Вербальное мышление: Вербальное мышление

Зачем и как развивать вербальное мышление? | Обучение

Тренировка внутреннего голоса

Это хороший способ улучшения способности управлять речью. Не зря же признаками ума являются и четкое произношение слов, и насыщение их смысловыми оттенками, и богатство интонации.

Попробуйте взять одну фразу (да хоть бы и афоризм из первой строчки статьи) и произносите в уме с разной скоростью, громкостью, высотой звука, смысловыми ударениями. А потом:
 — представьте, как она звучит в исполнении разных людей — от ваших друзей и близких до знакомых с экрана знаменитостей;
 — вообразите, что воспроизводимая мысль находится у вас в голове, в груди, правой ладони, левой пятке, в углу комнаты, высоко в небе. Как она будет звучать?
 — «прочитайте» ее, воспроизведя мысленно в виде написанной на грифельной доске;

 — наконец, позвольте ей предстать проплывающей перед вами и просто наблюдайте за движением.

Регулирование мысленного монолога

Ежедневно и ежечасно мы пребываем в мысленном потоке. Только понаблюдайте, как внутри вас работает «словомешалка», практически не останавливаясь ни на минуту. И не так уж она безобидна, поскольку препятствует эффективному мышлению и провоцирует неизвестно откуда берущуюся усталость. А избавление от нее освежает мозг, освобождает ум.

Одна из техник: сосредоточение на мысленном счете в ритме дыхания от 1 до 10. Главное условие: только считать и ни о чем не думать. Как только появляется мысль, счет начинается сначала. «О, у меня получается!» — это тоже мысль. Попробуйте выполнять это упражнение хотя бы в течение минуты, и оцените, как будете себя чувствовать.

Чтение

К слову сказать, оно бывает разным: развлекательным или познавательным. Первое требует максимального использования воображения, второе — тщательной концентрации внимания. Об этом, пожалуй, стоит как-нибудь поговорить подробнее.

Сейчас лишь заметим, что читающие медленно делают глазами мелкие частые прыжки, охватывая небольшие участки текста при фиксации зрения. А те, что быстро — реже перемещают взгляд, вбирая им большие фрагменты страницы. Похоже, что они ее читают сверху вниз, а не построчно слева направо. Так что если вы попытаетесь, взяв газету или журнал, захватывать взглядом все больше слов, это поможет развитию вербального мышления.

Кластеризация

Что это такое, давайте рассмотрим на примере. Возьмем тему, например, конфликт. Запишем это слово в центре листа бумаги и обведем рамочкой (круглой, квадратной, прямоугольной — не принципиально). Затем начинаем, не задумываясь, писать на листе бумаги мысли, чувства и ассоциации, связанные с этим понятием. Записав, каждое слово обведем отдельной рамкой, а потом линиями или стрелками обозначим связи между ними.

Взглянув на результат, вы без труда удостоверитесь, что организовали свои мысли. Весьма полезная техника для выбора решения, планирования и т. п. Тем более, что центральной идеей может быть именно то, что вас конкретно интересует: вложение денег, решение семейного спора и т. д.

Игры со словами

Вот несколько таких, что подходят и для компании, и для пары участников, и даже для одного.

Неожиданная аббревиатура

Участники на карточках пишут по одному слову, а потом случайным порядком выбирают себе одну. За фиксированное время (например, за 1 минуту) каждый составляет хотя бы одну фразу из слов, первые буквы которых входят в состав доставшегося по жребию слова. Например, слово МОЗГ: Мрак Охватил Задумавшегося Гения. Мария Отправилась Зарабатывать Гроши. Можно усложнить задачу, определив тему, которой должны соответствовать составляемые фразы.

«Инакомыслие»

Оглядите помещение, в котором находитесь.

Каждый предмет, на который упадет ваш взгляд, попробуйте назвать иначе: дверь — открывалка, стекло — прозрачка и т. п. В группе можно выбрать 3−5 предметов и соревноваться, кто больше сочинит для них названий. Усложнить задание можно, поставив условие подбирать звуки-буквы, соответствующие форме предмета.

«Что бы это значило?»

Участники по очереди называют бессмысленное слово, а остальные придумывают для него значения. Например: бамбутирак, крумпишен и т. д. Другой вариант: бессмыслицы должны иметь форму прилагательного, значения которого участники записывают на листках, а потом озвучивают, сравнивая: квадрапильный, синкаральный и т. д.

«Встреча с инопланетянином»

Участникам предлагаются слова и (или) выражения из обихода, задача — объяснить их назначение «инопланетянину», который совершенно не знаком с этими вещами. Например, вода, картофель, драка, любовь, мечта и т. д.

«Скороговорки»

Они тоже способствуют развитию вербального мышления. От простеньких вроде: «Крыса в риге грызла рис» до таких как «Шла глава к главе, ударила глава главу. От удара главы головой главе по голове на голове вскочила шишка». Главное, наряду с развитием быстроты произнесения не забывать, что слова не должны «налезать» друг на друга.

Игры со словами могут быть столь же увлекательны, сколь и полезны.
Желаю вам в этом убедиться!

Теги: мышление, речь, слова

Вербальное мышление — это то, что так необходимо человеку в современном мире

Человек – это живое существо, способное говорить и мыслить. Выражение слов «про себя» называется вербальным мышлением. Как правило, человек не всегда может контролировать этот процесс. Вербальное мышление — это внутренний голос и мыслеформы, возникающие в головном мозге индивидуума.

