Академик Павлов был примерным семьянином, но не однолюбом
Возможно, школьники это и помнят, но ничего живого им его имя не говорит. На слуху разве что «собака Павлова». Противоречивый, страстный, не укладывавшийся ни в какие рамки человек, превратился в мумию, и здесь велика заслуга советской власти, сделавшей из Павлова лицо советской науки. Оно должно было быть безупречным, и в 1950-м начальник управления пропаганды и агитации ЦК КПСС Михаил Суслов отправил в архив воспоминания многолетней соратницы (и любимой женщины) Павлова, знаменитого физиолога Марии Петровой. Это были очень откровенные воспоминания, публиковать их в те годы советская власть не могла. Попробуем всмотреться в этих людей сейчас.
Предки Ивана Петровича Павлова и по отцовской, и по материнской линии происходили из духовного звания. Октябрьскую революцию Иван Петрович встретил 68-летним человеком, и та ему не понравилась до самой крайней степени. Он этого не скрывал.
«…Мы живем в обществе, где государство — все, а человек — ничто, а такое общество не имеет будущего, несмотря ни на какие Волховстрои и Днепрогэсы».
Это было сказано в выступлении на торжестве в честь 100-летия Сеченова.
«…К сожалению, я чувствую себя по отношению к вашей революции почти прямо противоположно вам. Меня она очень тревожит… Многолетний террор и безудержное своеволие власти превращает нашу азиатскую натуру в позорно рабскую…»
А это — из написанного в 1934-м письма к министру здравоохранения СССР.
Перед нами булгаковский профессор Преображенский, ругающий большевиков не в собственной столовой, а в глаза. Павлова звали в Швецию — королевское правительство было готово выстроить для него огромный сверхсовременный институт. Но тут произошло неожиданное: Ленин решил во что бы то ни стало удержать Павлова в России. Он понимал, какой будет эффект за рубежом, если Павлов, самый известный русский ученый, примет советскую власть. Иван Петрович тут же получил особый паек, где были дичь и икра. Он от него отказался, но это не произвело никакого впечатления на приставленного к академику Бухарина. С тех пор Павлов и его сотрудники находились на особом положении.
Его Институт физиологии финансировался так, что Павлов только разводил руками — он боялся, что не сможет оправдать эти затраты. Академик по-прежнему не любил советскую власть, но, давая волю языку, делал, что от него требовалось: во время заграничных поездок благодарил стоящего во главе государства стального человека, на банкетах поднимал тосты за правительство. Этого требовала простейшая благодарность: на особом положении находились даже его родные. Московской сестре сохранили отдельную квартиру, а когда Павлов собрался в столицу — в особом вагоне, с детьми и соратниками, — Моссовет бесплатно ее отремонтировал. Ну, как он заглянет к ней в гости? Правительство старалось, чтобы он жил как в раю, оно разрешило вернуться из эмиграции младшему сыну академика Всеволоду, ушедшему в Константинополь вместе с белой армией. Тот стал секретарем отца.
У Павлова был выход на самый верх. Когда Ленинград чистили от «бывших», его людей не трогали. И тут пришла пора вспомнить Марию Капитоновну Петрову.
После убийства Кирова неблагонадежных из Ленинграда высылали тысячами. Тогда Мария Капитоновна сказала Павлову, что ни за что не подчинилась бы приказу о высылке.
— Как это?
— А вот так. Приняла сколько надо верональчика и осталась бы здесь.
Академик тут же пошел в партком и сказал, что Марию Капитоновну затравили и довели до того, что она думает о самоубийстве. К ней немедленно направилась делегация, партийные начальники начали ее успокаивать.
Портрет семьи Ивана Павлова. Фото: РИА Новости
Разговор вышел диким: она напомнила им о своем сыне — белом офицере, сражавшемся за единую и неделимую Россию. Рассказала и о том, что после революции у нее прятались великий князь Гавриил Константинович и внебрачный сын Александра III князь Долгорукий, что ее добрым знакомым был военный министр Сухомлинов. И все же ей ничего не сделали. Павлов был женат, но все знали о том, что он любит Петрову, как мальчишка.
