Философско-просветительские идеи Жан-Жака Руссо
Жан-Жак Руссо (1712-1778 гг.) — виднейший представитель философии Просвещения, оригинальный мыслитель, педагог и искусствовед, в трудах которого художественно представлены культ личности, культ природы, чувственности и чувство социальной несправедливости. Через эти основные, идеи его учение приобретает удивительную целостность. Невоздержанный, неуравновешенный, дошедший до морального индифферентизма, Руссо проповедует идеальную мораль и идеальные правила воспитания.
Уже в своей первой работе «Рассуждение о науках и искусствах» Руссо противопоставляет развитие науки и искусства упадку нравов, аморальности и лицемерию. Развитие цивилизации, искусства и науки отдалило человека от природы. Конечно, «наука в ее абстрактном смысле достойна всяческого уважения», она «помогает безошибочно постичь суть явлений». Однако на ее основе возникает стремление отличиться, она «неизбежно порождает зло гораздо более пагубное, нежели то добро, которым она кичится».
Согласно Руссо, все люди от природы равны. В естественных условиях они различались лишь тем, что обладали различными признаками. У них не было частной собственности. Однако создание орудий труда усугубило различие между людьми, что соответствовало все большему отдалению их от первобытного состояния и возникновению неравенства.
Развитие своей мысли Руссо осуществляет в работе «Об общественном договоре», где теория государства Т. Гоббса дополнена важной идеей: государство обязано обеспечивать равноправие и свободу граждан. Возникшее на основе договора, такое государство должно иметь идеальную конституцию, уничтожить угнетение, эксплуатацию и зло и восстановить мораль «естественного человека».
Образ воспитания нравственного человека предложен Руссо в работе «Эмиль, или о воспитании». В ней утверждается, что в существующем обществе формы воспитания несовершенны. Все хорошо, что создано руками Творца, но все портится в руках человека. Поэтому воспитание ребенка должно быть изолировано от общественной среды, его надо воспитывать на лоне природы. Ребенок, воспитанный вне порочной и развратной цивилизации, не будет знать о морали существующего общества. Особое внимание следует обращать на его естественные чувства, а к принципам истинной морали он придет самостоятельно.
В романе «Новая Элоиза» Руссо больше внимания уделяет эмоциям героев, волнениям чувств, проявлению добродетели, лирической меланхолии. Обостренное внимание к своему «я» и душевным конфликтам является характерной чертой героев его романа. В истории литературы Руссо признан противником классицизма и представителем сентиментализма.
Известно отрицательное отношение Руссо к религии. Он атеист. Религиозное воспитание, по его мнению, необходимый момент для создания нового человека, но религия откровения принципиально отвергается им. В справедливом идеальном обществе должна существовать «идеальная религия», соответствующая природе и естественным чувствам человека. Такая религия требует от человека доброты, искренности чувств и борется с пороками, порожденными развитием цивилизации. Руссо возвеличивает человека: «Прекрасное и величественное зрелище являет собою человек, выходящий, если так можно выразиться, из небытия собственными усилиями, светом разума рассеивающий мрак, которым окутала его природа, возвышающийся над самим собою, устремляющийся духом в небеса, с быстротою солнечного луча пробегающий мыслью огромные пространства вселенной и, что еще величественнее и труднее, — углубляющийся в самого себя, чтобы изучить человека и познать его природу, его обязанности и назначение».
Жан-Жак Руссо и женщины: «Не для того небо сотворило девочек слабыми, чтобы они повелевали»: bookmatejournal — LiveJournal
Жан-Жак Руссо, на первый взгляд, исполнен добродетелями. Он вдохновлял Французскую революцию, развивал идеи социального равенства и ставил ценность чувства каждого человека выше богатства, происхождения и разума. Однако феминистки часто упоминают взгляды Руссо на женщин в качестве примера махрового сексизма. Мы решили выяснить, в чем провинился писатель.
