Что такое страдание: Недопустимое название — Викисловарь

Содержание

Страдание — Психологос

Страдание — болезненное состояние организма в результате холода, голода, травм и других неприятностей.

Страдание часто отождествляется с чувством страдания, но это неточно.

Страдание как чувство

Страдание как чувство — (душевная боль) может быть и при отсутствии реальных страданий, также как и при наличии реальных неприятностей у человека может быть оптимистичный и позитивный настрой, без переживания страданий. Характерны для людей с негативным мышлением. Типичные проявления страдания — обида, плач, причитания, печаль, расстройство, горе.

Страдание как переживание, как чувство страдания часто отождествляется со страданием как событием и фактом, но это неточно. Чувство страдания (чувство голода, холода, душевной боли) может быть и при отсутствии реальных страданий, также как и при наличии реальных неприятностей у человека может быть оптимистичный и позитивный настрой, без переживания страданий.

Страдание может быть способом требовать с другого человека: ты видишь, как мне плохо, поэтому ты, сволочь, обязан… Своеобразный способ привязывать и тянуть с другого человека.

Люди переживательного типа (и аналогичные общества) величину ценности измеряют временем и глубиной страдания при ее потери.

Вдова плачет — значит, любит. «Всякое истинное желание должно быть выстрадано…»

Понятно, что это не самый разумный подход. Люди деятельного типа (и аналогичные общества) величину ценности измеряют готовностью добыть и бережностью в использовании.

Жена заботится — значит, любит.

Какова природа чувства страдания? Чаще всего это выученное поведение, иногда имеющее целью (условной выгодой) привлечение внимания, когда-то оправдание или самооправдание — через убеждение себя или других в том, что потеря была ценима, и нередко является игрой на жалость. Если ребенок расстроился и расплакался, когда разбил чашку — его не накажут. А если не расстроился…

Страдать даже в трудных ситуациях не обязательно, есть более удачные способы поведения.

Господь дал мне три замечательных качества:
Мужество бороться там, где есть шанс победить,
Терпение — принять то, что победить не в силах и
Ум — способность отличать одно от другого.

И еще раз: посмотрите далее статью Душевная боль.

Страдания

***

Страда́ние — мучение; нравственная, душевная или телесная (душевно-телесная) боль (мука). Страдание – не всегда результат личного греха, но всегда результат греха.

Преподобный Иоанн Дамаскин: “Слово «страдание» имеет различные значения. Есть страдание телесное, каковы болезни и раны; есть, с другой стороны, страдание душевное, каковы похоть и гнев. Говоря же вообще, страдание живого существа есть такое состояние, за которым следует удовольствие и неудовольствие”.

Плоды страдания зависят от выбора самого человека: два разбойника были распяты рядом со Христом, но для одного они оказались спасительными, а другой лишь ещё больше ожесточился.

Апостол Павел: Нынешние временные страдания ничего не стоят в сравнении с тою славою, которая откроется в нас. (Рим.8:18).

Вообще понять глубинный смысл событий, связанных с чьими-либо страданиями, может только человек верующий, признающий реальность потустороннего мира и его законов, прежде всего, законов вечности. Только в свете вечности — вечной жизни — обретают смысл некоторые труднообъяснимые события.
Никакие страдания не остаются бессмысленными перед Богом. Об этом говорят и многочисленные свидетельства из Священного Писания, и примеры из жизни людей, страдающих в этом мире по тем или иным причинам. Промысл Божий о человеке и мире направляет все ко благу, но не всегда человеческому чувственному пониманию удается осознать увидеть это.

Очистительная функция страдания часто подчеркивается святыми отцами вслед за апостолом Петром, который утверждает: страдающий плотию перестает грешить (1Пет.4:1). «Вменяются нам в оставление грехов… и болезнь, и немощь, и измождение плоти», – говорит свт. Иоанн Златоуст, видящий в них «печь, в которой мы очищаемся». Преп. Варсануфий пишет одному из своих духовных чад: «…сколько попустит тебе [Бог] поскорбеть в теле, столько подаст и облегчения в согрешениях твоих». Свт. Василий Великий со своей стороны отмечает, что часто «телесные страдания служат к обузданию греха». Преподобный Амвросий Оптинский приводит такое сравнение: змея для того, чтобы скинуть с себя старую кожу, проходит через узкое отверстие, так и рождение в жизнь вечную и избавление от грехов происходит не иначе, как через крест и страдания.

***

Обязан ли праведник страдать?

Страдание — неотъемлемая составляющая земной жизни людей. Рождаясь, человек оглашает мир плачем (святые отцы объясняли это обстоятельство проявлением первородного греха. Но значит ли оное, что в условиях нашего греховного мира страдание не только неизбежно, но и необходимо?

Как известно, человек был создан не ради страдальческой жизни, но ради счастья и вечного блаженства. Подлинное блаженство достижимо только в союзе с Богом — Неисчерпаемом Источником благ. Стремление к счастью, в той или иной степени, свойственно каждому человеку, хоть праведному, хоть неправедному. Но тогда как праведник, стремящийся к Богу, ищет подлинного счастья, для грешника, духовно отдаленного от Бога, характерно стремление к ложным, обманчивым радостям и удовольствиям. Их он ищет и находит в греховных мыслях и делах.

Встав на путь избавления от греха, праведник продолжает находиться под воздействием выработанных им греховных навыков, привычек, страстей и пороков, наконец, под влиянием внешнего греховного окружения.

В данной связи он постоянно сталкивается с греховными искушениями и соблазнами, и вынужден с ними бороться. Эта борьба бывает сопряжена с многими трудностями, лишениями, страданиями Так, искреннее сердечное покаяние, сопровождаемое угрызениями совести и стыдом, является формой душевного страдания; борьба с владычеством плотского начала, осуществляемая посредством бдений, постов, молитвенных стояний, физического труда, есть форма душевно-телесных страданий.

Такого рода духовное делание является одним из аспектов подвижнической жизни и вменяется христианину в обязанность. Страдания, возникающие в результате этого делания, сопутствуют и способствуют нравственному исправлению, духовному преображению, спасению грешника. Кроме того, перенося их с должным смирением, подвижник выражает свою веру и любовь к Богу (вспомним, что Образчиком богоугодного перенесения страданий является Господь Иисус Христос; следуя по Его стопам и перенося посланные или попущенные Богом страдания, христианин несёт свой спасительный крест и сораспинается Христу; делая это осознанно и свободно (Мф.16:24)).

Из всего сказанного, конечно, не следует, что христианин не вправе уклоняться от тех или иных форм страданий, например, от страданий, вызванных тяжелой болезнью. Закон Божий не воспрещает болящему пользоваться возможностями медицины (помощью медперсонала, лекарственными средствами, оздоровительными процедурами и т. п.). Сам Христос, а затем и апостолы исцеляли людей.

Особой оговорки требуют и действия по уклонению от страданий, связанных с бедственным положением. Если христианин живет в миру, ему не запрещается трудиться и получать за свой труд надлежащую заработную плату. Он вправе иметь пищу, одежду, кров, пользоваться иными благами (не противоречащими понятию о благочестии)

***

«Страдание, которое часто является предметом рассмотрения аскетических трудов святых отцов в связи с умерщвлением греха и страстей и практикой добродетели, не является любым каким ни на есть страданием. Оно означает скорби, которые, с одной стороны, связаны с отказом от порочных желаний, которые систематически проявляются в порочных страстях и порочных удовольствиях, с которыми они связаны, и, с другой стороны, с усилиями приобретения нового образа поведения, который состоит из добродетелей».
Жан-Клод Ларше

«Если человек из глубины горя спрашивает: «Где же Ты был, Господи?» – для христианина ответ очевиден: в бездне страдания Он был прежде тебя. Тебя еще не было, а Он уже был на Голгофском Кресте».

диакон Андрей

«Страдания с точки зрения христианства не всегда являются абсолютным злом, то есть, будучи злом по своему существу, они могут приводить к благим последствиям.
С точки зрения христианского аскетического учения страдания в жизни человеческой имеют очистительное значение. Кроме того, когда речь идет о противопоставлении наслаждающихся жизнью грешников и страдающих праведников, оценка обычно дается по каким-то внешним проявлениям (состояние здоровья, обладание тем или иным имуществом, возможность осуществить жизненные планы и т. д.). При таком подходе игнорируется внутреннее, духовное состояние людей.
Апостол Павел говорит в Рим.14:17: «Ибо Царствие Божие не пища и питие, но праведность и мир и радость во Святом Духе», поэтому праведные люди, даже находясь в стесненных обстоятельствах, могут наслаждаться тем Царством Божиим, которое внутри нас, предвкушая будущее блаженство.

И, наоборот, в Священном Писании можно найти немало мест, которые свидетельствуют о том, что человек, ведущий греховный образ жизни, по-настоящему не может быть счастлив. Рим.2:9: «Скорбь и теснота всякой душе человека, делающего злое».
иерей Олег Давыденков

«Стремление человека избавиться от страданий естественно. И оно заложено в саму природу человеческую. Отношение Церкви к страданиям такое: Церковь сострадает своим членам, но в то же время она не боится своих страданий, она знает, что через них мы получим радость, превосходящую эти страдания настолько, что мы еще будем жалеть, что мало пострадали».
протодиакон Иоанн Шевцов

«Если бы Бог по временам не укладывал нас на лопатки, нам некогда было бы посмотреть на небо».

Блез Паскаль

«Тот, кто не хочет внимать шепоту вечности, будет внимать ее громам».
Сергей Николаевич Трубецкой

***

О духовном смысле страдания

Архимандрит Елеазар, духовник Свято-Троицкой Александро-Невской Лавры

Жизнь не может быть без страданий, сам по себе мир представляет собой не только одни успехи, мы видим много очень неудачников, потрясений всяческих, провалов, чудовищных преступлений. Не всегда бывает весна с распускающимися почками и яркой пестротой, бывают и разрушительные бури, град, болезни и смерть. Самое большое страдание, которое человек испытывает, – это отсутствие страданий. Не страдать в жизни – значит, не участвовать в жизни, быть лишним человеком.

Почти всегда причину страданий можно найти в грехе, в нарушении закона жизни, законов природы. Это нарушение разъединяет человека между Богом и природой, Им созданной. Страдание оказывает на человека благотворное влияние, является школой, потому что оно учит правде, подтверждая наличие нравственного закона и смысла жизни. Практически все страдания учат, чтобы мы не делали другим того, чего не желаем себе. Страдания показывают, что в жизни действует не нравственный хаос, а удивительный стройный порядок, основанный на правде, которая рано или поздно проявится.

Страдание является источником огромных нравственных ценностей и положительных духовных приобретений. Оно приводит к вере, любви, духовной силе. Мы живём на земле, чтобы поработать над красотой своей души. Жизнь – это огромная мастерская, в которой души людей становятся чище и готовятся к переходу в иной, лучший мир.

Страдания учат быть снисходительным к другим людям, воспитывают чуткость к горю другого человека. Испытания закаляют человека, воспитывают волю, выдержку, настойчивость и энергию. Человек труднее переносит свой успех, славу, богатство, внешнюю красоту, чем неудачи, неприятности. Успех может человека испортить, сделать гордым, ленивым, беспечным и нечеловеколюбивым, поэтому слабым и ничтожным. Страдающий укрепляется.

Есть люди, которые понимают, что такое страдание, и видят в нём красоту, они проникают в тайну слов Апокалипсиса «кого люблю, того и наказую». То есть, указую, наставляю, руковожу. Есть люди, которые благодарят за страдания и говорят: «Благодарим Тебя, Боже, что Ты посылаешь нам не одни только солнечные лучи, иначе мы превратились бы в пустыню. Но даёшь дождь, чтобы мы могли приносить плоды».

Лучше страдания, чем самодовольная мещанская беспечность. «Я жить хочу, чтоб мыслить и страдать», – говорил Пушкин, при всём свойственном ему эллинском жизнелюбии. Пусть это страдание будит нас от сна равнодушия, окаменелого бесчувствия. Жизнь без страдания опасна, и Бог, который не наказывает нас, это Бог, который не занимается нами.

Грубое и легкомысленное бегство от страдания кто-то находит в стремлении к получению минутного наслаждения, заглушить горечь жизни, забыться безумием. А люди верующие знают, что, чем тяжелее испытания, тем ярче нечаянная радость, которая приходит не сразу. «Чем ночь темней, тем ярче звёзды».

Трудно бывает человеку, но и другому трудно. На страдания надо отвечать состраданием. Ведь слово счастье – от слова соучастие, то есть, каждый должен соучаствовать в жизни с другим человеком, сострадать ему, сотрудничать с ним, соучаствовать. И в этом находить счастье.

Люди нуждаются не только в объяснении своих страданий, но больше в соучастии, в сочувствии, которое может поднять изнемогающего и оживить его душу. Очень много говорится об этом в сочинениях Фёдора Михайловича Достоевского. В его романах страдание является главным героем. Именно страдание, сопровождающееся благою вестью о Христе. Оно приводит человека к новой жизни. Трагедия, рассказанная в «Бесах», освещается в финале благостными лучами, словами Нового Завета, которые читает русскому атеисту женщина-книгоноша.

Наша страна Россия проходит великую школу страдания на всём пути всей истории. Вся Россия – одно страдание. Судьба русского народа имеет не только национальный, но и всемирный смысл. Как образец, показатель: мы столько испытали, и мы не последние.

Любовь вводит человека в жизнь, которая полна смысла, в свете которого становится ясно и значение страдания. Испытания понимаются как условие движения вперёд, подвиг. Как орудие освобождения от зла и греха, которые составляют несчастье человечества. Почему у нас кризис? Потому что мы не любим друг друга, не стараемся пойти на помощь, не соучаствуем. В соучастии, сострадании есть единственный удовлетворительный взгляд на нашу жизнь. Все другие теории не могут объяснить страдание и осмыслить его.

Радио Петербург, 2009 год.

***

Когда свт. Николай Сербский был узником концлагеря Дахау, к нему, больному и измученному, подошёл один из надзирателей и говорит:
— Неужели после всего этого ты до сих пор веришь в Бога?
Святитель Hиколай сказал:
— Теперь не верю.
Надзиратель усмехнулся, а свт. Николай добавил:
— Теперь знаю.
Много позже, когда святитель уже был освобождён от уз, он вспоминал Дахау и говорил, что никогда Бог не был к нему так близок, как в концлагере. И вспоминал мгновения богообщения как самые счастливые в жизни.
Одни и те же страдания кого-то делают чище, а кого-то лишь озлобляют…

СТРАДАНИЕ — это… Что такое СТРАДАНИЕ?

претерпевание, противоположность деятельности; состояния боли, болезни, горя, печали, страха, тоски, тревоги. Вопрос о смысле (цели, оправданности) С. невозможен с т. зр. антич. мировоззрения. С. выпадает на долю человека по закону, безразличному к отд. лицу (рок), поэтому сострадание не включалось в перечень традиц. антич. добродетелей, стоики называли его подлежащей преодолению порочной страстью. В рамках иудейско-христ. религ. традиции, рассматривавшей события человеч. жизни как результат личных отношений между человеком и верховным началом, С. осмыслялось как божеств. кара за грехи (искупление), как свойство несовершенного мира творений. Ветхозаветное переживание С. негативно (С.— свидетельство брошенности человека, от которого отвернулся его бог); по Новому завету искупительная жертва Христа придаёт С. значение залога спасения; ср.-век. христ. мистика оценивает С. как знак любви бога к человеку. В христианстве сострадание выступает в качестве универс. отношения к миру, из крого проистекает заповедь любви к ближнему. Рационализм нового времени объявляет С. следствием неадекватного знания (Синоза, Лейбниц). Сострадание оценивается различно в зависимости от того, видят ли в нём эгоистич. основу (Декарт, Гоббс, Спиноза) или рассматривают как подлинное чувство (Ф. Хатчесон, Юм, А. Смит, утилитаризм, Руссо). С точки зрения Канта сострадание имеет огра-нич. моральную ценность: как долг человечности его следует культивировать, но само по себе оно несвободно, пассивно, иррационально, «легально», т. е. не противоречит требованиям морали, но слепо, неразумно, а потому неморально. Бытие «несчастного сознания», по Гегелю, оказывается болью также из-за собств. непрояснённости: стремясь к самоутверждению, оно тщетно и ошибочно ищет его в своей эмпирической (преходящей), а не истинной (всеобщей) единичности. Бурж. индивидуализм гармонию между единичным и всеобщим считает недобросовестной иллюзией; постулат единства заменяется постулатом несовместимости всеобщего и индивидуального, временного и телесного бытия. Существ. характеристикой индивидуального бытия признаются непросветлённое, бессмысленное С., бедственность и нищета, вытекающие из неполноты сущности человека. Придерживаясь такой т. зр., Шопенгауэр основанием морали объявляет сострадание, полагая, что «нравств. пружина» должна быть «эмпирической», т. е. сильно и непосредственно действующей и преодолевающей мощные эгоистич. побуждения. Он видит в сострадании опыт мистич., непосредств. проникновения в чужое «Я», слияния с ним, ведущего к познанию тождественности всего сущего. У Шпенглера С. выступает как критерий и содержание подлинной духовности: в этом смысле он говорит о тоске и о страхе, живущих в душе ребёнка и художника. Ценность С. подчёркивает Кьеркегор. Ницше ценит С. как средство к величию души и отвергает сострадание как депрессивное состояние, умаляющее ценность жизни. В экзистенциализме структура «подлинного бытия», «экзистенции», открывается через С. («страх» Хайдеггера, «пограничные ситуации» Ясперса). Марксизм, вскрывая источник социальных бедствий в классово антагонистич. формациях, разоблачает апо-логетич. направленность концепций, которые мистифицируют С. и приписывают ему непреодолимый характер. Вместе с тем марксизм отвергает безответственно-оптимистич. утопии всеобщего счастья и открывает перспективу реальной борьбы за справедливое обществ. устройство, в котором человек обретает себя как творец своей судьбы. Марксистско-ленинская этика, высоко оценивая гуманизм морального требования сострадания, выступает против его абсолютизирования, превращения в абстрактный принцип, оторванный от условий классовой борьбы и реальных социальных отношений. Map к с К. и Энгельс Ф., Святое семейство, Соч., т. 2; Очерк истории этики, М., 1969; Аверинцев С. С., Унижение и достоинство человека, в его кн.: Поэтика ранне-визант. литературы, М., 1977; Jaspers К., Psychologie des Weltanschauungen, В., 19222; Mensсhing G., Die Bedeutung des Leidens im Buddhismus und Christentum, В., 19302.

Страдания — Психология человека

К величию есть только один путь, и этот путь проходит через страдания.

Альберт Эйнштейн

Каким бы выдающимся умом не обладал человек, сколько бы всяких умных книг он не прочел и какое бы образование не имел, он никогда не сможет полностью понять страдающего человека, если сам не испытал в жизни хотя бы приблизительно похожие чувства. Потому что страдания обладают таким обилием тяжелых душевных ощущений, что одним только умом их не объяснить. Нужно побывать в шкуре страдающего человека, чтобы иметь полное представление об этом чувстве. Редкий человек обладает настолько хорошей способностью сопереживать другим людям, что может почувствовать чужую боль во всей ее полноте, не сравнив ее со своей собственной болью, когда-либо испытанной. Большинству из нас такая чувствительность не свойственна, поэтому подобные переживания мы можем понять в полной мере лишь получив аналогичный опыт. Вот почему так важно в этой жизни познать все, и хорошее, и плохое. Для зрелости ума полезно пережить не только радостные и счастливые моменты, но и весьма болезненные, вызывающие сильные страдания. Даром такой опыт никогда не проходит. Пережив стойкую душевную боль, мы придем к такому пониманию жизни, коим не смогли бы обладать, если бы не испытали связанные с ней мучительные ощущения. А такое понимание дорогого стоит. Вот об этом, и о других важных сторонах человеческих страданий мы поговорим с вами в этой статье.

Что такое страдания

Начнем, как всегда, с определения того, о чем идет речь. Страдания – это тягостные, болезненные, мучительные ощущения, связанные с душевной или физической болью. Эти ощущения создают стойкий дискомфорт, из-за которого человек не может обрести покой, он постоянно испытывает муки и стресс в его голове царит неопределенность и неуверенность, а иногда и сильный страх за свое благополучие. Я под страданиями понимаю непрерывную и продолжительную душевную боль, а также чувство смятения и хаоса в сознании, когда не можешь собраться с мыслями и определиться с тем, как тебе жить. Либо это может быть продолжительная физическая боль, если речь идет о физическом страдании. Хотя часто душевная и физическая боль связаны друг с другом.

Страдания держат человека в постоянном напряжении, умственном, физическом и психологическом. Кто-то в таком состоянии испытывает паникует, не понимая, как ему избавиться от неугасающей боли. В таком состоянии люди часто совершают ошибки, которые только усложняют их положение. Душевная боль всегда тягостна, когда ее испытываешь, то очень трудно понять, что делать, как себе помочь, чтобы стало легче. Поэтому человек мечется из стороны в сторону, перебирает разные варианты действий, чтобы найти свое спасение, найти то, что его успокоит, поможет ему хоть немного расслабиться.

Страх, который человек испытывает во время страданий, в большинстве случаев оказывается ложным. Человек боится того, что не может понять, он чувствует, что теряет что-то ценное или уже потерял и не знает, хорошо это или плохо. Он не понимает, к чему идет или пришла его жизнь, и эта неясность сильно его пугает. Однако то, что он считает потерей, нередко оказывается приобретением, потому что на месте разрушенной жизни можно и нужно строить новую, более лучшую жизнь. Я не скажу, что всегда это так, но часто страх, испытываемый людьми во время страданий, оказывается бессмысленным, во всяком случае в моем опыте это именно так. Я и сам, когда страдал, боялся того, чего не следовало бояться, но я из-за сильных негативных эмоций этого не понимал. Поэтому людям в таких ситуациях и требуется посторонняя помощь, чтобы привести в норму свое душевное состояние.

Причины страданий

Причины страданий могут быть, как внешними, когда происходят такие события в жизни людей, из-за которых они испытывают боль и дискомфорт, а могут быть внутренними, когда человеку только кажется, что в его жизни все или что-то слишком плохо, или не так, как ему надо и из-за этого ему больно, он страдает. Вообще, в обоих случаях страдания возникают у нас в голове. От того, как мы относимся к чему-то, зависит наше состояние. Даже если человека начнут пытать, причиняя ему физическую боль, в конечном счете ощущения этой боли сформируются в его мозге, тело лишь передаст ему информацию о причиняемом ущербе. Именно поэтому, теоретически, можно любые страдания исключить силой мысли. Даже если вам ногу отрежут, вы можете не почувствовать этого, если с помощью силы мысли отреагируете на сигналы нервных окончаний так, как сами пожелаете, а не так, как это обычно происходит. Но это трудно достижимо. Нам важно не это. Нам важно понять, что именно от наших мыслей во многом зависит наше душевное состояние, а не от происходящих в нашей жизни событий.