Виды мышления

Мышление человека разделяется на несколько видов, и у каждой личности наиболее выражен лишь один из них.

Наглядно-действенное мышление, как правило, ярко выражено у детей до 3-х лет. Ребенок не знает еще слов, но уже выражает эмоции и выполняет некоторую последовательность действий. К примеру, покажите малышу, как сложить кубики один на один, и он это с радостью повторит. Более того, постепенно он начнет придумывать новые способы постройки, а затем и разрушения пирамидки. В этом процессе будет участвовать образное мышление.


Развитие видов мышления: таблица

3 основных вида мышления, представленные в таблице по возрастным периодам. Их свойства и другие…

Словесно-логическое (вербальное) мышление – это знания, которыми уже обладает человек, хотя их и сложно представить в виде конкретного предмета. Дети в возрасте 4-5 лет используют именно этот способ мышления — они очень много говорят и рассуждают. Наглядное и вербальное мышление отличаются содержанием используемых средств. Если это наглядное мышление, то в головном мозге возникают четкие образы предметов и действий. Противоположное ему — вербальное мышление — это отвлеченные знаковые структуры.

Зачем необходимо вербальное мышление

В первую очередь оно очень важно при формировании психических функций еще в раннем возрасте. Если ребенок не может правильно выразить свою мысль на словах, значит, и сформировать вербальный образ у него не получается. В дальнейшем особенности мышления у ребенка в раннем возрасте влияют и на взрослую жизнь. Дети, которые в свое время не научились коммуникации, вырастают замкнутыми от внешнего мира. Как правило, люди, имеющие успехи в гуманитарных науках, обладают вербальным мышлением. Это объяснится их способностью мыслить образно. Таким людям легко рассуждать и рассказывать о понятиях бытия, о философских учениях, об искусстве и поэзии.


Эвристическое мышление: понятие. Творческое, креативное…

Вы когда-нибудь задумывались о способах, которые используете для решения той или иной задачи? Нет?…

Люди с развитым вербальным мышлением очень любят рассуждать вслух и про себя. Это очень открытые и коммуникабельные личности. При общении с посторонними людьми они всегда сначала думают, а потом говорят. У них очень хорошо развита логика, и они быстро справляются с различными сложными ситуациями.

Ученые и вербальное мышление

Если для гуманитариев вербальное мышление – это необходимость, то возникает вопрос — нужно ли развивать такое мышление любителям точных наук? Многие знают такого гениального профессора, как Альберт Эйнштейн. До 6 лет он практически не разговаривал и, соответственно, не обладал вербальным мышлением. Несмотря на все это, он был гением.

А что, если посмотреть на эту проблему с другой стороны? Люди, которые видели, как маленький 6-летний мальчишка совсем не разговаривал, считали его просто глупым ребенком. Коммуникационные навыки очень важны в современном обществе. Человек, не умеющий выражать свои мысли, вряд ли сможет добиться успеха в профессиональной сфере. Вербально-логическое мышление очень необходимо, ведь оно помогает находить решения в трудных жизненных ситуациях.


Эрудиция — определение. Уровень общей эрудиции

Чтобы стать эрудированным человеком, нужно постоянно (в идеале — в течение всей жизни) работать над…

Упражнения на развитие словесно-логического мышления

Существует огромное количество упражнений для развития разных типов мышления. Для развития вербального мышления рекомендуется использовать логические задачки. К примеру, посмотрите на предметы вокруг вас и попробуйте дать им новые названия (у детей это получается лучше всего). К примеру чашка — выпивалка, ручка — писалка и т. п. Отличное упражнение на развитие вербального мышления – скороговорки. Можно заучивать старые, а можно придумывать новые. Проговаривайте их как вслух, так и про себя.

Очень хорошо помогает в развитии вербального мышления игра в шахматы. Во-первых, в процессе игры, как правило, играющие общаются между собой, а во-вторых, игра заставляет человека думать и просчитывать шаги наперед. Вербальное мышление — это словесное мышление, поэтому любые занятия на развитие его рекомендуется проводить в группе. Можно развивать такое мышление всей семьей. Особенности мышления человека связаны с его знаниями в разных областях. Дискуссии со знакомыми и друзьями помогают не только узнать много новой и полезной информации, но и развить вербальное мышление.

Визуальные образы часто мешают вербальному мышлению, говорится в исследовании – Harvard Gazette

Гарвардские ученые начинают давать ответы на один из самых сложных вопросов психологии: как мы думаем?

Человеческое мышление обычно можно разделить на два режима: визуальный и вербальный. Когда вы думаете о своем следующем отпуске и представляете, как сидите под пальмой и потягиваете холодный напиток, вы, вероятно, думаете визуально. Если вы думаете, что скажете, когда будете делать презентацию на работе, вы, вероятно, думаете словами и предложениями, создавая внутреннюю речь.

Но всегда ли они разделены? Можете ли вы использовать один без другого всплывающего? Новое исследование Гарварда предполагает, что ответ зависит от того, о каком образе мышления вы говорите.

Исследование, проведенное под руководством Элинор Амит, сотрудника факультета психологии, и Эвелины Федоренко из Гарвардской медицинской школы, показало, что даже когда им предлагалось использовать вербальное мышление, люди создавали визуальные образы для сопровождения своей внутренней речи, предполагая, что визуальное мышление глубоко укоренился в мозгу. Исследование описано в статье, недавно опубликованной в журнале NeuroImage.