В сердце философских работ Руссо — стремление к равенству возможностей и социальной справедливости. Какими он их себе представлял, конечно же. В «Рассуждении о начале и основании неравенства между людьми» он заявляет, что «все люди равны по естественному праву».
В «Общественном договоре» делает попытку описать идеальную форму государственного правления, «посредством которой каждый, соединяясь со всеми, повиновался бы, однако, лишь самому себе, оставаясь столь же свободным, как и раньше».
Тем, кто знает Руссо — писателя, тем более может быть непонятно, чем сентименталист мог не угодить женщинам любых мировоззрений. К примеру, в его самом популярном романе «Юлия, или Новая Элоиза» нет сексистского посыла. Напротив, Руссо критикует самодурство отцов, навязывающих мужей своим дочерям, и продвигает очевидную для нас и прогрессивную для XVIII века идею предоставить возможность девушкам самим решать, кого любить и за кого выходить замуж, без оглядки на разницу в социальном положении и мнение родителей.
Главная героиня романа Юлия сообразительна и остроумна, разве что чересчур экзальтированна, любит поплакать и повздыхать — но и ее любовник Сен-Прё точь-в-точь такой же. Везде, где Юлию можно уличить в стереотипной женственности, в этом же можно обвинить и Сен-Прё.
Школа благородных девиц Жан-Жака Руссо
Все опальные умозаключения писатель компактно изложил в педагогическом трактате «Эмиль, или О воспитании», опубликованном в 1762 году. Ознакомившись с ним, Юлию будет сложно воспринимать как раньше. Становится очевидным, что ее образ обладает куда менее нейтральным идейным содержанием, чем могло показаться.
«Девочкам не без основания дают или должны давать мало свободы, ибо, получив свободу, они ею злоупотребляют. <…> Следствием постоянного повиновения бывает послушание, каковое всю жизнь потребно женщинам, ибо они всегда зависят или от мужчины, или от мнения мужчин, и им никогда не дозволено пренебрегать этим мнением. Созданная для того, чтобы повиноваться столь несовершенному созданию как мужчина, нередко исполненному пороков, <…> она должна научиться еще в юности переносить несправедливости и безропотно терпеть наносимые мужем обиды.<…> Не для того небо <…> сотворило <…> их слабыми, чтобы они повелевали».
<…> Не для того небо <…> сотворило <…> их слабыми, чтобы они повелевали».Рассуждая о воспитании мальчиков и девочек, Руссо призывает обучать последних совершенно иначе и не развивать в женщинах таланты, которые будут отвлекать их от прямых обязанностей: шитья, рукоделия, бытовых хлопот — короче говоря, классического набора домохозяйки. Исключение просветитель допускает только для универсальных навыков: письма, чтения и арифметики — эти умения, по его мнению, не помешают и девочкам.
Фронтиспис к первому тому издания педагогического трактата «Эмиль, или О воспитании» (1762)Руссо называет слабость и пассивность неотъемлемыми женскими свойствами. Он заявляет, что женщина создана для того, чтобы нравиться мужчине (при этом оговаривается, что мужчина тоже должен нравиться ей, «но это уже не столь безусловная необходимость»). Убеждает, что женщине необходимо не только быть верной и высокоморальной, но и непременно доказывать это и родителям мужа, и всему свету.
Пусть Руссо преподносит свою точку зрения, как он прекрасно умеет, красноречиво и местами весьма куртуазно, пусть идеи его были крайне популярны и находили поддержку в том числе и у женщин той эпохи, спустить писателю с рук такие высказывания жаждущие свободы феминистки попросту не могли. Тем более горько для них было слышать эти слова из уст гуманиста, вдохновившего многих на борьбу с угнетением и заразившего верой в государство равных возможностей.
Женщины против
Многие считают, что первой взялась спорить с Руссо английская писательница Мэри Уолстонкрафт, мать Мэри Шелли, подарившей миру роман «Франкенштейн, или Современный Прометей». Однако это вовсе не так.
