Гендер — социальный конструкт, который реально…
Автор: Сэм Киллерманн (США)
Перевод: Кира (Москва)
Да, гендер — это социальный конструкт. Нет, это не значит, что его не существует. В данном споре есть две популярные точки зрения. Сейчас мы попытаемся разобраться, почему они обе неверны и почему это важно.
Гендер — это не…
❌ Социальный конструкт.
❌ Что-то реальное.
✓ То, что мы знаем, как разумно и вежливо обсуждать друг с другом.
Гендер — это социальный конструкт
Даже если вы занимаете позицию биологического детерминизма в её самой крайней форме (как поступает большинство людей, говорящих, что «гендер — это не социальный конструкт»), вы не можете отрицать следующее:
— Суть того, что такое «быть женщиной» и «быть мужчиной», меняется со временем (часто даже на протяжении жизни одного поколения людей — спросите своих бабушек и дедушек, если вы мне не верите).
— Далее, если мы возьмём наше время, те характерные черты, которые ассоциируются с каждой из этих ролей, различаются в разных частях света (посмотрите сериал-ситком из другой страны, если вы мне не верите).
Если наше понимание гендера меняется быстрее, чем могла бы эволюционировать наша биология, и существует в современном мире в разных формах, отражая культурное многообразие, то оно, понимание, социально сконструировано. Конец спору. Вот, что эти два слова (социальный конструкт), поставленные вместе, означают.
И гендер реально существует
Из того, что нечто является социальным конструктом, ещё не следует, что этого не существует в реальности (вопреки множеству сторонниц и сторонников концепции «социального конструкта», утверждающих обратное).
Наиболее известный пример такого рода — деньги. Никто не станет утверждать, будто в самой бумаге есть какая-то внутренне ей присущая ценность. Вместо этого мы держимся за идею о том, что эти бумажки ценны. Деньги — социальный конструкт, и они очень, очень реальны. Они реальны буквально на уровне жизни и смерти (попробуйте прожить совсем без них, если вы мне не верите).
Гендер — это один из немногих способов, с помощью которого мы всё ещё позволяем (точнее — поощряем) существовать системной, построенной на социальной идентичности дискриминации и сегрегации.
Это один из фундаментальных способов, посредством которого нас научили смотреть на мир, а окружающий мир — смотреть на нас. Это вшито в наши имена и то, как мы говорим о других людях.
Итак, гендер базируется на биологии? Находится под влиянием биологии? Или совершенно не привязан к биологии? Это уже другой спор, к которому нам не подступиться, если мы будем смешивать его с предыдущим.
Это всё равно что спорить о «золотом стандарте» в отношении денег. Моя позиция: внутренняя ценность золота понята и истолкована неправильно. Можете вчитывать в эту мою мысль то, что сами захотите. 🙂
Первоисточник на английском
Общество знаний как социальный конструкт Текст научной статьи по специальности «Философия, этика, религиоведение»
Вестник экономики, права и социологии, 2015, № 2
Социология
УДК 316.772.2.5
Общество знаний как социальный конструкт
Бурганова Л.
А.
Доктор социологических наук, профессор кафедры государственного и муниципального управления и социологии Казанского национального исследовательского технологического университета
Статья посвящена анализу различных интерпретаций концепта «общество знаний». Выявляются особенности качественного состояния новой социальной реальности или нового социального идеала.
Ключевые слова: общество знаний, концепции постиндустриального общества, информационное общество, программируемое общество, новая экономика, информационные ресурсы.
Понятия «общество знаний» и «общество знания» («knowledge society») — это относительно новые категории, используемые социальными философами, социологами, экономистами, теоретиками менеджмента для обозначения качественного состояния социальной реальности, отличающейся от всех предшествующих состояний общества своим экономическим, культурным, политическим и социальным содержанием.
По существу, новый социальный конструкт приобретает черты социального идеала, «определяющего направленность стратегий и программ региональных, национальных и международных структур» [1, с. 3].
Однако можно ли сегодня говорить о том, что сложились достаточные теоретико-методологические основания для становления инновационной концепции «общества знания» как альтернативы предшествующей теоретической конструкции «постиндустриальное общество» и попытки обоснования «постпостиндустриальной» реальности? И самое главное: насколько контуры новой модели социального развития релевантны современным реалиям развитых стран?
На наш взгляд, трудно дать утвердительный ответ на первый вопрос, поскольку каждая из концепций постиндустриального общества основана на признании главной движущей силой развития производство знаний и использование знаний, постулировании идеи прогресса науки и технологических достижений.
Скорее всего речь может идти о попыт-190
ке переинтерпретации сущности и результатов постиндустриального общества, об осмыслении путей преодоления наметившихся его противоречий.
Рисмен, а Р. Арон и Д. Белл создали первые теоретические модели описания данного феномена как идеального общества, обратив внимание на конституирование и рост информационного сектора экономики, влияние знания на всю социальную реальность. Таким образом, концепт «общества знания» неотделим от исследований на тему постиндустриального и информационного общества и нет методологических оснований для их противопоставления. Однако при всей справедливости этого утвержде-
Вестник экономики, права и социологии, 2015, № 2
Социология
ния, следует отметить, что ключевая категория «знание» получает в разных концепциях полисемантическую интерпретацию.
Д. Белл в рамках своей концепции постиндустриального общества предложил свою трактовку дифференциации понятий «информация» и «знание»: «информация представляет собой обработку данных в самом широком смысле, в то время как знание есть организованный набор фактов и идей, представляющий обоснованное суждение или результат опыта, который передается через какое-либо коммуникативное средство в некой систематической форме» [2].
По существу, постиндустриальное общество Д. Белла — это информатизированное промышленное общество, детерминированное рыночной экономикой. Основными социальными результатами постиндустриального общества являются: 1) укрепление роли науки и знания как основной институциональной ценности общества; 2) превращение процесса принятия решений в разработанную технологию по мере вовлечения ученых в политический процесс; 3) углубление существующих тенденций в направлении бюрократизации интеллектуального труда; 4) рост технической интеллигенции, что поднимает серьезнейший вопрос отношения технического интеллекта к гуманитарному собрату [2, с.
59].
Знание является продуктом прежде всего теоретической деятельности, что определяет центральную роль его в экономике услуг, и значение которого во многом определяется его способностью вырабатывать новые интеллектуальные технологии. В полном соответствии с идеей технологического детерминизма Д. Белл трактует знание не только как «агента трансформации постиндустриального общества», но и как важнейшего стратегического ресурса такого общества. При этом речь уже не идет о чисто теоретическом знании: ученый актуализирует идею его интеграции с практическим знанием (в виде изобретения или организационного усовершенствования), что обеспечивает превращение знания в источник стоимости.
Таким образом, содержательное сходство между понятиями «общество знания» и «постиндустриальное общество» в интерпретации Д. Белла очевидно. В разработанной им позитивистско-технократической версии постиндустриального общества именно знание выступает в качестве источника экономического развития нового общества и критерия социальной стратификации.
Идея знания как главного фактора развития новой цивилизации была усилена в концепциях информационного общества, становление которых началось почти одновременно с теориями постиндустриального общества и пик популярности которых пришелся на начало 1970-х гг. Одними из первых этот концепт ввели в научный оборот экономисты Ф. Махлуп, М. Порат, Й. Масуда, Т Сто-уньер, Р. Катц и др., которые обратили внимание на то, что не всякая информация может выступать фактором экономического роста, а лишь та, которая связана с приращением нового знания.
Ф. Махлуп проанализировал процесс распространения знаний через различные социальные институты, вводя понятие «индустрия знаний» [3], полагая, что необходимо выделить особый сектор в американской экономике, представленный информационными отраслями, — это образование, право, издательское дело, средства массовой информации и производство компьютеров.
Отличительной особенностью новой экономики становится не только ее нацеленность на производство информации, но и изменение характера ее использования: она становится основой развития всеобщих производительных сил, создаваемых и используемых только коллективно.
Так же как и Д. Белл, Ф. Махлуп трактует информацию с точки зрения движения и передачи знаний: информировать — значит, передавать знания, знание может быть результатом информации. Любая информация в обычном значении этого слова есть знание, хотя не всякое знание может называться информацией. Таким образом, знание в концепции Ф. Махлупа выступает в виде особой разновидности информации, преимущество которой состоит в том, что оно в процессе потребления не исчезает, напротив, остается доступным для множества потребителей. Однако скорость его «морального износа» существенно выше, чем реальных товаров, что обусловливает более высокую ренту при реализации права собственности на интеллектуальный товар.
В трудах Т. Стоуньера заметно сведение знания, информационных ресурсов к разновидности экономической ценности. Овеществленные процессы — инструменты, машины и пр. — в то же время представляют собой овеществленную информацию. Как пишет Т. Стоуньер, нет ни одного способа производительного приложения труда, который в то же время не был бы приложением информации.
Более
191
Вестник экономики, права и социологии, 2015, № 2
Социология
того, знание, подобно капиталу, можно накапливать и хранить для будущего использования. Среди всех известных основных способов увеличения национального богатства (постоянное накопление капитала, военные захваты и территориальные приращения, использование новой технологии) именно последнее является наиболее крупным потенциальным источником богатства, так как оно позволяет переводить не ресурсы в ресурсы, а в силу высокого уровня развития технологий. При этом Т Стоуньер указывает на принципиально новое качество знания как информационного ресурса: им можно без сожаления делиться [4]. Из этого факта Стоуньер выводит такую черту общества, основанного на знании: в нем на место конкуренции, типичной для сделок по поводу материальных вещей, придет сотрудничество как принцип человеческих отношений.
И все же концепция знания Стоуньера выходит за рамки чисто экономической его интерпретации. Ученый делает акцент на оценке знания как самоор-ганизующего начала в жизни человеческого общества, опираясь на методологию системного анализа. Важнейшую черту потребления знания, информационного ресурса он видит в том, что его использование, в отличие от потребления материалов или энергии, ведущее к увеличению энтропии во Вселенной, приводит к противоположному эффекту: увеличивает знания, повышает организованность в окружающей среде и уменьшает энтропию.
Идеи классика современной западной футурологии Э. Тоффлера содержат в своей основе тезис, что знание, основанное на компьютеризации, информатизации, становится самым ценным ресурсом и условием для цивилизации «третьей волны» [5]. В первой книге своей известной трилогии под названием «Шок будущего» (1971 г.) ученый отходит от акцента на технологических проблемах информационного общества, предлагая неклассический методологический подход к оценке знания, в основе которого — понимание его как феномена культуры, как сложно структурированной системы, интерпретируемой в контексте процесса глобализации.
Он включает в структуру знания не только образование, науку, технологию, национальные стратегические концепции, но и все «международные интеллектуальные средства, язык, общие знания о других культурах, культурное и идеологическое понимание мира, многообразие коммуникационных каналов, спектр новых идей, воображение» [6]. При этом определяющими характеристиками знания являются децентрализация, дестандартизация, демасси-фикация всех сторон экономической и социальной жизни. Процесс дестандартизации порождает «дополнительную инновативность», обусловленную наличием множества направлений протекания социальных процессов, фрагментацией общества. Возросший объем знания, информации вызывает
высокий уровень инновативности, с одной стороны, продуктов, производства, технологии и организации, с другой — потребителей, партнеров, коллег, сотрудников инновационных организаций. Ученый обращает внимание на то, что новая цивилизация перестроит всю систему образования.
В своей более поздней работе Тоффлер трактует знание уже не только как инновационный фактор, но и как взрывную силу, которая произведет сдвиг власти [7]: начинается «эра смещения власти», в ходе которой осуществится постепенный распад всех существовавших в мире прежних властных структур и зарождение принципиально новых. Этот процесс происходит на всех уровнях человеческого общества, весь общественный организм под влиянием знания подвергается резким трансформациям, уходит в небытие деление мира на социалистический и капиталистический, на Север и Юг. На смену этому приходят системы быстрых и медленных экономик. Если первые основаны на инновации и обновлении, на идее неповторимости, то вторые традиционно устойчивы и инерционны в своем существовании. Новый экономический мир основывается на знаниях и способностях человека, на мироощущении свободы и идее творческого саморазвития.
В 1990-е гг.
в условиях принципиально нового социально-политического и технологического контекста идея общества знания как общества будущего вновь становится предметом широкого общественного интереса. Большой вклад в развитие дискуссии о сущности происходящих сдвигов в развитии индустриального общества внес гуру американского менеджмента П. Друкер [8], который не ограничился общей оценкой знания как производительной силы общества, но обратил внимание на его социопорождающую роль. Знание — не просто сила, это — сила, способная создавать новое общество, высокие темпы распространения капитализма, технологических новшеств напрямую связаны с радикальными изменениями в самой концепции знания: знание из сферы бытия, существования превратилось в сферу действия.
Ученый, однако, далек от того, чтобы рассматривать нынешнее общество как «общество знания»; пока можно говорить лишь о создании экономической системы на основе знания (knowledge society). Поэтому он предлагает назвать общество, в котором мы живем, как «посткапиталистическое»: оно наступило тогда, когда знание, служившее прежде одним из видов ресурсов, одной из потребительских услуг, стало главным ресурсом, а земля, рабочая сила и капитал стали играть роль сдерживающих, ограничивающих факторов.
Движение к посткапитализму, а затем и к обществу знаний связывается Друкером со все более широким вовлечением знания в сферу действия рынка. Коренное изменение значения знания Друкер видит и в том, что оно про-
192
Вестник экономики, права и социологии, 2015, № 2
Социология
шло путь от знания (в единственном числе) к знаниям (во множественном числе), т.е. к многочисленным отраслям знаний. Если прежде знание носило общий характер, то сегодня знания в силу необходимости стали глубоко специализированными. Его интерпретация современного знания свободна от двусмысленности: знание сегодня — это информация, имеющая практическую ценность, служащая для получения конкретных результатов. Это — знание прикладное, т.е. определяющее способность к действию. Притом, что важно: «результаты его проявляются вне человека — в обществе, экономике или в развитии самого знания» [8, с.
99].
Концепция знания известного теоретика «программируемого общества» А. Турена предлагает во многом аналогичный подход к преодолению издержек техницистской интерпретации постиндустриального (информационного) общества [9, с. 130]. С одной стороны, в полном согласии с Д. Беллом и П. Друке-ром, А. Турен определяет знание как специфическую характеристику данного типа общества, выраженную в способности к нововведениям, производству новой продукции, результатом которой являются инвестиции в науку и технику. С другой стороны, его концепция отражает влияние вышедших на арену общественной жизни новых социальных движений, появление которых мало было связано с традиционными классовыми антагонизмами индустриальной эпохи. Подход А. Турена содержит оригинальную интерпретацию знания как способности к более глобальным действиям на политическом и управленческом уровне. Новизна подхода А. Турена состоит и в признании знания в качестве элемента самоуправления: это способность создавать модели управления производством, использовать сложные системы информации и коммуникации.
Решающую черту постиндустриального общества он видит в том, что оно является программированным, так как «вся совокупность экономической системы составляет объект интервенции общества в отношении самого себя.
Переход к постиндустриальному обществу осуществляется, когда инвестиции производят в большей степени не материальные блага и даже не «услуги», а блага символические, способные изменить ценности, потребности, представления. По существу, у Турена речь идет о знании, которое приобрело вид символического продукта, оказывающего влияние на всю систему коммуникаций: чем больше производится знания, тем больше запрограммированных коммуникаций и, следовательно, у человека больше свободы выбора в сфере материального и интеллектуального потребления.
Среди теорий, противостоящих известным концепциям информационного общества, выделим оригинальный подход испанского социолога Мануэля Кастельса [10], в основе которого идея, что в новом, информационном способе развития источ-
ник производительности заключается в технологии генерирования знаний, обработки информации и символической коммуникации.
Разумеется, знания и информация являются критически важными элементами во всех способах развития, так как процесс производства всегда основан на некотором уровне знаний и на обработке информации. Однако специфическим для информационного способа развития является воздействие знания на само знание как главный источник производительности.
Ученый предлагает назвать зарождающееся общество не информационным, а «сетевым обществом», важнейшей чертой которого выступает не доминирование знания, а изменение направления его использования, в результате чего главную роль в жизни людей обретают глобальные, «сетевые структуры» (Network Society), вытесняющие прежние формы личной и вещной зависимости. Сетевой структурой Кастельс называет комплекс взаимосвязанных узлов, к которым можно отнести рынки ценных бумаг и обслуживающие их вспомогательные центры, когда речь идет о сети глобальных финансовых потоков или о советах министров различных европейских государств, когда речь идет о политической сетевой структуре управления Европейским союзом [11, с.
495].
Кастельс видит специфику современного общества в том, что новые экономические формы строятся вокруг глобальных сетевых структур капитала, управления и информации, а осуществляемый через такие сети доступ к технологическим умениям и знаниям составляет основу производительности и конкурентоспособности. В рамках комплексных, глобальных сетей, которые взаимодействуют друг с другом, производственные процессы объединяются в одно целое.
В концепции «информационализма» М. Ка-стельса уточняется новый характер взаимосвязи между информацией и обществом: она становится основным компонентом нашей социальной организации. Поскольку информация — это знание, которое организовано для передачи, оно представляет собой технологический продукт, подготовленный для включения в практику, то информационали-зированная экономика — это не экономика обмена предметами и энергией (деятельностью), а экономика символического обмена, поскольку основную нить общественной структуры составляют потоки идей и образов. Обмениваются и потребляются не свойства предметов, а все новые и новые фрагменты знания (информация) о предметах «информации об информации».
Концепция общества знания Н. Штера исходит из интерпретации его главной отличительной особенности как стремления человека XXI в. обустроить уже не отдельные фрагменты жизни, а всю жизнь на началах знания. Это — общество, где «знание не только
193
Вестник экономики, права и социологии, 2015, № 2
Социология
является конститутивной особенностью современной экономики, но и становится организующим принципом всего общества» [12]. Ученый выделяет несколько видов знаний: знание содержательное, как просвещенческий идеал, необходимое для понимания; продуктивное знание, применяемое в производстве; действенное знание, связанное с повседневной практической деятельностью. Общество знания отличается деятельностным характером знания, которое может не только усилить общество, но и спровоцировать его нестабильность. Он обращает внимание на то, что «современные общества суть образования, которые отличаются, прежде всего, тем, что «сами производят» свои структуры, сами определяют свое будущее, а стало быть, обладают способностью к саморазрушению». Его позиция пронизана антисциентизмом: «Наука не дает людям никаких истин — она может дать им только более или менее обоснованные гипотезы и вероятностные выводы. Вместо того, чтобы быть источником достоверных знаний и уверенности, она, в первую очередь, является источником неуверенности и общественно-политических проблем. Поэтому для обществ знания завтрашнего дня будут характерны неопределенность, неожиданные попятные движения и всякого рода “сюрпризы”» [12, с. 34].
Итак, в различных версиях методологии и теории социогуманитарного знания сложились довольно противоречивые оценки сущности общества знания, что не дает основания для вывода о том, что сложилась развернутая, целостная его концепция. И даже усилия международных организаций, особенно ЮНЕСКО, позиция которой выражена в знаменитом Всемирном докладе «К обществам знания» (Towards knowledge societies) [13], не результирова-лись в оформлении общей интерпретации модели общества знаний, хотя в Докладе была сделана попытка осуществить интеграцию теоретических подходов к анализу общества знания, представленных в идеях постмодерниста Ж. Деррида, автора сетевой теории общества М. Кастелльса, положений теории программируемого общества А. Турена и многих других идей современных теоретиков.