«Вопрос, на который мы хотели ответить, звучал так: можете ли вы использовать одну модальность без появления другой?» — сказал Амит. «Можете ли вы использовать одно, не вызывая непреднамеренно другое?»

Чтобы лучше понять, как люди используют каждый способ мышления, Амит и его коллеги разработали серию экспериментов, которые начались в лаборатории, а затем были перенесены на МРТ-сканеры.

В первом эксперименте добровольцев попросили составить либо изображения, либо предложения на основе пар слов. Первой всегда была профессия, например, балерина, полицейский или учитель. В половине испытаний вторым словом был объект, а в другой половине — место.

После создания изображения или предложения с использованием слов участникам задавали один из четырех вопросов: насколько четкими были изображения или предложения, которые их просили создать, или насколько четкими были любые изображения или предложения, которые они создали непреднамеренно?

«Итак, в одном испытании вас могут попросить создать изображение, и мы спросим вас, насколько четким было это изображение», — объяснил Амит. «В следующем испытании мы можем попросить вас снова создать изображение, но затем спросить вас, насколько четким было предложение, которое вы непреднамеренно создали».

Эксперимент проводился дважды, один раз с использованием добровольцев в лаборатории и один раз с использованием онлайн-добровольцев, набранных через интернет-рынок труда Amazon Mechanical Turk. В обоих случаях, сказал Амит, результаты были одинаковыми.

«Мы обнаружили, что нет никакой разницы в яркости изображений», — сказал Амит. «Испытуемым было все равно, попросим мы их создать изображение или нет; это было ярко, независимо от того, что мы просили их сделать». Однако на ясность предложения повлияла инструкция. Внутренняя речь, воспроизводимая испытуемыми, была более четкой, когда участники намеревались составить предложения, чем когда они этого не делали.

Несмотря на то, что эти результаты были значительными, они все же основывались на самоотчетах участников о яркости образов или внутренней речи. Чтобы преодолеть это ограничение, Амит и его коллеги обратились к функциональной магнитно-резонансной томографии или фМРТ для отслеживания активности мозга субъектов.

Для теста фМРТ исследователи сначала обучили участников, используя ряд привлекательных предложений и изображений, каждое из которых можно было вспомнить с помощью «подсказки». Когда они вспоминали предложения или изображения, Амит и его коллеги использовали фМРТ для мониторинга языковой сети мозга, а также областей мозга, которые, как известно, участвуют в распознавании лиц и тел.

«Мы обнаружили, что люди генерировали более надежные вербальные представления во время обдуманной внутренней речи… но они генерировали визуальные образы независимо от того, было ли их намерение визуализировать что-то или думать вербально».

Интересно, сказал Амит, что тесты фМРТ также показали, что даже когда участники сознательно пытались мыслить визуально, их мозг демонстрировал относительно низкий уровень активности в зрительной области, что привело к вопросам о том, что именно люди визуализируют.

— Возникает интересный вопрос, — сказал Амит. «Это говорит о том, что, хотя мы все время визуализируем вещи, возможно, они относительно бедны и не похожи на фильм, который крутится у нас в голове».

Забегая вперед, сказал Амит, исследование ставит интригующие вопросы о том, должны ли люди быть привязаны к здесь и сейчас.

В более раннем исследовании Амит и его коллеги обнаружили, что люди склонны думать визуально о вещах, которые им близки (временно, социально или географически), но используют внутреннюю речь, когда созерцают далекие вещи.

«Итак, если вы думаете о Гарвардской площади по сравнению с Сан-Франциско, вы, вероятно, визуализируете первое, но вербально думаете о последнем», — сказал Амит. «То же самое касается того, думаете ли вы о себе или о ком-то еще, или о своей группе, или о чужой, или о завтрашнем дне, а не о том, что будет через 10 лет».

Ее новое исследование, однако, показывает, что даже когда люди сознательно пытаются мыслить вербально, визуальное мышление почти всегда вмешивается, предполагая, что люди сосредоточены на настоящем, даже когда они пытаются использовать способ мышления, обычно предназначенный для будущего.

«Это говорит о том, что мы не можем выйти за пределы «здесь и сейчас» и абстрактно думать о других людях, местах или временах, — сказал Амит. «Так устроен наш мозг, и этому может быть эволюционная причина [потому что] мы не всегда были вербализаторами. Долгое время мы воспринимали наш мир визуально, поэтому, возможно, язык является дополнением.

«Это имеет важные последствия, потому что, если мы действительно живем здесь и сейчас, что это значит для того, как мы разрабатываем государственную политику?» она добавила. «Нужно ли нам помочь людям преодолеть их предубеждение, чтобы сосредоточиться на здесь и сейчас? Это то, о чем нам, возможно, нужно знать».

Что нам следует думать о разных стилях мышления?

Мне было девятнадцать, может, двадцать, когда я понял, что у меня пустая голова. Я был на уроке английского языка в колледже, и мы сидели в залитой солнцем комнате для семинаров, обсуждая «По ком звонит колокол» или, возможно, «Волны». Я поднял руку, чтобы что-то сказать, и вдруг понял, что понятия не имею, что собираюсь сказать. На мгновение я запаниковал. Затем учитель позвал меня, я открыл рот, и слова появились. Откуда они взялись? Очевидно, у меня возникла мысль, поэтому я и поднял руку. Но я не знал, что это будет за мысль, пока не произнес ее. Насколько это было странно?