Начальный залп по «Эмилю…» дала в 1790 году Кэтрин Маколей в «Письмах об образовании».
Будучи первой женщиной-историком в Соединенном Королевстве, она считала недопустимым и дальше поддерживать раздельное обучение мальчиков и девочек, лишая последних возможности получения полноценных знаний. Над Руссо она откровенно иронизировала, заявляя, что раз он полагает, будто один пол главнее другого и возможно подчиненное положение в интеллектуальном плане, то подчиняться должны мужчины, так как они «более несовершенны и удачно играют роль капризных тиранов». Маколей также высказывает убеждение, что не существует определяемых природой интеллектуальных или личностных половых особенностей. Все зависит только от воспитания.
Споры о том, кто в ответе за разницу в поведении полов — наследственность или среда, — не утихают до сих пор. Идею, что мужчина и женщина имеют «одинаковые природные свойства», а значит, решающую роль играет воспитание, озвучил еще Платон в диалоге «Государство».
Современное ее развитие наиболее ярко представлено в статье «Манифест киборгов» Донны Харауэй. Киберфеминистка прогнозирует полное стирание гендерных различий в будущем за ненадобностью.
Ну а пока такое будущее существует только на страницах философских произведений, тех, кто считает, что поведение в какой-то степени запрограммировано биологически или имеет врожденный половой вектор, называют эссенционалистами. А тех, кто уверен, что поведение и характер целиком и полностью определяется средой (гендер навязывается социумом), — социальными конструктивистами. И те и другие любят обзывать друг друга обидным в философских кругах словом «редукционисты», что можно вольно перевести как «упрощенцы». Феминистские идеи же в большинстве случаев дружат с социальным конструктивизмом.
Что же до Мэри Уолстонкрафт, поначалу ее отношение к Руссо было далеким от неприятия. Историк Лусине Маргарян отмечает, что революционные идеи философа нашли отражение в романах писательницы, а его систему обучения девочек она считала вполне разумной и приемлемой.
В своих первых работах Уолстонкрафт соглашалась с тем, что предназначение женщины — частная жизнь, а образование девочкам необходимо, чтобы впоследствии в совершенстве исполнять семейные обязанности и воспитывать детей.
Во многом благодаря трудам Кэтрин Маколей отношение Уолстонкрафт к идеям Руссо драматически поменялось, и в 1792 году она написала свой знаменитый трактат «В защиту прав женщин», который до сих пор расхватывают на цитаты.
«Руссо утверждает, будто женщина никогда, ни на миг не способна почувствовать себя независимой, что ею надо руководить, внушая страх, тогда лишь выявятся естественные ее прелести, она превратится в кокетку, рабыню, тем самым становясь все более соблазнительной, все более желанной подругой для мужчины, вздумавшего отвлечься от своих дел».
Уолстонкрафт парирует: дайте женщинами равный доступ к образованию — и они покажут, что способны быть независимыми. Писательницу немало возмутило, что Руссо, как и большинство просветителей, воспринимал подчиненное положение женщин неотъемлемой частью естественного и разумного порядка вещей.
Теплый прием, оказанный многими ее современницами книге Руссо, Уолстонкрафт объясняет тем, что модный сентименталист «улестил женщин», «выказав образчик чисто мужского ума вкупе с безудержной фантазией». По ее мнению, женщины, которые находят в своей покорности утонченный шарм и прелесть, похожи на рабов, ласкающих свои цепи. А сторонницы равенства с мужчинами не могут остаться довольны местом, что уготовил женщинам Руссо в своем идеальном мире.
«Сколь глубоко уязвляют нас те, кто заставляет нас превращаться лишь в ласковых комнатных собачонок! Как часто нам вкрадчиво внушают, что мы покоряем своей слабостью и царствуем благодаря своей покорности. Ну что за сказки! Сколь же ничтожно, да и может ли мечтать о бессмертии существо, способное унизиться до властвования такими порочными методами!»