В Докладе красной нитью проходит идея об опасности техницистской интерпретации общества знания, о его принципиальном отличии от информационного общества, базирующегося на достижениях технологии. Информационное общество — лишь средство создания настоящих обществ знания. В основание понятия «общества знаний» предлагается заложить гуманитарные ценности, включить в понятие «знание» обязательный морально-этический компонент. Прямо декларируется «необходимость формирования новой этики — этики свободы и ответственности, и эта этика… будет основана на совместном использовании знаний».
Обращает на себя внимание использование ключевого понятия во множественном числе для того,
194
чтобы подчеркнуть, что «не существует какой-то единой модели общества знания, которую можно “поставить под ключ” и которая недостаточно отражала бы культурное и языковое многообразие, которое одно только и может позволить каждому человеку ориентироваться и найти свое место при нынешних стремительных изменениях. Построение любого общества всегда включает различные формы знания и культуры, в том числе и те, на которые оказывает сильное влияние современный научнотехнический прогресс» [13, с. 19].
Главной задачей современности, по мнению авторов Доклада, является качественное превращение информации в знание. А как ее решить? В качестве решающей стратегии предлагается повсеместное формирование когнитивных способностей. Феномен обучения становится ключевым процессом и должен «сформироваться на всех уровнях наших обществ, он также призван структурировать организацию времени, работы и жизни наших институтов». Предлагается пересмотреть в первую очередь методологические основы образования: в отличие от информационного общества, остающегося на более низком уровне традиционных «обществ памяти», образование в обществах знания должно готовить не носителей или обладателей информации, но активных пользователей. Для решения этих задач, отмечается в Докладе, необходима система образования, не только позволяющая, но и обязывающая человека непрерывно учиться: «в становящемся все более сложном мире, где каждому в течение жизни может потребоваться исполнять различные задачи, становится необходимым продолжать учебу всю жизнь»[13, с. 59].
Завершая обзор эволюции концепций общества знания, зададимся вопросом: а можно ли говорить, что уже сегодня какая-то часть человечества живет в обществе знания? На наш взгляд, ответить на этот вопрос утвердительно сложно уже в силу того, что до сих пор не сложилось целостного представления о сущности общества знания и отсутствует понимание механизма перехода к нему. И вышеупомянутый Доклад ЮНЕСКО также не содержит развернутой концепции социального и гуманитарного развития человечества в XXI в. Это, скорее, идеологический документ, в котором на основе анализа огромного фактического и статистического материала глобального уровня предлагается абстрактно-философское осмысление необходимости перехода от «информационного общества» к «обществам знания», критериями оценки которого выступают не столько экономические, сколько социальные и гуманитарные показатели. Поэтому остается надеяться, что новый опыт движения человечества на этом пути позволит подняться на более высокий уровень теоретического осмысления.
Вестник экономики, права и социологии, 2015, № 2
Социология
Литература:
1. Алексеева И.Ю. Что такое общество знаний? -М., 2009. — 96 с.
2. Белл Д. Грядущее постиндустриальное общество. Опыт социального прогнозирования. — М.: Academia, 1999. — 956 с.
3. Махлуп Ф. Производство и распространение знаний в США. — М.: Прогресс, 19б6. — 462 с.
4. Stonier T. The Wealth of Information. A Profile of the Post-Industrial Economy. — L., 1983. — 211 p.
5. Тоффлер Э. Третья волна. — М.: АСТ, 2002. -784 c.
6. Toffler A. Future Shock. — N.Y.: Bantam Books, 1971. — 573 p.
7. Тоффлер Э. Метаморфозы власти. Знание, богатство и сила на пороге XXI века. — М.: ООО «Изд-во АСТ», 2004. — 669 с.
8. Дракер П. Посткапиталистическое общество // Новая постиндустриальная волна на Западе. Антология / Под ред. В.Л. Иноземцева. — М.: Academia, 1999. — C. 67-100.
9. Турен А. Возвращение человека действующего.
— М., 1998. — 204 c.
10. Кастельс М. Информационная эпоха: экономика, общество и культура. — М.: ГУ ВШЭ, 2000.
— 60 с.
11. Кастельс М. Становление общества сетевых структур // Новая постиндустриальная волна на Западе. Антология / Под ред. В.Л. Иноземцева. -М.: Academia, 1999. — C. 492-505.
12. Штер Н. Мир из знания / Пер. с нем. А.Н. Ма-линкина // Социологический журнал. — 2002. -№ 2. — C. 31-35.
13. К обществам знания: Всемирный доклад ЮНЕСКО. — Париж, 2005. — 239 c.
Knowledge Societies as a social construct L.A. Burganova
Kazan National Research Technological University
This article analyzes the different interpretations of the concept of «knowledge society». The features of the new qualitative state of social reality or a new social ideal are revealed.
Keywords: knowledge society, the concept of post-industrial society, information society, programmable society, the new economy, the informational resources.
195
Кто я? Чего хочу? Социальный конструкт — I-NURE
Рассуждения студента о роли социального конструкта в обществе.
«Общество со всеми своими структурами и институтами – самый ближайший и самый опасный враг собственно человека, его внутреннего мира». Какие же социальные конструкты существуют в обществе? Это образование, язык, должность, слава, деньги, правительство, а также раса, гендер, мораль и другие составляющие нашей повседневной жизни. Что такое социальный конструкт? Социальный конструкт – это порождение общества, при котором люди добровольно соглашаются на принципы или правила, притесняющие их, тем самым подтверждая его существование.
Феномены социального конструкта сложно отличить от реального мира.При разрушении социального конструкта человек может пребывать в состоянии экзистенциального кризиса, который постепенно ведет к полной утрате смысла жизни.
По словам Симоны де Бовуар, ярким примером социального конструкта является женственность. В книге «Второй пол» французская писательница Симона де Бовуар утверждает, что женщиной не рождаются, а становятся. Писательница уверена в том, что не существует путей, благодаря которым можно стать по-настоящему женственной. Идеал, которому стремятся соответствовать женщины — иллюзия. Сам образ женщины социально сконструирован, и в основном мужчинами. По мнению де Бовуар, женщины стремятся к красоте, которую определяет мужчина. Как правило, в мужских идеалах, у женщины нет возможности активно действовать и мыслить.
Идеалы женской красоты менялись в зависимости от времени и места. На протяжении всей истории игнорировалась роль женщины в обществе, предоставляя ей роль пассивного объекта в отношениях с мужчинами, подчеркивая и демонстрируя её телесность. По мнению Симоны де Бовуар, женщины вынуждены прибегать к искусственности, чтобы выглядеть более утонченно. Другими словами – скрывать те природные аспекты тела, которые мужчины сочли недопустимыми. Женская одежда может сковывать движение, ухаживание за собой становится образом жизни. То, как они должны выглядеть и жить зависит от мнения других людей. Чтобы стать объектом вожделения, молодой женщине следует соблюдать стандарты красоты: сидеть на диете, беспокоиться о макияже и украшениях.
Тем не менее де Бовуар уверена, что этому можно противостоять. Будучи верной философии экзистенциализма, она считает, что женщины фундаментально свободны в своем праве отказываться от мужских стереотипов красоты и сексуальной привлекательности.
Стоит также упомянуть, что люди часто соглашаются с устоями общества — легче согласиться, нежели бороться. Но человек в 21 веке обязан сам диктовать условия своей жизни, и ни одно явление или другой человек не имеет права указывать на «неправильность» его жизненного выбора.
Александр Настенко
Обоняние как социальный конструкт
Ирина Прохорова: Сегодня мы поговорим о том, как менялось отношение к запахам в европейской культуре. Мы отталкиваемся от недавно вышедшей книги французского культуролога Робера Мюшембле «Цивилизация запахов». Эта тема уже довольно давно стала популярной в нашей научной и культурной жизни. Какова роль обоняния в культуре? Главное утверждение Мюшембле, которое, мне кажется, стоит обсуждения, это то, что разделение запахов на приятные и неприятные, ароматные и зловонные, которое мы принимаем за данность, обусловлено совсем не нашей естественной биологической реакцией, а многовековым давлением культуры. Я бы сразу предложила немножко поговорить на эту тему. Согласны ли вы, что одни и те же запахи могут по-разному идентифицироваться в разных культурах?
Ольга Вайнштейн: Поскольку в свое время наш двухтомник «Ароматы и запахи в культуре» действительно был фактически первой научной публикацией на эту тему, я сразу с удовольствием замечу, что уже тогда, 15 лет назад, эта точка зрения высказывалась исследователями, и даже в своем предисловии я тоже отстаивала эту позицию и именовала ее «культурный релятивизм». Относительность восприятия запахов задается несколькими параметрами. Это историческая относительность, которая зависит от того, какую культурную эпоху мы рассматриваем. Далее важен культурный контекст той или иной национальной культуры или исторической эпохи. И, наконец, важна ситуативная относительность восприятия запахов.
Приведу пример такой исторической относительности. Если мы возьмем XIX век, с которым работает Мюшембле, то увидим резкий слом в восприятии запахов — это меняющееся отношение к цветочным и животным ароматам. Если в начале XIX века животные ароматы, то есть мускус, амбра, цибетин, считались приятными, даже исключительными — скажем, мускус очень любила Жозефина, супруга Наполеона, — то в 1830-е годы происходит перемена, и эти ароматы начинают считаться тяжелыми, неприличными, совершенно неприятными. Это связано с целым рядом факторов, не буду их сейчас перечислять. Выскажу тезис, что действительно приятных и неприятных запахов, с точки зрения культуролога, просто не существует, и эта оппозиция очень и очень относительна.
Мария Пироговская: Я соглашусь с этой мыслью, но хотела бы рассмотреть ее, немного отступив в сторону, как антрополог. Мы можем двигаться по вертикали, диахронически, и двигаться в глубь времени — и обнаруживать, как та или иная константа оказывается не константой. Мускусные запахи действительно кажутся нам слишком тяжелыми, если мы открываем какие-нибудь духи в ретростиле. Но мы можем двигаться по горизонтали, и для этого нам не нужно производить историческую реконструкцию. Нам достаточно сойти с трапа самолета в незнакомой стране, к культурному коду которой мы еще не привыкли. И там мы обнаруживаем разнообразие запахов, которое у нас не рождает те же ассоциации, что и у местных жителей, и мы видим, что деление на приятное и неприятное, опасное и безопасное, здоровое и вредное будет другим. Оно может быть чуть-чуть сдвинутым, а может быть кардинально другим, и тогда мы вообще теряемся, у нас исчезает привычная система координат.
К историческому и культурному измерениям стоит добавить еще одно — социальное, когда запахи расположены по осям координат не только с точки зрения культурной выучки, но и с точки зрения социального устройства. И здесь не нужно далеко ходить за примерами — все мы умеем различать дешевые и дорогие духи. А как мы это делаем? Откуда мы знаем, что этот аромат дорогой, а это мыло — дешевое? Каким-то образом мы умеем распределять такие вещи по категориям и наклеивать на них социальные ярлыки. Это ужасно интересно.
Ирина Прохорова: Да, это действительно важный момент. Мы ведь прекрасно знаем, что все города пахнут по-разному, и, приезжая в любой другой город — будь то Петербург, Екатеринбург, куда угодно, — первое, что мы ощущаем: состав воздуха другой. Не только Мюшембле, но и очень многие подчеркивают, что обоняние — важнейший фактор памяти. Я помню свои первые ощущения от Нью-Йорка — там очень характерный запах каких-то жареных каштанов, вообще еды, которая готовится на улице, фастфуда, бензина… все это вместе создает неповторимый запах. И социальное измерение в книге Мюшембле тоже есть.
Например, ксенофобия часто возникает по отношению к социальным группам, у которых другая система питания — другие продукты, специи и так далее. Начинается навешивание ярлыков на социальную группу: они плохо пахнут, поэтому они не такие, как мы, не цивилизованные — мы знаем печальные примеры. Меня удивил пример, который приводит Мюшембле, что, оказывается, когда на Востоке появились европейцы, о них стали говорить, что они воняют сливочным маслом. Для нас сливочное масло — нормальный, приятный запах еды, а в восточной культуре, где жарят совсем на других маслах, это неприятный запах.
Мария Пироговская: Я думаю, что в этом примере Мюшембле опирается на французских антропологов, которые работали в субсахарной Африке, где есть очень интересные системы классификаций запахов, которые совершенно не похожи на наши. В частности, запах сливочного масла — это запах не просто сливочного масла. Просто сливочное масло у этих народов вызывает вполне себе приятные ассоциации, в частности, потому, что оно используется для укладывания причесок. А вот прогорклое сливочное масло, этот odeur français, кислый, опасный запах, действительно оказывается лейблом, который характеризует ближние народы, что понятно: соседа всегда приятно считать менее культурным и цивилизованным, чем мы сами. Почему — потому, что в сравнении с этими африканскими народами европейцы не моются: с их точки зрения мы немытые, грязные и воняем прогорклым сливочным маслом. Эти антропологические данные довольно сильно корректируют самомнение, характерное для западноевропейской культуры. Не только мы считаем кого-то недоцивилизованным, но и нас считают немытыми.
Ольга Вайнштейн: Я бы добавила, что и в европейской культуре у аристократов было принято говорить про бедноту, что это грязные люди. И точно так же работает оппозиция по национальному или гендерному признаку — очень часто негативной коннотацией является именно запах: что эти люди грязные, немытые и вонючие. В качестве примера такой мизогинии в культуре Мюшембле приводит отношение к женщинам как к очень грязным и вонючим существам, которое стало меняться только в XVIII веке. Все, что было до этого, — например, процессы над ведьмами, — было связано в том числе с неприятием женской телесности и женских запахов. Оппозиция приятный/неприятный запах часто воспринимается в связке с оппозицией чистое/грязное. И когда в XIX веке происходит санитарная реформа, выходит на арену буржуазия, сразу же возникает этот дискурс, что, дескать, мы чистые, мы моемся — а вокруг нас грязная беднота. Это очень важные культурные маркеры.
Ирина Прохорова: Долгое время для аристократии понятие гигиены было необязательным — не важно, как они пахли, важно, что у них кровь была голубая. Они себя числили, так сказать, высшим социальным слоем по степени древности своей крови. Тогда как буржуазия состояла из self-made людей, у которых не было за спиной генеалогического древа. Важно, что понятие гигиены восходило и к религии — что мы чисты перед Богом, чистота тела — это чистота помыслов. Мюшембле пишет, что первые гигиенисты, которые уже начиная с XVII века начали ставить вопрос о чистоте, стали ассоциировать демонов, ад с телесным низом. Все человеческие выделения были так или иначе связаны с низом, с грехами и так далее. Поэтому идея гигиены произошла скорее не от идеи здоровья, а от идеи религиозной чистоты, которая приобрела такой телесный аспект.
Мария Пироговская: Я бы здесь поспорила с господином Мюшембле. Мне кажется, что нет культуры, в которой гигиена не существовала бы как идея. Она может быть непроговоренной, не существовать в виде какой-то научной консистентной теории, но система практик, нацеленных на поддержание тела, будет существовать везде. И французские аристократы, которые гордились голубой кровью и не мылись, как-то ведь тоже очищались — известны миниатюры, где они с какими-то скребками, маслами все-таки поддерживают свое тело. Другое дело, что их система гигиены с нашей точки зрения очень условная. Но тем не менее это культурное понятие, и, наверное, нет культуры, в которой бы его не было.
Ирина Прохорова: Недаром существовала поговорка, что истинный христианин моется два раза — когда рождается и когда умирает. Долгое время вода считалась опасной для здоровья и тела. Это, конечно, довольно странное представление о гигиене с нашей позиции.
Ольга Вайнштейн: Все это связано с разным парфюмерным этикетом, который зависит от культурной эпохи. Все мы знаем, что в XVII-XVIII веках функция духов состояла в том, чтобы заглушать запах немытого тела. По мере того как меняется парфюмерный этикет, люди начинают больше мыться — и духи теряют эту функцию. Если в начале XIX века не существовало гендерного разделения на мужские и женские духи (известно, что одеколон был и мужским, и женским запахом), то уже к тридцатым годам XIX века эти унисексные нормы отступают и правила использования духов снова меняются — женщины используют цветочные запахи, а мужчины практически отказываются от ярких ароматов. На их долю остаются лесные ароматы, например сосна, кедр, дубовый мох — это метафора охоты. Позднее добавляется запах кожи. В общем, это такая символическая проекция, что мужчина ничем не пахнет. Это проекция честности, прямодушия, порядочности: значит, у него нет задних мыслей, желания соблазнить, косвенно воздействовать на собеседника.
Джордж Фредерик Уоттс. Портрет Эллен ТерриФото: National Portrait Gallery/public domain
Ирина Прохорова: Можем ли мы считать, что употребление духов — это культурный атавизм?
Мария Пироговская: Да, отчасти — конечно. Я думаю, что назначением духов было не совсем отшибить запах, их назначение было более медицинским и лекарственным, поскольку запахи считались продолжением лекарственных свойств. Важным было скорее сбалансировать запахи тела, а основной слой грязи снимало белье. Со сменой белья человек избавлялся от близкого кокона телесных запахов, а одеколоны и духи существовали уже в качестве второй кожи. Во второй половине XIX века люди стали более тщательно следовать медицинским рекомендациям, чаще мыться и меньше использовать разные пахучие средства — порошок, отдушину фиалками от потливости ног или розовую помаду для волос на бараньем жире, — это все актуальные средства второй половины XIX века. То есть внизу фиалки, наверху розы, бараний жир, и все это еще сверху залито каким-нибудь букетом Guerlain — человек был очень ароматным. Появляется буржуазия, которая делает ставку на демонстративное, но незаметное потребление и начинает использовать духи более интенсивно: нежные запахи — более расходные, их нужно больше на себя выливать. Об этом были довольно любопытные французские исследования — что, с одной стороны, парфюмерный рынок немножко демократизируется, а с другой — резко диверсифицируется: появляются более простые и более роскошные запахи для разного рода парвеню, для тех, кто хочет быть классом выше. И сейчас, мне кажется, сохраняется эта функция демонстративного потребления: у человека может быть очень простая одежда — самый базовый нормкор — джинсы, толстовка и кроксы, но сам для себя и для знатоков, поливаясь какими-нибудь селективными нишевыми духами, человек делает некоторое заявление о своем истинном социальном лице. Это заявление знатока. Эта функция на самом деле более стойкая, чем все остальные, поскольку мы всегда будем хотеть каким-то образом заявлять о своих отличиях, о том, что мы более просвещенные, более интеллектуальные, с лучшим вкусом и так далее.
Ирина Прохорова: То есть вы считаете, что в современную эпоху, когда очень многие стороны жизни демократизировались, запах остается основным маркером социальных различий? Грубо говоря, дорогие, тонко пахнущие духи выдают человека с большим достатком и вкусом?
Мария Пироговская: Да, и с большим культурным капиталом. То есть это человек, у которого есть время — невосполнимый ресурс, — которое он потратил на исследование этого изысканного рынка. Буквально, по Торстейну Веблену, это такой жест демонстративной траты, которая подчеркивает достоинство и респектабельность человека таким хитрым и тонким способом.
Ирина Прохорова: Интересно, что в данной культуре это безошибочно считывается, но в другой-то культуре это может не работать.
Мария Пироговская: Да, причем эта другая культура может существовать буквально по соседству. В этом смысле у нас внутри одного общества может быть несколько потребительских культур, и одна совершенно не считывает другую. Это послание нацелено и оказывается считываемым более-менее равными людьми, у которых тот же бэкграунд и те же представления о духах.