Именно наши мысли являются причиной многих наших страданий. Сами по себе события, которые в нашей жизни происходят, в гораздо меньшей степени влияют на наше душевное состояние. Потому что многие из них являются для нас плохими только с нашей точки зрения. Следовательно, если научиться управлять своими мыслями, страданий станет намного меньше. Но многие люди этого делать не умеют, все-таки это довольно сложно, мыслить так, как тебе хочется, а не так, как обстоятельства вынуждают тебя это делать. Поэтому люди страдают каждый раз, когда события во внешнем мире не совпадают с их ожиданиями, с их желаниями.

Чем именно внешний мир нас чаще всего расстраивает? По моим наблюдением основным источником наших страданий являются другие люди. Именно с ними у нас может что-то не складываться нужным нам образом, в результате чего мы чувствуем себя очень плохо. Люди – это основная причина наших страданий. Болезни, катастрофы, катаклизмы, прочие внешние силы, пожалуй, даже все вместе взятые не причиняют человеку столько вреда и боли, сколько другие люди. Большинство наших негативных чувств связано с другими людьми. Вы согласны? Обратите внимание на свой жизненный опыт, вспомните все случаи, когда вы страдали и поищите причину этих страданий в других людях. Вернее, посмотрите, связаны ли как-то эти страдания с другими людьми. Я уверен, вы такую связь найдете, в большинстве случаев.

Давайте теперь подумаем, что плохого люди нам делают, что в итоге вынуждают нас страдать? Можно сформулировать это так: они нам чего-то не дают или чего-то нас лишают. Все к этому сводится, правильно? Мы, как существа общественные, все друг от друга в чем-то зависим, поэтому всем нам что-то нужно от других людей. Когда мы это нужное получаем, нам хорошо, а когда нет, плохо. И еще нам плохо тогда, когда другие люди чего-то нас лишают, в том числе себя, своего внимания, своей заботы, помощи. Поэтому так важно уметь разбираться в людях, уметь с ними общаться и грамотно взаимодействовать. Успех в этих делах существенно снизит количество страданий в жизни человека, так или иначе связанных с людьми. Но, совсем жить без страданий не получится. Они неотъемлемая часть нашей жизни, потому от них есть польза. Давайте посмотрим, в чем она заключается.

Польза от страданий

Польза любой боли, в первую очередь заключается в том, что она обращает внимание человека на какую-то проблему. Например, физическая боль может обращать наше внимание на проблемы с наших здоровьем или на причиняемый организму ущерб. К примеру, болит у вас зуб, значит с ним есть проблемы, которые нужно решить. Если этого не сделать, последствия могут быть тяжелыми. Или, допустим, прикоснулись вы рукой к чему-то очень горячему и сразу чувствуете боль, потому что вашему организму наносится ущерб и надо это прекратить, чтобы вы не получили слишком серьезные повреждения. Поэтому рефлекторно вы оттягиваете руку. Представьте только, что бы с нами было, если бы мы не чувствовали боли, мы в таком случае просто не смогли бы уберечь себя от многих опасных для нас вещей. С душевной болью дела обстоят аналогичным образом, она нам необходима для решения различных проблем. Если мы не будем ее испытывать, мы не сможем принимать важные решения в своей жизни и не сможем развиваться.

Есть несколько важных вещей, к которым мы можем прийти с помощью страданий. Давайте их рассмотрим.

Понимание

Первое, к чему ведет нас страдание – это понимание. Обращая свое внимание на то, что вынуждает нас страдать, мы начинаем эту причину наших страданий изучать, узнавая много нового о себе, о жизни, о ее законах. Мы вынуждены это делать, чтобы прекратить страдания. И это расширяет наше представление об этом мире, позволяя нам принимать более обдуманные решения. У разных людей разный уровень понимания жизни, окружающих людей и самих себя. Одни из нас могут задумываться над последствиями тех или иных своих решений, поступков, могут предполагать, что случится при том или ином стечении обстоятельств и учитывать это в своих планах на жизнь. А другие к такому анализу и прогнозу не приучены, они оценивают какое-то событие только после того, как оно уже произошло, поэтому часто совершают ошибки, которые дорого им обходятся. А благодаря страданиям мы учимся задумываться о чем-то, что мы уже сделали или что собираемся сделать, чтобы понять, насколько это правильно и хорошо для нас.

Понимаете, боль заставляет наш мозг работать, заставляет нас напрягать память, чтобы не совершать из раза в раз одни и те же ошибки, заставляет нас думать о последствиях своего поведения. Благодаря боли мы можем вести себя более разумно. К тому же, любой травмирующее событие, как правило, хорошо запоминается, что важно для того, чтобы человек в будущем не повторял свои ошибки. Правда, такие события как правило откладываются в подсознании, если психика у человека слабая, а потом через чувства напоминают о себе, вынуждая чего-то бояться, чего человек понять не может. Это и создает различные психологические проблемы, которые приходится решать путем выведения этих травмирующих воспоминаний на сознательный уровень. Если же психика у человека сильная, он всегда помнит о своих страданиях, которые он пережил, помнит о причине их возникновения и обо всех прочих важных деталях, которые были связаны с этими страданиями. Он осознает их смысл и закономерность, и они служат для него ценным уроком. Так что, как видите, боль нам всем, можно сказать, вправляет мозги, заставляя нам вести себя более обдуманно.

Жизнь, Бог, как хотите называйте то, по чьим законам мы вынуждены жить в этом мире, не может учить нас только чем-то хорошим и добрым, той же любовью. Да и не всегда и не все мы в состоянии осознать своим разумом. Порой, человек столько всего хорошего в жизни получает, но совершенно это не ценит, потому что не понимает этого хорошего, не понимает, насколько ему повезло это хорошее иметь. Например, хорошее здоровье, хороших друзей, хорошего мужа или жену и так далее. Поэтому люди часто теряют то, что имеют. И именно поэтому некоторые вещи люди могут понять только через негативные ощущения. Ибо как еще понять хорошее, если не сравнить его с плохим?

Так что, до одних людей можно достучаться через любовь и добро, потому что они способны понять и принять эти ценности, и ответить на них взаимностью. До других получается достучаться через голос совести, когда, наш внутренний голос, кто-то считает его голосом Бога, говорит нам, что правильно, а что нет, чтобы нас вразумить. Он указывает нам на нашу неправоту и заставляет над ней задуматься. Ну а до кого-то, кто не понимает хорошо и у кого нет совести, нужные мысли доходят только через страдания и боль. Жизнь, Бог, бьет человека до тех пор, пока он не задумается над какими-то важными вещами, в частности над своим поведением и не внесет в свою жизнь необходимые изменения. Причем на месте тех, кто понимает только боль и страдания, может оказаться каждый из нас в определенный период времени. Ведь мы все время от времени забываемся, раздуваем ноздри, начинаем считать себя лучше других, игнорируем дорогих нам людей, перестаем ценить то, что имеем и причиняем окружающим боль, считая, что имеем на это право. Все вот эти мерзости человеческого поведения нуждаются в усмирении. И страдания помогают в этом людям. Они опускают нас с небес на землю, сбивают с нас спесь, отрезвляют, вразумляют, наставляют на более разумный путь. Благодаря им мы приходим к пониманию того, что были не правы в своих поступках и решениях.

Просветление

Просветление – это более совершенное состояние ума. Это еще более глубокая форма понимания и ощущения реальности. В моем понимании просветление – это повышенная бдительность и чуткость, когда человек замечает многое из того, что его окружает и что с ним происходит, что при обычном, можно сказать, сонном состоянии ума игнорируется. Мозг просветленного человека не перегружен мыслями, отвлекающими его от настоящей реальности, он сосредоточен на главном и внимателен ко всему происходящему. Он бдит. Большинство людей живут как роботы, они многое делают на автомате, по привычке, рефлекторно, их мозг работает в упрощенном, можно сказать, в фоновом режиме, такие люди живут как во сне. А ум просветленного человека – это бодрствующий ум, который анализирует все вокруг так, словно это происходит впервые. Такой ум наблюдает за реальностью очень внимательно, чтобы заметить все ее тонкости, все закономерности, все детали, а не подставляет под окружающие события старые шаблоны, чтобы таким образом их побыстрее объяснить. Вот такое состояние ума у просветленного человека, с моей точки зрения.

И страдания ведут к такому просветлению, они помогают задуматься над важными в жизни вещами, повышают осознанность – внимание ко всему происходящему, к самому себе, к собственным мыслям, они очищают душу человека от его примитивных желаний, вынуждающих его вести себя инстинктивно, а не обдуманно. Вообще, боль как таковая, всегда отрезвляет человека, заставляет его обратить внимание на главное, что существует в настоящем моменте, а не в его фантазиях, она пробуждает его от сна, от того автоматизма, к которому он привык, делая большую часть своих дел по привычке. Благодаря страданиям человек становится зрелым, рассудительным, внимательным, если, конечно, их достаточно в его жизни и они не ломают его психику.

Ингода такой прогресс в развитии личности может быть очень медленным, если страданий в жизни человека мало, и он к ним невосприимчив. Но долгая и устойчивая боль со временем приносит свои плоды, она может и Эго человека усмирить, заставив его смотреть на себя более объективно и все его деструктивные убеждения разрушить, из-за которых он неправильно понимал жизнь. Некоторые люди, правда, ломаются, их психика слишком слаба и не выдерживает испытаний страданиями. Таким людям нужна помощь из вне. А для природы они просто-напросто нежизнеспособный генетический материал, не прошедший естественный отбор, она их не щадит, ей они не нужны, как не нужно все слабое и нежизнеспособное. По законам природы человек либо переходит на новый уровень развития благодаря страданиям и теми испытаниями, с которыми эти страдания связаны, либо, если ему никто не поможет, он погибает, либо или сначала как личность, либо или потом физически. Поэтому людям надо помогать, выручать их, когда они сами не могут справиться с выпавшими на их долю испытаниями. Но помогать правильно, не облегчая их жизнь, а помогая им самим справиться с возникшими в ней трудностями. Тогда эти люди придут к новому для них пониманию жизни, они во многом просветлятся и будут жить по-новому. Их поведение и рассуждения станут мудрее, поэтому они будут чаще принимать разумные решения и меньше совершать ошибок.

Ценности

Особенно важную роль в нашей жизни имеют те ценности, которых мы придерживаемся. Они определяют наш жизненный путь. Это базовая опора человека. То, ради чего мы живем, определяет то, как именно мы живем. Истинная система ценностей, вечных ценностей, определяется во многом благодаря страданиям, когда человек на собственной шкуре чувствует, что значит иметь или не иметь какие-то вещи в жизни. Например, ту же любовь, которую довольно не просто найти, создать и сохранить, зато очень легко от нее отказаться или потерять. Некоторые люди понимают, что любили только после того, как потеряют свою любовь и испытают из-за этой потери сильную боль. Аналогичным образом люди приходят к осознанию важности для них чужой любви, ведь это еще более редкое явление, когда человек осознает, как это важно, когда тебя любят, а не когда ты любишь. Даже очень красивые и популярные люди сильно ошибаются, когда думают, что их многие любят, поэтому они могут позволить себе выбирать, чью любовь принимать, а чью нет. На самом же деле, по-настоящему их могут любить единицы, а то и вовсе какой-то один человек, чью любовь сложно выделить на фоне фальшивой любви других людей, если тебе не довелось пройти через определенную череду страданий, которые учат отличать истинную любовь от ложной.

Также и с остальными ценностями. Надо быть достаточно мудрым, чтобы замечать и придерживаться их. Страдания ведут нас к такой мудрости, они учат нас ценить действительно важные вещи, а не всякую блестящую мишуру, коей в нашей жизни много в виде поверхностно привлекательных вещей, которые на самом деле являются мусором, способным лишь вызывать у нас поверхностные эмоции. Это касается и физических вещей, и воображаемых ценностей, как, например, та же ложная любовь, в которой ничего полезного нет.

Эмпатия

А еще страдания ведут человека к обретению такого ценнейшего качества, как эмпатия, то есть, к способности сопереживать, к умению чувствовать и понимать чужую боль. Переоценить это качество невозможно, именно оно помогает понять окружающих людей и найти со всеми ними общий язык. Благодаря эмпатии можно помогать людям решать их психологические проблемы, что особенно важно для психологов и прочих специалистов по работе с людьми. Я считаю, что любому специалисту в этой области очень важно уметь сопереживать тем, кому он помогает, с кем работает, это может дать куда больше ценной информации о человеке и подобрать для него самые нужные слова и методики, которые вылечат его душу, чем хорошее образование. Никакие знания не заменят умения чувствовать других людей.

Эмпатия – это такое же великое чувство, как и любовь, более того, именно благодаря ей человек способен испытывать настоящую, светлую и чистую любовь. И приходим мы к этому чувству благодаря страданиям, когда не только умом, но и всем телом понимаем, что значит находиться в определенном состоянии, в котором может пребывать другой человек. Сытая, беззаботная, полная радости и веселья жизнь такого чувства человеку не даст. Когда у людей все хорошо, они просто плывут по жизни, им ни до кого нет дела, они над многим не задумываются и на многое не обращают внимания. И только когда им очень больно, они начинают просыпаться и задумываться над тем, над чем при хорошей и беззаботной жизни никогда бы не задумались. В частности, у них появляется внимание к другим людям. И когда ты видишь, что другой человек оказался в такой же или похожей ситуации, в которой когда-то был ты, в твоей памяти всплывает нужная гамма чувств, ассоциирующихся с этой ситуацией, и ты начинаешь понимать, что он чувствует и в чем нуждается. Я считаю, никогда специалист по работе с людьми не станет настоящим профессионалом своего дела, если он достаточно не страдал в своей жизни. Достаточно для того, чтобы проявлять искренний интерес к другим людям.

Воспитание

Немаловажную роль страдания играют и в воспитании детей. Без них успеха в этом деле не достичь. Многие родители хоть и стремятся оградить своих чад от всяких страданий и боли, но эти страдания все равно будут, только придут они из внешнего, сурового мира, а не со стороны родителей, которые могут провести своего ребенка через череду необходимых страданий более гуманным образом. Все люди должны страдать, но в меру. И дети не исключения. Поместить ребенка в тепличные условия, значит лишить его возможности готовиться к жизни в реальном мире, в котором страдания неизбежны, вызываемые различными трудностями, борьбой, нереализованными желаниями и многими другими вещами. Поэтому к суровой, но во многом справедливой реальности нужно психологически готовиться с детства. Боль нужно познавать также, как и радость.

Некоторые вещи, важные для жизни, детям, как и инфантильным людям, словами объяснить просто невозможно. Это бесполезно делать, потому что у детей и инфантильных людей чувственная сфера понимания жизни преобладает над понятийной. Слова не ассоциируются у них с необходимыми для их понимания образами и переживаниями, поэтому они их не воспринимают. Таким людям нужно получить собственный опыт, им требуется личное переживание определенных ситуаций, в том числе очень болезненных, чтобы понять какие-то важные в жизни вещи. К примеру, что может понимать ребенок в вопросе заработка денег и грамотного распоряжения ими, когда им руководят одни сплошные желания и он не способен к адекватным расчетам и планированию, к которым просто не приучен? Не всякий взрослый человек умеет распоряжаться ресурсами достаточно разумно, из-за чего у многих людей и возникают периодически материальные трудности, которые вынуждают их страдать. О детях и говорить нечего. Словами им такие вещи не объяснишь. Вернее, одних только слов будет недостаточно. Нужны и наглядные примеры того, каково это, когда чего-то в жизни не хватает из-за того, что ты не смог этим грамотно распорядиться, когда оно у тебя было. Для этого и нужны страдания, для наглядности, для полноты ощущений и глубины понимания сути вопроса.

Не нужно пытаться уберечь детей от страданий, этим родители им только навредят. Необходимо просто дозировать эти страдания, приучая детей к лишениям, трудностям, потерям, к несбывшимся желаниям. Потому что в жизни именно так и происходит, в ней реальность не всегда соответствует нашим ожиданиям.

Мотивация

Страдания часто стимулируют и мотивируют нас к развитию и переменам. Их еще называют «пинком под пятую точку», без которого некоторые люди просто не будут шевелиться. Боль – это вообще идеальный мотиватор. На нее невозможно не реагировать. Желания, как мотиватор, не так сильны, как боль. От желаний можно отказаться, боль же проигнорировать гораздо сложнее. Когда у человека все хорошо, его трудно расшевелить. Да, мы всегда хотим, чтобы было лучше, но прилагать для этого слишком большие усилия не любим. Человек слишком ленив, чтобы активно реализовывать все свои желания. Чаще всего он ждет чуда, когда все само придет в его жизнь или когда появятся в ней другие люди, которые реализуют все его желания. Наивный подход к жизни, но распространенный.

А вот когда нам плохо, больно, тяжело, мы вынуждены шевелиться и в результате такого шевеления часто приходим к гораздо лучшей жизни, благодаря самосовершенствованию. Многие перемены случаются к лучшему, вопрос только в том, кто становится инициатором этих перемен, сам человек, потому что хочет для себя лучшей жизни, или сама жизнь, которая вынуждает человека что-то менять, становясь для него тяжелой или вовсе невыносимой. Опыт многих людей показывает, что чаще всего мы делаем что-то вынуждено, а не по желанию. Поэтому, именно страдания являются для нас лучшей мотивацией.

Как относиться к страданиям

Человеку нужно научиться принимать страдания, не пытаясь их избежать и не погружаясь в них слишком сильно, чтобы не потерять интерес к жизни. Для этого нужно понять одну мысль, самую важную: страдания необходимы и неизбежны, они неотъемлемая часть нашей жизни. Повторю: страдания необходимы! Но это не значит, что человек должен все время страдать, это значит, что он время от времени будет страдать, чтобы что-то менять в своей жизни. Хочет он этого или не хочет, не имеет значения. Это будет с ним происходить. Боль, как было сказано выше – хорошая мотивация. Поэтому, если жизнь вынуждает вас страдать, не спрашивайте, за что вам эти страдания, спросите, для чего они нужны. Страдания и боль закаляют дух, они помогают нам искать истину, которая делает нас сильней, помогает лучше ориентироваться в жизни. Если тебе невыносимо больно, просто верь, всеми силами верь в благие намерения высших сил, которые заинтересованы в твоем развитии, а не в уничтожении тебя, и ты выстоишь, ты придешь к своему счастью.

Мы проходим через испытания страданиями, чтобы лучше понимать жизнь. Это понимание помогает правильно к ней относиться, с благодарностью принимая те дары, которые она нам дает и усмиряя некоторые свои безрассудные желания. Ведь без страданий очень сложно ценить то, что имеешь, сложно увидеть многие радости жизни, которые отчетливо проявляются только на фоне негативного душевного состояния, лишений и боли. Думаю, поэтому в жизни и существуют контрасты и ничто не идеально, иначе мы просто не смогли бы отличить хорошее от плохого и все казалось бы нам однообразным, серым и бессмысленным. Поэтому, есть хорошее в этой жизни, и есть плохое, и это часто перемешано между собой таким образом, что нам просто невозможно находиться все время только в каком-то одном состоянии. В любой, даже самой лучшей жизни, будут свои страдания, и даже очень плохая жизнь имеет свои радости. Понимание этого позволяет принимать все, что дает нам жизнь. Не все из того, что с нами происходит, приносит нам пользу. Но никогда не стоит спешить с выводами относительно того, к лучшему или к худшему с нами что-то произошло. Чаще всего жизнь показывает, что к лучшему.

Избавление от страданий

Я хоть и занимаюсь постоянно тем, что помогаю людям избавиться от страданий и боли, делая их жизнь счастливой, насколько это возможно, все же считаю, что человеку полезно проживать страдания какое-то время, не пытаясь сразу от них избавиться, чтобы они помогли ему повысить свой уровень осознанности. Поэтому, первое, что я могу порекомендовать тем, кто хочет избавить себя от страданий – это принять их и постараться найти в них смысл и пользу. Если в вашу жизнь пришли страдания, значит для чего-то они нужны или что-то к ним привело, какие-то ошибки с вашей стороны или невнимание к чему-то важному. Другими словами, не стоит сразу обращаться за помощью к «обезболивающим», чтобы стало легче. Боль нужна, чтобы обратить наше внимание на что-то важное. Вот, подумайте, на что обращает ваше внимание ваша боль.

Во всем, что с нами происходит, нам в первую очередь нужно искать пользу. Она есть, но не всегда ее легко найти, понять, а тем более использовать. Но главное, помнить об этом, чтобы не пытаться сразу убежать от боли, как только она появится. Дайте ей время, чтобы что-то вам объяснить и показать. Это как с физической болью, не всегда от нее нужно избавляться быстро, потому что она, как и душевная боль, говорит нам о каких-то проблемах или процессах, происходящих в нашем теле. Пока эта информация не будет усвоена, нельзя перекрывать ее источник.

Но несмотря на всю пользу страданий, стоит признать, что некоторые из них нам не нужны, чтобы долго их чувствовать. Некоторые из них и вовсе могут быть, либо не к месту, когда наглухо прибивают нас к земле и вынуждают сдаться, либо просто бессмысленны, потому что мы сами их себе придумали на ровном месте. Мы часто страдаем из-за того, что смотрим на жизнь под неправильным углом, что является исключительно нашей проблемой. Поэтому следующее, что я советую тем, кто хочет избавиться от страданий – это разобраться с причиной их возникновения. Не исключено, что вы сами их себе придумали, увидев плохое в нейтральном или даже хорошем. Человек так устроен, что в жизни ему хочется испытать всю гамму чувств. Поэтому люди часто сами себя накручивают, выдумывают себе проблемы, трагедии, драмы, чтобы поиграть на тонких нотках своей души. Проблема возникает тогда, когда люди не осознают этого, что вот они сами являются причиной своих страданий, что они сами себе эти страдания придумали и поверили в них. Поэтому надо задуматься над этой причиной и тогда необходимое осознание придет, и игра в страдания закончится.

