Взаимодействие это в психологии: 2.1. Понятие взаимодействия в социальной психологии

Содержание

Взаимодействие — Психологос

Взаимодействие — взаимное влияние чего-то на что-то (или кого-то на кого-то), а также, в случае человеческого взаимодействия — совместное действование.

Шестеренки взаимодействуют друг с другом. Игроки команды наконец наладили между собой взаимодействие и начали играть как следует.

Виды взаимодействия

Взаимодействие, это в первую очередь взаимодействие с кем-то или чем-то вне меня, с внешним миром.

Взаимодействие может быть физическое (предметное или телесное) и социальное (информационное, ролевое, психологическое).

Ребенок играет игрушкой, игрушка организует его игру — у ребенка предметное взаимодействие. Если для ребенка игрушка только предмет, это одно, а если он играет в солдатики и организует бой — у него социальное предметное взаимодействие. Он уже — командир войска солдатиков.

Когда человека физически тащит толпа, это вариант скорее физического (телесного) взаимодействия, если он увлечен ее настроением и начинает шуметь вместе с другими — это скорее взаимодествие социальное.

Взаимодействие может быть безличное (ребенок с игрушкой, толпа с толпой) или личное.

Личное взаимодействие — всегда социальное. Личное взаимодействие между людьми может происходить на разных уровнях. Легкий, поверхностный уровень — общение. Более глубокий уровень взаимодействия — отношения.

Взаимодействие с внешним миром

Главный вопрос во взаимодействии с внешним миром, это кто взаимодействует: организм или личность? Взаимодействие организма с внешним миром описывается в гештальт-терапии как цикл контакта. Взаимодействие личности с внешним миром лучше описывается в представлении о поведении человека и его деятельности. См.→

Психология общения и межличностных отношений

ГЛАВА 1

Характеристика общения

1.1. Понятие «общение»

Как пишет А. И. Волкова (2007), в психологии отсутствует общепринятое определение общения. Как правило, дается описательное определение, указывающее на основные функции или стороны общения. В качестве примера она приводит следующее безымянное определение: «Общение — это «сложный и многогранный процесс, который может выступать в одно и то же время и как процесс взаимодействия индивидов, и как информационный процесс, и как отношение людей друг к другу, и как процесс взаимовлияния друг на друга, и как процесс сопереживания и взаимного понимания друг друга»» (с. 50–51).
Общение как коммуникация. В англоязычной культуре слова «общение» нет, есть только слово «коммуникация». Поэтому в зарубежных публикациях речь идет только о коммуникативных процессах, и для наших читателей неизбежно возникает синонимичность понятий «коммуникация» и «общение». В нашем же языке эти понятия могут иметь различный смысл. Как отмечает В. И. Фефелова (2007), в слове «общение» заложен более личностный, духовный контакт партнеров, а «коммуникация» предполагает более деловую, рациональную смысловую направленность взаимодействия субъектов. Автор полагает, что общение — «это то, что в нашем восприятии непосредственно связано с культурой и духовностью, с произведениями русских классиков (А. С. Пушкина, Л. Н. Толстого, Ф. М. Достоевского и др.), с неформальными отношениями людей» (с. 34).

Конечно, духовность может присутствовать в процессе общения. Ну а если ее нет? Следует ли из этого, что тогда нет и общения и процесс взаимодействия людей превращается в коммуникацию?
Я полагаю, что соотношение между этими понятиями другое, а именно — отношение общего (коммуникация) и частного (общение). Не все виды коммуникации являются общением, но любое общение является частным видом коммуникации. Общение — это частный вид коммуникации, специфичный для высокоразвитых живых существ, в том числе — для человека. Под коммуникацией понимается связь, взаимодействие двух систем, в ходе которого от одной системы к другой передается сигнал, несущий информацию. Коммуникация присуща и техническим системам, и взаимодействию человека с машиной, и взаимодействию людей. Последний вид и относится к общению. При взаимодействии людей коммуникация получает новое качественное содержание.

Общение как деятельность. Б. Ф. Ломов (1984) пишет: «Широкое распространение получила трактовка общения как деятельности. Оно рассматривается как один из «видов деятельности», как «деятельность общения», «коммуникативная деятельность» и т. п. Впрочем, иногда его определяют не как деятельность, а как “условие деятельности” или как ее “сторону”. В этой связи на процессы общения пытаются распространить теоретические схемы, сформировавшиеся при изучении предметно-практической деятельности либо некоторых других ее форм» (с. 245). Хотя Б. Ф. Ломов не указывает автора этой точки зрения, однако очевидно, что речь идет о взглядах А. А. Леонтьева (1974, 1979), который считал, что общение — это особый вид деятельности и выступает как компонент, составная часть (и одновременно условие) другой, некоммуникативной деятельности. В то же время он оговаривал, что это не означает, что общение выступает как самостоятельная деятельность. А. В. Мудрик (1974) тоже писал, что с точки зрения педагогики понимание общения как особого вида деятельности весьма целесообразно. Эта точка зрения разделяется некоторыми психологами и в настоящее время. Например, В. М. Целуйко (2007) определяет общение как форму деятельности, которая осуществляется между людьми как равными партнерами и приводит к установлению психического контакта.
Против понимания общения как деятельности выступили ряд авторов. Л. М. Архангельский (1974), В. Г. Афанасьев (1976) и Д. И. Дубровский (1983), в принципе не возражая против деятельностного подхода в анализе общения, в то же время возражали против понимания общения как вида деятельности, отмечая, что оно есть лишь непременный атрибут любой человеческой деятельности. Решительно выступала против понимания общения как деятельности Л. П. Буева (1978). Она трактовала общение как принципиально иное явление, чем деятельность.

Б. Ф. Ломов тоже не согласен с таким пониманием общения и пишет по этому поводу: «Однако возникает вопрос: правомерно ли рассматривать общение лишь как частный случай деятельности, «растворять» его в деятельности… Конечно, общение является активным процессом, и если понимать деятельность как активность вообще, то можно (и нужно) отнести общение к категории деятельности. Однако… сложившиеся концепции деятельности… охватывают лишь одну сторону социального бытия человека, а именно отношения «субъект — объект»… Такой подход, конечно, правомерен и продуктивен. Однако он раскрывает лишь одну (безусловно весьма существенную, но все же одну) сторону человеческого бытия. Поэтому вряд ли правильно в его исследовании ограничиваться только этой стороной и рассматривать человеческую жизнь как “поток сменяющих друг друга деятельностей”, понимаемых только в плане “субъект-объектных” отношений… Возникает необходимость усилить разработку также категории общения, раскрывающей другую и не менее существенную сторону человеческого бытия: отношение «субъект — субъект(ы)»» (с. 245–246).

Как уже говорилось, общение часто отождествляется с деятельностью либо понимается как ее специфический вид. Если принять такой подход к трактовке общения, то следует рассмотреть процесс общения с тех позиций, которые разработаны в психологии для анализа деятельности. Но как раз здесь-то мы сталкиваемся с трудностями. Прежде всего возникает вопрос о том, какое место занимает общение в психологической классификации деятельностей. Исследуя деятельность и ее развитие, обычно указывают игру, учение и труд. Вместе с тем, исследуя и игру, и учение, и труд, мы всюду обнаруживаем общение. Столь же трудно определить местоположение общения и в той классификации, которая разделяет виды деятельности на предметно-практическую и умственную, или на продуктивную и репродуктивную, или на практическую и теоретическую и т. д. Можно разделить виды деятельности по их объекту, тогда общение может рассматриваться как деятельность, объектом которой является человек. Но этот объект столь специфичен, что поставить деятельность по отношению к нему в один ряд с деятельностями по отношению к другим, «бездушным», объектам (вещам) также представляется затруднительным. Можно в качестве критерия разделения видов человеческой деятельности взять, как это делают некоторые психологи и философы, различные виды «субъектно-объектных отношений». Пользуясь этим критерием, выделяют преобразующую, познавательную и ценностноориентировочную деятельности. Когда же речь заходит о коммуникативной деятельности, авторам приходится отказаться от принятого критерия и перейти к рассмотрению отношения «субъект — субъект», т. е. обратиться к другому критерию. Короче говоря, при современном состоянии исследований пока очень трудно найти местоположение общения, рассматриваемого как деятельность, в системе других видов человеческой деятельности. Но это, конечно, не самый главный вопрос. Попробуем рассмотреть общение с позиции той схемы, которая описывает деятельность. Как уже отмечалось, важнейшим понятием, используемым при описании индивидуальной деятельности, является мотив (или вектор «мотив — цель»). Когда мы рассматриваем даже самый простейший, но конкретный, реальный вариант общения, например между двумя индивидами, неизбежно обнаруживается, что каждый из них, вступая в общение, имеет свой мотив. Как правило, мотивы общающихся людей не совпадают, точно так же могут не совпадать и их цели. Чей же мотив следует принимать в качестве мотива общения? При этом надо иметь в виду, что в процессе общения мотивы и цели его участников могут как сблизиться, так и стать менее похожими. Мотивационная сфера общения вряд ли может быть понята без исследования взаимного влияния участников общения друг на друга. По-видимому, в анализе мотивации общения нужен несколько иной подход, чем тот, который принят в изучении индивидуальной деятельности. Здесь должен быть учтен некоторый дополнительный (по сравнению с анализом индивидуальной деятельности) момент — взаимоотношения мотивов общающихся индивидов. Не меньшие трудности возникают также при определении субъекта и объекта коммуникативной деятельности. Можно, конечно, сказать, что в простейшем варианте объектом деятельности одного из участников общения является другой человек. Однако если иметь в виду конкретно-психологическое исследование, нужно определить, кто именно рассматривается как субъект общения, а кто — как объект, и на основании каких критериев производится такое разделение.

Эти вопросы часто оказываются неразрешимыми… Общение выступает не как система перемежающихся действий каждого из его участников, а как их взаимодействие. «Разрезать» его, отделив деятельность одного участника от деятельности другого, — значит отойти от анализа взаимного общения. Общение — это не сложение, не накладывание одной на другую параллельно развивающихся («симметричных») деятельностей, а именно взаимодействие субъектов, вступающих в него как партнеры… Таким образом, даже самый приблизительный психологический анализ процесса общения в соответствии со схемой, разработанной для изучения деятельности, показывает ее ограниченность. Общение не укладывается в эту схему.

Взаимодействие межличностное | Понятия и категории

ВЗАИМОДЕЙСТВИЕ МЕЖЛИЧНОСТНОЕ — 1. В широком смысле — случайный или преднамеренный, частный или публичный, длительный или кратковременный, вербальный или невербальный личный контакт двух и более человек, влекущий взаимные изменения их поведения, деятельности, отношений и установок. Такая трактовка обычно используется для указания на непосредственную взаимосвязь как-либо взаимно воздействующих индивидов (в результате взаимодействия они по меньшей мере отдают себе отчет во взаимном существовании). 2. В узком смысле — система взаимно обусловленных индивидуальных действий, связанных циклической причинной зависимостью, при коей поведение каждого из участников выступает одновременно и стимулом, и реакцией на поведение остальных. Такая трактовка используется для обозначения способа реализации деятельности совместной, цель коей требует разделения и кооперации функций, а потому — взаимного согласования и координации индивидуальных действий (см. отношение межличностное). Основные признаки взаимодействия межличностного как формы общения:

1) предметность — наличие внешней по отношению к взаимодействующим индивидам цели (объекта), осуществление коей требует сопряжения усилий;

2) эксплицированность — доступность для стороннего наблюдения и регистрации;

3) ситуативность — достаточно жесткая регламентация конкретными условиями длительности, интенсивности, норм и правил интеракции, отчего она становится относительно нестабильным, изменчивым феноменом;

4) рефлексивная многозначность — возможность для взаимодействия межличностного быть как проявлением осознанных субъективных намерений, так и неосознаваемым или частично осознаваемым следствием совместного участия в сложных видах коллективной деятельности. Различаются два основных типа взаимодействия межличностного:

1) сотрудничество (кооперация) — когда продвижение каждого из партнеров к своей цели способствует или хота бы не препятствует реализации целей остальных;

2) соперничество (конкуренция) — когда достижение цели одним из взаимодействующих затрудняет или исключает осуществление целей других участников.

Словарь практического психолога. — М.: АСТ, Харвест. С. Ю. Головин, 1998, с. 83-84.

Проблема общения и взаимодействия: диалогический подход(Дьяконов Г.В.)

Идея взаимодействия является основой представлений об интерактивной природе общения в концепциях символического интеракционизма (Дж.Мид, Г.Блумер, М.Кун, Э.Гоффман и др.), социального бихевиоризма (А.Бандура, Н.Миллер, Д.Доллард, Д.Тибо, Г.Келли, Г.Хоманс), социально-перцептивного когнитивизма (К.Левин, Ф.Хайдер, Т.Ньюком, Л.Фестингер), а также в теориях психоаналитической ориентации (Г.Салливен, Э.Берн, В.Шутц, М.Кляйн) и гуманистической психологии и психотерапии (К.Роджерс, Д.Морено, В.Сатир, Д.Бьюдженталь). Сама по себе широта многочисленных теоретических концепций и подходов к изучению взаимодействия (интеракции) в общении свидетельствует о принципиальной многозначности в понимании феноменов взаимодействия и интеракции.

С точки зрения обыденного сознания и здравого смысла общение представляет собой взаимодействие между людьми или межчеловеческое взаимодействие. В большинстве научных трактовок общения взаимодействие является определяющей (родовой) характеристикой сущности и содержания общения.

Б.Ф.Ломов указывает, что реальный образ жизни человека складывается из двух основных составляющих — предметно-практической деятельности и общения как «специфической формы взаимодействия человека с другими людьми» (17, с. 107). Понятие «общение» охватывает другую, нежели деятельность, категорию реально существующих отношений «субъект-субъект» и именно «субъект-субъектность» этих отношений определяет истоки механизма «взаимодействия».

А.А.Леонтьев также подчеркивает, что центральным моментом определения общения является не «передача информации», а взаимодействие с другими людьми как внутренний механизм жизни коллектива, причем взаимодействие понимается как обмен идеями, интересами и т.п. и формирование установок, усвоение общественно-исторического опыта (175, с.107). А.А.Леонтьев указывает, что взаимодействие (интеракция) опосредовано общением и благодаря общению люди могут вступать во взаимодействие. Взаимодействие, интеракция, по А.А.Леонтьеву, это коллективная деятельность, которая рассматривается не со стороны содержания или продукта, а в плане ее социальной организации ( 16, с. 113).

Таким образом, сущность взаимодействия сводится к совместной, коллективной деятельности и к ее социальной природе и организации. Данное понимание взаимодействия определило содержание дальнейших исследований общения и совместной деятельности (19, 21, 27), однако, очевидно, что трактовка взаимодействия через раскрытие его «совместно-коллективных» и «социально-организационных» структур и процессов еще не раскрывает сущностной природы и внутреннего механизма феномена взаимодействия.

Перспективный подход к постижению внутренне-сущностной природы взаимодействия был намечен Б.Ф.Ломовым, который указал, что конституирующим принципом взаимодействия в общении является не система перемежающихся действий (воздействий) каждого из участников общения, а их непрерывное в з а и м о д е й с т в и е. «Общение — это не сложение, не накладывание одна на другую параллельно развивающихся («симметричных») деятельностей, а именно взаимодействие субъектов, вступающих в него как партнеры» (17, с. 127). Б.Ф.Ломов подчеркивает, что «разрезать» общение, отделив деятельность одного участника от деятельности другого, невозможно, ибо это значило бы отойти от анализа в з а и м н о г о общения.

Сформулированное Б.Ф.Ломовым представление о взаимности, о «взаимодейственности» общения имеет центральное значение не только для понимания природы взаимодействия в общении, но и для сущностного понимания непрерывно-нераздельной (континуально-недизъюнктивной) природы самого общения. Б.Ф.Ломов также обратил внимание на то, что «Если в отношении индивидуальной деятельности сформулированы принципы и подходы к ее изучению, разработаны схемы ее анализа и способы описания, то в отношении общения пока дело ограничивается лишь весьма общими положениями.» (17, с.128).

В последние годы принципы, подходы, способы изучения и анализа общения получили значительное развитие, однако, проблемы взаимности общения, роли взаимодействия в общении, соотношения взаимодействия и общения остаются недостаточно исследованными. Нам представляется, что одним из важнейших направлений изучения взаимности и взаимодействия в общении является идея неаддитивности общения, четко сформулированная Б.Ф.Ломовым и указывающая на необходимость исследования недизъюнктивно-континуальной, процессуально-полифонической природы общения.

Значительная часть психологических исследований взаимодействия между людьми в общении осуществляется в русле социально-психологического изучения общения и совместной деятельности. Для понимания соотношения общения, взаимодействия и совместной деятельности рассмотрим некоторые концептуальные модели общения и совместной деятельности.

Л.И.Уманский выделил три вида совместной деятельности: совместно-индивидуальную, совместно-последовательную и совместно-взаимодействующую (28, с.57-58). При совместно-индивидуальной деятельности каждый член группы делает свою часть работы независимо друг от друга. Если же совместная деятельность предполагает последовательное выполнение частных действий и процедур разными членами группы (как на поточном, конвейерном производстве), то мы имеем совместно-последовательную деятельность. Если же общая задача выполняется при непосредственном (и одновременном) взаимодействии каждого члена группы со всеми другими ее членами, то следует говорить о совместно-взаимодействующей деятельности. (Заслуживает внимания то, что три вышерассмотренные модели коммуникации Н.В.Казариновой в целом аналогичны трем моделям совместной деятельности Л.И.Уманского/ прим. автора/)

Поскольку взаимодействие в общении и совместной деятельности может осуществляться в условиях разной интенсивности связей людей друг с другом, то некоторые структурно-уровневые особенности взаимодействия раскрываются в классификации уровней взаимосвязанности и взаимозависимости участников общения и совместной деятельности, предложенной Н.Н.Обозовым (20, с.20). В этой классификации выделено шесть уровней взаимосвязанности и взаимозависимости партнеров по общению и совместной деятельности: изолированность, предполагаемая взаимосвязанность, взаимосвязанность «молчаливого присутствия», взаимосвязанность по типу «влияние и взаимовлияние», активная или действенная взаимосвязанность людей через средства совместных действий, коллективистская взаимосвязанность.

Конечно, структурные уровни организации совместной деятельности (по Л.И.Уманскому) или взаимосвязанности и взаимозависимости (по Н.Н.Обозову) еще не раскрывают внутренний механизм взаимодействия в общении и совместной деятельности. Поэтому центральное значение для изучения психологических механизмов взаимодействия приобретают социально-психологические исследования того, каков механизм воздействия совместной деятельности на общение и, наоборот — каковы механизмы влияния общения на совместную деятельность (21, с. 6).

Фундаментальные результаты социально-психологических исследований соотношения общения и совместной деятельности получены психологами МГУ и чехословацкими психологами в цикле работ 1980-х гг. (19, 21). Описывая логику исследований взаимосвязи общения и деятельности, Г.М.Андреева и Я.Яноушек отмечают, что на первом этапе этих исследований преимущественное внимание уделялось исследованию закономерностей детерминации общения особенностями совместной деятельности (19), т.е. доказывалась опосредованность общения рядом характеристик совместной деятельности. Уже в этих исследованиях было установлено, что далеко не все характеристики общения зависят от содержания и уровня развития совместной деятельности. Более того, выявлено, что само общение, «порожденное» совместной деятельностью, часто начинает играть весьма важную роль в развитии самой этой деятельности. Поэтому на следующем этапе исследований соотношения общения и совместной деятельности (21) все большее внимание уделялось изучению того, каким образом, в какой мере, в каких формах, какими своими элементами общение может способствовать дальнейшему развитию совместной деятельности и ее оптимизации ( 21, с. 7 ).

Анализируя основные процессы и детерминанты общения, которые могут влиять на взаимодействие в совместной деятельности, Г.М.Андреева и Я.Яноушек намечают ряд направлений исследования влияния общения на совместную деятельность (21, с.10-12). Первое направление конкретизации общего механизма воздействия общения на совместную деятельность состоит в исследовании того, как коммуникативные, интерактивные и перцептивные процессы влияют на совместную деятельность и отношения людей. Другое направление анализа влияния общения на совместную деятельность заключается в выявлении того, как процессы коммуникации, интеракции и перцепции воздействуют на уровень развития группы или коллектива как субъекта совместной деятельности. В этой связи отмечается, что данное направление исследований опирается на идею и концепцию деятельностного опосредствования межличностных отношений в группе А.В.Петровского (23, 26). Третье направление анализа сопряжено с изучением личности в системе общения и совместной деятельности, причем исследование процесса порождения и трансформации личности человека в условиях совместной деятельности рассматривается как ключ к научному пониманию личности.