Позже, описывая этот момент другу, я вспомнил, как в детстве моя мать часто спрашивала отца: «О чем ты думаешь?» Он пожимал плечами и говорил: «Ничего» — ответ, который бесконечно ее раздражал. («Как он может думать о

ничего ?» — спрашивала она меня. ) Я всегда был в Отцовской Команде; Я провожу много времени бездумно, просто живя жизнью. В то же время, когда бы я ни говорил, идеи конденсируются из ментального облака. Это происходило уже тогда, когда я разговаривал со своим другом: я формулировал мысли, которые были неопределенными, но все же присутствовали в моем уме.

Моя голова не совсем свободна от слов; как и многие люди, я иногда разговариваю сам с собой во внутреннем монологе. (Вспомните молоко! Еще десять повторений!) Но в целом царит тишина. Пустота тоже: я почти не вижу визуальных образов, редко представляю вещи, людей или места. Мышление происходит как своего рода давление за моими глазами, но мне нужно говорить вслух, чтобы завершить большинство моих мыслей. Моя жена, следовательно, является другой половиной моего мозга. Если собеседника нет, пишу. Когда это не удается, я хожу по пустому дому, что-то бормоча. Иногда я иду купаться, чтобы поговорить с самим собой далеко от берега, где меня никто не слышит. Мой минималистский ментальный театр сформировал мою жизнь.

Я заядлый болтун, профессиональный писатель и пожизненный фотограф — опрометчивый человек, который полон решимости выкинуть вещи из головы туда, где я могу их воспринять.

Едва ли я одинок в том, что у меня есть мысленный «стиль», или я верю, что он у меня есть. Спросите кого-нибудь, как он думает, и вы можете узнать, что он беззвучно разговаривает сам с собой, мыслит визуально или перемещается в ментальном пространстве, пересекая физическое пространство. У меня есть друг, который думает во время йоги, и еще один, который просматривает и сравнивает мысленные фотографии. Я знаю ученого, который играет в тетрис в интерьере, переставляя белки во сне. У моей жены часто фамильярный отрешенный взгляд; когда я вижу это, я знаю, что она репетирует в голове сложную драму, прокручивая все реплики. Иногда она произносит целое предложение про себя, прежде чем произнести его вслух.

В недавней книге «Визуальное мышление: скрытые дары людей, которые мыслят образами, схемами и абстракциями» Темпл Грандин объясняет, что ее разум заполнен подробными образами, которые она может сопоставлять, комбинировать и пересматривать с воодушевлением и точность. Грандин, специалист по поведению животных и сельскохозяйственный инженер из Университета штата Колорадо, работал над проектированием элементов скотобоен и других ферм; когда ей поручают оценить стоимость нового здания, она смотрит на свои планы, а затем сравнивает их в уме с запомненными образами прошлых проектов. Просто визуально подумав, она может точно оценить, что новое здание будет в два или три четверти дороже предыдущего. После начала пандемии она много читала о том, как лекарства могут помочь нашему организму бороться с COVID -19; пока она читала, у нее возникла подробная визуальная аналогия, в которой тело представляло собой осажденную военную базу. Когда она думала о цитокиновых бурях — событиях, при которых иммунная система чрезмерно активируется, вызывая неконтролируемое воспаление, — она не выражала эту идею словами. Вместо этого она пишет: «Я вижу, как солдаты моей иммунной системы сходят с ума. Они сбиваются с толку и начинают атаковать базу и поджигать ее».

Читая книгу Грандина, я часто ловил себя на том, что хочу быть более визуальным. Мои мысленные снимки взросления ненадежны — я никогда не уверен, вспоминаю ли я их или воображаю. Но Грандин легко получает доступ к «четким живописным воспоминаниям» своего детства, дополненным «трехмерными фотографиями и видео». Она живо помнит, как «скатывалась по заснеженным холмам на санках или летающих тарелках» и даже может чувствовать подъем и падение саней, когда они качаются вниз по склону; она легко представляет себе тонкий трехрядный шелк, который держала между пальцами на уроке вышивания в начальной школе. Если ее ум IMAX кинотеатр, у меня факс.

В начале двадцатого века появились такие романы, как «Улисс», «Госпожа. Дэллоуэй» и «В поисках утраченного времени» просили нас заглянуть внутрь себя, в свой собственный разум. Точно так же книга Грандина обращает наше внимание на то, что Уильям Джеймс назвал «потоком сознания» — непрерывным потоком мыслей в наших головах. «Наша ментальная жизнь, как и жизнь птицы, кажется, состоит из чередования полетов и сидений», — писал Джеймс. Его водные и птичьи метафоры носят благопристойный характер; они отказываются уточнять, что происходит у нас в голове. Письмо Грандин делает обратное, описывая с поразительной конкретностью то, что происходит в ее голове и, возможно, в вашей. Ее точные описания подчеркивают различия между умами. В 19В эссе под названием «Каково быть летучей мышью?» философ Томас Нагель утверждал, что мы никогда не узнаем, потому что «сонар летучих мышей» настолько сильно отличается от человеческого зрения, что это невозможно вообразить. Грандин и я не , а далеко друг от друга, но я с трудом могу представить, что у меня такой необычайно визуальный разум, как у нее.

В то же время у нас с Грандином много общих идей. Мы оба понимаем перерасход средств и цитокиновый шторм; мы прибываем разными путями в одни и те же пункты назначения. Насколько разными на самом деле делает нас наш разум? И что нам делать с нашими различиями?