Еще студентом он решил связать свою жизнь с курсисткой.
Чтобы проверить свои чувства, они отсрочили свадьбу на год. Та ждала его, работая сельской учительницей в глухом, медвежьем углу… Любовь и в самом деле была большой, семейная жизнь вышла хорошей. Она была на десять лет моложе мужа, вырастила его детей. А потом любовь прошла… Когда ему исполнилось 63, он познакомился с 37-летней Марией Капитоновной Петровой. Что между ними могло быть общего? Но ее брак вскоре рухнул, а его брак спасла деликатность любимой и то, что Серафима Васильевна Павлова приняла их отношения как данность.
О том, что их соединяет, знали все из их окружения и те, кому было надо, наверху, а потом об этом приказали забыть. Иван Петрович Павлов умер в 1936-м, за год до «большого террора», который он мог и не пережить. Он так и остался лицом советской науки, которое должно было оставаться безупречным. Мария Капитоновна пережила его на 12 лет, прошла через ленинградскую блокаду. Эти годы она посвятила науке и его памяти.
История о том, как два ненавидевших советскую власть человека понемногу врастали в новую, ужасавшую их жизнь, крепко держась друг за друга, прекрасна, но о ней было приказано забыть.
Воспоминания Марии Капитоновны долго были под запретом, и о том, как Павлов в самом начале знакомства предложил ей поцеловаться, как после встреч с ним она летела домой, к мужу и сыну, словно на крыльях, читатели узнали гораздо позже. Это была великая любовь — такая, о которой стоит писать книги. Быть может, они еще появятся.
Кстати
Муж Марии Петровой — священник Григорий Петров, до революции был известен едва ли не больше Павлова. Он был самым модным столичным проповедником, блестящим оратором, Ленин не без зависти называл его «весьма популярным демагогом». Петров писал публицистику, на книжном рынке доминировал он, а не Горький или Розанов.
Личность И.П. Павлова. Свидетельства современников
| Российские нобелевские лауреаты: Иван Петрович ПАВЛОВ |
| Академик Иван Петрович ПАВЛОВ |
| Путь в науку |
| Физиология кровообращения |
| Физиология пищеварения |
Физиология высшей нервной деятельности. Учение об условных рефлексах |
| Социально-политические взгляды И.П. Павлова |
| Личность И.П. Павлова. Свидетельства современников |
| Традиции |
| Заключение |
| Путь И.П. Павлова к Нобелевской премии |
| Физиология как экспериментальная наука |
| Учителя, наставники и предшественники |
| В университете |
| Филипп Васильевич Овсянников (1827–1906) |
| Николай Игнатьевич Бакст (1842–1904) |
| Илья Фаддеевич Цион (1842–1912) |
| Константин Николаевич Устимович (1838 – после 1917) |
| В Бреслау у Гейденгайна |
| Сергей Петрович Боткин (1832–1889) |
| Докторская диссертация |
| Карл Людвиг (1816–1895) |
| Клод Бернар (1813–1878) |
| После заграницы |
| Врач для командировок |
| «Год Великого перелома» |
| Предыстория |
| Хронический эксперимент |
| Мнимое кормление |
| Павловский желудочек |
| Финишная прямая |
| Конкуренты Павлова |
| Экспертиза номинированных работ Павлова |
| Письмо ректора Каролинского института |
| Из воспоминаний Серафимы Васильевны Павловой |
| Реакция прессы |
| Нобелевская церемония |
| Реакция физиологов на присуждение премии |
| Денежная сумма премии и ее судьба |
| Пожелания Альфреда Нобеля |
| Переход к изучению высшей нервной деятельности |
| Вторая Нобелевская попытка |
| Досадный промах |
| Павловские Колтуши |
| Развитие исследований в Колтушах |
| Заключение |
| Увековечивание памяти Ивана Петровича Павлова |
100-летний юбилей И. П. Павлова: 1849-1949 |
| Увековечивание памяти Ивана Петровича Павлова |
Страница 32
И.П. Павлов в мундире
Военно-медицинской академии.
