить о правдивости или лживости сказанного человеком.

Критика теории Ломброзо.

Но теория Чезаре Ломброзо, несмотря на свою нашумевшую славу, тут же получила массу критики, потому что психиатр преувеличивал биологическую и совершенно не учитывал социальную составляющую в причине возникновения преступности.
Зато методики Ломброзо по проведению замеров черепов были взяты на вооружение нацистами и использовались в концлагерях перед отправкой людей в лагерные печи. Хотя сам Ломброзо умер в 1909 году — задолго до зарождения фашизма, этот факт послужил очернению его теории генетической преступности.

Следует также отметить, что ближе к старости психиатр внёс некоторые поправки в своё учение: он стал утверждать, что только 40 % преступников являются неисправимыми, а 60 % всё же можно исправить.

Анализ по Ломброзо онлайн. Ломброзо

Ломброзо Чезаре (18.11.1836, Верона — 19.10.1909, Турин) — итальянский психиатр и криминалист, родоначальник антропологической школы криминологии.В молодости испытал материальные лишения, был посажен в крепость по подозрению в заговоре, участвовал в военных действиях 1859-1860 г. г.

С 1855 г. стал публиковать свои статьи по психиатрии, в частности по кретинизму. С 1862 г. Ломброзо — профессор психических болезней в Павийском университете, затем директор Клиники душевных заболеваний в Пейзаро, с 1876 г. — профессор юридической психиатрии и криминальной антропологии в Турине.
Один из первых предпринял систематическое исследование преступников, опираясь на строго фиксируемые антропометрические данные, используя, в частности, ‘краниограф’, предназначенный для измерения размеров частей лица и головы.
Преступник, по его мнению, — это дегенерат, отставший в своем развитии от развития человечества, который не может затормаживать свое преступное поведение ; наилучшая стратегия общества в отношении такого ‘прирожденного преступника’ — избавиться, лишая свободы или жизни. Основными признаками, свидетельствующими об отставании в развитии и преступных наклонностях (‘атавистическими признаками’) им признавались: сплющенный нос, низкий лоб, большие челюсти и т.д. (‘стигматы’).
Владея большим фактическим материалом, Ломброзо смог выявить, что некоторые преступления носят сезонный характер . Выдвинул тезис, что гениальность соответствует ненормальной деятельности мозга, граничащей с эпилептоидным психозом.
Оказал влияние на создание морфологической теории темперамента Э. Кречмера. В дальнейшем эта механистическая теория о биологической предрасположенности к преступлениям была опровергнута большинством специалистов.

Нажми «Нравится» и читай нас в Facebook!

Alley Theatre Official Website — Bad to the Bone

Люк Эванс

Фридрих Ницше (1844-1900)

Пария часто читается как часть продолжающегося разговора между Стриндбергом и философом Фридрихом Ницше. Стриндберг был страстным поклонником Ницше и призывал всех своих современников читать его работы. Поздней осенью 1888 года они начали короткую, но восторженную переписку, в которой обсуждали творчество друг друга, литературу своих стран (Стриндберг был шведом, а Ницше — немцем), но, что наиболее важно, свои личные взгляды на природу преступности. , нравственность и ответственность.

В то время как оба стремились отказаться от общих идеалов морали, Ницше выступал за отказ от моралистических ярлыков, таких как «злодей», «еретик» и «грешник». Вместо того, чтобы идентифицировать таких людей по недостаткам их характера, он считал, что их следует рассматривать как страдающих какой-то болезнью, за которую они не несут моральной ответственности. Он считал, что такое осуждение преступника лишь порождает в нем еще большую неприязнь и зажигает в нем потребность причинять другим свою боль. Он даже дошел до того, что назвал некоторых преступников людьми, которые были слишком сильны для общества. Стриндберг был менее сочувствующим. Он утверждал, что Ницше «в какой-то степени льстил преступным типам», и описывал преступника как «низкое животное, дегенерата, слабака, который не обладает необходимыми способностями, позволяющими ему уклоняться от более сильных законов, противоречащих подчиняться его воле и силе». Ницше отвечал с частичным согласием: «Нет сомнения, что наследственный преступник декадент, даже слабоумный», но они так и не пришли к соглашению о том, как правильно обращаться с преступниками или наказывать их.

Таким образом, Изгой стал для Стриндберга исследованием природы преступления и наказания. Двое мужчин, каждый из которых совершил очень разные преступления с очень разными результатами, участвуют в битве умов, чтобы определить, кто несет большую ответственность за свои действия. Слово «пария» происходит даже от paraiyar , устаревшего термина для кастовой группы с более низким статусом в индийских штатах Шри-Ланка, Тамил Наду и Керала, подчеркивая тему наследственного статуса и неспособности некоторых людей подняться выше данного им положения.