Грандин, страдающая аутизмом, стала известна в 1995 году, когда опубликовала «Думая картинками» — мемуары, в которых рассказывается о ее многолетних поисках способа применения своих зрительных и перцептивных способностей. Она нашла себе применение в сельскохозяйственной инженерии, где смогла визуализировать сельскохозяйственные постройки с точки зрения животных. Посетив скотобойню, где животные часто паниковали, она сразу увидела, как мелкие визуальные элементы, такие как висящая цепь или отражение в луже, отвлекали их и вызывали замешательство. «Думая картинками» доказал ценность нейроразнообразия: необычный ум Грандина преуспел там, где другие не смогли. В «Визуальном мышлении» она обостряет свой аргумент, предполагая, что люди, ориентированные на слова, отодвинули на второй план мыслителей других типов. Она утверждает, что вербальные умы управляют нашими залами заседаний, отделами новостей, законодательными органами и школами, которые сократили занятия в мастерской и искусство, в то же время подвергая учащихся устрашающему набору письменных стандартных тестов. Результатом является кризис американской изобретательности. «Представьте себе мир без художников, промышленных дизайнеров или изобретателей, — пишет Грандин. «Никаких электриков, механиков, архитекторов, сантехников или строителей. Это наши визуальные мыслители, многие из которых прячутся у всех на виду, и мы не смогли понять, поощрить или оценить их конкретный вклад».

В «Думая картинками» Грандин предположил, что мир разделен на визуальное и вербальное мышление. «Визуальное мышление» мягко пересматривает идею, определяя континуум стилей мышления, который можно условно разделить на три части. На одном конце находятся вербальные мыслители, которые часто решают проблемы, говоря о них в уме или, в более общем смысле, действуя линейным, репрезентативным способом, типичным для языка. (Оценивая стоимость строительного проекта, вербальный мыслитель может оценить все компоненты, а затем суммировать их, используя электронную таблицу — упорядоченный, основанный на символах подход.) На другом конце континуума находятся «визуализаторы объектов»: они приходят к выводам, используя конкретные, похожие на фотографии мысленные образы, как это делает Грандин, когда сравнивает планы строительства в уме. Грандин пишет, что между этими полюсами находится вторая группа визуальных мыслителей — «пространственные визуализаторы», которые, кажется, сочетают язык и изображение, думая в терминах визуальных паттернов и абстракций.

Грандин предлагает представить шпиль церкви. Вербальные люди, как она обнаружила, часто усложняют эту задачу, вызывая в воображении что-то вроде «двух неясных линий в перевернутой букве V», как будто они никогда раньше не видели шпиля. Визуализаторы объектов, напротив, описывают конкретные шпили, которые они наблюдали в реальных церквях: они «с тем же успехом могли смотреть на фотографию или фотореалистичный рисунок» в своем воображении. Между тем визуализаторы пространства рисуют своего рода совершенный, но абстрактный шпиль — «общий шпиль в стиле Новой Англии, изображение, которое они собирают из церквей, которые они видели». Они заметили закономерности среди шпилей церквей и представляют себе закономерность, а не какой-то конкретный ее пример.

Грандину нравится идея о том, что существует два типа визуального мышления, потому что это помогает понять различия между единомышленниками. Чтобы сконструировать машину и починить ее, нужны зрительные навыки; и инженер, и механик мыслят визуально, но все же они разные. По мнению Грандина, инженер, скорее всего, будет визуализатором пространства, который может абстрактно представить себе, как будут работать все части двигателя, в то время как механик, скорее всего, будет визуализатором объекта, который может с первого взгляда понять, звон на цилиндре двигателя имеет функциональное значение или просто косметический. Художники и ремесленники, полагает Грандин, склонны визуализировать объекты: они могут точно изобразить, как эта картина должна выглядеть, как эта фурнитура должна течь, как этот разрез должен быть зашит. Ученые, математики и инженеры-электрики склонны визуализировать пространство: они могут в общих чертах представить, как зацепляются шестеренки и взаимодействуют молекулы. Грандин описывает учения, проведенные Корпусом морской пехоты, в которых инженеры и ученые с учеными степенями противостояли радиоремонтникам и механикам грузовиков в выполнении технических задач под давлением, таких как «создание примитивного транспортного средства из кучи хлама». Инженеры с их абстрактным визуальным мышлением склонны «передумывать» в этом очень практичном сценарии; они проиграли механикам, которые, по словам Грандина, скорее всего, были «визуализаторами объектов, чьи способности видеть, строить и ремонтировать их были слиты».

В седьмом классе я выиграл соревнование по бросанию яиц на уроках шопинга, сконструировав хитроумное приспособление из корзины и парашюта, которое позволило моему яйцу выжить, будучи сброшенным с крыши второго этажа моей школы. Но я совершенно уверен, что я не визуальный мыслитель. В книгу Грандин включены выдержки из Визуально-пространственного идентификатора, теста «да-или-нет», разработанного психологом Линдой Сильверман для отделения вербальных людей от визуальных:

Думаете ли вы в основном картинками, а не словами?

Вы что-то знаете, но не можете объяснить, как и почему?

Вы помните, что видите, и забываете, что слышите?

Можете ли вы визуализировать объекты с разных точек зрения?

Вы предпочитаете читать карту, чем следовать словесным указаниям?