12×16,5 см. 1911 г.
СПФ АРАН. Ф.259. Оп.8. Д.4. Л.1.
В воспоминаниях современников, лично знавших и работавших с Павловым, отражены разные стороны личности ученого: Павлов профессор-экзаменатор, учитель, оппонент-критик, ученый-мыслитель, организатор науки.
Начиная курс лекций, по традиции первый час Павлов отводил общим темам: политическим, литературным и общественным, при этом всегда проявлял свое личное отношение к событиям, давал им оценку. Второй час посвящал истории физиологии: говорил о роли классиков физиологии в развитии науки и только после этого переходил непосредственно к курсу лекций. Многие из тех, кто стали учениками Павлова, отмечают определяющее значение именно первой лекции в своей будущей судьбе исследователя.
Л.А. Андреев выделил такую черту Павлова – наравне с «неотступным думанием» учиться всю жизнь: 69 лет он регулярно посещал психиатрическую и клинику нервных болезней, в 80 лет начал изучать генетику. «Необходимо самоограничение, концентрация мысли на одной проблеме, умение видеть целое! Научному работнику необходим полет фантазии – стереотипность и предвзятость мышления ограничивают ее. Необходима очистительная работа критического ума, освобождающая науку от ложных взглядов, догм, открыто признавать свои ошибки», – учил Павлов. «Ошибаться не стыдно. Если думаешь, то и ошибаешься» [42].
Личность И.П. Павлова.
Свидетельства современников
Иван Павлов — Биография, факты и фотографии
Иван Петрович Павлов был выдающимся русским физиологом и психологом, который разработал концепцию условного рефлекса. Он провел легендарный эксперимент, в ходе которого обучил голодную собаку пускать слюни при звуке колокольчика, что ранее было связано с поднесением корма животному.
Павлов сформулировал концептуальную теорию, подчеркнув важность обусловливания и связи человеческого поведения с нервной системой. Он был награжден 1904 Нобелевская премия по физиологии и медицине за новаторские исследования пищеварительных секретов.
Объявления
Ранняя жизнь и образование:
Иван Павлов родился в Рязани, Россия, 26 сентября 1849 года, старший из одиннадцати детей. Его отец, Петр Дмитриевич Павлов, был русским православным священником, а мать — Варварой Ивановной Успенской. В детстве он получил серьезную травму при падении, из-за которой Павлов провел большую часть своего раннего детства с родителями в семейном доме и саду. Там он приобрел различные практические навыки и глубокий интерес к естествознанию.
Поступление в церковную школу в возрасте одиннадцати лет; Павлов продолжил образование в Петербургском университете, где изучал физику, математику и естественные науки.
Павлов проявлял большой интерес к науке и рассматривал возможность использования науки для улучшения и изменения общества.
Карьерный путь:
После окончания Санкт-Петербурга в 1875 году он изучал медицину в Императорской Медицинской Хирургической Академии у известного физиолога того времени Сергея Петровича Боткина, который многому научил его в области нервной системы. Павлов получил степень доктора медицины в 1879 году., получив золотую медаль за свою исследовательскую работу.
Павлов остался в Петербурге, проводил аспирантуру и получил должность заведующего физиологической лабораторией при клинике Боткина.
Женился в 1881 году на учительнице Серафиме Васильевне Карчевской, у них было пятеро детей.
В 1883 году он защитил докторскую диссертацию «Центробежные нервы сердца».
После защиты докторской диссертации Павлов провел два года в Германии, изучая пищеварение у собак.
В 1886 году он вернулся в Россию, но не мог найти место до 1890 года, когда он был назначен профессором фармакологии в Военно-медицинской академии. В 1895 г. он был назначен на кафедру физиологии и оставался в Академии до выхода в отставку в 1924 г.
Павлов также организовал проведение исследований во вновь созданном Институте экспериментальной медицины, который под его важнейшие мировые центры физиологических исследований.