Во времена Стриндберга область криминологии вступала в новую эру научных исследований. Теоретики криминальной психологии начали отходить от моралистических и духовных взглядов на преступника в сторону более научных и биологических взглядов. Раньше «классическая школа» криминологии считала преступность неотъемлемой чертой всего человечества и с ней можно было бороться только с помощью карательного закона. Однако более новая «позитивистская школа» пыталась доказать, что преступность на самом деле была наследственной и что таких преступников действительно можно было считать «ненормальными» или «страдающими».

Итальянский криминалист Чезаре Ломброзо был одним из этих ученых, и его работа в области позитивистской криминологии была главным источником вдохновения Стриндберга при написании Изгой . А именно, Стриндберг читал французский перевод книги Ломброзо L’uomo delinquente («Преступник»), в которой Ломброзо пропагандирует идею о том, что присущую человеку преступность можно различить по внешнему виду. Ломброзо пытается выделить многочисленные физические качества, свидетельствующие о преступном характере, такие как деформации черепа, размер рук, расположение черт лица и т. д. Физический осмотр г-на X г-на Y перекликается с теориями преступности Ломброзо как то, что можно наблюдать на теле.

Преступник Хэвлока Эллиса,
составное изображение 20 преступников.

Неспособность г-на X вызвать мысленный образ г-на Y (вместо того, чтобы представить себе кого-то вроде него) также перекликается с фотографическим экспериментом, проведенным английским ученым и антропологом Фрэнсисом Гальтоном, в ходе которого люди, принадлежащие к обычным этническим группам, были сфотографированы и эти изображения накладывались друг на друга, чтобы создать составной образ этой группы, через который можно было бы различить их общие физические черты. Позже Гальтон и другие использовали этот метод, чтобы различать общие физические черты преступников. Стриндберг даже цитировал этот эксперимент в своих письмах к Ницше как доказательство врожденной низости биологического преступника.

Помимо «прирожденного преступника», Ломброзо выделил и другие типы преступников: «безумный преступник» и «криминалоид». Преступность первого была не результатом рождения, а не меньшей биологической болезнью. Ломброзо считал, что сумасшедшие преступники страдают от какого-то повреждения мозга или химического дисбаланса. К ним относятся компульсивные преступники, такие как клептоманки, нимфоманки и алкоголики. «Криминалоид» — это низший преступник, преступления которого редко бывают насильственными и который становится преступником в основном в результате контакта с другими преступниками или из-за чрезмерной потребности.

Однако эти философии не осуждали прирожденных преступников. Скорее, позитивистская криминология стремилась сосредоточить практику лишения свободы на лечении того, что было дефектным в человеке. Этот процесс назывался «нормализация», процесс, посредством которого прирожденный преступник мог очиститься от преступных наклонностей и стать нормальным, функционирующим членом общества. Стриндберг подвергал сомнению эту идею нормализации на протяжении всей своей карьеры, позже придя к выводу, что чувство вины после совершения преступления само по себе является достаточным наказанием.

Чезаре Ломброзо: нетрадиционная биография | Рождение современной нейронауки в Турине

Фильтр поиска панели навигации Oxford AcademicРождение современной нейронауки в ТуринеИстория нейронаукиНейронаукаКнигиЖурналы Термин поиска мобильного микросайта

Закрыть

Фильтр поиска панели навигации Oxford AcademicРождение современной нейронауки в ТуринеИстория нейронаукиНейронаукаКнигиЖурналы Термин поиска на микросайте

Расширенный поиск

  • Иконка Цитировать Цитировать

  • Разрешения

  • Делиться
    • Твиттер
    • Подробнее

CITE

Knepper, Paul,

‘Cesare Lombroso: нетрадиционная биография’

,

Рождение современной нейробиологии в Турине

(

,

;

онлайн

онлайн онлайн. Oxford Academic

, 1 февраля 2022 г.

), https://doi.org/10.1093/med/9780190907587.003.0005,

по состоянию на 15 октября 2022 г.

Выберите формат Выберите format.ris (Mendeley, Papers, Zotero).enw (EndNote).bibtex (BibTex).txt (Medlars, RefWorks)

Закрыть

Фильтр поиска панели навигации Oxford AcademicРождение современной нейронауки в ТуринеИстория нейронаукиНейронаукаКнигиЖурналы Термин поиска мобильного микросайта

Закрыть

Фильтр поиска панели навигации Oxford AcademicРождение современной нейронауки в ТуринеИстория нейронаукиНейронаукаКнигиЖурналы Термин поиска на микросайте

