Психология вина: Сущность вины в психологии

Вина. Что это за чувство? Как избавиться от чувства вины.

С самого начала хотелось бы сказать о том, что чувство вины очень многие путают с чувством стыда. Как их отличить?

Вина – это неприятное чувство, которое возникает на фоне внутреннего, субъективного отношения к своим поступкам, действию/бездействию и их последствию.

Стыд – это отрицательное чувство, которое возникает при внешних оценках личности, социальной неприемлемости, оценочный взгляд со стороны.

Для возникновения чувства стыда необходимы реальные или предполагаемые свидетели, за что стыдно – те, перед кем стыдно. В отсутствии свидетелей чувство стыда не возникает, но может возникнуть чувство вины.

Сегодня мне хотелось бы остановиться на чувстве вины и попробовать подробней разобрать это чувство.

Чувство вины, какое оно – положительное или отрицательное?

В норме чувство вины присущее каждому человеку. Оно связано с чувством угрызения совести и в следствии – с ответственностью.

Чувство вины возникает, когда человек реально или предположительно причиняет другому боль или ущемляет чьи-то интересы или права.

– Если в нас возникает “положительная” вина (чувство совести (угрызение совести)) – то это светлое чувство, которое говорит нам об ошибке и о призыве что-то изменить, исправить, принести извинения.

– «Отрицательное» чувство вины – это негативное чувство, которое направлено на разрушение/наказание себя. Это чувство поглощает все светлые эмоции в душе человека: радость, уважение к себе, любовь. Вина блокирует наше желание действовать, вызывает чувство беспомощности, мешает нормально жить.

Самые распространённые причины возникновения чувства вины.

1

. Родители-дети (3-6 лет). 

Воспитывая своего ребенка, взрослые часто дают оценку не поступку, а личности. Если родителю не нравилось что-то, что вы сделали – говорилось “ты плохой мальчик”, “плохая девочка”, осуждая вас, а не ваш поступок.

Внедряя систему поощрения и наказания, зарождается чувство вины в подсознание ребенка, который не разделяет «Я» и «Мои поступки».

2.

Дети-родители.

Хорошо освоив чувство вины, дети очень умело манипулируют своими родителями для достижение собственной выгоды. Самые распространённые фразы: ” Если бы ты меня любил – ты бы…”; вспоминая родителю, как он был “не прав”, «я ради тебя, а ты…» Этот сценарий прекрасно применяется и взрослыми: с супругами, близкими друзьями и даже коллегами.

3.

Общество.

Детский сад, школа. Здесь чувство вины подкрепляется ещё больше, полагаясь на восприятие ваших поступков окружающими. Общество внушает о необходимости подчинения. Существуют и негласные запреты на проявления инициативы и самовыражения. Унизительное сравнение твоих поступков, действий с другими личностями. “Как ты мог это сделать/не сделать? А вот Вовочка и Верочка…”

4.

Секс.

Сексуальная вина – в результате воспитанного с детства представления о греховности секса.

Секс – это порочность, грязь, табу…

5. 

Религия.

Первородный грех. Несовершенность перед создателем…

6. 

Самообвинение.

Это наиболее тяжелая форма вины. Мы обвиняем себя, если чувствуем, что нарушили свои моральные правила, установки или правила общества. Здесь чувство вины испытывается постоянно. Человек чувствует вину без реальной причины, выдумывая все новые и новые поводы. При чем совершенно не имеет значение, за что себя винить, повод найдется.

7.

Вина неудачника.

Это чувство вины возникает если мы не смогли оправдать свои или чужие ожидания. Вина за то, что что-то не смог, упустил возможность, сделал неправильный выбор…

8. 

Чувство вины из-за несчастья. Вина жертвы.

Примером здесь может быть изнасилование. Многие не идут в милицию, боясь огласки и осуждения. “Ну вот, доигралась, сама виновата”…

9.

Чувство вины после потери близких.

Когда человек теряет близкого, возникает чувство, что это можно было бы как-то предотвратить.

За этими мыслями приходит чувство вины: я мог что-то сделать, а не сделал; я ушел на работу – а мог бы быть рядом и вызвать врача. Я так мало уделял внимание… Я сказал обидные слова, и мы больше не смогли поговорить… Особенно остро дело обстоит со случаями суицида.

Как же избавиться от негативного чувства вины?

Первое, что нужно осознать, что это чувство отрицательное, оно разрушает вас. Это чувство умело может маскироваться под депрессию или неудовлетворенность собой или миром.

Затем попытаться найти начало этого чувства, ту ситуацию, когда это чувство возникло. На этом этапе важно понимать, что все мы люди, и мы все имеем одинаковое право на ошибку, а также учесть тот факт, что далеко не все зависит только от вас. Есть выбор и поступки других, есть природные условия, форс-мажор. Ошибки совершают все люди. Более того – ошибки нам необходимы!

Это наши учителя, жизненные уроки.

На этом этапе можно взять лист бумаги и подробно выписать все ситуации или все ваши ошибки, за которые вы себя вините. Попробовать разобрать эти ошибки в двух направлениях: 1.Что зависело именно от вас, в чем ваши ошибки; 2. Что не зависело от вас и на что вы не могли повлиять. Здесь важно быть абсолютно честным с самим собой!

Следующий этап – прошение себя! «Я прощаю себя за все, на что не мог повлиять, в чем реально нет моей вины!» Очень важно научиться прощать себя!

И в конце мы составляем себе план действий. Пишем, какую ошибку я могу изменить и как я это могу сделать, как я хочу это сделать. Как буду это делать. Как я могу компенсировать прошлые ошибки, потери, неудачи. Пишем конкретный план действий. Например: Я мало уделяю внимание своим родителям/ребенку/супругу(ге). – Я могу выделить какое-то время для них. Например, родителям звонить каждый день или через день, приезжать к ним раз в неделю/месяц в гости. Играть/заниматься с ребенком каждый день по 30 минут. Позвонить другу и извиниться, попросить прощение. Пригласить супругу в ресторан/круиз/подарить цветы…

Чувство вины боится действий, стремления исправить ситуацию, ошибку. Мы можем, нет просто необходимо, все проанализировать, сделать вывод и действовать! Действовать, не боясь новых ошибок/новых уроков.

Очень важно научится любить себя, прощать себя, относится к себе бережно. Чувство вины можно поставить на службу себе, направив его в позитивное русло, превратить в действие, ведущее к вашим целям. Не разрешайте негативным эмоциям владеть вами и разрушать вас. Помните! Вы хозяин своих чувств и своей жизни!

Автор Елена Куприянова

5 2 голоса

Рейтинг статьи

Помогите проекту — поделитесь статьей в соц.сетях! Спасибо! 🙂

Вина и стыд, Психология – Гештальт Клуб

Одним из направлений практической психологии, ориентированной на восстановление душевного здоровья человека, является гештальт-терапия.

 

С позиции гештальт-терапии адекватные или здоровые чувства вины и стыда — это сигналы нарушения границ своих собственных и других людей, переживание того, что я делаю нечто, не согласующееся с моими внутренними нормами и правилами, что приводит к потере самоуважения и собственной целостности. Их нормальными функциями является регулирование поведения человека. Вместе с тем существуют болезненные, мешающие жизни чувства вины и стыда, нуждающиеся в психологической коррекции. Такие вина и стыд связаны с устойчивыми, хроническими переживаниями собственной «плохости», никчемности,  уверенностью человека, что с ним что-то в корне не так, что его личность ущербна, недостойна человечного отношения, что все его поступки глубоко отвратительны, им нет оправдания, он заслуживает самого сурового наказания. Непереносимые чувства вины и стыда мешают установлению здоровых, то есть взаимоподдерживающих отношений с окружающими и с самим собой, возможности безопасного самораскрытия, предъявлению своих истинных переживаний /8/.

 

Люди, чей разум полон слов раскаяния, как правило, вообще не обращают внимания на мир, а просто смотрят сквозь предметы без реальной заинтересованности в том, что их окружает /9/.

 

Ф. Перлз предлагает рассматривать вину и тесно связанное с ней  чувство обиды как симптомы нарушенного слияния /5/. Вина – это стремление наказать себя, когда человек принимает на себя ответственность за прерываемое слияние. Обвинение (и обида) – это требование, чтобы другой человек чувствовал себя виноватым. И то, и другое является сопротивлением по отношению к контакту, сознаванию и дифференциации, когда человек «прилипает» к объекту в изоляции от другого опыта. И то, и другое пронизывает собой всякий невроз.

 

Если слияние между А и Б нарушается, А будет думать, что либо он сам, либо Б нарушили его, следовательно, виноваты в этом. Если А полагает, что он сам сделал это, он должен исправить положение и принести свои извинения Б, чтобы восстановить слияние; если же он считает виноватым Б, он чувствует обиду, чувствует что Б должен заплатить ему чем-то, от извинения до готовности понести наказание.

 

Цель этих безосновательных претензий к себе или к партнеру – вина или обида – в том, чтобы восстановить нарушенный баланс и исправить невыносимую ситуацию разрушенного слияния /5/.

Именно в такой ситуации возникает избегание актуального контакта с другим человеком как личностью, примет ли этот контакт форму взрыва гнева, акта благородного понимания и прощения, возможности радоваться чужой радостью, честности с собой, или любого другого возможного действия.

Виноватый и обижающийся по большей части переплетены друг с другом. Они зависят друг от друга. Эти люди боятся, что если определенное слияние будет разорвано, то какой бы бесконтактной и «непитательной» ни была эта эмоциональная связь, – они останутся полностью и непоправимо лишенными питания/5/.

 

Гештальт-терапевт полагает, что природа невроза основывается на сложном психологическом процессе, в котором, во-первых, присутствуют чувства вины и страха оказаться изгоем и, во-вторых, желание установить контакт, даже если это будет псевдоконтакт. Так наркоман «сажает на иглу» других, чтобы затянуть их в эту привычку. Религиозные секты посылают миссионеров для того, чтобы обратить язычников в свою веру, а политик-идеалист будет пытаться всеми способами убедить каждого, что его личный взгляд на вещи и есть единственно правильный.

 

Согласно гештальт-терапевтическому подходу, моральная регуляция приводит к накоплению незавершенных ситуаций в нашей психоорганической системе и, как следствие, к прерыванию организмического цикла. Такое прерывание достигается посредством мышечных сокращений и выработки нечувствительности /4/.

 

Гештальт-терапевт ориентирует человека на повышение уровня сознательности и ответственности. Людям же, особенно тем, кому присущ обсессивный характер, свойственно отказываться от принятия на себя ответственности и от идентификации себя с подобными мыслями. Данный феномен обусловлен слиянием воедино ответственности и вины. Ответственность для многих, как правило, – это вина, и, боясь обвинения, они к нему не готовы. Они как бы говорят: «Я не отвечаю за свои установки, виноват мой невроз».  Но на самом деле ответственность – это «способность отвечать», способность выбирать собственные реакции. Невротик – отделяет ли он себя от себя самого посредством проекции, инроекции, слияния или ретрофлексии /4/,  находится в положении, когда, отказавшись от ответственности, он одновременно отказывается от своей способности отвечать и от свободы выбора.

Смешивание ответственности и вины связано с распространенной ошибкой в понимании ответственности. Вина предполагает добавление моральной позиции к ситуации, которая сама по себе таковой не содержит /10/. Важный шаг заключается в том, чтобы помочь людям принимать ответственность или просто увидеть, что они ответственны. Это происходит тогда, когда человек освобождается от предположения, что ответственность предполагает вину.

 

Если я хорошо прицелился из винтовки, нажал курок и убил человека, я, вне всякого сомнения, ответственен за его смерть. Является ли это виной – зависит от того, кто он и кто я, если я – полицейский, а он убийца-маньяк, то я буду героем. Если я – убийца, а он – одна из моих жертв, то я виновен.

 

Чувство вины – вещь неприятная, вследствие этого дети и взрослые с недостаточно развитым чувством ответственности склонны проецировать любые предвосхищаемые обвинения на кого-то другого. Ребенок, ударившийся о кресло,  винит в этом «противное» кресло. Взрослый мужчина, загубивши свой бизнес, способен переложить ответственность на «тяжелые времена» или «судьбу». Какой-нибудь «козел отпущения» или недоброжелательность всегда под рукой.

 

Когда человек проецирует часть своей личности, то проекция попадает на другого человека, объект или ситуацию, которые уже сами до некоторой степени обладают по-своему тем, что проецируется на них.

Такие проекции вины дают преимущество временного освобождения от неприятного напряжения, но лишают личность Эго-функций контакта, идентификации и ответственности /4/.

 

Внешний мир, однако, не всегда выступает в качестве экрана для проекций, они могут иметь место также в пределах самой личности. Наиболее важный абстрактный экран для проекций — это «совесть» или закон морали /4/. Совесть абстрактна в том смысле, что ее диктат вербализуется как «общество требует» или «мораль предполагает, что…», в то время как в действительности сам человек предполагает или требует во имя общества и морали. Такая совесть часто агрессивна в своих проявлениях, потому что, как любой экран, она отражает нам то, что мы на нее проецируем. В этой связи  следует упомянуть очевидный факт: не те, кто живет наиболее «чистой» жизнью, с непреклонной честностью, с постоянным вниманием к правилам, обладают «легкой совестью». Далеко не так! Таких людей их совесть постоянно преследует и укоряет.

 

Требовательная ли совесть заставляет их ограничивать себя и искать «правильности?» Если вспомнить какую-нибудь эскападу, которая удалась, так что человек хорошо провел время, то мы увидим, что вероятно при этом совесть мало его беспокоила. Но если проделка не удалась, его поймали, или он был разочарован, то, возможно, он почувствовал себя виноватым, и совесть начала говорить ему, что этого не следовало бы делать. Логически мы должны сказать, что собственный гнев человека, направленный на фрустрирующий объект, – гнев, который он, однако, не может не только выразить, но даже осознать как таковой, из-за своего отождествления (интроекции) с социальной нормой, – есть то, что проецируется в совесть. А затем он страдает от ее ударов.

 

Совесть всегда более требовательна, чем различные табу, и часто выдвигает требования, неслыханные в обществе. Сила совести – это сила собственного реактивного гнева человека.

 

Немецкое слова «Gewissensbiss» (испытывать угрызения совести) отражает оральное происхождение совести так же, как и английское «remorse» (смертельный укус). Словарь дает нам следующее значение этого слова: 1) угрызение совести, раскаяние; 2) сожаление, жалость. Вероятно, имеется в виду латинский корень «mors» («смерть»), содержащийся в данном слове. Совесть обрушивается на те личностные структуры, которые вызывают ее неодобрение. Атаки колеблются в пределах от легких уколов до жесточайшего наказания. «Эго» отвечает раскаянием и чувством вины.

 

При этом диктаторское, запугивающее Эго (которое, точнее говоря, означает идентификацию функций Эго с запугивающей совестью) далеко от того, чтобы взять на себя ответственность за организм и перекладывает ее (по большей части в качестве наказания) на Ид или «тело», как будто оно есть что-то не принадлежащее «Я».

 

С позиции гештальт-терапии совесть является особой моральной инстанцией, поддерживающей косность /4/. Подчинение совести – это отождествление с ригидными принципами, которые не работают, и которым всегда не хватает милосердия. Считается, что совесть руководствуется застывшей моралью. Ей недостает гибкости в оценке меняющихся ситуаций. Она видит принципы, не замечая фактов, ее символом может служить аллегорическая фигура слепого Правосудия. Совесть налагает долг, но выполняет мало работы. С нею дело обстоит также, как  с самоконтролем: преувеличенный самоконтроль ведет к нервным срывам, а преувеличенная совесть – к моральным срывам. Поскольку преступность в значительной степени является следствием неправильной ориентации и непонимания роли человека в обществе, то патологическая преступность часто связана со сверхсуровой совестью.

Классические для гештальттерапии понятия «собака сверху и собака снизу» непосредственно относятся к совести. Собака сверху – это и есть совесть. И она не существует без собаки снизу. В конфликте двух собак побеждает обычно нижняя, т.е. желания, которые, как правило, недостаточно осознаваемы /3/.

Собака сверху постоянно считает себя правой. Иногда она действительно права, но считает она себя правой всегда. Собака сверху всегда говорит человеку, что он должен то-то и то-то, и угрожает, что если он этого не сделает.

 

Однако собака сверху очень прямолинейна. А собака снизу ищет другие методы. Она говорит: «Да, я обещаю, я согласна, уж завтра, если я только смогу…». Так что собака снизу – прекрасный фрустратор. И собака сверху, разумеется, не даст ей с этим остаться, она приветствует употребление розги, так что игра самомучения или самосовершенствования продолжается год за годом /3/. Таким образом, совесть представляет собой необходимое условие для бесконечной иллюзорной игры человека с самим собой, главным эффектом которой является чувство досады и неудовлетворенности.

 

Совесть и вина являются следствием интроецирования родительских фигур. Чувство вины у личности, отягощенной интроектами, возникает в случае прерывания слияния. Идентифицируясь с «авторитетом», ребенок принимает как должное что-либо, не подвергая анализу, ассимиляции. В силу этого он оказывается не в состоянии оперировать этим материалом, пересматривать его вновь и вновь в новых условиях, не может даже отказаться, так как фактически еще его не приобрел. Этим объясняется тот факт, что человек со сформированным слиянием вынужден «запрашивать» авторитеты о правильности своих действий и регулировать свое поведение в соответствии с их нормами. Любая попытка изменить образ жизни вызывает у него значительное сопротивление /7/. Он зависит от авторитетов, не может опираться на собственные силы и потому не способен жить самостоятельно.

 

Перфекционизм (взыскательное стремление к совершенству) – другой экран для проекций /5/. Он основан на так называемом эго-идеале (в отличие от супер-эго или совести) Если совесть служит, как мы видели, экраном для проецирования агрессии и жестоких требований, которые человек отчуждает от себя, эго-идеал посредством проекции получает отчужденные любовь и восхищение.