О том, что может спасти Руссо от культуры отмены, читайте на Bookmate Journal
Руссо и республиканизация денег
Чтобы стабилизировать падающие финансовые рынки и поддерживать ликвидность компаний и государств, центральные банки по всему миру отреагировали на пандемию Covid-19, увеличив денежную массу.
В публичных дискуссиях об этих фискальных и монетарных решениях, от их достаточности до того, что они могут спровоцировать будущую инфляцию, доминируют экономисты. Между тем советы политических философов, особенно те, что существовали много веков назад, не пользуются особым спросом.
Но так было не всегда. С древности и вплоть до XIX века европейская и североамериканская политическая философия вращалась вокруг вопросов государственного финансирования, долга, собственности и денег. Другими словами, отношения между экономикой и политикой были в центре теоретических дебатов. Как таковая, она также была центральной для Жан-Жака Руссо, который написал статью «Политическая экономия» для «Энциклопедии 9000» Дидро и Даламбера , переписывался с физиократами, и не кто иной, как Адам Смит, внимательно пересматривал части своего рассуждения о неравенство.
Сегодня Руссо наиболее известен своей защитой сильных республиканских идеалов и своей сосредоточенностью на общей воле и личном присутствии людей в отличие от принципа представительства, который характеризует современную либеральную организацию государства и правительства.
Именно этого Руссо Юрген Хабермас лихо критиковал в книге «Между фактами и нормами» за то, что он перегружает граждан требованиями добродетели и общего блага. Но при перечитывании произведений Руссо в контексте его времени поразительно, что в гораздо большей степени, чем политические принципы, экономические соображения изобилуют и ставят Руссо на большое расстояние от наших современных условий.
По мнению Руссо, мыслители эпохи Просвещения, с которыми он во всем остальном в значительной степени поддерживался в политических вопросах, формулировали парадоксальные экономические и политические требования. Монтескье, например, считал своей политической задачей возродить античные идеи свободного государства, чтобы свободе граждан больше не угрожал королевский и феодальный деспотизм. Но, в отличие от своих древних предшественников, интеллектуалы эпохи Просвещения уже не стремились организовать эту республику на основе самодовлеющих oikoi аграрной экономики, а вместо этого с помощью современных возможностей торговли и производства.
Как заметил Иштван Хонт, Руссо выступил против этой идеи коммерческого республиканизма в самой решительной форме.
В своем «Рассуждении о неравенстве » Руссо описал, как общество, принявшее либерализованную экономическую сферу, также неизбежно окажется в деспотических политических водах. «Естественный человек», который исторически находился в гармоничном равновесии с внешней и внутренней природой в формулировке Руссо, стал опасно неуравновешенным, когда начал практиковать разделение труда, земледелие и металлургию. Таким образом, Руссо использовал доминирующие колониальные дискурсы своего времени не для того, чтобы опровергнуть их, а для того, чтобы обратить их вспять: вместо того, чтобы отслеживать прогресс от «дикого» человека к «цивилизованному», Руссо рассказал историю человеческого вырождения. По его мнению, экономика, основанная на разделении труда, означала не что иное, как то, что индивиды уже не могли обеспечивать себя за счет собственных ресурсов и, как следствие, становились зависимыми друг от друга.
«С того момента, как один человек нуждался в помощи другого… исчезло равенство, возникла собственность, стал необходим труд» (ОК III, стр. 171). И эта взаимная зависимость никогда не была симметричной: напротив, таланты, умения, трудолюбие и физические способности неизбежно вызывали различия в имуществе и поведении, так что возникало социальное неравенство. Став зависимым от своих ближних, некогда «естественный» человек мог, таким образом, относиться к себе только посредством отношений с другими, что углубляло состояние взаимозависимости.