Визуальные люди склонны отвечать утвердительно на большее количество этих вопросов; Почти на все отвечаю нет. Другие тесты в книге еще больше проясняют, насколько мысленная дистанция отделяет таких людей, как я, от таких людей, как Грандин. Мария Кожевникова, когнитивный нейробиолог, создала тесты, чтобы отличить визуализаторы объектов от визуализаторов пространства; в одном из них, тесте разрешения зерна, испытуемых просят оценить в уме относительный размер и плотность различных объектов. Представьте себе кучу винограда. Являются ли ягоды больше, чем пространство между струнами на теннисной ракетке? Грандин сообщает, что когда она проходила этот тест, она ясно видела мысленным взором, что «виноград раздавливается, потому что он слишком велик, чтобы пройти через промежутки между струнами ракетки». Я пришел к выводу, что виноград был крупнее, но мой разум недостаточно ясный, чтобы представить, что виноград на самом деле раздавлен.

Воображаемые умы в «Визуальном мышлении» могут показаться гламурными по сравнению с вербальными, изображенными в «Болтовне: голос в нашей голове, почему это важно и как его использовать» Итана Кросса, психолога и нейробиолога, преподающего в Мичиганском университете. Кросс интересуется так называемой фонологической петлей — нервной системой, состоящей из «внутреннего уха» и «внутреннего голоса», которая служит «информационным центром для всего, что связано со словами, происходящими вокруг нас в настоящем». Если визуальные мыслители Грандина посещают Cirque du Soleil, то вербальные мыслители Кросса застряли на моноспектакле вне Бродвея. Это всего лишь один длинный монолог.

«Не могли бы вы расслабиться? Они никогда не поднимают глаз».

Cartoon by Kim Warp

Психологи, расспрашивая людей об их фонологических петлях, обнаруживают, что они используются для самых разных целей. Циклы — это своего рода блокнот памяти; именно в них мы храним номер телефона перед тем, как записать его. Они также являются инструментами для самоконтроля. Маленькие дети учатся управлять своими эмоциями, разговаривая сами с собой, сначала вслух, а затем про себя, часто передавая предостережения или ободрения своих родителей. («Не сломай его, Питер!» — сказал недавно мой четырехлетний сын, когда пытался соединить несколько фигурок «Лего». ) телефон», — пишет Кросс. Исследователи обнаружили, что разговоры о целях проникают во внутреннюю речь, при этом цели появляются из ниоткуда, как уведомления на экране. «Давай», — можем сказать мы себе, пытаясь выдвинуть кухонный ящик. «Ты можешь это сделать! Кроме того, помните о визите к врачу. А теперь вернись к ящику!»

В начале двадцатых годов британский антрополог по имени Эндрю Ирвинг подошёл к сотне случайно выбранных жителей Нью-Йорка и спросил их, не могли бы они потратить некоторое время на то, чтобы записать всё, что они думают, на небольшой диктофон. «Возможно, здесь сыграл роль элемент производительности, — признает Кросс. Тем не менее стенограммы Ирвинга звучат правдоподобно. Люди использовали свой внутренний голос, чтобы размышлять о привлекательных незнакомцах и проклинать пробки; часто они «имеют дело с негативным «содержанием», большая часть которого возникает благодаря ассоциативным связям». Одна женщина говорит: «Интересно, есть ли поблизости Staples», прежде чем внезапно подумать о диагнозе рака у друга; она говорит сама с собой о плохих новостях, а затем, так же внезапно, возвращается в нужное русло: «Ну, там, внизу, есть Стейплз? Я думаю, что есть. Мужчина размышляет о разорванных отношениях и ободряет себя: «Ясно, совершенно ясно. Двигаться вперед.» Легко застрять в вашей петле: монологи могут быть настойчивыми, и некоторые люди поддаются замкнутому, негативному внутреннему разговору — тому, что Кросс называет «болтовней», — и в конечном итоге «отчаянно пытаются сбежать от своего внутреннего голоса из-за того, как плохо они себя чувствуют». ». Одна из испытуемых Ирвинга не может перестать задаваться вопросом, погиб ли ее парень, которого нет в городе, в автокатастрофе или он сбежал с кем-то еще. Кросс рассказывает историю Рика Анкила, бейсболиста, которому пришлось оставить подачу в дальней части поля, потому что его внутренний голос не переставал говорить об «отдельных физических компонентах его движения подачи».

Люди с внутренними монологами, как сообщает Кросс, часто проводят «значительное количество времени, думая о самих себе , их разум тяготеет к собственному опыту, эмоциям, желаниям и потребностям». Этот эгоцентризм может вылиться в наш громкий разговор. В 1980-х психолог Бернар Риме исследовал то, что мы сейчас называем «выплескиванием» — навязчивое желание делиться негативными мыслями с другими людьми. Риме обнаружила, что неудачный опыт может вызывать не только внутренние размышления, но и стремление транслировать его. Чем больше мы делимся своим несчастьем с другими, тем больше мы их отчуждаем: исследования учащихся средних классов показали, что дети, которые больше думают о своем плохом опыте, также больше выражают свое недовольство своим сверстникам, и что это, в свою очередь, приводит к тому, что они «социально исключены и отвергнуты». Может быть, есть еще одна причина, по которой мой отец, когда его спросили, о чем он думает, ответил: «Ничего». Может быть выгодно держать свои мысли при себе.