То, что строгая совесть не может быть объяснена единственно интроекцией подтверждает тот факт, что родители, которые, согласно теории интроекции, воскресают в личности под видом совести, могут в действительности быть какими угодно, только не строгими. Встречаются случаи, когда человек, страдающий от жестоких упреков совести и сильного чувства вины имеет чрезвычайно сочувствующих родителей, которые подавили агрессивность в ребенке добротой. Такие люди проецируют свою агрессию, выражающуюся в форме склонности к упрекам, на свою совесть, из-за чего сами чувствуют, что она нападает на них. Как только им удается стать открыто агрессивными, совесть ослабляет свою хватку, а чувство вины уходит. Так, русские святые, описанные в отечественной литературе, усиливали чувство вины через укрощение агрессивности и отказ от греха.

 

Ощущение вины (основанное на проецируемой агрессии) приводит «грешника» к мыслям об избегании: «Больше я так делать не буду». Но достаточно часто, как в случае хронического алкоголизма, чувство вины, хотя и глубоко переживается, не приводит к каким-то долговременным последствиям. Эти пациенты подкупают на какое-то время совесть или окружающих, но затем отступают на задний план, как только ситуация изменилась и похмелье позади.

 

Ф. Перлз и его последователи в своих работах уделяли внимание не только феномену вины, но и стыду. Стыд очень близок к центру идентичности и, может быть, поэтому, сама тема стыда стала разрабатываться относительно недавно. Она была открыта во время работы с нарциссическими или пограничными клиентами /6/.

 

Во времена З.Фрейда стыд не был хорошо дифференцирован от вины, и эти две темы были смешаны. Большинство авторов соглашаются с тем, что вина в большей степени связана с действием: «Я сделал что-то неправильно», а стыд затрагивает идентичность, то, кто я есть: «Я какой-то неправильный». Я  чувствую стыд, как только я считаю, что я не такой, какой должен быть.

 

Со стыдом работать сложнее, так как он касается не того, что человек сделал, а того, кто он есть. И одно из решений, которым можно воспользоваться, чтобы стать другим – это быть «как бы», а это и есть тема нарциссических нарушений.

 

Вина и стыд на практике действительно нередко оказываются смешаными. Иногда человек может сделать какое-то неверное действие, принести какой-то вред, и тогда он будет чувствовать вину. Однако процесс может быть и таким, если человек сделал что-то неправильное, он может посчитать, что это возможно потому, что он сам по себе  неправильный и тогда неправильное действие оказывается связанным со стыдом.

 

С позиции гештальт-терапии переживание стыда является важным для созревания личности, в том случае, если стыд ситуативен и выполняет регулирующую функцию в осознавании границ свободы, участвуя в формировании зрелой личности. Другой вид стыда гештальттерапевты  называют глобальным или токсическим /1/. Такой стыд направлен как поражающий удар прямо в центр чувства Я человека, постоянно сталкивая его с унижением и сознанием собственной дефектности.

В чем роль стыда, как он появляется? Если есть сильное желание, потребность, то она должна быть узнана, признана, принята и, получив поддержку, превращена в контакт, действие. Если это не так, желание заблокировано, оно может стать стыдом. Особенно если мы получаем ясное послание извне: «Нам нельзя быть такими, как есть и надо быть другими». Основное послание, которое получает человек, испытывающий стыд: «Я неправильный, то какой я есть, я не могу быть принятым, любимым». Стыд также сильно связан с социальными связями, отношениями: «Такой, какой я есть, я не достоин принадлежать человеческому обществу» /6/.

 

В вопросах стыда существует еще один важный аспект: когда кто-то чувствует стыд, он чувствует себя одиноким. Люди всегда говорят о стыде, как о некотором внутреннем переживании. Но мы знаем, что всегда есть тот, кто судит. Никто не может чувствовать стыд в одиночку. Когда человек вырастает, становится взрослым, тогда он испытывает стыд как бы в одиночку, но всегда есть кто-то, кто находится внутри, он представляется как «Суперэго».

 

Стыд – это социальное чувство. Обычно стыд рассматривают как диалог с неким интроецированным нормативным идеалом. Но человек стыдит себя всегда с помощью проекции, т.е. какой-то картинки, где присутствуют три персонажа: подсудимый, судья и публика (свидетель). Стыд – это всегда триалог. Но нередко свидетель отчужден, представлен неявно, будучи слитым с одним из двух  других персонажей или растворенным  в них обоих. Бессилие в переживании стыда наступает в основном за счет идентификации с двумя персонажами, при игнорировании чувств третьего. Однако именно в чувствах игнорируемого третьего персонажа может содержаться и обычно содержится ресурсная эмоция, способная интегрировать личность.

 

Стыд не существует без чьего-либо взгляда, которому человек приписывает критическую позицию. Представьте себе ситуацию, что человек, ожидая начала занятий, танцует в пустой комнате, так как пришел первым. В это время кто-то входит. У танцующего возникает стыд. Ему было хорошо, но его увидели, когда он активно удовлетворял свое желание. Это означает, что человек не может себе представить, что рассматривание другого может быть для него поддержкой /6/. В глазах другого он видит агрессию, критику и т.п., но не поддержку. Человек думает, что если его кто-то увидит, это означает, что его будут критиковать, отвергать и т.п., но не поддерживать.

 

Стыд рассматривается Ф.Перлзом в качестве «предателя» организма, обуславливаемого неспособностью выносить неприятные ситуации /4/. На основе диалектики о переходе количества в качество стыд тесно связан с гордостью. Всякая эмоция, всякое ощущение превращается из приятного в неприятное, когда его напряжение или интенсивность превышают определенный предел. Поэтому в условиях патологии гордость сменяется стыдом.

 

В случае наличия этих эмоций личность стремится стать «фигурой», противостоящей фону окружения. Если попытка ребенка показать свои успехи в каком-то деле встречает интерес, похвалу и подбадривание, это будет способствовать его развитию. Но если справедливая оценка удерживается при себе, похвала и известность становятся для него более значимыми, чем само делание. Ребенок, вместо того, чтобы концентрироваться на объекте, делает центром своего внимания самого себя. Так, для ребенка, построившего в саду замок, очень важно, заинтересуется ли и оценит ли его мама или станет кричать: «Посмотри, какой ты грязный! Что за беспорядок ты наделал! Тебе должно быть стыдно за себя!» Этот последний часто слышимый упрек принимает особенное значение для воспитания, поскольку не ограничивает вину каким-либо отдельным действием или положением, но осуждает и клеймит личность в целом.

 

Итак, если естественное выражение чувств ребенка встречается в штыки, гордость оборачивается стыдом. Стыд заставляет человека  чувствовать себя так, словно он находится под прицелом пристальных взглядов в центре всеобщего внимания. Как следствие он вызывает склонность к слиянию с фоном, исчезновению. Однако исчезновения не происходит. Изоляция от среды осуществляется символическим путем: лицо и другие части тела закрываются (краской стыда или руками), ребенок отворачивается, но, словно поддавшись каким-то чарам, стоит на месте как приклеенный. Психологический аспект этого явления особенно интересен. В соответствии с сильным чувством разоблаченности кровь приливает к действительно обнаженным частям тела (щекам, шее и т.д.). При этом другие части тела остаются «обескровленными». Например, мозг реагирует  онемением, неспособностью мыслить, пустотой в голове, головокружением; мышцы – неуклюжестью, невозможностью двигаться; гениталии – омертвелостью, фригидностью.

 

Стыд назван предателем организма поскольку вместо того, чтобы способствовать здоровому функционированию организма, он препятствует ему и тормозит его. В первую очередь он – орудие подавления, «опосредующее способы», образуемые неврозом. Также как предатели идентифицируют себя с врагом, а не со своим собственным народом, так и стыд ограничивает экспрессию индивида. Выражение чувств становится их подавлением /4/

 

Негативные эмоции возбуждают желание избавиться от них. Они, однако, не могут превратиться в свои приятные противоположности, если мы не допускаем их разрядки, смены чрезмерного напряжения терпимым и дальнейшего перехода к нулевой эмоциональной точке.

 

Эмоции поддаются контролю, но весьма сомнительно, что они могут быть подавлены и вытолкнуты в бессознательное. При благоприятных условиях они разряжаются мельчайшими дозами (досада, например, проявляется в угрюмости), при менее благоприятных обстоятельствах они либо проецируются, либо контролируются, и поддержание контроля требует постоянной бдительности. Поэтому стыд, вина и страх должны получить возможность выйти на поверхность, попасть в сознание.

Освобождение от чувства вины, стыда тревожности всегда считалось одной из основных психотерапевтических задач.

 

Одним из центральных в гештальт-коррекции является понятие «незаконченное дело». Вина и обида по Перлзу являются наиболее часто встречающимися и худшими видами незавершенного дела, которые нарушают подлинность коммуникации /2/. «Незаконченное дело» означает, что неотреагированные эмоции препятствуют процессу актуального осознавания происходящего. Довершить незавершенное, освободиться от эмоциональных задержек – один из существенных моментов в гештальткоррекции.

В связи со сказанным в гештальттрапии используется игра, в которой одновременно предпринимается  исследование чувства вины и стыда, а также завершение ситуаций, связанных с этими эмоциями.

Каждому участнику группы  предлагают вспомнить о каком-либо важном для него и тщательно хранимом личном секрете. Психолог просит, чтобы участники не делились этими тайнами, а представили себе, как могли бы реагировать окружающие, если бы эти тайны стали им известны. Следующим шагом может быть предоставление каждому участнику случая похвастаться перед другими, «какую страшную тайну он хранит в себе». Довольно часто оказывается, что многие неосознанно очень привязаны к своим секретам как к чему-то драгоценному.

 

Кроме того, в гештальт-терапии предлагается двухшаговый способ «растворения» вины или совести /5/. При этом не следует опасаться того, что, растворив «совесть», человек превратится в преступника или импульсивного психопата. Дело в том, что совесть является цивилизованным, а следовательно, искусственным способом саморегуляции. При этом существует другой естественный способ, который более эффективен, однако подавляется  и вытесняется совестью. Если дать органической саморегуляции и естественным влечениям соприкоснуться с другими людьми, то принципы, по которым необходимо жить, проявятся из самой  сущности человека и будут, очевидно, совершенно пригодны для жизни, в какой бы социальной ситуации он не находился.

 

Чтобы растворить иррациональную совесть, нужно сделать два шага. Во-первых, перевести фразу типа «Моя совесть или мораль требует…» в «Я требую от себя…», то есть перевести проекцию в ретровлексию. Во-вторых, обратить последнюю в обоих направлениях, то есть в «Я требую от Х» и «Х (например общество) требует от меня». Нужно отличать действительные требования и принуждения общества как от своих личных требований, так и от своих интроекций. Важно посмотреть, как человек ведет себя в своей совести: придирается? ворчит? угрожает? шантажирует? бросает горькие, обиженные взгляды? Если он сосредоточится на этих фантазиях, то увидит, сколь многое в «моральном долге» является его собственной скрытой атакой, что представляет собой частично интроецированные влияния, и какая часть рациональна. Таким образом, первый шаг состоит в переводе проекции в ретрофлексию, за которой скрывается как интроекция, так и требования к другим людям. Второй шаг предполагает пересмотр, переработку этих двух составляющих и в результате отказ от них как от неэффективных способов взаимодействия с миром и с самим собой.

 

Когда человек переходит ко второму шагу растворения совести, то есть к обращению своих требований к себе в требования к Х, он может испытать   значительное сопротивление и нежелание делать это, потому что принятие своей совести как части себя означает признание сильных диктаторских желаний и требований по отношению к другим людям – желание быть их «совестью».

 

Как показано выше, вина тесно переплетена с обидой. Если человек склонен обижаться, то одновременно с этим он имеет тенденцию переживать вину. Если прорабатывается обидчивость, то элиминируется и склонность к вине. Поэтому в работе с виной гештальт-терапевт предложит клиенту вспомнить, по отношению к кому он чувствует вину или обиду, а также задаст ряд вопросов. Например, вызвали ли бы подобные действия то же чувство, если бы они принадлежали кому-нибудь другому? Затем он предложит вспомнить свои отношения с этим человеком в целом. Впоследствии он поинтересуется, в какой степени клиент  принимает как само собой разумеющееся то, что, может быть,  этим  человеком вовсе не принимается как само собой разумеющееся? Хочет ли клиент изменить статус-кво? Тогда вместо того, чтобы мучить себя чувствами вины или обиды, терапевт предложит поискать  путей расширения области контакта!

 

Таким образом, вылечиться от чрезмерной совести можно только при условии смены самообвинения на приближение к предмету (контакт).

 

Американский исследователь Томкинс рассматривал стыд в качестве регулятора возбуждения. Он проводил линию между слабой и сильной интенсивностью, от интереса до возбуждения, и стыд, по его мнению, является регулятором по этой оси. Его роль заключается в том, что, как только возбуждение становится слишком сильным, появляется стыд и останавливает его.

 

Стыд поражает не само Я человека, а скорее образ собственного Я. Поэтому в переживании стыда всегда присутствует, часто в скрытом виде, элемент удовольствия, возбуждения. Мы никогда не скажем «покраснел от страха или от грусти». Но мы часто слышим такие выражения «покраснел от удоволствия», «покраснел от стыда», «одновременно испытал стыд и возбуждение» и т.д. Если моральная часть стыда позволяет быть чувствительным к границам образа Я, фиксируя эготическую реакцию, то содержащееся в стыде, но отчужденное возбуждение стремится разрушить эту границу, эту эготическую реакцию и удовлетворить потребность. Таким образом, восстанавливая скрытое в стыде возбуждение через чувства отчужденного «свидетеля», мы возвращаем личности значительную часть энергии, способной стать для клиента целительной энергией /1/. Поскольку то, что называется стыдом, содержит в себе много возбуждения, то терапевт должен дать много поддержки для того, чтобы  возбуждение могло выразиться  и проявиться.

 

Исходя из того, что гештальттерапия, используя возбуждение, работает над контактом, мы можем говорить, что это лучшее направление для работы со стыдом.

Родители иногда, разговаривая с детьми, говорят «Тебе должно быть стыдно». Таким образом, они сообщают ребенку, что он должен чувствовать. Родитель приказывает, и наш стыд приходит из контакта с этим человеком. И поэтому мы можем сказать, что этот стыд является чужим. Например, мальчик играет со своими гениталиями. Он получает удовольствие от этого. Но в это время входит отец и говорит: «Тебе должно быть стыдно». Это не его чувство стыда, он хорошо себя чувствовал. Возможно, это  стыд его отца, а мальчик интроецировал его.

Поэтому, одна из задач в процессе терапии заключается в том, чтобы идентифицировать стыдящего и помочь пациенту вернуть обратно этому человеку: «Это твой стыд, а не мой», чтобы частично избавиться от данной эмоции /6/.

 

С позиции Т. Сидоровой для терапии вины и стыда важна группа, так как для человека особенно проблематичным являются угроза собственного унижения и переживания вины и стыда как свидетельства собственной «плохости» /8/.

 

Чувство вины может быть очень сильным и непереносимым, вплоть до переживания себя как недостойного  любого человеческого участия, самоуничижения и беспомощности. И здесь чрезвычайно важна обратная связь от группы, в которой неожиданно для себя человек обнаруживает заботу, уважение, восхищение его мужеством, сожаления о совершенных поступках, а главное прощение от тех членов группы, по отношению к которым те действия, о которых человек рассказывал, могли выглядеть как аналог агрессии, пережитой ими в жизни от своих реальных партнеров. Более того, у рассказчика появляется возможность прямо сейчас, когда это происходит, что-то сделать для  этих членов группы,  помочь им пережить боль, вызванную его рассказом и собственными переживаниями /8/.

Терапевтическая группа, которая способна дать обратную связь о восприятии человека её членами, о чувствах к нему, ответит на вопрос «какой я?», даст возможность получить реалистический взгляд на себя со стороны, который при желании и в результате собственной внутренней работы и поддержки терапевта человек сможет «сделать  своим», что естественным образом приведет к постепенному изменению прежнего образа себя.

 

Проработка чувства вины перед другими необходима для восстановления самоприятия. Для этого следует произвести пересмотр своих ценностей, принятие того, что является действительно значимым и отвержение навязанных извне интроектов, проработку отношений с авторитетными фигурами из прошлого и настоящего, чьи «съеденные, непереваренные» взгляды и требования мешают чувствовать себя свободным, принятие ответственности за поступки, нарушающие собственные нравственные запреты и нормы, приведшие к потерям для близких, и возмещение ущерба там, где это возможно в любой форме, будь то материальные ценности или искреннее раскаяние, что позволит восстановить собственное душевное равновессие и ценность. Возмещая ущерб за причиненные лишения в соответствии с собственным нравственным законом, человек естественным образом освобождается от чувства вины, которое в данном случае является внутренним регулятором поведения, инструментом сохранения целостности переживания себя как личности, способом установления собственных границ и проявления уважения к границам других людей.

 

Таким образом, согласно гештальт-терапевтическому подходу вина и стыд являются своеобразными «маркерами» душевного здоровья. Это такие чувства, которые, будучи регуляторами поведения человека, своеобразными  «хранителями» границ в его социальной жизни, нередко представляют собой неэффективный способ взаимодействия с миром и самим собой, заменяя подлинное контактирование невротическим слиянием либо отчуждением. Понимая важность коррекции чувств, дестабилизирующих душевную гармонию, ограничивающих эффективное жизнепроявление, гештальттерапевты разработали необходимый арсенал практических методов, подкрепленных теоретическим обоснованием. По нашему мнению, разрабатывая тему вины и стыда, гештальттерапия внесла существенный вклад в дело поддержания душевного здоровья человека. В  работе со столь интимными и, как правило, неосознаваемыми блокираторами успешной жизнедеятельности, каковыми является вина и стыд, она по праву может  конкурировать с любыми иными психотерапевтическими школами.