Еще можно самому инициировать некоторые страдания, чтобы избежать в будущем других, более тяжелых страданий, которые невозможно будет исправить. Самый простой пример – это диета. Человек садится на диету, лишает себя удовольствия от еды, особенно от вкусной, к которой он привык и какое-то время страдает, чтобы избавиться от лишнего веса и различных проблем с ним связанных. Тогда в будущем у него не возникнут проблемы со здоровьем, которые приведут его к еще более сильным страданиям. Таким образом делается выбор в пользу меньшего из зол. Или, если говорить об отношениях между людьми, то можно выбрать себе партнера в лице любящего вас, но не любимого вами человека, вместо того, чтобы сходить с ума по какому-нибудь нарциссу, с которым нормальная жизнь в принципе невозможна. Какое-то время человек помучается от отсутствия любви к тому, кто рядом с ним, но потом, если он достаточно разумен, чтобы оценить хорошее отношение к себе, его страдания закончатся, он тоже начнет испытывать чувства к человеку. В противном случае, сойдясь с каким-нибудь эгоистом, поначалу привлекательным, в будущем можно испытать сильную боль от его предательства. Опять-таки, выбирается меньшее из зол, чтобы избежать сильных страданий и негативных последствий. Коль скоро страдания неизбежны, то лучше самому решать, какие из них переживать, чтобы избежать других, более сильных и разрушительных страданий.

Решение проблем – еще один, весьма очевидный способ избавления от страданий. Собственно, этим и занимаются различные специалисты, когда помогают людям избавиться от страданий – они ищут решение тех проблем, которые эти страдания вызвали. Выше я писал, что боль – это сигнал, информирующий нас о наличии какой-то проблемы. Значит надо понять, что это за проблема, почему она возникла и подумать, как ее решить. Тут важно не с самим сигналом бороться, то есть с болью, а с его причиной. Многие люди хотят поскорее избавиться от боли, из-за которой страдают, будь то физическая или душевная боль. Но они не думают о том, что к ней привело, какое стечение обстоятельств, какие причины за ней скрываются. А если и думают, то недостаточно хорошо. А надо думать об этом много и в первую очередь. Если человек страдает, значит что-то в его жизни устроено неправильно, и это неправильное чаще всего имеет гораздо более длинную цепочку причинно-следственных связей, чем та, которую человек сам видит. Поэтому людям и приходится обращаться за помощью к специалистам, чтобы те помогли им найти причину их страданий на базовом уровне. Либо самим как следует вникать в закономерность своего состояния.

Лично я отношусь к страданиям достаточно лояльно. За всю свою жизнь я много раз убеждался в том, что они делают нас лучше, если только мы к ним прислушиваемся. Самое плохое, что человек может делать – это бежать от страданий, боли, проблем, трудностей. Это поведение слабого человека, которое не вознаграждается в этой жизни, а что наказывается. Надо принимать страдания, как необходимые для нашего развития испытания. Речь идет о прежде всего духовном развитии, при котором человек уходит от примитивного образа жизни, к возвышенному. Качество у такой жизни соответствующее.

В идеале мы все должны жить в гармонии с реальностью, быть достаточно мудры, чтобы правильно понимать себя и жизнь, и наслаждаться ею, а не воевать с ней, будучи вечно всем неудовлетворенными. К этому идеалу, по моему мнению, есть только один путь – через страдания. Поэтому, если человек страдает, и не по собственной вине, не из-за своих ошибок, которые он из раза в раз совершает, будучи не в состоянии усвоить важные жизненные уроки, а по объективным причинам, значит Жизнь, Бог и прочие высшие силы, в которые лично вы верите, уготовили ему великую судьбу и возлагают на него большие надежды, ведя его к чему-то очень значимому. Видя это и веря в это, лично я смотрю на страдания, которые жизнь мне периодически посылает, как на полезные испытания, пройдя которые я приду к чему-то великому и более значимому, чем то, что сейчас имею. И до сего момента именно так и было у меня. По моим наблюдениям, у многих других людей, с которыми я работал, жизнь складывается точно также. Она у них становится лучше, как и они сами, каждый раз после того, как они пройдут очередную стадию страданий.

Не бойтесь трудностей и боли, они нам необходимы. Поймите, человек должен страдать, должен! Страдания облагораживают людей, делают их более человечными, рассудительными, внимательными друг к другу, они заставляют их ценить самое важное, что у нас у всех есть – жизнь. Сложно представить себе, какими были бы люди, если бы они вообще никогда не страдали. Они бы тогда всю жизнь прожили во сне, делали бы все на автомате, не обращая ни на что и ни на кого внимания, кроме себя любимых. Очень хорошая жизнь портит людей. Она портит их не только для окружающих, но и для них самих. Нельзя человеку все время пребывать в блаженстве, нельзя! Иначе он начнет деградировать. А благодаря страданиям люди растут над собой, развиваются, раскрывают свой человеческий потенциал, проходя через всевозможные испытания, которые жизнь им регулярно посылает. Только представьте себе, какой была бы жизнь без страданий, что бы она с нами сделала. Мы бы сошли с ума от скуки.

Статья опубликована: 14.10.2012. Последнее обновление: 22.04.2020

Феномен страдания в судьбе человека Текст научной статьи по специальности «Философия, этика, религиоведение»

А. В. СЕНКЕВИЧ (Воронеж)

ФЕНОМЕН СТРАДАНИЯ В СУДЬБЕ ЧЕЛОВЕКА

В контексте судьбы человека анализируется один из феноменов человеческого бытия-страдание. Страдание рассматривается как источник саморефлексии и индивидуализации, импульс к поиску смысла жизни и формированию человеком собственной судьбы.

Ключевые слова: человек, личность, судьба, страдание, смысл жизни.

Судьба человека — проблема, вызывающая интерес как на обыденном, так и на теоретическом уровне, поскольку она затрагивает каждого из нас независимо от того, делает ли он свое бытие предметом философской рефлексии. Судьба человека понимается как процесс, формируемый объективными условиями человеческого бытия и субъективно-личностной позицией индивида по отношению к этим условиям. Такое понимание позволяет преодолеть фатализм, часто присутствующий в обыденном сознании и в отдельных философских учениях прошлого, и рассматривать индивида как активного в процессе самотворчества субъекта. К объективным составляющим судьбы человека относятся планетарно-космический фактор, выражающийся в природных закономерностях, биологические предпосылки, определяющие конечность человеческого бытия и Ь возможное телесное несовершенство, и со-

циальное бытие в его многообразных проявлениях на макро- и микроуровнях.

Многие составляющие нашей жизни являются нам как нечто неотвратимое и предзаданное. Мы не властны над самим нашим появлением в мире, изначальным окружением, телесными особенностями и т.д. Выступая в форме данности для человека, такие обстоятельства требуют от него бесконечных усилий по воплощению себя как «проекта» или «программы», что отмечено в высказывании X. Ортеги-и-Гассета: «Человек-это то, чего еще нет, а также то, что силится быть» [3, с. 45]. Как представляется, идеи философии экзистенциализма могут быть мировоззренческим и мето-

дологическим фундаментом для осмысления и разработки проблем судьбы и человеческого страдания.

Субъективно-личностная позиция человека подразумевает моральный выбор какого-либо варианта поведения в решающей ситуации и соответствующий поступок. При этом субъект ищет и выделяет формы и сферы деятельности, которые в наибольшей степени отвечают его интересам и являются эффективными для достижения существенных жизненных целей. Желание самоутверждения превращает хаотичный и бессвязный поток событий в осмысленное и завершенное целое-личную судьбу.

По определению С.Л. Рубинштейна, личность — это не просто существо, пассивно пребывающее в окружающей среде, «личностью является лишь человек, способный выделить себя из своего окружения для того, чтобы по-новому, сугубо избирательно связаться с ним» [4, с. 638]. Такой человек имеет свои позиции, свое ярко выраженное творчески-преобразовательное отношение к объективно данной ему ситуации. Он не приспосабливается, а направляет ее в сторону индивидуально значимых ценностей, одновременно принимая на себя ответственность за выбор. Здесь мысль Рубинштейна перекликается с идеями западных экзистенциалистов. Традиционно обстоятельства и условия жизни человека представлялись мыслителям как данность. Разработанная Рубинштейном концепция субъекта и лежащий в ее основе принцип творческой самодеятельности позволяют рассмотреть этапы жизни, их содержание как зависимые не только от внешних факторов, но и от индивидуальной активности человека. Сам субъект определяет последовательность жизненных этапов и их продолжительность.

Эта идея находит подтверждение, в частности, в современной социологии, отмечающей гибкий жизненный цикл индивида в нынешних сложных обществах. Важнейшие, судьбоносные события уже не привязаны так жестко к биологическим рубежам жизненного цикла. Например, человек может продолжать учиться не только в юности, но и в гораздо более позднем возрасте, и это не только является его личной потребностью, но и обусловлено уско-

ряющимися темпами общественной жизни. Создание семьи все чаще отодвигается к тридцати годам, когда индивид имеет прочную материальную базу для этого и уже достиг определенных успехов в профессиональной сфере.

Категория субъекта указывает на потенциальную возможность, способность личности быть объединяющим центром, координатором составляющих своего жизненного пути. Проблемы, возникающие перед индивидом, оригинальны в силу неповторимости его судьбы, и их адекватное разрешение достигается при достаточном уровне личностной зрелости. Это предполагает рефлексию и последующее стремление организовать свою жизнь не подражательно, стандартно и усредненно, а в соответствии с собственными идеалами и планами. Как пишет в своем исследовании М. Эпштейн, «судьбы нет там, где есть совпадение вещи с порядком вещей, где растение растет, а животное живет» [6, с. 74].

На обыденном уровне сравнение своего и чужого жизненного пути чаще всего происходит в рамках оппозиций: счастливый — несчастливый, справедливый — несправедливый. Значит, основой для рефлексии можно считать страдание как неотъемлемую часть человеческого бытия и фактор индивидуализации. В современной философской литературе присутствуют напряженные размышления об истоках и причинах страдания как такового, независимо от форм его проявления. Плодотворной альтернативой имеющимся объяснениям представляется рассмотрение страдания как проявления несовершенства и незавершенности человека, его бесконечного стремления к тотальности. Эта трактовка универсальна, поскольку охватывает моральное, телесное (от болезни до смерти) и другие виды страдания.

Страдание различается и по степени тяжести, и по субъективной значимости для индивида. Видимо, его можно разделить на два вида: страдание, общее для всех индивидов как представителей человеческого рода и вытекающее из набора фундаментальных человеческих потребностей, и страдание, присущее конкретному человеку в его уникальной жизненной ситуации и ставящее под угрозу его «проект». Первый вид можно обозначить как обыденное страдание, второй — как экзистенциальное страдание.

Человек — не изолированное от мира существо и его многочисленные потребности, по словам С.Л. Рубинштейна, «выражают его практическую связь с миром и зависимость от него» [4, с. 522]. Потребность — объективная, заложенная в самом бытии индивида, нужда в чем-либо, будь то вещь или другой человек. Очевидно также, что люди обладают не только биологическими потребностями, но и социальными, и духовными. Классификация и иерархия потребностей основательно разработаны А. Маслоу. Он предложил исходить из динамической природы потребностей и выстраивать их в определенной иерархии.

Так, на низшей ступени располагаются физиологические потребности — насущные, самые необходимые для выживания. Если они регулярно и постоянно удовлетворяются, то перестают активно воздействовать на поведение человека и переходят в разряд потенциальных. Их место занимают другие потребности, находящиеся на более высоком уровне, которые можно объединить в категорию безопасности. В противном случае, если удовлетворение базовых физиологических потребностей оказывается проблематичным, если человек начинает слишком сильно от них зависеть, то, по мысли X. Ортеги~и-Гассета, скорее предпочтет погибнуть.

Следующая ступень представлена потребностью в принадлежности и любви. Человек нуждается в принятии и поддержке социальной группы, будь то семья или дружеский коллектив. Ему необходимы эмоциональное соучастие и доверительные отношения. На четвертом уровне располагается потребность в признании, т.е. стремление инДивида к высокой самооценке и уважению окружающих. Удовлетворение потребности в оценке, уважении вызывает чувство уверенности в себе, чувство собственной значимости и уверенность в своей полезности и необходимости. Неудовлетворенная потребность, напротив, вызывает у индивида чувство униженности, слабости, беспомощности, которые, в свою очередь, могут стать причиной неврозов и различных форм антисоциального поведения.

Наконец, на высшей ступени находится потребность в самореализации. Она означает стремление человека к самово-площению в той или иной сфере деятельности, к актуализации заложенных в нем

потенций. Индивидуальные задатки и способности определяют те виды деятельности, которые могут принести удовлетворение человеку, дать ему почувствовать, что он «на своем месте».

Обыденное страдание становится экзистенциальным, когда от него зависят дальнейший жизненный путь индивида, возможность реализации его наиболее существенных целей. Воспринимаемое человеком как крайняя несправедливость, выпавшая на его долю, экзистенциальное страдание резко индивидуализирует своего носителя: «Почему я?». В.Л. Лехциер так говорит о физической боли: «Боль с необходимостью повергает человека в подвешенное состояние вопросительности, переводит его существование в бытие-подвопросом… Боль есть то, что требует прояснения причин не только самой себя, но и всего остального, так как невозможно объяснить причины боли, не выясняя причины всего остального» [2, с. 44-45]. Сказанное вполне можно отнести и к душевной боли. Экзистенциальное страдание вызывает вопрос не только о смысле произошедшего с отдельным человеком, но и о смысле всего сущего.

Одна из важнейших способностей и потребностей человека — понимание себя и окружающего мира, то, что В. Франкл обозначил как «волю к смыслу». Утрата смысла жизни, по мысли ученого, может быть названа экзистенциальной фрустрацией. Это еще не патология, но при определенных условиях она может вести к нооген-ному неврозу, а он, в свою очередь, может привести к суициду. Ноогенный невроз -особый невроз. Это не психическое заболевание, а духовное страдание.

Продолжая разработку этой проблематики, современная философия указывает на столкновение человека с абсурдными, трагическими, иррациональными фактами как источник экзистенциальной фрустрации. В самой крайней форме последняя приводит к тому, что человек «серьезно заболевает, утрачивает душевное равновесие, ориентацию в мире, сексуальную идентичность, игнорирует нормы морали, деградирует, впадает в детство, а подчас просто перестает быть человеком, превращаясь в животное» [7, с. 166].

Перенесенное насилие, смерть близкого человека, утрата собственного будущего из-за неизлечимой болезни и другие

подобные ситуации подрывают ощущение безопасности мира и доверие к нему, обнаруживают наше бессилие перед трагическими случайностями. Непреодоленное, неизжитое страдание продолжает «свое разрушительное действие на подсознательном уровне», заявляет о себе «через “надрывы”, истерики или телесные недомогания» [7, с. 168].

Чем же может помочь философия человеку, находящемуся в глубоком отчаянии? Прежде всего, она помогает осознать, что не всякое страдание есть наказание, не всегда у страдания есть виновник. Тем самым блокируются разрушительные чувства самобичевания и желания мести. Но самый трудный и наиболее важный шаг-понять утрату как «жестокий подарок», по выражению известного современного психотерапевта В. Волкана. Он пишет: «Когда мы полностью переживаем горе, мы глубже узнаем себя» [1, с. 18].

Итогом освоения и преодоления страдания становятся наша личностная зрелость, полученные моральные уроки и способность вновь радоваться жизни. Пережитое не забывается, но мы принимаем его как свершившуюся часть нашего «проекта», который еще далеко не завершен. Обретая смысл жизни, человек воспринимает свое бытие не как совокупность отдельных эпизодов и событий, а как целостность. Хотя его этапы качественно различаются, все они охвачены единым осознаваемым стремлением полноты самореализации. Обретение смысла жизни — это не только избавление от подавляющей и пугающей бессмысленности жизненных событий, это также необходимое условие и процесс выстраивания собственной судьбы.

Литература

1. Волкан В., Зинтл Э. Жизнь после утраты: Психология горевания. М. : Когито-Центр,

2007. 160 с.

2. Лехциер В.Л. Боль и переходность: набросок экзистенциальной альгодицеи // Вопр. философии. 2007. №12. С. 41 -50.

3. Ортега-и-Гассет X. Размышления о технике // Вопр. философии. 1993. №10. С. 32-68.

4. Рубинштейн С.Л. Основы общей психологии. СПб. : Питер, 2000. 720 с.

5. Франкл В. Основы логотерапии. Психотерапия и религия. СПб. : Речь, 2000. 286 с.

6. Эпштейн М. Поступок и происшествие. К теории судьбы // Вопр. философии. 2000. № 9. С. 65-77.

7. Янцен В. Человек-страдающий: герменевтика иррационального // Вопр. философии.

2008. №6. С. 166- 168.

Phenomenon of suffering in the human fate

There is analyzed one of the human phenomena -suffering in the human fate. Suffering is regarded as a source of self-reflectiveness and individualization. It is an impulse to the meaning of life search and creating one’s fate by oneself.

Key words: human, personality, fate, suffering, meaning of life.

И.Л. КУШОВА (Киров)

СОЗНАНИЕ, ОПРЕДЕЛЯЮЩЕЕ СВОБОДУ, В ЭКЗИСТЕНЦИАЛИЗМЕ Ж.-П. САРТРА

Раскрывается феноменология Ж.-П. Сартра, центром которой являются внутренний мир человека, его сознание, рассматриваемые не только как специфическая проблема метафизики, но и как проблема социальной практики человека. Экзистенция определяется как специфический способ существования, который позволяет видеть в человеке уникальное существо, познающее в своем сознании смысл свободы и ответственности как основных характеристик бытия.

Ключевые слова: экзистенциализм, человек, сознание, бытие, свобода, ответственность.

В философском трактате «Бытие и ничто» Ж.-П. Сартр писал: «История жизни человека, какой бы жизнь не была, есть история неудачи» [1, с. 30-31]. Человек-это, прежде всего, проекг, который переживается субъективно, существо, которое постоянно устремлено к будущему, сознательно себя в него проецируя. Исходным пунктом онтологических размышлений Ж.-П. Сартра является убеждение о существовании отличного от человека и не сводимого к его мысли мира вещей, с которы-

ми, однако, человек настолько неразрывно связан, что эту связь философ определяет как «бытие — в — мире», а сознание — как «бытие — для — себя». По мнению мыслителя, сознание спонтанно, активно, а мир вещей инертен. Поэтому Сартр определяет мир вещей как «бытие — в — себе», утверждая при этом, что ни одна характеристика «для — себя» не может быть характеристикой «в-себе» [1, с. 31]. Следуя этой логике, можно предположить, что если сознание изменчиво и активно, то вещи, являющиеся объектами сознания («феноменами»), должны быть инертны и неподвижны; если сознание заключает в себе внутреннее противоречие, то вещи наполняются чистой позитивностью. Ж.-П. Сартр писал: «О мире вещей можно сказать лишь следующее: бытие есть. Бытие есть в себе. Бытие есть то, что оно есть. Сказать что-либо о развитии мира, изменяющихся состояний мы не можем. Мы имеем возможность лишь улавливать настоящий, застывший миг» (Там же).

На часто задаваемый вопрос о том, созданы ли бытие феноменов и бытие сознания Богом, Сартр давал отрицательный ответ. Гипотеза божественного начала отвергалась им как «предрассудок креационизма», что придавало экзистенциализму мыслителя атеистический характер [2, с. 87 — 88]. Однако сам Сартр акцентировал внимание на том, что его учение коренным образом отличается от всех известных форм атеизма. Главное отличие заключается в том, что для него вопрос о существовании или несуществовании Бога остается открытым. «Экзистенциализм — это не такой атеизм, который тратит все свои силы на то, чтобы доказать, что Бога не существует. Наоборот, он призван доказать, что если бы Бог и существовал, это ничего не изменило бы» [3, с. 21].

При рассмотрении вопроса о возможном отношении Бога к вещам («феноменам») Сартр исходит из отождествления бытия феноменов с чистой объективностью. В силу этой противоположности Бог, даже если он и существует, не только не может создать феномены, но и не в состоянии иметь представление о них. Философия Сартра развивается на основе абсолютного противопоставления и взаимоисключения таких понятий, как «объективность» и «субъективность», «необходи-

Л.Г. КРИШТАЛЁВА Страдание как духовная практика в православной традиции

СТРАДАНИЕ КАК ДУХОВНАЯ ПРАКТИКА В ПРАВОСЛАВНОЙ ТРАДИЦИИ
УДК 17.022.1+27-4
Автор: Кришталева Людмила Григорьевна, кандидат философских наук, младший научный сотрудник Института философии Российской академии наук, e-mail: [email protected]
Аннотация: Религиозность как комплекс мыслительных привычек и внутренних дискурсов, как автоматизмы, как мало-осознаваемая практика помогает раскрывать существенные структуры устройства человека, целенаправленно искать пути к пониманию его целостности, а также осознавать свою повседневную внутреннюю деятельность, духовную практику, незаметно унаследованную в процессе культурной самоидентификации. В этой статье привлекаются тексты древних подвижников, включенные в антологию «Добротолюбие», и их наследников, сделавших данную аскетическую программу частью русской культуры. Образцовый опыт подвижников изучается с целью понимания внутренней жизни обычных людей, для тематизации и выявления исходных структур христианства и православной религиозности. Исследование ведется как феноменологическое наблюдение. В качестве его основных инструментов используются понятия амехания и автомат, введенные в язык русской философии В.В. Бибихиным.
Ключевые слова: христианская культура, православная религиозность, антропология, психология аскетизма, повседневность, внутренний дискурс, амехания, автоматизм

SUFFERING AS SPIRITUAL PRACTICE IN THE ORTHODOX CHRISTIAN TRADITION
UDC 17.022.1+27-4
Author: Krishtaleva Lyudmila, PhD, junior researcher at the Institute of Philosophy of the Russian Academy of Sciences (Moscow, Russia), e-mail: [email protected]
Summary: Religiosity as a set of mental habits and internal discourses as automatism of low-perceived practice helps to disclose significant human functioning structures, specifically to seek ways of understanding its integrity, as well recognition their everyday internal activities, as spiritual practice quietly inherited in the processes of cultural identity. This article investigates the texts of the classical Christian ascetics, included in the anthology “Philokalia”, and the texts of their heirs, who have made this ascetic program part of Russian culture. Exemplary experience of devotees is studied in order to understand the inner lives of ordinary people, to mark and identify original structures of Christian Orthodox personal religion. The study is conducted as phenomenological observation. As main tools of research are the concepts automaton and amechania introduced into the Russian Philosophy by Vladimir Bibikhin.
Keywords: Christian culture, Christian Orthodox religion, anthropology, psychology of asceticism, daily, inner discourse, amechania, automaton

Ссылка для цитирования:
Кришталёва Л.Г. Страдание как духовная практика в православной традиции / Л.Г. Кришталёва // Артикульт. 2016. 23(3). С. 104-118.