Суть Кросса в том, что наши внутренние голоса — это мощные инструменты, которые необходимо приручить. Он заканчивает свою книгу несколькими десятками методов контроля нашей болтовни. Он советует попробовать «дистанционный разговор с самим собой»: используя «ваше имя и второе лицо «вы», чтобы обратиться к себе», — пишет он, вы можете лучше контролировать свое мышление. Вы можете использовать свой внутренний голос, чтобы притвориться, что советуете другу о его проблемах; вы можете перенаправить свои мысли на то, насколько универсален ваш опыт ( Это нормально чувствовать себя таким образом ) или размышлять о том, что каждый новый опыт — это вызов, который вы можете преодолеть ( Я должен научиться доверять своему партнеру ). Идея состоит в том, чтобы управлять голосом, который вы используете для самоуправления. Воспользуйтесь гибкостью диалога. Не просто репетируйте одни и те же старые сценарии; отправить несколько заметок в комнату писателей.

Мышление образами, мышление шаблонами, мышление словами — это совершенно разные переживания. Но попадают ли сами мыслители в такие аккуратные категории? В 1970-х годах Рассел Т. Херлберт, профессор Университета Невады в Лас-Вегасе, предложил людям устройства, которые издавали бы звуковой сигнал в определенное время, и просили их записывать, что происходит в их голове в определенные моменты времени. звук гудка. Теоретически, если бы они ответили достаточно быстро, они бы предложили без прикрас взглянуть на то, что он назвал «первым внутренним опытом» — мысли, которые происходят спонтанно. Потратив десятилетия на работу с сотнями субъектов, Херлберт пришел к выводу, что, в широком смысле, внутренний опыт состоит из пяти элементов, которые каждый из нас смешивает в разных пропорциях. Одни мысли передаются во «внутренней речи», другие появляются посредством «внутреннего видения»; некоторые дают о себе знать через наши эмоции ( У меня плохое предчувствие! ), а другие проявляются как некое «чувственное осознание» ( Волосы на моей шее встали дыбом! ). Наконец, некоторые люди используют «несимволизированное мышление». У них часто есть «явное, дифференцированное мышление, которое не включает в себя опыт слов, образов или любых других символов».

Читая это описание несколько лет назад, я наконец почувствовал, что у меня есть термин, описывающий мой ум: он не «пустой»; мои мысли просто несимволизированы. Но работа Херлберта предполагает, что было бы ошибкой приписывать себе определенный образ мысли. Он обнаружил, что большинство людей на самом деле не знают, как они думают; когда их просят описать их мысли до подачи сигнала, они часто совершенно не соответствуют действительности в отношении того, что они сообщат после подачи сигнала. Они склонны к «ложным обобщениям» — необоснованным утверждениям о том, как они думают. Мне легко предположить, что большая часть моего мышления лишена символов. Но насколько внимательно я его изучил? По правде говоря, структура нашего разума тонка и изменчива. Есть причина, по которой Джеймсу Джойсу понадобилось восемнадцать глав, чтобы описать разум в «Улиссе». Даже внутри одной головы мышление принимает множество форм.

Квантовые физики столкнулись с проблемой наблюдения. Всякий раз, когда они смотрят на частицу, они изменяют и фиксируют ее квантовое состояние, которое в противном случае оставалось бы неопределенным. Аналогичная проблема затрагивает наши попытки понять, как мы думаем; размышления о нашем мышлении рискуют придать ему форму, которой оно не имеет. В 2002 году на научной конференции по изучению сознания, состоявшейся в Тусоне, Херлберт обсудил эту проблему с Эриком Швицгебелем, философом, известным скептиком в отношении нашей способности описывать то, что у нас в голове. В книге «Недоумения сознания» Швицгебель отмечает, что в 1950-е годы большинство людей говорили, что видят сны в черно-белом цвете, а в 1960-е стали говорить, что видят цветные сны. Конечно, утверждает он, цвета наших снов не изменились; что изменилось, так это повсеместное распространение цветной пленки. Заманчиво сказать, что на самом деле люди видят цветные сны, — предположить, что люди пятидесятых годов ошибались в своих снах, а люди шестидесятых были правы. Но Швитцгебель считает ошибкой классифицировать сны так или иначе. «Мы также должны учитывать возможность того, что наши сны не имеют ни цвета, ни цвета.0051 и черно-белые», — пишет он. Сны нереальны и могут не поддаваться описанию в бодрствующем состоянии. Описывая их, мы придаем им постоянство, которого у них может и не быть.

После конференции в Тусоне Херлбурт и Швицгебель вместе опубликовали книгу «Описание внутреннего опыта? Сторонник встречается со скептиком». Книга представляет собой диалог, построенный вокруг восемнадцати моментов в уме недавней выпускницы колледжа с пейджером по имени Мелани. Херлберт считает, что можно понять, что творилось в голове Мелани. Швицгебель считает, что многое из того, что мы говорим о том, что происходит в нашем уме, по своей сути не заслуживает доверия, потому что в некотором смысле мышление слишком похоже на сон, чтобы его можно было описать. В конце концов, он подозревает, что «внутри мы можем быть очень похожи, хотя по-разному отвечаем на вопросы о нашем опыте».

Книга не имеет конца: нам решать, кто прав. Возьмем звуковой сигнал 2.3 — третий звуковой сигнал на второй день, когда Мелани носила свой бипер. Хёрлбурт и Швитцгебель рассказывают об опыте Мелани:

Мелани стояла в ванной и осматривалась, пытаясь составить в уме список покупок. В момент сигнала она мысленно представила белый блокнот (тот же планшет, на котором она пишет списки покупок) и свою руку, пишущую слово «кондиционер». Ее рука на изображении была в движении, и она могла видеть буквы, выходящие из кончика пера. В тот момент, когда раздался звуковой сигнал, вышла буква «д» (четвертая буква в слове «кондиционер»).