Вклады и достижения:
Иван Павлов проводил нейрофизиологические эксперименты на животных в течение многих лет после получения докторской степени в Медико-хирургической академии. Он полностью убедился, что человеческое поведение лучше всего можно понять и объяснить с точки зрения физиологии, а не с точки зрения менталистов. Легендарный эксперимент, которым запомнился Павлов, состоял в том, что он использовал кормление собак для подтверждения ряда своих ключевых идей.
За несколько мгновений до кормления звонили в колокольчик, чтобы измерить выработку слюны собак, когда они услышали звонок. Павлов обнаружил, что после того, как собаки были обучены ассоциировать звук колокольчика с едой, они начали выделять слюну независимо от того, следовала ли за ними еда или нет. Эксперимент доказал, что физическая реакция собак, слюноотделение, была напрямую связана со стимулом звонка, следовательно, производство слюны было реакцией на стимул.
Продолжающееся повышенное слюноотделение, даже когда собаки слышали звонок без последующего кормления, было условным рефлексом.
Весь этот процесс является ярким примером классической обусловленности и в первую очередь связан с физической и спонтанной реакцией на определенные условия, которые организм приобрел в результате ассоциации. Теория бихевиоризма применила эти знаменательные идеи для объяснения человеческого поведения.
В 1904 году ему была присуждена Нобелевская премия «в знак признания его работы по физиологии пищеварения, благодаря которой знания о жизненно важных аспектах предмета были преобразованы и расширены».
В 1907 г. избран академиком Российской академии наук, в 1915 г. награжден орденом Почетного легиона.
Дальнейшая жизнь и смерть:
Иван Павлов умер 27 февраля 1936 года в Ленинграде, Советский Союз, от естественных причин. Ему было 86 лет.
Реклама
Исследователь Хопкинса обнаруживает, что все, что мы знаем о Павлове, неверно
По Брет Маккейб
/ Опубликовано
Зима 2014
Иван Петрович Павлов, гигант советской науки, должен был быть священником.
Его отец был. Отец его отца был нерукоположенным священнослужителем в сельском городке Рязань в Центральной России, где павловцы служили Восточной Православной Церкви еще со времен Петра Великого. Но когда Иван, родившийся в 1849 году первым из девяти детей, в 1860 году поступил в духовную школу, Россию и особенно ее молодое поколение охватил реформаторский, модернизационный расцвет. В 1861 году царь Александр II освободил российских крепостных, численность которых, по оценкам, составляла 23 миллиона человек, и прогрессивных интеллектуалов столкнулись с новыми достижениями в политике, философии и науке. После прочтения русских переводов лекций физиолога Клода Бернара и книги Джорджа Генри Льюиса 
Наука станет его религией.
Подпись к изображению: Портрет Ивана Павлова работы Ивана Стреблова (1932).
По крайней мере, такова история, рассказанная в книге Даниэля Тодеса «Широкие 9».0063 Иван Павлов: русская жизнь в науке , только что опубликовано Oxford University Press. Тодес, профессор кафедры истории медицины Медицинской школы, провел более 20 лет, просеивая тысячи страниц в 27 различных архивах, пытаясь понять человека, с которым он столкнулся в научной документации. То, что он обнаружил, породило жизнь, разительно отличающуюся как от советского, так и от западного понимания человека и науки.
Павлов был иконой в Советском Союзе. Таким образом, о нем можно было писать только таким образом, который соответствовал бы советскому представлению о нем как о блестящем экспериментаторе, который наблюдал факты и следовал логике научных теорий, исходя из этих фактов.
Эта версия Павлова была единственной, которую Тодес знал до того, как впервые прочитал некоторые статьи ученого в архивах Российской академии наук во время стажировки в Санкт-Петербурге в 1990–1991 годах.
Такая карьера породила огромное количество архивных материалов. «Меня не особенно привлекало то, что я сначала знал о Павлове как о человеке, об этом жестком объективисте», — говорит Тодес, добавляя, что, когда он впервые осознал необъятность архивных записей Павлова, это не давало ему спать по ночам. «Материал, потому что он был героем, собирался со временем и просто ошеломлял.
Я думаю, что прошли десятилетия с тех пор, как кто-то действительно садился за все произведения Павлова и просто читал их внимательно. Если вы это сделаете, то сразу увидите, что [ его наука] — это не просто сбор фактов или хорошая экспериментальная техника. Там есть все эти человеческие вещи ».