Другой подход к описанию взаимодействия в структуре совместной деятельности представлен в работе А.Л.Журавлева (9), который исходит из положения К.Маркса о том, что кооперация «есть прежде всего взаимодействие многих рабочих» (т. 47, с.285) и рассматривает взаимодействие между людьми как существенную особенность структуры совместной деятельности и основной отличительный признак по сравнению с индивидуальной деятельностью (9, с. 27). Под взаимодействием понимается такая система действий, при которой действия одного человека или группы лиц обусловливают определенные действия других, а действия последних, в свою очередь определяют действия первых. Отмечается, что взаимодействие может иметь место и при выполнении относительно независимых индивидуальных деятельностей, однако, при этом оно не включается в структуру этой деятельности и не вносит в нее принципиальных изменений. Очевидно, что такой тип взаимодействия соответствует модели «совместно-индивидуальной деятельности» по Л.И.Уманскому (28).

Опираясь на положение Б.Ф.Ломова о том, что взаимодействие «как бы пронизывает совместную деятельность, играя организующую роль» (18, с.19), А.Л.Журавлев подчеркивает, что структура совместной деятельности складывается, функционирует и развивается именно через взаимодействие между ее участниками. Благодаря непосредственному или опосредованному взаимодействию индивидов становится возможным объединение, распределение и согласование индивидуальных деятельностей в совместной, причем взаимодействие «пронизывает» все этапы совместной деятельности, а также ее компоненты, т.е. цели, мотивы, способы осуществления и результаты.

Вопрос о взаимодействии рассматривается в связи с психологической структурой совместной деятельности, что требует решения вопроса о единицах психологического анализа совместной деятельности. Один из стратегических подходов к анализу совместной деятельности заключается в исследовании совместной деятельности с позиции психологической теории деятельности. Согласно А.Н.Леонтьеву, макроструктурными единицами человеческой деятельности является совокупность действий, выделяемых в связи с побуждающими их мотивами и действий, направленных на достижение целей и операций как конкретных способов действий. Однако, как справедливо замечает А.Л.Журавлев, схема структурного анализа индивидуальной деятельности недостаточна для описания строения совместной деятельности (9, с.28), поскольку всякая индивидуальная деятельность, сколь бы важной она ни была, по отношению к совместной деятельности остается частью целого и, несмотря на относительную самостоятельность, испытывает ведущее влияние целого.

Совместная деятельность как единая, целостная система возникает прежде всего в результате установления социальных связей между индивидами и реализации их общественных отношений в процессах объединения, функционального распределения и согласования деятельности индивидов (а эти процессы становятся возможными благодаря взаимодействию индивидов друг с другом). Поэтому за «единицу» психологического анализа, которая вскрывает качественную специфику совместной деятельности (так же, как предметное действие раскрывает специфику индивидуальной), А.Л.Журавлев принимает целевое или предметно-направленное взаимодействие между людьми (а, значит, и между индивидуальными деятельностями). Целевое взаимодействие в совместной деятельности приводит к возникновению некоторой общности индивидов, благодаря которой формируется коллективный субъект, характеризующийся целостностью и способностью к совместному функционированию.

Несмотря на продуктивность принципиального положения о несводимости структуры совместной деятельности к структуре индивидуальной деятельности и на широкие перспективы исследования взаимодействия по его проявлениям в социально-коллективной, макроцелостной структуре совместной деятельности, сущностное содержание и феноменология взаимодействия в общении и совместной деятельности остаются недостаточно раскрытыми. Это констатирует и А.Л.Журавлев, который в завершение проведенного им анализа проблемы взаимодействия в общении и совместной деятельности признает, что «В социальной психологии…категория взаимодействия исследована недостаточно, не выделены социально-психологические характеристики, которые бы позволяли его конкретно оценить и описывать практическое взаимодействие людей.» (9, с.28; 27, с. 47-55).

Становится очевидно, что научное решение проблемы соотношения взаимодействия и общения требует разработки кардинальных — и парадигмальных — схем и подходов и одними из прообразов конструктивно-эвристического и теоретико- методологического решения данной проблемы нам представляются методологические подходы Г.А.Ковалева (11, 12, 13) и Н.В.Казариновой (10).

В фундаментально-парадигмальной концепции Г.А.Ковалева раскрываются особенности психологии воздействия и взаимодействия (11, 12, 13). Под воздействием в широком смысле слова понимается «…процесс (физический, химический, биологический, символический), реализующийся в ходе взаимодействия двух или более систем, результатом которого является изменение состояния хотя бы одного из них. Эффектом психологического воздействия относительно человека является изменение его субъективных характеристик (потребностей, установок, отношений, способностей, деятельности, поведения) в результате взаимодействия этого человека с коммуницирующей с ним системой» (13, с. 5).

Рассматривая проблему воздействия и взаимодействия в широком методологическом контексте, Г.А.Ковалев выявил парадигмальное содержание категорий воздействия и взаимодействия и в результате глубокого методологического анализа выделил три парадигмы психологической науки, воплощающие сущность и потенциалы трех стратегий психологического воздействия.

В первой — «объектной» (или «реактивной») — парадигме человек и его психика в целом рассматриваются как пассивный объект воздействия внешних условий и как продукт этих условий.

Вторая — «субъектная» (или «акциональная») — парадигма исходит из представления об активности человека и индивидуальной избирательности психического отражения внешних воздействий, где субъект сам оказывает преобразующее воздействие на поступающую к нему извне психологическую информацию.

Третья — «субъект-субъектная» (интерсубъектная) или диалогическая — парадигма рассматривает психику как открытую систему, находящуюся в постоянном взаимодействии с миром и людьми, причем она обладает внутренним и внешним контурами регулирования. Такое понимание психики позволяет рассматривать ее как многомерное и «интерсубъектное» по своей природе образование (13, с. 9).

Весьма важно, что «объектная» и «субъектная» парадигмы воплощают в себе идеологию монологического мировоззрения — научного и житейского, а интерсубъектная парадигма представляет собой парадигму диалогического миропонимания и мироотношения.

Нам представляется, что в соответствии с представлениями об «объектной» и «субъектной» парадигмах в психологической науке можно говорить об «объектном» и «субъектном» воздействии, но нельзя говорить об «интерсубъектном» воздействии, поскольку интерсубъектные феномены всегда являются феноменами взаимодействия, а не воздействия (точно так же в рамках психологической науки некорректно говорить об «объектном» и «субъектном» взаимодействии). Таким образом, психология воздействия зиждится на монологической установке миропонимания, а психология взаимодействия предполагает диалогическое миропонимание, диалогическое мироотношение.

Высоко оценивая методологические идеи Г.А.Ковалева о соотношении воздействия как феномена монологической парадигмы и взаимодействия как феномена диалогической парадигмы, следует сказать, что в концепции трех парадигм (и трех уровней) психологического анализа сущность и природа взаимодействия раскрываются скорее на уровне внешней макрофеноменологии, нежели на уровне внутренней микрофеноменологии экзистенциального анализа общения, воздействия и взаимодействия.

Интересную методологическую схему исследования общения и взаимодействия разработала Н.В.Казаринова (10). Рассматривая аналитические модели межличностной коммуникации, межличностного взаимодействия и раскрывая логику научного изучения феномена общения, она показывает, что на первых этапах изучения общения оно исследовалось как процесс коммуникации, т.е. как процесс передачи информации. Затем общение стало изучаться как процесс «воздействия», направленный на определенные цели, имеющий структуру и организацию и ведущий к определенным результатам. Далее исследование общения продолжилось как изучение межличностных отношений и феноменов межличностного взаимодействия.

В результате своего анализа Н.В.Казаринова выделила три модели межличностной коммуникации, раскрывающие логику взаимоотношения концепций общения как коммуникации, воздействия и взаимодействия (10, с.18-19). Линейная модель отображает коммуникацию как действие, содержание которого заключается в передаче и приеме информации и суть его состоит в том, что отправитель кодирует идеи и чувства в определенный вид сообщения, а затем отправляет его получателю, используя какой-либо канал (речь, письменное сообщение и т.д.). Линейная модель рассматривает коммуникацию как однонаправленный процесс — от отправителя к получателю — причем получатель информации предстает как объект воздействия. Такой способ передачи сообщений характерен для письменно-текстовой коммуникации, для средств технической и массовой коммуникации либо для общения, в котором партнер выступает как объект воздействия.

Интерактивная модель предполагает поочередное воздействие партнеров общения друг на друга, что превращает линейную схему коммуникации в круговую, циклическую (вследствие этого можно говорить о наличии обратной связи между партнерами).

Если линейно-«передаточная» и интерактивно-циклическая модели коммуникации трактуют коммуникацию как последовательность аддитивно-дискретных актов, имеющих начало и конец, то трансакционная модель представляет коммуникацию как процесс одновременного отправления и получения сообщений коммуникаторами. В каждый момент общения партнеры способны получать сообщения и воздействия от другого человека, понимать их и реагировать на сообщение и поведение партнера и в то же самое время формировать собственные мысли и чувства, сообщать их собеседнику и воздействовать на него словами, действиями и смыслами своего поведения. Н.В.Казаринова указывает, что эта модель позволяет увидеть, что дискретный акт коммуникации трудно отделить от событий, которые ему предшествуют и следуют за ним и потому коммуникация представляет собой процесс, в котором люди формируют отношения, взаимодействуя друг с другом.

Разделяя представление Н.В.Казариновой о взаимодействии как синхронном и двуплановом восприятии и понимании партнерами друг друга и об их воздействии друг на друга, необходимо отметить, что данный феномен фактически не исследован в современной психологии общения, а значит, не исследовано и ядро механизма взаимодействия в общении. Представление же о том, что дискретный акт коммуникации трудно отделить от событий, которые ему предшествуют и следуют за ним, указывает на необходимость сверхкаузального и транстемпорального понимания общения, что требует разработки новых теоретических и методических подходов к постижению контекстуально-событийной, недизъюнктивно-холистической, процессуально-органической и семантико-полифонической природы феномена общения и взаимодействия в общении.

Следует также сказать, что понимание трансакции в данной модели выходит за рамки представления о транзакциях в психотерапевтической системе Э.Берна, поскольку берновские транзакции представляют собой аддитивно-дискретные интеракции (структурирующие взаимодействие как игру по определенному сценарию), а не являются событийными взаимодействиями, имеющими недизъюнктивно-контекстуальную, полифонически-холистическую природу. Возможно, более адекватно феномены подлинного взаимодействия обозначать понятиями мета-акции, экзистенциальной акции и т.п. Впрочем, понятие трансакции может быть и более адекватным, если под «трансовостью» разуметь не простую интеракционность (как в концепции Э.Берна), а бытийно-событийную трансовость, описываемую и исследуемую в русле представлений трансперсональной психологии.

Вышерассмотренные концепции и модели понимания взаимодействия — в контексте общения и совместной деятельности — дают основания выделить три подхода к проблеме природы взаимодействия. Первый подход заключается в построении схем взаимодействия (и совместной деятельности), исходя из идеи структуры индивидуальной деятельности и сведения взаимодействия к той или иной сумме индивидуальных деятельностей. Логика этого решения соответствует представлению о «совместно-индивидуальной деятельности» (по Л.И.Уманскому), линейно-передаточной модели коммуникации (Н.В.Казариновой и др.), «объектной» парадигме понимания психологического воздействия (по Г.А.Ковалеву), наконец, логике первого этапа социально-психологических исследований совместной деятельности и влияния совместной деятельности на межличностное общение (исследования социальных психологов под руководством Г.М.Андреевой).

Второй подход к решению проблемы взаимодействия состоит в постулировании и конституировании первичности и исходности социальной макроструктуры совместной деятельности, целостная архитектоника которой задает особенности процессов взаимодействия и индивидуальных деятельностей как внутренних микроструктур совместной деятельности. Логика этого решения лежит в основе представлений о «совместно-последовательной деятельности» Л.И.Уманского (28), интерактивно-циклической модели коммуникации Н.В.Казариновой (10), «интерсубъектной» парадигме психологического воздействия Г.А.Ковалева (11, 12, 13), теории деятельностного опосредствования межличностных отношений в коллективе А.В.Петровского (23, 26), содержании второго этапа социально-психологических исследований взаимовлияния общения и совместной деятельности Г.М.Андреевой и др. (21), наконец, в основе представлений А.Л.Журавлева (9) о социально-коллективной макроструктуре совместной деятельности (в единстве ее целевого и предметного компонентов) как «единице» психологического анализа совместной деятельности.

Третий подход к решению проблемы взаимодействия заключается в утверждении внутренне-сущностного, интерсубъектно-интерперсонального, недизъюнктивно-процессуального понимания природы межчеловеческого взаимодействия. Логика этого подхода — в большей или меньшей мере — соответствует представлениям о «совместно-взаимодействующей деятельности» (по Л.И.Уманскому), трансакционной модели коммуникации (по Н.В.Казариновой), «интерсубъектной» парадигме психологических воздействий-взаимодействий (по Г.А.Ковалеву), «метаатрибутивной» подструктуре личности В.А.Петровского (24, 25). Однако, наиболее глубокие потенциалы данное решение проблемы межчеловеческого взаимодействия раскрывает в контексте представлений современной философии диалога (М.М.Бахтина, М.Бубера, В.С.Библера, С.Л.Франка и др.) и психологии диалога (Т.А.Флоренская, Г.А.Ковалев, А.Ф.Копьев, А.Б.Орлов и др.).

Идеи континуальности-недизъюнктивности и полифоничности-процессуальности диалога являются центральными в гуманитарно-культурной, экзистенциально-онтологической концепции М.М.Бахтина, который исходит из того, что «Быть — значит, общаться диалогически», причем «Один голос ничего не кончает и не разрешает. Два голоса — минимум жизни, минимум бытия» (1, с. 294). Бытие «другого» вне меня и внутри меня является для М.Бахтина онтологическим условием бытия человеческого «Я» и принципиально важно то, в какой мере «другой» во мне является в формах «не-Я», «моего иного Я» и «Над-Я» (то есть бытия во мне, чем-то большим меня во мне).

В качестве основных структур самосознания и образа Я М.Бахтин выделяет образы «Я-для-себя», «Я-для-другого» и «Другой-для-меня». Он подчеркивает, что человеку не даны его временные и пространственные границы, но Другой дан «весь» и вследствие этого у «Меня» по отношению к «Другому» возникает «избыток видения».

На наш взгляд, «избыток видения» можно рассматривать как онтолого-антропологическое проявление феномена «вненаходимости», играющего фундаментальную роль в концепции диалога М.М.Бахтина. «Вненаходимость» изначально определяется существованием другого человека, другого Я, то есть того Ты, которое исходно насущно моему Я и органично необходимо для бытия моего Я. Без Ты другого человека мое Я утрачивает укорененность в бытии и смысл своего существования. Только позиция «вненаходимости» открывает мое Я для Тебя, только «вненаходимость» позволяет Мне «обымать» Тебя, а Тебе — Меня. Благодаря «вненаходимости» Я могу воспринимать Тебя во всей твоей подлинности — целостно, замкнуто, завершенно, а Ты целостно и завершенно воспринимаешь Меня. Тем самым каждый из нас принимает и утверждает бытие другого в его изначальности и абсолютности, целостности и самобытности. Механизм «вненаходимости» связан с физикой межчеловеческого восприятия и геометрией взаимного позиционирования людей в пространстве, однако, сущность феномена «вненаходимости» состоит в том, что она представляет собой «любящую и напряженную» обращенность к другому человеку как к человеку во всей его подлинности и уникальности.

Представление о «вненаходимости» органично сопряжено с самотождественностью-несамотождественностью человека, поскольку и по отношению к самому себе он способен занимать позицию «вненаходимости», ибо, по М.Бахтину, «Человек никогда не совпадает с самим собой. К нему нельзя применить форму тождества А=А. ….Подлинная жизнь личности совершается в точке этого несовпадения человека с самим собой.» (1, с.100). Вследствие «вненаходимо»-несамотождественной природы человека его бытие обретает свойства открытости, незавершенности, свободы, ответственности, процессуальности, событийности, субъектности, парадоксальности, универсальности, уникальности, интенциональности, полифоничности и др.

Экзистенциальная парадоксальность со-бытия людей в диалоге заключается в том, что вследствие интенциональной обращенности каждого собеседника к другому человеку в каждом слове одного собеседника, в каждом его высказывании, в каждой интонации — вообще в его голосе! — реально, существенно и неотменимо присутствует этот другой человек. И если с точки зрения здравого смысла и обыденного сознания, а также с точки зрения линейно-передаточной и интерактивно-циклической моделей общения и воздействия любое слово, любое высказывание, любое движение безраздельно и полностью принадлежат говорящему и действующему человеку (воздействующему субъекту), то с диалогической, бахтинской точки зрения все слова, высказывания и движения в большой мере определяются присутствием и влиянием собеседника, а потому в значительной степени со-принадлежат этому собеседнику. Таким образом, голос каждого собеседника заключает в себе два голоса — свой собственный и голос партнера, собеседника. Неслиянно-нераздельное со-присутствие двух голосов — моего голоса и голоса партнера, голоса «Я» и голоса «Ты» — в одном голосе, в голосе каждого из собеседников и выражает сущность идеи и понятия «двуголосия» М.М.Бахтина. Очевидно, что понятие «двуголосия» предельно глубоко и обобщенно выражает единство сущности и существования механизма взаимодействия в человеческом общении и его антиномически-парадоксальную природу.

Антиномическая логика лежит в основе религиозно-философского мировоззрения русского философа С.Л.Франка. В одной из своих работ он прямо утверждает, что «Бытие в самой своей природе антиномично» (30, с. 435). Онтологическим истоком антиномичности бытия является наличие «Я» и «Не-Я», то есть мира самосознания и мира предметного (со сферой идей). Однако, то что «снаружи есть два, изнутри раскрывается в своей последней глубине, как одно или как «проистекающее из одного» (31, с.267). Обосновывая метафизический монизм бытия, С. Л. Франк указывает, что непостижимое всеединство есть та первооснова бытия, та «первожизнь», то «средоточие», в котором все сходится, конвергирует и из которого все исходит. В то же время всеединая первооснова изначально двойственна, но эта «изначальная двоица» является «исконно нераздельным единством», т.е. подлинной антиномией, несущей в себе воплощение различия в едином.

Антиномическая метафизика С.Л.Франка охватывает любые онтологические и гносеологические противоположности — единство и множество, дух и тело, жизнь и смерть, вечность и время, добро и зло, Творца и творение и др. В соотношении любых противоположностей логически раздельное, основанное на взаимном отрицании, вместе с тем является внутренне слитым; противоположности пронизывают друг друга; при этом одно не есть другое и в то же время оно является этим другим. «И только с ним, в нем, и через него есть то, что оно подлинно есть в своей последней глубине и полноте. В этом и заключается антиномический монодуализм всего сущего» (31, с. 315) — подчеркивает С.Л.Франк.

Другим фундаментальным началом антиномичности человеческого бытия является отношение «Я» к «Ты», которое С.Л.Франк понимает не как отношение предметного познания, а как непосредственно-интуитивное жизненно-онтологическое отношение, впервые возникающее не во внешнем восприятии, общении и познавательно-объективирующей рефлексии, а в исконно-первичном, «данно-заданном единстве» «Я» и «Ты». «Я» и «Ты» взаимно конституируют друг друга и в отрыве один от другого являются неполными и неистинными, поэтому до встречи «Я» и «Ты» не существует никакого готового, «данного «Я», оно порождается, проявляется и формируется только в отношениях с «Ты». Эти представления С.Л.Франка прямо созвучны словам М.М.Бахтина о том, что «В научной методологии есть два предела: вещь и личность..» (2, 370) и личностное бытие человека раскрывается лишь в диалогических отношениях, ибо лишь в отношениях «Я» и «Ты» «… человек не только проявляет себя вовне, а впервые становится тем, что он есть.. — не только для других, но и для себя самого.» (1, с.294).

С.Л.Франк показывает, что форма бытия «есмь» «…становится подлинным, полноценным «Я есмь», лишь поскольку она имеет себя в нераздельно-неслиянном единстве с соотносительной ей формой бытия «ты-еси» (30, с. 356). «Я» как исходный онтологический феномен нельзя понимать как готовую, обособленно существующую, покоящуюся в себе инстанцию (в терминологии М.Бахтина, как «данность»), ибо «Я» нераздельно с «Ты» и незавершимо-потенциально (что М.Бахтин определяет как «заданность»). «Я» абсолютно автономное, оторванное от «Ты», делает проблематичным бытие «Ты» как онтологически полноценного субъекта, т.е. как индивида, способного иметь субъектное, личностное «Я». Автономное «Я», «Я» монологического субъекта делает проблематичным подлинное бытие не только «Ты», но и «Мы», «Вы», «Они», т.е. всех человеческих общностей и самого человечества в их субъектном своеобразии.