Со временем, рассуждал Руссо, бедняки, таким образом, стали зависеть от того, что им платят богатые, или от их грабежа, а богатые стали зависеть от того, что бедные остаются зависимыми. Тогда в обществе возникнут конфликты. В его прочтении это социализированное государство постоянно угрожало развязать гоббсовскую войну всех против всех (45), которую лишь наполовину предотвратило введение формального равенства перед законом, хотя бы только для того, чтобы сделать экономическое неравенство постоянным.
. Но такому государству суждено скатиться по той же скользкой дорожке, по которой уже скатилось общество: правонарушители сделали необходимыми магистратов, что, в свою очередь, повлекло за собой выборы, выборы потребовали политических партий, они спровоцировали гражданские войны, из которых последовала вечная диктатура и, наконец, деспотизм. По сути, послание Руссо своим современникам-просветителям заключалось в том, что никакая республика не может быть построена на основе асимметричной экономической взаимозависимости — и для него торговля, разделение труда и денежные режимы были именно этим.
Рассуждая таким образом, Руссо открыто выступал против основных политико-экономических теорий своего времени: против физиократов, против меркантилистских идей, но прежде всего против идеи Монтескье о том, что торговля и коммерция ведут к либерализации и умиротворение политической сферы — идея, которая вдохновила Джеймса Денхема-Стюарта, Джона Миллара, Дэвида Хьюма, а позднее и Адама Смита.
Монтескье рассуждал, что современная торговля и производство сделали граждан независимыми от своих правителей. Если бы эти правители преступили пределы гражданского согласия, можно было бы легко изъять свое имущество, мобильный капитал или даже деньги из-под власти короны. Эта угроза власти монархии и феодальной знати автоматически ограничивала власть правительства. Адам Смит размышлял в том же духе и расширил этот аргумент: «Если разумно управлять, — писал он, — даже непомерные притязания правителей на роскошь и потребление можно использовать для создания работы и процветания и, в то же время, для установления верховенства закона». По его словам, сложность процветающей торговли в городах и рост взаимной зависимости подавляли власть, которую деспоты могли собрать для управления. При этом Монтескье (как позднее Смит) выступил против абсолютной монархии извне, т. е. политически, чтобы дисциплинировать ее изнутри, т. е. экономически.
Руссо, однако, обратил эти аргументы против их сторонников.
Его обсуждение политической экономии в «Втором дискурсе » было как раз направлено на то, чтобы показать, что то, что Монтескье и Смит считали дисциплинарной угрозой, которую граждане представляли для своих монархов, превратится в дисциплинарный порядок, приносящий пользу богатым за счет республики. Для Руссо экономическое неравенство, асимметричная экономическая взаимозависимость и частные интересы препятствовали формированию общей воли. Поэтому для него совершенно последовательно было то, что, как не должно быть партийности в политическом мире, так и республика должна предполагать материальную самостоятельность своих граждан. Таким образом, он приказал в Contrat social о том, что ни один гражданин своей идеальной республики не должен быть «настолько богат, чтобы иметь возможность купить другого, и ни один настолько беден, чтобы быть вынужденным продавать себя» (OC III, стр. 391). Примечательно, что этот, казалось бы, экономический аргумент основывался на политическом наблюдении: богатые и бедные одинаково опасны для общего блага, «из одних происходят пособники тирании, из других — тираны; торговля общественной свободой всегда между ними; один покупает, а другой продает» (OC III, с.
39).2).
Однако тот, кто думает, что Руссо считал себя утопистом, ошибается. Уже в Contrat social он восхвалял Корсику как одно из немногих исключений, которые в исторических условиях его времени все еще были способны образовать республику по изложенным им принципам — не в последнюю очередь потому, что в глазах Руссо, корсиканцы оказались нецивилизованными. После того, как последний добился некоторых успехов в борьбе за независимость Корсики, Маттео Буттафуоко обратился к Руссо в 1764 году с просьбой разработать конституцию Корсики. Руссо с энтузиазмом согласился. Интересно, что предложенная им конституция, сохранившаяся благодаря его поместью, в большей степени посвящена экономической, а не политической ситуации на Корсике. Руссо, например, рекомендовал, чтобы предпосылкой для получения гражданства было владение землей, достаточной для обеспечения себя и своей семьи, и чтобы асимметричная зависимость, описанная в Вторая беседа не состоится. Руссо считал, что на Корсике достаточно территории, чтобы каждый житель мог владеть сельскохозяйственными угодьями.