Ирина Прохорова: Мюшембле на самом деле значительно больше внимания уделяет неприятным запахам, его книгу можно было бы назвать «История зловония в европейской культуре». Он приводит массу невероятных примеров — прежде всего, конечно, о Франции. Короли выпускали бесконечные эдикты, требующие гигиены, чистоты, потому что города были действительно в чудовищном состоянии — завалены экскрементами, отбросами производства, воняли — все то, что Патрик Зюскинд гениально описал в известной книге. И невозможно было воевать с людьми, потому что вдруг выяснялось, что привычка к зловонию имеет еще и некоторые важные символические предпосылки. Например, большая навозная куча перед дверью крестьянского дома, как с горечью отмечали гигиенисты уже в XIX веке, говорила о богатстве хозяина, и он не желал переносить ее куда-нибудь в другое место. И это рождает совсем другой взгляд на понятие приятного и неприятного запаха.
Ольга Вайнштейн: Если брать традиционную культуру, то там неприятные запахи очень часто могут рассматриваться позитивно. Допустим, запах скотного двора. Поскольку на Востоке корова считается священным животным, то, соответственно, и коровий навоз, коровьи лепешки тоже воспринимаются в этом ряду. В двухтомнике «Ароматы и запахи в культуре» есть отрывок, в котором речь идет именно об отношении к нечистотам. Это рецензия Оксаны Гавришиной на книжку «История дерьма», прошу простить мне такие выражения. Это отношение очень вариативно, и не только в зависимости от национального или исторического контекста, но и от ситуативного. Приведу один конкретный пример.
Допустим, у хозяйки накопилась стирка, и в этой куче грязного белья лежат грязные носки, и, если все это лежит рядом со стиральной машиной — все нормально, это подготовлено для стирки. Но если те же грязные носки окажутся, например, на белой накрахмаленной скатерти в гостиной, это, конечно, будет восприниматься как скандал, нарушение элементарного этикета. В данном случае распределение запахов в пространстве происходит по месту.
Мария Пироговская: Более того, я добавлю, что, если на этой чистой накрахмаленной скатерти будут лежать чистые носки, все равно мы будем чувствовать себя неловко, потому что место чистых носков не на накрахмаленной скатерти. У нас в голове есть разметка пространства, где что должно лежать, и все, что выпадает из предписанных категорий, оказывается грязным. Запахи могут уже домысливаться — или мы можем с некоторым подозрением относиться к вещам, которые занимают неположенные им места.
Ольга Вайнштейн: Да, тут я напомню классическое определение Мэри Дуглас, что грязь — это вещь не на месте.
Ирина Прохорова: В книге Мюшембле много ярких примеров различного понимания функции зловония и незловония. Например, мы знаем, что во время страшных эпидемий чумы, которые вплоть до XVIII века поражали европейские города из-за скученности и антисанитарии, была идея, что плохой запах можно перешибить только или еще более сильным плохим запахом, либо какими-то очень сильными благовониями. Поэтому чумные врачи набивали благовония в свои носы. Но если говорить о парфюмерии, то вот рецепт раннего Нового времени, который не могу не зачитать — предполагалось, что, применив это, человек будет хорошо пахнуть: «Как изготовить по дешевке мускус, используя небольшое количество настоящего продукта? На протяжении трех последних дней лунного месяца кормить семенами лаванды и поить розовой водой мохноногих голубей — таких черных, каких только можно сыскать. Следующие пятнадцать дней кормить птиц бобами. На шестнадцатый день отрезать им головы, собрать кровь в фаянсовую миску, стоящую на горячих углях, снять пену и в каждую унцию крови добавить по драхме настоящего восточного мускуса, капнуть три-четыре капли желчи козла и поставить смесь на две недели на нагретый лошадиный навоз, снова согреть». Очень интересно, какой запах в конце должен получиться.
Мария Пироговская: Их же кормили чем-то душистым, поили розовой водой. По идее, птички должны были всем этим пропитаться.
Ирина Прохорова: Но тут лошадиный навоз, желчь козла — немножко другие ольфакторные впечатления должны быть.
Ольга Вайнштейн: Похоже на то, что бросалось в ведьминские котлы.
Мария Пироговская: Нет, это же все не сильно пахнет на самом деле. В XVI-XVII веках довольно популярна была так называемая фекальная аптека. В аптечном деле широко использовались вещества животного происхождения, о которых мы сейчас с ужасом читаем —желчь волка, шерсть зайца, разные виды мочи, экскрементов — и нам смешно: это значит, что нам на самом деле очень неприятно, мы пытаемся замаскировать так свою реакцию отвращения. Считалось, что у них разная лекарственная сила в зависимости от того, к какому гуморальному типу принадлежит животное или какие-то его органы. Люди все это на себя не только с удовольствием намазывали, но и употребляли внутрь. Там были еще другие границы отвращения, другое понимание, что в принципе можно употребить в пищу. Идея намазать на себя желчь волка сегодня не вызывает у нас энтузиазма, но употребить ее внутрь еще меньше хочется. С другой стороны, до сих пор жива так называемая вернакулярная народная аптека, где широко используются медвежья желчь и барсучий жир, и люди это употребляют внутрь как лекарство.
Ирина Прохорова: Вот пример из книжки: «В 1666 году Мария Мердрак предложила средство против экземы и для улучшения цвета лица, в состав которого входит „моча юной особы, которая не пьет ничего, кроме вина”». Вот такая экзотика поразительная. В «Цивилизации запахов» есть примеры и употребления мочи внутрь — в качестве лекарства от всяких болезней.
Ольга Вайнштейн: В народной медицине это представление до сих пор живо.
Мария Пироговская: Гораздо более поразительно то, что врачи, которые занимались уриноскопией — диагностикой по виду, цвету, запаху и вкусу мочи, — пробовали мочу больных на вкус. Нам это очень трудно вообразить, но это было нормальной практикой.
Ирина Прохорова: Тут уже дело даже не в обонянии, а в том, насколько так можно было действительно что-то определить.
Мария Пироговская: Они определяли то, на что было настроено их ожидание. Внутри эпохи существовала определенная нозологическая медицинская классификация болезней, и врачи сообразно с ней выискивали симптомы. Если продолжить идею Мюшембле и других историков чувствительности (например, Алена Корбена, о том, что чувства и чувствительность — это тоже результат культурного воздействия, некий продукт социализации и инкультурации, который в нас выращивает общество), тогда ничего в этом удивительного нет. Врачи видели, ощущали, обоняли и чувствовали на вкус те болезни, которые они были готовы почувствовать.
Ирина Прохорова: Интересно, как меняются нравы. Борьба за гигиену проходила с большим трудом не только у крестьян, где, как мы уже говорили, навозная куча около дома — символ богатства, потому что это значит, что у человека есть коровы, лошади и так далее. Более того, не хочется особенно смаковать подобные вещи, но это было еще и очень удобно — люди ходили, так сказать, облегчиться ровно в эти кучи, потому что туалетов и выгребных ям долго не было, а если и были, то чудовищно зловонные и опасные. Стыд и идея о том, что, когда вы идете в туалет, все должно быть закрыто, до недавнего времени была совсем необязательным моментом.
Не могу не привести пример из книжки, в котором принцесса Елизавета Шарлотта Пфальцская, невестка Людовика XIV, вспоминая о пребывании при дворе в Фонтенбло, горько сетует в письме своей крестной. Пардон, нежные чувства сейчас могут быть задеты, но из песни слова не выкинешь: «Мне приходилось испражняться на улице, что меня злит, потому что я привыкла делать это с комфортом, а когда зад ни на что не опирается, никакого комфорта нет. Кроме того, это происходит у всех на виду. Мимо ходят женщины, мужчины, девочки, мальчики, аббаты и швейцарцы». По описаниям очевидцев, очень долгое время прилюдно облегчать свой кишечник и мочевой пузырь было совершенно нормальным явлением. Известно, как в XIX веке замазывали картины XVI-XVII веков, потому что в городских сценах всегда был какой-нибудь мужчина, который либо присел на корточках, либо где-то в углу идет по малой нужде. Эту ситуацию довольно сложно представить в современном мире, а пару-тройку веков назад это было совершенно нормальным явлением.
Мария Пироговская: Представить себе и даже встретить такое можно до сих пор буквально на соседней улице, особенно вечером воскресенья или субботы. Но то, что подобная ситуация у нас вышла за пределы нормы, что это некоторый эксцесс и мы смотрим на происходящее с осуждением, — это совершенно точно. Конфигурации стыда имеют ту же самую культурную динамику, и они меняются со временем.
Ольга Вайнштейн: Я бы добавила, что есть еще такой, так сказать, культурный феномен, как отношение к пуканию. Известно, что, например, в викторианскую эпоху это считалось настолько неприличным, что многие, особенно женщины, терпели изо всех сил, сдерживались, чтобы только не пукнуть в обществе, и тем самым зарабатывали разные болезни пищеварительного тракта. И до сих пор в разных национальных традициях где-то вполне санкционируется пукание как признак нормального пищеварения — например, в Германии, — а где-то это считается очень неприличным. Аналогичным примером может служить отношение к звукам, которые человек издает во время еды. Если в Японии всякие чавканья и хлюпания, пускание слюней считаются хорошим тоном — человек с аппетитом ест, воздавая должное искусству повара, — то в других культурах это табуируется. В свое время меняющееся отношение к проявлениям телесности и их табуирование исследовал Норберт Элиас. И запахи очень встраиваются в эту культурную парадигму табуируемых телесных проявлений.
Ирина Прохорова: Я недавно где-то читала, что во время Второй мировой войны американцы пытались изобрести оружие, которое не столько убивало, сколько создавало чудовищный запах, который, если он попадал на тело, потом нельзя было очень долго отмыть. Его как раз пытались применять против японцев, для которых плохой запах тела — это табу. Идея была в том, что если использовать такое оружие, то войска просто не вынесут унижения и потеряют боевой дух. Но потом изобрели атомную бомбу, и эта идея не была реализована. Но интересно, насколько сильна культура обоняния, если даже пытались изобрести такое страшное садистское оружие.
Мария Пироговская: Интересно, что они, видимо, считали, что если американский солдат нечаянно вымажется в этом же самом средстве, то он своей боевой дух не потеряет. Это довольно забавная пресуппозиция.
Ирина Прохорова: Да, он будет ужасно пахнуть, но это не считается таким страшным позором, тем более во время войны — в окопах, там не до запаха розы. А считается, что именно в культуре, где табуирован любой неприятный запах, это будет равноценно гражданской смерти.
Ольга Вайнштейн: То есть это попытка сломить символическое достоинство человека, исходя именно из национальной психологии.
Ирина Прохорова: Последний вопрос. В настоящее время в европейской культуре, широко понимаемой, куда Россия, конечно, входит, можем ли мы считать, что унификация ольфакторных понятий все-таки произошла, что более или менее есть консенсус относительно представлений о приятных и неприятных запахах?
Ольга Вайнштейн: Я думаю, что в общем смысле, конечно, да, то есть каких-то особо ярких экспериментов с неприятными запахами в современной парфюмерии, наверное, нет. Но были знаменитые Odeur 71 — запах горячей пыли или запах мотора, запах бензина. Сейчас стали очень популярны монозапахи, то есть не многосоставные ароматы, а чистые — то, что выпускает Demeter или линия Aqua Allegoria Guerlain, которая пользуется неиссякаемой популярностью. Какое-то пространство для развития есть.
Я бы отметила еще одну тенденцию, но она касается скорее парфюмерной рекламы: запах связан с эмоцией. Потому что эмоция — это такая же ценность в современной культуре, как, скажем, внимание или наше время. В рекламе запахов очень часто делается ставка на уникальность переживания, на эмоцию, которая пробуждается запахом. Это новое понимание роскоши — видимо, на фоне пресыщенности общества потребления люди пускаются на поиск изысканных эмоций, в том числе — через духи.
Мария Пироговская: Я бы прокомментировала тот же вопрос не с точки зрения парфюмерного рынка и его колебаний, а с точки зрения нашей общей социализации внутри этих ощущений, как мы с ними обращаемся. С одной стороны, действительно, интернационализация, глобальный мир, который вдруг сейчас перестал быть глобальным и так замер на полушаге, а с другой стороны, все равно есть очень сильная инерция того воспитания и того социального и культурного опыта, который существует внутри европейских обществ. Даже в США ольфакторные культуры внутри общества будут очень разными, запахи китайского квартала — чайнатауна — и запахи итальянского квартала будут разными, и восприниматься они внутри общества будут по-разному. Точно так же будет, если мы возьмем какую-нибудь близкую к нам культуру — скажем, немецкую. Все равно будет довольно сильное различие в зависимости от того, какой лейбл мы наклеиваем на конкретный запах, какой социальный контекст с ним связан.
Был очень интересный эксперимент, в котором я принимала участие в качестве подопытного. Если пустить в группе людей разного происхождения — американцы, немцы, французы, русские — бутылочку с изовалериановой кислотой и написать на ней «пищевой запах», мы сразу будем по нему опознавать, кому что близко: кто-то опознает мисо-суп, кто-то сыр пармезан. А если на ней написать «телесный запах», то, чувствуя тот же самый запах, люди будут вспоминать школьную раздевалку, и это в основном люди с советским опытом, у которых этот травмирующий аромат школьной раздевалки въелся в подкорку намертво, а другие будут вспоминать прачечную в подвале жилого дома — это типично американская история, которой в России нет. Это запахи грязного, чистого, сушащегося, стирающегося белья. Здесь мы видим, как на наше восприятие запахов мощно влияют язык и культурное наклеивание ярлыков. Так что, я думаю, разнообразие неистребимо.
Созависимые отношения как социальный конструкт
Созависимые отношения как социальный конструкт
Работая в реабилитационном отделении, приходится ежедневно наблюдать сцены, когда женщины, загруженные авоськами, бредут к пациентам, страдающим алкоголизмом. Глядя со стороны на их взаимоотношения можно сделать вывод о том, что не здоровый психофизически мужчина. а именно алкоголик пользуется успехом и защитой в нашем обществе. С одной стороны, ему дают сигналы, что вроде бы его поведение неприемлемо, но с другой стороны он получает большую поддержку и подкрепление своего поведения из семьи и на работе под лозунгом – «не дать упасть-пропасть человеку». Даже руководители производств заинтересованы в зависимом поведении работников, и прямо об этом говорят, поскольку в тяжелых экономических условиях аддикт более управляем, чем здоровый человек. За копейки он выполнит работу из чувства вины за свои «срывы», свои права отстоять не сможет. От алкоголика избавляются лишь в том случае, если он начинает откровенно «подставлять» администрацию и вести себя вызывающе, игнорируя соответствующие нормативные документы.
Возникает впечатление, что многие сферы жизни и деятельности в стране пронизаны созависимыми отношениями. Они поддерживаются, негласно приветствуются, разрушая на самом деле отношения и способствуя прогрессированию аддикций и психосоматических расстройств. Инфантилизируя людей, разрушают они на макроуровне и управление, организацию, «ростки» позитивных социальных установок на личностную автономность и рост благополучия, независимость от государственных дотаций. Стимулируются патерналистские установки, иерархия власти и контроля, возникает «туннельное» мышление, мешающее видеть ситуацию в целом, что приводит людей к регрессу и к деструктивным отношениям прежде всего с собой.
—
Совершенно иная картина наблюдается в западных странах. Местным специалистам в области охраны психического здоровья выходцы из СССР и СНГ с трудом могут объяснить характер своих взаимоотношений с зависимыми пациентами. С одной стороны именно западные специалисты начали работу с созависимыми женщинами (Мелоди Битти и др.). С другой стороны, представление о созависимом типе взаимоотношений в западной культуре отсутствует. Оно не поддерживается, не является приемлемым, и, соответственно, воспринимается как нечто аномальное и непонятное. Алкоголизированный субъект быстро теряет социальный статус, работу, его оставляет партнер. Вести себя со «славянским размахом» он не может – его поведение жестко пресекается полицией, особенно если в семье есть дети. Суды совершенно обосновано предлагают ему выбор между тюрьмой и реабилитационными учреждениями закрытого типа, обязательно длительное посещение групп Анонимных Алкоголиков. На лавочках у подъездов никто не сидит, «под магазином» не тусуется.
Закономерно возникает вопрос – почему такая разница, что произошло исторически? Можно предположить, что это связано с тяжелой жизнью предыдущих поколений, с войной, репрессиями, голодом. тяжелым изнуряющим трудом. Произошла чрезпоколенная передача травм, с подавлением, отрицанием высокого уровня тревоги, с перемещением локуса контроля над собственной жизнью на внешние объекты. Вероятна и генетическая составляющая созависимости – люди. Которые были способны принимать самостоятельные решения, имели независимое мышление были большей частью физически уничтожены в ходе репрессий, коллективизации. социальных реформ, либо сломлены в психологическом отношении. Их потомство с проблемами сепарации, дисфункциональными семейными отношениями активно демонстрирует созависимые паттерны поведения.
Оздоравливающим моментом для общества может служить развитие групповых и индивидуальных форм психотерапии. В ходе терапевтических интервенций человек способен:
— признать свою беспомощность в отношении определенных аспектов своей жизни;
-найти границы компетентности в ней и прекратить обвинять других в своих проблемах;
— разобраться в своих чувствах, а не отвлекаться от них в «разрядном» поведении;
— сосредоточиться на себе, принять на себя ответственность за свои поступки;
-найти помощь в обществе людей, оказавшихся в аналогичной ситуации;.
-приобрести новых друзей, развить здоровые интересы.
Эксперты назвали лидеров года в Ростовской области
«Лидер года — 2020»: методология социального исследования и краткая историческая справка
Первый экспертный опрос рейтингового исследования «Лидер года» был проведен 27 лет назад — в 1993 году. В основе многолетнего лонгитюдного исследования лежала совместная идея главного редактора деловой газеты «Город N» Сергея Строителева и доцента факультета психологии ЮФУ, кандидата психологических наук Игоря Введенского.
В этом году исследование проводилось уже в 28-й раз, таким образом охватив значительный период становления и развития ростовского бизнеса с 1993 по 2020 год. В нашей стране это было одно из первых рейтинговых исследований успешности фирм и предпринимателей. В каждом из проведенных за эти годы экспертных опросов участвовали от 20 до 50 экспертов, а всего в качестве экспертов за эти годы в данном проекте выступили более 100 компетентных специалистов.
С 1995 года наряду с успешностью фирм стали проводиться исследования рейтингов успешности и влиятельности предпринимателей и руководителей предприятий. С 1997 г. в исследовании появляется «Событие года», а с 1999 года — «Торговая марка (бренд) года». С 2001 года появилась номинация «Деловая репутация предпринимателя». Данное экспертное исследование основано на методологии рейтинговой процедуры. При этом рейтинг выступает как некий социальный конструкт, основанный на специальной процедуре обобщения компетентного мнения экспертного сообщества. Методика и технология экспертного опроса многократно описана в предыдущих публикациях газеты. Оценка успешности деятельности организаций, наиболее известных и значимых брендов и вышеназванных характеристик деятельности предпринимателей определялась на основе обобщения оценок экспертов по 10-балльной шкале, где 10 — максимально высокая оценка параметра, а 1 — максимально низкая. Общая оценка успешности организаций и других оценочных характеристик рассчитывалась с учетом поправочного коэффициента на основе общего количества выборов экспертов (с весовым значением одного голоса эксперта — 0,03 балла).