По С.Л.Франку, трансцендентно-онтологическое «Я», которое является одним из «неслиянно-нераздельных» полюсов диалогического «Я-Ты» отношения, не размещается внутри тела и не находится ни в какой материально-пространственной точке вне тела индивида; оно выступает как внепространственное образование, как неисчерпаемая бездна, уходящая в сердцевину исконного бытия человека и мира. Я как самобытие находится «нигде и везде», оно конечно и бесконечно, из-вечно и на-вечно, имманентно и трансцендентно, уникально и универсально. Я как самобытие находится на границе, в точке перехода — от о-граниченности к сверх-граничности, от предела — к за-предельности, у истоков самопорождения, самотрансформации, самооткровения.

Трансцендирование, актуализация интенциональности и потенциальности собственного самобытия, выход за пределы собственного «Я» осуществляются прежде и глубже всего в общении с другим человеком, в диалоге с «Ты». Взгляды С.Л.Франка близки воззрениям М.Бахтина и других диалогических мыслителей и экзистенцально-онтологических философов в том, что действительность «Ты» никогда не является объектом, пассивно-случайно попадающим в поле моего внимания и воздействия. «Ты» открывается передо мной так же, как и я открываю себя навстречу «Ты». Это взаимораскрытие становится не просто открытием, которое совершает познающий субъект, но является подлинным откровением «Я» и «Ты» как событием глубинного взаимопроникновения, в котором — непостижимо! — постигается сокровенная сущность «Я» и «Ты».

Обретение себя через взаимо-откровение происходит в любой момент общения «Я» и «Ты» и никогда не завершается, не исчерпывается. В общении с «Ты» мое непосредственное самобытие встречается со своей сущностью за пределами собственных границ и познает нечто сущностно подобное себе за пределами самого себя. С другой стороны, выходя за свои пределы, мое «Я» ощущает и переживает как нечто, а вернее некто, сущностно подобный мне, встречается со мной и входит в меня, проникает в мое существо.

Представления С.Л.Франка об интенционально-трансцендентной, тождественно-несамотождественной природе самобытия человека близки взглядам М.М.Бахтина, который убежден, что «Человек никогда не совпадает с самим собой. К нему нельзя применить форму тождества А=А. ….Подлинная жизнь личности совершается в точке этого несовпадения человека с самим собой.» (1, с.100). Онтологически-металогическая гносеология С.Л.Франка глубоко созвучна диалогической «металогике» М.М.Бахтина, воплощенной в представлениях о металингвистике, двуголосии и вненаходимости.

Изначальная идея диалогического подхода М.Бубера заключается в том, что, «в начале всего — отношення» ( 6 ) и эти отношения понимаются как диалогические. В диалоге выделяются полярные состояния «Я-Ты» и «Я-Оно», которые рассматриваются как первичные установки человеческого бытия, благодаря которым оно обращено к самому человеку и другим людям.

«Я-Ты состояние понимается как установка природной связи, а «Я-Оно — это состояние природной отделенности. Здоровое существование человека представляет собой ритмичное чередование этих противоположных состояний бытия. Напряжение между связью и отделенностью является фундаментальным и существенным моментом концепции диалога М.Бубера. Для каждого участника диалога другой человек является целью и ценностью, а не средством или условием его собственного бытия.

«Я-Ты» отношение построено на глубоком переживании «другости» — уникальности и целостности — партнера по диалогу. Это переживание взаимно, оно обращено к другому человеку и вследствие этого создается общий опыт совместного бытия («со-бытия»). Опыт «со-бытия» является опытом «встречи» как уникального процесса взаимо- и самораскрытия участников диалога. Хронотопом «встречи» становится пространство «Я — Ты — Здесь — Теперь», в котором разворачиваются изменения восприятия себя, другого человека и мира (в частности, изменяются ощущения пространства и времени, эмоции, смыслы, ценности, телесные ощущения).

«Я-Оно» состояние связано с целевой направленностью и потому другой человек выступает (в большей или меньшей мере) как средство достижения целей и чувствует отношение объективации, использования. Фокусировка на цели превращает другого человека в побочный, вторичный продукт; фокусировка на задаче, а не на отношениях превращает другого человека в фон, а фигурой, по мнению М.Бубера, становится задание, цель.

Современные американские исследователи (Р.Хикнер, Л.Джейкобс, М.Фридман) отличают «Я-Ты» установку как диалогическое проявление от «Я-Ты» момента как наиболее полного и глубинного осуществления диалога, который представляет собой единство чередующихся «Я-Ты и «Я-Оно моментов (32).

Следует подчеркнуть, что диалог является многопланово парадоксальным явлением и одно из проявлений этой парадоксальности заключается в том, что «Я-Ты» момент нельзя понимать как определенную идеальную, высокую цель, которую нужно достигать в диалоге. Как только я делаю своей целью достижение «Я-Ты» момента, то — парадоксально! — я начинаю превращать возможности «Я-Ты момента в реальность моментов «Я-Оно». Достижение «Я-Ты» момента нельзя делать непосредственной целью взаимодействия (то есть целью в прямом смысле слова), но можно — опосредствовано — подготовить определенную «почву» (т.е. условия) для того, чтобы это могло осуществиться. Парадоксальность диалектики диалога проявляется в том, что непосредственность может быть опосредованной, а опосредованность может превратиться в… непосредственность. Подлинность встречи человека с человеком в диалоге осуществляется через взаимную открытость, через «благоволение», которое родственно божьей благодати.

Сердцевиной диалогического подхода является представление о целостности личности, которая проявляется в процессуальном постижении сущности данной уникальной индивидуальности благодаря интеграции многообразных сторон и ракурсов бытия этой индивидуальности и прежде всего в горизонтах интрапсихического, интерперсонального и трансперсонального (онтологического) измерений.

Постоянным соблазном для психолога и терапевта является рассечение опыта испытуемого или клиента на разные психологические компоненты и факторы, а также их соответствующая диагностика и последующая проработка которые, конечно, всегда остаются локальными. Однако, диалогическое представление о целостности личности и многих ее экзистенциальных проявлениях не только не исключает, но и обязательно предусматривает выделение «неслиянно-нераздельных» компонентов, которые создают органически-холистическую, полифоническо-процессуальную целостность.

Именно «неслиянность-нераздельность» органических компонентов диалога является одной из центральных особенностей диалогического взаимодействия, которое можно определить как парадоксально-процессуальное сочетание дискретности-дизъюнктивности и континуальности-недизъюнктивности диалога. Сущность диалога заключается не в механическом слиянии двух полюсов «Я» и «Ты», а в создании напряженно-динамического чередования этих «неслиянно-нераздельных» модусов диалога в пространстве «Между». Двойные буберовские слова «Я-Ты» и «Я-Оно» четко выражают новизну и кардинальность диалогического мировоззрения, поскольку они указывают на принципиальную континуальность-недизъюнктивность взаимоотношения между «Я» и «Ты». Принципиально важно то, что дефисы, которые содержат в себе двойные буберовские слова, являются не только синтаксическими, но и символически-смысловыми, ибо они обозначают со-бытийно-смысловое пространство «Между» как форму реальности и пространство объективированной действительности межсубъектного бытия, как форму «транс-субъектной» реальности.

Философско-онтологические концепции М.М.Бахтина, С.Л.Франка и М.Бубера о диалоге и взаимоотношениях между «Я» и «Ты» являются самобытными и оригинальными. Однако, общим для них является то, что они исходят из экзистенциально-онтологического, интенциально-трансцендентного, антиномически-парадоксального понимания природы человека и его общения и взаимодействия с другими людьми. Такой подход открывает возможность изучения и исследования многих глубинных особенностей и нетрадиционных закономерностей человеческого бытия и межчеловеческого взаимодействия: вненаходимости, двуголосия, амбивалентности, полифоничности, холистичности, процессуальности, недизъюнктивности, парадоксальности и др.

Таким образом, научно-теоретический анализ соотношения общения и взаимодействия открывает значительные потенциалы и перспективы понимания и исследования психологии общения, воздействия и взаимодействия с точки зрения интерсубъектно-диалогических, антиномически-парадоксальных, двуголосо-недизъюнктивних представлений и концепций. Это означает, что последующее развитие научно-психологических исследований сущности и природы воздействия и взаимодействия нуждается не только в развитии субъектно-деятельностных и структурно-функциональных схем анализа общения и взаимодействия, но и в разработке теоретических подходов и практических методов исследования общения и взаимодействия, исходящих из интерсубъектно-диалогической парадигмы, из интерсубъектно-диалогической перспективы в понимании и исследовании общения и взаимодействия.

ЛИТЕРАТУРА

Бахтин М.М. Проблемы поэтики Достоевского. — М.: Советская Россия, 1979. -320 с.
Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. — М.: Искусство, 1979. — 424 с.
Берн Э. Игры, в которые играют люди. Психология человеческих взаимоотношений. Люди, которые играют в игры. Психология человеческой судьбы. : Пер. с англ. ( Общ. Р ед. М.С.Мацковского). — М.: Педагогика, 1988. — 400 с.
Берн Э. Трансактный анализ и психотерапия: Пер. с англ. — СПб.: Изд-во «Братство», 1992. — 224 с.
Библер В.С. От наукоучения — к логике культуры: Два философских введения в двадцать первый век. — М.: Изд. полит. литературы, 1991. — 413 с.
Бубер М. Два образа веры. — М.: Республика, 1995. — 468с.
Дьяконов Г.В. Психологія духовності і діалог //Діалог. Збірник наукових праць. Психологія і педагогіка. За ред. С.Д.Максименка. — Київ-Кіровоград: РВЦ КДПУ ім.В.Винниченка, 2001, Вип.2. — с.173 -186.
Дьяконов Г.В. Экзистенциально-онтологическая концепция диалога. // Психология общения: социокультурный анализ. Материалы Международной конференции ( Ростов-на-Дону, 30 октября — 1 ноября 2003 г.). / Под ред. А.А.Бодалева, П.Н.Ермакова, В.А.Лабунской. — Ростов-на-Дону: Изд-во Ростовского госуниверситета, 2003. — с. 114-116.
Журавлев А.Л. Совместная деятельность как объект социально-психологического исследования. //Совместная деятельность: Методология, теория, практика. — М.: Наука, 1988. — с. 19 — 36.
Казаринова Н.В. Теория межличностного общения как междисциплинарное знание //Куницына В.Н., Казаринова Н.В., Погольша В.М. Межличностное общение. Учебник для вузов. — СПб.: Питер, 2001. — с. 12- 29.
Ковалев Г.А. Три парадигмы в психологии — три стратегии психологического воздействия.// Вопросы психологии, 1987, № 2. — с. 41-49.
Ковалев Г.А. Психология воздействия. Автореферат диссертации на соискание ученой степени доктора психологических наук. — М. : Изд-во НИИ ОПП АПН СССР, 1991. — 56 с.
Ковалев Г.А. О системе психологического воздействия. (К определению понятия). // Психология воздействия (проблемы теории и практики): Сб. науч. трудов / АПН СССР, НИИ общей и педагогической психологии. / Ред. Бодалев А.А. — М., 1989 — 153 с.
Копьев А.Ф. Психологическое консультирование: опыт диалогической интерпретации // Вопросы психологии, 1990. — № 3 — с.17 — 25.
Леонтьев А.Н. Деятельность. Сознание. Личность. — М.: Политиздат, 1975. — 304 с.
Леонтьев А.А. Общение как объект психологического исследования. // Методологические проблемы социальной психологии. — М.: Наука, 1975. — с.106 -123.
Ломов Б.Ф. Психические процессы и общение // Методологические проблемы социальной психологии. — М.: Наука, 1975. — с.106 -123.
Ломов Б.Ф. К проблеме деятельности в психологии // Психологический журнал, 1981.- Т.2, №5. — с. 3-22.
Межличностное восприятие в группе. // Под ред. Г.М.Андреевой, А.И.Донцова. — М.: Изд-во МГУ, 1981.
Обозов Н.Н. Модель регуляции совместной деятельности // Социальная психология. — Л.: 1979.- с. 125-139.
Общение и оптимизация совместной деятельности / Под ред. Г.М.Андреевой, Я. Яноушека. — М.: Изд-во МГУ, 1987 — 302с.
Орлов А.Б.Триалогический подход в психологическом консультировании. //Вопросы психологии, 2002, № 2, с. 3-21.
Петровский А.В. Личность. Деятельность. Коллектив. — М.: Политиздат, 1982. — 255 с.
Петровский В.А. К пониманию личности в психологии // Вопросы психологии, 1981, № 2. — с.40-46.
Петровский В.А. Личность в психологии: парадигма субъектности. — Ростов- на — Дону: Изд-во « Феникс», 1996.- 512 с.
Психологическая теория коллектива. Под ред, А.В.Петровского. — М.: Педагогика. — 240 с. 27.
Совместная деятельность: Методология, теория, практика. — М.: Наука, 1988. — 230с.
Уманский Л.И. Методы экспериментального исследования социально-психологических феноменов.// Методология и методы социальной психологии. Под ред. Е.В.Шороховой. — М.: Изд-во «Наука», 1977. — с. 54 — 71.
Флоренская Т.А. Диалог в практической психологии. — М.: Институт психологии АН СССР, 1991. — 244 с.
Франк С.Л. Сочинения. — М.: Правда, «Вопросы философии», 1990. — 607 с.
Франк С.Л. Реальность и человек. — М.: Республика, 1997. — 479 с.
R.Hуkner, L.Jkobs. The healing relations. Dialog-gestalt approach. — San-Diego: Gestalt journalpress, 1995. — 255 p.

Дьяконов Г.В.,

Статья была опубликована в журнале «Соціальна психологія», № 3(5) за 2004 год. Об авторе: Дьяконов Геннадий Витальевич, кандидат психологических наук, доцент. Профессор кафедры практической психологии Кировоградского института региональной экономики и управления (КИРУЭ). [email protected]

См. также

Взаимодействие и развитие ощущений

Наши ощущения могут претерпевать изменения как под воздействием окружающей среды, так и в результате изменения состояния организма.

Взаимодействие ощущений — это процесс изменения чувствительности данного анализатора под влиянием раздражителей, воздействующих на другие анализаторы. Общая закономерность такого взаимодействия состоит в следующем: слабые раздражители при их взаимодействии повышают, а сильные, напротив, понижают чувствительность анализаторов. К видам взаимодействия ощущений относятся явления сенсибилизации, компенсации, синестезии и контраста.

Сенсибилизация (лат. sensibilis – чувствительный) – это повышение чувствительности анализаторов под влиянием внутренних (психических) факторов. Сенсибилизация, т.е. обострение чувствительности, может быть вызвана:

взаимодействием, системной работой анализаторов, когда слабые ощущения одной модальности могут вызывать повышение силы ощущений другой модальности. Например, чувствительность зрения повышается при слабом охлаждении кожи или негромком звуке;
физиологическим состоянием организма, введением в организм тех или иных веществ. Так, для повышения зрительной чувствительности существенное значение имеет витамин А;
ожиданием того или иного воздействия, его значимостью, установкой на различение определенных раздражителей. Например, ожидания в приемной стоматолога могут стимулировать усиление зубной боли;
опытом, приобретенным в процессе выполнения какой-либо деятельности. Известно, что хорошие дегустаторы по едва уловимым нюансам могут определить сорт вина или чая.

При отсутствии какого-либо вида чувствительности этот недостаток компенсируется за счет повышения чувствительности других анализаторов. Данное явление называют компенсацией ощущений, или компенсаторной сенсибилизацией.

Если сенсибилизация — это повышение чувствительности, то противоположный процесс – понижение чувствительности одних анализаторов в результате сильного возбуждения других – называется десенсибилизацией. Например, повышенный уровень шума в «громких» цехах понижает зрительную чувствительность, т.е. происходит десенсибилизация зрительных ощущений.

Синестезия (греч. synaisthesis – совместное, одновременное ощущение) – явление, при котором ощущения одной модальности возникают под воздействием раздражителя другой модальности.

Контраст ощущений (фр. contraste – резкая противоположность) — это повышение чувствительности к одному раздражителю при его сопоставлении с раздражителем противоположного типа. Так, одна и та же фигура белого цвета на светлом фоне кажется серой, а на черном – безупречно белой. Серый круг на зеленом фоне кажется красноватым, в то время как на красном – зеленоватым. Контраст ощущений часто используется в творчестве, рекламе и даже … в русской бане.

Адаптация (лат. adaptatio – приспособление) – это изменение чувствительности анализатора в результате его приспособления к интенсивности и продолжительности воздействия раздражителя.

Принято выделять три вида адаптации: полное исчезновение ощущений, их притупление и повышение чувствительности. Сенсорная адаптация как полное исчезновение ощущений возникает при продолжительном или привычном воздействии раздражителя. В течение дня человек может не ощущать прикосновения одежды или после некоторого времени просто не обращать внимания на то, что на его пальце находится обручальное кольцо.

Притупление, но не полное отсутствие ощущения также наблюдается при действии сильного раздражителя. Например, человек адаптируется к интенсивным запахам, работая на парфюмерной фабрике. Повышение чувствительности под влиянием слабых раздражителей как вид адаптации можно наблюдать, когда входишь в кинозал после начала сеанса: глаза постепенно начинают различать кресла и подходы к ним.

Основными параметрами адаптации являются ее скорость и диапазон. Скорость адаптации – это время, в течение которого интенсивность ощущений достигает величины, обеспечивающей приемлемые условия для деятельности и комфортные условия для восприятия окружающей среды. Она зависит от модальности ощущений. Так, зрительная адаптация к темноте равна примерно 30-40 мин, в то время как адаптация к свету потребует от 3 до 5 мин.

Быстрее других адаптируются обонятельные и тактильные анализаторы. Например, адаптация к запаху йода наступает приблизительно через одну минуту. Зато у зрительных ощущений самый большой диапазон адаптации. Она может изменяться в 200 000 раз, хотя сам зрачок способен увеличить пропускную способность света только в 17 раз.

Адаптационные процессы учитываются в самых различных областях деятельности человека. Они имеют большое значение с точки зрения выживания человека как биологического вида, а также приспособления его к различным условиям естественной и культурной среды обитания и жизнедеятельности.

Интеракция это (в психологии)

Сущность интеракции раскрывается через взаимодействие. Таков, кстати, и буквальный перевод слова interaction с английского. Но это не просто взаимодействие, а взаимодействие в процессе общения.

Вообще, интеракция занимает одно из важнейших мест в общении. Более того, в русле социальной психологии выделяется целое направление, сторонники которого считают, что именно от интеракции нужно отталкиваться при анализе любого явления. Называется это направление символическим интеракционизмом.

Структура общения

«Формула» общения такова: коммуникация + перцепция + интеракция. Иначе говоря, общение можно представить как совокупность трех компонентов, или, вернее, трех его сторон: коммуникативной, интерактивной и перцептивной.

Конечно, во время того, как мы общаемся, мы этого разделения не чувствуем; в этом и нет необходимости. Все составляющие общения тесно переплетены и совершаются одновременно. Однако в теории это разграничение проводится и позволяет более ясно понимать, что вкладывается в тот или иной компонент общения.

Итак, первый элемент — коммуникативный. Коммуникацию, пожалуй, можно назвать ядром общения. Недаром большинство определений общения сводятся именно к коммуникативному его элементу, то есть обмену информацией, а сами понятия «коммуникация» и «общение» часто употребляются как взаимозаменяемые.

Скачайте бесплатно: 5 книг, которые изменят вашу жизнь! ♡

Перцепция — это восприятие друг друга участниками общения. Многие авторы предпочитают говорить не о восприятии, а о познании партнера, подразумевая, что процесс этот шире и глубже, чем простое восприятие.

Рекомендуем: Что значит: апперцепция?

Наконец, перед нами предстает третья сторона — интеракция. В интерактивном аспекте общение представляет собой прежде всего организацию совместных действий, реализацию совместной деятельности. О взаимодействии при интеракции можно говорить как о нескольких процессах.

Взаимодействие, возникающее в ходе общей деятельности (трудовой, игровой, познавательной).
Влияние одной стороны на другую: внушение, убеждение.
Обоюдное влияние сторон.

Под «сторонами» подразумеваются не только отдельные личности, но и социальные общности (поэтому, кстати, часто используют понятие «социальная интеракция»). Социальная интеракция обязательно включает в себя реакции партнеров друг на друга, а также предполагает умение примерить на себя роль другого и хотя бы в целом представить, как участник воспринимает своего визави. Подчеркивая важность интерактивной составляющей общения, некоторые авторы утверждают, что то, как человек представляет самого себя, во многом зависит от того, как его воспринимают другие во время взаимодействия.

Формы взаимодействия

В реальности люди вступают в бесконечно разнообразные взаимодействия. В исследовательских целях их разделяют на определенные группы, обозначая примерные их типы. Так, все множество возникающих между людьми отношений можно распределить по двум полюсам: положительному и отрицательному.