Как справиться с чувством вины — Сноб

В новой книге «Терапия настроения», которая выходит в издательстве «Альпина Паблишер», британский профессор психологии и поведенческих наук Дэвид Бернс рассказывает о том, как выявить первые признаки депрессии, справиться с чувством вины и как разобраться в себе. «Сноб» публикует одну из глав

Фото: Isai Ramos

Ни одна книга о депрессии не будет полной без главы о чувстве вины. Какова функция вины? Писатели, духовные лидеры, психологи и философы веками пытаются ответить на этот вопрос. На чем основано чувство вины? Может, его породила концепция «первородного греха»? Или эдиповы инцестные фантазии и другие табу, о которых говорил Фрейд? Является ли вина реалистичным и полезным компонентом человеческого опыта? Или это «бесполезная эмоция», без которой человечеству лучше было бы обойтись, как предполагают некоторые современные авторы из области популярной психологии?

Когда появилась вычислительная математика, ученые обнаружили, что теперь могут с легкостью решать сложные задачи на движение и ускорение, с которыми было крайне трудно справиться старыми методами. Когнитивная теория аналогичным образом дала нам своеобразный эмоциональный «вычислительный» инструмент, который облегчает продвижение через тернии философских и психологических вопросов.

Давайте посмотрим, что можно извлечь из когнитивного подхода. Вина — это эмоция, которую вы испытываете, когда у вас есть следующие мысли:

1. Я сделал то, что не должен был (или не сделал, что должен был), и это не соответствует моим моральным стандартам или понятиям о справедливости.
2. Такое «плохое поведение» показывает, что я плохой человек (или во мне есть склонность причинять вред, у меня испорченный характер, гнилое нутро и т. д.).

Идея о собственной «плохости» — основная причина чувства вины. Без нее действия, причиняющие вред, приводят к здоровому чувству раскаяния, но не вины. Раскаяние возникает из адекватного понимания того, что вы умышленно и необоснованно причинили вред себе или другому человеку, что нарушает ваши личные этические нормы. Раскаяние отличается от вины, потому что оно не подразумевает, что ваш проступок показывает, насколько вы плохой, злой или аморальный человек. Короче говоря, вы испытываете раскаяние или сожаление относительно своего поведения, тогда как чувство вины направлено на ваше «Я».

Если помимо чувства вины вы испытываете подавленность, стыд или тревогу, вы, вероятно, мысленно следуете одному из следующих предположений:

1. Мое «плохое поведение» делает меня неполноценным или бесполезным (эта интерпретация приводит к депрессии).
2. Если бы другие узнали, что я сделал, они бы начали презирать меня (эта мысль вызывает чувство стыда).
3. Мне могут отомстить, или меня могут наказать (эта мысль вызывает тревогу).

Самый простой способ оценить, благотворны или разрушительны эти чувства, — определить, содержат ли они какое-либо из десяти когнитивных искажений, описанных в главе 3. Если эти мыслительные ошибки присутствуют, ваша вина, тревога, подавленность или стыд, безусловно, неоправданны и нереалистичны. Я подозреваю, что вы обнаружите: многие из ваших негативных чувств на самом деле основаны на таких ошибках мышления.

Первое искажение, когда вы чувствуете себя виноватым, может заключаться в том, что вы сделали что-то неправильное. Возможно, так и есть, но, возможно, и нет. Является ли поведение, которое вы осуждаете в себе, на самом деле таким страшным, безнравственным, неправильным? Или вы преувеличиваете масштаб проблемы? Очаровательная медик-лаборант недавно принесла мне запечатанный конверт с листом бумаги, на котором написала о себе что-то настолько ужасное, что не могла сказать об этом вслух. Когда она с дрожью в руках передавала мне конверт, то взяла с меня обещание не читать это вслух и не смеяться над ней. Внутри было сообщение: «Я ковыряю в носу и ем козявки!» Предчувствие катастрофы и ужас на ее лице так разительно контрастировали с мелочью, написанной на листе бумаги, что мне стало смешно. Я потерял все профессиональное самообладание и рассмеялся. К счастью, она тоже от души рассмеялась и почувствовала облегчение.

Утверждаю ли я, что вы никогда не ведете себя плохо? Нет. Такая позиция была бы крайне нереалистичной. Я просто хочу подчеркнуть, что чем больше вы преувеличиваете масштаб ваших промахов, тем сильнее будут напрасные мучения и самоедство.

Второе ключевое искажение, которое приводит к чувству вины, — это стремление повесить на себя ярлык «плохого человека» из-за того, что вы сделали. Именно такое суеверное деструктивное мышление в Средние века приводило к охоте на ведьм! Возможно, вы действительно совершили какой-то плохой, злобный, обидный поступок, но нецелесообразно называть себя «плохим» или «испорченным», ведь так вы будете бесконечно расходовать энергию на переживания и самообвинение, а не на творческий поиск наилучшей стратегии решения проблем.

Другое распространенное искажение, провоцирующее чувство вины, — персонализация. Вы необоснованно принимаете на себя ответственность за то, чего не делали. Предположим, вы высказываете конструктивную критику своему парню, который реагирует на нее оборонительно и обижается. Вы можете обвинить себя в том, что он расстроился, и прийти к поспешному выводу, что ваш комментарий был неуместен. Фактически его расстроили его собственные негативные мысли, а не ваш комментарий. Более того, эти мысли, вероятно, искажены. Возможно, он подумал, что ваша критика подразумевает, что он недостаточно хорош, и сделал вывод, что вы его не уважаете.

И к тому же разве это вы вложили в его голову эту нелогичную мысль? Очевидно нет. Он сделал это сам, поэтому вы не можете взять на себя ответственность за его реакцию.

Поскольку когнитивная терапия утверждает, что именно мысли порождают чувства,  вы можете прийти к нигилистическому выводу, что не можете никому причинить вреда, что бы вы ни делали, и, следовательно, у вас есть право творить что угодно. В конце концов, почему бы не уйти из семьи, не изменить жене или не обмануть делового партнера? Если они расстроены, это их проблема, это же их мысли, верно?

Нет! Здесь мы снова подчеркиваем важность понятия «когнитивные искажения». Покуда чувство расстройства вызвано у человека искаженными мыслями, вы можете сказать, что за свои страдания несет ответственность он сам. Если вы вините себя в боли этого человека, это ошибка персонализации. И напротив, если страдание человека вызвано достоверными, неискаженными мыслями, то оно является реальным и действительно может иметь внешнюю причину. Например, если вы ударите меня в живот, я наверняка подумаю: «Ты меня ударил! Больно, чтоб тебя!» В этом случае ответственность за мою боль лежит на вас, и ваше мнение, что вы причинили мне боль, никоим образом не является следствием искаженного восприятия. Ваше раскаяние и мой дискомфорт реальны и достоверны.

Неадекватные требования со словом «должен»  — это прямой путь к чувству вины. Иррациональные требования к себе подразумевают, что вам следует быть совершенным, всезнающим или всемогущим. Подобные перфекционистские «правила жизни» вредят вам, создавая невозможные ожидания, и лишают гибкости. Один из подобных примеров: «Я всегда должен быть счастлив». И вот следствие такого правила: каждый раз, когда вы расстроены, вы чувствуете себя неудачником. Поскольку очевидно, что цель достичь вечного счастья нереалистична для любого человека, такое правило лишь вредит и подменяет собой настоящую ответственность за себя.

Другие неадекватные требования со словом «должен» основаны на предпосылке, что вы все знаете. Они предполагают, что вы обладаете всеми знаниями во вселенной и можете с абсолютной точностью предсказать будущее. Например, вы думаете: «Я не должен был идти на пляж в эти выходные, потому что начал заболевать гриппом. Какой же я дурак! Теперь мне так плохо, что придется проваляться в постели в течение недели». Такие упреки нереалистичны, ведь вы не знали наверняка, что из-за похода на пляж состояние так сильно ухудшится. Знай вы это, поступили бы по-другому. Вы человек и приняли такое решение, позднее осознав, что ваша догадка оказалась неверной.

Третий вид требований со словом «должен» основан на предпосылке, что вы всемогущи. Они предполагают, что, подобно Богу, вы имеете безграничные возможности, можете контролировать себя и других людей и достигнуть какой угодно цели. Вы пропускаете теннисную подачу и вздрагиваете, восклицая: «Я не должен был пропустить этот удар!» А почему нет? Неужели ваша игра в теннис настолько превосходна, что вы не можете пропустить подачу?

Понятно, что эти три категории требований со словом «должен» создают неадекватное чувство вины, поскольку не опираются на разумные доводы.

Помимо искажений, отличить ненормальную вину от здорового чувства раскаяния или сожаления могут помочь еще несколько критериев. Это интенсивность, продолжительность и последствия ваших негативных эмоций. Давайте применим их для оценки невыносимого чувства вины состоящей в браке 52-летней учительницы гимназии по имени Дженис. В течение многих лет Дженис находилась в тяжелой депрессии. Ее проблема заключалась в том, что ее неотступно мучили воспоминания о двух случаях кражи в магазине, которые произошли, когда ей было 15. Ведя с тех пор абсолютно честную жизнь, она не могла перебороть память о тех двух инцидентах. Ей не давали покоя мысли, создающие чувство вины: «Я воровка, лгунья, плохой человек, я фальшивка». Агония ее вины была настолько сильна, что каждую ночь она молилась, чтобы Бог позволил ей умереть во сне. Каждое утро, просыпаясь живой, она испытывала горькое разочарование и говорила себе: «Я такой плохой человек, что даже Бог не хочет меня забрать». В отчаянии она зарядила пистолет мужа, направила его себе в сердце и нажала на курок. Оружие дало осечку. Она не взвела курок как надо. Дженис почувствовала окончательное фиаско: она даже не смогла себя убить! Бросив пистолет, она зарыдала от отчаяния.

Вина Дженис неоправданна не только из-за очевидных искажений, но и из-за интенсивности , продолжительности и последствий того, что она чувствовала и говорила себе. Ее чувства никак не похожи на здоровое раскаяние или сожаление по поводу воровства в магазине, это безответственное разрушение ее самооценки, которое ослепляет ее, не позволяет жить здесь и сейчас и не соответствует какому угодно реальному проступку. Последствия ее вины создают предельный парадокс: убеждение в том, что она плохой человек, вынудило ее совершить попытку самоубийства, самый разрушительный и бессмысленный поступок на свете.

Порочный круг вины

Даже если вы испытываете нездоровое чувство вины, основанное на искажениях, вы можете оказаться в ловушке иллюзии, что ваша вина оправдана, как только начинаете чувствовать себя виноватым. Такие иллюзии могут быть очень сильными и убедительными. Вот какими могут быть ваши рассуждения:

1. Я чувствую себя виноватым и достойным осуждения. Это означает, что я действительно плохой.
2. Поскольку я плох, я заслуживаю страдания.

Таким образом, вина убеждает вас в собственной негодности и приводит к еще большему чувству вины. Эта когнитивно-эмоциональная связь замыкает ваши мысли и чувства друг на друга. Вы попадаете в замкнутую систему, которую я называю «порочный круг вины».

Этот порочный круг подпитывается эмоциональным обоснованием (см. главу про когнитивные искажения). Вы автоматически предполагаете, что, поскольку чувствуете себя виноватым, должно быть, где-то потерпели неудачу и поэтому заслуживаете страдания. Вероятно, вы рассуждаете так: «Мне плохо, поэтому я наверняка плохой». Это иррационально, потому что ваша ненависть к себе необязательно доказывает, что вы сделали что-то не так. Ваша вина только отражает ваше мнение, что вы вели себя плохо. Возможно, так и есть, но часто это далеко от истины. Например, детей часто наказывают без причины, когда родители устали, раздражены и неверно истолковывают их поведение. В этих условиях чувство вины, возникающее у ребенка, очевидно, не доказывает, что он или она совершили что-то такое уж ужасное.

Самобичевание только подпитывает цикл вины. Мысли, провоцирующие чувство вины, приводят к непродуктивным действиям, которые подкрепляют ваше убеждение о собственной негодности. Например, одна женщина-невролог, склонная испытывать чувство вины, пыталась подготовиться к сертификационному экзамену. Ей было трудно готовиться к тесту, и она чувствовала себя виноватой в том, что не училась как следует. Поэтому она каждый вечер тратила много времени, смотря телевизор, а в это время в ее голове крутились следующие мысли: «Я не должна смотреть телевизор. Я должна готовиться к экзамену. Я лентяйка. Я не заслуживаю быть врачом. Я слишком эгоистична. Я заслуживаю наказания». Эти мысли вызывали у нее огромное чувство вины. Затем она рассуждала так: «Эта вина только доказывает, что я ленивый, нехороший человек». Ее самобичевание и чувство вины только подпитывали друг друга.

Как и многие люди, склонные испытывать чувство вины, она придерживалась мысли, что если она сама себя достаточно накажет, то в конце концов это ее освободит. К сожалению, все наоборот. Вина просто истощала ее силы и подкрепляла убеждение в том, что она ленива и несостоятельна. Единственным результатом ее ненависти к себе стали навязчивые ночные набеги на холодильник, во время которых она объедалась мороженым или арахисовым маслом.

Порочный круг, в который она попала, показан на рисунке 8.1. Ее негативные мысли, чувства и поведение вместе создавали саморазрушительную, жестокую иллюзию того, что она была «плохой» и не могла контролировать себя.

Вина — это безответственно

Если вы действительно сделали что-то неуместное или вредное, следует ли из этого, что вы заслуживаете страдания? Если вы чувствуете, что ответ на этот вопрос положительный, спросите себя: «Как долго я должен страдать? День? Год? Всю оставшуюся жизнь?» Какой приговор вы решите вынести себе? Готовы ли вы прекратить собственное страдание и перестать мучить себя, когда срок вашего приговора истечет? Это по крайней мере было бы ответственной формой наказания, ограниченного во времени. Но для начала ответьте, в чем смысл истязать себя чувством вины? Если вы совершили ошибку и причиняете вред, ваша вина волшебным образом не отменит ошибку. Она не ускорит процесс обучения, не снизит вероятность того, что в будущем вы снова ее совершите. Другие люди не будут любить и уважать вас больше, потому что вы чувствуете себя виноватым и принижаете себя таким образом. Вина не приведет к продуктивной жизни. Так в чем смысл?

Многие спрашивают: «Но как я могу вести себя в соответствии с моральными принципами и контролировать свои импульсы, если не чувствую вины?» Это подход тюремного надзирателя. Видимо, вы считаете, что настолько злонамеренны и неконтролируемы, что должны постоянно наказывать себя, чтобы не сорваться. Конечно, если ваше поведение причиняет вред другим, небольшая доза мучительных угрызений совести лучше поможет вам осознать последствия ваших действий, чем нейтральное, эмоционально не окрашенное признание проступка. Но без сомнений, никому никогда не помогало считать себя плохим человеком. Чаще всего убеждение в собственной негодности лишь способствует дальнейшему «плохому» поведению.

Перемена и обучение происходят быстрее, когда вы: а) осознаете, что произошла ошибка, и б) разрабатываете стратегию устранения проблемы. Вы значительно облегчите процесс, если будете относиться к себе с любовью и расслабитесь. А чувство вины будет только мешать.

Например, иногда пациенты критикуют меня за то, что я позволил себе резкий комментарий, вызвавший у них неправильный ход мыслей. Эта критика обычно причиняет мне боль и вызывает чувство вины, только если в ней есть доля правды. Если я чувствую вину и называю себя «плохим», я, как правило, реагирую оборонительно. У меня возникает желание отрицать ошибку, оправдывать ее или переходить в контратаку, потому что отвратительно чувствовать себя «плохим человеком». Это затрудняет признание своей ошибки и ее исправление. Если, напротив, я не ругаю себя и не чувствую, что мое чувство собственного достоинства ущемлено, мне легко признать ошибку. Тогда я с легкостью исправлю проблему и чему-то научусь. Чем меньше чувство вины, тем эффективнее я справляюсь с ситуацией.

Таким образом, если вы совершили ошибку, надо распознать ее, извлечь урок и изменить ситуацию. Помогает ли здесь чувство вины? Я в это не верю. Вместо того чтобы помочь признать собственную ошибку, вина только запутывает следы. Вы не хотите слышать никакой критики. Вы не можете вынести собственных ошибок, потому что они вызывают ужасные ощущения. Вот почему вина непродуктивна.

Вы можете возразить: «Как я могу узнать, что сделал что-то неправильно, если не чувствую себя виноватым? Вдруг я начну предаваться слепым бесчинствам, неконтролируемому, деструктивному эгоизму, если не буду испытывать вину?»

Все возможно, но я, честно говоря, сомневаюсь. Вы можете заменить чувство вины на более осознанную основу морального поведения — эмпатию. Эмпатия — это способность наглядно представить последствия вашего поведения, как хорошие, так и плохие. Это умение осознать влияние ваших поступков на вас и на других людей, и чувствовать обоснованную, искреннюю печаль и сожаление, не обзывая себя плохим по своей сути. Эмпатия создает необходимый мысленный и эмоциональный климат, позволяющий регулировать поведение в нравственном и самообучающемся ключе, без необходимости использовать хлыст в виде чувства вины.

Используя следующие критерии, вы можете легко определить, являются ли ваши чувства нормальным и здоровым раскаянием или саморазрушительным, искаженным чувством вины. Спросите себя:

1. Сделал ли я что-то «плохое», «несправедливое», нанес обиду сознательно и намеренно? Или я необоснованно требую от себя быть совершенным, всезнающим или всемогущим?
2. Обзываю ли я себя из-за этого плохим или гадким человеком? Содержат ли мои мысли и другие когнитивные искажения, такие как преувеличение, сверхобобщение и т. д.?
3. Реалистично ли мое сожаление или раскаяние? Вытекает ли оно из эмпатического осознания негативных последствий моих действий? Адекватны ли интенсивность и продолжительность моей болезненной эмоциональной реакции совершенному поступку?
4. Готов ли я извлечь урок из своей ошибки? Что я делаю для этого? Думаю ли, как исправить сложившуюся ситуацию? Или ною, прокручивая в мыслях произошедшее? А может, неоправданно наказываю себя?