скачать в формате pdf

Православная аскетика обладает глубокими системными знаниями о человеке, его устройстве и преобразовании. Они формировались на основе реального опыта, духовных и телесных практик, поэтому имеют очень важную особенность: метод и предмет, «что» и «как» в аскетике совпадают. Иными словами, познание и трансформация человека происходят внутри единого процесса. Другое название этой специфике – эзотерика. И тем не менее, любой человек, даже далекий от веры, монашества, имеет непосредственную причастность к этому глубокому опыту и знаниям в обыденной жизни. Феноменологическое исследование повседневности помогает прикоснуться к предельному иноческому подвигу и, наоборот, заново понять смысл и действие религиозных догм и предписаний, традиционных для нашей культуры.

Введение: обыденный опыт и его автоматизмы

Каждый верующий хотя бы раз говорил эти слова: «мой путь к Богу» или «как я пришел/пришла к Богу». «Приход» обычно является выходом из ситуации жизненного кризиса, когда человек обнаруживает, что не может справиться с жизненными проблемами теми средствами и способами, какими привык пользоваться раньше. Либо же выход к Богу совершается из тупика, если человек понимает, что он сам, его мысленные привычки, реакции, наработанные модели поведения привели к такому закономерному результату. И если понимает, что, продолжая делать и думать, как привык, он лишь усугубит свое положение. В обоих случаях, какими бы разными они ни казались на первый взгляд, есть то, что их объединяет. И в сложных внешних обстоятельствах, и во внутреннем недовольстве собой есть нечто общее: нехватка ресурса для решения проблем и осознание этой нехватки. Определим ресурс как все то, что производится человеком в целом – в психике и в теле: не только мысли, эмоции и поступки, но и физические движения, физиологические процессы. Отсутствие ресурса может выражаться как в болезнях, упадке сил, истощении, так и в неспособности сделать то, что кажется необходимым, в эмоциональной подавленности, движении мыслей по кругу.

К этому состоянию человек нередко приводит себя сам. Психика и тело подают сигналы в виде ощущения напряжения и усталости, нежелания и недомогания, но человек не слышит их, иными словами, не слышит себя. Не замечая знаков, он движется по траектории, заданной его целями, обязательствами, понятиями, картиной мира. И даже если слышит – часто не знает, что делать с этими знаками: болями, недовольством, усталостью или отсутствием результатов, смысла… В ответ он может даже усиливать активность, настойчивость, последовательность, чтобы еще больше приблизиться к своей цели, еще крепче удерживать свою картину мира, еще точнее соответствовать своим понятиям. Или же наоборот, бросает все на самотек, разочарованно расслабляется и остывает – фактически перебрасывает себя на другой вид деятельности, главная задача которой – компенсировать травму от скопившегося напряжения. И все-таки часто человеку приходится, точнее говоря, удается услышать эти сигналы – недовольство, усталость, бессмысленность. Удивительным образом это происходит именно тогда, когда он оказывается в ситуации кризиса, тупика.

Обратим внимание на парадоксальную ситуацию: когда есть силы, когда деятелен, человек не слышит себя; услышит только тогда, когда уже ничего не сможет поделать, потому что не будет сил, смысла что-либо делать. Это сопоставление помогает нам проявить особенность человеческого восприятия и нашей внутренней жизни в целом: для получения сигналов, идущих от собственной психики и тела, необходима остановка деятельности, не-делание, амехания.

Кризис, тупик, осознание бессмысленности, бессилие, усталость, болезнь – не единственные способы обнаружить себя в амехании. Автоматически в такое состояние вводит то, что происходит с нами повседневно, обычно, часто: восхищение, страдание, отчаяние, опьянение, смех. Иными словами, амехания внедрена в нашу природу. Мы так устроены – и поэтому не замечаем, что постоянно время от времени впадаем в амеханию. «Замереть от восхищения» – выражение, улавливающее именно то состояние остановки деятельности, которое является одним из предметов исследования.

Удивительно, что в одном ряду оказываются такие разные переживания: восхищение, страдание, отчаяние, опьянение, смех. Мы удивляемся, потому что страдание занимает особое, значимое место в нашем внутреннем пространстве. А если в этот момент еще удержимся от оценки, распределяя перечисленные состояния по шкале «важное-неважное», «хорошее-плохое», то как раз и заметим, что незаметно для себя выделяем страдание среди прочих. Без самопроизвольного удивления и без осознанного удержания себя от оценки, мы бы ничего не заметили, мысленные процессы произошли мгновенно, ум быстро выдал готовый результат, на автомате – и мы бы не узнали о себе ничего нового. Кстати, удивление, которое движет здесь нашей мыслью, – еще один вид амехании, плодотворного не-делания.

Душевные или даже духовные страдания, которые стоят нам столько сил, за которые мы себя уважаем и хотим, чтобы другие нас тоже уважали (мы бываем глубоко задеты, если другие не ценят этот наработанный, как мы считаем, золотой запас), страдания, которые нас возвышают, очищают, делают лучше (так учит наша культура)… И – бытовое опьянение или неудержимый хохот, который не требует внутренней работы, который нам ничего не стоит, но приносит облегчение, фактически тоже очищает… И там и там мы нашли общее, схожее – амеханию; в какой-то момент и в страдании, и в хохоте она возникает, проглядывает.

Не надо много думать, чтобы объяснить себе особую значимость страдания. Первое, что каждому придет на ум, – подвиг Христа ради спасения людей. Крестные муки – отправная точка, вокруг которой формируется пространство всей христианской культуры: смыслы, законы, исторические события, жизнь конкретных людей. Внимание всей культуры стянуто к страданиям Бога, через эти страдания, как сквозь линзу, культура видит мир. Когда мы концентрируемся на страдании, видим в свете страдания, мы перестаем замечать особенность этой оптики. При отсутствии страдания (с той или с другой стороны линзы) мы можем вообще ничего не увидеть – ничего важного, ничего интересного, задевающего, запоминающегося. Таким сосредоточенным, натренированным на страдании может быть взгляд. Достаточно понаблюдать за собой в самых обычных ситуациях. Например, что мы замечаем, стоя в очереди в магазине, на что откликается наш ум. Вполне может оказаться, что в тривиальном повседневном событии мы обнаружим прежде всего страдание: «Кто строил это унылое здание магазина, персоналу здесь явно мало платят, и эта немолодая кассирша плохо выглядит – нет даже тени улыбки ни в глазах, ни в душе, а продукты – ГМО с нитратами – купить нечего, цены опять повысились…» Внимание к собственному видению, феноменология своего восприятия выявит: страдание вошло в автоматизм нашего ума, зашито в речь, а значит и в ход мыслей. Иначе, прежде чем сказать расхожую фразу «страдания очищают», мы задали бы себе вопросы: какие страдания, кого очищают, от чего, когда, при каких условиях. Автоматическую понятность этой культурной аксиомы, общепринятость жизненного правила легко пошатнуть – достаточно представить ситуацию, когда взрослый говорит плачущему ребенку: «Малыш, страдание очищает». Абсурдность такой ситуации помогает двигаться дальше – искать, что именно очищается страданием. У нас есть подсказка – этого нет у ребенка.

Страдание очищает от грехов, скажем мы себе, каждый из нас это знает, даже те, кто ни разу не читал Библию. Ну вот, кажется, мы быстро нашли ответ: у детей нет грехов, дети безгрешны – об этом тоже все знают – именно поэтому абсурдно им очищаться страданием. Двигаясь внутри библейских смыслов, поставим вопрос иначе: потому ли ребенок безгрешен, что выполняет заповеди? Ребенок может украсть, например, то есть взять вещь – чью-то, чужую. Станем ли мы за это называть его грешником? Скорее всего нет – ведь до определенного возраста ребенка даже не исповедуют. А взрослый грешен всегда – по своей природе. Мы в этом убеждены, не раз читали в религиозных книгах, слышали от других и в церковной проповеди, если заходили в храм. Это еще один автоматизм ума, готовое убеждение, которое легко покачнуть вопросом. Человек грешен по своей природе. Ребенок – человек? Если он безгрешен. «Дети – ангелы», – выдаст кто-нибудь готовый штамп. И услышит в ответ: «Дети бывают очень жестоки».

Итак, нарушение заповедей взрослым человеком – грех. Но все-таки грех не равен нарушению заповедей, если учесть, например, воровство, совершенное ребенком. Тогда сразу приходит на ум библейское: Адам совершил грехопадение, отведав от древа познания добра и зла. Дети, явно, не очень хорошо понимают: что добро, что зло. Мы их учим отличать хорошее от плохого, воспроизводя заповеди и добавляя что-то от себя. Если продолжить эту мысль, получается: мы сами их учим греху. Сохраняем инерцию греха первого человека – передаем его собственным детям. Вместо того, чтобы не мешать им оставаться безгрешными? Парадокс, противоречие, которые вводят в ступор! Мы останавливаемся. Вот этот опыт амехании – он всегда рядом и может явиться в самый неожиданный момент!

Прошло совсем немного времени и мысль снова заработала. Но прежде обратим внимание на то, из чего возникают парадоксы, каков характер сталкивающихся половинок противоречия, которыми завершаются два предыдущих абзаца. В обоих случаях это спор неких усвоенных идей и жизненного опыта, религиозных убеждений и реальных наблюдений. Парадокс прекращает работу ума, внутренний дискурс, спор противоположных аргументов. Однако остановка мысли противоречием как знак достижения границы, предела рассуждения, дает место созерцанию и оказывается очень плодотворной.

Продолжим. Адамов грех цепкий, непрерывно распространяющийся из века в век, – он повсюду. И мы понимаем: ребенок быстро повзрослеет и все равно узнает, что есть добро и зло, наверняка, болезненно столкнется с этим, потому что мы, взрослые, не подготовили его к этой встрече, не объяснили, как жить среди грешных людей, как соблюдать правила (законы, заповеди и т.п.). Впрочем, мы станем готовить, учить, объяснять, и все равно встреча будет болезненной. Да он сам уже не раз столкнулся и уже что-то узнал.

Оглядываясь на начало разговора, добавим: взрослые учат ребенка тому, что в какой-то момент ему, повзрослевшему, возможно, придется ломать, возможно, в страдании или болезни, счищать с себя – въевшиеся мысленные привычки и автоматизмы, а также искусственные понятия, иллюзии. Эти плоды ума и есть адамов грех, познание добра и зла? Оставим вопрос пока открытым, а вот со страданиями продолжим разбираться. Они бывают физические и душевные/духовные. С первыми все понятно – это болезни тела, раны. Не-физические бывают двух видов. Первый – когда уязвлены мы сами, второй – когда сострадаем от чужой боли. Последнее особо выделено в христианстве, оно является смыслом центрального религиозного события: Христос взошел на крест из сострадания к людям, и его физические мучения – это удвоение, подчеркивание значимости страдания.

Но для чего это символическое удвоение мук – страдание сострадающего Бога? Действительно, насколько иначе звучало христианство, если бы сострадание Христа в той ситуации выразилось в спасении двух распинаемых рядом разбойников.

Еще одна остановка: безмыслие, амехания, созерцание.

Часть 1. Страдание как осознанный выбор

Из этой тишины рождаются новые вопросы. Интересно, многим ли такое приходило в голову? Это внезапное наблюдение – поражающее почти как откровение или парадоксальный взгляд на знакомое вероучение. Но тут же хочется спросить: что здесь парадоксального, если все на поверхности, перед глазами – на иконах посреди Христос, а по бокам два других человека. Удивляет собственное внимание, а вернее, невнимательность.

Два разбойника – заглядываем в Библию и перечитываем те места, где говорится о них. Одного называют Безумным, другого – Благоразумным. Первый просил спасти, второй признал справедливость наказания и обратился к Богу. Христос ответил Благоразумному, что тот будет с Ним в раю (Лк. 23:32-43). Иными словами, обратившийся разбойник спасен. Но почему не в этой жизни? Ведь в списке чудес Христа больше всего приходится на помощь конкретным людям – исцеления от болезней, воскресение из мертвых. Ответа на этот вопрос нет. Мы знаем в молении о чаше, что Христос предвидел грядущие страдания и принял их. На Голгофе Он испивает эту чашу – так же, как и разбойники. Благоразумный не просит спасти – принимает справедливое наказание.

Мир, жизнь, другие люди и мы себя сами подвергаем мукам. Символическое удвоение (страдание сострадающего) и означает, что (со)страдание является главной духовной практикой христианина, причем практикой повседневности, потому что Христос = крест. В любую мысль о Боге уже включено памятование о распятии, сострадание Спасителю.

Страдание – пассивный процесс принятия, претерпевания, проживания боли. Каждый из нас имел этот опыт и знает, что в момент боли мы не думаем – чувствуем. Боль отключает работу мысли. Автоматически. Остановка деятельности ума, амехания происходит независимо от нас. Затем обычно действие этого автомата останавливается – активизируется ум. И это тоже происходит автоматически. Мы начинаем искать способы себе помочь – устранить причину боли, избежать, излечиться и т.д.

Существенная особенность крестных мук в осознанном принятии чаши страданий, в осознанной пассивности. Соответственно, важный момент в духовной жизни верующего, для которого Христос – образец и пример для подражания, – удерживать себя в пассивном состоянии, принимать боль без размышлений, без оценки, не пытаться уйти от страдания, не оказывать сопротивления. Это и есть особый опыт осознанного внутреннего действия, собирающего внимание, который характерен для всех религий, – удержание определенного состояния, искусственное продление естественного автоматизма.

Пассивное проживание боли не дает включаться уму – по сути, та же амехания, остановка деятельности, с которой мы начали наше исследование. И когда говорят «страдание очищает» – речь идет именно о таком опыте, останавливающем рациональную работу ума, концентрирующем ум как чистое внимание внутри, внутри тела. Именно такая внутренняя деятельность является целесообразной духовной практикой. А какова цель? Она нам всем, причастным христианской культуре, хорошо известна – движение к Богу, соединение с Ним: «…Самое совершенное и великое дело, которого только может желать и достигнуть человек, есть сближение с Богом и пребывание в единении с Ним» [Никодим Святогорец, 2015, с. 24].

И здесь удается заметить еще один важный и тонкий момент: когда пассивное страдание лишено цели, например, в секуляризованном обществе (в частности, советском), то очевидно, насколько вредным оно становится для человека. То, что было духовной практикой, внезапно и незаметно превращается в опасный автоматизм ума, бессмысленное забвение себя и саморазрушение. Поэтому нам, наследникам христианской традиции и воинствовавшей секуляризации, первым делом нужно пронаблюдать: как мы страдаем и для чего это делаем.

Сейчас мы говорили о страдании как практике очищения от ума. Однако страдание как средство очищения самого ума, пожалуй, даже ближе верующему в его повседневной обыденности. Речь идет о том первом виде не-физических страданий, когда уязвлены оказываемся мы сами. Чаще всего это происходит по причине неоправданных ожиданий, несоответствии других людей или событий нашим представлениям и желаниям. Что бывает в нас болезненно задето в подобных случаях? Чувство справедливости и собственного достоинства, самолюбие. Иными словами, источник страданий заключен в нас самих – мы раним себя сами, глядя на мир через призму собственного Я: своих оценок, сравнений, желаний, представлений, сформированных умом. В христианской традиции такой комплекс внутренней деятельности тематизирован как гордыня.

Гордыня считается в аскетической системе самым страшным из грехов, потому что собственное Я мешает человеку двигаться к Богу и, более того, соперничает с Ним. Гордыня диктует даже в страдании наращивать ресурсы по поддержанию Я, усиливать и защищать самодостаточность. Обратим внимание, что мы здесь автоматически приравняли Я, гордыню и самодостаточность. Они являются синонимами именно в христианской мысли: «Чтобы избегать тебе <…> сердечного самомнения и действовать без всякой надежды на себя, а с одним упованием на Бога, всякий раз настраивайся так, чтобы сознание и чувство своей немощи предшествовало у тебя созерцанию всемогущества Божия, а то и другое предшествовало каждому деянию твоему» [Никодим Святогорец, 2015, с. 42].

Вместо пассивного, смиренного претерпевания скорбей рабом Божьим гордый (в христианском понимании – самодостаточный человек), активизируя ум, поставит цель прекратить мучения, избежать их в будущем, станет защищаться, искать причины, выражать недовольство и т.п. Вот на эту внутреннюю деятельность христианина налагается запрет. Впрочем, мы уже обращали внимание на то, что активизация ума в ситуации страдания является автоматизмом – таким же естественным как и остановка работы ума при возникновении боли. Иными словами, один автоматизм используется и продлевается искусственным образом, а другой наоборот отсекается – соответственно, тоже искусственным образом. Это и есть смысл культа, и культуры как таковой.

Избавление от Я является задачей различных верований и учений, важным пунктом понимания специфики которых служит состояние, достигаемое в результате освобождения. В христианстве гордыне противополагается смирение раба Божия, его не-самодостаточность, принятие всего происходящего с человеком как того, что от Бога: «Спасающий тебя никому не попускает даром, если не устрояет чего-либо к пользе твоей» [Исаак Сирин, 2012, с. 590].

В дзен-буддизме же, например, освобождение от Я равнозначно просветлению. И там, и там происходит трансформация волеизъявления и работы ума: в христианстве – отказ от воли, в дзен-буддизме – отстраненное наблюдение. В христианстве человек вверяет свою волю Богу (монах – старцу, верующий – духовному отцу) и смиренно принимает все как благодать: «Все должен ты предать в жертву Богу и творить одну волю Его. Но ты в себе самом встретишь столько волений, сколько у тебя сил и потребностей, которые все требуют удовлетворения, не взирая на то, согласно ли то с волею Божиею. Потому для достижения возжеланной тобою цели тебе необходимо сначала подавлять свои собственные воления, а наконец и совсем их погасить и умертвить…» [Никодим Святогорец, 2015, с. 20]

В дзен-буддизме после осознания иллюзорности волеизъявления человек, находясь в позиции наблюдателя, спонтанно проявляет собственную природу. Различие в нюансах: в дзен-буддизме – принятие человеческой природы, которая постепенно проходит трансформацию; в христианстве – признание ее греховной и трансформация через соединение с Божественной. И там, и там человек вводится в состояние наблюдения. В христианстве это равнозначно смирению как отказу от анализа причин происходящего, от сравнения себя с другими людьми, наблюдение как бдительное принятие Божественной воли. В дзен-буддизме – это разотождествление с собственным телом и умом через понятие пустоты и слияние с миром. И там, и там Я расценивается как ничто. В одном случае – как ничтожество и прах («Почему, человек, ты много думаешь о себе? Спустись с тщетной твоей высоты, рассмотри ничтожность своей природы, ты – земля и пепел, прах и пыль, дым и тень, трава и цвет травный» [Иоанн Златоуст, 1898а, с. 287].

Часть 2. Страдание как напряженное усилие

Какие задачи выполняют культивируемые христианской традицией страдания? Выше мы говорили о страдании как средстве очищения. Очищение, в свою очередь, происходит через познание себя: «Всякая скорбь [В религиозных текстах «скорбь» используется как синоним словам «страдания», «болезнь» – Л.К.] обнаруживает сокровенные страсти в сердце, приводя их в движение. До скорби человек представляется сам себе спокойным и мирным, но, когда придет скорбь, тогда восстают и открываются невиданные им страсти, особливо гнев, печаль, уныние, гордость, неверие. Существенно нужно и полезно для подвижника обличение греха, гнездящегося в нем втайне» [Игнатий Брянчанинов 1991, с. 131]. Святитель говорит здесь о монахе, но подобные внутренние волнения переживает в ситуации страдания любой человек – даже нерелигиозный. Иными словами, человек не знает себя. Эта истина не нова: Сократ выявлял незнание афинских граждан с помощью специального исследования, задавая своим собеседникам вопросы. В христианстве с помощью страданий человек познает себя в некоем особом смысле – узнает себя, впервые знакомится, потому что ранее, до страдания, он таким не был, поэтому и не знал.

Здесь возникает закономерный вопрос: зачем провоцировать. Ведь можно наоборот призывать не к претерпеванию страданий, а к созданию комфортных условий, благоприятных ситуаций, в которых человек естественным образом проявляет радость, благодарность, довольство, приятие, доверие – свои лучшие свойства и качества. Такой опыт познания себя у человечества тоже есть: описывался в утопиях, коммунистических теориях, практиковался в государственном строительстве (среди которых социалистическое – не самый удачный вариант), в отдельных небольших общинах. Впрочем, концептуальный подход не обязателен. Подобный опыт еще ближе нам и не так уж редок – он есть в самой обычной повседневности, например, в жизни благополучных семей, дружеском общении, в любовании смеющимся ребенком или горным пейзажем, наслаждении ароматным чаем и т.д.

И в страдании, и в радости человек познает, узнает себя, свою природу: «Если Бог, желая привести их к познанию себя самих и направить на истинный путь к совершенству, пошлет им скорби и болезни или попустит подвергнуться гонениям, которыми обычно Он испытывает, кто истинные и настоящие рабы Его, тогда обнаруживается, что сокрывалось в сердце их и как глубоко растленны они гордостью» [Никодим Святогорец]. И там, и там, и в горе, и в радости человеческие проявления естественные. Но одни из них отсекаются или игнорируются, а другие культивируются. Почему отдано предпочтение одному, а не другому? Мы знаем, что любование горой или цветком, так же как и внимание к телесным процессам, например, дыханию, ходьбе или поеданию пищи в дзен-буддизме является сугубой духовной практикой, различными формами медитации. Почему христианство делает выбор в пользу страдания, полагая именно его как духовную деятельность, а в радостях, довольстве, напротив, видит усыпление, расслабление, рассеяние, забвение Бога: «Спасительная Божественная благодать для пробуждения грешника от усыпления, направляя свою силу на разорение той опоры, на которой кто утверждается и почивает своею самостию, – вот что делает: Кто связан плотоугодием, того ввергает в болезни и, ослабляя плоть, дает духу свободу и силу прийти в себя и отрезвиться. Кто прельщен своею красотою и силою, того лишает красоты и держит в постоянном изнеможении. Кто упокоевается на своей власти и силе, того подвергает рабству и унижению. Кто много полагается на богатство, у того отнимается оно. Кто высокоумничает, тот посрамляется как малосведущий. Кто опирается на прочность связей, у того они разрываются. Кто положился на вечность установившегося вокруг него порядка, у того он разоряется смертию лиц или потерею вещей нужных» [Феофан Затворник, 2002, с. 72].