Скачайте бесплатно: 5 книг, которые изменят вашу жизнь! ♡

Получаются, таким образом, базовые виды интеракций: кооперация и конкуренция. Названные понятия условны и могут обозначаться любыми сходными: согласие и конфликт или приспособление и оппозиция. В любом случае ясно, что первый вид предполагает сотрудничество, такое взаимодействие, которое подпитывает, закрепляет общую деятельность, а второй же, напротив, описывает разнообразные препятствия, возникающие на ее пути.

Рекомендуем: Авторитет: определение понятия

Важнейшее свидетельство подлинной кооперации — включенность каждого участника процесса в общее дело. Потому и при экспериментальном изучении кооперации оценивают главным образом размер вклада каждого из людей (или групп), вовлеченных в деятельность. Второй вид интеракции (конкуренцию) рассматривают чаще всего по наиболее ярко проявляющейся его форме — конфликту.

В социальной психологии неоднократно осуществлялись попытки сделать эту структуру более дробной. Наверное, самая известная схема, предназначенная для описания разнообразных человеческих взаимодействий, согласно одному плану, принадлежит американскому социальному психологу Роберту Фриду Бэйлзу. Он сформулировал 12 категорий, в которые, как он посчитал, попадает большинство действий членов группы, когда они заняты общей деятельностью. Эти категории распределены по трем осям.

Доминирование или подчинение.
Включенность в работу группы или нежелание брать на себя полномочия.
Дружелюбие к другим участникам или недружелюбие.

Рекомендуем: Что такое эмпатия?

Также была и другая группировка — по четырем областям. Две из них относились к эмоциональной сфере: область негативных эмоций и область позитивных. Две другие были связаны с проблемами: одна относилась к их постановке, другая – к способам решения.

Одним из главных аргументов критиков, оспаривающих схему Бейлза, было то, что она не учитывала содержание общегрупповой деятельности, а акцентировала внимание только на формальных критериях взаимодействия. То есть можно было лишь узнать, как происходит деятельность, а не что она включает. Автор: Евгения Бессонова

Если вы любите давать советы и помогать другим женщинам, пройдите бесплатное обучение коучингу у Ирины Удиловой, освойте самую востребованную профессию и начните получать от 70-150 тысяч:

Социальное взаимодействие | Психология Вики

Социальная психология: Альтруизм · Атрибуция · Отношения · Соответствие · Дискриминация · Группы · Межличностные отношения · Послушание · Предрассудки · Нормы · Восприятие · Показатель · Контур

Социальное взаимодействие — это динамичная изменяющаяся последовательность социальных действий между людьми (или группами), которые изменяют свои действия и реакции в результате действий своего партнера (партнеров) по взаимодействию.Другими словами, это события, в которых люди придают значение ситуации, интерпретируют то, что имеют в виду другие, и реагируют соответствующим образом.

В социальных науках социальное отношение , отраженное в социальном взаимодействии , относится к отношениям между двумя (т. е. диадой), тремя (т. е. триадой) или более индивидами (например, социальной группой). Социальные отношения, производные от индивидуальной деятельности, составляют основу социальной структуры.

Социальные взаимодействия можно разделить на:

случайный (также известный как социальный контакт) — не запланированный и, вероятно, не повторяющийся.Например, спросить у незнакомца дорогу или у продавца о наличии товара.
повторяется — не запланировано, время от времени должно происходить. Например, время от времени случайно встречая соседа во время прогулки по своей улице;
обычный — не запланированный, но очень распространенный, может вызвать вопросы при пропуске. Каждый рабочий день встречаться с швейцаром или охранником на рабочем месте, каждый день обедать в одном и том же ресторане и т. д.
регламентированный — запланированный и регулируемый таможней или законом, обязательно вызовет вопросы при пропуске.Взаимодействие на рабочем месте (приход на работу, собрания сотрудников и т. д.), в семье и т. д.

В социологической иерархии социальное взаимодействие более развито, чем поведение, действие, социальное поведение, социальное действие и социальный контакт, и, в свою очередь, затем следует более продвинутая концепция социальных отношений. Другими словами, социальные взаимодействия, состоящие из социальных действий, составляют основу социальных отношений.

Итак, формы социальных отношений и взаимодействия в [[[социальной психологии]], социологии и антропологии можно описать следующим образом: первое и самое основное — это поведение, подобное животному, т.е.е. различные физические движения тела. Затем идут действия — движения со смыслом и целью. Кроме того, есть социальное поведение или социальные действия, направленные (прямо или косвенно) на других людей и требующие ответа от другого агента. Далее идут социальные контакты, пара социальных действий, формирующих начало социальных взаимодействий. Социальные взаимодействия, в свою очередь, составляют основу социальных отношений. Это представлено графически ниже:

Эти подразделения показаны в таблице ниже:

	Физическое движение	Значение	Направлено на других	Ждать ответа	Уникальное/редкое взаимодействие	Взаимодействия	Случайное, не запланированное, но повторное взаимодействие	Обычный	Взаимодействия, описанные законом, обычаем или традицией	Схема социальных взаимодействий
Поведение	Да
Действие	Да	Да
Социальное поведение	Да	Да	Да
Социальная акция	Да	Да	Да	Да
Социальный контакт	Да	Да	Да	Да	Да
Социальное взаимодействие	Да	Да	Да	Да	Да	Да
Повторное взаимодействие	Да	Да	Да	Да	Да	Да	Да
Регулярное взаимодействие	Да	Да	Да	Да	Да	Да	Да	Да
Регулируемое взаимодействие	Да	Да	Да	Да	Да	Да	Да	Да	Да
Социальные отношения	Да	Да	Да	Да	Да	Да	Да	Да	Да	Да

== Формы социального взаимодействия, представляющие интерес для психологов, включают:

Основная статья: Аспекты развития социального взаимодействия

См. также

Ссылки и библиография

Ключевые тексты

Книги

Барон Р.А. и Бирн, Д. (1984) Социальная психология: понимание человеческого взаимодействия, 4-е изд., Бостон, Массачусетс: Allyn & Bacon.
Гахаган, Дж. (1984) Социальное взаимодействие и его управление, Лондон: Метуэн.
Макс Вебер Природа социального действия в Runciman, WG ‘Weber: Selections in Translation’ Cambridge University Press, 1991.
Петр Штомпка, Социология, Знак, 2002, ISBN 83-240-0218-9