Теперь давайте рассмотрим некоторые методы, которые помогут вам избавиться от неуместного чувства вины и укрепить уважение к себе.

1. Дневник записи автоматических мыслей. В предыдущих главах вы ознакомились с дневником записи автоматических мыслей, помогающим преодолеть низкую самооценку и чувство непригодности. Этот метод изящно справляется с множеством нежелательных эмоций, включая чувство вины. Запишите событие, которое вызывает у вас чувство вины, в столбце «Ситуация». Например: «Я грубо ответил коллеге» или «Вместо того, чтобы внести десять долларов, я выбросил призыв о сборе средств среди выпускников в корзину для мусора». Затем «настройтесь» на голос тирана в голове и запишите конкретные обвинения, вызывающие чувство вины. Наконец, выявите искажения и запишите более объективные мысли. Вам станет легче.

Пример такой работы показан в таблице 8.1. Ширли была чувствительной молодой женщиной, которая решила переехать в Нью-Йорк, чтобы начать карьеру актрисы. Проведя долгий и утомительный день в поисках квартиры, они с матерью отправились на поезде обратно в Филадельфию. Сев в поезд, они обнаружили, что питание не предусмотрено. Мать Ширли стала жаловаться на отсутствие обслуживания, и Ширли почувствовала, как ее поглощает чувство вины и волна самокритики. Когда она записала мысли, вызывающие вину, и дала им ответ, то испытала существенное облегчение. Она рассказала мне, что, справившись с чувством вины, избежала истерики, которую обычно закатывала в подобных неприятных ситуациях  (см. табл. 8.1).

2. Техники нейтрализации требований к себе. Вот некоторые методы для нейтрализации иррациональных требований со словом «должен», которые вы себе предъявляете. Во-первых, спросите себя: «Кто сказал, что я должен? Где это написано?» Смысл в том, чтобы вы осознали, что критикуете себя не оправданно. В конечном счете именно вы устанавливаете свои собственные правила. Как только вы увидели, что правило не приносит вам пользы, вы имеете право его пересмотреть или отменить. Предположим, вы говорите себе, что должны быть в состоянии сделать вашего супруга или супругу постоянно счастливым. Если из опыта вы поняли, что это нереалистично и бесполезно даже пытаться, то можно переписать это правило, приблизив его к реальности. Например: «Я могу иногда делать супруга счастливым, но, конечно, не все время. В конечном счете его счастье зависит от него самого. И я не более совершенен или совершенна, чем он. Поэтому не буду ждать постоянной благодарности за то, что я делаю».

Принимая решение о том, насколько полезно то или иное правило, спросите себя: «В чем преимущества и недостатки этого правила?», «Как требование всегда делать супруга счастливым, помогает мне и какова цена такого убеждения?». Вы можете оценить соотношение плюсов и минусов этого внутреннего правила, используя две колонки, как показано в таблице 8.2.

Еще один простой, но эффективный способ спастись от завышенных требований к себе подразумевает замену слова «должен» на другие, также с помощью техники двух колонок. Для этого хорошо подходят выражения «Было бы хорошо, если» или «Если бы я мог, я бы…». Они часто оказываются более реалистичными и не так расстраивают. Например, вместо «Я должен делать мою жену счастливой» вы могли бы сказать «Было бы здорово, если бы я смог сделать жену счастливой, потому что она расстроена. Я могу спросить, чем она расстроена, и подумать, чем я, возможно, смогу помочь». Или вместо «Я не должен был есть мороженое», вы можете сказать: «Было бы лучше, если бы я не ел это мороженое, но мой поступок — это еще не конец света».

И еще один метод — показать себе, что ваше требование не соответствует действительности. Например, когда вы говорите «Я не должен был делать этого», вы предполагаете: 1) что действительно не должны были этого делать и 2) вам поможет, если вы себе об этом скажете. «Метод реальности» раскроет, к вашему удивлению, что истина строго противоположна: а) на самом деле вы должны были сделать именно то, что сделали и б) вам будет больно, если вы скажете себе, что не должны были этого делать.

Перевод: Анна Когтева

8.5. Вина. Психология общения и межличностных отношений

8.5. Вина

Вина является сложным психологическим феноменом, тесно связанным с таким моральным качеством, как совесть, и в имплицитном сознании обозначается как «угрызение совести».

Западные психологи выделяют вину-состояние и вину-черту. В терминологии, принятой в нашей стране, речь идет об эмоции вины и совестливости как моральной черте личности. Вина-черта, по данным И. А. Белик (2006), выше у женщин, чем у мужчин, и ниже у лиц с высоким уровнем образования.

Сущность вины. В разных науках вина понимается по-разному. В уголовном праве вина понимается как субъективная сторона преступления, под которой понимается психическое отношение лица в форме умысла или неосторожности к совершаемому им деянию и его последствиям. В вину человеку вменяется его действие (или бездействие) и отсутствие предвидения его опасных последствий. При таком толковании вины субъективная сторона преступления сводится к мотивации (умысел, желание наступления последствий деяния или недостаточное предвидение последствий этого деяния), хотя и не полной. Отсюда говорят о виновности или невиновности человека, который является причиной, источником содеянного. В юриспруденции вина соотносится с предшествующим проступку периодом. Она рассматривается как отношение, которое предшествует и сопровождает совершение противоправного деяния. Отношение же человека к уже совершенному негативному деянию и его последствиям (раскаяние, сожаление), что является предметом изучения психологии, в понятие вины не входит, а может быть учтено лишь как смягчающее вину обстоятельство.

Психологическое понимание вины сводится к переживанию недовольства собой, связанного с обнаружением человеком рассогласования между собственным поведением и принятыми моральными нормами (Jenkins, 1967).

В психологии вина, как подчеркивают О. С. Васильева и Е. В. Короткова (2000), соотносится со следующим за негативной активностью периодом времени. Следуя распространенному в обыденной речи штампу, они называют вину чувством, детерминированным потребностью, локализующейся на высшем уровне пирамиды потребностей (чувство в их понимании — это высшая эмоция). В то же время эти авторы показывают биологические истоки вины: «Наблюдение за невербальным поведением животных и детей показывает, что они также переживают эмоции, похожие на моральные чувства высокоразвитого человека. Например, провинившееся животное при виде хозяина поджимает уши, хвост, скашивает глаза, опускает голову и старается удалиться. Аналогично и невербальное поведение детей, когда они осознают, что своим поведением обижают родителей. Более того, ребенок уже в раннем возрасте демонстрирует способность просить прощения, раскаиваясь в содеянном. Характерен в отношении изучения моральных чувств дошкольников эксперимент, описанный А. Н. Леонтьевым. Ребенку предлагалось достать удаленный от него предмет, не вставая со своего места. Несмотря на то что ребенок после ухода экспериментатора нарушал данное правило, встав со своего места, пользуясь отсутствием наблюдения за ним, он не смог впоследствии принять от экспериментатора в награду за выполненное задание шоколадную конфету. Конфета, столь желанная вначале, оказалась горькой: вызывала слезы. Эти слезы ребенка дошкольного возраста свидетельствуют о способности маленького человека уже в таком возрасте переживать вину по поводу нарушения принятого правила» (с. 32–33).

Структура вины. Д. Ангер (Unger, 1962) рассматривает вину как двухкомпо-нентную эмоцию. Первый компонент — вербально-оценочная реакция человека («Я не должен был делать этого!»), или раскаяние. В ее основе лежит негативное отношение к себе, самообвинение, связанное с осознанием либо совершенного проступка, либо нарушения собственных моральных принципов. Признание своей провинности («неправильного» поступка), неправоты или предательства своих убеждений порождает второй компонент — вегетативно-висцеральную реакцию с целой гаммой мучительных и довольно стойких переживаний, преследующих человека: угрызения совести, сожаление о совершенном, неловкость (стыд) перед тем, кого обидел, страх потерять дорогого человека и печаль по этому поводу. Правда, возможно и раскаяние без эмоциональной реакции, чисто формальное, внешнее, неискреннее, вошедшее в привычку, или как рассудочный вывод. Так, дети часто раскаиваются, но не исправляются.

И. А. Белик (2006) рассматривает вину как четырехкомпонентное образование. В нее входят: 1) эмоциональный компонент (переживания дисфорического характера — угнетенность, подавленность, страдание и т. д.), сожаление и раскаяние; 2) когнитивный компонент, который включает осознание и анализ поступка, осознание несоответствия «реального» и «идеального»; 3) мотивационный компонент: желание исправить или изменить сложившуюся ситуацию или поведение; 4) психосоматический компонент, связанный с неприятными физическими ощущениями (головная боль, тяжесть в животе и т. д.).

Один из видных представителей современного психоанализа Д. Вайсс (1998) полагает, что вина межличностна по происхождению и функциям и играет адаптивную роль в поддержании взаимоотношений между людьми. Сходная точка зрения имеется и у других авторов (например, Locke, Horovitz, 1990). Вина, отмечает Вайсс, может стать малоадаптивной, иррациональной и патогенной, когда она преувеличена и сдерживаема или когда она неоднократно связана со стыдом.

З. Фрейд (Freud, 1959) рассматривал вину как нравственную разновидность тревоги, как «тревогу совести». Этой же точки зрения придерживается и другой психоаналитик — Г. Мандлер (Mandler, 1975), утверждающий, что вина и тревога — это разные названия одного и того же явления. Вина, по этому автору, — это тревога относительно реального или воображаемого промаха. Переживание этой разновидности тревоги запускает особый защитный механизм, с помощью которого человек пытается загладить или нейтрализовать ущерб, нанесенный его ошибочными действиями.

Некоторые западные психологи отмечают тесную связь вины со страхом (Switzer, 1968; Sarason, 1966), а О. Маурер (Mowrer, 1960) вообще отождествляет вину со страхом перед наказанием. Такая позиция авторов объясняется тем, что они придерживаются представлений о генезисе вины с позиции теории научения, где наказание (порицание) является основным фактором. Несмотря на имеющиеся различия, с легкой руки З. Фрейда, вина рассматривается многими ученымипсихоаналитиками и практиками-психотерапевтами как деструктивный психологический феномен.

Мне представляется, что авторы, придающие большое значение внешнему наказанию и отождествляющие вину и страх, допускают ошибку. Страх перед наказанием имеется и у преступников, но все ли они испытывают вину за содеянное? Дело не во внешнем наказании и не в страхе, а в том, что переживание вины, угрызение совести само по себе является наказанием для человека. Поэтому более правильным представляется мнение тех ученых, которые считают вину самостоятельным феноменом, помогающим снижать тревогу и избегать серьезных психических расстройств (Rosenhan, London, 1970). С этих позиций вина играет положительную роль.

Исходя из вышесказанного, вина выполняет три функции: 1) выступает в качестве морального регулятора для поддержания норм просоциального поведения; 2) участвует в формировании самоотношения и 3) способствует профилактике психических расстройств.

Однако успешное осуществление этих функций возможно только в том случае, если уровень переживания вины будет у человека не слишком большим, но и не слишком малым, т. е. оптимальным (И. А. Белик, 2006). Ведь иногда чувство вины бывает необоснованным и преувеличенным, нанося человеку вред: вызывает хроническую усталость, фригидность, может даже привести к самоубийству.

Ряд авторов (MacKennan, 1938; Miller, Swanson, 1956 и другие) показали, что для эффективного научения вине более подходят не методы физического наказания, а психологические, ориентированные на «любовь» (при использовании их родителями, находящимися в психологическом контакте с ребенком). Именно боязнь потерять любовь родителей чаще всего приводит к раскаянию, угрызению совести, тревоге, т. е. к переживанию вины (MacKennan, 1938). Переживание вины повышает готовность человека идти на уступки (Freedman, Wallington, Bless, 1967). Однако этого не наблюдается в том случае, если уступка предполагает непосредственное взаимодействие с обиженным человеком. С другой стороны, как отмечает Б. Маэр (Maher, 1966), переживание вины может заставить человека желать наказания. Действительно, в некоторых религиях осознание вины перед богом приводит к физическому самоистязанию.

Различия между виной и стыдом. К. Изард отмечает, что неверный поступок может вызвать и стыд, но в том случае, когда поступок осознается неверным не вообще, а только в связи с осознанием своего поражения, своей несостоятельности, неуместности этого поступка. Человек чаще всего испытывает стыд, потому что ему не удалось скрыть свой проступок.

Барретт с коллегами провели невключенное наблюдение двухлетних детей, которые играли с «любимой куклой» экспериментатора; у куклы отваливалась нога после того, как экспериментатор покидала комнату. После возвращения экспериментатор «замечала» оторванную ногу, говорила об этом ребенку и только через две минуты (в течение которых и анализировалось поведение детей) сообщала ребенку, что он(а) не виноват(а) в повреждении куклы. Обнаружились две основные стратегии поведения: представители одной части детей («исправляющие») сразу же признавались и предлагали как-то восстановить куклу, в то время как остальные («избегающие») избегали взгляда экспериментатора и не говорили об инциденте (Barrett, Zahn-Waxler, Cole, 1993). Если первые, по мнению исследователей, демонстрировали чувство вины, то «избегающие», у которых можно было наблюдать «улыбку смущения» с отворачиванием головы, демонстрировали чувство стыда.

В последующей работе Барретт отмечает, что эти данные указывают на то, как маленькие дети воспринимают себя или неадекватными, или обладающими хорошими намерениями в регуляции социального взаимодействия (Barrett, 1995). Таким образом, если Льюис считает наличие определенного уровня самосознания необходимой предпосылкой возникновения стыда и акцентирует развитие Я-концепции, то Барретт считает, что само переживание стыда вносит весомый вклад в развитие самосознания, и выделяет функциональную связь между социальными эмоциями и развитием социальной связанности, субординации и гармонии. При этом оба исследователя убеждены в решающей роли социального контекста в развитии социальных эмоций, несмотря на то что в одном случае эта роль ведет к формированию позитивного отношения к другим (чувство благодарности), в другом — к социофобии. Как показывают данные многочисленных наблюдений, при переживании стыда индивиды реагируют уходом от контактов, а испытывая вину — стремятся исправить положение и выйти из него с честью.

Брееслав Г. М., 2004, с. 273–274.

Причиной для переживания стыда могут стать поступки, не вступающие в противоречие с моральными, этическими и религиозными нормами. Д. Осьюбел (Ausubel, 1955) такую разновидность стыда назвал «неморальным стыдом». «Моральный стыд», по этому автору, возникает при осуждении проступка другими людьми с позиции нравственности. При этом вовсе не обязательно самому придерживаться такого же мнения о своем поступке. Осьюбел считает, что в основе стыда лежит осуждение, идущее извне, причем оно может быть как реальным, так и воображаемым.

В противоположность стыду, вина не зависит от реального или предполагаемого отношения окружающих к проступку. Переживание вины вызывается самоосуждением, сопровождается раскаянием и снижением самооценки. По мнению Осьюбела, вина является разновидностью «морального стыда». Таким образом, получается, что стыд является родовым феноменом, а вина — видовым, т. е. ниже рангом в классификации.

Г. Льюис (Lewis, 1971) видит следующее различие между стыдом и виной: эмоция стыда играет существенную роль в развитии депрессивных заболеваний, а эмоция вины вызывает обсессивно-компульсивный невроз и паранойю. Однако ряд авторов не согласны с этой точкой зрения.

Д. Тангней (Tangney, 1993) отмечает, что вина вызывает желание извиниться, исповедаться, а стыд — желание спрятаться, убежать. Вина связана с негативной оценкой своего конкретного поведения, а стыд — с негативной оценкой своей личности. Переживание стыда преимущественно связано с социальной терпимостью, переживание вины — с социальной эмпатией.

Разделяя переживание стыда и вины, К. Изард пишет, что стыд временно затуманивает рассудок, а вина, напротив, стимулирует мыслительные процессы, связанные, как правило, с осознанием провинности и с перебором возможностей для исправления ситуации. Получается, что сначала возникает вина (неизвестно почему), а потом осознается причина вины — проступок. И это не единственная неясность в описании Изардом данного чувства. Так, он называет вину то эмоцией, то чувством, говорит о ситуации вины, хотя логичнее было бы говорить о ситуации проступка.

Сравнение стыда и вины выявляет большую переживаемость стыда, при котором создается впечатление своего физического уменьшения («съеживание»), беспомощности и ничтожности. Человеку кажется, что в этот момент все на него смотрят, он очень озабочен мнением других по данному поводу (Tangney, 1993). При стыде человек больше хочет спрятаться и меньше сознаваться в содеянном, чем при вине (Lindsey-Hartz, 1984). Стыд приводит к отмене определенных характеристик своей личности, а вина — к отмене определенных характеристик поведения (Tangney, 1995).

Между виной и стыдом, как показано И. А. Белик (2006), имеется корреляция, однако она не очень высокая (0,29). Она отмечает, как и Tangney, что различия между этими эмоциями состоят в том, что стыд — более интенсивное переживание, сопровождаемое ощущением беспомощности, обнаженности, в его структуре превалирует эмоциональный компонент над когнитивным, в то время как в структуре вины наблюдается одинаковая представленность этих компонентов.

Люди, склонные к враждебности и гневу, предрасположены к испытыванию стыда, но не вины (Tangney et al., 1992).

А. Кемпински (1975) полагает, что вина тесно переплетается с обидой. Он пишет, что у этих эмоций имеется общая основа — это стремление к справедливости, а различие состоит лишь в том, что в одном случае приговор принимается, а в другом — против него борются. Ф. Перлз (1998) определяет вину как проецируемую обиду. По Перлзу, невыраженная обида часто воспринимается как эмоция вины или превращается в нее. Оба этих автора считают, что вина и обида могут переходить одна в другую.