Здесь мы наблюдаем биполярную оппозицию радость–страдание, которая неизменно аккумулирует в себе напряжение смыслов. Энергия, рождающаяся в противопоставлении и противостоянии, сама выдает нам ответы на поставленный вопрос. Итак, что мы слышим? Страдание естественным образом концентрирует внимание (на боли), собирает его, обычно рассеянное на множестве различных предметов, направляя внутрь, поскольку именно там происходит общение с Богом. В восточной медитации концентрация происходит с помощью технического приема, без привлечения эмоций (любви). Один из распространенных способов отвлечь ум от беспорядочных мыслей – направить внимание на какой-нибудь физиологический процесс: дыхание или ходьбу.

О принципиальной важности описанного выше однонаправленного, одностороннего движения внутрь свидетельствует образцовый монашеский опыт. Исаак Сирин описывает в качестве примера молчальника, который для того, чтобы не нарушать своего уединения ради общения с Богом, так и не вышел из своей кельи к умирающему собрату несмотря на его просьбы [Исаак Сирин, 2006, с. 97-99]. Иными словами, сострадание (к другим людям) как важнейшая христианская добродетель уступает непосредственному – происходящему внутри – общению с Богом. Страдание, так же как уединение и молчание, практикуемые преимущественно монахами, – это лишь средства собирания внимания внутрь, с одной и той же целью – приближение к Богу.

Продолжаем исследовать нашу оппозицию страдание – радость. Страдание (опять-таки естественным образом) вызывает напряжение – оно антипод расслаблению. В связи с этим, обратим внимание, что концентрация и напряжение в христианской традиции тождественные понятия, синонимы. Тогда как, например, в буддизме они разнесены на противоположные концы.

Теперь мы осознаем причину такого отождествления: и напряжение, и концентрация присущи страданию как духовной практике христианина. Боль естественным образом вызывает напряжение и сосредоточение. Кстати, нейтральное слово «практика», последовательно используемое в этом тексте, должно резать слух верующему, потому что традиция, конечно, поставила бы в это словосочетание «труд». Действительно, в отличие от радостей мира (мирских радостей), любования или нейтрального наблюдения страдание – это трудно. Не случайно скорби, болезни, пост, бдения, молитвенные коленопреклонения и другие труды, совершаемые даже не пустынниками – обычными верующими, называются подвигами.

Помимо трудности, в чем еще выражается напряженность христианской веры? Приведем один из феноменов монашеской практики – слезный дар, который расценивается среди аскетов как особая благодать [Исаак Сирин, 2006, с. 92-93]. Попросту говоря – взрослый мужчина постоянно плачет. Конечно, у человека, истощенного ограничениями в еде, сне, концентрирующего внимание внутри себя с помощью постоянного повторения молитв, молчания и одиночества, состояние сознания отличается от того, в каком пребывает, условно говоря, обычный человек. И все-таки в слезах и того, и другого есть общее, поэтому мы можем привлечь и свой собственный опыт. Посредством слез тело выплескивает боль или напряжение, скопившиеся внутри. Плач – это высшая точка напряжения, после прохождения которой наступает облегчение, расслабление. Различия заключаются опять-таки в продолжительности, повторяемости, как мы уже говорили выше – искусственном продлении естественного состояния. Иными словами, слезный дар у монашествующего – это пролонгированное пиковое напряжение с запретом расслабления, хотя последнее является естественным и должно наступать автоматически после плача.

Повторим, недовольство, ропот, печаль, недоверие, о которых говорит Игнатий, – спонтанные негативные реакции в ответ на боль; столь же естественные, что и радость, принятие, благодарность в ответ на то, что приятно и доставляет удовольствие. Снова и снова мы наблюдаем, что религиозная традиция целенаправленно работает с определенными автоматизмами: используя одни, отсекая другие. Эти действия характерны для культуры как таковой. Отдавая себе в этом отчет, мы начинаем яснее понимать особенности собственного внутреннего устроения и можем совершать уже осознанный выбор. Например, в дзен-буддизме культивирование человеческой природы происходит иными способами и средствами. Ничто не отсекается: ни страдания, ни напряжение, ни расслабление, ни радость. Но все переживания, телесные и психические процессы подвергаются наблюдению без оценки и анализа, в процессе чего и страдание, и напряжение, и радость ослабевают, человек постепенно разотождествляется с ними, размыкает связь и естественным образом освобождается от их воздействия, и в конечном счете – от Я. В этом выражается принятие и доверие к человеческой природе. Суть внутренней деятельности христианина – напряженная внутренняя связь с Богом, удержание связи, усиление напряжения путем осознания своей несамодостаточности (смертности, немощи, греховности, ничтожности). Буддизм культивирует непривязанность, невовлеченность, незаинтересованность ума; христианство же, наоборот, – связь, а именно – любовь. Действительно, напряжению страдания в христианской традиции противополагается не покой, а стремление к Богу, любовь как напряженное усилие.

Нет покоя и по линии человек–мир. Подвижники говорят, что в мире человек захвачен страстями – источниками страдания. Однако боль, которую человек переживает ради любви к Богу, как посланную Богом, и боль, которая случается в житейской неразберихе, – совершенно разные вещи для верующего человека. В христианстве страдание-благодать существенно отличается от страдания-страсти. И тем не менее, и там и там есть напряжение, тяга, все натянуто как струна: и страдание, и стремление, и страсть. Все разнесено, растянуто между двумя краями – как и тело самого Христа на распятии. Напряжением заряжена вся культура: искусство, экономика, политика, повседневные отношения людей… В стороне, пожалуй, только наука с ее методом наблюдения, хотя и она зиждется на интересе. Христианство не приемлет нейтральности: «О, если бы ты был холоден или горяч!» Вступить в отношения с Богом, ощутить его присутствие можно только в горячем покаянии или выражении любви. Человека, который ни холоден, ни горяч, нельзя спасти так же, как замкнутую в себе гордыню, потому что они вне отношений любви, вне стремления.

Как все эти рассуждения соотносятся с жизнью, условно говоря, обычного современного человека? Самым непосредственным образом. Достаточно задать себе вопрос: что я испытываю, когда замечаю нейтральное отношение. Если ответ будет: мне не нравится, я не люблю нейтральное отношение – то это может стать началом узнавания себя, понимания своей ситуации. А вот фраза «мне нравится нейтральное отношение» даже не звучит в нашей речи. По-русски мы так не говорим. В этом предложении слышится парадокс. Интересно, что отрицательное высказывание не режет уха: действительно, можно не любить то, что идет в разрез. А вот любить то, в чем нет любви не в модусе отсутствия, а иначе, любить то, что останавливает любовь, отстраняет ее, остраняет тем, что смотрит на нее из пустоты, гася ее энергию, гася ее саму, – возможно ли? Любовь как стремление, как напряжение такое не любит.

Возможно, кто-то захочет уточнить поставленный вопрос: «К чему конкретно я отношусь нейтрально?». От-ношение – это ведь всегда к чему-то, это всегда связь кого-то с кем-то или чем-то. Задав этот вопрос, скорее всего человек начнет вспоминать то, к чему он равнодушен. Равнодушие, безразличие – в нашей культуре расценивается как отсутствие любви, как нехватка чего-то очень важного, как гибель души. Однако нейтральное незаинтересованное отношение вовсе не тождественно равнодушию или безразличию. И разве можно это понять: если нет подобного опыта – а есть другой опыт. Вновь парадокс останавливает нас – амехания.

Часть 3. Страдание как упражнение и познание себя

Вернемся к исследованию страдания. Мы говорили, что страдание, скорбь, иначе, искушение, испытание, принимаемое верующим как благодать, ведет к познанию себя и последующему очищению от грехов – проявленных в страдании, но скрытых в обычной жизни. Это познание происходит неким особым образом: боль обнаруживает и – очень важно обратить на это внимание – умножает количество грехов, пробуждает, вызывает их к жизни. Об этом пишут подвижники: «…Искушения эти бывают и внешние – скорби, унижения; и внутренние – страстные помышления, которые нарочно спускаются, как звери с цепей. Сколько поэтому нужно внимать себе, и строго разбирать бывающие с нами и в нас, чтобы видеть, почему оно так есть и к чему нас обязывает» [Феофан Затворник, 2013, с. 138]. Опыт христианской веры особый – рискованный: здесь не только человек рискует (оказаться в аду, утратить любовь Бога), но и человеком рискуют: как он пройдет через испытание – победит ли страсти, примет ли болезнь со смирением, не возгордится ли от своих побед. Вспомним Иова – что осталось бы от человека, который, потеряв все нажитое, в отчаянии остался бы еще и без Бога?

У разных христианских авторов – древних и более близких нашему времени – и в самой Библии находим одну и ту же мысль: «Господь кого любит, кого приемлет, того бьет и наказывает, а потом избавляет от скорби. Без искушения приблизиться к Богу невозможно. Неискушенная добродетель <…> не добродетель!» [Игнатий Брянчанинов, 2013, с. 312]. Страдание – искушение, посылаемое человеку Богом, упражнение (это слово тоже часто встречается в религиозных текстах). Иными словами, Игнатий полагает, что не выработанная, не тренированная добродетель – это вообще не добродетель. И главный способ тренировки – скорби, болезни, страдания.

Здесь и сейчас мы пытаемся осознать это решение – принимать только добытую трудами добродетель и любовь, выработанную именно и только страданием. Мы пытаемся принять во внимание, осознать внутреннее устроение человека, тренирующего свою добродетель и любовь с помощью страданий. О том, что страдание – упражнение, рассуждает Иоанн Златоуст: «Через это [труды, скорби] Он упражняет душу в добродетели. Когда душа избирает добродетель, несмотря на трудности и еще не получая награды, то оказывает расположение и великое усердие к ней. <…> Скорбь особенно располагает нас к мудрости и делает крепкими…» Что мы здесь слышим: страдания закаляют верующего, делают его твердым в выборе добродетели независимо от обстоятельств, независимо от того, хорошо ему или плохо. Тренированный страданием человек узнал и преодолел с помощью упражнений свои грехи [Иоанн Златоуст 1898b, с. 16].

Можно ли тренироваться иначе? Мы знаем, что можно. Поэтому с вниманием всмотримся в особенность нашей, православной, традиции. Вот что мы читаем в письме старца, обращенном к мирянке: «…Будучи ты уверена, что Бог тебя любит и от любви попускает тебе истаявать болезнию плоти твоей, то и ты любовию к Нему укрепляйся в терпении с благодарением и не малодушествуй! Ты знаешь из отеческих писаний, что терпение невольных болезней превышает делание подвижническое…» [Макарий Оптинский, 2009, с. 29]. Здесь мы наблюдаем чрезвычайно важный момент, характеризующий православную духовную практику. Делание подвижническое – это все то, что предписывается исполнять верующему человеку, чтобы приблизиться к Богу и спасению: молитва, покаяние, исповедь, пост и т.д. Однако болезни, страдания, по словам Макария, и есть самая важная, самая эффективная, самая спасительная духовная практика, самое лучшее упражнение: «…Господь посещает болезнию ваших матерей и сестр, которую и приимет вместо подвигов духовных, по недостатку оных или ради немощи или ради нерадения нашего» [там же]. В этом высказывании Игнатий, признавая слабость и лень человека, полагает, что страдания – наилучшая практика для существа греховного по природе своей. Ведь страдания от других видов делания отличаются тем, что сами включают внутреннюю работу в человеке. Автоматически. Действительно, есть вероятность (и она очень велика), что верующий пропустит ежедневную молитву или регулярную исповедь, нарушит пост и найдет всему этому отговорки: «Ничто так не отгоняет беспечность и рассеянность, как скорбь и печаль; они сосредоточивают душу и обращают ее к самой себе» [Иоанн Златоуст, 1898c, с. 117]. Боль же – внутренняя практика, которая всегда с человеком; ее грешник делает не зависимо от того, есть ли у него время, желание, силы сегодня, сейчас, здесь сделать то, что решил делать.

Святые учителя говорят, что верующий без тренировки скорбями ненадежен, нетверд, непригоден: «Как свежеизваянный сосуд, еще не обожженный на огне, не готов для употребления, или как бессловесный младенец неспособен к мирским делам, <…> будучи неразумен, – так и неиспытанные души, не проверенные в различных скорбях от духов злобы, еще младенчествуют, не имеют достаточного упражнения и, так сказать, пока бесполезны для Царства <…>. Вот как полезны человеку скорби и испытания и искушения, делающие душу пригодной и надежной» [Макарий Египетский, 1991, с. 140]. Нетренированный хочет одно – а делает другое, его сердцу мило то, чему противится разум. В человеке нет цельности, а есть разделение: на тело, душу и дух или ум, сердце и тело или мысли, желание и волю. Христианские аскетические авторы усматривают разные части, но главное – то, что в грешном человеке нет единства. Впрочем, цельность есть – в монахе. В переводе с древнегреческого это слово означает «единый». Получается, что без упражнений-страданий, с одной стороны, разделенный человек не знает себя и его добродетели ненадежны; а с другой стороны, те знания о себе, которые имеет, – ошибочны и он не сознает своего ничтожества. Задача научения – понять собственное ничтожество и счистить с себя все неправильные мнения о себе, грехи и гордыню. Быть сокрушенным, чтобы стать единым.

Человек – ничтожное существо, говорит нам традиция: «Скорбью, как бы в каком священном месте, душа научается ничтожеству человеческой природы, кратковременности настоящей жизни, тленности и непостоянству житейского» [Иоанн Златоуст, 1898d, с. 7]. Ничтожество, ничто, пустота, незнание – точка сборки для многих учений и верований. Какие-то из них ведут к ней путем философских парадоксов, иные – путем медитации и отсутствия мыслей, а христианство – путем страданий. Мы можем сравнивать эти системы и формирующие структуры, но, пожалуй, не можем оценивать. Тем не менее, когда мы понимаем взаимосвязи понятий внутри систем, создающих определенное представление о человеке и мире, понимаем смысл практик, которыми конкретный представитель культуры формируется и формирует себя в соответствии с образцом, предлагаемым системой, наше освоение или отказ от таких практик, понятий, образцов становится более эффективным и безопасным. В данном исследовании мы пытаемся проследить специфику той традиции, которую наследуем по рождению.

Продолжим. Страдания, скорби, болезни – это упражнения. Духовные учителя указывают, что их нужно правильно выполнять и разъясняют, как именно – чтобы от этого была польза, а не вред для верующего. Самое главное в претерпевании скорбей – благодарное и радостное их принятие. Из жизненного опыта все мы знаем, человек принимает боль без ропота и недовольства, когда за ней стоит смысл. Читаем: «И ни одна из них [малых птиц] не упадет на землю без воли Отца вашего; у вас же и волосы на голове все сочтены (Мф. 10: 29-30). Иными словами, все страдания, которые выпадают на долю верующего, – от Бога. Господь посылает их либо для воспитания (познания себя, упрочения добродетелей), либо в качестве наказания за ранее содеянные грехи («Когда бьёт Господь, не праведно ли подумать, что верно есть за что» [Феофан Говоров, 1901, с. 73]), либо для испытания веры и любви, для Своей славы (подвиг Иова – победа Бога в споре с Сатаной).

А вот еще одно тонкое толкование, почему Бог может попускать страдания на человека: для предотвращения испытаний, с которыми бы не справился верующий, но вот болезнь их предотвратила: «Бог премилосердый посылает тебе болезнь телесную, более промышляя о спасении твоем душевном; и, может быть, ты могла подпасть тяжким и сильным искушениям, тяжелее и самой болезни. Бог, предвидя немощь твою душевную, сохранил тебя чрез болезнь от многих бед, искушений и скорбей» [Макарий Оптинский, 2009, с. 29]. Вновь страдание являются неким регулятором, средством установления правильных отношений между человеком с его слабостью и ленью, и Богом. В первом случае описывалось страдание как естественный тренажер. А в данном – как тренажер с ограничителем нагрузки, чтобы главная деятельность – смиренная любовь человека к Богу сохранялась, поскольку именно в этом цель всей духовной практики христианина.

Еще одно правило: человеку нельзя избегать страданий – ведь они посланы Богом. Но и самому навлекать их на себя нельзя по той же причине: скорби посылает Бог, поэтому самодеятельность верующего в этом вопросе приравнивается гордыне. Ободряя страдающего, учитель говорит, что Бог всегда посылает бремя, которое по силам. С другой стороны, чем больше человек шаг за шагом приближается к Богу, тем больше страданий ему выпадает. Очень емко все эти основные моменты собраны в одном поучении: «У святого Исаака Сирианина подробно изображается, с какою постепенностью Господь вводит очищаемого все более и более в скорби чистительные и как разогревает в нем дух сокрушения. С нашей стороны требуется только вера в благое промышление и готовое, радостное, благодарное приятие от Него всего посылаемого. Недостаток сего отнимает чистительную силу у скорбных случаев, не пропускает ее до сердца и глубин наших. Это – в отношении к скорбям. В отношении же к сокрушению – внимательное познавание своих грехов, своего расстройства, чрез наблюдение за собою и за тем, что бывает в нас, и потом частое исповедание, с искренним раскаянием и болезнованием. Без внешних скорбей трудно устоять человеку против гордости и самомнения, а без слез сокрушения как избавиться от внутреннего эгоизма фарисейской самоправедности…» [Феофан Затворник, 2002, с. 188].

Часть 4. Работа боли

Как протекает процесс страдания? Воздействие боли и связанные с этим ощущения зависят от очень многих вещей. Всматриваясь в этот опыт, мы удивимся, как сложно устроена наша боль, как все гибко взаимосвязано. Итак, сила боли зависит от степени воздействия и нашего состояния. Например, при большом напряжении или эмоциональной вовлеченности мы можем вообще не почувствовать, что какая-то часть тела повреждена. Сигналы тела не доходят до сознания, не входят в поле внимания. Страх за свое здоровье может усугубить болезнь или замедлить выздоровление. Известны факты, что расслабленное тело и психика удивительным образом компенсируют удары и вредные воздействия. Время от времени мы читаем в прессе: пьяный или ребенок выпал из окна многоэтажки, встал и пошел как ни в чем не бывало. Но вот представим самую обычную, нейтральную, бытовую ситуацию: скажем, случайно порезанный палец во время приготовления обеда. Сначала мы чувствуем боль и ни о чем не думаем. В следующий момент прекращаем шинковать овощи, смотрим, что с пальцем, насколько глубок порез. Иными словами – переключаем внимание на поврежденную часть тела и отвлекаемся от того, что делали до возникновения болевого ощущения. Далее если ранение незначительное, мы вновь возвращаемся к своему делу – только кожа содрана, можно продолжать приготовление еды. Если повреждение глубокое, мы обеспокоенно принимаем меры в защиту и восстановление здоровья: останавливаем кровь салфеткой, ищем лекарство. А, забинтовав палец, скорее всего, продолжим делать то, что делали, – этого требуют насущная повседневность. Или позовем кого-то на помощь и сменим деятельность. И поскольку источник опасности уйдет из поля нашего внимания, то и мы станем меньше думать о ране и о ситуации. Но если продолжим работать, то станем внимательнее обращаться с инструментом, вдруг вспомним, что этот домашний предмет пришел к нам из дикой древности, где человека окружала смертельная опасность, и где он служил оружием. Или будем думать о причинах неприятности: нож слишком острый или неудобный, или просто случайно сорвался – ничего не поделаешь, бывает, или мы отвлеклись-задумались, а ведь это острый предмет, и его нельзя оставлять без внимания, даже когда шинкуешь овощи. Потом в течение нескольких дней следим за процессом заживления.

Что мы наблюдаем в этой ситуации: боль собирает, направляет внимание. Концентрация проявляется чрезвычайно разнообразно: это и обращение внимания внутрь тела и психики, забота и дальнейшая деятельность, связанная с ранением, размышления над причинами, проявление осторожности и т.д. Впрочем, мы видели, что в некоторых случаях боль не приводит к длительной концентрации – внимание быстро отвлекается и рассеивается. Иными словами, боль только в начале собирает внимание, в дальнейшем же распоряжаемся им мы. Во всех описанных случаях действуют автоматизмы: телесные, мыслительные.

Как работает боль, когда она оказывается религиозной практикой? В христианстве главное внутреннее действие верующего по отношению к страданию – это принятие. Ведь верующий знает: все – от Бога, а сам он – изначально грешен, виновен. Не знает за что именно наказан, но если посланы скорби – значит, так надо. Иными словами, принятие как отказ от познания, понимания причин останавливает работу ума. Остановка мыслительной деятельности ведет к концентрации на внутренних процессах. В восточных практиках эта концентрация-наблюдение была бы финальным процессом, тренирующим саму эту концентрацию, возможно, приводящим к угасанию боли или к важным осознаниям. В отдельных случаях такой процесс мог иметь спонтанное продолжение, тематизированное как просветление. В христианстве, страдание, как и другие труды и подвиги, не имеет ценности само по себе – всякий раз оно должно перенаправляться, трансформироваться в любовь к Богу: «…Самое совершенное и великое дело <…> есть сближение с Богом и пребывание в единении с Ним.

Но немало таких, которые говорят, что совершенство жизни христианской состоит в пощениях, бдениях, коленопреклонениях, спании на голой земле и в других подобных строгостях телесных. Иные говорят, что оно состоит в совершении многих молитвословий дома и в выстаивании долгих служб церковных. А есть и такие, которые полагают, что совершенство наше всецело состоит в умной молитве, в уединении, отшельничестве и молчании. Наибольшая же часть ограничивает сие совершенство точным исполнением всех уставом положенных подвижнических деланий <…>. Однако ж все эти добродетели одни не составляют искомого христианского совершенства, но суть лишь средства и способы к достижению его» [Никодим Святогорец, 2015, с. 21].

Подтверждением тому, что страдание является особой духовной практикой, осуществляемой в виду определенной цели, специальным регулятором, инструментом, механизмом отношений с Богом, звучат слова учителей церкви: «О скорбях грешников, живущих на земле для земных наслаждений и для земного преуспеяния, пророк не сказал ни слова. Скорби им не попускаются. К чему им скорби? Они не понесут их с благодарением, а только ропотом, унынием, хулою на Бога, отчаянием умножат грехи свои» [Игнатий Брянчанинов, 1991, с. 130). В этом высказывании Игнатия Брянчанинова прочитываются сразу очень много смыслов.

Здесь говорится удивительная вещь: страдание – наказание (опыт, упражнение), которое не для всех. Тем грешникам, которые не обращены к Нему, Бог не посылает страданий. Они оставлены. Приведем суровый образ воспитания из Библии: «Ибо Господь, кого любит, того наказывает; бьет же всякого сына, которого принимает. Если же остаетесь без наказания, которое всем обще, то вы незаконные дети, а не сыны» (Евр. 12:6, 8). Иначе говоря, ребенка не наказывает отец, потому что у него нет отца. Из чего следует: если у ребенка есть отец, он обязательно будет наказываем. Человек, у которого нет страданий, находится вне отношений с Богом. Вернее, в особых отношениях: он покинут.