Статьи

Кендон, А. (1967) Некоторые функции направления взгляда в социальном взаимодействии, Acta Psychologica 26: 22-63.Кеннеди, А. (1984) Психология чтения, Лондон: Метуэн.
Дополнительный материал
Книги
Бумаги
Внешние ссылки
границ | Взаимодействие и самокоррекция
Введение
Концептуальность, как представляется, традиционно бросает вызов возможности натуралистического описания сознания. Вопрос, который я рассматриваю в этой статье, заключается в том, как определить нормативные способности, связанные с концептуальной компетентностью, чтобы ответить на очень популярный вызов в последних разработках философии Разума, который я называю натуралистическим вызовом (NC).Я не собираюсь давать полное или даже общее описание концептуальности, но, говоря более скромно, я пытаюсь указать определенные условия, которые должно учитывать натуралистическое объяснение концептуальности, условия, определяющие рамки конкретных вопросов и проблем, в частности, в отношении наши способности к концептуальной самокоррекции, которые, как я утверждаю, заставляют нас отдавать приоритет одному подходу по сравнению с другими: интерактивная теория взаимопонимания. В контексте этого общего подхода я утверждаю, что самокоррекцию можно объяснить способом, совместимым с рассматриваемой проблемой.
Решение проблемы концептуальной компетентности в рамках натурализма требует соблюдения НК, то есть учета:
(1) эволюционный путь от существ без языка и мышления к существам с обеими способностями без постулирования какого-либо объяснительного и/или эволюционного разрыва.
(2) способности изучать или приобретать концептуальное содержание — и естественный язык — без создания или предположения какого-либо объяснительного и/или эволюционного пробела или подтверждения существования неестественных сущностей.
И еще одно ограничение:
(3) Ответы на (1) и (2) должны быть в состоянии обосновать атрибуцию преднамеренного отношения к детям и нечеловеческим животным.
Есть две основные стратегии, которые были приняты для решения этой задачи. Оба они, если их толковать широко, определяют две общие модели концептуальных способностей, которые можно описать в терминах принятия точки зрения первого или третьего лица. Первая, которую можно назвать моделью первого человека, включает в себя те попытки понять концептуальные способности, которые фокусируются на состояниях мозга человека, воспринимая их как диспозиции или информационные состояния, которые соответствующим образом связаны с окружающей средой, так что их можно использовать. понимается как конститутивная компетенция, включающая конкретное понятие.Согласно этой модели, NC выполняется, потому что объяснительная работа выполняется с помощью натуралистически определяемого понятия, т. е. такого, которое широко распространено в естественных науках, понятия причинности . Что делает состояние конститутивным для компетентности в соответствии с понятием, так это то, что оно, собственно, обусловлено тем, к чему понятие относится или о чем идет речь. В этом смысле эти подходы являются каузалистскими объяснениями природы концептуальной компетентности.
Второй подход, который я исследую, фокусируется не на индивидуальных состояниях мозга, а на атрибутивной точке зрения интерпретатора, который может концептуально понять поведение индивидуума, тем самым используя точку зрения третьего лица.Эта стратегия известна как интерпретационистский подход к концептуальным способностям. NC соблюдается — как утверждают защитники этой позиции — потому что эта точка зрения не привержена тому, чтобы существовала какая-то конкретная реальность понятий сверх интерпретационной деятельности, заключающейся в том, что рассматриваемое поведение должно быть объяснено в терминах атрибуции понятий в вопрос.
В этой статье я преследую две цели:
(a) Утверждать, что как каузалистское, так и интерпретационистское объяснение концептуальных способностей не могут соответствовать NC.Причина этой неудачи в том, что обе модели неадекватны для учета ошибок в применении концепций.
(б) Предложить альтернативную модель — интеракционистскую модель второй личности, — которая соответствует НК, по-другому учитывая способность совершать концептуальные ошибки.
Концептуальные способности: основные понятия и ограничения
Кажется, есть веские основания полагать, что независимо от того, как мы определяем понятийные способности или какую позицию мы занимаем в отношении объема понятийного содержания и его артикуляции с опытом, способность применять понятия предполагает в качестве необходимого условия — хотя, конечно, не достаточного – умение различать правильное и неправильное их применение в реальных случаях.Это то, что мы можем назвать нормативным ограничением на концептуальные способности .
Такое ограничение можно определить следующим образом:
(1) Обладание концептуальными способностями предполагает в качестве базовой способности способность правильно применять понятия, т. е. различать правильное и неправильное их использование в данных обстоятельствах. Это означает, что для учета природы понятийных способностей необходимо учитывать способность распознавать правильное применение понятия и отличать его от неправильных.
(2) Концептуальная компетентность включает не только распознавание неправильного использования понятия, но и готовность в этом случае отказаться от такого использования и изменить его, если это необходимо, т. е. исправить себя, заметив неправильное использование понятия. концепция самостоятельно. Это означает, что для учета природы концептуальных способностей необходимо учитывать самокоррекцию.
Для правильного понимания ограничения требуются дополнительные уточнения. Как может быть очевидно, нормативное измерение, связанное со способностью применять понятия, предполагает возможность ошибки.
Тем не менее, следует различать два понятия ошибки или ошибки. В частности, есть два разных вида ошибок, которые мы приписываем другим при использовании ими понятий. С одной стороны, мы можем приписать ошибку кому-то, когда он неправильно применяет концепцию. Я называю это неправильным применением или концептуальной ошибкой . С другой стороны, мы можем приписать человеку некомпетентность в отношении концепции, когда у него отсутствует концепция или она просто не применяет концепцию вообще.Это то, что я называю отсутствием приложения . Такое разграничение окажется особенно плодотворным при оценке того, может ли модель концептуальных способностей соответствовать нормативным ограничениям, отвечающим требованиям НК.
Рассмотрим следующие случаи:
(i) Джон правильно складывал и вдруг говорит: «57 + 124 = 171».
(ii) Джон не знает, как ответить на вопрос о сумме двух чисел (отвечает как попало или просто пожимает плечами).
В первом случае мы приписываем Джону, что он неправильно добавляет, во втором, что он просто не добавляет. В то время как (i) является случаем концептуальной ошибки, (ii) является просто случаем отсутствия применения. Принципиальное различие заключается в том, что в первом случае рассматриваемое понятие релевантно оценке действия, т. е. релевантно способу осуществления исполнения; во втором случае понятие не имеет отношения к объяснению его действия, оно просто отсутствует.Следуя нашим предыдущим ограничениям, чтобы учесть нормативное ограничение, указанное в (1) и (2) выше, необходимо иметь возможность учитывать способности, лежащие в основе приписывания субъекту того, что он совершает ошибку при использовании понятие (концептуальная ошибка), и отличать тот случай от случая, когда субъект просто не применяет понятие (отсутствие применения), т. е. необходимо учитывать, когда и как тот, кто использует понятие, совершает и распознает концептуальные ошибки и, соответственно, самостоятельно исправляет свое использование, чтобы отличить этот случай от того, в котором субъект вообще не применяет это понятие.
Как же тогда понимать самокоррекцию в применении понятий? Самокоррекция в соответствующем смысле, по-видимому, включает в себя три аспекта деятельности:
(a) Применение концепций (действия по применению или неправильному применению концепции).
(б) Способность оценивать (а).
(c) Модификация (a) по результатам (b).
Как будет показано в следующих разделах, как каузалистское, так и интерпретационистское объяснение концептуальных способностей терпят неудачу при учете различия между случаями неправильного применения или концептуальных ошибок и случаями отсутствия применения, и следствием этой неудачи является их неспособность удовлетворить NC .
Каузалистская концепция концептуальных способностей
Компетенция в отношении конкретного понятия X может быть определена в каузальных терминах следующим образом:
Джон компетентен в отношении концепции X тогда и только тогда, когда при определенных условиях C Джон готов применить X к y тогда и только тогда, когда X(y) истинно.
В этой структуре концептуальные ошибки моделируются с точки зрения отказа механизма: условия C не заданы. Причина этого сбоя может быть внутренней по отношению к механизму, то есть механизм работает со сбоями, или это может быть отсутствие одного из условий, необходимых для работы механизма.
Я утверждаю, что при таком способе понимания концептуальной компетентности не существует бесспорного способа различения концептуальных ошибок и неприменимости.
Важно иметь в виду, что если ошибки Джона могут быть объяснены в равной степени как концептуальные ошибки в соответствии с концепцией или как случай отсутствия применения, то не было бы никакого способа объяснить способность делать концептуальные ошибки. Скажем, Джон говорит: «5 + 6 = 12». Мы были бы немедленно склонны думать, что он добавлял и добавлял неправильно.Но с таким же успехом он мог выполнять другую операцию, скажем, + ^∗ , и делать это правильно. Если бы объяснение концептуальных способностей не могло бы различить оба случая, оно не смогло бы объяснить, что значит для Джона иметь какие-либо концептуальные способности, и не смогло бы отличить это от случая, когда эта способность просто отсутствует.
Каузалистская модель не в состоянии обеспечить правдоподобное различие между концептуальными ошибками и отсутствием применения, по крайней мере, по двум причинам:
Первая причина заключается в том, что, согласно этой модели, реакции/предрасположенности субъекта к применению понятий могут быть описаны в терминах разных понятий.Таким образом, в этой модели невозможно провести различие между случаями концептуальных ошибок и случаями отсутствия применения. Как заметил Boghossian (1989), одни и те же реакции могут быть описаны с использованием разных концепций. Это также требует, чтобы модель различала различные ответы как соответствующие или не соответствующие в определенных контекстах, и для определения надлежащего набора ответов нам нужно отличать хорошие случаи от плохих, рассматривая их как случаи, в которых условия C не выполняются. в рассматриваемом примере условия C будут включать нормально работающие когнитивные механизмы Джона, в том числе нормальное функционирование внимания, памяти и т. д.Проблема в том, что мы можем различить два случая, только используя понятие, которое мы хотим реконструировать, оговаривая, какое понятие является рассматриваемым, например, оговаривая, что, когда Джон говорит, что «6 + 5 = 12», он использует понятие дополнения. Но это означает, что мы должны предполагать его содержание, не объясняя его в терминах реакций, открывая объяснительную брешь. Важно отметить, что нет различия между отсутствием применения и неправильным применением, которое не зависит от установления рассматриваемого понятия и, таким образом, предполагает уместность самого этого различия.Важно иметь в виду, что эта проблема возникает независимо от того, считает ли автор эти процессы происходящими на субличностном или на личностном уровне. В любом случае не существует не вызывающего вопросов способа отличить, что поведение соответствует одному понятию и, таким образом, является случаем концептуальной ошибки, а не просто отсутствием применения этого понятия. Таким образом, предложение не соответствует НС.
Вторая причина, по которой эта точка зрения не проводит различия между неправильным применением и отсутствием применения, заключается в том, что эта версия не дает надлежащего описания самоисправления.Согласно теории такого рода, источником ошибки является сбой в условиях С, но такая ошибка не зависит от способности испытуемых идентифицировать ее на практике. Ошибки имеют такой характер, что субъект может быть не в состоянии их идентифицировать (непосредственный доступ к ним может быть даже невозможен для субъекта) и модифицировать свое использование понятий в соответствии с распознаванием ошибки и ее источников.
На самом деле условия С концептуально не связаны с понятиями, которые субъект применяет или пытается изучить.Но самокоррекция, по-видимому, является ключевой способностью объяснять процесс изучения нового концептуального содержания посредством обучения. Может ли эта теория объяснить связь между идентификацией ошибок и концептуальными способностями, которые кажутся составляющими процесса изучения концептуального содержания и связанных с ним лингвистических терминов? Как было показано ранее, они не могут. Это равносильно несоответствию НК, поскольку существует пробел в объяснении/эволюции в отношении того, как усваиваются новые понятия, и с этой точки зрения тот факт, что пользователи понятий способны правильно применять понятия и самоисправляться в случае ошибки, кажется полным провалом. тайна.
Однако кто-то может считать, что существуют диспозиции второго порядка к оценке реакций (соответствующие компоненту (б) самокоррекции, описанному выше). Тогда идея состоит в том, что, постулируя их, можно объяснить самокоррекцию и при этом защитить чисто диспозиционное объяснение концептуальной компетентности.
Но возникает аналогичная проблема: если бы эти диспозиции (второго порядка) допускали ошибки и выучились, они потребовали бы выучивания диспозиций более высокого порядка.Это предполагает порочный регресс. Если, напротив, эти диспозиции не подвержены ошибкам и не выучены, то они представляют собой своего рода sui generis диспозиций. Это оставляет их природу необъяснимой: должны ли они быть поняты в каузальных терминах? Кажется, что их не должно быть, чтобы избежать предыдущих трудностей, но тогда другое понятие концептуальной способности должно работать здесь. Это приводит к объяснительному пробелу. Таким образом, теория не может объяснить NC (2), поскольку она не может объяснить изучение и усвоение понятийного содержания натуралистическим способом (она терпит неудачу, открывая пробел в объяснении при введении sui generis диспозиций, связанных с самокоррекцией).И он также не может объяснить NC (1), поскольку его неспособность объяснить самокоррекцию показывает соответствующую неспособность провести важные различия между возможностями артефактов и других видов сущностей, некоторые из которых способны к самокоррекции способами, которые другие нет. Согласно этой модели, существует только один основной тип механизма, который объясняет все эти 90 312 prima facie 90 313 различных явлений. Но тогда это предложение не может объяснить природу и сложность различных способностей с точки зрения более базовых или предшествующих способностей и, следовательно, не может провести соответствующие различия между способностями и способностями различной сложности в естественной и постепенной шкале.
Интерпретационистский отчет о концептуальных способностях
Я представил три аспекта самокоррекции:
(a) Применение концепций (действия по применению или неправильному применению концепции).
(б) Способность оценивать (а).
(c) Модификация (a) по результатам (b).
Если каузализм думает об уровне (b) по аналогии с (а) и не учитывает (с), интерпретационизм подчеркивает уровень (b).
Вкратце, согласно этой модели, быть концептуальным существом значит быть пользователем языка. Оба понятия объясняются с точки зрения интерпретации: быть концептуальным существом значит быть способным интерпретировать действия других существ как осмысленные. Интерпретация языка — это лишь часть глобальной задачи по приписыванию смысла поведению других существ. Интерпретировать кого-либо — значит придавать смысл их поведению, воспринимая его как ориентированное на желания и убеждения в контексте общего воспринимаемого мира.В общем, интерпретировать кого-либо — значит имплицитно конструировать теорию о содержании их убеждений, желаний и т. п. в контексте мира, в котором обычно находятся как интерпретатор, так и интерпретируемый.
Акцент в этом представлении делается на компоненте (б), оценке действий субъекта в соответствии с понятиями. Соответственно, модель определяет концептуальную компетентность следующим образом:
Джон компетентен в отношении концепции X тогда и только тогда, когда Джон применяет X к y только в том случае, если интерпретатор применил бы X к y, или если y таково, что интерпретатор применил бы к нему X, если бы его убеждения немного отличались таким образом, что совпадает с мнением Джона (при условии, что приписывание веры в то, что y есть X, Джону соблюдает принципы рациональности, милосердия, человечности и причинности в отношении интерпретации поведения Джона в целом).
Атрибуция ошибки – в смысле концептуальных ошибок – фиксируется как различие между точкой зрения интерпретатора и точкой зрения интерпретируемого в отношении особого случая применения. Это может произойти несколькими способами. Это может быть случай, когда субъект выносит перцептивное суждение о чем-то, что открыто доступно как для переводчика, так и для говорящего, или может быть, что утверждение включает суждение, которое не связано непосредственно с общедоступными перцептивными свидетельствами как для говорящего, так и для говорящего. устный переводчик.Согласно этой теории, оба случая структурно схожи, даже если они различны с точки зрения роли, которую каждый вид суждения играет для переводчика в построении продолжающегося понимания дискурса говорящего. В то время как первое представляет собой начало процесса интерпретации, второе зависит от предыдущих суждений относительно того, во что говорящий верит, что он намеревается и желает.
Структурное сходство заключается в том, что для того, чтобы интерпретатор мог интерпретировать суждение говорящего, ему пришлось бы предположить, что говорящий разделяет с ним подавляющее оптимизированное большинство истинных убеждений.Из-за общей теории о том, что говорящий пытается передать в данный конкретный момент, переводчик может затем приписать локальные ошибки тому, что утверждается. Разница между этими двумя случаями заключается в том, что для того, чтобы интерпретатор понял смысл того, что утверждается, он должен начать с приписывания говорящему того, что он связан с той же средой, что и она, и тем маркером, который он воспринимает и удерживает. быть истинными убеждениями об этом окружении, такими же, как те, которых она придерживается сама.Только при наличии конкретных доказательств обратного интерпретатор откажется от этой конкретной атрибуции и затем припишет говорящему ошибочное суждение относительно того, что оба обычно воспринимают. В этом случае ошибка будет объяснена разницей между тем, что интерпретатор принимает за правду, и тем, что он может понять из того, что пытается передать говорящий, принимая во внимание все другие имеющиеся у нее свидетельства о его убеждениях, желаниях и тому подобном. . Цена приписывания ошибки общепринятым суждениям настолько велика, что ограничения рациональности на интерпретацию диктуют необходимость приписывать различие между ее точкой зрения и точкой зрения говорящего в отношении какого-либо другого суждения.Все это остается в руках переводчика, который затем может объяснить поведение различными способами, совместимыми со свидетельством. Правило всегда состоит в том, чтобы приписывать менее возможную ошибку, что и является содержанием принципа милосердия, управляющего интерпретацией.
Эта модель оказывается проблематичной при попытке провести различие между концептуальными ошибками и отсутствием применения — и, следовательно, объяснить концептуальные способности. Стоит упомянуть как минимум три трудности:
(1) Следуя принципам толкования, поведение интерпретируемого может быть описано как в случае неправильного применения определенного понятия, так и в случае его отсутствия.Понятие ошибки — всего лишь инструмент для интерпретации поведения другого человека, атрибуция, которая может быть отменена лучшей интерпретацией. Следовательно, эта теоретическая реконструкция не делает различий между концептуальными ошибками и отсутствием применения.
(2) Теория предполагает понятие ошибки именно как понятие, которое интерпретатор может и должен использовать. Быть интерпретатором — значит иметь понятие убеждения: иметь возможность взаимодействовать с кем-то другим — значит быть способным приписывать ему убеждения.Понятие веры в повороты предполагает наличие понятия ошибки, лжи. Но теория не объясняет, как получается это понятие, а скорее предполагает необходимость такого инструмента; и, таким образом, создает объяснительный пробел в объяснении овладения концептуальными способностями. Более того, приобретение мысли, т. е. понятия веры, понимается как возникающее из эволюционного разрыва, поскольку модель как бы привержена идее, что в какой-то момент эта способность возникает, но неясно, как она развивается из предшествующей. более основные.Затем модель не соответствует ни NC (1), ни NC (2).
(3) Из-за отождествления мысли, разговора и интерпретации теория не может объяснить способность мыслить, но не говорить на языке (как это может быть в случае с некоторыми нечеловеческими животными), или возможность имеют рудиментарные формы мышления и речи (как в случае с маленькими детьми), и a fortiori не могут описать эти способности как образующие непрерывный путь из маленьких шагов.
Таким образом, модель не соответствует НС (2), так как не может объяснить обучение концептуальным способностям как постепенный процесс.Это подразумевает объяснительный пробел в отношении овладения языком, в частности, в овладении концепцией ошибки, которую следует приписывать себе и другим. По этим причинам модель не может объяснить ни преемственность в природе, то есть то, каким образом сложные способности некоторых природных объектов проявляются посредством постепенных изменений и комбинаций более базовых способностей, демонстрируемых другими природными объектами, и это не соответствует НК (2). А это также означает, что такого рода теория не может объяснить наше приписывание мышления животным и детям, такие приписывания были бы в лучшем случае просто «способами говорить», которые не были бы оправданы с точки зрения способностей, проявляемых поведением таких животных. агенты, т.т. е. теория не может ответить на НК (3). Это оставляет необъяснимой природу их способностей и связь между их путями в мире и нашими.
Моя стратегия встречи с NC: концептуальная ошибка и стандарты исправления
Приведенные выше рассуждения показали, что как каузалистские, так и интерпретационистские подходы терпят неудачу при учете компонента (b) самокоррекции, т. е. способности оценивать исполнение (а). Таким образом, чтобы преодолеть их трудности, нам необходимо предложить объяснение уровня (б) измерений самокоррекции, которое (i) не сводится к простым каузальным реакциям, как в случае каузалистских моделей.Стратегия состоит в том, чтобы включить оценочный компонент, который не рассматривается с точки зрения уровня (а). Во-вторых, объяснение (b) не должно (ii) предполагать артикулированную содержательную мысль, как в случае объяснения интерпретаторов. Как и в предыдущих случаях, учетная запись (b) должна (iii) иметь соответствующие последствия для (c).
Прежде чем представить мою стратегию, стоит сделать некоторые различия и уточнения. Цель дать отчет о концептуальной компетентности кажется очень амбициозной, и, конечно, существует ряд различных предложений, каждое из которых заслуживает серьезного рассмотрения при анализе того, каким может быть правильный ответ на NC.Одним из вопросов, который имеет особое значение в этой области, является различие между концептуальным и неконцептуальным содержанием. Как известно, многие современные теории концептуальной компетентности пытаются обратиться к тому, что я называю НК, именно проводя это различие. Тем не менее, я не затрагиваю эту конкретную тему в этой статье и не исследую альтернативные попытки преодолеть разрыв между концептуальной и неконцептуальной сферами. Я могу обойтись без этого, так как то, за что я бы ратовал, нейтрально по отношению к этим дальнейшим заботам.Следует отметить, что мое утверждение состоит не в том, что все познание должно быть концептуальным, а скорее в том, что для учета концептуальных способностей при встрече с NC объяснение должно соответствовать ограничению нормативности. Итак, моя точка зрения такова: независимо от того, где вы проводите грань между концептуальным и неконцептуальным, встреча с НК требует объяснения некоего базового познания, которое не может быть сведено к простым диспозициям, но которое, в то же время, может быть объяснено в терминах, не предполагающих схватывания пропозициональных мелкозернистых мыслей.
Мое предложение состоит в том, чтобы рассматривать эту более базовую компетенцию как нормативную и моделировать рассматриваемую минимальную концептуальную способность как способность реагировать на стандарты правильного поведения таким образом, чтобы было достаточно различать случаи отсутствия применения и случаи неправильное применение стандарта. Затем предлагается описать это поведение как поведение, отвечающее определенным стандартам исправления (следовательно, оцениваемое как правильное или неправильное в соответствии с этими стандартами).Такой отчет должен представлять концептуальные способности в терминах большего, чем просто каузальные механизмы, не допуская при этом пробела в объяснении возникновения пропозициональной мелкозернистой артикулированной мысли.