Списки предприятий, брендов и предпринимателей формировались на основе предложений ряда экспертов редакции «Город N» и результатов предыдущего опроса (занявшие первые 10 мест по всем номинациям, как правило, включались в списки для экспертной оценки). Таким образом, список предприятий в этом году включал 20 организаций, а список предпринимателей и топ-менеджеров предприятий включал 20 персон. Экспертами оценивалась также 19 брендов — торговых марок ростовских предприятий и 19 событий в экономике, бизнесе и в социальной жизни Ростова и Ростовской области. В методике оценки номинации «Самое значимое событие года» с 2010 года было сделано существенное изменение. Если раньше оценка этой номинации носила характер ответа на открытый вопрос и подсчеты велись на основе частоты ответов, то начиная с опроса 2010 года методика оценки по этой номинации стала соответствовать общей методологии данного исследования, т. е. проводиться на основе обобщения оценок экспертов по 10-балльной шкале.
В тех редких случаях, когда экспертам приходилось оценивать возглавляемые ими организации или их параметры, эти оценки при обобщении результатов не учитывались.
В этом году на заключительном этапе исследования принял участие 21 эксперт из общего списка предполагаемых участников опроса, включающего 33 персоны. Как и в прошлые годы, в качестве экспертов в этом опросе участвовали представители местных органов власти в сфере экономики, компетентные специалисты финансовых организаций, ведущие ученые-экономисты, ведущие журналисты изданий, посвященных деловой сфере, аналитики и специалисты в сфере бизнеса, предпринимательства, инвестиций и экономики. Сроки проведения заключительного этапа экспертного исследования в этом году — с 19 ноября по 7 декабря 2020 года.
Автор методики и научный руководитель проекта — кандидат психологических наук Игорь Введенский. Опрос проводился Лабораторией организационной психологии и маркетинговых исследований ([email protected]).
Список экспертов исследования «Лидер года — 2020»
Акперов И. Г. — ректор Южного университета (Институт управления, бизнеса и права), д. э. н., профессор
Бураков И. В. — гендиректор АИР РО, председатель комитета по экономической политике, промышленности, предпринимательству, инвестициям и внешнеэкономическим связям Законодательного Собрания РО
Высоков В. В. — председатель СД КБ «Центр-инвест», д. э. н., член Общественной палаты РО
Денисов А. В. — гендиректор «Денисов-аудит»
Дереза О. В. — уполномоченный по защите прав предпринимателей по Ростовской области
Камбулова С. А. — замглавы администрации Ростова-на-Дону по экономике
Козлов В. И. — гендиректор аналитического центра «Эксперт-Юг», главный редактор журнала «Эксперт-Юг»
Коростиева П. В. — директор департамента экономики Ростова-на-Дону
Левина Е. Ю. — гендиректор ЦПЗ «Титан-Инвест»
Полянский А. И. — замдиректора макрорегиона «Юг», Федеральная торговая сеть «Пятерочка», X5 Retail Group
Салимов Р. Р. — управляющий Ростовским отделением Сбербанка
Самойлова М. А. — руководитель терр. органа Федеральной службы государственной статистики по РО
Санеев А. В. — руководитель обособленного подразделения Российского экспортного центра в Ростове-на-Дону
Стенцова О. В. — начальник отдела экономического анализа и конъюнктуры Центра занятости населения Ростова-на-Дону
Степанов И. В. — управляющий адвокатского бюро «Степанов и Аксюк» — GRATA International Rostov-on-Don
Тимошенко А. В. — зам. главного редактора деловой газеты «Город N»
Тютюнник М. Н. — директор Южного филиала Московской биржи «ММВБ-РТС»
Хуруджи А. А. — помощник бизнес-омбудсмена России, общественный омбудсмен по защите прав предпринимателей, глава Ассоциации защиты бизнеса
Швец И. Г. — генеральный директор ГК «Аванта Консалтинг»
Шустова М. С. — исполнительный директор АУП «Ростовский Клуб — 2015», декан факультета бизнеса «Капитаны» ЮФУ
Эстрин В. В. — председатель Ассоциации медицинских страховых компаний РО, директор МСО «Панацея», д. э. н.
Ответы экспертов на вопросы анкеты далеко не во всем совпадают с мнением журналистов «Города N».
ТАКЖЕ ПО ТЕМЕ
По итогам 2019 года совокупная выручка крупнейших компаний Ростовской области снизилась на 12%, больше половины участников рейтинга N сохранили ее на уровне прошлого года или сократили. Даже тройка лидеров показала отрицательную динамику выручки. Усиление конкуренции со стороны госкомпаний, давление глобального конкурента — Китая, снижение спроса, рост цен на сырье — в числе причин, объясняющих текущее положение дел. Высокий рост выручки по итогам 2019 года показали дистрибьютор табака, растущий от низкой базы, и оптовые продавцы топлива.
Спецвыпуск «Крупнейшие компании Ростовской области» выходит в «Городе N» c 2003 года. Его участники — частные компании и госкомпании с участием частного капитала.
Самая успешная компания — «Астон», самый успешный и влиятельный предприниматель — Иван Саввиди. Лучшая деловая репутация у Вадима Викулова. Самые ценные бренды — комбайны «Ростсельмаша» РСМ-161, Acros, Torum. Главное событие — строительство в Ростове «Ростсельмашем» тракторного завода.
Самая успешная компания — «ГРУППА АГРОКОМ», самый успешный и влиятельный предприниматель — Иван Саввиди. Лучшая деловая репутация — у Владимира Мельникова. Самый ценный бренд — вертолеты МИ-28Н. Главное событие — игры Чемпионата мира по футболу — 2018.
Самая успешная компания — «Роствертол», самый успешный и влиятельный предприниматель — Иван Саввиди. Лучшая деловая репутация — у Константина Бабкина. Самый ценный бренд — вертолеты МИ-28Н. Главное событие — завершение строительства и открытие аэропорта Платов
Что такое лень и как с ней справиться? Рассказывает врач-психотерапевт
Самая интересная информация из статьи о лени на портале Onliner.by от врача-психотерапевта Анна Игнатенко:Шок-контент со старта: как такового психического процесса под названием «лень» не существует. Это скорее социальный конструкт. Ленью у нас обозначают нежелание человека делать что-то, что я считаю нужным. Или в обратную сторону. А иногда ленью пользуются в качестве характеристики. Ленивый равно плохой. Проще понять, что это за работник перед тобой и есть ли смысл его нанимать. В большинстве случаев этот социальный конструкт позволяет нагрузить человека стыдом и виной (главные эмоции социального регулирования), призывая его как-то измениться соответственно твоему представлению о правильной жизни: типа, начни-ка уже делать то, что я хочу! Если все же возвращаться в психологию, то процесс «ничегонеделания» предполагает целый конгломерат объяснений. Психотерапевт Анна Игнатенко рассказывает про него.
Патологии
Все просто. Человек может не хотеть что-то делать ввиду болезни. Допустим, инфекционный процесс вызывает слабость и вялость. Или ему больно. В таком случае делать что-то попросту не выходит.
Еще человек может быть болен психически. Самая распространенная история — расстройство адаптации. Ввиду какого-то происшествия человек переживает в единицу времени кучу эмоций. Получается их сверхконцентрация. Человек истощается, но продолжает проживать эти эмоции, потому что надо разобраться, как существовать дальше. Параллельно требуется еще и не забывать про повседневную активность. Это полноценное заболевание, с которым чаще всего обращаются к психотерапевту. Первое место с большим отрывом.
И пока ресурс не восстановится, человек будет пребывать в этом состоянии. Пример — смена работы. Перед мозгом встает задача: адаптироваться ко всему новому. Раньше были привычный путь на работу, привычные лица, привычные требования — все стабильно и безопасно. А тут все другое. Надо думать, как добираться в новое место, на каком транспорте, как общаться с коллегами и выстраивать взаимоотношения с начальниками. На наработку новых шаблонов тратится много сил. И чем старше человек, тем ему сложнее. Требовать от него в таком состоянии посещения, к примеру, тренажерного зала четыре раза в неделю достаточно сложно.
Далее по психическим расстройствам — депрессия. Апатия — пониженное настроение, отсутствие воли. Да и в принципе состояние проще всего описывается так называемой триадой депрессии. Есть негативное видение себя, негативное видение мира, негативное видение будущего. Логично предположить, что в начале пути из этой точки в успешность предприятия верится не совсем. «Я самый ужасный в мире работник», «Я самая ужасная в мире жена», «Я самый ужасный в мире отец», «Все люди вокруг как будто бы думают, что я законченный неудачник». Все бессмысленно и так далее. Из этой точки сложно начинать.
Шизофрения — это хроническое психотическое расстройство. Со временем формируется апато-абулический синдром, когда у человека остается мало энергии и сил. Активность становится минимальной.
Далее органические расстройства: постинсультные, перенесенные вирусы, травмы головного мозга. В некоторых случаях они сопровождаются упомянутым выше апато-абулическим синдромом.
Усталость
Плохая новость: усталость склонна накапливаться. Отдых на один вечер в такой ситуации точно не поможет. Если относиться к своему организму с уважением, то отдыхать нужно регулярно. Отдых должен быть ежедневным, еженедельным, ежегодным. Вообще, не суть, главное — он должен быть.
Проблема в том, что на наших территориях его ассоциируют с чем-то плохим. Очень многие родители воспитывают детей в таком духе: пока мы чем-то заняты (полезным в представлении мамы и папы) — отлично, молодцы, а когда мы играем с друзьями, книжку читаем, YouTube смотрим — это как будто плохо. Родители дают оценку, у ребенка формируется понимание: «Если я что-то делаю, я хороший. Если я отдыхаю, я плохой». Возникает чувство вины, а отдых кажется чем-то плохим. Это очень про белорусское общество. Нам стыдно отдыхать.
В некоторых странах синдром хронической усталости признан заболеванием, как и синдром эмоционального выгорания. Чтобы было понятно, синдром хронической усталости — это состояние, выйти из которого уже невозможно, собравшись с друзьями на пиво или дженгу вечером веселой компанией. Возникает сонливость, но спать ночью получается с трудом, в мышцах слабость, трудно концентрировать внимание, сложности с памятью.
Эмоциональное выгорание где-то рядом. Эмоции притупляются, ни на что нет сил, задачи выполняются механически.
Проблема (в том числе нашего общества) заключается в отсутствии внутреннего маркера усталости. Люди понимают, что устали, когда уже падают. Специалисты советуют развивать внутреннюю чувствительность. Если вы по три раза перечитываете одну и ту же строчку, не понимая, про что она, возможно, надо сделать паузу и отдохнуть.
Отсутствие мотивации
Это когда я что-то делаю, но не понимаю зачем. Так часто происходит, когда мальчик или девочка выбирает указанную мамой профессию. Есть другой случай — условный «поздний подросток». Люди в возрасте примерно 25 лет не идут работать, потому что живут в отчем доме и всем обеспечены. Мотивации на активную деятельность как бы тоже нет. Да, человек вряд ли станет двигаться, когда знает, что ему все дадут.Сюда же относятся цели, навязанные обществом. Допустим, всем надо ходить в тренажерный зал. Или всем надо знать английский язык. Это стандарты общества, которым человек может не хотеть соответствовать. Потому как неясно: чтобы что? Если человек собирается улететь на работу в США, то понятно, зачем английский. Если человек начинает стесняться, что все вокруг учат язык, а он нет, то непонятно, зачем английский.
Часто нежелание что-то делать связано с негативными эмоциями, которые человек испытывает во время выполнения задачи. Кто-то, допустим, не моет посуду. Этого можно не осознавать, но, вероятно, когда он в детстве начинал мыть посуду, его критиковали родители: не были терпимы к ребенку во время формирования навыка. А первые этапы обучения традиционно неидеальны. То есть появляются какие-то ассоциации, которые оживают каждый раз, когда надо мыть посуду.
Критика не формирует желания что-то делать. Невозможно заставить ребенка учиться, ругая его за двойки. Мозг зачастую избегает деятельности, за которую критикуют. И надо понимать, что старшие поколения зачастую пользовались стыдом как средством мотивации. Современные специалисты считают, что намного проще прививать ребенку желание учиться, если хвалить за вещи, которые у него получаются.
Перфекционизм
Снова плохая новость: в мире нет ничего идеального. Стремление к идеалу видится изначально провальной целью. Потому что в итоге не получится насладиться результатом. Плюс внутренние ощущения: одна часть стремится сделать все идеально, а другая знает собственные возможности. В итоге лучшим выходом видится не делать ничего, чтобы не столкнуться с разочарованием. Где-то рядышком — боязнь ответственности. Оба состояния оборачиваются нежеланием что-либо делать.Немного теории. Любое дело, которое выполняется в удовольствие, сопровождается выбросом дофамина: «Я классный, я приложил много усилий, и у меня получилось». Но развившиеся соцсети стали давать легкий дофамин. Ты выкладываешь фото и получаешь гору быстрых лайков. В итоге длинные пути к удовольствию начинают казаться сложными. Снижается мотивация.
Дофамин, к слову, позволяет продолжать какую-то длительную деятельность. Например, бонус за мою годичную тяжелую работу — поездка на море. Или раз в месяц я откладываю определенную сумму — и это тоже приносит дофамин. Пандемия сильно размыла цель с морем и, соответственно, повлияла на дофамин. Потому в нынешнее время очень важно правильно понимать, чего ты хочешь, и стремиться к этому.
Как с этим бороться?
Патология — идем к профильному доктору. Усталость — учимся распознавать симптомы. Отсутствие мотивации — разбираемся с целеполаганием и своей работой. Быстрый дофамин — ограничиваем соцсети.Усталость — исследуем себя и даем себе отдых. Отдых — это не только классическая смена деятельности, но и полежать в тишине, погулять в лесу, сделать что-то, что хочется исключительно вам. Да, важно прислушиваться к себе.
Так или иначе, человек всю жизнь учится понимать себя. С негативными эмоциями во ходе процесса позволяет разобраться внутренний диалог. Если попытаться как-то уговорить или похвалить себя, лед может растаять. Это помогает в случае негативных воспоминаний и боязни ответственности. Плюс не стоит забывать, что есть психологи и психотерапевты.
Записаться на консультацию к Анне Игнатенко или другому врачу-психотерапевту можно по телефонам центра:
+375 29 311-88-44;
+375 33 311-01-44;
+375 17 299-99-92.
Или через форму онлайн-записи на сайте.
Что такое социальная конструкция? Объяснение распространенных примеров
Социальные конструкции отражают общие идеи или представления, которые существуют только потому, что люди в группе или обществе принимают это. Узнайте больше о том, что такое социальные конструкты на самом деле, и изучите выборку примеров социальных конструктов.
Что такое социальная конструкция?
Социальные конструкции развиваются в обществе или группе. Они не представляют объективную реальность, но имеют значение только потому, что люди в обществе или группе принимают их значение.Проще говоря, социальные конструкции не имеют внутреннего значения. Единственное значение, которое они имеют, — это значение, данное им людьми.
Например, идея о том, что розовый цвет предназначен для девочек, а синий — для мальчиков, является примером социальной конструкции, связанной с полом и цветом предметов. Коллективное восприятие того, что определенный цвет может быть связан с определенным полом, не является объективным представлением истины или фактов. Вместо этого это социальная конвенция, которая приобрела смысл в контексте общества.
Список примеров социальных конструкций
Есть много примеров социальных построений. Наиболее распространенные практики и модели поведения, общепринятые в обществе или другой группе, представляют собой социальные конструкции. Эти социальные нормы не обязательно должны приниматься каждым человеком, чтобы быть социальными конструкциями. Они могут (и часто меняются) со временем меняться.
- взрослость — Специфика того, когда человек считается взрослым, является социальной конструкцией.В Соединенных Штатах и большинстве стран Европейского Союза люди считаются взрослыми в возрасте 18 лет. В Шотландии, однако, люди считаются взрослыми в возрасте 16 лет.
- гендерное поведение — Концепция определенное поведение, характерное для пола человека, является социальной конструкцией. Это относится к идее о том, что мужчины должны сдерживать свои эмоции, или к представлению о том, что женщины чрезмерно эмоциональны. Это также относится к убеждениям, что мальчики должны играть с грузовиками, а девочки — с куклами.
- гендерные роли — Существуют также социальные конструкции, связанные с гендерными ролями, такие как ранее широко распространенное мнение о том, что женщины должны оставаться дома, а мужчины должны работать. Это также связано с убеждениями, что одни виды работ являются женскими (медсестры, учителя), а другие — мужскими (врачи, строительные работы).
- правительство — Концепция того, как должно работать правительство, является социальной конструкцией. Не все люди в разных обществах имеют одинаковое коллективное представление о том, как должно работать правительство.Вот почему в мире существует так много разных типов правительства.
- приветствия — То, как люди приветствуют друг друга, является социальной конструкцией. Например, рукопожатие имеет значение как деловое приветствие только потому, что люди так к нему относятся. То же самое можно сказать и о поцелуях в обе щеки в качестве приветствия в культурах, где это обычная практика.
- инвалидность — Понятие инвалидности является социальной конструкцией. Социальная конструкция инвалидности часто связана с видимыми индикаторами инвалидности, такими как инвалидная коляска или отсутствие конечностей.Людей с менее видимыми формами инвалидности часто неправильно понимают, потому что их условия не вписываются в социальные конструкции других людей.
- семья — Концепция семьи — это социальная конструкция. Некоторые считают, что семья ограничена традиционной ядерной единицей матери, отца и биологических детей, в то время как другие придерживаются более широкой точки зрения, согласно которой существует множество типов семейных структур.
- мода — Представление о том, какой тип одежды считается модным, является примером быстро меняющейся социальной конструкции.То, что модно в один год, может не стать модным в следующем, в зависимости от того, как то, что создают дизайнеры и делятся мнениями влиятельных лиц, привлекает внимание в обществе в целом.
- болезнь — Болезнь также является социальной конструкцией. Слово «болезнь» не означает для всех одно и то же; одни воспринимают медицинские состояния как болезни только в том случае, если они вызывают у человека прикованность к постели или заразность, в то время как другие воспринимают широкий спектр медицинских обстоятельств как заболевание.
- брак — Концепция брака — это социальная конструкция, которая не воспринимается всеми группами одинаково.Некоторые группы рассматривают это как договор, в то время как другие считают это религиозным таинством. В некоторых группах браки заключаются по договоренности, в то время как в других решение о том, с кем жениться и вступать ли в брак, является выбором.
- деньги — Валюта, используемая в качестве денег, сделана из бумаги и металла. Он имеет ценность только потому, что люди в обществе придают ему ценность. До того, как появились бумажные деньги и монеты, люди использовали другие ценные предметы для обмена на товары и услуги.
- религия — Аспекты религиозных практик могут представлять собой социальные конструкции, характерные для определенной деноминации или веры.Например, в католицизме женщинам не разрешается служить священниками. Однако во многих других конфессиях женщинам разрешено служить священниками или им подобными (пастор, проповедник, раввин и т. Д.).
- время — Время — это социальная конструкция. Это имеет смысл только в контексте созданных человеком систем, которые используются для описания времени (секунды, минуты, часы и т. Д.) И делают его значимым. В некоторых местах не соблюдается летнее время; концепция сезонных временных изменений не существует там, где они не практикуются.
Синонимы к слову Social Construct
Несколько других слов и фраз могут иметь то же значение, что и фраза «социальный конструкт». Синонимы этого термина включают такие вещи, как:
- приемлемая практика
- поведенческие ожидания
- общее восприятие
- культурная норма
- обычная практика
- обычаи
- общее понимание
- социальные нормы
- традиции
теория социального конструктивизма
Теория развития социальных конструктов называется теорией социального конструкционизма.Подобно тому, как строители будут строить (построить здание), теория социального конструкционизма утверждает, что общество — это социальная конструкция, которая создается (конструируется) и принимается людьми.