Еще один важный, мистический, смысл заключен в словах Игнатия: страдания посылаются только тем, кто их принимает. Кто не принимает – тот не получает, тому не дают. Такова важность и сила человеческого принятия (или непринятия). Оно влияет не только на то, какой смысл будет иметь событие для человека, как повлияет, куда приведет, но и на то, произойдет ли событие вообще.

Следующий момент, заслуживающий особого внимания в высказывании Игнатия: неприятием страданий грешный по своей природе человека отягчает свое состояние, потому что в этом случае страдание означает уныние, недовольство. Здесь впору вспомнить приведенный выше совет, как правильно претерпевать страдания: их нужно принимать с радостью – тогда будет польза для верующего. Радостное принятие или уныние непринятия – в данном случае именно эта разница в отношении к страданию делает человека сыном Бога или покинутым. Боль – это реакция, автоматизм, встроенный в наше тело, психику. Что действительно зависит от человека – так это отношение к отклику собственного тела и души. Впрочем, и здесь заложен автоматизм: первоначально, когда возникает боль, мы ее спонтанно принимаем = ощущаем. Следующее движение – хотим освободиться, избавиться, иными словами, не принимаем. Это естественное движение: отдернуть руку от пламени, отвернуться от разгневанного собеседника. Христианство учит нас противоположному, по сути, противоестественному действию – принимать боль, продлевать ее, чтобы через смирение, через отказ от себя прийти к Богу. То же можно сказать и о характере принятия: человеку приходится соглашаться – от безысходности, вынужденно смиряться или привыкать, например, к собственной болезни, которую не удается вылечить. Но учителя церкви призывают, наоборот, не уклоняться от посланных страданий и принимать невзгоды с радостью, подчеркнем еще раз – с противоестественной радостью.

Почему христианское вероучение вмешивается в одни автоматизмы, меняя действие на противоположное, а в другие – нет? Ведь существуют традиции, которые работают с автоматизмами самой боли, как телесной, так и психической, не меняя направленности. На этот вопрос мы отчасти уже ответили, сказав, что страдание является инструментом, механизмом отношений человека и Бога. Так, по словам Игнатия Брянчанинова даже добродетельный человек без искушений (то есть не искушенный страданиями, посланными Богом, не упражняющий душу в любви к Богу) недостаточно чист: «Если видите кого-нибудь, величаемого от людей православных добродетельным, а он живет без всяких искушений, преуспевает в мирском отношении, знайте: его добродетель, его Православие не приняты Богом. В них зрит Бог нечистоту, ненавистную Ему!» [Игнатий Брянчанинов, 2013, с. 313]. Впрочем, в использовании этого инструмента, механизма есть ограничения. Мы говорили о том, что страдания в рамках религиозности имеют смысл, нужны только в виду цели – любви к Богу, и рассматривали негативные ситуации, ограничивающие практику страдания, – покинутость, нечистота. Однако отсутствие страданий может свидетельствовать о действии иных психических и телесных процессов, об осуществлении совершенно другого опыта – единения с Богом в особых практиках. Пример такой целостной практики мы наблюдаем в исихастской традиции обожения. Этот опыт, вошедший в русскую духовную культуру через тексты «Добротолюбия», чрезвычайно важен для исследования человеческой природы и заслуживает отдельного исследования.

Заключение

В данной работе было проведено феноменологическое исследование одной из самых важных внутренних практик христианской религиозности – страдания – с точки зрения встроенных в нашу психику и тело естественных автоматических механизмов и целенаправленного нарушения их деятельности. Был рассмотрен бытовой опыт обычного человека и образцовый монашеский опыт, библейские тексты о страдании и их рецепция религиозными подвижниками. Очень плодотворным оказалось феноменологическое сравнение христианской внутренней практики страдания как остановки работы ума с дзен-буддистской медитацией – в точке их соприкосновения, а именно в созерцательном опыте амехании, остановки психической и телесной деятельности. О том, что эта точка есть, свидетельствует учитель церкви Григорий Палама: «Субботствуя духовно и в меру возможности унимая собственные действия тела, исихасты прекращают всю сопоставительную, перечислительную и разную другую познавательную работу душевных сил, всякое чувственное восприятие и вообще всякое произвольное телесное действование, а всякое не вполне произвольное, как например дыхание, они ограничивают в той мере, в какой это зависит от нас» [Григорий Палама, 1996, с. 38].

Описанная здесь православным святым амехания оказалась не просто инструментом и предметом данного исследования, но обнаружила себя как то важное, что объединяет представителей различных религий и духовных практик. Она есть нечто более глубокое, чем понятия, образы и концепции, поскольку включена в устройство нашего тела и психики и действует автоматически. Именно то, что амехания присуща таким разным вероучениям, как сравниваемые в этой статье христианство и дзен-буддизм, позволяет говорить о необычайной значимости этого опыта для человеческого существа – его целительной силе, эффективности воздействия.

ИСТОЧНИКИ

1. Григорий Палама. Триады в защиту священнобезмолствующих. – Москва, 1996.

2. Игнатий Брянчанинов. Собрание творений. Т. VII. Избранные письма. – Москва, 2013.

3. Игнатий Брянчанинов. Приношение современному монашеству [Репринт: Санкт-Петербург, 1905.]. – Свято-Троицкая Сергиева Лавра, 1991.

4. Иоанн Златоуст. Полное собрание сочинений в 12 тт. – Санкт-Петербург, 1898.

а. Т. XXII. Кн. 2. Слово о высокомерии и тщеславии.

b. Т. V. Кн. 1. Беседа на псалом 7.

c. Т. I. Ч. 2. Против аномеев. Электронная публикация: Слово пятое. О непостижимом.

d. Т. I. Ч. 1. Слово первое – к Дмитрию монаху.

5. Исаак Сирин. Азбука духовная. – Москва, 2006.

6. Исаак Сирин. Слова подвижнические. – Москва, 2012.

7. Макарий Египетский. Преподобного отца нашего Макария Египетского новые духовные беседы. – Москва, 1990.

8. Макарий Оптинский. Душеполезные поучения преподобного Макария. – Свято-Введенская Оптина пустынь, 2009.

9. Никодим Святогорец. Невидимая брань. – Москва: Директ-медиа, 2015.

10. Феофан (Говоров). Собрание писем. Вып. 8. – Москва, 1901.

11. Феофан Затворник. Мысли на каждый день года по церковным чтениям из слова Божия. – Москва, 2013.

12. Феофан Затворник. Путь ко спасению. Краткий очерк аскетики [Репринт 1899]. – Москва, 2002.

SOURCES

1. Gregory Palamas. Triady v zaschitu sviaschennobezmolvstvuyuschikh [The Triads in Defense of the Holy Hesychasts]. Moscow, 1996.

2. Ignatius Bryanchaninov. Sobranie tvoreniy. T. VII. Izbrannye pis’ma [Collected Works. Selected Letters]. Moscow, 2013.

3. Ignatius Bryanchaninov. Prinoshenie sovremennomu monashestvu [An offering to Contemporary Monastacism]. Sv.-Troitskaya Lavra, 1991.

4. Ioannes Hrisostomos. Polnoe sobranie troreniy v 12 tt. [The Complete works]. Cviato-Uspenskaya Pochaevskaya Lavra, 2009. Reprint: Petersbourg, 1898.

5. Isaac the Syrian. Azbuka Dukhovnaya [Spiritual Alphabet]. Moscow, 2006.

6. Isaac the Syrian. Slova podvizhnicheskie [Ascetical Homilies]. Moscow, 2012.

7. Macarius the Egyptian. Prepodobnogo otsa nashego Makariya Egipetskogo novyya dukhovnyye besedy [New Spiritual Homilies of St. Macarius the Egyptian]. Moscow, 1990.

8. Macarius of Optina. Dushepolezye pouchenia prepodobnogo Makaria [Spiritual Counsels of St. Macarius of Optina]. Optina Monastery, 2009.

9. Nicodemus of the Holy Mountain. Nevidimaya bran’ [Unseen Warfare]. Moscow, 2015.

10. Theophan (Govorov). Sovranie pisem. Vyp. 8. [Collected letters]. Moscow, 2000.

11. Theophan the Recluse. Mysli na kazhdyi den’ goda po tserkovnym chteniam iz slova Bozhia [Thoughts for Each Day of the Year According to the Daily Church Readings from the Word of God]. Moscow, 2013.

12. Theophan the Recluse. Put’ ko spaseniyu. Kratriy ocherk asketiki [The Path to Salvation]. Moscow, 2002.

ЛИТЕРАТУРА

1. Бибихин В.В. Лес / В.В. Бибихин. – Санкт-Петербург, 2011.

2. Хоружий С.С. Аналитический словарь исихастской антропологии / С.С. Хоружий // Синергия. Проблемы аскетики и мистики Православия / ред. С.С. Хоружий. – Москва, 1995.

3. Хоружий С.С. Православная аскеза и философская феноменология / С.С. Хоружий. – Москва, 1998.

REFERENCES

1. Bibkhin V.V. Les [Woods]. Saint-Petersburg, 2011.

2. Horujiy Sergey S. Analiticheskiy slovar’ isikhastskoy antropologii. [Analytical vocabulary of Hesychast Anthropology]. In Sinerghia. Problemy asketiki i mistiki pravoslavia [Synergia. Problems of Orthodox Asceticism and Mysticism]. Moscow, 1995.

3. Horujiy Sergey S. Pravoslavnaya askeza i filosofskaya fenomenologhia [Orthodox Ascetic and philosophical Phenomenology], Moscow, 1998.

СНОСКИ

Пин «Не только боль и страдание»| Мерч портала «Такие дела»

Согласие на обработку персональных данных

Регистрируясь на Интернет-сайте https://shop.takiedela.ru (далее «Сайт») и предоставляя свои персональные данные для регистрации, Пользователь даёт Автономной некоммерческой организации содействия благотворительной и добровольческой деятельности «Информационный портал «Такие дела», ОГРН 1157700018970, ИНН/КПП 9710004736/770401001, адрес места нахождения: 119270. г. Москва, Лужнецкая набережная д. 2/4, стр. 16, помещение 504 (далее «Продавец»), согласие на обработку, хранение и использование своих персональных данных на основании ФЗ № 152-ФЗ «О персональных данных» от 27.07.2006 г. в следующих целях:

регистрации Пользователя на сайте;
осуществление клиентской поддержки;
получения Пользователем информации о маркетинговых событиях;
выполнение Продавцом обязательств перед Пользователем по договорам купли продажи и оказания услуг;
исполнения требований законодательства РФ, предъявляемых к Продавцу;
проведения аудита и прочих внутренних исследований с целью повышения качества предоставляемых услуг.

Под персональными данными подразумевается любая информация личного характера, позволяющая установить личность Пользователя, в том числе фамилия, имя, отчество, дата рождения, контактный телефон, адрес электронной почты, почтовый адрес, паспортные данные.

Персональные данные Пользователя хранятся исключительно на электронных носителях и обрабатываются с использованием автоматизированных систем, за исключением случаев, когда неавтоматизированная обработка персональных данных необходима в связи с исполнением требований законодательства.

Обработка персональных данных включает в себя их сбор, запись, систематизацию, накопление, хранение, уточнение (обновление, изменение), извлечение, использование удаление, уничтожение персональных данных. Обработка осуществляется по адресу места нахождения Продавца, а также по адресу нахождения лиц, которым персональные данные передаются Продавцом на основании данного согласия.

Продавец обязуется не передавать полученные персональные данные третьим лицам, за исключением следующих случаев:

по запросам уполномоченных органов государственной власти РФ только по основаниям и в порядке, установленным законодательством РФ
стратегическим партнерам, которые работают с Продавцом для предоставления продуктов и услуг, или тем из них, которые помогают Продавцу реализовывать продукты и услуги потребителям. Мы предоставляем третьим лицам минимальный объем персональных данных, необходимый только для оказания требуемой услуги или проведения необходимой транзакции;
передачи ООО «Учетные Технологии», ОГРН 5077746305654, адрес места нахождения: г. Москва, бульвар Цветной, д. 26 стр. 1, ком. 29, в целях обработки им персональных данных, необходимой для проведения платёжных операций, а также исполнения возложенных на Организацию обязанностей, предусмотренных законодательством о валютном контроле, бухгалтерском учёте, а также о налогах и сборах;
передачи Благотворительному фонду помощи социально незащищённым гражданам «Нужна помощь» (БФ «Нужна помощь»), ОГРН 1157700014053, адрес места нахождения: 119270, г. Москва, Лужнецкая набережная, д. 2/4, стр. 16, помещение 405, в целях обработки и оформления заказов.

Обработка персональных данных может быть прекращена в любой момент путём направления Пользователем письменного заявления в адрес Продавца или представителю Пользователя по адресу: [email protected].

Продавец оставляет за собой право вносить изменения в одностороннем порядке в настоящие правила, при условии, что изменения не противоречат действующему законодательству РФ. Изменения условий настоящих правил вступают в силу после их публикации на Сайте.

Определение страдания по Merriam-Webster

страдание | \ ˈSə-f (ə-) riŋ \ 1 : состояние или опыт страдающего

Девять буддийских учителей объясняют страдания

Будда сказал: «Все, что я учу, — это страдание и конец страданиям.Фото Дэвида Габриэля Фишера.

Палийское слово dukkha чаще всего переводится на английский как «страдание». Дуккха представляет собой множество эмоций — от счастья до отчаяния. Хотя это противоречит здравому смыслу, это центральная концепция учения Будды. В этих отрывках, адаптированных из более длинных учений о Львином рыке, девять учителей объясняют, что такое страдание, как мы его чувствуем и почему это не осуждение — это радостная возможность.

Страдание было первым учением Будды

Из «Четырех благородных истин Будды» Тулку Тондуп Ринпоче

Первое учение Будды было о Четырех благородных истинах… «О бхикшу, есть четыре благородные истины.Это благородные истины страдания, причина страдания, прекращение страдания и путь к прекращению страдания ».

Согласно буддизму, мы, живые существа, оказались в ловушке цикла существования, известного как сансара. В сансаре мы бесцельно блуждаем и испытываем невыносимые страдания — день и ночь, год за годом, жизнь за жизнью — из-за того, что мы крепко цепляемся за себя. Чтобы вылечить это болезненное состояние, сначала мы должны найти его причину, а затем применить медицинский путь обучения, чтобы восстановить свое изначальное хорошее здоровье, то есть просветление.

Связанные: Четыре благородные истины

Мы все переживаем страдания

Из «О страдании и конце страдания» Шарон Зальцберг

Бывают моменты в нашей жизни, когда мы хотим изменить концовку истории. Иногда мы теряем то, что нам небезразлично, мы разлучаемся с теми, кого любим, наши тела подводят нас, когда мы становимся старше, мы чувствуем себя беспомощными или обиженными, или наша жизнь просто ускользает. Все это аспекты дуккхи, одного из основных учений Будды.Дуккха означает страдание, недовольство, неудовлетворенность, пустоту, изменение.

Будда сказал: «Все, чему я учу, — это страдание и конец страданиям». Страдание в его учении не обязательно означает тяжелую физическую боль, это скорее душевные страдания, которые мы испытываем, когда наша склонность удерживать удовольствие сталкивается с мимолетной природой жизни, и наши переживания становятся неудовлетворительными и неуправляемыми.

ПОДПИСАТЬСЯ НА НОВОСТИ LION’S ROAR

Получите еще больше буддийской мудрости прямо на свой почтовый ящик! Подпишитесь на бесплатную рассылку Lion’s Roar по электронной почте.

На каком-то уровне мы это понимаем, но сопротивляемся

Из книги Нормана Фишера «Страдания открывают реальный путь».

Дуккха относится к психологическому переживанию — иногда сознательному, иногда бессознательному — того глубокого факта, что все непостоянно, непостижимо и на самом деле не познаваемо. На каком-то уровне мы все это понимаем. Мы знаем, что все, что у нас есть, на самом деле нет. Все, что мы видим, мы не видим полностью. Такова природа вещей, но мы думаем наоборот.Мы думаем, что можем знать свою жизнь, свою любовь, свою идентичность и даже свое имущество и владеть ими. Мы не можем. Разрыв между реальностью и основным человеческим подходом к жизни — это дуккха, переживание базовой тревоги или разочарования.

Есть спектр страданий

Из «Что такое Дуккха?» Гленн Уоллис

Чтобы лучше понять значение слова дуккха, давайте поместим «страдание» в один край спектра. С другой стороны, давайте поместим такие качества, как раздражение, напряжение, ненадежность.Таким образом, дуккха может быть понята на одном конце спектра как тонкое, возможно, едва различимое качество бытия, а на другом — как сильное душевное или физическое страдание.

Еще один нюанс добавляется к термину дуккха, когда мы принимаем во внимание, что, с точки зрения Будды, даже «счастливый» момент окрашен дуккхой. Это потому, что ни момент, ни переживание не являются стабильными … Учитывая эту точку зрения, как мы должны называть дуккха на нашем языке? Наш английский термин должен иметь следующие раскраски (по возрастающей шкале интенсивности):

слабое беспокойство
раздражение
нетерпение
раздражение
разочарование
разочарование
неудовлетворенность
обострение
напряжение
стресс
тревога
досада
боль
отчаяние
печаль
печаль
страдание
страдание
агония
тоска

Конечно, вы можете добавить к этому списку; этому практически нет конца.Очевидно, что каждое из этих качеств связано с некоторой степенью беспокойства, поэтому «беспокойство» — это то, как я перевожу этот термин для общего употребления.

Есть три вида страданий

Из «Разума, который страдает» Филиппа Моффита

Будда выделил три вида страдания: дуккха физической и эмоциональной боли … Первый вид дуккха — это очевидное страдание, вызванное физическим дискомфортом, от незначительной боли от укола пальца ноги, голода и недостатка сна до агонии. хронического заболевания.Это также эмоциональные страдания, которые возникают, когда вы разочаровываетесь из-за того, что дела идут не так, как вам нужно, или расстраиваетесь из-за несправедливости в жизни, или беспокоитесь о деньгах или оправдываете ожидания других.

[Второй вид] — это страдания, вызванные тем, что жизнь постоянно меняется. Не кажется ли, что в тот момент, когда вы обретаете счастье в жизни, оно почти сразу исчезает? … По правде говоря, ни один момент не является надежным, потому что следующий момент всегда быстро наступает ему на пятки.Это похоже на постоянную бомбардировку перемен, подрывающую любое состояние счастья. Ум никогда не находит места, чтобы расслабиться и наслаждаться жизнью без страха … Более того, каждый день, даже в приятные моменты, не испытываете ли вы скрытое беспокойство по поводу будущего? Это беспокойство и тревога — проявление третьего типа страдания, идентифицированного Буддой, — неотъемлемой неудовлетворительности жизни из-за присущей ей нестабильности.

Непостоянство не причина страданий

Из «Познание этой истины — благородно» Тралега Кьябгона Ринпоче.

Мы можем обнаружить, как говорит нам Будда, что отсутствие субстанциальности или постоянства во всем, что нас окружает, порождает несчастье и боль. Однако это не означает, что переживание непостоянства или несущественности само по себе является страданием или прямой причиной страдания. Мы неверно истолковываем послание Будды, если думаем, что все вещи непостоянны, несущественны или не имеют твердого «я», которое порождает страдания. Эти основные факты не являются истиной о происхождении страдания.

Дуккха создается не самими вещами или их несущественной природой. Скорее, наш ум был обусловлен невежеством, заставляя думать, что вечное счастье может быть достигнуто с помощью вещей, которые эфемерны и преходящи.

Нет простого выхода

Из «Срединного пути стресса» Джуди Лиф

Простое учение о первой благородной истине, истине о страдании, может быть самым трудным для понимания и принятия. Мы все время думаем, что если мы просто исправим это или исправим то, подправим кое-что, мы сможем этого избежать.Мы думаем, что если бы мы были умнее, красивее, богаче, могущественнее, жили где-то еще, моложе, старше, мужчиной, женщиной, с разными родителями — вы называете это — все было бы по-другому. Но все не иначе; они такие плохие, как кажутся! Поскольку надеяться на жизнь без стресса нереально и в любом случае это не так уж и хорошо, имеет смысл научиться справляться со стрессами, которые неизбежно возникают.

Страдание — сигнал

Из «Бойтесь правильной вещи» Роберта Турмана

Истина страдания — это не предсказание конца света.Это не выражение неизбежной судьбы. Напротив, он предупреждает нас о том, что мы не осознаем, что мы есть на самом деле.

Что-то стоит за нашими страданиями

Из «Ответ на гнев и агрессию — терпение» Пема Чёдрон

Всякий раз, когда возникает боль любого рода — боль агрессии, печали, потери, раздражения, негодования, ревности, несварения желудка, физической боли — если вы действительно посмотрите на это, вы можете сами убедиться, что за болью всегда есть что-то мы привязаны к.Всегда есть что-то, за что мы держимся.

Я говорю это с такой уверенностью, но вы должны сами убедиться, так ли это на самом деле. Вы можете прочитать об этом: первое, чему когда-либо учил Будда, была истина о том, что страдание происходит от привязанности. Это в книгах. Но когда вы обнаружите это сами, это сразу же станет немного глубже.

СПАСИБО ЗА ЧИТАЙТЕ ЛЬВИЙ РЕВ. МОЖЕМ ЛИ МЫ ОБРАЩАТЬСЯ К ВАШЕЙ ПОМОЩИ?

Наша миссия Lion’s Roar — передавать буддийскую мудрость в современном мире.Связи, которыми мы делимся с вами — нашими читателями, — это то, что заставляет нас выполнять эту миссию.

Сегодня мы просим вас установить дальнейшую связь с Lion’s Roar. Можете ли вы помочь нам сделать пожертвование сегодня?

Как независимая некоммерческая организация, приверженная распространению буддийской мудрости во всем ее разнообразии и широте, Lion’s Roar зависит от поддержки таких читателей, как вы. Если вы ощутили пользу буддийской практики и мудрости в своей жизни, пожалуйста, поддержите нашу работу, чтобы многие другие тоже получили пользу.

Сделайте пожертвование сегодня — ваша поддержка имеет решающее значение.

Lion’s Roar — благотворительная организация, зарегистрированная в США и Канаде. Все пожертвования из США и Канады не облагаются налогом в полной мере, разрешенной законом.