Но Руссо, конечно, знал, насколько далеко продвинулись современные условия по сравнению с древностью. Крупные империи в географическом соседстве с островом, денежная и фискальная системы, торговля и мануфактура были препятствиями на пути к мирной республике корсиканцев. Реакция Руссо на эти неблагоприятные условия была столь же радикальной, сколь и последовательной: ограничение внешней торговли для предотвращения зависимости от соседних территорий, почти полное отсутствие внутренней торговли для сохранения независимости граждан друг от друга и требование, чтобы фабриканты и ремесленники селиться подальше от торговых мест, чтобы сделать свой бизнес дорогостоящим и обременительным. Выражаясь современной экономической лексикой: Руссо пытался интернализировать политически внешние издержки экономики — на благо республики.
Финансово-денежная система беспокоила Руссо больше всего. Виртуализация товаров в форме денег обеспечила условия для безграничного накопления богатства и, таким образом, отключения от государства.
Деньги, хотя и поставляемые и гарантированные государством, могут стать средством реализации определенных интересов и, в конечном счете, антиреспубликанских событий. Поэтому, по Руссо, деньги на Корсике должны были быть сведены к минимуму и заменены, насколько это возможно, местной бартерной экономикой, которой должно было управлять государство: «В истинно свободном государстве граждане делают все по своему усмотрению. свое и ничего с деньгами» (ОЦ III, стр. 439). Налоги также должны быть возможны в натуральной форме и дополняться самим государством, т. е. государственной собственностью, дающей доход для оплаты магистратов. Только в крайнем случае и только при невозможности прямого обмена Руссо считал использование денежной единицы расчетной единицей (за основу он предлагает пистолеты). Таким образом, фискальное управление Корсики имело, по плану Руссо, чрезвычайно важную задачу следить за тем, как развивались отношения между обращением абстрактных денег и конкретным бартером, чтобы быть в состоянии противодействовать возможным отклонениям, подобным описанным выше.
в Второе выступление . Руссоанские граждане Корсики должны были быть защищены от их собственных интересов конституцией, которая устанавливала и регулировала правовую и денежную системы, посредством которых граждане могли взаимодействовать таким образом, чтобы была сохранена независимость республики как внутри страны, так и внутри страны. внешне.
Соображения Руссо о Корсике сегодня кажутся очень далекими. С 19-го века экономические процессы, которые Руссо мог наблюдать еще на ранних стадиях, — развитие рынков, появление разделения труда, расцвет торговли и промышленности, введение налогов и денежных режимов — полностью укоренились. и определить наше настоящее. Но, возможно, предостережение Руссо о парадоксах политически и экономически свободного общества может помочь нам лучше понять сегодняшние проблемы. Трудность современных демократий, которая уже была очевидна во время финансового кризиса и снова вышла на первый план во время пандемии, заключается в том, что они во многом зависят от изменений в их экономической основе: граждане зависят от своей работы.
, на международных рынках, на притоках и оттоках капитала; государство зависит от налоговых поступлений, от доверия финансовых рынков и от состояния его систем социального обеспечения. Представление Руссо об экономически самодостаточном гражданстве и республике более чем иллюзорно, но проблемы, которым оно должно было противодействовать, ощущаются повсюду.