Детерминация вины. Очевидно, что переживание вины связано с формированием у человека нравственных норм поведения (совести), с развитием его как личности, хотя некоторые авторы считают, что это формирование имеет под собой биологическую (генетическую) основу (Eibl-Eibesfeldt, 1971; O. Mowrer, 1960). Д. Осьюбел выдвинул три предпосылки развития эмоции вины:

1) принятие общих моральных ценностей;

2) их интернализация;

3) способность к самокритике, развитая настолько, чтобы воспринимать противоречия между интернализированными ценностями и реальным поведением.

Он предполагает существование общекультурных механизмов усвоения вины, что связано с одинаковыми взаимоотношениями между родителями и ребенком, необходимостью лишь минимума навыков социализации ребенка, имеющихся в каждой культуре, и определенной последовательностью этапов когнитивного и социального развития. Предпосылкой воспитания совести и чувства вины является желание родителей и всего общества воспитать у подрастающего поколения чувство ответственности.

Причиной для переживания вины могут служить как совершенные, так и несовершенные действия (бездействие), когда в данной ситуации они были бы уместны и необходимы.

Типы вины. Д. Вайсс выделил пять типов вины: адаптивную вину и четыре типа дезадаптивной вины — вина выжившего, вина гиперответственности, вина отделения и вина ненависти к себе, которые, по сути, отражают причины и условия возникновения вины. Другая классификация видов вины дана в работе Б. Центнера с соавторами (B. Zentner et al., 1993). Были выделены такие виды вины, как зрелая, нарциссическая, навязанная нарциссическая, а также псевдовина.

Выделяют также, наряду с объективной виной, онтологическую вину (например, И. Ялом, 2000), которая отражает чувство несоответствия «реального» и «идеального» или недовольство собой и окружающей действительностью. По мнению Д. Морано, как вина, так и стыд являются разными эмоциональными формами проявления неудовлетворенности собой и окружающей действительностью.

Такой подход к вине вызывает у меня большие сомнения. Если бы несоответствие реальной окружающей действительности и идеального представления о ней зависело от меня, то, возможно, переживание вины могло бы у меня и появиться. Но почему я должен испытывать вину за то, что от меня не зависит? Я не могу винить себя за то, что происходит в мире, если вмешательство в происходящее для меня объективно невозможно. Да и недовольство собой не обязательно должно вызывать переживание вины, поскольку не я виноват, что у меня, например, маленький рост, большой нос и т. п. «недостатки» моего внешнего облика.

Феноменология вины. Экспрессия вины не столь ярка, как проявление других отрицательных эмоций, что связано, очевидно, с приобретенным в онтогенезе умением скрывать эмоции, ставящие человека в неудобное положение перед другими. Виноватый человек опускает ниже голову, старается отвести взгляд, не смотреть в глаза другим людям, бросает на них лишь быстрые взгляды. При тяжелой вине лицо человека приобретает вялое, тяжелое выражение. Вина стимулирует большое количество мыслей, говорящих об озабоченности совершенной ошибкой. Сцена, вызывающая чувство вины, многократно повторяется в памяти и воображении, при этом человек ищет способ искупления своей вины.

Вина и личностные особенности. Е. Фейрес (Phares, 1976) выявил, что интерналы в своих неудачах винят себя и испытывают более сильный стыд и вину, чем экстерналы. Это связано с тем, что, по Дж. Роттеру (Rotter, 1966), интерналами, т. е. людьми с внутренним локусом контроля, являются те люди, которые полагают, что сами управляют своей судьбой, а экстерналами, т. е. людьми с внешним локусом контроля, являются те люди, которые полагают, что все происходящее с ними от них почти не зависит.

По данным И. А. Белик, вина положительно связана с внутренней конфликтностью и самообвинением и отрицательно — с самоценностью и самопривязанностью.

По данным О. С. Васильевой и Е. В. Коротковой, склонность к переживанию вины связана с эмоциональной лабильностью по MMPI, следовательно, люди, имеющие такую склонность, обладают восприимчивостью, чувствительностью, склонностью к эмпатии, с интернальностью в области неудач, способностью к самоуправлению.

Эти же авторы выявили, что чем больше человек склонен к переживанию вины, тем с большим уважением он будет относиться к подчиненным, тем более он задумывается о смысле своей жизни, тем искуснее он будет в анализе противоречий (ориентировке в ситуации) и в коррекции своего поведения.

Однако слишком выраженная склонность к переживанию вины может быть базой для возникновения депрессии (Malatesta, Wilson, 1988), а также для развития сверхответственности за происходящее (Zahn-Waxler et al., 1991).

Возрастные и половые различия в переживании вины. По данным И. А. Белик, переживание вины у взрослых зрелого возраста (30–55 лет) связано с осознанием собственной ограниченности, упущенных возможностей и потерей близких людей; у молодых (19–23 года) — с нанесением обиды другим людям или с тем, что они не оправдывают ожиданий значимых для них людей.

Женщины чаще связывают вину с тяжелым эмоциональным переживанием, страданием, они склонны к самообвинению, к оправданию своего поступка и к раскаянию, в то время как мужчинам в большей степени свойственно желание забыть и не думать о ситуации, вызвавшей переживание вины.

Женщины чаще испытывают вину за проявление равнодушия, когда не уделяют должного внимания своим близким, обижают или причиняют боль, когда отказывают в помощи. Мужчины указывают на ситуации, связанные с осознанием собственной ограниченности (неспособность контролировать ситуацию и т. д.), несдержанностью в проявлении гнева.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.

Продолжение на ЛитРес

Вина — Психологос

Фильм «9 рота»

Ты что, умный что ли? — Виноват, товарищ старший прапорщик!
скачать видео

​​​​​​​​​​​​​​

Вина — то, что налагается на человека вследствие нанесения им ущерба, нарушения законов или договоренностей. Виновный — тот, кто должен возместить нанесенный ущерб.

В современном словоупотреблении слово «вина» понимается в первую очередь как чувство вины, как эмоциональное переживание, хотя изначально и многие столетия подряд это слово понималось вовсе не как чувство, а как объективный долг, обязанность материально возместить ущерб.

Смотри, например, вира. Аналогично, по-белорусски «віна» означает «долг». Фраза «ён мне грошай вінен» переводится как «он должен мне денег». Поскольку белорусский язык более архаичен, чем русский, здесь мы видим более раннее значение слова «вина».

Если человек понимал, что он виноват, это значило только то, что он признавал ответственность за свой проступок и необходимость возместить ущерб.

Выбил глаз — виноват, возмести нанесенный ущерб деньгами или скотиной, а виноватое выражение лица и согбенные плечи, как признаки чувств и переживания, не требовались и мало кого интересовали.

Понимание своей вины и чувство вины

Понимание своей вины и чувство вины — разные вещи. «Я виноват» может быть и мыслью, и чувством. Понимание своей вины как некое объективное обстоятельство ближе мужчинам, переживание вины (чувство вины) — женщинам. См.→

Признание вины

Виноватым себя человек считает за то, что было сделано им намеренно. Если я это сделать не хотел — ответственность признать могу, но виноватым обычно человек себя не считает: «Я не нарочно, я хотел как лучше» — я не виноват.

Готовность признать свою вину — показатель ответственности. Чувство вины — естественно и в целом социально полезно, а склонность к переживанию чувства вины — показатель невротизма личности.

Ответственность и вина

В обыденном языке понятие ответственности довольно сильно смешивается с понятием вины. У этих понятий есть важное отличие — cмотри Ответственность и вина

«Кто виноват» и «Что делать»?

Как правило, вместо поиска виноватого мудрее и эффективнее думать о том, что делать. Поиск виноватого, как правило, труден и малоэфективен: виноватые прячутся, врут и оправдываются и даже если удастся виноватого найти и наказать, это вовсе не значит, что ситуация исправлена.

Нашли того, кто разбил чашку — но от этого чашка не склеилась. Вопрос о наказаниях лучше решать не с точки зрения справедливости, а из педагогических и других житейских соображений.

Искать виноватого — как правило, неконструктивно. Более конструктивного — спрашивать себя «Что теперь делать?» и искать решение на будущее. Вопрос «что делать» направлен не на Прошлое, а на Будущее, и обычно быстрее решает собственно проблему. Смотри Конструктив

Виновата ли я? Как отличить адекватную вину от невротической: советы психолога

Чувство вины вызывает тяжесть и напряжение, лишает спокойствия, мысли постоянно возвращаются к одной и той же ситуации. Человеку хочется как можно быстрее от нее избавиться и ощутить облегчение. Как быть в этой ситуации, рассказывает психолог семейного центра «Истоки» Анна Знатнова.

«Вина состоит из гнева на себя и страха потери чего-то значимого: расположения другого человека, отношений, одобрения, самоуважения. Она тесно связана с ответственностью», — отмечает Анна.

А виноваты ли вы?

Если вина адекватная, то человек будет стремиться попросить прощение, хотя бы частично исправить ситуацию. Если же такой возможности нет, возникает сожаление и раскаяние, переживание которых приводит к освобождению.

К примеру, человек может нарушить договоренность или из-за плохого настроения быть несдержанными и повысить голос, ответить грубо другому. Мы осознанно или бессознательно можем причинить неудобство или боль собеседнику. «Вина (истинная) порождается совестью. Испытывать это чувство нормально для человека. Оно возникает тогда, когда мы оцениваем поступок как ошибку. Таким образом, происходит формирование своих критериев и разделение адекватной вины от привнесенной извне», — говорит Анна.

Но иногда вина бывает неадекватная (невротическая). В этой ситуации нет личной ответственности человека, нас ей кто-то наделил. Мы чувствуем себя виноватыми без совершения ошибки или ее распознавания, на основании чужого мнения. Часто такое бывает в детско-родительских отношениях. Обвинения родителей, а они могут быть не совсем адекватными и соответствовать их субъективной реальности, воспринимаются ребенком без критики и принимаются на веру. Детям сложно выработать свое мнение, отделив его от мнения значимого взрослого. Неумение отделить чужое мнение от своего может перейти «по наследству» из детства во взрослую жизнь.

Невротическая вина может возникать и при отсутствии обвинения со стороны окружающих. Человек находит ситуации, обстоятельства, где будет чувствовать себя виноватым. Это происходит из-за страха неодобрения, осуждения, наказания, разоблачения и отвержения, корни которых мы также можем найти в раннем детстве.

Мне тебя навязали

Ярким примером невротического чувства вины может послужить история Елены, 35 лет, которая обратилась в семейный центр «Истоки» за помощью. Женщина проживала с матерью и своим сыном подросткового возраста. Мальчик имел аутоиммунное заболевание, возникшее по неизвестным причинам. Елена испытывала огромное чувство вины перед сыном и матерью. Каждый раз, когда женщина пыталась снять отдельную квартиру для себя и сына, ее мать периодически начинала ей говорить о том, что если бы дочь слушала ее и следовала советам, то внук бы не заболел. Тем самым мать попадала в болезненную для Елены тему, у нее возникало сильное чувство вины. Как бы удивительно ни звучали обвинения матери, навязчивые установки, имеющиеся у женщины, срабатывали. Какие же убеждения у нее были? Во-первых, у нее была иллюзия, что она как-то могла повлиять на возникновение болезни у сына. Возвращаясь к реальности, по объективным причинам она никак не могла повлиять на это, так как по показаниям медиков болезнь развилась неожиданно, факторы, повлиявшие на ее возникновение, неизвестны. Во- вторых, у женщины еще из детства имелись необоснованные установки, что «надо быть хорошей дочкой и слушаться маму, иначе случится что-то плохое, последует отвержение матерью». В этой ситуации мы видим, как, казалось бы, совершенно абсурдные при проверке реальностью обвинения мамы помогали ей держать дочь при себе, порождая у последней невротическое чувство вины. С Еленой были проведены индивидуальные психологические консультации и расстановки, которые позволили женщине решить проблему и избавиться от навязанного чувства вины.

Путь освобождения

Если возникло чувство вины, ваши действия нанесли кому-то ущерб, то попытайтесь его компенсировать и обязательно попросите прощения. Если такой возможности нет, отношения с человеком прерваны, то переживание сожаления и раскаяния помогает освободиться. Также путем освобождения от чувства вины при невозможности возмещения ущерба непосредственно человеку, которому он был нанесен, может стать благотворительность, помощь окружающим.

В случае с невротической виной важно распознать, где ответственность человека, а где нет. Необходимо ответить для себя на вопрос: есть ли в этом моя ошибка? Проанализируйте обстоятельства, вследствие которых вы почувствовали себя виноватым/виноватой. Можно написать для себя письмо «почему я чувствую себя виноватым», которое поможет лучше осознать причины возникновения этого чувства.

Если при анализе ситуации человек все же понимает, что частично или полностью несет ответственность за произошедшую ошибку, то он может пойти по пути компенсации ущерба и извинения. «Умение различать истинную и невротическую вину помогает нам избежать манипуляций со стороны окружающих и делает наши поступки более осознанными», — комментирует психолог.

Самостоятельно проделать работу над определением адекватности чувства вины и освобождением от него бывает довольно трудно. Не стесняйтесь обращаться за помощью к профессионалу. Совместными усилиями вы быстрее найдете свой путь освобождения от вины.

В столице работают семейные центры, где всегда помогут и поддержат. Вы можете получить консультацию через портал «Мой семейный центр».

Источник

Пресс-служба Департамента труда и социальной защиты населения города Москвы

Вина и грех. — Консультативная психология и психотерапия

Три чувства вины преследуют человека в жизни от первых и смутных переживаний своего Я до последнего вздоха: чувство реальной вины, иррациональное чувство вины и чувство вины экзистенциальной. Так считает психолог Джеймс Холлис [2006, с. 30].

Психологу чаще всего приходится работать с иррациональным чувством вины. Реальная вина заставляет человека обращаться к священнику. Христианский психолог в своей практике имеет дело и с чувством вины, и с чувством греха.

Нас интересуют здесь как психологические аспекты чувства вины реальной и иррациональной (мнимой), так и переход чувства реальной вины в чувство греха. Этот переход представляет собой не только смену эмоционального содержания, эмоционального сопровождения некоторых отношений (с Богом или людьми), но и является структурной переменой. Чувство вины отличается от чувства греха по своей внутренней личностной сути. Появление в опыте человека чувства греха приводит к перемене в структуре личности. Формируется особый слой личности – отношение к своей греховности, к своим грехам; отношения со своей совестью, с Богом.

Можно отнести этот слой личности к ценностной сфере, но особым образом. «Покаянная культура», включает в себя не только ценности, но и практику покаяния – деятельность, организованную в соответствии с религиозной традицией. Не принимая во внимание этой стороны личности верующего человека, трудно понять, чем отличается раскаяние от покаяния. Раскаяние относится к общечеловеческим ценностным структурам личности. Покаяние – особая, деятельностная, структура личности церковного человека.

Грех, по христианскому учению, есть поступок или намерение, чувство, мысль, слово, которые по природе противоречат устроению человека, взаимоотношениям с Богом, а также отношениям между людьми. Грех не входит в состав природы человека, в его сущность. Грех всегда привносится в жизнь человека. С этой антропологической точки зрения, грех есть нечто внешнее. Следовательно, психологически он может восприниматься как внешнее, чуждое, насильственное, не свойственное природе человека. Применительно к греховности человека нередки метафоры грязи, скверны, язвы, раны.

Чувство вины и чувство греха не совпадают, прежде всего, в том, что чувство вины есть отношение к себе самому, к своему поступку и мысли как части себя, а чувство греха есть отношение к иному, чуждому мне. Грех может быть «смыт», снят с души, и тогда чувство греха уходит, так как онтологически для него уже нет причины. А чувство вины может либо перейти в чувство греха, если это реальное чувство вины, либо остаться, если это иррациональное чувство вины, или если в практике человека нет покаяния.

Духовно-религиозная культура покаяния – оценки, самообличения, раскаяния, исповеди, прощения и т.п. – имеет древнюю историю и богатую практику. У верующего человека, как правило, отношение к своим поступкам, состояниям, мыслям, словам и чувствам представляет собой довольно развитую систему оценок этических, нравственных, духовных, канонических. Его оценочные отношения чутки, разнообразны и глубоки. Так что религиозному человеку чувства вины не занимать.

Более того, практика психотерапии свидетельствует, что у религиозных клиентов часто приходится встречаться с гипертрофированным чувством своей виновности. Такая гипертрофия может являться следствием скрытой гордыни (например: «я самая великая грешница») и причиной глубокого невроза, депрессии, пограничного состояния, вплоть до желания своей смерти. Наш практический опыт, да и здравый смысл, убеждают нас в том, что такое гипертрофированное чувство вины является следствием искажения религиозной практики[1], но не в меньшей степени невротическим симптомом, имеющим иное, не религиозное, а психопатологическое происхождение.

В религиозной практике, а именно практике христианского покаяния, малейшее чувство вины должно побуждать к немедленному поиску причин этого чувства. Найденный факт опознается как подлинная вина, как грех на основе духовной шкалы ценностей и посредством определенных духовных навыков. В святоотеческой православной практике ряд подобных навыков именуются такими понятиями как «различение духов», «трезвение», «сердечное внимание», «самособранность», «дух рассуждения» и иными. Все они укоренены в традиции, в Священном Писании, в опыте Церкви. Причем функциональное значение этих духовных навыков не сводится только к покаянию, самоосуждению и самообличению. Так, например, «дух рассуждения» помогает человеку различать подлинную виновность от ложной.

К ложной виновности могут быть отнесены, например, следствия таких явлений, как горделивые амбиции, обещания, стремление к святости и др. Опытные подвижники с древности предупреждали, что острое иррациональное чувство вины, приводящее к самобичеванию, унынию и отчаянию, может охватить молодого инока от осознания собственного несовершенства, ведь стремление к совершенству чрезвычайно свойственно начинающим христианам. Это предупреждение могло помочь распознать в себе иррациональное чувство вины и не впасть в духовную прелесть.

Если чувство вины опознано, найдена содержательная причина вины («я виноват в том, что я …»), ответственность за содеянное признана («я мог поступить по-другому, но я выбрал этот путь»), то здравая духовная оценка этого является решающим фактором развития чувства вины. Результатом такой здравой оценки, как нам представляется, может быть различение реальной вины от прочего. Здравая оценка – это дело не только самой личности, здесь может быть и пастырская работа, и, отчасти, психотерапевтическая.