Тодес был нужным человеком в нужном месте, чтобы исследовать «все эти человеческие вещи». Как историк науки, он глубоко очарован метафорами. «Если вы или я пытаемся придумать что-то новое, у нас нет другого способа думать об этом, кроме как опираясь на то, что, как мы думаем, мы уже знаем», — говорит он. «Мы делаем это в форме метафор, которые мы черпаем из всех элементов нашего опыта. Эти метафоры структурируют научную мысль». Он продолжает: «Для меня это величайшая драма в истории науки. В основном я реалист. Я верю, что существует объективная реальность, независимая от нашего сознания. Я не думаю, что наука — это просто вопрос мнений. … Но это глубоко человеческое усилие, и, поскольку реальность бесконечна, в нее ведет бесконечное количество путей.
Метафоры определяют пути в эту реальность — вопросы, которые задаются и не задаются».
С момента своего первого визита в 1976–1977 годах в рамках программы обмена, организованной Советом по международным исследованиям и обменам, Тодес был поражен Россией, ее людьми, ее историей и культурой. Да, он был из одной из капиталистических стран — капиталистических стран, — но Россия казалась ему вторым домом. Таким образом, он имел уникальную возможность сочетать свой интерес к метафоре с пониманием и чувствительностью к русской культуре. В своей первой книге « Дарвин без Мальтуса: борьба за существование в русской эволюционной мысли» (Oxford University Press, 1989), Тодес исследовал, как русские эволюционисты возражали против метафор, используемых Дарвином. Эти метафоры были вдохновлены политической экономией Томаса Роберта Мальтуса и ее промышленной борьбой за существование, которые были анафемой для более общительных русских.
«Это великая русская эпопея.
Она начинается еще до освобождения крепостных и заканчивается в сталинской России. В ней есть искусство, есть Достоевский, есть церковь. Что еще вам нужно?»
Даниэль Тодес
Когда Тодес начал исследовать Павлова в начале 1990-х годов, это было примерно в то время, когда политика перестройки и гласности бывшего президента Михаила Горбачева открыла Советский Союз для рыночной экономики и интеллектуальной прозрачности. Помимо научных архивов Павлова, Тодес получил доступ к его переписке. Он нашел отчеты коммунистов, которые работали в лабораториях Павлова и докладывали в свои партийные ячейки. Он так часто ездил в Россию, что заслужил доверие русских архивистов, которые поделились с ним своими павловскими заметками и исследованиями. Встречался с внучками и правнучками Павлова. «Материал был настолько ошеломляющим, что я понял, что у меня никогда не будет лучшей темы, чем эта», — говорит Тодес. — Так что я хотел сделать это правильно и не хотел торопиться. Я думал, что эту историю могут прочитать люди, а не только такие историки, как я.
Это великая русская эпопея. кончается в сталинской России. Там есть искусство, есть Достоевский, есть церковь. Что еще вам нужно?»
Тодес собрал всю информацию, которую он собрал в течение примерно 20 лет исследований, и превратил ее в убедительную биографию на 880 страницах, которая делает Павлову один из лучших комплиментов, на которые только может быть историк: он превращает икону в человека. Он написал историю этого человека как масштабную драму, в которой ученый и человек неразделимы. «Мой папа говорил мне: «Дэн, работай изо всех сил, но если тебе когда-нибудь придется выбирать между удачей и мастерством, выбери удачу», — шутит Тодес. «Мне просто очень повезло».
Скажите, вам понравился Павлов?» Это первое, что спрашивает меня подвижный седовласый Тодес перед нашим первым разговором. Его кабинет — компактная комнатка на третьем этаже Медицинской библиотеки Джонса Хопкинса Уэлча. Вдоль одной стены, в углу стоит небольшой стол с компьютером на нем, а напротив впечатляюще аккуратного стола — деревянный стул.