Теперь мы можем более точно сформулировать наш вопрос, касающийся возможности объяснения нормативного ограничения концептуальных способностей, приспосабливающихся к НК, в следующих терминах: какими чертами должно обладать поведение, чтобы считаться поведением, чувствительным к паттернам правильности (в отличие от поведение, описываемое просто в терминах диспозиции), не связывая тем самым его объяснение как зависящее от пропозиционально артикулированной мысли, что ведет к эволюционному и объяснительному разрыву.
Удивительно, как это может показаться на первый взгляд, но я полагаю, что решающим шагом для ответа на этот вопрос является сосредоточение нашего внимания на видах взаимодействий, которые способны использовать простейшие разумные существа. Этот ход не является полностью новым в литературе. Возможно, Дьюи (1929) был первым, кто подчеркнул, что взаимодействие второго человека является ключом к изучению языка, и эту традицию можно найти в примерах более позднего Витгенштейна, а также в работах Дэвидсона и Брэндома.Важным моментом, который необходимо прояснить, является то, о каком взаимодействии мы говорим. В частности, нам нужно указать, какие особенности поведения поставлены на карту, если таковые (1) отражают чувствительность к стандартам исправления и (2) являются одновременно базовыми и в то же время достаточно сложными, чтобы соответствовать НК.
Последнее дополнительное ограничение для предложения такого рода состоит в том, чтобы оно могло приспособить доступные эмпирические данные, касающиеся усвоения языка и понятий. Тогда первым шагом может быть рассмотрение имеющихся данных, касающихся овладения языком.Эмпирическое исследование того, как такие способности приобретаются и используются, может помочь нам определить природу вовлеченных способностей. Кроме того, с эмпирической точки зрения очевидно — или, по крайней мере, отрицать это было бы крайне неправдоподобно, — что маленькие дети с самого начала не обладают мелкозернистым артикулированным мышлением, поэтому изучение детского развития должно демонстрировать возможность приобретения способность улавливать пропозициональные артикулированные мысли, отходящие от предыдущих непропозициональных способностей, которые характеризуют более ранние стадии развития ребенка.
Я полагаю, что естественным кандидатом для объяснения правильного типа поведения, способного приспосабливаться к нормативным ограничениям, является то, что я называю чувствительностью к исправлению , то есть склонностью изменять свое поведение в свете существенных оценок других, с которыми мы общаемся. взаимодействует. Это утверждение все еще нуждается в подтверждении как эмпирическими, так и концептуальными основаниями, и я попытаюсь предоставить такую поддержку в оставшихся разделах этой статьи. Имеющиеся данные из психологии развития также дадут несколько интересных примеров того, как может быть задумано это взаимодействие второй личности.Следовательно, взглянув на эмпирические данные, я рассчитываю подтвердить как мое утверждение о том, что средний путь между диспозиционализмом и интерпретационизмом является правильным, так и то, что такой срединный путь следует рассматривать в терминах второго личного типа взаимодействия.
Изучение эмпирических данных психологии развития
Как я уже сказал, естественно искать ответ на этот вопрос, имея в виду НК, является то, как дети учат понятия.
Csibra и Gergely (2009) утверждали, что взаимодействие взрослых и детей необходимо для изучения концептуального содержания.Они провели ряд экспериментов, показавших, что последующее поведение младенцев существенно различается в зависимости от того, чему они научились, просто наблюдая — когда дети просто наблюдают за поведением взрослых — или путем прямого обучения, т. е. когда существует явная демонстративная ссылка посредством использования языка на объекты, к которым применяются понятия в контексте, в котором обращаются к ребенку. Они отметили, что только в последнем случае дети обобщают результат на все подобные случаи, в то время как в первом они воспринимают случай как контекстуально и ситуационно связанный.Это дает нам первое указание на то, что взаимодействие играет решающую роль в обучении и проявлении концептуальных способностей, в отличие от других видов обучения, где язык не задействован.
Второй признак того, что тип взаимодействия, на который способны люди, может быть ключом к развитию их концептуальных способностей, исходит из приматологии. Tomasello (1999) и Tennie et al. (2010) утверждали, что шимпанзе способны подражать поведению, но не абстрагировать это поведение от ситуационного связанного контекста, в котором они впервые воспринимают его.Это означает, что, хотя они и способны имитировать использование орудий при выполнении конкретной задачи, обусловленной их собственными интересами и целями, они не улавливают общего значения объекта и цели, которая проявляется в поведении таким образом, чтобы могут быть отделены от контекста и объектов, которые они наблюдают и используют в этом конкретном случае. Это хорошо согласуется с исследованиями Csibra и Gergely (2009), предполагающими, что интерактивный аспект обучения у людей включает в себя способность понимать общее, похожее на правила содержание лингвистических терминов и поведения способом, недоступным для других существ, и что это специфическое изучение общих значений происходит посредством конкретных случаев обучения в контексте взаимодействия взрослого и ребенка, что невозможно для детей, изолированных от этих взаимодействий, или для приматов, кроме человека, которые не способны к такого рода взаимодействиям (там же).
Кроме того, Tomasello and Racokzy (2003) и Schmidt and Tomasello (2012) изучали поведение детей в отношении соблюдения норм и заметили, что в двухлетнем возрасте дети не только оценивают свое поведение в соответствии с нормами, сопровождающими то, что они делать заявления типа «это то, что мы делаем» или «вот как это делается», но также и то, что они учат других (марионеток, но также и взрослых, которых они считают аутсайдерами для сообщества) и что они жалуются, когда другие делают не соответствуют тому, что они понимают под социальной нормой, диктуемой в данной конкретной ситуации.Это означает, что дети готовы понимать нормативные стандарты поведения и обучать им других на очень ранней стадии развития своих концептуальных способностей и что они обобщают уместность того, что они склонны делать, для всех других, с кем они взаимодействуют. , ожидая, что они будут действовать так, как они делают, и жалуясь, если они отказываются это делать.
Как тогда это может помочь нам справиться с NC, учитывая, что такое поведение демонстрируют маленькие дети, но не другие приматы?
Как я уже говорил, существует ряд философских теорий, которые сосредоточены на природе человеческого межсубъективного обмена, чтобы объяснить нашу способность понимать лингвистические значения.Хаугеланд (1990) и Брэндом (1994), например, предположили, что наше отношение к восприятию действия как правильного или неправильного в определенных контекстах делает это поведение правильным или неправильным, и что это социально структурированная практика, в которой мы относитесь друг к другу как к приверженным и имеющим или не имеющим права на дальнейшие действия, как если бы мы играли в социальную игру, правила которой определяются нами, рассматривая различные ходы как соответствующие или нет. Витгенштейн (1953) также был прочитан как защищающий точку зрения, согласно которой язык следует рассматривать как набор игр, в которые мы играем вместе, и что внутри этих игр разрешены или запрещены определенные ходы.Тогда ходы будут правильными или неправильными в зависимости от игры, в контексте которой они оцениваются. Тем не менее, эти теории проблематичны, если, как в теории Брэндома, считается, что ходы игры пропозиционально артикулированы или если они подразумевают интерпретационную позицию со стороны участников, как это делают интерпретационисты. Как я уже говорил ранее, такие позиции, если рассматривать их как всю историю, оказываются несовместимыми с НК. Поэтому я полагаю, что правильное место для поиска — это не область интерпретационной теории, а скорее другой вид интеракционизма, в частности интеракционистские теории, основанные на феноменологии.
Такие теории исходят из одного основного понимания природы социального познания: того факта, что мы способны прямо и правильно понимать эмоции на лице других и их поведение как преднамеренное и целенаправленное с самого первого опыта встречи с другими. Это было названо «первичной интерсубъективностью». Он включает в себя своего рода узнавание других, которое демонстрируется новорожденными и которое характеризуется именно отсутствием участия каких-либо логических когнитивных механизмов или какого-либо опосредования посредством артикулированных мыслей, таких как приписывание состояний другим.Несмотря на это, он включает в себя нечто большее, чем просто реакции на раздражители. Точнее, это включает в себя понимание смысла реакций другого человека. Как известно, Шелер описал это так: «То, что переживания происходят там [в другом человеке], дано нам в выразительных явлениях — […] не в виде вывода, а непосредственно, как своего рода первичное «восприятие». Именно в румянце мы воспринимаем стыд, в смехе радость» (Шелер, 1954, с. 10).
Затем феноменология предоставляет нам другой путь к пониманию эмпирических данных психологии развития о природе нормативного поведения.Это позволяет нам понять, в каком смысле мы способны уловить правильность или неправильность того, что мы делаем, не заставляя нас думать об этом пропозиционально нагруженным образом. Согласно этим теориям, основанным как на психологических исследованиях раннего развития, так и на их феноменологическом объяснении, с самого начала нашей жизни существует способ настройки эмоций другого человека, и именно эта настройка, как мы могли бы подумать, сначала учит нас различать правильное и неправильное, хорошее и плохое, так или не так.
Взглянув на некоторые недавние работы по феноменологии и психологии развития, мы обнаружили совпадающую поддержку необходимости отказа от точки зрения от третьего лица, характерной для интерпретационизма, а также от ограничения точки зрения от первого лица, характерной для каузализма. Такие работы предполагают удобство расстановки приоритетов взаимодействия собеседников при личных встречах, в которых эмоциональное распознавание эмоций других может играть ключевую роль в нашем освоении языка.Я утверждаю, что именно в этой области мы обнаруживаем такое поведение, которое позволяет различать концептуальные ошибки и отсутствие применения таким образом, который еще не предполагает рефлексивного и явного схватывания стандарта, на который мы, тем не менее, реагируем. В частности, я утверждаю, что именно наша эмоциональная реакция на установки одобрения и неодобрения, выраженные в эмоциональном поведении собеседников, позволяет нам учиться у других людей языку и критериям правильного употребления слов в контекстах употребления.Таким образом, это отзывчивое поведение представляет собой своего рода минимальную концептуальную компетентность по отношению к естественным и нормативным ограничениям. Как это позволяет нам приспосабливаться к нормативным ограничениям, отвечающим в то же время NC, будет темой следующего и последнего раздела.
Взаимодействие и чувствительность к коррекции
Как я утверждал, если серьезно отнестись к проблемам интерпретационизма и каузализма, то нам необходимо найти форму поведения, которая не сводится к каузальным реакциям, но не предполагает способности поддерживать артикулированные мысли.Более того, я показал, что, принимая во внимание данные психологии развития, касающиеся изучения языка и норм, правильное поведение кажется интерактивным.
Сторонники интеракционистской теории, основанной на феноменологии, обычно проводят различие между двумя разными видами интерсубъективности, характеризующими способности, проявляющиеся на разных стадиях развития ребенка. Во-первых, первичная интерсубъективность (обнаруживаемая с рождения) состоит из способности распознавать эмоции и реакции на лицах других людей без использования какого-либо теоретического инструмента во встречах лицом к лицу.Это первичная способность, не приобретенная, а врожденная. Поведение других признается преднамеренным, направленным на достижение цели. Он включает временную, слуховую и зрительную координацию с кем-то, с кем ребенок взаимодействует. Оно не заменяется другими видами взаимодействия, а сосуществует с ними как предпосылка других способностей и как дополнение к ним. Позже дети вовлекаются во вторичную интерсубъективность, вид взаимодействия, который характеризуется способностью идентифицировать объекты и события в прагматически значимых контекстах с помощью механизмов общего внимания (на основе способностей, приобретенных в результате участия в предыдущем виде интерсубъективности).На этом этапе дети обращаются к взгляду взрослых, когда значение объекта неоднозначно или неясно. Именно в контексте такого взаимодействия с другими дети изучают естественный язык, обучаясь и подвергаясь ему во всех видах взаимодействия.
Мое предположение состоит в том, что правильное место для поиска способности к самокоррекции находится в контексте способности участвовать в первичной интерсубъективности. Именно в этой области дети проявляют склонность реагировать на других, характеризующуюся приспособленностью к их ожиданиям и способностью формировать свое поведение как способ реагирования и удовлетворения требований других, уделяя особое внимание тому типу реакции, которая их поведение вызывает во взрослом.Такого рода обмены возможны благодаря общим встречам лицом к лицу, когда эмоции обоих непосредственно воспринимаются друг другом. Общие контексты, в которых происходят эти взаимодействия, включают в себя объекты и их свойства, которые, по мере того как взаимодействие развивается и ответы становятся более стабильными, начинают пониматься как независимые постоянные качества и объекты. На протяжении всего этого процесса на сцену выходят механизмы совместного внимания среди других способностей, которые помогают развить концептуальное понимание на ранней стадии и примитивную форму использования понятий, которые впоследствии становятся гораздо более изощренными, приобретая независимость от конкретных оценок и ответов.Тем не менее, они никогда не потеряют связи с реальным использованием и оценками других.
Как же тогда мы можем отличить концептуальные ошибки от отсутствия применения на этой ранней стадии развития? В предыдущем разделе я рассмотрел некоторые важные работы по психологии развития, посвященные природе нормативного поведения и обучения. Эти исследования показывают, что взаимодействия являются ключевыми, поскольку они вызывают и демонстрируют нормативно информированное поведение, которое проявляется в том, как дети реагируют на взрослых в процессе обучения посредством двух основных установок: обобщение (что они считают правильным ) и навязывая другим норму (активно исправляя друг друга, показывая, что они не только пассивно реагируют на окружающую среду, но и спонтанно воспринимают то, что они делают, как стандарт исправления , которому они и все остальные должны соответствовать ).Соответственно, в контексте только что описанного типа взаимодействия я предполагаю, что существует определенная способность, которая представляет собой лучшего кандидата, чем простые реакции или артикулированные мысли, для удовлетворения НК. Я называю такую способность чувствительностью к коррекции . Его можно определить как склонность к изменению собственного поведения в отношении применения определенной концепции в свете согласия и несогласия других, с которыми человек взаимодействует при личных встречах. Чувствительность к коррекции, определяемая таким образом, как раз и есть та черта человеческого поведения, которая позволяет нам приспосабливаться к ограничениям нормативности, не отказываясь от натуралистических условий адекватности, составляющих НК.
Характеризуя различные уровни, вовлеченные в самокоррекцию (проникающая черта нормативного поведения), я упомянул: (а) применение понятий (действия применения или неправильного применения понятия), (б) способность оценивать (а ) и (в) модификацию (а) по результатам (б). Как каузалистское, так и интерпретационистское объяснение концептуальных способностей не могут дать последовательного ответа на объяснение разницы между концептуальной ошибкой и отсутствием применения, в котором чрезмерно подчеркивается один из элементов, (а) в качестве модели для (б) в случае каузализма, (б ) как всеобъемлющую точку зрения интерпретатора в случае интерпретационизма.Мое предложение, напротив, состоит в том, чтобы думать об уровне (б) как о чувствительности к исправлению , то есть способности исправлять и контролировать свои собственные действия в свете реакции других на эти самые действия. В этом случае (а) соответствует типу поведения, демонстрирующему интенциональность, направленность на объект, на который реагирует поведение, и (б) соответствует измерению, в котором мы самостоятельно контролируем нашу реакцию на объект, настраивая ее на то, как другие реагируют на нас и наше направленное поведение.Восприимчивость к исправлению — это социальная установка, то есть склонность приспосабливать свое поведение к оценкам и нормативным отзывам, которые мы получаем от других в конкретных взаимодействиях. Тогда это оценочное отношение, которое включает в себя восприятие и настройку на одобрение или неодобрение со стороны других. Наконец, в соответствии с пунктом (с) способ, которым мы применяем понятия, конечно же, модифицируется посредством оценок, включенных в пункт (б): на самом деле, мы можем сказать, что оценка нашего поведения значительна — по крайней мере, на самых ранних стадиях приобретения языковые и концептуальные способности – к их модификации в соответствии с одобрением или неодобрением окружающих.
Теперь мы можем охарактеризовать разницу между концептуальными ошибками и отсутствием применения, учитывая структуру, которую я только что представил. Это различие будет принимать разные формы на разных стадиях обучения и усвоения понятий. Сначала оно будет заключаться в способности исправлять себя, настраивая оценки другого человека (контролируя себя через вас, пытаясь сформировать свою точку зрения другого, с которым происходит взаимодействие). Это механизм самоконтроля, основанный на слиянии механизмов совместного внимания, которые определяют, что является важным в контексте, и наблюдения другого за моей собственной работой; индивидуум следит за своим поведением, принимая во внимание как то, к чему он направлен (уровень а), так и оценивая его в соответствии с оценкой других (уровень б), а затем соответствующим образом модифицируя поведение (уровень с).Именно через реакцию на взгляд другого и его отношение одобрения или неодобрения можно считать, что критерии применения концепции на практике действуют как стандарт исправления, тем самым отличая рассматриваемый случай от случая в что понятие вообще не актуально, случай отсутствия применения. Рассматриваемое понятие на данном этапе было бы бедно по содержанию, а его границы размыты. Таким образом, концептуальная компетентность на данном этапе понимается как минимум концептуального понимания: но этот минимум проявляется именно в том факте, что поведение чувствительно к различению между правильными и неправильными способами действия в соответствии с определенными стандартами исправления (понятиями), и это в свою очередь эквивалентно тому, что существует правильный образ действий в мире, который мы разделяем с другим.Чувствительность к исправлению есть, можно сказать, феноменологическое проявление нормативности понятий. Таким образом, мы можем отличить концептуальные ошибки от случаев отсутствия применения в том, что субъект реагирует на оценку своего поведения, модифицируя ее соответствующим образом, чего не было бы в случае отсутствия применения. Итак, решающее значение имеет чувствительность к исправлениям, чувствительность, которая проявляется в реальных взаимодействиях. Теперь, по мере обучения, самокоррекция становится независимой от присутствия настоящих оценщиков.А затем субъект самокорректируется в соответствии с различными реальными или воображаемыми сценариями и точками зрения, которые он может воспроизвести. Общительность по-прежнему является всепроникающим и решающим элементом самокорректирующего поведения, но теперь она проявляется как сама идея о том, что я могу ошибаться в соответствии с разными стандартами (что приравнивается к идее о том, что существуют другие точки зрения).
Наконец, пришло время рассмотреть, способны ли только что представленные инструменты должным образом соответствовать NC при учете нормативного измерения, связанного с использованием концепции.Я не могу дать в этой статье подробный и всеобъемлющий ответ на NC, но, как будет показано далее, это предложение может дать правильную общую стратегию для удовлетворения NC. Эта общая стратегия состоит в определении чувствительности к коррекции как среднего шага между простыми каузальными реакциями на окружающую среду и содержательными пропозициональными установками. В то время как последние подразумевают полную независимость, гибкость, отделимость и общую дедуктивную артикуляцию; первое, напротив, сводится только к номологическим ковариациям между состояниями и объектами, которые могут не сработать при открытом количестве контекстуальных вариаций.Важно то, что между этими двумя концами невидимой линии развития и эволюции есть и разные промежуточные ступени.
Следуя этой стратегии, мы можем дать общую схему эволюционного пути от существ без языка и мышления к существам с обеими способностями. На первом, самом элементарном уровне могут быть только реакции на стимулы, а ошибка — это всего лишь сбой в каузальных механизмах. Истинное нормативное измерение возникает именно тогда, когда вступает в стадию чувствительность к исправлению, демонстрирующая способность взаимодействовать с другими (того же вида, между видами) в первичном интерактивном обмене.Эта гипотеза подтверждается тем фактом, подчеркиваемым многими эволюционными теориями (Tomasello, 1999, 2014; Tomasello and Racokzy, 2003), что основной эволюционной ступенью, отличающей человека от других видов, является способность участвовать в социальных взаимодействиях высокосложного природа. Соответственно, на этой стадии субъекты способны применять понятия независимо от стимулов и способны применять одно и то же понятие к разным предметам и разные понятия к одному и тому же предмету, в конечном итоге приобретая способность ассоциировать языковые единицы со значениями (нормами употребления звуков и Метки).Таким образом, общепризнанное представление о социальности как черте, характерной для возникновения человека, понимаемое в терминах чувствительности к коррекции, также может объяснить возникновение нормативного поведения без какого-либо объяснительного пробела. Возможность однозначно интерпретировать других и самих себя как следующих или не следующих определенным нормам или правилам, способность, которая включает в себя уже пропозиционно сформулированные мысли, должна быть достигнута путем вовлечения в более ранние формы социальности.
Аналогичное замечание можно сделать и в отношении вопроса онтогенеза, где практическое взаимодействие с другими в контактах лицом к лицу (первичная интерсубъективность), демонстрирующее примитивную форму чувствительности к исправлению, постепенно приводит к вторичной интерсубъективности как форме взаимодействия, включающего механизмы совместного внимания, контроль и коррекция, в контексте которых изучается язык.Обучение — это процесс, в ходе которого ребенок в конечном итоге становится компетентным пользователем. В начале она может нуждаться в руководстве и, в основном, в самокоррекции при отрицательной оценке, но позже она попытается повторить это корректирующее поведение, обобщив тем самым то, чему научилась, и приобретя автономию в самооценке своего поведения. Опять же, интерпретационная позиция от третьего лица может появиться в картине гораздо позже, когда будут созданы все возможности для логического вывода и возможности сложных интерпретационных процессов.
Заключительные замечания
Я утверждал, что две наиболее популярные теории, объясняющие концептуальную компетентность, терпят неудачу, если рассматривать их на фоне как НК, т. е. проблемы объяснения как онтогенеза, так и филогенеза концептуального мышления без объяснительных или эволюционных пробелов, и нормативное ограничение, т. е. различие между поведением, которое руководствуется нормой исправления, и поведением, которое может быть оценено только внешне как отвечающее понятиям.
Следуя некоторым выводам из психологии развития и феноменологии, я представил альтернативную структуру, интеракционистскую теорию, в контексте которой ограничение нормативности приспосабливается к области реальных взаимодействий с другими при изучении языка и понятий. Мое главное утверждение заключалось в том, что чувствительность к исправлению — это социальная, оценочная установка, которая настраивает нас на оценки другими людьми нашего поведения в реальных взаимодействиях и позволяет нам учиться у них стандартам исправления наших действий.Этот вид диспозиции является тем, что имеет значение в эволюционном плане и с точки зрения индивидуального развития. Тот факт, что человеческая социальность является основным отличием между нами и другими видами, повсеместно признается и имеет независимое обоснование в эволюционных исследованиях. Если мы сможем понять связь между концептуально информированным поведением и социальным поведением, как мы предполагали, то это косвенно подкрепит идею о том, что это может быть решающим шагом в эволюционной истории человеческого вида.Что касается случая человеческого обучения, я утверждал, что недавние исследования в области психологии развития предполагают, что именно наши способы взаимодействия с другими и их понимания лежат в основе нашей способности учиться друг у друга тому виду общих и абстрактных значений, которые мы затем используем. в нашей социальной жизни. Так часто подчеркиваемый социальный характер человеческой жизни может найти в идее чувствительности к исправлению дальнейшее уточнение, способное пролить свет на то, как возникают язык и мышление.