В сложных случаях и состояниях человек может обратиться к психотерапевту с запросом о неизбывном чувстве вины, которое не имеет ясных религиозных критериев, но при этом может казаться грехом. Например, в семейной психотерапии часто встречается запрос, связанный с виной ребенка перед матерью, которая находится почти в постоянном состоянии обиды на ребенка[2]. Часто виновность ребенка, переживаемая им (в любом возрасте) как сильное деструктивное чувство, не имеет никаких реальных причин. Такое чувство вины можно отнести к иррациональному чувству вины.

Оценочная стадия покаяния может оказаться очень полезной, как с ретроспективной точки зрения, когда человек может переоценить свое прошлое, так и с целительной точки зрения. Устраняя из пространства покаяния ложные содержания, избавляясь, по возможности, от иррационального чувства вины, душа высвобождает силы для подлинного и реалистического покаяния.

Осознание своей реальной вины дает человеку как чувство греха, стыда, боли, страдание, так и новые возможности. В религиозной практике основной возможностью после осознания вины является раскаяние в поступке, чувстве, мыслях, словах («мне жаль, что я это сделал»). Раскаяние можно понимать как сложный процесс. Во-первых, это акт ценностного выбора, признание или непризнание факта вины. Во-вторых, это начало смены позиции Я по отношению к факту вины. Это переход от «Я-поступок» к «мой-поступок», при котором личность отделяется от своего поступка. Дифференциация Я и поступка, события, факта вины – главное функциональное содержание раскаяния. Умение различать Я и Мое, по мнению С. Франка[3], есть основной момент личности. К Я можно отнести реалистическое самосознание. Переживание греха в этом ключе следует отнести к «мое».

Третья ступень процесса раскаяния есть отношение к тому, что только что было отделено от себя, отношение к греху. Это отношение в религиозной практике может быть раскаянием, гореванием, плачем (в прямом смысле, что делали многие подвижники, или переносном смысле), сожалением. В любом случае это переживание боли, стыда, неприязни греху. Именно эти чувства приводят личность на иную ступень покаяния.

Фрустрирующие переживания подталкивают личность либо к вытеснению чувства вины, греха, либо к избавлению от самого греха. Не вдаваясь в онтологическую оценку греха[4], скажем, что подлинное избавление от греха есть акт мистический, а не волевой, лишь отчасти психологический и никак не социальный. Покаяние – акт социальный и психологический, а исповедь – акт личностный. Освобождение от греха совершает Сам Господь в мистическом акте Таинства.

Здесь следует подчеркнуть, что избавление от греха, прощение, получаемое от людей, социальные формы покаяния и ответственности (например, отбывание наказания в тюрьме) не могут быть смешаны[5]. Они различны по сути. Прощение греха Богом – Таинство – есть акт надличностный, внепсихологический, и, как таковой, не является предметом психологического анализа. А вот сам процесс покаяния и подготовки к исповеди, как процесс личностный, нас, как психологов, может интересовать.

Итак, перед личностью открываются два пути: избавление от греха или вытеснение чувства греха. Очевидно, что эти пути не равноценны, как с точки зрения структуры личности, так и с точки зрения прогноза развития личности. Избавление от греха предполагает высокую меру осознанности, и, стало быть, большую степень цельности личности. Кроме того, как мы увидим далее, избавление ведет к развитию и силе. Вытеснение же предполагает не только избегание чувства греха, но и избегание самого «места греха» в личности, отщепление от Я (по мысли, например. А. Фрейд[6]). Забвение (вытеснение) греха есть путь искажения личности.

Два пути, открытые раскаянием, есть момент свободы и выбора. Эта точка трудна, и, как мы выше признались, является решающей. Далее выбор ведет не сходящимися путями: один – к развитию, целостности, другой – к обеднению, замкнутости и распаду. Один путь приводит к Исповеди, другой – к защитному личностному поведению, к неврозу. Ведь жить с фрустрирующими чувствами греха и вины невозможно, а значит, возникает «необходимость» защищаться от этих чувств.

Путь покаяния ведет личность к возрастающему чувству неприязни к своему греху – в святоотеческой литературе говорится даже о «ненависти ко греху». В некоторый момент (он не всегда связан с личностными факторами) человек решается на Исповедь. В покаянной христианской практике время, возможность и необходимость исповеди широко варьируется. Мы же говорим о внутренней готовности и решимости исповедать свой грех. Навык личностного выбора, решимость и готовность приобретаются в религиозной жизни и составляют часть покаянной культуры личности. Но для нас сейчас важно, что переход от чувства греха к действию покаяния есть иной уровень личности, уровень деятельный, динамический, развивающий[7].

Что происходит в покаянии, в самом акте исповеди, сейчас мы опускаем, так как у нас иная тема. Нам важно проанализировать, как изменяется чувство вины, чувство греха, и что личность приобретает или теряет в процессе покаяния.

Если исповедь состоялась, как с канонической (с мистической), так и с психологической точки зрения, то грех, как таковой, перестает быть тем, «что имел» человек и тем, «что» владело человеком. Грех исчезает, перестает быть источником «виновности» человека. Душа действительно освобождается от греха. Это факт религиозной жизни, а не психологического обнаружения или вывода. Это предмет веры и исповедания. Психологически мы можем только наблюдать чувство освобождения.

Христианское учение, если оно принято верующим, не оставляет сомнения в том, что греха исповеданного, после Таинства Исповеди, более нет в душе человека. Эмпирически это обнаруживается как яркое, заметное освобождение от фрустрирующих чувств, как облегчение, как радость и свобода души. Психологически факт освобождения может быть отмечен как новое явление, имеющее в предшествующем опыте определенный прогноз. Дело в том, что, решаясь на исповедь, человек имеет сильную надежду на прощение от Бога греха, даже ожидает и сердцем знает, что прощение его «ждет»[8]. Ожидание освобождения, радости и легкости после покаяния – часть христианского опыта, и, стало быть, опережающее, прогнозируемое чувство.

Тем не менее, исповедь дает реальное чувство освобождения от греха, и это новое явление. Очевидно, однако, что часто такого чувства освобождения люди после исповеди по поводу данного конкретного греха не испытывают. Христианское учение на этот счет говорит, что в таком случае могло иметь место не глубокое, не искреннее покаяние. Оставляя этот факт как верный, с точки зрения духовной практики, отметим иные причины, которые интересует нас больше. Их несколько.

Первая причина остающегося чувства вины заключается в том, что к покаянию привело иррациональное ложное чувство вины. Каяться из ложного чувства вины не конструктивно и не результативно, так как за такой виновностью, скорее всего, стоит внутриличностный конфликт (невротический комплекс). Возникающее из иррационального чувства вины чувство греха есть фантом, и покаяние проходит здесь как бы над глубинными слоями души. Душа, выражаясь метафорически, не освобождается от несуществующих оков, так как их нет.

Иными словами, иррациональное чувство вины не приводит к подлинному покаянию и освобождению через Таинство, так как нет самого греха. Есть только чувство вины, но чувство вины не причина для покаяния! Причиной для покаяния может быть только чувство греха, опознанное и сознательно осмысленное. Здесь как раз и необходимо трезвение, то есть сосредоточенное, и, по возможности, бесстрастное рассуждение, собранность, реализм, «хождение перед Богом» (мысленное и чувственное удерживание себя перед Божьим взором).

Иррациональное чувство вины, к сожалению, очень часто воспринимается, как путь к покаянию. Но это ошибка, требующая личностного отрезвления и пастырского уврачевания. На наш взгляд, духовный руководитель, духовник, может предупредить и предостеречь от увлечения своей мнимой греховностью. Такая «греховность» может вести к неврозу (с психологической точки зрения) и к прелести (с духовной точки зрения). Пастырская забота – научить различать реальную и мнимую греховность, и христианская психология может в этом помочь.

Вторая причина отсутствия чувства свободы от греха после Исповеди может заключаться в том, что виновность, верная, с точки зрения причинности в межличностных отношениях, не всегда бывает реальной виной, с точки зрения христианской этики, духовных реалий, ответственности человека, осознанности его поступков или его информированности. Например, машинист электрички, сбивший на переезде человека и не имевший никакой возможности предотвратить трагедию, испытывает чувство вины, несет ответственность за случившееся (как участник дорожного происшествия), но не виноват в том, что произошло. Его вины и греха здесь нет.

Другой пример: ребенок, «виноватый» тем только, что мама в плохом настроении по своим личным причинам (поссорилась с мужем или переживает неприятности на работе). Ребенок не знает рациональных причин состояния своей мамы, но, в силу детского эгоцентризма, считает, что мама грустит, потому что он сделал что-то плохое. Ребенок испытывает иррациональное чувство вины, от которого никак не может избавиться, так как в реальности он ни в чем не виноват. Взрослый человек может поступать так же, повторяя неосознаваемый в раннем детстве навык «быть виноватым».

Люди не только приписывают себе несуществующую вину, они иногда преувеличивают или преуменьшают свою реальную вину. В случае, когда они хотят сохранить образ Я «хорошим», они могут не признавать очевидные факты, доказывающие их виновность. Здесь в ход идут любые защитные механизмы: отрицание, вытеснение, рационализация и пр. Более того, они могут начать обвинять окружающих, проецируя на них свою вину, чтобы уменьшить свои переживания чувства вины. Недаром иррациональное чувство вины называют еще защитным – оно помогает сохранять идеальный образ Я, оберегает от внутреннего напряжения.

Менее понятно, зачем человек преувеличивает свою реальную вину. Но и в этом случае есть психологическое объяснение: если я являюсь причиной какого-то события (пусть даже трагического), то я – не «пустое место», от меня что-то зависит. То есть с помощью иррационального чувства вины человек пытается подтвердить свою значимость. Ему страшнее признать тот факт, что он ни на что не мог повлиять, признать свое бессилие что-либо изменить, чем сказать «это из-за меня!». Такое иррациональное чувство вины если и приводит к чувству греха и покаянию, то не находит облегчения в покаянии.

Часто приходится слышать: «Каюсь, каюсь, а легче не становится». Это, скорее всего, означает присутствие иррационального, мнимого чувства вины, от которого невозможно избавиться покаянием. Более того, иррациональное чувство вины имеет свойство разрастаться, при условии невротических изменений в личности. Иррациональное чувство вины есть следствие внутриличностного конфликта, невроза, а не виновности.

Наконец, третья возможная причина того, что покаяние не приносит облегчения и освобождения – это экзистенциальная и семейная вина. Эта «виновность» есть дань принадлежности к национальным, общечеловеческим или семейным системам. Ни один человек не в состоянии принести покаяние за весь род человеческий, за страну или народ, или за своих предков, родителей, детей или других родственников.

Оставим в стороне сейчас вопрос об ответственности детей за поступки родителей. Он не решается на психологическом уровне. Отметим, что человек, осознающий свою причастность к роду человеческому или семье (а каждый человек реально, принимает он это или не принимает, причастен и к тому, и к другому), может принять на себя вину экзистенциальную и семейную. Это личностный акт – выбор. Выбор не всегда осознанный, так как может быть продиктован аффектом. «Взвалить» на себя ответственность за все человечество или за своих предков – гордыня или глупость, если такая ответственность не подкреплена величиной духовного роста, опыта, смирения и послушания. В любом случае – это не может привести к истинному покаянию и прощению.

В православной аскетической истории есть примеры подвижников, молившихся за весь мир (например, прп. старец Силуан Афонский, прп. Макарий Египетский). Но величина их подвига, в данном случае, мера греха человеческого, «взятого на себя» только в степени осознания своей причастности миру, была соразмерна их смирению. Без смирения души такое принятие на себя экзистенциальной вины ведет к гордыне. Также и в семье, принятие на себя семейной «вины», вхождение в роль «семейного героя» может быть продиктовано гордыней и привести к мнимой греховности и нерезультативному покаянию.

Если покаяние не приводит к освобождению, облегчению и радости, то, психологически, следствием этого может быть невротическое искажение личности. Во-первых, не получая освобождения, личность привыкает принимать свою виновность как неизбывную, никем не побеждаемую[9]. Во-вторых, само покаяние обесценивается и превращается в обряд. В-третьих, личностная роль покаяния умаляется и разрушается, ее место часто занимают нравственные процедуры праведности и правильности, соблюдение норм и правил. В отношениях с другими у таких людей развивается непримиримость и осуждение.

После покаяния, если оно получило свое подлинное удовлетворение в Таинстве Исповеди, начинается новый этап. Его новизна – в динамике, эмоциональности и опытности. Освобождаясь от реального греха через покаяние, душа высвобождает силы, которые прежде были скованы чувством вины и греха, вытеснением или раскаянием. Да и сам грех, как травма или рана души, парализует и сковывает силы и способности ее. «Отпущение» греха, то есть мистическое удаление греха из души, приводит к динамическому пробуждению – не аффективному, а энергетическому. Через покаяние человек приобретает новые силы, которые были скованы, утрачены или отчуждены от личности. Новые силы переполняют душу, открывая новые возможности для роста и обретения целостности.

Кроме того, в результате покаяния личность приобретает новый духовный и психологический опыт. Это не знание о грехе, не знание собственного греха, это опыт исцеления души. Недаром народная пословица говорит: «Не согрешишь – не покаешься». Это циничное выражение несет в себе, тем не менее, рациональное зерно. Покаяние есть бесценный опыт. Не грех, а покаяние. И только через призму покаяния грех может иметь такую «ценность», о которой идет речь в народной премудрости.

Опыт покаяния непременно должен включать в себя духовный результат – опыт преодоления греха, то есть опытное знание того, как можно не допустить ошибки и как, допустив ошибку, можно вернуться к целостности и здоровью души. К духовному результату следует также отнести силы и способности, рост и развитие, которые дает покаяние и прощение, а кроме того и память о «делах своих».

* * *

В заключение хотелось бы подчеркнуть два аспекта рассматриваемой темы. Первый аспект – пастырский. Практика пастырского душепопечения, в указанном смысле, может быть направлена, в частности, на то, чтобы научить человека отличать в себе мнимое чувство вины от реальной виновности, помочь готовить к покаянию душу в трезвении и смирении. Кроме того, пастырь может способствовать человеку в осознании необходимости разобраться с иррациональным чувством вины, порекомендовав ему обратиться к специалисту.

Нередко молодые священники полагают, что покаянием можно вылечить все, всегда и в любом случае. Напрасно! Пограничные состояния и неврозы покаянием не лечатся. Если уже обходиться без психологии, которая по идеологическим причинам неприемлема некоторым православным, то «лечить» невроз нужно деятельной любовью, духовным руководством, смирением. Но это очень долгий путь и не всем известный.

Второй аспект – психотерапевтический. Психологическая консультация, а чаще длительная психотерапия может помочь христианину разобраться с чувством вины, выделить из такого чувства подлинное, отложить иррациональное, ложное, мнимое, а в результате – сделать свою подготовку к исповеди продуктивнее.

Нередко психологов обвиняют в том, что они считают своей задачей избавить человека от чувства вины. Действительно, некоторые психологи придерживаются такого подхода: «Чувство вины – непродуктивная и даже разрушительная эмоциональная реакция человека на самообвинение и самоосуждение. Чувство вины, по сути, это агрессия, направленная на самих себя, – это самоуничижение, самобичевание, стремление к самонаказанию»[10]. Однако в психологии можно встретить и иной взгляд на вещи: «Чувство вины является необходимой составляющей личности в том случае, если без этого чувства личность не в состоянии самостоятельно выбирать социально-полезные и конструктивные формы взаимодействия с другими людьми и группами»[11].

Противоречивое отношение к этому психологическому явлению не отменяет фундаментального факта: чувство вины необходимо человеку. Оно укоренено в ценностной и духовной сфере личности. Без чувства вины, как и без чувства успеха и удовлетворения, человек жить не может.

---

[1] Об этом нам уже приходилось говорить в курсе лекций «Психопатология религиозной жизни».

[2] Это часто встречающийся в исповедальной практике мнимый грех против пятой заповеди о почитании родителей [Исх. 20, 12], с которым в пастырской практике приходится много работать. Мнимая вина ребенка перед родителем – широко распространенный невротический симптом созависимых отношений. Тем не менее, нарушение пятой заповеди действительно тяжкий грех. Чтобы помочь пастырю в различении мнимого и подлинного греха, необходима дополнительная работа.

[3] Следует различать «… «Себя» от того, что я «имею» (или что «имеет меня» [Франк, 1997, с. 238])». Я в покаянии отделяет «себя» от поступка, от греха. Грех не есть Я – вот основное отличие чувства вины от чувства греха. Грех есть нечто чуждое душе, наслоение, «грязь», нечто не сущностное, и потому оно может быть изъято, «омыто». Разделение подлинности души от не подлинности поступка есть переход от того, что (грех, страсть) «имеет меня» к тому (греху, поступку, страсти), что имею Я. Этот переход делает меня «обладателем» греха. Только как обладатель, я могу с ним что-то делать.

[4] См. наши лекции по Православной антропологии, часть третья «Зло и грех» (рукопись).

[5] Тюремному священнику часто приходится сталкиваться с тем, что через покаяние некоторые наивные заключенные пытаются получить себе помилование или уменьшение срока.

[6] Анна Фрейд пишет в частности: «… Вытеснение … самый опасный механизм психологической защиты. Отщепление от эго, осуществляемое за счет отчуждения от сознания целых областей аффективной и инстинктивной жизни, может раз и навсегда разрушить целостность личности» [Фрейд А., 2008, с. 48]. Эта мысль совпадает с нашим представлением о расщеплении личности, механизм которого есть вытеснение.

[7] Следует отметить, что практикующий христианин, вошедший в покаянную культуру, значительно углубляет свою систему рефлексии, самопознания и межличностного знания. Покаянная культура православия помогает личности развивать постоянное самонаблюдение и самоанализ.