я не дис как у Павлова. Он кажется немного крутым, временами властным, определенно уверенным в себе и граничащим с чересчур, но все это было направлено на то, чтобы серьезно относиться к своей работе. Он казался увлеченным наукой и уверенным в своих идеях, но только в том случае, если экспериментальные данные подтверждали их. Он был готов оказаться неверным или разработать новые эксперименты и переменные, когда данные не выходили, как предсказывалось. Это то, что должен делать ученый, не так ли?
«Моя ориентация на историю всегда была биографической», — говорит Тодес, указывая на то, что изучение истории через историю одного человека лаконично создает образ главного героя в драме. «И что касается вопроса, который меня больше всего интересует — почему ученые верят в то, во что они верят, — если вы возьмете человека, вы сможете изучить все его контексты: личность, убеждения, учителей».
В случае Павлова эти контексты тщательно продуманы. Его карьера началась до большевистской революции и закончилась во времена Иосифа Сталина, и отношение к нему изменилось.
Тодес отмечает, что до перестройки Павлов был великим советским ученым, чья объективность привела его к принятию коммунизма. В 1990-х Павлов стал диссидентом, который изо всех сил боролся с коммунистами. Ни то, ни другое не совсем точно.
В Америке неправильно понимают науку Павлова. Его работа с условным рефлексом ошибочно понимается как обучение собак пускать слюни при звуке колокольчика. Хотя Павлов задокументировал количество слюны, выделяемой собаками, когда они связывали стимул с кормлением, Тодес отмечает, что за три десятилетия исследований и десятков тысяч экспериментов Павлов и его коллеги использовали звонок в «редких, незначительных обстоятельствах». Для Павлова колокол не был подходящим экспериментальным протоколом, потому что его нельзя было точно контролировать. В основном он использовал метроном, фисгармонию, зуммер и электрошокер.
Он также не был заинтересован в том, чтобы «дрессировать» собаку. Условный рефлекс стал для Павлова экспериментальным методом исследования его истинной цели: субъективного опыта собаки как модели для понимания того же самого у людей.
И определение Павлова как ученого, интересующегося любой субъективной жизнью, радикально противоречит тому, как его эксперименты с условными рефлексами понимались и изображались американской школой психологии-бихевиористом, которая считала, что «поведение животных можно исследовать без обращения к сознанию». «, как писал Джон Уотсон в своих 1913 статья «Психология с точки зрения бихевиориста». Уотсон рассматривал эксперименты Павлова с условными рефлексами как вопрос внешнего контроля — что животное можно «приучить» реагировать определенным образом всякий раз, когда оно сталкивается с определенным внешним раздражителем. Это прочтение появляется в статье 1929 года в журнале Time о физиологической конференции, которую Павлов посетил в Кембридже, штат Массачусетс: «Бихевиористы подхватили его теории и сделали их довольно общеизвестными. Его картина умственной деятельности механистична». Недоразумение увековечено учеными, которые взяли то, что хотели, из работы Павлова и смоделировали исследование на этом.
Психолог Говард Скотт Лидделл прослушал лекцию бывшего ассистента Павлова в Корнельском университете в 1919 году.23 и разработал на его основе собственные поведенческие эксперименты. В 1928 году The New York Times освещала доклад Лидделла в Обществе клинической психиатрии при Медицинской академии, в котором он сказал: «Результатом этого механического взгляда на поведение является то, что любое поведение можно проанализировать в виде рефлексов, являясь реакцией животного на изменение окружающей среды, которое затрагивает нервную систему». Он добавляет: «Можно показать, что даже самое сложное поведение неизменно происходит в соответствии с законами, которые можно четко сформулировать».
Сегодня слово «Павлов» по-прежнему передает понятие непроизвольной реакции, и эти неточные предположения первоначально пронизывали понимание Павлова Тодесом. «Оглядываясь назад, я понимаю, что мне потребовалось удивительно много времени, чтобы изменить взгляд на Павлова, который я привнес с собой в свое исследование, — говорит Тодес.
«Я начал с этого общего представления о Павлове как о твердолобом объективисте, просто фактах, пытающемся редуцировать психику и полностью объяснить ее в терминах физиологических явлений».