В то же время Мелани своим внутренним голосом произносила «кондиционер», медленно, синхронно со словом, когда она писала его на изображении.

В то же время она осознала, что ее пальцы на ногах холодные. Это было замечание или сенсорное осознание холода, который присутствовал в ее сознании в последний невозмутимый момент перед звуковым сигналом. Казалось, что это не связано с явным мыслительным процессом.

Очевидно, в голове у Мелани было довольно много всего, что происходило в «Бип 2.3». Херлбурт и Швицгебель обсуждают то, что она сообщила. Могла ли она действительно осознавать все эти вещи одновременно? Швицгебель сомневается. И все же в 1990-х Херлберт использовал свой метод, чтобы взять интервью у Фрэн, банковского кассира, которая описала, что ее разум часто заполняется «целыми пятью или десятью» визуальными образами, все они накладываются друг на друга и происходят одновременно, как на фотографии с многократной экспозицией. . Серия тестов показала, что Фрэн могла быть права в своем необычном опыте: в банке, где она работала, пишет Херлберт, кассиры всегда пересчитывали пачки банкнот, и «Фрэн раздражала своих коллег тем, что постоянно начинала разговор во время счета, заставляя их потерять счет. Одновременные задачи счета и разговора были невыполнимы для ее коллег, но просты для Фрэн».

Поток мыслей Мелани смешной, тревожный, многослойный и насыщенный. На Beep 3.1 мы узнаем, что «парень Мелани задавал вопрос о страховых письмах». Ее внимание, однако, «было сосредоточено не на том, что он говорил, а на попытке вспомнить слово «пародонтолог». визуальный». Позже в тот же день, на звуковом сигнале 3.2, Мелани шла к своей машине, «грубо ощущая ее большую черную форму», но в основном испытывая «чувство «затуманенности» и беспокойства», «неспособности думать с ее привычной скоростью. ” В момент звукового сигнала Мелани «была в процессе наблюдения за этой туманностью», которая, казалось, существовала «за глазами, включая тяжесть вокруг линии бровей». Незадолго до сигнала 6.4 она выбрасывала засохшие цветы. «Я думала, что эти цветы простояли довольно долго», — говорит она Херлбурту. «Это была просто какая-то праздная мысль, которая была внутренней речью». Она отмечает, что именно в тот момент, когда раздался звуковой сигнал, она слышала не сами слова — «Они длились довольно долго», — а «эхо» слов в ее голове.

Внимательное отношение Мелани к своему разуму вдохновляет; как будто она сама себе Молли Блум. Прочитав книгу Херлбурта и Швицгебеля, я попытался подражать ей, еще более внимательно прислушиваясь к своему первозданному внутреннему опыту. Слышала ли и я мои мысли — за работу! Положи свой телефон! — эхом отзывается в моей голове? Наблюдал ли я за своими чувствами так же, как я их ощущал? Сколько всего могло произойти в моем сознании одновременно? Я точно знал, что никогда ничего не записывал в визуализированный мысленный список покупок. Но по-прежнему трудно было сказать точно что я сделал — может быть, потому, что мои мысли так часто «бессимволизированы», или потому, что мной не руководил психолог, или потому, что, как только начинаешь думать о своем внутреннем опыте, он уже не такой чистый. Херлберт сказал бы, что описать свою внутреннюю жизнь сложно. Швицгебель сказал бы, что наша внутренняя жизнь не обязательно поддается описанию. На глубоком уровне, утверждает он, наше собственное мышление немного похоже на сонар летучих мышей. Мы никогда не узнаем, каково это на самом деле.

Наше мышление загадочно для нас. Я все время задаю своей жене мамин вопрос: «О чем ты думаешь?» — и с одной стороны на него легко ответить: мы можем целый день разговаривать друг с другом, делиться своими мыслями. Но на другое это безответно. Просто выражая свои мысли, мы изменяем их. Описать наше мышление — значит приручить его. Вот почему общение с другими людьми одновременно сложно и интересно, и вот почему познание собственного ума может быть такой трудной и занимательной задачей.

Если мы не можем точно сказать, как мы думаем, то насколько хорошо мы знаем себя? В эссе под названием «Я как центр нарративной гравитации» философ Дэниел Деннет утверждал, что в то, что значит быть человеком, вплетен слой вымысла. В каком-то смысле вымысел ущербен: это неправда. Но когда мы открываем роман, мы не швыряем его с отвращением на землю, заявляя, что все это выдуманный вздор; мы понимаем, что на самом деле все дело в том, чтобы быть придуманным. Художественная литература, пишет Деннет, имеет намеренно «неопределенный» статус: она правдива, но только на своих собственных условиях. То же самое касается и нашего ума. У нас бывают всевозможные внутренние переживания, и мы переживаем и описываем их по-разному — рассказывая друг другу о своих снах, вспоминая свои мысли и т. д. Наши описания и переживания правдивы или выдуманы? Это имеет значение? Это все часть истории.

Истории ненастоящие, но они имеют смысл; мы рассказываем разные истории о своем разуме, как и должны, потому что наши умы разные.

About the Author

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Related Posts