[8] Отец из евангельской притчи о Блудном сыне, встречающий сына, бегущий ему навстречу, «ждет» сыновнего покаяния. Так и Господь ждет человеческого покаяния.

[9] Это искажение христианского учения, как отрицание подвига Христа, на Кресте искупившего грехи всего мира. Таинство Исповеди и есть реализация этого учения.

[10] http://www.psynavigator.ru/artpages/519.htm

[11] http://www.psychologos.ru

Демистификация дегустации вин: вклад когнитивной психологии

За последние десятилетия когнитивная психология внесла значительный вклад в наше понимание феномена дегустации вин. На самом фундаментальном уровне вклад этой дисциплины позволил нам осознать, что даже кажущееся «простое» суждение, например, замечание о том, что запах вина отражает переспелые фрукты, касается не только нашего носа, но и сложной когнитивной обработки. Благодаря своей модели обработки информации о том, как люди взаимодействуют с окружающим миром, а также методологиям и теориям, касающимся того, как мы воспринимаем, концептуализируем, запоминаем, представляем, выносим суждения и передаем наш опыт, когнитивная психология заметно продвинула наше понимание дегустации вин и дегустаторы вин.В этом обзоре освещены важные результаты исследования вкусовых ощущений, которые подтверждают важность когнитивных процессов дегустатора при анализе и оценке вина. К ним относятся данные, свидетельствующие о предвзятости восприятия цвета и вкуса, прототипическом мышлении, основанных на знаниях оценках вина, тесной связи между обонятельной памятью, автобиографической памятью и эмоциями, а также понятием винной экспертизы. Кроме того, будут утверждаться, что такие данные демонстрируют, что модель консенсуса, по-прежнему доминирующая в большей части сенсорного анализа вина, в лучшем случае ограничена и не подходит для сенсорного анализа сложных продуктов, таких как вино, во многих контекстах.Критически важным для этого аргумента является понимание того, что различия между дегустаторами, отражающие физиологию, опыт и знания каждого человека, сами по себе являются достоверными данными, а не «ошибкой в ​​машине», как они были концептуализированы в рамках традиционных консенсусных моделей сенсорного анализа. Статья заканчивается ссылкой на обещание еще большего понимания феноменов дегустации вин, которое предлагает будущее благодаря связям между поведенческими данными когнитивной психологии и недавними технологическими достижениями в нейропсихологии и нейрофизиологии (например,ж., методы визуализации головного мозга).

Почему мы покупаем на основе внешнего вида, а не вкуса

Вы когда-нибудь просматривали винный отдел продуктового магазина в поисках отличной бутылки вина и выбирали бутылку только потому, что этикетка выглядела потрясающе?

Мы не можем не думать, что красивая бутылка вина должна быть также бутылкой вина с отличным вкусом. В конце концов, если кто-то потратил столько времени и сил на этикетку, он, должно быть, потратил еще больше на само вино!

И виноделы хотят, чтобы вы так думали.Винодельни поняли, что отличная винная этикетка (почти) важнее, чем само вино. Эффективность винной этикетки напрямую связана с рентабельностью бутылки и привлечением нужного покупателя.

Одно исследование Энни Ларсон «Поколение Yine» показало, что миллениалы предпочитают яркие графические винные этикетки с креативными названиями традиционным, приглушенным винным этикеткам. Исследование даже показало, что этикетки, использующие шрифты без засечек, больше нравятся миллениалам.

Когда Real Simple провела забавное исследование с Элизабет Лофтус, Ph.D., профессором психологии и социального поведения, и Фредом Дж. Хелмстеттером, доктором философии, профессором нейробиологии, они обнаружили, что участники могли запомнить 94 процента бутылок с графическими винными этикетками, но только 68 процентов бутылок с этикетками. традиционные этикетки.

Виноделы знают, что этикетки привлекают определенных клиентов. Если на бутылке вина изображена мультяшная рыба, она может подсознательно дотянуться до того, кто готовит рыбу на ужин. Цвета и стили также могут вызывать определенные эмоциональные реакции; яркие цвета обычно вызывают положительные эмоции, а закат может напоминать нам о романтике.

Итак, что входит в разработку винной этикетки? Давайте погрузимся в психологию винных этикеток, чтобы выяснить это! Вот некоторые из основных движущих сил того, как винные этикетки продаются вам.

Почувствуйте нашу этикетку

Одна из самых популярных тактик, которую используют дизайнеры винных этикеток, — это попытаться сделать этикетку такой, какой хотел бы ее чувствовать потребитель. Они могут сделать это с помощью цветов, шрифтов и изображений. Посмотрите на эти винные этикетки и посмотрите, что их графика, цвета и этикетки пытаются сказать:

Volteo, Tempranillo 2010
Это невероятно мощное графическое изображение.Они обращаются к женщинам, которые хотят чувствовать себя свободными, сексуальными и страстными. Мы знаем это о знойной женщине на фото, а также об используемых цветах. Красный — цвет страсти, черный — цвет тайны, а фиолетовый — цвет роскоши.

Cupcake Vineyards, Red Velvet 2011
Все на этом лейбле кричат ​​о веселье, беззаботности и дружбе. Они пытаются достучаться до девушек на женских вечеринках. Обратите внимание, как дизайнер этикеток использует быстрые мазки кисти, чтобы нарисовать букву «C» кекса.Затем взгляните на цвета: синий — цвет верности; красный — цвет страсти; и желтый, цвет радости. И, конечно же, название «Cupcake» просто просит девчонку добавить эту бутылку в корзину.

Давайте вдохновим вас

Некоторые винные этикетки пытаются вдохновить вас приключениями, юмором или глупостью. Они надеются, что, просматривая полки, вы заметите их вино, и оно «заговорит» с вами. Посмотрите, как эти два примера этикеток ниже пытаются привлечь внимание определенного типа потребителей:

The Expedition, Canoe Ridge 2011
Этот лейбл пытается найти покупателя-любителя-авантюриста.Этикетка выполнена в виде билета с перфорированными краями и штампами. Они также добавили маленькое изображение каноэ, чтобы помочь вам вообразить побег во время квеста через их бутылку вина.

Безумная домохозяйка, Каберне Совиньон
Если вы муж, пытающийся рассмешить вашу жену (хотя я не уверен, что я бы рассмеялся, если бы кто-то принес мне это), или вы домохозяйка, которая любит подшучивать, эта бутылка вдохновляет глупого покупателя. Психология юмора, от названия до изображения, привлечет покупателя, надеющегося облегчить себе день.

Все, что вы любите в бутылке

Некоторые винные этикетки используют психологию, чтобы попытаться уловить суть ценного предмета в своей бутылке. Взгляните на эти вина и посмотрите, как они поместили предметы роскоши в свои этикетки:

Chocolate Shop, Chocolate Strawberry
На этой этикетке четко указано, к какому потребителю она обращается; «Вино любителя шоколада» украшает нижнюю часть этикетки. Красные и золотые чернила также привлекают декадентского потребителя: красный стимулирует аппетит, а золото — цвет роскоши.

Banfi, Superiore Chianti 2010
На этой этикетке изображены произведения искусства в бутылках. Он надеется привлечь внимание любителей искусства, продемонстрировав изысканные картины и используя черный и золотой цвета дорогой галереи.

Flip Flop, Left Coast
На этикетке этого вина были грамотно размещены красочные шлепанцы, которые привлекают отдыхающих и расслабленных любителей вина во всем мире.

Все эти ярлыки, будь то забавные картинки или романтическая обстановка, были тщательно созданы, чтобы вызвать желаемый отклик.Этикетка для вина может сделать или сломать успех винной компании! В следующий раз, когда вы будете просматривать винный ряд, подумайте, какая винная этикетка пытается привлечь вас своей умной психологией.

Все фото предоставлены автором, кроме ведущего фото tat.

(PDF) Психология вина: базовая и прикладная

Хойл, Б. (2017). Красное или белое вино — идеальная тренировка для серой материи

. The Times, 5 апреля 7.

Хсу, Л., и Чен, Ю.(в прессе). Музыка и дегустация вин: экспериментальное нейромаркетинговое исследование

. British Food Journal. Https://doi.org/10.1108/BFJ-06-

2019-0434.

Хьюсон, А. (2008). Психология дегустации вин: восприятие и память.

Саарбрюккен: VDM Verlag Dr. Müller Aktiengesellschaft & Co.

Hughson, A., & Boakes, R. (2001). Перцепционные и когнитивные аспекты вина

экспертиза. Австралийский журнал психологии, 53, 103–108.

Хьюсон, А.Л. (2003). Экспертиза вина: современные теории и открытия, касающиеся его природы и основ. Food Australia, 55, 193–196.

Хьюсон, А. Л., и Боукс, Р. А. (2002). Понимающий нос: роль знаний

в винной экспертизе. Качество еды и предпочтения, 13, 463–372.

Хьюсон, А. Л., и Боукс, Р. А. (2009). Пассивное перцептивное обучение в отношении вина

: краткосрочное признание и словесное описание. Ежеквартальный журнал

экспериментальной психологии, 62,1–8.

Hummel, T., Delwiche, J. F., Schmidt, C., & Hüttenbrink, K.-B. (2003). Влияние стаканов формы

на восприятие винных ароматов: исследование на неподготовленных

субъектах. Аппетит, 41, 197–202.

Джексон, М. Г., Тимберлейк, К. Ф., Брайдл, П., и Валлис, Л. (1978). Красное вино

качество: Взаимосвязь между цветом, ароматом и вкусом и другими

параметрами молодого Божоле. Journal of the Science of Food and

Agriculture, 29,717–727.

Цзян, W.-W., Niimi, J., Ristic, R., & Bastian, S.E.P. (2017). Влияние иммерсивного контекста

и вкуса вина на восприятие вкуса и эмоции потребителя

. Американский журнал энологии и виноградарства, 68,1–10.

Джонс, Б. Т., Джонс, Б. К., Томас, А. П., и Пайпер, Дж. (2003). Употребление алкоголя

повышает рейтинг привлекательности лиц противоположного пола: возможный третий путь

к рискованному сексу. Наркомания, 98, 1069–1075.

Джонс, С. (2014). Круг использует музыку, чтобы передать вкус шампанского в цифровом формате.

Luxury Daily, 9 августа. https://www.luxurydaily.com/krug-uses-music-to-

исследуйте различия между сортами шампанского /

Кампфер, К., Лейшниг, А., Ивенс, Б.С., и Спенс, С. . (2017). Прикосновение вкуса

перенос: оценка влияния веса упаковки на вкусовые качества

, желание есть и напитки и готовность платить. PLoS ONE,

12 (10).https://doi.org/10.1371/journal.pone.0186121.

Кидд И. (1999). Сила упаковки. Промышленность Австралии и Новой Зеландии

Журнал энологии, виноградарства, финансов и маркетинга, 14 (1), 81–83.

Knapton, S. (2015). Почему игристое вино звучит так, будто бобы падают на пластиковый поднос.

The Daily Telegraph, 2 мая

nd

, 7.

Knöferle, K. M., Woods, A., Käppler, F., & Spence, C. (2015). Звучит мило:

с использованием кросс-модальных соответствий для передачи вкусовых атрибутов.

Психология и маркетинг, 32, 107–120.

Контукоски, М., Луомала, Х., Мес, Б., Сигман, М., Тревизан, М., Ротола-Пуккила, М.,

,

и Хопиа, А. И. (2015). Кисло-сладкое: музыка и вкусовые ассоциации. Питание

и Наука о продуктах питания, 45, 357–376.

Лаброо А.А., Дхар Р. и Шварц Н. (2008). О лягушачьих винах и хмурых

часах: семантическая подготовка, беглость восприятия и оценка бренда. Журнал

Исследования потребителей, 34, 819–831.

Ланге, К., Мартин, К., Шабане, К., Комбрис, П., и Иссанчу, С. (2002). Влияние информации

, предоставленной потребителям, на их готовность платить за шампанское

: сравнение с гедонистическими оценками. Качество еды и предпочтения, 13,

597–608.

Лекок, С., Виссер, М., Лекок, С., и Виссер, М. (2006). От чего зависит цена на вино:

объективные и сенсорные характеристики. Журнал винной экономики, 1,42–56.

Ли, Д.-H., Kang, B.-S., & Park, H.-J. (2011). Влияние кислорода на летучие и сенсорные характеристики

Каберне Совиньон в течение вторичного срока хранения. Журнал

Сельскохозяйственная и пищевая химия, 59, 11657–11666.

Лефевр, С., и Орловски, М. (2019). Банка, чашка или бутылка? Влияние емкости напитка

на вкус и готовность платить. Международный журнал гостеприимства

Менеджмент, 76, 194–205.

Льюис, М. Б., Сили, Дж., И Майлз К. (2009). Обработка букв Navon может сделать

вин

разными по вкусу. Восприятие, 38, 1341–1346.

Лик, Э., Кениг, Б., Кпосса, М. Р., и Буллер, В. (2017). Сенсорные ожидания сформировали

цветов этикеток красных вин. Journal of Retailing and Consumer Services,

37 (Приложение C), 146–158.

Лигер-Белэр, Г., Бурже, М., Прон, Х., Полидори, Г., и Силиндр, К. (2012). Мониторинг

газообразного CO2 и этанола над бокалами для шампанского: флейта против купе, а

— роль температуры.PLoS ONE, 7 (2), e30628.

Локшин, Л., Джарвис, В., д’Отевиль, Ф., и Перрути, Дж. П. (2006). Использование моделирования

из экспериментов по дискретному выбору для измерения чувствительности потребителей к бренду,

регион, цена и награды при выборе вина. Качество еды и предпочтения, 17,

166–178.

Лунардо, Р., и Ливат, Ф. (2016). Соответствие цвета и формы лицевой стороне

этикеток вина: влияние на плавность и аромат и восприятие качества.

Международный журнал предпринимательства и малого бизнеса, 29 (4), 528–541.

Лунардо Р. и Рикард Б. (2019). Как потребители реагируют на забавные винные этикетки?

Британский продовольственный журнал. https://doi.org/10.1108/BFJ-04-2019-0286.

Махильс, К. Дж. А. (2018). Сладко-горькие выводы: круглые чашки не вызывают более сладкого вкуса

. Напитки, 4, 12.

Маклин, Н. (2008). Красный, белый и опьяненный всем: пропитанное вином путешествие от винограда

до бокала

.Лондон: Блумсбери.

Манеску, С., Поупон, Д., Баллестер, Дж., Абди, Х., Валентин, Д., Ленор, Ф., и Фраснелли, Дж.

(2018). Люди, потерявшие слепоту в раннем возрасте, демонстрируют снижение производительности по классификации запаха вина

. Неврология, 390,79–87.

Манска Г. Ф. (2018). Технический отчет — применение физики и сенсорных наук к

духам конструкция сосуда для носа для улучшения диагностической оценки и удовольствия от питья

. Напитков, 4, 93.

Марин, А.Б., и Дарем, К. А. (2007). Влияние типа укупорки винных бутылок на покупательское намерение

и ожидаемые цены. Американский журнал

Энология и виноградарство, 58 (2), 192–201.

Марин А. Б., Йоргенсен Э. М., Кеннеди Дж. А. и Ферриер Дж. (2007). Влияние типа укупорки бутылки

на восприятие потребителями качества вина. Американский журнал

Энология и виноградарство, 58, 182–191.

Маринетти, Ф. Т. (1932/2014). Поваренная книга футуриста (Пер.С. Брилл, 1989). Лондон:

Penguin Books.

Мэй, П. Ф. (2009). Мэрилин Мерло и голый виноград: необычные вина со всего мира

. Филадельфия: Quirk Books.

Макберни, Д. Х., и Пфаффманн, К. (1963). Вкусовая адаптация к слюне и хлориду натрия

. Журнал экспериментальной психологии, 65, 523–529.

Мейлон, С., Урбано, К., & Шлих, П. (2009). Вклад метода временного доминирования

ощущений (TDS) в сенсорное описание тонких различий в частично деалкоголизированных красных винах

.Качество еды и предпочтения, 20 490–499.

Мелчер, Дж. М., и Скулер, Дж. У. (1996). Неправильное воспоминание о винах прошлого:

вербальный и перцептивный опыт по-разному опосредуют вербальное затенение

вкуса. Журнал памяти и языка, 35, 231–245.

Мес, Б., Сигман, М., & Тревизан, М. А. (2012). Алгоритм композиции, основанный на

кроссмодальных соответствиях вкуса и музыки. Границы неврологии человека,

6 (71), 1–6.

Меш, Б., Тревизан, М., & Сигман, М. (2011). Вкус музыки. Восприятие, 40,

209–219.

Мирабито, А., Олифант, М., Ван Дорн, Г., Уотсон, С., и Спенс, К. (2017). Стекло

Форма

влияет на восприятие вкуса пива. Качество еды и предпочтения, 62,

257–261. https://doi.org/10.1016/j.foodqual.2017.05.009.

Митчелл, К. А., Мейбери, М. Т., Рассел-Смит, С. Н., Коллертон, Д., Жиньяк, Г. Э., &

Уотерс, Ф. (2017). Структура и измерение необычных сенсорных переживаний

в различных модальностях: Опросник мультимодальных необычных сенсорных переживаний

(MUSEQ).Границы в психологии, 8, 1363. https: //

doi.org/10.3389/fpsyg.2017.01363.

Митчелл, Э. и Митчелл, Б. (2009). Психология вина: правда и красота бокалом

. Оксфорд: Praeger.

Митчелл, В.-В., и Грейторекс, М. (1989). Стратегии снижения риска, использованные при покупке вина

в Великобритании. Европейский журнал маркетинга, 23,31–46.

Морро, Г., Броше, Ф., и Дубурдье, Д. (2001). Цвет запахов. Мозг и

Язык, 79, 309–320.

Мюллер, С., Локшин, Л., Солтман, Ю., и Бланфорд, Дж. (2010). Сообщение на бутылке: относительное влияние

информации на задней этикетке вина на выбор вина. Еда

Качество и предпочтение, 21,22–32.