Сам Павлов передумал Тодеса. Читая публичные выступления Павлова как для мирской, так и для научной аудитории, а также его личную переписку, Тодес обнаружил, что Павлов использует антропоморфный язык, когда говорит о собаках в своих экспериментах. Как мог ученый с таким механистическим взглядом на человеческий разум поверить в собаки из демонстрировали эмоциональные состояния независимо от протокола эксперимента?
Чем больше Тодес исследовал, тем больше он начал замечать выражения и идеи, которые противоречили Павлову как объективисту, опирающемуся только на факты. Просматривая лабораторные журналы, он наткнулся на описания характеров собак — жадные, нервные, ленивые, героические, трусливые. Эти описания были даже в его исследованиях пищеварения, в результате которых была подробно изучена физиология пищеварительной системы у собак и регулирующая роль нервной системы.
Тодес наткнулся на речь Павлова, в которой он говорил о посещении петербургского зоопарка и о чувстве, как будто он встретил всех персонажей гоголевских «9».0063 Мертвые души . Павлов обычно использовал такой метафорический язык, когда говорил о собаках в своих лабораториях, метафоры, которые появлялись в исследованиях, письмах и лабораторных заметках его коллег и помощников.
Тодес говорит, что примерно в 2000 году он понял, что «жадность», «ленивость» и т. д., черты личности, которые проявлялись как наблюдения в заметках об исследованиях пищеварения, стали исследовательской целью его экспериментов с условными рефлексами. У Павлова не было механистического взгляда на разум. Павлов пытался использовать условный рефлекс в качестве экспериментального протокола для понимания сознания. Он преследовал это 33 года, остановившись лишь со смертью в 1936 в 86. «Именно тогда я понял, что сделали бихевиористы в Америке», — говорит Тодес. «Они говорили: «Мы не можем иметь дело с [психой] в научной психологии.
Мы просто имеем дело с поведением как с внешними движениями». Они интерпретировали Павлова через свою призму и брали те части Павлова, которые подходили».
Павлов категорически не соглашался с этим бихевиористским предположением. «Павлов посмотрел на бихевиоризм и сказал, что он отражает прагматичную американскую точку зрения — что, несправедливо обобщая, американцы как прагматичные люди интересуются тем, что люди делают, а не тем, что они думают», — говорит Тодес. «Но он был русским насквозь. Он страдал из-за Достоевского и его интересовали муки нашего сознания и то, что мы можем с ними сделать. субъективный опыт — вот чем должна заниматься наука».
Подобно Павлову, сосредоточившемуся на условном рефлексе как способе понимания психики, Тодес сосредоточился на том, что ученый открыл о себе в своих трудах. Искомое он нашел в личной переписке Павлова с его будущей женой Серафимой Васильевной Карчевской. В 1880 году Карчевская помогла организовать благотворительную помощь нуждающимся ученицам женской гимназии, которую она посещала в Петербурге.
Присутствовали Федор Достоевский и Иван Тургенев. Тодес отмечает, что Карчевская, которая была на шесть лет моложе Павлова, упустила интеллектуальный подъем России эпохи реформ 1860-х годов и сохранила свою православную веру. Достоевский, который в таких романах, как Подросток (1875) и Братья Карамазовы (1880) исследовали духовные противоречия между «старой» Россией и модернизирующими идеями, зародившимися в 1860-х годах, указали путь сохранения традиционной веры и русских ценностей перед лицом мнимого прогрессизма. Он произвел на нее огромное впечатление — в своих неопубликованных мемуарах она назвала его «Пророком». И в серии писем к Карчевской Павлов признается ей, что то, что делает для нее религия, для него делает научный поиск истины. Он «является для меня своего рода Богом, перед которым я открываю все, перед которым я отбрасываю жалкую мирскую суету», — писал он. «Я всегда думаю основывать свою добродетель, свою гордость на попытке, желании истины, даже если я не могу ее достичь».