Заявление о конфликте интересов
Автор заявляет, что исследование проводилось при отсутствии каких-либо коммерческих или финансовых отношений, которые могли бы быть истолкованы как потенциальный конфликт интересов.
Благодарности
Исследование для этой статьи было поддержано сетью начального обучения Марии-Кюри, «TESIS: на пути к воплощенной науке об интерсубъективности» (FP7-PEOPLE-2010-ITN, 264828), Национальным советом по научным исследованиям (Аргентина) и PICT. 02344-2011, Национальное агентство содействия науке, Аргентина.
Сноски
Дж. Левин первым использовал это выражение в контексте обсуждения редуктивистских представлений о разуме. Он сказал: «В конце концов, мы вернулись к тому, с чего начали. Аргумент объяснительного пробела демонстрирует не пробел в природе, а пробел в нашем понимании природы. Конечно, правдоподобное объяснение пробела в нашем понимании природы состоит в том, что в природе действительно существует пробел. Но пока у нас есть уравновешивающие причины сомневаться в последнем, мы должны искать объяснение первого в другом месте» (http://cognet.mit.edu/posters/TUCSON3/Levine.html). Даже если Левин имел в виду другой аспект разума, это положение по-прежнему применимо к развитию и эволюции концептуальных способностей. Использование выражения «эволюционный разрыв» призвано подчеркнуть необходимость объяснения того, как одни способности развились из других, вместо того, чтобы постулировать разрыв в природе. «Объяснительный пробел» относится к тому, что Левин называет пробелом в нашем понимании, т. е. недостаточностью определенного набора объяснительных инструментов для вывода или иного объяснения концептуальных способностей.
«Оправдание» в этом условии следует понимать в широком смысле. Таким образом, он предназначен для охвата широкого круга пояснений этих атрибуций, а не просто объяснений, которые будут считать эти атрибуции буквально истинными. Тем не менее, существует минимальное ограничение, которое обоснование накладывает на эти объяснения. Он требует, чтобы объяснение атрибуций основывалось на способностях, проявляющихся в поведении организма, которому приписываются атрибуции.
Полный список необходимых условий для обладания концептуальными способностями см. в Camp (2009) и Scotto (2010).
Конечно, есть такие случаи, как (ii), в которых мы говорим, что Джон должен был добавлять и анте , что тогда возникает ошибка производительности . Но в таких случаях мы имеем в виду, что он должен был знать понятие : проблема заключается именно в отсутствии применения этого понятия, а не в его неправильном применении.
Forbes (1984), Ginet (1992) и Fodor (1998) являются одними из сторонников этого подхода, хотя он получил гораздо более широкое признание.
В зависимости от концепции условия C будут различаться. Они могут, например, включать в себя нормальность когнитивных функций субъекта, а также надлежащие внешние условия, так, например, если понятие перцептивное, то будут включены надлежащие условия освещения, а также надлежащее функционирование зрительной системы.
Крипке (1982) и Райт (1989) также пришли к такому же заключению. Основное утверждение, как мы увидим, состоит в том, что каузалистский способ определения концептуальной компетентности является круговым, поскольку он предполагает само понятие, которое должно быть специфицирующим посредством идентификации релевантных диспозиций. Обсуждение этого см. в Satne (2005, глава 3).
Кто-то может подумать, что я предполагаю, что самокоррекция, как я ее определяю, является концепцией личностного уровня и, таким образом, не может оспаривать подличностные описания концептуальных способностей.Наоборот, определение нейтрально по отношению к этому. Я благодарю одного из анонимных рефери за то, что он нажал на этот момент.
Фодор (1990a) конкретизирует рассматриваемую концепцию в терминах отношений более высокого порядка асимметричной зависимости между причинными отношениями такого рода. Но проблема возникает снова в несколько иной форме: постулирование асимметричных отношений между причинными отношениями в отсутствие натуралистического объяснения того, почему эти отношения должны сохраняться, просто повторяет рассматриваемую проблему (Hutto, 1999, 2009, стр.47–48, с. 22; Камминс, 1989).
Опять же, автор может разумно утверждать, что этот механизм следует понимать как работающий на субличностном уровне.
Другим подходящим кандидатом для объяснения нормативности концептуальных способностей является телеосемантика, модель, которая обращается к понятию биологической функции и эволюционной истории организмов для объяснения репрезентативного содержания. Я бы не стал подробно рассматривать это предложение в этой статье.Основная причина заключается в том, что, как утверждал Фодор (1990b), биологической функции недостаточно для интенсиональности: мы можем объяснить рассматриваемое поведение в соответствии с той или иной концепцией до тех пор, пока они соэкстенсиональны в релевантных де-факто ситуациях. . В данном контексте это означало бы неспособность провести различие между концептуальными ошибками, связанными с концепцией, и отсутствием применения этой концепции. Подробное рассмотрение телеосемантики и проблем, возникающих при объяснении концептуального содержания, см. в Hutto and Satne (2014), где я утверждаю, что история такого рода является частью объяснения соответствующих способностей, но еще недостаточно для объяснения нормативности. концептуального содержания.
Дэвидсон (1975, 1982, 1984, 1986, 1992, 1994, 2001, 2005), Сталнакер (1984), Деннет (1991) и Брэндом (1994) являются одними из основных сторонников этого подхода. Требуются дополнительные спецификации, которые различают их позиции. Я могу обойтись здесь без введения таких различений, так как из проведения этих различений не следует ничего особенно важного для рассуждений, изложенных в этом разделе.
Я буду в основном следить за представлением Дэвидсоном основных черт теории, хотя аналогичный случай с соответствующими корректировками может быть сделан для счетов Деннета, Сталнакера и Брэндома.
Предложение точно в этом направлении см. в Hutto (2008).
Обзор основных взглядов, поддерживающих неконцептуальный контент, и его обсуждение см. в York (2003).
Некоторые могут подумать, что реакцию на конкретный стандарт коррекции следует классифицировать не как концептуальное поведение, а как репрезентативное, и что мы должны зарезервировать термин «концептуальный» для пропозиционально артикулированных мыслей и поведения.На данном этапе, возможно, это будет терминологический вопрос. Предложения в этом направлении см. в Schmitz (2012, 2013).
Витгенштейн (1953), Дэвидсон (1984, 2001) и Брэндом (1994). Также Хатто и Мьин (2013).
Csibra и Gergely (2009) назвали этот особый аспект того, как люди учат друг друга и учатся друг у друга, «естественной педагогикой». Томаселло (1999, 2014) утверждает, что приматы неспособны участвовать в совместных действиях с другими приматами или людьми, потому что у них нет способности формировать намерения относительно намерений других людей.Здесь я не берусь ни за конкретное объяснение способностей, лежащих в основе такого рода взаимодействий, которое дают Сибра и Гергели (2009), ни за объяснение Томаселло, поскольку в обоих случаях требуются очень сложные способности Теории разума. Независимо от их объяснений, данные указывают на ключевую роль взаимодействия в способности изучать и применять концептуальное содержание. С идеей встречи с NC я даю другое и менее требовательное понимание того, что является проблемой во взаимодействии, которое объясняет эти различия.
Тревартен (1978, 1979), Хобсон (2002), Редди (2008) и Роша (2012) защитили и развили эту теорию с психологической точки зрения. Галлахер (2001, 2004, 2007), Галлахер и Хатто (2008) и Галлахер и Захави (2008) привели доводы в пользу «если» с философской точки зрения.
Среди сторонников интеракционистской теории ведутся споры о том, когда именно это происходит, от 6 до 18 месяцев в зависимости от автора.
Галлахер и Хатто (2008) утверждали, что повествования играют решающую роль в том, как дети изучают разные точки зрения и строят представление о себе и других, которое обогащается по сравнению с первичным и эмоциональным видом вовлеченность, характерная для первоначальных встреч с другими людьми. Даже если это может быть так, следует задать предыдущий вопрос, после наших предыдущих рассуждений: как получается, что дети учатся реагировать на понятия как на стандарты для оценки собственного поведения.
Варга и Галлахер (2012) утверждали, что понятие признания как межличностного требования, которое играет центральную роль в дискуссиях о моральной нормативности, следует проследить до его первоначального положения в этом первом сильно психологически обоснованном виде взаимодействия. с другими. Я утверждаю, что эта компетенция узнавания также играет роль в концептуальной нормативности.
Согласно этой точке зрения непосредственно воспринимаются эмоции, связанные с положительными и отрицательными реакциями на чужое поведение при восприятии его правильным или неправильным.Таким образом, в более широком смысле понимание такой оценки можно рассматривать как основанное на способности воспринимать эти положительные и отрицательные эмоции и настраиваться на них, соответствующим образом меняя свое поведение. Намеренное направленное поведение взрослых или сверстников, которое также воспринимается, также будет играть ключевую роль в понимании ожидаемого результата. Я благодарен одному из анонимных рецензентов за настойчивость в этом вопросе.
Важно отметить, что, вопреки взглядам Хатто (1999) и Дэвидсона (2001), идея состоит не в том, что восприятие других перспектив как таковых придает нормативное измерение тому, что я делаю, а в том, что сначала я настраиваю свое поведение на то, что я делаю. другие ожидают от меня, и только в последнем случае разница точек зрения может стать заметной и предметом моего собственного размышления.Эта последняя возможность присутствует только тогда, когда есть также возможность четкого понимания стандартов, которые представляют эти другие точки зрения, и их отношения к оцениваемому поведению.
Это удовлетворение упрощенной версии ограничения общности (см. Camp, 2009). Все эти способности вместе составляют приобретение минимальных концептуальных способностей (условия минимальной концептуальности см. в Camp, 2009; Scotto, 2010).
См. Sterelny (2012) и Tomasello (2014).
Я провожу различие между тремя парадигмальными и различными способностями: (i) каузальные реакции на окружающую среду; (ii) чувствительность к коррекции во взаимодействии; (iii) развлечение пропозиционально сформулированных мыслей. Это различие является схематичным и предназначено для различения важных вех в развитии и эволюции. Но эту тройную классификацию не следует рассматривать как противопоставление одной стадии развития другим. Напротив, эти способности появляются в интеракционистской теории только как парадигмы некоторых стадий, которые порождают другие (и множество других промежуточных стадий между ними) путем постепенного усложнения.Соответственно, каждая стадия эволюции и развития по-разному интегрирует предыдущие стадии, не заменяя их, а дополняя новыми способностями.
Каталожные номера
Богосян, П. (1989). Правило следующих соображений. Разум 98, 507–549. doi: 10.1093/mind/XCVIII.392.507
Полнотекстовая перекрестная ссылка
Брэндом, Р. (1994). Сделать это явным . Кембридж, Массачусетс: Издательство Гарвардского университета.
Кэмп, Э.(2009). Заставить мысль работать: концепции, систематичность и независимость от стимулов. Филос. Феноменол. Рез. 78, 275–311. doi: 10.1111/j.1933-1592.2009.00245.x
Полнотекстовая перекрестная ссылка
Чейни, Д.Л., и Сей-Фарт, Р.М. (2007). Бабуин Метафизика. Эволюция социального разума. Чикаго: Издательство Чикагского университета. doi: 10.7208/чикаго/9780226102429.001.0001
Полнотекстовая перекрестная ссылка
Камминс, Р. (1989). Значение и ментальное представление. Кембридж, Массачусетс: MIT Press.
Дэвидсон, Д. (1975). «Мысли и разговоры», в «Исследованиях истины и интерпретации». Оксфорд: Издательство Оксфордского университета, 155–170.
Дэвидсон, Д. (1982). «Разумные животные», в Субъективное, Интерсубъективное, Объективное. Оксфорд: Издательство Оксфордского университета, 95–106.
Дэвидсон, Д. (1984). Исследования истины и интерпретации. Оксфорд: Издательство Оксфордского университета.
Дэвидсон, Д. (1986).«Хорошее расстройство эпитафий», в Truth, Language and History , Oxford: Clarendon Press, 89–107.
Дэвидсон, Д. (1992). «Второе лицо», в Субъективное, Интерсубъективное, Объективное. Оксфорд: Издательство Оксфордского университета, 107–121.
Дэвидсон, Д. (1994). «Социальный аспект языка», в «Правда, язык и история». Оксфорд: Clarendon Press, 109–125.
Дэвидсон, Д. (2001). Субъективное, Интерсубъективное, Объективное .Оксфорд: Издательство Оксфордского университета. дои: 10.1093/0198237537.001.0001
Полнотекстовая перекрестная ссылка
Дэвидсон, Д. (2005). Правда, язык и история. Оксфорд: Clarendon Press. дои: 10.1093/019823757X.001.0001
Полнотекстовая перекрестная ссылка
Деннет, Д. (1991). Объяснение сознания. Лондон: Пингвин.
Дьюи, Дж. (1929). Опыт и природа. Ла Саль, Иллинойс: Открытый суд.
Фодор, Дж. (1990a). Теория содержания и другие очерки. Кембридж, Массачусетс: MIT Press.
Фодор, Дж. (1990b). «Информация и представление», в Информация, язык и познание , изд. PP Hanson, Ванкувер: University of British Columbia Press.
Фодор, Дж. (1998). Концепции: где когнитивная наука пошла не так . Нью-Йорк: Издательство Оксфордского университета. дои: 10.1093/0198236360.001.0001
Полнотекстовая перекрестная ссылка
Форбс, Г. (1984). Скептицизм и знание семантики. Проц.Аристотель. соц. 1983–1984, 223–237.
Галлахер, С. (2001). Практика разума: теория, симуляция или первичное взаимодействие. Дж. В сознании. Стад. 8, 83–108.
Галлахер, С. (2004). Понимание межличностных проблем при аутизме: теория взаимодействия как альтернатива теории разума. Филос. психиатр. Психол. 11, 199–217. doi: 10.1353/ppp.2004.0063
Полнотекстовая перекрестная ссылка
Галлахер, С. (2007). «Феноменологическое и экспериментальное исследование воплощенного опыта», в Body, Language and Mind , Vol.1, ред. Т. Зимке, Дж. Златев, Р. Франк и Р. Дирвен (Берлин: Mouton de Gruyter), 241–263.
Галлахер, С., и Хатто, Д. (2008). «Понимание других через первичное взаимодействие и повествовательную практику», в The Shared Mind: Perspectives on Intersubjectivity, eds J. Zlatev, TP Racine, C. Sinha, and E. Itkonen (Amsterdam: John Benjamins), 17–38.
Галлахер, С., и Захави, Д. (2008). Отвечает, в симпозиуме по Галлахеру и Захави, феноменологический ум. Abstracta 2, 86–107.
Гине, К. (1992). Скептический парадокс Крипкенштейна и его решение. Среднезападный конный завод. Филос. 17, 53–73. doi: 10.1111/j.1475-4975.1992.tb00142.x
Полнотекстовая перекрестная ссылка
Хаугеланд, Дж. (1990). Все звезды преднамеренности. Филос. Перспектива. 4, 383–427. дои: 10.2307/2214199
Полнотекстовая перекрестная ссылка
Хобсон, П. (2002). Колыбель мысли. Лондон: Пэлгрейв-Макмиллан.
Хатто, Д. (1999). Присутствие разума. Филадельфия, Пенсильвания: Джон Бенджаминс. doi: 10.1075/aicr.17
Полнотекстовая перекрестная ссылка
Хатто, Д. (2008). Народно-психологические сказки. Социокультурная основа понимания причин. Кембридж, Массачусетс: MIT Press.
Хатто, Д. (2009). Психическое представление и сознание. Энциклопедия сознания. 2, 19–32. дои: 10.1016/B978-012373873-8.00050-5
Полнотекстовая перекрестная ссылка
Хатто, Д.и Мьин, Э. (2013). Радикализация энактивизма. Базовые умы без содержания. Кембридж, Массачусетс: MIT Press.
Хатто, Д., и Сатне, Г. (2014). Естественное происхождение контента. Филос. В. Иср. (в печати).
Крипке, С. (1982). Витгенштейн о правилах и частном языке. Кембридж, Массачусетс: Издательство Гарвардского университета.
Редди, В. (2008). Как младенцы познают разум. Кембридж, Массачусетс: Издательство Гарвардского университета.
Роша, П.(2012). «Ранняя воплощенная субъективность и интерсубъективность», в Dimensoes da Intersubjectivide , редакторы Н. Э. Коэльо, младший П. Салем и П. Клаутау (Сан-Паулу: Эскута), 280.
Сатне, Г. (2005). Эль Аргументо Эскептико. Де Витгенштейн и Крипке . Буэнос-Айрес: Grama Ediciones.
Шелер, М. (1954). Природа симпатии. Лондон: Рутледж и Кеган Пол.
Шмитц, М. (2012). «Фон как преднамеренный, сознательный и неконцептуальный», в «Познание без мышления: разум, действие, познание и феномен фона », изд.З. Радман (Palgrave: Macmillan), 57–82.
Шмитц, М. (2013). «Социальные правила и социальное происхождение», в «Основы социальной реальности: избранные материалы учредительного собрания ENSO». Исследования по философии социальности , ред. М. Шмитц, Б. Кобов и Х.-Б. Шмид (Берлин: Springer), 107–126. дои: 10.1007/978-94-007-5600-7_7
Полнотекстовая перекрестная ссылка
Скотто, К. (2010). Базовые концепты. Документ, представленный на семинаре по концепциям и восприятию , Кордова, Аргентина.
Сталнакер, Р. (1984). Запрос. Кембридж, Массачусетс: MIT Press.
Стерельный, К. (2012). Развитый ученик. Как эволюция сделала людей уникальными. Кембридж, Массачусетс: MIT Press.
Тенни, К., Колл, Дж., и Томаселло, М. (2010). Доказательства подражания шимпанзе в социальных условиях с использованием задачи с плавающим арахисом. PLoS ONE 5:e10544. doi: 10.1371/journal.pone.0010544
Опубликовано Резюме | Опубликован полный текст | Полнотекстовая перекрестная ссылка
Томаселло, М.(1999). Эволюция человеческого познания. Кембридж, Массачусетс: Издательство Гарвардского университета.
Томаселло, М. (2014). Естественная история человеческого мышления. Кембридж, Массачусетс: Издательство Гарвардского университета.
Томаселло, М., и Ракоци, Х. (2003). Что делает человеческое познание уникальным? От индивидуальной к общей и к коллективной интенциональности. Язык разума. 18, 121–147. дои: 10.1111/1468-0017.00217
Полнотекстовая перекрестная ссылка
Тревартен, К.(1978). «Вторичная интерсубъективность: уверенность, доверие и осмысленные акты в первый год», в «Жест и символ действия», «Появление языка », изд. А. Лок (Лондон: Academic Press), 588.
.
Тревартен, К. (1979). «Общение и сотрудничество в раннем младенчестве: описание первичной интерсубъективности», в «До речи: начало межличностного общения» , изд. М. Буллова (Кембридж: Camrbidge University Press), 410.
Варга, С.и Галлахер, С. (2012). Критическая социальная философия, Хоннет и роль первичной интерсубъективности. евро. Дж. Соц. Теория 15, 243–260. дои: 10.1177/1368431011423606
Полнотекстовая перекрестная ссылка
Витгенштейн, Л. (1953). Philosophical Investigations , eds GEM Anscombe and E. Rhees, пер. GEM Anscombe (Оксфорд: Блэквелл).
Райт, К. (1989). «Соображения Витгенштейна о следовании правилам и центральный проект теоретической лингвистики», в Rails to Infinity , изд.К. Райт (Кембридж, Массачусетс: издательство Гарвардского университета) (перепечатано Райтом в 2001 г.).
Йорк, Г. (ред.). (2003). Очерки неконцептуального содержания. Кембридж, Массачусетс: MIT Press.
границ | Комментарий: Мировоззрение в социальных взаимодействиях
Мы приветствуем Gallotti et al. (2017) предлагает сместить акцент в изучении социального познания с типов репрезентации на типы взаимодействия . Это согласуется с активным подходом к социальному познанию (т.g., Froese and Di Paolo, 2011), которые уже давно приводят доводы в пользу такого рода сдвига (например, Varela, 2000; De Jaegher and Di Paolo, 2007). Мы предлагаем некоторые разъяснения с этой последней точки зрения, которые, мы надеемся, помогут развитию их предложения.
Галлотти и др. указывают на «взаимный обмен информацией» (с. 255) как на ключевой критерий социального взаимодействия. Непосредственная проблема заключается в том, что термин «информация» неоднозначен. В основном они используют его в техническом смысле (например, в соответствии с описанием генерализованной синхронии Фристона и Фрита (2015)), но есть семантические коннотации (например,г., «системы отвечают взаимностью на мысли и переживания», с. 255), двусмысленность, вызывающая проблемы (Hutto and Myin, 2013). Здесь мы придерживаемся технического смысла.
Примером взаимности, ведущей к взаимному выравниванию, являются аплодисменты зрителей: слушание друг друга влияет на их аплодисменты, тем самым облегчая моменты спонтанной синхронности. В целом увлечение связанных систем действительно можно объяснить взаимным обменом информацией, подобно тому, как два дедушкиных часа синхронизируют свои маятники посредством звукового воздействия (Oliveira and Melo, 2015).Так, Галлотти и соавт. заново открыли важное понимание эпохи кибернетики: существует ключевое различие между соединением двух нелинейных систем в однонаправленной (упреждающей) и двунаправленной (обратной связи) схеме, при этом последнее взаимодействие порождает новые свойства на уровне интегральной схемы. система.
Совсем недавно это понимание было применено к изучению социального взаимодействия несколькими исследовательскими программами, в том числе в нейробиологии (Schilbach et al., 2013), эволюционной робототехнике (Froese et al., 2013), и особенно в психологии (Riley et al., 2011; Fusaroli and Tylén, 2015). Они подтверждают, что социальные взаимодействия могут быть полностью поняты только на коллективном уровне.
Галлотти и др. признают некоторые из этих традиций, но, что удивительно, они не относятся к парадигме перцептивного пересечения (Auvray and Rohde, 2012), экспериментальной установке, предназначенной для изучения взаимодействия в реальном времени (см. типы центровки (см. их рисунки 1–5).В частности, систематически изучались их онлайн-типы выравнивания, как показано на рисунке 1B на основе данных, взятых из (Froese et al., 2014).
Рисунок 1. (A) Пары физически разделенных участников воплощаются в виде аватаров в невидимой среде виртуальной реальности (VR), состоящей из линии, огибающей окружность. Они могут перемещать свой аватар, и их рука будет получать тактильную стимуляцию, когда она накладывается на другой объект. Каждый игрок может столкнуться со статическим объектом и двумя подвижными объектами: аватаром другого и «тенью», копирующей движения другого.Задача игроков — найти аватар другого (и отметить это событие кликом). (B) Тип 3: «онлайн-социальное познание без взаимного согласования» происходит, когда А движется, а Б следует за тенью А, так что движения Б совпадают с движениями А, но не наоборот (выделены серым цветом). Тип 4: «социальное онлайн-познание с взаимным выравниванием» происходит, когда аватары реагируют на контакт друг друга, например. колеблясь взад и вперед (выделено фиолетовым цветом). Такое пересечение восприятия удовлетворяет Галлотти и др.Критерий социального взаимодействия как взаимного информационного обмена. А и Б сообщили о ясном и почти ясном осознании другого, соответственно, во время щелчка. (C) Тип 5: ситуации типа 4, в которых случается, что один участник приспосабливается больше, чем другой. Здесь A изначально адаптируется больше, чем B, имитируя колебательные движения B (выделены розовым цветом). Но затем взаимодействие быстро приводит к чередованию и взаимному подражанию, которые выходят за рамки простой взаимной динамики, поскольку зависят от активной совместной регуляции.Оба участника сообщили о четком осознании другого во время щелчка.
В соответствии с утверждением Галлотти и др. о том, что «объединение индивидуальных умственных ресурсов дает результаты, превышающие сумму индивидуальных вкладов» (стр. 259), эти эксперименты неоднократно показывали, что игроки чаще всего считают, что они взаимодействуют друг с другом. социально именно во время взаимодействия (т. е. большинство кликов происходит в ситуациях типа 4 и 5). Однако в то же время нет статистически значимого признания другого игрока, измеряемого с точки зрения чувствительности людей к социальным непредвиденным обстоятельствам для конкретного виртуального столкновения (т.т. е. игрок с равной вероятностью нажмет после встречи с «аватаром» другого и с его невосприимчивой «тенью»). Вместо этого этот общий объективный успех объяснялся на коллективном уровне различиями в относительной стабильности типов взаимодействий (например, Di Paolo et al., 2008). Этот противоречивый вывод поддерживает утверждение Галлотти и др. о том, что взаимность может привести к взаимному выравниванию, но этого недостаточно для общего осознания (стр. 256).
Тем не менее, является ли это случаем онлайн-социального познания? Некоторые утверждают, что это так (De Jaegher et al., 2010), но другие высказывают ряд опасений (например, Overgaard and Michael, 2015), которые аналогичным образом относятся к предложению Галлотти и др.. В частности, неясно, следует ли считать когнитивным (или социальным) фактор взаимодействия, который остается независимым от суждений человека (или его осознания присутствия другого).
Froese and Di Paolo (2011) предложили для таких ситуаций более консервативное понятие «многоагентная система». Они также утверждали, что для перехода от динамической взаимности к социальному взаимодействию необходимы два дополнительных критерия: (1) они апеллируют к нормативности , чтобы отличить действия от физических событий (тем самым вводя зависимость от интенциональности), и (2) они апеллируют к совместное регулирование для дифференциации индивидуально реализуемых действий от действий, требующих другого реагирующего агента (тем самым вводя зависимость от социальности).Они также предположили, что взаимодействия, удовлетворяющие этим двум критериям, порождают социальную осведомленность.