Advanced Search

Abstract

Оценка наследия Чезаре Ломброзо в неврологии — непростая задача. Ломброзо хотел, чтобы его запомнили как ученого, исследовавшего глубокие истоки поведения, но его криминальная антропология выходит за рамки истории науки и охватывает более широкие социальные, политические и культурные истории. Чтобы понять его работу, важно изучить его мотивацию, круг его интересов и изменения его мировоззрения в течение жизни. Он наполнил сотни книг и статей поверхностными сопоставлениями, небрежными сравнениями и посторонней информацией. Он делал опасные предложения, основанные на чрезмерной уверенности в достоверности науки. Научный расизм пронизывал его мировоззрение на протяжении всей его карьеры, искажая его теории, сбор данных и интерпретацию результатов. Тем не менее, он признал свою еврейскую идентичность и обратил свою науку против антисемитизма. Ближе к концу своей жизни он признал свою веру в европейское расовое превосходство и отстаивал мудрость коренных народов.

Ключевые слова: уголовный тип, историческая наука, научный расизм, музей криминала, криминальная антропология, нейрокриминология, биосоциальная криминология

Предмет

НеврологияИстория нейронауки

Отказ от ответственности

Издательство Оксфордского университета не делает заявлений, явных или подразумеваемых, о том, что дозировки лекарств, указанные в этой книге, верны. Поэтому читатели должны всегда… Более Издательство Оксфордского университета не делает заявлений, явных или подразумеваемых, о том, что дозировки лекарств, указанные в этой книге, верны. Поэтому читатели должны всегда проверять информацию о продукте и клинических процедурах с самой последней опубликованной информацией о продукте и таблицами данных. предоставленных производителями, а также самые последние кодексы поведения и правила техники безопасности. Авторы и издатели не несут ответственности и юридическую ответственность за любые ошибки в тексте или за неправильное использование или неправильное применение материала в этой работе. Если не указано иное, дозы препаратов и рекомендации для небеременных взрослых, которые не кормят грудью.

В настоящее время у вас нет доступа к этой главе.

Войти

Получить помощь с доступом

Получить помощь с доступом

Доступ для учреждений

Доступ к контенту в Oxford Academic часто предоставляется посредством институциональных подписок и покупок. Если вы являетесь членом учреждения с активной учетной записью, вы можете получить доступ к контенту одним из следующих способов:

Доступ на основе IP

Как правило, доступ предоставляется через институциональную сеть к диапазону IP-адресов. Эта аутентификация происходит автоматически, и невозможно выйти из учетной записи с IP-аутентификацией.

Войдите через свое учреждение

Выберите этот вариант, чтобы получить удаленный доступ за пределами вашего учреждения. Технология Shibboleth/Open Athens используется для обеспечения единого входа между веб-сайтом вашего учебного заведения и Oxford Academic.

  1. Нажмите Войти через свое учреждение.
  2. Выберите свое учреждение из предоставленного списка, после чего вы перейдете на веб-сайт вашего учреждения для входа.
  3. Находясь на сайте учреждения, используйте учетные данные, предоставленные вашим учреждением. Не используйте личную учетную запись Oxford Academic.
  4. После успешного входа вы вернетесь в Oxford Academic.

Если вашего учреждения нет в списке или вы не можете войти на веб-сайт своего учреждения, обратитесь к своему библиотекарю или администратору.

Войти с помощью читательского билета

Введите номер своего читательского билета, чтобы войти в систему. Если вы не можете войти в систему, обратитесь к своему библиотекарю.

Члены общества

Доступ члена общества к журналу достигается одним из следующих способов:

Войти через сайт сообщества

Многие общества предлагают единый вход между веб-сайтом общества и Oxford Academic. Если вы видите «Войти через сайт сообщества» на панели входа в журнале:

  1. Щелкните Войти через сайт сообщества.
  2. При посещении сайта общества используйте учетные данные, предоставленные этим обществом. Не используйте личную учетную запись Oxford Academic.
  3. После успешного входа вы вернетесь в Oxford Academic.

Если у вас нет учетной записи сообщества или вы забыли свое имя пользователя или пароль, обратитесь в свое общество.

Вход через личный кабинет

Некоторые общества используют личные аккаунты Oxford Academic для предоставления доступа своим членам. Смотри ниже.

Личный кабинет

Личную учетную запись можно использовать для получения оповещений по электронной почте, сохранения результатов поиска, покупки контента и активации подписок.

Некоторые общества используют личные аккаунты Oxford Academic для предоставления доступа своим членам.

Просмотр учетных записей, вошедших в систему

Щелкните значок учетной записи в правом верхнем углу, чтобы:

  • Просмотр вашей личной учетной записи и доступ к функциям управления учетной записью.
  • Просмотр институциональных учетных записей, предоставляющих доступ.