Социальные конструкции перестанут существовать, если люди перестанут считать их действительными. Люди, которые придерживаются этой теории, считают, что реальность сама по себе является социальной конструкцией, созданной людьми внутри общества.
Расширьте свое понимание социальных конструкций
Расширение вашего понимания социальных конструктов включает рассмотрение того, какие из вещей, которые вы «знаете», на самом деле имеют объективное значение, а какие — значимы только потому, что люди в группе придают им значение и продолжают позволять этому присвоенному значению сохраняться.Изучите свое восприятие по сравнению с восприятием других, проанализировав некоторые примеры социологического воображения. Это позволит вам рассматривать ситуации с других точек зрения и ценить точки зрения, отличные от ваших собственных.
Что мы имеем в виду, когда говорим «раса — это социальная конструкция»
История подтверждает это. В 1856 году Ральф Уолдо Эмерсон обозначил значение расы:
Именно раса, не правда ли, ставит сотни миллионов Индии под владычество отдаленного острова на севере Европы.Если это правда, расовая принадлежность очень помогает тому, что утверждается, что все кельты — католики, а все саксы — протестанты; что кельты любят единство власти, а саксы — представительный принцип. Раса является определяющим фактором в евреях, которые в течение двух тысячелетий в разных климатических условиях сохраняли один и тот же характер и занятия. Раса у негров имеет ужасающее значение. Французы в Канаде, отрезанные от всякого общения с родителями, сохранили свои национальные черты. Не так давно мне довелось прочитать Тацита «О манерах немцев» в Миссури и в самом сердце Иллинойса, и я обнаружил множество точек сходства между немцами герцинского леса и нашими хузерами, лохами и барсуками. американских лесов.
Действительно, Эмерсон в 1835 году считал расу центральным элементом американского величия:
Жители Соединенных Штатов, особенно их северной части, происходят от народа Англии и унаследовали черты своего национального характера. Франки часто ломают свою веру и смеются над этим. Раса франков неверна.
Эмерсон был не одинок, как указывает историк Джеймс Макферсон, южане не только думали о себе как о расе, отдельной от черных, но и как о расе, отличной от белых северян:
Ведущий писатель Юга по политической экономии Джеймс Б.Д. Де Боу подписался на этот тезис Нормана-Кавальера и помог популяризировать его в журнале De Bow’s Review. Когда в течение зимы 1860-1861 годов штаты нижнего юга отделились одно за другим, в этом влиятельном журнале было опубликовано несколько длинных статей, оправдывающих отделение на основании непримиримых этнических различий между белыми южанами и северянами. «Кавалеры, якобиты и гугеноты, поселившиеся на Юге, естественно ненавидят, презирают и презирают пуритан, поселившихся на Севере», — гласила одна из этих статей.«Первые — раса господ, вторые — раса рабов, потомки саксонских крепостных». Юг теперь достиг своей «независимой судьбы», отвергнув неудачный эксперимент гражданского национализма, который в 1789 году глупо пытался «создать одну нацию из двух непримиримых народов».
Точно так же в 1899 году Уильям З. Рипли написал Расы Европы , в котором стремился очертить расовые различия через тип головы:
Форма человеческой головы, под которой мы понимаем общие пропорции длины, ширины, и рост, независимо от «шишек» френолога, является одним из лучших доступных тестов на принадлежность к расе.В то же время его ценность, но не полностью оценивается за пределами внутреннего круга профессиональной антропологии. Тем не менее, это настолько простое явление как в принципе, так и в практическом применении, что оно может быть легко полезно путешественнику и не слишком поверхностному наблюдателю за людьми.
Конечно, широко распространенные и постоянные особенности формы головы менее заметны в Америке из-за крайней изменчивости нашего населения, составленного, как и все расы Европы; они также кажутся менее фундаментальными среди американских аборигенов.Но в Старом Свете наблюдательный путешественник может при небольшом внимании часто определять расовую близость людей с помощью этого средства.
Два года спустя Эдвард А. Росс попытался понять «Причины расового превосходства». Он видел различия между арабской «расой» и еврейской «расой» как центральную иллюстрацию:
Несомненно, что расы различаются по своему отношению к прошлому и будущему. М. Лапи провел контраст между арабом и евреем. Араб помнит; он помнит о прошлых услугах и прошлых травмах.Он питает свою месть и дорожит своей благодарностью. Он принимает все на основании традиций, любит обычаи своих предков, формирует сильные привязанности к местным жителям и мало мигрирует. Еврей же обращает свой взор в будущее. Он бережлив и всегда готов к хорошему бизнесу, действительно, присоединится к своему злейшему врагу, если он окупится. Расчетлив, предприимчив, мигрант и амбициозен
Подробнее об этом можно узнать здесь.
Натуралистические подходы к социальному конструированию (Стэнфордская энциклопедия философии)
Хотя конструкционистские утверждения часто принимают пассивную форму заявление о том, что « Y социально сконструирован», более полезно думать о социальных конструкционистских утверждениях как о форма двухчастного отношения:
X социально конструирует Y .
Тогда мы можем думать о различных концепциях социального строительства как о различаются в своих объяснениях либо самого отношения, либо одного или оба relata.
1.1 Что конструирует?
В то время как философы тщательно занимались различными конструктивистскими претензий за последние несколько десятилетий большая часть внимания была выплачивается различным объектам строительства (например, идеи? знания? факты? человеческая природа?). Напротив, сравнительно мало внимания уделяется заплатили за различение различных видов строительных агентов.Многие участники социальных конструкционистских заявлений могут быть аккуратно разделены на две группы: те, которые рассматривают агентов как в первую очередь безличных, агентов, и те, кто рассматривает агентов как личные, агенты (т. Е. Лица или группы).
Работа в первой группе подчеркивает причинную роль безличных причин. как культуры, соглашения или институты в производстве некоторых явление. Например, утверждение, что то, что мы воспринимаем, определяется согласно нашим фоновым теориям подчеркивает безличную причинную агент — культура — в определении некоторых явлений.Возможно наиболее влиятельная версия этого утверждения была высказана Томасом Куном предположение, что «то, что видит человек, зависит как от того, что он смотрит, а также на то, что его предыдущий визуально-концептуальный опыт научил его видеть »(1962/1970, 113), предложение с некоторыми основы психологии «New Look» (например, Бринер, Почтальон и Родригес 1951). Впоследствии эта точка зрения была поддержана ряд других авторов из разных дисциплин. Например, историк Томас Лакер пишет, что «сильные априорные представления о различие или сходство определяют, что человек видит и сообщает о тело »(1990 г., 21). [1] Провокационные утверждения, подобные утверждениям Куна и Лакера, предполагают, что восприятие настолько зависит от фоновых теорий, что данные наблюдений становятся скомпрометированными как независимое ограничение на эмпирическое исследование. Безличностные культурные описания строительства также встречается в объяснениях непредставительных явлений, так как Например, дифференцированного по полу поведения. Здесь основная претензия может допускать что есть половые различия, но утверждают, что причина различия уходит корнями в различные концепции пола (и практики, вызванные эти концепции), а не биологические факты (см. Феминистские взгляды на пол и гендер).
Вторая группа конструкционистских утверждений подчеркивает личное социальные агенты, которые конструируют через свой выбор. Например, Влиятельная работа Эндрю Пикеринга (1984) Строительство Quarks подчеркивает роль суждений ученых в множество ролей в научном процессе, включая, например, теорию отбор, оценка эксперимента, оценка плодотворности исследования, и так далее, и такой акцент на явно весьма условных выбор исследователей и научных учреждений является основой социальные исследования литературы знаний.Подчеркивая личные выбор, некоторые конструкторские работы (в том числе некоторые из Пикеринга), похоже, в первую очередь направлен на то, чтобы подчеркнуть случайность научной теории, которую мы принимаем (ср. Взлом 1999). [2] Другие конструкционисты — те, кого мы могли бы назвать критичными конструкционисты — подчеркивают личный выбор, а не просто установить случайность принятия какого-либо представительства в качестве чтобы подчеркнуть роль интересов агента или властных отношений при определении содержания принятого представления.Например, Чарльз Миллс предполагает, что границы американских расовых категорий были определены таким образом, чтобы «установить и поддерживать привилегии разных групп. Так, например, мотивация для использование правила одной капли для определения расовой принадлежности чернокожих означает поддерживать подчинение продукции «Смешанные браки» (1998, стр. 48). И ряд конструкционистские исследования, особенно исследования человеческих классификаций как «раса» и «пол», документы меняются на человеческая классификация в ответ на изменение интересов или власти.
1.2 Что построено?
Социальные конструкционисты заявляют о стольких разных объектах что, возможно, неудивительно обнаружить, что такие утверждения различные последствия в зависимости от различных объектов, на которых они направлены. Большинство случаев использования «конструкции» -talk (и говорят о том, что эти объекты, как ни странно, «Придуманный» или «выдуманный») направлены на три очень разные типы сущностей: представления (например, идеи, теории, концепции, счета, таксономии и т. д.), (нерепрезентативные) факты в общем и особого рода нерепрезентативный факт: факты о человеческих качествах.
Наиболее философские дискуссии о социальном конструкционизме были связаны с так называемыми «научными войнами», что означает что они были озабочены оценкой вывода из многочисленные и сложные социальные факторы, влияющие на производство научные теории к социальному конструированию фактов, которые теории претендуют на то, чтобы представлять, или к несостоятельности отчетов о научная рациональность, научный реализм или научный процесс (например, Laudan 1981, Nelson 1994, Fine 1996, Kukla 2000).
Но в разговоре о «строительстве» есть более или менее независимый, но столь же спорная жизнь в «войнах человеческой природы» где он обозначает положение, которое человеческие черты (например, эмоции) или человеческие виды (которые мы можем думать о категориях, чьи у членов есть общие черты или группы черт, в том числе, в частности, склонности думать и вести себя) порождены культурой, а не по биологии или природе.
Конструкционистская точка зрения типа контрастирует с точкой зрения, что человеческие виды или черты характера следует объяснять с точки зрения некультуральных механизмы — особенно внутренние, биологические или естественные состояния организм.Наиболее ярко выраженные споры, prima facie, касаются есть ли кластеризация признаков, например, в различиях пола, эмоциональное поведение или психическое заболевание вызваны культурными практики дифференциации лиц или вместо этого вызваны естественными процессы, действующие в относительной независимости от культуры.
Но и такая конструктивистская точка зрения (особенно в философия расы) вступают в противоречие со скептическим взглядом на то, что вида не существует. В контексте расы конструкционизм означает к положительному утверждению, что раса реальна, хотя она и не составлены или основаны на биологических фактах, таких как генетические разница.(См., Например, Haslanger 2012, Taylor 2013, Sundstrom 2002, Outlaw 1995 и раздел «Расы: существуют ли расы? Современный Философские дебаты »в статье о гонка.)
Мы рассматриваем натуралистические подходы к построению представлений и человеческих качеств более подробно ниже, но это полезно сначала различить глобальные конструкционистские утверждения которые утверждают, что каждый факт является социальной конструкцией, от местный конструкционист утверждает, что факты находятся. [3] Из-за их провокационного характера многие философы связывают термин «социальное строительство» с глобальным тезисом, и Стандартный аргумент против глобального конструкционизма касается того, программа устойчива перед лицом регресса, столь глобального Возникает тезис о самом конструктивизме (например, Богосян 2006, Кукла 2000). Философы могли сосредоточиться на этих более радикальные претензии отчасти из-за признания того, что, полагаясь на что-то вроде общей идеи конструкции, описанной выше, утверждения, которые носят относительно глобальный характер, довольно провокационны и удивительно, в то время как заявления, которые будут считаться местными конструкционисты хорошо знакомы во многих областях философии, возможно, самое главное в метаэтике, эстетике и социальных онтология.Особенно интересна область социальной онтологии. потому что здесь многие факты широко признаны социальными конструкциями: например, факты о том, что был сенатором США или собака лицензионная социальная конструкции. [4] Назовите такие конструкции овертом конструкции. [5]
Но даже утверждения местных конструкционистов могут быть в меру интересными. что они пытаются показать, что какой-то объект может быть произведен неподтвержденными социальные практики — когда это скрытые конструкции, конструкции.Это роль, которую они играют в философии психиатрии. (Hacking 1995a, Scheff 1984, Showalter 1996, ср. Murphy 2006), философия эмоций (Averill 1980a, 1980b, Armon-Jones 1986, Харре 1986, ср. Гриффитс 1997), философия расы (например, Outlaw 1990, 1995; Mills 1998; Тейлор 2013), и философия пол (см. Феминистские теории пола и гендера: гендер как социально сконструированный. Здесь местные утверждают, что какая-то (например ментальная болезнь , эмоция , раса , или пол ) объяснение полученной культурой или практикой сохраняет интерес, потому что он предлагает метафизическую альтернативу другим объяснениям (биологический, религиозный и др.) дифференциальных признаков вида членов, а также альтернатива скептицизму в отношении реальности то своего рода. [6]
1.3 Что такое построить?
Мы уже предположили, что основная идея конструкционизма что какой-то социальный агент производит или контролирует какой-то объект. Конечно, «Конструкция» призвана вызвать множество коннотации, которые связаны с более парадигматическим построением: намеренное деятельность, осуществляемая поэтапно, создавая спроектированные, артефактный продукт.Пока разные предметы приводят конструкционистские разговоры интерпретировать по-разному, мы можем выделить два разных виды отношений: причинно-следственная или учредительный . [7] В первом случае X образует Y , если Y равно заставил существовать, продолжать существовать или иметь свойства, которые он делает на X . На втором — Y построено, если оно , составлено на X ‘s концептуальная или социальная деятельность (возможно, даже независимо от X ( причинное влияние на Y ).
Первая и более простая идея — это причинно-следственная связь. конструкция :
X причинно конструирует Y тогда и только тогда, когда X приводит к тому, что Y существует или сохраняется, или X контролирует типичные свойства У . [8]
Нет особой проблемы, связанной с утверждением, что человеческие социальные и лингвистическая деятельность заставляет определенные вещи существовать или сохраняться, или вызывают определенные факты.Более неясна идея, что Конструкция X Y является своего рода конститутивное отношение . Многие утверждения конструкционистов кажутся вовлечь идею о том, что мир сам «состоит» из социальные и культурные мероприятия, которые предполагают наши социолингвистическое поведение по крайней мере необходимо объекту в вопрос. Это предполагает такую связь, как:
X конститутивно конструирует Y тогда и только тогда если концептуальная или социальная деятельность X в отношении индивидуальный y метафизически необходим для того, чтобы y был а Y .
Подумайте, каким образом причинно-следственные и конститутивные претензии могут отдельно в случае артефакта, произведенного обществом. Представления выражая концепцию часы обычно причинно необходимы чтобы некоторые материалы приобрели характерные черты часов, но они не являются метафизически необходимыми. Это метафизически возможно, хотя маловероятно, что мы могли бы пройти через пустошь и найти (что-то с присущими) часами, «Всегда был там.”
Напротив, лучшими кандидатами на конституционное строительство являются: социальные факты:
Что касается социальных фактов, то отношение, которое мы занимаем к этому явлению, частично составляющие явления … Часть того, чтобы быть коктейльная вечеринка считается коктейльной вечеринкой; часть бытия война считается войной. Это замечательная особенность социальные факты; ему нет аналогов среди физических фактов. (Searle 1995, 33–34)
По мнению Сирла, определенное собрание людей может быть коктейль только с концептуальным и социальным признанием те собрались.Подобная идея оказала влияние на конструкционистов. обсуждения. Например, провокационные заявления о том, что не было гомосексуалы до концепции гомосексуал выраженный в западной культуре девятнадцатого века (например, Фуко 1978, Гальперин 1990), или эта раса — современное изобретение (например, Тейлор 2004), кажется, имеет смысл, если мы рассматриваем сексуальные или расовые виды как отчасти составлены из наших представлений о них.
Но Сирл прав в том, что здесь есть что-то примечательное, по крайней мере, в случае социальных фактов: каким-то образом наша концептуальная схема или практика необходимы, чтобы убедиться, что некоторые события создают коктейль или война .То, что нужно, минимум, модель этого производства — модель того, как именно концептуальная практика составляет факт. Пожалуй, самый очевидный Модель для объяснения таких основополагающих утверждений состоит в том, чтобы считать, что соответствующие необходимость аналитическая , она выполняется в силу значения соответствующий термин или понятие. Это факт о значении «Коктейльная вечеринка» и, возможно, «гомосексуальная» и «Раса»), что это не относится к вещи, если она не признал делать это.
Вопрос о том, могут ли быть удовлетворены какие-либо претензии с таким значением, был спорный вопрос со времен Куайна (1953), но это вопрос, который мы можем отложите пока (см. Аналитическое / синтетическое различие).Вместо этого мы должны спросить, может ли такая модель конститутивности, как аналитичность правдоподобна для объектов социального конструирования.
С одной стороны, если общая оценка социальных фактов Сирлом правильно, может быть много терминов, которые работают как «коктейль партия », поскольку участники производят их только тогда, когда они делиться определенными намеренными состояниями того, что они делают. На с другой стороны, это не кажется правдоподобным для объектов многих социальные конструкционистские претензии. Помните, это основа конструктивистское исследование, утверждающее, что социальное влияние осуществляется удивительным и провокационным образом, особенно на предметах, которые мы берем производиться естественным путем.Но как раз эта особенность говорит о том, что она не могут быть частью наших обычных представлений о скрыто сконструированных видах эти случаи требуют, чтобы наше социально-концептуальное одобрение было членами этих видов (Machery 2014, Mallon 2017). Этот момент выделен в более общем виде по запросу Пола Богосяна:
разве это не часть самой концепции электрона или гора, что это были , а не построенные нами? Возьмем, к примеру, электроны. Разве это не часть самой цели имея такое понятие, как обозначение вещей, которые независимо от нас? (2006, 39)
Если это так, то конструкционисты, рассматривающие строительство как конститутивные отношения нуждаются в другом объяснении необходимости нашего концептуальная практика: неправдоподобно и непоследовательно утверждать, что необходимость возникает из понятий или значений слов в случаях скрытое строительство.
Для конструкциониста существует другая модель необходимости: тем не менее, что означает, что рассматриваемая необходимость обнаруживается a posteriori нашими исследованиями явления в вопрос. Сол Крипке (1980), Хилари Патнэм (1975) и другие защищали каузальная теория референции, в которой некоторые термины (особенно естественного вида термины) относится к некоему виду или сущности, лежащей в основе центральное использование термина (см. Ссылка: Причинные теории. Однако что особенно важно, поскольку ссылочное отношение является внешним, компетентные пользователи термина могут радикально ошибаться в том, что термин относится и до сих пор успешно ссылается.В случае воды для Например, Патнэм предполагает, что «вода» выбирает сорт материала, имеющего соответствующую причинно-историческую связь с парадигматические примеры в нашей собственной причинной истории (т.е. H 2 O), и это было правдой, даже когда мы не знали, какой того, что было (то есть до того, как мы узнали химическую структуру). Крипке, Патнэм и другие подчеркнули, что такие утверждения, как «Вода = H 2 O» выразить необходимо, хотя a posteriori истины.