Возможно, из необходимости можно сделать добродетель? Сильное отвращение Руссо к денежной форме подпитывалось тем фактом, что денежное богатство основано на владении коллективно гарантированными символами. Это делает владельцев больших сумм денег преимущественно независимыми от требований государства в отношении добродетели и существования: они могут просто избежать этих требований, переместив свое имущество в другое место. Это была критика Руссо таких сторонников doux commerce , как Монтескье. Но разве богатые не зависят одновременно от политики общества? Ценность их богатства полностью основана на гарантии государства, что однажды они смогут превратить свои символы в товары и труд, потому что без всеобщего доверия к ценности денег, которую государство воплощает и гарантирует, денежное богатство исчезает.
С высвобождением денег, которые государство обычно делегирует своему центральному банку, республика опасно отсоединила своих граждан от самой себя — в этом Руссо совершенно прав. Но сохраняя за собой право определять количество, процентную ставку, т. е., в конечном счете, стоимость денег, государство может попытаться вернуть обращающееся денежное богатство в республиканские цели. То, что денежная масса не является аполитичной величиной, очень наглядно демонстрируют действия центральных банков во время нынешней пандемии. Возможно, именно здесь должна была бы начаться современная политическая теория, современная с экономической точки зрения, чтобы изучить и помочь сохранить экономические условия демократического самоуправления.
Оливер Вебер — студент магистратуры демократических исследований в Университете Регенсбурга, Германия. В основном его интересует политическая теория республиканских порядков и экономические условия их содержания. Он пишет в Твиттере @OliverBWeber.
Рекомендуемое изображение: Памятная медаль Жан-Жака Руссо (бронза Гальвано).
Предоставлено цифровой библиотекой Тулейнского университета, коллекция медалей Б. Бернарда Вайнштейна.
Пионеры раннего возраста: Жан-Жак Руссо
Французский философ Руссо, хотя и не специалист по уходу за детьми, оказал далеко идущее влияние на наши представления о детстве, говорит профессор Дж. Эрик Уилкинсон
Идеи Жан-Жака Руссо оказали глубокое влияние на западные взгляды как на детство, так и на образование, ориентированное на ребенка. Хотя сомнительно, что он был основателем ориентированной на ребенка теории образования, он, несомненно, был одним из самых влиятельных ее представителей.
Руссо родился в Женеве в 1712 году. В детстве он остался без матери, а в возрасте десяти лет его бросил отец. Он наиболее известен как философ 18 века, написавший ряд крупных текстов, в том числе «Эмиль» и «Общественный договор».
Эмиль, опубликованный в 1762 году, представляет собой отчет в пяти книгах о развитии вымышленного ученика, находящегося на попечении наставника (фактически самого Руссо).
В своих книгах Руссо изображал ученика Эмиля добрым от природы, невинным, но уязвимым и имеющим право на свободу и счастье. Защита того, чтобы дети рождались «хорошими», резко контрастировала с преобладающими в то время взглядами на детство, особенно с теми, которых придерживалась католическая церковь. Взгляды Руссо были столь противоречивы, что экземпляры Эмиля были «приговорены к сожжению на улицах Парижа» (Дорогая, 19 лет).94).
Но во Франции после революции его тепло поддержали за его идеи, выраженные в таких замечаниях, как в «Общественном договоре»: «Человек родился свободным, но везде он в цепях».
В пяти книгах Эмиля Руссо обращается к тому, как следует воспитывать детей от младенчества (Книга 1) до зрелости (Книга 5). Руководящий принцип всех этих книг состоит в том, что природа ребенка на каждой стадии развития должна определять, чему следует учиться. Педагог, будь то родитель или специалист, должен реагировать на естественную любознательность ребенка, проводя ребенка через соответствующий опыт, чтобы облегчить ребенку понимание.
Чему мы можем научиться?
Многие идеи Руссо нашли свое воплощение в нашей современной культуре: дети очень отличаются от взрослых; им нужна защита от вреда; им нужна любовь и безопасность; они полны радости и любопытства и имеют естественное стремление познавать мир.