Осмысление страдания и боли | Философия, этика и гуманитарные науки в медицине

Медицинский гуманизм Касселла

Работа Природа страдания и цели медицины была впервые опубликована в 1982 году и оказала значительное влияние на последующие дебаты относительно медицинской концептуализации и управления страданием и боль.Фактически, эта дискуссия еще не закончилась [24,25,26]. Данную работу можно отнести к числу теоретических работ «гуманистического поворота» в медицине. Кассел критикует клиническую, основанную на доказательствах медицину, ее зависимость от картезианского дуализма, ее концептуальное представление о боли и страдании, ее управление ими, а также цели медицины. Он критикует именно те характеристики медицины, которые в первую очередь превратили ее в науку, а именно упомянутые выше процессы абстракции, тот факт, что «врачей учат сосредотачиваться на болезнях и помнить об их сходствах, а не различиях». , и что «диагностические методы предназначены для того, чтобы видеть одно и то же в каждом случае болезни» [3].По его мнению, анахроничное разделение между телом и не-телом и акцент на излечении от телесных болезней побуждают медицину делать то, что причиняет страдания «пациенту как личности». Другими словами, он не только неадекватно лечит боль (понимая и лечит ее только в отношении ее измеримых, наблюдаемых и обобщаемых признаков в контексте болезни), но также вызывает страдание, которое остается невыявленным и неизлечимым, как в случае в терминальной фазе хронического заболевания, которая постепенно удлиняется из-за доступности новых методов лечения.Напротив, концептуализация боли и страдания Касселом подчеркивает их значимые измерения и негативные последствия абстрагирования боли от человека, страдающего от боли. При этом учитывается, что боль или страдание всегда испытывает человек, и что такой опыт моделируется и во многом определяется личными предположениями, культурными моделями, познавательной деятельностью и даже религиозными убеждениями.

Касселл определяет боль не только как ощущение, но и «как переживание, заложенное в представлениях о причинах, заболеваниях и их последствиях», а страдание — как «состояние тяжелого стресса, связанного с событиями, которые угрожают целостности человека».Считается, что и боль, и страдание имеют физические и психологические аспекты, и в этом смысле верно, что Касселл избегает классической ассоциации между болью и телом, страданием и разумом. ^{Footnote 5} Его определение боли соответствует определению, предложенному в начале этой статьи: Боль — это феномен, который включает в себя как ноцицепцию — «механизм, участвующий в получении болезненных стимулов» — так и последующее придание значения такому ощущению. . Он признает универсальность ноцицепции («определенные виды стимулов вызывают сенсорную реакцию ноцицепции в каждой культуре, сейчас и навсегда»), но не считает боль тождественной ноцицепции; для него боль включает в себя значение, которое субъекты приписывают ноцицепции, и это значение меняется от культуры к культуре, от человека к человеку.

Согласно Касселлу, страдание начинается, когда «больной поверит, что его или ее целостность как личность находится в опасности». Таким образом, боль не обязательно влечет за собой страдание, а страдание (угроза «неприкосновенности человека») может быть вызвано другими переживаниями. Касселл предлагает, чтобы медицина была более чувствительна к человеку и значениям, которые он или она приписывает своей боли / болезни, и что она должна специально лечить страдание, таким образом задействуя определенные «субъективные ресурсы», такие как «чувства, интуиция и даже вход их органов чувств », чтобы справиться со страданиями пациентов.Другие авторы также подчеркивали важность особых способностей, таких как чувствительность и сочувствие, у врача [27], развивая «аффективный способ понимания» [25] в контексте попытки гуманизировать медицину. Но Касселл также думает, что можно разработать методологию, которая способна превратить субъективные измерения боли и страдания в передаваемую информацию, которую врачи могут использовать для разработки более целостных методов лечения (не только предназначенных для лечения болезни, но и для смягчения последствий). страдания больного человека).Таким образом, следует переформулировать цели медицины.

Однако, по крайней мере, две проблемы возникают из концептуализации страдания Касселлом. Во-первых, его определение страдания зависит от сомнительного понимания человека и является слишком ограничительным. Определение страдания как угрозы «целостности» человека влечет за собой предположение о том, что такое «неповрежденный» человек. Нормативное определение «личности», данное Касселлом, включает ряд измерений, таких как предполагаемое будущее, личность и характер, тело, прошлый опыт и воспоминания, культурный фон, поведение, отношения с другими, политическое измерение и тайная жизнь [3].Этот «неповрежденный» человек развил бы своего рода равновесие или согласованность и целостность между всеми этими измерениями.

Свенеус [24] признает эту трудность, присущую предложению Касселла, проблему мышления «человека как некоего целого» (или того, как можно сформулировать некую целостность между всеми этими измерениями), и предлагает альтернативу. : понимание жизни как повествования и «подчеркивание эмпирического измерения, удержание вместе состояний сознания, составляющих« я »».Однако повествовательные объяснения непрерывности личности и жизни тоже могут быть подвергнуты критике. Хотя у людей есть повествовательный опыт и измерения, ни личность, ни жизнь не могут быть полностью и определенно объединены одним повествованием. Истории, которые мы рассказываем себе о собственном опыте, безусловно, являются важными ресурсами, которые мы используем для установления отношений с собой, для развития самих себя . Но такие истории — не единственный ресурс, который мы используем для таких целей. Например, мы также участвуем в диалоге с самим собой — процесс мышления был определен как своего рода внутренний диалог [28] — а диалог — это не рассказ.Более того, такие внутренние истории всегда плюралистичны: они интерпретируют наш прошлый опыт в свете нынешних интересов или переживаний. Следовательно, мы не рассказываем себе одну и ту же историю о нашем прошлом на протяжении всей нашей жизни просто потому, что наше прошлое меняется каждый день по мере того, как мы получаем новый опыт, который может легко изменить интерпретацию предыдущего опыта, и мы должны / хотим понимать свое прошлое по-разному в зависимости от к нашему настоящему и нашим перспективам. Намного более гибкими и неопределенными являются наши рассказы о будущем: будущее — это неизведанная территория, которая постепенно становится настоящим, а затем прошлым, снова и снова удивляя нас.

Параллельно жизнь — это не «повествование», а единое повествование от рождения до смерти [29]. С разных точек зрения непрерывно пишутся разные версии и трактовки жизни человека; нет окончательной истории. Рассказы о жизни всегда фрагментарны, частичны, и их нельзя рассказывать иначе, как с определенной точки зрения, в зависимости от предполагаемого акцента. Они не гарантируют целостности между нашими несколькими измерениями.

Таким образом, повествовательное объяснение «целостности» личности не поддерживает определение «личность», данное Касселлом.Действительно, такое определение — несуществующий идеал, который включает в себя идею о том, что люди прозрачны для себя (они полностью знают себя), последовательны, способны создавать своего рода уникальные личные истории из прошлого и будущего и хорошо сбалансированы. Это определение далеко не актуально для современных теорий о себе. Альбрехт Веллмер [30] упоминает два важных вклада, которые противоречат определению Кассела. Фрейдистский психоанализ ставит под сомнение идею автономного субъекта: люди не всегда точно и полностью знают, чего они хотят, что они делают или почему они это делают, поскольку на них влияют психологические, социальные силы и силы властных отношений.Витгенштейн и философия языка оспаривают идею о том, что испытуемые являются последними авторами и судьями того, что они говорят. Наши осмысленные выражения не полностью прозрачны для нас самих. Более того, теории постмодерна подчеркивают противоречия между различными социальными ролями одного и того же человека [31], наше иррациональное измерение, нашу случайную природу и тот факт, что наши действия непредсказуемы (даже сами по себе). Человек никогда не бывает полностью связным, человек не может быть «неповрежденным», потому что прикосновения и прикосновения присущи жизни.По-прежнему возможно определить страдание как угрозу тому, что человек считает своей целостностью в любой данный момент. Однако это важное определение страдания, которое имеет слишком далеко идущие последствия и вызывает проблемы при попытке определить границы того, что есть, а что нет. Страдание можно переживать по-разному, не обязательно как угрозу целостности, как я покажу позже. Таким образом, это определение не может правильно определить, что является общим для всех переживаний страдания.Более того, страдание было замечено и часто используется для усиления идентичности (как в случае преднамеренного поиска страдания, например, причинения боли самому себе, и другого рискованного поведения). Это прямо противоречит определению Касселла, потому что поиск страдания (или использование непреднамеренного страдания) используется для построения или усиления идентичности, для утверждения себя или для идентификации себя с определенными ценностями, такими как сила или смелость.

Вторая проблема определения страдания, данного Касселлом, обсуждается Брауде [25]: переживание страдания может иметь действительно субъективный элемент, который не может быть явно выражен посредством языка и «не может и не должен в конечном итоге стать объектом, медицинским или каким-либо другим». .Медицина может уделять больше внимания вышеупомянутым субъективным, символическим измерениям страдания и боли, врачей можно научить более чутко относиться к больным и более чутко относиться к их реальным потребностям. Это «гуманизированное лекарство» обеспечивает лучшее лечение боли и страданий, и оно должно пересмотреть свои конечные цели. Однако остается вопрос, действительно ли страдание можно вылечить исключительно с помощью медицины и чисто научных методов, учитывая это в конечном итоге непередаваемое измерение, тот факт, что не все виды страдания связаны с болью или болезнью, и экзистенциальное измерение страдания, которое включает личный выбор, связанный с привязанностью человека к жизни и миру.Медицина действительно имеет свои пределы.

Феноменологический подход

Феноменологическая концептуализация страдания и боли предлагает привлекательную альтернативу дуалистическим теориям и механическому пониманию тела. ^{Footnote 6} В отличие от научного подхода, в котором тело рассматривается с точки зрения третьего лица, феноменологические предложения предполагают перспективу опыта, пережитого субъектом [32, 33]. Это своего рода взгляд от первого лица, который стремится быть значимым и актуальным для других.Хороший феноменологический подход — это не просто субъективное повествование о личном опыте, но он способен уловить важные элементы такого опыта, которые полезны в качестве значимых ресурсов для других людей, пытающихся понять аналогичный опыт.

Очень хороший пример такой точки зрения можно найти в тексте Жана-Люка Нанси L’Intrus , в котором он стремится понять свой собственный «жизненный опыт» трансплантации сердца, связанных с ним тяжелых медицинских процедур и их острых вторичных последствия, такие как лимфома, философски и феноменологически [34].Нэнси концептуализирует свой опыт не просто рассказывая свою историю, но понимая ее теоретически, используя концепцию «вторжения» (вторжения) и идею «вторжения», чтобы понять опыт получения нового органа, его отторжение со стороны его иммунная система, лечение «медикаментами» (измерение, тестирование, наблюдение) и, наконец, рак и последующее лечение. Его описанная странность самого себя и его опыт лиминальности далеко не уникальны, и его размышления о моральных последствиях трансплантации органов и увеличивающихся технологических и научных медицинских вариантах поднимают важные вопросы для дальнейших дискуссий.Короче говоря, феноменология не просто субъективна (хотя она включает в себя личный опыт), и хорошие феноменологические подходы являются мощными философскими инструментами. Поскольку они способны включать перспективу от первого лица, «жизненный опыт», они обладают высоким потенциалом для изучения страдания и боли с точки зрения, которая не является чисто научной или медицинской по своей природе.

С такими понятиями, как «воплощение» и «живое тело» — английский перевод немецкого термина «Leib», в противоположность «Körper» или «физическое тело» [11] — феноменологи внесли свой вклад в «воплощение разума» подчеркивая решающую роль тела в человеческом опыте и предполагая, что мы воспринимаем мир через наши живые тела [32].Это предположение влечет за собой различные последствия для понимания боли и страдания, такие как идея о том, что если мы испытываем боль или страдаем, мы чувствуем это неудовольствие в наших телах, таким образом частично или полностью влияя на то, как мы воспринимаем мир. Прозрачное, безмолвное или даже «отсутствующее» тело [32] может болезненно присутствовать, поэтому мы воспринимаем мир с этой болезненной точки зрения. ^{Footnote 7}

Феноменологические подходы тоже внесли свой вклад в «заботу о теле», как и в случае с феноменологическим объяснением «эффекта плацебо», одного из явлений, которые бросают вызов классическим объяснениям медицинской науки.Френкель [35] формулирует эту проблему следующим образом: «Как может личное субъективное ожидание, связанное с приемом таблетки плацебо, когда-либо проявляться как наблюдаемое публичное изменение физиологического тела?» Эффект плацебо особенно бросает вызов различиям между разумом и телом и рассмотрению тела как простого «измеримого объекта». Объяснение, предложенное Френкелем, убедительно: само тело способно осмысленно реагировать на сложную ситуацию, поскольку «у нас есть разумное тело, способное реагировать на мир без необходимости вызывать какую-либо рефлексивную активность.Можно даже пойти еще дальше: если мы представляем человека как психофизическое целое, то не будет неправдоподобным думать о том, что тело реагирует осмысленным образом, что «пациент воспринимает возможности исцеления в конкретной ситуации и его тело, таким образом, откликается на просьбу к нему так же, как наша нерефлексивная двигательная активность разворачивается в мире ». Считается, что культурные, социальные и психологические факторы влияют на доступность (побуждение субъекта к ответу в конкретной ситуации) исцеления.

Как уже упоминалось, Свенеус [24] объединил феноменологические тенденции с нарративными концепциями личной идентичности, чтобы концептуализировать боль и страдание. Он объединяет различные определения страдания, предоставленные другими авторами, в попытке охватить «все страдание». Однако объединение этих различных подходов к страданию не гарантирует хорошего определения страдания. Вместо этого оно гарантирует хороший обзор исследований или концептуализации страдания.Хорошее определение должно быть достаточно общим, чтобы включать все случаи страдания. Это не означает, что конкретные описания случаев страдания бесполезны или не имеют смысла для других пациентов, ученых и просто людей, заинтересованных в понимании феномена страдания. Другими словами, отчуждение себя, описанное Нэнси, может охватить одно существенное измерение одного вида страдания, но оно не определяет все виды страдания. Определения страдания как угрозы для «неповрежденного человека», как отчуждения самого себя, как «отчужденного настроения» или «непривычного существа в мире» [33] выражают различные переживания страдания, но это не универсальные описания, поэтому они не являются хорошими определениями.Как утверждает Клейнман: «Важно избегать эссенциализации, натурализации или сентиментализации страдания. Нет единственного способа страдать; не существует вневременной или внепространственной универсальной формы страдания ». [7].

Потеря себя или поиск себя?

Как указывалось ранее, медицине все еще сложно справиться с этими субъективными, неизмеримыми измерениями страдания и боли — и, более того, с их возможной «неразделимостью» [6], хотя в них были внесены важные вклады, такие как Теория контроля ворот. , что имело решающее значение для включения как физиологических, так и психологических аспектов боли в качестве неотъемлемых частей этого явления.Тем не менее, боль и страдания касаются не только медицины, но также социальных и гуманитарных наук, которые вносят существенный вклад в прояснение их культурных, социальных и когнитивных аспектов. Если мы придаем значение этим аспектам переживания боли и страдания, то нам необходимо признать соответствующую роль, которую указанные дисциплины могут играть в их осмыслении, а также в предоставлении ресурсов для облегчения страданий. Это связано с предыдущим утверждением медицины, имеющей свои пределы: существуют типы и измерения страдания, лечение которых не касается медицины (или, по крайней мере, не исключительно).Например, мы не можем справиться с социальными проблемами, которые вызывают социальные страдания, такие как бедность, с помощью медицинских ресурсов. Но, как было сказано выше, это не означает, что медицина не может улучшить управление болью и страданием: напротив, попытки сделать это уже предпринимаются, хотя полная революция потребует подлинного преодоления классической дихотомии разум / тело. ^{Footnote 8} Реальное, связное представление о человеке как о психофизическом, а не дуалистическом существе требует не только частичных реформ в обращении со страданием и болью, но и полного сдвига парадигмы в понимании Куна [36].^{Footnote 9} Тем временем междисциплинарные подходы претворяются в жизнь; например, лечение хронической боли в долгосрочной перспективе теперь включает в себя методы кондукции, чтобы управлять ее эмоциональными и когнитивными последствиями [37, 38], или лечение несоматической боли (например, фибромиалгии) теперь поддерживается психотерапией [39]. ].

Отчуждение (или даже «потеря») себя или «непривычное существо в мире», несомненно, может быть следствием или выражением страдания.Кэти Чармаз [40] описывает «потерю себя» у хронических больных и способствует пониманию страдания как не ограниченного простым «физическим дискомфортом». В своем недавнем посмертном романе Париж-Аустерлиц писатель Рафаэль Чирбес описывает последнюю фазу смертельной болезни человека следующими словами:

«Скорее, у меня создалось впечатление, что лежащий там умирающий человек стал чужим в мире. как мои глаза, так и его собственные — кто-то неизвестный мне, конечно, но также и ему самому, и поэтому Мишель сам выражал мне это в те дни, когда он испытывал момент просветления.[…] Мишель гаснет, тускнеет так же, как и каждый день моего визита, тусклый свет зимнего полудня угасал в раме окна больницы ». ^{Сноска 10} [41].

Как Нэнси, Мишель больше не может узнавать себя, как и его друг. По Свенею, страдание отдаляет нас от нашего собственного тела, от наших отношений с другими людьми и от наших жизненных ценностей [24]. «Отчуждение» означает «превращение в чужого», таким образом, обнаружено, что страдание эквивалентно ощущению того, что мы чужие себе и другим, или странному приспособлению к миру — и оно может помешать нам жить той жизнью, которую мы хотели. .Отчуждение мира также можно отнести к категории «непривлекательных», подобно концепции Арендт: «Нездомное существо в мире» означает, что мы существуем неудобно, в странной, беспокойной среде, где мы не можем отдохнуть или найти то, что нам нужно. место [42].

Эти различные вклады в понимание различных переживаний страдания не обязательно предлагались в качестве основных определений страдания. Например, работа Чармаз предполагает четко обозначенную перспективу; она анализирует «фундаментальную форму страдания» хронических больных в Америке в 1980-е годы [40]. Однако существует риск, если принять такие описания страдания как универсальные, существенные определения, поскольку это может иметь нежелательные эпистемологические и моральные последствия. .

Идея «отчужденного я» предполагает идею своего рода «подлинного я» с «подлинной историей жизни». Страдания могут оттолкнуть нас от наших прежних забот и даже перевести в состояние лиминальности, когда мы не чувствуем себя как дома в мире или в своем теле, как когда-то. Однако, как было сказано ранее, это не окончательные последствия страдания, и люди не являются статичными, неизменными существами. Наряду с возможной «потерей себя» существует возможность «реконструкции себя» (мы не были нашим «окончательным я» до «потери себя» из-за страдания, и мы не можем восстановить что-то вроде «окончательного« я »).Напротив, мы — результат нашего опыта, включая страдание и боль.

Доказательством несостоятельности эссенциалистских определений страдания является то, что два противоречащих друг другу ответа на проблемы боли и страдания могут быть одинаково значимыми и полезными для управления ими: борьба за отделение себя от своей боли, страдания или болезни и отождествление со своей собственной болью, страданием или болезнью [11]. Один из пациентов Стонингтона удивил его, сказав: «Я хочу быть здесь из-за этого, даже из-за боли.На самом деле, если я не буду здесь, я буду страдать »[43]. Боль при родах утверждается женщинами как элемент самоконструирования своей собственной идентичности как матери и женщины в том смысле, что они хотят быть теми, кто контролирует технологии, используемые для облегчения боли, а не подчиняться их контролю. такая технология [19]. Такие отношения, как выбор боли или принятие страдания, могут быть способом утверждения себя. Для Виктора Франкла [44] принятие неизбежных страданий может быть даже способом найти смысл в жизни; Страдания и храброе противостояние страданиям могут быть способом подтверждения собственной идентичности, достижением, благородным делом, а не деградацией личности.В конце концов, страдание можно рассматривать как характеристику собственной личности; после стольких страданий поэт Розалия де Кастро находит в себе пустое пространство, которое не может быть заполнено ничем, кроме страдания:

«То, что внизу, в самом низу / моих внутренностей / есть пустынная пустошь / незаполненное смехом / или удовлетворение / но с горькими / плодами боли! » ^{Сноска 11} [45].

Возможно, можно «чувствовать себя как дома в страдании» — не в мазохистском смысле, а как способ справиться с ним.В качестве альтернативы основным определениям я предлагаю понимать страдание как неприятный или даже мучительный опыт, который может серьезно повлиять на человека на психофизическом и даже экзистенциальном уровне.

Концептуализация страдания и боли

Концептуализация страдания как переживания подчеркивает тот факт, что это то, что человек переживает (как то, что Дильтей называет «жизненным опытом» (Эрлебнис)), непосредственным, неотраженным опытом и «обычным, сформулированным опытом» (Lebenserfahrung) [46, 47].Мы должны смотреть на страдание не как на абстрактное явление, а как на нечто пережитое кем-то.

Страдание, как и боль, неприятно или даже мучительно: даже если мы не принимаем эссенциалистское определение и отвергаем понимание страдания как «потери себя» или «повторного утверждения себя», определение является все еще необходимо. «Неприятность» определяет страдание и боль. Лекнес и Бастиан [48] предлагают «выйти за рамки представления о боли как о просто неприятном», потому что «она также может восприниматься как приятная, вызывать приятные переживания или побуждать нас к приятным переживаниям».Они предлагают ряд преимуществ и преимуществ боли: она представляет собой возможность искупления после проступка, она может подчеркнуть храбрость, мотивировать нас, усилить ощущения, предложить временное облегчение от другой боли и предложить «эффективный контраст многим безболезненным переживаниям , которые могут показаться относительно приятными, если возникают после того, как боль утихнет ». Однако такие преимущества или преимущества существуют только потому, что боль неприятна (в противном случае она не служила бы искуплением и т. Д.). Единственный убедительный аргумент против «неприятности» боли — это состояние «асимболии боли», когда пациенты ощущают боль, но не неприятность.Как я уже упоминал, боль состоит из соматосенсорного восприятия, за которым следует временный мысленный образ локального изменения в теле (ноцицепция), с одной стороны, и неприятной эмоции, с другой стороны. Для Лекнеса и Бастьяна такое состояние, как «асимболия боли», доказывает, что боль не обязательно неприятна. Однако я утверждаю, что люди, страдающие таким заболеванием, испытывают боль не полностью, а только одной из ее частей. В любом случае асимболия боли — это скорее заболевание, чем обычное переживание боли.^{Footnote 12}

Страдания не всегда бывают крайними. Иногда это терпимый, короткий, несущественный опыт. Однако важно включить в наше определение возможность того, что страдание может повлиять на нас в экзистенциальном измерении, что означает, что оно может повлиять на важные вопросы, касающиеся личной жизни человека, на вопросы, которые влияют на наше существование в мире, например, желание продолжать жить, решать, заводить ли детей или даже как жить — выбор, который следует рассматривать в контексте нашей привязанности к миру.Эта возможность действительно характеризует страдание и помогает нам понять его (возможную) значимость в жизни. Более того, включение экзистенциального измерения страдания подчеркивает способность человека справляться со своими неприятными обстоятельствами / переживаниями, а также решающее влияние его отношения и выбора на весь опыт страдания.