В то время как причинная теория референции (и ее правильная интерпретация) остается спорным, во многих сферах философии он стал принятая мудрость.Таким образом, это вариант для переводчиков социальных конструкционизм, утверждающий, что определенные термины, например, «Раса» — фактически относится к виду, который производится наше социолингвистическое поведение, даже если этот факт раскрывается только а Ашхабад . [9] Такой конструктивный конструкционист мог бы признать, что это часть нашей обычной концепции концепции (например, расы), которая — как электрон — это относится к независимому, естественному факту о мир, но такой конструкционист будет настаивать на том, что в дальнейшем исследование мира показывает, что традиционные черты нашего практика производят объект нашего исследования.Как и в случае с «Вода» до современной химии, понятие широко ассоциируется с «расой» (а именно, что это биологический вид) неверно, но термин удачно все равно относится. В идеале для такой подход к работе конституционист хотел бы независимая характеристика видов социальных объектов, которые исследование показывает, что они идентичны рассматриваемым видам (например, Ásta 2016; Бах 2012; Мэллон 2003, 2016), но им также необходимо отбиваться от критики применения каузальной теории референции в контекст ссылки на объекты, производимые обществом (например,грамм. Томассон 2003), а также более общую критику использования теорий ссылка как посылка в аргументах с философски значимыми выводы (Мэллон и др. 2009, Мэллон 2007b). Тем не менее, если это может быть заставить работать, эта стратегия будет иметь смысл конструкционистские утверждения, уважая идею Богосяна (один что также является центральным для конструкционизма), что эти виды обычно считается естественным и независимым от нас. За это причина, эта стратегия была предложена в случае расы, пола, и другие человеческие виды (Haslanger 2003, 2005; Mallon 2003, 2016), и в более общем плане для научных фактов (Boyd 1992).
Конечно, при необходимости могут появиться и другие модели. Для Например, иногда предполагается, что неокантианская интерпретация социального конструкционизма, интерпретация, по которой наши социолингвистическая деятельность может обеспечить трансцендентную основу для любое знание мира. Такое толкование могло бы позволить определенное очевидно радикальные конституционные требования, но проблема останется согласовать взгляд с натуралистическим представлением о себе, что-то такое предложение может не выполнить (например,грамм. Бойд 1992, Розен 1994).
Любое обсуждение натуралистических подходов к социальному конструированию — осложняется тем, что сам «натурализм» не имеет очень распространенное и единообразное понимание (см. Натурализм). Тем не менее перспектива кажется провокационной отчасти потому, что социальные строительство стало ассоциироваться с критическим антиреалистом отношение к науке.
Выше мы отождествляли натурализм с определенным отношением к науке, и для настоящих целей мы развиваем эту идею, определяя три натуралистических взгляда на науку, которые были подобраны натуралистов, обращающихся к социальным конструкционистским темам.
- Эпистемологический фундаментализм
- Приспособление к науке: большинство современных естествоиспытателей принимают науку быть чрезвычайно успешным предприятием, и поэтому другие знания утверждения должны либо согласовываться с выводами нашей лучшей науки, либо объясните эти выводы прочь.
- Эмпиризм: знание приходит из тщательного изучения мира, а не априорное теоретизирование.
- Причинное моделирование: мир — это совокупность сущностей, связанных естественным законы. Пытаясь понять это, мы создаем причинно-следственные модели, которые идеализировать эти отношения в той или иной степени.
- Метафизический фундаментализм
- Супервентность: есть более и менее фундаментальные сущности, и менее фундаментальные зависят от более фундаментальных. Натуралисты понимать (по крайней мере) эти фундаментальные сущности как естественные (как в отличие от сверхъестественного). Натуралисты обычно придерживаются этих фундаментальных юридические лица должны быть физическими лицами.
- Редукция: закономерности, в которых менее фундаментальные сущности участие объясняются естественными законами, регулирующими более фундаментальные сущности, на которых они супервентны.
- Человеческий натурализм:
- Неаномализм: люди и их продукты (например, культура или общество) являются естественными явлениями в мире, который объясняет наука. Они не аномальны с метафизической точки зрения.
- Методологический натурализм: в изучении человеческой природы, человеческой природы. культуры и общественной жизни, методы естественных наук должны работать.
Эти черты характеризуют существенные нити современного натуралистическая мысль — нити, которые постоянно возникают в дискуссиях конструкционизма.Тем не менее, стоит отметить, что кое-что может быть натуралистический в одном смысле, но не в другом, и что различные охарактеризованные нами темы могут иногда противоречить друг другу. Например, объяснения рационального выбора в экономике могут считаться естествоиспытателями в что они пытаются свести сложные явления макроуровня к простым, явления на микроуровне на уровне индивидов (демонстрируя некоторые разновидность метафизического фундаментализма), и в том смысле, что они использовать для этого идеализированное причинно-следственное моделирование (как в 1c).Но они кажутся неестественники, поскольку они предлагают в высшей степени идеализированный взгляд на человеческое поведение, которое, кажется, часто противоречит психологические факты о человеческих рассуждениях (см., например, Нисбетт и Росс 1980, Tversky and Kahneman, 1974) (возможно, против пунктов 1a и b, и 3).
Теперь мы рассмотрим различные натуралистические подходы к социальному строительству. рассматривая разные типы сущностей по очереди.
Как мы отмечали выше, производство фактов социальными агентами не представляет особая проблема для натуралиста, где это производство понимается причинно, хотя натуралисты многих мастей могут захотеть произвести каузальные модели, чтобы показать, как интересующие социальные явления на макроуровне для многих социальных теоретиков и социологов реализованы причинно учитывая то, о чем мы знаем, например,грамм. человеческая природа или причинная структура Вселенная. Напротив, основные требования строительства кажутся трудно понять (кроме как из-за конструкции на какая социальная деятельность, связанная с представлением, производит и причинно поддерживать объект, на который ссылается этот представление).
Признавая такое положение вещей, многие натуралистические подходы к сконструированные явления включали попытки причинно-следственного моделирования материи представляют интерес для конструкционистов способами, которые более или менее вовлекают полностью с существующими научными знаниями.В качестве иллюстрации такие натуралистические подходы, я буду обсуждать социальные построение представлений и человеческой натуры в более деталь.
3.1 Социальное конструирование представлений
Говоря о построении представлений, мы обращаемся к диапазон психических состояний, групповых убеждений, научных теорий и др. представления, которые выражают концепции или предложения. Такой репрезентации, помимо прочего, являются проводниками нашей мысли. а также средства, с помощью которых мы храним, систематизируем и продвигаем наши знание мира, и мы делаем это в силу их роли как носители смысла.Ряд комментаторов отметили, что многие провокационные конструкционистские утверждения — это, в первую очередь, утверждения что построено какое-то представление (например, Andreasen 1998, Hacking 1999, Haslanger 2012, Mallon 2004). В частности, это утверждает, что социальные причины производят или контролируют выбор некоторых представления с одними смыслами больше, чем с другими: например, когда Пикеринг (1984) пишет о конструкции кварков или Лакер (1990) предполагает, что секс «придуман», они кажутся наиболее прямо обращаясь к процессу, посредством которого теории кварк, или теории пола, произведены, а именно.они есть показывает, как была выбрана или одобрена теория с одним значением чем другая теория или вообще никакой теории. Где мы ограничиваем объекты конструкционистские претензии на представления (например, теории), претензии перестают быть особенно метафизически провокационными, хотя подробные конструкционистские отчеты о том, как появились определенные представления возможность быть избранным может еще многое рассказать нам о науке (например, Латур и Вулгар, 1979 г., Коллинз и Пинч, 2012 г.).
В свете этого философы, возможно, имеют обыкновение диагностировать некоторые конструкционистский разговор как неосторожный (или даже намеренно провокационная) ошибка упоминания объекта строительства с использованием представление, когда нужно с упоминанием он (тем самым выражая мнение о референте представления а не само представление).Когда Клавдий Птолемей предложил геоцентрическая теория Вселенной во втором веке нашей эры, он тем самым способствовал социальному конструированию чего-либо: а именно, геоцентрическая теория Вселенной . Мы можем поговорить о том, как и когда возникла эта теория, и как она изменилась с течением времени, но в процессе поэтому мы просто говорим о представлении (или, возможно, о происхождении связанных представлений). Было бы ошибкой просто ускользнуть от эти утверждения о том, что при построении этой теории он тем самым построил геоцентрическую вселенную .Следовательно, благотворительность в одна только интерпретация может предложить приписать только более слабые претензии к конструкционист автор. [10]
Тем не менее некоторые конструкционисты поддерживают более сильное утверждение: хорошо — что при построении теорий факты, описанные тем самым создаются эти теории. Но если оставить хотя бы глобальные версии этих дополнительных требований в сторону как невозможные примириться с натурализмом, отличительной чертой социальных конструкционистское объяснение представлений состоит в том, что они объясняют как мы пришли к этим представлениям, не ссылаясь на факты в мире, который они представляют (как в реализме), ни ссылкой на ассоциации между нашими ощущениями (как в некоторых формах эмпиризма), ни со ссылкой на врожденное знание или концепции (как в рационализме), ни со ссылкой на условия нашей мысли или опыта (как в трансцендентные аргументы), а скорее со ссылкой на социальные и факты культурного фона.
Натуралистическая работа над конструкционистскими подходами к представлениям может быть сгруппированы в соответствии с дискуссиями, к которым обращается натуралист. Натуралисты решают проблему социального строительства для авторитет науки попытался ответить на этот вызов различными способами, которые создают различные варианты реализма и эмпиризм против конструкционизма (например, Boyd 1992; см. Социальные аспекты научного знания). Поскольку естествоиспытатели, как правило, уделяют науке центральное место, если есть ошибки, путь познания мира (т.е. некоторое разнообразие эпистемический фундаментализм), натуралисты захотят объяснить, как это может быть, если, как социальные конструкционисты о научных представлениях обратите внимание, эмпирическое наблюдение основано на теории, а научные теории сами подвержены массовому социальному влиянию.
Например, Джерри Фодор описал модульность восприятие (например, 1983, 1984, 1988) отчасти является ответом на подразумевает, что восприятие настолько теоретизировано, что ему не хватает независимость, необходимая для ограничения убеждений (см. выше для этого влияние на такие разные мыслители, как Кун 1962/1970 и Лакер 1990).Фодор предполагает, что сенсорное восприятие является модульным, с помощью которого он означает (частично) «обязательный» и «информационный инкапсулирован »в своих операциях, т.е. независимо от нашей воли и наших фоновых теорий и ожидания. Фодор иллюстрирует этот эффект, указывая на случаи оптические иллюзии, такие как иллюзия Мюллера-Лайера (Fodor 1984). Здесь, два параллельных отрезка по-прежнему имеют разную длину даже если известно, что они одинаковой длины, предполагая независимость процесса, вызывающего сенсорные явления, от базовые теоретические убеждения.И хотя некоторые философы (например, Churchland 1988, ср. Fodor 1988) сопротивлялись этому Заключение, некоторые социологи знания попытались переформулировать конструкционистскую точку зрения таким образом, чтобы допустить, что Фодор может быть верный. Барри Барнс, Дэвид Блур и Джон Генри, например, сменяют друг друга. от акцента на определении перцептивного опыта культурой акцентировать внимание на недоопределенности убеждений перцептивными опыт (точка зрения, которая оставляет место для культурного определения вера) (1996, гл.1). В более общем плане эпистемологи и философы науки взялись за проект приспособления социальное влияние в производстве знаний, и этот проект в современной социальной эпистемологии и философии наука (например, Boyd 1992; Kitcher 1993, 2001). Эти вопросы принимаются в другом месте (Социальная эпистемология) поэтому мы больше не обращаем на них внимания. Вместо этого я сосредотачиваюсь на попытках натуралистов, чтобы приспособить культурные и личные процессы в суть конструкционистских явлений в натуралистическом смысле.
В отличие от натуралистических ответов на угрозу научного антиреализм, натуралистические ответы на утверждения конструкционистов о представления (включая убеждения), понимаемые как человеческие черты, имеют гораздо больше симпатизировал конструкционистским подходам. Действительно, акцент на культурных и социальных причинах веры вполне поддается ряду естествоиспытателей, и натуралистические подходы к этим причинам широко представлены в конструкционистских предшественниках, включая такие такие знаменитости, как Карл Маркс, Фридрих Ницше (см. критика описательной составляющей MPS в Моральная и политическая философия Ницше), и Карл Мангейм (1936).В современной натуралистической философии наука и психология, натуралистическое объяснение культурно произведенное познание улавливается по крайней мере тремя отдельными цепями работа по конструкционистским темам культуры. Первый — это сосредоточены на идее, что культуру можно понять по аналогии с популяционной генетики, и что культурные объекты могут быть поняты как более или менее успешными в зависимости от их успеха в распространении в Население. Различные версии этого настроения находят выражение в таких различные мыслители, такие как Роберт Бойд и Питер Ричерсон (1985, 2005a, 2005б), Д.Т. Кэмпбелл (1960), Лука Кавалли-Сфорца и Маркус Фельдман (1981), Дэвид Халл (1988), Джесси Принц (2007, глава 6), Дэниел Спербер (1996), и одна из его версий пользуется большой популярностью у (Широко читаемое обсуждение Ричарда Докинза «Мемы»). Хотя лишь некоторые из этих мыслителей связывают к пониманию конструкционистских исследовательских тем, проект в любом случае — формальное моделирование культурных процессов, понимание этих сложных процессов как зависимых от более простых (Смотрите также Культурная эволюция.)
Вторая, пересекающаяся линия натуралистического исследования также рассматривает культура как система представлений, на которую действует отбор, но пытается объединить эту идею с идеей, распространенной в эволюционной когнитивной психологии, что разум состоит из очень многих доменно-специфические психические механизмы, и использует их в качестве селективных механизмы, которые действуют как первичный механизм отбора (так называемые «Массивная модульность»; видеть Эволюционная психология: массивная модульность; ср.Carruthers 2006), и наиболее прочно он представлен среди когнитивные антропологи и психологи, такие как Скотт Атран (1998), Паскаль Бойер (1994, 2001), Лоуренс Хиршфельд (1996) и Даниэль Спербер (1996). Такой подход олицетворяет натурализм в большинстве (или возможно все) из вышеперечисленных чувств, и он находит свой путь в работы философов-натуралистов науки и психологии (Machery и Faucher 2005, Mallon 2013, Nichols 2002, Prinz 2007, Sripada 2006, Стерельный 2003).
Третья, философски недоразвитая нить натурализует важнейшие элементы критического конструкциониста подходов, предлагая влияние иногда неявных оценок на суждения и теоретическая деятельность.Например, растущее количество эмпирических свидетельства так называемого «мотивированного познания» (ср. Кунда 1999) предлагает механизмы (и некоторые эмпирические подтверждения) критическая социальная конструкционистская традиция объяснения содержания принимал теории отчасти апеллируя к интересам теоретиков.
3.2 Строение, человеческие виды и человеческие качества
Любая человеческая черта может быть объектом социального конструирования, но многие из самых интересных и оспариваемых дел — это те, в которых кластеры черт — черт, составляющих человеческий род, — предполагается, что они сопутствуют и коррелируют с психическими состояниями, в том числе склонность думать и вести себя в частности способами. [11]
Потому что обсуждение типов людей, склонных к мысли и вести себя быстро вызывает другие вопросы о свободе воли и социальное регулирование, споры о конструкционизме о видах центральное место в социальных и политических дебатах о человеческих категоризация, включая дискуссии по поводу пола и пола, расы, эмоций, гетеро- и гомосексуальность, психические заболевания и инвалидность. Поскольку Конструкционистская стратегия объясняет черту своей апелляцией к высокому случайные факторы (включая культуру), сторонники этих дебатов часто приходят узнать, является ли черта или группа черт культурными специфичны или могут быть найдены в разных культурах.
3.2.1 Концептуальный проект
Эти проблемы могут быстро привести к выделению большего количества тепла, чем света, и поэтому одна роль, которую философы в целом и естествоиспытатели в частности, сыграли — внимательно проанализировать конструкционистские позиции и их альтернативы. Например, размышляя над дебатами по поводу культурная специфика или универсальность, ряд комментаторов отметил, что конструкционистские утверждения о культурной специфике часто связаны не из-за подлинного эмпирического разногласия по поводу того, что найдено, а что нет через историю и разные культуры, но также и по стратегии индивидуализировать рассматриваемые явления способами, которые действуют или действуют не включать контекстные особенности, которые различаются в разных культурах (Мэллон и Стич 2000; Богосян 2006, 28; Пинкер 2003, 38).
Философы также выделили претензии на социальное строительство. от возможности культурного контроля (Mallon 2007a, Stein 1999), отделил требования социальной конструкции от требований добровольность и неэссенциализм (Stein 1999), формы конструкционизма или антиконструкционизма (Griffiths 1997, Mallon 2007c, Andreasen 1998), раскрыли вопросы, касающиеся нейронная основа человеческого рода из врожденной / сконструированной дихотомии (Мерфи 2006, гл. 7) и так далее.
Этот концептуальный проект является философским проектом par. excellence , и он внес большой вклад в прояснение какие концептуальные и эмпирические вопросы поставлены на карту конструктивная работа.
3.2.2 Объяснение развития и распространения человеческих качеств
Натуралистические интерпретации конструкционизма также затронули отчетливый, открытый, эмпирический проект защиты существенных претензии относительно развития и распространения человеческих качеств через предположения, что человеческое социально-лингвистическое поведение формирует человеческий черт (включая поведение) разными путями, как в процессе развития и ситуационный.
Одно семейство теорий «социальной роли» подчеркивает способ что наши социолингвистические практики порождают социальные роли, которые структурировать и формировать человеческую жизнь и поведение. Возможно, самый влиятельным философским проектом в этой области был Ян Работа Хакинга по «придумыванию людей» (1986, 1992, 1995a, 1995b, 1998). В серии статей и книг Хакинг утверждает, что что создание и распространение бюрократических, технических и медицинские классификации, такие как «жестокое обращение с детьми», «Расстройство множественной личности» и «фуга» создавать «новые способы быть личностью» (1995b, стр.239). Идея состоит в том, что представление о человеке определенного типа формирует как широко распространенный социальный отклик (например, оправдывающий и, возможно, поощряет типичное доброжелательное поведение), в то же время концепция формирует индивидуальные «выступления» рассматриваемого поведения (предлагая весьма специфические способы поведение). Согласно модели Хакинга, он называет ее «зацикливанием». влияние человеческих родов », концепция поведения может быть часть эпистемологического проекта понимания человеческого рода, который в в свою очередь порождает кластеры черт, которые теория представляет (тем самым обеспечивая эпистемологическую поддержку зачатие). [12] Большая часть недавней работы Hacking была направлена на обеспечение подробные исторические и культурные свидетельства, свидетельствующие о том, что зацикливание эффекты действительно являются особенностью (по крайней мере, современной) социальной жизни человека, например для американской эпидемии расстройства множественной личности, которая началось в 1980-х (Hacking 1995) или европейской эпидемии фуги в конце девятнадцатого века (Hacking 1998). Взлом делает дальнейшее утверждения о «эффекте зацикливания», например, что эффекты зацикливания отмечают «кардинальное различие между традиционных естественных и социальных наук », потому что« цели естественных наук стационарны », в то время как« цели социальных наук находятся в движении »(1999, 108) ), утверждает, что сами вызвали оживленные дискуссии по характер эффектов зацикливания (например,грамм. Cooper 2004, Laimann готовится к печати) и их механизмы в человеческих группах (например, Мэллон 2016, Куорикоски и Пёйхёнен 2012).