По Руссо, детство надо уважать и почитать. Дети не должны подвергаться угрозам, шлепкам или другим наказаниям.
К сожалению, даже в нашем современном мире слишком много детей подвергаются жестокому обращению со стороны взрослых. Нам всем нужно лучше понимать детей и выделять время и терпение, которых они заслуживают, — позиция, хорошо заложенная в профессиональной практике хорошего педагога. Несмотря на эту позицию, нужно сказать, что Эмиль не является ни планом образования, ни предшественником доктора Бенджамина Спока в том, как воспитывать детей. Это скорее призыв к добродетелям детства и его решающему значению в последующем становлении взрослого человека.
Руссо говорит нам, что мы должны внимательно слушать детей, поскольку такое слушание имеет решающее значение для нашего собственного понимания детства.
В наше время мы только недавно признали важность «детских голосов» в нашем стремлении к этому пониманию. Возможно, наконец-то викторианское мнение о том, что «детей нужно видеть, а не слышать», действительно выброшено в мусорное ведро.
Но у Эмиля еще есть чему поучиться, не в последнюю очередь в наших отношениях взрослых с детьми, особенно в использовании власти. Слишком легко давать детям приказы и инструкции и чрезмерно защищать их. Требования современного мира делают нас занятыми и нетерпеливыми взрослыми, а дети часто могут вмешиваться в наш «расписание жизни».
Кроме того, в ответ на хроническое насилие над некоторыми детьми и последующую огласку, многие родители считают своей обязанностью постоянно присматривать за своими детьми. Такая чрезмерная слежка может серьезно подавить детское природное любопытство и жизнелюбие.
Наследие Руссо
Потребовалось более 200 лет, чтобы некоторые из основных идей Руссо были официально приняты многими западными системами образования, несмотря на то, что другие важные реформаторы пошли по стопам Руссо — Песталоцци, Фребель, Оуэн и Дьюи, чтобы назвать но четыре.
В Великобритании это был отчет Хадоу от 1933, которые впервые выступали за особый ориентированный на ребенка подход к образованию, особенно в первые годы, но только в Отчете Плаудена 1965 года (и Первичном меморандуме в Шотландии) прогрессивное образование было одобрено и впоследствии практиковалось, хотя и несколько противоречиво. .
Даже по сегодняшним меркам детской практики Руссо был действительно радикальным. Например, он высмеивал словесные уроки и наставления как противоречащие образованию. Для Руссо дети учатся только на опыте, а опыт — это исходный материал для мысли. Обучение плохо, потому что оно неестественно. Детей следует направлять, как учиться самостоятельно.
Несомненно, Руссо вызвал много критики, начиная с французского истеблишмента 18-го века и заканчивая педагогическими философами, такими как Бэрроу и Банток, и даже консервативными правительствами в Великобритании в 1980-х годах (хотя и косвенно). Бэрроу подверг Руссо резкой критике в своей книге «Радикальное образование», опубликованной в 1978 году.
Он не только оспаривал взгляды Руссо на то, что подразумевается под «природой» и «естественностью», но и утверждал, что концепция свободы Руссо путает «свободу от ограничений». ‘ со ‘свободой делать выбор (и совершать ошибки)’.
Правительства Тэтчер в 1980-х годах также считали прогрессивное образование (то есть образование, ориентированное на ребенка) основной причиной экономической слабости страны в то время. Но концепция свободы Руссо не была концепцией laissez-faire, в которой взрослые лишь в общих чертах выполняют свои обязанности по отношению к детям. Задача воспитателя состоит в том, чтобы управлять детской средой и направлять детей к выбору, который будет способствовать их развитию.
С критикой и без нее Руссо так же актуален сегодня, как и 200 лет назад. Как отмечает Дарлинг в своей книге «Образование, ориентированное на ребенка, и его критика», он предлагает современному педагогу два ключевых вывода.
Во-первых, ребенку требуется много времени, чтобы созреть, а во-вторых, важно понимание.