Тодес исчерпывающе показывает, как Павлов преследовал эту недостижимую цель. Вот почему Тодес тратил так много времени на разбор своих отчетов и бумаг помощников, знакомясь как с собаками, так и с сотрудниками Павлова, внимательно читая его речи и письма. Ежедневные микронаблюдения за человеком дополняют этот макроскопический биографический портрет. «Вы можете многое прочитать об этом человеке и его культуре в его науке», — говорит Тодес о Павлове. «Это похоже на все, что мы производим. Сахар, который мы едим, является результатом долгого и не всегда красивого социально-исторического процесса, который связывает нас с людьми, детьми и другими землями. То же самое и с наукой. Это не просто застывшие факты в конце. Это удивительный продукт человеческой деятельности, на котором есть следы его создателей».
Тодес описывает эту человеческую драму как основу жизни и науки Павлова в своей книге, но, хотя она написана для широкой аудитории, он понимает, что не каждый возьмет в руки 880-страничный том.
Вот почему он объединился с Джоном Манном, профессором Программы изучения кино и медиа Джона Хопкинса, и Сергеем Красиковым, российским продюсером из Нью-Йорка, для работы над документальным фильмом. «Около года назад мы начали этот замечательный процесс, когда решили снять фильм, основанный на поисках Павлова, этом поиске порядка в бурном, неопределенном мире», — говорит Тодес. «Мы хотим использовать воссоздания и архивные фильмы из творчества Павлова, чтобы по-другому сфокусироваться на человеке и его поисках. За всем этим полностью стоит правнучка Павлова. У нас есть нарратив, у нас есть обработка, у нас есть команда готов к работе. Все, что нам нужно, это деньги на трейлер, чтобы мы могли подать заявку на финансирование производства ».
Говоря о том, что они имеют в виду, он упоминает Частичная лихорадка , документальный фильм 2013 года об экспериментах на Большом адронном коллайдере, которые привели к подтверждению существования бозона Хиггса. «Что мне понравилось в этом фильме, так это то, что настоящим героем были страсть ученых и проблемы научных исследований», — говорит Тодес.
«Это то, чего мы хотим. Мы имеем в виду что-то, что одновременно захватывает размах его жизни и переносит проблему поиска в науку».
Частица извлекла огромную пользу из того, что в течение примерно семи лет ее производил и курировал профессор физики и астрономии Университета Джона Хопкинса Дэвид Каплан, который привнес в проект свои знания в этой области и ее основные фигуры, представив глубокое понимание умов ученых. Тодес должен был пробраться в сознание Павлова старомодным способом: первичное исследование, и усилия находят отражение в его книге и рассуждениях о человеке, которого он когда-то считал каменным объективистом.
«Вы должны вникнуть в суть — протоколы, собаки, данные, то, как он перемалывал свои данные — и это то, что я сделал», — говорит Тодес. «В этих мельчайших подробностях вы можете увидеть личность Павлова, общий поиск, когда он работает над ним и сталкивается с проблемами. Вы можете сопереживать ему».
Ближе к концу книги Тодес включает перевод нескольких комментариев, сделанных Павловым сотрудникам лаборатории 27 декабря 1926 года, которые были стенографически записаны одним из его сотрудников.
Поводом послужила готовящаяся публикация его монографии по условно-рефлекторным реакциям. К этому моменту он работал над ним уже 25 лет:
Даже великая икона, всю свою жизнь искавшая ответы, беспокоится, что то, за чем он гонится, навсегда останется вне досягаемости.
Я, к сожалению, от природы обременен двумя качествами. Возможно, они объективно хороши, но один из них для меня очень тягостен. С одной стороны, я полон энтузиазма и отдаюсь своей работе с большой страстью; но вместе с тем меня всегда тяготят сомнения. Малейшее препятствие выводит меня из равновесия, и я мучаюсь, пока не нахожу объяснения, пока новые факты снова не приведут меня в равновесие.
Я должен поблагодарить вас за всю вашу работу, за массу собранных фактов, за то, что вы превосходно покорили этого зверя сомнений. И вот, когда выходит книга, в которой я подвожу итоги нашей 25-летней работы, — теперь, надеюсь, этот зверь от меня отступит. И моя самая большая благодарность за то, что освободила меня от мук, — тебе.