Другие использовали аккаунт Hacking, чтобы предложить аналогичные аккаунты. сконструированных типов людей, в том числе К. Энтони Аппиа (1996) на расовой идентичности, и Пол Гриффитс (1997) о выполненных эмоциональных синдромы. Вместе с работой Hacking эти учетные записи предоставляют частичное, причинное толкование даже довольно радикальных утверждений о виды людей. Например, Джудит Батлер провокационно заявила что дифференцированное по полу поведение — это представление, письмо, «То, что гендерное тело перформативно, предполагает, что у него нет онтологический статус помимо различных актов, составляющих его реальность.… Другими словами, действия и жесты, сформулированные и воплощенные в жизнь желания создают иллюзию интерьера и организуют гендерное ядро… »(1990, 136). Следуя за работой Взлом, Аппиа, Гриффитс и другие, мы можем естественным образом (пере) интерпретировать утверждение Батлера как объяснение пола различия в действиях, жестах, желаниях и т. д. со ссылкой на социальная роль, которую занимает человек. Такая причинная модель пути в котором социальные роли могут формировать поведение, по крайней мере, возможно, натуралистический во всех вышеперечисленных смыслах.
Этот «социальный ролевой проект» представляет собой только один способ развитие конструкционистских идей в целях объяснения развитие человеческих качеств, черт или поведения. Например, конструкционистские идеи находят разнообразные проявления в теории эмоции (например, Armon-Jones 1986, Barrett 2017, Harré 1986, ср. Griffiths 1997 и Prinz 2004 для обсуждения). Потому что социальные конструкционизм предлагает общий набор объяснительных подходов, можно ожидать, что конструкционистские подходы возродятся во множестве способов в попытке объяснить широкий спектр человеческих явлений.
3.2.3 Формальные подходы к социальному конструированию видов
Еще один способ развития натуралистического конструкциониста. учет видов предполагает использование различных формальных методов для моделирования таких виды. Среди недавних работ в области социальной онтологии Франческо Гуала: выделяются подходы к социальным вопросам, основанные на правилах. институтов от «равновесных» подходов (2016 г., XXV). Первые попытки понять социальную структуру как возникающую от коллективного принятия правил, в то время как последний видит в этом появляются вместе с различными решениями для координации и сотрудничества проблемы.Как пример первого, Searle (1995) влиятельно утверждает, что мы можем понимать социальные институты как являющийся коллективным одобрением правил формы:
X считается как Y в C .
Здесь « X » — это характеристика человека или тип, к которому применяется статус « Y ». А также « C » указывает контекст, в котором это наложение имеет место. Например, он может указать, что токены определенного типа производства U.S. mint считается деньгами в США. Такой статусы получают в результате коллективного принятия одного или нескольких статусные функции. (См. Запись на социальная онтология.)
Напротив, последнее семейство подходов пытается понять социальная структура с использованием инструментов экономической и эволюционной игры теория понимания культуры (например, Bicchieri 2006, 2016; Guala 2016; О’Коннор 2017). Здесь нормы, поведение и социальные закономерности. рассматриваются как произведенные и стабилизированные предпочтениями отдельных акторы, принимающие решения в социальном контексте других акторов.Для например, Ричард Макэлрит, Роберт Бойд и Питер Ричерсон (2003 г.) утверждали, что «маркеры» на основе этнических групп (например, вещи например, стиль одежды или другие признаки принадлежности к этнической группа) культурно развивались, потому что они позволяли актерам по-разному взаимодействуют с теми, кто разделяет общие нормы, таким образом пожиная плоды координации и сотрудничества с большим эффективность.
Хотя подходы, основанные на правилах, широко обсуждались в самых разных философских направлений (включая метафизику, социальную философию, эмпирически обоснованная философия разума), подходы, основанные на равновесии до сих пор уделялось сравнительно мало философского внимания.
3.2.4 Человеческие виды и нормативность
Многие конструкционистские проекты, касающиеся человеческих родов, являются или остаются осуществляется в рамках нормативных проектов. Мыслители, интересующиеся гендером, раса, психическое заболевание и инвалидность часто мотивируются не только озабоченность метафизикой этих категорий, но вопросами социальной морали и справедливости, которые с ними связаны. Например, Работа Салли Хасланджер о построении пола и расы (Haslanger 2012) или конструкционист Элизабет Барнс (2016) учет инвалидности, по-видимому, по существу включает нормативные концепции.Эта связь, в свою очередь, поднимает ряд дополнительных вопросы о том, почему они связаны, и как мы должны понимать их отношения.
Один из ответов на эти вопросы прост: как только мы поймем сконструированный характер той или иной категории или явления, иной нормативный выводы будут сделаны позже. Например, некоторые подчеркивали, что потому что конструкционистские объяснения подчеркивают роль агентов в производство или поддержание явлений, они заставляют этих агентов подлежат моральной оценке (Kukla 2000; Mallon 2016, предстоящий).
Другой подход может заключаться в том, что нормативные соображения должны подталкивают нас к определенным метафизическим объяснениям. Например, Эса Диас-Леон (2015) утверждал, что конститутивный конструктивист объяснения политически лучше, чем причинно-конструкционистские, на том основании, что конструктивные конструкции более плотно связаны с нашими социально-концептуальными практиками:
выявление основополагающих связей между созданием определенного категория и положение в определенном отношении к определенным социальным практики, открывает четкий путь к социальным изменениям: просто измените те социальные практики и социальные изменения последуют автоматически.(2015, 1145)
Напротив, Тереза Маркес (2017) утверждала, что акцент на причинно-следственных связях социальное строительство более актуально для проектов социальной справедливости. Но если мы рассматриваем конструкционизм как своего рода объяснение, то это Может показаться, что дебаты ставят телегу впереди лошади. Правильность объяснение дается некоторыми фактами в мире. Решая, что мы хотел бы, чтобы эти факты, с учетом наших целей, похоже, не оценить реальность наших социально-концептуальных практик и их последствия.
В более общем плане, в то время как нормативные конструкционистские проекты могут быть глубоко используя наши лучшие научные знания, многие натуралисты будут испытывать искушение попытаться различить описательные и нормативные элементы, чтобы задействовать их по отдельности.
В то же время продолжающаяся натуралистическая работа по человеческому сотрудничеству и координация предполагает будущую возможность более тщательного натуралистические подходы к построению, объединяющие натуралистические подходы к нормам и нормативности (например,г., Bicchieri 2016, Sripada 2006 г., и запись о социальные нормы) со счетами человеческих видов, которые наше социально-концептуальное поведение структура и форма.
Метафора «социального строительства» доказала удивительно гибкие в маркировке и побуждении к целому ряду исследований в социальные и гуманитарные науки, а также темы личного и культурные причинно-следственные связи, рассматриваемые в этом исследовании, сами по себе являются центральными беспокойство. Хотя большинство философских усилий было направлено на интерпретация и опровержение провокационных рассказов социальных строительство, возникающее, в частности, из исследований по истории и социологии науки, социальные конструкционистские темы возникают через множество других контекстов, предлагающих философам-натуралистам ряд альтернативные способы вовлечения конструкционистских тем.Философский естествоиспытатели, а также работающие ученые начали заниматься этим возможность способами, которые используют методы философии и науки, чтобы как излагают, так и оценивают гипотезы социального конструкционизма (но не всегда под этим ярлыком). Из-за мощной и центральной роли культура играет в формировании человеческого социального окружения, поведения, идентичности и развития, есть много возможностей для продолжения и даже расширяя поиск социальных конструкционистских тем в натуралистический каркас.
Реальность как социальная конструкция
Общество основано на социальной конструкции реальности. Что это значит? Рассмотрим что-то, что мы считаем «очевидным», например, средний балл. Помните, социологическая точка зрения заключается в том, чтобы сделать знакомое странным, верно? Для поступления в колледж, получения стипендии и многих других важных событий, которые происходят в жизни, средний балл является фактором. Отчасти мы определяем академическую успеваемость по высокому среднему баллу. Учащийся с двумя отличными оценками (4,0) и двумя оценками (2.0) имеет средний балл 3.0. У ученика с четырьмя четверками (3,0) также средний балл 3,0. Точно ли это среднее значение отражает успеваемость учащихся? Что делать, если один ученик посещает уроки колледжа в старшей школе, а другой ученик принимает все факультативы?
Если у студента высокий средний балл, ему могут быть вручены похвалы, такие как место в «списке почета» или «списке декана», и, как мы увидим, подобные социальные конструкции имеют очень реальные последствия для поступления в колледж, стипендий и т. Д. личность, а также то, как нас видят другие.Мы могли бы со временем выполнить роль ученика с высокими достижениями, как только это выражение согласуется с нашим чувством себя.
Социологи исследуют социальные конструкции реальности, поскольку они связаны с полом, расой и этнической принадлежностью, возрастом, экономическим классом, религией и другими факторами, составляющими наше социальное положение. На протяжении всей жизни мы все принимаем на себя различные роли, и наши социальные взаимодействия зависят от того, какие типы ролей мы принимаем на себя, с кем мы их принимаем, и от сцены, где эти взаимодействия происходят.
В этом разделе вы научитесь объяснять социальное конструирование реальности, определять роли и изучать, как люди воспринимают себя в социальном контексте.
Результаты обучения
- Объяснять социальное конструирование реальности, включая хабитуализацию
- Опишите, как люди представляют себя и воспринимают себя в социальном контексте
Социальное конструирование реальности
Рисунок 1. Кто мы? Какую роль мы играем в обществе? По мнению социологов, мы конструируем реальность через взаимодействие с другими людьми.В каком-то смысле наши повседневные взаимодействия похожи на действия актеров на сцене. (Фото любезно предоставлено Яном Левандовски / flickr)
Так же, как социализация в основном определяется миром и культурой вокруг нас, на наше восприятие мира также влияют внешние силы. Рассмотрим, например, свое собственное общество. Общество описывает группу людей, которые живут в определенной географической области, взаимодействуют друг с другом и разделяют общую культуру. Как вы думаете, как было «построено» ваше общество? Кто определился с соответствующими социальными нормами и поведением, которые формируют вашу реальность и опыт? Социологи понимают, что реальность конструируется социально, то есть люди формируют свой опыт через социальное взаимодействие.
В 1966 году социологи Питер Бергер и Томас Лакманн написали книгу под названием Социальное конструирование реальности . В нем они утверждали, что общество создается людьми и человеческим взаимодействием, что они называют хабитуализацией . Привыкание описывает, как «любое часто повторяющееся действие превращается в шаблон, который затем может быть… выполнен снова в будущем таким же образом и с теми же экономическими затратами» (Berger and Luckmann 1966). Мы не только строим собственное общество, но и принимаем его таким, какое оно есть, потому что другие создали его до нас.На самом деле общество — это вопрос «привычки».
Например, ваша школа существует как школа, а не как еще одно здание, потому что вы и другие соглашаетесь, что это школа. Если ваша школа старше вас, она была создана с согласия других, которые учились до вас. В некотором смысле он существует на основе консенсуса, как предыдущего, так и текущего. Это пример процесса институционализации, акта внедрения конвенции или нормы в общество. Имейте в виду, что институт, хотя и социально сконструированный, все же вполне реален.
Другой способ взглянуть на эту концепцию — использовать знаменитую теорему Томаса Уильяма I. и Дороти Томас, которая гласит: «Если люди определяют ситуации как реальные, они реальны по своим последствиям» (Thomas and Thomas 1928). То есть поведение людей может определяться их субъективным построением реальности, а не объективной реальностью. Томасы использовали тематическое исследование психически больного заключенного, который считал, что его сокамерники говорят о нем, и физически нападали на них каждый раз, когда видел, как шевелятся их губы.Хотя другие заключенные не говорили о нем, это не имело значения, потому что ситуация (то есть сплетни, словесные оскорбления) была реальной для психически больного заключенного, а последствия (то есть физические нападения) были вполне реальными.
Рисунок 2. Сюжетная линия самоисполняющегося пророчества появляется во многих литературных произведениях, возможно, наиболее известной является история Эдипа. Оракул говорит Эдипу, что он убьет своего отца и женится на матери. Стараясь изо всех сил избежать своей судьбы, Эдип непреднамеренно исполняет ее.История Эдипа иллюстрирует один из способов, которым члены общества вносят свой вклад в социальное конструирование реальности. (Фото любезно предоставлено Жаном-Антуаном-Теодором Жиру / Wikimedia Commons)
Подобно Бергеру и Лакманну в своем описании хабитуализации, Томасы утверждают, что наши моральные кодексы и социальные нормы создаются «последовательными определениями ситуации». Расизм или вера в то, что одна раса превосходит другую, — это социальная конструкция. В Соединенных Штатах расизм со временем определялся в законах и неоднократно интерпретировался судами.В деле Скотт против Сэнфорда (1857 г.) Верховный суд США заявил, что Дред Скотт, бывший раб, не был гражданином (или лицом, подпадающим под действие закона), и поэтому не мог подать иск и быть признанным в федеральном суде. Сорок лет спустя (1896 г.) Суд поддержал законы о сегрегации в процессе Плесси против Фергюсона , , и позорно постановил, что «отдельные, но равные» — это нормально. Гомер Плесси, который был на одну восьмую черных, купил билет первого класса на поезд в Луизиане, но был арестован и заключен в тюрьму за то, что сидел в машине «только для белых».Решение Плесси против Фергюсона не будет отменено до тех пор, пока не будет принято решение Браун против Совета по образованию (1954 г.).
Социолог Роберт К. Мертон использовал фразу самоисполняющееся пророчество , чтобы описать, как даже ложная идея может стать правдой, если она будет реализована. Один из примеров, который приводит Мертон, — это «бегство из банка». Скажем, по какой-то причине некоторые люди ложно опасаются, что их банк скоро обанкротится. Из-за этого ложного представления люди бегут в свой банк и требуют сразу все свои деньги.Поскольку банки редко, если вообще когда-либо, имеют под рукой столько денег, у банка действительно заканчиваются деньги, что соответствует предсказаниям клиентов. Здесь реальность конструируется идеей. Примеры самоисполняющегося пророчества Мертона о банкротстве имели место в двух крупных международных аэропортах на противоположных сторонах страны (JFK в Нью-Йорке и LAX в Лос-Анджелесе) с разницей в две недели в 2016 году, когда люди писали в Твиттере и публиковали фотографии. ситуации активного стрелка. Хотя ни в одном из аэропортов не было стрельбы или активных стрелков, реакция правоохранительных органов и службы безопасности, а также тысячи напуганных путешественников были очень реальными по своим последствиям.
Символические интеракционисты предлагают другую линзу, через которую можно анализировать социальную конструкцию реальности. С теоретической точки зрения, сфокусированной на символах (таких как слова, жесты и артефакты), которые люди используют для взаимодействия, этот подход интересен тем, как люди интерпретируют эти символы в повседневных взаимодействиях. Например, мы можем испугаться, увидев человека с пистолетом, если, конечно, он не окажется полицейским. Интеракционисты также признают, что язык и язык тела отражают наши ценности.Достаточно выучить иностранный язык, чтобы знать, что не каждое английское слово можно легко перевести на другой язык. То же самое и с жестами. В то время как американцы могут распознать «большой палец вверх» как «великий», в Германии это будет означать «один», а в Японии — «пять». Таким образом, на наше построение реальности влияют наши символические взаимодействия и культурно-специфические знания.
Год без Интернета — по выбору?
Интернет предоставляет новую плодородную почву для понимания того, как создается или конструируется смысл и как эти реальности становятся нашим социальным миром.Американцы все чаще проводят часы бодрствования в Интернете; Согласно ежегодному отчету Surveying the Digital Future, проведенному исследователями из USC Annenberg, американцы проводят в сети 23,6 часа в неделю по сравнению с 9,4 часа в неделю в 2000 году, а домашнее использование выросло с 3,3 часов в неделю до 17,6 часов. в неделю за тот же период. Каковы последствия для семейной жизни, дружбы, потребительских привычек и того, как мы получаем новости? Как это меняет то, как мы видим себя и окружающих?
Послушайте выступление Пола Миллера на TEDx о том, как он на год ушел в офлайн.Что для него изменилось? Как он стремится найти баланс?
Подумай над
- Подумайте о самоисполняющемся пророчестве, которое вы испытали или исполнили. Основываясь на этом примере, согласны ли вы с теоремой Томаса? Есть ли какие-нибудь текущие события, которые мы могли бы лучше понять, применив теорему Томаса?
- Представьте себе год офлайн. Как вы думаете, как изменится или изменится ваша реальность?
Роли и представление себя
Задолго до появления Интернета социологи изучали, как люди взаимодействуют с обществом, как они представляют себя другим и, в свою очередь, воспринимаются.В наш цифровой век мы можем размышлять о видах фотографий, размещаемых в Интернете, о том, как другие реагируют на эти фотографии («сердечки», «большие пальцы», смайлы, комментарии и т. Д.), А затем о том, как мы интерпретируем эти реакции. Этот тройной процесс коррелирует с концепцией Зеркала Кули 1902 года, в которой мы развиваем наше чувство себя, когда мы: 1) видим, как на нас реагируют другие, 2) интерпретируем эту реакцию (обычно как положительную или отрицательную) и 3) развивать чувство собственного достоинства на основе этих интерпретаций.Статус и роли
Социологи используют термин статус для описания ответственности и преимуществ, которые человек испытывает в соответствии с его положением и ролью в обществе.Некоторым статусам присваивается , — те, которые вы не выбираете, например, сын, пожилой человек или женщина. Другие, называемые , получившие статусы , получают по выбору, например, бросившие школу, миллионер, заработавший себя самостоятельно, или медсестра. Как дочь или сын, вы занимаетесь другим статусом, чем сосед или служащий.
Как вы понимаете, люди используют разные типы поведения в повседневной жизни. Роли — это модели поведения, которые мы узнаем друг в друге и которые отражают социальный статус человека.В настоящее время, читая этот текст, вы играете роль ученика. Однако вы также играете и другие роли в своей жизни, например, «дочь», «соседку» или «служащую». Каждая из этих различных ролей связана с различным статусом.
Если от одной роли требуется слишком много, люди могут испытать ролевой штамм . Подумайте об обязанностях родителей: готовить, убирать, водить машину, решать проблемы, действовать как источник морального руководства — список можно продолжить. Точно так же человек может испытать ролевой конфликт , когда одна или несколько ролей противоречат друг другу.Родитель, который также работает полный рабочий день, может ежедневно сталкиваться с ролевым конфликтом. Когда в офисе наступает крайний срок, но больного ребенка нужно забрать из школы, что наступает раньше? Когда вы работаете над продвижением по службе, но ваши дети хотят, чтобы вы пришли на их школьный спектакль, что вы выберете? Быть студентом колледжа может противоречить тому, чтобы быть наемным работником, спортсменом или даже другом. Наши роли в жизни сильно влияют на наши решения и помогают формировать нашу идентичность.
Один человек может быть связан с множеством ролей и статусов. Даже один статус, такой как «студент», имеет сложный набор ролей или набор ролей, прикрепленных к нему (Merton 1957).
Представление себя
Конечно, невозможно заглянуть человеку в голову и изучить, какую роль он играет. Все, что мы можем наблюдать, — это внешнее поведение или ролевое исполнение. Ролевое исполнение — это то, как человек выражает свою роль. Социолог Эрвинг Гоффман выдвинул идею о том, что человек подобен актеру на сцене.Называя свою теорию драматургией , Гоффман полагал, что мы используем управление впечатлениями , чтобы представить себя другим так, как мы надеемся быть воспринятыми. Каждая ситуация — это новая сцена, и люди исполняют разные роли в зависимости от того, кто присутствует (Goffman 1959). Подумайте о том, как вы ведете себя с коллегами по сравнению с тем, как вы ведете себя с бабушкой и дедушкой или на свидании вслепую. Даже если вы сознательно не пытаетесь изменить свою личность, ваши бабушка и дедушка, коллеги и свидание, вероятно, видят вас с разных сторон.