Нанай Б. (2018). Мультимодальные ментальные образы. Cortex, 105, 125–134.

Норт, A.C. (2012). Влияние фоновой музыки на вкус вина. Британский

Психологический журнал, 103, 293–301.

Норт, А. К., Харгривз, Д. Дж., И Маккендрик Дж. (1997). Музыка в магазине влияет на выбор продукта

. Nature, 390, 132.

North, A.C., Hargreaves, D. J., & McKendrick, J. (1999). Влияние музыки в магазине

на выбор вин. Журнал прикладной психологии, 84, 271–276.

Оберфельд Д., Хехт Х., Аллендорф У. и Викельмайер Ф. (2009). Окружающее освещение

изменяет вкус вина. Журнал сенсорных исследований, 24, 797–832.

Пангборн, Р. М., Берг, Х.У. и Хансен Б. (1963).

Влияние цвета на различение сладости в сухом столовом вине. Американский журнал

Психология, 76, 492–495.

Парр В. В., Хизербелл Д. и Уайт К. Г. (2002). Демистификация винного опыта:

обонятельный порог, навыки восприятия и семантическая память у эксперта и

Когнитивные исследования Спенса: принципы и последствия (2020) 5:22 Страница 15 из 18

Что мы на самом деле пробуем, когда пьем вино

имеют значение на фундаментальном уровне: они могут влиять на физиологию самого вкуса.В одном недавнем исследовании нейроэкономист Стэнфордского университета Баба Шив вместе со своим аспирантом Аб Литтом разработали тест, чтобы воздействовать на наши вкусовые рецепторы. Сначала они дали двум группам студентов идентичные описания вина, но для одной группы они добавили примечание, в котором некоторые винтажные вина описывались как имеющие «неприятный и непривлекательный кислый оттенок». Сама по себе записка кардинально изменила восприятие дегустации вин: те, кто ее читал, оценили вино значительно ниже. Затем Шив и Литт пошли еще дальше, манипулируя реальными вкусовыми рецепторами с помощью миракулина, гликопротеина из так называемой «чудо-ягоды» — плода растения Synsepalum dolcificum — который изменяет способность ощущать кислые нотки.Миракулин был представлен в виде растворимой таблетки, которая, как рассказали участникам, была простым «меловым и безвкусным» способом очистить небо перед дегустацией. (В контрольных условиях это вещество на самом деле представляло собой таблетку с добавкой кальция.) Шив и Литт обнаружили, что люди в кислом состоянии теперь оценили вино как более вкусное. Они не могли почувствовать кислинку, поэтому их удовольствие от одного и того же вина увеличивалось — все потому, что они не пробовали то, что, как они ожидали, отрицательно повлияло бы на их оценку.Во втором исследовании Литт и Шив описали тот же кислый оттенок как положительный признак: он сигнализирует о «вкусовой чувствительности». На этот раз тем, кто читал описание кислого, понравилось вино больше, а тем, кто лечился миракулином, — меньше.

В одном из самых известных исследований того, как ожидания могут влиять на вкус, Жиль Морро, исследователь вина из Национального института агрономических исследований в Монпелье, и его коллеги обнаружили, что простой процесс добавления красного красителя без запаха в стакан Белое вино могло обмануть группу дегустаторов (пятьдесят четыре студента программы энологии Университета Бордо), чтобы они описали вино как обладающее качествами, присущими красному вину.Дегустаторы думали, что пробуют три вина, но на самом деле они пробовали только два. Это было белое бордо, красное сочетание Мерло и Каберне Совиньон и такое же белое Бордо, окрашенное красным красителем. Когда Морро посмотрел на ответы дегустаторов, он обнаружил, что они использовали похожие описания в своих заметках для красных и цветно-красных вин (цикорий, уголь, вишня, чернослив, кедр и т. Д.) И заметно отличались при описании вин. белый (цветочный, мед, персик, грейпфрут, груша, банан, яблоко).

Отличить красное вино от белого, оказывается, непросто для любителей. Однако для экспертов все иначе. В 1990 году Грегг Соломон, психолог из Гарварда, написавший книгу «Великие ожидания: психология экспертного винного разговора», обнаружил, что любители вообще не могут различать разные вина, но он также обнаружил, что эксперты действительно могут ранжировать вина по сладости и сбалансированности. , и танин в количествах, намного превышающих случайность. Отчасти причина не только в дополнительном опыте. Это способность более точно формулировать и обозначать переживаемый опыт, более развитый сенсорный словарь, который помогает вам идентифицировать и запоминать то, что вы испытываете.Действительно, когда новички проходят обучение, их способность различать улучшается. Кэтрин Латур и ее коллеги из Корнельского университета обнаружили, что 25-минутный тренинг, посвященный обширным знаниям о вине, повысил эффективность дегустации вслепую и снизил восприимчивость к рекламе. Тем не менее, для большинства из нас в большинстве случаев контекст вина — его цвет, этикетка, его история — влияет на нас так же сильно, как и его вкус.

Антонио Галлони, бывший ведущий винный критик The Wine Advocate (он ушел в прошлом году, чтобы основать свою собственную платформу винных СМИ, Vinous ), не считает, что это обязательно плохо.Конечно, некоторые факторы, например фоновая музыка или лейблы, в значительной степени не имеют значения. Но такой элемент, как цвет, не обязательно является уловкой: он обычно сигнализирует что-то реальное о природе вина, винограда и вашем прошлом опыте с ним. «Сенсорные элементы, в том числе визуальные, действительно важны», — сказал Галлони. «Вы действительно испытываете лишь некоторые ощущения. Остальное — запах и зрение ».

Но вот реальный вопрос: имеет ли это значение? Действительно ли мы хотим избавиться от ожиданий и создать ощущение дегустации, приближающееся к слепоте? Галлони так не думает.Проведя большую часть своей карьеры в качестве критика в слепых дегустациях, он теперь полностью принимает контекст как одну из основных составляющих его наслаждения вином и его признательности. «Возьмите художественную критику, обзоры ресторанов, смартфонов или автомобилей», — сказал он мне. «Ни в одной из этих областей вы не просите кого-нибудь вслепую критиковать продукт. Это просто не сделано, и это было бы безумием. Рецензент расскажет вам о контексте, карьере художника или шеф-повара, о том, как у них сейчас дела по сравнению с прошлым. Как эта версия iPhone сравнивается с другими.”

Почему вино должно быть другим? Критик должен предоставить руководство и цвет, полную историю продукта и его эволюцию, а не просто снимок. А продукт, в свою очередь, — это не просто сам объект: это все, что мы о нем знаем.

После того, как впечатления и оценки на наших карточках были подсчитаны и проанализированы, пришло время выставить рейтинги. Я нервничал, так как знал, что мне придется доложить о своей точности. Наши рейтинги были повсюду, и средние оценки двух вин были почти одинаковыми.Но вот что забавно: если мы думали, что вино вкуснее, мы автоматически оценивали его как более дорогое. Те из нас, кто оценил вино А как более дорогое, также оценили его примерно на семь баллов, а рейтинг В — чуть более пяти баллов. Те, кто считал вино B победителем, также изменили свои вкусовые оценки, оценив его чуть более семи баллов, а А — чуть более пяти. Наши вкусы не совсем точны, но мы все были уверены, что были «правы» в своем выборе.

Восприятие вина | Психология сегодня

Источник: Pixabay

Наше чувство вкуса возникает из специализированных сенсорных клеток во вкусовых сосочках на языке, нёбе, мягком небе и в горле.Во рту около 5000 вкусовых рецепторов, каждая из которых содержит 50-100 сенсорных клеток или хеморецепторов. Эти сенсорные клетки реагируют на одну из пяти групп химических веществ, при этом каждое химическое вещество в группе интерпретируется как один из пяти основных вкусов: алкалоиды — горечь, сахара — сладость, ионные соли — соленость, кислоты — кислинка, а аминокислоты — умами. или пикантность. Хотя некоторые части языка более чувствительны к определенным вкусам, чем другие, «карта языка», которая делит язык на отдельные области вкуса, очень сильно преувеличивает.Химическое чувство вкуса поддерживается физическим и химическим ощущением жидкости во рту. Физическое осязание, которое реагирует на растворенные частицы размером до трех микрон, передает температуру и текстуру (или «ощущение во рту») вина. Покалывание растворенного углекислого газа передается через хеместезию, то же чувство или чувствительность, с помощью которых химические раздражители, такие как перец чили или горчица, регистрируют свою огненность.

Обоняние, или обоняние, вызывается находящимися в воздухе химическими веществами, действующими на рецепторные клетки в обонятельной луковице за носом.Существует около 500 типов обонятельных рецепторов, которые посредством комбинаторной обработки способны распознавать несколько тысяч ароматов. Чувствительность к ароматам может значительно различаться как от одного аромата к другому, так и от одного человека к другому. Действительно, некоторые ароматы обнаруживаются в концентрациях в 100 миллионов раз меньше, чем другие! Рецепторные клетки в обонятельной луковице могут запускаться ортоназально, через ноздри или ретроназально, изо рта. Большая часть «дегустации» на самом деле происходит ретроназально, что объясняет, почему насморк или заложенность носа могут оставить картонный привкус еды.

«Вкус» вина — это комплексная интерпретация мозгом всех различных сенсорных стимулов, описанных выше. При дегустации вина мозг испытывает некоторую сенсорную перегрузку, из-за чего часто возникают трудности с определением индивидуальных вкусов и ароматов. Чтобы облегчить свою работу, мозг в значительной степени полагается на предвзятые мнения, контекст и память для интерпретации сенсорных стимулов. Например, если белое вино с ароматом лимона и яблок окрашено в красный цвет пищевыми красителями, большинство людей будет описывать ароматы красных ягод; и если столовое вино подается в бутылке с надписью «Гран Крю», большинство людей описывают его как «сложное», «сбалансированное» и тому подобное.Обонятельная луковица — это часть лимбической системы, область мозга, тесно связанная с эмоциями и воспоминаниями. Таким образом, запахи и вкусы могут вызывать сильные эмоции и яркие воспоминания, которые окрашивают интерпретацию мозгом этих запахов и вкусов и тем самым «искажают» наше восприятие вина. Точно так же наше эмоциональное состояние влияет на нашу оценку сенсорных стимулов, что, например, объясняет, почему вино лучше на вкус в хорошей компании. К счастью, слепая дегустация может помочь нам преодолеть эти предубеждения, во-первых, удалив определенное количество их источников, а, во-вторых, побудив нас чрезмерно сосредоточиться на сенсорных стимулах, разделить их, а также оценить и оценить их.

В интеллектуальном взаимодействии с вином слепые дегустаторы активируют не только свою лимбическую систему, но и части мозга, отвечающие за познание, что является сознательной функцией высшего порядка. Этому процессу можно помочь и развить, написав дегустационные заметки, которые стремятся точно описать ощущения, производимые вином. Учитывая ограниченность языка в точном описании наших ощущений, это немалый подвиг. Тем не менее, язык — это, безусловно, лучший инструмент в нашем распоряжении для передачи нашего опыта другим и, по сути, самим себе.Акт сознательного описания ощущений, вызываемых вином, изменяет структуру нашего мозга, формируя нейронные связи, которые со временем подтверждают, развивают и улучшают нашу способность ощущать вкус и думать о вкусе. Как знаменито заметил Витгенштейн, «пределы моего языка — это пределы моего мира».

Хотя у некоторых людей плотность вкусовых рецепторов выше, это не делает их «супер-дегустаторами». Дегустация — это не столько функция оборудования (нос и нёбо), сколько программного обеспечения (разума или мозга).В самом деле, независимо от чувствительности своего дегустационного аппарата, неискушенным дегустаторам трудно «разобраться» в более сложных винах, и, как следствие, они получают большее удовольствие от более простых и доступных вин. Им может показаться, что более опытные дегустаторы несут чушь. Но при наличии достаточного опыта и подготовки практически любой может стать винным экспертом.

Нил Бертон — автор краткого руководства по винной и слепой дегустации .

Найди Нила в Twitter и Facebook

Источник: Нил Бертон

Как ваш мозг заставляет вас думать, что дорогое вино становится лучше

Источник: изображения общественного достояния Pexels

Если я дам вам два бокала вина и скажу, что один стоит 50 долларов за бутылку, а другой 10 долларов за бутылку, какой из них, по вашему мнению, лучше на вкус? Как показали многочисленные исследования, вино за 50 долларов, вероятно, выиграет во вкусовом тесте, и это верно, даже если оба бокала действительно из вина .Новое исследование с визуализацией мозга показывает, что это больше, чем вопрос предпочтений: наш мозг запрограммирован на ловкость.

Волонтерам исследования сначала показали бутылки вина с четко обозначенными ценами, а затем дали выпить небольшое количество вина, пока они находились в МРТ-сканере. Для каждого вина их попросили оценить вкус по девятибалльной шкале. Цены на вино, показанные участникам, варьировались от 3 до 18 евро (что эквивалентно примерно 4–22 долларам США), но на самом деле все вина были одинаковыми и стоили около 14 долларов.

Как и предполагалось, волонтеры оценили предположительно более дорогое вино как более вкусное, чем предположительно более дешевое вино. МРТ показала, что, когда эти оценки были сделаны, две части мозга добровольцев испытали большую активность — медиальная префронтальная кора и вентральное полосатое тело. Это важно, потому что эти две области особенно важны для оценки ожиданий и поиска вознаграждения. Когда мы видим более высокую цену, наш мозг связывает цену с большим ожиданием вознаграждения, что меняет наше восприятие — в данном случае вкус.

«В конечном итоге система вознаграждений и мотивации играет с нами злую шутку, — сказала соавтор исследования Лиана Шмидт, научный сотрудник аспирантуры бизнес-школы INSEAD.

Исследователи называют результат «маркетинговым эффектом плацебо» из-за его сходства с хорошо доказанным медицинским эффектом плацебо. Если кто-то думает, что таблетка облегчит его боль, высока вероятность, что это произойдет, даже если таблетка состоит только из сахара. Разыгрывается такой же трюк с мозгом: ожидание облегчения боли связано с тем, что, по нашему мнению, мы знаем о таблетке, точно так же, как ожидание лучшего вкуса связано с тем, что, по нашему мнению, мы знаем о вине.

Некоторые из самых невероятных (но столь правдоподобных) примеров этого — сценарии, в которых людям дают несколько стаканов воды на вкус и оценку после того, как им сообщают цены на воду вместе с объяснениями, почему некоторые из них такие дорогие (« встречается только в отдаленных, нетронутых горных источниках »и т. д.). После того, как все попались на уловку, всем говорят, что вся вода на самом деле была одинаковой и текла прямо из крана. (Вот классический пример из шоу Пенна и Теллера несколько лет назад.)

Та же самая динамика применима к любому количеству вещей, которые мы постоянно оцениваем, когда разница в качестве зависит от нашего восприятия. Вывод: не забывайте держать наготове здоровый скептицизм и помните, что ваш мозг замешан в обмане.

Исследование опубликовано в журнале Scientific Reports .

Найдите Дэвида ДиСальво в Twitter, Facebook, Google Plus и на его веб-сайте.

Психология винных этикеток

После множества возможностей провести полевые исследования в этот праздничный сезон я пришел к выводу, что большинство из нас выбирают вино на основе бренда, а не вкуса.

Конечно, у многих людей есть друг-энофил, который знает, что бутылка Chateau Lafite 1787 года с инициалами Th.J. выгравированный на нем был продан более чем за 150 тысяч долларов. Однако большинство из нас либо придерживается нескольких уже знакомых винтажей, либо, когда мы хотим выбрать новое вино, мы принимаем решение в основном на основе этикетки. Правильно, этикетка.

По словам Дэвида Шуманна из CF Napa Brand Design,

«Тщательно изготовленная этикетка может заставить нас думать, что бутылка намного дороже, чем она есть на самом деле, и может повысить наше удовольствие от самого вина.»

В своей новой книге «99 бутылок вина: создание современной винной этикетки» Шуэманн раскрывает стратегию, лежащую в основе самых успешных дизайнов упаковки компании. Книга содержит большое количество фотографий некоторых из самых привлекательных винных этикеток, которые «щекочут наше подсознание и вынуждают нас схватить бутылку с полки». Суперобложка книги разворачивается и становится следующим плакатом, на котором показаны все винные бутылки в книге:

Широкой публике нужны четкие подсказки о том, чего ожидать от вина, поэтому вся бутылка предназначена для того, чтобы убедить новичков купить ее.Во-первых, бутылки обычно выглядят на 10 долларов дороже, чем есть на самом деле. Люди ассоциируют простой, лаконичный дизайн с высококачественными винтажами и изысканными ароматами. Поэтому у более дорогих винтажей однотонный фон с простым логотипом.

Яркие этикетки для вин массового рынка привлекают внимание. Как говорит Шуеманн, «они очень причудливы. И мы все равно добавим немного золотой фольги, чтобы показать качество». Фольга помогает новичкам узнать, каких ароматов ожидать; красный означает ягоды, желтый — маслянистый, а зеленый — тропические ароматы.И, конечно же, описания на обратной стороне бутылок обычно относятся не столько к самому вину, сколько к впечатлениям, которые вы получите от его употребления.

Академические исследования показывают, что эти усилия окупаются. В книге «Чувство клиента: как 5 чувств влияют на покупательское поведение» профессор Арадна Кришна объясняет, что центры удовольствия мозга более активны, когда люди думают, что они пьют вино за 90 долларов, чем за вино за 5 долларов, даже если они действительно идентичны. Цветочная надпись на обратной стороне бутылки также работает:

«если описание на обороте заставляет вас представить фруктовый букет вина и то, как оно ощущается во рту, вкус будет усилен, а потребление возрастет.»

Итак, в следующий раз, когда вы захотите купить бутылку вина импульсивно, выбирайте по этикетке. Это может быть отличное вино, а может и не быть, но вы наверняка получите удовольствие.

Пожалуйста, подпишитесь на меня в Twitter, LinkedIn и Google+.

.