Наши страдания имеют значение. Как философия помогает нам переносить жизнь… | Стивен Гамбарделла | Софист

Утешение философии

Но почему невезение кажется таким неизбирательным? Почему страдают хорошие люди? Боэций, христианский философ позднеримского мира, считал страдание высшим благом.

Философу повезло. Его ошибочно обвинили в государственной измене и приговорили к пыткам и казни.

Написание Утешение философии в своей камере, он не мог примирить бессмысленное страдание с доброжелательным и всезнающим Богом. Он предположил, что неудача существует, чтобы проверять хороших людей или наказывать плохих, и поэтому имеет внутреннее и космическое значение.

Все, что происходит, рассуждал Боэций, происходит к лучшему.«Утешение», которое Боэций предлагает себе и нам, состоит в том, что страдание является частью этого высшего блага. Хорошее и плохое не зависит от обстоятельств. Он руководствуется божественным планом, который мы называем «провидением». Он написал:

«Поскольку всякая удача, сладкая или горькая, имеет своей целью награду или испытание хороших людей или исправление и наказание нечестивых, она должна быть хорошей, потому что она явно либо справедлива, либо полезна».

Провидение также важно в стоической традиции.Согласно стоикам, вселенная — часть Бога. Таким образом, Вселенная и все, что в ней происходит, идеально.

Наше частичное понимание Вселенной мешает нам видеть большее благо всего происходящего, даже если оно кажется безнадежно ужасным. Это очень похоже на то, что страданию придается космическое значение.

Но попробуйте сказать это шестимесячному ребенку, родившемуся в болезненном состоянии. Практически невозможно продемонстрировать, что в страдании есть какой-то космический смысл, не говоря уже о ценности, без обращения к сверхъестественному.

Попробуйте сказать родителям этого ребенка, что вселенная «идеальна», и ничего не докажите.

Сила от невзгод

Тем не менее, невзгоды формируют характер до тех пор, пока мы можем им позволять. Страдания — это возможность для тех из нас, кто способен переосмыслить свою жизнь. Человеческое счастье пронизано некоторой горечью.

Стоики также учат, что то, что находится вне нашего контроля, наименее важно. Имеет значение наше отношение к страданию, которое мы можем контролировать, а не само страдание, которое мы не можем контролировать.Марк Аврелий писал, что «препятствие есть путь». То, что причиняет нам горе, может стать источником ценного урока.

Для Фридриха Ницше страдание имеет настолько большое значение, что позволяет достичь самопревосхождения. Боль и горе, которые мы испытываем на протяжении всей жизни, являются основой человеческого процветания.

Ницше писал: «То, что не может убить меня, сделает меня сильнее». Сейчас это настолько банальная фраза, что превратилась в клише. Но контекст важен.

Ницше написал максиму в своем короткометражном шедевре Сумерки идолов . Книга была написана в 1888 году, незадолго до того, как Ницше потерпел психическое расстройство, фактически «умер» как мыслитель. Возможно, эта фраза была написана как поощрение в те последние месяцы здравомыслия.

Сам Ницше очень страдал как от болезни, так и от эмоциональной жизни. Его трудное существование, без сомнения, проинформировало его о самопреодолении. Ницше наказывает тех, кто отвлекает себя от боли утешительными убеждениями или материальным комфортом.

Не страдать — не быть. Что нам делать с этим голым фактом, что мы живы? У нас есть только один выбор, поскольку альтернатива невыносима. Ницше отмечал, что пока жизнь — это страдание, выжившие находят смысл в страдании.

Другими словами, значение — это средство, с помощью которого мы терпим. Ницше пошел дальше, предположив, что великие свершения обмениваются на большие страдания. Мы должны быть мучениками нашего искусства, а наше искусство — это наша мирская жизнь. Он написал:

«Изучите жизнь лучших и наиболее плодотворных людей и народов и спросите себя, может ли дерево, которое должно вырасти до гордой высоты, обойтись без непогоды и штормов; не принадлежат ли несчастье и внешнее сопротивление, некоторые виды ненависти, ревности, упрямства, недоверия, жестокости, алчности и насилия к числу благоприятных условий, без которых вряд ли возможен какой-либо большой рост даже добродетели.

Наши страдания могут иметь значение только , если мы позволим. Это, вероятно, лучший совет, который мы можем дать себе и другим во времена боли и горя.

Страдание — только наше.

Страдание может проявляться в физической боли, тяжелой утрате или утрате. Каждая из этих форм мучений, как и все другие, имеет свои особенности и нюансы. Значение, которое мы придаем страданию, должно быть связано с его причиной, если мы действительно собираемся извлечь из него какую-либо практическую или даже духовную пользу.

Мы должны сделать выбор в пользу самих страданий, как только можем. Сделать это — значит сказать «да» всему, через что вы прошли, потому что это делает вас тем, кем вы являетесь сейчас. Утвердить свое страдание — значит подтвердить то, чем вы стали сейчас, в этот самый момент.

Наши страдания — это наши страдания, уникальные для нашего макияжа. Никто не может понять боль другого так, как другой знает эту боль. Смысл нашей боли принадлежит только нам. Это одинокая мысль, и нужно немного мужества, чтобы принять ее.Но чтобы найти смысл, нужна мудрость, а мудрость требует мужества.

Определение и значение страдания | Словарь английского языка Коллинза

Примеры «страдания» в предложении

страдает

Эти примеры были выбраны автоматически и могут содержать конфиденциальный контент.Подробнее… Мы все прошли через глубокие страдания и разного рода большие потери.
Христианство сегодня (2000)
Мы уже причиняем страдания и смерть миллиардам сельскохозяйственных животных.
Times, Sunday Times (2015)
Различие заключается в безвозмездной природе боли или страдания.
Times, Sunday Times (2014)
Их работа часто удручает, потому что человеческие проблемы сопряжены со страданиями, а решения нелегки.
Браун, Мюриэл и Пейн Сара Введение в социальное управление в Великобритании (1990)
Машинист был доставлен в больницу на машине скорой помощи, страдая от шока.
Times, Sunday Times (2012)
В страданиях может быть ужасное равенство.
Times, Sunday Times (2012)
Он намеревался просто помолиться за страдающего человека, который предстал перед ним.
Times, Sunday Times (2013)
Слишком много страданий в этом моем маленьком сморщенном мире, чтобы желать иначе.
Times, Sunday Times (2010)
Мы принесли миру бесконечные страдания.
Солнце (2009)
Они оба, должно быть, испытали ужасные страдания перед смертью.
Солнце (2011)
Подробнее …
Это место человеческих страданий.
Times, Sunday Times (2012)
Один пожарный был доставлен в больницу с отравлением дымом и тепловым истощением.
Times, Sunday Times (2009)
Он признал себя виновным в уменьшении ответственности за причинение животному ненужных страданий.
Солнце (2014)
Из-за этого мы навлекли на себя бесконечные агонии и страдания.
Times, Sunday Times (2013)
Эти эпидемии несут ответственность за страдания и смерть миллионов людей.
Маккензи, Джеймс Ф.& Пингер, Роберт Р. Введение в общественное здравоохранение (1995)
Но вопрос о том, должны ли те, кто переносит такие страдания, иметь право на смерть, все еще не решен.
The Sun (2012)
Он добавил, что ликвидируемые предприятия страдают от торговых убытков или проблем с репутацией или товаром.
Times, Sunday Times (2012)
Результат — несчастья и страдания, а также новые смертельные случаи на море.
Times, Sunday Times (2016)
Я не единственный человек, страдающий от неизменных стандартов приличия.
Гошгарян, Гэри Исследуя язык (6-е изд.) (1995)
Итак, гражданские страдания и гибель людей продолжаются, а шансы на любое политическое урегулирование уменьшаются.
Times, Sunday Times (2009)
Как понять смысл страданий
В последнее время массовые убийства были в центре внимания новостей. Террористические атаки в Париже вызвали отклик во всем мире, и аналогичные нападения в Бейруте, Багдаде, Мали, на озере Чад и в других местах сделали этот ужас бесконечным.Вчера отметили трехлетнюю годовщину стрельбы в Сэнди-Хук, а две недели назад еще одна стрельба в Сан-Бернардино возглавила длинный список ужасающих инцидентов в Соединенных Штатах. В то время как политический дискурс сосредоточен на том, как предотвратить будущие трагедии, выжившим, а также семьям и друзьям жертв предоставляется возможность собрать осколки своей разрушенной жизни.
Их горе является острым и может привести ко многим последующим последствиям, в том числе к посттравматическому стрессу.Симптомы включают воспоминания, кошмары, тревогу и депрессию, которые могут сохраняться в течение долгого времени, как в истории сирийского беженца-подростка, который вынес взорванные части тела своей матери и сестры из их разрушенного дома. Спустя два года его все еще мучает опыт.
Даже если мы не пережили посттравматический стресс, все мы знакомы с трудностями. Некоторые люди переживают бедность или жестокое обращение. Другие выдерживают издевательства, расставания или болезни. Страдание универсально, хотя и проявляется по-разному и в разной степени.
По мере того, как мы справляемся с борьбой в нашей собственной жизни и становимся свидетелями разворачивающейся борьбы других людей в новостях, обычным ответом является поиск глубинного значения, которое могло бы сделать наши разрушения более терпимыми. Этот процесс осмысления страданий может быть полезным. Например, больные раком, которые понимают смысл своего медицинского опыта, обладают большей психологической адаптацией. Точно так же после смерти члена семьи люди, которые осознают свою потерю и даже находят в ней пользу, испытывают меньше страданий.Психиатр и переживший Холокост Виктор Франкл много писал об этом процессе после того, как заметил, что его сокамерники в концентрационных лагерях с большей вероятностью выживут в ужасных условиях, если они сохранят смысл.
Чтобы понять, как этот процесс возможен, исследователи изучили увлекательное явление, называемое посттравматическим ростом. Впервые выявленный в середине 90-х психологами Ричардом Тедески и Лоуренсом Кэлхоуном, посттравматический рост — это когда человек испытывает положительные изменения в результате серьезного жизненного кризиса.Согласно исследованию, посттравматический рост выходит за рамки устойчивости; Активно ища добра в чем-то ужасном, человек может использовать невзгоды как катализатор для перехода на более высокий уровень психологического функционирования. Люди, пережившие сексуальное насилие, сообщают о посттравматическом росте уже через две недели, но сроки и характер роста варьируются от человека к человеку.
Пять положительных изменений сигнализируют о посттравматическом росте и обеспечивают полезную основу для того, как извлечь максимальную пользу из худших ситуаций.Первое — это личная сила. Трагедия обнажает нашу уязвимость в непредсказуемом мире и поэтому может заставить нас чувствовать себя слабыми или беспомощными. Но, как это ни парадоксально, это также может повысить нашу уверенность в себе и заставить нас считать себя сильнее. Например, выжившая в автокатастрофе сообщила, что инцидент побудил ее взять на себя ответственность за свою жизнь с большей решимостью и силой воли. Люди могут почувствовать силу, осознав, что преодоление прошлой проблемы означает, что они смогут преодолеть будущие проблемы.
Второй — отношения. Будь то связь на более глубоком уровне с друзьями и семьей или чувство связи с незнакомцами, которые прошли через аналогичные трудности, страдание может сблизить людей. Социальная поддержка особенно важна для исцеления; Обсуждение и преодоление трудностей с другими людьми помогает в осмыслении. Например, женщины, пережившие насилие со стороны интимного партнера, демонстрируют больший рост, если они обсуждают свое насилие с примером для подражания. Страдание также может побудить нас быть более сострадательными по отношению к другим: недавнее исследование Йельского университета и Массачусетского технологического института показало, что пережившие насилие больше сочувствовали либерийским беженцам и поэтому действовали более альтруистично, например, размещая беженцев в своих домах.
Третий способ избавиться от травмы — это больше ценить жизнь. Трагедия может изменить нашу точку зрения, вдохновить нас больше ценить хорошее и обновить наше намерение максимально использовать свою жизнь. Один из подходов к сосредоточению внимания на благодарности — это сесть раз в неделю и написать список вещей, за которые вы были благодарны за неделю до этого. Исследователи обнаружили, что это упражнение было связано с большей удовлетворенностью жизнью, большим оптимизмом и меньшим количеством жалоб на здоровье. Другая стратегия — смаковать и в полной мере наслаждаться тем, что приносит нам радость, например, горячей кружкой кофе, закатом или проведением времени с другом.
Четвертый — это убеждения, которые могут измениться или укрепиться в результате горя. Как объясняют исследователи, люди могут эволюционировать экзистенциально, чтобы по-другому увидеть себя и свою роль в мире или почувствовать новую духовную связь, которая может влиять на их чувство цели или их веру, соответственно. Например, религиозные родители, у ребенка которых диагностирован рак, могут воспринимать свою борьбу как волю Бога в соответствии со своими предыдущими убеждениями. И наоборот, они могут сомневаться, существует ли Бог вообще, тем самым бросая вызов своим прежним убеждениям.Исследования показывают, что люди выигрывают от попыток восстановить или подтвердить свое чувство смысла таким образом.
Наконец, пятое позитивное изменение — это новые возможности. После травмы люди могут осознавать наличие новых возможностей и использовать их. Представьте себе человека, которого увольняют, он чувствует стыд и депрессию, но вскоре после этого начинает работать над тем, чем он действительно увлечен, что было невозможно на его прежней работе. Один из методов выявления новых возможностей — это представить себе свою идеальную жизнь в будущем и разработать стратегию реализации этого видения.Исследование показало, что люди чувствовали себя значительно более счастливыми, тратя двадцать минут каждый день в течение четырех дней на то, чтобы писать о своем воображаемом лучшем из возможных или планировать свои цели. К тому же это занятие может повысить оптимизм.
Сосредоточившись на одной или нескольких из этих пяти областей, у нас есть возможность превратить страдание в личное развитие. В частности, этому процессу может способствовать несколько факторов. Один получает помощь; после травмы важно искать эмоциональную и практическую поддержку у близких или членов сообщества.Другой скорее приближается, чем уклоняется от задачи справиться, принимая трагедию как необратимую и принимая процесс горя. Последний фактор — это признание того, что мы отвечаем за то, как мы движемся вперед, и тем самым воспринимаем контроль над своим выздоровлением.
Конечно, факт посттравматического роста не означает, что травма хороша или что страдания следует преуменьшать. Выжившие после недавних террористических атак, а также семьи и друзья жертв, вероятно, понесли психологический ущерб и, несомненно, испытывают огромную боль и горе.К счастью, дистресс и посттравматический рост могут происходить и часто происходят одновременно. Фактически, психолог Барбара Фредриксон определила, что люди с оптимальным психическим здоровьем поддерживают соотношение положительных и отрицательных эмоций три к одному, что указывает на то, что страдание действительно играет роль в нашем общем благополучии.
Никто не свободен от страданий, но мы можем процветать и процветать, несмотря на них, а в некоторых случаях и благодаря им. После террористических атак 11 сентября исследователи заметили, что среди американских граждан возросли доброта, благодарность, командная работа и другие добродетели.Мы постоянно наблюдаем это явление на протяжении всей истории; недавние кризисы не стали исключением. Травма побуждает к изменениям, и это изменение может быть положительным. Посттравматический рост указывает на то, как мы можем использовать нашу борьбу — как индивидуумов, так и нацию — в качестве трамплина для большего смысла и трансформации.
Роль страдания | Wholebeing Institute
Таль Бен-Шахар
Хотя стремление к удовольствиям и избегание боли является частью нашей универсальной природы, культура играет центральную роль в том, как мы справляемся со страданием.На Западе мы обычно отвергаем страдания. Мы рассматриваем это как нежелательное прерывание нашего стремления к счастью. Поэтому мы боремся с ним, подавляем его, лечим его лекарствами или ищем быстрые решения, чтобы избавиться от него. В некоторых культурах, особенно на Востоке, страдание признается за важную роль, которую оно играет в жизни людей, на извилистом пути к просветлению. Хотя мне еще предстоит убедиться, что можно достичь состояния просветления или нирваны — состояния совершенного и постоянного внутреннего покоя, — мы можем многому научиться из буддийского подхода к непостоянству и несовершенству жизни, поражениям и разочарованиям.
Тибетский монах Кхенчен Кончог Гьялтшен Ринпоче обсуждает четыре преимущества страдания: мудрость, стойкость, сострадание и глубокое уважение к реальности.
Мудрость рождается из опыта страдания. Когда дела идут хорошо, мы редко останавливаемся, чтобы задать вопросы о нашей жизни. Однако трудная ситуация часто вынуждает нас выйти из состояния бездумности, заставляя задуматься о своем опыте. Чтобы иметь возможность видеть глубоко и развить то, что царь Соломон называл мудрым сердцем, мы должны выдержать удар бури.
Ницше, сам мудрый человек, хорошо заметил, что то, что нас не убивает, делает нас сильнее. Страдания могут сделать нас более устойчивыми, более способными переносить невзгоды. Подобно тому, как мышца, чтобы нарастить, должна терпеть некоторую боль, так и наши эмоции должны терпеть боль, чтобы укрепиться. Хелен Келлер, которая при жизни знала не только радость, но и много страданий, отметила, что «характер нельзя развивать в легкости и покое. Только через опыт испытаний и страданий можно укрепить душу, очистить видение, вдохновить амбиции и достичь успеха.”
Всем иногда бывает больно, и позволяя себе почувствовать эту универсальную эмоцию, мы соединяемся паутиной сострадания. Словарь определяет сострадание как «глубокое осознание страдания другого человека в сочетании с желанием облегчить его», но единственный способ, которым мы можем получить глубокое осознание страдания других, — это страдать сами. Теоретическое понимание страдания так же бессмысленно, как теоретическое описание синего цвета для слепого человека. Чтобы узнать это, нам нужно это испытать.Как отмечает пастор Фриц Уильямс: «Страдание и радость учат нас, если мы позволяем им, как сделать прыжок сочувствия, который переносит нас в душу и сердце другого человека. В эти прозрачные моменты мы знаем радости и печали других людей и заботимся об их заботах, как если бы они были нашими собственными ».
Одно из самых значительных преимуществ страдания состоит в том, что оно порождает глубокое уважение к реальности, к тому, что есть. В то время как переживание радости соединяет нас с царством бесконечных возможностей, переживание боли напоминает нам о наших ограничениях.Когда, несмотря на все наши усилия, мы получаем травму, нас унижают ограничения, которые мы иногда не замечаем, когда летим высоко. Мне кажется более чем символическим то, что в экстазе мы часто поднимаем голову к небесам, к бесконечности, а в агонии мы склонны устремлять свой взор вниз, на землю, к конечному.
Рабби Буним из Пшиши говорит, что нам всем нужно ходить с двумя листками бумаги в карманах: первый листок со словами Талмуда «ради меня был создан мир» и второй листок со словами из Книги Бытия «Я есмь» но пыль и пепел.«Здоровое психологическое состояние находится где-то между этими двумя сообщениями, где-то между высокомерием и смирением. Точно так же, как синтез высокомерия и смирения порождает психологическое здоровье, сочетание экстаза и агонии устанавливает здоровые отношения с реальностью.
Экстаз заставляет меня чувствовать себя непобедимым: он дает мне ощущение, что я хозяин своей судьбы, что я создаю свою реальность. Но агония, скорее всего, заставит меня почувствовать себя уязвимым и униженным: она заставляет меня чувствовать, что я слуга своих обстоятельств, что у меня мало контроля над своей реальностью.Один только экстаз ведет к отрешенному высокомерию; Одно лишь страдание порождает смирение. Превратности жизни приближают нас к золотой середине Аристотеля.
Глубокое уважение к реальности подразумевает принятие того, что есть — нашего потенциала, наших ограничений и нашей человечности. Осознавая, что страдание является неотъемлемой частью нашей жизни и что боль приносит и другие преимущества, такие как развитие мудрости и сострадания, мы становимся более восприимчивыми к своим страданиям. И когда мы действительно принимаем горе и печаль как неизбежность, мы на самом деле меньше страдаем.
Натаниэль Бранден называет чувство собственного достоинства, для которого самопринятие является центральным, иммунной системой сознания. Сильная иммунная система не означает, что мы не болеем, а скорее, что мы болеем реже и что, когда мы заболеем, мы быстрее выздоравливаем. Точно так же страдание вряд ли когда-либо полностью исчезнет, но по мере того, как иммунная система нашего сознания укрепляется, мы страдаем реже, а когда мы это делаем, наше выздоровление идет быстрее.
Тот факт, что страдание приносит пользу, не означает, что мы должны активно искать его — точно так же, как тот факт, что болезнь на самом деле укрепляет нашу иммунную систему, не означает, что нам нужно искать возможности заболеть.Мы, естественно, ищем удовольствия в своей жизни и стараемся свести к минимуму переносимую боль. Несовершенный и непостоянный мир предоставляет нам широкие возможности для укрепления нашей иммунной системы, даже если мы не будем их активно искать.
Первая из четырех благородных истин Будды — это истина о страдании — истина, которую мы можем либо отвергнуть, либо принять как неизбежную часть человеческого бытия. А когда мы учимся принимать, даже принимать трудные переживания, наши страдания становятся инструментом, инструментом для роста.
Этот пост взят из книги Тала Бен-Шахара, доктора философии, «Быть счастливым: необязательно быть совершенным, чтобы вести более богатую и счастливую жизнь».
Узнайте, как укрепить свою способность к сопротивлению, от Марии Сироис в ее курсе «Устойчивый поиск» (Когда жизнь бьет с трудом).
Д-р Тал Бен-Шахар, соучредитель WholeBeing Institute, является автором и лектором, который читал самый крупный курс в Гарварде по «Позитивной психологии» и третий по величине курс «Психология лидерства» — в общей сложности более 1400 студентов.Автор книги «Счастье: узнай секреты ежедневной радости и стойкости», он консультирует и читает лекции по всему миру для руководителей компаний, широкой общественности и групп риска по темам, которые включают счастье, самооценку, устойчивость, постановку целей, внимательность. , и лидерство. Он имеет докторскую степень по организационному поведению и степень бакалавра философии и психологии Гарварда.
.