Watch It
Посмотрите следующее видео, чтобы узнать больше о концепции драматургического анализа Эрвинга Гоффмана и рассмотреть различные роли, которые вы играете на разных «этапах» своей жизни. Что вы делаете на переднем плане и что вы за кулисами?
Как и в пьесе, имеет значение и сеттинг. Если к вам на ужин пришла группа друзей, вы играете роль хозяина. Согласовано, что вы предоставите еду и места для сидения и, вероятно, останетесь с большой уборкой в конце ночи.Точно так же ваши друзья играют роль гостей, и от них ожидается, что они будут уважать вашу собственность и любые правила, которые вы можете установить («Не оставляйте дверь открытой, иначе кошка вылезет»). В любой сцене между игроками должна быть общая реальность. В этом случае, если вы считаете себя гостем, а другие считают вас хозяином, скорее всего, возникнут проблемы.
Управление впечатлениями — важнейший компонент символического интеракционизма. Например, у судьи в зале суда есть множество «опор», чтобы создать впечатление справедливости, серьезности и контроля — например, ее мантия и молоток.Ожидается, что входящие в зал суда будут придерживаться создаваемой сцены. Только представьте себе «впечатление», которое может произвести то, как человек одевается. Это причина того, что адвокаты часто выбирают прическу и одежду для свидетелей и обвиняемых в судебных заседаниях.
Рисунок 3. Янус, еще одна возможная «опора», изображенная с двумя головами, олицетворяет войну и мир. (Фото любезно предоставлено Fubar Obfusco / Wikimedia Commons)
Опять же, драматургический подход Гоффмана расширяет идеи Чарльза Кули и зеркального я .Мы представляем, как должны выглядеть другим, а затем реагируем на это предположение. Мы надеваем определенную одежду, укладываем волосы определенным образом, наносим макияж, используем одеколон и тому подобное — и все это с мыслью, что наше представление о себе повлияет на то, как другие воспринимают нас. Мы ожидаем определенной реакции, и, если повезет, получаем ту, которую желаем, и чувствуем себя хорошо. Но более того, Кули считал, что наше самоощущение основано на этой идее: мы представляем себе, как мы смотрим на других, делаем выводы, основанные на их реакции на нас, а затем развиваем наше личное самоощущение.Другими словами, реакция людей на нас подобна зеркалу, в котором мы отражаемся.
Watch It
Посмотрите это видео Khan Academy, чтобы узнать больше о зеркале Чарльза Кули.
Подумай над
- Опишите ситуацию, в которой вы пытались повлиять на восприятие вас другими? Как управление впечатлениями Гоффмана применимо к этой ситуации?
- Нарисуйте большой круг, а затем «разрежьте» его на кусочки, как пирог, обозначив каждый кусок ролью или статусом, который вы занимает.Добавьте столько присвоенных и достигнутых статусов, сколько у вас есть. Не забывайте таких вещей, как владелец собаки, садовник, путешественник, студент, бегун, служащий. Сколько у вас статусов? В каких из них бывают ролевые конфликты?
Глоссарий
- достигнутый статус:
- статус, который выбирает человек, например уровень образования или доход
- приписанный статус:
- статус, не зависящий от человека, например пол или раса
- драматургический подход:
- метод, который используют социологи, рассматривая общество через метафору театрального представления
- хабитуализация:
- идея о том, что общество построено нами и теми, кто был до нас, и что ей следуют как привычке
- Управление оттисками:
- попытка контролировать или влиять на мнение других людей
- зеркало себя:
- наше отражение того, как мы думаем, что мы кажемся другим
- ролей:
- модели поведения, отражающие социальный статус человека
- набор ролей:
- массив ролей, привязанных к определенному статусу
- конфликт ролей:
- ситуация, когда одна или несколько ролей человека сталкиваются
- ролевых исполнений:
- выражение роли
- ролевой штамм:
- стресс, возникающий, когда от одной роли требуется слишком много
- сбывающееся пророчество:
- идея, которая становится реальностью, если действовать в соответствии с
- общество:
- Группа людей, живущих в определенной географической области, которые взаимодействуют друг с другом и разделяют общую культуру
- статус:
- обязанности и преимущества, которые человек испытывает в соответствии со своим положением и ролью в обществе
- Теорема Томаса:
- как субъективная реальность может побуждать события развиваться в соответствии с этой реальностью, несмотря на то, что изначально не поддерживалась объективной реальностью
Определение социального конструктивизма
Социальный конструкционизм — это теория, согласно которой люди развивают познание мира в социальном контексте, и что многое из того, что мы воспринимаем как реальность, зависит от общих предположений.С точки зрения социального конструкционизма, многие вещи, которые мы принимаем как должное и считаем объективной реальностью, на самом деле социально сконструированы и, следовательно, могут меняться по мере изменения общества.
Ключевые выводы: социальный конструктивизм
- Теория социального конструкционизма утверждает, что смысл и знание создаются обществом.
- Социальные конструкционисты считают, что вещи, которые обычно рассматриваются в обществе как естественные или нормальные, такие как понимание пола, расы, класса и инвалидности, социально сконструированы и, следовательно, не являются точным отражением реальности.
- Социальные конструкции часто создаются в рамках определенных институтов и культур и становятся заметными в определенные исторические периоды. Зависимость социальных конструктов от исторических, политических и экономических условий может привести к их развитию и изменению.
Истоки
Теория социального конструкционизма была представлена социологами Питером Л. Бергером и Томасом Лакманом в 1966 году в книге Социальное конструирование реальности . Идеи Бергера и Лакмана были вдохновлены рядом мыслителей, включая Карла Маркса, Эмиля Дюркгейма и Джорджа Герберта Мида.В частности, большое влияние оказала теория символического интеракционизма Мида, которая предполагает, что социальное взаимодействие отвечает за построение идентичности.
В конце 1960-х годов три отдельных интеллектуальных движения объединились, чтобы сформировать основу социального конструкционизма. Первое было идеологическим движением, которое ставило под сомнение социальные реалии и обращало внимание на политическую повестку дня, стоящую за такими реалиями. Вторым было литературное / риторическое стремление к деконструкции языка и того, как он влияет на наши знания о реальности.И третье — критика научной практики, возглавляемая Томасом Куном, который утверждал, что научные открытия находятся под влиянием конкретных сообществ, в которых они производятся, и, следовательно, являются их репрезентативными, а не объективной реальностью.
Определение социального конструктивизма
Теория социального конструкционизма утверждает, что всякий смысл создан обществом. Социальные конструкции могут быть настолько укоренившимися, что кажутся естественными, но это не так. Напротив, они являются изобретением данного общества и, следовательно, не точно отражают реальность.Социальные конструкционисты обычно соглашаются по трем ключевым моментам:
Знания создаются в обществе
Социальные конструкционисты считают, что знание возникает из человеческих отношений. Таким образом, то, что мы считаем истинным и объективным, является результатом социальных процессов, происходящих в историческом и культурном контексте. В области наук это означает, что, хотя истина может быть достигнута в рамках данной дисциплины, не существует всеобъемлющей истины, более законной, чем любая другая.
Язык играет центральную роль в социальном строительстве
Язык подчиняется определенным правилам, и эти правила языка формируют наше понимание мира. В результате язык не является нейтральным. Он подчеркивает одни вещи, игнорируя другие. Таким образом, язык ограничивает то, что мы можем выразить, а также наше восприятие того, что мы переживаем и что мы знаем.
Построение знаний осуществляется по политическим мотивам
Знания, созданные в сообществе, имеют социальные, культурные и политические последствия.Люди в сообществе принимают и поддерживают понимание сообществом определенных истин, ценностей и реалий. Когда новые члены сообщества принимают такие знания, они распространяются еще дальше. Когда общепринятые знания становятся политикой, идеи о власти и привилегиях в сообществе кодифицируются. Эти социально сконструированные идеи затем создают социальную реальность и, если их не исследовать, начинают казаться фиксированными и неизменными. Это может привести к антагонистическим отношениям между сообществами, которые не разделяют одинаковое понимание социальной реальности.
Социальный конструктивизм против других теорий
Социальный конструкционизм часто противопоставляется биологическому детерминизму. Биологический детерминизм предполагает, что черты и поведение человека определяются исключительно биологическими факторами. С другой стороны, социальный конструкционизм подчеркивает влияние факторов окружающей среды на поведение человека и предполагает, что отношения между людьми создают реальность.
Кроме того, не следует путать социальный конструктивизм с конструктивизмом.Социальный конструктивизм — это идея о том, что взаимодействие человека с окружающей средой создает когнитивные структуры, которые позволяют ему понимать мир. Эта идея часто восходит к психологу развития Жану Пиаже. Хотя эти два термина происходят из разных научных традиций, они все чаще используются как взаимозаменяемые.
Критики
Некоторые ученые считают, что, утверждая, что знание конструируется обществом, а не является результатом наблюдений за реальностью, социальный конструкционизм является антиреалистическим.
Социальный конструкционизм также подвергается критике на основании релятивизма. Утверждая, что объективной истины не существует и что все социальные конструкции одних и тех же явлений одинаково легитимны, ни одна конструкция не может быть более легитимной, чем другая. Это особенно проблематично в контексте научных исследований. Если ненаучное описание явления считается таким же правомерным, как и эмпирическое исследование этого явления, нет четкого пути, по которому исследования могли бы оказать значимое влияние на общество.
Источники
- Эндрюс, Том. «Что такое социальный конструктивизм?» Обзор обоснованной теории: Международный журнал , вып. 11, вып. 1, 2012. http://goundedtheoryreview.com/2012/06/01/what-is-social-constructionism/
- Бергер, Питер Л. и Томас Лакман. Социальное конструирование реальности . Doubleday / Anchor, 1966.
- Чу, Хеджин Ирис. «Социальный конструктивизм». Международная энциклопедия социальных наук. Encyclopedia.com . 2008. https://www.encyclopedia.com/social-sciences-and-law/sociology-and-social-reform/sociology-general-terms-and-concepts/social-constructionism
- Гальбин, Александра. «Введение в социальный конструктивизм». Отчеты о социальных исследованиях, т. 26, 2014, с. 82-92. https://www.researchreports.ro/an-introduction-to-social-constructionism
- Герген, Кеннет Дж. «Самость как социальная конструкция». Психологические исследования, т.56, нет. 1. 2011. С. 108-116. http://dx.doi.org/10.1007/s12646-011-0066-1
- Заяц, Рэйчел Т. и Жанна Маречек. «Аномальная и клиническая психология: политика безумия». Критическая психология: введение, под редакцией Денниса Фокса и Исаака Приллелтенски, Sage Publications, 1999, стр. 104–120.
- Канг, Милианн, Донован Лессард, Лаура Хестон и Сонни Нордмаркен. Введение в исследования женщин, гендера и сексуальности . Библиотеки Амхерста Массачусетского университета, 2017.https://press.rebus.community/introwgss/front-matter/287-2/ 401 401
- «Социальный конструктивизм». Оксфорд Ссылка . http://www.oxfordreference.com/view/10.1093/oi/authority.20110803100515181
Социальное конструирование — Коммуникация — Oxford Bibliographies
Введение
Вкратце, социальное конструирование (SC) предполагает, что люди конструируют (т. Е. Создают, создают, изобретают) свое понимание мира и значения, которые они придают встречам с другими, или различные продукты, которые они или другие создают; SC также предполагает, что они делают это совместно, , в координации с другими, а не индивидуально.После нескольких десятилетий варьирования употребления (часто конструктивизм и конструктивизм , с прилагательным или без него социальное, дискурсивное построение, совместное строительство, совместное строительство ; перекрывающиеся термины включают интерпретационные подходы, социальные подходы, конститутивные и конструктивное ), социальное строительство — термин выбора в 21 веке. SC — это теоретический подход, используемый не только в коммуникации, но также в психологии, социологии, философии, антропологии, лингвистике и образовании.Поскольку ученые в каждой из этих дисциплин, как правило, идут в разных направлениях, и поскольку публикаций по этой теме было гораздо больше, чем можно было бы здесь включить (если бы были рассмотрены все дисциплины), особое внимание уделяется тем, которые относятся к дисциплине коммуникации (т. Е. Либо публикация ученого из отдела коммуникаций или публикация в журнале коммуникаций). Несмотря на то, что исследования СМИ явно относятся к области коммуникации, SC-исследования СМИ образуют отдельную цепочку, которая здесь не рассматривается. Две конференции помогли существенно расширить использование этой концепции в общении.Первым из них было «Исследование социального строительства», проведенное в Дареме, штат Нью-Гэмпшир, в июне 1993 года и организованное Шейлой МакНами, Джоном Шоттером, Джоном Ланнаманном и Кеннетом Гергеном, что привело к созданию одноименной серии книг в Sage, соавторстве. под редакцией Гергена и Шоттера. Вторым был Летний институт Национальной коммуникационной ассоциации «Лови себя в действии: сессия совместного планирования для обогащения нашей дисциплины с помощью социальных конструкционистских подходов», проведенный в Альбукерке, штат Нью-Мексико, в августе 2006 г., который был организован в основном Барнеттом и Кимом. Пирса, Шона Спано, Карен Фосс и Крис Киршбаум, что привело к созданию Отдела коммуникации как социального конструирования (CSC) в рамках Национальной ассоциации коммуникаций, которое теперь является центром работы над этой темой.В 2009 году CSC организовала комиссию по оценке вклада SC в дисциплину, которая была снята на видео и проанализирована в Robles 2012 (цитируется в разделе «Общие обзоры»). Для достижения целей SC были созданы две некоммерческие организации: Институт Таос и Институт координированного управления смыслом (CMM) для личностной и социальной эволюции. Было выпущено несколько других соответствующих серий книг: Социальное конструирование на практике, и Социальные подходы к взаимодействию, , оба в Хэмптоне, а также Focus Books (краткие введения), Tempo Series (современные практики) и WorldShare Books , каждая из которых имеет акцент на SC и опубликована Институтом Таос.
Основополагающий текст
Происхождение SC в наше время обычно датируется либо 1966 годом в Соединенных Штатах, либо 1967 годом в Великобритании, с публикацией Бергера и Лакманна 1966 года. Как совместный продукт социолога (Бергер) и философа (Luckmann), эта книга рано заложила основу для актуальности подхода SC к множеству дисциплин и для акцента на роли языка в формировании человеческого понимания мира. Однако публикации во втором поколении часто принимают Бергера и Лукманна как должное и больше даже не цитируют их.Их идеи, очевидно, были основаны на более ранних работах, и многие авторы сочли полезным вернуться к этим источникам. В 2013 году было опубликовано краткое размышление о совместной книге Luckmann 2013, в которой обсуждается происхождение и влияние более ранней публикации, а также дается небольшой контекст, недоступный иным образом.
Бергер, Питер и Томас Лакманн. 1966. Социальное конструирование реальности: трактат по социологии знания . Гарден-Сити, Нью-Йорк: Doubleday.
Очевидная отправная точка для тех, кто хочет начать с самого начала, хотя и опирается на еще более ранние работы (например, Альфреда Шютца и Макса Вебера). Тем не менее, хорошее вступление, хотя и плотная проза; другие обзоры и введения обычно считаются более доступными. (Обратите внимание, что любой, кто цитирует несуществующего «Лакмана», скорее всего, не читал первоисточник.)
Лакманн, Томас. 2013. Коммуникативное построение реальности и последовательный анализ: личные воспоминания. Качественный социологический обзор 9.2: 40–46.
Размышление одного из авторов о развитии теории СК и краткое изложение основных предположений. Хотя он описывает свою работу как переход к «коммуникативной парадигме» (стр. 42), которая, как указано в сноске, включает работы Гоффмана, Гумперца и Хаймса, Гарфинкеля, Сакса и Шеглоффа, он, кажется, не осознает этого даже в тот поздний срок общения. являясь отдельной областью изучения.
Пользователи без подписки не могут видеть полный контент на эта страница.Пожалуйста, подпишитесь или войдите.
Социальная конструкция преступности — криминология
В качестве философской ориентации социальный конструкционизм считает, что значение действий, поведения и событий не является объективным качеством этих явлений, а приписывается им людьми в процессе социального взаимодействия. Другими словами, значение социально определено и организовано и, следовательно, подвержено социальным изменениям. Важнейшим социологическим заявлением конструкционистской традиции является Berger and Luckmann 1967.Спектор и Китсус 1973 ввели социальный конструкционизм в лексикон теории социальных проблем в начале 1970-х (см. Также Schneider 1985). С социальной конструкционистской точки зрения конкретное действие или поведение (аборт, вождение в нетрезвом виде, домашнее насилие, расовая или этническая предвзятость) становится социальной проблемой в результате процесса успешных заявлений со стороны социальных движений или групп, которые продвигают конкретное определение проблемы. и стремиться мобилизовать определенные виды социальной реакции (например, психиатрическое обследование, лечение или тюремное заключение).Loseke and Best 2003 предоставляет несколько приложений. Конрад и Шнайдер 1992 рассматривают исторические изменения в определении и социальной реакции на психические заболевания, наркоманию, гомосексуальность и другие состояния, сопровождающие растущее господство института медицины и рост медицинской модели девиантности.
Бергер, Питер Л. и Томас Лакманн. 1967. Социальное конструирование реальности: трактат по социологии знания . Гарден-Сити, штат Нью-Йорк: якорь.
Утверждает, что реальность одновременно объективна и внешняя по отношению к человеку и постоянно создается и воссоздается людьми. Чрезвычайно влиятельный аргумент Бергера и Лакманна явился важной основой для применения социально-конструкционистских перспектив к изучению социальных проблем, девиаций и преступности.
Конрад, Питер и Джозеф В. Шнайдер. 1992. Девиантность и медикализация: от недуга к болезни . Развернутое изд. Филадельфия: Temple Univ.Нажмите.
Состояния, которые когда-то считались типом или следствием «плохого» и, следовательно, находились в ведении религиозных или политических властей, все чаще рассматриваются как проявления болезни или недомогания и подлежат лечению. Конрад и Шнайдер рассматривают последствия этих меняющихся определений и ответов для природы социального контроля и политического характера девиантности.
Лосеке, Донилин Р. и Джоэл Бест, ред. 2003. Социальные проблемы: Конструкционистские чтения .Пискатауэй, штат Нью-Джерси: транзакция Aldine.
Сборник материалов по применению социально-конструкционистской точки зрения к таким разнообразным социальным проблемам, как шлепки, издевательства, курение и реалити-шоу.
Шнайдер, Джозеф В. 1985. Теория социальных проблем: конструкционистский взгляд. Годовой обзор социологии 11: 209–229.
DOI: 10.1146 / annurev.so.11.080185.001233
Обзоры фундаментальных теоретических работ и ранних исследований в традиции социального конструкционизма.Шнайдер рассматривает роль государственной бюрократии и правовой системы в построении и решении социальных проблем, медикализации девиантности, социальных проблем и средств массовой информации.
Спектор, Малкольм и Джон И. Китсусе. 1973. Социальные проблемы: переформулировка. Социальные проблемы 21: 145–159.
DOI: 10.1525 / sp.1973.21.2.03a00010
Обычно считается первым залпом в переориентации социологии социальных проблем вокруг социально-конструкционистской ориентации.Разрабатывает концепцию социальной конструкции социальных проблем как включающую четыре основных компонента: (1) группы определяют состояние как неприятное или оскорбительное; (2) ответственные за состояние должностные лица реагируют на претензии; (3) группы противодействуют официальному ответу; (4) группы разрабатывают альтернативные определения состояния и институтов для его решения.