Первому критерию могут удовлетворять взаимные взаимодействия в парадигме перцептивного скрещивания, но второй критерий может часто оставаться неудовлетворенным, что объясняет отсутствие индивидуальной социальной чувствительности. Фрезе и др. (2014) исследовали, что происходит, когда участников поощряют к совместным действиям. Они обнаружили, что чередование стало парадигматическим примером совместного регулирования и что оно было связано с четким социальным сознанием, разделяемым обоими участниками (см. рис. 1C).Другие примеры включают взаимное подражание и переговоры о ролях лидера и последователя.
Дальнейший анализ временных рядов движений участников Zapata-Fonseca et al. (2016) показали, что они характеризуются соответствием сложности, что означает, что статистика кластеризации существенных событий следует степенному закону распределения и что масштабирование было одинаковым для парных участников. Они имели форму, аналогичную той, которая, как было обнаружено, поддерживает мультискалярное взаимное выравнивание во время голосовых взаимодействий (Abney et al., 2014). Тем не менее, сопоставление сложности не было значимо связано с объективно более точным социальным распознаванием или субъективно более четким социальным сознанием. Другими словами, хотя взаимное выравнивание можно понимать как относительно спонтанное свойство мультиагентной сенсомоторной петли, в которой сенсорная информация и двигательная активность взаимно адаптируются, оно не является достаточным маркером онлайнового социального познания per se . Как предположили Гаррод и Пикеринг (2004), такие автоматические выравнивания более низкого уровня являются субстратом для проявления диадных свойств более высокого уровня.
Таким образом, взаимный обмен информацией и взаимное выравнивание являются важными аспектами двунаправленного взаимодействия, но Gallotti et al. требуется больше концептуальных ресурсов, чтобы иметь возможность объяснить, как люди «принимают во внимание друг друга» как другие личности. Для инактивного подхода задача состоит в том, чтобы объяснить отсутствующие факторы, не прибегая к обращениям к внутренним ментальным представлениям и теории разума (Hutto, 2008).
Вклад авторов
TF написал первоначальный вариант рукописи, LZ добавил дополнительные комментарии и представил рисунок.И TF, и LZ вместе доработали рукопись.
Финансирование
Эта работа была поддержана проектом UNAM-DGAPA-PAPIIT «Исследование социальных связей самоорганизации: Desde la culture hasta la célula» (IA104717) и CONACyT (грант CB2013-221341). LZ выражает благодарность за дополнительную поддержку со стороны CONACyT (грант CB-2011-01_167441) и PAPIIT (грант IV100116).
Заявление о конфликте интересов
Авторы заявляют, что исследование проводилось при отсутствии каких-либо коммерческих или финансовых отношений, которые могли бы быть истолкованы как потенциальный конфликт интересов.
Ссылки
Де Джагер, Х., и Ди Паоло, Э.А. (2007). Совместное осмысление: активный подход к социальному познанию. Феноменол. Познан. науч. 6, 485–507. doi: 10.1007/s11097-007-9076-9
Полнотекстовая перекрестная ссылка | Академия Google
Ди Паоло, Э. А., Роде, М., и Иизука, Х. (2008). Чувствительность к социальной случайности или стабильность взаимодействия? Моделирование динамики перцептивного пересечения. Психология новых идей. 26, 278–294.doi: 10.1016/j.newideapsych.2007.07.006
Полнотекстовая перекрестная ссылка | Академия Google
Фрозе, Т., и Ди Паоло, Э.А. (2011). Активный подход: теоретические зарисовки от клетки к обществу. Прагмат. Познан. 19, 1–36. doi: 10.1075/pc.19.1.01 от
Полнотекстовая перекрестная ссылка | Академия Google
Фрезе Т., Иидзука Х. и Икегами Т. (2013). От синтетического моделирования социального взаимодействия к динамическим теориям систем мозг-тело-окружающая среда-тело-мозг. Поведение. наук о мозге. 36, 420–421. дои: 10.1017/S0140525X12001902
Реферат PubMed | Полный текст перекрестной ссылки | Академия Google
Фрезе Т., Иидзука Х. и Икегами Т. (2014). Воплощенное социальное взаимодействие представляет собой социальное познание в парах людей: минималистский эксперимент с виртуальной реальностью. науч. Респ. 4:3672. дои: 10.1038/srep03672
Реферат PubMed | Полный текст перекрестной ссылки | Академия Google
Фусароли, Р., и Тайлен, К. (2015).Изучение динамики разговора: интерактивное согласование, межличностная синергия и коллективное выполнение задач. Познан. науч. 40, 145–171. doi: 10.1111/cogs.12251
Реферат PubMed | Полный текст перекрестной ссылки | Академия Google
Хатто, Д. Д. (2008). Народно-психологические нарративы: социокультурная основа понимания причин . Кембридж, Массачусетс: MIT Press.
Академия Google
Хатто, Д. Д., и Мьин, Э. (2013). Радикализация энактивизма: основные мысли без содержания .Кембридж, Массачусетс: MIT Press.
Овергаард, С., и Майкл, Дж. (2015). Интерактивный поворот в исследованиях социального познания: критика. Филос. Психол. 28, 160–183. дои: 10.1080/09515089.2013.827109
Полнотекстовая перекрестная ссылка | Академия Google
Варела, Ф. Дж. (2000). «Шаги к науке о взаимо-существовании: раскрытие Дхармы, скрытой в современной когнитивной науке», в «Психология пробуждения: буддизм, наука и наша повседневная жизнь» , под редакцией Г.Уотсон, С. Бэтчелор и Г. Клэкстон (Йорк-Бич, Мэн: Samuel Weiser, Inc.), 71–89.
Академия Google
Schilbach, L., Timmermans, B., Reddy, V., Costall, A., Bente, G., Schlicht, T., et al. (2013). К нейробиологии от второго лица. Поведение. наук о мозге. 36, 393–462. дои: 10.1017/S0140525X12000660
Реферат PubMed | Полный текст перекрестной ссылки | Академия Google
Сапата-Фонсека Л., Дотов Д., Фоссион Р. и Фрозе Т. (2016). Анализ временных рядов воплощенного взаимодействия: изменчивость движения и соответствие сложности как диадические свойства. Фронт. Психол. 7:1940. doi: 10.3389/fpsyg.2016.01940
Реферат PubMed | Полный текст перекрестной ссылки | Академия Google
Интерактивная психология и исследования человеческого поведения в организациях на JSTOR
Абстрактный
Психология взаимодействия делает упор на постоянное, разнонаправленное взаимодействие между характеристиками человека и ситуации. Эта точка зрения предполагает, что исследователи организационного поведения должны уделять больше внимания личностным факторам, которые, как можно ожидать, опосредуют эффекты ситуационных факторов, и наоборот.Это также поощряет менее ограниченную интерпретацию взаимодействия, что может означать неаддитивность, дифференциальную достоверность, перекрывающиеся основные эффекты, взаимное влияние и когнитивное осмысление опыта.
Информация о журнале
Журнал Academy of Management Review, которому уже 26 лет, является наиболее цитируемым из справочников по менеджменту. AMR считается одним из самых влиятельных деловых журналов, публикующих академически строгие концептуальные статьи, продвигающие науку и практику управления.AMR — это журнал по развитию теории для специалистов по менеджменту и организациям со всего мира. AMR публикует новые, проницательные и тщательно продуманные концептуальные статьи, бросающие вызов общепринятому мнению относительно всех аспектов организаций и их роли в обществе. Журнал открыт для различных точек зрения, включая те, которые направлены на повышение эффективности, а также те, которые критически относятся к управлению и организациям. Каждая рукопись, опубликованная в AMR, должна содержать новые теоретические идеи, которые могут улучшить наше понимание управления и организаций.Большинство статей также включают обзор соответствующей литературы. AMR издается четыре раза в год тиражом 15 000 экземпляров.
Информация об издателе
Академия управления (Академия; АОМ) является ведущей профессиональной ассоциацией ученых, занимающихся созданием и распространением знаний об управлении и организациях. Основная миссия Академии состоит в том, чтобы улучшить профессию менеджера, продвигая стипендию в области управления и обогащая профессиональное развитие ее членов.Академия также стремится формировать будущее исследований и образования в области управления. Академия управления, основанная в 1936 году, является старейшей и крупнейшей научной ассоциацией менеджмента в мире. Сегодня Академия является профессиональным домом для более чем 18 290 членов из 103 стран. Членство в Академии открыто для всех, кто ценит принадлежность к ней.
Объяснение каждого взаимодействия с человеком | Психология сегодня
Тайный мотив, лежащий в основе любого человеческого взаимодействия ¹
Источник: Great American Films Limited Partnership
Поскольку я уже совершил грех кликбейтинга, я не буду удваивать свои проступки, закапывая лед — давайте сразу перейдем к тайному мотиву, лежащему в основе каждого человеческого взаимодействия.
Источник: Кит Джонстон
На самом деле это вовсе не мой секрет. Он принадлежит тренеру по актерскому мастерству Киту Джонстону, автору книги 1979 года «Импро: импровизация и театр».
Вот он:
Каждое человеческое взаимодействие — каждое высказывание, каждая улыбка, каждый текст — предполагает, что один человек повышает или понижает уровень своего доминирования или подчинения по отношению к другому. Джонстон называет этот относительный уровень доминирования и подчинения «статусом» и утверждает, что все разговоры действуют как качели статуса.
Джонстон открыл этот секрет во время мозгового штурма, как заставить своих студентов-актёров общаться более достоверно. Они продолжали показывать неестественные, неестественно звучащие выступления. Только когда он велел им произносить каждую реплику так, как будто они пытаются изменить или манипулировать своим уровнем статуса, они начали демонстрировать заслуживающие доверия выступления.
Чтобы проверить его теорию, давайте возьмем случайную сцену из случайного ² популярного фильма и посмотрим, сможем ли мы проанализировать все взаимодействия через призму статуса.
Грязные танцы: урок статуса
Это конец фильма. Джонни был уволен (статус понижен) за братание с дочерью клиентуры на мотив «Голодных глаз». Это было проблемой в основном потому, что он осмелился завязать роман с кем-то, кто не соответствовал его социально-экономическому статусу.
Источник: Great American Films Limited Partnership
Бэби сидит удрученная за столом с родителями. Она не могла быть ниже по статусу — взрослая женщина, вынужденная играть роль ребенка, запихнутая в темный угол у стены.
Джонни в своей кожаной куртке и восхитительном сочетании чистой мужественности и грациозной уязвимости. Он показывает родителям Бэби высокий статус своей вечной фразой: «Никто не ставит Бэби в угол». Другими словами, никто не снижает статус Бэби в его подчинении. Он следует этому смелому заявлению, физически повышая ее статус, протягивая руку, чтобы она встала и присоединилась к нему на сцене.
Он всегда танцует последний танец сезона (высокий статус). Кто-то пытался сказать ему не делать этого (пытался аннулировать его высокий статус), но он все равно собирается это сделать, и с его танцем (хорошая попытка, у него все еще высокий статус).
В своей речи он снова поднимает статус Бэби, переименовывая ее в настоящее имя — мисс Фрэнсис Хаусман. Трудно представить более низкостатусное прозвище, чем Baby3, с его коннотациями полного бессилия и асексуальности. Фрэнсис Хаусман, с другой стороны, величественна, и мы знаем из более раннего фильма, что она была названа в честь первой женщины в кабинете министров.
Ее отец встает, собираясь сыграть на высоком статусе и положить конец этим махинациям. Мать Бэби, к этому моменту в фильме игравшая мужу низкий статус, удерживает его, взявшись за руку, и неожиданно натягивает на него высокий статус: «Садись, Джейк.
Бэби и Джонни танцуют. Это радостно. В конце танца Джонни буквально возносит Бэби к небесам, над толпой, над ее родителями, над ее собственными сомнениями в себе.
На высоте она смеется. Это красиво.
Проблема со статусом
Есть много способов, которыми мы наслаждаемся этими манипуляциями со статусом, даже делая из них игры. Нам нравится дразнить наших братьев и сестер за их некомпетентность и непривлекательность. Многим из нас нравится гонка за статусом, когда наша любимая спортивная команда выигрывает желанный трофей или что-то в этом роде.Мы радуемся внезапным изменениям в статусе, неудачникам, выигравшим в расстроенных отношениях, и знаменитостям, поверженным.
Что мы не любим, так это риск потерять статус. Ибо мы глубоко боимся раскрыть нашу сокровенную сущность и быть отвергнутой.
Что, как оказалось, удерживает нас от всего: от лестных картинок до человеческого общения и творчества.
Pictures: Джонстон отмечает: «[если] кто-то направляет на вас камеру, вы рискуете раскрыть свой статус, поэтому вы либо дурачитесь, либо намеренно становитесь невыразительным.Ни то, ни другое не дает привлекательных портретов.
Статусные риски также объясняют, почему каждая мечтательная баллада и телевизионный ситком останавливаются на затруднительном положении, когда раскрывать романтические чувства к другому. Для первого человека в отношениях, который произнесет знаменитые три слова, навсегда останется более высокий статус, чем для человека, который пошел вторым, и если вы когда-нибудь услышите в ответ: «Я… думаю, что ты тоже действительно замечательный», вы получили огромный удар по статусу. .
Источник: Дэвид Линч (изображение из Pinterest)
Джонстон также утверждает, что большинству из нас трудно быть по-настоящему творческими, потому что мы боимся собственной изобретательности, странности наших идей и того, что они могут рассказать о нас.Он утверждает, что истинное творчество рождается из генерирования идей, свободных от страха осуждения, свободных от культурных правил, которым нас учили о том, как мы должны думать и вести себя.
Ибо в сознательном выборе уязвимости заключена великая сила. В интервью Forbes автор бестселлеров и профессор-исследователь Брене Браун говорит: «Сложность заключается в том, что уязвимость — это первое, что я ищу в вас, и последнее, что я хочу вам показать. В тебе это мужество и отвага.Во мне это слабость».
В сообщении, которое скоро появится в другом месте, я рассматриваю некоторые способы, которыми знание о статусе может информировать образование, способы, с помощью которых мы можем разрушить некоторые из естественных различий в статусе в классе, чтобы более достоверно соединиться с нашими ученики.
Но классная комната — это всего лишь одно из социальных мест, где риск статуса может принести пользу нам как людям.
Джонстон призывает нас выбрать уязвимость во всех наших отношениях и творческой работе, освободиться от страха перед болью неудачи, отказаться от всех уловок, которые мы разработали, чтобы избежать риска и отказа.Быть спонтанным и свободным.
Посмотрим, что мы сможем высвободить.
~~~
1. Как психолог-исследователь я вынужден отметить, что, хотя я нахожу эти идеи Джонстона захватывающими, насколько мне известно, они не были проверены эмпирически, и поэтому они в конечном счете являются мнением одного человека.
2. Однажды я просматривал «Грязные танцы» двадцать семь раз за одно лето и включил их в свою докторскую диссертацию, так что слово «случайно» может здесь не применяться.
3.Рик, может быть?
(PDF) Анализ взаимодействия и психология: диалогическая перспектива
Линелл П. и Маркова И. (1993). Действия в дискурсе: от монологических речевых актов к диалогическим взаимодействиям.
Журнал теории социального поведения, 23 (2), 173–195.
Линелл П. и Саранджи С. (1998). Дискурс через границы: о реконтекстуализации и смешении
голосов в профессиональном дискурсе. Текст, 18, 143–157.
Мякитало, А.(2006). Усилие на дисплее: Безработица и интерактивное управление моральной
подотчетности. Символическое взаимодействие, 29 (4), 531–556.
Маркова, И. (1990). Трехшаговый процесс как единица анализа в диалоге. В И. Маркова и К. Фоппа
(ред.), Динамика диалога (стр. 129–146). Хемел Хемпстед: Комбайн.
Маркова, И. (1997). О двух концепциях взаимодействия. В M. Grossen & B. Py (Eds.), Pratiques sociales et
посреднических символических (стр.23–44). Берн: Питер Ланг.
Маркова, И. (2003). Диалогичность и социальные представления. Динамика разума. Кембридж:
Издательство Кембриджского университета.
Маркова, И. (2006). О «внутреннем альтере» в диалоге. Международный журнал диалогической науки, 1(1),
125–147.
Маркова И., Грауманн К. и Фоппа К. (ред.). (1995). Взаимопонимание в диалоге. Кембридж: Cambridge
University Press.
Маркова И., Линелл П., Гроссен М.и Салазар Орвиг, А. (2007). Диалог в фокус-группах: Изучение
социальных знаний. Лондон: Равноденствие.
МакХоул, А., Рэпли, М., и Антаки, К. (2008). Тебе нужно зажечь? О роскоши контекста для понимания
разговор во взаимодействии. Журнал прагматики, 40,42–54.
Мид, Г. Х. (1932). Физическая вещь. В «Философии современности» (стр. 119–139). Чикаго: открытый суд
.
Мид, Г. Х. (1967). Разум, личность и общество (издание в мягкой обложке.). Чикаго: Издательство Чикагского университета.
Мерсер, Н., и Литтлтон, К. (2007). Диалог и развитие детского мышления: социокультурный подход. Лондон: Рутледж.
Морсон, Г.С., и Эмерсон, К. (1990). Михаил Бахтин. Создание прозаики. Стэнфорд: Stanford
University Press.
Мюллер Мирза, Н., и Перре-Клермон, А.-Н. (ред.). (2009). Аргументация и образование: теоретические
основы и практики.Нью-Йорк: Спрингер.
Перакюля, А. (2004). Две традиции исследования взаимодействия. Британский журнал социальной психологии, 43 (1), 1–20.
Перакюля, А., Антаки, К., Вехвиляйнен, С., и Леудар, И. (2008). Разговорный анализ и психотерапия.
Кембридж: Издательство Кембриджского университета.
Перре-Клермон, А.-Н. (1980). Социальное взаимодействие и познавательное развитие у детей. Нью-Йорк:
Academic Press.
Перре-Клермон, А.-Н., Перре, Дж.-Ф. и Белл, Н. (1991). Социальное конструирование смысловой и познавательной
деятельности младших школьников. В LB Resnick, JM Levine & SD Teasley (Eds.), Socially
, общее познание (стр. 41–62). Вашингтон: Американская психологическая ассоциация.
Рохас-Драммонд, С. М., Мазон, Н., Фернандес, М., и Вегериф, Р. (2006). Эксплицитное мышление, творчество
и совместное конструирование в совместной деятельности младших школьников. Журнал навыков мышления
и творчества, 1 (2), 84–94.
Ромметвейт, Р. (1976). Об архитектуре интерсубъективности. В LH Strickland, KJ Gergen & FJ
Aboud (Eds.), Социальная психология в переходный период (стр. 163–175). Нью-Йорк: Пленум Пресс.
Ромметвейт, Р. (1992). Очерки диалогического социально-когнитивного подхода к человеческому познанию и
общению. В AH Wold (Ed.), Диалогическая альтернатива. К теориям языка и
разумов (стр. 19–44). Осло: Издательство Скандинавского университета.
Ромметвейт, Р. (2003). О роли «психологии второго лица» в исследованиях смысла,
языка и сознания. Разум, культура и деятельность, 10, 205–218.
Салазар Орвиг, А. (1999). Les mouvements du discours [Движения дискурса]. Париж: L’Harmattan.
Салазар Орвиг, А. (2005). Les Facettes du Dialogisme dans une Discussion ordinaire [Граности
диалогизма в обычном обсуждении]. В P. Haillet & G. Karmaoui (Eds.), С уважением к наследию
Михаил Бахтин (стр.35–66). Амьен: Разъяриться.
Салазар Орвиг, А., и Гроссен, М. (2004). Représentations sociales et analysis de discours produit dans des
фокус-групп: un point de vue dialogique [Социальные репрезентации и анализ дискурсов, произведенных
в фокус-группах: диалогическая точка зрения]. Бюллетень психологии, 57 (3), 263–272.
Салазар Орвиг, А., и Гроссен, М. (2008). Le dialogisme dans l’entretien clinique [Диалогизм клинического интервью
].Langage & Société, 123, 37–52.
Сальгадо, Дж., и Феррейра, Т. (2004). Диалогические отношения как триады: последствия для теории диалогического Я
. В книге П. Олеса и Х. Херманса (ред.), Диалогическое «я»: теория и исследование (стр. 141–152).
Люблин: Wydawnictwo.
Integr Psych Behav (2010) 44:1–22 2121
Групповые взаимодействия – культура и психология
Членство в группе
Психологи изучают группы, потому что почти все виды человеческой деятельности (например,например, работа, обучение, поклонение, отдых, игра и даже сон) происходят в группах, и эти группы оказывают глубокое влияние на наши мысли, чувства и поведение. Некоторые исследователи считают, что группы могут быть самым полезным человеческим нововведением, которое способствовало развитию социальных норм и языка (Boyd & Richerson, 2005; Henrich, 2016; Aiello & Dunbar, 1993). Группы предоставляют нам средства для достижения целей, которых мы не достигли бы, оставшись в одиночестве. Преимущества групповой жизни могут быть настолько велики, что люди биологически готовы стремиться к членству и избегать изоляции.
Необходимость принадлежать
У людей есть сильная потребность принадлежать . Баумайстер и Лири (1995) описывают эту потребность как «всепроникающее стремление к формированию и поддержанию хотя бы минимального количества прочных, позитивных и эффективных межличностных отношений (стр. 497)», и большинство из нас удовлетворяют эту потребность, присоединяясь к группам. Неважно, из Израиля, Мексики или Филиппин человек, у всех нас есть сильная потребность заводить друзей, создавать семьи и проводить время вместе. Среди отдельных людей, обществ и поколений мы последовательно стремимся к включению, а не исключению, членству, а не изоляции, и принятию, а не отвержению.Люди, которые являются принятыми членами группы, как правило, чувствуют себя более счастливыми и удовлетворенными.
Когда людей преднамеренно исключают из групп, это вызывает сильный стресс, приводящий к депрессии, спутанному мышлению и даже агрессии (Williams, 2007). Когда исследователи использовали сканер фМРТ (функциональная магнитно-резонансная томография) для отслеживания реакции нейронов на исключение, они обнаружили, что у людей, которые не участвовали в групповой деятельности, наблюдалась повышенная корковая активность в двух конкретных областях мозга: дорсальной передней поясной коре и коре головного мозга. передняя островковая доля.Эти области были связаны с ощущением физической боли (Eisenberger, Lieberman, & Williams, 2003). В буквальном смысле больно быть исключенным из группы.
Личность и членство
Группы не только удовлетворяют потребность в принадлежности, они также дают членам чувство i идентичности, универсальной конструкции, которая формируется нашим взглядом на самих себя и тем, как нас узнают другие (глава 8). Демографические качества, такие как пол или возраст, могут влиять на нас, если мы классифицируем себя на основе этих качеств. Теория социальной идентичности утверждает, что мы классифицируем себя и формируем социальную идентичность на основе степени, в которой мы идентифицируем себя как члена определенной социальной группы (например, мужчина, женщина, англо-американец, пожилой человек или студент колледжа) (Tajfel и Тернер, 1979/1986). Мы не просто классифицируем себя, мы также классифицируем других человек по социальным категориям. Теория социальной идентичности объясняет нашу склонность отдавать предпочтение группе (людей, которых мы воспринимаем как похожих на нас), а не группе из – (людей, которых мы воспринимаем как отличных от нас).
Когда мы сильно отождествляем себя со своей группой, наше собственное благополучие становится связанным с благополучием этой группы, что увеличивает нашу готовность идти на личные жертвы ради ее блага. Мы видим это у спортивных болельщиков, которые сильно отождествляют себя с любимой командой. Эти болельщики радуются, когда команда побеждает, и огорчаются, когда команда проигрывает. Сильно преданные болельщики часто идут на личные жертвы, чтобы поддержать свою команду, например, выдерживают ужасную погоду, платят высокие цены за билеты, стоят и скандируют во время игр.
Люди также приписывают успехи другим членам своей группы, помнят больше положительной, чем отрицательной информации о своей группе, более критично относятся к работе чужой группы, чем к членам своей группы, и считают, что их собственные группы менее предвзяты, чем чужие группы (Shelton & Richeson, 2005). Отношения и представления о чужих группах часто связаны с инфрагуманизацией , которая представляет собой тенденцию рассматривать чужие группы как менее человечных или менее человечных, чем свои (Vaes, Paladino, Castelli, Leyens, & Giovanazzi, 2004). .Мы видели это в истории как оправдание геноцида или этнической чистки (Castano & Giner-Sorolla, 2006). Хотя сильная групповая идентичность может связать людей вместе, она также может привести к разногласиям между различными группами, уменьшая общее доверие и сотрудничество в более широком масштабе.

Взаимодействие это в психологии: 2.1. Понятие взаимодействия в социальной психологии

Взаимодействие — Психологос

Виды взаимодействия

Взаимодействие с внешним миром

Психология общения и межличностных отношений

Взаимодействие межличностное | Понятия и категории

Проблема общения и взаимодействия: диалогический подход(Дьяконов Г.В.)

ЛИТЕРАТУРА

Дьяконов Г.В.,

Взаимодействие и развитие ощущений

Интеракция это (в психологии)

Структура общения

Формы взаимодействия

Социальное взаимодействие | Психология Вики

См. также

Ссылки и библиография

Ключевые тексты

Книги

Статьи

Дополнительный материал

Книги

Бумаги

Внешние ссылки

границ | Взаимодействие и самокоррекция

Введение

Концептуальные способности: основные понятия и ограничения

Каузалистская концепция концептуальных способностей

Интерпретационистский отчет о концептуальных способностях

Моя стратегия встречи с NC: концептуальная ошибка и стандарты исправления

Изучение эмпирических данных психологии развития

Взаимодействие и чувствительность к коррекции

Заключительные замечания

Заявление о конфликте интересов

Благодарности

Сноски

Каталожные номера

границ | Комментарий: Мировоззрение в социальных взаимодействиях

Вклад авторов

Финансирование

Заявление о конфликте интересов

Ссылки

Интерактивная психология и исследования человеческого поведения в организациях на JSTOR

Объяснение каждого взаимодействия с человеком | Психология сегодня

(PDF) Анализ взаимодействия и психология: диалогическая перспектива

Групповые взаимодействия – культура и психология

Членство в группе

Необходимость принадлежать

Личность и членство

About the Author

admin

Добавить комментарий Отменить ответ

Рубрики

Related Posts