Выполнен вход, но нет доступа к содержимому

Oxford Academic предлагает широкий ассортимент продукции. Подписка учреждения может не распространяться на контент, к которому вы пытаетесь получить доступ. Если вы считаете, что у вас должен быть доступ к этому контенту, обратитесь к своему библиотекарю.

Ведение счетов организаций

Для библиотекарей и администраторов ваша личная учетная запись также предоставляет доступ к управлению институциональной учетной записью. Здесь вы найдете параметры для просмотра и активации подписок, управления институциональными настройками и параметрами доступа, доступа к статистике использования и т. д.

Покупка

Наши книги можно приобрести по подписке или приобрести в библиотеках и учреждениях.

Информация о покупке

№ 2829: Чезаре Ломброзо

№ 2829: ЧЕЗАРЕ ЛОМБРОЗО

Автор: Ричард Армстронг

Щелкните здесь для прослушивания аудио эпизода 2829

Сегодня голова в банке. Колледж с отличием Хьюстонского университета представляет программу о машинах, на которых работает наша цивилизация, и о людях, чья изобретательность их создала.

Человек создает музей, а потом выставляет там свою голову в банке. Явный сумасшедший, можно сказать. Тем не менее, человек, о котором идет речь, был одним из величайших авторитетов в области психиатрии девятнадцатого века. Говорили о Чезаре Ломброзо, итальянце, основавшем область криминальной антропологии, как она была известна.

Криминальная антропология была лишь одной из многих новых областей, появившихся в результате позитивистской науки в девятнадцатом веке. Недавно объединенная Италия столкнулась со многими серьезными проблемами на протяжении 1800-х годов. Бедность пугала его процветание; бандитизм бросил вызов его авторитету; эпидемии косили его население, а преступность и коррупция в городах подорвали его нравственную силу. Интеллектуалы из нового светского среднего класса, такие как Ломброзо, стремились использовать науку для выявления и решения этих проблем. Они также надеялись использовать новую власть государства, чтобы исправить многовековое пренебрежение и злоупотребления.

Оглядываясь назад, трудно не видеть большую опасность их приближения. Криминальная антропология Ломброзо стремилась изолировать прирожденного преступника как девиантный тип человеческого существа, на самом деле преступники были прямым эволюционным откатом в его мышлении. Поэтому он изучал их не просто как отдельную культуру, а как отдельный вид.

Для позитивиста вроде Ломброзо наука означала горы фактов; поэтому он одержимо собирал не только статистику, но и реальные предметы и анатомические образцы. Он собрал огромную коллекцию материалов, предназначенных для Музея психиатрии и криминологии в родном городе Турине.

Несколько лет в музей было трудно попасть, но недавно он вновь открылся в новом месте. Коллекция раскрывает маниакальное стремление собрать воедино каждую деталь и аспект криминальной жизни. Помимо буквальных куч черепов, есть чаны с мозгами, тщательно сделанные посмертные маски убийц, насильников, воров и разбойников. Есть гипсовые слепки ушей, демонстрирующие дегенеративную форму, характерную для правонарушителей и душевнобольных. Есть рисунки, резные фигурки, стихи и песни преступников, показывающие их безжалостную славу в их злых делах. Существует внушительная коллекция тюремных граффити, большая часть которых непригодна для радио. Фотографии и рисунки татуировок заключенных доказывают, что преступники действительно являются примитивной расой; есть даже татуированные участки сохранившейся кожи — каждый коллекционер знает цену оригинальной работе. И конечно же, есть орудия убийства: кинжалы, ледорубы, тесаки, топоры, топоры, ружья, веревки — целый рог изобилия убийств и погромов.

Пожалуй, каждый страстный коллекционер мечтает стать частью своей коллекции; Ломброзо точно знал. В своем завещании он оставил свое тело для вскрытия коллегой, чтобы можно было измерить его собственный череп и проанализировать его мозг в соответствии с его собственными теориями. Затем его останки были помещены в коллекцию, где до сих пор его усатое лицо мечтательно плавает в банке.

Этот музей, как и стоящая за ним наука, конечно, весьма проблематичен. Но это стало тем, что мы должны иметь смелость смотреть чаще: одна из закрытых галерей наук или музей, который принадлежит в музее.

Я Ричард Армстронг из Хьюстонского университета, где интересовался тем, как работает изобретательный ум.

(Музыкальная тема)


Источники:

Иллюстрированное описание музея на английском языке см. http://www.thenautilus.it/Mu_Lombroso.html

Чтобы лучше ознакомиться с его теориями преступности, см. недавно переизданное издание Ломброзо 9.0004 Преступник , Duke UP, 2006.

Вторичные источники:

Коломбо, Джорджио. La Scienza Infelice: Музей уголовной антропологии Чезаре Ломброзо .

About the Author

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Related Posts